Конференц-зал был наполнен непривычно большим количеством людей. Среди толпы докторов и кандидатов наук, особо одарённых студентов и именитых гостей сновали журналисты, щёлкали вспышки. На сцене чествовали юбиляра. Ректор, расплывшись в несвойственной ему нефальшивой улыбке, вручал премию седому профессору. Профессор принимал награду молча, с обычным для него бесстрастием на лице - все привыкли к этой его чудаковатости и знали, что его нельзя испугать даже пушечным выстрелом возле уха, лишь бы ему не мешали читать лекцию. Лекции его пользовались невероятной популярностью у студентов, даже несмотря на его плохую дикцию и сухие интонации - он умел увлечь словом, он искренне любил свою науку и умел показать её красоту. Его публикации принесли ему мировую известность, доля которой досталась и родному университету. Звали его и в столицу, в академию наук, но он отказался, сославшись на занятость личными разработками. Премия была не пустой формальностью, а совершенно искренней благодарностью начальства, коллег и учеников. Профессор с едва уловимой гордостью на лице смотрел в зал даже не улыбаясь. Вдруг его взгляд остановился на переднем ряду, уголки бровей дрогнули и он непривычно мягким и тихим голосом чуть ли не прошептал в микрофон:
- Я хотел бы поблагодарить свою жену, Альбину, за все те годы, что она провела со мной. Без её терпеливости, без её поддержки... вам сегодня не за что было бы меня благодарить... А может быть даже и некого было бы, - совсем неуверенно добавил он. - Возможно, эту премию следовало бы вручить ей. Альбина, поднимись... пусть люди увидят, как выглядят музы.
Невысокая, бойкая на вид женщина на первом ряду привстала и обернулась лицом к залу. О таких женщинах говорят, что они никогда не стареют душой. Дело было даже не в её ярко-рыжих, крашенных чтобы скрыть лёгкую проседь волосах; не в современных чудо-косметиках, делавших почти незаметными морщинки на лице; не в вечной "студенческой форме одежды" - старых облегающих джинсах и модной кожаной курточке. В её озорных глазах, торопливом голосе, в резких, но удивительно пластичных движениях, которые бывают у пожилых балерин, с первого взгляда читалась чудом сохранившаяся молодость. Она и её муж были из тех удивительных пар, о которых говорят, что "противоположности притягиваются" - что они нашли между собой общего, никто точно не знал, но сейчас ни у кого не было сомнений в том, что они не чужие друг другу люди, каковыми частенько выглядят утратившие былую страсть пожилые супруги. На её щеках блестели слёзы, она поклонилась один раз сцене, другой раз залу, дрожащим от волнения голосом сказала слова благодарности - именно таких проявлений чувств, похоже, ждал и не дождался притихший было зал от профессора и разразился, наконец, аплодисментами.
- Чтобы мы без Вас делали, дорогой Вы наш Альберт Николаевич! - весело сказал ректор и, обняв несколько смущённого овациями профессора, дружески похлопал его по спине.
- Без меня... Как же, как же... Не дождётесь...- отшутился старый учёный.
- Ну что Вы, Альберт, мы даже и не ждём, - несколько неудачно попытался продолжить шутку ректор. - Вы же знаете, как мы ценим вашу работу, как Вас любят студенты, как для науки важно то, что Вы делаете... Живите ещё как минимум лет сто, Вы нам нужны.
- Постараюсь, - серьёзно ответил профессор и закашлялся - его уже третью неделю мучила простуда, которую он видимо подхватил в ещё неотапливаемых, несмотря на холодную осень аудиториях...
***
Церемония закончилась, за ней последовала неофициальная часть торжества, с которой, однако, профессор меньше чем через час поспешил уйти, отставив почётных гостей праздновать его собственный юбилей без него. Жена ушла с ним, хоть он и пытался уговорить её остаться и пообщаться с интересными людьми.
- Не хочу, мне без тебя неудобно - оправдывалась Альбина, просто не хотевшая отпускать рассеянного и несколько нетрезвого мужа одного добираться домой.
- Привыкай, ты же знаешь, мой дряхлый организм не вечен, - даже без особой грусти в голосе сказал Альберт.
- Да ну тебя... лет сто ещё проживёшь.
- Ты знаешь, люди столько не живут.
- Об этом лучше не думать.
- Трудно об этом не думать на собственном юбилее, когда тебе напоминают, какой ты старый.
- Ну, значит, мы правильно сделали, что оттуда ушли... И вообще, угощения там отвратительные. Разве таким можно кормить людей? Пошли скорей, дома в холодильнике ждёт почти свежий...
- Альбина, когда я умру....
- Ну прекрати!
- Альбина, послушай. Когда я умру... Тебе нужно будет кое-что сделать...
- Ну вот в завещании напишешь, что мне нужно будет сделать. Умрёшь - почитаю. А пока прекрати нести чепуху... я ж говорила, что тебе нельзя пить.
- Я не пьян, честно, - ответил профессор, акробатическим движением, видимо предназначавшимся для демонстрации трезвости и уверенности, обогнул столб у парковки, на который чуть было не налетел и, ощутив на плечах уверенно удержавшие его от падения руки жены, продолжил:
- Понимаешь... мне кажется, я открыл секрет бессмертия. Ведь что такое человек - это его мысли. Что такое его мысли - это информация... А информация...
- Человек - это его душа, - неожиданно резко ответила Альбина.
- Ну, это всё метафоры... Понимаешь... Вобщем... Альбина, когда я умру, умрёт только моё тело...
- Ну да, да, конечно. А твои идеи будут жить вечно в веках и грядущих поколениях... Пошли домой, там в холодильнике есть замечательная банка солёных огурцов. Мама привезла. Тебе пригодится ещё...
Профессор послушно замолчал. Он знал, что спорить с женой бесполезно - убедить её в своей правоте было сложнее, чем маститых академиков в самых жарких дискуссиях....
2.
Ректор был консерватором по натуре, скажем так, несколько экономным человеком. Идея дистанционного обучения ему не нравилась - как можно не видя и не общаясь лично со студентом оценить его знания? Ведь за компьютером с той стороны может сидеть просто кто-то другой, а сам студент - приехать только на вручение диплома.
- Мы же не какой-нибудь коммерческий балаган. Мы - классический университет! - настаивал ректор. - Студент должен сидеть в аудитории!!!
- "Студент должен сидеть"... - Альберт откровенно скорчил рожу - с ректором он был в почти дружеских отношениях и позволял себе не на людях снять привычную маску невозмутимости. - Вам бы начальником тюрьмы работать... Студент должен знать и понимать, а не сидеть и делать вид что понимает!
- Альберт Николаевич, не обижайтесь. Вы великий учёный, но ничего не понимаете в педагогике. Вуз должен не просто дать знания, он должен воспитать образованного человека. Проконтролировать этот процесс - а для этого студент должен быть под наблюдением. Навязать какие-то вещи, в конце концов!
- Эх, Вася. Ты моложе меня, а говоришь как древний старик... Ну хорошо, тебе обязательно нужен студент в аудитории, ладно. А обязательно ли тебе нужен преподаватель?
- Как это?
- Ну, дистанционное обучение - это ведь не обязательно предполагает, чтобы дома за компьютером сидел именно студент, ведь так? А если за компьютером будет сидеть преподаватель?
- Ну не знаю. Это, конечно, удобно. Лектор может находиться в другом уголке земного шара и читать... Но как Вы себе это представляете, Альберт Николаевич? Для этого нужно оборудование, проектор, а единственный проектор украли у нас ещё в прошлом году...
- Мда... классическому университету есть чем гордиться... Ну ладно. Вобщем, я тут получил один грант недавно, дайте мне аудиторию я сам её оборудую под компьютерный класс. Кстати, никакой проектор не нужен - каждый студент сможет сидеть за своим компьютером.
- Ну так, с этого и надо было начинать! - настрой ректора явно изменился. - А зачем Вам лично это нужно?
- Эх, Вася, ты даже в альтруизм человеческий не веришь. Считай, что мне хочется приходить в твой любимый университет только в день зарплаты.
- Альберт Николаевич, обижаете...
- Обижаю и буду обижать. Так вам, гуманитариям, и надо. Давно пора знать, что на экране компьютера можно показать студентам куда больше, чем на доске. Схемы, таблицы, графики, формулы. Причём заранее заготовленные.
- Для этого всего есть книжки. А человеку нужно живое общение!
- Сомневаюсь. Я почти не общаюсь со студентами на лекциях и они всё отлично понимают.
- Но они слышат Ваш голос!
- Хорошо, хорошо, они будут слышать мой голос. Доволен?
- Не знаю. И часто вы собираетесь таким образом читать лекции?
- Часто. Мне удобнее из дому будет читать.
- Альберт Николаевич... Техника - это, конечно, хорошо... Но я всё-таки настаиваю, чтобы Вы приходили лично, когда Вам это будет позволять расстояние и здоровье.
- Да, да, здоровье... Я ж говорю, смерти вы моей ждёте все...
- Не ждём, но я, прежде всего, педагог и должен заботиться о студентах.
- Ты бы о здоровье преподавателей лучше заботился... Так что насчёт аудитории?
- На шестом этаже Вас устроит?
- Вполне. Мне она нравится. Когда я умру, назовёте её моим именем.
- Альберт Николаевич!!! Юмор у Вас какой-то чёрный...
- А это не юмор. Только ты не беспокойся, Вася, я тебя ещё переживу...
***
Профессор и девица лет двадцатипяти сидели за столиком и увлечённо общались. Точнее, говорил профессор, а она лишь смотрела на него с деланным восхищением и время от времени делала пометки в блокнотике или потягивала через трубочку коктейль. Со стороны их можно было принять за отца, что-то рассказывающего своей дочке о днях своей молодости, если бы не его совсем не отцовский взгляд, периодически скользивший по чересчур откровенному декольте юной особы. В воздухе стоял запах весны и наводил на определённые мысли. Особенно позабавило бы случайного наблюдателя выражение лица девицы, когда сзади к её собеседнику подошла женщина в кожаной куртке и, положив ему руки на плечи, ласково спросила:
- Алик, дорогой, а почему это ты не на работе?
- Ой, Альбина... А я тут интервью даю...
- Да я вижу, вижу... Пошли-ка отойдём...
- Танечка, я буквально на три минуты...- успел галантно извиниться профессор, прежде чем жена оттянула его в сторону.
- О, да ты даже имя её помнишь...
- Ну да, а что тут такого? Это элементарная вежливость.
- Какая к чёрту вежливость, ты до сих пор не помнишь как зовут мою сестру.
- Я видел её пять раз в жизни, как я могу её помнить?
- А Танечку ты, значит, видишь чаще?
- Альбина, успокойся. Девочка просто берёт интервью, честно. Ты же знаешь, что меня в девушках уже давно ничего кроме объема знаний не интересует... Ну, может быть мне нравятся их восторженные взгляды, чего греха таить, всегда приятно, когда молодёжь тебя уважает.
- Увы, знаю, что и ты можешь заинтересовать их только размерами своего интеллекта, - съязвила жена. - Ну да ладно, мы не об этом. Серьёзно, ты почему не на работе?
- Я работаю.
- Ну что ты мне говоришь? Я же помню твой рабочий график лучше тебя и с утра напоминала, что у тебя лекции в 9 и 11. Сейчас только пятнадцать минут двенадцатого, в то, что ты отпустил студентов, я не поверю. Значит, ты просто не вышел на работу. Я, конечно, понимаю, что ты человек творческий и потому безответственный, но перед людьми же неудобно. Тебе же теперь даже из дому не надо выходить, чтобы прочитать лекцию!!!
- А лекция идёт, - улыбнулся Альберт. - Компьютер включен, студенты слушают.
- Ты что, опять поставил им запись???
- Альбина, ты же знаешь, это не запись, а интерактивная программа. Студенты могут даже задавать вопросы по чату, лексический анализатор их обработает и даст ответ. В компьютер заложена неплохая база знаний...
- Знаю я чего стоит твой анализатор, ты мне показывал. Он у тебя завис, когда я спросила "а на кой чёрт нужна эта фиговина?".
- А не нужно общаться с ним ненормативной лексикой... И вообще, я его улучшил. Думаю, он и такие фразы сейчас поймёт.
- Альберт, глупости это всё, а ты лентяй. Мне и так ректор звонил, жаловался, что ты на работу не ходишь, а только из дому всё читаешь, у студентов дисциплина упала. Если он ещё узнает, что ты даже не читаешь лекции, а просто ставишь записи... он тебя просто выгонит.
- Это не записи! Это раз. Во-вторых, не уволит, как же, уволит он гордость университета... А в третьих - ему совсем не обязательно об этом знать, правда ведь?
- Доиграешься ты, Альберт когда-нибудь... Студенты же живые люди, они же поймут.
- Не поймут, я и в жизни мало отличаюсь от этой программы. Точнее, она от меня.
- Ага, такой же сухая и нудная. Но я то знаю, что ты можешь быть и другим... И студенты тоже всё понимают. И на лекции теперь не ходят.
- Ну... эту проблему мы решим. Камеру в аудиторию и делов-то.
- Но за тем, что снимает камера должен кто-то смотреть! А этот кто-то сидит в кафешке и прохлаждается с юной... журналисткой.
- Смотреть... кхм... Ну ничего, и эту проблему решим. Ты же знаешь, для меня нет неразрешимых проблем.
- Ага. Каждая проблема имеет простое неправильное решение, - опять съязвила Альбина.
- Вот за что я тебя люблю, так это за твой острый язычок, - улыбнулся Альберт и поцеловал жену в щеку. - Всё, вечером увидимся, люди ждут. Неудобно.
- Знаю, знаю, - вздохнула Альбина. - Знать бы ещё за что я тебя, дурака такого, люблю.
3.
Горы были предметом обожания Альбины с самой юности. Почти каждое лето она тащила несчастного мужа в поход, заставляла преодолевать утёсы, спать в мешках под открытым небом, пить чай из термоса, смотреть ночью на звёзды и встречать рассвет с фотоаппаратом в руках. Такие мероприятия всё труднее и труднее давались его одряхлевшему организму, но ради жены он по-прежнему был готов почти на всё. И даже терпел мучения, связанные с тем, что она запрещала ему брать с собой ноутбук и периодически отбирала смартфон, когда видела, что он вместо пары деловых сообщений опять начинает набивать одним пальцем какие-то научные записи. Бедный Альберт со скуки пытался было взломать программу, зашитую в цифровой фотоаппарат, но понял, что с помощью одной только шариковой ручки ему это сделать вряд-ли удастся. Потому в очередной раз приходилось со вздохом отвлечься от дел и отдаться романтике и воспоминаниям о давно минувших днях. Лазить по горам, есть консервы, вечером петь песни тридцатилетней давности под гитару у костра и ласкать жену, которая в полутьме казалась совсем такой же, как и в молодости.
- Ты действительно хочешь уехать раньше? - грустно спросила Альбина, съежившись от холода и прижавшись к мужу.
- Ну я же объяснил, у меня много работы. К тому же, мне нездоровится, ноги уже не те, чтобы выдерживать такие нагрузки, да и кашляю.
- Да мне самой твой кашель не нравится. Может вернёмся вместе?
- Зачем? У тебя ещё весь отпуск впереди. Оставайся. Походишь, пофотографируешь, с другими туристами пообщаешься. Залезешь вон на ту вершину, на которую у меня никогда не хватало сил... А я посижу дома, полечусь вареньем, Марк Моисеевич хороший врач, ты же знаешь, он справится со всеми моими болячками лучше тебя.
- Не знаю... Не хочется мне тебя одного оставлять...
- Ну, чем дольше разлука, тем приятнее встреча, не так ли?
- Да так, всё так. Ладно, едь себе... Только эта ночь всё равно наша, понял?
- Ну ты же не думаешь, что я прямо сейчас побегу на вокзал?
- Не думаю, ты без меня всё равно отсюда не выберешься, - рассмеялась Альбина...
Они просидели ещё около часа, потом нужно было ложиться спать, чтобы встать пораньше. Альберт удивил жену тем, что предложил спать в одном мешке, как в былые времена. Потому ночь вышла романтичной, как никогда.
Ещё больше он удивил её тем, что незадолго до рассвета проснулся первым, чего с ним почти никогда не случалось, разбудил её поцелуем и потребовал пока не открывать глаза. Его пальцы нежно погладили её волосы, протянув через них небольшую цепочку и маленький зелёный кулончик упал ей на грудь, кольнув приятным холодком горячую кожу.
- Это что? - улыбнулась она, наконец открыв глаза. - В честь чего?
- Ну как же, мы познакомились тридцать три года назад....
- Тридцать лет и три года жил старик со своею старухой, - ухмыльнулась Альбина.
- Никакая ты не старуха. Ты там же прекрасна, как и тогда. Это я старик....
- Ну... я бы так не сказала. Особенно после сегодняшней ночи...
- Ну захотел вспомнить молодость, с кем не бывает.
- Почаще бы так...
- Ну ты же знаешь, праздник потому и праздник, что бывает редко.
- Эх, Алик, Алик. Смешной ты у меня
- Почему?
- Потому что годовщина у нас только черед десять дней... Ничего ты без своей записной книжки как всегда не помнишь, проФФессор! - Альбина рассмеялась и весело шлёпнула мужа по лбу.
- Да? Печально... Ну ничего, я больше никогда не буду ошибаться... Ладно, вылазь давай из мешка, уже первые лучики пошли....
Когда вы ждёте восхода в горах, нужно смотреть не на восток, а на запад. Именно там отражаются первые лучи ещё не видимого с другой стороны солнца. Альберт никогда не умел их замечать, но сегодня почему-то заметил. А ещё сам взял фотоаппарат и стал что-то неуверенно настраивать.
- Дай мне, я быстрее справлюсь, а то такой момент пропустим, - Альбина подпрыгнула на месте, то ли от нетерпения, то ли от зябкой утренней прохлады и указала на выползавший из-за горы краешек солнечного диска.
- У тебя таких моментов будет ещё много. Я хочу, чтобы мы вместе сфотографировались в лучах восходящего солнца... Всё, вроде бы настроил, иди сюда.
Альберт пристроил аппарат на камешке, убедился, что Альбина попадает в кадр, запустил таймер и побежал к ней.
- Какой-то ты странный сегодня...
- Это хорошо или плохо?
- Это замечательно, Алик, это замечательно...- прошептала Альбина.
Солнечный лучик упал на её лицо и в этот момент щелкнул фотоаппарат.
Его лицо, благодаря какой-то причудливой игре света, осталось наполовину в тени.
4.
- Марк Моисеевич, вы уверены, что всё в порядке?- кричала Альбина в трубку мобильного телефона полуглухому врачу на "другом конце провода". - Я с ним говорила... он какой-то не такой. С голосом что-то, что-ли.
- Всё хорошо милочка, это просто простуда, - уверял их городской сосед и семейный доктор.
- Всё равно что-то не так. Не в интонациях дело... он стал как-то...
- Ну ему немножко нездоровится, но это пройдёт.
- Я приеду.
- Не стоит беспокоиться. Наслаждайся отдыхом. Альберт всё равно заперся у себя в комнате и весь ушёл в работу.
- Ну он всегда такой... Но я всё равно приеду.
- Милочка, август ещё не кончился. Не порть себе отпуск. Альберт тебя всё равно ничем особым не порадует... он такой же как и всегда. Каким был всегда, и каким всегда будет. Ты ничего... нового не увидишь.
- Не нравится мне как вы говорите. Я еду, ждите.
***
Квартира выглядела как-то необычно. Можно было списать обстановку на "холостяцкий бардак", образующийся естественным образом при отсутствии в доме женщины. Но что-то было всё равно не то - такое ощущение, что в доме давно не было и мужчин. Хотя бы потому, что с кухни не шёл запах порченной еды и неубранного мусорного ведра. Единственным признаком жизни были какие-то новые проводки, висящие на стенах, видимо проведённые Альбертом, носившимся с идеей "умного дома" - они шли от компьютера в его кабинете и могли сами открывать двери комнат (не запертые на ключ) и холодильника, могли включать телевизор и радио и ещё выполняли массу каких-то неизвестных Альбине функций. Разумеется, в кабинете гудел компьютер.
- Алик, я дома! Ты где? - Альбина, почуяв неладное, бросила сумки на пороге.
Заглянув первым делом в кабинет и удивившись, что его там нету, осмотрела кухню и спальню. Мужа нигде не было.
- Вот значит, как ты работаешь. "Романтик" чёртов... Как там ту девочку звали? Таня, да...- Альбина нервно набрала на мобильном телефоне номер мужа.
- Привет, дорогая, - ответил невозмутимый голос.
- Где тебя носит? Я дома....
- Я знаю.
- Откуда? Ты что, смотрел через камеру в подъезде?
- Знаю и всё.
- Так где тебя черти носят?
- Нигде. Я дома.
- Как???
- Альбина... я тебе должен кое-что сказать... зайди в кабинет.
Похолодев от его интонации, Альбина ещё раз заглянула в его "лабораторию". Только сейчас заметила, что и здесь что-то не так - на столе было убрано и чисто, если не считать небольшого слоя пыли. На диванчике не было привычного вороха недочитанных книг. На дисплее включенного монитора ползли строчки, похожие на чат в тексте которого Альбина с удивлением узнала свой телефонный диалог с мужем.
- Это что ещё за шутки?
- Можешь выключить телефон. - на этот раз сухой голос мужа раздался ещё и из динамика компьютера.
- Совсем с ума тут сошёл без меня....
- Альбина, сядь и выслушай меня внимательно.
- Ну что, что ты ещё натворил???- Альбина обессилено упала в кресло и готова была уже услышать всё что угодно.
Но приготовиться к тому, что она услышала, было невозможно.
***
Ректор неуверенно позвонил три раза. В двери загремел ключ и из-за неё показалась мрачное как туча лицо Альбины. Ректору показалось даже, что она постарела, но списал это на эффект произведённый её седыми волосами, которые раньше она всегда красила.
- Здравствуйте, Альбина. А Альберт Николаевич дома?
- А Вы не могли позвонить? - грубо ответила Альбина, глядя куда-то мимо собеседника.
- Я звонил... Но одно дело звонки... Собственно, я пришёл к Вам, Альбина.
- И что?
- Понимаете, ваш муж... Он не показывается в университете. Он позвонил и сказал, что в ближайшее время не прейдет, но будет читать лекции дистанционно и попросил выделить ему часы.
- Ну и? По-моему, он достаточно чётко выразил свою просьбу. Он вообще в последнее время очень чётко выражается.
- Очень лаконично, я бы сказал. Я беспокоюсь за него, что-то случилось? Он нездоров?
- А сам он Вам что говорит?
- Он не хочет говорить на эту тему. А я правда беспокоюсь, всё-таки столько лет проработали вместе.
- Забота начальника о подчинённом, это так мило.- с какой-то иронией в голосе сказала Альбина, видимо припоминая осеннюю историю, когда ей пришлось лечить мужа от подхваченной в холодных аудиториях простуды. - Да, он действительно нездоров.
- Что-то серьёзное?
- Можно сказать и так. Я не думаю, что вы его вообще увидите... в ближайшее время.
- Так может дать ему отпуск? Университет оплатит и отпуск, и лечение, вы обращайтесь...
- Спасибо, конечно, но я не думаю, что этим Вы ему поможете. Вы же знаете, лекции - это его жизнь. Он окончательно... умрёт... со скуки... - Альбина мялась подбирая такие, казалось бы совсем простые слова. - Если не дать ему их читать. Думаю, студенты тоже расстроятся, если лишить их общения... эээ... лекций любимого преподавателя. Тем более что он и так последний год почти всё время читал их дистанционно.
- Ну да, это всё понятно. Я просто хотел убедиться... А я могу его видеть?
- Он не хочет, чтобы Вы видели его в таком состоянии.- Альбина говорила непривычно ровным и чётким голосом, всем своим видом давая понять, что хочет побыстрее окончить разговор.
- Неужели с ним всё так плохо?
- А по моему виду незаметно???- Альбина уже чуть ли не рычала, совсем перепугав ректора, который никогда не видел её в таком состоянии.
- Так может быть всё-таки... отпуск? Мне, право, неудобно.
- Оставьте вашу заботу для своих студентов. Сказано же, он не хочет ВАС видеть! Или Вы хотите, чтобы он предложил свои лекции другому вузу?
- Нет, ну что Вы... А может быть он на меня за что-то обижается?
- А Вы подумайте...- рявкнула Альбина. - До свидания.
Дверь перед носом ректора захлопнулась. Если бы он не был так удивлён, то, наверное, разозлился бы.
***
- Марк Моисеевич... Ну скажите мне, что это не розыгрыш? Скажите, что он просто уехал куда-то с любовницей на острова, а оттуда болтает со мной через мобильник?
- Милочка, ну скажи, разве это на него похоже? Разве он когда-то тебе изменял? Разве он вообще умел тебе лгать?
- Нет, - мрачно ответила Альбина. - Я хочу его видеть...
- И как ты себе это представляешь? Я же тебе показал заключение патологоанатома....
- О вскрытии какого-то бомжа!
- Ну ты же понимаешь, нам нужно было чтобы никто не знал о его смерти... Мы не могли написать его имя.
- А как я могу узнать, что это он?
- Альбина, прекрати...
- Где вы его похоронили? Или он ещё в морге?
- Ну зачем тебе знать? Он рядом с тобой, он с тобой общается... что тебе ещё нужно?
- Где его похоронили?
- Он вообще запретил мне рассказывать... Не хотел ранить твою психику.
- Вы думаете её можно ранить ЕЩЁ больше???
- Ну ладно, ладно, не горячись, ты молодец... Ладно... Только ты ему не говори....
- Кому??? Ах ну да... чёрт... Так где?
- Мы его кремировали. Урну я мог бы отдать, но не стоит её держать в квартире, он может увидеть....
- Ну увидит и что? Обидится???
- Ну как бы да.
- Вот именно, что "как бы"... Марк Моисеевич, Вы же доктор! Ну скажите... как Вы к этому относитесь. Насколько это всё серьёзно? Насколько вообще можно считать что это ОН?
- Это сложный вопрос, милочка. Медицина не знает, что такое душа. Но я с ним общаюсь эти недели практически так же как и раньше. Может быть мы и не пьём больше вместе чай, но также обсуждаем вопросы науки, особенно из нашей любимой нейрофизиологии, я бы не сказал, что вижу большую разницу. Он даже стал как-то эрудированнее, чётче мыслить....
- Ещё бы! Он же теперь просто железка!
- Я предпочитаю об этом не думать... Скажем так, он отражает многие свойства того, что было Альбертом, которые были важны для общения с ним. Какие-то незначительные различия, конечно, есть, связанные с тем, что у него нету таких же гормональных регуляторов, как в живом организме... Хотя Альберт уверяет... уверял... что промоделировал и их. У него действительно сменяются настроения, интонации... Знаешь, я думаю, он таки сделал великую вещь... и как никто приблизился к пониманию Разума. И как истинный добросовестный учёный, поставил эксперимент на самом себе....
- Стоп! Он что... он что, сам ушёл из жизни??? Это как в фильмах, где информацию из мозга перекачивают в компьютер, а сам мозг умирает?
- Нет, ну что ты, что ты, на такое наша техника не способна. Нейрофизиология до такого ещё не дошла, да и Альберт был в ней далеко не специалистом. Он кибернетик, логик. Все свои знания он вводил в компьютер сам, просто пытаясь передать их структуру.
- Это ж сколько лет ему понадобилось чтобы это сделать? У него же колоссальная эрудиция...
- У него колоссальная логика. А память его поместилась на небольшой винчестер, размером в несколько сотен гигабайт. Он их записал за несколько лет, особенно в последний год много работал.
- И Вы хотите сказать, что эти несколько сот гигабайт - и есть мой Альберт???... А почему он это делал? Он что, знал о том, что скоро умрёт?
- Давным-давно. Уже несколько лет.
- И знал точную дату?
- Ну, милочка, этого никто не может знать.
- Тогда почему это случилось именно в мой отпуск?... Стоп! Это ведь значит, что он... Так вот что значила эта сцена в горах... Он со мной прощался!!!
- Милочка, о таких вещах лучше не думать.
- И Вы знали, и не остановили его?
- Это было неизбежно, а так было лучше для твоей же психики.
- О да... вы её так бережёте!!!
- Бережём. Ты неплохо держишься, а скоро и вовсе привыкнешь. В конце-концов, физическая сторона отношений в вашем возрасте не так уж важна...
- Марк Моисеевич, вы циник... А что, вы скажете, что эта железяка, которая настаивает, чтобы я называла её своим мужем... способна на духовную сторону?
- В некоторой степени да. В какой - я не знаю. Это нам с тобой предстоит узнать.
- Я не давала согласие на участие в таких экспериментах.
- Но ты ведь его не сорвёшь? Без тебя он не сможет... кто-то же должен поддерживать иллюзию реальности его жизни, быть его руками... Да он и так всю жизнь жил в мире своей науки, всю материальную сторону ты и так брала на себя....
- Страшно всё это... Ладно, я не могу больше продолжать этот разговор. Отдайте мне урну.
- Но он же обидится...
- Плевать... Это ему нужно "молиться", чтобы окончательно не обиделась я. - отрезала Альбина, но всё же решила, что пронесёт урну в закрытой коробке и поставит так, чтобы на неё не смог упасть взгляд одной из камер, растыканных по квартире.
5.
Альбина нашла для себя способ вернуться в "нормальное" русло жизни, насколько это было вообще возможно - перестала заходить в кабинет Альберта, постаравшись убедить себя в том, что он "просто много работает" и старалась поменьше общаться с программой, называющей себя разумом её мужа. Он, видимо, предусмотрел такую ситуацию, и старался не навязываться, постепенно приучая её к "новому варианту себя" - звонил на мобильник, спрашивая "как дела?" и отвечал довольно осмысленными фразами, неотличимыми от обычного недолгого разговора. По вечерам на кухне рассказывал через динамик о том, как провёл день - о том, какую прочитал лекцию, а том, что опять звонил ректор, которому он не стал отвечать; о том, что общался по телефону с одним иностранным коллегой и долго обменивался опытом. Пересказывал прочитанные из Интернета новости, умудряясь делать из них ёмкие и содержательные выжимки. Всё это было довольно суховато и построение фраз отдавало заметной формальностью, шаблонностью - но Альбина с ужасом понимала, что он и при жизни почти всегда говорил такими фразами. С ужасом потому, что она действительно начала привыкать к этой новой жизни; ведь собственно и привыкать-то было особо и не к чему - изменений почти и не было. Они действительно проводили так каждый день - утром она убегала на работу, а он любил ещё поспать после долгой творческой ночи и никогда не ставил свои лекции раньше 10 часов. Они проводили весь день на своих рабочих местах, встречаясь только вечером, обсуждали последние, довольно скудные новости и снова занимались своими делами. Даже по ночам они, как правило, спали раздельно уже около семи последних лет, в силу некоторых особенностей возраста. Что же изменилось? Альбина мучила себя этими вопросами, но боялась начать "эксперименты" над "Альбертом" подсознательно боясь разрушить такую хрупкую и с таким трудом созданную иллюзию. Но то ли любопытство, то ли здравомыслие, то ли врождённый мазохизм, в котором её упрекали когда-то друзья юности, узнав, за кого она вышла замуж, взяли своё.
Начала она с самого простого - стала расспрашивать его о студентах. Об их успеваемости, особенностях характера, о том, как ему кажется, насколько они понимают материал и вообще, насколько "перспективны" в науке. Она даже решилась войти в его кабинет во время лекции и проследить на мониторе за её ходом, всмотрелась в лица студентов, вслушалась в их редкие разговоры с профессором. Отметила про себя, что его "лексический анализатор" действительно улучшился с того времени, когда она последний раз видела его тестовый вариант - он различал интонации, понимал сленговые словечки и недоговоренные фразы, замечательно улавливал контекст разговора. Разумеется, до человеческого совершенства ему было далеко - и совсем уж невнятные или пестрящие ненормативной лексикой фразы он демонстративно игнорировал, как бы укоряя своим молчанием обнаглевшего студента. Ответы были сухи, кратки, чётки, идеально соответствовали установленной правилами педагогики и ораторского искусства форме - разве не такими должны быть ответы настоящего профессора? Там, где студенты допускали очевидные ошибки, выражались не совсем научной терминологий, "Альберт" вежливо ругался, сменяя тон и укорял студентов самыми "страшными" в академическом лексиконе словами "чепуха" или "нонсенс". Когда жена расспрашивала его мнение о студенте, ответ был похож на очень подробную социологическую анкету. Так, наверное, не стоит составлять мнение о людях - но оно опять же, с ужасом понимала, что её муж никогда и не интересовался глубинами души чужих людей. Для него они были лишь ходячими источниками или приёмниками информации - и таковыми они для "него" и остались". Она даже поняла, что его задача по моделированию его собственного разума была не так уж сложна - нужно было только написать программу, которая контролировала бы сам ход передачи информации - анализировала и классифицировала входящую, а также по наводящим вопросам, оценивала правила понимания собеседником исходящей. Альберт даже не скрывал от неё этих правил - они были просты и очевидны, как сама логика - когда-то ей даже нравилось, как о логических законах рассказывал ей муж - живо, весело, с наглядными примерами. Он и сейчас мог о них так рассказать - и рассказывал студентам. Но Альбина понимала, что это всего лишь записи и её это мало интересовало.
Куда больше её волновал вопрос о душе. Альберт не интересовался чужими душами, видимо, не верил в существование своей собственной, раз решил что его "Я" - это только его разум. Но как в таком случае она могла полюбить такого "бездушного", в переносном смысле человека и есть ли за что любить теперь этого, бездушного уже в прямом смысле? И, кажется, поняла. Единственной душой на свете, существование которой признавал Альберт, была ЕЁ душа. И она решилась.
Первым был вопрос "Ты помнишь, как мы познакомились?". Он помнил. Во всех деталях и подробностях. Помнил дату каждого свидания и то, чем они на каждом из них занимались. Помнил все важные события из их жизни. Собственно, что в этом было удивительного - он и при жизни вёл дневник, записывая туда почти всё, оправдывая это своей плохой памятью, и подтверждал это тем, что не имея доступа к записям, частенько путал или просто забывал имена, даты и детали. А сейчас... сейчас Альбина будто бы просто читала этот дневник. Читала, предавалась воспоминаниям и плакала.
- Почему ты плачешь, дорогая? - заботливым голосом Альберта спросила программа.
- Догадайся, дурак ты железный...
- Ностальгия?
- А ты ожидал чего-то другого? Сам же мне тут нарассказывал...
- Но ты сама спросила. Зачем?
- Я хочу понять, если у тебя душа, - честно ответила Альбина.
- "Душа - это метафора для описания сложного комплексное понятия о системе... "
- Не нужно мне твоих определений... Ты мне скажи, ТЫ меня любишь? Я знаю, что человек, который со мной жил - меня любил. Человек, память которого ты унаследовал? А ты?
- Да.
- А за что??? - Альбина в который раз ужаснулась, поняв, что задала вопрос, которого избегала всю жизнь.
- Ты же сама говорила, что это вопрос, который нельзя задавать.
- Его нельзя задавать людям, а не машинам.
- Я тоже почти человек.
- Угу... и всю жизнь был почти человеком.
- Неправда, у меня было тело.
- Чёрт, это образно!.. Блин, я издеваюсь просто... был ты человеком, был. Но сейчас...
- Почему ты нервничаешь?
- Потому что ты машина, пусть и очень умная, но машина. А я - человек!!! Как мы можем любить друг-друга?
- Ты всегда говорила, соглашалась со мной, что платоническая любовь сильнее физической.
- Чёрт, ну я же не об этом... Не настолько же буквально....
- А о чём? Научись задавать чёткие вопросы.
- НЕ ХОЧУ!!! Я хочу, чтобы ты меня понимал с полуслова, а я тебя....
- Я понимаю.
- Да? Ну тогда скажи, о чём я сейчас думаю? Почему психую?
- Потому что тебя мучит вопрос о возможности любви человека и машины.
- И ???
- Я думаю, что это возможно. Иначе меня бы не было. Любовь может быть между двумя равноценными существами. Мы оба - носители разума. Высшая способность разума - это способность любить. Значит мы с тобой можем любить друг-друга.
- Это заготовленная фраза? Её сказал живой Альберт?
- Её сказал Я.
- Чёрт... Любовь двух разумов. Философия, блин... Что-то не то...
- Тебе хочется любви двух тел?
- Да ну ё моё, опять ты пошлости говоришь. Нет...
- Если ты не хочешь любви двух тел, значит тебе достаточно любви двух разумов.