1

Игорь КОРНИЕНКО

ЗАНАЧКА

СОРОКАГРАДУСНАЯ ИСТОРИЯ

Всем, кто знает.

И.К.

Меня в школу папа никогда не собирал. И не провожал. Вот и сегодня.

Я люблю, когда папа выпивший. Пьяный. Он добрый. Не пошел на работу, мама пообещала поговорить с ним, когда вернется из аптеки. Она у нас фармацевт.

Не люблю, когда мама с папой вот так разговаривают. Кричат. Посуду бьют. Потом мама пьет корвалол, папа водку. В общем, сегодня меня в школу должен был отвести папа, только папа сильно болел.

"Никогда бы тебе, дочка, не знать, что такое похмелье", - сказал и закрылся в ванной.

Папу тошнило. Папа стонал. Папа плакал. Папа клялся, что "больше никогда". Мама плевалась: "свинья зарекалась". Хлопала дверью - штукатурка сыпалась с потолка. Уходила. Потом звонила.

- Не проводишь Екатерину, разведусь. Понял?!

Папа икал, отвечал:

- Понял.

Мама бросала трубку.

Папа ещё долго стоял с телефоном в руках, вслушивался в гудки. Потом снова исчезал в ванной.

Меня провожать стали после убийства четырнадцатилетней девочки в парке, рядом со школой. Девочку звали Виолетта. Папа говорил, что людей с изысканными именами всегда убивают. Поэтому я для маньяков не интересна. Именем не вышла, да и лицом, если честно. Хотя папа опять-таки утверждает, что убийцы смотрят не на лицо и не на фигуру. На походку.

Папа говорит:

- Ходи будто косолапая и никто не тронет.

А я и так косолаплю. Стараться не надо.

Папа болеет. Рыщет по квартире.

Спрашивает:

- Не видела?

- Чего, па?- отвечаю.

- Да моё. Это... Лекарство.

- От сердца, что ли?

- От жизни, - рычит и переворачивает матрац, - наверняка мать твоя заныкала.

- Мне в школу, пап, - говорю.

- Да знаю, - папа чуть не плачет, - видишь, сил нет идти, а ты туда же. Вся в мать. Или в бабку... Все хороши. Ни капли жалости.

- Я люблю тебя, пап, - говорю.

Папа успокаивается на мгновенье.

- Хреново мне, дочка, ты бы знала. Хотя тебе лучше не знать этого, папа за тебя всё уже выпил...

- У меня пятьдесят рублей, мама на обед дала, хватит?

Папа молчит.

- Да у меня есть, доча. Водка. Две бутылки. Вчера спрятал. На последние взял. Специально на сегодня заныкал. Куда?.. Вот только куда, бл...

- Только не матерись, па?

- Скажи ещё, что и не дыши. Если вы с мамкой спрятали, верни. Клянусь, в последний раз. Здоровье поправлю и всё. Как отрезало.

У папы глаза в слезах, и я уже думаю, уж лучше бы мы с мамой спрятали. Так нет. А папу всего колотит.

- Тебе сильно плохо?

- Не спрашивай.

Папа закрывает лицо ладонями.

- Господи, как тошно...

- Пятьдесят рублей на маленькую ведь хватит?

Папа открывает лицо:

- Ты маме не скажешь?

- Клянусь, - отвечаю и достаю из кармана только десять рублей.

Папа молчит.

- Ой, - выдыхаю, - похоже, мама бумажки перепутала.

Папа выдыхает:

- Пойдем.

- А ты?.. - шепчу.

Папа чуть не кричит:

- Пойдем скорей уже в твою эту чертову школу.

- Я могу не ходить, пап, - говорю, а голос дрожит.

- Пойдем. Быстрей.

Папа не может завязать шнурки на ботинках. Спрашиваю:

- Помочь?

А папе трудно говорить. Папа говорит только:

- Всё. Идем.

И всё.

Я так боюсь за папу.

Он молчит и дышит тяжело. По вискам бегут струйки пота, и он часто-пре часто всхлипывает.

У школы спрашивает:

- Какой первый урок-то?..

- История, - отвечаю.

- Гитлер?

Я говорю: "Что?"

Папа говорит: "Иди".

***

Я открыла ранец не сразу. Валентина Абрамовна, историня и классный руководитель, попросила достать дневник. Вместо дневника...

- Катя, что это у тебя?..

У меня пропал голос.

- Катя! Смирнова! Что это у тебя, спрашиваю?!

Весь класс смотрел на меня. А я как дура смотрела на две бутылки водки, аккуратно стоявшие между учебником по истории и литературы.

- Тебе одиннадцать лет, Катя! Всего одиннадцать!..

Я не могу издать и звука.

- Это как называется?! Это что такое?! Что ты принесла в школу?! Наверняка - да я уверена - и не в первый раз. Я заметила, ты последнее время вся не в себе. Какая-то замкнутая... Сонная. На уроках вместо доски в парту смотришь... И взгляд рассеянный... А оно вон что... Поглядите... Это же надо додуматься - водку, да не одну бутылку, две, принести в школу, в портфеле... Уму непостижимо... В папу никак пошла. Я твоего отца хорошо знаю, и ты это знаешь. Встань. Немедленно.

Хочу сказать, что я и встать не могу. А не могу.

- Уже подняться не можешь?! Семейка. Алкаши. Я и директору не буду жаловаться. В зародыше убивать такое дело надо. Если бороться с подростковым алкоголизмом - так бороться! Всеми силами! Всеми средствами! Чего бы это ни стоило! Убивать, чтобы другим неповадно было! Брызгала слюной мне в лицо учительница и трясла кулаками.

- Вот взяла сейчас и перед всем классом выпила эти бутылки. Слышишь, Смирнова! Давай! Вам не привыкать. Алкаши. Что отец, что дочь. Нет, ну это надо же... Пьянь. Девственность ещё никак потеряла?.. Мать только жалко, такая порядочная и таких терпит. Давай. Пойми, такое не прощают. За такое дело не наказывать - убивать надо! Давай или сама, или поможем. Да же, дети? Поможем?!

И класс, и даже подружка ещё с детского сада Галя закричали:

- Поможем! Поможем!

Глаза у всех у них горели, они улыбались, перешептывались, смеялись и тыкали в меня пальцами. Показывали языки. Крутили у висков...

- Алкоголизм - это болезнь, бич нашего общества, и если мы тебя не накажем - это ляжет пятном на нас, на наш класс, школу, наши семьи! Позволив скатываться на дно бутылки тебе, мы мараемся в твоем этом позоре сами. Все! Без исключения! Любой, поглядев на тебя, может подумать и решить: если Смирновой можно безнаказанно ходить с водкой в школу, пить, чем я хуже?! Так и спаиваем друг друга. Ни одного трезвого лица не встретишь уже. Вся эта молодежь на лавочке в парке с пивом... Отсюда всё зло! Все беззакония... Убийства, воровство, изнасилования... Самосуд - вот что нужно, что правильно! Быть может, хоть это, хоть как-то остановит спаивание нашего народа!

Класс дружно заулюлюкал.

- Ты сама должна понимать это, Смирнова Екатерина Геннадиевна! Или ты сейчас это сделаешь сама, самостоятельно, раскаешься, поймешь, что натворила, что это зло... Чтобы другим неповадно было. Или... Или смотри, мы из химического кабинета и воронку можем принести?!

- Нет, - еле выдавила, - вы что?

- Что?! - завизжала Валентина Абрамовна, - всю Россию такие вот, как вы, погубили, и она ещё говорит "вы что"?! Дети, хватайте её!

- Папа... - успела произнести.

Историчка крикнула:

- Костя, быстро воронку!

***

Открыл дверь папа. У меня в руках была почти полная, вторая бутылка водки.

Папа сказал:

-Я вспомнил, где моя заначка.

Протянула ему бутылку.

- Поздно, папа, - промямлила и икнула.

Я не могла ничего понять. Ни что со мной. Ни где я?.. В голове и внутри одна лишь война. Сраженье за сраженьем... Стрельба, вопли и стоны, кровь и смерть...

- Ну, доча?..

- Пап, Гит... Гитлер форева?..

Папа взял бутылку, впустил меня, спросил:

- Но ведь он проиграл?

И я, на последнем дыхании выдавила из себя, сквозь грохот орудий и крики раненых:

- Не знаю...