- Мама всегда говорила, что не стоит тратить себя на тех, кто пытается быть тобой. Похожим на тебя, - Илья отодвинул от себя рюмку с водкой, стакан с минеральной водой, закуску, положил голову на стол, - теперь она при смерти, в какой-то мне не знакомой больнице, и у меня нет храбрости не то чтобы приехать - позвонить. Друга, сидящего напротив Ильи, зовут Владислав, они одногодки, друзья со школы, с первого класса, в детстве были соседями, теперь, спустя пятнадцать лет после окончания школы, живут на разных концах города. Видятся раз в год. - Надо бы позвонить, - угрюмо пробасил Влад, допивая остатки водки, - помню, как я всегда мечтал, чтобы мы поменялись матерями, помнишь?.. Илья исподлобья посмотрел на друга: - Конечно. Сидели в полуподвальном мрачном кабаке "Веселый таракан", стандартная картина: дым под потолком, усталая, затасканная официантка, она же бармен, пьяные небритые лица, скрипучая музыка из видавшего виды музыкального центра, ощущение наигранного веселья и счастья. А завтра будет похмелье... - Думаю, съезжу я к Тоньке Гафт и как следует отдрючу её, давненько я к ней не наведывался... - Ты же вроде с Анжелой крутил, я тебе на той неделе звонил?.. - Семейный ты, ничего в этой суетной жизни не понимаешь, как трусы семейные, знаешь?.. - Илья засмеялся, поднялся со стула, притянул к себе рюмку, - с Желкой у нас было так, трах-трах, она ведь только это и может. Он выпил. - А я думаю, пора уже тебе остепениться. - Ты говоришь как старая климактеричка. - Правда, Илья, тебе тридцать три года, Христа в этом возрасте уже распяли. - Эт ты, дружбан, на что намекаешь?.. Хе-хе, лучше давай ещё графинчик закажем... И я тебе расскажу, как с одной цыпкой в кустах всю ночь, а дождик прошел... - Ты лучше тете Оле иди, позвони. Не простишь ведь себе, если что, не дай Бог, случится, - перебил друг, - привет от меня с Викой передай, пускай выздоравливает. Илья ответил, разглядывая свои ладони, словно видел их впервые или же хотел найти там ответы на все волнующие вопросы: - Позже.
Антонина ждала его. Накрыла стол, сбегала в супермаркет, купила коньяк. Приоделась. Самое, на свой взгляд, роскошное ажурное нижнее белье красного цвета надела. Илья пришел пьяный и уснул в коридоре на тумбе для обуви. Тоня расплакалась, ушла на кухню. Поняв, что вечер на сегодня закончен, умылась, переоделась в халат, дотащила здоровяка Илью-"Муромца" до кровати, раздела и легла с ним рядом, робко уткнувшись лицом в плечо мужчины. Утром, она по опыту знала, он все равно захочет её и... получит.
Так оно и случилось.
Пить с утра коньяк женщина отказалась. - А я замахну, пожалуй. Илья, помятый (во всех смыслах слова), сидел на кухне у окна и курил в открытую форточку. - Тебе не надоело так жить? - вдруг спросила Тоня. Мужчина поднялся, выбросил бычок в грязно-серое утро. - Так - это как? Ты про женитьбу, что ли?.. - Мы столько лет с тобой знакомы. Столько раз... - Вот именно, столько раз - и ты ни разу не залетела. Это же хорошо, я же молодчина, стараюсь, берегу тебя, у тебя от меня ни одного аборта. Что не так?.. - Это неправильно, Илья, как случка животных. - Ну, хоть не залетаешь, - поставил точку он и выпил налитую Антониной рюмку коньяка, - хорош. Женщина протянула блюдце с фруктами: - Возьми апельсин. - Ты, Тонь, не думай, я, кроме тебя, ни-ни... - Ага, - отвернулась, встала, подошла к раковине, открыла воду, начала мыть руки. - Не психуй. Налил ещё рюмку. - Я не психую. - Я же вижу. - У меня ощущение, что не только руки грязные, масляные, что вся я... - Это из-за нервов, выпей на. - Да не буду я пить! - вскрикнула и, закрыв глаза мокрыми руками, расплакалась. - О, началось, - выпил, закусил долькой апельсина, - я пойду, вернусь, когда придешь в себя. Женщина продолжала тихо завывать. Илья налил третью рюмку, выпил, поцеловал плачущую Тоню в затылок. - Всё наладится, вот увидишь, - прошептал и ушел, тихо прикрыв за собой дверь. Антонина подошла к окну и смотрела, как Илья медленно, вразвалочку дефилирует между киосками, разглядывая пестрые витрины. - Не возвращайся, пожалуйста, - шепчет она, а слезы бегут и бегут...
Домой идти не хотелось, что он будет там делать один в четырех стенах, в телик разве что тупо пялиться... Ещё тем более подшофе. Илья принял твердое решение податься до старой знакомой Ларисы. Учились вместе в институте. И жила Лариса недалеко от него. Решено. Купил в цветочном киоске пару веточек каких-то незнакомых желтых цветов, в магазинчике-забегаловке взял бутылку красного полусладкого и с чувством собственного достоинства вперед, к "покорению вершин". А вершин у Ларисы было две, да ещё какие...
Долго он не снимал палец с дверного звонка - бесполезно. Ларисы дома не было. "И это в начале десятого утра в воскресенье?!" - недоумевал Илья. На самом деле Лариса была дома. Увидев "любовничка" в окно, когда тот только вышел из-за поворота, она выключила работавший на полную мощь телевизор, закрылась в ванной. - Пошел он в жопу со своими цветами, - сказала сама себе Лариса, убеждая себя в том, что вычеркнула "проклятого бабника" из своей жизни навсегда.
"К Анжелке вернуться, что ли? - размышлял у подъезда Илья. - Не выбрасывать же цветы?!" И тут прямо перед ним в пустой телефонной будке зазвонил телефон. Илья огляделся. Никого. Телефон звонил. "Странно". Подошел, открыл стеклянную дверь. Ещё раз посмотрел по сторонам. Телефон звонил. - Алло, - сказал, сняв трубку, и подумал: "А вдруг как в ужастике "Звонок", и я умру через семь дней?" Ответом был вопрос: - Вы нашли свое место на Земле? Илья растерянно, в голове ещё "гулял градус", промямлил: - Не знаю. - Вы счастливы? - Что за?.. - Вы счастливы?! - Зачем я должен отвечать?! Что это вообще за хрень?! - Вы счастливы?! - Счастлив я! Счастлив! - заорал в трубку мужчина, швырнул её на рычаг отбоя, ногой открыл дверь, другой со всего размаха наступил в кучу свежего собачьего дерьма. "Счастлив", - дребезжал голос в стеклах телефонной будки.
- Мать твою, черт, черт бы тебя побрал, - бубнит мужчина, вытирая кроссовку о траву, - дерьмовое утро. Как началось, так и продолжается. Дерьмо какое-то. Не жизнь... Он не успел закончить мысль, что-то теплое шлепнулось ему на правую щеку и потекло. Илья опасливо, легонько коснулся вещества на щеке, смазал. - Ч-е-е-рт! - взвыл, созерцая на кончиках пальцев белесый птичий помет, - бля, бля, бля, - нервно вытирая испачканную щеку ладонью, - бля... Руку отер о траву и посмотрел на серое небо. - Проклятые воробьи! А где-то рядом довольно закаркала ворона. В будке снова (вы счастливы?) зазвонил телефон. Илья сплюнул, засунул под мышку цветы и быстрым шагом отправился до дому.
В знаки, которые ведут человека по жизни, если их уметь правильно растолковать, он верил в юношестве, начитавшись Кастанеды и Баха. Сейчас, в возрасте Христа, Илья верил только в деньги. Силу и деньги. "Секс тоже неплохо, пойдет". Но когда, придя в свою однокомнатную квартиру, он обнаружил засоренный унитаз, Илья оробел. Чувство, так часто посещавшее его в детстве и растоптанное солдатскими сапогами в армии, вернулось. Вернулось, смешалось с давно не посещавшим чувством досады, страха, неопределенности... "Жизнь - дерьмо". Вспомнил знаменитое изречение. "Всё дерьмо, кроме мочи". Ещё одно. Голова разболелась не то с похмелья, не то от происходящего. - Надо выпить, - сказал себе Илья, не обращая внимания на недовольное бульканье унитаза, откупорил бутылку вина и из горла сделал несколько больших глотков. "Хоть вино нормальное". Не раздеваясь, залез с ногами на вечно разобранный диван и, попивая потихоньку красненького, незаметно для себя заснул.
Он оказался внутри стеклянной коробки. На нем короткая майка и больше ничего. Он натягивал её обеими руками на ноги, тщетно пытаясь спрятать свой то и дело норовивший выскочить из-под ткани пенис. А вокруг коробки люди, и все они смотрят на него. А Илюше всего лет десять-двенадцать, и он не знает, что ему делать. Как поступить? Куда спрятаться? Он плачет. За стеклом люди тычут пальцами, смеются. И вдруг... - Иди, сыночек. Иди сюда. Никого не бойся. Иди, - слышит он голос мамы. Спасительный голос, - давай я укрою тебя. Вот так вот. Укрою. Мама - такая молодая, такая сияющая, теплая, обнимает его, он плачет сильнее, и слезы впитываются в мамин платок, которым она его укрыла. Спасла. - Вот так, сыночек, ничего не бойся. Вот так, - говорит она, и слезы на его глазах высыхают. - Ма, - подает голос Илюша, - а разве ты не умерла?..
Илья вздрагивает, просыпается, бутылка падает на пол, вино выплескивается кроваво-красным пятном на ковер цвета кофе с молоком. (... разве ты не умерла?..) Мужчина хватает себя за голову и со всей силы давит виски: - Н-е-е-е-т, - хрипит, - н-е-е-т... От боли на глазах слезы. Лицо пурпурно-красное, пот течет по лбу и вискам... Зазнобило, бросило в жар и сразу в холод... И никакого желания вставать поднимать бутылку. "Кровавое" пятно светофорным сигналом опасности мигает перед глазами. "Пульсирует?" - Это похмелье, похмелье, - убеждает себя Илья, ложась на спину. "Надо поспать. Спать..." Закрывает глаза, и его засасывает водоворот, бесшабашная канитель цветов и ощущений. Мужчина открывает глаза, не в силах вынести эту круговерть. К горлу стремительно подбирается горечь, Илья зажимает рот ладонью и быстро, как только может, в туалет. А там... Стошнило в испорченный унитаз - красным. - Бог ты мой! Он бы лег здесь, если бы не засор, прохлада унитаза успокаивает... "Только эта гребаная вонь дерьма". Прежде чем вернуться на диван, он засунул два пальца в рот и ещё раз выблевал. "Не хрен было мешать".
Засыпая и просыпаясь, между бредом и явью, он всё время ощущал непроходящий запах экскрементов. Видел красное пятно - оно становилось всё больше и больше...
"На золотом крыльце сидели царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной. Кто ты будешь такой? Выбирай поскорей, не задерживай добрых и честных людей!" - Мама! Илья сел на кровати. Всё ещё мутило, но терпимо. - Восемь часов, - произнес вслух. "Утро или вечер?" - Вот бля... Поднял бутылку, на дне ещё немного осталось. Сделал глоток. "Душа, примешь?" Улыбнулся. "Утро или вечер?" Отыскал на диване пульт, включил телевизор, в левом углу пятого канала мигали цифры 20:05. - Завтра поеду к маме. Допил остатки вина и снова лег. По пятому, городскому, каналу шло шоу "Ты счастливчик".
Цветы завяли. Пятно на ковре посыпал солью. Засорившийся унитаз чудесным образом самопрочистился, работал. "Ни запаха". До больницы решил взять такси. - С заездом на рынок, цветов надо взять, - сказал молодой таксистке. Девушка ответила "хорошо" и быстро затараторила в рацию: - Седьмой тринадцатому, поездка до центральной больницы, почасовая, район Б. Оплата при посадке. Прием... Илья вспомнил, как первый раз самостоятельно ездил на такси. Тогда нужно было ехать на железнодорожный вокзал встречать маму, она возвращалась из командировки, а папа был вусмерть пьяный. Вытащив у отца деньги, с колотящимся сердцем Илья побежал к автобусной остановке и долго голосовал, пока ему не посоветовали пройти подальше - "здесь таксисты боятся останавливаться, ГАИ оштрафует". У перекрестка он поймал такси сразу. Мама тогда не поверила глазам: - Как?.. Это был его триумф. Гордый и счастливый, Илья взял у матери одну из сумок и сказал: - Пойдем, я договорился с шофером, он нас ждет. Сейчас он ощущал что-то подобное. Это ощущение росло, когда он покупал цветы на рынке и фрукты, когда расплачивался за йогурт и бросал мелочь в шапку бичу-попрошайке. Росло. Разговаривая в регистратуре, он боялся, что потеряет сознание от чувства, переросшего его привычные ощущения. Он снова стал ребенком, переполненным невероятным чувством счастья.
Палата N 38. Илья постучал и, не дождавшись ответа, вошел. Солнечно и тихо. В палате женщина была одна. - Мама, - тихо позвал сын. Ольга Михайловна повернула голову. Улыбнулась. - Люшка, - сказала еле слышно. - Это тебе, - показал цветы и полный пакет с едой, - я даже вазочку к цветам взял. - Люшка... - Там яблоки с грушами, я договорился, тебе их перекрутят, а завтра я пюре куплю. Пододвинул единственный стул к кровати, сел. - Ах, цветы, - вспомнил Илья, вскочил, наполнил вазу водой из-под крана, поставил её с цветами на тумбочку. - Тебя не узнать. Сын сел: - Не узнать?.. - Время меняет всё. Людей переламывает, перемалывает... Порой собственное дитя не узнаешь. - Мам... - Это я так, беззлобно... - Ты поправишься. - Ты бы у меня поправился, а мне... внуков разве что увидеть жутко хочется, так ты у меня прирожденный холостяк... - Ну почему, просто не встретилась пока такая... - А таких, сынок, и не бывает. Думаешь, я для твоего отца была такой, или он для меня?..- женщина мотнула головой, - такими друг для друга становятся со временем. Дети всё налаживают. Ребенок тебе нужен, Люшка, ребенок. Ты сам увидишь, как изменишься. Поверь материнскому слову. - Да, мам. - Помнишь, когда ты в дом к нашему старому коту молоденького котика принес? Илья кивнул. - Вот. Ты продлил тем самым старику жизнь. Как они вдвоем носились, игрались, помнишь?.. Ещё десять лет наш дед Васька прожил. - Я, мама, очень хочу, чтобы ты увидела внука... - Или внучку, - вставила Ольга Михайловна и коснулась горячей шершавой ладонью губ сына, - этого хотят все матери, это инстинкт самосохранения, сынок. Отец, не запился бы, тоже... Он ведь на самом деле хорошим был, водка всё... сам знаешь, видел... - Да... - Я сон видела, перед тем как удар случился. Тебя маленького, лет пяти, ты бегал во дворе, играл, а мы с отцом дом белили, и вдруг я оборачиваюсь, а тебя нет. Отцу говорю: - Люшка наш потерялся. А он мне: - Вернется. Мне не стоится, не сидится, я бегу по соседям, по нашему двору, кричу тебя. Зову. Нет тебя. А ветер такой сильный поднялся, идти не дает, сносит, песок в глаза, не видать ничего. И тут свет, чистый, неземной свет, и меня как-будто крылья ангельские так - раз, и укрыли. А я плачу, говорю, чтобы сына мне бы вот найти. Что жизни без него не вижу, и вдруг слышу, ты зовешь меня. Крылья взмывают вверх, и вот он ты, живехонький стоишь в одной маечке... Я проснулась, расплакалась, ты мне так долго не звонил, Люшка, так и помру, не узнаешь... - Ну, мам, ну что ты... - Ты завтра, если сможешь, приходи, ко мне тут, кроме врача да медсестры, никто ведь не заходит. Тетя Зоя тоже болеет, ходить не может, а соседка теть Тамара на даче пропадает и днем, и ночью. Приходи после работы или как сможешь. Поцеловал мать в щеку, сказал: - Конечно, приду, не скучай, - поспешно вышел из палаты, из больницы. "Обязательно приду, клянусь".
Весь вечер один. Для него это было не просто дико... Сначала пробовал набрать номер Антонины, потом Ларисы, Любы, Анжелики, только успевал отключаться ещё до гудка вызова. Внутри дышала пустота. "Для них я объект. И они для меня объект. Объекты. Все мы друг для друга, в общем-то, объекты". - И предатели, - сказал вслух, - все предатели. Вспомнил, как Анжелика, услышав на свое предложение о женитьбе категоричный ответ "нет", спросила: - Ты, может, латентный гомосексуалист, Илья? - А это тут ещё при чем? - спросил.
- Все ведь хотят семью, детей, продолжение рода и всё такое, а ты какой-то... Только трахаться можешь. - Не нравится - вали, - ответил. Так на время они и расстались. "Тоня - вечная жертва. Может, она и могла быть и будет хорошей матерью, но только не его ребенка. Если уж думать о продолжении рода". Мужчина закурил. Пятно на ковре порозовело. "Уже хорошо". "Лариска, та в матери и подавно не годится. "Я создана для любви", - любит говорить она, забывая про свой ужасный целлюлит на заднице и грудь а-ля уши спаниеля". Включил телевизор, роняя пепел на ковер. "Где пепельница?" На пятом канале шло очередное ток-шоу. "Тема сегодняшнего шоу, - напомнил лысый ведущий, - суррогатные матери". Илья выдохнул. "Снова знаки".
- Постой, постой, - попросил в трубке голос Влада, - ты хочешь найти женщину, которая выносит тебе ребенка без всяких на него прав, так? Илья, прижимая трубку домашнего телефона к уху, ответил: - Так. Нет, почему женщина может рожать ребенка для себя одной, а мужчина нет?! - Ну, ты даешь. - Давали до революции, сейчас так берут. - Это не шутка, дружбан, это человеческая жизнь. - А то я не понимаю, что вы меня неизвестно за кого держите?.. - Просто ты всегда был такой, такой... - Ну, говори. - Несерьезный, непостоянный... - Ага, ещё, я слушаю. - Но это так. - Да согласен. - Отцовство, для этого созреть надо. - Почему ты думаешь, что я не созрел? Когда ты в 18 женился на Вике, ты думал об отцовстве?! Чувствовал хоть что-то внутри? Честно ответь. Ведь нет?! Я не верю в любовь отцов. Мне материнская любовь ближе, поэтому и хочу. - Чего? - Стать настоящим отцом своему ребенку! - Вот так вот вдруг? Илья не ответил. - Хотя ты всегда был резок на поступки. - Вот-вот, только сейчас всё маленько по-другому, не так как раньше. Во мне после некоторых событий последних трех дней что-то... что-то надломилось, порвалось... Я чувствую то, что раньше не чувствовал. - К Анжелке никак ездил?.. - Да иди ты. Это больше чем какой-то там оргазм, скажу тебе. Может, это и зовется любовью? - Любовью? К кому?.. - К тому, кого будешь оберегать всю жизнь. О ком будешь заботиться, думать день и ночь. С кем будешь болеть и выздоравливать... - Друг, друг, друг, ты это... Что произошло, Илюха? Это ты вообще на телефоне? - Да я это, - хохотнул мужчина, - я. - А мне так кажется, что тебя подменили. Чтобы Илья Боровой говорил о любви, размышлял о ней... Простите, люди добрые, мы сами не местные... - Хватит тебе, я серьезно. - Мож, мне приехать, температуру тебе померить? - Я принял решение, Влад. Мама тяжелобольная, ты же знаешь, как она... И всякие знаки... Я буду искать женщину. - Что её искать. Тоня, Лариса, Маша Клевцова, Анжелика, продолжать? - Мне нужна другая женщина. - Девственница, что ли? - Нет, другая. - С тремя грудями? - Без шуток. Она должна быть такой, чтобы я захотел от неё ребенка. - Ого, загнул. Ну, ты, дружище, жаришь. - Родит ребенка, и прощай. - Мать нужна любому существу, понимаешь? - Я стану для своего ребенка всем.
На работе, где он появлялся два-три раза в неделю, будучи главным дизайнером строительного проекта аквапарка фирмы "Раш", были исключены все кандидатуры. Была одна на примете из соседнего офиса по продаже деталей к японским авто, они с ней переглядывались не раз, но сердце (душа) Ильи к ней не лежала. Подумывал о своей первой школьной подружке Ксюше, позвонил ей, она успела третий раз выйти замуж. Поиски по Интернету отпали сами собой. Илья теперь уповал только на случай. "Знаки просто так не даются", - верил он. Прибираясь в квартире впервые за год, мужчина наткнулся на смятый лист, развернул, там был аккуратно написан номер телефона и подпись: "Когда меня ты позовешь". С трудом поковырявшись в голове, припомнил вечеринку, песню Кузьмина, много выпивки, какие-то гости... не вспомнил только, кто написал этот телефон... Выключив звук в телевизоре, сел на край дивана, внутри ощущение чуда, как будто снова открывать неизведанное, как первый день в школе, как первая ночевка у друга, первый поцелуй... Не сразу набрал все цифры, каждая сопровождалась коротким ударом сердца, на шестой цифре трубка едва не выскользнула из вспотевших ладоней. Потом были долгие, уже знакомой неопределенности гудки и, наконец, женский голос: - Слушаю. Илья громко сглотнул, он не волновался так с первого похода в военкомат: - Я-а, привет, я Илья, помните?.. - Конечно, помню, у тебя улыбка набок, и ты странно щеришься, когда смеешься. - Во как, а я вот... подумал... ты... свободна?.. - Сегодня?.. - Вообще. - Быстро ты, этим, видать, девичьи сердца и завоевываешь?.. - Нет, ну почему, не только этим. Она усмехнулась. - Ты хоть как зовут меня, помнишь? "Когда меня ты позовешь". Илья вновь положился на знаки, посмотрел на раскрытый журнал по дизайну, первое попавшееся на глаза слово было "ванна". - Анна... - робко произнес. - Тебе, похоже, сегодня везет. "Сегодня, похоже, что да, а что было полторы недели назад, ты бы знала, дорогая". - Да, а вот неделю с копейками назад я умудрился три раза, если не больше, угодить в... "О, дружище, тебя понесло, тормози". Илья замолчал. - В щекотливую ситуацию, - пришла на помощь Анна. - Точно, - воскликнул спасенный, - ещё какую щекотливую, расскажу как-нибудь. - Я тоже на днях попала в странную ситуацию, шла домой, и вдруг зазвонил таксофон, я сняла трубку. Мужчина встал. "Она". - И голос сказал, незнакомый голос, как в метро: "Вы нашли свое место на Земле? Вы счастливы?" - А ты что? - Я ответила "нет", и голос сказал: "Жди звонка, он тебе позвонит". - Кто он?.. - Понятия не имею. Я, как дура, ходила возле этого таксофона три дня до поздней ночи, ждала звонка, но... Потом плюнула, и вот теперь позвонил ты. - То есть тот самый он? - Наверное, не знаю, а ты что думаешь? Ты ведь обещал позвать меня, когда я тебе по-настоящему буду нужна, помнишь?.. - По-моему это время пришло, - ответил он.
Одиночество объединяет одиноких. На самом деле одиночество и есть тот вечный двигатель любви. Когда ожидание встречи исчерпает все свои силы и пустота станет домом, тогда любовь приходит на помощь - звонком в телефонной будке, клочком бумажки с номером... Анна ждала Илью больше полугода после той вечеринки у него на квартире. Ждала, когда он позвонит. Она была просто подружкой подруги друга Ильи, имя которого сам Илья уже и не вспомнит. Анна смотрела, как Илья бесконечно говорит, двигается, танцует, пьёт, закусывает, делает комплименты, опять пьет... и всё время улыбается. Казалось, счастливей его нет на свете и что он готов поделиться своим счастьем, сиянием. Но то одиночество, что жило внутри Анны, потянулось к Илье не за лучами счастья, а за таким же, как оно, одиночеством. Одиночества притягиваются. Мужское и женское. Песню Кузьмина Илья ставил раз десять, поэтому когда они прощались, Анна написала известное название песни и ушла - ждать.
И дождалась.
Илья, в который раз, опять жутко волновался. "А если..." Он узнал ее, как только подъехал к автобусной остановке. Анна отказалась куда-нибудь пойти и на машине кататься отказалась: - Давай прогуляемся, весна всё же. Сначала пожали руки, потом... обнялись. Она сказала: - Этот телефонный звонок... Он сказал: - Порой они полезны... Долго стояли, обнявшись, проникаясь запахом друг друга, а вокруг люди и машины, и только для двоих это всё: дорога, убегающая в синюю даль, и зеленая аллея тополей, и белоснежные плывущие облака над головой...
"Порой они полезны..." Этот телефонный звонок разорвал ночь и объятья влюбленных. Анна смотрела, как двигаются желваки на скулах Ильи, как затряслась мелкой предательской дрожью напряженная рука с трубкой. - Сейчас буду, - сказал он и посмотрел на Анну, она лежала на диване под прозрачной простыней и в свете включенной настольной лампы походила на женщин с картин великих художников - такая же чистая, неприкосновенная... - У мамы второй приступ, мне... - Нам! - перебила Анна, вскакивая. Обнаженная, она была ещё недоступней, чистота Мадонны светилась из неё, лишала чувств как перед полотном да Винчи или Рафаэля, - нам надо ехать, - говорила, одеваясь, - на-ам, нам. Он не стал спорить. Зачем? Илья ещё больше захотел, чтобы у них был ребенок, внук, который должен спасти их...
Первое, что они услышали в холле больницы - детский плач. Илья сильней сжал ладонь Анны. "Мама". - Всё будет хорошо, Льюша, - Илью бросило в пот. "Льюша". "Мама". - Идем скорей.
Ольгу Михайловну опять перевели в реанимационное отделение. Илью с Анной впустил пожилой врач спустя час. - Она ведь поправится? - спросил тихо Илья. Врач похлопал его по плечу - стандартная ситуация, стандартный штамп, ответил: - Она у вас сильная женщина. Не утомляйте её, покой - вот что всем нам нужно. - Только на минуту. Врач ушел. Илья вошел первым, Анна за ним. В палате притушен свет, очертания стерты и размыты. - Мама. Глаза женщины открылись медленно-медленно. - Это Аня, я рассказывал, моя невеста. Мы приехали. Мама. Ты сильная. Ты должна держаться. Дождаться внуков. У нас будет ребенок. Ольга Михайловна слегка улыбнулась. - Да, у нас будет ребенок, - поддержала Анна, не такая уж это была и неправда, дело времени. Женщина пошевелила пальцами, Илья нагнулся к лицу матери, поцеловал в щеку и услышал: - Я знаю, сынок. Анна всхлипнула.
В жизни много поворотов, подъемов, провалов - ни для кого ни секрет, что достаточно легкого дуновения ветерка в лицо, чтобы начать жизнь сначала. А если это не дуновенье, а ураган... Ему снилась пыльная буря, она надвигалась на них, и некуда бежать. Он прячет их - своих любимых, своих единственных, а вокруг бесится стихия, разрывая его кожу в кровь, и он знает, что спасение близко, рядом, спасенье всего в одном слове... И тут зазвонил телефон: - Ну, как наша суррогатная мамаша поживает? - услышал Илья спросонья голос Влада. - А по морде и с лета, - рявкнул Илья. - Ой, ой, ой, дружище, что такое, передумал никак оставаться папой- одиночкой? - Влад, я тебе уже говорил: забудь, у нас всё теперь по-другому. - У нас - это у нас или у вас? - Ты что? О чем? - Давай свалим всё это на дружескую ревность. Я тут со своей разбежался, а напиться не с кем, и ты, ещё лучший друг называешься, туда же. Курить ещё бросаешь, ептить... - А кто меня ещё месяц назад уму-разуму учил?! - Ильюх, чего в жизни не бывает, и у тебя это ненадолго, ты ведь бабник, ей-то рассказывал, скольких ты... - Закрой пасть! - И про суррогатную мать, хочешь сказать, рассказал, - продолжал не слушая мужчина, - ей, как её там... Илья бросил трубку, сотовый ударился об угол стола, панель треснула, экран вспыхнул и погас. - Что там, Илюш? - голос из кухни. - Проснулся? - Всё тип-топ, солнце, ошиблись номером. - Тебе на работу положить что-нибудь, или ты ненадолго? - Ненадолго, к маме ещё заеду, её завтра выписывают. - Меня не возьмешь, я ей собраться помогу? Мужчина, встал, поднял разбитый телефон, подошел к форточке и выбросил аппарат, спугнув двух воркующих голубей на подоконнике. - Поехали, Нют, я тебе по дороге кое-что хочу рассказать.
Прошлое должно оставаться в прошлом. Анна долго не могла успокоиться, она смеялась до слез, до колик в животе, Илье пришлось обнять её, и только в его руках женщина сказала: - И ты подумал, что это нас разведет?.. Дурында. У тебя до меня могло быть что угодно и кто угодно, после меня - только я. - Я словно начинаю жить заново, будто только на свет появился и делаю первые шажки... - Это только начало, - она чмокнула его в щеку. Он положил руку на её чуть припухлый живот: - Жду не дождусь, как обниму его, нашего ангелочка, как поцелую его маленькие ножки, глазки... - Попку, - вставила Анна, хохотнув. - Увижу, как он делает первые робкие шажки, буду поддерживать его, учить держать ложку с кашей, буду рядом с ним, когда он скажет первое слово "мама". - Папа, - сказала она. Они проехали мимо той самой телефонной будки. Илья посмотрел на стеклянный ящик с чувством легкой грусти, Анна проследила его взгляд, опять поцеловала его, а блики от солнца, отражаясь в стекле, разбивались на сотни, тысячи крохотных перышек. "Ангельских". Телефон молчал.