Корнев С. : другие произведения.

Превращение истории в научную дисциплину совпало по времени с процессом становления либерального государства в Европе, где флагманом была Британия. Историки XIX века оценивали прошлое с точки зрения "прогресса". При этом в политической сфере "прогрессивным" считался переход от "самодержавного деспотизма" к представительному правлению (республике или конституционной монархии), где исполнительная власть ограничена законом и уважаются права граждан. Понятно, что в этом ракурсе история Рима, начиная с I века до н.э., выглядит как регресс. И если Принципат эпохи "Золотого века" еще можно было приравнять к новоевропейской конституционной монархии, с сенатом как аналогом "палаты лордов", то Доминат однозначно воспринимался как деградация политической системы и перерождение Рима в сторону "азиатского деспотизма". Не удивительно, что первым фундаментальным исследованием об этой эпохе была "История упадка и разрушения...", и написана она была именно британским автором, Эдвардом Гиббоном в 1776-1788 гг. Трактовка Позднего Рима, изложенная в его книге, доминировала в науке (с некоторыми поправками) чуть ли не до середины XX века, а во многих своих аспектах актуальна и сегодня.

ОГЛАВЛЕНИЕ:
1. Слабые аргументы, заимствованные Гиббоном у Монтескье.
2. Оригинальное ядро доктрины Гиббона.
3. Национально-британский фундамент размышлений Гиббона.
Список упомянутой, процитированной и рекомендуемой литературы.


Иллюстрация 1. Эдвард Гиббон (1737-1794) - британский офицер, чиновник, член парламента. Считается основоположником научного изучения Поздней Античности.

1. Слабые аргументы, заимствованные Гиббоном у Монтескье

В популярном изложении взгляды Гиббона часто редуцируют до нападок на христианство. Действительно, современники историка обратили внимание прежде всего на этот аспект его доктрины, поскольку полемика вокруг религии в эпоху Просвещения была излюбленной и актуальной темой. Но если вы возьмете на себя труд прочитать оригинал, то увидите, что христианство стоит отнюдь не на первом месте в числе указанных автором причин упадка Римской Империи. Если позволительна такая метафора, то христианство в нарисованной Гиббоном картине - это не сам СПИД, а осложнение, развившееся на фоне СПИДа. Гиббон полагал, что зерно разрушения несла сама по себе идея объединить весь античный мир в рамках единого государства. И как только это случилось, в тот же момент началась его деградация. С одной стороны, неизбежный из-за обширности государства переход к монархии вызвал упадок гражданской доблести и республиканских добродетелей, благодаря которым Рим возвысился. С другой стороны (но эта линия рассуждений в книге едва намечена), выключился такой оздоровляющий фактор, как межгосударственная конкуренция. Античное человечество как бы положило все яйца в одну корзину. В этом ракурсе, Гиббона больше удивлял не сам по себе финальный крах Рима, а его чрезмерная продолжительность.

"Но упадок Рима был естественным и неизбежным последствием чрезмерного величия. Среди благоденствия зрел принцип упадка; причины разрушения размножались вместе с расширявшимся объемом завоеваний, и лишь только время или случайность устранили искусственные подпорки, громадное здание развалилось от своей собственной тяжести. История его падения проста и понятна, и, вместо того чтобы задаваться вопросом, почему Римская империя распалась, мы должны бы были удивляться тому, что она существовала так долго". [Гиббон 1776-89, т. IV, гл. 38]

Таков общий взгляд Гиббона. Но что касается конкретных механизмов деградации, то здесь все не так "просто и понятно", как обещал сам автор. Книга весьма объемна, писалась много лет, концептуальные замечания в ней разбросаны по всему тексту, а не собраны в специальную главу, поэтому историографы до сих пор не могут разобраться в том, какие же причины упадка сам Гиббон считал приоритетными. На эту тему до сих пор ломаются перья и пишутся диссертации. Насколько эта дискуссия еще далека от консенсуса, можно увидеть, заглянув, к примеру, в диссертацию С.Н. Камнева "Историческая концепция Эдуарда Гиббона" [Камнев 2010]. Автор, кстати, не уделил внимания той линии рассуждений Гиббона, которая мне кажется основной, что также демонстрирует диапазон разночтений.

Если в качестве "путеводной звезды" взять очерк "Общие замечания касательно упадка римского владычества на Западе", размещенный в главе 38 тома IV, то главный двигатель деградации Гиббон видел в перерождении римской армии.

"Победоносные легионы, усвоившие во время далеких походов пороки чужеземцев и наемников, сначала подавили свободу республики, а затем стали унижать величие императорского звания. Заботы о личной безопасности и об общественном спокойствии заставляли императоров прибегать к унизительным уловкам и, подрывая дисциплину, делать армию столько же страшной для ее государя, сколько она была страшна для врагов; прочность военной организации была поколеблена, а затем и окончательно уничтожена нововведениями Константина, и Римский мир был поглощен потоком варваров. ...малодушная политика Константина и его преемников научила варварских наемников, на гибель империи, владеть оружием и подчинять свою дикую храбрость требованиям дисциплины". [Гиббон 1776-89, т. IV. гл. 38]

Развитие этих аргументов и подкрепление их множеством примеров мы находим по всему тексту книги, начиная с I тома. Интересно, что эту линию аргументации Гиббон заимствовал из очерка "Размышления о причинах величия и падения римлян", который на три десятилетия раньше написал французский политический мыслитель барон де Монтескье. Континентальный автор мыслил более теоретично и артикулировано, чем склонный к феноменологии британец, поэтому мысль Гиббона становится понятнее через призму очерка Монтескье. Согласно с концепцией Гиббона-Монтескье, сопряженную деградацию армии и государственности в Риме можно разделить на три этапа.


Иллюстрация 2. Нет, это не сенатор Палпатин с планеты Набу, а барон де Ла-Бред и де Монтескьё (1689-1755) - французский чиновник и политический философ, один из отцов европейского либерализма.

На первом этапе Риму, из-за разрастания размеров государства, пришлось заменить гражданское ополчение на профессиональную армию. Последняя, превратившись в послушный инструмент своих полководцев, стала тем орудием, с помощью которого честолюбцы ниспровергли Республику. И до сих пор в популярной литературе падение республики в Риме считается прямым следствием замены милиционной армии, набираемой из средних слоев общества, на профессиональные войска из пролетариата. Ради пущей убедительности, этот переход нередко рассматривают как одномоментный, связанный с так называемой "реформой Мария", которая непосредственно предшествовала гражданским войнам ("все сходится!").

Следует пояснить, что в рамках современных представлений, указанная трансформация римской армии растянулась на два столетия, начавшись еще в эпоху Пунических войн. Популярный разбор мифа, связанного с "реформой Мария", см. в заметке Алексея Козленко [Козленко 2015]. Римская армия стала профессиональной, деполитизированной и ограниченной сугубо корпоративными интересами только в эпоху Принципата. Солдаты, которые пошли за Цезарем через Рубикон, видели в нем не только своего нанимателя, но и лидера народной партии, с большим стажем противостояния правящей олигархии. Именно это, в конечном итоге, помешало заговорщикам 43-го года закрепить свой успех и предопределило их поражение от эпигонов Цезаря. Другими словами, сворачивание республики в Риме было результатом не тривиального военного переворота, а полноценной классовой войны. Хороший анализ Цезаря как левого политика можно найти в книге итальянского историка и министра Гульельмо Ферреро [Ферреро 1901-07, т. 2].

Второй этап деградации римской армии и государственности (по Гиббону-Монтескье) наступил в III веке, когда, в ходе гражданских неурядиц, вызванных чередой тиранических или слабых императоров, солдатская масса осознала, что является единственным источником власти в Империи. Армия начала менять императоров как перчатки, заставляя их заискивать перед собой и осыпать различными благами, обременяя налогами остальное население. Это привело не только к череде гражданских войн и упадку экономики, но и к поражениям на внешних границах, поскольку разладилась дисциплина и упал моральный дух войска. Рим как бы прожил несколько десятилетий в атмосфере российского 1917 года.

Проблемы с лояльностью войск были решены в IV веке, частью ‑ благодаря более продуманной системе управления армией (включая более последовательное разделение гражданских и военных властей), частью - благодаря разрушению традиционного корпоративного духа легионов и намеренному ослаблению многочисленных пограничных войск, которые потеряли в престиже и боеспособности. Снижение мотивации к военной службе у коренного населения заставило ввести рекрутскую повинность и начать массовую вербовку уже готовых брутальных воинов в лице зарубежных варваров, в основном германского происхождения. Последнее и стало третьим этапом деградации. Это позволило массе варваров хорошо изучить римское военное дело, и затем их атаки на Империю превысили ее способность к самозащите. В конечном итоге то, что осталось от Западной Империи, было упразднено собственной армией, состоявшей к тому времени в основном из наемных варваров. Так, в общих чертах, видели проблему Гиббон и Монтескье.

По современным представлениям [см. Jones 1964, v.2, ch.13], усиление германского элемента в регулярных частях римской армии (с начала IV в.) само по себе не представляло угрозы и не создавало ситуации "конфликта лояльности" у солдат. Варвары рекрутировались индивидуально, подчинялись римской дисциплине и служили под командованием римских командиров. При этом они теряли связь с родиной, а после отставки оставались на территории Империи и постепенно ассимилировались. Проблемой стали иррегулярные "федераты", с которыми Империя вынуждена была иметь дело после уничтожения кадровой армии при Адрианополе (378 г.). Изначально, в эпоху Принципата, "федераты" - это союзные приграничные племена, которые сидели на своей земле, играли роль буфера перед лимесом и помогали его защищать от других племен. С конца IV в., "федераты" - это бродячие орды или банды варваров, которые подчинялись только собственным вождям-кондотьерам, вымогали у Империи деньги и право поселиться на ее территории. В западной части Империи к середине V в., из-за нехватки денег и рекрутов, регулярная армия практически разложилась, и федераты составили основу вооруженных сил. В какой-то момент оборона провинций свелась к войне лояльных варварских вождей с нелояльными, с тем закономерным итогом, что варвары договорились и поделили Запад между собой.

Добавим, что Гиббон почерпнул у Монтескье не только идею деградации государства вслед за армией, но и ключевые аргументы против христианства. Сам французский философ, сдерживаемый цензурой в католической стране, тему разрушительного влияния христианства на государство ограничил случаем Византии и греческой православной церкви. Гиббон, на правах англичанина, чувствовал себя более свободно и возложил на христианство часть вины за гибель и перерождение всей вообще античной цивилизации. Зависимость Гиббона от идей Монтескье столь велика, что французский историк Франсуа Гизо, в предисловии к французскому изданию "Истории упадка и разрушения...", охарактеризовал британского автора (разумеется, в весьма почтительных выражениях) как литературного негра, который взял на себя труд наполнить очерк гениального француза массой содержания [Гизо 1828].


Иллюстрация 3. Нет, это не профессор Мориарти, а французский историк, политик и премьер-министр Франсуа Гизо (1787-1874).

Аргументы Гиббона относительно армии, подкрепленные ссылками на факты и цитатами из античных источников, при чтении могут показаться весьма убедительными, благодаря литературному дару, которым обладал автор. Однако при внимательном рассмотрении они теряют свое очарование. К тому же история раннего Нового времени показывает, что переход от ополчения к профессиональной наемной армии (вербуемой часто из люмпенов и иностранцев) - это один из ключевых этапов эволюции современного государства. И если профессионализация армии действительно могла склонить чашу весов в пользу военной монархии, в ущерб республиканским институтам, то о последующей деградации самой монархии, под влиянием армии, рассуждать нелепо. Наоборот, современная западная государственность как раз и выросла вокруг профессиональной армии и необходимости собирать налоги на ее содержание [Тилли 1992]. Страны, которые в XVII-XVIII вв. не смогли преодолеть этот барьер, погибли (как Польша) или утратили всякое влияние. В наше время в большинстве развитых стран, имеющих профессиональную армию, голос военных в политике едва ощутим, и гражданские власти вполне контролируют свои войска. Видеть в профессиональной армии болезнь, ведущую к деградации государства, это все равно, что считать мускулы источником зла, поскольку при заболевании столбняком мышцы во время судорог могут сломать кости. Проблема не в мускулах, а в поражении нервной системы, которое лишает человека возможности управлять собственными мышцами. Так же и в Риме: проблемы с армией - лишь следствие расстройства системы власти.

Мнение о пагубном влиянии профессиональной армии на государственность, и именно "на примере Рима", само по себе является интересным предметом для исторического анализа и "археологии мысли". Можно предположить, что изначально оно зародилось как сословная страшилка, связанная с реакцией аристократии на усиление королевской власти повсюду в Европе. Римская история стала удобной площадкой, чтобы задним числом вписать в нее "подтверждение" этих опасений. В европейской практике эта страшилка не только не оправдалась, но, наоборот, оказалась переворачиванием с ног на голову, что хорошо видно при сравнении роли армии во Франции до и после Революции. Если профессиональная армия Старого режима в политику не вмешивалась, то после Революции страной стали руководить генералы-популисты, при опоре на армию "солдат-граждан". Закрепившись в исторических сочинениях и кочуя из книги в книгу, указанный мем дожил до эпохи, когда стал востребованным уже как элемент пропаганды в пользу призывной массовой армии. Тогда он получил "второе дыхание" и благополучно сохранился до нашего времени.

к оглавлению

2. Оригинальное ядро доктрины Гиббона

Аргументы, указывающие на роль армии и христианства в деле разрушения Империи, которые Гиббон заимствовал у Монтескье, на самом деле не составляют ядро его доктрины. Это скорее сомнительные подпорки для выражения его собственной, сугубо британской интуиции, которая маячит на заднем плане и лишь в редких случаях прорывается на поверхность повествования. Например, в I томе, где автор рассуждает о том, что рабское положение римлян под властью императоров-тиранов "было более ужасно, чем положение жертв тирании в каком-либо другом веке или в какой-либо другой стране":

"Разделение Европы на множество самостоятельных государств, связанных одно с другим сходством религии, языка и нравов, имело самые благотворные последствия для свободы человеческого рода. В наше время тиран, который не встречает никакого сопротивления ни в своем собственном сердце, ни в своем народе, скоро почувствовал бы, что его стесняют и пример людей, равных с ним по положению, и опасение порицаний, и советы союзников, и нападки врагов. Предмет его гнева, переступив узкие границы его владений, легко нашел бы в какой-нибудь более счастливой стране верное убежище, соответствующую его личным достоинствам новую карьеру, свободу жаловаться и, может быть, средства отмщения. Но Римская империя обнимала целый мир, и, когда она подпадала под власть одного человека, весь мир обращался в надежную и страшную тюрьму для его врагов". [Гиббон 1776-89, т. I. гл. 3]

Учитывая, какое большое значение Гиббон придавал "плохим" и "слабым" императорам в деле развращения армии и разрушения Империи, этот аргумент естественно приложить не только к теме "сохранения свободы", но и к судьбе государства в целом. И действительно, в IV томе, в уже упомянутом выше концептуальном очерке, автор расширил аргументацию о пользе многополярности в Европе:

"В настоящее время Европа разделена на двенадцать могущественных, хотя и неравных, монархий, три почтенных республики и множество мелких независимых государств; по крайней мере с увеличением числа ее правителей увеличились шансы на то, что между этими правителями появятся даровитые короли и министры и что новый Юлиан или новая Семирамида будет царствовать на севере в то время, как на престолах южных государств будут снова дремать Аркадий и Гонорий. Злоупотребления тирании сдерживаются взаимным влиянием страха и стыда; республики ввели у себя внутренний порядок и приобрели прочность; монархии усвоили принципы свободы или по меньшей мере умеренности, и нравы нашего времени внесли некоторое чувство чести и справедливости в самые неудовлетворительные государственные учреждения. В мирное время успехи наук и промышленности ускоряются от соревнования стольких деятельных соперников; в военное время европейские армии ограничиваются сдержанной и нерешительной борьбой". [Гиббон 1776-89, т. IV., гл. 38]

В рамках этой логики, если власти какого-либо государства в "европейском концерте" начнут совершать те же ошибки, что и "плохие" императоры Рима, то оно тут же станет слабее, и соседи, не совершившие таких ошибок, его "поправят". Либо это государство возьмется за ум, либо потеряет суверенитет и распоряжаться им будут другие. Межгосударственная конкуренция в рамках единой цивилизации заставляет правительства присматриваться друг к другу, перенимать друг у друга все полезное, делающее страну сильнее, и, наоборот, позволяет на чужом примере заранее видеть пагубность неэффективных решений. В этой логике уничтожение геополитической многополярности должно рассматриваться как более основополагающая причина последующего краха Римской Империи, чем те механизмы деградации, на которых делает акцент Гиббон. В эпоху Гиббона в Европе (включая ее колонии) были налицо и обширные империи, и наемные армии, и христианская церковь, но цивилизация развивалась, усложнялась и становилась сильнее, а не слабела, дичала и деградировала. Получается, что межгосударственная конкуренция обезвреживает те пагубные факторы, которые, согласно Гиббону и Монтескье, в Риме способствовали процессу деградации.

Процитированные выше пассажи показывают, что Гиббон, в отличие от Монтескье, считал важным фактором не только саму по себе обширность римских завоеваний, но и то, что они покончили с политической многополярностью античной цивилизации, уничтожили "концерт" держав, подобный тому, что существовал в Европе в эпоху написания книги. Еще раз подчеркнем, что на фоне этого аргумента описанные Гиббоном факторы деградации, связанные с армией и религией, выглядят как вторичные, которые смогли оказаться действенными только в силу исходного подавления многополярности. То, что восхвалению конкурентной межгосударственной системы посвящена лишь пара ремарок, и акценты в книге расставлены на других темах, не должно нас смущать. В силу самого предмета книги, "благо многополярности" в ней могло быть доказано только "от противного", через детальное рассмотрение механизмов деградации, которые запускаются после подавления межгосударственной конкуренции. И только здесь, в части инструментов доказательства, великий британец пошел на поводу у континентального автора и взял за основу далеко не бесспорные аргументы Монтескье.

к оглавлению

3. Национально-британский фундамент размышлений Гиббона

Для Гиббона, как для человека британской культуры, оценивающего мир с точки зрения британских национальных интересов, первопричина Зла - сам по себе процесс разрушения многополярности и строительства всеобщей империи на Западе. Перспектива объединения континентальной Европы в рамках единого государственного образования долгое время была для британцев наихудшим кошмаром. Гиббон перенес эти национальные комплексы на античную эпоху и приложил к римской истории национальную "Британскую Идею". А именно, убежденность в том, что Империя, тиранически распоряжающаяся Европой, - это зло, ничего хорошего из нее получится, она обречена на деградацию, а вот концерт независимых держав, озабоченных балансом сил, - это здорово, к этому и должны стремиться добрые европейцы.

Первоначально эта концепция была идеологической сублимацией политики Голландии и Габсбургов в эпоху резкого возвышения Франции в XVII веке. Она стала доминантой британской политики с 1689 года, с началом войны Аугсбургской лиги, когда страна была захвачена голландцами и переформатирована в инструмент борьбы с французской гегемонией. Но ко времени Гиббона, Британия из инструмента этой политики уже превратилась в ее основного выгодополучателя и стала вполне сознательно бороться с любыми попытками континентальной консолидации.

Таким образом, негативный взгляд на позднюю римскую историю, долгие годы доминировавший в Европе, был сформирован под влиянием не только нарождавшейся либеральной идеологии, но и британских национальных интересов: выгодной для Британии оценки исторических процессов в Европе.

Впрочем, это понимание не требует от нас автоматически признать ошибочность данного взгляда. Тем более что за последние столетия он стал мейнстримом европейской мысли. Гиббона можно считать предтечей популярной сегодня идеологии, которая в многополярности цивилизации видит более полезное и правильное состояние, чем однополярность. В наиболее рафинированном виде ее можно найти у теоретиков миросистемного анализа, с его противопоставлением менее эффективного (с точки зрения прогресса) мира-империи и более эффективного мира-экономики. Эту тему полагает важной не только Иммануил Валлерстайн (об этом мы упоминали в другом месте), но и Арриги:

"Межгосударственная конкуренция была важнейшей составляющей всех фаз финансовой экспансии и главным фактором в формировании тех блоков правительственных и деловых организаций, которые провели капиталистическую мировую экономику через последовательные фазы материальной экспансии". [Арриги 1994, с. 52]

Сами миросистемщики в этом отношении считают своим предтечей Макса Вебера, который сделал акцент на этой теме в "Хозяйстве и обществе" и в посмертно изданной "Истории хозяйства". Арриги, в частности, цитирует следующую его мысль:

"Эта конкуренция создала в высшей степени благоприятные условия для развития современного капитализма. Каждое государство стремилось привлечь свободно обращающийся капитал, и этот последний диктовал условия, на которых он соглашался служить. ...Таким образом, замкнутое национальное государство создает обстановку для дальнейшего существования капитализма, и последний сохраняется до тех пор, пока национальное государство не уступит место мировому". [Вебер 1923, с. 305]

Иллюстрация 4. Нет, это не Гитлер с приклеенной бородой. Это Макс Вебер (1864-1920), немецкий историк экономики и один из отцов-основателей современной социологической науки. А также один из архитекторов Веймарской республики.

Факт остается фактом: античный мир, объединенный в единую империю, стагнировал, а затем и умер; между тем, Новая Европа, оставшись политически раздробленной и вечно воюющей, испытала бурное развитие. Британия, во-первых, сыграла решающую роль в сохранении этой раздробленности, благоприятствующей прогрессу, а, во-вторых, и сама по себе долгое время была движущим локомотивом и витриной европейского прогресса. Так что британские фобии относительно единства Европы вполне могут оказаться глубоким прозрением сути вещей. Здесь как в известном анекдоте с параноиком: если у человека паранойя, это не значит, что его страхи пусты и беспочвенны. Ничто не мешает нам предположить, что если бы в античном мире нашелся аналог Британии, одержимый идеей сохранить эллинистический концерт держав, то его судьба сложилась бы иначе.

С другой стороны, нет никаких оснований предполагать полное подобие обеих европейских цивилизаций. Даже если признать, что разделенность была столь необходима для развития античной Европы, то, возможно, для новоевропейской цивилизации она была полезна только до определенного момента, до запуска промышленной революции и осознания элитами важности научно-технического прогресса. Высокий уровень технологий значительно увеличивает цену, в которую обходятся войны, и если бы Европа объединилась еще во времена Наполеона, то удалось бы избежать многих бедствий, и сейчас ее позиции на мировой арене, возможно, были бы получше.

Итак, Гиббон, в главном, - это не обличитель христианства и не подражатель Монтескье. Фундаментальная идея, направлявшая книгу Гиббона, является выражением британского геополитического мышления: это благо многополярности, концерта конкурирующих держав, и неизбежная деградация цивилизации под властью единой Империи.

Но в том, что касается непосредственных механизмов деградации Римском Империи, которые включились после разрушения эллинистической многополярности, аргументы Гиббона вторичны, не слишком убедительны и нередко противоречат современным, более продвинутым представлениям о Поздней Античности.

к оглавлению

Список упомянутой, процитированной и рекомендуемой литературы

Предупреждение для студентов, ищущих материалы для рефератов и курсовых: данный очерк опирается на непредвзятое прочтение книги Гиббона и работы Монтескье и находится в оппозиции к ортодоксальным (на сегодня) интерпретациям.

Brown 1971 - Brown, Peter R.L. The World of Late Antiquity from Marcus Aurelius to Muhammad. London, 1971.

Brown 1978 - Brown, Peter R.L. The Making of Late Antiquity. Cambridge (Mass.), London, 1978.

Bury 1923 - Bury, J. B. History of the Later Roman Empire From the Death of Theodosius I to the Death of Justinian. Vol. 1-2. London, 1923.

Cameron 1993 - Cameron, Averil. The Mediterranean world in late antiquity AD 395-600. London, 1993.

CAH-XII 2005 - The Cambridge Ancient History. Vol. XII. The Crisis of Empire. AD 193-337. 2nd ed. Cambridge, 2005.

CAH-XIII 1997 - The Cambridge Ancient History. Vol. XIII. The Late Empire. AD 337-425. Cambridge, 1997.

CAH-XIV 2000 - The Cambridge Ancient History. Vol. XIV. Late Antiquity: Empire and Successors. AD 425-600. Cambridge, 2000.

Goffart 2006 - Goffart, Walter А. Barbarian tides: the migration age and the later Roman Empire. Philadelphia, 2006.

Jones 1964 - Jones, A.H.M. The Later Roman Empire 284-602: A Social, Economic, and Administrative Survey. Vol. 1-3. Oxford, 1964.

Jones 1966 - Jones, A.H.M. The Decline of the Ancient World. London, New York, 1994.

Ward-Perkins 2005 - Ward-Perkins, B. The Fall of Rome and the End of Civilization. Oxford, 2006.

Арриги 1994 - Арриги, Джованни. Долгий двадцатый век. Деньги, власть и истоки нашего времени. М., 2006.

Валлерстайн 1974 - Валлерстайн, Иммануил. Мир-система Модерна. Том I. Капиталистическое сельское хозяйство и истоки европейского мира-экономики в XVI веке. М., 2015.

Вебер 1896 - Вебер, Макс. Социальные причины падения античной культуры. // Избранное. Образ общества. М., 1994. C. 447-468.

Вебер 1909 - Вебер, Макс. Аграрная история Древнего мира. М., 2001.

Вебер 1923 - Вебер, Макс. История хозяйства. // История хозяйства. Город. М., 2001. C. 5-332.

Волошин 2006 - Волошин Д.А. Падение Римской империи в исторической мысли Германии и Франции XIX - XX вв. Дисс...к.и.н. Армавир, 2006.

Гиббон 1776-89 - Гиббон, Эдвард. История упадка и разрушения Римской Империи. В 7 томах. СПб., 1997-2000.

Гизо 1828 - Гизо, Франсуа. Предисловие Гизо к его переводу (изд. 1828 г.) // Гиббон, Эдвард. История упадка и разрушения Римской Империи. Т. 1. СПб., 1997. С. 11-20.

Камнев 2010 - Камнев С.Н. Историческая концепция Эдуарда Гиббона. Дисс...к.и.н. Омск, 2010.

Козленко 2015 - Козленко, Алексей. Миф Древнего Рима: военные реформы Мария. Warspot.ru, 2015. (https://warspot.ru/4023-mif-drevnego-rima-voennye-reformy-mariya)

Монтескье 1734 - Монтескье, Шарль де. Размышления о причинах величия и падения римлян. // Избранные произведения. М., 1955. С. 49-156.

Ростовцев 1926 - Ростовцев М.И. Общество и хозяйство в Римской империи. В 2-х т. М., 2000-2001.

Сергеев 1999 - Сергеев И.П. Римская Империя в III веке нашей эры. Харьков, 1999.

Тилли 1992 - Тилли, Чарльз. Принуждение, капитал и европейские государства. 990-1992 гг. М., 2009.

Ферреро 1901-07 - Ферреро, Гульельмо. Величие и падение Рима. В 5 томах. М., 1997-1998.

Хизер 2005 - Хизер, Питер. Падение Римской империи. М., 2011.

к оглавлению

Текст впервые опубликован 22.03.2020 в моем блоге по адресу https://culturgy.livejournal.com/14205.html, как часть главы 1.9. "Эволюция представлений о Поздней Античности: от парадигмы "смертельной болезни" до вторжения политкорректности" книги "Геополитика эпохи эллинизма".