Корнев Павел Николаевич : другие произведения.

Безликий

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.00*8  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Пятая книга Всеблагого Электричества, но с новым главным героем.

    "Он не тот, за кого себя выдаёт, и настолько привык быть кем-то иным, что позабыл, как выглядит собственное лицо."

  Павел Корнев
  Сиятельный #5
  
  Безликий
  
  
  Пролог
  
  1
  
   Иногда я готов убить, лишь бы только остаться в тишине. Особенно, когда нет никакой возможности махнуть на всё рукой и уйти, а от неприятных звуков натуральным образом раскалывается голова.
   На этот раз причиной мигрени стал невыносимо-визгливый тенорок Виктора Долина - нового приобретения хозяйки клуба. Распекавший танцовщиц хореограф то и дело срывался на фальцет, и никак не удавалось заставить себя не обращать на эти пронзительные крики внимания.
   Но - убить? Да нет, есть способ проще.
   Отложив кисть, я достал из кармана коробочку с надписью "Ohropax", вставил в уши изготовленные из пчелиного воска и пропитанной вазелином ткани беруши, надавил и наступила блаженная тишина. Давящее присутствие головной боли исчезло, а вслед за ним пропало и желание свернуть крикливому баламуту шею.
   Хорошо!
   Я вновь взял кисть и взглянул на сцену, где шёл последний перед завтрашней премьерой прогон. Девушки из кордебалета были прекрасны и восхитительны, но Ольга Орлова своей грацией легко затмевала их всех. Даже не потребуй этого хозяйка клуба, я в любом случае поместил бы на афишу именно русскую приму и никого другого.
   Просторный зал был погружён в полумрак, газовые фонари освещали лишь сцену да мой закуток с большим плакатом и парой мольбертов поменьше. Какое-то время я наблюдал за прогоном, подмечая интересные детали, а затем вновь вернулся к работе, но только начал смешивать краски, и репетиция уже подошла к концу. Ольга первой покинула сцену, вслед за примой побежали разряженные девицы из кордебалета.
   Постановщик наконец прекратил бесноваться, вытер платочком вспотевшее лицо и спустился к Софи Робер - черноволосой женщине в длинном узком платье, облегавшем стройную фигуру словно вторая кожа. Рядом с ними тут же оказался буфетчик Морис Тома. Владелица клуба взяла с подноса бокал с шампанским и что-то сказала постановщику. Долин от угощения отказываться не стал, но при этом отчего-то сильно смутился и вперил взгляд себе под ноги. Оно и немудрено: за те два года, что Софи управляла доставшимся от супруга клубом, она в совершенстве овладела искусством укрощения творческих личностей вне зависимости от степени их известности и взбалмошности.
   Я не удержался, взял карандаш и принялся небрежными штрихами рисовать Софи. На скорую руку изобразил её вьющиеся волосы, мягкий овал лица, прямой нос, ямочки на щёках и полные губы. Затем добавил лёгкие морщинки в уголках миндалевидного разреза глаз, несколькими быстрыми движениями наметил высокую грудь, стройную талию и длинные ноги, а под конец не удержался и вместо платья обрядил Софи в корсет и чулки с подвязками. В руку вложил хлыст.
   Бедный, бедный Виктор. Надеюсь, завтрашняя премьера нашу хозяйку не разочарует...
   Пока я развлекался почеркушками, Виктор и Софи допили шампанское и покинули зал. Пришлось вновь заняться плакатом, попутно размышляя, в какое из окрестных заведений заглянуть после работы. У работы с красивыми женщинами есть один существенный недостаток: она... утомляет.
   Некоторое время спустя вернулся Морис, уже без подноса, в куртке и кепке. Один за другим он погасил газовые светильники у сцены и направился к моему закутку. Я увидел, как его губы сложились в беззвучное "Пьетро!" и постучал указательным пальцем по уху.
   - Не слышу!
   Для буфетчика моя манера затыкать уши во время работы секретом не была, поэтому он молча указал на ближайший газовый рожок.
   - Погашу! - пообещал я, слыша собственные слова слова странно искажёнными, словно они звучали у меня в голове.
   Морис кивнул и ушёл в коридор.
   Накануне премьеры Софи предоставила свободный вечер всему персоналу за исключением ночного сторожа и меня. Впрочем, я цепью к мольберту прикован не был. Закончу работу и уйду.
   Вытерев обрывком льняной тряпки пальцы, я откинул полу убранного на стул пиджака и за цепочку вытянул из кармана серебряную луковицу часов. Взглянул на циферблат, убрал хронометр обратно и вдруг уловил отголосок непонятного удара, словно кто-то опрокинул шкаф или со всего маху захлопнул массивную входную дверь.
   Шум вызвал точно не прокативший мимо клуба паровик; размеренный перестук их стальных колёс давно сидел у меня в печёнках. Нет, это было что-то новое. Необычное.
   Я начал вытаскивать беруши, но поторопился и лишь затолкал их ещё глубже. В сердцах выругался и, на ходу пытаясь подцепить ногтями скользкую материю, вышел из зала в фойе, а там враз позабыл об ушных заглушках.
   Ночной сторож валялся у входной двери и вокруг его головы растекалась лужица крови.
   Я подскочил к нему, опустился на колено и приложил пальцы к шее. Пульса не было.
   Какого дьявола?!
   В глаза бросилась распахнутую дверь служебного коридора, я забежал в него и увидел, что у кабинета Софи Робер стоит незнакомый моложавый господин, невысокий и крепкий. При моём появлении он нахмурился и спешно завёл правую руку за спину.
   Я кинулся к незнакомцу и на ходу затараторил:
   - Синьор! Нужна ваша помощь! Сторожу плохо, он весь в крови! Вышел на улицу и свалился с крыльца, представляете? Всё залил кровью! У нас приличное заведение, а не какой-нибудь притон! Что подумают люди?!
   Молодчик в сером костюме произнёс в ответ что-то отрывистое и злое.
   - Не слышу! - постучал я себя пальцем по уху, продолжая шагать по коридору. - Синьор! Ночной сторож сильно расшибся! Нужна ваша помощь!
   Незнакомец ступил вперёд и резко махнул короткой дубинкой, метя мне по голове. Я шатнулся в сторону и дубинка мелькнула перед лицом, а промахнувшийся молодчик провалился вперёд.
   Рывок за руку, локтем в лицо!
   Тычок пришёлся точно в подбородок, голова крепыша мотнулась назад, и он уселся на задницу. Но сознания не потерял, вытаращился на меня и вновь разинул рот. Я шибанул коленом в висок, и незнакомец завалился на спину, приложился затылком об пол и распластался без чувств.
   Чистый нокаут.
   Распахнувшийся пиджак открыл поясную кобуру, и я не стал поднимать набитую свинцовой дробью дубинкой, вместо этого завладел револьвером. Переломил его - барабан подмигнул донцами нестрелянных патронов. Заняты оказались все шесть камор.
   В мои руки попал "Веблей" тридцать восьмого калибра с четырёхдюймовым стволом; почему-то это обстоятельство показалось очень важным, но копаться в обрывках смутных воспоминаний не оставалось времени. Я выругался и толкнулся в кабинет.
   Налётчиков оказалось двое. Усатый дылда прижимал Софи к письменному столу и выкручивал руку, не давая дотянуться до ножа для бумаг, его лысоватый напарник пытался задрать хозяйке клуба платье, но узкая юбка застряла на бёдрах и никак не поднималась выше. Плешивый тип заранее спустил брюки и оказался столь увлечён грядущим развлечением, что на стук распахнувшейся двери даже не обернулся. На моё появление среагировал лишь долговязый. Смахнув нож для бумаг на пол, он резко крутанулся от стола и тотчас в его руке возник выдернутый из кобуры револьвер.
   Хлопнуло! "Веблей" в моей руке дёрнулся, и хоть стрелял от бедра, усатый завалился с кровавой дырой посреди лба.
   Плешивый что-то крикнул и дёрнул из кармана пиджака чёрный браунинг, но воспользоваться оружием не успел: две пули, одна за другой, угодили ему в низ живота. Налётчик выронил пистолет, зажал ладонями пах и сполз по стенке на пол.
   Выждав пару мгновений, я добил его выстрелом в голову и вернулся в коридор. Но только взял на прицел молодчика с дубинкой, и подскочившая со спины Софи ухватила за руку и заставила опустить оружие.
   - Что такое? - удивился я. - Не слышу!
   Хозяйка клуба выдохнула беззвучное проклятие, подцепила своими длинными ярко-алыми ногтями беруши и выдернула их из моих ушей.
   - Это сыщики! - крикнула она. - Пьетро, ты застрелил полицейских!
   - Разве ты не платишь им за спокойствие?
   - Это не местные! Сыскная полиция! Ньютон-Маркт!
   Я опустился на корточки рядом с начавшим ворочаться крепышом и приложил его рукоятью револьвера по лбу, вновь отправляя в забытьё - лобная кость толстая, проломить её неосторожным ударом нисколько не опасался. После этого вытащил из внутреннего кармана пиджака кожаное портмоне, открыл его и выругался.
   Внутри и в самом деле обнаружилась служебная карточка на имя Фредерика Гросса, детектива-констебля сыскной полиции метрополии.
   - Ньютон-Маркт? - поднялся я на ноги. - Софи, какого дьявола им от тебя понадобилось?
   Хозяйка клуба вернулась в кабинет, переступила через растёкшуюся по паркету лужу крови и взяла со стола портсигар. Поспешно закурила, и вставленная в мундштук из слоновой кости сигаретка заходила ходуном в её дрожащих руках.
   - Софи!
   - Деньги! - выкрикнула она в ответ и уже куда спокойней повторил: - Им нужны были деньги! Что же ещё?
   Деньги? Объяснение убедительным не показалось, но прежде чем я успел собраться с мыслями, послышался требовательный стук во входную дверь.
   - Откройте, полиция! - донеслось с улицы.
   - Думаю, он неплохо меня разглядел, - усмехнулся я, взял на прицел голову оглушённого детектива-констебля и выдохнул: - Пуф!
   Стрелять не стал, вместо этого переломил револьвер и опустошил барабан; патроны разлетелись по полу вперемешку со стреляными гильзами. После этого я кинул разряженный "Веблей" в кресло и спросил:
   - Покровители прикроют тебя?
   Софи кивнула.
   - Прикроют. Только надо сделать пару звонков.
   В дверь колотили всё сильнее, и я нахмурился.
   - Так чего же ты ждёшь?
   Хозяйка клуба сняла трубку с телефонного аппарата и печально улыбнулась.
   - Прощай, Пьетро! Мне будет тебя не хватать!
   - Увидимся! - с усмешкой бросил я в ответ и побежал к чёрному ходу.
   Пусть начальник местного полицейского участка и был давно прикормлен, но убийство двух сыщиков Ньютон-Маркта явно не тот случай, на который станут закрывать глаза из-за сотни франков в неделю.
   Пьетро Моретти должен был исчезнуть.
   Навсегда.
  
  2
  
   Мансарды и крыши - будто ступеньки в небо.
   Поднимись на чердак, выберись через слуховое окно на крутой скат - и дымный шумный город раскинется внизу, а над тобой останутся лишь облака да редкие дирижабли. Ну и голуби, куда без них.
   Последний вечер лета я встречал на террасе пятиэтажного дома посреди моря черепичных крыш. Полотняный навес над головой легонько трепетал под порывами ветра, вдалеке в сером мареве смога маячили башни старого города, было тихо и спокойно. И никого поблизости - ни закопчённых трубочистов, ни вездесущих голубятников.
   На застеленном газетой столе лежал немудрёный ужин: две булки белого хлеба, пара головок сыра, кисть винограда, кусок копчёного окорока и три бутылки молодого красного вина. Я как раз вкручивал штопор в пробку первой из них.
   Последний ужин приговорённого? Отчасти так и было: убийца полицейского, пусть даже и полицейского продажного, едва ли мог всерьёз уповать на долгую жизнь, хотя бы и на каторге. Такому попросту не дожить до суда.
   У Пьетро Моретти не было ни единого шанса перехитрить судьбу. Прячься - не прячься, один чёрт, отыщут и затравят, будто дикого зверя. И потому он должен был исчезнуть.
   Свой прощальный ужин я начал, когда на город уже накатили сумерки и серое марево смога растворилось в темноте, загорелись уличные фонари, замигали разноцветными огнями витрины и вывески. Где-то мягко светились газовые лампы, где-то резали взгляд отблески электрических светильников. Громыхали на стыках рельс колёса паровиков, фыркали пороховые движки самоходных колясок, стучали по мостовым копыта впряжённых в экипажи и телеги лошадей.
   Вечерняя суета нисколько не занимала меня; покачивая в руке стакан с вином, я отрешённо смотрел в небо. Звёзд видно не было, лишь помаргивали в выси бортовые огни грузовых и пассажирских дирижаблей.
   Внутри всё сильнее разгоралось мягкое жжение, лицо покрылось испариной, блуза на спине пропиталась горячим потом. Вскоре оттягивать неизбежное уже не осталось никакой возможности; я собрал остатки еды и пустые бутылки в холщовую сумку и спустился с крыши в общий коридор. Там отпер боковую дверь и прошёл на мансарду.
   Тесная кухонька, небольшая гостиная с окном в скошенной крыше и спальня, куда едва-едва поместились платяной шкаф и узкая кровать.
   Задёрнув окно, я разжёг газовые рожки, и гостиную заполонил мягкий желтоватый свет. В ростовом зеркале отразился высокий молодой человек со смуглой кожей, копной непослушных чёрных волос и привлекательным лицом уроженца Апеннинского полуострова. Нос с горбинкой, твёрдый подбородок, тёмные - очень тёмные и глубокие глаза. Немного печальные. Глаза мечтателя и поэта. Именно благодаря им да ещё из-за тонких длинных пальцев образ художника и приобретал свою удивительную завершённость.
   Пьетро Моретти, живописец. Не гений, но и не бездарность.
   Я снял пиджак и принялся раздеваться, скидывая одежду прямо на пол.
   Писаным красавцем Пьетро не был. Слишком худой, с тонкими ногами-спичками и немного сутулый. Кожа туго обтягивала рёбра, но на животе и боках уже начинал скапливаться жирок. Плечи оказались узкими, а вот руки в противовес им выглядели жилистыми и сильными.
   Жжение в районе солнечного сплетения всё усиливалось и усиливалось, и почти сразу отражение в зеркале перестало быть черноглазым. Зрачки поблекли и выцвели, засияли лучезарным светом.
   Тогда я принёс из шкафа в спальне листы ватмана и развесил их по обеим сторонам зеркала. На одних рисунках было запечатлено лицо молодого мужчины в профиль и анфас, на других я изобразил его в полный рост.
   Вид спереди, с боков, со спины. На полушаге и в прыжке.
   Тёмные волосы с левым пробором были выбриты на висках и затылке, глаза угрюмо смотрели из-под надбровных дуг, лоб перечерчивали нити морщин, прямой нос слегка изгибался из-за давнишнего перелома, а губы кривились в ироничной ухмылке. Открытое лицо казалось смутно знакомым, тут свою роль сыграло отдалённое сходство с хозйкой клуба, Софи Робер.
   Этот человек был несколько ниже Пьетро Моретти и куда шире в плечах. С роста и стоило начинать.
   Жжение распространилось на всё тело, кожа стала очень тёплой, даже горячей на ощупь. Воздух колыхался вокруг меня как над раскалённой плитой. Я сделал глубокий вдох, напрягся - и плоть потекла, словно размягчённый воск. В один миг тело просело на пять или шесть сантиметров, опасно хрустнул и загорелся огнём позвоночник. В него будто забили раскалённый штырь!
   Я шумно выдохнул, пережидая пока отступит боль, а лишь она немного утихла, усилием воли раздвинул своё тело в плечах и нарастил мышечную массу рук!
   Те взорвались огнём, заломило ключицы и скрутило рёбра, но я уже сделал новый вдох и рывком согнал с живота и боков скопившийся там жирок. По большей части излишек плоти ушёл вниз и восполнил худобу ног. Колени подогнулись, лишь чудом удалось не усесться на пол. Но - устоял.
   Обильная трапеза позволила прибавить к собственному весу ещё пару килограммов, за счёт этого новое тело вышло куда более мощным и плотно сбитым.
   Тело? Да нет, пока лишь заготовка оного.
   Я вновь направил силу в руки и заскрипел зубами от болезненного биения пульса в голове. Но не остановился, не скорчился на полу. Перетерпел. На следующем вдохе резкая боль охватила всю грудную клетку, пришлось стиснуть зубы, шаг за шагом прорабатывая и усиливая мышцы торса.
   Справился и с этим, а когда пришёл черёд пресса, по коже уже вовсю струился кровавый пот. Пришлось откупорить последнюю бутылку и жадно приложиться к горлышку, дабы хоть как-то унять терзавшую мышцы резь и восполнить потерю жидкости.
   Напоследок я сделал ноги поджарыми и атлетическими, а потом стиснул лицо ладонями, и тотчас взорвалась невыносимой болью голова. Кости черепа деформировались и сместились, принимая новую форму; податливая плоть повиновалась касаниям пальцев, словно мягкая гончарная глина.
   Первым делом я придал лицу форму правильного овала с немного более высоким, чем прежде, лбом. После укоротил мочки и чуть сильнее приплюснул уши, а затем несколькими осторожными касаниями добавил массивности надбровным дугам. Глаза запали сами собой, осталось лишь выправить нос, доработать скулы и подбородок, да ещё вылепить себе новые губы.
   Рот стал шире; я подводил из стороны в сторону нижней челюстью и сплюнул на пол кровью. Мне было нехорошо.
   Сияние глаз начало затухать, тогда я зажал нос пальцами и под мерзкий хруст повернул его сначала в одну сторону, а затем в другую, добиваясь нужной искривлённости.
   На грудь потекла кровь, но я не обратил на это никакого внимания и открыл саквояж с медицинскими инструментами. Воткнул кончик скальпеля в бедро и повёл вверх, бесстрастно удлиняя неглубокий порез. Затем накрыл царапину ладонью и немного подержал так, а когда отнял руку, на коже остался застарелый рубец. Ещё одна подобная отметина украсила рёбра, две прочертили правое предплечье, три - левое.
   После я рассек бровь и добавил с обеих сторон глубокой царапины чёрточки-порезы, имитируя следы хирургических швов. Сильное поначалу кровотечение очень быстро прекратилось, от ранки остался лишь тонкий след шрама.
   Под конец я резанул скальпелем вниз от левой мочки к подбородку, и прочертившая загорелую кожу белая ниточка добавила лицу асимметрии, удивительным образом сделав его живым и запоминающимся.
   Финальный штришок? Да! Это был именно он!
   Я бросил скальпель в саквояж, вытерся старой блузой и вновь посмотрелся в зеркало. Там отразился незнакомец. Быстрый, жилистый и довольно опасный. Мастер не кисти и карандаша, а ножа и кастета.
   От художника осталась копна тёмных волос, но... Это могло и подождать.
   Ещё не так давно переполнявшая меня сила почти развеялась, сменилась неуютной опустошённостью; я ухватил последние крупицы власти над собственным телом, направил их в кисти и со всего маху приложился кулаками по кирпичной стене.
   Левой-правой!
   Из глаз потекли слёзы, и я зашипел сквозь стиснутые зубы, придавая костяшкам нужный битый и ломаный вид. Затем прошёлся по комнате, репетируя упругую походку уличного забияки, а только избавился от последних остатков утончённости итальянского художника, как щёлкнул замок входной двери.
   Выхватив из саквояжа скальпель, я отступил к стене, но тревога оказалась напрасной: это пришла Софи. Она смерила меня внимательным взглядом и улыбнулась.
   - Да ты теперь просто красавчик, Пьетро!
   Я кинул скальпель в саквояж, на миг замер, искажая голосовые связки, и спросил своим новым голосом:
   - Пьетро? С чего ты взяла?
   Софи рассмеялась волнующим грудным смехом.
   - О, тебе меня не обмануть, даже не надейся. Узнаю в любом обличье, так и знай.
   Она не шутила, и эта уверенность меня откровенно обескуражила.
   - Я что-то упускаю? Скажи! Это важно!
   Госпожа Робер указала пальцем чуть ниже живота.
   - Твоё мужское достоинство, Пьетро. Всякий раз оно остаётся... неизменным.
   Я фыркнул.
   - Откуда такая категоричность? Объективности ради тебе стоит познакомиться с ним поближе!
   Софи покачала головой.
   - Не стоит всё усложнять, Пьетро. Нас слишком многое связывает, чтобы впутывать в отношения ещё и постель.
   Я лишь кивнул, и тогда хозяйка клуба вытащила из ридикюля и протянула мне не слишком новый на вид, если не сказать - изрядно потрёпанный, паспорт. Я раскрыл картонную карточку, прочитал:
   - Жан-Пьер Симон. - И удивлённо хмыкнул. - Не Робер?
   - Ты не родной брат, только кузен.
   Согласно отметкам пограничной службы Жан-Пьер Симон прибыл на остров два месяца назад и больше Атлантиду не покидал, а внесённое в соответствующие графы описание внешности законного владельца паспорта подходило к моему нынешнему облику наилучшим образом.
   - С этим Жан-Пьером проблем не будет? - поинтересовался я на всякий случай. - Не всплывёт в самый неподходящий момент?
   - Нет, он отбыл в Новый Свет по фальшивым документам.
   - Неприятности с законом?
   - Карточные долги.
   Я положил паспорт на стол и передвинул к зеркалу один из стульев.
   - Подстрижёшь? Эти патлы портят мне весь образ!
   Софи пригляделась к развешанным на стенах листам с набросками и кивнула.
   - Сделаю, - пообещала она, стянула с рук кружевные перчатки и достала из саквояжа ножницы и расчёску.
   Я уселся на стул и спросил:
   - Как всё прошло с полицией? Твои высокопоставленные знакомые замолвили за тебя словечко?
   Хозяйка клуба поморщилась.
   - Учитывая обстоятельства, всем показалось разумным не предавать дело широкой огласке. Убитый со спущенными штанами сыщик - не лучшая реклама для Ньютон-Маркта. Если история просочится в прессу, полетят головы.
   - Надеюсь, я не слишком сильно приложил детектива-констебля? Он уже дал показания?
   Софи перестала щёлкать ножницами, заставила меня повернуть голову и лишь после этого ответила:
   - Детектив-констебль очнулся и уверенно опознал в напавшем на него человеке Пьетро Моретти, художника клуба "Сирена".
   - Как он объясняет свой визит в клуб?
   - Никак. Уверяет, что сержант просто велел караулить в коридоре.
   - Он не мог не слышать твоих криков!
   - Не вертись! - одёрнула меня Софи.
   Я не послушался и задал новый вопрос:
   - Уже известно, как они попали внутрь?
   - Якобы дверь была не была заперта.
   - А сторож?
   - Его убивать не собирались. Это вышло случайно, когда он попытался выставить их на улицу. Всё списали на оказание сопротивления полицейским при исполнении служебных обязанностей. Расследования не будет.
   - Чушь! - зло выругался я. - Что говорит их инспектор?
   - Прекрати! - потребовала госпожа Робер. - Не стоит ворошить это дело! Этим и без нас есть кому заняться!
   Я покривил уголок рта и перечить не стал. Заставил себя расслабиться и начал любоваться отражением подстригавшей меня женщины. Софи перехватила взгляд и заметила:
   - Ты не кажешься особо расстроенным. Надоело возиться с красками?
   - Вовсе нет.
   Рисовать мне нравилось. Я немало преуспел в этом ремесле, пусть стать известным живописцем рассчитывать и не светило даже при самой большой удаче. Для этого мне не хватало самой малости - вдохновения. Я мог подражать великим и копировать их стиль, но не более того.
   - Что же тогда? - заинтересовалась Софи.
   - Узнал о себе кое-что новое.
   - В самом деле?
   - Оказывается, я неплохо стреляю.
   Госпожа Робер передёрнула плечами, словно отгоняя неприятное воспоминание, и начала выстригать затылок. Кожа там оказалась заметно светлее загорелой шеи, и это добавляло моему образу дополнительной убедительности, раз уж Жан-Пьер прибыл в столицу из колониальной Африки лишь пару месяцев назад.
   Размеренно щёлкали ножницы, состриженные волосы падали на пол и щекотали кожу. Когда на затылке открылась отметина старого ожога, Софи не выдержала и вздохнула.
   - Пьетро! Тебе под силу стать самим совершенством, прекрасным как античный Аполлон, к чему эти шрамы?
   Я лишь неопределённо хмыкнул в ответ. Как обычному человеку не дано избавиться от пупка, так и ожоги в той или иной форме проявлялись в каждом из моих обличий. Они словно связывали меня с давно позабытой прошлой жизнью, но говорить об этом не хотелось.
   Когда с подстрижкой было покончено, я поднялся на ноги и произнёс, намеренно выделяя интонацией грассирующую "р":
   - Благодарю, мадам!
   Софи сложила опасную бритву, которой подбривала мне шею, убрала её на стол и от души рассмеялась.
   - Пьетро, ты бесподобен!
   - Жан-Пьер, - напомнил я. - Не забывай, кузина, меня зовут Жан-Пьер.
   - До встречи, кузен.
   Кузина поцеловала меня в щёку и покинула мансарду, оставив после себя лёгкий аромат духов и куда более явственное предчувствие грядущих неприятностей. И если запах туалетной воды сгинул, стоило лишь спалить в камине бумажные листы с набросками, то дурные мысли никуда не делись. Не было ни малейших сомнений, что визит сыщиков в клуб отнюдь не случайность, а лишь первый ход в игре, правила которой нам никто не удосужился объяснить.
   Впрочем, так или иначе, любая игра неизменно сводится к банальному "убей или умри". Третьего не дано. Не в этой жизни.
  
  Глава 1
  
  1
  
   Новый Вавилон - город тысячи обличий. Он одинаково легко способен восхитить или ужаснуть, но едва ли хоть кто-то останется равнодушным при виде забранной в гранит набережной Ярдена, величественных дворцов и широких проспектов, древних амфитеатров и самой протяжённой в мире подземки. А ещё - раскалённых фабричных цехов, зловонных трущоб, смертельно-опасных притонов, роскошных публичных домов и убогих опиумных курилен.
   Столица Второй Империи одинаково легко притягивала к себе безграмотных мигрантов и выпускников престижных университетов, известных мошенников и непризнанных гениев, целеустремлённых карьеристов и скучающих рантье.
   Я любил этот город, хоть уже и не помнил за что.
   Отчасти, наверное, за то, что Новый Вавилон напоминал меня самого. Он не мог существовать и всё же существовал.
   Без малого две тысячи лет назад падшие вырвали северную часть Аравийского тогда ещё полуострова и, как малолетние проказники насыпают в лужу пригоршню песка, зашвырнули её в Атлантический океан. Так возникла Атлантида, а на ней появился Новый Вавилон. Отсюда падшие правили миром и здесь же нашли свой конец. Но даже сгинув, умудрились отравить свергнувших их бунтовщиков.
   Своей кровью, своей силой.
   Проклятие падших наделило некоторых людей сверхъестественными талантами, и пусть мои глаза не были бесцветно-серыми, я всё же являлся одним из сиятельных. Силой разума я умел перекраивать собственное тело. Превосходное умение! Главное только однажды не позабыть, как выглядит собственное лицо.
  
   Стоя у открытого окна, я вытирал влажные волосы полотенцем и смотрел на терявшиеся в туманной дымке башни старого города. Первый день осени выдался тёплым и погожим, но ясное небо в Новом Вавилоне было явлением столь же редким, как и дождь в пустыне. Изо дня в день, из года в год смог затягивал всё кругом своей отравленной серой пеленой.
   Мыться пришлось холодной водой и кожа покрылась мурашками, я поскорее кинул полотенце на стул и начал одеваться. В трусах и белой сорочке отошёл к зеркалу, посмотрел на себя со стороны и благосклонно кивнул. Размер оказался подобран просто идеально; рукава были нужной длины, в плечах не жало, нигде ничего не висело и не топорщилось. Носки и серые брюки с подтяжками тоже никаких неожиданностей не преподнесли, а вот прочные ботинки показались узковатыми, пришлось слегка изменить форму стопы.
   Ерунда - но в глазах так и потемнело. И дальше будет только хуже: чем сильнее вживусь в это тело, тем меньшей властью стану над ним обладать. Через месяц не получится даже убрать родинку или бородавку.
   Начесав левый пробор, я взял со стола жестяную банку с помадой для волос и тщательно зафиксировал укладку. Погляделся на своё отражение, одобрительно хмыкнул и снял с вешалки серый двубортный пиджак в узкую вертикальную полоску, которая была лишь немногим светлее основного фона. Тот сел так хорошо, будто его шили по моим меркам.
   Но не по моим - вовсе нет. Как и ботинки, Софи купила его уже поношенным; одежда Жан-Пьера не должна была казаться слишком новой.
   Повязав вызывающе-яркий шейный платок, я переложил деньги в новое портмоне, а все оставшиеся после Пьетро Моретти пожитки собрал в холщовый мешок. Затем нацепил кепку, серую под стать костюму, запер за собой дверь и по узкой тёмной лестнице спустился на первый этаж.
   Двор-колодец был совсем небольшим, сырым и тёмным, но табличка на стене дома гордо гласила: "Медвежий дворик". Через арку я вышел в глухой переулок, где меж домами были натянуты бельевые верёвки с панталонами, брюками и ночными рубашками, и зашагал по узкому проходу. Выкинул мешок с одеждой на мусорку, повернул раз-другой и очутился на оживлённом бульваре Грамма.
   Там я приподнял над головой кепку, приветствуя симпатичную девушку в платье с узкой-узкой по нынешней моде юбкой, восхищённо присвистнул, и красотка, зардевшись, ускорила шаг. Но улыбнуться в ответ - улыбнулась.
   Чёрт побери! Пожалуй, мне начинало нравиться быть Жан-Пьером Симоном, весельчаком и дамским угодником!
   Пропустив самоходный экипаж с паровым движком, я перебежал через дорогу к газетному киоску, кинул седоусому продавцу монету в полфранка и отобрал стопку разных изданий.
   К "Атлантическому телеграфу", "Столичным известиям" и "Вестнику империи" добавил британскую "Дейли Мейл", немного поколебался и всё же взял ещё и парижскую "Фигаро". Художник Пьетро как и подобает истинно-творческой личности мало интересовался происходящими в мире событиями, пришло время это упущение исправить.
   Сунув свернутые газеты под мышку, я зашагал по бульвару, с интересом поглядывая по сторонам. Раньше в этом районе появляться не доводилось, поэтому всё было в новинку. Дома красовались аккуратными балкончиками с цветочными горшками, статуями античных героев и колоннами на фасадах, на бульваре покачивали пожухлой листвой каштаны, в сквере рвался к небу высоченный мраморный обелиск, как водится, привезённый из Египта и установленный в честь одной из давным-давно позабытых побед. А может - чьего-то рождения или смерти; разглядывать табличку мне было недосуг.
   Навстречу попался полицейский патруль, и по спине сразу побежал неприятный холодок. Констебли в летних мундирах и фуражках были вооружены пистолетами и дубинками с железными вставками электрических разрядников. К счастью, на меня они не обратили никого внимания.
   На небольшой треугольной площади, где сходились две улицы, стояли круглые столики, большинство из них оказалось свободно. Я уселся за один, попросил принести кофе, круасаны и сыр. Ничего более серьёзного организм сейчас принять попросту не мог.
   Пока готовили заказ, я разложил перед собой газеты и принялся просматривать их, в первую очередь уделяя внимание криминальной хронике и разделам с чрезвычайными происшествиями. Таковых оказалось совсем немало.
   При разгоне демонстрации в Дублине погибли два человека и несколько сотен пострадали. Организаторов стачки арестовали, но едва ли это было способно переломить ситуацию.
   В самом Новом Вавилоне дела обстояли ничуть не лучше. В пригороде подорвали полицейский броневик и обстреляли прибывший на место происшествия наряд; сообщалось о нескольких раненых стражах порядка и одном убитом. Всё свидетельствовало о том, что это очередная акция анархистов, а вот кто стоял за ограблением почтового отделения в самом центре столицы, было доподлинно неизвестно. Главный инспектор Ле Брен возлагал ответственность на подпольную ячейку социалистов, но газетчики не оставили от этой версии и камня на камне, припомнив главе полиции метрополии аналогичные заявления по поводу недавнего налёта на отделение "Вестминстерского банка" и нескольких других наделавших много шума грабежах, так и оставшихся нераскрытыми.
   Весь первый лист "Атлантического телеграфа" традиционно занимали мировые новости, но пограничные стычки в колониальной Африке и напряжённость в Иудейском море не заинтересовали меня, в отличие от репортажа о разгоне шабаша в столичных катакомбах. Спецотдел Ньютон-Маркта сообщил о ликвидации трёх малефиков и задержании ещё пятерых. Большинство из них находились в розыске по обвинениям в антинаучной деятельности, наведении порчи, мошенничестве и даже убийстве.
   "Вестник империи" сообщал о планах императрицы Анны посетить церемонию открытия восстановленного лектория "Всеблагого Электричества" и устами приглашённых экспертов выражал осторожные сомнения в целесообразности данного шага. Механисты уже провели несколько стихийных митингов и собирались протестовать дальше, несмотря даже на совместный призыв Теслы и Эдисона сохранять спокойствие. Отдельные горячие головы и вовсе поспешили обвинить иерархов общества в предательстве научных идеалов.
   Я осторожно пригубил горячего кофе и покачал головой. Ещё совсем недавно Новый Вавилон был настоящим оплотом научного мира, но всё изменилось с коронацией Анны. Императрица была сиятельной и помимо доставшегося от рождения таланта неким неведомым образом обрела воистину сверхъестественные способности; досужие языки даже болтали, что её величество стала ангелом. Но это было ещё полбеды! Если раньше инфернальные твари, потусторонние создания и малефики держались от столицы как можно дальше, то теперь даже пришлось создавать специальное полицейское управление для борьбы с порождениями сверхъестественного. Росту политической стабильности это нисколько не способствовало.
   На улицу легла густая тень; я поднял взгляд и увидел, как над нами, едва не цепляя гондолой флюгеры, медленно плывёт дирижабль с эмблемами полицейского управления. Послышалось приглушённое стрекотание порохового движка, и с соседней улочки на бульвар неспешно выкатился броневик. На нём никаких опознавательных знаков не было, но торчавший над пулемётной башенкой длинный металлический штырь наглядно свидетельствовал о принадлежности самоходного экипажа спецотделу Ньютон-Маркта.
   По спине пробежались острые коготки электрических импульсов, в голове зазвучали призрачные голоса.
   Едва не расплескав кофе, я очень медленно и осторожно поставил чашку на блюдце, закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Не помогло, голову продолжила колоть неприятная пульсация. Я уже ощущал нечто подобное раньше, но никогда столь остро.
   Укол. Порез. Порез. Укол.
   Показалось, будто на моей душе выбивает сообщение точками и тире некий невидимый телеграф, накатила тошнота и перед глазами всё поплыло, но стоило лишь броневику проехать мимо уличного кафе, и дурнота начала отступать.
   Шагавший по тротуару благообразной наружности господин вдруг оступился и упал на четвереньки. Спина его странно изогнулась, послышался явственный хруст суставов и связок. Руки и ноги удлинились, а колени вывернуло назад, странный уродец прыгнул на дорогу и противоестественно длинными скачками помчался прочь.
   Водитель броневика ударил по тормозам, и сразу с басовитым гулом начал раскручиваться ствольный блок гатлинга. Но прежде чем пулемётчик открыл огонь, штык на карабине одного из констеблей ослепительно сверкнул и с него сорвалась длинная искра электрического разряда. Сбитый с ног метким попаданием беглец забился в судорогах, и подоспевшие полицейские сноровисто заковали его в наручники и потащили к броневику.
   Когда задержанного проволокли мимо моего стола, удалось в деталях рассмотреть экипировку стражей порядка. Форменные плащи оказались обшиты алюминиевой фольгой, а серые кирасы и шлемы, такое впечатление, изготовили из титана. Да, скорее всего, так оно и было: алюминий и титан считались "новыми" металлами; в чистом виде их научились получать совсем недавно, и это делало изделия из них непроницаемыми для большинства колдовских чар.
   Сбежавшиеся поглазеть на задержание зеваки начали расходиться, но далеко никто уйти не успел: к площади подъехали громоздкие паровые грузовики и высыпавшие из кузовов констебли перекрыли обе выходившие на неё улицы. Я суетиться не стал и спокойно завтракал, дожидаясь, пока сотрудники спецотдела проверят всех попавших в оцепление горожан.
   Вскоре один из полицейских потребовал предъявить документы, и я протянул ему паспорт, а сам спокойно допил остатки кофе. Под шлемом констебля была закреплена сложная система окуляров, которая полностью закрывала левый глаз. Изучив паспорт, полицейский пристально уставился на меня и прикоснулся к виску. Послышался тихий скрип, с которым шестерёнки вращали линзы монокля. После секундной заминки констебль сделал пометку в блокноте, вернул паспорт и перешёл к следующему столу.
   - Это всё, мсье? - спросил я.
   - Да, можете идти, - откликнулся полицейский.
   Я вытер пальцы салфеткой, оставил на столе франк с мелочью и вышел за полицейское оцепление. Газеты выкинул в первую попавшуюся по пути урну. На сегодня новостей с меня было достаточно.
  
  2
  
   Минут через пять я вышел к ветке паровика, но когда оглянулся на стук железных колёс, то лишь досадливо выругался и продолжил шагать по тротуару. Вместо чадящего монстра меня нагонял монстр электрический. Заднюю часть самоходной конки с надписью "Депре" занимал огромный железный ящик электрической банки.
   По спине побежали мурашки. Пусть электричество отвоёвывало всё новые и новые области применения, я его не любил и не принимал.
   Не видящий дальше собственного носа ретроград?
   Вовсе нет!
   Я ничего не имел против прогресса и всех этих делающих нашу жизнь проще новомодных веяний, но вот к электричеству относился с настороженностью и опаской. Сам даже не знаю почему...
   Впрочем, и хорошо, что решил пройтись пешком. Очень скоро на стене дома мелькнула вывеска "Сават", и я замедлил шаг.
   "Сават" - это французский бокс, а я француз, так почему бы и нет?
   Помимо савата, как явствовало из рекламных надписей, в спортивном зале обучали классическому боксу и джиу-джитцу. Я немного поколебался, потом обогнул театральную тумбу с цветастыми афишами и по узенькой лесенке спустился в полуподвальное помещение, а вскоре уже переодевался в трико и майку. Затем выбрал подходящие по размеру боксёрки на плоской жёсткой подошве, зашнуровал их и вышел в зал.
   Там оказалось немноголюдно, лишь доносились отзвуки глухих ударов из дальнего угла. Но было бы странно застать тут аншлаг в первой половине понедельника.
   Невысокий подтянутый блондин в гимнастическом трико подошёл минут через пять, окинул меня оценивающим взглядом и протянул не слишком пухлые защитные перчатки.
   - Жан-Пьер, - представился я, натягивая их.
   - Леон, - сообщил в ответ своё имя тренер и спросил: - Что ты знаешь о савате?
   - Кое-что, - неопределённо пожал я плечами. - Просто немного натаскайте меня. Для общего развития.
   - Это не бокс, - сразу предупредил Леон. - Основной упор идёт на удары ногами. И бьют не только кулаками, но и основанием и ребром ладони. Глаза, уши, сонная артерия. Это ясно?
   Я кивнул.
   - Тогда давай посмотрим, с чем тебя едят! - объявил тренер и вдруг ловко пнул меня по щиколотке.
   Боксёрка больно ударила по кости, от неожиданности я вскрикнул и заскакал на одной ноге.
   - Ух!
   - Не зевай! - потребовал Леон и поправил меня: - Руки ниже! Ниже, чем в боксе! Придётся парировать удары ногами.
   - Понял, - пробормотал я, копируя стойку наставника.
   Тот попробовал повторить короткий быстрый тычок носком туфли, но на этот раз я был начеку и вовремя отступил. Отступил и едва не пропустил резкий мах ногой! Леон пнул в прыжке, но не слишком сильно, у меня получилось скрутить корпус в сторону и поставить блок.
   И сразу хук в голову!
   Угоди перчатка по уху, я уселся бы на пятую точку, но к счастью успел закрыть голову предплечьями и ушёл в глухую оборону, а потом изловчился разорвать дистанцию резким скачком назад.
   Сердце лихорадочно забилось, я замахнулся и нарвался на встречный пинок. Жёсткая подошла угодила в бедро, враз оборвав наступательный порыв, и Леон двинул меня рукой в лицо. В самый последний миг я отмахнулся и одновременно дёрнул голову в сторону; перчатка лишь скользнула по скуле.
   - Неплохо! - похвалил тренер и немедленно двинул меня в колено.
   Я принял удар на голень, а предплечьем блокировал прямой в голову и сразу попытался контратаковать сам, но Леон резво отступил и ловко пнул меня на полушаге назад. Голень так и взорвалась болью!
   Пришлось податься назад, выгадывая время, а тренер неуловимым подскоком оказался рядом и сделал круговой мах, метя ступнёй в голову. Не став блокировать удар, я просто присел и вновь отступил.
   Леон попытался врезать мне по шее, но тут уже я встретил потерявшего осторожность инструктора пинком в щиколотку, пихнул перчаткой под рёбра и сразу ткнул локтем в подбородок. Удары вышли не слишком сильными, тренер лишь покачнулся. От выброшенной навстречу ноги мне удалось уклониться без всякого труда, в развороте я провёл финт левой и что было сил врезал правой. Открытая ладонь со всего маху угодила по уху, и Леон поплыл.
   Я бросился развивать успех, и ноги вдруг взлетели выше головы, а жёсткий удар спиной об пол выбил из лёгких весь воздух.
   Какое-то время я лежал, восстанавливая дыхание, потом приподнялся на локтях и спросил:
   - Это ведь был не сават?
   - Джиу-джитсу, - ответил Леон и протянул руку, помогая подняться. - Ты слишком хорош для новичка.
   Я принял помощь, начал стягивать перчатки и усмехнулся:
   - Насколько хорошо?
   - Лучше, чем это нужно для саморазвития, - прямо ответил Леон. - Извини, тренировать тебя не возьмусь. Стиль грязный, годится лишь для уличных драк.
   Я кивнул, принимая услышанное к сведению.
   - Подберёшь партнёров для тренировок?
   - В любое удобное время.
   - А джиу-джитсу?
   - Только в следующем месяце. Пришлось набрать женские группы.
   - Ах да! - рассмеялся я. - Сильвия Панкхерст!
   Лидер британских суфражисток призвала соратниц изучать джиу-джитсу для грядущих столкновений с полицией и тем самым сделала этому экзотическому единоборству неплохую рекламу.
   Я попрощался с тренером и ушёл в раздевалку. На лодыжках обнаружились багровые кровоподтёки, на скуле темнела ссадина. Но не беда, для образа это просто идеальный штришок.
   Морщась от боли в потянутых мышцах, я переоделся и начал приводить в порядок укладку, не жалея при этом помады для волос. Потом договорился с администратором о следующем визите и поднялся на улицу. Дальше шагал уже отнюдь не столь лёгкой походкой как раньше. Бросок Леона бесследно не прошёл, спину ощутимо ломило.
   Пока без всякой спешки ковылял по тротуару, в голове крутились слова тренера.
   Уличный задира? Очень интересно...
   На перекрёстке с проспектом Менделеева я купил в палатке стакан газированной воды без сиропа, осушил его одним махом и попросил налить ещё. Пить хотелось просто неимоверно.
   Мимо прошла лоточница с папиросами; в обмен на пять сантимов я взял сигарету из коробки с надписью "Толстой", которую здесь же и прикурил. Но нет - никакого удовольствия не испытал, лишь продрало едким дымом глотку. Раз затянулся и сразу выкинул окурок в урну.
   Не зря, выходит, Пьетро табак на дух не выносил. Не моё.
   Я окинул пристальным взглядом запруженный самоходными колясками и конными экипажами проспект Менделева, вздохнул и зашёл в книжную лавку. Там приобрёл блокнот, пару карандашей и миниатюрный, с лезвием не длиннее мизинца, складной перочинный ножик.
   На ходу затачивая один из карандашей, двинулся вдоль дороги, но почти сразу остановился, привлечённый вывеской оружейного магазина "Арес".
   Оружие? Оружие!
   Почему бы и не приобрести карманный браунинг или "бульдог"? В конце концов, не окажись вчера у оглушённого констебля при себе револьвера, сыщики запросто понаделали бы во мне дырок!
   Я поднялся на крыльцо и распахнул звякнувшую колокольчиком входную дверь. Магазин оказался невелик, на стенах были развешены винтовки и гладкоствольные ружья, под стёклами витрин лежали пистолеты и револьверы. Один из прилавков полностью занимало холодное оружие. Там сверкали сталью ножи, трости со скрытыми клинками или титановыми набалдашниками, кастеты, кортики и даже сабли.
   Невысокий приказчик с тщательно подстриженной окладистой бородой оторвался от газеты и улыбнулся.
   - Чем могу служить, милсдарь?
   - Мне бы пистолет, - объявил я. - Карманный.
   Продавец без малейших колебаний выложил на прилавок небольшой плоский пистолет с тремя вертикально-расположенными стволами. Точнее, без стволов вовсе - в съёмной кассете были закреплены длинные гильзы.
   - "Цербер"! Хит продаж! Разлетается, как горячие пирожки! Оптимальные габариты и быстрая перезарядка. Патентованная система Теслы по электрическому воспламенению пороховых зарядов не позволит заблокировать оружие малефикам и адским отродьям! - Приказчик с довольным видом улыбнулся и заявил: - Электричество сильнее магии!
   И это было действительно так, но я электричеству не доверял.
   Заметив скользнувшую по моему лицу тень сомнения, продавец пожал плечами и достал пистолет куда более массивный с блоком на шесть стволов.
   - Или вот "Гидра"...
   - Нет, - покачал я головой. - Мне что-нибудь более традиционное.
   - Но по нынешним временам электрическое воспламенение...
   - Благодарю, не стоит!
   Приказчик поскучнел.
   - Браунинг? - пробормотал бородач. Идея продать нечто столь банальное привела его в глубочайшее уныние. - Даже не знаю, что есть в продаже с титановым кожухом затвора... - Но он тут же оживился. - О! Вот посмотрите, модель этого года от фабрики "Зауэр и сын"!
   Пистолет оказался небольшим и практически потерялся в моей ладони.
   - Тридцать второй калибр, магазин вместимостью семь патронов, - пояснил приказчик. - Разбирается элементарно - достаточно просто скрутить заглушку кожуха затвора и сдвинуть его вперёд.
   Надавив на защёлку, я вынул магазин, повертел в руках и втолкнул его обратно в рукоять.
   - Сколько?
   - Сорок пять франков.
   Я поморщился, но всё же достал бумажник.
   - И пачку патронов, пожалуйста.
   - Настоятельно рекомендую пули с алюминиевой оболочкой, - предложил приказчик.
   Против алюминия я никакого предубеждения не испытывал, поэтому кивнул.
   - Давайте. И ещё дополнительный магазин.
   Продавец защёлкал костяшками счётов, но сразу отвлёкся, стоило только мне обратить внимание на прилавок с холодным оружием.
   - Желаете приобрести нож? Есть складные модели с титановым клинком! Испанские навахи, итальянские стилеты...
   Столь откровенное желание бородача сбыть хоть что-нибудь из своих запасов покоробило и заставило покачать головой.
   - Нет, не нужно, - отказался я, но сразу передумал, выбрал серовато-серебристый кастет с удобным упором для ладони и надписью "Боксер" и передал его продавцу.
   - Посчитайте.
   - Алюминиевый? Отличный выбор! - Приказчик просто просиял, сдвинул ещё две костяшки счётов и объявил: - С вас пятьдесят восемь франков!
   Я отчитал пять красных десяток с портретом Леонардо да Винчи и добавил к ним синюю пятёрку с Александром Вольтой, а недостающие три франка набрал мелочью.
   Денег после этого в бумажнике почти не осталось.
   - Пистолет уже очищен от заводской смазки, - предупредил продавец, выкладывая на прилавок коробку патронов и запасной магазин. - Никакой дополнительной обработки не требуется. - Он открыл толстенный гроссбух и попросил: - Ваши документы, будьте любезны. По новым правилам мы должны записывать покупателей огнестрельного оружия.
   Я передал ему паспорт и снарядил магазин патронами, затем продиктовал адрес проживания и попутно зарядил второй. Пистолет прекрасно поместился в боковом кармане пиджака и особо его не оттопыривал. Если даже кто-то и обратит внимание, то подумает скорее о банальном портсигаре.
   Распределив по карманам остальные покупки, я забрал паспорт, распрощался с приказчиком и покинул магазин. С высокого крыльца улица просматривалась на два или три квартала, но попутных паровиков видно не было.
   Ловить извозчика не стал не столько из-за банального отсутствия лишних денег, сколько по той простой причине, что на перегруженной телегами и паровыми грузовиками дороге любой экипаж будет двигаться со скоростью пешехода.
   Спешить было некуда; я уселся на лавочку в тени раскидистого платана, достал блокнот и начал по памяти зарисовывать нагрянувших в клуб полицейских. Точнее - попытался, поскольку карандаш в пальцах лежал совершенно непривычным образом и линии получались короткими, резкими и отрывистыми.
   Я в раздражении вырвал лист и выкинул его в мусорную урну. Затем повторил набросок на следующем, но в итоге вырвал и его. Что-то было не так, что-то мешало.
   Закусив кончик карандаша, я пару минут обдумывал ситуацию, потом тряхнул кистью и вновь принялся рисовать. Но на этот раз уже не копировал манеру Пьетро Моретти, а просто кидал штришок к штришку и очень скоро в блокноте возник портрет детектива-констебля, отправленного в нокаут перед кабинетом Софи.
   И всё бы ничего, да только рисунок оказался выполнен едва ли не с фотографической точностью, и назвать это искусством не поворачивался язык. Но для кулачного бойца получилось очень даже неплохо...
  
  3
  
   Когда послышался пронзительный гудок паровика, я закрыл блокнот и сунул его во внутренний карман пиджака, затем поднялся со скамейки и решительно шагнул на проезжую часть. Пропустил размеренно чихавшую пороховым движком самоходную коляску, проскочил перед медлительным паровым грузовиком и едва не угодил под копыта пары белых в яблоко лошадей. Сидевший на козлах открытого экипажа извозчик покрыл меня матом; я ответил ему тем же и запрыгнул на заднюю площадку катившего по рельсам паровика.
   Кондуктор в тёмно-синей униформе, кожаный ремень которой оттягивала кобура с табельной "Гидрой", принял у меня плату за проезд и предложил пройти от дверей вглубь вагона. Я так и сделал, ухватился за поручень и покатил в клуб.
  
   Клуб "Сирена" занимал просторный трёхэтажный особняк на пересечении Ньютонстраат и переулка Гюйгенса, в квартале от набережной канала Меритана. Район этот к фешенебельным было не отнести, но заглядывать сюда респектабельная публика нисколько не опасалась даже вечерами. Благодаря близости Ньютон-Маркта на улицах было спокойно и днём и ночью, да и большинство посетителей по окончанию представлений разъезжалось домой на извозчиках.
   Когда паровик вывернул на площадь Ома, я спрыгнул на брусчатку и, оставив полицейское управление за спиной, зашагал по Ньютонстраат. Прошёл пару кварталов и оказался у перекрёстка, на противоположной стороне которого возвышался дом с вывеской "De la Sirene". На размещённой у входа афише прохожим улыбалась нарисованная мной Ольга Орлова, и сразу неуютным ознобом накатила неуверенность. Показалось вдруг, будто вот-вот послышится требовательный свист, набегут полицейские, скрутят и уволокут в участок.
   Но не набежали и не уволокли, конечно же, нет. Постовой на перекрёстке с беспечным видом продолжил крутил в руках дубинку и в мою сторону даже не взглянул.
   Я с облегчением перевёл дух и зашёл в пиццерию. За прилавком стоял дородный хозяин закусочной - Марио, его чёрные усы задорно топорщились в стороны будто стрелки на циферблате часов.
   Пьетро Моретти непременно поздороваться бы с соотечественником и пропустил с ним стаканчик кьянти или рюмочку граппы, я же молча прошёл к установленной в углу кабинке с телефонным аппаратом и прикрыл за собой дверцу. Позвонил по прямому номеру в кабинет Софи, а когда та ответила на вызов, представился:
   - Это Жан-Пьер...
   - Где тебя черти носят? - прошипела кузина. - Ты мне нужен! Прямо сейчас!
   - Буду через пару минут.
   - Только воспользуйся чёрным ходом! - предупредила Софи и повесила трубку.
   Я вытащил из кармана пистолет и дослал патрон, сунул "Зауэр" обратно и лишь после этого покинул телефонную будку. Мимоходом кивнул владельцу заведения и вышел на улицу, а там огляделся по сторонам куда внимательней, чем прежде.
   Перекрёсток, на котором стоял трёхэтажный каменный особняк клуба, был не самым оживлённым; дальше Ньютонстраат упиралась в канал и телеги и самоходные коляски заворачивали сюда не слишком часто, а извозчики подъезжали уже ближе к вечеру. Пока что большинство магазинов в окрестных домах ещё не открылось, да и закусочные работали далеко не все. Где-то мыли витрины, где-то лишь поднимали жалюзи.
   Прохожих на улице оказалось совсем немного, все они спешили по своим делам, на одном месте торчал только постовой. Ещё неподалёку маячил продавец газет, но он маячил тут каждый день. Как и дворник, что заканчивал подметать тротуар.
   Я шагнул на дорогу и в этот момент к особняку подъехал открытый экипаж, на заднем сиденье которого вольготно расположились два прекрасно известных мне персонажа: Большой Джузеппе и его подручный Эннио по прозвищу Малыш. Впрочем, "малышом" тот мог показаться лишь на фоне своего грузного и кряжистого спутника, а на деле не уступал мне ни ростом, ни шириной плеч.
   Джезеппе и Эннио были бандитами и верховодили в шайке сицилийцев, промышлявшей вымогательством, контрабандой и торговлей наркотиками. Муж Софи вёл с ними какие-то дела, а вот сама она их на дух не переносила. И никогда на моей памяти с ними не работала.
   Так какого чёрта?! Что изменилось теперь?
   Перебежав через проезжую часть, я повернул за угол, дошёл до узкого прохода между домами и юркнул в него. Там сразу сорвался на бег и очень скоро очутился у крыльца чёрного хода. Дальше начинался огороженный высоким забором задний двор клуба и подворотня соседнего жилого дома.
   Взлетев по ступенькам, я лихорадочно заколотил молоточком, и дверь сразу распахнулась, но её проём оказался полностью перегорожен массивной фигурой вышибалы. Бритая наголо голова громилы блестела от восковой мази, под сплющенным носом чернели щеголевато-закрученные усы, а грудная клетка больше напоминала бочонок; пиджак легонько потрескивал при каждом движении охранника. Некогда он подвизался цирковым борцом, да и сейчас формы не растерял, выглядел мощным и грозным.
   - Жан-Пьер? - поглядел на меня вышибала с нескрываемым сомнением.
   - Он самый, - улыбнулся я. - Ты Лука, да? Кузина предупредила обо мне?
   Громила посторонился и объявил:
   - Проходи.
   - Она в кабинете? - уточнил я, шагнув за порог.
   - Я провожу.
   Лука задвинул засов и повёл меня через служебные помещения.
   В клубе уже вовсю шла подготовка к вечернему представлению, бегали с охапками разноцветного тряпья костюмеры, возились с щётками полотёры. Дверь общей гримёрной оказалась распахнута настежь, и я успел бросить взгляд на прихорашивавшихся там красоток из кордебалета.
   - Да тут настоящий малинник! - рассмеялся я, но Лука никак на это замечание не отреагировал. Его бесстрастное лицо казалось вырубленным из куска гранита.
   У кабинета владелицы клуба уже пританцовывал от нетерпения жилистый и смуглый Гаспар по прозвищу Матадор - невысокий испанец, быстрый словно мангуст. При нашем появлении он сунул в карман немалых размеров наваху, которой игрался до того, и прошипел:
   - Лука, где вас черти носят?! Они давно внутри!
   - Ну вот мы здесь, - пробасил громила.
   Гаспар нервно рассмеялся, поправил высокий стоячий воротничок сорочки, из-под которого выглядывал краешек уродливого шрама, и вновь сунул руку в карман к любимой навахе.
   - Не дёргайся, Матадор! - попросил его Лука и попросил вовсе неспроста. Гаспар и в самом деле был слегка... неуравновешенным. Некогда он участвовал в боях с быками, но одна единственная ошибка положила конец карьере матадора, превратив расчётливого бойца в дёрганого неврастеника.
   - Давай же! - поторопил меня Матадор. - Чего ты ждёшь?!
   Я приложил к губам указательный палец, призывая его к молчанию, и прислушался, но из кабинета не доносилось ни звука. Тогда постучался и сразу толкнул дверь, не дожидаясь ответа.
   - Кузина! - громогласно объявил я, шагнув в комнату, и замер на пороге. - О-о-о... У тебя гости?
   - Заходи, Жан-Пьер! - поспешно пригласила меня Софи и незаметно для бандитов прикрыла верхний ящик рабочего стола.
   Большой Джузеппе развалился в глубоком кресле, его подручный стоял у выходившего на улицу окна. Дорогие костюмы обоих были пошиты на заказ, заколки для галстуков и запонки сверкали благородным золотом. Так и не скажешь, что перед тобой головорезы, но взгляни в глаза - и не ошибёшься, они самые.
   На меня сицилийцы посмотрели мрачно и даже недобро. Предупреждая вопросы, Софи с улыбкой произнесла:
   - Позвольте представить, мой кузен Жан-Пьер.
   Большой Джузеппе задумчиво потёр черневший бритой щетиной подбородок и нахмурился.
   - Мы о делах говорим, нет? Не о твоей семье, правильно?
   Софи беспечно рассмеялась.
   - Продолжай, Джузеппе, прошу тебя. У меня нет секретов от кузена.
   Я прикрыл за собой дверь и прислонился плечом к стене, не став проходить вглубь комнаты. Сицилиец взглянул на меня ещё пристальней прежнего и усмехнулся.
   - Вижу, ты поняла, наконец, что клуб нуждается в твёрдой мужской руке?
   Снисходительность головореза покоробила меня, но я не стал возмущаться или выказывать недовольство и лишь широко улыбнулся.
   - Нет, вовсе нет, - поправил я Джузеппе. - Просто присматриваю, чтобы здесь никто больше не умер. - И после едва заметной паузы добавил: - Случайно.
   Эннио напрягся и отступил от окна, его лицо перекосила нехорошая ухмылка. А вот Большой Джузеппе лишь кивнул, принимая мои слова к сведению. Он закурил, кинул прогоревшую спичку на пол и перешёл к делу.
   - Ты вся в долгах, дорогуша, - прямо заявил сицилиец. - Клуб прогорает. Я предлагаю выход.
   Софи поморщилась.
   - Торговать наркотиками? Нет, это не для меня.
   - Наркотиками? - возмутился Джузеппе. - Это просто кокаин! Он белый как снег и такой же безобидный! Половина твоих завсегдатаев будет просто счастлива разнообразить им свою скучную никчёмную жизнь!
   - Нет, - твёрдо ответила Софи и скрестила руки, давая понять, что разговор окончен.
   Сицилиец подался вперёд, и кресло жалобно скрипнуло под его весом.
   - Готова лишиться клуба из-за своей принципиальности? - спросил бандит. - Вылетишь из бизнеса - и ты никто! О тебе не вспомнят уже на следующий день после закрытия "Сирены"!
   - Не всё так плохо, как это видится со стороны.
   Джузеппе развёл руками и поднялся на ноги.
   - Советую прислушаться к голосу разума. Время ещё есть. Немного, но есть, - заявил он напоследок и направился на выход, явно намереваясь оттереть меня в сторону плечом, но я вовремя посторонился и распахнул дверь. Большой Джузеппе кинул недобрый взгляд исподлобья и вышел в коридор. Подручный молча последовал за ним.
   Насколько знаю эту публику, дальше давить на Софи сицилийцы не стали только лишь из-за моего присутствия. Пока что я был для них тёмной лошадкой, но они ещё вернутся со своим предложением и вернутся скорее рано чем поздно.
   Выглянув в коридор, я кивком отправил вышибал проводить незваных гостей, а сам вернулся в кабинет и прикрыл за собой дверь.
   - И что это было? - поинтересовался после этого у кузины.
   - Ты же слышал! - всплеснула та руками. - Хотят втравить нас в свои грязные делишки.
   Я хмыкнул.
   - Это они подослали к тебе легавых?
   - Что? - удивилась Софи. - Нет! Конечно же нет! Будь у Джузеппе выход на Ньютон-Маркт, он бы вёл себя совсем иначе! Просто решил воспользоваться ситуацией. Эта сволочь не упустит возможности половить рыбку в мутной воде!
   Я кивнул и прошёлся по кабинету, разглядывая обстановку. Письменный стол, напротив пара удобных кресел, камин с бронзовыми часами на полке, диванчик у стены, занавешенные густым тюлем окна, из которых просматривался весь перекрёсток.
   Сбоку от камина висел портрет графа Гетти - мужа Софи. Он был той ещё сволочью, и я - а точнее, конечно же, Пьетро! - не раз и не два предлагал повесить на это место одну из собственных работ, но Софи всякий раз отвечала отказом. А просто снять портрет не было никакой возможности, поскольку за ним скрывалась дверца вмурованного в стену сейфа.
   - Что-то не так? - присмотрелась ко мне хозяйка кабинета.
   Я уселся в кресло и забарабанил пальцами по полированным подлокотникам.
   - Если не Джузеппе прислал легавых, тогда кто? Что им было нужно?
   - Да какое это сейчас имеет значение?
   - В следующий раз меня может не оказаться рядом. Ты точно хочешь вновь оказаться с задранной юбкой?
   Софи слегка покраснела, скорее не от смущения, а от злости, и положила руку на грудь, словно пыталась отгородиться от неприятного воспоминания. Сегодня она надела скромное серое платье с закрытым декольте, но его покрой лишь подчёркивал стройную фигуру.
   - Софи! - повторил я.
   - Такого больше не повторится! - ответила кузина после явственной заминки.
   - Почему нет?
   - Им просто были нужны деньги.
   - В самом деле? Что за вздор?! Всем известно, что ты на мели!
   Софи отошла к буфету и налила себе шерри.
   - Будешь? - предложила она и мне.
   - Нет, - отказался я. - Так чего они хотели от тебя? Что точно сказали?
   Софи отпила шерри и отрешённо посмотрела в окно.
   - Они потребовали открыть сейф, - сообщила кузина после долгой паузы.
   Я обернулся, и Марко Гетти посмотрел на меня с портрета с нескрываемой укоризной.
   - Сейф?
   - Да, сейф.
   Я поднялся на ноги, взял Софи за руку и развернул к себе.
   - Так почему ты его просто не открыла? Никаких денег там и в помине нет, мне ли не знать!
   Кузина высвободилась и попросила:
   - Не дави на меня, Жан-Пьер!
   Но я поступил ровно наоборот.
   - Почему ты не отперла сейф, прежде чем тебя разложили на столе?
   - Всё случилось слишком быстро!
   - Вздор!
   - Это не твоё дело!
   Я указал на пол.
   - Два трупа, Софи! На моих руках два дохлых флика! Я должен знать, что происходит!
   Кузина выпила остатки шерри и вновь отвернулась к окну.
   - Нельзя было открывать сейф. Просто нельзя.
   Я подступил к ней со спины и обнял за плечи.
   - Почему? Что там хранилось такого страшного?
   - Фотографии.
   - Какие фотографии, Софи?
   - Из кабинетов третьего этажа.
   Хозяйка клуба резким движением высвободилась, отошла к бару и вновь налила в стакан шерри, на этот раз куда больше прежнего.
   - И больше не будем об этом! - потребовала она.
   Я опустился в кресло и стиснул пальцами подбородок.
   На первом этаже особняка были обустроены концертный зал и буфет, на втором устраивались приёмы для привилегированной публики, а на третий могли попасть лишь немногие избранные, их гостьи, да ещё время от времени девицы из кордебалета. Никаких денег, никакого принуждения. Господам хотелось развлечений, танцовщицы нуждались в знакомствах и богатых покровителях. Так было заведено ещё графом Гетти, и у Софи не имелось возможности поменять устоявшийся порядок вещей. Не всё зависело только лишь от неё.
   - Ты кого-нибудь шантажировала? - пришёл я к самому логичному в этой ситуации выводу. Общественная мораль подобного времяпрепровождения категорически не одобряла, а завсегдатаи третьего этажа были один известней другого. Кому-то огласка сломала бы карьеру, кому-то разрушила брак. Богатые готовы дорого заплатить за спокойствие, но стоит перегнуть палку - и жди беды.
   - Шантаж?! - Софи обожгла меня возмущённым взглядом. - За кого ты меня принимаешь?
   - А кто ещё мог прислать полицейских?
   - Я ни у кого не вымогала денег! Это же чистой воды безумие! Всё равно что собственноручно подписать себе смертный приговор!
   - Тогда зачем тебе снимки?
   - Для страховка! Ты знаешь, что это за люди! Ты знаешь, на что они способны!
   Я знал. Но ещё я знал о плачевном состоянии финансов клуба и потому недоверчиво покачал головой.
   - Не тебе ставить под сомнение мои слова, Жан-Пьер! - заявила тогда Софи, и в её голосе зазвенел металл. - Реши я заняться вымогательством, ты бы узнал об этом первым! Кто бы ещё помогал мне с этим, если не ты?
   Я принял этот аргумент и вздохнул.
   - Прости.
   - Выпей вина и успокойся.
   Но нет, успокаиваться я не собирался.
   - Кто делал снимки? Быть может, это фотограф навёл полицейских?
   - Фотографии остались от Марко, снимал он сам. Никто о них не знает. Это просто совпадение!
   Я лишь поморщился, потом склонил голову набок и задумчиво произнёс:
   - Снимки... А мои снимки? Ты сохранила их?
   - Ох, Жан-Пьер, к чему ворошить прошлое?
   - Так сохранила или нет?
   - Они абсолютно бесполезны! Лица разобрать невозможно! Никто не сможет тебя опознать!
   - Я хочу их видеть! - решительно объявил я, поднимаясь из кресла.
   - Сегодня мне будет не до этого.
   - А завтра?
   - Хорошо, ты их получишь, - сдалась кузина, уселась за стол и вытащила из ящика толстенный гроссбух. - Товар привезут ночью, - предупредила она меня после этого. - Договорись со всеми заранее.
   - Договорюсь, - пообещал я.
   Софи кинула на стол две пачки десятифранковых банкнот, добавила ещё пару сотен сверху и попросила:
   - Распишись!
   Макнув стальное перо в чернильницу, я поставил в нужной графе неразборчивую закорючку. Две тысячи франков выделялись на покупку строительных материалов для ремонта здания. Эта сумма выбивала в бюджете клуба немалых размеров брешь, но если всё пойдёт по плану, очень скоро деньги вернутся сторицей и Софи покажет их в балансе, приплюсовав к выручке от продажи билетов. Придётся заплатить налоги, зато ни у кого не возникнет вопросов, откуда взялись средства на погашение очередного платёжа по закладной.
   - Держи, - протянула мне кузина связку ключей и попросила: - Осторожней там, хорошо?
   - Думаешь, сицилийцы что-то пронюхали?
   - От них всего стоит ожидать, - сказала Софи, открыла верхний ящик стола и переложила из него в дамскую сумочку двуствольный дерринджер двадцать пятого калибра.
   - Это точно, - со вздохом признал я, убирая ключи в карман.
   - Всё, мне пора бежать! - объявила кузина. - Надо ещё сделать причёску и маникюр. Ты понадобишься мне на приёме, никуда не пропадай.
   - Хорошо.
   Софи шагнула из-за стола, но вдруг замерла на месте.
   - Да! - как-то очень неуверенно произнесла она. - В четыре часа придёт один человек, будет расспрашивать о вчерашнем происшествии. С тобой он тоже поговорит.
   - Зачем это? - насторожился я.
   - Маркиз Арлин весьма обеспокоен полицейским произволом, он поручил заняться этим одному своему хорошему знакомому из третьего отдела Ньютон-Маркта.
   Маркиз Арлин был одним из самых изветсных посетителей "Сирены". В качестве председателя императорской комиссии по промышленности маркиз пользовался влиянием ничуть не меньшим, чем иные члены кабинета министров, и стремление проверить, не копают ли под него политические оппоненты, представлялось мне в сложившейся ситуации вполне логичным. Кроме того, насколько я понял из обмолвок Софи, некоторое время назад маркиз неофициально вложил в клуб немалую сумму, чем помог ему удержаться на плаву. Не считаться с этим обстоятельством было нельзя.
   - Кого Арлин попросил об одолжении? - уточнил я.
   - Некоего инспектора Морана.
   - Так делу дали официальный ход?
   Софи покачала головой.
   - Нет, всё неофициально. Главное не сболтни лишнего.
   - Как я могу? Меня здесь вчера ещё не было.
   - Отнесись к этому серьёзней! Моран из третьего департамента, он не мальчик на побегушках у маркиза, а действительно его хороший знакомый!
   - Как раз их профиль, - хмыкнул я.
   Третий департамент занимался не только контрразведкой, отловом малефиком и противодействием пропаганде религиозных фанатиков, но и выведением на чистую воду своих запятнавших честь мундира коллег.
   Софи встала у зеркала, поправила чёрные локоны, огладила воротник платья.
   - Два года назад Моран на несколько дней возглавил Ньютон-Маркт. Стефан Фальер, тогдашний министр юстиции, назначил его по прямому указанию герцога Логрина. Знаешь, чем всё закончилось?
   - Знаю, - подтвердил я.
   Затеявший дворцовый переворот регент был испепелён императрицей, а министр юстиции не стал дожидаться суда и пустил себе пулю в лоб.
   - Моран вышел сухим из воды, - сообщила Софи. - Его просто не утвердили в должности и понизили до инспектора, но не уволили и не сослали в провинцию. Весьма изворотливый деятель, надо полагать. Осторожней с ним.
   - Да уж постараюсь, - пообещал я, вслед за кузиной вышел в корилор и указал охранникам: - Глаз с неё не спускайте.
   Лука и Гаспар синхронно кивнули и потопали вслед за хозяйкой.
   Я же запер кабинет, сунул полученное от Софи кольцо с ключами в карман и отправился на обход клуба, благо до вечернего представления времени оставалось с избытком.
  
  4
  
   В фойе клуба дежурил Антонио. Высокий светловолосый красавчик с голубыми глазами и ямочкой на подбородке пользовался неизменным успехом у танцовщиц из кордебалета и слыл записным сердцеедом, но с гостьями себе никогда лишнего не позволял, был безупречно предупредительным и не более того. Как-то раз Софи упомянула, что охранника вышибли из армии за интрижку с женой командира, и он дал себе зарок не повторять прежних ошибок.
   Когда я подошёл, Антонио посмотрел на меня с нескрываемым сомнением и язвительно поинтересовался:
   - Говорят, теперь ты здесь главный?
   - Если речь идёт о главном мальчике на побегушках, то - да, так оно и есть, - рассмеялся я в ответ.
   - Хозяйка никогда о тебе не говорила.
   - У нас не те отношения с кузиной, чтобы отправлять друг другу открытки на именины, - пожал я плечами. - Ты здесь один?
   - Жиль курит на улице.
   Жилем звали неприметного коротышку с крупным носом и вечно-сонными глазами. Он мало говорил и казался не слишком сообразительным, но когда охранники собирались за карточным столом, легко обчищал всех остальных. Чем коротышка занимался до того, как устроился в "Сирену" вышибалой, никто толком не знал; на работу его принимал ещё граф Гетти.
   Антонио отвернулся к зеркалу, достал расчёску и спросил:
   - Сицилийцы настроены серьёзно?
   - Не думаю, - покачал я головой. - Но с ними никогда наперёд ничего нельзя сказать, поэтому держи ухо востро. Премьера должна пройти без сучка, без задоринки.
   Охранник кивнул, давая понять, что принял моё предупреждение всерьёз.
   - И да - сегодня ночью забираем товар, - сообщил я. - Собираемся после закрытия.
   - Ого! Так ты в деле? - удивился красавчик.
   - В деле. И что стого?
   - Ничего, просто... странно это, - пожал Антонио плечами. - Появился из ниоткуда и вот уже знаешь всё и обо всех. - Он покачал головой и повторил: - Странно.
   - Может, кузина никогда и не говорила обо мне, - ответил я обезоруживающей улыбкой, - но она мне доверяет. Это главное. Ясно?
   - Ясно. А что с Моретти? Говорят, он укокошил двух полицейских и подался в бега?
   - Пьетро большой мальчик и способен сам о себе позаботиться.
   Я хлопнул вышибалу по плечу и прошёлся по фойе. Дальнюю стену занимало изображение лесной поляны с кружащими в танце обнажёнными нимфами. Неподготовленному зрителю подобная картина могла показаться излишне фривольной, но от нападок моралистов её спасал античный сюжет. Грань между приличным и неприличным в нашем обществе удивительно... тонка.
   Не задерживаясь у картины, я свернул в боковой коридор и отправился на кухню. Пьетро предпочитал питаться в окрестных закусочных, но мне, как родственнику хозяйки, скромничать было не с руки. Не обращая внимания на неодобрительный взгляд шеф-повара, я снял пробу с готовящегося для вечернего приёма угощения и выставил вверх большой палец.
   Шеф похвалы не оценил и велел убираться с кухни немедленно.
   - Спокойствие, папаша! - улыбнулся я в ответ. - Только спокойствие!
   Дядечка в белом халате и высоком поварском колпаке задохнулся от возмущения, чем я и поспешил воспользоваться. Откромсал пару кусков от копчёного окорока, взял булку свежего хлеба и юркнул за дверь, не забыв ухватить по дороге уже откупоренную бутылку красного вина, которое намеревались использовать для приготовления соуса.
   В клубе я оставаться не стал, отпер полученными от Софи ключами дверь на чердак и выбрался через слуховое окошко на крышу. Там устроился рядом с печной трубой, разложил еду на газете и принялся без спешки обедать, попутно разглядывая раскинувшийся во все стороны город.
   Дул несильный ветер, в затянутом серой дымкой и облаками небе медленно дрейфовали дирижабли. Над старым городом летальных аппаратов было непривычно много: там, постепенно прирастая этажами, тянулся ввысь новый императорский дворец.
   Острословы уже успели окрестить это строение Новой Вавилонской башней, но лично я не видел в желании её величества стать немного ближе к небу ровным счётом ничего предосудительного. И сам не без греха, что уж там говорить...
   Запрокинув голову, я приложился к бутылке и сделал длинный глоток вина, потом достал карандаш и блокнот. Но рисовывать стал не окрестные виды, а навестивших клуб сицилийцев. Лица, очертания фигур, движения.
   Просто так, на всякий случай. Вдруг на что сгодится...
  
   Спустился я с крыши, когда уже начало вечереть. Прошёлся по клубу, наблюдая за приготовлениями к представлению, проверил, как обстоят дела у охраны, потом заглянул в общую гримёрную. Танцовщицы накладывали макияж и только-только начинали переодеваться в сценические наряды, большинство девушек пока ещё расхаживали в коротеньких халатах, а некоторые и вовсе ограничились лишь кружевными панталонами.
   Одна такая полуголая красотка стояла у самого входа; я не удержался и шлёпнул ладонью ей чуть ниже спины. Девица взвизгнула, застигнутые врасплох танцовщицы закрылись руками и полотенцами, загомонили, требуя убираться прочь.
   - Привет-привет! - беспечно улыбнулся я, но на всякий случай всё же отступил к двери. - Я Жан-Пьер, кузен госпожи Робер!
   Крики смолкли, в глазах девушек появился интерес. Кто-то как бы невзначай принял соблазнительную позу, кто-то позволил слегка соскользнуть полотенцу и распахнуться халатику. Одна рыжая чертовка после моих слов и вовсе стала не столько закрывать ладонями груди, сколько приподнимать их, выставляя напоказ.
   Я сделал вид, будто ничего не заметил, и объявил:
   - Кузена попросила присмотреть в клубе за порядком, поэтому если у кого-то вдруг возникнут проблемы, например начнёт приставать излишне ретивый ухажёр, не скромничайте и сразу зовите меня. Помогу, чем смогу.
   - Будешь провожать домой? - поинтересовалась рыжая кокетка.
   - И даже в кроватку уложу, если понадобится, - с усмешкой подтвердил я. - Главное не тяните! Всем всё ясно?
   Я дождался утвердительных кивков, вышел в коридор и наткнулся там на Гаспара.
   - Жан-Пьер! - окликнул меня испанец. - Пришёл какой-то странный тип, госпожа Робер просит тебя им заняться.
   - Кто такой?
   - Какой-то Моран. Никогда его раньше не видел.
   - А! - сообразил я, о ком идёт речь. - Где ты его оставил?
   - В холле.
   - Идём!
   К этому времени уже начали подходить первые зрители. Антонио и Жиль сверялись со списками и запускали их внутрь. Сегодня была закрытая премьера и случайных людей в клубе не ожидалось, но полицейский на фоне избранной публики нисколько не выделялся.
   - Вон, у зеркала, - подсказал Гаспар.
   Инспектор Моран оказался худощавым господином средних лет в отлично пошитом вечернем костюме; в петлице пиджака алела гвоздика, из нагрудного кармана выглядывал аккуратный треугольник белого платка. Аристократическое лицо сыщика было худым и бледным с высокими, круто заломленными бровями, прямым носом и тонкими бледными губами. Напомаженные волосы он зачесал назад.
   Я поспешил к полицейскому и радушно улыбнулся:
   - Мсье Моран?
   Инспектор нисколько не походил на полицейского, а скорее напоминал театрального критика или даже бездельника из театральной богемы, но стоило ему только повернуться ко мне, и от пристального взгляда колючих серых глаз враз сделалось не по себе.
   - С кем имею честь? - поинтересовался Моран и поинтересовался, надо сказать, весьма холодно, но я и не подумал разыгрывать смущение.
   - Я Жан-Пьер, кузен мадам Робер. Она попросила вам здесь всё показать.
   Бастиан Моран взял со столика кожаную папку и попросил:
   - Проводите меня в кабинет госпожи Робер.
   - Её сейчас нет...
   - Неважно! - отрезал Моран и уже несколько мягче добавил: - С ней я побеседую позже, а сейчас просто хочу осмотреть... место происшествия.
   - Как скажете. Нам сюда...
   Взмахом руки я отпустил наблюдавшего за нами со стороны Гаспару и провёл сыщика к кабинету Софи. Отпирать его не понадобилось, Моран просто огляделся в коридоре и спросил:
   - Это ближайший путь из зала?
   - Так и есть.
   - А где работал Пьетро Моретти? Не вчера, а вообще. Была у него постоянная студия?
   - Это в другом крыле здания. Идёмте.
   Я повёл инспектора по коридору, а тот вдруг хмыкнул.
   - Вы разве здесь не первый день? Хорошо ориентируетесь в этом лабиринте.
   - Успел пробежаться, - беспечно ответил я, отпирая нужную дверь. - Не собираюсь терять место из-за какой-нибудь дурацкой оплошности. Если разочарую кузину, она запросто выгонит меня взашей, несмотря на родство.
   - И всё же она доверяет вам...
   - Вы о ключах, мсье? - Я тряхнул кольцом. - Ну да, доверяет. Кровь не вода, знаете ли.
   Инспектор прошёл в мастерскую, а я остался стоять на пороге. Сыщик на миг замер посреди студии, потом откинул занавес с одного из полотен и задумчиво заломил крутую бровь.
   - Что скажете?
   Я подошёл, взглянул на картину с тремя танцовщицами и пожал плечами.
   - Ничего в этом не понимаю, но как по мне - ему повезло с натурщицами!
   Моран снисходительно улыбнулся и начал осматривать незаконченные работы. Многие из них оказались выполнены в стиле абстракционизма, их чёрно-красно-оранжевыми тонами Пьетро пытался раскрыть тему огня. Другим его постоянным сюжетом выступали ночная река и чёрный, едва различимый дом на заднем плане, но хватало и обнажённой натуры. По правде, таких картин было больше всего.
   - Госпожа Робер состояла в отношениях с Пьетро Моретти? - спросил сыщик некоторое время спустя.
   - С чего вы взяли? - опешил я от неожиданности.
   - На некоторых полотнах она изображена обнажённой, - пояснил свой интерес инспектор. - А кроме того, как ещё безвестный художник мог оплачивать аренду мастерской?
   - Об этом вам лучше спросить у кузины.
   - Спрошу, - кивнул Моран. - Так где, говорите, я могу опросить персонал?
   - Здесь?
   - Не самое подходящее помещение.
   Я на миг задумался, потом вспомнил о кабинете графа Гетти на втором этаже и попросил:
   - Следуйте за мной.
   Кабинет супруга Софи встретил нас полумраком. Сюда редко кто заглядывал, и окна закрывали плотные шторы. Их я первым делом я и отдёрнул, запустив в просторную комнату лучи заходящего солнца. Пыль здесь протирали каждую неделю, поэтому никакой дополнительной уборки не понадобилось.
   - Проходите! - пригласил я внутрь инспектора. - С кем хотите поговорить?
   Моран переступил через порог и внимательно оглядел обстановку. Рабочий стол с висевшим на стене за ним пейзажем сыщик по какой-то причине забраковал и остановил свой выбор на одном из кресел у камина. Уселся в то, что было развёрнуто высокой спинкой к окну, и почти растворился в густой тени. На свету остались лишь убранные на подлокотник руки; в перстне заискрился крупный жёлтый бриллиант.
   - Морис Тома, знаете такого? - спросил Моран.
   - Нет, мсье, - ответил я, но сразу прищёлкнул пальцами, будто поймал нужное воспоминание. - Буфетчик?
   - Он самый. Приведите его. И передайте пепельницу.
   Получив хрустальную пепельницу, сыщик достал пачку "Честерфилда" и закурил, а я отправился за буфетчиком. Тот командовал официантами и следил за правильной сервировкой столов, но, памятуя о распоряжении хозяйки, отказаться от общения с нашим гостем не посмел. Только пробурчал под нос какое-то ругательство и на миг задержался у зеркала. Разгладил выглядывавший из-под фрака чёрный жилет и слегка сдвинул в сторону чёрную же бабочку. Думаю, поправил бы и прикрывавший лысину парик, но при мне делать это постеснялся.
   Я привёл буфетчика в кабинет графа, и Морис замялся на пороге, не решаясь ступить внутрь.
   - Присаживайтесь, любезный! - указал тогда инспектор на кресло напротив. - Жан-Пьер, не уходите. Хочу, чтобы вы присутствовали при беседе. Я ведь здесь неофициально...
   При этих словах буфетчик встрепенулся и напомнил:
   - Я всё рассказал в Ньютон-Маркте! Под протокол!
   - Знаю, я читал, - спокойно подтвердил Бастиан Моран и требовательно взглянул на меня. - Жан-Пьер?
   С обречённым вздохом я прикрыл дверь и уселся за рабочий стол графа. Упоминание сыщиком неофициального статуса беседы убедительным мне не нисколько показалось. Третий департамент обычно не обременял себя формальностями, решая сунуть нос в чужие дела.
   Бастиан Моран затушил сигарету о дно пепельницы и спросил:
   - Морис, когда вы вчера уходили, кто оставался в клубе?
   - Госпожа Робер, ночной сторож и художник, Пьетро Моретти, - ответил буфетчик без малейшей заминки. - Вчера был выходной, клуб не работал. Я готовился к сегодняшнему приёму.
   - А танцовщицы, музыканты, хореограф? Никто из них не мог задержаться внутри?
   - Репетиция закончилась раньше. Перед уходом я обошёл все помещения и погасил светильники, на глаза никто не попался.
   - Вы затушили все светильники?
   - Несколько осталось гореть в зале, где работал Пьетро. Он обещал погасить их сам.
   - Но не погасил?
   - Нет.
   Я не понимал, к чему клонит инспектор, а тот, казалось, и сам этого не знал и задавал вопросы исключительно наобум. Какое-то время Бастиан Моран молча постукивал кончиками пальцев по подлокотнику, а Морис как завороженный следил за искоркой вставленного в перстень бриллианта. Но потом буфетчик скинул оцепенение и забеспокоился.
   - Сегодня очень важный день, мне нужно работать!
   - Не беспокойтесь, надолго вас не задержу, - уверил его сыщик и произнёс: - Согласно показаниям прибывших на место преступления констеблей, светильники в зале продолжали гореть.
   - Так я же говорю, - всплеснул руками Морис Тома, - я не погасил их, потому что Пьетро ещё оставался работать!
   - Но их не погасил и художник. А он бы непременно сделал это, если бы собрался уходить. Так?
   - Не понимаю, почему это так важно, - признался сбитый с толку буфетчик.
   - Просто интересно, - мягко улыбнулся Бастиан Моран. - Скажите, когда вы покидали клуб, не заметили на улице никого подозрительного?
   - Нет.
   - Никто не стоял у входа?
   - Я никого не видел.
   - Хорошо, можете идти.
   Я выпустил буфетчика из кабинета, прикрыл за ним дверь и спросил:
   - Кого звать теперь?
   - Пожалуй, никого, - решил вдруг Бастиан Моран. - Но у меня есть несколько вопросов к вам.
   - Задавайте, - разрешил я со спокойным сердцем, поскольку скрывать Жан-Пьеру от полицейских было нечего.
   И всё же сыщик сумел удивить: он начал с того, что потребовал мой паспорт. Изучил его, уделяя особое внимание отметкам о пересечении границы, и как бы невзначай поинтересовался жизнью в колониальной Африке, а попутно что-то записал в блокнот. Затем Моран пожелал выяснить, чем я занимался два месяца, прошедшие с моего прибытия в Новый Вавилон.
   - Пил, гулял, искал работу, - пожал я плечами, разваливаясь в кресле.
   - Почему же не обратились к кузине?
   Я рассмеялся.
   - Мсье! У кузины своих забот полон рот. Она в долгах как в шелках, выручки едва хватает, чтобы платить по закладным. Так что ещё неизвестно кто кому оказывает услугу: Софи мне, принимая на работу, или я ей, соглашаясь помочь.
   Инспектор выгнул бровь.
   - Но клуб, кажется, процветает?
   - Дело в старых долгах.
   - В старых долгах?
   - В очень старых долгах.
   - Это как-то связано с её пропавшим супругом? - предположил инспектор.
   Я почувствовал, что ступил на очень тонкий лёд, и осторожно кивнул.
   - Да, граф был заядлым игроком. Слишком азартным и не очень удачливым.
   Бастиан Моран покачал головой и вдруг спросил:
   - Вы встречались с ним?
  
   Студёный октябрьский ветер, плеск тёмной речной воды...
  
   Я беспечно улыбнулся и спокойно ответил:
   - Перекинулся как-то парой слов. Уже даже не помню когда.
   - Что вам известно о его исчезновении?
   - Только то, что писали в газетах. В то время я был на континенте.
   Граф Гетти бесследно исчез два года назад, в самом конце октября. После одной из шумных вечеринок он вдруг перестал появляться на людях, а несколько дней спустя вышел на яхте в море и... больше его никто никогда не видел.
   - Есть предположения, что с ним могло стрястись? - полюбопытствовал инспектор.
   - Ни малейших, - ответил я и принялся выдвигать ящики письменного стола. В одном из них обнаружился выкидной стилет с накладками из леопардового дерева. Посередине рукояти была сделана серебряная вставка с гербом рода Гетти - мечи и щуки, разделённые восходящей диагональю, - а на больстере сплелись в затейливый вензель буквы "М" и "Г".
   Судя по клейму мастера, нож изготовили в одной из многочисленных мастерских итальянского Маниаго. Я сдвинул кнопку, полюбовался разложившимся клинком, хищным и узким, потом сложил его обратно.
   Бастиан Моран взглянул на меня с непонятной улыбкой и вновь спросил:
   - Могла госпожа Робер иметь отношение к исчезновению супруга?
  
   Студёный октябрьский ветер, плеск тёмной речной воды, щелчок предохранителя...
  
   - Разве есть основания подозревать в исчезновении графа убийство? - прищурился я.
   - Просто скажите, что вы об этом думаете.
   - Но какое...
   - Ответьте, прошу вас!
   Вот только сыщик не просил, а требовал. Я вздохнул и покачал головой.
   - Нет, мсье. Софи ни в чём таком не замешана, это ясно как белый день. В противном случае тело графа нашли бы очень и очень быстро.
   - Из-за страховки?
   Ни для кого не было секретом, что супруги Гетти застраховали свои жизни в пользу друг друга, но к тому времени как появилась возможность признать пропавшего Марко умершим, срок действия страховки давно прошёл.
   - Вижу, вы подняли материалы дела, - отметил я. - С чего бы это?
   Бастиан Моран потёр пальцами бледное лицо и ничего на мой вопрос не ответил. Вместо этого задал очередной вопрос:
   - Так вы полагаете, граф наделал долгов и сбежал от кредиторов?
  
   Студёный октябрьский ветер, плеск тёмной речной воды, щелчок предохранителя...
   Вспышка!
  
   Я непроизвольно потёр грудь, но сразу взял себя в руки и фыркнул.
   - Во-первых, мсье, я ничего об этом не думаю. Во-вторых, раз уж вы спрашиваете, нет - эта версия не кажется мне убедительной. Никто не отправляется на дно в одиночестве, все стараются утянуть за собой близких. Реши граф скрыться, он не оставил бы здесь Софи. Увёз бы её с собой. Скорее уж Марко сорвал куш и решил не отдавать долги, а начать новую жизнь.
   Инспектор закурил и кивнул.
   - Яхта, штормовой океан, крушение. И никакого криминала.
   - Послушайте, мсье! К чему эти расспросы? - не выдержал я. - Вы можете объяснить?
   На этот раз Моран уходить от прямого ответа не стал.
   - Детектив-сержант Льюис, которого вчера застрелили в клубе, расследовал обстоятельств исчезновения графа Гетти. Он опрашивал работников марины, которые видели графа на борту отплывавшей яхты. Именно эти показания послужили основанием для отказа в возбуждении уголовного дела. Но вдруг имел место подлог? Возможно, Льюис явился сюда с целью шантажа?
   - А что говорит его инспектор?
   Бастиан Моран досадливо поморщился.
   - Инспектор Остридж предоставляет подчинённым излишнюю, на мой взгляд, самостоятельность. По его словам, сержант собирался проверить какую-то зацепку по одному из текущих расследований. Это всё, что ему известно.
   - А констебль, которого оглушили? Я слышал, кто-то остался в живых!
   - Фредерик Гросс? Уверяет, что просто выполнял приказ сержанта. Но я ещё поговорю с ним. И не только с ним.
   Прозвучало заявление инспектора на редкость многозначительно; я вновь щёлкнул стилетом, затем сложил клинок и спрятал нож в карман.
   - Что-то ещё? - спросил я, откидываясь на спинку кресла.
   - Нет, на этом всё. Благодарю, Жан-Пьер, вы мне чрезвычайно помогли.
   Бастиан Моран затушил сигарету и поднялся на ноги. Я выпустил его из кабинета, да и сам оставаться там не стал, вышел в коридор и запер дверь. Смотреть уже начавшееся представление не пошёл, вместо этого отправился проверить охранников. У них всё оказалось спокойно, поэтому я решил не раздражать вышибал назойливой опекой и заглянул на кухню. К счастью шеф-повар был занят последними приготовлениями, и никто не помешал мне нагрузить поднос тарелками с мясными деликатесами, прихватить бутылку вина и вернуться в кабинет графа.
   Я не заедал стресс, просто Пьетро был слишком уж худощавым. Дабы полностью соответствовать образу хулиганистого Жан-Пьера мне требовалось набрать вес и окрепнуть.
   Что же касается расспросов сыщика - они встревожили меня не слишком сильно. Инспектор лаял не на то дерево и очень скоро должен был это понять.
  
  5
  
   Премьера прошла с огромным успехом. Сам я в зал не заходил и судил об этом исключительно по продолжительности аплодисментов. Танцовщицы покинули сцену, на смену им пришёл конферансье и сразу заиграл что-то лёгкое оркестр. Публики в основе своей расходиться не спешила и осталась на танцы. У центральной лестницы дежурил Антонио, он сверялся со списком и вежливо, но непреклонно заворачивал обратно всех кроме членов клуба и приглашённых ими гостей.
   Когда зал покинула Софи, я подступил к ней, взял за руку и увёл в боковой коридор.
   - Что случилось? - раздражённо прошипела кузина. - У меня совершенно нет времени!
   - Полицейские что-нибудь говорили о Марко?
   - С какой стати?!
   - Один из них расследовал его исчезновение.
   - Проклятье! - выругалась госпожа Робер. - Так вот откуда он знал о сейфе! В прошлый раз сыщики перевернули здесь всё вверх дном!
   - Так они что-нибудь говорили или нет?
   - Нет! Лишь потребовали открыть сейф!
   - Моран будет об этом спрашивать.
   - Спасибо, Жан-Пьер, это очень важно. А сейчас мне надо бежать! - Софи отступила от меня, но сразу развернулась обратно. - Постой, разве ты не идёшь на приём?
   - Иду.
   - Ты не можешь пойти в этом! - объявила кузина, указав на поношенный пиджак. - Это просто неприлично! Переоденься!
   Я обречённо вздохнул и отправился в костюмерную. Та располагалась рядом с гримёркой и комнатой отдыха танцовщиц, из-за дверей доносились радостные женские голоса и смех. Тут же толпились особо рьяные поклонники, издали за ними приглядывал невозмутимый будто сама смерть Лука. Он кивнул мне, я кивнул в ответ и прошёл в костюмерную.
   Фрак, брюки и лакированные туфли подобрать удалось без всякого труда, а вот когда я взял чёрную жилетку, отвечавшая за костюмы тётенька поспешила меня остановить.
   - Молодой человек, вы же хотите, чтобы вас приняли за официант?! - всполошилась она.
   - Именно этого я и хочу, - ответил я, взял чёрную бабочку и улыбнулся: - Мадам, ну к чему мне бросаться в глаза разным важным господам? Я чужой на этом празднике жизни и собираюсь быть незаметен, словно невидимка.
   - Не думаю, что у вас это получится, - решила костюмерша, явно имея в виду сломанный нос и ножевой шрам на скуле.
   Я лишь хмыкнул в ответ, встал у зеркала и слегка сдвинул в сторону бабочку, затем поправил расчёской волосы и остался увиденным целиком и полностью доволен.
   Оставлять свою одежду в костюмерной я не стал и унёс в кабинет на втором этаже. Там переложил в карманы брюк выкидной стилет и пистолет, благо он был небольшим и плоским, а вот кастет и запасной магазин пришлось оставить. Сунуть их было решительно некуда.
  
   Когда я зашёл в банкетный зал, гости уже собрались. Дамы в вечерних платьях блистали драгоценными каменьями ожерелий, серьг и диадем; эту роскошь и великолепие оттеняли строгие костюмы кавалеров. Впрочем, бриллианты в перстнях и запонках господ ничем не уступали украшениям великосветских модниц.
   Среди почтенной публики вовсю сновали официанты с подносами, заставленными бокалами искристого шампанского, и на ещё одного халдея в моём лице никто внимания не обратил. Разве что инспектор Моран смерил слишком уж пристальным взглядом, но подходить не стал. Он был занят беседой с маркизом Арлиным и ещё несколькими важными господами из числа завсегдатаев.
   Со стороны могло показаться, будто сыщик отчитывается перед маркизом, но Моран не произвёл на меня впечатления бездумного карьериста. Если он и был карьеристом, то умным и расчётливым. В беседе такой скорее сам постарается вытянуть дополнительную информацию, нежели раскроет свои карты кому-либо ещё.
   Вновь дальней стены выставили фуршетные столы, но людей там пока было немного; популярностью пользовалось лишь шампанское и канопе с красной и чёрной икрой, а их разносили официанты. В центре зала играл струнный квартет, негромкая музыка создавал фон, в котором растворялись голоса приглашённых.
   Постепенно публика распалась на несколько групп. Завсегдатаев клуба собрал вокруг себя маркиз Арлин. Высокий и очень худой седовласый джентльмен возвышался над остальными едва ли не на голову и чем-то неуловимо напоминал аиста, которого шутки ради нарядили в чёрный фрак с серебряной розеткой ордена Прогресса.
   Софи представляла завзятым театралам Ольгу Орлову и Виктора Долина; русская прима благосклонно улыбалась поклонникам, а вот хореограф явно чувствовал себя не в своей тарелке. Он тоже улыбался, но на редкость нервно и скованно. Это совсем на него не походило.
   Возможно, Виктора выводило из себя присутствие конкурента: ничуть не меньшая аудитория окружила артистичного вида господина с растрёпанной светлой шевелюрой, песочного цвета бородкой и аккуратными усами. Декламируя стихи, сиятельный - в этом не оставляли никаких сомнений бесцветно-серые глаза, - активно жестикулировал, а когда замолкал перевести дух, любители поэзии тотчас начинали рукоплескать и требовать продолжения.
   Я огляделся по сторонам, заметил проверявшего сервировку фуршетных столов буфетчика и подошёл к нему.
   - Морис, расскажешь, кто есть кто?
   Буфетчик с недовольным видом оторвался от своего занятия, но всё же пересилил себя и отказывать в просьбе не стал.
   - Разумеется, Жан-Пьер! - скомкано улыбнулся он. - Вас интересует кто-то конкретный?
   Я первым делом указал на декламатора.
   - О, это Альберт Брандт! - округлил глаза Морис Тома. - Уверен, вы не могли о нём не слышать!
   И в самом деле - слышал. Альберт Брандт был популярным столичным поэтом, он даже поставил несколько пьес собственного сочинения на сцене императорского театра. Ходили слухи, что ему нет равных в декламации стихов, но в "Сирене" он никогда раньше не выступал.
   - Ясно, - улыбнулся я и кивнул на Арлина. - Маркиза я знаю, а остальные?
   Окружение маркиза меня интересовало мало, просто хотелось определить для себя самого, насколько серьёзный резонанс случился бы, стань вдруг достоянием общественности их тайные развлечения. И надо сказать, скандал вышел бы преизрядным.
   В ряды скучающих великосветских повес затесались полковник генерального штаба, ответственный секретарь коллегии по делам провинций, заместитель министра, пара влиятельных придворных и несколько банкиров и крупных промышленников, все сплошь из старых аристократических фамилий. Этой публике было что терять в случае огласки, но я бы десять раз подумал, прежде чем решиться на их шантаж. Малейшая ошибка - и вот уже в акватории порта к берегу прибивает очередного безымянного утопленника.
   - Вы позволите, Жан-Пьер, мне надо вернуться к своим обязанностям...
   - Да-да, конечно, Морис! - отпустил я буфетчика.
   Инспектор Моран присоединился к почитателям таланта Альберта Брандта, поэтому я взял со стола поднос и прошёлся по залу, раздавая бокалы с шампанским. Разговоры при моём приближении не стихали, но ничего интересного услышать не удалось, поскольку в окружении маркиза Арлина говорили исключительно о политике. Вероятно, погоду уже успели обсудить.
   - Скрывать не буду, - объявил маркиз, взяв с подноса бокал с золотистым игристым вином, - поначалу я был настроен в отношении её величества более чем скептически. А признание независимости колоний Нового Света и вовсе ввергло меня в глубочайшее уныние. - Слушатели закивали, соглашаясь с этими словами, и тогда Арлин воздел к потолку указательный палец. - Но! Я просто не видел всей картины целиком. Подписание мирного договора с Теночтитланом изменило всё самым кардинальным образом. Империя не только вернула контроль над землями южнее Амазонки, но и обрела поистине колоссальный рычаг давления на штаты, которые до сих пор находятся с ацтеками в состоянии войны!
   - Да, это позволило перекинуть флот из Атлантического океана в Иудейское море и Персидский пролив, - кивнул седовласый господин в мундире полковника инфантерии. - Для Тегерана это оказалось неприятным сюрпризом! Подумать только, ещё совсем недавно персы всерьёз нацеливались на Константинополь и наши аравийские владения!
   - Не стоит забывать о каучуке, - напомнил кто-то из промышленников. - Кофе и какао тоже важны, но без прямых поставок каучука наши предприятия просто задыхались!
   Не разделял всеобщего воодушевления лишь секретарь коллегии по делам провинций.
   - Не всё так гладко, господа. Не всё так гладко, - веско произнёс он, отпил шампанского и продолжил: - Берлин, Вена и Рим всё больше сближаются друг с другом. Их союз грозит разорвать империю надвое!
   - О, не стоит сгущать краски, мой дорогой, - рассмеялся маркиз.
   Секретарь понизил голос.
   - А известно ли вам, господа, на чьих верфях производится большая часть наших дирижаблей?
   - Дирижабли - это прошлый век! - отчеканил полковник генерального штаба. - Будущее за аэропланами!
   - Вот только пороховые движки работают в воздухе нестабильно, а паровые слишком тяжелы!
   - Скажу по секрету, дано высочайшее повеление приступить к разработке принципиально новых движителей!
   - Ох уж эти ваши армейские прожекты!
   Разгоревшийся спор я выслушивать не стал и унёс поднос с пустыми бокалами на кухню. А когда вернулся на второй этаж и огляделся, то к своему немалому удивлению не обнаружил среди гостей Софи.
   Я быстро подошёл к дежурившему на лестнице Антонио и поинтересовался, не видел ли тот кузину.
   Красавчик на миг задумался, потом кивнул.
   - Ушла пару минут назад, - сообщил он.
   - Одна?
   - Нет, с гостем.
   Мне это совсем не понравилось, и я поспешил спуститься на первый этаж. Публика начинала понемногу расходиться, поэтому в фойе было многолюдно, и ни Жиль, ни Гаспар хозяйку не заметили.
   - Лука до сих пор торчит у гримёрки? - уточнил я.
   - Там, - подтвердил Гаспар. - А что случилось?
   - Ерунда, - отмахнулся я, не желая делиться беспочвенными подозрениями, и отправился проверить кабинет Софи, но только свернул в коридор и сразу наткнулся на невесть что позабывшую там парочку: импозантного господина средних лет и невероятной красоты девушку в длинном закрытом платье. Чёрные волосы и смуглая кожа выдавали в ней уроженку Греции, но могла она оказаться и персиянкой.
   На миг я опешил от неожиданности. Незнакомка оказалась не просто красива, её счел бы идеалом даже самый взыскательный дамский угодник. В ней не было ни малейшего изъяна, и это немного даже напугало.
   Никто идеален от рождения. Идеальным можно лишь стать. Я знал это наверняка.
   А вот спутник прелестницы идеальным не был и это ему даже шло.
   Невысокий и плотный, но подтянутый господин с лихо закрученными вверх напомаженными усиками заметно прихрамывал и опирался при ходьбе на трость с затейливой серебряной рукоятью. Зачёсанные назад волосы открывали высокий лоб и глубокие залысины на висках; умное и волевое лицо было мне определённо незнакомо.
   - Могу вам чем-то помочь? - спросил я после секундной заминки.
   - О, нет! - рассмеялся господин и пояснил с едва заметным германским акцентом: - Мы просто хотели засвидетельствовать своё восхищение госпоже Орловой, но, видимо, свернули не туда.
   - Вас проводить?
   - Не стоит. Будет повод посетить представление ещё раз.
   Странная парочка ушла в фойе, после них остался едва уловимый запах дорогого табака и волнительный аромат духов. Невольно я даже задержал дыхание, и мне привиделся бескрайний простор и горячий ветер, но уже через миг наваждение сгинуло, словно ничего и не было.
   Я невесть с чего почувствовал себя обманутым, но тоже - лишь на миг, а потом в голове неожиданно всплыло слово "импресарио". Незнакомец нисколько не походил на скучающего бездельника; так что же его привело в служебные помещения клуба на самом деле?
   Если это действительно вознамерившийся переманить приму импресарио...
   Я взглянул на дверь кабинета Софи, беззвучно выругался и поспешил в фойе. К моему немалому удивлению странная парочка на первом этаже задерживаться не стала и поднялась в банкетный зал. К ещё большему удивлению - Антонио их беспрепятственно пропустил.
   В этот момент у входной двери послышался какой-то шум, но как оказалось, это Жиль выставил на улицу слишком настырного газетчика. Я вернулся в служебный коридор, повернул за угол и в приглушённом свечении газового рожка увидел у кабинета Софи силуэт женской фигуры. Девушка поспешно отпрянула назад, и тут же распахнулась дверь и наружу шагнул молодой человек, высокий, грузный и одутловатый. Вслед за ним появилась Софи.
   - Ольга? - удивилась она. - Что ты здесь делаешь?
   - Я хотела с вами поговорить, госпожа Робер, - пояснила прима. - Но если сейчас неудобно, это может подождать до завтра.
   - Давай так и сделаем, - кивнула Софи, увидела меня и нахмурилась. - Всё в порядке, Жан-Пьер?
   - В полном, кузина, - подтвердил я.
   - Тогда запри дверь, - попросила хозяйка клуба и отправилась со своим спутником в фойе. Лицо молодого человека показалось знакомым, он точно появлялся в клубе до этого дня раз или два, но имени его я не знал. Как уже говорил - Пьетро предпочитал держаться особняком. Художника мало интересовали люди, ему хватало картин и воспоминаний. Точнее - воспоминаний ему как раз и не хватало...
   Я достал из кармана брюк связку ключей и вдруг заметил, что прима разглядывает меня с нескрываемым интересом.
   - Так ты кузен госпожи Робер? - полюбопытствовала Ольга. - Я тебя здесь раньше не встречала.
   - Жан-Пьер Симон к вашим услугам, мадемуазель.
   - Я - Ольга.
   - Не знать кто вы - преступление.
   - О, ты мне льстишь!
   Прима рассмеялась, и я улыбнулся ей в ответ. Ольга была хороша. Не идеальна как спутница "импресарио", а именно хороша своей природным живым обаянием, гранцией и красотой.
   Стянутые платком волосы рассыпались на уровне плеч симпатичными светлыми кудряшками, обрамлённые длинными ресницами глаза горели двумя синими звёздами, а чуть вздёрнутый носик и ямочки на щеках добавляли округлому лицу дополнительного очарования. Пахло от танцовщицы ароматом цветущей сирени.
   Ольга потеребила ленту чёрного бархата на шее и нерешительно произнесла:
   - Скажи, Жан-Пьер, а на госпожу Робер вчера и в самом деле напали?
   Я на миг задумался над ответом, потом просто кивнул.
   - И Пьетро застрелил бандитов?
   - Застрелил, - подтвердил я, радуясь, что никто так и не пронюхал об участии в нападении сыщиков Ньютон-Маркта.
   - А могу я хоть одним глазком взглянуть на кабинет? Мне жутко любопытно!
   "Любопытство кошку сгубило", - стоило бы ответить мне, но я ещё не успел запереть замок, поэтому приоткрыл дверь, и Ольга быстро прошмыгнула внутрь.
   - Здесь всё и случилось? - прошептала она, оглядываясь в полумраке помещения. Свет в кабинете не горел, лишь проникали в окно отблески уличных фонарей.
   - Идёмте, мадемуазель! - позвал я приму, но та не сдвинулась с места.
   - Это так волнительно! - проговорила Ольга и попросила: - Расскажите, расскажите немедленно, что здесь произошло!
   Уже жалея о том, что позволил взбалмошной танцовщице войти в кабинет Софи, я шагнул к ней и протянул руку.
   - Пойдём, Ольга!
   Прима отступила к столу и опёрлась на него руками, удивительным образом скопировав позу, в которой сыщики удерживали Софи.
   - Как думаете, Жан-Пьер, как всё было?
   - Понятия не имею.
   - О, этот пленительный флёр тайны! - прошептала Ольга.
   Я взял девушку за руку, но та не сдвинулась с места, даже когда моя ладонь легла ей на талию.
   - Мадемуазель, нам надо идти...
   - Мне сложно дышать. Жан-Пьер, прошу...
   Кто другой бросился бы за водой, но Жан-Пьер был не таков. Я попросту ослабил шнуровку платья, Ольга сдавленно ахнула и неизвестно, как далеко бы мы зашли, но тут раздался стук дверь.
   - Госпожа Робер! - послышалось из коридора.
   Ольга отпрянула от меня и прошептала:
   - Виктор! - Она сделала ударение в имени на второй слог. - Это Виктор!
   - Госпожа Робер! - уже громче повторил хореограф. - Нам надо поговорить!
   Прима обхватила себя руками, дабы удержать сползавшее с плеч платье, и взмолилась:
   - Виктор не должен застать нас вместе! Прошу, сделай что-нибудь!
   Проклятье! Меньше всего мне хотелось в первый же день своего пребывания в "Сирене" оказаться втянутым в богемный скандал!
   Дверная ручка повернулась, но прежде чем хореограф переступил через порог, я загородил ему дорогу и шагнул навстречу, буквально выдавливая незваного гостя в коридор. Сделать это удалось без всякого труда; сказалось превосходство в телосложении.
   - Позвольте войти! - потребовал Виктор Долин. - Разговор не терпит отлагательств!
   - Кузины здесь нет. Она на приёме.
   - Но я слышал женский голос!
   - Вам показалось, - ответил я и запер дверь на ключ. - Повторяю, госпожа Робер на приёме в банкетном зале.
   - Я только что был там и не видел её!
   - Вероятно, вы разминулись.
   Виктор Долин смерил меня недоверчивым взглядом, затем полным театральной экспрессии движением развернулся и зашагал прочь. Дабы не вызывать лишних подозрений, я тоже у кабинета задерживаться не стал и вышел в фойе вслед за ним, рассчитывая сразу вернуться обратно и выпустить Ольгу. Как назло хореограф принялся бездумно крутиться по первому этажу, то и дело посматривая в коридор, словно ожидал возвращения Софи. Лишь через десять минут он закурил, сделал несколько резких затяжек, словно собирался с решимостью, и наконец убежал на второй этаж.
   Я поспешил вернуться в коридор, отпер кабинет и шепнул:
   - Ольга!
   Прима осторожно выглянула наружу и спросила:
   - Виктор ушёл?
   - Ушёл. Выходи!
   Тогда Ольга выскользнула из комнаты и поцеловала меня в щёку.
   - Благодарю за волнительное приключение, Жан-Пьер! - рассмеялась она и под лёгкий перестук каблучков побежала по коридору.
   Я с лёгкой тоской взглянул вслед девушке, потом запер дверь и вздохнул.
   Волнительное приключение? Проклятье! Меня бы куда больше устроила банальная интрижка!
  
   Когда я поднялся в банкетный зал, Виктора Долина там уже не было. То ли успел переговорить с хозяйкой "Сирены" и отправился восвояси, то ли не решился обсуждать дела при посторонних.
   О-хо-хо, неужто моя догадка насчёт импресарио оказалась недалека от истины?
   Я ещё раз оглядел банкетный зал, затем подошёл к Антонио и спросил:
   - Обратил внимание на гречанку или персиянку в синем платье?
   Охранник восхищённо присвистнул.
   - Спрашиваешь! Такую кралю захочешь, не забудешь!
   - Помнишь, с кем она пришла?
   Антонио повёл пальцем по списку и вскоре уверенно постучал по нужной строчке.
   - Барон фон Страге со спутницей, - прочитал вышибала, - по приглашению Анри Фальера.
   - Знакомая фамилия, - наморщил я лоб, пытаясь вспомнить, где слышал это имя раньше.
   - Фон Страге?
   - Нет, Фальер.
   - Это племянник бывшего министра юстиции. Того, который себе пулю в лоб пустил, - подсказал Антонио и указал на приближающуюся к нам пару. - Вот он идёт с женой.
   Анри Фальер оказался тем самым высоким и рыхлым молодым человеком, которого я застал выходящим из кабинета Софи. К толстякам его было пока ещё не отнести, но бледное лицо выглядело откровенно одутловатым, а избыточный вес уже не скрывал даже мастерски пошитый костюм. Рыжеволосая молодая женщина смотрелась на фоне мужа худенькой тростинкой; в её бесцветно-серых глазах сиятельной беспрестанно вспыхивали и гасли яркие оранжевые искорки.
   - Дочь бывшего главного инспектора Ньютон-Маркта, - просветил меня Антонио, когда супруги начали спускаться по лестнице на первый этаж, и вздохнул. - Эх, хороша чертовка...
   И с этим было не поспорить. Госпожа Фальер действительно была хороша.
  
   Гости разошлись далеко за полночь. Вслед за ними клуб покинули привлечённые на вечер официанты, затем освободились и наводившие порядок постоянные работники. Ночное дежурство поручили Луке, остальные вышибалы дожидались меня на заднем дворе. Но прежде чем выйти к ним, я спустился в подвал, отпер пустовавшую сейчас каморку истопника и достал из покосившегося комода увесистый кожаный саквояж.
   Когда на улице кинул его на землю и внутри солидно лязгнул металл, охранники мигом побросали сигареты и обступили меня со всех сторон. Я опустился на корточки, раскрыл саквояж и начал раздавать револьверы.
   Пора было заняться делом.
  
  Глава 2
  
  1
  
   Порожняя лодка легко скользила по каналу; четыре весла синхронно погружались в чёрную воду, миг спустя показывались обратно и снова ныряли вниз.
   Раз-два. Раз-два. Раз-два.
   Тихий плеск, шумное дыхание. Мимо проплывали закованная в камень набережная и тёмные силуэты домов. Редко-редко попадались на глаза освещённые окна и окружённые призрачным свечением газовые фонари. Над головами растеклась непроницаемая пелена облаков, время от времени в ней мигали сигнальные огни дирижаблей.
   На вёсла мы сели вчетвером, - я и Гаспар с левого борта, Антонило и Жиль с правого, - поэтому лодка шла быстро и очень скоро вырвалась из узкого канала на простор Ярдена. Там нас закачало на волнах, подхватило течением, потянуло во тьму. Впереди замаячила арка моста, от дальнего берега по ней бежала яркая точка фонаря паровоза.
   - Сушим вёсла? - спросил Гаспар.
   - Вы с Тони гребите, - решил я. - Потом мы с Жилем вас сменим. Время в запасе не так много, а ждать нас не будут. Глупо будет опоздать.
   - Да уж не хотелось бы, - буркнул Антонио.
   - Вот и гребите.
   Я устроил весло на борту, поднялся с банки и с наслаждением распрямился, разминая спину. Над рекой чернел непроглядный мрак, но вдоль берегов на высоких набережных протянулись цепочки электрических фонарей, да ещё много дальше вниз по течению в небе над портом растекалось грязно-жёлтое сияние и мелькали лучи прожекторов.
   А вода кругом чёрная-чёрная. Мёртвая.
   Только шагни за борт - и камнем уйдёшь на дно, не выплывешь.
   - Жан-Пьер! - окликнул меня Гаспар. - Как вышло, что мы раньше о тебе ничего не слышали, а ты в курсе всех дел? Неужели кузина так тебе доверяет?
   Я был рад отвлечься от неуютных раздумий, поэтому отмалчиваться не стал. Да и не помогло бы. От настырного испанца так просто не отвязаться. Ведь совсем неспроста этот вопрос возник именно сейчас.
   Ночь, река, лодка, ножи и револьверы - мало ли что может произойти?
   - Кузина доверяет мне, да, - с усмешкой подтвердил я и расстегнул саквояж. - А вы обо мне ничего не слышали, потому что слышать были не должны. И я в курсе всех дел, ведь это и мои дела тоже. На все вопросы ответил, нет?
   - Ответить-то ответил, да только понятней не стало, - проворчал Гаспар, смахивая пот с покрывшегося испариной лица. - Язык у тебя хорошо подвешен, этого не отнять.
   Жиль развернулся и потёр крупный нос.
   - Держался в тени, да? - предположил он. - А теперь начались проблемы и пришлось засветиться?
   - Всё так, - кивнул я и достал из саквояжа деревянную кобуру с маузером К-63. Раскрыл её, вытащил пистолет и проверил, дослан ли патрон. - Мы работаем на Софи, просто не забывайте это, - и всё будет хорошо.
   - Кстати, не поделишься, что там за проблемы с Ньютон-Марктом? - полюбопытствовал Антонио, продолжая размеренно работать веслом.
   - Никаких проблем. Больше нас не побеспокоят, - ответил я, перекинув ремень кобуры через плечо.
   - А сицилийцы? - задал красавчик во всеуслышание очередной неудобный вопрос.
   - Тут всё сложно, - честно признался я. - Как уже говорил - с ними надо держать ухо востро.
   И вот с этим моим утверждением никто спорить не стал.
  
   Вскоре река расширилась, берега потерялись в темноте, появились волны. Лодку стало раскачивать, но не слишком сильно.
   - Не пора? - забеспокоился Жиль, когда нас подхватило течение и начало сносить к акватории порта, заходить в которую было чрезвычайно опасно.
   - Оружие проверьте, - потребовал я, достая из-под лавки электрический фонарь.
   Поборов какое-то внутреннее сопротивление, я включил его и принялся открывать и закрывать заслонку. Цветное стекло замигало синими всполохами. Я семафорил, понемногу разворачивая фонарь, и очень скоро со стороны открытого моря замелькали зелёные отблески ответных сигналов.
   - Слишком далеко, - забеспокоился Жиль.
   - На вёсла! - скомандовал я и, подавая пример остальным, первым уселся на банку.
   Несколькими мощными гребками мы развернули лодку и придали ей нужное направление, а затем принялись размеренно грести, перебарывая течение, которое продолжало понемногу сносить нас в сторону порта.
   Мелькавшие время от времени в ночи отблески зелёного фонаря понемногу приближались, а потом во тьме возник вытянутый силуэт шхуны. Судно контрабандистов легонько покачивалось на волнах со спущенными парусами, на носу стоял матрос с сигнальным фонарём, рядом замер охранник с винтовкой наперевес.
   - Оружие держите под рукой, - предупредил я подельников, ухватил сброшенную с невысокого борта верёвку и потянул на себя, притягивая лодку к шхуне. Точно так же поступил Антонио. Качка сразу стихла, лишь слышался едва заметный скрип, с которым тёрлись друг о друга борта.
   Тогда через фальшборт перегнулся смуглый человек с копной чёрных курчавых волос.
   - Деньги! - потребовал он с явственным восточном акцентом.
   Я не стал выдвигать никаких встречных условий, вытянул руку и передал две пачки десятифранковых банкнот. Контрабандист принял их и принялся пересчитывать в свете потайного фонаря.
   Продолжая цепляться за натянутую верёвку, я свободной рукой, откинул крышку с деревянной кобуры маузера. Если случатся неприятности - они случатся именно сейчас.
   Но - нет.
   - Грузите! - распорядился контрабандист, закончив с пересчётом денег из первой пачки.
   Антонио и Гаспар начали принимать у моряков увесистые ящики, а Жиль размещал их на дне так, чтобы груз размещался равномерно и лодка не перевернулись.
   Я в погрузке участия не принимал и продолжал следить за моряками, но обошлось без неожиданностей.
   - Порядок! - объявил контрабандист своим людям, проверив вторую пачку. - Шевелитесь, сукины дети!
   И вновь ящики, ящики, ящики. Под конец погрузки лодка заметно просела, но при желании могла принять ещё половину от полученного товара или даже чуть больше.
   Отвязав верёвки, мы с Антонио оттолкнулись от шхуны вёслами и принялись грести против течения. В наветренный борт мягко били невысокие волны, но через него не перехлёстывали, лишь немного раскачивали лодку и только.
   - Может, пора? - спросил Жиль.
   Шхуна бесшумно, словно корабль призрак, растворилась в ночи; мы давно потеряли её из виду, да и контрабандисты уже не могли видель нас, поэтому я вновь достал фонарь и принялся светить им в сторону города. Поначалу ничего не происходило, потом мигнул желтоватый огонёк ответного сигнала. Прошла минута, ещё одна, затем послышался шум паровой машины и плеск воды. Из темноты выплыл паровой катер, сразу замедлил ход и начал разворот, лодку закачало на волнах.
   - Прими конец! - послышался пропитый голос, мелькнула верёвка.
   Антонио перехватил её, не дав упасть в воду, продел в железное кольцо на носу лодки, затянул узел и крикнул:
   - Готово!
   Паровая машина зафырчала, залязгали механизмы ходовой части. Катер ускорился, верёвка натянулась и потянула нас буксиром. Паровая лоханка шла против течения на удивление уверенно, пенилась вода, позади расходились кильватерные следы. Пару раз над головой тёмными силуэтами проносились арки мостов, а потом Жиль вдруг встрепенулся и удивлённо произнёс:
   - А фонари-то не горят!
   И точно - обе набережные Ярдена оказались погружены во тьму, лишь изредка там мелькали отблески фар самоходных колясок и ползли жётлые точки фонарей конных экипажей.
   - Нашим легче, - проворчал Гаспар.
   У канала Меритана капитан сбавил ход, протянул нас немного выше по реке и заглушил паровую машину. Мы вновь сели на вёсла, а буксир начало сносить течением. Когда он поравнялся бортом с лодкой, Антонио развязал хитрый морской узел, быстро смотал верёвку в кольца и перекинул старику в потёртом морском бушлате. Я сунул в его мозолистую ладонь две сотни.
   - До новых удивительных встреч! - хрипло расхохотался капитан катера, отсалютовал мне фуражкой и вывернул руль.
   Паровой катер увело в сторону, он вновь зафырчал паровым агрегатом и скрылся в темноте, а мы налегли на вёсла и загнали лодку в канал. После свежего речного простора воздух там показался затхлым, а пару минут спустя у тёмного провала тоннеля и вовсе начало откровенно вонять канализацией.
   - Включай фонарь! - потребовал Антонио.
   Я так и поступил, только сначала убрал заслонку и снял синее стекло. Всякий раз, когда сдвигал выключатель, по коже бежали мурашки. Электричество - удобная вещь, спору нет, но... не люблю.
   Яркий луч фонаря разогнал темень тоннеля, через который в канал уходили сточные воды, и мы направили туда лодку. Лопасти вёсел едва не задевали грубую кладку стен с белёсым налётом, да ещё приходилось горбиться и втягивать головы в плечи, чтобы не задеть макушками низкий свод каменного потолка. Коротышке-Жилю оказалось проще всего, остальные низким ростом похвастаться не могли.
   Пока догребли до боковых ступеней, заплесневелых и вышарканных, - взмокли. После того как Антонио привязал носовое кольцо к вбитой в стену ржавой скобе, я выпрыгнул на узенькую каменную площадку и отпер решётку, загораживавшую проход. Механизм навесного замка оказался обильно смазан солидолом, ключ провернулся в нём без всякого усилия.
   - Ждите! - распорядился я, поднялся по узенькой каменной лесенке и откинул обитую стальными полосами крышку люка. Просторное помещение наверху было погружено во мрак; прежде чем спуститься обратно, я запалил керосиновую лампу, и яркий тёплый огонёк осветил каретный сарай - тот самый, что стоял на заднем дворе "Сирены".
   На пару с Гаспаром мы утащили наверх первый ящик, а когда выставили его к стене, Жиль и Антонио уже приволокли следующий.
   Деревянные короба оказались не слишком тяжёлыми, а вдвоём на крутой узенькой лестнице было попросту не развернуться, поэтому выстроились цепочкой и передавали ящики из рук в руки. Под конец мы оттащили короба от люка и сложили их друг на друга у одной из стен.
   - Ну что, перекурим? - пошутил Антонио.
   - Обязательно, - усмехнулся я, гвоздодёром сорвал деревянную крышку и вспорол стилетом мешковину.
   Антонио запустил руку в прореху, растёр меж пальцев крупинки табака и объявил:
   - Первый сорт!
   - Отличный табачок, - согласился с ним Жиль. - Этого у персов не отнять.
   На шхуне мы и в самом деле приняли партию контрабандного табака. В империи тот облагался просто несусветными ввозными пошлинами: из каждого потраченного на курево франка примерно восемьдесят пять сантимов получала казна. Тонна табака обошлась нам в две тысячи, а при покупке по официальным каналам пришлось бы выложить в шесть раз больше. Насколько мне было известно, Софи уже договорилась о перепродаже этой партии в китайский квартал за восемь тысяч франков.
   Я спустился к лодке и вновь запер решётку, заодно прихватил с собой саквояж. Выставил его посреди каретного сарая и скомандовал:
   - Револьверы!
   Вышибалы начали складывать оружие в сумку, а я взамен выдал каждому по двадцатке. В конце предупредил:
   - Остальное получите, как только закроем сделку.
   - Когда? - заинтересовался Гаспар.
   - На днях, - неопределённо ответил я, продел в петли люка дужку навесного замка и махнул рукой: - Всё, расходимся!
  
  2
  
   Утром, едва продрав глаза, я первым делом подошёл к зеркалу. Внимательно пригляделся к своему отражению, покрутил головой, растянул в механической улыбке губы. На меня смотрел Жан-Пьер Симон, сомнений в этом не было, но полагаться исключительно на собственную память я не стал, раскрыл блокнот и придирчиво сравнил отражение с портретом, который служил мне своеобразным эталоном.
   Страх проснуться кем-то иным свидетельствовал о серьёзном психическом расстройстве - я прекрасно отдавал себе в этом отчёт, - но справиться с собственной фобией не мог. Мне уже доводилось проходить через это. Талант менять собственную внешность и амнезия - жуткий коктейль.
   К счастью, расхождений не наблюдалось даже в мелочах. Разве что на запястьях и лодыжках начали проявляться пятна старых ожогов, но такие отметины рано или поздно появлялись у всех моих обличий.
   Стигматы?
   Даже не смешно. Просто ожоги. Память о прошлом.
   Я побрился, зачесал волосы и отправился умываться.
  
   Лёг я поздно, а встал рано, поэтому не выспался, но поблажек себе решил не давать и, как и было запланировано, первым делом посетил боксёрский зал. Потягал гантели и штангу, поколотил грушу, затем отработал удары, провёл несколько тренировочных боёв и отправился в душ.
   Особого удовольствия не получил, но никак иначе новое тело на пик формы было попросту не вывести. Для этого придётся попотеть.
   Из боксёрского зала поехал в "Сирену". Сразу в клуб я заходить не стал и свернул к одному из кафе на противоположной стороне Ньютонстраат. Уселся за уличный столик и попросил сонную официантку принести полдюжины сваренных вкрутую яиц, пару французских булок, сыр, масло, колбасу и чай.
   Кухня у Марио мне нравилась куда больше, но если уж стал другим человеком, придётся менять и привычки. Вот и Софи для меня теперь никакая не хозяйка, а исключительно кузина. Да и Пьетро Моретти вовсе не "я", но подавшийся в бега художник.
   Девица медленно-медленно, будто сомнамбула, уплыла на кухню, и поскольку рассчитывать на скорое её возвращение не приходилось, я принялся за изучение купленных по дороге газет.
   Ничего интересного для себя там не почерпнул. Во всех изданиях писали о разгоне митинга механистов, протестовавших против грядущего визита императрицы в лекторий "Всеблагого Электричества". В зависимости от политических взглядов владельцев газеты, это событие либо клеймилось позором, либо преподносилось как хороший урок для смутьянов. В криминальной хронике упоминалось ограбление почтового броневика и диверсия на электрической подстанции, уже четвёртая за год. Не иначе именно по этой причине прошлой ночью на набережной и не горели фонари.
   К тому времени, когда заторможенная официантка принялась выставлять с подноса на стол мой завтрак, я уже выкинул газеты в ближайшую урну и затачивал перочинным ножиком карандаш. Пришлось оторваться и заняться едой.
   Съел всё подчистую, но чувство сытости так и не наступило. Я задумался, не повторить ли заказ, потом решил с этим повременить и вылил в кружку остатки чая из заварочника. Сделал глоток терпкого крепкого напитка, раскрыл блокнот и начал по памяти зарисовывать гостей вчерашнего приёма.
   Сухопарый маркиз Арлин и его донельзя благородное окружение. Увлеченный декламацией собственных стихов Альберт Брандт. Бастиан Моран - изысканный и утончённый, но одновременно и опасный будто гремучая змея. Рыхлый увалень Анри Фальер под руку с красавицей-женой. Барон фон Страге с моноклем и тростью, его спутница...
   Но вот со спутницей барона вышел конфуз. У меня просто не получилось перенести на бумагу её безупречную красоту. Выходило что-то совсем иное. От злости и непонятного разочарования даже началась мигрень.
   Я в задумчивости закусил кончик карандаша и попытался восстановить облик девушки, но нисколько в этом не преуспел. Зато обратил внимание на сам карандаш. На дереве хватало оставленных зубами вмятин, а подобным образом прикусывал их и Пьетро Моретти.
   Стоило поскорее избавиться от этой привычки, иначе запросто могу выдать себя какому-нибудь внимательному наблюдателю. И опасаться тут следовало даже не Бастиана Морана, а скорее Жиля - вот уж кто мастер подмечать подобные мелочи.
   Постучав карандашом по краешку стола, я вновь сосредоточился на спутнице барона, но изобразить её на бумаге так и не смог, опять вышло что-то не то, да ещё заметно усилилась головная боль. В сердцах я вырвал испорченный лист, смял его и кинул на грязную тарелку, а чтобы хоть как-то успокоиться, нарисовал навалившуюся на стол Ольгу и соблазнительный прогиб её спины.
   Но успокоиться не получилось. Скорее уж наоборот. Русская прима была хороша.
   Краешком глаза я уловил движение и едва успел захлопнуть блокнот, прежде чем на свободный стол плюхнулся перебежавший через дорогу Гаспар. Испанец был помят и растрёпан, глаза покраснели, а щёки чернели длинной щетиной.
   - Салют! - поприветствовал меня Матадор и прищёлкнул пальцами, подзывая официантку. - Эй, красавица! Чашку кофе да покрепче!
   - Бессонная ночь? - усмехнулся я.
   - Засиделись за картами, - подтвердил Гаспар, закуривая.
   - И как?
   - Этот мелкий жулик опять всех обчистил! - выругался испанец.
   Он точно имел в виду Жиля, и я рассмеялся.
   - Ожидаемый результат, разве нет?
   Гаспар раздражённо махнул рукой, ослабил узел узкого чёрного галстука, а потом и вовсе расстегнул ворот рубахи. Пиджак на завтрак он надевать не стал, ограничился жилеткой.
   Официантка всё той же неспешной походкой сомнамбулы подошла и выставила на стол чашку чёрного кофе; Гаспар задумчиво глянул ей вслед, почесал рубец на шее и подался ко мне над столом.
   - Когда товар дальше отправляем?
   - Сегодня или завтра, - пожал я плечами. - Может, послезавтра. А что?
   Испанец достал из портсигара новую сигарету и прикурил её окурка, прежде чем нервным движением пальцев вдавить его в дно стеклянной пепельницы.
   - Скучно, - изрядно удивил меня испанец таким ответом. - Застоялись кони в стойлах! Жизнь впустую проходит!
   - И карта не идёт, - понимающе усмехнулся я.
   - И это тоже, - подтвердил Гаспар, отпил горячего кофе и указал куда-то через дорогу. - О, хозяйка прикатила.
   Я обернулся и увидел, как из открытого экипажа на тротуар выбирается Софи в простом белом платье и шляпке с широкими полями.
   Никого из охранников при ней не было.
   - Не понял? - проворчал я, достал бумажник и выгреб монеты из отделения для мелочи.
   - Заплатишь за меня? - спросил Гаспар. - А то на мели.
   - Заплачу.
   Я ссыпал на край стола горстку мелочь и раздражённо зашагал через дорогу, не пропустив при этом отчаянно сигналившую клаксоном самоходную коляску. Шофёр высунулся из окошка и заорал благим матом, тогда Гаспар щелчком пальца отправил к нему в окошко окурок и спокойно зашагал вслед за мной. Баламут моментально заткнулся и согнулся в три погибели, пытаясь отыскать сигарету, прежде чем та прожжёт обивку салона или его собственный костюм.
   Софи хоть и видела нас, не стала дожидаться на крыльце и прошла в клуб; я забежал следом и сходу спросил стоявшего в дверях Луку:
   - Ты что - отпустил Софи вчера одну?
   Лука покрутил завитый кончик уса и спокойно ответил:
   - Она уезжала не одна. Сказала, охрана не нужна.
   Гаспар рассмеялся.
   - Ну Лука! Ну ты как всегда!
   - Иди поспорь с ней! - резко бросил громила, достал платочек и протёр им блестящую восковой натиркой макушку. - Моё дело маленькое. Мне говорят, я делаю.
   Я беззвучно выругался, поспешил за Софи и без стука распахнул дверь её кабинета.
   - Интересно, с кем и где ты провела эту ночь, моя дорогая кузина?
   Софи сняла шляпку и потребовала:
   - Закрой дверь.
   Я переступил через порог, выполнил распоряжение и напомнил о своём вопросе:
   - И всё же? Где ты была?
   - Это не твоё дело, дорогой кузен. Я способна сама позаботиться о себе.
   - Как в прошлый раз?
   - Такого больше не повторится! - отрезала Софи, встала у зеркала и принялась расчёсывать чёрные локоны. Под её глазами после бурной ночи залегли густые тени, а лицо было самую малость бледнее обычного.
   Я уселся в кресло и проворчал:
   - В самом деле? Уверена?
   - Ревнуешь, Жан-Пьер? Это лишнее.
   - Я хочу знать, где тебя искать!
   - Там ты меня больше не найдёшь, - отрезала хозяйка клуба, положила расчёску на туалетный столик и отошла к бару. - Тебе что-нибудь налить?
   - Это лишнее, - отказался я.
   Софи негромко рассмеялась.
   - Не дуйся, Жан-Пьер! Лучше расскажи, как всё прошло.
   - Табак в каретном сарае, - сообщил я. - Чем раньше переправим его китайцам, тем лучше.
   - Я позвоню и обо всём договорюсь, - пообещала Софи. - Джимми Чен будет доволен.
   - Ещё бы он не был! - фыркнул я.
   Если мы на тонне табака заработаем чистыми шесть тысяч франков, то китайский делец наварит много-много больше. На лотках сигареты стоили от пяти центов и выше, поэтому при цене в три сантима за сигарету никаких сложностей со сбытом у Чена не возникнет. А это минимум тридцать тысяч! Накладные расходы для него будут не столь уж высоки: многие приезжающие в Новый Вавилон эмигранты из Поднебесной поначалу готовы работать лишь за еду и ночлег. А к чему тратить на хитроумные машинки, если к твоим услугам сотни почти бесплатных рук?
   - Если всё пойдёт успешно, - задумчиво произнесла Софи, - китайцы будут закупать тонну в месяц. Шесть тысяч франков помогут удержать клуб на плаву. Но сейчас я хочу поговорить не об этом...
   Я сразу напрягся.
   - Что-то не так? Моран расспрашивал тебя о графе?
   Хозяйка клуба села за свой стол, вытащила из сумочки портсигар и спокойно произнесла:
   - Расспрашивал.
   - И что ты ему рассказала?
   - А что я ему могла рассказать? - остро глянула в ответ Софи своими бездонными зелёными глазами. - Нет, инспектор, я понятия не имею, куда подевался мой дражайший супруг. Нет, за эти два года он не выходил со мной на связь. Нет, детектив-сержант о его исчезновении не говорил, просто требовал открыть сейф. Нет, не знаю, зачем ему это понадобилось. Возможно, он просто нуждался в деньгах, вы так не считаете?
   Я так не считал и полагал, что инспектор Моран тоже не счёл эту версию сколь бы то ни было убедительной.
   - Если всё прошло гладко, что тебя беспокоит?
   Софи вставила тонкую сигаретку в мундштук, закурила и задумчиво выдохнула к струйку табачного дыма.
   - Есть возможность заработать.
   - Так это же хорошо?
   - Обстоятельства таковы, что меня терзают смутные сомнения, - покачала головой Софи и откинула с лица чёрный локон. - С другой стороны, выбора мне не оставляют...
   Я откинулся на спинку кресла, закинул ногу на ногу, сцепил пальцы.
   - Давай с самого начала.
   Кузина сделал ещё одну затяжку, отложила мундштук на край пепельницы и сказала:
   - Стефан Фальер был моим другом. И не ухмыляйся так - другом и только другом, я с ним не спала.
   - И в мыслях не было, - развёл я руками. - Стефан Фальер - это бывший министр юстиции? Тот, который застрелился?
   - Он, - подтвердила Софи. - Фальер был человеком герцога Логрина, именно ему он был обязан своей карьерой. Иногда Стефану поручали делать за других грязную работу.
   Я поморщился. "Грязная работа" должна быть воистину грязной, чтобы обстоятельства дела волновали кого-то через два года после смерти исполнителя.
   - Стефан прекрасно понимал, что его используют, - продолжила Софи, - поэтому решил подстраховаться. Он оставил мне кое-что.
   - Что именно?
   - Какие-то документы. Три года назад из-за них убили человека. Всё организовал Стефан.
   - Просто душка! - скривился я.
   - Он выполнял приказ!
   Я выставил перед собой открытую ладонь, не желая продолжать спор.
   - Ближе к делу!
   - Стефан сказал, что в этих бумагах описана какая-то разработка, - неопределённо, будто ничего не знала толком сама, произнесла Софи. - В перспективе она могла привести к падению цен на уголь.
   - Прогнившая буржуазия! - усмехнулся я, но сразу прекратил сыпать лозунгами социалистов и попросил: - Так что с этими документами?
   - Мне предложили за них сто тысяч франков.
   - Сколько?!
   - Сто тысяч.
   Я присвистнул и спросил:
   - И кто же швыряется такими деньгами?
   - Анри Фальер, племянник Стефана. Своих детей у Стефана никогда не было, всё своё состояние он завещал племяннику. Тайны, как видно, тоже.
   Я вспомнил одутловатого молодого человека и предположил:
   - Он вчера приходил сюда за этим?
   Софи кивнула.
   - Анри в отчаянье. Неудачно вложился в балканские облигации и едва не обанкротился. Теперь хватается за любую соломинку.
   - И при этом готов выложить сто штук?
   - Прошу, кузен, избавь меня от своего жаргона! - поморщилась Софи. - Анри собирается перепродать бумаги и хорошо заработать на этом. Сколько именно, он не сказал, но, полагаю, никак не меньше трёхсот - четырёхсот тысяч.
   - Колоссально! - шумно выдохнул я и уточнил: - Документы в сейфе?
   - Почему ты спрашиваешь? - насторожилась Софи.
   - Да потому что твоим сейфом интересовались легавые! - не сдержался я, соскочил с кресла и подошёл к бару. Шерри трогать не стал, налил себе полстакана кьянти и заходил от стены к стене. - Теперь ясно, что им было нужно! Теперь ясно...
   - Жан-Пьер! - прикрикнула на меня Софи. - Сядь и не маячь! - А стоило мне вновь опуститься в кресло, она уже спокойней продолжила: - Даже если полицейские приходили за этими бумагами, не факт, что их навёл Анри.
   - А кто ещё? Кто ещё мог о них знать?
   - Покупатель, как минимум! - легко срезала меня кузина. - К тому же Анри совершенно не умеет держать язык за зубами! Страшно подумать, сколько людей оказалось в курсе его авантюры, прежде чем он вышел на нужного человека.
   - Без охраны из клуба ни ногой! - наставил я палец на Софи.
   Та рассмеялась, но спорить со мной не стала.
   - Завтра утром всё кончится. Получим деньги, избавимся от бумаг. Закроем долги.
   - И я стану тебе не нужнен.
   - Вздор! - покачала головой Софи и взяла убранный на пепельницу мундштук. Сигарета за время разговора потухла, кузина раскурила её заново, затянулась и мягко произнесла: - Нас слишком многое связывает с тобой, Жан-Пьер. И это вовсе не деньги. Совсем не они.
   Я кивнул.
   - Где ты хранишь бумаги? - спросил я после этого. - Они в сейфе?
   - Нет, специально арендовала банковскую ячейку. Заберём документы оттуда, как только Анри подтвердит, что получил от покупателя аванс.
   Я сделал крохотный глоток вина и предупредил:
   - Осторожней с ним.
   - Разумеется, кузен. Разумеется.
   - А что со снимками? - напомнил я. - Теми, что с третьего этажа?
   Софи досадливо поморщилась.
   - Не беспокойся, я их сожгла. Негативы в надёжном месте. Их не найдут.
   Я влил в себя остатки кьянти, поднялся из кресла и поставил пустой стакан на край столешницы.
   - А мои снимки?
   Хозяйка клуба помрачнела.
   - Не уверена, что это необходимо. Прошлый раз ты неделю ходил мрачный как туча.
   - Пьетро, что с него взять! Утончённая творческая натура. Я не такой. Да и время лечит...
   Софи покачала головой, подошла к сейфу и достала из него бумажный конверт.
   - Негативы тоже отдать? - спросила она после этого.
   - Нет, - ответил я. - В негативах нет нужды.
   В конверт я заглядывать не стал; мне хотелось посмотреть снимки наедине. И не здесь, не в клубе. Тут словно давили стены. Мне нужен был простор. Позарез нужен был!
   - Жан-Пьер! - окликнула меня Софи, когда я направился на выход. - Будет опрометчиво действовать вслепую. Сможешь что-нибудь разузнать о человеке, от которого избавился Стефан?
   - Разумеется, кузина! - пообещал я. - Кто это был?
   - Рудольф Дизель, инженер. Это всё, что я о нём знаю.
   - Когда от него... избавились?
   - Три года назад, в апреле.
   Я кивнул и вышел за дверь.
  
  3
  
   Клуб я покинул через чёрный ход. Постоял немного на заднем крыльце, задумчиво поглядывая по сторонам, затем сбежал по выщербленным ступенькам и сразу свернул в соседнюю подворотню.
   Кругом сырые стены, над головой клочок неба и верёвки с бельём. Крики и ругань в квартирах, навязчивый запах готовящейся еды. Темно, тесно, душно.
   Не думаю, что смог бы здесь жить. Да нет, точно бы не смог.
   Задыхаюсь.
   Прибавив шаг, я прошёл пару дворов и вывернул к набережной канала Меритана, по ней и отправился дальше. Очень скоро дома расступились и впереди замаячила ширь Ярдена. Я сделал глубокий вдох и замер, любуясь открывавшимся с обзорной площадки видом.
   Ветер гнал сверкавшую на солнце рябь, паровые буксиры и самоходные баржи уверенно шли против течения, за ними стелились над водой косматые струи дыма. Тут же сновали прогулочные лодки и яхты. Медленно, очень медленно и ещё более солидно плыл пассажирский пароход. Вдалеке реку перечеркивала полоса протянувшегося от берега до берега моста.
   Но главное - простор. И небо.
   Небо и простор.
   При этом Ярден не мог похвастаться ни особой красотой, ни прозрачностью вод. Сбросы промышленных предприятий, стоки очистных сооружений и уличные ливневые канализации отравляли реку, делали её мутной и зловонной. У берега на поверхности колыхался мусор и блестели масляные пятна.
   Появись Афродита из этой серой пены, она едва ли смогла бы похвастаться красотой. Скорее уж наоборот.
   Я открыл конверт и вытащил убранные в него фотоснимки.
   Там - человек, весь в ожогах и порезах, но уже не свежих, а начавших подживать. В плече след затянувшегося пулевое отверстие. И сгоревшее до костей лицо.
   Моё лицо. Моё настоящее лицо.
   Лицо, которого я совершенно не помнил.
  
   Студёный октябрьский ветер, плеск тёмной речной воды, щелчок предохранителя...
   Вспышка! Грохот выстрела! Толчок в плечо!
  
   Как Афродита явилась из пены морской, так я вышел из мутных волн Ярдена. Вышел взрослым, но беспамятным. Что было со мной до той ненастной октябрьской ночи - скрывал туман забытья. Я не помнил ни себя, ни родных. Ничего.
   Имя? Не помнил и его.
   Была лишь догадка.
   На обожжённой коже выделялись порезы, они складывались в буквы, разные вариации одного и того же имени: "Пётр", "Peter", "Pierre", "Pietro", "Piotr", "Petr", "Πέτρος"...
   Почерк был мой. Точно мой - отдельные особенности начертания не оставляли в этом никаких сомнений. Пусть теперь я писал не лезвием по собственной коже, а карандашом по бумаге, буквы выходили похожими как две капли воды.
   Я сам нанёс себе эти порезы, но с какой стати? И почему одни порезы выглядят старше других? Боялся забыть собственное имя? С какой стати?
   И где и как я умудрился до такой степени обгореть?
   Казалось бы, ответить на этот вопрос было проще всего, но так только казалось.
   Я выбрался из реки на пристань марины неподалёку отсюда и сколько потом ни просматривал газеты, выискивая сообщения о ночном пожаре в этом районе, ничего так и не нашёл. Ни в один из выходивших на Ярден домов не вызывали пожарную охрану, не горели пароходы и яхты.
   Крушения дирижаблей? Не случалось в ту ночь и небесных катастроф.
   Всё, что у меня осталось от прошлой жизни - фотографии, которые сделала Софи, прежде чем я изменил обличье, но от них было немного прока. Слишком сильно оказалось обожжено лицо.
   Пьетро Моретти давно смирился с потерей памяти, начав жизнь с чистого листа, а мне показалось, будто снимок сможет что-то пробудить, если не в голове, так в душе.
   Пустое! Я, как и прежде, помнил лишь плеск волн, шершавые доски и самый первый хриплый вдох, разорвавший лёгкие острой надсадной болью. Да ещё крики.
  
   Щелчок предохранителя...
  
   Тряхнув головой, я скинул оцепенение и убрал фотоснимок обратно в конверт. Затем поднялся со скамейки, огляделся по сторонам и с обречённым вздохом отправился в городскую публичную библиотеку.
   Не стоило откладывать в долгий ящик поручение Софи. Сто тысяч франков - слишком большая куча денег, чтобы пускать дело на самотёк.
  
  Публичная библиотека Нового Вавилона занимала огромное здание с мраморными изваяниями античных богов на фронтоне и могучими атлантами, державшими карнизы боковых стен. Храм знаний лишь немногим уступал размерами Ньютон Маркту, но в отличие от полицейского управления не выглядел мрачным и гнетущим, скорее наоборот.
  В сквере перед библиотекой искрились на солнце струи фонтана, а все скамейки в округе оккупировали студенты императорского университета. Хватало и тех, кто устроился на прямо газонах и мраморных ступенях портика. Эту публику, как правило, занимали отнюдь не конспекты и книги, а игральные карты и модные журналы. Учебный год только начинался, и студиозусы ловили последние погожие деньки перед затяжными осенними дождями.
  Попасть в библиотеку оказалось не так-то и просто. Вахтёр наотрез отказался пропускать меня внутрь без документов, предложив на выбор оформить читательский билет или одноразовый пропуск.
  - А что дешевле, мсье? - с улыбкой поинтересовался я.
  Благообразного вида дядечка скептически глянул на меня в монокль и раскрыл журнал для посетителей.
  - С вас франк, - объявил он, кинул монету в жестяной ящик для сбора платы и макнул стальное перо в чернильницу.
  Я назвал себя и спросил, как пройти в зал периодики.
  Умное слово впечатлило вахтёра, он даже вышел из-за конторки и указал в один из коридоров.
  - Идите прямо и никуда не сворачивайте.
  Дядька хитро взглянул на меня, словно загадал какую-то шараду, но я лишь кивнул.
  - Благодарю, мсье! - И направился в указанном направлении.
  Коридор привёл в просторный читальный зал. Там оказалось тихо и пусто, большинство ламп не горело, меж стеллажей сгустился полумрак.
  - Могу вам чем-то помочь? - поднялась при моём появлении из-за стола дама средних лет. Под лампой осталась лежать раскрытой книга с пожелтевшими от старости страницами.
  - Подскажите, пожалуйста, где я могу посмотреть подшивку "Столичных известий" за семьдесят седьмой год? - спросил я, не став на этот раз вставлять никаких французских словечек. Внешность "синего чулка" не позволяла с какой-либо достоверностью определить мадам передо мной или мадемуазель.
  Смотрительница зала разочарованно вздохнула, но всё же проводила к одному из стеллажей.
  - Газеты сшиты по месяцам, - подсказала она и вернулась на свой пост.
  Я отыскал апрельский сшив, унёс его за стол под высоким окном и принялся просматривать газеты. Лампу включать не стал. Электричеству я не доверял: так и казалось, что стоит лишь повернуть выключатель и немедленно случится короткое замыкание или из-за прохудившейся изоляции дёрнет пальцы разряд.
  Фобия? Да нет, будто брезгливость какая-то...
  Поначалу ничего интересного не попадалось; я пролистал уже, наверное, треть пачки, когда вдруг заметил броский заголовок передовицы "Таинственное исчезновение инженера!".
  Начал читать - и точно, в статье шла речь о Рудольфе Дизеле, точнее об его бесследном исчезновении из запертой каюты парома, следовавшего из Лиссабона в Новый Вавилон. При этом сам инженер репортёров нисколько не интересовал, и никаких подробностей его разработок не приводилось. Сложилось даже впечатление, что никто попросту не удосужился выяснить, над чем именно работал изобретатель.
  На следующий день таинственная история с первых страниц перекочевала в криминальную хронику, а до конца месяца о ней упоминали ещё лишь пару раз. На всякий случай я просмотрел и следующий сшив, но впустую. Никаких новых подробностей происшествия не появилось; тело инженера обнаружено не было.
  Я оказался в тупике.
  Вернув на место подшивки "Столичных известий", я отыскал на стеллажах выпуски "Атлантического телеграфа", перелистнул газеты на нужное число и начал внимательно изучать посвящённую исчезновению инженера статью. И тут мне улыбнулась удача: дотошный газетчик не поленился копнуть чуть глубже и сообщил, что изобретатель якобы выдумал некий движитель, по всем статьям превосходящий паровые и пороховые движки. Подробностей вновь не приводилось, но в них уже и не было нужды.
  Раз министр юстиции приложил руку к исчезновению Дизеля, некто весьма и весьма влиятельный усмотрел в этом изобретении угрозу собственным интересам. Или даже - интересам империи?
  Хотя, пожалуй, нет. Стефан Фальер оказывал кому-то услугу, поэтому и сохранил документы инженера у себя.
  Тут я вспомнил слова полковника генерального штаба о разработке принципиально новых движков для аэропланов и зябко поёжился. Обстоятельства складывались так, что наша авантюра вполне могла обернуться обвинением в государственной измене, но только повод ли это отказываться от ста тысяч франков?
  Покачав головой, я отнёс подшивку на место и направился на выход.
  - Прибрали за собой? - встрепенулась смотрительница зала при моём приближении.
  - Разумеется, мадам! - улыбнулся я в ответ и, судя по благосклонному кивку, семейный статус тётеньки угадал верно.
  На улице я нахлобучил на макушку кепку и после недолгих раздумий с возвращением в клуб решил повременить. В округе с избытком хватало недорогих закусочных, где столовались непритязательные к еде студенты, в одной из них мне за какие-то смешные деньги предложили огромную тарелку мясного рагу и литровую кружку пива.
  Пиво принесли кисловатое, а вот рагу оказалось вкусным, да и мяса среди тушёного картофеля и капусты попадалось немало. Очистив тарелку, я попросил ещё одну порцию, чем изрядно удивил даже привыкшую к прожорливости студентов разносчицу. Под конец трапезы я выпил рюмку шнапса и покинул закусочную вполне довольный жизнью.
  
  4
  
  Пока трясся в паровике, тяжесть в животе сменилась сонливостью, лёгкой и умиротворяющей. Все проблемы отошли на второй план, захотелось просто забраться на крышу и часок-другой поваляться на солнышке, любуясь бескрайним небом.
  Вырывавшийся из трубы паровика дым время от времени залетал в открытые окна вагона и тогда пассажиры начинали чихать и кашлять, а вот у меня даже не першило в горле. Я был плоть от плоти Нового Вавилона и другой жизни попросту не знал.
  На площади Ома я спрыгнул с задней площадки паровика и без лишней спешки зашагал по тротуару, но сразу остановился на углу и купил в палатке два стакана газированной воды. Осушил одним махом первый, немного медленней выпил и второй. В рагу определённо переборщили со специями и солью.
  Или всё дело было в духоте?
  Солнце ощутимо припекало и над раскалёнными мостовыми колыхалось марево горячего воздуха, а меж домов растекалась серая дымка смога. Я снял кепку и зашагал дальше, на ходу обмахивая лицо. Уже на подходе к клубу из пропахшего мочой переулка неожиданно послышалось:
  - Эй, лягушатник!
  Я обернулся, и худощавый тип со свёрнутым набок носом ловко ухватил меня за рукав.
  - Идём, разговор есть.
  Привычным движением я крутанул запястье, высвобождая руку, а когда хлыщ попытался ухватить лацкан моего пиджака, без обиняков ткнул его растопыренной пятернёй в лицо. Пальцы угодили в глаза, и зажавший лицо ладонями парень отшатнулся назад. Сбоку тут же подскочил невысокий крепыш и замахнулся, намереваясь провести прямой в голову, но я вовремя откинулся назад и выставил перед собой ногу.
  Подошва тяжёлого ботинка угодила громиле по щиколотке и сбила рывок, из-за этого удар вышел неточным и медный кастет промелькнул перед лицом. Я вцепился в мощное волосатое запястье, врезал коленом в пах, двинул левой по печени и быстро отскочил назад, разрывая дистанцию, поскольку крепыш хоть и охнул, но устоял на ногах. Да ещё крысёныш с кривым носом выпрямился и щёлкнул выкидным стилетом.
  - Ты покойник, лягушатник! - выдал он, заходя сбоку.
  Я молча сунул руку в карман с пистолетом, но тут на противоположной стороне улицы раздалась пронзительная трель полицейского свистка. Бандиты рванули в переулок, только их и видели.
  Что ж так даже лучше...
  Перебежавшие через дорогу полицейские оказались в штатском. Один с громоздким пистолетом в руке прошёл в переулок, но преследовать костоломов не стал и вернулся на тротуар.
  - Никого, - оповестил он напарника.
  Тот убрал свисток в карман и спросил:
  - С вами всё в порядке?
  - Нормально, да, - подтвердил я, поднял с брусчатки кепку и несколькими хлопками о колено стряхнул с неё пыль.
  - Что случилось?
  Я нацепил кепку и спокойно сообщил:
  - Хотели бумажник отобрать.
  Сыщики посмотрели на меня с неприкрытым сомнением, но с расспросами приставать не стали. Тот, что ходил в переулок, вытащил из кармана сложенный вчетверо листок, развернул его и продемонстрировал портрет, явно исполненный полицейским художником со слов свидетелей или пострадавшего. Слишком уж неестественно-худым выглядело изображённое на бумаге лицо. Впалые щёки, тонкие губы, высокий лоб и глубоко-запавшие глаза.
  - Видели его? - спросил сыщик.
  - Нет, - ответил я без малейших колебаний.
  - Может, взглянете? - нахмурился второй полицейский.
  Я усмехнулся.
  - Такого увидишь, потом кошмары сниться будут. Нет, мсье, я его не встречал.
  - Если увидите, сразу сообщите ближайшему постовому!
  - Всенепременно! - пообещал я и полюбопытствовал: - Натворил что-нибудь серьёзное?
  - Отъявленный лудит, - сообщил сыщик. - Устраивает диверсии на электрических подстанциях.
  - Ужас какой!
  Я раскланялся с полицейскими, и те отправились с портретом на обход питейных заведений. Едва ли они узнают там хоть что-то полезное. Пусть район и не самый пропащий, да только народ тут обитает всё больше не из болтливых.
  Перебежав через дорогу, я поднялся на крыльцо "Сирены" и толкнулся внутрь, но дверь оказалась заперта изнутри. Пришлось идти к чёрному ходу. Там на выставленном на улицу табурете курил Гаспар. На коленях у него лежала свёрнутая газета.
  - Кузина у себя? - спросил я.
  - Ага, - зевнул испанец, откинулся спиной на стену дома и надвинул на лицо кепку.
  - Поаккуратней, - предупредил я. - Ходят тут всякие...
  Гаспар ничего не ответил, лишь вынул из кармана и сунул под газету наваху.
  Я прошёл внутрь и зашагал по коридору, а когда из костюмерной комнаты прямо передо мной вывернула нёсшая ворох платьев рыжая танцовщица, не удержался и хлопнул её чуть ниже спины.
  - Ай! - взвизгнула девушка, резко обернулась и состроила досадливую гримасу. - А, это вы...
  Я расплылся в своей самой обаятельно улыбке и предложил:
  - Пропустим вечером по стаканчику вина?
  - Вот ещё! - фыркнула рыжая привереда.
  - Жаль, очень жаль.
  Тогда танцовщица с интересом прищурилась.
  - И даже не станешь обещать замолвить за меня словечко перед кузиной? - спросила она.
  - Как я могу опуститься до столь банального вранья?
  Девушка улыбнулась.
  - Хорошо, подумаю, - вдруг пообещала она. - И хоть ты не спросил, меня зовут Жанна!
  - Знаю, - соврал я.
  - Откуда?
  - Это моя работа!
  Я послал Жанне воздушный поцелуй и заглянул в гримёрку Ольги Орловой.
  - Тук-тук! - сказал, уже распахнув дверь.
  Русская прима испуганно вздрогнула и оторвалась от зеркала.
  - О-о-о... - протянула она и смущённо улыбнулась. - Жан-Пьер, я должна извиниться за вчерашнее. Это всё шампанское. Прости!
  - В самом деле? - прищурился я. - А, может, повторим?
  - Не думаю, что это будет уместно, - мягко ответила Ольга и зарделась.
  - Если вдруг передумаешь, всегда к твоим услугам!
  Я подмигнул танцовщице и закрыл дверь гримёрки, нисколько не смущённый отказом. Уверен, это не последний приём с бесплатным шампанским...
   Мимолётный флирт поднял настроение, и в кабинет Софи я вошёл, продолжая тихонько посмеиваться себе под нос. Кузина оторвалась от бумаг и с удивлением просила:
  - У нас всё так хорошо?
  - Лучше не бывает! - ухмыльнулся я, накинул кепку на крючок вешалки и развалился в кресле. - Нас либо вздёрнут за государственную измену, либо перестреляют сицилийцы!
  Софи тяжело вздохнула и потребовала:
  - Рассказывай, Жан-Пьер!
  Я вкратце пересказал всё, что сумел выяснить о Дизеле, потом поведал и об уличной стычке.
  - Уверен, что это были сицилийцы? - спросила Софи.
  - А с каких пор в этом районе грабят средь бела дня? - фыркнул я в ответ. - Но это ерунда. Лучше скажи, что будем делать с бумагами.
  Софи покачала головой.
  - Пока что, Жан-Пьер, это лишь твои догадки. И потом - мы лишь вернём Анри имущество его дяди. В конце концов, он его наследник.
  - Расскажешь это, когда нас поведут на эшафот.
  - К чёрту всё! Мы не можем отказаться от ста тысяч франков! Да и Анри от меня не отстанет! Он без пяти минут банкрот и загнан в угол. Я не собираюсь становиться между ним и спасением. Затопчет!
  Софи раскраснелась, и я не преминул заметить:
  - Ты ещё красивее, когда сердишься.
  - Убирайся к дьяволу, Жан-Пьер! Пьетро никогда не мотал мне нервы как ты!
  - Творческая натура, что с него взять! - рассмеялся я, но сразу осёкся и в задумчивости откинулся на спинку кресла.
  А какой я на самом деле? Нервный художник или развязный костолом? Или некто совсем другой? Осталось хоть что-то от меня настоящего или прежняя личность потеряна бесповоротно? Получится вернуть память или нет? И что, чёрт побери, со мной произошло?!
  - Жан-Пьер! - окликнула меня Софи. - Жан-Пьер, с тобой всё в порядке?
  - Просто задумался, - отмахнулся я и поднялся из кресла. - Ты звонила Джимми Чену? Чем раньше отправим табак китайцам, тем лучше. Не хватало ещё, чтобы о сделке пронюхали люди Джузеппе.
  Кузина налила из хрустального графина в стакан воды, сделала несколько медленных глотков и кивнула.
  - Ты прав, тянуть дальше нельзя. Я позвоню Чену и обговорю время. Но пока об этом никому ни слова.
  - Нем как рыба, - пообещал я. Единственный секрет, который человек не выболтает ни под пытками, ни случайно - это тот, в который его не посчитали нужным посвятить.
  
  От Софи я отправился прямиком на кухню, взял там бутылку вина и поднялся на крышу. Уселся у дымовой трубы, достал блокнот и принялся зарисовывать напавших на меня громил. Их лица, фигуры, стойки.
  Потом просто пил вино и набрасывал виды окрестных крыш с поднимавшимися к небу жиденькими струйками дыма, трубочистами и гонявшими стаи белоснежных голубей мальчишками. На заднем фоне - башни старого города и медленно дрейфующие в пелене смога дирижабли. Время до вечера пролетело совершенно незаметно.
  Перед самым открытием клуба я спустился вниз и начал прохаживаться по фойе, присматривая за порядком. Публика всё прибывала и прибывала, всюду царили шум и гам. Официанты сбились с ног, разнося выпивку, Морис Тома самолично принимал от них поступающие заказы.
  Когда подошло к концу выступление фокусника и на сцену выбежали девицы из кордебалета, Антонио толкнул меня в бок и указал:
  - Хозяйка вышла.
  Софи прошла в бар, но шляпка с вуалью на голове ясно давали понять, что в клубе она оставаться не намерена.
  - Очень интересно, - проворчал я и поспешил вслед за кузиной.
  - Не забудь запереть выручку в сейф, - напомнила Софи буфетчику, обернулась и улыбнулась. - Жан-Пьер! Ты-то мне и нужен!
  Мы отошли от стойки, и тогда кузина негромко произнесла:
  - Китайцы будут ждать товар завтра в десять утра позади игорного дома "Три листка" на Максвелл-стрит. Не опаздывай, они этого не любят.
  - Понял, - кивнул я и спросил: - Куда-то собралась?
  - Собралась, - отстранённо сказала Софи и вдруг помахала рукой. - Альберт!
  Я проследил за её взглядом и увидел поэта, который читал на вчерашнем приёме стихи.
  Как его, Альберт Брандт?
  Точно, он!
  - Не хочешь поделиться со мной планами на сегодняшний вечер? - нахмурился я.
  - Нет.
  - Я должен знать, где тебя искать!
  Софи ничего не ответила и протянула поэту руку для поцелуя. Они обменялись приветствиями и отправились на выход.
  Мне оставалось лишь выругаться.
  Впрочем...
  Я подошёл к Антонио и предупредил:
  - Ночевать оставайтесь в клубе. И предупреди остальных.
  Высокий лоб красавчика прочертила глубокая морщина.
  - Намечается что-то серьёзно?
  - Сицилийцы воду мутят.
  - И? Долго нам тут безвылазно куковать? - разозлился Антонио.
  - День или два, - ответил я спокойно. - Не беспокойся, Софи всё оплатит.
  - Да не в деньгах дело! У меня собственная жизнь, между прочим!
  - Так или иначе дело всегда в деньгах, - похлопал я красавчика по плечу, бросил напоследок: - Не забудь сказать остальным! - и поспешил на выход.
  Пробежав мимо озадаченного Жиля, я выскочил на крыльцо и увидел, как поэт усаживает Софи на пассажирское сидение приземистой самоходной коляски. Сиденья вызывающе-красного экипажа были обтянуты кожей, а фары, оси и ободья колес сверкали позолотой. Альберт лихо запрыгнул на водительское место, коляску окутали клубы пара и она резко тронулась с места, перепугав лошадей дежуривших у клуба извозчиков.
  Я скатился с крыльца и махнул рукой, а когда рядом остановился конный экипаж, забрался на козлы к вознице и скомандовал:
  - Давай за этим пижоном!
  Извозчик посмотрел на меня с неприкрытым сомнением.
  - Не нужны мне неприятности, господин хороший...
  - А деньги? - Я сунул в нагрудный карман сюртука кучера десятку и поторопил его: - Давай, шевелись! Моя кузина связалась с каким-то проходимцем и я должен за ней присмотреть!
  Не знаю, подействовала история или десять франков, но дядька взмахнул вожжами и экипаж покатил по улице. На перекрёстке мы повернули и лошади резво потрусили за окутанной белыми клубами самоходной коляской. Её паровой движок негромко фырчал, а поэт лихо крутил баранку, объезжая тихоходные телеги.
  - Дьявольское изобретение! - выругался извозчик и сразу косо глянул на меня, немного даже испуганно.
  - Истину глаголешь, - усмехнулся я, дав понять, что не отношусь к механистам, и тогда болтун с облегчением перевёл дух.
  Вскоре самоходная коляска вывернула с освещённой газовыми фонарями улочки на широкую набережную, где на чугунных фонарях вдоль реки резким белым светом горели электрические лампы. Из-за множества конных экипажей Альберту пришлось сбросить скорость, и мы пристроились позади коляски, уже не опасаясь упустить шустрый аппарат из виду.
  К счастью поэту не пришло в голову обогнуть затор переулками, он так и ехал дальше без всякой спешки по набережной. Самоходный экипаж миновал один мост, затем другой и свернул к реке, где у разбитого на берегу сквера стоял на приколе пассажирский пароход.
  Альберт Брандт поставил паровую коляску на свободное место, выбрался из неё и подал руку Софи. Когда они направились к дебаркадеру, извозчик хохотнул:
  - Основательно к делу подошёл, шельмец!
  Я кивнул. Над сходнями висела красочная вывеска "Ля Мистраль"; надо понимать, это был ресторан французской кухни. Если судиь по публике - вовсе не из дешёвых. Впрочем, в дешёвую забегаловку поэт владелицу "Сирены" и не пригласил бы.
  - Ну, стал быть, я свободен? - спросил кучер, многозначительно шмыгнув носом. - Поеду?
  - Куда собрался? Десятку ещё и близко не отработал! - возразил я и счёл уместным подсластить пилюлю: - Лицо попроще сделай! Если через два часа не выйдут, накину сверху ещё.
  Дядька недовольно покрутил головой, но спорить не стал.
  - Чёрт с тобой! - махнул он рукой, соглашаясь с предложенными условиями.
  Ну да ещё бы ему не согласиться!
  Я спрыгнул с козел и огляделся по сторонам. В сквере оказалось многолюдно. Совершавшие вечерний променад по набережной горожане сворачивали сюда перевести дух на скамейках, выпить газированной воды или разливного вина, посмотреть на выступления фокусников и жонглёров. На небольшой эстраде играл оркестр, там кружились в танце несколько пар. Под фонарями расположились портретисты, по тропинкам расхаживали продавщицы сигарет и цветов, в палатках готовилась немудрёная снедь, вроде пончиков и лепёшек, а в пузатых чанах подогревался глинтвейн.
  Попадались на глаза и личности в высшей степени подозрительные, но едва ли кто-то из них мог следить за Софи, поэтому я предупредил извозчика:
  - Смотри за коляской и не вздумай уехать, - а сам зашагал к палаткам.
  Побродил там, принюхиваясь к аромату готовящейся на открытом огне еды, и купил у старого грека гирос. В тонкую лепёшку оказались завёрнуты мелко-мелко нарубленные кусочки жареной свинины и хрустящей бельгийской картошки, всё это было сдобрено овощами и традиционным греческим соусом.
  Отыскав свободную скамейку, откуда просматривалась парковка, я поужинал, вытер пальцы носовым платком и купил стакан газированной воды без сиропа. К вечеру жара спала, но, на мой взгляд, для глинтвейна сейчас было слишком душно.
  Вернув ларёчнице пустой стакан, я направился к экипажу, и тут же рядом оказалась молоденькая цыганка в платье с длинной цветастой юбкой.
  - Эй, красавчик! Давай погадаю! - затараторила она. - Порча на тебе лежит, порча страшная! Снять её надо, а то долго не проживёшь!
  - Сейчас полицейского кликну, - негромко произнёс я. - За антинаучную деятельность впаяют - мало не покажется.
  Цыганку словно ветром сдуло. Приглядывавшие за ней со стороны черноволосые парни зло глянули на меня, но цепляться не стали. За порядком в сквере следила пара конных констеблей.
  Только я направился дальше и сбоку немедленно пристроился сутулый господин в не по погоде длинном плаще.
  - Обереги от сглаза не желаете приобрести? Ведьмам и малефикам человека проклясть - раз плюнуть! А вы с цыганами сцепились, не к добру это. Да и от инфернальных тварей защита имеется, вот взгляните! - И продавец амулетов слегка приоткрыл полы своего одеяния, сетчатые кармашки на внутренней стороне которого оказались заполнены замысловатыми кулонами, колечками и подвесками из светло-серого металла. - Вы не подумайте, всё на строго научной основе! Используем только алюминий! А ещё есть зубные коронки из титана!
  - Не интересует, - отказался я, поскольку такие побрякушки от магии защитить не могли, а драли за них втридорога.
  - Но постойте...
  - Отвали! - нахмурился я, и торговца будто ветром сдуло.
  А вот скользкому типу в надвинутой на самые глаза фуражке чутья на неприятности явно недоставало, поскольку на отказ посмотреть фотокарточки он принялся совать их мне под нос.
  - Вы только взгляните! - лихорадочно зашептал проходимец. - Её величество в своём потустороннем обличье и при этом совершенно голая!
  Лицо императрицы Анны на снимке оказалось достаточно безыскусно совмещено с фигурой грудастой девахи, а раскинутые крылья за её спиной и вовсе были, такое впечатление, сделаны из картона и страусовых перьев. Но выдавало подделку даже не это - просто рискни фотограф и в самом деле запечатлеть подобный кадр, плёнка оказалась бы неминуемо засвечена. Но, разумеется, любителей подобных художеств это нисколько не волновало.
  - Сгинь! - потребовал я, невесть с чего ощутив вдруг глухую злобу на распространителя срамных снимков.
  - Такого больше ни у кого нет! - ухватил тот меня за плечо, получил кулаком в живот и завалился в кусты.
  Я огляделся по сторонам, но на короткую стычку никто внимания не обратил, тогда шагнул в кусты и сам. Пробил пару раз проходимцу в голову и с чувством выполненного долга отправился назад к экипажу. Раздражение отступило само собой.
  - Не появлялись ещё? - спросил я у извозчика, развалившись на широком сиденье.
  - Нет, - отозвался тот, сворачивая самокрутку. Затем прикусил её, сплюнул с языка крошки табака и спросил: - Долго куковать тут будем?
  - Тебе-то что? - фыркнул я, сдвигая на глаза козырёк кепки. - Ты сидишь, а денежки идут. Ещё и музыку слушаешь, чисто на концерте!
  - Да не по мне это, - вздохнул дядька и разгладил вислые усы. Потом досадливо махнул рукой, закурил и надолго замолчал.
  В следующий раз он окликнул меня, когда я уже начал проваливаться в полудрёму.
  - Появился, стервец! - сообщил извозчик. - Но один, нету твоей сестрицы. Не вижу.
  Я продрал глаза, зевнул и предположил:
  - Может, пошла носик припудрить? - Перебрался на козлы к извозчику и усмехнулся. - А! Нет, это он паровой котёл раскочегаривает просто...
  - Выдумают же люди гадость всякую... - поморщился дядька. - Живых тварей никакой механизм не заменит.
  Альберт Брандт ещё немного повозился с самоходной коляской, затем опустил крышку капота и вернулся в ресторан.
  - И долго теперь раскочегариваться будет? - спросил извозчик.
  - Четверть часа, - предположил я, и дядька приободрился, рассчитывая успеть за вечер взять ещё одного или двух клиентов.
  С набережной послышалось частое-часто стрекотание порохового движка, по дороге мимо нас неспешно прокатил полицейский броневик. Луч его поворотного фонаря скользнул по скверу и ушёл дальше. В голове тут же забилась размеренная пульсация и почудились отголоски призрачных голосов, но почти сразу всё стихло. Осталось лишь неприятное давление в затылке.
  Я потёр виски пальцами и недовольно поморщился. У Пьетро Моретти таких проблем не было. Если только поначалу...
  Софи и Альберт покинули ресторан уже минут через десять. Поэт помог спутнице забраться на пассажирское место, сам уселся за руль, включил фары и резво тронулся с места. К этому времени набережная опустела, и он воспользоваплся возможностью выжать из парового двигателя все заложенные в него лошадиные силы.
  Мы сразу отстали, но коляску из вида не потеряли и уверенно висели у неё на хвосте. Альберт направлялся в сторону центра; когда он свернул на узенькую тёмную улочку, где не горели фонари, извозчик попросил меня зажечь фонарь. Я так и сделал и вывесил лампу сбоку. Дорогу та нисколько не освещала, зато позволяла избежать столкновений со встречным транспортом: фарами были оснащены лишь самоходные экипажи.
  Неожиданно меж крышами домов бесшумно мелькнула чёрная тень, и лошади испуганно заржали. Я сунул руку к пистолету, но непонятная тварь уже сгинула без следа.
  Извозчик нервно ругнулся и поправил сунутый за голенище сапога кнут.
  - Ну вот куда это он намылился? - пробурчал дядька, свернув в очередной переулок. - Старый город до сих пор перекопан! Нечего там ночью делать! Дрянь место стало! Никогда ночью туда заказы не принимаю!
  Я только фыркнул и потребовал:
  - Не отставай!
  На самом деле разрушенный несколько лет назад центр Нового Вавилона по большей части уже восстановили, строительные работы продолжались только в окрестностях дворца, где сожжённые небесным огнём здания попросту снесли и всё отстраивали заново.
  Самоходная коляска ещё немного попетляла по тихому району неподалёку от императорской академии и въехала на узенькую улочку, дома которой тесно жались друг к другу, а на стенах, освещая медные цифири, горели газовые фонари.
  Поэт остановил машину возле двухэтажного особняка, ничем внешне не примечательного, выбрался из-за руля и протянул руку Софи.
  - Теперь что? - спросил извозчик.
  - Езжай! - распорядился я.
  Дядька взмахнул вожжами, и лошади негромко зацокали копытами по булыжной мостовой. Ни Альберт, ни Софи не обратили на наше приближение ни малейшего внимания. Поэт отпер входную дверь и предупредил:
  - Мне надо отогнать коляску на задний двор...
  Извозчик придержал лошадей, и я приподнял кепку над головой.
  - Мсье Брандт, кузина!
  - Жан-Пьер? - опешила Софи и нахмурилась: - Ты следил за нами?!
  - Просто забыл уточнить, к какому времени прислать за тобой Луку.
  Госпожа Робер с вызовом ответила:
  - К половине десятого утра! Это всё?
  - Мадам, мсье! Доброй ночи! - с улыбкой попрощался я и скомандовал извозчику: - Трогай!
  Переваливаясь на неровной брусчатке, экипаж покатил прочь, и кучер не удержался от усмешки.
  - А сестрица твоя себе на уме!
  - Не без этого, - согласился я.
  Извозчик глянул на меня и многозначительно произнёс:
  - Дело сделано, так?
  Я вытащил из бумажника мятую пятёрку и покачал головой.
  - Сделано, да не совсем. Давай обратно к "Сирене".
  Кучер спорить не стал. Не иначе и сам собирался ехать в ту сторону.
  
  5
  
  Ночевать остался в клубе, но и так пришлось встать ни свет ни заря. Первым делом позвонил в транспортную контору "Адам Заремба и сыновья" и напомнил о заказанном на утро фургоне, потом растолкал Луку и велел ехать за Софи. Остальным охранникам раздал револьверы и отправил на задний двор перетаскивать ящики с табаком из каретного сарая на улицу, чтобы потом сразу погрузить их в арендованный транспорт.
  Пришлось пособачиться, но никто из вышибал права особо не качал. Работал я наравне со всеми, а премию нам с этой сделки Софи посулила немалую.
  К тому времени, когда весь табак был вытащен во двор, солнце уже поднялось над крышами домов и начало заметно припекать. Я повесил пиджак на перила лестницы и принялся обмахивать раскрасневшееся лицо кепкой.
  Антонио достал из жилетного кармашка часы, взглянул на них и возмутился:
  - Уже десятый час! Где этот драный фургон?!
  - На свидание опаздываешь? - усмехнулся Жиль, раскрыл портсигар и закурил.
  - Да просто элементарно привести себя в порядок хочу! - с вызовом ответил красавчик. - Никакой личной жизни с этой работой!
  Гаспар кивнул, соглашаясь с коллегой.
  - Нам ещё ящики загружать, - напомнил он. - Жан-Пьер, позвони им!
  - Приедут, - отмахнулся я, подтянул штанины и уселся на нижнюю ступеньку лестницы.
  Эту транспортную контору Софи привлекала всякий раз, когда требовалось перевести какие-то тяжести, проблем с ними никогда не возникало. Да и сегодня не так уж сильно задерживаются. Десять минут погоды не сделают.
  - А я бы позвонил... - начал Антонио, и тут же за оградой послышался шум парового движка и требовательно просигналил клаксон.
  Я поднялся на ноги и скомандовал:
  - Открывайте ворота!
  Гаспар убрал поперечный брус и на пару с Жилем раздвинул створки. Паровой фургон только начал сдавать задом, как вдруг дверцы кузова распахнулись, и два типа с закрытыми платками лицами и надвинутыми на глаза шляпами наставили на нас короткие стволы лупар. Ещё пара налётчиков с револьверами забежали в ворота.
  - Назад! Руки вверх! - заорали они. - Быстро!
  Ничего не оставалось кроме как выполнить распоряжение, тогда грабители с обрезами спрыгнули из кузова. Один приблизился ко мне и вдруг шибанул прикладом лупары в живот. Я успел напрячь пресс и слегка развернуться, пропуская удар вскользь, но и так от пронзившей рёбра боли скорчился и не успел увести голову от нового, ещё более резкого замаха. И хоть начал валиться с ног за миг до того, как приклад врезался в лоб, это уже нисколько не помогло.
  Вспышка, искры из глаз, мрак...
  
  - Очнись!
  - Жан-Пьер!
  - Очнись! Да очнись же ты!
  Слова доносились откуда-то издалека и кружились в заполонившей голову пустоте.
  - Очнись, Жан-Пьер!
  Я и рад был очнуться, да не мог. Рвался откуда-то с самого дна бездны, загребал тьму руками, пытался выплыть на свет, но всё впустую.
  - Жан-Пьер!
  Глаза вдруг распахнулись и солнце вонзило в них свои пылающие когти. Земля заходила ходуном, и я бы непременно упал, когда б уже не лежал на спине. По виску текло что-то тёплое и липкое.
  Кровь? Она самая...
  - Живой! - с облегчением перевела дух Софи и выпрямилась, убирая от моего носа пузырёк с нюхательной солью.
  Я перевалился на бок, попытался подняться на четвереньки, и сразу накатила дурнота. Пришлось уткнуться лбом в гравий.
  - Лежи спокойно! - потребовала Софи, будто мне оставалось что-то иное...
  Я повернул голову, чтобы лоб не кололи острые мелкие камушки, и увидел, как Лука освобождает моих товарищей по несчастью. Рядом со связанными вышибалами у стены каретного сарая сидел и водитель фургона; нос его распух, пшеничного цвета усы слиплись от засохшей крови. На земле валялось наше разряженное оружие, а вот табака и след простыл.
  - Дёрьмо! - прохрипел я, попытался подняться и меня немедленно вырвало. Ладно хоть не упал лицом в блевотину, сумел отодвинуться в сторону.
  Софи принесла какую-то тряпицу и начала заматывать мне разбитую голову, а когда освобождённые охранники загалдели, развернулась и прикрикнула на них:
  - Ну-ка, умолкните! И оставьте мне решать, кто виноват! Лука!
  Громила подошёл, ухватил меня под руку и легко поставил на ноги.
  - В мой кабинет! - приказала госпожа Робер. - А вы чего стоите? Ворота закройте!
  Вышибалы бросились выполнять распоряжение, а водитель фургона залепетал что-то о полиции, но Софи и слушать ничего не стала. Она раскрыла золотой медальон с часами, взглянула на циферблат и объявила:
  - Никакой полиции до полудня! Жиль, проводи его в комнату отдыха и помоги привести себя в порядок! Можете взять в буфете бутылку вина.
  Если молодого поляка такой расклад и не устроил, протестовать у него решимости не хватило, очень уж недобрый вид был у вышибал.
  Лука завёл меня в кабинет кузины и уложил на диванчик, а сам встал у двери.
  - Не уходи, - остановила его Софи. - Жан-Пьер, можешь говорить?
  Голова кружилась всё сильнее, стены раскачивались, потолок выгибался, а стоило лишь закрыть глаза и стало ещё хуже.
  - Надо выпить, - сообщил я. - Что-нибудь покрепче.
  - Лука, налей ему кубинского рома.
  Вышибала достал из бара бутылку тёмно-зелёного стекла, наполнил до краёв стакан и всунул его мне в руку. Я принюхался, и резкий запах подействовал ничуть не хуже едкой вони нюхательной соли.
  Я сделал осторожный глоток и скривился. Потом стянул с головы тряпку, которая по счастью не успела присохнуть к ране, смочил её ромом и прижал к рассечённой коже. Ссадина полыхнула огнём.
  - Ух... - просипел я и откинулся на спинку диванчика.
  - Жан-Пьер! - рявкнула потерявшая терпение Софи. - Это были люди Джованни?
  - Не знаю, - ответил я. - Но того типа, что врезал мне прикладом, я уже видел раньше. Это он подкараулил меня вчера перед клубом. Рассказывал об этом, ты помнишь...
  - Проклятье! - выругалась хозяйка клуба. - Откуда они прознали о табаке?!
  - У нас завелась крыса? - предположил Лука и закрутил ус, глядя при этом почему-то на меня. Ну да - новый человек в команде...
  Но Софи, разумеется, никаких подозрений на мой счёт не питала.
  - Жан-Пьер, что ты об этом думаешь? - спросила она.
  - Исключено.
  - А как иначе?! - не согласился со мной бывший борец. - Сицилийцы не могли караулить за воротами! Да они и о табаке знать не могли! Им кто-то донёс!
  - Кто-то донёс - это несомненно, - не стал я оспаривать очевидного. - Кто из тех, кто знал о табаке и был осведомлён о его сегодняшней отправке китайцам.
  - Кому ты рассказал об отгрузке, Жан-Пьер? - потребовала ответа Софи.
  Я отнял тряпку от виска и прямо заявил:
  - Никому. Об отправке табака знали только ты и я. Остальных я поставил утром перед фактом, весточку сицилийцам они послать никак не успевали. Всё время были на виду.
  Софи закусила губу.
  - Транспортная контора? - предположила она.
  Но тут покачал головой Лука.
  - Мы всякий хлам обыкновенно перевозим, реквизит, декорации...
  Хозяйка клуба застучала ноготками по столешнице, потом посмотрела на меня.
  - Сицилийцы снюхались с узкоглазыми?
  Лично я других вариантов попросту не видел.
  - Возможно, Джованни требуется не столько клуб, сколько наш канал. Только переправлять по нему он хочет не табак. Или не только табак.
  - Опиум? - предположила Софи.
  - И гашиш. Китайцы не откажутся поучаствовать в контрабанде ни того, ни другого.
  Полицию мало волновало то, что происходило в китайском квартале, пока это оставалось в китайском квартале. Сбывать там на улицах и в притонах наркотики не составляло никакого труда. Как правило, сложности возникали с их доставкой в Новый Вавилон - для этого был нужен надёжный канал, а заполучить его вовсе не просто. Софи задействовала все свои немалые связи, но и так переговоры тянулись едва ли не год.
  Кузина надолго задумалась, потом спросила:
  - Крепко досталось?
  - Два часа и буду как огурчик.
  - Тебе что-то нужно?
  - Не помешает бутылка вина.
  - Лука, проводи его, - попросила Софи громилу, - и позови Жиля. Надо кое-что проверить.
  Вышибала не только помог мне подняться с диванчика, но и придержал, когда я покачнулся и едва не уселся обратно. К счастью, дурнота почти сразу отступила, и мы направились к двери. Вышли в коридор, а там Лука тихонько предупредил:
  - Если узнаю, что ты как-то связан с этим, сверну шею.
  - Какая муха тебя укусила? - беспечно улыбнулся я, но улыбка вышла так себе. Меня штормило, голова кружилась, во рту стоял мерзкий приторно-сладкий привкус.
  - Проблемы начались после твоего появления.
  - Чушь! Шло б всё гладко, меня бы здесь не было!
  Лука кивнул.
  - Так возможно в этом всё и дело? - многозначительно заметил он, но развивать мысль не стал. Вместо этого громила усадил меня в фойе на стул, а сам сходил в бар и вскоре вернулся оттуда с откупоренной бутылкой вина. Красное сухое, всё как я люблю.
  Но "Кьянти"?
  Я с подозрением глянул на громилу и спросил:
  - Французского не было?
  - Нет, - односложно отметил Лука, помог встать и повёл меня к лестнице.
  Ноги так и подгибались, но бывший борец всякий раз легко удерживал меня от падения. Мы начали подниматься на второй этаж, и вот уже там на лысине Луки наконец заблестели капельки пота.
  - Какого дьявола ты позабыл на крыше? - спросил он, не скрывая недовольства.
  - Воздух. Свежий воздух, - ответил я, едва не проваливаясь в бесцветно-серую бездну забытья.
  Распахнув низенькую дверцу, я буквально вывалился на крышу. Растянулся на черепице, и Лука протянул бутылку вина, а сам огляделся и задумчиво покрутил завитой ус, но больше ничего говорить не стал и потопал вниз.
  В голове звенело всё сильнее; я приложился к горлышку, сделал несколько жадных глотков, подавился и облился вином.
  Не беда! Сорочка и без того кровью залита. Теперь на выброс.
  Когда немного отпустило головокружение, я перебрался на своё любимое место к печной трубе и развалился в её тени на нагретой солнцем черепице.
  Хорошо? Хорошо.
  Но дурнота не отступала, небо кружилось, и вместе с небом понемногу начал кружиться весь остальной мир. Вино не помогало, голова продолжала раскалываться, да ещё ломило отбитые прикладом рёбра. Дышать становилось всё трудней.
  Я отставил бутылку, раскинул руки и уставился в затянутую серой дымкой высь. Над городом плыли дирижабли, между ними и крышами домов кружили стаи голубей. Я заставил себя расслабиться и отрешиться от боли, но головокружение никуда не делось. Показалось даже, что меня под размеренные махи крыльев несёт над столичными домами, а ветер обдувает и срывает всё наносное, оставляет одну лишь суть.
  Настоящего меня.
  В груди потеплело. Я словно впитал в себя окружающий простор и вскоре ощутил лёгкое биение силы. Бездумно, словно моими действиями управлял некто иной, потянулся к голове, и боль моментально стихла, осталось лишь саднящее жжение. Организм вернулся к своему изначальному образу и стер все последствия сотрясения мозга, оставив от серьёзной раны только рассечение кожи.
  Затем ладонь легла на отбитый бок, но рёбра я до конца исцелять не стал. Просто зарастил трещины и остановился, оставив малую крупицу силы на будущее. Та жгла и дёргала пальцы, словно маленький злой уголёк, и всё же я удержал её вопреки внутреннему давлению.
  Приберег на крайний случай. Лишним точно не будет.
  Как не помешает какое-то время ощущать лёгкую ломоту в рёбрах. Нельзя совсем уж забывать о пропущенном ударе, иначе моё чудесное исцеление может породить слишком много неудобных вопросов. Так и до обвинения в сговоре с налётчиками недалеко. Устроят тёмную - не отобьюсь.
  Как обычно после использования таланта навалилась жажда, и я надолго приложился к горлышку. А затем просто лежал на крыше и бездумно смотрел в небо. Когда бутылка опустела, вставать не стал и продолжил любоваться нёсшимися над городом облаками.
  Это... успокаивало.
  
  6
  
  Двух часов мне не дали. Самое большее провалялся на крыше половину запрошенного срока - отбрасываемая печной трубой тень сместилась не так уж и сильно.
  Подобные мелочи я подмечал подсознательно.
  Что это говорило обо мне настоящем? Человек со столь развитой наблюдательностью - кто он? Сыщик или жулик? А быть может, простой художник?
  Не знаю. Не могу вспомнить. Просто не могу.
  - Ты выглядишь слишком довольным жизнью для человека, которому чуть не проломили череп, - отметил выбравшийся на крышу Гаспар. Он уселся рядом и закурил, потом покачал головой. - Да уж, отделали тебя...
  Я осторожно прикоснулся к опухшему виску и поморщился. Рана перестала кровоточить, но опухоль никуда не делась.
  - Что-то случилось? - спросил я испанца.
  - Хозяйка просит тебя к себе, - сообщил Матадор. - Сам дойдёшь? Я тогда докурю.
  - Кури. - Я поднялся на четвереньки и постоял так немного, затем перебрался к чердачной дверце. Оттуда напомнил: - Запереть не забудь.
  Гаспар кивнул, и я, контролируя каждое своё движение, спустился на чердак. Накатило и почти сразу прошло головокружение, кольнула недолеченные рёбра боль. Я осторожно наполнил лёгкие воздухом, постоял так немного, затем двинулся дальше.
  Персонал уже подходил в клуб и начиналась подготовка к вечернему представлению, но наверх танцовщицы и официанты не поднимались, а вот на первом этаже, дабы не привлекать внимания, пришлось прикрыть рассаженную голову кепкой. И всё бы прошло лучшим образом, не угораздь меня наткнуться на рыженькую девицу из кордебалета.
  Как её - Жанна?
  Она самая.
  - Жан-Пьер! - всполошилась слишком уж наблюдательная танцовщица. - Что с тобой?!
  Я беспечно улыбнулся в ответ.
  - Пустяки, просто царапина. Чёрт дёрнул заняться починкой черепицы. Не моё это, просто не моё.
  - Давай я забинтую!
  - Шутишь? Чтобы я ходил, как раненный солдат?
  - А лейкопластырь?
  Идея показалась здравой - не стоило выставлять рану на всеобщее обозрение, слишком уж быстро она подсыхала и затягивалась.
  - Лейкопластырь? - хмыкнул я. - Отличная идея!
  - Идём!
  В общей гримёрке никого не оказалось. Жанна прикрыла рассечение кусочком бинта, а сверху крест-накрест наклеила две полоски лейкопластыря. Вид у меня после этого сделался откровенно бандитским.
  - Ты просто умница! - не поскупился я на похвалу.
  - Подожди! - остановила меня Жанна, смочила салфетку и стёрла с лица следы крови. - Вот, так гораздо лучше. Твоя Ольга точно не справилась бы!
  - Моя? - притворно поразился я.
  - Все вы, кобели, к ней неровно дышите. Только воображаете, что этого никто не видит!
  Я обхватил Жанну за талию и улыбнулся.
  - Ерунда. Мне больше рыженькие нравятся.
  Танцовщица высвободилась далеко не так быстро, как могла, и беззлобно шлёпнула меня по руке.
  - Врёшь ты всё!
  - И в мыслях не было! - Я отошёл к двери, обернулся и пообещал: - С меня ужин.
  - Говоришь так, будто я уже согласилась.
  - Против моего обаяния никому не устоять!
  - В зеркале-то себя видел? - прыснула от смеха Жанна.
  Я прикоснулся к полоскам лейкопластыря и кивнул.
  - Ну да. Тогда - когда заживёт.
  - Иди уже!
  - Благодарю!
  Я надел кепку, опустил козырёк пониже на лоб и вышел в коридор. Мельком глянул в зеркало на стене и остался увиденным вполне доволен. Лейкопластырь в глаза нисколько не бросался.
  Да и мало ли? Вдруг у меня там чирей вскочил?
  Перекинув пиджак через руку, я заглянул в кабинет Софи и прямо с порога спросил:
  - Есть новости?
  - Закрой дверь, - потребовала хозяйка клуба, потом многозначительно произнесла: - Звонил Анри Фальер.
  Я на миг замер, не понимая, о ком идёт речь, потом прищёлкнул пальцами.
  - Ах да! Фальер! Чего он хотел?
  - Он готов заплатить сто тысяч.
  - Когда?
  - Сегодня-завтра.
  Я опустился на диванчик и шумно выдохнул.
  - Однако!
  - Сто тысяч решат все наши проблемы.
  - Денежные проблемы.
  - Дело всегда в деньгах, не ты так говорил? - напомнила Софи.
  "Дело всегда в деньгах, но лишь пока речь не заходит о власти", - мог бы возразить я, но промолчал. Между деньгами и политикой очень тонкая грань, подчас совершенно незаметная со стороны.
  Я потёр переносицу и предложил:
  - Почему бы не передать ему документы прямо в банке?
  - Жан-Пьер! Тебя слишком сильно стукнули по голове? - округлила глаза Софи. - Если Анри узнает, где хранятся бумаги, то сможет всё переиграть! А так ты придержишь их у себя. Даже если в клуб нагрянет полиция, они ничего не найдут.
  - Фальер не отдаст деньги просто так. Ему понадобится подтверждение.
  - Оставлю титульный лист.
  - Может сработать, да, - кивнул я и поморщился от боли. - Когда поедем в банк?
  Софи поднялась из-за стола, налила в стакан шерри, выпила и лишь после этого ответила:
  - Прямо сейчас.
  Ей было откровенно не по себе, и немудрено - куш на кону стоял изрядный.
  - А что с табаком? - спросил я.
  - Жиль занимается этим.
  - Джимми Чен?
  - Звонит, не переставая, но я ему не доверяю. Фургон бросили на соседней улице, его уже вернули хозяевам, - сообщила Софи и взяла с вешалки шляпку с вуалью. - Лука и Гаспар поедут с нами. Антонио присмотрит за клубом, но в любом случае мы вернёмся задолго до вечернего представления.
  - Пистолет взяла? - напомнил я.
  Софи достала из сумочки двуствольный дерринджер двадцать пятого калибра, показала мне и спрятала обратно. В этот момент приоткрылась дверь и в кабинет просунул голову Лука.
  - Всё готово.
  - Экипаж у крыльца? - спросила госпожа Робер.
  - Да.
  - Мы выйдем через чёрный ход, а вы подберёте нас на другой стороне квартала. Отъезжайте от клуба прямо сейчас, - распорядилась Софи и позвала меня: - Жан-Пьер, идём! Тебе ещё надо переодеться.
  Мы заперли кабинет и отправились в костюмерную. Тётенька-кубышка в присутствии хозяйки ворчать не решилась и быстро подобрала мне новую сорочку. Я переоделся, рассовал оружие и мелочевку по карманам и спросил у Софи:
  - Не хочешь сменить наряд?
  Синее платье хозяйки клуба было длинным и очень узким; передвигаться в нём можно было исключительно маленькими шажочками, да оно так и называлось - "хромым".
  Ох уж эта дань моде!
  Софи посмотрела на себя в зеркало и кивнула.
  - Пожалуй, ты прав.
  - Подбери что-нибудь практичное и не слишком броское, - предложил я и, понизив голос, добавил: - Возможно, придётся убегать.
  Анри Фальер сказал, что раздобыл сто тысяч, но так ли это на самом деле? Вдруг, он просто подрядил кого-то проследить за нами и отобрать бумаги Дизеля? Нельзя ведь исключать, что полицейских в прошлый раз подослал именно он. В этом случае, чтобы скинуть с хвоста возможную слежку, будет недостаточно просто выйти через чёрный ход.
  Софи задумчиво взглянула на меня, затем указала на дверь.
  - Выйди!
  - Разумеется, кузина.
  Я покинул костюмерную комнату, прислонился плечом к стене, раскрыл блокнот и задумчиво прикусил кончик карандаша. Сразу обругал себя за эту привычку и начал зарисовывать налётчиков, которых успел рассмотреть на заднем дворе. Никаких особых подробностей припомнить не получилось, поэтому с почеркушками закончил очень быстро. Софи к этому времени ещё не вышла. Судя по всему, с выбором наряда возникли определённые затруднения. Чего и следовало ожидать.
  Я покачал головой, вернулся к рисованию и начал короткими быстрыми штришками набрасывать на новом листе три женские фигуры: Софи, Ольги и Жанны.
  Кузина выглядела наиболее фигуристой и высокой. Рыжая танцовщица почти не уступала ей ростом, но при этом была самой худощавой из всех. А вот телосложение русской примы оказалось наиболее близким к идеалу античной красоты.
  Я уже заканчивал накладывать штриховкой тени, когда распахнулась дверь и в коридор вышла Софи. Модное платье она сменила на лёгкий жакет, белую блузу и длинную шерстяную юбку, из-под которой выглядывали практичные и удобные туфли. Довершали наряд соломенная шляпка, небольшая сумочка и неброские бусы.
  - Ну как? - спросила кузина, уперев руки в бока.
  - Учительница? - предположил я, убирая блокнот во внутренний карман. - Или компаньонка? Нет, секретарша! Я угадал?
  Софи негромко рассмеялась.
  - Идём быстрее, пока меня никто не увидел в таком виде.
  Мы дошли до чёрного хода, спустились с крыльца и зашагали напрямик через соседний двор. Я сунул руку в карман к пистолету, но - обошлось.
  На набережной канала к нам тут же подкатила коляска; я усадил спутницу на заднюю лавку и сам забрался следом под брезентовый верх. Лука и Гаспар расположились на козлах впереди.
  - Поехали! - скомандовал я. - Быстрее!
  Лука взмахнул вожжами и коляска покатила по дороге. На первом же перекрёстке я велел повернуть налево и оглянулся, но тревога оказалась напрасной: тащившаяся за нами самоходная коляска на пересечении улиц проехала прямо.
  - Куда теперь? - пробасил Лука.
  - На перекрёсток Михельсона и Менелеева, - сообщила Софи. - Знаешь, где это?
  Громила покрутил из стороны в сторону мощной шеей, затем кивнул.
  - Да, найду.
  Коляска поехала вдоль рельс, и я негромко спросил:
  - Нам в иудейский квартал?
  - Не совсем, - уклончиво ответила Софи.
  Громыхая на стыках железными колёсами, нас нагнал паровик, лошади испуганно шарахнулись в сторону, но Лука сумел удержать их от столкновения с многотонной самоходной повозкой. Порыв ветра принёс шлейф едкого дыма; Гаспар закашлялся и достал портсигар, словно это могло ему хоть как-то помочь.
  Весь проспект Менделеева, насколько хватало взгляда, оказался запружен телегами и паровыми экипажами. На перекрёстках и у съездов к мостам через Ярден то и дело возникали заторы. Регулировщики яростно дули в свистки и размахивали дубинками; где-то на тротуар выволокли повозку с отвалившимся колесом, где-то оттолкали в сторону заглохшую паровую коляску. Жизнь била ключом.
  Солнце продолжало жарить изо всех своих солнечных сил; укрыться от него посреди широкой дороги было попросту негде. По щекам Луки катились крупные пота, но он стоически сносил неудобство, а вот Гаспар весь извертелся на месте, обмахиваясь кепкой. Под брезентовым верхом было не слишком жарко, но когда коляска, наконец доползла до поворота на Михельсона, я не удержался от вздоха облегчения.
  - Пойдёшь вместе со мной, - предупредила Софи.
  - Разумеется! Что за банк?
  - Отделение ссудно-сберегательной конторы Фойла и Морса.
  - Английские иудеи?
  - Или хотят, чтобы все так думали.
  Но только коляска выбралась из плотного потока транспорта и повернула на улицу Михельсона, Лука немедленно натянул вожжи, останавливая лошадей. Дорога оказалась перегорожена живой цепью констеблей и целой толпой зевак, среди которых преобладали традиционные чёрные одеяния местных иудеев. На полицейских ротозеи напирать не решались: те стояли в полной боевой выкладке и вид имели откровенно недобрый. Из-за соседнего дома выплыл небольшой дирижабль, пошёл на снижение, завис над крышами. Пулемётные гнёзда гондолы были открыты, наружу торчали ствольные блоки гатлингов.
  Очередная облава?
  Но нет - тут и там сверкали ослепительные магниевые вспышки, отчаянно строчили заметки в блокнотах стоявшие поодаль газетчики, стелился над улицей едкий чёрный дым, совсем непохожий на тот, что вырывается из труб паровиков.
  За оцеплением что-то горело. Ссудная контора?
  Вот чёрт!
  К нам подбежал молоденький констебль в дурно-подогнанной и ещё толком необмятой форме, истошно завопил:
  - Проезд закрыт!
  Лука хмуро глянул на постового сверху вниз и оглянулся назад в ожидании распоряжений.
  - Отъезжайте! - с надрывом крикнул молодой полицейский и схватил висевший на груди служебный свисток.
  - Больше уважения, моншер! - усмехнулся я, хоть сейчас и было не до шуток, и объявил: - Лука, разворачивайся!
  - Скажи, что это горит не банк! - прошептала Софи; она вцепилась мне в плечо с такой силой, что побелели пальцы.
  - Сейчас всё узнаю.
  Я спрыгнул из коляски на асфальт и быстро огляделся. Пробиться через толпу зевак к оцеплению не представлялось возможным, да и обзор оттуда оставлял желать лучшего. В идеале стоило забраться на крышу соседнего дома, но там уже маячила фигура вооружённого винтовкой констебля.
  Не пожар, нет. По крайней мере - не только пожар. Слишком уж всполошились стражи порядка. И опять же - где тогда огнеборцы?
  При этом дымом тянуло всё сильнее, из-за оцепления доносились резкие отзвуки неразборчивых в уличном шуме команд. Туда никак не прорваться. Или... всё же есть шанс?
  К дому, выходившему на ссудную контору фасадом, примыкал высокий каменный забор, на него непонятным образом умудрился забраться совсем молодой паренёк в неброском сером костюме, поношенных ботинках и котелке. Он что-то увлечённо писал в толстой тетради, солнечные блики сверкали на стёклах пенсне. Ловкач пробрался за оцепление, но стянуть его с забора полицейские могли лишь с помощью лестницы, а у них сейчас были дела поважнее.
  Я перебежал к углу дома и только взялся за водосточную трубу, как сзади подскочил постовой.
  - Стой! - крикнул пузатый усатый констебль и протянул руку, но я уже упёрся носком ботинка в прибитый к стене жестяной хомут и одним резким рывком закинул себя наверх. Там спешно ухватился за следующее колено, подтянулся, вновь оттолкнулся ногой и взгромоздился на каменную ограду, поверху которой на мою удачу не вмуровали ни железных штырей, ни битых бутылок.
  - Слезай оттуда, поганец! - взъярился полицейский. - Слезай немедленно, кому сказано!
  - Спокойствие, милейший! Всенепременно слезу, дайте срок! Только отдышусь самую малость!
  - Уж я тебе! - пригрозил констебль дубинкой и врезал ей сунувшегося по моему примеру к водосточной трубке газетчика. - А ну пшёл отсюда!
  Пока полицейский отвлёкся, я перебрался к парню с тетрадкой и окинул взглядом открывавшуюся с высоты картину. Та не порадовала.
  Почтенные господа Фойл и Морс могли спать спокойно - горела не их ссудо-сберегательная контора, а замерший посреди улицы полицейский броневик. Нос самоходной коляски был разворочен взрывом порохового движка, из распахнутой дверцы вовсю валил клубы чёрного дыма. Стволы гатлинга в повёрнутой набок башенке бессильно уставились в небо.
  Но пострелять пулемёту всё же довелось: двери ссудной конторы были пробиты длинной очередью, а на залитых кровью ступенях валялось два безжизненных тела. Ещё один покойник замер немного дальше по тротуару. Стена дома за ним была выщерблена и забрызгана красным.
  И что это было? Налёт?
  Тут и там с важным видом вышагивали высокие полицейские чины, суетились сыщики в штатском, делали снимки фотографы. Без лишней спешки осматривали место преступления криминалисты: кто-то собирал стреляные гильзы, кто-то складывал в бумажные пакеты оружие убитых.
  Неожиданно прогрохотало несколько частых выстрелов и все пригнулись, но тревога оказалась опасной: просто огонь в броневике добрался до остатков боекомплекта и начали рваться патроны.
  Мой сосед от испуга едва не сверзился вниз; я решил воспользоваться случаем и обратился к нему:
  - Любезный, а что здесь произошло?
  Парень поспешно закрыл тетрадь, в которой зарисовывал место преступления, и указательным пальцем поправил насаженное на переносицу пенсне.
  - А вы кто?
  - Вкладчик, - указал я на ссудо-сберегательную контору. - Хотел деньги снять, а тут такое!
  - Ну сегодня вам денег точно не видать.
  - Так что здесь произошло?
  - Так вы у них спросите, - указал парень вниз. - Я справок не даю.
  Я усмехнулся.
  - Знаешь, малыш, если самую малость подтолкнуть тебя в спину, вон тот усатый констебль будет просто на седьмом небе от счастья! Так сыграем в Шалтая-Болтая или поговорим?
  Мой сосед глянул на меня уже не столь надменно, но и на уступки не пошёл.
  - Это не конструктивно! - объявил он. - Мы можем упасть вместе, но даже если нет, вы этим ничего не добьётесь! Логика!
  - Никогда не стоит недооценивать желание ближнего сделать тебе гадость, только лишь потому что он может себе это позволить, - наставительно заявил я, потом спросил: - Студент?
  Парень кивнул. Я протянул ему мятую пятёрку.
  - Так что здесь произошло?
  Студент от лёгких денег отказываться не стал.
  - Похоже, социалисты взяли очередной банк, - сообщил он и соизволил поделиться подробностями: - Полицейские говорят, в контору вошло полдюжины человек, персонал и посетителей они загнали в кладовку. Но кто-то обратил внимание на запертые двери и кликнул постового. А тот не будь дурак и вызвал подкрепление. Только это ему не помогло.
  - А что так?
  - Вон! - указал студент на крыльцо. - Видишь белый контур на брусчатке? Это он. В морг увезли. Как и всех из броневика. Чем-то серьёзным по нему вдарили.
  - Ушли?
  - Троих положили, остальные ушли. И всё хранилище вывезли.
  Я чуть с ограды не сверзился.
  - Что?!
  - Ну да, - простодушно подтвердил студент. - Вывезли. У них грузовик был. Водитель в переулке ждал.
  - В газетах пишут, что социалисты берут только наличные, - возразил я, не желая верить в случившееся.
  - А тут в хранилище полезли, поэтому так долго и провозились.
  Нестерпимо захотелось со всего маху врезать кулаком по каменной стене дома, но я сдержался. Заставил себя выдохнуть и успокоиться. В конце концов, это всё только предположения, основанные на подслушанных разговорах констеблей. Что именно произошло внутри, постовые знать не могли. И даже если грабители вскрыли частные ячейки, едва ли они позарились на непонятные бумаги.
  Выкинули бы их, не потащили с собой.
  Выкинули. Не потащили.
  Если только это случайный налёт. Если их не навели намеренно.
  Но откуда? Кто мог об этом знать? Софи никому не говорила, где хранит бумаги. Она не сказала этого даже мне!
  Или кому-то всё же сказала?
  Студент неожиданно встрепенулся и указал на усатого констебля и двух его сослуживцев, которые несли к забору высокую деревянную лестницу. Не иначе мы попались на глаза кому-то из высокого руководства.
  - Это за нами! Пора делать ноги!
  Парень свесился во внутренний дворик, разжал руки и приземлился в кучу какого-то хлама. Выругался и захромал в обход дома.
  - Оревуар, милейший! - отсалютовал я усатому констеблю и спрыгнул вслед за студентом.
  Больше мне здесь ловить было нечего. Придётся Софи задействовать свои связи в полиции. Но сомневаюсь, очень сомневаюсь...
  
  
  Глава 3
  
  1
  
   Всё было плохо, оставалось лишь понять, насколько именно.
   В ограбленную контору Софи, несмотря на все её требования, сыщики пустить категорически отказались, поэтому сразу проверить сохранность ячейки не получилось. Уже из "Сирены" кузина принялась обзванивать прикормленных полицейских, но те ничем помочь не могли, поскольку расследование налёта забрали себе сыщики Ньютон-Маркта. Слишком сильно настаивать на своём Софи не решалась из опасения вызвать совершенно неуместные сейчас подозрения, но в итоге один из чинов пообещал прояснить ситуацию. Тогда Софи оставила меня на телефоне, а сама отправилась переодеваться в костюмерную.
   Я протестовать не стал, вольготно развалился на диванчике и бездумно уставился в потолок. Голову то и дело кололи тонкие острые спицы: то ли беспокоила недолеченная рана, то ли рвалась на волю оставленная на будущее крупица силы. Скорее второе.
   Пальцы так и подёргивало от желания пустить в ход свой талант сиятельного.
   Успокоиться никак не получилось, я поднялся на ноги и открыл бар. Полюбовался цветастыми этикетками, выбрал бутылку портвейна и вернулся на диванчик. Сделал маленький глоток, покатал кончиком языка по нёбу, наслаждаясь вкусом, потом отпил ещё.
   Я любил знакомиться с чем-то новым. Откусывал или отпивал и замирал, прислушиваясь к своим ощущениям в надежде вспомнить, пробовал ли это раньше, но обычно всё сводилось к банальному "вкусно или невкусно", "нравится или тянет выплюнуть". Если какие-то ассоциации и возникали, то они вязли в пелене амнезии, не в силах вырваться из прошлого.
   Портвейн исключением не стал. Мягкий, сладкий, вкусный, но и только.
   Я готов был поставить последний сантим, что уже пробовал его раньше, но где и и при каких обстоятельствах - оставалось для меня загадкой.
   С обречённым вздохом я осушил стакан и сразу же наполнил его вновь.
   Портвейн мне понравился, на просвет в бокале он смотрелся точь-в-точь будто тёмная венозная кровь. Так почему-то казалось. А вот шерри или херес, как его следовало именовать, сразу тянуло выплюнуть обратно в бокал. Белый виноград, брр.
   Как только Софи пьёт эту гадость?
   Только подумал - и распахнулась дверь.
   - Пьёшь? - с порога спросила кузина.
   - Нервы успокаиваю.
   - Кто-нибудь звонил?
   - Нет.
   Софи выругалась и налила себе шерри. Сестрица предсказуема до невозможности.
   - И что будем делать? - спросил я, отпив из стакана.
   - Ждать.
   - У моря погоды?
   - Хватит! - хлопнула Софи ладонью по столу. - И без тебя тошно!
   Я решил на неприятности не нарываться и сменил тему.
   - Жиль не появлялся?
   - Нет, не было.
   - Тогда пойду на кухню. С утра ничего не ел.
   - Иди! - отпустила меня раздражённая всем и вся Софи.
   - Тебе что-нибудь принести?
   - Нет аппетита.
   Я распахнул дверь, и уже в спину кузина спросила:
   - Ты ведь не веришь, что это простое совпадение?
   - Не верю, - ответил я и покинул кабинет.
  
   При моём появлении на кухне шеф-повар недобро перехватил разделочный топорик, но я лишь покачал головой.
   - Спокойней, папаша! - Взял блюдо и принялся нагружать его хлебом, сыром и копчёным мясом.
   Основных блюд ждать пришлось бы ещё долго: готовка была в самом разгаре. Стучали о деревянные доски ножи, скворчали в сковородах обжариваемые овощи, парил кипяток в огромных кастрюлях.
   При желании я мог отыскать свободный уголок и перекусить прямо на кухне, но от пристального взгляда шефа в горло не лез кусок, поэтому кинул сверху на тарелку несколько пучков зелени и унёс немудрёную снедь в кабинет Софи.
   - Не звонили? - спросил у хозяйки заведения, прикрывая за собой дверь.
   - Нет, - отозвалась кузина и приложилась к стакану.
   Я выставил поднос на край стола и вдруг сообразил, что забыл прихватить с кухни столовые приборы. Пришлось воспользоваться выкидным стилетом графа Гетти. Тот хоть и мало годился для нарезки хлеба, но клинок оказался заточен на совесть. Справился.
   - Это хамон? - заинтересовалась Софи.
   - И пармская ветчина.
   - Сделай тогда сэндвич и мне.
   - А как же отсутствие аппетита?
   - Я передумала!
   - Вот нисколько не сомневался.
   Я соорудил пару сэндвичей с ветчиной и сыром и уселся на диванчик, где на подлокотнике меня так и дожидался стакан. Какое-то время мы ели молча, потом Софи отпила шерри и спросила:
   - Как твоя голова?
   - Жить буду.
   Бутерброд закончился неожиданно быстро, я пустил в ход остатки хлеба и ветчины, долил в стакан портвейна и спросил:
   - Сходить ещё за мясом?
   - Нет, благодарю, - отказалась Софи, откинулась на спинку кресла и зажала ладонями лицо. - Меня словно прокляли, - глухо произнесла она. - За что ни берусь, всё обращается в прах. И никакого просвета...
   - Ну, - усмехнулся я. - Со мной тебе повезло.
   - На этом лимит удачи и был исчерпан! - рассмеялась кузина и взяла бокал с шерри. Пить не стала, просто покачала его в руке. - Если ячейка вскрыта...
   - Давай не будем забегать вперёд.
   - Если ячейка вскрыта, - продолжила Софи, - то без контрабандного табака нам не удержаться на плаву.
   - В клубе аншлаг.
   - Неважно, слишком много накопилось долгов.
   Накопилось? Да нет, скорее уж - осталось. Граф Гетти имел обыкновение жить на широкую ногу, мало беспокоясь о завтрашнем дне.
   Послышался стук в дверь, затем та слегка приоткрылась, и внутрь просунул голову Лука.
   - Госпожа Робер, - официально обратился он к хозяйке, - к вам господин Брандт.
   Я выразительно посмотрел на Софи; кузина досадливо отмахнулась и распорядилась:
   - Пропусти! - А сама быстро поднялась из-за стола, достала пудреницу и принялась прихорашиваться у зеркала.
   - Можно подумать, он ещё не видел тебя без макияжа, - не удержался я от язвительного замечания и приложился к стакану. Мягкое тепло портвейна убаюкивало, снимало напряжение и боль. Развязало язык тоже оно. Стоило бы промолчать.
   Софи неразборчиво отпустила мой адрес что-то забористое из марсельского портового жаргона, бросила на стол пудреницу и вышла из кабинета. Я усмехнулся и последовал за ней. Приоткрыл захлопнутую дверь и помахал шагавшему по коридору поэту.
   - Мсье Альберт! Салют!
   Брандт холодно улыбнулся в ответ, а Софи обернулась и тихо, но очень строго потребовала:
   - Сгинь!
   Я не стал искушать судьбу и вернулся в кабинет, нарезал остатки сыра, унёс поднос на диванчик и принялся ужинать, время от времени посматривая на часы.
   Разговор Софи с поэтом затянулся на четверть часа, а когда она вернулась, то первым делом спросила:
   - Никто не звонил?
   - Нет, - покачал я головой и язвительно поинтересовался: - А ты, выходит, нашла родственную душу?
   - У нас действительно много общего с Альбертом, - подтвердила Софи.
   - Например?
   - Он потерял жену во время инфернального прорыва два года назад.
   Я подавился портвейном и едва не забрызгал пиджак.
   - Надеюсь, ты не рассказал ему?..
  
   Студёный октябрьский ветер, плеск тёмной речной воды, силуэт медленно уходящего на дно тела...
  
   Зелёные глаза Софи потемнели.
   - Нет, не рассказала, - резко мотнула она головой. - И не собираюсь. Ясно?
   - Вполне.
   Совпадение. Всей своей теперешней жизнью я был обязан одному-единственному совпадению. Просто выбрался из реки на пристань в тот самый момент, когда граф Гетти собирался застрелить жену то ли из-за подозрений в измене, то ли желая поправить финансовые дела за счёт страховой выплаты. А скорее - по обеим причинам сразу.
   Алкоголь, алчность и ревность - жуткий коктейль.
   И тут - я.
   Разумеется, граф попытался избавиться от нежеланного свидетеля, да только удача в ту ночь отвернулась от Марко Гетти и на дно отправился он сам. Я бы и сам не зажился на этом свете, не выходи меня Софи.
   И я остался в клубе. Попросту некуда было идти. Некуда и незачем. Я ничего не помнил о своей прошлой жизни.
   Ни-че-го!
   Резкое дребезжание телефонного аппарата на столе заставило дрогнуть и забиться сердце чаще. Софи миг поколебалась с уже протянутой рукой, но очень быстро пересилила себя и подняла трубку.
   - Софи Робер у аппарата, - представилась она и надолго замолчала, выслушивая собеседника. Потом, не говоря ни слова, вернула трубку на рычажки. Лицо её побледнело словно мел, руки дрожали.
   - Всё плохо? - догадался я.
   - Мою ячейку вскрыли. Содержимое пропало.
   - Это точно?
   Софи обхватила себя руками и зябко поёжилась.
   - Вскрыты все ячейки. Всё до одной.
   - Дьявол! - выругался я и отставил стакан. Портвейна больше не хотелось. - Что известно об убитых налётчиках?
   - Социалисты. Русские и французы. Все в розыске. Их подозревают и в других налётах на банки. Они называют это экспроприациями.
   Я припомнил газетные заметки и потёр переносицу.
   - Но ведь раньше они никогда не вскрывали хранилища с частными ячейками! На это уходит слишком много времени!
   Софи внимательно посмотрела на меня и кивнула.
   - Ты прав. Думаешь, их кто-то навёл?
   Я вскочил на ноги и заходил из угла в угол, собираясь с мыслями. В голове размеренно пульсировала боль, но пока её удавалось игнорировать.
   - Слишком много совпадений! - вынес я вердикт, как следует всё обдумав. - Сначала продажные полицейские вламываются в клуб, теперь социалисты грабят банк, где хранятся эти драные бумаги! Либо за всем этим стоит Фальер, либо он сболтнул кому-то лишнего.
   - Никто не знал о сберегательной конторе! - возразила Софи. - Туда вломились, когда мы ещё даже не выехали из клуба! И зачем бы Фальеру сулить мне сто тысяч, если он уже всё спланировал наперёд?
   - Отвести от себя подозрения?
   - Не смеши меня, Жан-Пьер! Можно подумать, я побежала бы в полицию!
   Я кивнул.
   Софи никому не могла рассказать о бумагах пропавшего изобретателя, и Фальер это прекрасно понимал.
   - Откуда стало известно о ячейке, вот что важно! - произнесла кузина. - Я никому о ней не говорила! Ни единой живой душе! Даже тебе!
   Есть множество способов разнюхать чужие тайны, и самый простой из них - через своего человека внутри.
   - Полицейские должны были знать наверняка, что в клубе никого нет, раз они решились взять тебя в оборот, - сказал я. - Им кто-то об этом сообщил. И этот некто вполне мог следить за тобой и раньше. Когда последний раз ты ездила в ссудную контору?
   - Я была там лишь однажды, когда заключала договор аренды. Три года назад.
   Я удивлённо хмыкнул.
   - И сразу оплатила ячейку на несколько лет вперёд?
   - Пятнадцатого числа каждого месяца я отсылаю им чек. - Софи встрепенулась, но сразу покачала головой. - Нет, я всегда делала это сама. Никто не мог вскрыть корреспонденцию. Если только...
   - Если только - что?
   Софи выдвинула верхний ящик стола и выложила перед собой гроссбух.
   - Я заносила эти расходы в бухгалтерские книги, - пояснила кузина, - но кабинет неизменно заперт. Даже пыль вытирают только в моём присутствии!
   У меня враз пересохло горло.
   Сколько времени провела здесь в одиночестве Ольга Орлова, пока хореограф наконец не перестал слоняться по коридору и я не вернулся за танцовщицей?
   Могла Ольга разыграть опьянение, желая обыскать кабинет?
   Русская танцовщица, русские социалисты...
   - Жан-Пьер! - насторожилась Софи. - Что такое?
   Я скривился, но отмалчиваться не стал и без утайки рассказа о своём опрометчивом поступке.
   - О чём ты только думал?! - взъярилась кузина. - Так приспичило залезть к ней под юбку?
   - Ольга была нетрезва и могла влипнуть в какую-нибудь историю. Я просто присмотрел за ней.
   - Присмотрел, так присмотрел!
   - А что мне ещё оставалось?! Она твоя главная звезда!
   - Змеюка она подколодная, а не звезда! Удавила бы собственными руками!
   - Мы не знаем наверняка, что она рылась в гроссбухе, - рассудительно заметил я, но тут же поморщился. - Хотя она русская и налётчики тоже...
   Софи фыркнула.
   - Ольга такая же русская как и я. По паспорту она Оливия Пети. После успеха русских сезонов Дягилева среди танцовщиков в моде русские псевдонимы. Виктор Долин наткнулся на неё в каком-то парижском кабаре.
   - А сам он?
   - Его рекомендательные письма были в полном порядке.
   Я покачал головой.
   - Так, может, не она? Хотя среди налётчиков были и французы...
   - Это ещё ни о чём не говорит! - отмахнулась Софи, закончила листать гроссбух и опустилась на колени перед столом, внимательно изучая выдвижной ящик. - Посмотри! - показала она мне волнистый светлый волос, совсем как у Ольги. - Волос был зажат ящиком! По-твоему это случайность?
   Я только вздохнул.
   - И что будем делать? Запрём в подвале и выбьем правду? А если это всё же не она?
   - Никуда мы Ольгу запирать не будем, - отрезала Софи. - И даже если она сознается - что дальше? Собрался воевать с анархистами?
   - Социалистами.
   - Не важно! Скорее всего бумаг уже нет в Новом Вавилоне, а я не могу позволить себе лишиться лучшей танцовщицы!
   - Так мы всё спустим на тормозах? - удивился я.
   - Просто присмотри за Ольгой. Она полагает тебя недалёким простаком, воспользуйся этим. Вотрись в доверие. Антри Фальер приедет за бумагами завтра. Ума не приложу, как ему теперь обо всём рассказать! - Софи посмотрела на свои сцепленные пальцы и потребовала: - Уходи, мне надо побыть одной.
   Я не стал навязывать своё общество кузине и вышел за дверь. Молча.
   Слишком много неприятностей навалилось за последнее время, чтобы настроение могло исправить простое: "всё будет хорошо"...
  
  2
  
   Представление прошло на ура. Публика пребывала в полном восторге, аплодисменты не смолкали ещё очень долго.
   Я стоял в коридоре и подпирал стену, делая вид, будто присматриваю, как бы никто из особо рьяных поклонников не прорвался в гримёрку. Туда-сюда сновали с подносами официанты и бегали раскрасневшиеся после выступления танцовщицы, но на меня внимания никто не обращал.
   С кухни тянуло аппетитным ароматом, а в животе урчало всё сильнее, и всё же отлучиться я не решался, опасаясь упустить Ольгу. Стоять было неудобно - болели рёбра, а в один ботинок, дабы изменить походку и слегка исказить силуэт фигуры, я засунул сразу две стельки.
   После окончания представления, прима убежала в свою комнату и пока оттуда не выходила. С моего места прекрасно просматривалась её дверь.
   - Жан-Пьер! - невесть откуда вдруг взялся Морис Тома. - Что случилось?
   - В каком смысле? - удивился я.
   - Все ужасно нервничают!
   - Кто - все?
   - Лука, Гаспар... да все! - всплеснул руками буфетчик. - Я видел у них револьверы! Что происходит?!
   Я неопределённо пожал плечами.
   - Наверное, после недавних событий кузина решила подстраховаться, только и всего.
   В этот момент в комнату Ольги заглянул Виктор Долин, но почти сразу он вышел и зашагал прочь по коридору. И тогда наконец появилась прима. Судя накидке и шляпке с вуалью, она намеревалась покинуть клуб.
   - Морис! - улыбнулся я, желая поскорее отделаться от встревоженного буфетчика. - Если что-то вдруг узнаю, непременно поделюсь этим с тобой, а сейчас извини, меня ждут дела...
   Ольга к этому времени уже скрылась в фойе, я рванул туда вслед за ней, заметил мелькнувшую у выхода синюю шляпку и подбежал к Антонио.
   - Я ушёл! - предупредил я красавчика, схватил со стула заранее приготовленные на этот случай лёгкий плащ и котелок и выскочил на улицу, на ходу просовывая руки в рукава. Ольга взяла коляску, мне тоже ничего не оставалось, кроме как свистнуть, подзывая свободного извозчика.
   По воле случая это оказался тот самый дядька с вислыми усами, что подвозил меня вчера. Но зато и объяснять ничего не пришлось: когда я заскочил на козлы и велел следовать за отъехавшей от клуба коляской, он лишь усмехнулся и взмахнул вожжами.
   - Очередная кузина?
   - У нас большая семья, - ответил я, доставая из бумажника пятёрку. - Соблюдай дистанцию. Хочу сделать сюрприз.
   - Хозяин барин, - пожал плечами извозчик и послушно придержал лошадей.
   К вечеру с океана нагнало туч и на город пролился ливень, по-летнему тёплый, короткий и бурный, но он уже закончился, и теперь ветер бросал в лицо мелкую морось. В дождевых стоках неслись мутные ручьи, а прохожим приходилось скакать через многочисленные лужи.
   Транспорта на дорогах было немного, и мы неспешно катили вслед за коляской, ориентируясь на фонарь; висевшие в воздухе капли дождя превращали его в косматое оранжевое пятно. Быстро темнело, и дядька заёрзал на козлах, кидая озабоченные взгляды на собственный светильник, который пока что не горел.
   - Зажжём, а? - предложил он, когда вывернувшая со двора телега едва не зацепила нас бортом.
   - Погоди, - потребовал я. - Похоже, приехали.
   И точно: коляска впереди явственно замедляла бег. После перекрёстка она окончательно остановилась, Ольга сошла там на тротуар и раскрыла зонт.
   - Всё? - обрадовался извозчик, поскольку от клуба мы отъехали совсем недалеко.
   - Езжай потихоньку, - потребовал я, опуская шляпу пониже на лоб.
   Шагавшая вдоль дороги Ольга время от времени оглядывалась, и было непонятно, высматривает она знакомых или пытается определить слежку. В любом случае тащиться за ней по тротуару представлялось не самой здравой идеей. Заметит, как пить дать - заметит. А если заметит - непременно узнает. Людей на улице совсем немного, а густой вечерний сумрак в этом районе жался по углам, уступая напору новомодных электрических фонарей.
   Когда танцовщица остановилась у витрины галантерейного магазина, я распорядился:
   - Проезжай дальше.
   Дома в этом квартале шли сплошной линией и примыкали стенами друг к другу, проходов между ними не было, лишь темнели две арки - обе перекрытые решётками. На противоположной стороне дороги выстроились солидные кирпичные дома с конторами на первых этажах, там всё было давно закрыто, свет нигде не горел.
   Что же ты, красавица, здесь позабыла?
   Галантерейный магазин, булочная, бар, винная лавка, фотоателье и ломбард.
   Зачем ехать сюда поздним вечером?
   Ольга наконец оторвалась от витрины и продолжила свой путь. Экипаж к этому времени уже обогнал её и катил дальше под перестук копыт по мостовой. Я не стал вертеть головой и оборачиваться и попросил извозчика:
   - Давай в переулок на той стороне.
   Дядька пропустил ехавшую навстречу самоходную коляску, а только свернул в тёмный проезд между домами, и я спрыгнул лужу.
   - Катись!
   Извозчик так и поступил.
   Свет уличных фонарей до глухого проезда не доставал, меня укрыла темнота. Не рискуя быть замеченным, я встал у стены и посмотрел через дорогу. Ольга спокойно шагала дальше, а вывалившая из бара подвыпившая компания затеяла бузу и к ним уже направлялся постовой. Навстречу танцовщице прошли две дамы с зонтами и прилично-одетый господин средних лет; вслед за Ольгой никто не увязался.
   Я вышел из переулка и двинулся вдоль домов. Лёгкая хромота изменила походку, а котелок и новый плащ исказили очертания фигуры, поэтому быть узнанным с такого расстояния опасаться не приходилось. К тому же Ольга хоть и озиралась по сторонам, но волновали её исключительно прохожие на тротуаре с той стороны дороги.
   Очень, просто очень неосмотрительно.
   Дойдя до перекрёстка, танцовщица повернула на оживлённый бульвар. Там играл шарманщик, прогуливались нарядные парочки, под навесами у питейных заведений сидели за столиками беспечные гуляки. Жизнь била ключом.
   Ольга легко могла затеряться среди людей, и всё же я перебегать через дорогу не стал, продолжая наблюдать за девушкой с противоположной стороны перекрёстка. Некое наитие удержало меня от поспешных действий, а потом с соседней улицы вывернула коляска с поднятым кожаным верхом. Когда из неё выбрался высокий усатый господин в тёмно-синем или чёрном костюме и такой же расцветки котелке, коляска быстро набрала ход и укатила дальше, а молодой человек поспешил по тротуару. Но стоило только Ольге оглянуться, и он немедленно остановился у газетного киоска. Ничего там не купил и почти сразу отправился дальше.
   Слежка? Похоже на то.
   Дальше я медлить не стал и перебежал через дорогу. Приходилось держать в поле зрения и танцовщицу, и её преследователя, да ещё высматривать укатившую вперёд коляску, но это продлилось недолго - уже на следующем углу Ольга зашла в паб "Паровой котёл".
   Усатый остался курить на улице, и я прошёл мимо, свернул на перекрёстке и потопал дальше, разбрызгивая ботинками воду из луж. Дошёл до проезда к заднему двору паба и обнаружил, что он перегорожен знакомой коляской с поднятым кожаным верхом. Кучер сидел на козлах.
   Дьявол! Он-то откуда наперёд всё знал?!
   Я развернулся и зашагал обратно. Когда вывернул к входу в паб, молодой человек в тёмном костюме всё так же стоял перед питейным заведением. Сыпавшая с неба морось его совершенно не беспокоила.
   Странный тип скользнул по мне безразличным взглядом; я толкнул входную дверь и шагнул через порог. Внутри надрывалась скрипка, слышался смех и стук вилок и ножей о тарелки. Под потолком в ярком свете электрических ламп витали клубы табачного дыма, у барной стойки толпились посетители, а большинство столов было занято, свободны оказались лишь один или два.
   И всё бы ничего, только Ольги нигде видно не было!
   Ушла через чёрный ход?!
   Сердце ёкнуло, но прежде чем поддаваться панике, я заглянул во второй зал. Там было не столь многолюдно, и Ольгу удалось заметить прямо от входа. Танцовщица сидела за столом у окна в компании полноватого господина лет сорока. Румяное лицо с тонкими щёточками усов было мне незнакомо. В "Сирене" он никогда не появлялся.
   Я не стал задерживаться на всеобщем обозрении и сразу ушёл в дальний конец зала и занял притиснутый к стене столик на две персоны поблизости от коридора с уборными, подсобными помещениями и дверью чёрного хода.
   Рядом будто по мановению волшебной палочки возник официант, он достал из кармана фартука замусоленный блокнот и спросил:
   - Что будете заказывать?
   - Пинту светлого, - попросил я. - И что-нибудь пожрать.
   - Жареная картошка и рыба?
   - Сойдёт.
   Официант ушёл, не став ничего записывать.
   Я зябко поёжился, будто замёрз и как бы невзначай глянул в сторону стола Ольги. Девушка о чём-то спорила с собеседником и показалась мне немного раздосадованной, словно разговор проходил далеко не так гладко, как она рассчитывала.
   Увы, не стоило и надеяться подслушать, о чём идёт речь. Даже если решусь пройти мимо - один чёрт, слова заглушит гомон голосов. Посетители "Парового котла" были навеселе и болтали без умолку. Да ещё этот клятый скрипач...
   Как это нередко случалось с Пьетро Моретти, от раздражающей какофонии началась мигрень, но воспользоваться заглушками для ушей никакой возможности не было, приходилось скрипеть зубами и терпеть. Мерцание электрических ламп под потолком резало глаза, и очень скоро тени на обитых досками морёного дуба стенах зажили своей жизнью, принялись изгибаться и дрожать.
   К счастью, официант не заставил себя ждать, уже минут через пять он вернулся, выставил кружку и тарелку. Я сразу отсчитал мелочь и с наслаждением хлебнул пива, успокаивая расшатавшиеся нервы. Головная боль пошла на убыль, тогда приступил к трапезе, не забывая время от времени поглядывать по сторонам.
   Высматривал усатого типа в тёмном костюме, но тот в пабе так и не появился. А вот на Ольгу и её собеседника я старался лишний раз не смотреть - некоторые люди прекрасно чувствуют чужие взгляды, - но и так растущее за их столом напряжение ощущалось едва ли не физически.
   Жесты, позы и мимика буквально кричали о серьёзной размолвке или даже ссоре. И вместе с тем - всё в полголоса, сквозь зубы. Ни крика, ни пощёчины. С соблюдением внешних приличий.
   Невольно возникло впечатление, что это тайное свидание с покровителем, который в силу положения в обществе опасается раскрытия интрижки. По крайней мере, остальная заполонившая бар публика выглядела далеко не столь презентабельно, как собеседник танцовщицы.
   Отпив холодного пива, я отодвинул пустую тарелку и выложил перед собой блокнот. Проследить за собеседником Ольги будет непросто, но никто не помешает мне запечатлеть его лицо. Выясню, кто он такой, - и всё станет на свои места.
   Я уже заканчивал портрет, когда танцовщица вдруг вскочила из-за стола и поспешила на выход. Пухлый господин удивительно шустро для своей комплекции нагнал девушку, ухватил за руку и развернул к себе. Пара резких фраз - и вот уже он потянул Ольгу к чёрному ходу. Та упёрлась, но сразу вздрогнула и послушно шагнула вслед за спутником. Шагнула непривычно скованно, будто её уводили против воли.
   И тут неожиданно для всех в зале погасли электрические лампы! Посетители возмущённо загалдели и застучали кружками по столам, а я несколько раз моргнул, пытаясь приспособиться к темноте. Заполонивший паб мрак вовсе не был кромешным, с улицы проникал свет газовых фонарей, и очень быстро глаза выхватили из темноты силуэты Ольги и её спутника.
   Они как раз проходили мимо окна, и отражённым лучом на миг вдруг блеснула оружейная сталь. В бок девушке упирался револьвер или пистолет.
   Вот дьявол!
   Я выскользнул из-за стола и юркнул в коридор с уборными. Толкнулся в одну - та оказалась заперта, тогда заскочил в соседнюю и прижался спиной к стене между приоткрытой дверью и умывальником. Пускать в ход против вооружённого пистолетом человека кастет было слишком рискованно, пришлось достать стилет. Лёгкое клацанье выскочившего из рукояти клинка потерялось в заполонившем паб шуме.
   Свет в коридор почти не проникал и не видно было ни зги, а мгновенье спустя стало ещё самую малость темнее. Послышались шаркающие шаги, шумное дыхание и всхлипы, и почти сразу я уловил знакомый аромат цветущей сирени.
   - Двигай! - прошипел незнакомый мужской голос. - Шевелись, чёрт тебя двери!
   - Отпусти! - взмолилась девушка.
   - Шагай!
   "Стоит оно того?" - мелькнуло в голове, а в следующий миг я скользнул за спину похитителю, отдёрнул его руку с оружием от Ольги и дважды ткнул в стилетом в поясницу, метя в левую почку.
   Освободившаяся танцовщица с визгом ринулась прочь, а полноватый господин выронил револьвер и осел на пол. Я рывком за воротник пиджака завалил его на спину и привычным движением загнал длинный клинок в солнечное сплетение. Тут же опомнился, но было уже поздно: незнакомец перестал сучить ногами и затих.
   В зале начало разгораться мягкое сияние принесённых официантами свечей; я поспешно затащил покойника в уборную, захлопнул дверь и бросился вдогонку за Ольгой. Увы, когда выскочил на задворки паба, девушки уже и след простыл. Пришлось перебежать к выезду на дорогу, но никого не оказалось и там. Лишь на перекрёстке гомонили вывалившие из паба выпивохи, да где-то неподалёку надрывался полицейский свисток.
   Я сунул сложенный стилет в карман и бросился обратно на задний двор "Парового котла", и тут же, как на грех, навстречу из переулка вынырнула долговязая фигура. Непонятный тип в прорезиненном плаще оказался удивлён неожиданной встречей не меньше моего и замер посреди прохода как вкопанный. Лицо его терялось в тени глубокого капюшона, видны были только бесцветно-прозрачные глаза, лучившиеся изнутри явственно заметным в темноте сиянием.
   - Электричество - дьявол! - вдруг хрипло гаркнул бродяга. - Рыжий дьявол пожирёт твой разум!
   Псих не выглядел опасным, сбить с ног его мог даже щелчок по носу, и всё же по спине у меня побежали колючие мурашки. А безумец вдруг неуловимым движением преодолел разделявшую нас дистанцию, вцепился в мой рукав и лихорадочно зашептал:
   - Ты ведь тоже был там? Был, я чувствую! Помню тебя! Ты должен знать! Должен помнить! Электричество - дьявол!
   Я оттолкнул психа и тут же затрещал электрический разряд, меня забили судороги, заставили повалиться на колени и упереться руками в сырую землю.
   - Вспомни! - взвыл безумец. - Электричество - дьявол!
   Разряды колотили меня, не переставая; я дёргался и корчился, пытаясь дотянуться до пистолета, но рука никак не попадала в карман.
   - Вспомни!
   У задворок паба вдруг вспыхнул свет, луч мощного фонаря разметал темноту переулка, высветил нас и спугнул психа, заставил его броситься наутёк. Вдогонку пронзительно засвистели, послышался топот ботинок. Три констебля промчались мимо, преследуя беглеца, полицейский в штатском остановился и спросил:
   - С вами всё в порядке?
   Я застучал зубами, потом выдавил сдавленное:
   - Да!
   Со мной и в самом деле всё было в полном порядке. Требовалось просто полежать и перевести дух. Скоро шок отпустит, - откуда-то я знал это наверняка.
   Просто полежать, просто...
   Сыщик присел на корточки и похлопал меня по щекам.
   - Что здесь произошло? Чего он хотел? Что сказал?
   - Электричество - дьявол... - заикаясь, прохрипел я.
   - Ах ты ж твою мать! - выругался полицейский и припустил по переулку вслед за констеблями. - Держите его! Это лудит!
   Я перевалился на спину и глубоко задышал, пытаясь прогнать подступившее беспамятство. Постепенно в голове прояснилось, а тело оставила противоестественная слабость, тогда получилось подняться на ноги и тихонько-тихонько, по стеночке заковылять прочь.
   Далеко не ушёл. Почти сразу за спиной замелькали отблески фонаря, и меня нагнал один из констеблей.
   - Пройдёмте! - решительно потребовал он. - Инспектор велел взять показания!
   Возражать не оставалось сил, поэтому я позволил вывести себя к заехавшему на газон полицейскому броневику. Ещё один самоходный экипаж перекрыл улицу на соседнем перекрёстке; тут и там курили констебли в полной боевой выкладке, а завсегдатаев "Парового котла" опрашивали сразу несколько полицейских в штатском.
   Я уселся на подножку броневика и бездумно уставился в сыпавшее моросью небо. Так и сидел, пока не подошёл тот самый сыщик, что справлялся о моём самочувствии в переулке и не показал составленный полицейским художником портрет. Лицо на нём показалось знакомым и вовсе не из-за того, что я уже видел этот портрет днём раньше.
   - Это он? - спросил сыщик.
   - Там было темно, - ответил я, возвращая листок. - Вроде похож. Теперь я могу идти?
   - Нет, сейчас подъедет наш художник. Надо уточнить описание злоумышленника.
   - А-а! - протянул я. - Ясно. Что он натворил-то? Полный псих, как мне показалось.
   - Так и есть. Сбежал из "Готлиб Бакхарт", - ответил сыщик, не вдаваясь в детали.
   Тут уж я присвистнул без малейшего наигрыша.
   Столичная лечебница для умалишённых имени Готлиба Бакхарта слыла местом, откуда невозможно удрать. Да и в остальном репутация у этого заведения была самая недобрая.
   - А можно дождаться художника в пабе? - спросил я полицейского. - Один чёрт, на улице он рисовать не сможет. Темно, морось...
   Полицейский развернулся и посмотрел на меня с неприкрытым сомнением, но отказывать в просьбе не стал.
   - На спиртное не налегать! - только и предупредил он.
   - Да меня сейчас ничем не пронять! - усмехнулся я и быстро пообещал: - Понял, понял! Пинта светлого и всё!
   Сыщик ушёл, тогда поднялся с подножки броневика и я. Доковылял до входа в бар, смешался с высыпавшими из паба завсегдатаями да и поплёлся потихоньку дальше. Поначалу меж лопаток так и свербело в ожидании пронзительного полицейского свистка или злого окрика, но меня никто не хватился. Так и ушёл.
   И это было просто здорово: списать на происки безумца покойника в уборной не получилось бы при всём желании...
  
  3
  
   Проснулся в постели, но одетым. Под рукой обнаружилась пустая бутылка вина, во рту стоял кислый привкус похмелья.
   Пил я вчера вовсе не из-за накативших вдруг угрызений совести. Чёрта с два! Сложно ценить чужую жизнь, когда не знаешь цену собственной. Просто после удара электричеством весь вечер мышцы продолжали дёргать резкие судороги и это было... неприятно.
   Повезло же наткнуться на съехавшего с катушек сиятельного со столь поразительным талантом! Драный ходячий разрядник! Ещё бы его в "Готлиб Бакхарт" не заперли!
   Я унёс пустую бутылку на кухню, разделся и подошёл к зеркалу. К счастью никаких следов от удара электрическим током на коже не осталось. Ожоги на запястьях и лодыжках сделались чётче и ярче, сильно зудели и чесались. Не страшно - ещё несколько дней и раздражение утихнет. Куда больше беспокоило рассечение на виске: оно хоть и затянулось, но выглядело при этом покрасневшим и воспалённым. Пришлось вновь залепил его лейкопластырем.
   Поменяв сорочку на свежую, я почистил щёткой пиджак и брюки и вышел на улицу. На бульваре заглянул в первую попавшуюся по пути аптеку, разменял франк четвертаками и скормил один из них телефонному аппарату на стене. Позвонил в клуб, трубку сняла Софи.
   - Ольга объявилась? - первым делом поинтересовался я, поскольку танцовщица вчера в отель ночевать не пришла, и было непонятно, сумела она удрать от преследователей или попала в руки усатому господину и его напарнику. Всё зависело от того, повернула девушка направо или налево, а шансы пятьдесят на пятьдесят - не самый лучший в таком деле расклад.
   - Прискакала с самого утра, - успокоила меня Софи. - Просила аванс, чтобы съездить на похороны, будто бы кто-то умер в семье. Мне показалось, она в панике.
   - А ты?
   На том конце провода послышался смех.
   - Позвала Долина, у того чуть сердечный приступ не случился. Орал на неё так, что окна в кабинете дрожали.
   - И что Ольга?
   - Остаётся. Ты едешь?
   - Да, скоро буду.
   Я повесил трубку и покинул аптеку, задумчиво позвякивая в руке четвертаками. Накупив в газетном киоске через дорогу свежей прессы, я отправился в клуб, но мог бы и не торопиться: Софи оказалась занята, а Ольга и хореограф куда-то уехали за четверть часа до моего появления и пока ещё не возвращались.
   Решив не терять время попусту, я отправился в пиццерию, попросил Марио принести кальцоне и кофе, а сам в ожидании завтрака занял один из уличных столиков и раскрыл "Атлантический телеграф".
   Передовица о прибытии в столицу полномочного представителя японского императора меня нисколько не заинтересовала, поэтому я сразу открыл криминальную хронику. Больше всего внимания в этом разделе газетчики посвятили налёту на ссудо-сберегательную контору Фойла и Морса, но никаких новых подробностей со вчерашнего дня им раздобыть не удалось. Очередной диверсии на электрической подстанции уделили только пару абзацев, а обнаружение неопознанного трупа в уборной "Парового котла" и вовсе упоминалось лишь одной строкой. Каких-либо версий при этом не выдвигалось.
   Марио, пузатый и необъятный, выставил на столик блюдо с закрытым пирогом и чашку кофе, взглянул на газеты и покачал головой.
   - Утренние новости способны испортить аппетит на весь день! - заявил он, посмеиваясь в пушистые усы.
   - Не без этого, - подтвердил я.
   В отличие от "Атлантического телеграфа" редколлегия "Столичных известий" не побоялась шокировать читателей и прямо под передовицей о прибытии японского представителя поместила фотографию сгоревшего броневика. Тон статьи был чрезвычайно жёсткий, полицию метрополии язвительные газетчики разнесли в пух и прах.
   Перекусив, я начал без лишней спешки пить кофе и просматривать остальные газеты, но тут перед входом в "Сирену" остановилась самоходная коляска. Шофёр в форменной тужурке, фуражке с начищенным козырьком и кожаных крагах остался сидеть за рулём, а пассажир, высокий и рыхлый, медленно и вальяжно поднялся на крыльцо. Я узнал его, это был Анри Фальер. С собой он принёс пухлый кожаный саквояж.
   Вот чёрт!
   Я кинул на стол пару франков, помахал рукой, привлекая внимание Марио, и перебежал через дорогу. Взлетев по ступенькам, успел придержать начавшую закрываться дверь, и дежуривший в фойе Гаспар встревожился:
   - Что-то случилось?
   Лука перехватил нежданного гостя и направил его в буфет, поэтому я покачал головой.
   - Нет, порядок. Что здесь забыл Фальер?
   - Пришёл поговорить с хозяйкой.
   - Ясно.
   Я заглянул в буфет и увидел, что Морис Тома откупорил бутылку шампанского и наполняет хрустальный бокал золотистым игристым вином. Сорт буфетчик выбрал вовсе не из дешёвых.
   - Жан-Пьер! - негромко окликнул меня Лука. - Хозяйка хочет тебя видеть.
   - Иду!
   Когда я без стука прошёл в кабинет, кузина курила у распахнутого окна, и свежий ветер легонько трепал занавески. Выглядела Софи изрядно встревоженной.
   - Ничего нового? - спросила она.
   - Откуда? - развёл я в ответ руками.
   - Проклятье! - не удержалась Софи от крепкого словца. - Сто тысяч, Жан-Пьер! Сто тысяч псу под хвост!
   Я пожал плечами.
   - Ольга объявилась, так что ещё не всё потеряно.
   - Как ты вообще мог её упустить?
   - Случайность, - поморщился я от не самого приятного воспоминания о встрече с безумцем-сиятельным. - Если это она навела грабителей на депозитную ячейку...
   - А кто ещё мог это сделать?
   - ...то у неё с подельниками что-то не задалось. Возможно, получится разыграть эту карту.
   - Не спускай с неё глаз! - потребовала Софи и нервным движением вдавила сигаретку в дно пепельницы. - Не уверена только, что Анри согласится ждать.
   - А у него есть выбор?
   Кузина досадливо скривилась, отошла к зеркалу и припудрила лицо.
   - Зови его, - распорядилась она после этого.
   Я выглянул в коридор и попросил подпиравшего плечом стену вышибалу:
   - Лука, пригласи гостя.
   Громила молча кивнул, отлип от стены и направился в бар, а Софи опустилась за рабочий стол и предупредила:
   - Говорить буду сама. Просто поддержи меня, если понадобится.
   - Думаю, это тебе пригодится, - кинул я на столешницу утренний номер "Столичных известий" с фотографией сгоревшего полицейского броневика.
   Софи взглянула на зернистый снимок и зябко поёжилась, но убирать газету не стала, лишь отодвинула её от себя.
   В коридоре послышались быстрые шаги, а потом распахнулась дверь и в кабинет решительно шагнул Анри Фальер в прекрасно-пошитом костюме, призванном скрывать недостатки его фигуры. От гостя пахло дорогим одеколоном, а запонки, заколка галстука и перстень на правой руке сверкали крупными бриллиантами.
   Племянник бывшего министра юстиции не производил человека с финансовыми затруднениями, но такое в высшем свете в порядке вещей. Надо держать марку, ведь только оступишься и дашь повод для слухов, и тотчас со всех сторон налетят кредиторы. Куда там до них стервятникам!
   - Дорогая Софи! - приветливо улыбнулся Анри, приподнимая над головой шляпу, заметил меня и нахмурился.
   - Это мой кузен Жан-Пьер, - сообщила хозяйка "Сирены". - Я не держу от него секретов.
   Фальер глянул на меня свысока, ненадолго заколебался, но всё же выставил на стол принесённый с собой саквояж.
   - Здесь половина суммы, - предупредил он. - Остальное получите, когда увижу бумаги.
   Софи помрачнела.
   - Увы, Анри, обстоятельства изменились, бумаг у меня больше нет.
   Я впервые видел, чтобы цвет лица менялся столь стремительно. Фальер сначала побледнел, но тут же покраснел, будто помидор, и взревел:
   - Что?! Мы же договорились!
   - Послушайте, Анри... - начала кузина. Впустую.
   - Вы дали мне слово и думаете, что так просто можете от него отказаться?! - заорал Фальер и со всей силы хлопнул по столу мясистой ладонью. - Не выйдет!
   Софи молча развернула к нему газету.
   - Да послушайте же! Мою депозитную ячейку взломали при ограблении, как и все остальные!
   Всё ещё багровый от бешенства Анри схватил выпуск "Столичных известий", прочитал заметку, а потом смял газету и зашвырнул её в дальний угол.
   - Вздор! - брызнул слюной Фальер. - Дурака из меня делаете?! Цену набиваете? Ни сантима сверху не получите! Или... - Он замер, поражённый новым подозрением. - Кто-то посулил больше денег? Нет! Не выйдет! Я не позволю так с собой поступить! Будьте уверены - не позволю!
   - Анри! - вновь попыталась Софи призвать к голосу разума. - Ну кому ещё я могла бы предложить эти бумаги, подумайте сами! И потом, это ведь не первое ограбление банка! Если полиция вернёт похищенное...
   Наш беспокойный гость закрыл глаза и размеренно задышал. Показалось даже, что с ним получится договориться, но не тут-то было.
   - Если я не получу бумаг завтра к вечеру, - медленно и размеренно произнёс молодой человек, - пожалеете. С вами будет покончено. Я вас уничтожу. И уничтожу любого, кто попытается мне помешать. Время у вас до завтра! - Анри Фальер схватил саквояж и ринулся на выход. - Прочь с дороги! - рявкнул он на меня, хоть я и не думал становиться у него на пути.
   Анри Фальер выскочил из кабинета и с грохотом захлопнул за собой дверь. Внешность молодого человека, рыхлого и расслабленного, оказалась на редкость обманчива. Я и подумать не мог, что он способен на столь яростную вспышку гнева.
   Софи подошла к бару и достала бутылку. Стала наливать себе шерри и горлышко застучало о край бокала. Руки у кузины ходили ходуном.
   - Считаешь, он это всерьёз? - удивился я.
   - Ты не представляешь, какие связи у его семьи! - уверила меня Софи, сделала глоток креплёного вина и вздохнула. - Если не вернём бумаги, поверь, он сумеет испортить нам жизнь.
   - А твои покровители?
   - Впутать их в это дело - не лучшая идея. Только в самом крайнем случае. Слишком высокую цену придётся заплатить.
   Я беззвучно выругался, уселся на диванчик и уставился в потолок.
   - Знаешь, чего я не могу понять? - спросил после этого.
   - И чего же?
   - Почему я просто не свернул ему шею и не забрал деньги? Ведь что-то же меня от этого удержало!
   Софи приложилась к стакану и предположила:
   - Свидетели?
   - Мог проследить за ним, но даже мысли такой не возникло, - покачал я головой. - Выходит, не такой уж я пропащий человек. Не готов убивать из-за денег. Удивительно даже, если разобраться...
   Я улыбнулся. Приятно узнать о себе нечто-то новое, от чего не встают на затылке волосы дымом.
   - Жан-Пьер! - одёрнула меня Софи. - Займись Ольгой! Глаз с неё не спускай! Она напугана, возможно, тебе что-то получится у неё разузнать. В крайнем случае, нам будет что сказать Фальеру!
   Я кивнул.
   - Хорошо. Попробую. А что Жиль? Он что-нибудь выяснил насчёт табака?
   Софи стиснула стакан пальцами и вздохнула.
   - Жиль пока не появлялся.
   - И не звонил?
   - Нет.
   - Плохо.
   Я поднялся с диванчика и подошёл к двери.
   - Попробую поговорить с Ольгой, - предупредил я Софи, выходя в коридор, но гримёрка примы оказалась заперта. На стук в комнатушку, выделенную Виктору Долину, так же никто не отозвался.
   Куда и зачем хореограф увёз Ольгу?
   Непонятно.
   Заняться мне в любом случае было нечем, я предупредил Луку, что пройдусь до набережной канала и покинул клуб через чёрный ход. Просто решил развеяться. В клубе мне было попросту тесно. Стены словно давили и не давали расправить плечи. Хотелось простора.
   Тёмным проходом между сырых и покрытых потёками сажи стен, я дошёл до канала Меритана. Огляделся там и обречённо покачал головой.
   С противоположной стороны канала выстроилась шеренга домов, изредка в них темнели арки, которые связывали глухие внутренние дворики и площадки лодочных пристаней. Набережной там не было вовсе, да и на этом берегу улочка протянулась узкая, сырая и тёмная.
   Простор? Не было его, лишь серела над головой полоска затянутого облаками неба.
   Я беззвучно выругался, поправил кепку и направился к Ярдену, прошёл пару кварталов, и стены домов раздвинулись, открывая вид на реку. Другой берег - далеко-далеко, водная гладь блестит тусклым серебром ряби. Вверх по течению медленно идёт ржавая и закопчённая самоходная баржа, навстречу ей плывёт красавец-пароход. Дымят трубами буксиры, белеют треугольники яхт.
   И всюду - небо. Простор.
   Налетел ветер, повеял речной свежестью, распахнул пиджак. Я придержал едва не сорванную с головы кепку, пропустил ехавший по дороге паровой грузовик и перебежал через дорогу перед катившим вслед за ним конным экипажем с поднятым брезентовым верхом.
   Прямо на тротуаре у ограждения набережной были выставлены столики, порывы ветра трепали зонтики и белоснежные скатерти, и я решил ненадолго там задержаться.
   Солнце спряталось за пеленой облаков, и водная гладь перестала слепить глаза своими отблесками, поэтому я сел за крайний стол и развернулся лицом к реке. Трепыхался навес, плескались бьющиеся о гранитную мостовую волны, дувший с океана ветер разметал и выгнал из города смог. Дышалось непривычно легко. Даже на фабричной окраине высоченные заводские трубы сегодня не были увенчаны чёрными клубами, дым сразу уносило в сторону.
   - Что будете заказывать? - поинтересовался официант в белом парусиновом пиджаке. Он говорил с заметным акцентом, но с каким именно - сходу разобрать не получилось.
   - Кофе, будьте любезны, - попросил я. - Сахар и сливки отдельно.
   - Выпечку, пирожные, вафли?
   Столики выставила расположенная в соседнем доме кондитерская, поэтому я на миг задумался, а потом сказал:
   - Вафли.
   - Бельгийские или венские?
   - Бельгийские.
   - Чем полить? - продолжил расспросы официант.
   - Бельгийские вафли со взбитыми сливками.
   - Сейчас всё будет.
   Официант убежал через дорогу, а я вытащил из кармана пиджака "Вестник империи", который ещё не прочитал утром. В этот момент с нами поравнялся паровой катер, дым из закопчённой трубы снесло на набережную, и кто-то из моих соседей закашлялся, да и у меня самого ощутимо запершило в горле.
   И всё равно - хорошо. Главное что простор!
   Я негромко рассмеялся.
   Агорафобия в перечень моих заболеваний точно не входила. Или я просто об этом забыл? Лечит амнезия от психических расстройств или бессознательное в любом случае проявит себя? Вопрос.
   Я придавил газету к столу пепельницей, дабы её не унёс ветер, и задумался.
   "Вспомни! Электричество - дьявол!"
   О чём кричал вчера безумец? Почему он вбил себе в голову, что встречал меня раньше? И стоит ли искать логику в словах сумасшедшего?
   Пожалуй, что нет.
   Я раскрыл газету, но этот момент, одной рукой удерживая поднос над головой, официант с непостижимой грациозностью и уверенностью пересёк оживлённую улицу и начал сервировать мой стол.
   - Комплемент от заведения, - объявил он, указав на пластинку в серебристом фантике, которая лежала на блюдечке рядом с кофейной чашкой.
   - Благодарю, - улыбнулся я, взял миниатюрный молочник и долил в кофе сливок. Добавил ложечку сахара и тщательно размешал, затем попробовал и одобрительно кивнул. Неплохо.
   Вафля оказалась горячей, хрустящей и вкусной, расправился с ней в пять секунд. Потом отпил кофе и развернул шоколад. Кондитерское изделие буквально растаяло на языке, оставив приятный, слегка горьковатый и при этом вне всякого сомнения уже знакомый привкус.
   Удивительно! В бытность Пьером Моретти мне ничего подобного пробовать не доводилось, а ещё раньше шоколад ввозили в пределы империи исключительно контрабандой, поскольку торговые отношения с ацтеками находились под строжайшим запретом.
   Странно и непонятно: с чего бы мне тратить немалые деньги на контрабандное лакомство?
   Я - сладкоежка? Вот уж не сказал бы!
   Сделав очередную зарубку на память, я принялся пить кофе и читать газету. Точнее - пытался её читать, поскольку разгулявшийся ветер беспрестанно трепал и сминал бумагу. С дамы за соседним стволом его резкий порыв и вовсе сдёрнул шляпку; благо кавалер вовремя перехватил головной убор и не дал ему укатиться на проезжую часть.
   Оставив попытки расправить листы, я подозвал официанта и оплатил счёт. А потом неожиданно даже в какой-то мере для себя самого поинтересовался:
   - Скажите, любезный, тут пишут о беглеце из "Готлиб Бакхарт". Это газетная утка, правильно? Разве оттуда когда-либо сбегали? Это же нонсенс!
   Официант на миг опешил, сбитый с толку неожиданным вопросом, но очень быстро пришёл в себя. Извозчикам, цирюльникам и официантам к странным вопросам не привыкать.
   - Нет, не припомню такого, - хмыкнул он, продолжая убирать грязные приборы на поднос. - Хотя...
   - Да? - насторожился я.
   - Пару лет назад там случился пожар, умалишённые разбежались по округе. Возможно, речь идёт о том самом случае?
   Пожар? Пару лет назад?
   У меня враз пересохло во рту, а по коже огнём растеклась фантомная боль давным-давно заживших ожогов.
   - Не примните, случайно, когда это было? - уточнил я, добавляя к счёту полфранка чаевых.
   - Увы, не подскажу.
   Я не стал дальше приставать к официанту с расспросами, кивнул и зашагал по набережной. Свежий ветер вмиг потушил призрачную боль, но внутри у меня всё так и кипело.
   Пожар в "Готлиб Бакхарт" два года назад! Как мог я ничего об этом не слышать? Почему не заинтересовался, хоть и просматривал газеты в поисках подобных случаев? Или возгорание в клинике случилось совсем в другие дни?
   "Два года назад" - понятие растяжимое.
   Растяжимое, да...
   Взмахом руки я остановил извозчика и велел тому ехать в городскую библиотеку.
   Пришло время вновь зарыться в подшивки старых газет.
  
  Читать дальше
Оценка: 8.00*8  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"