Я отлично видел, что Клинт Айелло целится в меня из мощной винтовки "шарпс" для охоты на бизонов.
- Здравствуй, сынок, - хозяин "Звездного" прижался щекой к оружию, - и прощай.
Издательство "Без лицензии".
Моей непокорной дикарке, игреневой красавице Сайве, которая помогла мне почувствовать себя настоящим всадником и которой мне так не хватает.
В этой стране не было ничего мелкого, и ничто здесь не было просто. Все - судьбы людей и история, которую эти люди творили, - было доведено до крайностей...
Луис Ламур.
МЕНЯ ОКРУЖАЛА ТОЛЬКО дикая прерия, без единого человеческого существа на многие десятки миль вокруг. Тяжелое техасское седло тонкой ручной работы здорово оттягивало руки. Я снова был один, хорошо понимая, что человек только тогда и свободен, когда один. Еще совсем недавно компанию мне составлял мой аппалуза - черно-белый красавец с гривой и хвостом цвета вороного крыла. Его твердые копыта отбивали звонкую, уверенную дробь по просторной и вечной земле. На этой земле места хватало всем, но выживали здесь только сильнейшие. Те, кто мог противостоять капризам природы, подлости и мелочности людей и, если потребуется, самому себе. Я не был уверен, что Тогги все понимал, но знал, что он любил эту землю точно так же, как ее люблю я. Я поднимал пыль на этих бесконечных дорогах с тех пор, как мне стукнуло 16 лет. Вдвоем с Тогги мы повидали и хорошее, и плохое, вместе гоняли стада, догоняли преступников и сражались с индейцами. Это была жизнь, которой мог наслаждаться каждый, и от которой я был без ума. Это было то самое, что подходило и мне, и моему неизменному другу и спутнику - лошади. Однако сейчас, когда я из-под полей черной, порядком запылившейся шляпы, осматривал горизонт, жизнь мне казалась тусклой и безрадостной. Может, именно поэтому в моей голове стали появляться какие-то грустные мысли. Там, позади, примерно в трех милях от того места, где я сейчас находился, случилось неожиданное и непоправимое. Мне оставалось всего несколько жалких миль последнего перегона, и сумка с почтой была бы доставлена в какой-то мелкий городишко Бут-Хилл. Название невольно вызывало мрачные предчувствия, хотя я и не суеверный человек.
За время работы в "Пони экспресс" я подкопил приличную сумму денег и решил, что, как только доберусь до почтовой станции, попрошу расчет. Мне и так повезло, что я умудрился попасть в ряды восьмидесяти крепких, на не слишком рослых курьеров. А я их всех был выше на целую голову... Ребятам из "Руссель, Мейджор и Ваддель" я понравился своим отношением к лошадям и манерой носить револьверы. А теперь хотелось просто вернуться к профессии ковбоя, перегонять беломордых и рыже-белых лонгхоронов, любить и ненавидеть их. Видеть непокоренную, первобытную красоту диких табунов и вдыхать по вечерам неповторимый запах дыма от походного костра, а утром, зябко ежась от холода, вылезать из-под одеял и готовить себе кофе. Я несколько раз спрашивал себя: "Не пора ли тебе осесть на одном месте? Построить дом, посадить дерево?.." Бывали моменты, когда я сомневался, но все сомнения моментально исчезали, стоило только потрепать рукой бархатную морду лошади, вскочить в седло, ощутить привычный напор ветра и увидеть позади аккуратный след примятой травы.
Лошадь шла ровным, спокойным галопом, оставляя за собой легкое облачко пыли. Впереди, на неясной линии горизонта, были видны призрачные вершины гор. Высоко в небе на фоне ослепительно белых облаков парила какая-то крупная птица. Скорей всего стервятник, высматривающий добычу. Хорошо было ощущать себя молодым, полным сил и задора для встречи с неприятностями, если таковые ждали меня впереди. Хотя, если честно, Дикий Запад учил спокойно воспринимать неудачи и радости. Мои родители тоже учили меня этому и, вне зависимости от того, что происходило, учили шагать по жизни с гордо поднятой головой. Я всегда так и делал. Даже сейчас, когда приходилось тащить в руках тяжелое седло и чувствовать, как солнце с каждым шагом, постепенно отнимает у тебя энергию. Это происходило сейчас. А раньше... Раньше аппалуза неожиданно споткнулся и. низко нагнув голову, зарылся носом в землю. Перед тем, как вывалится из седла, я машинально выдернул ноги из стремян и бросил поводья. Через долю секунды, потеряв шляпу, я кубарем покатился по сухой, жесткой траве. Падение на мгновение оглушило меня, и когда я, наконец, принял сидячее, пыль еще не успела осесть. Я несколько раз чихнул, встал на ноги, поднял шляпу и сбил с нее грязь, похлопав своим весьма непрезентабельным на вид головным убором по колену. Надевая шляпу, я услышал, как за спиной пытается подняться с земли моя лошадь. Я обернулся, и у меня упало сердце. Перепачканный в грязи аппалуза тяжело и безнадежно бился в попытках встать на ноги. Лежа на боку, Тогги приподнял голову и посмотрел не меня долгим, терпеливым взглядом. Его три копыта вновь стали скрести твердую, горячую от солнца поверхность дороги. Четвертого копыта я не видел, но, только сделав один шаг в сторону лошади, уже знал, что произошло. Когда я подошел поближе, моя надежда на чудо не оправдалась. Угодив с нору суслика, аппалуза сломал переднюю левую ногу. Я стоял и просто смотрел на него, а где-то внутри у меня бушевали злость и жалость. Я проклинал самого себя, работу и того дурацкого суслика, который вздумал вырыть себе здесь нору. Я опустился возле Тогги на колени и погладил по шелковой шерсти шеи. Эта лошадь была подарком моей невесты и вот теперь она погибла по такой же глупой случайности, как погибла и Кэрол. Кэрол, красивая креолка, самая красивая девушка Техаса, умерла защищая меня от пуль наемного убийцы, а лошадь - помогая мне. Я распустил подпруги, вытянул седло из-под красавца-Тогга и снял с него оголовье. Он не понимал, что я делаю и зачем, не понимал, почему я не могу ему помочь.
- Извини, дружище. Ты пойми, что сейчас я делаю все так, как поступил бы ты, будь ты человеком. Выше моих сил оставлять тебя на растерзание койотам.
Он тяжело вздохнул и закрыл глаза. Не знаю, понял ли он меня, но когда я вытащил из кобуры один из револьверов с рукояткой из орехового дерева, глаз не открыл. Я не смог бы посмотреть еще раз в эти удивительно умные глаза перед тем, как спустить курок.
Одинокий выстрел глухо прокатился по окрестным скалам.
ЭТОЙ НОЧЬЮ Я УСТРОИЛСЯ на ночлег в небольшой рощице карликовых дубов недалеко от ручейка, в котором текла холодная ключевая вода. Ни один житель пустыни или Запада не станет устраивать лагерь рядом с водой. Пустыня или прерия полна живых существ помимо человека, и они точно так же, как и все живое, хотят пить. Я развел небольшой костер из сухих веток, чтобы не было дыма, сварил кофе и, зажав кружку между ладонями, сел подальше от огня. Теперь мой силуэт не будет заметен на фоне пламени, как бельмо на глазу. Хотя мою стоянку и не было видно, ее со всех сторон окружали кусты и деревья, я давно научился не доверять никому и ничему.
Когда костер стал догорать, я подбросил в него несколько веточек, чтобы поддержать огонь. Потом расстелил постель, расстегнул пояс с двумя "смит-и-вессонами" русского производства и положил их рядом с постелью. Из оружия всегда предпочитал точные, сделанные по заказу русской армии, револьверы. Правда, в пьяном виде с такими лучше не гулять - можно остаться без ног.
Вынул из седельного чехла новенький блестящий винчестер и провел по нему рукой. В этого малыша вмещалось 17 патронов - 16 в магазине и один в патроннике. Славная штучка. Кажется, с самого рождения любил хорошие ружья. Положив винчестер рядом с револьверами, я опустил седло в изголовье постели, туда, где вообще-то, по моим соображениям, должна находиться подушка. Но, путешествуя, приходится лишать себя некоторых достоинств цивилизации. Я стянул сапоги и, завернувшись в одеяла, долго лежал и просто смотрел на темное небо, считая мерцавшие в вышине звезды. Где-то в кустах трещали цикады, было слышно журчание ручья и малейший шорох листьев на деревьях. Ночь была наполнена таинственными и необъяснимыми звуками. Лежа на спине, я чувствовал каждый сучок, который находился под одеялами.
Я хмыкнул и поворочался немного, устраиваясь поудобней. Ничего, не привыкать, к тому же на жесткой постели сон более чуткий. Спится хуже, зато безопасней. Я подбросил в огонь еще хворостинок и, слушая цикад, заснул.
Меня разбудило осторожное, негромкое ржание и тихое похрапывание. Я открыл глаза и минуту лежал неподвижно, разведывая обстановку ушами. Я прислушивался к робким песням птиц, встречавших зарождавшийся день, и хрустальному плеску воды в ручье. Сквозь ветви деревьев пробивались косые лучи восходящего солнца. Где-то треснул сучок, и снова послышалось похрапывание. Лошади... Лошади?! Мысль о том, что с лошадьми могут быть и люди, пулей пронеслась в моем мозгу, и я моментально проснулся. Чертов болван! Это могут быть и бандюги с большой дороги, которые спокойно перережут вам глотку и не спросят даже, как вас зовут, и конокрады, пригнавшие сюда угнанный табун на водопой... Да и какая разница! И те, и другие посмотрели бы на человека без коня, как на сумасшедшего и потенциального покойника. Здесь безлошадных так и называют. В этом месте человек без коня - псих. Наверно, именно поэтому на Западе прочная веревка и высокое дерево поджидают конокрадов на каждом углу.
Я, стараясь не производить шума, нахлобучил шляпу на голову - настоящий ковбой делает это перво-наперво, проснувшись по утру, - натянул сапоги, выдернул револьвер из кобуры и медленно поднялся. Взвел курок и постепенно, шаг за шагом, стал пробираться сквозь кусты к ручью. Оставалось надеяться, что мои шпоры будут звякать не слишком громко. Еще не сделав и пяти шагов, я уловил слабый запах лошадей. Этот запах невозможно спутать ни с каким другим. Не возникало никаких сомнений в том, что животные узнали о моем присутствии намного раньше, чем я. Но, судя по звукам, это были дикие мустанги. Больно тихо они сейчас себя вели. Я решил проверить свою догадку и, словно шпион или лазутчик, раздвинул ветки кустов и заглянул в образовавшийся просвет. Заглянул и тут же вернул курок на прежнее место. Конечно, мустанги. Табун - голов на двадцать и одни кобылы. У меня дыхание перехватило от подобной красоты. Мечта для любого мустангера. Продай он хотя бы трех лошадей из этого табуна, денег хватило бы черт знает на сколько! Поверьте мне на слово, в этих благородных животных я разбирался получше иного ранчера, и, если глаза не выкидывали со мною злую шутку, некоторые красавицы табуна стоили не меньше 400 долларов. Это когда нормальную, выносливую лошадь можно купить за долларов тридцать. А тут! Сказка для любой юной леди, что любят так высоко задирать нос. Сколько мастей! Нарядные серые и таинственные вороные, строгие мышастые и золотистые соловые, точенные каурые и безупречные серые в яблоко. Подняв головы и навострив уши, они стояли и смотрели на меня, а я - на них. Я боялся дышать, чтобы не испугать их. Немного привыкнув ко мне, некоторые снова принялись щипать траву. Значит, глава табуна не выказывает признаков беспокойства. Слева от меня опять раздалось похрапывание, и копыто ударило о камень. Я повернул голову в направлении звука. В нескольких ярдах от того места, где находился, стояла еще одна лошадь.
- Вот, значит, кто их ведет, - прошептал я. - Настоящая красавица...
Это была самая крупная кобыла табуна редкой игреневой масти. Она рыла землю копытом и фыркала. С темно-шоколадным окрасом мустанга очень красиво сочетались густые грива и хвост песочного цвета. В лучах восходящего солнца хорошо были видны небольшие "яблоки" на ее крупе. Аккуратные, почти белые носочки на всех четырех ее ногах усиливали произведенный эффект и придавали красавице особую грациозность. Природа одарила ее яркой звездочкой, от которой вниз спускалась легкая, местами чуть прерывающаяся проточинка. На бархатном носу лошади, между нежными ноздрями, было видно небольшое розовое пятнышко, напоминающее силуэт летучей мыши. Красавица еще раз ударила копытом и, вскинув голову, заржала.
Где-то в глубине памяти шевельнулось какое-то легкое воспоминание. Я неловко переступил с ноги на ногу, звякнули шпоры. Миг! - и мустанги, сорвавшись с места, понеслись наперегонки с ветром. Вскоре о них напоминало лишь полупрозрачное облако пыли. С досады я выругался, тяжело вздохнул, развернулся и зашагал обратно к едва тлевшим углям костра.
Весь день после утренней встречи этот табун не выходил у меня из головы. Мне нужна была лошадь, это, похоже, стало ясно даже моему седлу и грязным сапогам. Правда, для того, чтобы поймать дикого мустанга, мне нужно дойти до Бут-Хилла. Не знаю, сколько еще миль оставалось, но железная решимость добраться до него не ослабела ни на минуту. Воды у меня была полная фляга, а пока есть вода, немного вяленого мяса и хлеб - жить можно.
Город я увидел, когда было уже далеко за полдень. Ну, определение "город" я привел чисто условное. Если вы хотите называть городом два-три дома, маленький отель, салун, почтовую станцию, магазин и конюшню, то - пожалуйста. Я вам не запрещаю. В принципе, город можно создать из обыкновенного сарая, стоит только начать там что-нибудь продавать. Я знал один город, который появился из пустого места. Шел путник, увидел дерево, а в дереве - дупло, вокруг которого кружат пчелы. Захотелось путнику полакомиться медком. Он выкурил пчел, набрал меда, сидит и ест. Съел то, что достал, и решил остаться на этом месте до тех пор, пока не слопает весь мед. Вот так и возник городок Голд Ривер. Наверняка, Бут-Хилл появился тоже случайно, когда этого никто не ждал.
Не знаю, как насчет возникновения Бут-Хилла, ждали его или нет, а моего появления на единственной улице городишки никто не ждал, это точно. Около самого въезда в город меня обогнал какой-то грозный парень верхом на высокой гнедой лошади. Под ним была чистокровная верховая лошадь. Ковбой на подобном коне ездить не может. Слишком дорогое удовольствие, такое ему не по карману. Я сразу же обратил внимание на необычное клеймо, изображающее значок маршала - звезду. Парень попридержал своего жеребца и, бьюсь об заклад, хотел что-то сказать по поводу моей манеры передвижения. Я сдвинул шляпу на затылок и, небрежным жестом отодвинув в сторону полу моей куртки, продемонстрировал ему один из "смит-и-вессонов". Потом почти ласково улыбнулся. Он очень быстро сообразил, что у револьвера есть дружок, потому что пришпорил лошадь и резвой рысью въехал в город. Чуть от него поотстав, я решительно переступил городскую черту. Я знал, что в Бут-Хилле неочищенное виски в салуне будет таким же крепким, как в любом другом городке Запада, а клопы в отеле столь же кровожадны, как и в самом забытом уголке страны. И что здесь, как и везде, не любят чужаков, я тоже знал. Ну что ж, тот, кому я не понравлюсь, пусть перейдет мне дорогу, бросит вызов и... пусть будет проклят!
Я шел по улице, крепко сжав седло и едва передвигая ногами, а жители с явным недоверием на лицах оглядывали чужака. Я прекрасно знал, что они видят: высокого черноволосого симпатичного парня с голубыми глазами и бронзовым загаром ковбоя, одетого в легкую с бахромой куртку из оленей кожи, клетчатую рубашку и запылившиеся джинсы. Они заметили оба револьвера на поясе и винчестер в седельном чехле. Обычно люди замечают это прежде всего.
В свою очередь я успел рассмотреть их и понять, кто есть кто в Бут-Хилле. Это были обыкновенные горожане, которые зарабатывают себе на жизнь честным трудом. Обогнув груженную какими-то свертками повозку, я направился на конюшню, не забыв сосчитать привязанных у салуна оседланных лошадей. Их было пять, на троих стояло клеймо - "Звезда маршала". Да, необычное, даже очень.
Конюшня находилась на другом конце города и стояла чуть в стороне от последних домов. Рядом с конюшней, в просторном коррале ходили девять лошадей. Из ворот постройки вышел высокий и худой, как щепка, старик. Он нес в руках охапку душистого сена. Я подошел поближе, подождал, пока он задаст животным корм, и, когда конюх повернулся, спросил:
- Я могу оставить здесь ненадолго седло?
Он ответил не сразу. Не торопясь, он свернул и закурил сигарету, внимательно меня разглядывая. Не стесняясь, я тоже разглядывал его: одежду, манеру держаться, носить шляпу и даже курить. Это был настоящий lobo, который привык все делать и решать сам, не спрашивая ни у кого совета. Он спокойно продолжал курить, ничем не показывая того, что слышал мой вопрос. Я по глазам видел, что слышал, поэтому так же спокойно ждал, стоя у корраля. Крепкая пегая лошадь принялась тыркать меня носом, выпрашивая сахар или еще что-нибудь в этом роде. Лошади - они все такие попрошайки. У меня был один приятель, который ездил верхом на вороном мерине слепом на правый глаз. Так этот мерин любил лазить по карманам и вытаскивать оттуда что-то съестное. Ну, а когда ничего вкусного не находил, "воровал" перчатки. Причем выполнял это каждый раз как само собой разумеющуюся процедуру, обыскивая все своими жесткими черными губами.
Молчанка продолжалась минут пять. Наконец он докурил свою самокрутку, бросил окурок на землю и втоптал его каблуком в пыль. Мне показалось, что в его теплых карих глазах мелькнули удовлетворение и уважение.
- Ты умеешь ждать, сынок, - у него был грубоватый, низкий голос.
- А ты умеешь держать я зык за зубами.
Он добродушно хохотнул и протянул мне руку:
- Том Вандер.
Я с удовольствием пожал его сильную, крепкую руку, ощутив пальцами мозоли на его ладони. Он мне явно понравился, просто даже потому, что жать руку он умел.
- Даррант. Фокс Даррант.
Он нахмурил густые брови и окинул меня взглядом.
- Даррант? Тот ненормальный техасец с ранчо "Ландо"?
Я молча кивнул. На Западе, кажется, подобные вещи вообще нельзя сохранить в тайне. "Сейчас он еще вспомнит о..."- с горечью подумал я.
- Слышал о тебе. И о том, что ты потом из Техаса доскакал до Додж-сити, в одиночку почти разгромил его и на главной площади устроил стрельбу с Красавчиком Джонни.
"Ну вот, началось", - мелькнула мысль.
- Он убил Кэрол, - только сухо напомнил я.
- Знаю, малыш, и на твоем месте я поступил бы точно также. Джонни был такой падалью, что иной раз просто удивлялся я, как его еще земля носит. Таких, действительно, стрелять надо, как бешеных псов.
- Извини, Том, но я не хочу говорить об этом.
Я сказал ему правду, и он понял меня. Человек Запада до мозга костей, он был одним из первых, кто пришел сюда, на эту дикую землю. Он был как Кит Карсон, Дядя Дик Вуттон, Джим Бриджер и как многие другие.
- Есть хочешь?
- Зверски.
- Оставляй седло здесь и пошли.
Он подождал, пока я повесил тяжелое седло на стенку корраля и вынул винчестер из чехла. Едва заметная улыбка, скользнувшая по его губам, была знаком того, что мои действия одобрены.
Рядом с конюшней располагался маленький уютный домик. В нем было всего две комнаты: кухня и спальня, которая одновременно выполняла и роль гостиной. Мы расположились на кухне и, сидя на высоком табурете, лицом к окну, чтобы все было видно, я наблюдал, как колдует над едой Вандер.
- За то время, что я работаю в конюшне, у меня случалось много всяких историй: приводили лошадей диких, необъезженных, с седлом и без, просили подержать у себя. Прибегали просто лошади, без всадников и хозяев. Один раз всю зиму ко мне приходил кормиться целый табун мустангов. Разное бывало, но вот чтобы кто-то пришел с седлом в руках и спросил, можно ли его ненадолго оставить, такое вижу впервые. Ты оригинал, единственный в своем роде.
Он протянул мне тарелку с беконом и жареными яйцами. Рядом на стол поставил чашку горячего, ароматного кофе. Он был таким крепким, что, казалось, в нем могла увязнуть подкова. Настоящий ковбойский кофе. Том опустил на стол блюдо с яблочным пирогом, сел напротив меня и принялся задумчиво ковыряться вилкой в своей тарелке.
- А тот табун я до сих пор забыть не могу. Несколько раз видел его в прериях, к востоку отсюда. Проходил довольно близко, но не так, как хотелось бы. Ты бы видел эту красоту.
- Я видел ее, эту красоту, - пробубнил я, с трудом передвигая челюстями. - Одни кобылы, верно? У них во главе игреневая красавица?..
- Точно, - кивнул он и отправил в рот очередной кусок бекона.
- Я собираюсь ее поймать.
- Кого? Игреневую? И думать забудь. Я пробовал. Как ты думаешь, почему ее нет в коррале?
- Ты ей не понравился, - пожал я плечами. - Женщины, они...
- Тебе сколько лет, малыш? - с наигранной злостью в голосе поинтересовался он.
- Двадцать четыре.
- А мне почти в три раза больше. Понимаешь?
- Конечно, понимаю. Но могу сказать тебе только одно по этому поводу...
- Что? - грозно спросил он.
Я сделал большой глоток из своей чашки и почувствовал, как разливается по всему телу его божественное тепло.
- Возьми с полки пряник, - посоветовал я.
На долю секунды он опешил, а потом хлопнул себя ладонью по колену и весело захохотал. Он смеялся до тех пор, пока на его глазах не выступили слезы. Я воспользовался моментом и перетащил себе на тарелку очередной кусок пирога. Том вытер прозрачные слезы и, стараясь восстановить дыхание, воскликнул:
- Дерзкий мальчишка! Однако так я давно не смеялся.
- Смейся. Кто тебе не дает?
Он откусил от своего пирога кусочек, задумчиво пожевал его, словно пробуя на вкус, а потом неожиданно спросил:
- Давно в "Пони экспресс"?
- Где-то полгода, но мне этого хватило вот так.
Я провел ладонью воображаемую линию у себя над головой.
- Сейчас пойду на почтовую станцию, отдам сумку с почтой и попрошу расчет. Мне достаточно одной пристреленной лошади. Черт, а! Надо же было этому проклятому суслику подвернуться на последнем перегоне, когда я ехал на своей лошади, а не на индейском пони! Я не собираюсь губить второе животное. Да, кстати, у вас тут никому ковбой не нужен?
Я чего-то слишком много стал болтать и откровенничать с совершенно незнакомым мне человеком, поэтому и поспешил перескочить на другую тему.
Хозяин дома чуть усмехнулся и покачал головой:
- Только на ранчо "Звездное", но с ним я бы не советовал тебе связываться. Клинт Айелло подобрал себе команду с гнильцой: грабители, убийцы, ганфайеры...
- А шериф?
Вандер издал звук, отдаленно напоминающий сухой смешок.
- Какой шериф! - он махнул рукой. - У нас здесь нет закона, мой мальчик.
- Неудивительно. Хотел бы я посмотреть на того дурака, который захотел бы работать полицейским в месте под названием Бут-Хилл!
- Никто бы не стал так называть городок, если бы не Айелло, - живо возразил Том. - Вся земля в округе принадлежит ему. Не дай Бог ему чем-то не угодить! Так считаю не я, а городские жители. Человек для него ничто и кроме себя самого он никого не любит и не уважает. Остальные ранчеры живут на этой земле только из милости. Но я знаю одного человека, которому действительно нужна пара рабочих рук. Он платит 30 долларов в месяц, плюс все готовое.
Я допил свой кофе и довольно потянулся. Первый раз за весь перегон я позволил себе расслабиться.
- Но я буду спать на сеновале, - это было мое единственное условие.
- Идет.
Мы ударили по рукам.
ПОСЛЕ КОРОТКОГО ОТДЫХА у Тома я едва ли хотел куда-то тащиться. Однако пришлось. Прихватив почтовые сумки, я помахал своему "хозяину" шляпой и направился в город. Не знаю, почему я сразу не пошел на станцию. Устал, наверное, поэтому и пошел не в том направлении. Закинув сумки на плечо, я довольно бодро шагал к станции, но и не забывал поглядывать по сторонам. На улице царило оживление: ездили взад-вперед фургоны и повозки, проезжали всадники. Некоторые из них спешивались около салуна "Заходи, приятель!", быстро туда входили и весьма медленно выходили. При этом их так шатало вправо и влево, что комментариев не требовалось. Сколько раз я видел подобные картины и каждый раз удивлялся вместительности человеческого желудка и несовершенству человеческого рассудка.
К маленькой деревянной хибарке, в которой располагалась станция "Пони экспресс", была прилеплена кузница и что-то вроде пары тройки крытых стойл. В них, похрустывая сеном, стояли ухоженные индейские пони, а из кузницы доносились звуки ударов стали о сталь. Я поднялся по ступенькам крыльца конторы и, толкнув дверь, вошел в тесную комнатушку с большим окном. Здесь стояли стол и несколько стульев, в углу валялось чье-то старое седло. За столом сидели трое рослых парней и яростно шлепали замусоленными картами по обшарпанной поверхности стола. Они были настолько увлечены игрой, что не услышали, как скрипнула несмазанная дверная петля.
- Привет, ребята.
Один из них, которому, судя по красной физиономии, сопутствовала удача, отложил карты в сторону и посмотрел на меня.
- Тебе чего? - грубо спросил он.
- А ты что тут главный, чтобы задавать вопросы?
Он покраснел еще больше и вылупил на мою скромную персону и без того немаленькие глаза. Потом почесал затылок и миролюбиво ответил:
- Вообще-то, нет.
Он заметил мой взгляд и поспешно добавил:
- Сэр.
Я наградил его самой милой улыбкой, на какую был только способен, и коротко проинформировал:
- Люблю вежливых людей.
Парни, сжимавшие в кулаках карты, тихо захихикали. Пучеглазый посмотрел на них соответствующим образом, и те притихли.
- Так кто у вас за главного?
Я услышал, как кто-то поднимается по ступенькам крыльца, и чуть отошел от входа. Как раз вовремя. Дверь снова скрипнула, и в комнату шагнул маленький человек в высокой коричневой шляпе. Редко кто отважился носить высокие шляпы в те времена - вокруг было слишком много желающих пострелять по ним. Я имею в виду шляпы. Холодные глаза смотрителя скользнули по кожаным сумкам.
- Почта? Хорошо.
Он строго глянул на своих курьеров.
- Собирайте карты и идите седлать лошадей. Сейчас будете у меня работать.
Пучеглазый сгреб в охапку замызганные прямоугольники, сунул их как попало в нагрудный карман рубашки, и трио торжественно удалилось. Смотритель снял шляпу, бросил ее на стол и протянул мне руку:
- Джим Баррет.
Я в который раз представился и обменялся с ним рукопожатием. Затем передал ему сумку с письмами и сел на один из стульев. Баррет принялся внимательно изучать имена и фамилии тех, кому предназначались бумаги.
- Слава Богу, ничего срочного. Местная почта.
Он сложил все письма в аккуратную стопочку и, словно спохватившись, поинтересовался:
- А где ваша лошадь?
Я поведал ему ту грустную историю о том, как один парень всадил пулю в голову своей самой лучшей лошади, потому что та сломала ногу.
- Понимаю, - он кивнул. - Но коня где-нибудь достанем...
- Я думаю, не стоит беспокоится, - перебил я его. - Я хочу попросить расчет.
Он опять кивнул, на этот раз медленней. Потом снял пояс, в котором носил деньги, расстегнул его и стал отсчитывать доллары, заработанные мною за этот перегон. В золотых монетах, ровной стопочкой выраставших на столе, было все: и ветреные холодные дни, и проливные не менее ледяные дожди, и бешеные бури с яркими вспышками молний, и неуправляемые разливающиеся реки, и пыль, и выматывающее жаркое солнце прерий... Это все и многое другое.
Я не стал пересчитывать деньги - и так видел, что здесь их столько, сколько надо.
- Жаль терять хорошего курьера, - сказал Баррет на прощанье и снова пожал мне руку.
- Наверно.
Я открыл дверь и шагнул на крыльцо. Если я собирался оставаться в этом городишке, то стоило разведать обстановку. Поэтому я прямиком направился в "Заходи, приятель!". Любой салун в любом западном городке был не только своеобразным клубом и местом сборов разных, иной раз весьма подозрительных, личностей, но и первым местом сбора разного рода информации. Чтобы узнать, как обстоят дела там, где вы решили остановиться, первым делом следовало идти в ближайший салун.
Я так и сделал. "Заходи, приятель!" представлял из себя длинную узкую комнату, вдоль одной из стен которой протянулась деревянная стойка. Заведение насквозь провоняло едким дымом самокруток, запахом пороха и перегаром. Машинально я отметил про себя, что не мешало бы здесь проветрить. Дурацкая идея в подобной ситуации.
За стойкой главенствовал здоровый, похожий на индейца, мужик с кулаками размером с пол моей головы. Надо заметить, что моя голова мне всегда нравилась, чего, впрочем, не скажешь о кулаках бармена. Я оседлал высокий табурет, положил руки на стойку и, продолжая исследовать бар, заказал чашку кофе. Громила смерил меня тяжелым взглядом и пододвинул ко мне чашку пальцем, толщиной напоминавшим дуло револьвера.
Я принялся не спеша потягивать напиток и, прислушиваясь к разговорам, печенкой чувствовал, как они все меня изучают. Наверное, это было единственным развлечением для собравшихся здесь горожан, скотоводов, ранчеров, шулеров и бандитов. Ладно, пускай народ хоть чем-то займет свои головы.
- Эй, ты! - обращались явно ко мне. - Ты, в черной шляпе!
Бьюсь об заклад, что в баре находилось, по крайней мере, пол дюжины людей в черных шляпах. Но обладатель столь приятного пьяного голоса имел ввиду именно меня. Послышался грохот упавшего стула и грузные, неуверенные шаги. В салуне все притихли, наблюдая за представлением. Я повернулся к приближавшемуся человеку лицом, держа в левой руке чашку с недопитым кофе.
- Это вы мне, мистер Эй? - вежливо поинтересовался я.
Мистер Эй, невысокий коренастый ковбой, остановился и принялся с трудом вникать в смысл сказанной фразы. На его широкой физиономии отразился весь процесс восприятия произнесенной фразы.
- Не понял, - честно признался он спустя минут пять.
Я пожал плечами и посмотрел на него так, как смотрят на пушистенького желтенького цыпленка:
- Очень жаль.
Я поднес чашку к губам, ни на минуту не сводя с него глаз. Его сдвинутая на бок шляпа придавала ему глуповатый вид, а сурово сведенные вместе брови и строгий, требовательный взгляд едва не заставили меня рассмеяться. В душе я давно уже умер со смеху, который и так постепенно начинал меня душить. В воздухе опять повисла тишина, были слышны только уличные звуки да как муха бьется об стекло.
- Я тебя где-то видел, - наконец заявил во всеуслышание коротышка.
- Я там бывал, - не менее серьезно кивнул я.
Наблюдавшая за нами публика не выдержала и грохнула со смеху. Народ, действительно, развлекался. Да ради Бога! Я бы сам с ними с удовольствием похохотал, но продолжал спокойно стоять, наблюдая за вконец озадаченным ковбоем. Вскоре смех стих, и кто-то окликнул малыша:
- Фрэнки! Поди сюда! Оставь ты его! Давай лучше выпьем!
Его дружок, судя по заплетающемуся языку, был такой же пьяный, как и Фрэнк, но тот отреагировал на приглашение без какого-либо заметного умственного усилия. Пошатываясь из стороны в сторону, он вернулся на прежнее место. Я снова сел на табурет, невольно усмехаясь. Ну и денек! Ни секунды покоя.
На улице послышался бешеный топот конских копыт и испуганные вскрики прохожих. Лихорадочная дробь стихла у коновязи салуна, и я внутренне приготовился встретить еще трех-четырех посетителей. Нет, определенно, для одного дня знакомств маловато. Двустворчатая легкая дверь с шумом распахнулась, и на чистый дощатый пол бара ступил крупный красивый человек лет пятидесяти с револьвером на поясе и хлыстом для верховой езды в руке. У него за спиной стояла пара высоких, примерно моего роста парней, которые держали по винтовке марки "генри". Приглядевшись повнимательней, я узнал в одном из них того грозного всадника, что скакал на гнедой лошади и который хотел мне что-то сказать, да передумал. Ранчер обвел помещение глазами собственника. Видели бы вы, как люди словно ссутуливались под его взглядом. Все разговоры смолкли в один миг, наступила тишина. Только один Фрэнк что-то продолжал бормотать, но его моментально протрезвевший приятель ткнул коротышку кулаком в бок, и тот притих. Вновь прибывший засмеялся, будто услышал безумно смешной анекдот, и сделал несколько шагов по направлению к стойке. Ребята с винтовками следовали за ним, как привязанные.
- Джо... - начал было он, обращаясь к бармену, но, увидев меня, осекся.
От его взора, каким он проткнул меня насквозь где-то в области горла, свалился бы самый большой бык из любого стада. Но у меня еще оставался кофе, и я не был намерен бросать его на произвол судьбы. Он пододвинулся поближе и громко спросил:
- А ты здесь что потерял? Тебя сюда разве звали? Я что-то не припомню...
- Я еду, куда хочу, и останавливаюсь, где мне нравится.
Ему явно пришлось не по душе то, что я сказал. Ничего, пускай привыкает, если собирается жить со мной на одной территории.
- Ты, видать, не знаешь, с кем разговариваешь, - внушительно продолжил он. - Меня зовут Клинт Айелло, а это, - он указал на парней, - мои сыновья.
Он, наверное, думал, что его имя прозвучит для меня, как грохот барабанов. Мне стало жаль его, - он ошибся.
- Очень интересно. Спасибо, что познакомил меня со своей семьей. Надеюсь, мы подружимся. А как поживает твоя супруга?
Он стал белее, чем лист бумаги, на котором было нацарапано меню. Мгновение спустя его лицо покрылось красными пятнами. Он стал похож на чайник, слишком долго стоявший на огне. Казалось, еще немного и из его ушей повалит дым.
- Слушай, ты! - он быстро обрел утерянный на время дар речи. - Ты что, не понял?! Я спрашиваю, как твое имя?!
- А, может, тебе за одно назвать и номер стойла, в котором стоит моя лошадь? - нагло поинтересовался я.
Такой поворот вещей Айелло не устраивал. Это было заметно не только по выражению его глаз. Еще чуть-чуть и до конца жизни воспоминания обо мне отзывались бы у него в голове острой болью. Все карты перепутал один из его сыночков, мой давний знакомый.
- Па, да у него нет лошади.
Этому бесхребетному слизняку повезло, что я не привык лазить за словом в карман.
- Я выпустил ее на волю, - небрежно парировал я. - Пускай немного порезвится.
Они мне наверняка верили с трудом, может, вообще не верили, но челюсти у них поотвисали. У всех троих.
- Скоро мой конек вернется, и я снова оседлаю его.
Клинт быстро смекнул, что голыми руками меня не возьмешь, и применил другую тактику.
- Слушай, - намного спокойней заговорил он, - ты не понимаешь, куда суешь свой длинный нос...
- Значит, пойму... со временем, - заверил его я. - А пока я посмотрю, что за карты мне выпали и, скорей всего, сяду за тот же стол, за которым сидите и вы.
Пока я расплачивался за кофе, Айелло больше не пытался узнать ни моего имени, ни того, что я здесь забыл.
- До свиданья, джентльмены.
Я направился к выходу, но меня остановило восклицание сынка ранчера.
- А коня тебя все равно нет! - голос у него был, как у обиженного маленького ребенка, который сам себе доказывает свою же правоту.
- Ну ты еще поплачь, меньше...
Я не договорил, толкнул дверь и вышел на улицу.
НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО, после чересчур раннего завтрака, я снял с луки седла свое лассо и направился к корралю. Утро выдалось довольно прохладное, и холодок самым бессовестным образом забирался под куртку и рубашку. Небо на востоку окрасилось в лимонный цвет, и над далеким краем горизонта показалось солнце. Услышав звяканье моих шпор, лошади заволновались и принялись тревожно бегать рысью вдоль задней стенки корраля. Я встряхнул петлю, чуть размотал веревку и посмотрел на животных, выбирая себе лошадку. Сегодня мне была нужна быстрая лошадь, привыкшая работать на пару с ковбоем. Хотя, по заверениям Тома, здесь все такие. Что ж, мне представился шанс поймать его на слове. Я остановил свой выбор на крепком рыжем мерине с тонкими ногами и звездочкой во лбу. Он смекнул, что ему сегодня придется увидеть родную прерию не из-за стенки корраля, и принялся втискиваться в самую середину табуна.
- Не, дружок, от меня так просто не отделаешься.
Уловив момент, я бросил лассо. Петля скользнула на шею мерина, и я почувствовал, как натянулась веревка. Рыжий еще немного подергался, а потом покорно подошел ко мне. Я привязал его к жерди загона, взял оголовье и хотел погладить его по широкой груди, но едва я протянул к нему руку, как он неожиданно повернул голову, и мощные зубы лошади щелкнули в нескольких дюймах от моих пальцев. Я отскочил от него, как ошпаренный. Нет уж! Благодарю покорно! Хватит с меня того, что как-то раз, когда я был еще мальчишкой, одна такая же милая лошадка цапнула меня за предплечье. Именно тогда я понял, что испытывают животные при клеймении - руку жгло как огнем. Синяк был огромных размеров и сходил долго и упорно, а последствия укуса можно было заметить спустя четыре месяца.
- Отомстить хотел, да? Ага, как только, так сразу.
Подойдя поближе, я заглянул в его хитрые, немного подленькие глаза, потом пошевелил у него перед носом пальцами и, когда он снова потянулся за ними, набросил поводья ему на шею, схватил его за морду и впихнул трензель мерину в рот. Застегнув подборочный ремень, я снял с рыжего лассо, открыл ворота корраля и вывел его наружу. Лошадь стала смирной, словно ягненок, но я ему еще не очень доверял. Он насторожился, скосив глаза, и я обернулся. Прислонившись спиной к загону и попыхивая сигаретой, за нами наблюдал хозяин конюшни.
- Хорошая лошадь. Горячая, и скорость у него приличная, - зачитал он характеристику.
- Да? Он меня едва не укусил, - поспешил я его разочаровать.