Аннотация: Пуликуется первая часть перевода большого стихотворного произведения, посвящённого детским годам поэта Алана Сигера, проведённым им в Мексике.
Алан Сигер Покинутый Сад-1
Я часто вспоминаю ту годину,
как жил в селе, вдали, в чужой стране.
где стены пёстрых гор, сковав равнину,
покоили всю местность в тишине.
Оливы дополняли всю картину,
Шпалеры лоз взбирались к вышине.
Путь в город, в средоточие чудес,
казалось, рвался прямо в глубь небес.
Дорога многолюдна и шумна,
всгда прикрытая густою тенью.
Летят с дереьев пух и семена,
притом на всём дорожном протяженье
стоит старинная разбитая стена,
в зазубринах и полном небреженье.
Ни звука из-за ветхого забора,
ни смеха утром, ни тоски в ночную пору.
Но ящеркам стена была нужна.
Всёй Флоре с Фауной была во благо.
Колибри напивались допьяна,
такую Кампсис предлагал им влагу.
И всех влекла к себе голубизна,
чем отличались лепестки Плюмбаго
С такою красотою голубели
и Небеса в погожие недели.
Милей всего был запах белых роз,
В нём чуялась медовая отрада.
Его порою, как на крыльях, нёс
любой зефир, гулявший в гуще сада.
Высокою травой участок тот зарос.
Она росла сама и без догляда,
под самыми замшелыми стволами.
Царила пышность в этой панораме.
Был будто в жемчугах ночной туман.
Азалия краснела и белела.
Цвет зрелых яблок был румян.
Не здесь ли Королева Фей велела,
как рассказал мне читанный роман,
чтоб верный Рыцарь двинулся на дело -
до крепости, могучей небывало,
на островах, где волны бьются в скалы ?
Я там бродил охотно, без труда.
Тропинки были круты и пологи.
Все мирты были влажными всегда.
Ложились колокольчики под ноги.
Цвели гелиотроп и резеда,
и лилии пестрели у дороги.
Там всё цвело - от верха и до низа,
и было ароматно вроде бриза. -
Ах, бриз ! - Он, как Гермес, покинув грот,
где надоест скучать, как в склепе,
вздувая рябь, над озером вздохнёт,
помчится выше грозной горной цепи
и только всюду радость принесёт:
в ущелья и в распаханные степи.
И здесь, в саду, от бризов, то и дело,
листва приятно бодро шелестела.
Cад стал любимым местом для забав.
Я был там часто целыми деньками.
Предпочитал лежать в сплетеньях трав,
внимательно следя за облаками, -
их мягким птичьим ложем посчитав,
где укрывались целыми полками.
Трава служила мне как маскировка,
и я был горд, что прятался так ловко.
А то внимал звучанию рулад
всех пташек, увлечёных жаркой страстью.
А в полдень - стрекотанию цикад.
Не удржавшись, в собственном несчастье
пел голубок, что жизни был не рад,
как видно, встретясь с чёрною напастью.
Хотел сыскать в саду того беднягу
и до сих пор всё помню бедолагу.
Ходил-бродил. Где только ни искал.
Хотел найти скорей и без ошибки.
Увидел кучку белоснежных калл.
В пруду плескались золотые рыбки.
Вид стройных буков просто восхищал,
а мшистые участки были хлипки.
То стхнут звуки жалобного лада,
то снова возникают в гуще сада.
Alan Seeger The Deserted Garden-1
I know a village in a far-off land
Where from a sunny, mountain-girdled plain
With tinted walls a space on either hand
And fed by many an olive-darkened lane
The high-road mounts, and thence a silver band
Through vineyard slopes above and rolling grain,
Winds off to that dim corner of the skies
Where behind sunset hills a stately city lies.
Here, among trees whose overhanging shade
Strews petals on the little droves below,
Pattering townward in the morning weighed
With greens from many an upland garden-row,
Runs an old wall; long centuries have frayed
Its scalloped edge, and passers to and fro
Heard never from beyond its crumbling height
Sweet laughter ring at noon or plaintive song at night.
But here where little lizards bask and blink
The tendrils of the trumpet-vine have run,
At whose red bells the humming bird to drink
Stops oft before his garden feast is done;
And rose-geraniums, with that tender pink
That cloud-banks borrow from the setting sun,
Have covered part of this old wall, entwined
With fair plumbago, blue as evening heavens behind.
And crowning other parts the wild white rose
Rivals the honey-suckle with the bees.
Above the old abandoned orchard shows
And all within beneath the dense-set trees,
Tall and luxuriant the rank grass grows,
That settled in its wavy depth one sees
Grass melt in leaves, the mossy trunks between,
Down fading avenues of implicated green;
Wherein no lack of flowers the verdurous night
With stars and pearly nebula o'erlay;
Azalea-boughs half rosy and half white
Shine through the green and clustering apple-spray,
Such as the fairy-queen before her knight
Waved in old story, luring him away
Where round lost isles Hesperian billows break
Or towers loom up beneath the clear, translucent lake;
And under the deep grass blue hare-bells hide,
And myrtle plots with dew-fall ever wet,
Gay tiger-lilies flammulate and pied,
Sometime on pathway borders neatly set,
Now blossom through the brake on either side,
Where heliotrope and weedy mignonette,
With vines in bloom and flower-bearing trees,
Mingle their incense all to swell the perfumed breeze,
That sprung like Hermes from his natal cave
In some blue rampart of the curving West,
Comes up the valleys where green cornfields wave,
Ravels the cloud about the mountain crest,
Breathes on the lake till gentle ripples pave
Its placid floor; at length a long-loved guest,
He steals across this plot of pleasant ground,
Waking the vocal leaves to a sweet vernal sound.
Here many a day right gladly have I sped,
Content amid the wavy plumes to lie,
And through the woven branches overhead
Watch the white, ever-wandering clouds go by,
And soaring birds make their dissolving bed
Far in the azure depths of summer sky,
Or nearer that small huntsman of the air,
The fly-catcher, dart nimbly from his leafy lair;
Pillowed at case to hear the merry tune
Of mating warblers in the boughs above
And shrill cicadas whom the hottest noon
Keeps not from drowsy song; the mourning dove
Pours down the murmuring grove his plaintive croon
That like the voice of visionary love
Oft have I risen to seek through this green maze
(Even as my feet thread now the great world's garden-ways);
And, parting tangled bushes as I passed
Down beechen allies beautiful and dim,
Perhaps by some deep-shaded pool at last
My feet would pause, where goldfish poise and swim,
And snowy callas' velvet cups are massed
Around the mossy, fern-encircled brim.
Here, then, that magic summoning would cease,
Or sound far off again among the orchard trees.