Алан Сигер  Ты вспомнишь ли потом ?

Ты вспомнишь ли потом, как весел был Париж,
где третий месяц мы встречались непременно,
а в некий день нашли себе приют и тишь
вдали от людных мест на набережной Сены.

Шум города стал глух. Оранжевым огнём
блестел речной поток. В нём отражались стены.
И чувствовалось там, что с каждым новым днём
всё ближе к нам весна, идя зиме на смену.

Нам захотелось вдруг приблизить грудь к груди.
Рука тянулась взять в кольцо твоё запястье.
Сперва не верилось, что где-то впереди
мне предстоит и впрямь найти такое счастье.

Не ждал, что сердце вдруг окажется вблизи
с изысканным цветком оранжерей природы,
как будто пряну вмиг из всей земной грязи
к прозрачнейшей святой лазури небосвода.

Блаженство я связал с твоею красотой,
с румянцем милых губ и дивными глазами,
с улыбкой, что ценней короны золотой,
и драгоценностей, что ищут за морями.

Предчувствую войну ! - Я знаю, что умру.
Снаряд мне раздробит все кости, ноги-руки.
Не ведаю, как всё я вместе соберу,
и кто и как взгрустнёт по мне в разлуке.

Красавица моя ! Назначенная смерть
меня осудит лечь навеки одиноко,
куда ни занесёт лихая круговерть,
в пустыню на песок, не то в струю потока.

Так воссияй тогда, в бреду моём дразня,
как в прошлом без конца тревожа и волнуя
в восторге, став такой желанной для меня,
и слившись вновь со мной в безумном поцелуе.

На мне всё будет сплошь и вглубь обожжено.
Так буду обнимать огарками своими.
Глаза зароет тьма. Но губы, всё равно,
Начнут шептать твоё, любимое мной имя !

II
Любовь при лунном свете началась.
Ты - Королева, я - как будто - Князь.
Одна из мирового населенья
меня ты полюбила, к сожаленью.
Любила, не любя. Как вдруг предстал
корабль пришедший с моря на причал.
Привёз тюки с товаром из колоний,
и воздух сладким стал от благовоний.
Из гавани пришли в жилой район.
Я вновь тогда взглянул на небосклон.
Такой картины, как тогда в Париже,
должно быть, никогда уж не увижу.
На лестнице звучала чья-то речь,
а в комнатушке воск стекал со свеч.
Не стало слов. Мы были будто пьяны
в тени ночей блаженного романа.
Мы увлекались зрелищем Плеяд,
и все сомненья были б невпопад.
В сетях Любви обоим нам, любимым
хотелось обращаться к пантомимам...
А нынче ночью ветер свалит с ног.
Сплю без огня. В постели одинок.

III
Прощай же, Милая ! - Без лишних фраз.
Да, я ошибся. Понял это вскоре.
Но если надоел тебе алмаз,
тогда и потерять его - не горе.
Остаться у тебя я был готов.
Но двери в доме были без засова.
В объятьях были мы среди цветов,
но лучший из цветков был для другого.
Я брошен был. В итоге - хоть рыдай.
А скольких погубила бессердечность ?
О Вечность, где несчастий - через край !
И вся грядущая пустая Вечность !
Претензий к нежности моей подруги нет !
Хоть и не счастлив, даже не в обиде.
И я объездил весь прекрасный Свет
в своём трагичном импозантном виде.

Alan Seeger  Do you remember once...
I
Do you remember once, in Paris of glad faces,
The night we wandered off under the third moon's rays
And, leaving far behind bright streets and busy places,
Stood where the Seine flowed down between its quiet quais?

The city's voice was hushed; the placid, lustrous waters
Mirrored the walls across where orange windows burned.
Out of the starry south provoking rumors brought us
Far promise of the spring already northward turned.

And breast drew near to breast, and round its soft desire
My arm uncertain stole and clung there unrepelled.
I thought that nevermore my heart would hover nigher
To the last flower of bliss that Nature's garden held.

There, in your beauty's sweet abandonment to pleasure,
The mute, half-open lips and tender, wondering eyes,
I saw embodied first smile back on me the treasure
Long sought across the seas and back of summer skies.

Dear face, when courted Death shall claim my limbs and find them
Laid in some desert place, alone or where the tides
Of war's tumultuous waves on the wet sands behind them
Leave rifts of gasping life when their red flood subsides,

Out of the past's remote delirious abysses
Shine forth once more as then you shone, - beloved head,
Laid back in ecstasy between our blinding kisses,
Transfigured with the bliss of being so coveted.

And my sick arms will part, and though hot fever sear it,
My mouth will curve again with the old, tender flame.
And darkness will come down, still finding in my spirit
The dream of your brief love, and on my lips your name.

II
You loved me on that moonlit night long since.
You were my queen and I the charming prince
Elected from a world of mortal men.
You loved me once. . . . What pity was it, then,
You loved not Love. . . . Deep in the emerald west,
Like a returning caravel caressed
By breezes that load all the ambient airs
With clinging fragrance of the bales it bears
From harbors where the caravans come down,
I see over the roof-tops of the town
The new moon back again, but shall not see
The joy that once it had in store for me,
Nor know again the voice upon the stair,
The little studio in the candle-glare,
And all that makes in word and touch and glance
The bliss of the first nights of a romance
When will to love and be beloved casts out
The want to question or the will to doubt.
You loved me once. . . . Under the western seas
The pale moon settles and the Pleiades.
The firelight sinks; outside the night-winds moan -
The hour advances, and I sleep alone.

III
Farewell, dear heart, enough of vain despairing!
If I have erred I plead but one excuse -
The jewel were a lesser joy in wearing
That cost a lesser agony to lose.

I had not bid for beautifuller hours
Had I not found the door so near unsealed,
Nor hoped, had you not filled my arms with flowers,
For that one flower that bloomed too far afield.

If I have wept, it was because, forsaken,
I felt perhaps more poignantly than some
The blank eternity from which we waken
And all the blank eternity to come.

And I betrayed how sweet a thing and tender
(In the regret with which my lip was curled)
Seemed in its tragic, momentary splendor
My transit through the beauty of the world.