Леля увидела Его в магазине игрушек, куда привела ее мама выбрать подарок к пятилетию. Неизвестно, какой ненавистник детей придумал эту игрушку - горбатое синее чудовище с малиновыми глазами, чью видовую принадлежность можно было определить лишь по ушам.
- Чего ты хочешь, солнышко?
- Хочу зайку!
Мама взглянула и содрогнулась:
- Давай лучше мишку!
- Нет, хочу зайку.
Заяц скосил глаз и, внимательно рассмотрев Лелю, самодовольно приосанился.
- Нет, наверное, мишка мне нравится все-таки больше.
Заяц скис. Леля засмеялась. Судьба игрушки была решена: через 10 минут они вышли из магазина втроем.
- Теперь ты мой. Я буду звать тебя Котя, - сообщила Леля зайцу и засунула его маме в сумку.
Характер у Коти оказался отвратительным: он был брюзга, тиран и деспот. Леля терпеливо выносила все его капризы, ворчание и бредовые идеи. Если у него было плохое настроение и он не хотел играть, она брала его на колени и, гладя теплый пушистый животик, шептала ему, что он лучше всех-всех-всех... Котя требовал, чтобы Леля играла только с ним, и она покорно забросила все другие игрушки.
Однажды Леле подарили оранжевого тряпичного клоуна. Котя был в ярости. Ее уговоры не помогали. Он требовал, чтобы клоун был немедленно выкинут. Леля, плача, безжалостно отвинтила клоуну голову, оторвала руки и ноги. Из-за этого акта вандализма родители поставили ее в угол. Леля, все еще хлюпая носом, стояла там вместе с Котей. Котя гладил ее по лицу, и она чувствовала, что счастлива. Клоуна ей исправили и зашили, но он был уже мертв, и она никогда не играла с ним.
Она любила Котю больше всех (ну, кроме мамы, конечно), любила и поэтому мучила страшно: "Я не буду больше с тобой играть!" - говорила она Коте. Котя смотрел на нее и не верил. Тогда Леля брала слона и уходила в другой конец комнаты, напевая: "А мы со слоном сначала будем читать книжку, а потом пойдем дразнить Андрюшку, а потом будем камешками кидаться, а Котю с собой не возьмем!" Глаза Коти становились тоскливо тусклыми, и он поникал. Тогда Леля бросала слона и кидалась к Коте со всех ног.
Котя не выносил одиночества, и Леля, конечно, оставляла его одного на полу в темной комнате и, забравшись на диван, молча смотрела, как из него начинают выливаться струи густого черного страха. Он кричал, просил, чтобы Леля взяла его к себе, но она сидела не шевелясь, и лишь когда он начинал погибать, бросалась и рывком прижимала к себе, утыкаясь в мягкие белые ушки и, безумно целуя, шептала, что никогда не покинет его.
Она выросла и, оглядываясь вокруг, вместо людей видела все те же надоевшие игрушки - среди ее знакомых попадались и веселые щенки, и добродушные медведи, и глупые красивые куклы, и даже один непробиваемый философ-крокодил. Но душа ее искала одного несносного и такого одинокого зайку, чтоб мучить его и мучиться самой. И хватит ли у нее сил, чтобы закончить эту дурацкую игру?
* * *
Цецилия захлопнула Книгу и, потянувшись, позвонила в колокольчик. В комнату вошли четыре служанки. Одна из них села за маленький клавесин и начала играть, другая поставила на кровать подносик с кувшинчиком воды, стаканом и тарелкой фруктов, третья присела на скамеечку возле кровати и зашелестела, ловко тасуя колоду карт. Четвертая встала в ногах и ровно заговорила, рассказывая новости, сплетни и предстоящие на сегодня мероприятия.
Цецилия сыграла несколько партий в карты, проиграла и, несколько раздосадованная, пошла одеваться. К обеду ожидался посланник принца Рога, и Цецилии принесли темно-желтое, геральдических цветов платье, символизирующих их королевство, где никогда не шли дожди, а влага сама поднималась из глубин прямо к корням растений, где вода стоила дороже вина и люди пили кровь быков и лошадей или высасывали досуха тонкие стручки апельсинов.
"Я ненавижу желтый, - мрачно думала Цецилия, пока ласковые руки парикмахеров сооружали на ее голове хитрую башенку. - Я буду выглядеть в этом платье как созревший стручок гороха". И когда в прическу осталось вплести золотых змей, она решительно хлопнула в ладоши:
- Подайте чашку шоколада...
Через минуту лимонно-бархатный паж ловко припал на колено, протягивая подносик. Цецилия взяла чашку, рука ее дрогнула, и шоколад по какой-то совершенно немыслимой траектории полетел на висящее в стороне платье. Парикмахеры, служанки и пажи охнули, кто-то тихонечко хихикнул.
Бархатный паж опрометью выскочил за дверь, но тут же вернулся, а вслед за ним вошла высокая некрасивая женщина с холодными пристальными глазами. Она присела в легком полупоклоне и ее губы яростно чмокнули:
- Кто испортил платье принцессы?
Цецилия надменно прищурилась:
- Я сама была неловка, и вам не на кого проливать свой гнев, Дама Золотого Наперстка.
- Это четвертое платье, политое шоколадом за эту неделю. Что-то я не верю в вашу неловкость, принцесса!
- Вам жаль шоколада? - искренне удивилась Цецилия. - Какая вы мелочная! Принесите мне другое платье.
- Платьев желтого цвета больше нет! - голос Дамы Золотого Наперстка злобно дрогнул. - Все они испорчены вами, слышите, вами! А появиться в платье другого цвета - значит, проявить неуважение не только к посланнику, но и к вашему жениху!
Цецилия примиряюще махнула рукой:
- Можно одеть синее - это их цвет, и посланник будет польщен...
- На какие же хитрости вы готовы пойти, чтобы поскорее выскочить замуж. Стыдитесь!
- Это результат вашего воспитания, любезнейшая...
"Идиотка, - мысленно стонала Цецилия, пока ее одевали, - она всерьез думает, что я мечтаю выйти замуж, уехать в эту странную, чужую страну, где воды столько, что ею можно захлебнуться, а вместо птиц по ночам поют синие киты. Уехать от своих и жить там с дюжиной служанок, жить осторожно, под неусыпным наблюдением, страшась нарушить неписаную традицию, всегда быть настороже, всегда держать себя в руках, все замечать, взвешивать каждый свой шаг и слово. Потратить первый десяток лет на приобретение друзей и сторонников. Медленно, день за днем набирать силу и все равно никогда не быть уверенной, что этой силы хватит. Да еще не дай бог родить девчонку, а не наследника".
Служанки еще торопливо приметывали на место пятна огромную кружевную розу, когда Цецилия двинулась в столовую. Обед уже начался. Мать и посланник любезно перекидывались мячиками вежливых слов. Разговор зашел о принцессе Амалии. Полтора года назад ее похитил дракон.
- Бедная, бедная девочка, - печально говорила мать, - какая ужасная судьба. Принц Кора до сих пор ищет ее, хотя даже родители потеряли надежду. Все молчат, но никто не верит, что она еще жива.
Цецилия задумчиво скомкала салфетку. Красивая, сумасбродная Амалия, ненаследная принцесса Северного королевства. Об их любви с принцем Кора бродячие музыканты сочинили уже не одну песню. Они познакомились, когда им было по десять лет, и с тех пор почти не расставались, подолгу гостя друг у друга. Взаимные беспочвенные сцены ревности, пылкие признания и прилюдные скандалы вызывали много толков, но все сходились в одном: это будет единственный брак, основанный не только на династических соображениях. Все закончилось в один день.
Амалия исчезла, и принц Кора перемежал ее поиски в горах с безбожными попойками.
После обеда они вышли в сад. Душный ленивый ветер разносил аромат асфоделий и жимолости.
- Мой принц очень любит вашу страну, - изысканно склонял голову посланник. - Здесь так много солнца и тепла, и он никак не может дождаться времени, когда кусочек вашего солнца окажется с ним рядом и обогреет и его, и его подданных...
Мать сделала Цецилии знак рукой, и та покорно отстала. Сейчас они будут обговаривать дату свадьбы. Как скучно. Цецилия села на скамейку и раскрыла Книгу.
* * *
Да, Леля помнила, как познакомилась с Беном, хотя ничего примечательного в том не было. Стоял удушающий июль, и медовое, расплавленное солнце по-хамски заваливалось в ее комнату с окнами на юг, лишая возможности дышать и передвигаться. День растягивался на неделю, неделя на год. Леля оживала лишь к вечеру, когда небесный алхимик превращал расплавленное золото в теплую медь. Но заняться все равно было нечем - разгар каникул, все интересные книги прочитаны, дела переделаны, бой-френд в армии, родители далеко, по гостям ходить лень. Сбежала даже кошка, предпочитая Леле общество плотоядных котов. Одиночество - ценная штука, но приедается даже оно: в тот вечер Леля зашла к подруге, жившей с мужем.
- Подумаешь, расстались - фигня, нервный срыв будет у любой, если бросить курить, сесть на диету и начать принимать противозачаточные... - две девчонки понимающе переглянулись и прикурили еще по сигарете.
Леля сидела на кухне у своей подружки Машуни уже третий час. Июльское небо за окном медленно наливалось кровью - собиралось темнеть. Они никуда не торопились, обсасывая со смаком и тихой примесью неловкости (сплетничать - нехорошо) своих парней, парней своих подруг и парней совершенно чужих, к ним лично никакого отношения не имеющих. Иногда на кухню выползал Ден, и тогда разговор плавно переползал на похабные анекдоты, компьютерные игрушки и стоимость приличных примочек.
Машуня на секунду закаменела и, сделав голос мягким, сочувственно спросила:
- Пашку давно не видела?
Личико Лели немедленно сложилось в страдальческую гримасу:
- Вообще не заходит, - она уткнулась лицом в ладони и втихую бросила взгляд на Машуню. Ее реакция Лелю не удовлетворила. За секунду прикинув несколько комбинаций, она добавила:
- За месяц до нашего расставания он предложил мне выйти замуж...
О! Теперь все было в порядке - Машуня просто излучала сострадание, у нее даже слезы навернулись на глаза. Леля знала, что эта волшебная фраза сработает, но не понимала, почему. Да, брак - это выбор одного из многих, теоретически продолжающийся долго, вплоть до гробовой доски. Но ведь это не она предложила ему жениться, а он ей - это его выбор, при чем же здесь я?
- ...Пашка тоже плохо поступил, но Светка - гадина настоящая, как она могла увести парня у своей подруги... - негодовала Машуня.
"Могла-могла, у нее даже выбора не было - уводить, не уводить... Это просто делается - говоришь Пашке: я тебя жутко ревную, ты же до чертиков нравишься Светке. Ерунда, отвечает он, у Светки кривой нос и полное отсутствие мозгов, а сам в ее сторону поглядывать начинает и "по-особому" относиться. Все. На этом работа с мужчиной заканчивается. То же самое говоришь Светке. Она как женщина в таких делах поумнее будет, и сразу поднимает тебя на смех, но тоже начинает приглядываться - а вдруг правда? Интересно же! Так они друг на дружку исподтишка и любуются, убеждаются, что и правда - нравятся! И вот, недельки через две, когда почва созреет, ненавязчиво делишься со Светочкой всякими очаровательными подробностями из ваших с Пашей отношений: какой он сильный и нежный, и как сдерживается, чтобы не причинить тебе боль, и каким беспомощным становиться его лицо, когда вы целуетесь... Не поможет - через недельку еще что-нибудь рассказать, а перед этим поговорить о ее первой, само собой, несчастной любви, о сексе - настроить на нужную волну. Если принципы не позволяют ей так поступать - найти для нее оправдание (хотя, по Лелиному опыту, этого никогда не требовалось - все девицы находили его себе сами) - ну, там, я его не люблю и все такое...".
- ...Я бы так никогда не поступила!
Леля задумчиво посмотрела на разгневанную Машуню и грустно кивнула. Конечно, нет - я тебе просто этого не позволю. Вообще-то Лелины интриги заметить несложно, но такое никому и в голову не придет. Смысл, смысл-то их в чем? А смысл есть. Во-первых, это удовольствие, полученное от красиво просчитанных ходов, а во-вторых - Леля никогда не влюблялась, и поэтому Л ю б о в ь, про которую она читала в книгах, которую видела в фильмах, наблюдала у опупевших до глупости подруг, - представлялась ей чем-то мучительным и опасным, лишающим независимости и растворяющим личность, а тем более - любовь безответная. Раскладывая свои чувства на ладошке, Леля находила любопытство, азарт, похоть, оскорбленное самолюбие и стремление самоутвердиться, но любовь? Порой ей казалось, что весь мир морочит друг другу головы, играя в любовь, но дым без огня? Поэтому Леля старалась не рисковать, и если возникал хоть намек на сильное к ней чувство - всегда проводила процедуру расставания безболезненно. Кроме представленного выше элегантного способа, у нее в запасе было еще штук пять.
В дверь позвонили, по коридору пробухали Деновские тапочки и раздалось невнятное "Здоров... Бу-бу... А-а, о, бу-бу". Дверь распахнулась, и следом за Деном на кухню вошел молодой человек с лицом умненького обиженного ребенка.
- Познакомьтесь: это Леля, это Бенган, - кинул мимоходом Ден и расслабленно развалился на стуле. Бенган неловко поздоровался и осторожно присел, аккуратно поддернув свои невыносимо модные джинсы. Ей показалось отвратительным его маленькое, очень прыщавое личико, носик уточкой, пуговки бесцветных глазок, какая-то немыслимая аккуратность одежды, манера общипывать невидимые катышки с супер-пупер футболочки, доставать по одной сигаретке из внутреннего кармана. "Лощеный хорек", - мысленно определила Леля, но смотрела на него почти не отрываясь, забыв, что это может быть неправильно понято, потому что лицо его казалось голым - настолько явно и быстро проступали на нем все чувства - оно казалось единственно живым на фоне вежливых масок их общих знакомых. Вот он недоуменно нахмурился, водя кончиком сигареты по дну пепельницы, тут же выползла дрянная усмешка, он вскинул прищуренные глаза, что-то сказал и откинулся назад с видом глубокого удовлетворения.
Ему наперебой, с видимым удовольствием, говорили гадости. Он морщился и отвечал тем же.
"Эге, дружок, тебя здесь не любят", - отметила Леля. Из гостей они вышли вместе. Перед прощанием подруга отвела ее в сторону и прошипела в ухо: "Не связывайся с ним, пожалеешь". "И не думаю даже", - честно ответила Леля.
Бен не собирался провожать ее, но им было по пути. Они не торопясь пошли по темнеющему городу.
- Ты заходил по делу? - невинно спросила Леля.
- Нет, просто в гости. Это мои друзья, - ответил Бен, и Леля в первый раз пожалела его.
Он шел настороженный, нервно сжав кулаки в карманах джинсовки. Леля демонстративно этого не замечала, дружелюбно болтая о пустяках, задавая вопросы о том о сем и со спокойным удовлетворением отмечая, как разжимаются его руки, опускаются поднятые к ушам плечи, расслабляется лицо. Наконец он хоть и кривовато, но улыбнулся - напряжение спало.
- А вон там, через два дома, я и живу, - махнула Леля рукой.
- О! Чер-р-рт!
- Почему? - удивилась Леля.
- Да я джинсы порвал.
Они остановились и тупо рассмотрели неказистый, торчащий из земли штырь, дыру на штанине.
- Я не могу так идти домой, - лицо Бена скривилось, выражая такое отчаяние и муку, как будто он был фотомоделью, порвавшей на подиуме колготку.
"Нет, все-таки я мужиков не понимаю", - решила Леля и предложила:
- Пошли ко мне, зашьешь.
- Да нет, это неудобно, - неестественно протянул он, надеясь на уговоры, во взгляде его что-то мелькнуло.
До Лели медленно дошло, что штырь тупой, а дыра аккуратная, как будто разошелся шов.
- Не ломайся. - Леля повернулась, чтобы скрыть улыбку и пошла, уверенная, что он пойдет следом.
Приближалась полночь. Леля с Беном сидели на кухне и трепались, то и дело прыская от смеха. Джинсы были зашиты, утренние макароны съедены, чай выпит, а Бен уходить не собирался.
- У меня есть книжка про тебя, - хитро улыбаясь сказал Бен. - Хочешь почитать?
- Ага.
Он аккуратно достал из рюкзака флакон темного стекла и нетолстую книжку, обернутую в газету, заставил Лелю вымыть руки и капнул на них из флакона. Запахло иланг-илангом.
- Можешь взять, - торжественно разрешил он. Леля не менее торжественно поклонилась ему и раскрыла книгу.
* * *
Цецилию обдуло сухим порывом. Она вскинула голову и закричала, сжимаясь в комок - на нее летело что-то огромное и темное. "Драко-о-он!" - услышала она чей-то крик, ее сбило с ног и поволокло. Все погрузилось во тьму.
В глаза Цецилии ударил пронзительный луч света. Она захлебнулась им и зажмурилась, но тут же открыла вновь: косые лучи заходящего солнца освещали ее лицо. Взгляд Цецилии скользнул по стрельчатым узким окнам, бархатному потертому креслу в углу, массивному перекошенному столу и остановился на молодом человеке, вполоборота сидевшем подле нее на низком табурете. Его холодное, довольно красивое лицо вызвало у Цецилии непонятную тревогу. Что-то неправильное было в нем, какая-то крошечная черточка, ускользающая от внимания.
Цецилия приподнялась, оперлась на локоток и церемонно произнесла:
- От имени короля и королевы, вечно сущих и вечно скорбящих, я приношу вам благодарность за мое спасение. Вас ждет награда и признательность.
А так как молодой человек продолжал молчать, Цецилия с некоторым беспокойством продолжила:
- Вы, наверное, очень храбрый, если не испугались этого жуткого чудовища...
- Боюсь, я недостоин ваших похвал, принцесса, - безжизненно проговорил он, - я не спасал вас от дракона...
- Не спасал от дракона? - как эхо повторила Цецилия, внезапно понимая, что н е т а к в этом юноше,
- Потому что дракон...
- Потому что дракон... - прошептала Цецилия, заглядывая в его зеркальные, без белка и зрачков глаза.
- Это я.
- Это ты, - завороженно закончила Цецилия, постепенно замечая серебряные клыки и серебряные же мощные когти на руках, и шесть пар сосков, просвечивающих сквозь тонкую рубашку, и остистый позвоночник, выпирающий наружу гребнями. Заметив испуганно-жадный взгляд Цецилии, дракон неожиданно смутился и закрыл лицо ладонями, но не пошевелился, разрешая рассмотреть себя получше.
- Как вы намереваетесь поступить со мною? - прервала наконец молчание Цецилия.
- Я предлагаю вам выйти за меня замуж.
- А если я откажусь?
- Тогда я отнесу вас обратно.
- Так я отказываюсь, - соскочила с кушетки Цецилия, - несите!
Дракон пожал плечами:
- Не торопитесь, подумайте. Я даю вам срок, принцесса. Если через две недели решение ваше не изменится, я доставлю вас домой. - Он неторопливо встал и свистнул. Двери скрипнули и распахнулись, пропуская в комнату бесшумных мантикор.
- Проводите, - махнул он им рукой. Мантикоры тут же ласково заструились у колен Цецилии, направляя и указывая дорогу. Цецилия ни разу не видела живых мантикор. Мертвых - да. Редко, очень редко их ловили где-то у подножия гор и почти сразу же убивали. Ни приказы еще прадедушки Цецилии, ни крупные денежные награды, обещанные за живую мантикору, результата не дали.
Ловцы мантикор тупо твердили, что держать, дескать, этих тварей живыми нельзя, так как они умеют переселять человеческие души. Интересно, как они это делают? Может быть, они кусаются? - думала Цецилия, разглядывая их необычайно гибкие, похожие на собачьи тела, их тонкий, с ядовитой колючкой на конце хвост и грубые лапы, напоминающие человеческие руки.
После анфилады громадных темных залов, где звук от шагов возвращался только минуты спустя, комната в угловой башне показалась Цецилии совсем небольшой и даже уютной. Старинные, уже осыпающиеся гобелены с выцветшим рисунком прикрывали грубую кладку. В одном углу стояла широкая кровать с грязно-белым балдахином, в другом - изящное резное трюмо.
- Что принцесса желает на ужин?
Цецилия вздрогнула: мантикоры смотрели на нее прекрасными мертвыми глазами, их лица напоминали маски древних богов.
- Зажаренную голову дракона, - бросила она с ледяным презрением.
- Она невкусная и воняет улитками, лучше возьмите сыр и жареное мясо.
Цецилия подозрительно скосила глаза на мантикору: его безучастное лицо немедленно изобразило умиление и готовность услужить. Над Цецилией откровенно издевались.
- Пошел вон... - она не успела договорить - четыре тени исчезли.
Цецилия медленно присела на пыльный пуф у трюмо; мысли ее текли плавно и четко.
"Во-первых, сегодня ночью меня не съедят", - она дотронулась до сухого, сморщенного цветка, воткнутого в раму, и тот пеплом осыпался ей на руки.
"Скорее всего, это произойдет позже, после ритуала, называемого свадьбой...".
Она открыла тяжелую серебряную пудреницу - пудра в ней слиплась комочками, между которыми бегали мелкие насекомые. "Даже если не съедят - убьют в любом случае. Амалия - первое тому доказательство, да и о других похищенных принцессах никто, никогда и ничего больше не слышал".
Цецилия открыла ящик, потрогала веер, почти превратившийся в труху, золотой скипетр, Книгу судьбы, флакон с испарившимися духами, коробочку с блестками и колоду карт. Раньше в этой комнате жила молодая царственная особа, но недолго. Цецилии оставалось жить не больше года. Насколько меньше - зависит только от нее самой. Она залезла на кровать, крепко сжимая в руке скипетр и прикидывая, куда будет бить, если что. Не буду спать этой ночью, - твердо решила Цецилия.
Когда она открыла глаза, было уже позднее утро. Одеяло валялось в одной стороне, скипетр - в другой. Цецилия повалялась с полчаса, повздыхала, разобрала сбившуюся прическу, заплела косу. Прошел час. Никто не появлялся. Она подошла к двери и навалилась. Двери распахнулись, и Цецилия выбежала в коридор. Ее никто не караулил, замок был пуст и тих. Сначала она шла по коридорам, потом побежала. Она уже вылетела во двор и только тут увидела мантикор, свежевавших быка.
- Эй, вы, - крикнула им Цецилия, - где дракон?
- Он улетел на охоту, - любезно оскалились мантикоры.
Дикая, нереальная надежда зародилась в душе Цецилии, ведь чужие ошибки всегда приносят победу. Она, прищурившись, глянула на затянутое дымкой солнце, прикинула, в какой стороне ее дом, и побежала. Сначала она бежала быстро, потом медленнее, потом просто шла, а под конец еле брела. Поэтому она шла не поднимая головы и не видела в небе маленькую точку, описывающую над ней плавные круги. Когда Цецилия поняла, что не может больше идти, и опустилась на камни, точка начала увеличиваться. Дракон подошел к Цецилии и, взяв ее на руки, пошел к замку. Цецилия не сопротивлялась: привалившись к его плечу, она слушала гулкие неровные удары его сердца, хрипловато-тягучее дыхание. И постепенно в ней появилась необъяснимая, как все, что приходит к нам из глубин души, убежденность, что ее не съедят. "Он может меня убить, - путано думала Цецилия, - но не съест. Почему это так важно? А, это как бы доказывает, что он больше человек, чем зверь... фи, как глупо...".
- Я знаю немного про твою жизнь, - неожиданно заговорил дракон, - и она кажется мне забавной. Женщин у вас украшают, как маленьких кукол: в шелк, птичьи перья и драгоценные камни, но запрещают им смотреться в зеркала до замужества... в твоем королевстве свободные нравы - даже принцессе позволяется оставаться наедине с мужчиной, но женихи и мужья носят вуаль - дабы не оскорбить свою избранницу нескромным взглядом. Вы выбираете еду по цвету, различаете семьдесят четыре вкусовых оттенка воды, а лгущего человека определяете по запаху его пота. Ты не доверяешь мне, потому что я вообще не пахну.
Немного помолчав, он продолжил:
- А еще говорят, тебя учили убивать людей, не прикасаясь к ним... расскажи мне, как ты это делаешь?
Цецилия молчала. С врагами не разговаривают, с врагами не едят, с врагами не пьют.
К вечеру от жажды и голода у Цецилии начались галлюцинации. Перед ее глазами медленно проплывали кремовые расплывающиеся башенки и личные апартаменты тухлых геральдических цветов, к ее кровати подходили уродливые до совершенства звери и люди - они наклонялись и мучительно долго заглядывали в глаза, просто подходили, заглядывали и уходили. Она считала их, и когда счет перевалил за три тысячи, внезапно очнулась.
Вокруг нее плескался темно-синий кисель неба и воды.
- Пей, глупенькая принцесса, - печально говорил державший ее в озере дракон. - Пей, эта вода не принадлежит ни врагу, ни другу.
Цецилия, захлебнувшись, начала жадно глотать. Наконец ее замутило, и дракон вышел с ней на берег. Он опустил ее на песок и сел рядом. В темноте его глаза тихо сияли.
- Посмотри на меня, глупенькая Цецилия, - вкрадчиво зашептал он. - Просто посмотри, ведь я тот, о ком ты всегда мечтала, кто снился тебе каждую ночь, чье лицо ты искала на всех статуях в вашем саду. Я люблю тебя и предлагаю намного больше, чем трон и право рожать наследников, я предлагаю тебе счастье и свободу - воистину королевский подарок...
"Странно, - подумалось Цецилии, - он так близко, а мне кажется, что рядом никого нет, только ветер и песок".
- Посмотри на меня, - умоляюще просил дракон, - затаи дыханье, не вдыхай мой запах, его нет... Просто посмотри...
Он наклонился над Цецилией и внезапно зажал ее рот и нос.
Цецилия, чувствуя себя звонкой и опустошенной, почти не сопротивлялась, а только изумленно распахнула глаза и действительно заглянула дракону в лицо. Шок был мгновенным и острым: сквозь обезличенно-сливающиеся черты проступили другие. Теперь они не были красивы, но они сводили Цецилию с ума.
"Это морок", - поняла она, с болью вглядываясь в это родное, давно любимое лицо.
- Амалии ты тоже предлагал счастье и свободу? - выпалила она. - Ты убил ее после свадьбы? Или она тебе отказала?
- Амалия? - с небольшой заминкой пробормотал дракон. - Эта высокомерная капризная девица без капли здравого смысла? - голос его дрогнул от ярости. - Ее действительно следовало бы убить.
Потрясенная точностью описания, Цецилия замерла. "Сейчас он скажет, что она случайно сорвалась со скалы, и я поверю", - с ужасом поняла она.
- Я бы, конечно, мог тебе сказать, что она упала со скалы и разбилась, - задумчиво протянул дракон. - Это избавило бы меня от необходимости ее посещений, но я не люблю лжи.
- Она... жива?
- Вероятнее всего - да. Есть, конечно, надежда, что мой кузен темиург Бара скормил ее диким зверям, но она слаба - уж очень сильно он любит эту вздорную девчонку.
* * *
Леля закрыла книгу и пошла открывать дверь. Она уже начала узнавать этот звонок - в последнее время Бен заходил частенько. Обычно он появлялся вечером, нервно топтался в прихожей, несколько раз переспрашивал - не помешал ли? - и только после этого скидывал ботинки и бесшумно проходил на кухню, напоминая Леле маленького хищного зверька или насекомое. Она заваривала чай, пока Бен тщательно мыл тонкие скованные пальцы. Первые полчаса уходили на "психологический массаж", как называла это Леля; Бен потихоньку оттаивал, и только тогда с ним можно было иметь дело. Нет, он ей по-прежнему не нравился, но она видела родственную душу, он тоже был ненормален, хотя и по-другому.
- Понимаешь, у меня высокий уровень эмпатии, - рассуждала Леля, сидя на подоконнике, - хорошо это или плохо, не знаю. Представь, ты знакомишься с человеком, и сразу понимаешь, что ему нужно - не то, что он из себя строит или там говорит, а именно то, в чем нуждается. Может быть, это капелька жалости или признание своей исключительности, а может быть, ему хочется немного боли или любви...
- Д-да? - Бен вальяжно развалился в углу на табуретке (он всегда там сидел), - это же классно. Что тебе не нравится?
- Да уж, очень классно, - саркастически скривилась Леля, - строишь человеку целый мир, тратишь свои мозги, силы, нервы, и в итоге - а, вот хорошая аналогия: ты видишь человека, который хочет пить и не понимает этого, ты протягиваешь ему фляжку с водой, а он ее отталкивает и просто умирает от жажды. Ты мучаешься от его тупости и начинаешь вливать ему воду силой, а он отбивается и ненавидит тебя, затем расчухивает, что к чему, и начинает предъявлять претензии: мол, вода невкусная, и я хочу пива. Ты его, естественно, посылаешь, и теперь он уже ненавидит тебя до конца своих дней.
- Ну ты загнула. Просто проходи мимо со своей водой.
- Да я уже давно прохожу. Но иногда нравится кто-нибудь, вот и предлагаешь.
Бен неторопливо перенес верхнюю часть туловища с одного локтя на другой и протянул:
- Приведи хоть пример, что ли.
- Легко, - с ненавистью отчеканила Леля. - У милой симпатичной девушки комплекс, что она не нравится парням. Я беру дело в свои руки: убеждаю, что у нее красивое все, кроме цвета волос, она не убеждается, но волосы красит.
На следующий же день мой знакомый пацан "случайно" знакомится с ней, когда мы прогуливаемся у ЦУМа - она краснеет, цветет и падает в обморок от счастья. Дальше я всеми правдами и неправдами ввожу ее в свою компанию, предварительно проработав там всех одиноких парней - умница, красавица, с парнями не везет, все зарятся только на материальное состояние, а как же: папа - директор сети магазинов "АЛЛО", у нее и машина своя есть, только она ездить не умеет, мечтает о друге, который бы любил ее, а не папины деньги.
Эффект себе представляешь? Королева вечера! А результат знаешь какой? Этой сучке, оказывается, никто не понравился. Да, никто. Кроме моего Вадима. Она его отбила, совершенно обо мне не задумываясь.
Бен захохотал.
- Но это еще фигня, через месяц они поссорились, и она пришла спросить у меня совета, как помириться, а когда я ее выгнала, ходила рассказывала знакомым, какая я завистливая мстительная дрянь и не хочу устроить счастье подруги. Кстати, я видела ее недавно. Она до сих пор красится в этот идиотский сливовый цвет.
- А с мужчинами?
- Еще проще, - вздохнула Леля.
- Ну, а мне чего надо? Продемонстрируй свои способности!
- Может, не надо?
- Нет, давай-давай, мне очень интересно!
Леле стукнуло в голову. Глаза ее стали холодными и безжалостными. Она тихонько свистнула:
- Беня, Беня, ко мне, служить, молодец, иди на поводок.
Бен побледнел и весь как-то окаменел. Леле стало неудобно.
- Извини меня, - тихо сказала она.
- Запомни, я не смогу простить тебе этого. Даже если это правда.
Леля знала, что нравится Бену. Как? Откуда? Он не ухаживал за ней, не говорил комплиментов, не дарил подарков, но взгляды, жесты, неловкость и смущение выдавали его с головой. Физически Бен был неприятен ей, и, чувствуя, что Объяснение все-таки когда-нибудь состоится, она готовилась вежливо и тактично послать его на хрен. Она прикидывала наименее болезненные варианты, а напряженность росла: все чаще Бен начинал беспричинно нервничать - казалось, только для того, чтобы Леля обратила на него внимание и успокоила. Иногда он будто набирался духу и, проникновенно заглядывая Леле в глаза, медленно и волнуясь начинал говорить (ее сердце всякий раз падало - "Ну вот, сейчас он скажет Это") что-нибудь несущественное и размытое, оставляя впечатление, что хотел он сказать нечто важное, но в последний момент передумал. В конце концов Леля уже мечтала, чтобы Объяснение состоялось и с этими мучениями было покончено - либо они расстанутся врагами, либо Бен просто потеряет к ней интерес и исчезнет с горизонта.
Однажды, около трех часов дня, они попивали кофе и смотрели телевизор. Все было как-то по-семейному - Бен полулежал на диване и мучил Муську, Леля сидела в кресле, закинув ноги на подлокотник и подпиливая ногти. В телевизоре грациозно ходили и убивали всех плохих дядей полуобнаженные, утянутые в кожу и латекс блондинки.
- Не люблю таких девушек, - неожиданно сказал Бен.
Леля бросила на него быстрый, ничего не выражающий взгляд.
- Смотри, смотри, как они ходят - как твоя Муська. Своими грудями и попами они кричат: "Я самка! Ау! Где мой самец!"
Леля расхохоталась:
- Вот откуда идет миф о глупости красивых женщин. Когда в женщине столько сексуального, человеческого просто не замечаешь.
- Да нет, - загорячился Бен, - ты смотри, они мне бросают вызов - "Эй, завоюй меня, а если не можешь, то ты не мужчина, а если не хочешь, то не мужчина втройне...". - Бен отбросил Муську и легко пересел к Лелиным ногам.
- Девушка, которую я полюблю, - задушевно начал Бен, нежным быстрым движением отобрав пилку, - должна походить на ящерицу - с холодным сердцем и горячей кровью. Она так легко двигается, и так же легко проникает тебе в душу. Она живет, будто танцует, будто знает, что когда-то умрет. Она постоянно меняется, и сама не знает, какой будет через минуту - она сестра, она мать, она любимая - и никто не верит, что она несет смерть...
Леля слушала зачарованно. Глаза Бена стали ласковыми и теплыми - они сияли и казались ей прекрасными. Она поняла, что Объяснение в общем-то состоялось, и не знала, что делать - все ее заготовки казались жалкими и пустыми - просто словами.
- Я знаю одну такую девушку, - продолжал Бен, - она умна и нежна, и общаться с ней все равно что играть в шахматы - она всегда дожидается твоего следующего хода, а ее ходы предсказать невозможно... А как она одевается! Вчера она пришла в таком дымчато-палевом брючном костюме...
- Куда пришла? - тупо спросила Леля.
- На работу. Мы работаем вместе, - пояснил Бен с невинным видом. - Я давно хотел посоветоваться с тобой насчет нее...
Леле стало смешно и волнующе радостно. "Игрок! - ликовала она. - И он сам бросил мне вызов, если что, ко мне никаких претензий. Ну, поиграем, ах, как мы поиграем!"
- Бен, лапочка, попозже. У меня свидание в пять, а я еще не готова.
- Какое свидание? - тупо спросил Бен.
- Лю-бов-ное. - Бен скис. - А хочешь, пойдем со мной, я вас познакомлю...
Леля рисковала: если бы Бен согласился, ей бы пришлось сломать себе ногу.
- Нет уж, - мрачно сказал Бен, - приревнует еще.
- К кому? - невинно не поняла Леля, - К т е б е?
Бен ушел молча, не прощаясь, и не оборачиваясь. "Квиты, - поставила точку Леля. - Он вернется. Карты разменяны. Следующий ход его. Он захочет взять реванш".
* * *
Амалия вместе со своим страшным другом появилась ближе к полудню. Они сели обедать в гостевой зале, и над их головами тихо попискивали потревоженные светом летучие мыши. Цецилия напряженно вглядывалась в безмятежное, беспрерывно болтающее личико Амалии.
- ...А мой Бара был как будто нефтяной магараджи с Востока, а я как будто его дочь-наложница...
Белоснежное, немыслимого фасона платье раскрывалось, как лепестки цветка, при каждом ее движении и мешало сосредоточиться на сути разговора.
- ...А волосы в пучок и прозрачная паранджа до щиколоток... И все благородные рыцари смотрели, как я танцую, а их благородных дам трясло от негодования, а слуги, забывшись, проливали на ковер воду и трехсотлетнее вино...
"О чем она? - мучительно соображала Цецилия. - Мне так нужно поговорить о важном... Почему нас не оставляют наедине?"
Дракон встал и величественно простер руку к окну:
- Бара, брат мой, пойдем, полетаем над горами, полюбуемся на закат!
Бара, подозрительно косясь в окно на стоящее в зените солнце, покорно вышел. Они помолчали.
- Ты... счастлива? - спросила Цецилия.
- О-о, безумно, - тихо простонала Амалия. - Он, он - прекрасен: всегда знает, чего я хочу, о чем думаю. Он мой отец, мой брат, мой любовник. Мне не бывает с ним скучно. Мы так развлекаемся! Представь себе, однажды мы улетели в Арабис, и я была как будто госпожа, а Бара - мой раб...
- А как же принц Кора?
- Ну я же тебе только что рассказывала! - с обидой воскликнула Амалия. - Мы ездили в Пронт, я там танцевала и как приз досталась принцу. Пьяный, в окружении низкопробных девок - он лапал меня, лез целоваться, а изо рта капала слюна вперемешку с вином и рвотой. Принц и думать забыл о своей любимой принцессе, которую сейчас, быть может, пожирает злобный дракон...
Амалия всхлипнула.
- А ты не думаешь, что всю эту историю подстроил твой Бара?
- Конечно, - Амалия нервно расстегнула браслет, - ведь он видел, как я страдала без Кора и помог устроить встречу, хотя и рисковал: если бы принц не вел себя так отвратительно, я бы вернулась домой...
Амалия заплакала.
- Прости мне эти слезы, крошка Цецили - я жду ребенка и немного нервничаю. Но поверь мне в одном: еще ни разу я не пожалела о своем решении. Драконы умеют любить и жертвовать всем ради любимой - запомни это. Если сомневаешься - почитай Книгу, священники говорят, там записана наша судьба, прошлое и будущее.
Цецилия вяло покачала головой - еще ни разу Книга ничего не подсказала ей, но, тем не менее, после отлета Амалии и кузена она заперлась в своей комнате и принялась читать.
* * *
Бен появился к концу второй недели, когда пошли нудные моросящие дожди, а Леля уже перестала его ждать. Он наотрез отказался проходить и, глядя исподлобья, позвал гулять.
- Есть места, которые выбивают из обыденности - тогда останавливаешься и осознаешь - вот ТЫ и находишься ЗДЕСЬ. Момент осознания. На многих так действует природа, но я урбанистический ребенок, я с детства привык замечать неброскую, гнилую красоту города... Тебе первой я покажу свое любимое место.
Они проехали несколько остановок в полупустом автобусе, мимо обшарпанных пригородных домов, укутанных мокнущей зеленью, и вышли. Бен шел быстро, не оглядываясь, - Леля едва поспевала за ним. Пейзаж стал отдавать сюрреализмом - на дороге появились громадные железобетонные трубы, внутри которых они прошли, даже не сгибаясь. Дальше началась техногенная свалка. Бурая намокшая стекловата, ржавая, переплетенная в агонии проволока, здоровые шестерни непонятного назначения, канистры из-под машинного масла, полусгнившее тряпье, выпотрошенные остовы машин и много, много труб, наваленных в беспорядке друг на друга - по ним приходилось скакать - они качались и гулко вибрировали. Бен уверенно продвигался к центру свалки. Леля чуть отстала, оглядываясь по сторонам, и вдруг поняла, что Бен исчез.
- Бе-еня, - тихонечко позвала она, - ты где? Я очень хочу тебя видеть...
- А что мне за это будет? - Леля завертела головой - голос звучал рядом и везде, но видно никого не было.
- Ну, я тебя любить буду, устроит?
- "Любить" - это слишком шикарно, а вот минетик меня устроит... выходить?
- Не-е. Чего-то не хочется, - поежилась Леля.
- Дело твое. Хочу только тебя предупредить: когда стемнеет - сюда вылезут крысы и бомжи. Ну, конечно, у тебя есть в запасе пара часов, чтобы самостоятельно выбраться. Решай. Я жду минут десять и ухожу.
Леля задумалась - дорогу она помнила плохо.
- Ладно, - вздохнула она, - согласная я. Вылезай.
Бен вышел и остановился на расстоянии полуметра. Они обменялись долгим оценивающим взглядом.
- Ну, - первым не выдержал Бен, - начинай!
- Снимай штаны, - безмятежно хмыкнула Леля.
Бен стал медленно расстегивать пряжку ремня. Леля, не смущаясь, с насмешкой смотрела ниже его пояса. Движения Бена еще замедлились. Он занервничал.
- Вообще-то, - обиженно сказал он, - нежно снять с меня джинсы - это твоя обязанность.
- Как же! И пропустить такое зрелище: Беня в спущенных штанишках. Полцарства за фотоаппарат!
Бен замер и просверлил Лелю пронзительным взглядом. Леля ухмылялась.
- Ну нет, тебя н а д о проучить. Ты сделаешь мне минет, или я буду не я - и Бен решительно дернул молнию.
- Фу! Фу! - пронзительно закричала Леля, тыкая пальцем в ширинку, - Фу! какая мерзость! меня сейчас просто вырвет!
Бен стремительно застегнул джинсы и, резко развернувшись, пошел прочь. Даже со спины было видно, как горят его уши. Довольно ухмыляясь, Леля пошла за ним.
На самом деле Леля прекрасно знала, как вести себя, чтобы, несколько раз попробовав, Бен прекратил свои выходки. Или хотя бы испытывал чувство вины. Но она провоцировала его поступать так и дальше, потому что это нравилось не только ему, но и ей самой. Ее поведение было ничуть не лучше. Она играла, конечно, утонченнее, но от этого Бену было не менее плохо. Чего стоит, например, прогулка к Александровскому парку, когда Леля встретила своего знакомого и вынудила Бена в течение сорока минут идти позади них на расстоянии двух метров.
Но, конечно, были и длительные перемирия, расслабленные пустые дни, ночные шатания по городу, бутылка пива на двоих, вымершие детские площадки, грязные ночные кафе и, разумеется, разговоры. Разговоры, рождающие в Леле нежность и тоску. Он часто оставался ночевать, но спать они не ложились - жгли свечи, слушали музыку, пили чай, валялись на тахте, иногда обнимались, а могли и уйти погулять в два-три часа ночи.
- Я плохой человек, - говорил Бен, - а все из-за чего? Из-за тяги к совершенству! Ты смеешься? Зря. Сколько помню, мне всегда ставили кого-то в пример - дядю, всех моих друзей... а я старался, очень старался быть добрым, никого не обижать и не расстраивать, быть честным. Но у меня ничего не получалось! Либо честен, либо никого не расстраиваешь. Мной всегда были недовольны. Но если я не мог быть хорошим, значит, я плохой? В детстве ведь так и рассуждаешь, правда? Вот я и стал вести себя как плохой - воображал себя подонком без капли чести, хитрым интриганом. Стремление к совершенству! Я подошел к делу серьезно и даже выработал принципы Великого злодея, и что ты думаешь? Жизнь наладилась! Ну а позже я убедился - хорошим быть скучно. Потому что это и предсказуемо, и очень ограничивает.
- По-моему, ты упрощаешь, - говорила Леля, - хороший, плохой. Ты прямо как в комиксах живешь. Абсолютные понятия добра и зла - вещь крайне относительная. Если ты убил кошку - кошке плохо, но хорошо мышам. Знаешь, что я об этом думаю? Ты никогда и не хотел быть хорошим, скорее, ты хотел быть любимым. Любимым всеми, всегда и при любых обстоятельствах, - Леля тихо встала и, подойдя к сидящему Бену со спины, мягко и крепко обняла его, как бы случайно положив ему руку на сердце. - Следишь за мыслью? Обычно это бывает с единственным ребенком в семье. Что бы он ни сделал - все вызывает у родителей восторг. А потом он вырастает и требует от мира слепого поклонения. А мир остается равнодушным, потому что ребенок - посредственность...
- Но это не твой случай, - мягко, но убежденно продолжала Леля. - Гораздо хуже, когда в семье есть куча пожилых теток. И у каждой есть свой, единственно правильный взгляд на воспитание ребенка. Одна считает, что мальчик должен быть смирным, другая - что должен давать сдачи. И все они воюют друг с другом, и перетягивают ребенка на свою сторону, и вечно строят козни, плетут интриги, перекидывая неудачи на плечи противниц и приписывая себе все достижения ребенка. Склоки, лицемерие - нездоровая атмосфера, особенно для мальчика, который принимает эту модель поведения, а подрастая, понимает, что она - женская (дыхание Бена участилось), а хуже того - он не может ее изменить.
Даже не знаю, что бы я делала на месте этого мальчика... Впрямую сказать себе: я ничтожество, моя судьба - быть вечной шестеркой, шакалом Табаки рядом с Шерханами, тогда встает вопрос - а нужна ли такая жизнь вообще? - Леля выдержала почти сценическую паузу, сердце Бена колотилось. - Я думаю, ты старался быть Настоящим Мужчиной и очень, очень боялся, что тебя раскусят.
- Ты что, имеешь в виду меня? Какая чушь! - голос Бена был безмятежным. "Вот это выдержка!" - поразилась Леля. Она оторвалась от Бена и скользнула к магнитофону.
- Видишь ли, мужественность, женственность - туманные понятия, - Леля выбрала кассету с Portishead. - Возьмем тебя, Бен - ты умный, немного нервный, безнадежный пессимист, и одним словом можешь испортить настроение целой компании, но зато никто лучше тебя и не утешит, когда все плохо. Хорошо держишь себя в руках, добиваешься того, чего хочешь, хотя и не уверен, что можешь чего-то добиться... Ты хочешь выглядеть круто, но своего стиля у тебя нет, поэтому приходится следить за модой. Ну, а теперь скажи - какие из этих качеств мужские, а какие женские?
Бен молчал. Леля вставила кассету в магнитофон и нажала кнопку.
- Тебя любят или не любят таким, какой ты есть. И каким бы ты ни был хорошим, всегда будут те, кому ты не будешь нравиться, и каким бы ты ни был плохим, всегда найдется кто-то, кто полюбит тебя.
Высокий чудный голос запел. Не оборачиваясь, Леля начала танцевать. Она танцевала для Бена. Гнойник был вскрыт.
* * *
"Так выходить замуж или нет - я не понимаю. Эта Книга такая запутанная и непонятная... Надо решать самой..." К вечеру, с тоской и отчаянием от собственной глупости, но внешне спокойно и даже холодно Цецилия подала дракону вуаль, сделанную наскоро из многострадального балдахина - и этим самым дала согласие стать его женой.
На следующий день они и поженились в маленьком храме у подножия гор. Не было ни цветов, ни геральдического платья, ни родственников, ни друзей. Пухлый жрец с обрубленными пальцами помогал проводить обряд. Они умылись одной водой, смазали губы вином и надели рабские браслеты.
- Будем праздновать? - поинтересовался дракон, когда они вышли наконец в зелень и солнце храмового сада.
Цецилия отрицательно качнула головой. Он внимательно взглянул на ее вздрагивающие руки, опущенное лицо, и легко согласился: