Четвертые сутки Козминот витал на орбите вокруг странной необитаемой планеты, стоящей вдалеке от межзвездных трасс. Четвертые сутки он рылся в пухлых каталогах, но название находки так и не находил. Она возникла на пути его суденышка внезапно, невесть как и невесть откуда. Автоматика едва успела дать импульс тормозными двигателями. Козминот едва успел выставить руки над головой и слегка смягчить удар теменем о потолочную переборку. Когда сознание к нему вернулось, комнату уже затопила невесомость. Корабль навивал витки вокруг неизвестного небесного тела. Возле уха Козминота парила расческа. Причесавшись, он поплыл в рубку управления.
Анализаторы, которыми он пытался прощупать планету, перегревались. Им мерещились залежи трансурановых элементов. Состав атмосферы непрерывно менялся, будто внутри готовилось адское варево. Но больше всего добавляла сходство с адским варевом подвижность материков. Они ползали! Ползали, будто амебы под мелкоскопом.
Планету освещал тусклый плазмоид. Он рывками ходил вокруг нее по сильно вытянутому эллипсу. Козминоту захотелось подобраться к нему ближе. Плазмоид, вдруг, распух и выдохнул в его сторону протуберанец. Глазок носовой телекамеры оплавился. Козминот подал судно назад и чертыхнулся сквозь зубы.
Космонавт долго не решался покинуть уютные стены космолета. Он вяло причесывался перед осколком зеркала, штопал носки, закапывал капли в нос, выдавливал угорь под глазом, чинил гравилетный ранец. Наконец экипировался, вздохнул и шагнул в тамбур.
Наружные дверцы распахнулись. Космос встретил пилота безжизненным светом далеких созвездий. Козминот поежился, посмотрел вниз на, распростертую под ногами, планету. Прямо под ним топорщилась складками величественная горная цепь. По ней клочками ваты ползли облака, далеко на востоке собиравшиеся в налитый электричеством глаз циклона.
Космонавт тихонько оттолкнулся обеими ногами от порога тамбура. Несколько времени парил рядом с судном в безмолвии, любуясь его строгими, по-циолковски рыбьими обводами, с бутафорскими, расцарапанными метеорами, плавниками стабилизаторов.
Гравилет заурчал, и корабль метнулся вдаль. Диск планеты, с заусеницами северных сияний на полюсах, стал надвигаться. По щиколоткам скользнули первые голубые ручейки плазмы. Вдруг, гравилет смолк. Козминот озабоченно потрогал его кнопки, стукнул ранец локтем; тот висел молчащим, мертвым грузом.
Стратосфера завернула пилота в огненный кокон. Скафандр раскалялся. Страдая от жара, Козминот выпустил тормозной парашют. Непослушная ткань облепила пилота. Сквозь стиснутые зубы он поминал старьевщика Афанасия, всучившего ему тряпье. Пот застил глаза. Перед ними мелькнула вся его жизнь: вот он гукает в кроватке, вот набивает порохом первую петарду, вот курсантом спешит сдавать экзамен по астродинамике, вот - пора первых учебных полетов.
Он любил тогда засиживаться перед иллюминатором, устремя взор в созвездия. Бредовые, на первый взгляд, мысли приходили ему тогда в голову. Позднее некоторые приобрели вид стройных научных концепций. Таковой была теория пространство-глотного движка, основанная на постулате "природа не терпит пустоты"; и теория осколков Абсолюта (Создателя Мира) уцелевших после Первовзрыва. Согласно ей, осколки, испытывая энтропийное давление внешнего мира, должны были разусложняться по обратной спирали развития. Прямое взаимодействие с веществом, будь то материя или антиматерия, приводило бы к чудовищным выбросам энергии. Этим де и объясняется феномен квазаров реликтовых батарей на границах Метагалактики. Теория была нелепой и захватанной даже для того времени. Тем не менее, нашлись сорви-головы, которые устремились на поиски осколков. Но шли годы, а поиски не приносили результатов. Движение деэволюционистов стало затихать.
Падение замедлилось. Будто невидимая ладонь взяла его в мягкий ковш и сдавила. Он сжался в комочек. Завернулись края планетного диска, и "ладонь" опустила его в изумрудную чашу.
Не веря в спасение, Козминот осмотрелся. Он лежал на блюде зеленой равнины. Травянистый покров волновался, расходясь от Козминота кругами. На горизонте валы вырастали, смыкаясь со свинцовым облачным небом; трава и деревья облуплялись; валы затвердевали в горные цепи.
Моросило. В сырых сумерках молча бродили редкие деревья. Огромные полипы зарывались в облака кустами пятнистых присосок. И что-то, напоминающее гигантскую гидру, ворчало и ворочалось в траве.
Козминот сделал пробный шажок. Под ступней чавкнуло. Травянистый покров поддался и по-болотному спружинил. Он пошел прочь от того места, где что-то опасно ворочалось.
К вечеру прояснилось. Местность менялась. Листва пожелтела, опала. Трава полегла, побурела и склеилась в твердую корку. Под коркой катались какие-то клубни. Иногда какой-нибудь особенно сильно выпячивался, прорывал кору. Наружу вываливалось и застывало камнем сизое, ноздреватое тело. Ветер выдувал из его ноздрей гулкий, гундосый гул. Козминот содрогался от этих звуков.
На закате ветер стих. Плазмоид раскаленной риской на мгновение застыл между двух холмов, поразительно напомнивших космонавту женскую грудь, и шатнулся за горизонт. Сразу стемнело. Над головой задрожали звезды. Козминот еще и еще мусолил образ овальных холмов, освещенных красноватыми лучами плазмоида. Или то была иллюзия, навеянная долгим одиночным полетом, превращающая случайную игру природы в памятник женскому бюсту?
Пора устраиваться на ночлег. Он прикорнул в лощине и сразу провалился в сон. Ночью он просыпался. Ему мерещились лунные пейзажи и марширующие на запад кратеры. Но перегруженная психика отказывалась воспринимать картины и опрометью погружала его в сон.
Утренняя планета была тепла, нежна, щебетала пташками, искрилась бусинками на траве, искушала окунуться в прохладное озерцо в низине.
Козминот спустился к озеру и, то и дело одергивая себя на мысли, что находиться во враждебной среде, свинтил шлем, умылся, прочистил пазухи носа. Теперь он готов был исследовать загадочную планету.
Он вскочил на ноги, двинулся в рощу. Несколько времени он свирепо продирался сквозь заросли, потея, засаживая волосы колючками. Когда усталость вытеснила исследовательскую горячку, он замедлил шаг. Заросли, как будто, стали реже. И сквозь них просачивался какой-то звук. Козминот затих, прислушиваясь. Да-да! Звук! Серебристая, тихая, медленная мелодия! Но здесь?! Неужели колонисты?
Козминот пробился через кустарник и застыл, замер, одеревенел.
На отмели, на берегу мелкой и медленной речки сидела девушка. Ее красота пронизывала сердце. Она, казалось, вбирала в себя горячую порывистость смуглых горянок и спокойную, безмятежную грацию равнинных берегинь.
Козминот приблизился. Конечно, девушка не могла быть колонисткой. Возможно, она была Марой - богиней иллюзий и самой иллюзорной из них. Достоин ли он целовать ее пятки? Лизать пятки Мары, приходящей в час, когда небо на востоке розовеет. Видение одето в тонкую тунику и полно неги. Оно растает, как дым, едва он прикоснется к нему. И протрезвевший ото сна космонавт осознает, что целовал ветку ивы и гладил бок валуна.
Она пела. Мелодия была проста, слова непонятны. Когда она замолчала, запел Козминот. Он никогда не был ни певцом, ни поэтом, но слова, фонтанами бьющие изнутри, озаряли его потрясение и радость.
"Ночь, дарующая гирлянды наслаждений и фейерверки страстей;
Девушка ласково улыбалась ему и кротко оправляла подол туники.
Внезапно, за спиной Козминота раздался скрип и скрежет. Космонавт обернулся. Нечто сгущалось из черного облака. Проявилась черная, одетая в лайковую перчатку, ладонь и захлопала о другую (та была еще совсем расплывчата). Жестяной голос заскрипел:
- Вот вам решение коана о хлопающих ладонях: каждый может представить хлопок двух, но как будет выглядеть хлопок одной?
В центре облака возник силуэт махонького горбунка в длинной до пят шинели. На голом собачьем черепе кривенько сидели черные очки.
- Заодно, мои восторги, мой друг. Мы жуки-монахи слишком косны, слишком косноязычны для поэзии. Поэзия! Пожалуй, это единственное, что могло бы нас сдерживать от полного истребления человеческого рода. Но, поверьте, мы найдем в себе силы преодолеть горечь утраты... Так, вы выхватили бластер. Не забудьте снять с предохранителя и подкрутить колесико регулятора, не то прожжете планету до мантии. Теперь стреляйте, как стреляли до вас во все черное многие поколения храбрых героев. Ну что, убедились, что пальба бесполезна? Я всего лишь голограмма, спроецированная с борта нашего орбитального модуля.
- Кто вы такие, черт вас возьми?
- Мы суперцивилизация страны Заходящего Солнца. Вынашиваем планы мирового господства. Все что нам надо, так это изрезать планету на негоэнтропийные бомбы.
- Негоэнтропийные. Вы, наверное, не знаете, ну так знайте, что кора и мантия планеты состоят из негоэнтропийного вещества. Они играют роль буфера между ядром и нашей Вселенной. Ядро концентратор энергии; в нем сосредоточен фрагмент Абсолюта. Кора - мыслительный аппарат, с помощью которого планета подстраивается под законы нашего Мира. И все это единый организм!
Мы тут давно ошиваемся. Вы заметили плазмоид на орбите? - наш замаскированный модуль.
- Он едва не сжег меня!
- Да, поначалу мы хотели вас убрать, но потом решили использовать в своих корыстных целях. Вся загвоздка в том, что, при соприкосновении с негоэнтропийным веществом, обычное аннулирует без остатка. Вы были в качестве подопытного кролика, и мы хотели посмотреть, что из этого получится.
- И что же?!
- Не успели вы вторгнуться в атмосферу, как планета окружила вас особым силовым полем, над секретом которого мы бились не одну сотню лет. Оставалось только основательно его изучить приборами дальнего анализа и синтезировать в лаборатории. Теперь Галактика в наших руках!
- Я не отдам вам девушку!
- Дорогуша, не кипятитесь, оглянитесь-ка лучше вокруг.
Только тут космонавт заметил, что они находятся на дне песчаного котлована, с торчащими кое-где кустиками саксаула. Внезапно склоны пришли в движение и обрушились на них стремительными, песчаными потоками...
Гигантские челюсти кромсают планету. Стальные зубы впиваются в трепещущую плоть, вырывают куски. Вопль боли сотрясает Вселенную. Бока планетоида трясутся в попытке высвобождения. Но металлические захваты теснее оплетают тело. Челюсти хищно вгрызаются в кровоточащее нутро. Кровь. Сплошным, бурным потоком она разливается по мозгу Козминота, затапливает все уголки его сознания...
Космонавт разлепил тяжелые веки. Рассудок медленно возвращался к нему. Сквозь красный туман проступили стены родной рубки. Постепенно проявился пульт управления. Брошенный пластом на кресло, Козминот обвел приборы взглядом: движки работают на предельной тяге, счетчик парсеков отплясывает бешенный танец.
Преодолевая тяжесть, космонавт поднял руку и набрал "свинцовыми" пальцами простую программу. Стихла вибрация, сотрясавшая корабль от носового шпиля до кончиков дюз.
"Проклятье. - подумал пилот, принимая таблетки от головной боли. - Это средство для летаргии рождает черти какие фантазии. По прилету надо бы написать жалобу на фирму Летаргик; пускай выплачивают компенсацию".
Приободренный этой мыслью, Козминот поднялся. Тело ломило...
Оставшееся время до перевалочной базы он провел в бессмысленных шатаниях по коридорам. Что-то мучительной занозой засело у него в подсознании, не давая покоя. Подобно ночному призраку появлялся он в темных закоулках, нервируя корабельных крыс. Жизнь угасла в его глазах. Дверцу тамбура, страшно раздражавшую своим хлопаньем во время маневров, он так и не удосужился подкрутить. Пару раз заходил во "флигель" (так он называл фрейд-камеру), но оба раза неудачно. И только голографические глаза основателя психоразгрузки Фрейда продолжали сверлить пустое пространство, да жалобный писк самописцев скорбно звучать в гробовой тишине.
* * *
Астероид "W" кружился вокруг красного гиганта Бельтейгейзе. Это место Волк выбрал не случайно. В эпоху атомной индустрии здесь был пункт приема отходов, которые сбрасывались на красный гигант. На смертоносные захоронения, которыми изобиловал рыхлый грунт, раскрывался роток далеко не одного террориста. Таковой была официальная должность Волка - отваживать толпы грабителей, желающих угостить цивилизацию бомбой. Но истинные мотивы, завлекшие сюда аскета, были далеки от мира сует. В прошлом - адепт Брахмы, ярый приверженец Кришнаизма, последователь учения Оямы - для самосозерцания не мог найти места лучше. Его тело закалилось в борьбе с коварными нуклеоидами, его дух затвердел от многочисленных медитаций. Этот адовый мир стал частью его, и он стал частью этого мира.
Едва астероид достиг перигелия, едва багровые лучи нагрели скалы, как в низинах сгустился зловонный туман, и над светящимися от радиации камнями заклубились ядовитые газы.
Он восседал на верхушке одинокой скалы, абстрагируясь от мира, порожденного больной фантазией психопата. В скупых лучах Бельтейгейзе оплетенное сухожилиями тело казалось выточенным из эбонита. Живот мерно колыхался в такт дыханию.
Волк зачинал Мир. Акт творения начинался каждое утро по Гринвичу. Благодаря ему Вселенная через сознание Волка вспоминала свое рождение. Всякий раз подручным материалом был первичный субстрат - беспространственность, безвременье. Будущие мировые константы буйно меняли свои значения с бесконечным размахом. Он вживил в хаос синусоиду времени. Его поле пригладило, втянуло, вморозило в себя биения будущих постоянных. И когда они сошлись в одной точке, вспыхнуло сознание АБСОЛЮТА. Сознание было столь всеобъемлющим, полным и стремительным, что не могло удерживать себя в себе. Оно отлило из первичного субстрата тело. Худым получилось вместилище сознания АБСОЛЮТА, хоть и вышло оно плотнее протона, но отлито было из материала зыбкого и изменчивого. Не сдержало напора стремительной мысли АБСОЛЮТА. Пузырем надулась внешняя оболочка... лопнула. Во все стороны хлынул вакуум, несущий на своих крыльях протяженность и время. Соприкоснувшись с вакуумом, первичный субстрат выпал в кварко-глюонный осадок. Воспылав, тот возвестил рождение Нового Мира... И вихри материи вплелись в сетку новой метрики.
Медленно, виток за витком раскручивалась спираль мироздания. Мимо взора Волка проносились косматые плазменные шары, островки холодной материи, газопылевые шлейфы. Казалось, не будет конца всепобеждающему буйству красок, как вдруг...
Пространство начало съеживаться; стенки ячеек Метагалактики опадать, заплетая и обрывая связи между галактиками в скоплениях. Галактики стали громоздиться друг на друга. Их ядра, шипя и потрескивая жертвами-звездами, наползали на ассоциации. Планеты, возделанные высокоразвитыми цивилизациями, вязли в коронах своих светил перед тем, как жернова горных хребтов расплющат и перетрут города и деревни.
И среди этого хаоса показался меднолицый ангел. Он протрубил в рожок и грозно взглянул на Волка.
Аскет обрел зрение. Что это было? Козни дьявола, Шивы-разрушителя - порождений первичного хаоса?
Спрыгнув со скалы, аскет кинулся к старинным фолиантам, которые бережно хранил в нутре остывшего ядерного реактора. Трепетной рукой перелистал пыльные страницы. Среди откровений древних пророков ответа не было.
* * *
Поручив стыковку автомозгам, Козминот беспечно откинулся в кресло. Утомительный полет позади, можно расслабиться. Возможно, и выветрится из подкорки, репейником в нее засевшее, воспоминание про живую планету.
Перевалочная база была своеобразным трамплином для разведки дальнего космоса. Здесь тормозили могучие исследовательские корабли. Они набивали трюмы топливом, водой, провиантом и, обуреваемые жаждой научно-исследовательской деятельности, устремлялись дальше.
На этот раз в коридорах базы царила необычная неразбериха. Атмосфера была насыщена духом нездоровой возни. Разглядев среди озабоченно мелькающего персонала Истеблиша, Козминот сделал ему ручкой.
- Что происходит? - спросил Космонавт, читая на лице подошедшего техника неприкрытую тревогу.
- Как, ты разве не знаешь?...
- Нет, а в чем, собственно, дело?
- Со дня на день ожидаем прибытия грузолета с портовыми шлюхами. - техник деланно засмеялся.
Только потому, что Козминот был дружен с немногочисленным народом веселых истеблишей, он с трудом удержал себя от желания намылить холеную харю.
- У меня сейчас нет настроения подыгрывать твоим идиотским шуткам. Расскажи лучше все как есть.
- Завтра война. - Истеблиш машинально вытер вечно масляные руки о почти новенький комбинезон пилота. - Пришла правительственная нота. Сволочные жуки-монахи возомнили себя суперцивилизацией. Пугают какими-то альдегидными бомбами. Ха-ха. Ей богу смешно. Пойду заряжать фугасы. Ох, дадим же мы им прикурить.
- Гм...
- Но ты, верно, проголодался с полета? Пойди перекуси. У тебя еще есть время до начала боевых действий.
- Спасибо, так я и сделаю.
Протискиваясь между сцилой (стеной) и харибдами (гремящими колесиками, контейнерами), которые натужно возили по коридорам потные техники, космонавт добрался до "Скверной забегаловки". Худой, неопрятный поваренок в грязном переднике подал ему прочесноченные глаза гарпии под майонезом. Азартно ковыряя один вилкой, Козминот, вдруг, почувствовал чей-то сверлящий, пронизывающий взгляд. Ни живой, ни мертвый он осмотрелся. Никого... А!... Другой, нетронутый глаз гарпии приоткрыл, облитое майонезом, верхнее веко и с ненавистью смотрел на космонавта. Эти бойлеры чрезвычайно живучи! Козминот вытер холодный пот со лба и добил глаз вилкой. Неплохая нервная встряска перед сражением!
Покончив с едой, он вышел в коридор и с головой окунулся в людской муравейник: похлопал по плечу одного измученного трудягу, приободрил словом другого, оттеснил третьего, чтобы подпереть плечом титановый ящик.
И снова знакомое ощущение - будто кто-то пытается высверлить в нем дыру. Потом сквозь отверстие в темени воткнулась горячая спица. Коридорный пол превратился в раскаленные угли. Так плохо может чувствовать себя только шашлык на вертеле, когда его поворачивают над углями. Козминот отшатнулся от ящика. По-матросски валко зашагал он к причалам, подчиняясь велению чужой воли.
Скрестив ноги лотосом, Волк восседал на корабельном пульте. Аскетически прямая спина, полуприкрытые веки и рычажки пульта, вдавившиеся в мякоть седалища, выдавали в нем склонность к возвышениям духа и тела.
- Садись.
Козминот повиновался, неловко, как сомнамбула, опустившись на пол перед ним. Их взгляды скрестились. Связь между марионеткой и кукловодом распалась.
- Ты?! изумленно выдохнул Козминот.
- Случайность не есть предопределенность, а есть натурная необходимость отождествленной реальности.
- Возможно, но с тех пор, как мы с тобой последний раз встречались, твоя гипнотическая сила возросла чуть ли не в полтора раза. Зачем ты затащил меня сюда? В это проржавленное корыто, по сравнению с которым моя ракета выглядит трансгалактическим лайнером.
- Глас Божий. Я слышал его.
- Глас?... Почти тоже самое произошло со мной! Сначала я приписал это снотворному, но потом, у меня зародилось сомнение. Впрочем, все это бред! Как могла планета быть женщиной? И какое отношение имеют к этому монахи?
- Женщина?
- Да, женщина неописуемой красоты, божественная... просто небесное создание...
Философ-отшельник сделал каменно-отрешенное лицо.
- Как метрика примитивизма не есть метрика абстракционизма, так функция гениталий не есть плотская функция. Отрицать ее - значит отрицать отрицание аскетизма.
- Согласен. Но что тут поделаешь. Плоть слаба, дух же наш немощен.
Они некоторое время молчали. Козминот разглядывал ржавые разводы на потолке.
Внезапно Волк произнес:
- Черный паук вяжет во тьме паутину. Ты будешь со мной против него.
- Во что ты меня втягиваешь? Что за паук? Оставь это! Я не идиот, чтобы выходить в дуршлаге в открытый космос, спать на пульте, где рычажки заменяют привычные гвозди...
- Лоно космоса приняло своих детей.
- Что?!
- Лоно космоса приняло своих детей.
Козминот подскочил к иллюминатору. Каналья сумел стартовать так незаметно, так надавить седалищем на тумблеры и кнопки, что такой опытный пилот как он, не смог ничего заподозрить.
Взяв курс на Белесую Кляксу, аскет подбавил в форсунки топливо. Ракета стонала и дребезжала всеми ходовыми частями. То и дело приходилось ползать по агрегатному отсеку с отверткой, чиня коротящую проводку. Первое время Козминот роптал, потом смирился и все мучения, выпадавшие на его долю, принимал как неизбежное.
Наконец, вражескую армаду можно было разглядеть в телескоп. Редкий рой надвигался на земли людей паутиной, несущей в узлах скрещений силовых нитей смертоносную начинку - обломки негоэнтропийной планеты.
Филосов-аскет впал в оцепенение. Козминот потряс его за плечо - да время ли сейчас сидеть колодой? Тот не двигался. В медитации он высвобождал свой дух для борьбы с жуками. Козминот прилип к иллюминатору.
От ближайшего к ним узла паутины отделилась бледная точка - точное подобие спиральной галактики. Она приближалась к ракете. Козминот невольно зашевелил губами, считая спиральные завитки. Их оказалось пять - ровно столько было у родной Галактики. Блестящая мимикрия! Она обманула их единственное бортовое оружие - туповатую, гладкоствольную, противометеоритную пушку, вяло поведшую дулом в сторону объекта.
На расстоянии семи кабельтовых от их ракеты "галактика" преобразилась. Центральная часть обратилась в чугунного вида ядро, ветви - в блестящие, неправильной формы металлические обручи; они вразнобой вращались вокруг ядра.
Яркая вспышка. Ракету тряхнуло. Тело аскета перешло в излучение. Осталась одна обагренная кровью голова. Рваные губы стремительно синели. Они силились что-то пролепетать - что могло спасти Козминота и мир. Хватая ртом воздух, космонавт упал на колени перед мужественным остатком человеческого тела, проведшего жизнь в благородных исканиях.
Жизнь покидала тело Козминота вместе с остатками воздуха. Сквозь туман галлюцинирующего сознания в кабину вплыл планетоид - миниатюрная копия планеты Козминота - планеты, с которой были связаны мучительные воспоминания.
Близился конец. В раздутом, с лопнувшими глазными яблоками теле ничего не осталось от прежнего космонавта. Разве что, почти новый комбинезон с нагрудной биркой "Козминот" напоминал о его владельце.
Оставив бренные оболочки, души Козминота и Волка - их энергетические слепки - вошли в поле негоэнтропийной бомбы. Та висела в пелене силового кокона и ни о чем, кроме как о единении не помышляла. Притянув их в свои объятия, она зашептала:
- Неужели вы не понимаете, что я затеяла эту кутерьму, чтобы соединиться с вами?
- Да, - в унисон промолвили слепки, - понимаем.
Жаркое марево окутало бомбу. Легкая рябь тронула ее округлую, матовую поверхность. Спазматическая дрожь прокатилась от полюса до полюса. Резонансные волны покрыли экватор. Вибрации переходили из резонанса в резонанс, пока поверхность не забилась в едином унисоне.
Занимался квазар. Гонимые давлением его лучей, споры спешили в другие уголки Мира, чтобы там, слившись в триады, выплескивать свежие кварки, так необходимые непрерывному ходу Вселенной.
В основу космогонической идеи рассказа положена гипотеза пульсирующей Вселенной. Согласно ей, стадия расширения сменяется стадией сжатия, если масса Метагалактики равна или превышает некую величину. Сегодняшние данные наблюдений говорят, что она ее недобирает и очень сильно.
Ранее говорилось, что человечество - эмбриональная (личиночная) стадия развития разума. В апогейной точке стоит Демиург - причина новой пульсации. Причем, параметры новой пульсации отличаются от прежней в сторону стабильности и самодостаточности. Таковы цели любого конструктора.
Косматос предположил, что для сохранения знаний о предыдущих пульсациях Демиург как-то протаскивает через горнило первовзрыва в новую Вселенную фрагмент своего "тела". А поскольку постоянные "тела" и Миры разнятся, оно вынуждено окружать себя неким буферным полем, искажающим законы внешнего Мира до приемлемых. Другая миссия этого "тела" - коррекция хода развития Космоса, лечение опасных отклонений, которые, в силу несовершенств первичных параметров, могут привести к рассеиванию Метагалактики (как в нашем случае, когда на сборку ее в гравикаплю не хватает массы видимого вещества). Тогда ядра Демиурга, взаимодействуя со сложноорганизованными структурами (образуя триады), генерируют новое вещество*.
Что же касается видений Козминота и Волка. Здесь мы сталкиваемся с явлением влияния наблюдателя на объект (известный принцип неопределённости Гейзенберга). То есть, связь наблюдателя и объекта (обмен фотонами, электронами, бозонами...) искажает свойства объекта, зависящие от "угла", под которым его рассматривает наблюдатель. Если этот принцип применить к системе фрагмент - человек/человечество/биосфера/мироздание с опорой на рассуждения о невмешательстве конструктора в свое детище, то фрагменты Абсолюта должны быть закапсулированы от Мира с одной стороны, с другой - необходимость время от времени "наводить справки" о Космосе приводит к явлениям непредсказуемым как для самого фрагмента, так и для зондируемого участка Вселенной. Такова была природа видений Козминота и Волка.
* Эта, 11-ти летней давности, мысль Косматоса в предельно адаптированной для зрителя форме используется в американском фильме "Артефакт", но только как повод изобразить суперпетарду.