Бабушка Власа всласть поковыряв в носу, захотела великих чувств. И так захватило ее это желание, что она просто уже не понимала: где и что она делает. Но лишь отчетливо понимала, что все это она делала сама, а никто - либо другой...
В это же время другая бабка Побирушка латала свою уже на сто раз залатанную джинсню и собирала котомочку в путь дороженьку.
Сад покрывался буйным цветом. Наливалось силами все живое. А Степан заливал в свой желудок все что угодно, от 5 до 40 градусов. Но всем объяснял, что так он лечит ревматизм. Дед же Иван, старый друг его, старался не отставать в изливаниях. Но так как сам он ревматизма не имел, то оправдывал те изливания профилактикой против того же самого ревматизма.
И вот однажды в глубине сада (Тра-та-та-та-та. Вот тут должна была прозвучать музыка, подобная той, что звучит в самые о... моменты фильма). Глубокой ночью злая, темная в своей загадочности непредсказуемости судьба свела этих героев вместе. Очутились они около пруда. И тут как из (ж--ы) пустоты взял да и всплыл труп. Синенький такой, склизкий, да такой большой, что все они и растерялись. От неожиданности кто безмерно рот открыл, а кто и язык прикусил. Но не об языке речь, вообще говоря, тем же самым языком. Дело - то ведь не шуточное, хотя и туманное.
Но ведь от летней жары не только рассудки помутняются. Вода, например, в реке, если на одной единице площади скопилось много народа. Так и у наших героев помутилось все и стало их потихоньку мутить, мутить и домутило до определенных результатов. Труп покосился на них, принюхался, поморщился и занырнул поглубже.
Стоило ли всплывать? Ведь 3 часа уборщики сада убирали эти результаты и с возмущенным восторгом радовались тому, что можно вставить в речь слова покрепче, чтоб захватывало дух у проходящих мимо интеллигентных дамочек и проступал румянец на щеках невинных девушек.