1962 год

После ужина деревенская молодежь направилась на просторный покрытый короткой, насыщенно-зелёной травой пригорок, который располагался прямо за поселением. Настроение у всех было хорошим. Упитанные румяные девицы задорно хохотали, толкали друг друга локтями в бока, поглядывали на разбитных парней, одетых в непритязательные брюки и кипенно-белые отутюженные рубашки. Гармонист, что волок с собой табуретку, поставил её у края сельской дороги, сел, окинул остальных взглядом с хитринкой и растянул меха инструмента. Развесёлый мотив вмиг оживил молодежь. Девки запели, парни стали хватать их за руки и тащить с собой на поляну, плясать. Ожила, закружилась деревенская молодежь, растормошила задремавшую было природу. Скачут встревоженные кузнечики, вспорхнули с травинок божьи коровки, даже трудившиеся денно и нощно мураши совсем по-человечески заволновались и побежали кто куда. Казалось, если бы они могли разговаривать, то стали бы по-старчески ворчливо бухтеть: Ишь, что устроили! Жизни от них нет! В голове одни глупости! Одни пляски на уме!.

Стас присел на траву недалеко от гармониста и наблюдал за разворачивающейся у него на глазах картиной. Сам ещё совсем молодой парень (он только-только окончил третий курс филфака), он с успехом боролся со своим желанием пуститься в пляс и пристально наблюдал за происходящим. В деревню Стас приехал не развлекаться, а собирать фольклор. Он немного повздорил с руководителем их экспедиции и, намеренно отбившись от группы, задержался на один день в этой деревне, соврав про плохое самочувствие. Впрочем, задержался он не только из-за конфликта, но и из-за одной деревенской девушки, которая тайком строила ему свои глазки. На танцы совершенно не умевший танцевать Стас тоже пришёл только чтобы повидаться с ней и теперь выискивал Прасковью среди веселившегося народа.

Плясали и взрослые люди, и молодые, пританцовывала даже детвора. Среди взрослых женщины нередко танцевали друг с другом последствия войны, которые даже спустя пятнадцать лет после её окончания можно было созерцать. Впрочем, молодые девушки иногда поступали так же, но только для того, чтобы подзадорить парней, отпускавших двусмысленные шуточки и толкавших друг друга локтями в спорах о том, кто и кого может пригласить, а кого приглашать потанцевать нельзя. Но чаще, конечно, молодые образовывали разнополые парочки, энергично, пусть и не слишком изящно, выплясывали. В воздух подлетали подолы цветастых юбок, благодаря чему сидевшему на траве Стасу удавалось рассмотреть ножки девушек, устроившиеся рядом с гармонистом старушки напевали народные мотивы, плясавшие парни время от времени хлопали в ладоши и свистели, в воздухе пахло вечерней росой и свежескошенной травой. Пока Прасковью разглядеть не удалось, но Стас не жалел об этом, чувствуя в развернувшемся празднестве нечто настолько естественное, древнее и неудержимое, что наблюдать за этим можно было так же, как за водой и огнём вечно.

Сзади кто-то бесшумно подкрался, легонько задел плечо Стаса своим бедром. Студент поднял глаза и увидел девушку, ради которой явился сюда. Паша села рядом, расправив свою пышную красивую красную юбку. Сложив ножки боком, она то ли случайно, то ли намерено оголила свои красивые стройные ноги до колен, демонстрируя крепкие крестьянские загорелые икры. Плечом девушка прижалась к плечу Стаса, косу перекинула себе на грудь, время от времени теребила её кончик, щекоча волосами кожу студента. От Прасковьи пахло свежей травой, горьковатыми луговыми цветами, трудом и потом. Стас посмотрел на неё, и от взгляда её глубоких чёрных глаз у юноши по спине побежали мурашки. Паша положила свою ладонь сверху его, легонько сдавила, улыбнулась. От этой улыбки у Стаса закружилась голова, а сердце сжалось в плотный едва подрагивающий комок. С трудом подбирая слова, он всё-таки заговорил первым.

- Часто у вас так веселятся?

- Всегда, когда работа не слишком тяжелая, - не слишком охотно ответила Прасковья, мягко улыбнувшись.

Заметив неодобрительные взгляды женщин, стоявших чуть в стороне от поляны, она чуть отодвинулась от Стаса, сорвала травинку и стала щекотать ею руку студента.

- Ты надолго у нас останешься? спросила она, когда заметила, что кожа Стаса сделалась гусиной.

- Завтра, самое позднее послезавтра ухожу. Нужно будет догнать своих.

Склонившаяся над рукой Стаса Паша подняла глаза и посмотрела на него исподлобья, во взгляде девушки читалась обида.

- Ну и ладно, - сказала она, скомкала травинку, резко встала, намерено откинув юбку так, чтобы ткань ударила Стаса по лицу, пошла прочь.

Стас посидел ещё немного, но, заметив, что после ухода Паши кумушки потеряли к нему всякий интерес, сам поднялся и ушёл. Удалившись на почтительное расстояние, он перешёл на бег. Всё внутри него клокотало, нужно было найти Пашу, объясниться, унять разожжённый ею пламень.

К счастью, девушка ушла недалеко, присела у чьего-то забора и игралась с одуванчиком.

- Прасковья! окликнул её Стас.

Она повернулась к нему, в глазах девушки зажегся озорной огонёк. Подскочила на ноги, и, звонко засмеявшись, бросилась прочь, в сторону березовой рощицы. На мгновение Стас залюбовался грациозностью, с которой Паша убегала, придерживая мешающий ей подол юбки. Красное на зелёном, и эти красивые, стройные ноги, которым позавидовала бы даже Афродита Сердце просто рвалось из груди, дыхание перехватывало, внутри Стаса проснулся охотник. Он со всех ног погнался за хохочущей Пашей видел, как между деревьями мелькают её красное платье и босые ступни, слышал её звонкий радостный смех, чуял особый терпковато-кислый аромат её кожи, знал, ещё немного и он догонит

Пронзительный девичий крик, хруст сломанной ветки, ядовито-гнилостный запах смерти. Стас выбегает на поляну и видит болтающиеся синевато-коричневые ступни и Пашу, упавшую на землю и с ужасом взирающую вверх. Он поднимает глаза и окидывает взглядом уже начавшее разлагаться тело немолодого висельника. Глаза закрыты, губы синие, язык вывалился и распух, слюна растеклась по щеке и засохла. Босые, распухшие, волосатые ноги с большими желтовато-коричневыми пальцами, потрескавшимися ногтями. Вид был ужасен. Но вырвало Стаса не от этого. Запах Повсюду стоял непереносимый смрад смерти.

В течение часа жители деревни сняли покойника с ветки, опознали им оказался местный вдовец Илья, чья жена умерла около года назад. Тело отволокли к его дому, там собрался народ и живо обсуждал произошедшее. Стаса заинтересовал разговор двух старушек, державшихся особняком. Как он понял по обрывкам фраз, они считали, что в случившемся виноваты потусторонние силы. Как участник фольклорной экспедиции, он счёт нужным подойти и прямо спросить, что, по их мнению, случилось с Ильёй.

- У нас завелась берегиня. Она как русалка, только от слова берег, то бишь на берегу обитает. А завелась она вот как. В незапамятные времена девку замуж за нелюбимого решили отдать. Так она пошла в лес и на берёзоньке того отдала богу душу. С тех пор каждое лето мужикам, что по лесу бродят, спуску не даёт, - заявила старушка. И волосы у неё цвета лесной листвы, потому как осенью преставилась.

- Всё-то ты переврала, Семёновна, - закряхтела её старшая товарка. Берегиня от слова оберег, берегиньки нас берегли. А та, что в лесу живёт, то луговая русалка. И появилась она известно когда: после турецкой войны муж её домой не вернулся, она истосковалась по нему, так сильно тосковала, что есть и пить перестала да померла. Вот с тех пор и водится в нашем лесу луговая русалка.

- Ой и заливаешь, ой, и заливаешь, - обиделась первая и начала настаивать на своей версии, приводя доказательства, которые непосвященному человеку ни о чём не говорили.

Стас же карябал заковыристые символы в своём блокнотике. Учиться стенографии он начал ещё на втором курсе, когда узнал, что они будут ездить в фольклорные экспедиции и записывать сказки, песни, частушки и легенды со слов местных жителей. На сегодняшний день Стас без труда стенографировал беглую речь, благодаря чему рассчитывал не только собрать богатый материал, но и зафиксировать особенности речи сельских жителей.

- Обе вы ерунду городите, - появилась третья, по виду самая древняя бабушка. На нас беду ведуньи из деревни, что за рощей, накликали. Род их проклят, потому и губят вдовцов. Три года назад всё то же самое было, когда Василий повесился. Года после смерти жены не прожил. Все говорил, от тоски, но мне-то он всё рассказывал. Заявился и говорит Ко мне по ночам моя Тонечка ходит. Я сразу всё смекнула, велела в церкву сходить, свечи поставить перед иконами святых, да богу помолиться. Он не послушал, а перед самой смертью явился и на венчание звал. Гутарит: Мы с Тоней сегодня ночью венчаемся в берёзовой рощи, приходи, свидетельницей будешь!. Весь счастливый, но бледный-бледный. Я ему опять напоминаю: Померла твоя Тоня, окстись! Только всё не по чём. Назавтра его в рощи повешенным и нашли. Что сам он это сделал никогда не поверю. Василь не из таких был, он в трёх войнах горя навидался, духом не упал.

Другие две старушки явно были не согласны с мнением третий, начали было спорить, но Стас решил вмешаться.

- А что это за деревня, о которой вы говорите? Как в неё попасть? спросил он.

- Иди через рощу, тропинку какую сыщи и бреди по ней. Как роща кончится и леса начнутся, дорогу увидишь. Она тебя к деревне той и приведёт. Только не ходил бы ты туда, парень. Люди там ненашенские, веры нехристианской.

Стас сделал последние заметки в блокноте, поблагодарил старушек и ушёл, оставив их спорить друг с другом. Стоит ли говорить, что рано поутру он направился прямиков в рощу на поиски тропинки, которая выведет его к дороге.

Сельские жители не обратили на городского чудака никакого внимания, но всякий, кого Стас спрашивал, где конкретно искать тропинку, либо отвечал неопределённо, либо врал, что не знает, хотя по глазам было видно всё он знал. Пришлось бесплодно бродить по берёзовой роще всё утро. Надо сказать, тропинок там было много, но все они узенькие, хоть и хорошо хоженые.

Ближе к полудню Стас присел отдохнуть и задумался, как быть дальше. Дневной зной сморил его, и он задремал, привалившись к берёзке. Проснулся, когда ему приснился сон, в котором кто-то подкрадывается сзади и начинает душить его. Сон был настолько реалистичным, что по пробуждению Стас даже схватился за шею и, убедившись, что на ней не сомкнулись чужие пальцы, протёр глаза.

Чувство тревоги не уходило. Казалось, за ним кто-то наблюдает. Стас встал, осмотрелся, но среди бесконечных рядов берёзок запросто можно спрятаться.

- Ау! без надежды на успех, крикнул Стас.

- Ау! донёсся в ответ насмешливый девичий голос.

В памяти Стаса тут же всплыла история о берегине, которая завелась в лесу после того, как здесь повесилась какая-то деревенская девка.

- Глупости какие, - пробормотал Стас.

- Ау! снова девичий голос, а там, среди деревьев, мелькнула копна рыжих волос.

Стас относился к числу тех несуеверных людей, которые хоть и не верили, но плевали через плечо, когда чёрная кошка перебегала дорогу. Поэтому испытывать судьбу не собирался, развернулся и двинулся обратно в сторону деревни. Шёл быстро, а когда услышал, как под ногами преследователя ломаются ветки, перешёл на бег. Девица за спиной захохотала, и в этом смехе чувствовалось что-то демоническое. Стас побежал быстрее, чувствуя покалывание в макушке. Понял, что сбился с пути, деревня в другой стороне, а он не может разобраться, где вообще находиться. Петляя между деревьев, запаниковал, а когда рыжая преследовательница возникла прямо перед ним, вскрикнул от неожиданности, отпрянул назад и, споткнувшись, рухнул бы на землю, но по счастливому стечению обстоятельств, за спиной оказалась берёза, на которую он и навалился всем телом.

Девица была хороша собой: белая кожа, смешливый взгляд, яркие веснушки на щеках, выразительные серые глаза, худые розоватые губы, маленький аккуратный носик, длинная шея. Сложением она отличалась от большинства деревенских девушек, которых Стас повстречал, была худенькой и даже хрупкой. Но на то она и берегиня, чтобы отличаться.

Не зная, как себя вести, Стас замер на месте, вспоминая способы защиты от русалок. Но ничего, кроме креста на шее и полыни в голову не приходило. Ни того, ни другого у Стаса не было.

- Куда же ты от меня убегал, добрый молодец? задорно спросила девица. Аль не по нраву я тебе пришлась?

- Да я и не убегал, - пробормотал Стас, несколько смутившись.

- Ну значит показалось, - звонко захохотала рыжая.

- А ты, собственно, кто такая? осмелев, Стас решил держаться так, как будто ничего не случилось. В деревне я тебя не видел.

- Так я не из этой деревни, - с улыбкой ответила рыжая, расправляя свои густые распущенные волосы.

- Из соседней? Стас заинтересовался. Которая за рощей?

Незнакомка кивнула.

- Как тебя зовут? Меня Стас, - представился он.

Девица кокетливо опустила глаза в землю и ничего не ответила.

- Почему молчишь?

- Я пришла по делу, а не знакомиться. Гуторят, ты сказки собираешь, разобраться хочешь, что с мужиками в этой роще творится. Это правда, или люди впустую языком болтают?

- Быстро же здесь слухи расходятся. Но да, это правда.

- Тогда я могу тебе помочь. Но не просто так.

- И что тебе нужно?

- Потом. Сейчас ты скажи, что нужно тебе?

Стас задумался. Вообще-то он намеревался поговорить с жителями соседней деревни, но теперь, после встречи с берегиней, которая намекала, что знает, кто губит мужиков в рощице, любопытство заставляло прямо спросить об этом.

- Мне нужно знать, кто убивает вдовцов, - сказал Стас.

- Мертвец, который является к ним в виде их умерших жён, - запросто ответила девушка. Похоронен он прямо в этой роще, пробраться к нему можно через яму. Её ты найдёшь, если свернёшь с хоженых тропинок на северо-запад, отыщешь поляну и нору у одной из берёз. Оттуда мертвец и выползает. Чтобы убить его нужно забраться в ту нору, проползти до могилы неупокоившегося и вбить ему в сердце осиновый кол.

- Вот как, - Стас сразу же пожалел, что ввязался в этот разговор, - ну спасибо за совет. Я подумаю.

- А чего думать? Пошли, я тебе покажу, где эта нора.

Стас замялся, но потом рассудил, что уже потратил кучу времени впустую и не случится ничего страшного, если сходит с девицей к достопримечательности, о которой сельские ничего не рассказывали. Наверное потому, что нору эту вырыл какой-то зверёк, и никакого реального интереса она не представляла.

Дорога заняла не больше получаса, и когда они оказались на месте, Стас пересмотрел своё мнение. На небольшой поляне под низенькой скособоченной берёзкой красовалось чёрное отверстие, напоминавшее червоточину на зелёном яблоке. То была не нора, а целая яма. Можно было бы заподозрить, что её вырыл кабан, вот только так глубоко кабаны не копают. Нора уходила под берёзу и уводила куда-то в сторону, в вечную темноту подземелий. В отверстие это человек, пусть и не без труда, пролезть мог. Слова незнакомки уже не казались такими уж бредовыми, пусть в мертвеца Стас по-прежнему не верил.

- Полезай туда и найдёшь мертвеца. Вбей ему кол в сердце, и вдовцы умирать перестанут, - повторила рыжая.

Случая её краем уха, Стас задумчиво кивнул, но, разумеется, лезть никуда не собирался.

- Ладно, я подумаю, - добавил он, отходя от отверстия.

- Думаю, но аккуратно. Потому как если сельские узнают, что ты здесь бывал, тебе несдобровать.

- Это ещё почему?

- А ты спроси у них, где похоронена ведьма, сам всё поймёшь, - в глазах девицы опять заблестели озорные огоньки.

Стас кивнул и, не прощаясь, отправился обратно в деревню. Незнакомка не последовала за ним, проводила взглядом после чего продолжила гулять по роще.

По возвращению в деревню Стас стал собираться, намереваясь уехать из деревни уже сегодня, и завтра-послезавтра нагнать экспедицию. Пока он складывал вещи в дом, где Стас остановился, пришла Паша.

- Уезжаешь? тихонько спросила она.

- Угу.

- Переночевал бы ещё одну ночку, - на лице девушки появилась слабая улыбка, от которой Стасу захотелось задержаться на эту самую ночку.

Но встреча с рыжей незнакомкой в роще не давала ему покоя, поэтому он неожиданно для самого себя спросил:

- Паша, а где похоронена ведьма?

На мгновение девушка смутилась, насупилась, потом вдруг неестественно громко рассмеялась.

- Ой, Стас, ну какая ведьма! её жесты сделались размашистыми, а мимика подчеркнуто-гротескной. Мы год назад человека в космос отправили. Решил посмеяться над деревенской девушкой. И не стыдно тебе?!

Реакция удивила Стаса, он сделался серьёзным. Паша явно что-то пыталась скрыть от него.

- Я не смеялся. Просто люди говорят, якобы у вас здесь похоронена ведьма.

- Какие люди? взгляд Паши в миг стал колючим.

Стас рассказал о вчерашнем разговоре старушек и о том, как повстречал в лесу рыжеволосую девушку.

- Вот какие люди, - мрачно протянула она. Тогда подожди, я приведу тех, кто тебе расскажет про ведьму.

Сказала и ушла. Оставшись наедине с собой Стас крепко призадумался. Любопытство нарастало. То особое, присущие только человеку любопытство, которое заставляло дикарей в незапамятные времена любоваться огнём, когда остальные звери бежали от него прочь, тесно переплетённое с бессмысленным риском, и в то же время, позволившее людям стать доминирующим видом на планете. Казалось бы, он только-только перепугался берегини, собирался уезжать как можно скорее, а теперь намеревается лезть в узкую дыру в земле, чтобы выяснить, что же там, во тьме.

Неожиданно для самого себя Стас схватил свой рюкзак, отправился к одному домику, вблизи которого росла осина, отломал подходящую ветку, поскольку хозяев дома не было, без спроса взял топор и с его помощью изготовил кол. После решил временно обобществить средство производство мелкобуржуазного элемента, взяв хозяйскую кирку. Взамен оставил у стены дома свой рюкзак и уже собирался уходить, как вдруг заметил, что по деревенской дороге шла Паша в сопровождении двух молодых крепких парней, а следом за ними семенила старушка, которая вчера рассказала ему о соседней деревне. Стас почувствовал неладное, оставил рюкзак и спрятался за находившимся неподалеку сараем.

- Вон его рюкзак! крикнула Паша и забежала во двор. Парни не отставали, а бабушка не поспевала. Ушёл! всплеснула руками Паша.

- И что теперь делать? вопросительно посмотрел на неё один из сопровождавших.

- Баб Машу надо спросить, - сказала Паша.

- Ждать, - ответила приковылявшая старушка. Теперыча он якшается с отродьями Туги, живьём его отседова пущать нельзя. Парашка, беги, скажи всем, как его увидят, пусть хватают и ко мне ведут, а вы где-нибудь заховайтесь и глядите в оба. Вернётся цап его! И тоже ко мне!

Сказать, что услышанное шокировало Стаса значит ничего не сказать. Деревенские жители казались не слишком приветливыми, но добродушными. А теперь старушка-божий одуванчик заявляет, что живого Стаса из деревни выпускать нельзя. Может послышалось? А если нет, что за чертовщина здесь вообще творится. Осознав, что рюкзак придётся оставить, Стас дождался, когда четверка преследователей разойдётся и, незаметно выбравшись из своего укрытия, он покинул деревню и без приключений добрался до рощи. Обдумывая услышанный разговор, Стас глядел на кирку и кол в своих руках, гадал, что в той яме? Почему вопрос про ведьму вызвал такую реакцию? Кто такие отродья Туги? Жители соседней деревни?

Впрочем, главным вопрос что теперь делать? Можно, конечно, бежать прочь из деревни, добраться в ближайший город и рассказать обо всём в милиции. Если здесь под видом простых крестьян пряталась опасная секта, приносящая людей в жертву, то это был просто гражданский долг Стаса. С другой стороны, никаких доказательств этого у него не было. А слова Так баба Маша просто от них откажется. Нужны были доказательства. И их можно было получить в норе. В которой, по словам рыжей незнакомки, прятался не упокоившийся мертвец. Всё указывало на то, что придётся туда лезть.

Стас посмотрел на небо солнце ещё высоко, сейчас не больше трёх часов, а темнеет летом поздно. Он успеет быстро слазить в нору, всё выяснить, и, обойдя деревню, выбраться в дороге до темна. Решившись, Стас отправился к поляне, которую ему показала рыжая незнакомка.

Добравшись туда, он замер возле норы. Смотрел в черноту и думал, чем он вообще занимается. Он уже перешёл на четвертый курс, мечтал об академической карьер, состоял в комсомоле. При этом собирался лезть в нору, потому что какая-то сельская девка заявила, что там он найдёт того, кто убивает вдовцов. Что вообще за бред?!

С другой стороны, будучи прилежным студентом, Стас прекрасно помнил, как на лекциях диамат их учили тому, что единственным критерием истины является практика. Когда-то священники аргументировали невозможность создание воздушных судов тем, что бог не позволит людям обладать такой силой, которую можно обратить во зло. Это не помешало создать воздушные шары, самолеты, вертолеты. Поэтому вместо слепой уверенности, в основе которое лежали догматизм и предубеждённость, следовало положиться на практику и с её помощью выяснить, что бред, а что правда.

Рассудив так, Стас снял с себя одежду, чтобы не испачкать её, взял кирку, чтобы расчистить путь в случае завала, по совету рыжей незнакомки запасся так же осиновым колом. После чего, стал на четвереньки и попытался пролезть в яму. Ему это удалось на удивление легко, он скользнул внутрь на два-три метра. Земля за спиной обсыпалась, ограничив доступ света, и Стас оказался в кромешной тьме. Стал ползти вперёд, чувствуя себя крайне неуютно. Нора давила на него со всех сторон, становилась уже, плечи уже плохо помещались. В какой-то момент показалось, что он застрял. Грудь сдавливала толща земли, дышать стало нечем, Стас попытался податься назад, но стало только хуже, земля стала обсыпаться прямо перед его лицом, лаз могло завалить полностью. При этом сместиться назад не получилось. Начался приступ клаустрофобии, Стас с трудом удерживался от того, чтобы впасть в панику. Он попытался расчистить путь киркой, но из-за узости прохода выставленная вперёд рука толком не шевелилась. Тогда, выбросив и кирку, и кол, он зажмурился, успокоился, насколько это вообще позволяла ситуация, вцепился пальцами в стенки лаза, ногами стал тихонько толкаться вперёд и, спустя какое-то время, сумел сдвинуться с места. Дышать стало чуть легче, хотя ощущение нехватки воздуха сохранялось.

Кое-как нащупав и подобрав свои инструменты, Стас продолжил ползти в норе навстречу своей судьбе, тем более что другого выбора у него теперь не оставалось. Потеряв счёт времени и почти выбившись из сил, он услышал какие-то стоны впереди себя. Нора стала расширяться, превращаться если не в подобие пещеры, то в объёмную полость под землёй. В какой-то момент Стас смог встать на четвереньки и передвигаться на такой манер. Между тем стоны делались явственнее, громче.

Вслепую опустив руку, Стас ощутил, что упирается не в землю, а во что-то склизкое, твёрдое, мерзкое, вонючее. Аккуратно попытался пощупать это, и в этот момент обнаруженный объект пришёл в движение! Стас отпрянул, перепугался, осознав, что он находится в этом узком лазе с кем-то ещё. Стоны стали громче, сопровождались тяжелым дыханием, что-то находилось совсем рядом.

Не на шутку перепугавшись, Стас ухватил кирку, перевернулся на спину и, нащупав над головой корни берёз, начал лупить землю, в надежде, что он находится не так глубоко под землёй и обвалившаяся почва не похоронит его заживо.

Стоны стихли, но дыхание участилось. Нечто, прятавшееся в норе, пришло в движение. Удар киркой, ещё один! Оно ворочалось, поднималось. Снова удар, земля сыплется прямо в лицо, попадает в рот, в глаза, Стас жмурится. Ползёт! Кто-то ползёт к нему! Серия ударов, Стас частил как мог, толкал потолок полости ногами. Нечто из норы приближалось к нему, смердящий запах ударил в нос. Отчаянный удар, толчок ногами, потолок обрушился, завалив Стаса, заживо погребая его под землёй.

К счастью, слой оказался небольшим. Расшвыривая комья земли в стороны, Стас поднялся, встал в полный рост, зажмурился от вида нестерпимо-яркого солнца, лучи которого пробивались между переплетавшимися ветками берёз. Жадно глотая воздух, Стас опустил свой взор, и увидел, что в земле карабкается Но этого не могло, просто не могло!

В ужасе и отвращении он попятился, стряхивая с себя землю, выбрался из ямы глубиной примерно метр и наблюдал за тем, как между сырыми комьями почвы шевелится почти что сгнивший мертвец. На руках болтались кусочки ещё не сгнившей плоти. В глубоких ранах можно было различить, как мускулы переплетались, заставляя пожелтевшие кости приходить в движение, как гной растекался по сосудам вместо крови, как перепуганные черви выползали оттуда наружу и, падая вместе с комочками гноя, приземлялись с противным чавкающим звуком.

Первый шок прошёл, Стас вспомнил про кол и, переборов ужас, не давая мертвецу времени выбраться из завала, прыгнул вниз, прижал тело покойника, и, направив кол в грудь сопротивлявшегося противника, изо всех сил надавил на тупой конец кола.

Кол продавил плоть, гной брызнул в разные стороны, но кости не поддались. Мертвец продолжал шевелиться, из-под земли показалась его отвратительная пятерня с почерневшими, покрытыми плесенью пальцами. Покойник попытался отмахнуться от Стаса, тот отпрянул назад, ухватил кирку и, замахнувшись, ударил ею прямо в грудь, проломив кости, пробив полное ненависти сердце нечистой силы.

Мертвец застыл, Стас впервые посмотрел на его лицо. Волос почти не было, кожи тоже практически не осталось, но даже из то невнятной, мясисто-гнилой массы проглядывались черты лица. Перед Стасом лежал труп женщины.

Переведя дыхание, он взял кол, пристукивая его боковой поверхностью кирки, вбил в грудь трупу, выбрался из ямы, присыпав место побоища землёй. Неизвестно, погубил он нечисть или нет, но выяснять это наверняка Стасу уже не хотелось. А хотелось поскорее догнать экспедицию и забыть о пережитом кошмаре.

Приблизительно сориентировавшись, он побрёл к тому месту, где располагался вход в нору. Добравшись, он обнаружил, что там его уже поджидала рыжая незнакомка. В руках она держала вещи Стаса.

- Пошли со мной, я провожу тебя к ручью, - позвала она его.

Стас никак не мог прийти в себя после случившегося, молча последовал за девушкой, раз за разом прокручивая в голове момент, когда он прыгает в яму и пытается вбить мертвецу кол в сердце.

Между тем дорога не заняла много времени, они вышли на живописный холмик, у основания которого тёк ручеёк. Увидев воду, Стас бросился к ней, припал на колени у небольшой лужицы, умылся, то и дело подставляя руки под морозно-бодрящую струйку смывал с себя лоскуты кожи, засохший гной, прилипшие комки земли. Минут через пятнадцать он привёл себя в более-менее приличный вид, почувствовал, что дышать стало легче, отошёл от ручейка, поднялся на холмик и лёг прямо на траву, позволяя уставшему мокрому телу отдохнуть и высохнуть. Незнакомка оказалась тут как тут. Она села рядом, провела рукой по его лбу, закопалась пальцами в волосы, наклонилась к нему, тихонько прошептала на ушко:

- А мне нужна только твоя любовь.

После чего поцеловала его в щёку, губы, шею, заставив дышать чаще, открыть глаза и обнаружить, что она абсолютно голая, нежная, беззащитная. Руки Стаса непроизвольно обхватили её талию, скользнули вверх, по молочно-белой коже, к нежным грудям, к лебединой шее, к ангельскому лицу. Всё происходило как в тумане, но в то же время естественно и единственно правильно. Так тогда казалось.

А потом она ушла, оставив вконец обессилившего Стаса одного. Он заснул и проспал до самого вечера, а когда пробудился, засобирался, пытаясь разобраться, где правда, а где грёзы. Покинул берёзовую рощу, прячась от местных, обогнул деревню, вышел на проезжую часть и на попутках догнал свою экспедицию.

Если бы он знал, какую цепочку событий запустил, то закричал бы от отчаяния.

Удельницы

Задремавшая за прослушиванием по радио песенной программы, Зоя проснулась от боли внизу живота. Инстинктивно помассировала, почувствовала, как малыш шевелится, а потом снова ощутила острую колющую боль. Приступ был такой силы, что дыхание перехватило.

Мужа дома не было, соседи, скорее всего, тоже на работе. Единственный телефон на улице был у Сидоровых, но они жили далеко, а пешком до роддома Зоя могла добраться и самостоятельно, благо идти недалеко.

Может быть, конечно, и ничего страшного, но она уже на тридцать девятой неделе, врач говорил, что иногда рожают чуть раньше. Поэтому Зоя решила не рисковать, взяла заготовленные вещи для роддома, документы и отправилась в путь.

Широкая грунтовка, по которой она проходила, вела мимо поросшего степной травой поля. Приятно пахло, солнце стояло высоко, прохладный ветёрок отгонял августовский зной, боль отступила, и Зоя уже засомневалась, стоит ли идти дальше или лучше вернуться домой. Решила всё-таки сходить большую часть пути она уже проделала и в этот момент прямо на поле увидела смуглую черноволосую женщину с ножом в руках. Откуда она могла взяться? Ведь всего мгновение назад поле было абсолютно пустым.

За спиной затрещала сорока, Зоя вздрогнула, обернулась. Позади прямо на землю присаживались чёрно-белые птички, крутили своими мордочками из стороны в сторону, пока их взгляд не останавливался на беременной женщине и не замирал.

- Кыш! для пущего эффект Зоя хлопнула в ладоши, но ни одна птица даже не вздрогнула.

Зоя поняла творится какая-то чертовщина, нужно поскорее добраться до роддома. Развернулась и замерла на месте от ужаса: за те считанные секунды, что Зоя пыталась отогнать птиц, черноволосая женщина проделала насколько сотен метров и стояла совсем недалеко от Зои. Но как это возможно?

Указательный, средний и большой пальцы беременной непроизвольно сложились в троеперстие, Зоя перекрестилась, как учила её бабушка. Однако крёстное знамение никакого эффекта не оказало, черноволосая грозно надвигалась, занесла руку с ножом в сторону для удара. Зоя попятилась, чуть не наступила на путавшуюся под ногами сороку, собралась было бежать, как вдруг вспышка нестерпимой боли внизу живота заставила её застонать, упасть на бок, закрыть глаза. Она ощутила, по низу живота, промежности бежит жидкость, мочит ноги, платье, растекается по земле. Когда боль чуть-чуть отпустила, Зоя открыла глаза и увидела над собой чёрноволосую женщину, вонзившую нож ей в живот ниже пупка и с пугающим безразличием расширявшую порез. На лице ведьмы застыло выражение лёгкой брезгливости, словно она разделывала не совсем свежую курицу.

От страха Зоя перестала чувствовать боль, не могла даже пошевелиться, а вскоре и вовсе лишилась сознания.

- Шах и мат, - девятилетний Сашка с важным видом поставил своего коня на h3 нанеся решающий удар зажатому на g2 слоном и королём белому монарху Стаса. Причём Стас был уверен, что младший брат намеренно довёл партию до этой стадии. Хотёл потренироваться ставить мат слоном и конём.

Стасу оставалось только развести руками и признать своё поражение. От шахмат он был далёк и играл без удовольствия, а Сашка эту игру обожал, для своего возраста играл очень сильно, и лучшим результатом, которого удавалось достигнуть старшего брату в каждодневных сражениях за доской на протяжении вот уже шести дней, была скромная ничья из последних сил.

Наблюдавшие за партией пузатый мужичок, бородатый дедушка, чем-то напоминавший академика, и пара мальчишек, с которыми Сашка успел подружиться за то время, что братья Яковлевы прожили на базе отдыха, принялись поздравлять победителя и давать советы проигравшему. Мужичок вызвался сыграть партию с шахматным вундеркиндом, Стас для вида поупирался, настаивая на реванше, но, заметив, что Сашка может и согласиться, быстро ретировался, уступив место более квалифицированному игроку.

Фигуры расставлены, Сашка за белых, первые ходы сделаны.

- Испанская партия, - с видом знатока отметил пузатый мужичок. Вызывает у меня неприятные воспоминания.

- Что за воспоминания? из вежливости по интересовался Стас.

- Меня же в колхозе путёвкой на юга премировали. Так вышло, что рядом с базой отдыха моя тётка живёт. Я и решил её проведать, договорился с председателем чуть раньше уехать. Прилетел, значит, на самолёте в ейский посёлок погостить, на третий день мы с её мужем как раз испанскую партию разыгрывали, тут на улице поднялся шум-гам. Мы туда все бегут к полям, случилось что-то, ну и мы к полям. А там скорая, у кромки поля лежит женщина с рассёченным животом. Я такого кошмара никогда не видел! Живая ещё оставалась. Я было подумал, что просто кто-то её ножом порезал. Так нет же. Другая страсть творится: она беременной была, а кто-то ребёночка-то у неё прямо из брюха взял и вырезал. Я стал тётку и свойственника расспрашивать, они сказали, то не первый случай был: за лето уже со второй женщиной так обошлись. А ещё ребёнок у них на улице пропал. Маленький мальчонка, болезный, но родители в нём души не чаяли. Никогда далеко от двора не отходил, и тут на тебе мать буквально на пятнадцать минут одного оставила, вышла проверить, а его нету. Пропал с концами. Жути эти истории на меня нагнали, хотел их забыть, а только испанскую партию начали играть, всё сразу в памяти всплыло, как будто вчера было.

- А когда это на самом деле было? спросил дедушка. Вы же буквально вчера сюда и приехали.

- Позавчера, - рассеяно ответил колхозник, увидев, что Сашка начинает создавать ему проблемы на доске. История, которую рассказал пузатый мужичок, быстро забылась, потому что игра стала острой, с красивыми жертвами и обоюдными шансами. Забылась всеми, кроме Стаса, неспособного оценить сложные комбинации и восхититься мастерством игроков. Он невольно вспомнил события двухлетней давности и свою стычку с мертвецом в норе. Вспомнил свой страх, жар тела рыжей красавицы, сладкий сон после всех переживаний и бегство из деревни, жители которой по неизвестной причине вознамерились его убить. Вспомнил и связал эти воспоминания с историей, которую поведал пузатый мужичок. Похищение детей распространённый сказочный сюжет. А тут ещё две беременные женщины со вспоротым животом. Стас что-то такое читал, но не мог вспомнить, что именно.

Когда партия закончилась боевой ничьёй, он решил узнать у колхозника, где живёт его тётя, тот охотно обо всём рассказал и, написав коротенькую записку в блокнотике, который носил в кармане своей рубашки, передал её Стасу.

- Если вдруг там окажетесь, можете у неё остановиться, она вам не откажет. Просто расскажете, что знаете меня и записку передадите. Я там и адрес написал.

Стас поблагодарил его и весь день пребывал в задумчивом состоянии, что не скрылось от Сашки. Когда вечером они вернулись с пляжа к себе в домик на турбазе, младший брат спросил у старшего, что случилось.

- Вот думаю одного тебя отправить домой. Доберёшься же? Тут два часа на самолёте, - последний год обучения Стас получал повышенную стипендию, денег хватало с избытком, поэтому во время своих последних летних каникул он ни в чём себе не отказывал: ездил на такси, путешествовал самолётом, отдыхал в ресторанах. Ну и плюс к тому, хотел порадовать младшего брата.

- Почему? Ты куда-то собрался?

- Да вот хочу съездить в одно место

- Туда, где беременных режут? глаза Сашки, обожавшего слушать страшные истории, загорелись. Я видел, как ты переменился в лице, слушая рассказ того мужичка. И как я его не обыграл? Не понимаю!

- Честно говоря, да, туда.

- Тогда я с тобой!

Стас посмотрел на брата, призадумался. Снова вспомнил свою схватку с мертвецом.

Да нет, сейчас ничего такого не будет, - подумал он.

И хотя брать мальчишку в городок, где похитили ребёнка и зарезали двух рожениц, было не самым разумным решением, Стас согласился. Отчасти потому, что путешествовать одному скучно. А отчасти потому, что переживал за то, как Сашка доберётся в одиночку домой.

Последние два дня отдыха прошли для Стаса как в аду. Он не думал ни о чём, кроме предстоящей поездки. Может быть потому, что при встрече с мертвецом Стас был жутко напуган, но теперь, спустя годы, то происшествие приобрело ореол влекущего приключения?

Сашка же был полностью погружён в свою полную событий и впечатлений детскую жизнь, и будущая поездка была для него лишь ещё одной яркой страницей в пока ненаписанной автобиографии.

Когда, наконец, срок путевки Яковлевых истёк, Стас чуть ли не силком уволок Сашку с базы отдыха. Впрочем, мальчишка успел обменяться со своими друзьями почтовыми адресами. Общительный и жизнерадостный Сашка вёл переписку не только с ребятами со всего Союза, но и с иностранцами из стран Варшавского договора. Переписывался с поляком из ПНР и немцем из ГДР. С поляком по-русски, а вот немцу старался писать на немецком, а тот отвечал на русском. Стаса поражало и восхищало, как его младшему брату удавалось совмещать дружбу по переписке с по меньшей мере десятком адресатов со школой, занятиями футболом и шахматами, ну и само собой разумеющимися уличными играми.

Братья уехали из курортного городка на рейсовом автобусе поутру и уже к полудню добрались до места назначения. Отыскать дом тётки случайного знакомого оказалось несложно городок был небольшой, а его жители отзывчивыми. Хозяйка радушно приняла совершенно незнакомых людей, познакомила со своим мужем, обещала, что если Яковлевы останутся до следующей недели, то из командировки в Астрахань вернётся их сын.

- Он всегда привозит оттуда такие арбузы! - женщина настолько широко расставила руки, что ей бы позавидовал самый нескромный рыбак.

- Благодарим вас за гостеприимство, - дипломатично ответил Стас, который не планировал задерживаться в городе дольше двух-трёх суток.

После знакомства сели за стол, кушали и вели непринуждённую беседу. Хозяева умилялись Сашкой, рассказывали о своём сыне, сетовали, что ему уже двадцать пять, а он все ещё не женат и детьми до сих пор не обзавёлся. Начали расспрашивать Стаса о его личной жизни, тот дипломатично ушёл от ответа и, немного выждав, перевёл разговор в нужное ему русло.

- Ваш племянника рассказывал, что тут у вас беда приключилась женщину на поле убили.

- Правда, правда, - запричитала хозяйка. Вот то самое поле, что у нас за улицей начинается, там ещё дорога к центру города. Там Зою и нашли. Страсть какая! хозяйка склонилась над столом и, перейдя на шёпот сообщила. Милиции сейчас никто не верит, бабы все в церковь побежали свечки ставить, потому как

- Глупости, - буркнул хозяин. Не слушайте вы этот бабий трёп! Суеверия одни! Старухи болтают, а моя за ними повторяет. Милиция во всём разберётся, вот что я думаю!

- Ну и дурак! сказала как отрезала хозяйка.

- Я же как раз фольклорист, - не дав хозяину ответить на грубость, в разговор вмешался Стас. Легенды собираю. Мне бы с этими старушками поговорить, записать, что рассказывают. Науке пригодится. К кому посоветуете обратиться?

Муж с женой оказались отходчивыми, быстро позабыли о чуть не начавшейся ссоре и охотно стали рассказывать о местных бабушках. Поблагодарив за информацию, Стас закончил есть и сказал хозяевам, что хотел бы прогуляться по посёлку. Никто возражать не стал, Сашка вызвался идти с ним.

- Мы пойдём к бабушкам? спросил Яковлев-младший, когда они вышли из дома радушных хозяев.

- Не-а. Пойдём на поле. Глянуть хочу, что там творится. Женщины, вырезающие ребёнка из утробы не здешняя легенда. В голове вертится, но вспомнить никак не могу, где их рассказывали. Доля, воля что-то такое.

Сашка пожал плечами его старший брат часто городил околесицу просто пошёл следом за Стасом. По дороге им повстречались местные ребята, игравшие на улице. Чужаки заинтересовали детей, двое самых храбрых хорошенькая светленькая девочка лет семи, и мальчишка лет десяти, похоже, брат с сестрой, направились в их сторону.

- Здравствуйте, - раздался звонкий девичий голосок. Разрешите представиться. Меня зовут Натали, я будущая переводчица с французского. Для меня большая честь повстречать в таком захолустье новые прекраснолицые лица культурных людей.

- Глубокомысленная мысль, - с иронией отметил развеселившийся речью девочки Стас.

Впрочем, издевки будущая великосветская мадемуазель не уловила, сделала изящный реверанс и продолжила:

- Позади меня мой брат Николя, - девочка повернулась и обратилась к брату, - Николя, зарекомендуй себя.

Красный как рак мальчишка опустил голову в землю и буркнул себе под нос, словно бы зачитывал содержимое телеграммы:

- Здравствуйте. Коля.

Сашка решил подбодрить растерявшегося мальчишку, подошёл к нему поближе и пожал руку. Девочка тоже протянула свою ладонь, но когда Сашка пожал её, с обидой выдернула руку и нахмурилась. Стаса эта сцена ужасно забавляла и, разгадав, чего же ожидала Натали, он подошёл к ней, взял девочку за кисть, приподнял руку, легонько чмокнул тыльную сторону ладони, отчего пигалица заулыбалась, продемонстрировав всё великолепие прорех, образованных в ровном ряду молочных зубов зубами выпавшими.

- Меня зовут Станислав Николаевич. Сорванец, что меня сопровождает мой младший брат Сашка. Рад знакомству с тобой, Натали, и с тобой, Коля, - широко улыбаясь, представился Стас.

- Вы простите мою сестру, - немного осмелел Коля. У нас бабушка ну была дворянкой, мы когда у неё в гостях бываем, сестра там фотографии смотрит, бабушкины истории слушает, набирается всего такого.

- Николя, неужели ты не видишь, что Станислав Николаевич человек высоких нравов, - продолжила деловая девочка, тщательно проговаривая каждое слово. Он прекрасно понимает, что все эти земли принадлежали нашей фамилии, если бы не красноза

- Тсс! Коля подскочил к сестре и закрыл ей рот.

Стас расхохотался, Сашка вопросительно посмотрел на брата, не до конца сообразив, что именно собиралась сказать девочка.

- Ладно, ребята, мы пойдём своей дорогой, - сказал Стас, легонько дёрнув Сашку за плечо.

- А куда вы идёте? заинтересованно спросила Натали, вырвавшись, наконец, из цепких лап брата. Мы бы могли вас сопроводить.

- Если хотите, - не стал возражать Стас. Уж больно забавной была эта парочка.

Они неспешно двинулись в сторону поля. Натали пристроилась к Стасу, а Коля и Сашка болтали между собой о своих мальчишечьих делах.

- Значит ты законная хозяйка этих полей? развлекаясь, спросил Стас, пока старший брат не мог подслушать их разговор.

- Угу, - гордо задрав голову, согласилась Натали.

- Ну а смотри, разве ты сумеешь столько земли обработать?

- Не смогу, - ответила она.

- А раз так, разве плохо, что её разделили с другими?

- Плохо, - возмущённо заявила Натали. Это же моя земля!

Какая жадная девочка, - подумал Стас, но вслух этого не произнёс. Тем более что они добрались до поля и уже какое-то время шли вдоль него.

Мрачная картина: высохшие, соломенно-жёлтые стебли, колышущиеся на ветру. Слабый запах почвы и сильный гниения. Лёгкий ветерок лишь усиливает летний зной. Воздух над полем дрожит, словно пар над закипающей чашей с водой. Уже не живое, но ещё не мертвое. Вместо воронов сороки, их противная, раздражающая трескотня. И яркие, безжалостные, не оставляющие ни малейшей надежды скрыть изъяны этого места лучи палящего, испепеляющего, страшного в своём полуденном ликовании солнца.

Здесь явно что-то не так. Но что?

- Эти сороки налетели месяц назад и теперь не уходят, - пожаловалась девочка, моментально превратившаяся из светской Натали в простую русскую Наташу и наблюдавшая, как бесстрашная птица уселась совсем рядом с четверкой и по-человечески хитро вертела головкой, не отводя глаз от непрошеных гостей.

Поборов охватившее его волнение Стас внимательно посмотрел на птицу.

- Ведьмы превращаются в сорок, - пробормотал у него за спиной Сашка. Я так слышал.

- Конечно! Стас вспомнил. Северный легенды. Так, детки, пойдёмте скорее отсюда.

Он взял Наташу на руки, заметив, что рядом с первой сорокой приземлилось ещё две.

- А правда ведьмы превращаются в сорок? спросила испугавшаяся девочка.

Стас не ответил, направился по дороге в обратную сторону, к домам. Заметил, что на пути сидело десятка два птиц, а где-то вдалеке, на противоположном конце поля, появилась фигура тощей высокой женщины в блистательно-белой одежде. Или то лишь игра света и раскалённого воздуха?

Стасу не хотелось этого выяснять. Он быстрым шагом направился прямо на сорок, чувствуя, как что-то зловещее стремительно приближается, плывя по полю, словно парусник по морю. Птицы насмешливо затрещали, ни сдвинулись ни на шаг, когда мальчишки и Стас с девочкой на руках пробегали мимо.

Поднялся ветер, зашелестели листья, забредшую на поле четверку явно кто-то преследовал! Невыносимо захотелось оглянуться, но Стас поборол желание и прикрикнул на Сашку, который застыл и начал поворачивать голову.

- Не смотри туда! рявкнул он, бросившись бежать.

- Что это за тётя? расплакалась сидевшая на плече Стаса Наташа. Почему она такая!

- Зажмурься, Наташа! Бежим! Скорее! прикрикнул Стас, несясь сломя голову.

День на дворе, но все люди будто бы растворились, попрятались, спасаясь от нещадного жара, от немилосердного солнца. Кричи никто не услышит, зови на помощь никто не придёт, беги не спрячешься, ведь свет проникнет в любую щель!

Коля заорал в голос, зажмурившаяся Наташа расплакалась, Сашка сжал свои маленькие кулачки и перебирал ногами так быстро, как только мог.

Впереди кромка поля! Спасение! А за спиной отрывистое дыхание, хриплый стон, костлявая рука, которая тянется к плечу Стаса. И сороки, повсюду кружат сороки

Только пробежали границу поля, начались дома и приступ страха, охвативший всех четверых, растворился. Хватка ужаса ослабла, дышать стало легче. Стас позволил себе посмотреть, что там, у него за спиной. А там не было ничего страшного просто раскинувшееся, словно руки мертвеца, поле, освещённое ядовито-слепящими лучами нечистого солнца. И сороки, повсюду эти мерзкие, не знающие оттенков серого птички.

Наташа вытирала слёзы с лица, Коля дрожал, смотрел то на сестру, то на Сашку, но дольше всего на Стаса, с мольбой во взгляде: Ты же взрослый, объясни, что это было!. Но Стас пока не мог, однако знал, с чёго начать.

Проводив Колю с Наташей к их калитке, Стас с Сашкой направились к дому, в котором остановились. Шли молча. Стас хмурился, размышлял. Наверное, стоило уехать. Нет, не так. Нужно уезжать! Он ничем не обязан этим людям, не имеет никакого права рисковать жизнью своего брата. Отвезёт Сашку домой, потом поищет в библиотеке статьи, почитает, всё выяснит, напишет кому-нибудь, может даже приютившей их хозяйке, которая была женщиной суеверной, расскажет, как победить напасть. Но сам подставляться не будет. После пережитого никогда. Он очень ярко вспомнил, как киркой разрубил грудь мертвой женщины, пытавшейся подняться из-под земли, как его лицо забрызгали куски разлагающейся плоти, слизь, гной

- Ты что, собрался уехать? Сашка словно бы прочитал мысли брата. А как же брат с сестрой? Как же остальные дети? Нужно разобраться, что здесь происходит!

Стас кивнул.

- И ты знаешь, что?

- Пока нет, но знаю, как выяснить. Вернёмся домой, схожу в библиотеку и выясню.

- Так вот, официальное заявление: я никуда не уеду отсюда, пока со всем не разберусь! Это будет по-ленински! решительно заявил Сашка.

Стас внезапно для себя хохотнул.

- Даже по-ленински!

- Да! подтвердил Сашка.

В этот момент они уже добрались до дома, Стас застыл, крепко призадумался. Мыслями он вернулся в тот день, когда отстал от своей группы и повстречался с рыжей красавицей.

Она ведь могла от меня забеременеть, - впервые за два года на него обрушилось осознание, мысль, которую он гнал от себя, так и не разобравшись в том, что же случилось после схватки с мертвецом. Он пытался убедить себя то был лишь сон. А если нет? И если то, что происходило сейчас, было напоминанием у тебя, быть может, есть ребёнок, от которого ты отвернулся. Ему, быть может, грозит беда. И ты здесь, чтобы беду предотвратить. Ещё эта Сашкина категоричность.

- Ну раз по-ленински, значит остаёмся, - решил Стас.

Они зашли в дом, Стас расспросил хозяина о том, где можно позвонить по межгороду, выяснил, что сделать это удастся только в областном центре. После отвёл младшего брата в сторонку и сказал:

- Завтра рано утром поедем отсюда в другой город.

- Зачем? насторожился Сашка.

- Мне нужно позвонить в институт, там мне помогут найти нужную статью, зачитают её.

- Звонок же дорогой, а ты ещё деньги на мой билет будешь тратить, - резонно заметил Сашка. Я остаюсь здесь, ничего со мной не случится.

Стас вздохнул, хотел было прикрикнуть на брата, но, заметив, что присутствовавший в комнате хозяин только делает вид, что читает газету, а на самом деле прислушивается к их разговору, решил поступить по-другому.

- Ну если хозяева согласятся присмотреть за тобой, - громко произнёс Стас, рассчитывая на отрицательный ответ.

- Конечно присмотрим, - заулыбался хозяин. Езжайте по делам, Станислав Николаевич, мальчишка найдёт чем заняться.

Ответ Стасу не понравился, но теперь уж разыгрывать сцену он и подавно не мог.

- На поле ни ногой! предупредил он Сашку.

- Я что по-твоему дурак? с притворной обидой в голосе ответил Сашка.

На поле Сашка отправился минут через десять после того, как Стас ушёл из дому. Несмотря на ранний час, в этой части города уже никто не спал. Люди кружились у себя во дворах, что муравьи, а дети им помогали. Только Коля с Наташей сидели на своём заборе и о чём-то болтали. Увидев Сашку, они соскочили на землю, нагнали его, поздоровались и стали расспрашивать о вчерашнем.

- Я читал о таком, - авторитетно заявил Сашка, психический феномен.

- Фен что? переспросил Коля.

- Феномен. Явление, балда. Звуковые волны накладываются одна на другую и вызывают панику. Слыхал про корабли-призраки? Там похожая история: морские волны шумели, раз! - Сашка резко хлопнул в ладоши, заставив Наташу и Колю вздрогнуть, - и резонанс.

- Резо что? переспросила Наташа.

- Ну резонанс, такие вещи знать надо. Волны накладываются и потом резонанс, - неуверенно ответил Сашка, сам не до конца понимая, о чём говорит. Суть же не в этом. Матросы пугались, сходили с ума и прыгали в море, а корабли находили пустыми. Вот с нами вчера то же самое произошло.

- А где здесь море? спросил Коля.

- Ну как сказать, - снова запнулся Сашка. Волны они везде. Если мы заткнём себе уши ватой, - он достал у себя из кармана вату, которую заблаговременно вытащил из аптечки приютившей их семьи, - то с нами на поле ничего не случится.

Спорить с ним никто не стал, однако Наташа спросила:

- А почему Станислав Николаевич уехал?

- Да не обращай внимания, он лирик, - пренебрежительно сказал Сашка, - а я физик, - гордо добавил он.

Когда ребята подошли к полю, Сашка разорвал вату, запихал её себе в уши, поделился с Колей и Наташей, которые повторили эту процедуру за ним. После чего троица прогулялась туда-обратно, не столкнувшись ни с чем зловещим.

- Ну вот видите, я же говорил! гордо заявил Сашка.

- Здорово! восхитился Коля. Это, получается, вчера всё из-за рез ребз нананса

- Резонанса, - подсказал Сашка.

- Да, вот из-за него всё получилось?

- Ну конечно.

- Но я видела тетю, - вспомнила Наташа. Такую страшную

- Резонанс, - кивнул Сашка. Зрительные галлюцинации.

- Галлю что? спросили в унисон брат с сестрой.

- В общем, когда мерещится всякое. Всё это из-за резонанса, - заявил Сашка, после чего его авторитет на время сделался непререкаемым.

- А что тогда с беременными происходило? заинтересовался Коля.

- Думаю, они себя сами зарезали. Сошли с ума, как моряки, - но вдаваться в подробности Сашка не хотел, перевёл тему. Ну так чем займёмся теперь?

- У нас родителей дома нет, они уехали на несколько дней, за нами соседи смотрят. Можно у нас во дворе пока поиграть, - предложил Коля.

- Какой ты вульгарный, Николя, - Наташа снова вошла в образ Натали. Гостя следует препроводить в гостиную и угостить чаём с сахаром.

- Не выпендривайся, воображала, - разозлился Коля, который в отсутствии взрослых не слишком-то церемонился с сестрой. После чего повернулся к Сашке. Слушай, а хочешь посмотреть на невидимых котят?

- Такое бывает? удивился Сашка.

- У нас всё бывает, - заверил его Коля.

Ребята направились вверх по улице, в противоположную от поля сторону, добрались до поросшего ежевикой участка. За живой изгородью скрывался уютный саманный домик и сарайчик, вокруг которого паслись куры.

- Нужно подождать, - прошептал Коля, а Наташа дёрнула Сашку за палец, заставив присесть.

Троица затаилась и вглядывалась в узенькие прорехи между плотно переплетавшимися ветвями ежевики. Спустя какое-то время из домика вышел громадный мужик неопрятного вида. Под два метра, если не выше, с огромными черными глазами, густыми кустистыми бровями, сходившимися на переносице, толстыми чрезмерно красными губами, с руками, походившими на мельничные жернова и широченными плечами, он больше походил на какое-то сказочное чудовище, чем на человека. Тем смешнее было видеть у него в руках блюдце с молочком, которое он нёс очень бережно. Поставив блюдце на порожек, буквально в паре метров от прятавшихся за живой изгородью ребят, он сел на корточки, что-то прошептал и вернулся в дом. Как только мужик исчез, поверхность молока покрылось кругами, словно бы кто-то лакал из блюдца. При этом до Сашки доносились характерные чавкающие звуки. Поражённый увиденным, он посмотрел на друзей, убедиться, что они тоже это видят.

- Что это? спросил он.

Но ни Коля, ни Наташа внятного объяснения дать не смогли. А ставший универсальным резонанс уже не мог удовлетворить Сашкино любопытство.

- Давайте туда залезем, - предложил он.

- Ты что, тётка Тайка знаешь какая злая! предупредил Коля.

- А я боюсь не тётки, я боюсь этого дядьку, - напомнила о здоровяке Наташа.

Сашка понял, что без помощи Стаса здесь не разобраться. Ему не оставалось ничего, кроме как дожидаться возвращения старшего брата.

Стас вернулся поздно вечером, довольный плодотворно проведённым днём. Он обеднел на два с четвертью рубля (разговор по межгороду обошёлся ему почти в полтора рубля), денег осталось только на дорогу домой, но всё необходимое выяснить удалось. Профессор Медведев, с которым Стас созвонился, сразу определил, о каком типе легенд идёт речь сказания Севера России. В трудах этнографического отдела Российской империи хранились отрывочные сведения об удельницах и лембоях. Первые это духи женщин с черными распущенными волосами, которые уродуют детей прямо в утробе матери или вовсе их губят, обрекая женщину на бесплодие. Вторые же когда-то были людьми, но из-за безалаберности матери, которая обронила пусть даже нечаянное ругательство в адрес ребёнка, или по злой воле завистников на них обращали внимание злые силы, похищали и делали тайными людьми. Вместо похищенного ребёнка иногда клали осиновое полено, а иногда подсовывали детёныша кикиморы больного, уродливого, неполноценного. Сам же похищенный делался невидимым, скитался по свету, питался неблагословлённым молоком, а когда взрослел, то становился лембоем и похищал других детей.

Удельницы умели превращаться в сорок, наиболее опасны были в полдень и на закате, прогоняли их, устанавливая кресты на полях. Если вдруг на столе оставался нож, то удельница действительно могла вырезать плод прямо из живота роженицы, но такого не случалось среди степей. Впрочем, сведений об этих персонажах сохранилось не много, часть легенд вполне могла быть утрачена. Тем более что кресты это явное влияние христианства, между тем как миф об удельницах мог быть гораздо старше, потому что перекликался со схожими персонажами, обитающими на полях полуденницами.

Профессор Медведев, конечно, легко дал рациональную интерпретацию этим мифам: работа в полдень была сопряжена с риском получения солнечного удара (удельницам приписывалась способность наносить жильно-трясущий удар), отчего вполне рациональный мотив отказа от труда в это время приобретал мифологическую форму. Но Стаса не интересовала рациональная интерпретация. Его интересовал лишь способ, который позволил бы избавиться от удельницы. Те, что перечислил Медведев, не годились и в первую очередь предназначались для рожениц. Вот только в городке беды коснулись не только беременной женщины, но и ребёнка. А это уже по части лембоев.

Последняя догадка и стала отправной точкой, от которой Стас начал решать проблему. Если удельницы пришли в городок вместе с лембоями, то дело могло быть в неосторожном слове матери. Нужно побеседовать с семьёй, в которой пропал ребёнок, выяснить, что произошло. Обычно раскаяние проклявшего снимает само проклятие. А если нет Что же, Стас и так слишком рисковал, оставив в городке родного брата, после того, как удельница преследовала их с двумя другими детьми. Если в разговоре с семьёй пропавшего ничего выяснить не удастся, Стас заберёт Сашку и уедет домой. Это и так было не его делом.

С таким настроением он вернулся в городок. Сашку он увидел на улице с другими ребятами. Не сказать, что Стас сильно переживал младший брат был не дурак и после вчерашнего на поле не сунулся бы но всё равно на душе отлегло. Хотел проскользнуть незамеченным, но Сашка был начеку, дожидался брата. Бросился к Стасу и рассказал историю про невидимых котят, умолчав, впрочем, о своём визите на поле.

- То есть из блюдечка кто-то пил, но никого рядом не было видно? уточнил Стас, сразу же вспомнив о тайных людях.

- Угу. Нужно сходить туда и как-то проверить. Я думаю, это резонанс, - сообщил Сашка.

- Какой ещё резонанс? хохотнул Стас.

- А пошли туда, сам поймёшь какой.

Если в деле были замешаны лембои, то брать Сашку с собой было нельзя.

- В каком доме, говоришь, ты это видел? спросил Стас младшего брата.

Сашка объяснил.

- Ну ты гуляй тогда, только далеко от дома не отходи. Я пойду ужинать, и спать будем ложиться. Завтра решим, как быть.

- В тот дом нужно обязательно сходить! настойчиво повторил Сашка.

- Посмотрим, - уклонился от прямого обещания Стас, после чего направился в дом, где они остановились и, встретив хозяина, немного поболтал на отстранённые темы, постепенно переведя разговор на загадочного бородатого мужика с блюдечком.

- Так это новый муж Таисии, - поделился хозяин. Его здесь никто не любит. Вечно хмурый, не здоровается, замечание ему сделать боишься вдруг в драку полезет? Он-то мужик о-го-го какой здоровый, кому охота тумаков получать?

- А с прежним мужем что случилось? Умер? спросил Стас.

- Нет, бросил её. Я Степана мужа её первого близко знал. Хороший мужик. Хозяйственный. Всегда поможет если попросишь. Детей страсть как хотел. Потому и ушёл.

- А она нет?

- У неё что-то по женской части. Вроде и не против была, да не получалось. Вот он и ушёл, а потом и из города уехал. Тая тогда сильно поменялась. Из дому почти выходить перестала, только с работы и на работу. Всё время у окна стояла и когда мимо пробегал чей-то ребёнок или беременная женщина проходила, кривилась да что-то под нос себе бормотала.

Вот оно! - пронеслось в голове у Стаса.

- Ну а как этот новый её появился, так она и вовсе уволилась, из дому носа не кажет и у окна уже даже не сидит, - хозяин нахмурился, задумался. Мы тоже хорошие соседи! Она может захворала, а мы не ходим, не проведываем!

- У меня к её мужу новому дело есть, я и её разом проведаю, - предложил Стас. Ну и завтра мы с Сашкой уезжаем. Большое спасибо за гостеприимство!

- Так скоро? Сына бы дождались, - начал упрашивать радушный хозяин, но Стас уверенно отбивался. В конце концов разговор опять удалось перевести на отстранённые темы, постепенно завершить его.

Около десяти часов Стас загнал Сашку домой, пока ничего не говоря о своём решении уехать. Уложил его спать, тот противился, но провалился в объятия Морфея, стоило только голове коснуться мягкой перьевой подушки. Сам же Стас ворочался с боку на бок и обдумывал предстоящий разговор с Таисией. А главное гадал, поможет ли этот разговор, или от него станет только хуже?

Утром, толком не выспавшись, он отправил Сашку гулять, пообещав, что они сходят посмотреть на невидимых котят попозже. Соврал, разумеется. После попросил хозяйку пока ничего не сообщать Сашке об отъезде.

- Ему у вас так понравился, сильно расстроится, - схитрил Стас. Я ему всё сам скажу перед самым отъездом.

- Конечно-конечно. Да вы бы и правда подумали да остались ещё на несколько денёчков, - предложила женщина.

- Обязательно подумаю.

После этого разговора Стас внимательно наблюдал за Сашкой в окно, и когда тот ушёл с детворой играть в футбол, выскочил из дому и направился прямиком к участку, поросшему ежевикой.

Присмотрелся тихо, во дворе никого, только куры клюют траву, а на пороге пустое блюдечко. Подождал минут десять, послушал у окон тишина. Закрались страшные подозрения. А что если лембой расправился с хозяйкой и также расправится со Стасом? По словам Сашки там настоящее чудовище!

Решив не выдавать своё присутствие раньше времени, Стас без стука открыл калитку, пробрался во двор, вошёл в дом, осмотрелся: впереди прихожая, сразу за ней комнатка, в которой лежала бледная болезненного вида женщина. Она спала, но сон был тревожный: веки подрагивали, руки то и дело дёргались. Стас тихонько прокрался, увидел, что из комнаты, в которой лежала женщина, был ещё один выход, но двери в смежное помещение закрыты. Он подошёл к спящей, прикоснулся к её плечу, легонько растолкал.

Та сразу открыла глаза, в них читался испуг.

- Леонид Сергеевич, я ничего не де - разобрав, что перед ней незнакомый человек, она прищурилась, всматриваясь в черты лица Стаса. Вы не Леонид Сергеевич, - прошептала она.

- Не он, - Стас тоже перешёл на шёпот, с опаской поглядывая в сторону закрытой двери. Я Стас Яковлев, приехал погостить в вашем городке. Меня соседи попросили прийти вас проведать.

- Как хорошо, - женщина тоже посмотрела на закрытые двери, и тоже с опаской, заняла полусидячее положение. Ну вы скажите им, что у меня всё хорошо, поблагодарите за беспокойство, да уходите. Мой новый муж Леонид Сергеевич не очень любит, когда к нам приходят в гости.

Стас нахмурился, пристально посмотрел на женщину.

- Строгий у вас муж. А с прошлым почему разошлись? не заботясь о приличиях, спросил он.

- Простите? Тая растерялась от такой бестактности.

- Вы слышали, что в городке пропал ребёнок, а несколько дней назад на поле одну вашу соседку Зою, кажется - зарезали?

- Зою? глаза Таи округлились, она не знала, что сказать.

- А почему вы удивляетесь. Ведь вы ей этого и желали, разве нет?

- Я да никогда! начала оправдываться женщина, но в голосе звучала фальшь.

- А ребёнка вы тоже проклинали? Другую беременную, которую тоже зарезали? А? Завидовали другим, что у них есть дети, семьи, а вас бросил муж, потому что вы бесплодны?

- Да как вы сме сме - женщина повысила голос, запнулась, лицо её исказилось, по щекам покатились слёзы.

Из-за закрытой двери донесся треск. Кто-то встал на ноги. Кто-то большой, тяжёлый.

- Я знаю, вы не предполагали, во что выльются ваши слова, Тая. Но это произошло из-за вас, - Стас смягчился, взял женщину за плечи, повернул к себе. Вы должны это понять и раскаяться, пока не стало хуже.

Шаги за дверью! Он уже шёл сюда!

Но Тая уже не обращала на это внимание.

- Как из-за меня? Ну да, я их ненавидела! Всех их! Они все рады, счастливы, а я я Но из-за меня? Зоя погибла из-за меня! и тут Тая зарыдала, позабыв об осторожности.

В этот момент дверь в смежную комнату со скрипом открылась, но внутри никого не оказалось. За исключением двух сорок на подоконнике. Их чёрные глазки-бусинки были устремлены на Стаса и во взгляде птиц ощущалась совсем человеческая ненависть.

После продолжительного разговора с Таей Стас выяснил, что объявившийся мужчина представился Леонидом Сергеевичем, просто пришёл в дом и стал жить. А она не посмела возразить, со временем перестала выходить из своей комнаты, только спала и пила воду.

Когда женщина встала с постели, Стас ужаснулся кожа на руках и ногах висела, Таю словно бы день назад выпустили из Бухенвальда. Попросив больше никогда никому не желать зла, постаравшись хоть как-то утешить несчастную, Стас пообещал привести помощь.

Сам же поскорее покинул жилище женщины, отыскал Сашку на улице, сказал, что пора собираться, они немедленно уезжают. Тот стал спорить, но Стас проявил твёрдость, прикрикнул. Поскольку такое происходило редко, подействовало эффективно мальчишка испугался и нехотя начал собираться. После Стас поговорил с приютившей их хозяйкой. Сказал, что Тая приболела и ей нужна помощь. Дожидаться, чем всё кончится, не стал. Взгляд сорок не давал ему покоя. Теперь птицы улетели с поля и кружились над домами.

Поэтому, когда Сашка собрал все свои вещи, Стас буквально поволок его на городской автовокзал, на всякий случай обойдя поле стороной. Яковлев-старший сильно нервничал и немного успокоился, только когда они выехали из города.

- Слушай, ну не обижайся. Так надо было, - обратился он к надувшемуся брату. Ты лучше, когда будешь списываться с местными ребятами, спроси у них, случилось что после нашего отъезда или нет.

- Вот сам и спрашивай! отрезал обиженный Сашка, сложил руки на груди крест на крест и отвернулся от брата, уставившись в окно.

Стас слабо улыбнулся, вздохнул, решил подождать. Знал, что Сашка отойдёт.

Лишь спустя два месяца, когда Стас уже уехал в Сибирь по распределению работать учителем литературы, Сашка написал ему о жизни в городке. После их отъезда никаких новых трагедий не происходило. А Тая, после того, как пролечилась в больнице, из городка решила уехать.

Чудинко

Зима. Выросший на пустыре жилой массив огибает засыпанная песком, очерченная высокими сугробами на обочинах дорога. Снег во дворе массива вычищен дворником. Яркий солнечный свет отражается от сугробов, делается нестерпимо-жгущим для глаз. Окна квартир покрыты инеем, обклеены изнутри бумажными снежинками. Морозно. Снег хрустит под ногами, деревья громко трещат от малейшего дуновения ветра.

Во дворе почти никого нет. Только у новенькой панельки на краю массива собрались трое пятиклассников. Один из них в ней жил, двое других пришли из соседнего района. Одеты очень тепло: руки в варежках, на головах теплые меховые шапки, на ногах валенки, а кутались ребята в толстые объемные шубы, из-за которых школьники походили на трёх колобков с ножками. Свои портфели мальчишки сложили рядом с тополем и с интересом рассматривали вход в подвал.

- А ночью по квартирам кто-то бегает. Бабушка говорила, что это домовой, но шум-то не только в квартирах. С лестничной площадки крики доносятся, как будто кого-то режут, - который раз повторял свою историю белобрысый мальчуган с непослушными вихрастыми волосами, выглядывавшими из-под шапки.

- Сень, так может домовой весь дом своим считает? спросил приятеля хулиганистый Васька, потирая полученный во вчерашней драке синяк под глазом.

- Я у бабушки спрашивал, - отвечает Арсений, - она говорит, домовые по подвалам не лазят. А этот больше всего в подвале шумит. Соседка с нижнего этажа тетя Люда рассказывала, как видела кого-то в темноте, перепугалась и убежала. Решила, что это кот, но мне что-то не верится.

Третий мальчишка Колька тощий и слабенький с опаской поглядывал на двери подвала.

- Так может не надо? спросил он. А вдруг там

- Что? Васька тут же переменился в лице и посмотрел на своего однокашника. Испугался темноты?

- Да не боюсь я ничего, - обиженно ответил Колька, который темноты боялся больше всего на свете. Просто зачем туда спускаться? Если идти, то в большой компании. Я читал про полтергейстов, вот они умеют вещи передвигать на расстоянии. А что, если в подвале такой обитает? Как тогда быть?

От слов про полтергейста не по себе стало и Ваське, и Сене, но первый вида не подал.

- Хватит завираться, просто признай, что темноты боишься и всё! пошёл в наступление мальчишка.

- Да не боюсь я ничего! Сам ты боишься!

- Я не трус, но я боюсь, - передразнил его Васька. Если не боишься докажи! Спустись в подвал и посиди там десять минут. Слабо?!

- Вась, да не надо, - забеспокоился Сеня, который уже жалел, что рассказал друзьям о чудесах, которые творились в новом доме. А вдруг там правда полтергейст?!

- Не слабо! между тем вмешательство Сени подзадорило Кольку. Но сидеть я там буду не один, а с тобой. Слабо?!

- Ну конечно, сам боишься, а со мной уже не так страшно будет, - уверенности в голосе Васьки поубавилось.

- Так это ты боишься, раз не хочешь туда идти, а меня отправляешь, - почувствовав, что инициатива переходит в его руки, Колька решил дожать Ваську.

- Ребят, может не надо? пытался умиротворить своих друзей более уравновешенный Сеня. Никто из вас темноты не боится.

- Я боюсь?! Ха-ха! Ну тогда пошли. А ты, Сенька, запрёшь нас там на замок и засечёшь десять минут. Вот увидишь, - он посмотрел на Кольку, - ты и минуты не продержишься.

- Посмотрим! Колька заднюю не давал.

- Коля, Вася, да не надо, я не дам вам ключ, - Сеня попятился, но Васька, уже стянувший с рук мешающиеся варежки, вмиг настиг его и выхватил из рук мальчишки ключ от подвала, после подошёл к решетчатой двери, отомкнул замок на ней, зашёл внутрь и остановился на ступеньках подвала.

- Ну пошли, Колька, только сделаем так: я замкну дверь изнутри, замок положу на верхнюю ступеньку, кто первым струсит, прибежит и сам отомкнёт. Договорились? с вызовом посмотрел Васька на своего оппонента.

Тот с показной лёгкостью заскочил внутрь подвала, после чего Васька закрыл дверь, сцепил замок с внутренней стороны, а ключ положил на верхнюю ступеньку. Пятиклассники отправились вниз, игнорируя крики Сеньки, который пытался их образумить. Поняв, что друзья его не послушают, мальчишка бросился в свой подъезд, звать взрослых на помощь.

Тем временем Васька с Колькой спустились в подвал, свернули в тёмный длинный коридор, по сторонам которого располагались кладовки с закрытыми дверьми. Колька потянулся к выключателю, но Васька тут же его высмеял:

- Уже страшно?

Пришлось убрать руку и двигаться дальше в полутьме в самый конец коридора. Колька затаил дыхание, не шёл, а крался, вздрагивая от малейшего шороха. Он старался храбриться, но по лбу стекал пот и отнюдь не от того, что в подвале было жарко. Васька чувствовал себя поувереннее. Темноты он не боялся, быстро обвыкся с обстановкой, понял, что это обычный подвал, а Сенька напридумывал всякой ерунды, чтобы их запугать. Заметив, что Колька весь напряжён, зажат, жмётся к стенке и неуверенно идёт, Васька решил добавить жути: резко вскрикнул, заставив напуганного одноклассника вскрикнуть в ответ, стал завывать, стукать ногами по дверям кладовок, забавляясь тем, как Колька припадал к стене и мотал головой из стороны в сторону.

- Эй! Хулиганьё! донёсся голос взрослого. Ну-ка выходите оттуда! А не то я вам устрою!

- Слышал! с облегчением выкрикнул Колька. Нужно уходить, а то влетит.

- Иди, - расслабленно заявил Васька. Я сразу говорил, что ты струсишь!

- Но это другое, - чуть не плача начал оправдываться Колька, - мне от родителей влетит! Давай вместе уйдём, чтобы по-чест Вася! Вася! Там кто-то есть! завопил Колька и, продолжая кричать, понёсся прочь к выходу.

Васька расхохотался ему вслед, прикрикнул:

- Трус!

После краем глаза глянул в конец коридора и переменился в лице прямо на него надвигалась чёрная приземистая фигура с длинными, волочившимися по земле руками, на пальцах которых были отчетливо различимы длинные острые ногти. Ноги в мгновение сделалась будто ватными, Васька начал движение, но споткнулся, упал, услышал, как хрустят кости чудовища, приближающегося к нему, почувствовал зловонное дыхание, исходившее из его рта, ощутил нежное, почти воздушное прикосновение его рук, попытался отползти, но тут в глазах потемнело от страшной боли когти вонзились в его плоть, разорвали бедро, через мгновение снова ударили, но только в лицо, превратив фингал в кровавые ошметки. Перед своей смертью Васька не издал ни звука, потому что язык его уже не слушался.

Над накрытым простынкой телом склонилось два милиционера младший лейтенант Витя Соломин и его пожилой коллега Егор Михайлович Евдокимов. В подвале горел свет. В желтоватых лучах лампочки Ильича бледное, искаженное гримасой отвращения лицо Вити походило на посмертную маску. Пугаться было чего: кожа на левой ноге мальчишки была изорвана, сквозь глубокие раны проглядывала кость. Но это не самое худшее. Нижнюю челюсть мальчика вырвали, а из черноты глотки тянулся казавшийся невероятно длинным язык, напоминавший жирного, отвратительного, червеобразного моллюска.

- Если найдём того, кто это сделал, убью! - раз за разом повторял Витя. Никогда не видел ничего подобного!

Мрачный Егор Михайлович со скепсисом посмотрел на Витю.

- Я на войне видал ранения и похуже. Иногда даже живой оставался. Тут в другом странность. Раны-то не оружием оставлены.

- А чем?

Егор Михайлович накрыл изуродованное тельце ребёнка простыней, встал, отошёл в сторонку, достал узнаваемую красную упаковку сигарет Друг, покрутил её в руках, вытащил оттуда две беленьких набитых табаком палочки с фильтром, одну протянул Вите, другую взял сам, достал спички, зажег свою сигарету, дал прикурить напарнику, затянулся, вздохнул. Витя терпеливо ждал, за время знакомства с Егором Михайловичем успев привыкнуть к его манере делать длинные паузы и начинать рассказ издалека.

- Я по молодости охотиться любил, - начал свою историю старший милиционер, - а водилося тогда зверья, у-у-у, - протянул Егор Михайлович. Охотник из меня вышел хоть куда, всегда с добычей возвращался, у нас в деревне не каждый этим похвастаться мог. По округе обо мне пошла слава и стали, значится, меня приглашать охотиться на волков да медведей. Обычно они, скотины эти, на людей не бросаются, нет. Волки нас вообще боятся. Слыхал я, младенцев из колыбели воровали, потом только окровавленные простынки находили. Но чтобы на взрослого человека напасть не, то редкость большая. Если только не заводился среди зверья людоед. Тогда дело другое, тому как он намерено человека караулил и цапал в удобный момент, - Егор Михайлович снова затянулся сигаретой, помолчал, что-то обмозговывая, потом, делая большие паузы между словами, продолжил. - Волки-людоеды просто убивали. Они есть хотели. Но вот если заводился медведь-шатун, дело другое. Один был такой, которому над телами убитых издеваться нравилось. Кости на ногах обглыдывает, а лицо и туловище когтями издирает, да так, что родные потом загрызенного не узнают. Вот на что похожи раны мальчишки этого. Да только откуда медведь-шатун в подвале квартиры возьмётся, расскажи мне, Витя?

Тот пожал плечами, потушил недокуренную сигарету, выбросил бычок на пол, за что тут же получил подзатыльник от старшего товарища.

- Подбери! строго сказал Егор Михайлович. Чтоб я такого больше не видел!

Витя потёр вмиг зачесавшийся затылок рука у старого милиционера была тяжёлая наклонился и поднял бычок.

- Другая странность, - между тем продолжил Егор Михайлович, - куда преступник девался-то? Взрослый свидетель что говорит? Другой мальчишка выскочил, отомкнул дверь и принялся орать. Спустился наш свидетель, а там он, - милиционер указал пальцем на накрытое простынёй тело, - мальчишка же про какое-то чудовище рассказывает. С когтями, что важно!

Докурив, Егор Михайлович затушил сигарету о стену, плюнул на дымящийся конец и засунул бычок себе в карман.

- Ну не мальчишка же его убил, в самом деле? Тот тощий, доходяга, а этот, - он снова показал на труп, - крепкий, наверняка драчун.

После слов Егора Михайловича, Витя призадумался, но убедительных ответов, на поставленные напарников вопросы найти не смог. Никакого другого выхода из подвала не было, коридор упирался в глухую стену. Правда, в некоторых кладовках были окошки, но взрослый человек через них никогда не пролезет.

- Ладно, пойдём отсюда, пускай врачи его забирают, - сказал Егор Михайлович.

Милиционеры покинули подвал, перед выходом на улицу надели собольи шапки под вечер температура опустила почти до минус тридцати. Несмотря на мороз во дворе толпилось много народу. Люди галдели, что-то оживлённо обсуждали. Егор Михайлович окинул толпу, наметанный глаз выделил одного человека высокого молодого мужчину с проницательными карими глазами, пристально рассматривавшего место преступления.

- Это что за хрукт? спросил он Витю, ткнув пальцем в заинтересовавшего его человека.

Витя присмотрелся и узнал учителя литературы, который работал в школе его сына.

- Фамилии не помню, зовут, кажется, Станиславом Николаевичем. Он учителем работает в местной школе, - Витя нахмурился, внезапно вспомнив. Точнее работал! Он же летом в аспирантуру поступил, сказал из школы уходит. Хотите его допросить?

- Пока не надо. Просто присмотрись. Сейчас с жильцами дома нужно побеседовать, - распорядился Егор Михайлович. Кстати, далеко отсюда этот твой Станислав Николаевич живёт?

- Да далековато будет, два квартала вниз по Мичурина.

- У-у-у, - задумчиво протянул Егор Михайлович. А убитого мальчишку он знал?

- Так сразу я вам не скажу, - ответил Витя. Надо в школе спросить. Но скорее всего знал - мальчишка из той же школы, что и мои сыновья.

Егор Михайлович кивнул, после чего он уже не возвращался к разговору об учителе литературы и, забравшись в ближайший подъезд вместе с Витей стал допрашивать местных жителей.

Ничего ценного выяснить не удалось. В основном рассказывали о всяких бытовых подробностях, да поведали трагичную историю строительства дома: молодой парень якобы погиб прямо в подвале всего за несколько дней до заселения жильцов. А родственники его были то ли староверами, то ли вообще какими-то зороастрийцами, приходили и кричали проклятья директорам, прорабам, другим рабочим. Грозились, что житья в этом доме никому не будет. На это внимания тогда не обратили, а вот сейчас некоторые про угрозы вспомнили.

Витя историю всерьез не воспринял, а вот Егор Михайлович крепко призадумался. И когда допросы закончились, обратился к своему молодому напарнику:

- Знаешь что, Виктор Кондратьич, давай-ка ты выяснишь, что за строитель здесь умер, при каких обстоятельствах, а главное кто угрозами сыпал. Чуется мне, здесь собака зарыта.

- Как скажете, Егор Михайлович. Но вся эта история больше на какие-то деревенские суеверия походит.

- Оно может и так, но проверить стоит. И про учителя литературы не забывай!

На этом свою работу на месте преступления милиционеры закончили. Егор Михайлович поехал на троллейбусе домой, а Витя отправился в отделение, где ещё какое-то время поработал, собирая информацию и выясняя подробности, которыми интересовался его старший коллега. Из отделения он ушёл около одиннадцати часов, до своей коммунальной квартиры пришлось добираться пешком. Когда шёл по аллее, засаженной невысокими пушистыми ёлочками, замер, огляделся по сторонам, хоть никого не было, невольно встал на цыпочки и, словно бы крался к зазевавшемуся зверьку, подошёл к деревцу и отломил пушистую лапку. В предновогодние дни и милиционеру можно немножко нарушить закон.

После акта вандализма (или экологического преступления, в правильности классификации Витя не был уверен) направился прямиком домой. Чудом не разбудив соседей и домашних, он миновал коридор, зашёл в маленькую комнатку, поцеловал спящих в обнимку с женой сыновей, тихонько переодевшись, поставил веточку в стоявшую на столе вазу, вдохнул аромат хвои, обернулся, с любовью посмотрел на своих семейных, выскользнул из комнаты, отправился на кухню покурить и перекусить, долго сидел там у окна и думал о произошедшем. Задремал перед рассветом, сон был тревожный, полный детский криков и страшных смертей. Около семи его разбудил сосед, который тоже пришёл завтракать.

Но на работу Витя явился вовремя, ближе к обеду уточнил подробности по смерти строителя и выяснил адрес, где тот проживал. Доложил об этом Егору Михайловичу, и вдвоём они отправились к семье погибшего. На месте выяснилось, что жена и родители строителя переехали совсем недавно. Соседи рассказали, что то были неразговорчивые люди, себе на уме. Держались обособленно, где работали и чем занимались неизвестно, но небедные. Ничего хорошего или плохого о них не говорили, правда, рассказывали, что каждую субботу семья строителя либо уходила из дому, либо наоборот к ним приходили многочисленные родственники и потом весь день из их квартиры доносилось неприятное пение.

- Ну что думаешь, Витя? спросил Егор Михайлович, после того как они закончили допросы и вышли из подъезда пятиэтажки.

- Религия какая-то, - ответил Витя. Помню, ещё при царях был кровавый навет: евреев обвиняли в религиозных жертвоприношениях и судили, но там дела всегда разваливались.

- Ну эти не евреи, судя по фамилии, - заметил Егор Михайлович. Да и обвинить их пока не в чем. А что по учителю литературы?

- Утром я успел парой слов с детьми обмолвиться. Если надо, его адрес возьму в школе в любой момент.

- У-у-у, - протянул Егор Михайлович. Давай тогда вместе в эту школу поедем, заодно заскочим в злополучный подвал. Хочу его ещё разок осмотреть.

Сказано сделано. Сначала заехали в школу и выяснили, что Станислав Николаевич уволился из школы в связи с переездом в другой город. Зачем он вернулся сейчас никто не знал. Потом милиционеры сели в трамвай и поехали на самый край города. Витя был погружён в себя, всё думал об убитом мальчишке. Егор Михайлович, который насмотрелся на ужасы войны, гнал неприятные мысли и любовался молодыми, присыпанными свежим снегом тополями, растущими вдоль дороги. Внимание привлёк невысокий дом культуры, окруженный греческими колоннами. Рядом располагалась афиша, на которой был изображён согнувшийся над псалтырём дьячок, прятавшийся от нечистой силы в нарисованном мелом круге.

- Вий, - произнёс Егор Михайлович. Помню, мать укладывала спать, а я всегда притворялся, дожидался, когда она сама уляжется, потом доставал запрятанную под кроватью свечку, зажигал её, накрывался одеялом и зачитывался повестями Гоголя. Вот всё собираюсь с моей супругою сходить, посмотреть, как же наш советский синематограф по этому поводу высказался. А ты уже видел?

Витя отвлёкся от своих мыслей, посмотрел на уходящую вдаль афишу, кивнул.

- Да, с женой и детьми ходили неделю назад. Страшный, ничего подобного никогда не смотрел. Как закончился, перекреститься захотелось. Когда гроб с ведьмой летал, я всё гадал, как бы себя повёл, окажись там. А ещё было интересно, как они всё это снимают так ловко?

- Магия синематографа, етить его, - усмехнулся Егор Михайлович. Я когда первый раз в кино пошёл а тогда крутили только немые фильмы был в восторге! Никто и представить себе не мог, что такое вообще возможно. Мой отец дремучий крестьянин был, всё твердил как мой дед жил, как мой отец жил, как я жил ничего не поменялось, вот и ты так проживёшь. Вот он до последнего не верил в синематограф. А когда увидел, встал и перекрестился. Это, говорит, что же за чудо творится! Такого впечатления никто уже не испытает, как тогда. И ведь удивительно. Всё, что отец говорил про прадеда, деда всё правда. И я вот гадаю, Витя, как же так вышло-то, что мы живём в

Договорить Егор Михайлович не успел: трамвай остановился, милиционеры напялили на головы теплые шапки и вышли на остановке. На улице было не до разговоров: мороз усилился, сильно щипал щеки, даже смотреть и то больно. Когда подходили к подвалу, дверь в него оказалась открыта. Витя насторожился, пошёл первым, спустился вниз, Егор Михайлович поспешил за ним.

- Кто здесь? - Витя увидел, что в коридоре не включен свет, а около одной из кладовок, что посередине, крутится какой-то высокий тощий мужчина. Что вы там делаете, товарищ?

Возможный злоумышленник перепугался, выронил из рук отвертку, которой копался в нехитром замке, быстро наклонился, поднял её и спрятал в кармане, после чего посмотрел на Витю.

- Станислав Николаевич?! удивился Витя. У него за спиной возник запыхавшийся Егор Михайлович. Вот он учитель литературы, которого мы искали, - сообщил он старшему коллеге.

- Занятная встреча, - Егор Михайлович нахмурился и с сомнением посмотрел на учителя. И что вы тут делали?

- Взламывал замок кладовки, - подсказал Витя.

- Попытка кражи со взломом значит, у-у-у, - протянул Егор Михайлович.

- Я ничего не собирался воровать, - стараясь сохранять спокойствие, ответил учитель.

- Положим, - Егор Михайлович скрестил руки на груди. А что вчера здесь делали? Вы, кажется, из нашего города уже того, уехали?

- Как видите нет, - учитель пошёл навстречу к милиционерам, стараясь держаться спокойно, но голос его слегка дрожал, выдавал нервозность. А сюда я пришёл потому, что знаю, кто убил мальчика.

- Вот как?! с иронией воскликнул Егор Михайлович. И давно вы узнали? Когда собирались сообщить в милицию имя-отчество подозреваемого?

- Боюсь, милиция здесь не поможет, - ответил Стас.

- Знаете что, Станислав Николаевич, - влез в разговор Витя. Ваши загадки мне начинают надоедать. Давайте-ка, наверное, проедемся с нами в отделение и там вы обо всём расскажете.

- Если я обо всём расскажу, вы сочтёте меня сумасшедшим. Поэтому в отделении я не буду с вами искренен.

- А здесь будете? Витя хмурился всё сильнее.

- Здесь буду.

- Ну и кто тогда убил мальчика? спросил Егор Михайлович.

- Чудовище, о котором рассказал выживший мальчишка, - выпалил Стас.

- Ну что, увозим его? Витя не на шутку разозлился и, всё больше склоняясь к тому, что учитель если не убийца, то как-то замешан в убийстве, хотел врезать Стасу.

- Пусть идёт, - задумчиво протянул Егор Михайлович. Только адресок свой оставьте и больше взломом чужих замков не занимайтесь. Тем более что у вас это не слишком хорошо получает.

Пожилой милиционер достал блокнот и карандаш, протянул их Стасу, тот стянул с рук перчатки, поежился, расправляя свою куценькую шубу, после чего дрожащей рукой написал улицу, номер дома и квартиру, передал это Егору Михайловичу. После милиционеры разошлись в стороны, позволяя Стасу выйти. Витя был сильно недоволен и вопросительно смотрел на своего сослуживца. Тот подмигнул ему, а когда учитель почти поднялся на самый верх лестницы, окликнул Стаса.

- Один вопрос, Станислав Николаевич. Допустим, я вам верю. Мальчика убило сказочное чудовище. Вот только куда оно делося? Свидетель никого не видел, стена сплошная, ладно сложенная. Как убежать?

- Боюсь, никто никуда не убегал. Чудовище до сих пор там, прячется и ждёт, - ответил застывший на ступеньках Стас.

- Ну что, теперь задержим его? шёпотом спросил Витя.

Егор Михайлович мотнул головой в знак отрицания. Учитель это заметил и ушёл.

- Почему вы его отпустили? Он же явно в чём-то замешан. Я не удивлюсь, если он убил мальчика!

- Не думаю. Одно знаю дело сложное. И тут творится какая-то чертовщина, - ответил Егор Михайлович. Ты запомнил, у какой кладовки крутился этот литератор?

- Да, у той, - Витя показал пальцем.

- Иди, найди хозяина, пусть откроет нам дверь. Посмотрим, что там. А я пока ещё раз осмотрю подвал.

Стас занимался переводом английской книги, когда в дверь квартиры позвонили. Удивившись, он вспомнил о встрече с милиционерами, напрягся. Неужели его всё-таки задержат? Это крайне нежелательно!

Закладки в книге не было, поэтому пришлось перевернуть её и положить на стол обложкой вверх. После Стас направился к двери, отомкнул её.

На пороге стоял старый милиционер, который сегодня с ним разговаривал.

- Здравствуйте, Станислав Николаевич. Могу войти?

- Здравствуйте. Входите, - Стас решил, что с его стороны будет разумным не провоцировать и вести себя вежливо. Ваш коллега с вами?

- Нет, - пробухтел милиционер, заходя в прихожую, стягивая с себя дорогие кожаные сапоги и снимая шубу. Он думает, я домой поехал.

- А вы ко мне, значит. Почему, если не секрет?

- Не секрет, - ответил милиционер, разобравшись со своей одеждой и обувью, без спроса надев стоявшие у входа тапочки. Хорошая квартира. Ваша?

- Нет, она принадлежит одному профессору, с которым я хорошо знаком. Он уехал на конференцию и разрешил здесь пожить какое-то время.

- Хорошо профессора живут, - протянул милиционер, расхаживая по коридору и свернув в кабинет, в котором Стас занимался переводом. Тхе Гио - попытался прочитать название лежавшей на книги милиционер. Только Г почему-то перевернутая.

- The Lion, The Witch and the Wardrobe, - подсказал Стас. Современная английская сказка. Брату прислал друг по переписке, я вот занимаюсь переводом, потому что для моего брата такой английский пока сложноват.

- Ну и как, интересно? Или буржуазная литература загнивает? с улыбкой спросил милиционеры.

- Вы знаете, интересно, - как можно беззаботнее ответил Стас. Но, думаю, у нас нескоро опубликуют. Слишком много религиозных отсылок.

- Напрасно. Я вот начинал учиться ещё в церковно-приходской. Там многое из Писания зачитывали. Есть и хорошие места. Не думаю, что советским детям навредит.

- Наверное, - милиционер начинал раздражать Стаса, но Яковлев старался не показывать этого. Вас, простите, как зовут? А то ни вы, ни ваш коллега не представились.

- Да-да, - милиционер дружелюбно улыбнулся. Из простецкой семьи я. Вы не обижайтесь. Позабыл. Егором Михайловичем меня кличут.

После этих слов милиционер протянул Стасу руку, тот её пожал и вопросительно посмотрел на гостя. Повисла пауза, которая смущала Яковлева, но, похоже, вполне устраивала милиционера.

- Так что с этим чудовищем, Станислав Николаевич? Ты там что-то такое рассказывал в подвале, - как бы между прочим перейдя на ты, спросил милиционер.

Какая-то провокация? - подумал Стас. Впрочем, если расскажет о своих догадках, то вряд ли это как-то ему навредит.

- Вы когда-нибудь слышали легенды о чудинко? Это такая фигурка, чаще всего простая соломенная куколка. Но фигурка непростая. Если хозяин чем-то обижал строителей, то они закладывали чудинко в основание дома, после чего поселившихся там людей начинали преследовать одна за другой напасти. Чаще всего дело ограничивалось скрипами, шумом, звуком шагов среди ночи, в самых тяжёлых случаях полуночными криками, которые пугали всех домочадцев, но до смерти могли довести только тех, у кого совсем слабое сердце. Однако чрезвычайно редко чудинко нёс на себе печать проклятья. И тогда жильцы дома умирали один за другим. Такое практиковалось только очень сильными колдунами.

- У-у-у, - протянул Егор Михайлович, опуская глаза в пол. Ты, значит, считаешь, что чудинко вызвал это чудовище?

Стас замялся. Он почти не знал милиционера и не хотел говорить о своих истинных мотивах возвращения в город.

- Послушайте, Егор Михайлович, если это какая-то провокация или попытка расколоть меня, то я вас уверяю

- Успокойся, Станислав Николаевич, - тихо, но настойчиво прервал его милиционер. Я почему Витю не взял его убеждать пришлося бы. А я тебе верю. Мальчишку порвало какое-то животное. Выбраться из подвала незамеченным оно не могло. Вывод один выживший мальчик говорил правду. Потому я к тебе и пришёл. Ты, похоже, разбираешься в этих вещах тебе и слово. Не хочу, чтобы это чудовище ещё кого-то убило.

Стас с удивлением посмотрел на пожилого милиционера. А он ещё считал стариков ретроградами!

- Если вы искренне хотите мне помочь, то мы можем завтра же утром всё устроить. Нужно просто отыскать чудинко и проколоть его. В легендах для этих целей используются вилы, но, думаю, подойдёт и нож. Главная проблема это поиск куклы. Если строители спрятали чудинко в фундамент, то, боюсь, мы бессильны.

- Не спрятали. Это как-то связано со смертью одного из рабочих перед самой сдачей дома. Он был из религиозной семьи, но они нехристи какие-то. К тому же недавно уехали. Подозрительно.

Они вышли на след секты! - ужаснулся Стас. Только милиции ему и не хватало!

- Я тоже на это надеялся, - стараясь не выдать своё волнение, сказал Стас. Предположил, что куклу заложили перед самым заселением в какую-нибудь щель. Раз уж чудовище действует только в подвале, значит и чудинко должен быть там. Поэтому осмотрел коридор, но ничего не нашёл и начал лазить по кладовкам, когда ваш коллега застукал меня с поличным. Если мы быстренько и по-тихому взломаем завтра все кладовки

- Всё-таки у тебя имеются какие-то уголовные наклонности, Станислав Николаевич. Всё взламывать, красться, да ещё и по-тихому, - милиционер улыбнулся. Мы сегодня всё проверили. Всё, кроме одной кладовки в самом конце коридора.

Около девяти утра Стас и Егор Михайлович встретились у входа в подвал. Милиционер открыл замок ключом, который ему доверила управдомом, Стас первым спустился в подвал, зажёг свет и увидел, что в конце коридора стоит небольшой, старинный чёрный шкаф, дверцы которого были закрыты на замок. Ключ, впрочем, лежал на прямо на шкафу.

- А это что такое? спросил Стас, указав на шкаф.

- Вчера хозяева сюда приволокли. Хотели запихать себе в кладовку, да не смогли. Выбросят, наверное. Мы, вроде, по делу?

Стас кивнул, направился в конец коридора, чуть отодвинул шкаф в сторону, достал из кармана своей куценькой шубы ножик, начал было ковыряться в замке.

- Подвинься, молодежь! Дорогу пожилым! - усмехнулся Егор Михайлович и навалился на дверцу кладовки плечом. Стукнул раз, стукнул два - хлипенький замок вывернулся, дверь открылась.

В кладовке почти ничего не было. Только старый пустой сундук без крышки. На стенах ножом кто-то выцарапал перевернутые кресты, но сделано это было небрежно, если не приглядываться, легко можно было спутать символы с простыми механическими повреждениями.

- Ну что? Нашлося, что искалося? спросил Егор Михайлович.

Стас ничего не ответил, вместо этого отодвинул сундук в сторону и увидел, что тот закрывал щель между полом и стеной, из которой торчали стебли соломы. Стас наклонился, потянулся туда рукой, нащупал, что-то, схватил, достал маленькую фигурку. Пучок соломы был перетянут примерно посередине длинными чёрными волосинами, верхняя его часть была обвязана ещё и чёрной тряпкой. Простенькая куколка и была тем, что Стас искал. Ну и раз её заперли в кладовке, значит кто-то из жильцов дома был в сговоре с колдуном, принёсшим сюда чудинко.

- Станислав Николаевич, ты там скоро? в голосе Егора Михайловича чувствовалась тревога. Тут какая-то чертовщина творится.

- Какая? Стас вышел из кладовки в коридор и увидел, как нарушая все законы геометрии из-под узкой щелочки у входа выползает нечто крупное, просто неспособное пролезть в ту щель.

Сгорбленная полутораметровая фигура с зелёными кошачьими глазами на морде и когтистыми руками (когти были острые, как бритвы, длиннее самих пальцев), вытянутое уродливое бугристое лицо, будто бы покрытое страшными ожогами, оскал, демонстрировавший длинные белые зубы, не помещавшиеся в уродливой кривой пасти. Чудище пробралось наружу и уставилось на незваных гостей.

Егор Михайлович потянулся за пистолетом, Стас достал нож, положил куколку и проткнул её, перевёл взгляд на чудовище. Ничего! Заметив куколку в руках чужака, чудовище стало надвигаться на людей, поднимая тяжёлые, непропорционально длинные руки в воздух, отводя свои смертоносные когти в стороны, готовясь нанести безжалостный удар.

- Ну что там?! крикнул Егор Михайлович.

Стас ударил куколку ножом ещё несколько раз, но никакого эффекта это не произвело.

- Стреляйте! крикнул он вместо ответа.

После этой команды старый милиционер переменился в лице. Волнение исчезло, глаза прищурились, взгляд стал сосредоточенным, поза выражала уверенность.

- Рано, - с поразившем Стаса спокойствием и безразличием ответил Егор Михайлович, позволяя чудовищу подойти ближе.

Кошачьи глаза задрожали, короткие ноги чудища согнулись в коленях оно готовилось прыгнуть! Стас невольно попятился, но Егор Михайлович оставался на месте и, позволив уродцу приблизиться почти вплотную их разделяло не больше тридцати сантиметров! открыл огонь. Звучные выстрелы разорвали подвальную тишину, чудовище оступилось, попятилось, рухнуло на землю! Вовремя патроны кончились. Егор Михайлович стал перезаряжать пистолет, внимательно наблюдая за тушей подстреленного им чудовища. Чутьё подсказывало это не конец.

Рука поверженного монстра дёрнулась, голова чудовища повернулась. От одного глаза осталась жуткая дыра, отчего морда сделалась только страшнее. Зрачок второго глаза превратился в узенькую вертикальную щелочку. Не издав ни звука, чудовища поднималось на ноги.

- Слышь, Станислав Николаевич, плохи наши дела, - как бы между прочим заметил старый милиционер. Патроны-то его не берут. Я сейчас последние отстреляю, да давай отсюда выбираться, если выйдет.

Стас сомневался, что выйдет чудовище с непередаваемой злобой взирало на них своим единственным уродливым глазом. Должно было быть решение, но какое?! Стас окинул взглядом пространство за спиной, увидел старый шкаф.

Выбросят, наверное, - вспомнились слова Егора Михайловича. А ещё шкаф, через который персонажи Льюиса попали в Нарнию. Чудинко действует только в подвале и не может пробраться в чью-то квартиру. Нужна просто замкнутая емкость! Поэтому в кладовке и стоял сундук! Вот оно решение!

- Задержите его хотя бы на тридцать секунд! взмолился Стас и бросился к шкафу.

- Легче сказать, - пробормотал Егор Михайлович, снова подпускавший к себе чудовище.

Ближе, ближе, - проносилось у него в голове, но тут, когда их разделяло около полуметра, существо прыгнуло и наотмашь ударило своей когтистой лапой.

Егор Михайлович ахнул от неожиданности, подался назад, начал стрелять, ощутил жгучую боль в левой лодыжке, увидел, что коротконогая тварь уже стоит над ним, заносит лапу над головой для решающего удара.

Бывай, жизнь!, - подумал он, уверенный, что это его последняя мысль, инстинктивно закрылся руками.

Секунды тянулись, но ничего не происходило. Егор Михайлович отвёл руки и увидел, что чудовище пропало, приподнялся на руках, посмотрел в конец коридора и увидел, что Стас замыкает ключом старый шкаф.

- Что случилося? спросил милиционер у учителя.

- Вас ранили, - переволновавшийся Стас механически засунул ключ к себе в карман, подошёл к пожилому мужчине, осмотрел его ногу, из которой бежала кровь. Нужно перевязать

- Да подожди ты! милиционер схватил Стаса за плечо, заставил посмотреть себе в глаза. Куда он делся?

- Они как-то изменили проклятие. Кукла обрела дух или нечто наподобие. То, что материализовалось перед нами. Но это чудовище было по-прежнему связано с чудинко. Сундук там стоял неслучайно. Видимо, чары работали только в границах ёмкости, в которой находилась куколка. Запертый сундук или, скажем, шкаф, устанавливали новые границы, из которых чудовище не могло выбраться. Я запер куклу в шкафу, и чудовище сразу исчезло.

- А почему нож не сработал?

- Не знаю. Они изменили чары, - повторил Стас. Но давайте об этом позже, вы истекаете кровью!

Егор Михайлович посмотрел на свою ногу, кивнул. Стас разорвал штанину милиционера, тканью перевязал рану, помог тому подняться и вывел из подвала. Заскочил в ближайший подъезд, без стука вошёл в квартиру на первом этаже. Внутри обнаружил старушку, читавшую газету на кухне под новогодней ёлкой, которую пока не успели нарядить. Быстро объяснил хозяйке ситуацию и спросил, где можно найти телефон.

- Телефоны нам ещё не давали. Таксофон есть, через дорогу, - сообщила перепуганная старушка. Вы бы, товарищ, раненого привели сюда, он же замерзнет.

Стас послушал её, вернулся на улицу, помог Егору Михайловичу зайти в квартиру, после чего снова бросился на улицу, побежал искать таксофон.

- Ты ещё в милицию позвони, - крикнул ему вслед Егор Михайлович. Попроси Виктора Кондратьевича Соломина, расскажи, как есть, он вмиг приедет.

К счастью, таксофон оказался недалеко. Сначала Стас позвонил в скорую, только потом в милицию. Последний звонок отнял у него минут пять, потому что дежурный долго искал нужного милиционера. Когда из динамика раздался молодой голос, Стас без лишних предисловий всё объяснил и повесил трубку. Бегом вернулся обратно, вздохнул с облегчением, увидев, что у подъезда уже стояла карета скорой.

Когда Стас добрался до подъезда, то на входе столкнулся с врачом.

- Товарищ, аккуратнее, - приветливо улыбнулся молодой доктор.

- Извините, - сказал запыхавшийся Стас. Это я звонил по поводу раненого. Ну как там?

- Порезы глубокие, но ничего серьёзного. Кровь мы остановили, рану забинтовали. Но нужно сделать прививки от бешенства и столбняка. Ваш старший товарищ отказывается признаваться, кто его так погрыз. А вы в курсе?

Стас замялся, не зная, что ответить.

- Ну что за люди, - улыбнулся врач, - тайны, заговоры, интриги. Я предлагал ему съездить в больницу не захотел. Поэтому вы обязательно проследите, чтобы он приехал в поликлинику и сделал все прививки! Ему веры нет, - врач снова улыбнулся, попрощался и сел в машину.

Стас же пошёл в квартиру, где обнаружил стоявшего на ногах Егора Михайловича с наполовину оголённой ногой, беседовавшего с бабушкой. Та копалась в шифоньере, перебирала штаны, время от времени протягивая их милиционеру для примерки.

- Вернулся, Станислав Николаевич? А меня уже на ноги поставили, - Егор Михайлович чуть ли не с гордостью похлопал себя по повязке. Меня в сорок третьем призвали, так, не поверишь, самое страшное, что коснулось одни царапины. Ни пуля вражья не брала, ни снаряды. Это, наверное, самое серьёзное ранение за всю мою жизнь. Антонина Семёновна, видишь, вызвалась пополнить нашу казну за счёт собственных средств, предоставив сотруднику уголовного розыска штаны своего мужа.

Милиционер подошёл к Стасу поближе и перешёл на шёпот.

- Сейчас Витя приедет, я ему поручу тебе всячески содействовать. Рассказывай, как эту дрянь победить?

- Правильнее всего шкаф этот вынести отсюда, увезти куда-нибудь подальше, в лес или в чистое поле, и сжечь. А ещё нужно выяснить, кому принадлежала кладовка - ответил Стас.

- Про кладовку сейчас всё выясним, ты иди Витю карауль.

Стас кивнул, выбрался на улицу и увидел подъезжающий автомобиль милиции. Тут ветер донёс до его слуха какой-то подозрительный шум. Стас обернулся, посмотрел на распахнутую дверь в подвал. Нехорошее предчувствие закралось в душу. Он бросился туда, спустился по ступенькам, и застыл на месте, уставившись в конец коридора.

- Это вы звонили?! донёсся взволнованный голос Вити со стороны входа. Где Егор Михайлович?

Стас ничего не ответил, не в силах отвести взгляд от пустого коридора и голой стены в конце. Шкаф пропал.

Культ Смерти

Когда рано утром в их домик пришли старшие сестры, Марьяна очень волновалась. Да, все подруги ей завидовали, далеко не каждая девушка удостоится такой чести! Да, их готовили к этому с рождения, объясняя тщетность противления и бессмысленность бегства от неизбежного. Да, она сама этого жаждала. Но всё равно волновалась. И даже боялась.

Проснулась засветло, оделась и просто лежала в постели, дожидаясь рассвета и визита старших сестёр. А когда те явились, всё равно засуетилась. Поцеловавшись с подружками, крепко обнявшись с Настенькой (та прошептала ей на ушко: Верю, мы скоро встретимся), Марьяна взяла сшитое специально для неё платье, передала его грузной пожилой женщине в чёрном платье, та кивнула и быстро ушла прочь. Две оставшиеся старшие сестры, взяли Марьяну за руку и повели в невысокую, каменную, уже растопленную баню.

Девушка вошла в предбанник, скинула с себя повседневную одежду, которую схватила и унесла прочь вторая старшая сестра, сглотнула накопившуюся слюну, бросила короткий взгляд на оставшуюся служительницу, та ей кивнула и жестом пригласила проследовать в парную. Марьяна вошла внутрь, дыхание перехватило от жара, она подалась назад, но старшая сестра уже захлопнула дверь и закрыла её на засов. У девушки десять минут, чтобы привести себя в порядок.

Марьяна взяла лежавший на лавке веник, забралась на верхнюю полку и принялась обмахиваться, нагоняя жар. По лбу, подмышкам, бедрам заструился пот. Сильнее! Только не думать о том, что вот-вот произойдёт! Марьяна вспоминала, как они с подружками играли на лугу, вили венки и надевали их друг другу на головы. Вспоминала, как Настенька подарила ей самодельную куклу, а потом со слезами на глазах рассказала, как её родители отдали девочку старшим сёстрам за спасение брата. Потом вспомнила своих близких, которые поступили с ней точно так же.

Душно, голова кружится, очень хотелось потерять сознание от жара, чтобы забыться. Интересно, сколько у неё ещё осталось времени?

Не успела подумать, как дверь парилки распахнулась, внутрь зашла старшая сестра, заволокла в центр небольшого помещения деревянную кадку, полную горячей воды, жестом потребовала от Марьяны спуститься и окунуться в кадку. Осознав, что это конец, девушка испугалась, забилась в угол, и слабенько качнула головой, отказываясь подчиниться.

Старшая сестра нахмурилась, двинулась было по направлению к полкам, но Марьяна совладала с собой, слезла, забралась в кадку. Вода перелилась, забрызгала горячий пол, сделалось скользко. Старшая сестра взяла мочалку, стала растирать тело Марьяны, вытащила руки девушки из кадки, развела их в стороны, опустила так, чтобы они свисали почти до пола, достала у себя из-за пазухи острый стальной нож резко полоснула по запястью сначала левой, а потом правой руки, повторила процедуру ещё дважды. Марьяна сцепила зубы, зажмурила, старалась не шевелиться. Что же, не так больно, как казалось. Когда девушка открыла глаза, то увидела, как из рук струится жидкая алая кровь, растекаясь по полу, образуя кляксы жуткой формы, в которых Марьяна разглядела согбенные фигуры, укрытые плащами. То были мертвецы, жаждавшие, чтобы пятнадцатилетняя девушка к ним присоединилась. Поток крови не ослабевал, горячая вода в кадке лишь разгоняла её по сосудам, а старшая сестра захлопнула дверь и размахивала веником.

Только когда в глазах у Марьяны потемнело, и она почти лишилась сознания, кто-то вытащил её из кадки, выволок из парной, обдал ледяной водой, что привело девушку в чувства. Она снова снаружи, лежит на площадке перед баней. Её нежное молодое тело нещадно терзают, обливая. На дворе октябрь, два дня назад растаял первый снег, температура чуть выше нуля, а безжалостные женщины ещё и добавляют

Когда пытка холодной водой прекратилась, мысли Марьяны чуть-чуть прояснились. Кровь из рук ещё струилась, но уже очень слабо. Да и осталось её немного. Старшие сёстры (теперь все три были снова вместе) подошли с двух сторон, замотали порезанные вены плотной тканью, после помогли Марьяне подняться, проводили её к кадке с холодной водой, насилу туда опустили, смыли кровь, размазавшуюся по её телу, вытащили, обтерли полотенцами. Женщина в чёрном балахоне принесла белое платье Марьяны, две остальные сестры помогли ей одеться, повели к дороге, где уже дожидалась телега с двумя мрачными мужичками. У одного в руках лопаты, другой сидит впереди, держит поводьях, тихо нашёптывая что-то резвой лошади и стараясь не смотреть в сторону сестёр и Марьяны. Её усаживают в телегу, краем глаза девушка замечает, что вопреки запрету Настенька пробралась к дороге, прячется за стеной бани, время от времени выглядывает оттуда, смотрит на свою подругу и вытирает слёзы со своего красивого молодого лица.

От этого зрелища Марьяне стало только хуже. Лучше бы Настенька не ходила провожать её! Как же тяжело принять добровольную смерть! Как же тяжело пожертвовать самым дорогим ради Богини, от которой Марьяна не видела ничего хорошего!

Тем временем девушку усадили в телегу, сестры забрались следом, мужичок на поводьях погнал лошадь вперёд. Ехали медленно, чтобы Марьяну не трясло, и она не умерла раньше времени. Кровь на запястьях стала проступать, алые разводы портили такое красивое белоснежное платья.

Как глупо! Как всё глупо!, - думала Марьяна, когда телега приближалась к небольшой ивовой рощице, к молодому дереву, у основания которого была вырыта яма. Подъехав почти вплотную к тому месту, мужичок остановил лошадь, старшие сёстры перестали церемониться, грубо стащили ослабевшую Марьяну, закатали ей рукава, намеренно небрежно сорвали повязки, чтобы кровь снова полилась.

- Ай! еле шевеля губами, отозвалась девушка. Сопротивляться она уже не могла. Её поставили у самого края ямы, позволяя крови стекать на разбросанные по сторонам комья земли. Когда стало ясно, что девушка вот-вот потеряет сознание, сёстры заставили её спуститься в теперь уже могилу, положили голову под самый корень ивы, руки сложили на груди крест-накрест, крепко связали их веревкой, после чего выбрались из могилы, жестом приказали мужикам закапывать.

Те переглянулись, взяли из телеги лопаты, подошли к чёрным кучам у кромки могилы, один из них со страшной тоской посмотрел на Марьяну, после чего они начали бросать землю на ещё живую девушку. Несмотря на слабость, в тот момент, когда комки почвы упали на её девичьи руки, Марьяна ощутила первородный ужас. Попыталась пошевелиться, хотела ускорить кровотечение, чтобы быстрее лишиться сознания и не созерцать происходящего, но у неё ничего не получилось, уровень земли поднимался, покрыл всё её тело, поднялся до подбородка. Комочки были уже у самого рта, когда, слабо пошевелив губами, Марьяна выдавила:

- Я не принимаю эту смерть! Будьте вы прокляты!

После чего земля упала ей прямо на лицо, засыпалась в рот, не позволив произнести ни слова. Впрочем, сознание она потеряла позже, когда свет уже не проникал под толщу земли, покрывавшую место её погребения.

Мужички закидали яму, счистили с лопат землю, посмотрели на старших сестёр.

Женщина в чёрных одеждах достала несколько монеток, передала их мужичкам, жестом приказала уезжать. Те и рады были не по душе пришлась им сегодняшняя работа, коли бы платили меньше, да деньги не так нужны были оба отказались бы.

Когда копальщики уехали, старшие сёстры разошлись в разные стороны. Вскоре они вернулись к могиле, каждая в руках несла вещь. Одна женское платье, другая солому, третья полено. Установив полено в центре захоронения, женщины нарядили его в платье, разбросали вокруг солому. Наконец, старшая сестра в чёрном платье достала из-за пазухи кремень с огнивом, которые передала одной из сестёр, и уголёк, нарисовала им на полене женское лицо, после чего отошла в сторону, позволив другой зажечь солому.

Когда костёр разгорелся, служительницы пронзительно заголосили, оплакивая принесённую в жертву суровой богине младшую сестру.

Стас в компании своего младшего брата Сашки и хорошего друга Вани Ерохина двигался по кромке непаханого поля в сторону ПГТ Берёзовая горка. Хорошо утоптанная грунтовка покрылась порослью мелкой сорной травы, а по сторонам от дороги, где почва была мягкой и податливой, весна неистово буйствовала, взращивая стебли с человеческий рост и колосья длиной с предплечье. В воздухе пахло мятой, свежестью, пробуждением.

Сашка, напросившийся в поездку вместе с братом, прогуливал свои последние учебные дни и, пребывая в шутливо-задорном настроении, всё время отпускал колкости в адрес Ерохина, который был почти на пятнадцать лет старше, а потому раздражался. Нет, Стас не рассказал брату о происшествии в морге, которое они вместе с Ваней пережили около семи лет назад, но случайно проговорился, что считает своего друга ведьмаком. Сашка намотал это на ус и теперь всё время интересовался, где Ванин хвостик и почему он им не виляет. Патологоанатом Ерохин был мужиком крепким и долго терпеть издевки мальчишки не стал бы, но Стасу пока удавалось разряжать обстановку всякий раз, когда терпение Вани было на исходе.

Шли они уже около двух часов, ни капли не уставший Сашка по-старчески ворчал по поводу автобуса, которого по инициативе Стаса дожидаться не стали. Ваня оставался сосредоточенно-мрачным. Ну а сам Стас, обожавший пешие прогулки, наслаждался этим моментом, хоть в голову и лезли невесёлые мысли о том, что так он провожает свою молодость (осенью ему исполнялся тридцать один год).

Между тем пейзаж постоянно менялся и на смену буйствующей зелени пришли голые, чёрные, разрыхлённые просторы. Работы проводились недавно, в будущем году эти поля планировали засеивать. Но возникла одна проблема, которую миновавшая нетронутые полевые джунгли троица отчетливо разглядела - на пригорке росла старая плакучая ива. Словно девушка, потерявшая своего возлюбленного, дерево согнулось под тяжестью ветвей, покосилось в сторону, так и росло вкривь. Изгиб ствола был настолько сильный, что отдельные листья доставали до земли, колыхались на ветру и издали действительно напоминали длинные девичьи волосы. Чем-то зловещим веяло от этого поля, дерева. Почувствовал это даже болтавший без умолку Сашка он затих, его лоб и переносица забугрились морщинками.

- Вот то самое дерево, - нарушил затянувшееся молчание Ваня. Тут когда-то целый ивовый лесок был, да речка протекала. Но потом с руслом что-то случилось, и она пересохла. А вместе с ней погибли и ивы. Только одна уцелела, - Ерохин нахмурился и указал пальцем на одиноко стоящее дерево. В этом году стали поле перекапывать, решили иву выкорчевать. Пилить начали, один из рабочих на землю свалился, хрипит, изо рта пена. На тракторе до Берёзовой горки довезли его, там только фельдшерский пункт. Да если бы и больница была, не спасли бы. Решили, что совпадение. Пилить, правда, больше не пробовали, захотели подкопать, потом к трактору цепью привязать и выкорчевать. Начали, сколько-то лопат набросали, и тут два землекопа на землю упали, сознание потеряли, коричневыми пятнами пошли. Их, правда, спасли. Но невзгоды на этом не кончились, потому что начальник их бригады тем же вечером из ружья застрелился без видимой причины. В общем, атеизм атеизмом, но к иве этой никто подступиться больше не смеет. В администрации сказали пробы почвы взять, я один из экспертов, заключение буду подписывать. Вот и думаю может правда какое безумное совпадение? Пробы чистые. Но рисковать не стал, тем более что - Ваня запнулся, опустил голову вниз, - чувствую не знаю, как сказать. Неладно мне тут, уйти хочется и больше не возвращаться. Вот. Потому тебе и позвонил, ты в таких вопросах лучше меня соображаешь. Дашь совет по старой дружбе: писать как есть, или что-нибудь придумать, чтобы эту иву не трогали?

- Понятно, - сказал Стас, потянувшись за болтавшимся у него на шее Зенитом-Е. Ты всё правильно сделал. Я это тоже чувствую, - добавил Стас и сфотографировал иву.

- И я, - признался утративший былой задор Сашка.

- Пойдёмте поближе, приглядимся, - Стас кивнул и, наступая на крупные комья земли, двинулся вперёд.

Пока они шли, обстановка несколько разрядилась, Сашка снова стал отпускать шуточки, а оказавшись возле дерева и вовсе заявил, что не прочь сам поработать землекопом.

- Проверим на практике, так сказать. От этого никто не умирал, - сказал он, задорно улыбнувшись и подмигнув Ване.

- Он у тебя какой-то дурковатый, - обратился Ерохин к Стасу. Точно родной?

- Легче, Ваня, - с характерной интонацией солдата из Марьи-искусницы ответил Сашка, а Стас тем временем сделал ещё несколько снимков и начал внимательно осматривать дерево.

Обошёл пару раз ствол, заметил что-то на коре, наклонился. Два символа вырезаны на коре: простейшее изображение лежащего человека, заключенное в прямоугольник, и фигурка дерева, под которой располагается дуга и крестик.

- Что ты там нашёл? Ваня заметил, что Стас застыл на месте, подошёл поближе.

- Ничего хорошего, - пробормотал Яковлев-старший, после чего отошёл, позволив Ване и Сашке рассмотреть символы.

- Это идеографическое письмо, - пояснил Стас. И думаю, вы понимаете, о чём там речь.

- Тут кто-то погребён, - мрачно произнёс Ваня.

Стас кивнул.

- Возможно, речь о человеческом жертвоприношении. Ничего хорошего это не сулит. Вань, а ты не знаешь, где раньше начали селиться люди: в городе или в Берёзовой горке?

Патологоанатом пожал плечами.

- Я сюда приехал, потому что мне пообещали квартиру безо всяких очередей. Слово сдержали, вот и работаю. Историей здешних мест не интересовался. Но город новострой. Нет таких закоулочков и узеньких улочек, как в старых городах. Здание психбольницы, правда, старое, там то ли церковь была, то ли монастырь, но остальное строили позже. Берёзовая горка другое дело. Там ощущаешь дыхание времени.

Стас кивнул.

- Сашка, ну ты тогда с Ваней в город возвращайся, и ради бога, не хами ему больше, он и поколотить может.

Сашка положил подушечку указательного пальца на подушечку большого, провёл пальцами по сжатым губам.

- А ты куда? спросил усмехнувшийся Ваня.

- Схожу в Берёзовую горку, с людьми пообщаться.

На том и порешили. Когда Ваня с Сашкой ушли, Стас ещё немного походил вокруг дерева, прислушиваясь к своим ощущениям, после чего вернулся на дорогу и направился к городку.

Он рассчитывал, что доберётся до места не раньше, чем за час-полтора, однако ему повезло: буквально через пять минут на дороге появился Москвич, водитель молодой парень лет двадцати трёх остановился и предложил подвезти. Стас отказываться не стал, а по дороге расспросил о старожилах Берёзовой горки.

- Самая старая у нас бабушка Маша, - ответил водитель. Точно не знаю, сколько ей лет, но она ещё царя Александра застала. Живёт вместе с правнучкой в центре посёлка, остальная семья давно в город переехала.

Вызнав, как отыскать бабушку, Стас на всякий случай расспросил парня о том, что ему известно об истории посёлка, однако тот ничего интересного не рассказал. Когда доехали и стали прощаться, парень, чувствовавший себя обязанным помочь, начал оправдываться:

- Я бы вас довёз, но тут совсем недалеко, а я сутки дома не был, жена с дочерью заждались.

- Нет-нет, ничего страшного. Большое вам спасибо, я сам справлюсь! поблагодарил Стас сельчанина и отправился на поиски дома старожилки.

С этой задачей он справился быстро, тем более что местные ему охотно помогали. Дом бабушки был неказистый, старенький, но крепкий и надежный. На дворе кружилась девушка лет семнадцати, подметала. Стас поздоровался с ней, представился собирателем фольклора, а после спросил, можно ли побеседовать с её бабушкой.

- Подождите, я у неё спрошу. Если она отдыхает, то придёте попозже, ладно?

- Конечно, - согласился Стас.

Девушка ушла, а Яковлев остался на дворе любоваться степным пейзажем и непритязательной застройкой небольшого посёлка. Минуты через три девушка позвала Яковлева в дом. Тот зашёл внутрь, миновал прихожку, оказался на небольшой кухоньке с окнами, выходящими на юг, отчего в помещении было очень светло. Вскоре из дальней комнаты девушка вывела свою прабабушку.

Старушка припадала на одну ногу, горбилась, щурилась, едва передвигалась. При помощи правнучки она доковыляла до стула у окна, кряхтя, взобралась на него, уселась и, на мгновение позабыв, зачем вообще пришла, прикрыла глаза и задремала.

- Бабулечка, - осторожно растолкала её правнучка, - тут к тебе пришли.

- А? шумно дыша, отозвалась она и оценивающе посмотрела на Стаса. Чего тебе? медленно произнесла она, делая глубокий вдох после каждого слова.

Стас представился и начал расспрашивать её про ивовый лес, что когда-то рос за Берёзовой горкой, просил рассказать легенды, которые с ним связаны. Сначала старушка отвечала нехотя, иногда невпопад, Стас уже пожалел, что потратил время впустую. Но в какой-то момент взгляд бабушки ожил, лицо заострилось, в голосе зазвучали тревожные нотки.

- А вообще, лес тот плохое место. Мы туда никогда не ходили. Моя прабабка рассказывала, что там когда-то жили женщины. Их все боялись, но иногда помогали, потому что у тех женщин водились деньги. Они нанимали у нас мужиков, те после работы помалкивали, никому не рассказывали, что их заставляли делать. Но слухом полнилась земля. Болтали, будто под ивами целое кладбище. Женщины те друг друга убивали и там хоронили. Никто не знал зачем, но это было как-то связано с монастырём. Его тоже боялись. Боялись страшнее женщин, страшнее Бога, страшнее всего на свете. Я потому только зареклась в город ездить, что там монастырь стоял.

- А с рощей-то что? спросил Стас.

- Плохое место. Приключилась беда, и женщины ушли. Нас потом про них спрашивали. Прабабка говорила, что на новом месте женщины погубили целую деревню. Одним днём вымерла. Где-то недалеко. Мёртвая деревня. За это их сожгли живьём, - ответила бабушка, после блеск в её глазах угас, она снова стала отвечать на вопросы без интереса и невпопад.

Осознав, что большего добиться не получится, Стас поблагодарил бабушку и её правнучку, попрощался и направился к ближайшему телефону, по пути размышляя об услышанном. Можно было предположить, что здесь орудовал древний культ, практиковавший человеческие жертвоприношения и каким-то образом просуществовавший как минимум до девятнадцатого века. Как интерпретировать бабушкину фразу приключилась беда, Стас не знал, а вот часть про деревню его сильно заинтересовала. Культистки покинули окрестности Берёзовой горки, возможно, из-за конфликта с местными, и переехали на новое место, где за очень короткий промежуток времени вымерла целая деревня. Упоминания об этом должны были сохраниться в текстах. Нужно ехать в библиотеку и рыться в книгах. Знать бы только, куда они уехали, это здорово помогло бы и сэкономило Стасу кучу времени.

За размышлениями Яковлев добрался до таксофона, бросил в монетоприёмник две копейки, набрал номер городского морга.

- Алло, - донесся женский голос из трубки.

- Добрый вечер, могу я услышать Ивана Трофимовича.

- Да, секундочку, - ответила девушка и куда-то ушла.

- Алло, - донёсся низкий грубоватый голос Вани.

- Привет, Ваня, это Стас. В общем, соври. Напиши, что там погребены больные чумой, холерой, тифом. Не знаю, что правдоподобнее. Пусть оставят эту иву в покое. Станут упорствовать, двумя смертями дело не ограничится.

- Понял тебя, - немного помолчав, отозвался Ваня. Выяснил, в чём дело?

- Не до конца, надо будет ещё поработать. Похоже, тут орудовал какой-то женский культ. Есть зацепки, но пока маловато.

- Ладно, спасибо тебе. Иву оставим в покое.

- Угу. Сашка там с тобой? Не передашь ему трубку?

- Нет, он немного посидел в подсобке, потом сказал, что сходит погулять, до сих пор не вернулся.

Стас застыл, стал прокручивать возможные варианты в голове. Они с Сашкой в городе впервые, идти тому некуда, разве что

- Вань, мне нужно бежать!

- Что-то случилось? в голосе друга зазвучала тревога.

- Надеюсь, что ничего, но нужно проверить, пока, - не дожидаясь ответа, Стас повесил трубку и выскочил из телефонной будки на улицу. Он настолько быстро, насколько мог добрался до дома парня, который помог ему, постучал дверь и, не дожидаясь ответа, вошёл. Отыскал хозяина за столом с женой и дочерью, попросил подвезти обратно.

- Если вам в город надо, то извините, но я не поеду, - ответил тот. Вымотался за день, да и машину зря гонять не хочу.

- Я заплачу, - Стас нервничал, стал копаться в карманах.

- Да не в деньгах дело, я просто устал. Хотите, оставайтесь у нас на ночь, я завтра вас довезу.

- Не нужно в город. Знаете, одинокую иву, что растёт в поле? Мне туда нужно. Дело жизни и смерти. Пожалуйста!

Парень немного поворчал, но пошёл на улицу заводить машину.

- И не стыдно вам? между тем супруга парня решила отчитать Стаса. Человек весь день за рулём, а вы его в свободное время эксплуатируете. Буржуй!

Стас даже не удостоил её ответом, покинул дом, сел в Москвич и, нервно поглядывая на часы, теребя крышку Зенита, дожидался, когда они поедут. Парень сел за руль, начал было болтать на отвлечённые темы, но Стасу было не до разговоров.

- Быстрее, пожалуйста! взмолился он.

- Ладно-ладно, - с обидой в голосе ответил парень, нажимая на педаль.

Дорога заняла меньше десяти минут, и когда они подъезжали к иве, то впереди увидели стоявшую у обочины карету скорой помощи. Стас побледнел, вскочил с места.

- Стой! закричал.

Вмиг сделавшийся серьёзным парень нажал на тормоз, Стас выскочил из автомобиля и бросился к скорой. Смеркалось, но различить в темноте выкопанную у ивы яму, торчащую из земли лопату, лежавшего у дерева Сашку и склонившихся над ним врачей у Стаса получилось. Он бросился к брату, но по пути его перехватил неизвестно откуда взявшийся Ваня.

- Стой-стой! Живой он, живой. Но дай ребятам работать. Ты сейчас только хуже сделаешь.

Стас переводил взгляд с Сашки на Ваню, но смысл услышанного до него постепенно дошёл, он отступил на пару шагов назад, замер на месте.

- Ты как спросил про Сашку, я сразу вспомнил, как он про землекопа шутил, - между тем рассказывал Ваня. Сообразил, что к чему, в скорую позвонил, так мол, и так, есть подозрение - с человеком беда. Спрашивают, куда ехать, я говорю, меня подберите, покажу. Ну и мы на месте минут через пятнадцать после твоего звонка были. Даже удивился, что так быстро в такую глушь доехали.

- Спасибо, Ваня, - выдавил шокированный Стас, наблюдая за тем, как Сашка шевелит руками. И правда живой! Только теперь отпустило!

- Что случилось, товарищи?! к ним подошёл взволнованный парень, подвозивший Стаса.

Ваня посмотрел на Стаса, тот растерянно похлопал глазами, посмотрел на парня, полез жать ему руку.

- Спасибо вам большое, - поблагодарил его взволнованный Стас. Я сейчас, - стал шарить по карманам в поисках денег, но парень его придержал.

- Да что вы, какие деньги в такой ситуации, - искренне воспротивился он. Это ваш родственник? Если бы сразу сказали, я бы вас без лишних слов сюда привёз.

- Да, брат. Спасибо вам большое, - в свете фар глаза Стаса предательски заблестели. Хорошо, что в вечернем сумраке этого никто не заметил. Или сделали вид, что не заметили.

Когда Сашку уносили, Стас собирался ехать с ним, но брат, жестом попросил его наклониться.

- Стас, - едва слышно прошептал он, - закопай яму. Прямо сейчас! Закопай её!

Панические нотки в голосе Сашки заставили Стаса остаться и выполнить его просьбу. Правда, сначала пришлось убедить парня и Ваню в том, что ему уже не нужна помощь, и до города он доберётся пешком. Когда все разъехались, Стас подошёл к иве, глянул в выкопанную яму, даже не увидел, а почувствовал на дне движение. Что-то крупное. Стас схватил лопату и принялся быстро засыпать яму. Что-то крупное, бледное. Закончил работу, взял лопату и медленно пошёл по дороге в город, стараясь отогнать от себя образ того, что он почувствовал.

Крупное, бледное, подвижное. Как обескровленные человеческие пальцы, которые загребали землю под себя.

Присуха

Степа сидел на скамейке у подъезда, поставил локти на колени, прикрыл ладонями лицо и время от времени проваливался в неглубокий сон. Одетый в мятые штаны, несвежую белую рубашку, на которой виднелись отчетливо различимые желтоватые пятна, он напоминал зарисовку из советских киножурналов о жизни в капстранах: вот он молодой американский интеллигент, по уши в кредитах. Начальник вышвырнул его с работы, и теперь образованный мужчина обречён стать бездомным, если в ближайшее время не согласится на кабальные условия, которые выдвигает работодатель. Так безжалостная система ломает судьбы миллионов благонамеренных граждан, которые из свободных творческих личностей превращаются в винтики системы, послушно выполняющие распоряжения руководства.

Но дело происходило не в капстране, и довела Степу до такого плачевного состояние не безработица, которой в Советском Союзе семидесятых не было и быть не могло, а несчастная любовь. Уже третий день он дежурил у подъезда Лили, пытаясь уговорить её принять его обратно. Каждая секунда, проведённая вдали от неё, отдавалась болью в сердце. Он не мог ни есть, ни пить, ни спать, мысли о возлюбленной не отпускали. Где-то там, глубоко в памяти всплывал образ первой и пока единственной жены Оксаны, от которой он ушёл ради Лили, но образ этот быстро растворялся, всё заслоняла фигура его нынешней возлюбленной.

Почему Лиля прогнала его?

Уходи, ты мне надоел, - сказала она как бы в шутку. Но оказалось, что она не шутила. Совершенно спокойно выгнала его из своей квартиры. Степе было где жить, он был выдающимся инженером и квартиру от завода получил раньше срока даже без семьи. После того, как закрутились их с Лилей отношения, он тоже выгонял Оксану, когда та заливалась слезами и просила одуматься. Быстро же колесо судьбы совершило полный оборот

Степа снова провалился в сон, проснулся от резкой боли, разливавшейся ото лба к вискам он свалился с лавочки, рухнул вниз и стукнулся об асфальт. Стал подниматься и тут дверь подъезда открылась, вышла Лиля, которая с плохо скрываемым раздражением посмотрела на своего ухажёра.

- А, ты всё ещё здесь сидишь? спокойно спросила она. Давай-давай, уходи. У нас с тобой всё.

- Лиля, но я люблю тебя, - забормотал Степа, поднимаясь.

Как только он к ней приблизился, девушка поморщилась, попятилась и брезгливо зажала нос пальцами.

- Фу, от тебя воняет. Иди уже домой, да помойся. А лучше всего, - на её лице возникла ехидная ухмылка, - позвони Оксане, пусть теперь тебя за мной донашивает. Так ей и скажи, что я тебя отпускаю.

Сказала так, расхохоталась и, обогнув застывшего Степу с покрасневшими от обиды глазами, убежала прочь.

- Но мне не нужна никакая Оксана! Я только тебя люблю! попытался крикнуть ей вслед Степа, но вместо окрика удалось издать лишь сиплый глуховатый звук.

Он был до крайности истощён. Слова Лили о вони были справедливы. Может быть поэтому ничего не получается? Нужно сходить домой, помыться, привести себя в порядок, и тогда она снова его полюбит. Ухватившись за эту мысль, Степа побежал на автобусную остановку, поехал к себе на квартиру, но по дороге позабыл обо всём, перед мысленным взором снова стояла Лиля. Она одна, больше никого и ничего. Ни о чём другом, ни о ком другом он думать не мог. Лиля бросила его, не верит в его любовь, дразнит, обижает. Потому что не понимает, как глубоко, как чисто Степа её любит! Нужно просто доказать ей, всё доказать! Купить ей самый дорогой подарок, переписать на неё квартиру, отдать всё, что есть! Тогда-то она точно снова его полюбит!

А если нет?! Если даже после этого отвергнет?!

Эта идея показалась настолько страшной, настолько преисполненной отчаяния, что сердце в груди Степы бешено заколотилось, а на лбу выступила испарина. Но испуг его лишь усилил поток негативных мыслей.

Она бросила тебя навсегда, ты ничего не исправишь, ты ей больше не нужен!

Как жить дальше, для чего жить дальше? Он начал вспоминать о родителях, о своей жене - пока ещё законной жене! Оксане. Ведь им было хорошо вместе, так хорошо Не успел подумать, как образ Лили снова возник, опять вытеснил всё остальное. Только она одна и больше никого. Если её нет, то и жить незачем.

Он вышел на своей остановке, застыл на месте, глаза его сделались стеклянными. И вдруг пришло озарение. Лиля оценит, навсегда запомнит, поймёт, как дорога ему. Губы Стёпы изогнулись в нехорошей улыбке, он пошёл к себе домой и стал готовиться. Помылся, нарядно оделся, собрал нужные вещи.

Поздно вечером он вернулся к окнам её квартиры. Во дворе никого, ему не успеют помешать. Степа бросил гвозди и молоток на землю, поднял голову вверх, часто задышал, собираясь с силами, поправил костюм нужно было представительно выглядеть и заорал, что было мочи:

- Лиля, это для тебя!

Встал на колени, взял гвоздь, приложил острый конец себе ко лбу, подхватил молоток и что было мочи ударил. Острие скользнула по мокрой коже, оставило глубокий порез, но не пробило череп. Странно, но боли Степа почти не почувствовал. Показалось только, что теплый пот заливает лоб, однако когда кровь стала попадать в глаза, размазываться по лицу, он осознал, что натворил. Стало страшно, но лишь на мгновение. Образ Лили снова отодвинул всё остальное на задворки сознания. Только она, жить ради неё или не жить вовсе.

- Для тебя, Лиля! снова заорал Степа, подхватил гвоздь, засунул его себе в ухо и ударил молотком по шляпке. В этот раз боль почувствовал, а раздражённый крик откуда-то сверху:

- Да заткнись ты уже! отозвался кто-то слева. Справа стало тихо, как в закопанном в землю в гробу.

Тишина и покой это лучше, чем страдания от невозможности быть вместе с Лилей. Мысль эта показалась Стёпе настолько ясной, настолько неоспоримой, что, справившись с приступом боли, второй гвоздь он направил уже себе в висок.

- Да ты что творишь? С ума сошёл что ли? кто-то из жителей разглядел, чем именно занимается Стёпа. Это же прекрасно! Если Лиля не увидит, то они расскажут, насколько сильно он её любил, она всё поймёт!

Воодушевлённый этой мыслью, он со всей силы ударил молотком по шляпке, гвоздь с противным чавкающим звуком вошёл в висок, в глазах у Стёпы потемнело, рука дёрнулась, стремясь нанести ещё один удар, но ничего не вышло мужчина завалился набок и, начав биться в конвульсиях, потерял сознание.

Умер Стёпа в больнице, не приходя в себя. У палаты дежурили его родители и брошенная жена Оксана.

Лиля так и не пришла.

Сашка вышел из палаты в коридор в надежде отвязаться от навязчивого Василия Владимировича болтливого соседа, который почему-то посчитал молодого парня родственной душой и делился с ним своими мыслями, воспоминаниями и свежими сплетнями. Василий Владимирович, правда, пытался приставать к другим пациентам, но они его рано или поздно отшивали. А Сашка, родители которого тоже были возрастными людьми (матери на момент его рождения исполнилось тридцать семь, отцу и вовсе сорок пять), пожилого мужчину жалел, терпел уже порядком поднадоевшие повторяющиеся байки, тем более что лежать молодому парню оставалось всего несколько дней Стасу очень хотелось отвезти младшего брата домой к последнему звонку.

Парень хотел посидеть в тишине и присматривал себе место за кадкой с высоким фикусом, где вездесущий Василий Владимирович мог его и не найти, когда увидел, как пожилая медсестра ведёт молодую девушку по коридору. Почему-то эта парочка притягивала к себе взгляд Сашки, как магнит металлические опилки. Они подошли к дверям, медсестра стала усаживать свою подопечную. Бледная высокая девушка опустилась на скамейку, привалившись спиной к стене. Пожилая медсестра отошла от неё и направилась в кабинет, а Сашка стал рассматривать сидевшую напротив него больную. Короткостриженная, чёрноволосая и чёрноглазая, с выразительными темно-розовыми губами, сильно изогнутыми тёмными бровями она была красива какой-то жуткой, нечеловеческой красотой. Так должна была выглядеть сама смерть: вселенская грусть вперемешку с женственностью; строгие, даже не геометрические, а алгебраические черты лица; в глубоких, чёрных, мёртвых глазах ни малейшей надежды на спасение.

- Залюбовался нашей Оксанкой, - Василий Владимирович незаметно подкрался к Сашке. Она здесь из-за мужа. Ну как из-за мужа, там история любовно-колдовская, тебе такие нравятся. Про тебя ж самого болтают, что ты увидел нечто эдакое

- Что там с историей? перебил Василия Владимировича Сашка, в памяти которого снова всплыли торчащие из-под земли, шевелящиеся пальцы.

- Дык, муж-то от неё уже ушёл, не жили они вместе несколько месяцев. Ушёл к женщине старше, гораздо. Мать-то Оксанки нашей, Светлана Батьковна запамятовал я её отчество сказывала, что та женщина с ней поскандалила и в отместку зятя к себе приворожила. Знает, нет для матери боли страшнее, чем боль дочери!

- Так, а с мужем-то что случилось? шёпотом спросил Сашка, опасаясь, что Оксана услышит их разговор. Та, однако, оставалась абсолютно безучастной, вперила свой взгляд в стену и, казалось, просто дожидалась смерти.

- Муж себе в голову гвозди повбивал да помер. Болтают, врачи с десяток из головы у него выковыряли. Той, что его приворожила, хоть бы хны, а Оксана до похорон как-то держалась, а когда суженого её в могилу опускали, разрыдалась и сама туда прыгнула. С тех пор ничего не ест, пьёт насилу, сидит да лежит. Когда мать увидела, что дело плохо, сразу к врачам за помощью. Оксану сначала в психушку хотели вести, но Светлана Батьковна запротестовала какая слава по городу-то о её дочери пойдёт, кому оно надо? настояла, чтоб в обычную больничку ложили. Ну вот уже третий день здесь, лучше всё не становится. Мож ты с ней побалакаешь? Утешишь как? Молодая ж девка, жалко, если пропадёт.

Сашка кивнул, снова залюбовавшись жуткой красотой Оксаны и решил, что несчастной девушке нужно поговорить со Стасом, когда тот придёт его навестить.

Стас плодотворно проводил дни теперь уже незапланированного отпуска. Когда стало ясно, что Сашка застрял в больнице минимум на неделю, Стас сразу же позвонил к себе в институт, объяснил ситуацию и попросил подменить его на лекциях. В институте он был на хорошем счету, поэтому ему пошли навстречу, хоть и пожурили. Потом он целый день крутился в больнице, узнавал, что требуется брату, но Ваня сделал несколько звонков, вечером сам приехал, успокоил Стаса, заверив того, что Сашке ничего не угрожает.

Утром следующего дня младший Яковлев уже оклемался от испуга, но всячески избегал любых воспоминаний о происшествии у иву. Стас немного успокоился и, решив, что оставаться в больнице, когда брату стало лучше значит тратить время впустую, отправился в архивы. В конечном итоге, он приезжал сюда не только из-за просьбы Вани, всё указывало на то, что здесь орудовал интересовавший его культ. И погибшая за один день деревня, о которой рассказывала бабушка Маша, могла хранить ответы на вопросы, интересовавшие Стаса. Поэтому он и отправился в городской архив: возможно, будут какие-то упоминания о массовых переселениях жителей самого посёлка или соседних деревень. А может прямое указание на мёртвую деревню раз местных расспрашивали, значит, материалы следствия могли сохраниться.

Поскольку город был небольшим, то появление Стаса в архивах заинтересовало всех сотрудников и парочку краеведов, которые регулярно работали с документами. Он в общих чертах рассказал им о том, что искал, не раскрывая, впрочем, истинных целей. Неожиданно для себя Стас получил добровольных помощников, безвозмездно принявшихся пересматривать различные источники, в которых могло содержаться упоминание о деревне, жители которой умерли за один день. Дело пошло быстро, Стас прерывался только на приём пищи, сон и визиты к Сашке.

Вот и сегодня, поглядев на часы, он недовольно хмыкнул нужно было ехать в больницу, да и из города в принципе придётся скоро уезжать, если Стас хотел, чтобы Сашка успел на свой последний звонок.

Брата он застал обеспокоенным и взволнованным. Коротко ответив на общие вопросы Стаса, Сашка принялся рассказывать о какой-то молодой вдове Оксане и её муже, который покончил с собой ужасным способом.

- Это всё очень грустно, Саша, но мне ты это зачем рассказываешь? Если ты себя хорошо чувствуешь, то, наверное, нужно выписываться. У тебя последний звонок на носу и экзамены.

- Ты меня не слушаешь, Стас! Мужа её приворожила какая-то тётка, Лиля. Он поэтому так и поступил.

- Приворожила? Стас усмехнулся и внимательно посмотрел на Сашку, прежде отличавшегося железобетонным скептицизмом.

- Слушай, я пытался поговорить с Оксаной, но она вообще никакая. И её глаза Я никогда не видел такого взгляда. Говорят, эта Лиля повздорила с Светланой Львовной ну, мамой Оксаны

- Понял, не дурак. Дурак бы не понял, - вздохнул Стас. Незапланированный отпуск плавно перетекал в незапланированное расследование. Хотя, если речь шла о настоящем привороте, присухе, как его называли в старые времена, то наложившая его ведьма могла обладать ценными сведениями о культе, который тут обитал. Вдруг, это опять никакое не совпадение, а подсказка, как это было в случае с удельницами и снившимися тогда Стасу снами?

- Так вот, - продолжил Сашка, - я побеседовал со Светланой Львовной, она подтвердила, что у неё с этой Лилей на работе серьёзный конфликт возник. Она метила на место Светланы Львовны, но не получила его. И Светлана Львовна подозревает, что Лиля мстит ей через дочку. Разрушила её семью, а сейчас сводит Оксану со свету. Можешь сам с ней поговорить, она женщина словоохотливая.

- С ней мне разговаривать незачем, - ответил Стас. Говоришь, муж этой твоей Оксаны покончил с собой, вбив в голову гвозди? Я с Ваней о нём поговорю, думаю, он и без имени-фамилии поймёт, о ком речь.

- Да, точно! Ваня может что-то подсказать! оживился Сашка, вспомнив о патологоанатоме, дружившим с братом.

Яковлевы ещё немного поболтали, но Сашка всё время переводил разговор на Оксану, Стас догадался, что девушка брату понравилась и, пообещав во всём разобраться, ушёл. Откладывать это дело в долгий ящик он не собирался, позвонил в морг прямо из телефона-автомата у больницы, узнал у Вани подробности смерти мужа Оксаны Степана поинтересовался адресом его любовницы.

- Если знаешь, конечно, - добавил Стас.

- Да он прямо напротив её квартиры всё это сотворил.

Выяснив адрес, Стас сразу же туда и поехал. Зайдя во двор и увидев сидевших на лавочке бабушек, направился к ним. Если с чего-то и начинать, то со сплетен. Представившись следователем, он стал расспрашивать о Лиле и Степане.

- Они недолго жили с этим её новым мужем, даже не знаю, почему так всё вышло, - ответила старушка, сидевшая на краю лавочки.

- Новым? заинтересовался Стас.

- Так то ж не первый её муж, - вставила другая бабушка. Она уже в третий или четвертый раз вдовой становится. Говорю вам, - она окинула взглядом своих товаров, - к ведьме она повадилась ходить. Присушит мужиков, потом бросает, а они без неё уже не могут. Мстит так за обиды свои.

- Мстительная, значит? заинтересовался Стас.

- Ещё какая! - продолжила бабушка, воодушевлённая интересом к её версии. Она баба ветреная, нравятся ей такие, знаешь, сбитые, крестьянские, хозяйственные мужики, - старушка сжала кулак и потрясла им у головы, - а сама-то уж не молодая, поди ж найди такого. Иной раз свяжется с мужиком, а он свои дела сделает, да и бросит её. От этого её такая злоба разбирает, у-у-у! Отомстит! К ведьме побежит, а мож сама наколдует. И будет бегать за ней мужик, унижаться, а ей только в радость знай своё место!

- Ой, сочиняешь, - перебила бабушку первая собеседница Стаса. Её последний-то ухажер на пять лет младше, да хлюпенький совсем был. На кой же она с ним связывалась?

- Так то она его тёще мстила. Он же ж семью бросил! уверенно ответила бабушка. Лилька-то у егойной тещи в подчинении трудится.

- И что, она готова человека погубить ради каких-то споров на работе? спросил Стас.

- А то! С детства такая! Она внучку моему Игоряше как-то раз по голове камушком к-а-а-а-к стукнет! И за что? В песочнице сел на место, где она обычно сидела. Будто это её песочница. Вот какая язва!

- Ой, старая сказочница, - отмахнулась первая бабушка. Ты потому на неё и наговариваешь, что из-за внука озлобилась.

Прежде чем старушки начали друг с другом ссориться, Стас успел спросить вторую бабушку:

- А вы, случайно, не знаете, к какой ведьме она могла пойти?

- Да кто ж то скажет? Их у нас в городе развелось. Сама по молодости грешным делом ходила, когда мой из семьи уйти хотел, - усмехнулась бабуля.

Стас кивнул, поблагодарил, но принявшиеся браниться между собой бабушки даже не заметили, что он уходит. Тем лучше. Всё, что нужно, он узнал. Оставалось придумать, как найти ведьму, к которой ходила Лиля. Стас обдумал детали разговора с бабушками. Спросить Лилю напрямую не получится, а вот хитростью.

Стас замер на месте, его глаза округлились от восхищения возникшим в голове планом.

Когда Лиля подходила к своему подъезду, то заметила блестящую на солнце белую Волгу, под капотом которой копался крепкий мужчина средних лет. Заметив её, он взял лежавшую неподалеку тряпку, вытер ею грязные руки, улыбнулся.

- Извините, девушка, видите какая ситуация приключилась. У вас, случайно, телефона нет? Я бы позвонил знакомому.

- Это его машина? с любопытством спросила Лиля, начав кокетливо накручивать свои кучерявые волосы на палец.

- Нет, - мужчина улыбнулся шире, - моя. Я врач, недавно переехал сюда, пригласили как ведущего специалиста. Вот, - показал руками на машину, - наградили, так сказать. В придачу к квартире. А я автомобилист неопытный, - театрально вздохнул, - пока никак не справлюсь со своей лошадкой.

- Конечно, я вам помогу, - Лиля, наконец, улыбнулась. Мне в квартиру телефон пока не провели, но у соседа он уже есть. Если его нету дома, посидите у меня. Чего тут торчать-то?

- Ваша правда, - мужчина подошёл вплотную к Лиле. От него пахло дорогими духами, а в грубоватых чертах лицах чувствовалась дикая влекущая сила. Меня, кстати, Иваном Трофимовичем зовут. Но вы можете звать меня по-простому Ваней.

Лиля улыбнулась и кокетливо протянула руку новому знакомому. Неужели ей наконец-таки повезло с мужиком?

Стас, заночевавший прямо в кабинете Вани в морге, с утра названивал ему, пока тот не ответил около десяти часов.

- Кто там? рявкнул разъярённый патологоанатом в трубку.

- Стас это! Ну как, получилось.

- Твою мать! Сам меня отправил эту девчулю развлекать, а теперь отоспаться не дашь! У меня она, спит.

- Отлично. Я тебе минут через двадцать позвоню, разбуди её. Ко мне обратишься Наташа, и постарайся разговаривать елейным голоском, - усмехнулся Стас. Дадим ей понять, что этой ночью всё и ограничится.

- Хорошо, Наташенька, - писклявым голоском ответил Ваня. Но ты мне будешь обязана по гроб жизни, подружайка.

Стас хохотнул и, не прощаясь, повесил трубку, выждал нужное время, позвонил и разыграл сцену.

Вечером Стас ещё раз переговорил с Ваней и тот рассказал о ссоре с Лилей.

- Разговор с Наташей она услышала. Тогда я прямо дал ей понять, что она у меня на одну-две ночи, - резюмировал Ваня.

Теперь остаётся следить за Лилей и надеяться, что она приведёт его к ведьме. Ждать долго не пришлось. Уже на следующий день утром (Стас крутился в районе засветло) Лиля направилась не на работу, а в холмистую часть города, где почти не было многоэтажек, одни лишь частные дома. Стараясь держаться незаметно, Стас всюду следовал за ней. Сложнее всего было скрыться в автобусе, но Лиля настолько погрузилась в свои мысли и обиду, что ничего вокруг не замечала. На улице же следить за ней оказалось проще простого Стас просто шёл по противоположной стороне дороги, держась чуть поодаль. Проблемы снова возникли, когда она свернула в переулок, и Стас на какое-то время потерял её из виду. Пришлось перейти на бег, обогнуть росший у дороги кустарник, вдохнуть аромат свежей весенней травы, забрызгать брюки ещё не высохшей росой.

Переулок изгибался полукругом, свежий чёрный асфальт, которым недавно уложили дорогу, испускал неприятный терпковатый запах. Ступив на него, Стас сбавил ход, перевёл дыхание, чтобы ненароком не привлечь внимания Лили, если она не успела далеко отойти, пошёл дальше быстрым шагом и, миновав крутой поворот, обнаружил, что оказался в центре самой настоящей деревни, спрятанной посреди города: всюду зелено, часть домов новые, кирпичные, но хватает и стареньких, деревянных, перед домами пасутся куры, а кое-где и коровы с козами, по дороге бегает веселящаяся ребятня, всюду царит пасторальная атмосфера. Быстро идущая Лиля здесь выглядела лишним, неуместным элементом, как будто на картинах девятнадцатого века вдоль сельских дорог нарисовали ряды фонарей. Дальше следить за ней было несложно. Лиля так и не заметила Стаса, перешла на асфальтовую дорожку у дома и свернула в одну из калиток. Яковлев предусмотрительно расположился на противоположной стороне улицы, сел на удобную скамеечку у дома и принялся делать вид, что читает газету, хотя в действительности с нетерпением ожидал возвращения Лили.

- К ведьме нашей пришёл? - голый по пояс пузатый мужичок лет сорока незаметно подкрался к Стасу со спины.

- С какой стороны посмотреть, - неохотно ответил Стас.

- Мы с ней здесь стараемся не ругаться, - между тем продолжил мужичок, садясь рядом со Стасом, - но и не дружим особо. Живёт себе и живёт, нам гадостей не делает, но вот другим К ней бабенки обычно ходят, ты первый мужик, который заявился.

- Я не совсем к ней.

- А что, следишь за подругой? Боишься, что приворожит? Такое тоже бывает. Мария Васильевна ведьма сильная, приворожит как присушит.

- То есть, ведьма она настоящая? - тут Стасу стало любопытно.

- Конечно. Это тебе не бабулька с картами, эта колдовать умеет всамделишно.

Стас задумался, пропуская мимо ушей болтовню мужичка. Когда Лиля вышла в приподнятом настроении, Стас удовлетворенно кивнул своим мыслям, повернулся к собеседнику.

- Слушай, а тебя как зовут?

- Серега, - запнувшись, ответил мужичок.

- А я Стас. Слушай, Серёга, я вообще не из этого города, но если, скажем, я попрошу тебя писать мне о том, что за слухи ходят о вашей Марии Васильевне, ты согласишься?

- А тебе зачем?

- Так я учёный, фольклорист. Собираю разные народные истории. А про ведьм истории всегда интересные. Если что, я тебе по десятке в год присылать буду. Два письма в год со свежими слухами. Как, устроит?

- Ну если аванс дашь

- Договорились, - Стас кивнул, пожал руку Серёге. В его неофициальном штате осведомителей, похоже, скоро прибавится. А сейчас мне надо идти, детали обсудим позже.

Стас направился к калитке ведьмы, предусмотрительно скрестив мизинец и безымянный палец на левой руке самый простой и в то же время надежный способ уберечься от колдовства и дурного глаза. Узенькая асфальтовая дорожка по одну сторону от которой располагался палисадник, а по другую новый кирпичный дом, привела его к красивому крыльцу, балясы которого были выполнены в форме животных зайца, вставшего на задние лапы, петуха, гордо задравшего голову к небу, кошки, подпиравшей перила своим хвостом. Хозяйка дома явно не бедствовала такая работа стоила больших денег. Особо не церемонясь, Стас поднялся по ступенькам и, легонько постучав в дверь, вошёл внутрь. Откуда-то из глубины дома появилась моложавая женщина лет сорока-сорока пяти. Лицо приятное, но улыбка слащавая, неискренняя, а выразительные зелёные глаза так и вовсе не улыбались, а пристально изучали гостя.

- Ты кто такой? не поздоровавшись, спросила ведьма.

- Здравствуйте, Мария Васильевна. Я Федя Копылов, мне вас порекомендовал наша с вами общая знакомая.

- Это какая знакомая?

- Лилия. Она только от вас ушла.

- А чего ж она о тебе не сказала? улыбка не сползала с губ женщины, но в её словах чувствовалось недоверие. Даже когда слушала Стаса, она постоянно что-то шептала себе под нос, но, похоже, нужного ей эффекта добиться не получалось.

- Не знаю. Может забыла. Я могу позвать её, если ещё не ушла.

- Зачем, не надо. Ты чего хотел? ведьма, наконец, перестала улыбаться, опустила голову и исподлобья посмотрела на Стаса.

- Есть у меня одна подруга, взаимностью никак не отвечает

- Хватит врать! рявкнула ведьма. Левую руку Стаса прострелила резкая боль, скрещенные пальцы свело. Он, однако, не разъединил их. Я не могу тебя прочитать. Ты защищаешься. Как?

- Не твоё дело, - Стас тоже решил не церемониться. Он убедился, что перед ним настоящая ведьма.

- А что моё дело? Зачем явился?

- Ива за городом. В направлении Березовой горки. Что ты о ней знаешь?

Ведьма отступила на шаг назад, сделалась ещё мрачнее.

- Вот чего затеяли, - пробормотала она. Ушли те, кого ты ищешь. И добро своё унесли.

- Куда ушли?

- А того тебе ведать не пристало.

- Если знаешь, скажи, что тебе надо, я готов заплатить.

Ведьма тихо засмеялась.

- Заплатить? Да никакие деньги не заставят меня говорить о том, о чём ты спрашиваешь. Ты ведь ничего не знаешь? Дурак! Пальцы, значит, скрестил. Ну ничего, и на тебя управу найдём. А теперь пошёл вон из моего дома, пока я милицию не вызвала!

- Я никуда не

- Караул! Грабят! заорала Мария Васильевна, перепугав Стаса не на шутку. Он сделал пару шагов и вышел на крыльцо, увидел, что крики подействовали, во дворах соседних участков появились соседи.

Ведьма снова заорала, и Стас счёл за лучшее ретироваться. К счастью, переполох, поднятый Марией Васильевной, закончился ничем. Когда Стас выскочил на улицу, люди было подались к нему, но тут объявился Серёга, который поручился за Стаса и все разошлись.

- Ты мне это, хотя бы рубль дай, - прошептал Серёга, провожая Стаса обратно. Авансом.

Заслужил, - подумал Стас и просьбу пузатого мужичка выполнил, пообещав вернуться. После поехал в библиотеку, оттуда позвонил Ване, узнал, нет ли новостей.

- Есть. Лилька твоя меня на ужин приглашает, угостить хочет.

- Ясно. Она дала ей приворотное зелье.

- И что, мне соглашаться? спросил Ваня.

Стас задумался. Ваня считал себя природным ведьмаком. Если это правда, присуха ему не страшна, а вот Мария Васильевна и Лилия сильно пожалеют о попытке приворожить патологоанатома. Но если Ваня ошибался, тогда он рискует кончить так же, как кончил Стёпа и другие мужья Лилии.

Ведьма может знать, где деревня, - напомнил себе Стас.

- Да, соглашайся. Но пригласи её к себе.

- Ладно. Но ты сегодня в морг не ходи, тогда где-нибудь ещё заночуй, у нас там проверка. Влетит, если узнают, что я превратил свой кабинет в гостиничную комнату.

- На худой конец у Сашки в палате, если в гостинице снова мест не будет, но сегодня я допоздна в библиотеке останусь, - сообщил Стас.

- Слушай, а после всего эта твоя Лилия не повадится ходить ко мне домой?

- За это не переживай. Сегодня с ней такое приключиться, что она и тебя, и твою квартиру за три квартала обходить будет.

Они с другом распрощались, и Яковлев вернулся к работе. Его помощники рассказали, какие источники уже успели перерыть, пока было тухло. Стас с азартом включился в работу, не только потому, что пропустил больше дня из-за слежки за Лилей, но и оттого, что хотел не думать о судьбе Вани. За работой день пролетел незаметно. Около десяти вечера, перед самым закрытием читального зала, где Стас был последним посетителем, молодая библиотекарь ворвалась в помещение и окликнула его.

- Станислав Николаевич! Там вас к телефону. Человек как будто задыхается!

Стас перепугался. Значит, он ошибся, с Ваней беда! Побежал к телефону, схватил трубку, ещё до того, как приложил к уху, услышал отрывистый кашляющий звук:

- Алло! Что случилось?! взволнованно спросил Стас.

- Алло, Стас? Это Ваня. Не поверишь, что сейчас приключилось, - Ваня едва сдерживал смех, с трудом произнося слова. Как ты и говорил, эта кикимора явилась ко мне с пирогом и выпивкой. Ну я отказываться не стал, распили мы с ней, значит, бутылочку, и тут такое началось. Она вся позеленела, в туалет убежала и оттуда, наверное, час не выходила. Такого звукового сопровождения я никогда не слышал, - он снова расхохотался. - Потом резко засобиралась и побежала восвояси. Я к окну, гляжу она из подъезда чуть не выползает, согнулась в три погибели, хромает, на колени упала, а рвать-то и нечем. Будет знать, как ведьмака привораживать.

- Будет, - неожиданно для самого себя Стас сделался серьёзным. Да только мертвых это не вернёт. Заслуженного наказания она не понесла.

- Тут уж чем можем.

- Ну спасибо тебе, Ваня. Я тогда ещё в библиотеке чуток поработаю, приду поздно. У тебя же уже можно переночевать?

- Конечно. Как ты и сказал, Лиля меня теперь за три квартала обходить будет, - Ваня снова расхохотался.

На том разговор друзей закончился.

- Ну как, ничего страшного? спросила молодая библиотекарь, заинтересовавшаяся литературой, которую читал Стас.

- Нет, он не задыхался, а смеялся.

- Ну и славно, - девушка улыбнулась. А вы знаете, я ведь забыла вам рассказать. Тут Владимир Семенович, краевед местный, одну книжку отыскал, рекомендовал вам почитать, я сейчас, - девушка отошла, повозилась где-то между полками, вернулась со старым изданием. Вот.

Стас взял ярко-красную книгу в руки. На обложке значилось: Богданов Е.И. Ереси в дореволюционной России.

- Спасибо, - он поблагодарил библиотекаря и принялся читать. Книга оказалась уникальной, и очень скоро Стас нашёл упоминание культа богини смерти Морены. Пролистал пару страниц и замер. Это оно! История о деревне, которая вымерла за один день! Достав свой блокнот, Стас принялся старательно стенографировать содержание нужных страниц.

Следующим утром Стас отправился в район частной застройки. Неспешно брёл по дороге, добрался до дома ведьмы, бесцеремонно открыл калитку, прошёл по узкой асфальтовой дорожке к дому, без стука вошёл внутрь, не разуваясь проследовал по коридору прямо в спальню, где и застал Марию Васильевну, лежащую в постели. Выглядела она паршиво: левая половина лица отекла и, похоже, как при параличе Белла не слушалась свою обладательницу. Правая была искажена болью глаз прищурен, рот приоткрыт, по щеке стекала слюна, но у ведьмы не было сил даже на то, чтобы поднять руку и вытереть жидкость. Заметив Стаса, она прищурилась ещё сильнее, задышала чаще, но ничего не сказала.

- Смотрю, Мария Васильевна, уверенности у вас поубавилось, - холодно сказал Стас.

- Я ничего не скажу, - хрипя, проговорила ведьма.

- О, уже не надо, я всё выяснил без вашей помощи. Сюда я пришёл с другой целью. Знайте, это только начало. Я стану следить за вами, узнаю, когда придёт ваш последний час, и в тот день я буду стоять у изголовья вашей кровати, не позволю никому принять от вас вашу колдовскую силу. Вы будете умирать несколько дней в страшных муках, да и после смерти не обретёте покоя. В расплату за содеянное.

Ведьма попыталась что-то ответить, но ничего не вышло язык тоже ей почти не подчинялся. Бросив последний полный презрения взгляд в сторону Марии Васильевны, Стас развернулся и ушёл. Постучал в окно к Серёге, дал тому свой адрес и попросил писать, пообещав регулярно присылать деньги.

- Особенно следи за её здоровьем. Если захворает пришли телеграмму, - распорядился Стас.

Теперь, когда вопрос с ведьмой был решён, оставалось забрать Сашку из больницы, поблагодарить Ваню за гостеприимство (которым, по правде говоря, Яковлевы уже злоупотребили), и вернуться, наконец, домой из этого несчастливого, но не безуспешного путешествия.

Добравшись до больницы, Стас поднялся в палату брата и обнаружил, что вещи того были собраны и лежали на кровати, но самого Сашки внутри не было. Отыскал его Стас в коридоре женского отделения, где тот пытался разговорить вышедшую из ступора Оксану. Девушка время от времени улыбалась и что-то отвечала.

- Саша! окликнул брата Стас. Нам пора.

Тот кивнул, что-то шепнул на ухо девушке, взял её за локоть и подвёл к Стасу.

- Это Оксана, а это мой брат Стас.

Девушка слабо улыбнулась, кивнула.

- Приятно познакомиться, - сказал Стас. Простите, что так бесцеремонно, но мне придётся забрать Сашу.

- Конечно, - едва слышно ответила она. Стасу показалось, что в голосе зазвучали нотки грусти. Тоска по мужу, или ей не хочется, чтобы Сашка уезжал?

Впрочем, поиски ответа на этот вопрос не были задачей первостепенной важности. Стас забрал брата, они сходили за его вещами и направились к выходу.

- Это ты ей помог, ведь так? Ты ходил к той ведьме? Вчера ей стало гораздо лучше, - тараторил Сашка, пока они спускались по лестнице. Как Оксана сказала, ощущение такое, будто она снова научилась дышать.

- А ты же не веришь в ведьм, разве нет? усмехнулся Стас.

- Не верил, - поправил его Сашка. И поэтому очутился здесь. То, что я увидел под этой ивой - румяный Сашка моментально побледнел, упёрся рукой о стену. Нет, не будем об этом.

- Не будем, - Стас знал дело не только в увиденном, кто-то наложил на дерево могущественное заклинание.

- Лучше объясни мне, Стас, Лиля была ведьмой?

- Нет, ведьмой была не Лиля. Она ходила к другой женщине.

- Тогда я вообще ничего не понимаю Если ведьма обладает такой силой, что может присушить человека к другом, зачем так поступает? Почему разменивается на мелочи?

- Это не мелочи! твёрдо сказал Стас. - Для зла нет ничего важнее, чем вбить в голову других людей идею наказуемости добра. Над всеми мелочными мотивами мести, зависти, жадности всегда возвышается именно она, эта идея. Никогда нельзя об этом забывать. И ничего не укрепляет веру в эту идею так, как беды, приключающиеся с хорошими людьми. Именно поэтому ведьма согласится помочь даже бесплатно, если будет знать, что причинённый ею вред покажет другим быть плохим выгодно, а с добрыми всегда приключаются только беды, никакой награды за свои поступки они не получают. Но это абсолютная неправда! Награду за добро человек получает сразу и обладает ей до конца своей жизни. Награда эта чистая совесть и душевное равновесие. А деньги, власть, помешательство на тебе чужой жены присуха не рождает любовь, это скорее разновидность душевной болезни - рано или поздно перестанут вызывать какие-либо эмоции, оставив после себя пустоту, потому что ничего настоящего в них не было и нет. Глубокое чувство не столько яркое, сколько не проходящее.

Сашка призадумался, какое-то время они шли в тишине. Уже на улице он вдруг развеселился, набрал полную грудь пахнущего цветущими полями и налившимися соком деревьями воздуха, с улыбкой посмотрел на Стаса.

- Знаешь, я подумываю поступить в местный институт. Ну его, этот Ленинград. Никогда не любил большие города. Здесь мне нравится.

Стас кивнул. Сашка влюбился в Оксану. Что же, может это и к лучшему.

Братья пешком добрались до автовокзала и спустя пару часов уехали из города. Больше Стас никогда не брал Сашку с собой туда, где его могло поджидать столкновение со сверхъестественным. Не мог позволить себе рисковать жизнью брата. Он бы и сам бросил всё это без раздумий, но оставалось одно дело, бросить которое незавершённым Стас не мог.

Вернув Сашку домой, Стас не стал засиживаться на месте и снова отправился в путь, на поиски мёртвой деревни.

Мертвая деревня

Старенький красный ЛиАЗ с белыми полосками на бортах весело шумя двигателем несся по хорошо укатанной грунтовке. В салон автобуса снопами врывались лучи яркого, высоко стоявшего солнца. По обе стороны от дороги тянулись бескрайние непаханые поля. В небе кружились небольшие стайки воробьёв, перелетавшие с места на место. Развернувшаяся картина вызывала у Стаса восторг. И оттого, что он был единственным пассажиром, ему казалось, будто всё это великолепие, вся эта красота и радость жизни проявили себя здесь и сейчас специально для него.

Расположившись у открытой форточки, Стас поставил на сиденье рядом с собой свой набитый до отказа походной рюкзак. Палатка, котелок, консервы, гречка, несколько упаковок соли, сменная одежда, кирзовые сапоги и пять фляжек с водой не самый оптимальный, а главное очень тяжёлый набор. Тем не менее, не имевший большого опыта туристических походов Стас решил перестраховаться, потому что напарника у него не было, а историй об умерших от жажды и голода туристах-одиночках он в своё время наслушался.

Обычно во время поездки Стас читал книги, но сейчас тщательно изучал самодельную карту местности и пытался разобраться, как отыскать давно брошенную деревню посреди чистого поля. Самодельную потому, что те, которые он раздобыл, были ещё дореволюционные, на руки ему их не выдали, пришлось всё перерисовывать вручную. В своих картографических способностях Стас уверен не был. Да и сомневался, что дореволюционные картографы добросовестно относились к фиксации местонахождения никому неинтересных объектов. Поэтому не возлагал слишком больших надежд на свои поиски, если только местные не помогут.

За любованием природой и попытками запомнить каждый штришок в срисованной им карте, Стас не заметил, как автобус подошёл к конечной остановке, на которой никого кроме двух мальчишек не было. Взгромоздив на себя рюкзак, мужчина направился к выходу, на всякий случай спросил водителя, не знает ли он о брошенной деревне, и, получив отрицательный ответ, вышел из салона на улицу. Мальчишки тут же подскочили к нему. Одному на вид лет шесть, другой постарше, семь-восемь. Оба босые, майки, в которых они были, грязные, с большим количеством заплаток, только одинаковые у обоих шорты выглядели новенькими.

- Здравствуйте, - выпятив грудь вперёд и важно задрав голову, обратился к Стасу старший из ребят, тщательно проговаривая каждое слово. Простите за беспокойство. Не могли бы вы подсказать, это ЛиАЗ-677 или его новейшая модификациях ЛиАЗ-677Б?

Глаза Стаса округлились, он несколько растерялся от такого неожиданного вопроса. Абсолютный гуманитарий, он ничего не понимал в технике вообще, и в модельном ряду советских автобусов в частности.

- Прости, малыш, я не знаю. Но, - Стас обернулся и смерил скептическим взглядом видавший виды ЛиАЗ, - могу тебя заверить, что это никак не новейшая модификация.

- Вот! - мальчишка перевёл взгляд на своего младшего компаньона, деловито уперев руки в бока. - А ты со мной спорил.

- Ты же видел фотографию, этот такой же! решил не уступать младший. Старший принялся что-то тому втолковывать, но Стас их уже не слушал, перешёл через дорогу и направился на поиски местной администрации, разглядывая сельские дома старые, деревянные, потемневшие от времени и невзгод. По дороге изредка попадались местные жители, которые всегда первыми здоровались, но лица их при этом оставались напряжёнными, неприветливыми, а глаза колючими, недоверчивыми.

Эта деревня производила на Стаса гнетущее впечатление: за время жизни в более-менее крупных городах он успел отвыкнуть от картин гнетущей бедности, которые по-прежнему встречались в сельской местности.

Администрации отыскать не удалось, зато он увидел местный магазин, в который и зашёл, любопытства ради. Прилавки полупустые, но почему-то на входе в магазин стояли коробки, полные галош, продававшихся по два с половиной рубля за пару. Ради интереса Стас взял галошу, покрутил в руках, убедился, что товар качественный, решил, что на обратном пути прикупит.

- Вы что-то хотели? недовольного вида продавщица встала из-за прилавка и посмотрела на нежданного покупателя.

Стас приветливо улыбнулся, но в ответ на полном бесформенном лице отразился лишь скепсис и непонятно чем вызванное презрение.

- Здравствуйте! несколько растерявшись, поздоровался Стас. Продавщица небрежно кивнула. Дело в том, что я фольклорист, собираю разные народные истории, и как-то мне довелось слышать о заброшенной деревне в этих местах. Название мне выяснить не удалось, но мне известно, что она недалеко от вашей. Может быть вы знаете того, кто мог бы мне подсказать, как добраться туда?

Продавщица нахмурилась.

- Про деревню ту Грязевая она называется все у нас знают. Только вам туда зачем?

- Мне хотелось бы сделать несколько снимков для статьи в газету. Как я вам сказал, я собираю фольклор, а та история, что я слышал, интригующая. Хотелось бы сопроводить её фотографиями, чтобы у читателя был помимо текстового ещё и непосредственный визуальный образ.

Услышав про статью в газету, продавщица заинтересовалась, смягчилась и даже поправила прическу.

- А вы из газеты? кокетливо спросила она.

- Можно сказать и так. Внештатный корреспондент, - Стас снова улыбнулся, на этот раз продавщица ответила ему тем же.

- Ну если хотите узнать про Грязевую больше, отыщите Клавдию Ильиничну, она у нас самая старая, всё об этих местах знает, - продавщица объяснила, как к ней добраться. А вы статью когда писать собираетесь?

- Сразу после того, как вернусь в город.

- А что, статья прям в газету?

- Прямо в газету.

- А как газета-то называется?

- Советская этнография, - на ходу сочинил Стас.

- А про нашу деревню расскажете? Про то, как вам здесь помогали хорошие люди?

- Конечно.

- Как интересно, - продавщица опять поправила прическу. Меня если что, Татьяна Васильевна зовут. Кожухова Татьяна Васильевна. Не забудете?

- Не забуду и обязательно о вас напишу, - Стас с трудом сдержал смешок и, обменявшись с жаждущей славы продавщицей ещё парочкой фраз (она попросила её сфотографировать, и Стас эту просьбу удовлетворил), направился к старушке. Деревня была небольшая и поиски вскоре увенчались успехом. Сгорбившаяся Клавдия Ильинична щипала траву прямо перед своим домом. Заметив Стаса, она выпрямилась, прищурившись на манер плохо видящих людей, с интересом наблюдала за незваным гостем с тяжелым рюкзаком за спиной.

Стас шумно поприветствовал бабушку и изложил ей свою легенду.

- Грязевая? старушка настороженно посмотрела на собеседника. Знаю. Места там плохие, мы туда не ходим. И ты не ходи.

- Я в эти суеверия не слишком верю, - соврал Стас.

- А это не суеверия, - резонно ответила Клавдия Ильинична. - Лет десять назад туда мальчишки как-то побежали и пропали. Их когда искать пришли, никто в деревню ту ступить не посмел. Даже милиция приезжала, да испугалась. Окажешь там, сам всё поймёшь.

Стас кивнул, но продолжал настаивать на своём:

- А всё же, как туда попасть?

- Попасть туда несложно иди на запад и вёрст через пятнадцать набредёшь, если не повезёт. Если повезёт просто заблудишься и потом сюда вернёшься.

- Может есть какая-то дорога, хотя бы тропинка?

- Нет никаких тропинок и дорог. Туда десятилетиями никто не ходит.

Осознав, что большего от старушки не добиться, Стас поблагодарил её и собирался отправляться в путь, но Клавдия Ильинична остановила его.

- Не ходил бы ты туда, молодой совсем.

Стас ещё раз её поблагодарил за совет, попробовал всучить рубль за беспокойство, но бабушка отказалась брать деньги, после чего распрощался и пошёл своей дорогой.

Другие повстречавшиеся на пути сельчане ничего толком не сказали, подтвердив слова Клавдии Ильиничны о том, что никто в ту деревню давно не ходит, а знают о ней только из местных преданий.

Стасу ничего не оставалось кроме как положиться на удачу и попытаться отыскать Грязевую самостоятельно. Шёл по дороге, пока та не затерялась между высоких стеблей полевых трав и цветов, после достал компас и, ориентируясь по нему, двигался в нужном направлении относительно единственного надежного ориентира - покинутой им деревни. Часто делал привалы, заметив, что встревоженные его присутствием воробьи старались держаться от человека подальше. Забирался на попадавшиеся невысокие холмы и осматривался. Весь истекал потом, но старался пить поменьше воды.

Наконец, спустя три с половиной часа мытарств, увидел, как трава редеет, а впереди маячат давно обгоревшие перекошенные постройки.

Границу деревни обозначила сама природа: зелёная травка резко переходила в чёрную, как угли, землю. Окраинные дома сгорели, оставшиеся от них деревяшки чем-то напоминали кресты на кладбищах. Стас заметил, что среди обломков можно различить человеческие останки. Центр деревни сохранился лучше и, если бы не запустение, можно было бы подумать, что там ещё кто-то живёт. Окна на удивление чистые, с занавесками. Стены светлые сухие, никаких признаков мха, которым обычно обрастали брошенные людьми помещения. Вообще, отличительной особенностью деревни было то, что никакой растительности там не было, кроме деревьев, да и те были сухие, давно умершие. Впрочем, возможно дома выглядели такими потому, что располагались слишком далеко, и явные изъяны разглядеть не удавалось. Следовало подойти ближе, но не получалось.

Стас замер на границе деревни, не решаясь сделать шаг вперёд. Страх сковал мужчину, возникло желание развернуться и бежать прочь. Ничего подобного он никогда не испытывал. От деревни веяло смертью и разложением.

Не сумев справиться с охватившими его чувствами, Стас сделал несколько шагов назад, решил понаблюдать за поведением воробьёв, кружившимися над полем. Вот, одна из птичек отбилась от своей стаи, подлетела к границе деревни и, словно бы огибая невидимую стену, свернула в сторону, не рискуя пролететь над гиблым местом. То же самое повторилось ещё несколько раз птицы напрочь отказывались пересечь невидимую черту. Стас опустил голову вниз и крепко призадумался.

Рассматривал даже вариант вернуться домой ни с чем, но эта мысль его отчего-то сильно разозлила, он поднял голову, посмотрел вперёд и решительно двинулся к деревне, но, приблизившись, резко остановился, так и не решившись зайти туда. Сердце бешено колотилось, по лбу катились капли пота, страх нарастал, превращаясь в настоящий животный ужас.

Не сегодня, - подумал Стас, достал фотоаппарат, сделал фотографии с разных ракурсов и, отойдя от деревни почти на километр, разбил свой лагерь в чистом поле. Погода этому благоприятствовала.

Стас не стал разжигать костёр, поужинал консервами и, полюбовавшись степным закатом, который несколько сгладил его впечатления от первой попытки визита в деревню, решил укладываться спать. Перед сном порылся в сборнике сказок, который всегда носил с собой, когда почувствовал, что глаза смыкаются, вышел на улицу справить малую нужду, ещё раз посмотрел на небо, поразился тому, насколько больше звёзд видно здесь, в глуши, без светового загрязнения городов. Океан ярких, искрящихся, образующих сложные фигуры точечек, тянущийся через всё небо млечный путь, чернота бесконечной Вселенной. Даже стало стыдно, что он созерцает всё это великолепие в такой прозаически-неприглядный момент.

Закончив свои дела, Стас ещё раз окинул взглядом небо, ощутил жгучую зависть к советским героям-космонавтам, залез в палатку и меньше чем за минуту провалился в сон. Однако ночь выдалась неспокойной. Крепко спавшего Стаса разбудил отчаянный вопль, разносившийся над степью. Он был настолько громким, что показалось, будто кричали у самой палатки.

Когда с трудом разлепивший глаза Стас выбрался наружу и окунулся в ночную прохладу, понял звук доносился со стороны деревни. И был далеко не единственным. Крики боли, завывания, звуки неизвестного происхождения буквально заполнили собой всё пространство. Над горизонтом начали подниматься столпы дыма, Стас увидел в степи алые всполохи. Пожар! Брошенная деревня горела!

Что будет, если запылает степь, огонь доберётся и до лагеря Стаса? Не успел он об этом подумать, как ощутил едкий запах дыма, обернулся и увидел, что трава у него за спиной пылает, огонь поднимается до самого неба, языки пламени жадно расползаются во все стороны, стремительно надвигаются к палатке.

Несмотря на сонливость, Стас заподозрил неладное, залез обратно, достал свой нож, выбрался наружу и, воткнув лезвие в землю, очертил вокруг лагеря круг. После этого вернулся в палатку, завязал полы на тесемки, заткнул уши и, стараясь игнорировать запахи, громко напевал пионерские песни детства, которые навевали на него воспоминания о лагерях, где их сытно кормили, всегда давали на обед мясо, что для Стаса, чьё детство выпало на войну и голод, было в новинку.

Песни помогли, запах развеялся, а когда рассвело, проспавший ночью не больше трёх часов Стас снова провалился в крепкий сон, который никто уже не потревожил. Проснулся он около двух, был зверски голоден и, съев сразу четыре банки консервов, запил их целой флягой воды, после чего, немного полежав после плотного обеда, сложил мусор на газетку, аккуратно завернул и спрятал в рюкзак.

Затем взял нож, который выручил его ночью и направился в сторону деревни. Да, пришлось пережить неприятный опыт, но теперь Стас знал, что самое страшное, на что оказалась способна деревня это иллюзии. Круг защитил ночью, тем более защитит и днём.

Однако по мере приближения решительность поубавилась, а когда Стас оказался на злополучной границе, он снова пережил тот же всплеск эмоций, что и вчера. Ноги отказывались слушаться, хотелось бежать прочь, спрятаться, отсидеться, уехать домой и никогда не возвращаться сюда. Снова пот бежит по лбу, пальцы дрожат, зрачки расширились, дыхание участилось. Ступня зависла в воздухе, не подчиняясь своему владельцу.

Стас стоял на месте около двух минут, но пересилить себя удалось. Шаг, ещё один, третий. И вот уже он идёт по деревне. Легче не стало, скорее наоборот, но даже к ужасу привыкаешь.

Казалось, внутри деревни сама атмосфера была другой. Воздух сухой, вязкий. Ни намека на ветер, который всегда гулял по степи. Даже солнечный свет словно бы поблек, в его лучах всё выглядело восковым, ненастоящим. Лишь тени оставались такими же, как и снаружи резкие, контрастные, обрывистые, не желавшие мириться с присутствием солнца, не терпящие компромиссов между тьмой и светом, добром и злом, жизнью и смертью.

Стас двигался медленно, его майка сделалась насквозь мокрой от пота, лицо и лоб блестели от влаги, дышать приходилось глубоко, чтобы не впасть в панику. Время от времени он останавливался, отдыхал. Ощущение было такое, что он пробежал марафонскую дистанцию, хотя от границы деревни отошел метров на триста.

Между тем сгоревшие в пожаре дома закончились, перед Стасом стояли ладные бревенчатые избы, которые будто бы вчера построили. Если бы он не знал, что в деревне не жили больше пятидесяти лет, то решил бы, что хозяева просто ушли работать в поля или уехали в гости. Время здесь будто бы остановилось. И это не фигуральное выражение. Тление не касалось ни бревен, ни крыш, дорога оставалась всё так же хорошо протоптанной, дворы без единой соринки. Идеальный порядок. Травы вообще не было нигде, лишь чёрная, словно после ливня, земля и никаких признаков жизни.

Не успел Стас об этом подумать, как взгляд его упал на окошко одной из изб. Оттуда прямо на него смотрел отвратительного вида старикашка. Пожелтевшая от отсутствия ухода борода, выпяченная вперёд нижняя челюсть, кожа бледная, жирная, лоснящаяся, лоб нахмуренный, широкий, нос стервятника, а взгляд Во взгляде выцветших глаз ненависть и зависть, плохо объяснимые и оттого ещё более страшные. Сам старик оставался недвижим, замер и не сводил глаз со Стаса.

Если к атмосфере деревни можно было привыкнуть, то неожиданное появление жителя, которого здесь просто не могло быть, разорвало тонкий канатик, удерживавший Стаса от падения в бездну собственной паники. Он развернулся и, не издав ни звука, побежал прочь. С каждым шагом становилось легче, а когда он пересёк границу деревни в него будто бы снова влилась жизнь. Он глубоко задышал, жадно глотая воздух, вытер пот и, не оглядываясь, пошёл прочь, добрался до лагеря, выпил целую флягу воды и завалился в палатку спать, так как сил ни на что не оставалось.

Проснулся на закате. Обдумав пережитое в деревне, решил понаблюдать за ней со стороны. Стас допускал, что ему просто показалось, он принял за лицо что-то, лицом не являвшееся. Может фотографию приклеили на окно? Так не было никаких фотографий, когда деревню покинули!

Поскольку ни одного разумного предположения у Стаса не было, он заключил, что если в деревне кто-то и жил, то обязательно объявится днём или ночью. Поэтому собрав свои вещи и убрав палатку, он переместился поближе к деревне, разбил новый лагерь на пригорке, откуда деревня просматривалась лучше всего и начал наблюдать. Дело это оказалось на удивление скучным, на Стаса напала зевота, его клонило в сон. Приходилось вставать на ноги, расхаживать из стороны в сторону, гонять кровь по венам, после чего, немного взбодрившись и ненадолго отогнав сонливость, он снова ложился на сырую землю и разглядывал безжизненные улицы деревни.

Показалось, - пронеслось в голове у Стаса за несколько мгновений до того, как он проиграл в неравной борьбе со сном и сомкнул свои глаза. Впрочем, как и вчера, эта ночь не принесла отдохновения, а пробуждения оказалось внезапным и пугающим.

Стас подскочил среди ночи и осознал, что кричал во сне. Сердце бешено колотилось в груди, всё тело покрылось холодным потом, в висках стучало. Он был напуган, но чем? Тишиной, но не обычной ночной тишиной, которая и не тишина вовсе, потому что слышен и шелест травы, и стрёкот сверчков, и уханье совы. Нет, то было полное отсутствие звука. Тишина, которая бывает только в склепе.

Стас заметил, что кто-то идёт к его лагерю, но не со стороны деревни, а из степи, с запада. Женщина в длинном белом платье с красивыми черными волосами, ниспадавшими до пояса, медленно перемещалась по траве. Движения её напоминали полёт. В одной руке она сжимала белые, словно бы восковые цветы, напоминавшие ландыши, в другой - косу с узким длинным лезвием. Их со Стасом разделяло от силы три-четыре метра. Незнакомка не сводила с мужчины взгляда своих бездонных чёрных глаз, а её бледное, строгое и в своей строгости красивое лицо выражало заинтересованность.

Стас понял, что ничего хорошего эта встреча ему не сулит, встал на ноги и бросился к себе в палатку, завязал полы на тесемки, отыскал нож и начертил на земле вокруг себя маленький круг. Ну насколько же глупым нужно было быть, чтобы не сделать этого заблаговременно по границе лагеря?!

Между тем незнакомка бесшумно подобралась к палатке, прикоснулась к крыше палатки и ядовито-мягким голосом спросила:

- Спишь ли, хозяин, или богу молишься?

Фраза показалась Стасу знакомой. Он что-то читал про это, знал, как нужно правильно отвечать.

- Богу молюсь, - выдавил он из себя. Язык заплетался, слова прозвучали так, будто их произносил заика, но снаружи стало тихо. Привычно тихо.

Набравшись смелости, Стас развязал тесёмки и выглянул наружу никого. Перепуганный, он быстро стал собираться, но, когда дело дошло до палатки, понял, что возвращаться ночью через степь несусветная глупость, поэтому лучше дождаться рассвета. И хоть поначалу ему казалось, что после случившегося он не уснёт, сон в очередной раз доказал, что он сильнее самого яркого переживания.

Стас снова проснулся пополудни. Не стал завтракать, старался не смотреть в сторону деревни, собрал все вещи, оставил одну флягу, взвалил рюкзак на спину сделал было шаг в противоположную деревню сторону, но застыл на месте. Если уйдёт, уже никогда не вернётся и не выяснит, что здесь вообще творится. Вспомнил о причинах, которые заставили его сюда приехать. Ощутил слабый приступ любопытства, который несколько сгладил ужас от полуночной встречи и белой женщиной. В конце концов сбросил рюкзак с плеч. Решил, что предпримет последнюю попытку. Ночевать здесь сегодня он точно не будет и вернётся обратно. Если выберется из деревни живым.

Достал оставшиеся консервы, разделался с ними, выпил всю воду из фляги, после чего налегке отправился в поселение. На этот раз пересечь границу оказалось легче, да и до дома, в котором он увидел старика, Стас добрался гораздо быстрее. Оказавшись там, он посмотрел в окно дед всё ещё на месте, всё с тем же выражением лица. Нехорошие подозрения закрались в душу Стаса.

Он вошёл в дом, поразился тому, что пыли почти не было, полы выглядели так, будто их только-только подмели, миновал прихожую и увидел сидевшего в коридоре на стульчике старика.

- Дедушка, - окликнул его Стас, уже зная, что застывший подобно статуе дед давно мёртв.

Стас подошёл поближе, осмотрел мертвеца. Ни единого признака тления, его как будто забальзамировали лучшие специалисты на планете. В одиннадцатом классе Стаса с одноклассниками возили в Москву и обязательным пунктом в культурной программе было посещение мавзолея. Так вот Ленин выглядел гораздо хуже этого старика.

Стас прикоснулся к мертвецу, с удивлением обнаружил, что кожа мягкая, только холодная.

- Что за дьявольщина, - пробормотал Стас, покидая дом.

По крайней мере теперь он знал, что в деревне не осталось ни одной живой души. Вот только местные мертвецы почему-то были неотличимы от живых. Стас смелее стал обходить уцелевшие дома, а нарастающее в душе беспокойство игнорировал. Вскоре он добрался до центра деревни: дорога сделалась шире, превращаясь в подобие площади, у её края стояло высокое просторное каменное здание с широкими окнами. Неподалеку колодец. Больше всего это походило на гостиничный дом, но кому в голове придёт строить его в такой глухомани?

Между тем, тревога нарастала, сердце, и до того стучавшее чаще обычного, снова заколотилось, как у границы деревни. Стас стал глубоко дышать, чтобы успокоиться вспомнил об игре холодно-горячо, заключив, что именно в неё он сейчас и играл, только вместо человека сигналы ему подавал собственный организм. Внутри каменного строения точно что-то было. Справившись - насколько это вообще было возможно в таких обстоятельствах - с волнением, Стас вошёл в здание.

Просторная комната с большим количеством столов, на которых разбросаны книги, и множеством дверей, ведущих в смежные помещения. В углу на полу полулежа застыл мертвец с раскрытой старинной книгой. Покойник нетленный, на момент смерти был молодым, с густой шевелюрой и редкой щетиной. Глаза несчастного закрыты, но пальцы рук впились в корешок книги, будто приклеились.

Стас наклонился и попытался прочитать написанный на страницах текст. Язык похож на древнерусский, но смысл уловить не удавалось. Стас потянулся, чтобы взять книгу и заметил, что глаза мертвеца внезапно открылись, а изо рта раздался невнятный хрипящий звук.

Стас испугался, сделал шаг назад мертвец тут же замер на месте. Книга, всё дело было в ней! Поэтому мертвецы стали нетленными, поэтому здесь не росла трава, поэтому даже птицы боялись летать над деревней. Владелец книги прочитал в ней что-то такое, что мгновенно убило деревню и наложило на неё проклятие. Неслучайно старик выглядел застыл у окна, возможно, лишь в своё последнее мгновение осознал, что умирает и лицо его исказила мука, которую Стас принял за ненависть.

В очередной раз поборов желание броситься прочь из поселения, Стас внимательно посмотрел на книгу, повернулся и оценил расстояние до двери. Даже если мертвец вскочит, когда Стас выхватит её из его окоченевших пальцев, то не успеет догнать.

В последний раз нарисовав перед мысленным взором образ себя, уезжающего домой ни с чем, Стас решился. Быстро шагнул вперёд, наклонился, стараясь не смотреть на мертвеца, ухватил книгу, но даже дернуть не успел, как рука покойника впилась в его запястье мертвой хваткой.

Стас завопил, не выпуская книгу, упал на спину и, стараясь высвободить руки, пнул покойника обеими ногами. Ни за что не вышло бы разжать его пальцы, но благодаря поту, который как и в прошлые разы покрывал всё тело Стаса, кисти покойника соскользнули, выбили книгу из рук Стаса, а сам мертвец не удержался на ногах и тоже повалился на спину.

Воспользовавшись заминкой, Стас схватил книгу и бросился прочь и помещения, выбежал на улицу и увидел, что повсюду из земли появляются руки: детей и взрослых, старых и молодых. Двери домов распахиваются, в них появляются непогребённые жители. Мертвецы просыпались!

- Верни! истошный рёв раздаётся за спиной Стаса. Покойник, у которого он забрал книгу, уже гонится за ним, тянет свои длинные бледные руки, безумно вращает в миг налившимися кровью глазами.

А с другого конца деревни бегут мальчишки, одетые по-современному. Так вот, что с ними приключилось, вот почему их так и не нашли!

Охваченный ужасом Стас бросился бежать, осознав, что ещё мгновение промедления, и он присоединится к несчастным. Несся прочь, как ураган, а мертвые вылезали из-под чёрной земли, разбрасывали во все стороны комья, стремились схватить Стаса своими кривыми, идеально гладкими руками. Когда он почти достиг границы деревни, за ним гналось по меньшей мере два десятка мертвецов, а прямо посреди дороги по пояс вылезло ещё трое. Раскрыв беззубые рты, напоминавшие погребальные ямы, они без устали орали Верни!. Пробежать мимо не получится, поэтому Стас свернул с дороги на чернозём, почувствовал, что почва мягкая, влажная, ощутил, как ноги его тяжелеют, как комки липнут к подошве, осознал, что самый шустрый из покойников уже тянет руку к его плечу, вот-вот вцепиться своей мертвецкой хваткой и уже никогда не выпустит, оставит Стаса здесь, в этой брошенной деревни, которую не посмеет посетить ни один живой, навсегда!

Картина эта так ужасает его, что Стас начинает орать, крик придаёт ему сил, он быстрее переставляет ноги, понимает, что уже бежит по траве, шум погони стихает, что-то позади него меняется, но обернуться он осмелился, только пробежав добрые четыре сотни метров.

Покойники повалились у границы деревни, не смея её переступить. Как Стас боялся входить во владения мертвых, так и они не посмели потревожить своей поступью владения живых. Образуется настоящий клубок тел. Руки, ноги, головы, туловища переплетаются, образую нечто нелепое и в то же время пугающее. Как если бы Виктор Франкенштейн собирал не человека, и чудовище, состоящее из десятков тел.

Но спустя какое-то время клубок распутывается. Мертвецы расползаются в стороны, возвращаются на свои места, как кроты закапываются в свои норы. Завороженный зрелищем Стас наблюдает за процессом до самого конца. Когда никого не остаётся на улице, деревня снова напоминает безжизненный покинутый склеп. Только после этого Стас отводит свой взор в сторону и смотрит на книгу, которой он завладел. Видно, что она очень старая, но страницы даже не пожелтели, и бумага, и обложка в отличном состоянии. Вероятно, на неё наложены те же чары, что и на мертвецов в деревне.

Пролистав страницы, посмотрев жуткие иллюстрации, коими книга изобиловала, Стас закрыл её вернулся к месту, где оставил рюкзак, закинул его за спину и пошёл прочь. Домой он возвращался не с пустыми руками, а став обладателем вещи, ради которой мертвые покинули свои могилы. О галошах, которые собирался купить на обратном пути, Стас совсем позабыл.

Хлад мертвеца

Егор Михайлович сидел за небольшим кухонным столиком у себя в квартире, пил крепкий чай, доставал очередную сигарету из красной пачки с мордой овчарки на упаковке и скучным взглядом смотрел в окно. Свой двор с этого ракурса он успел изучить вдоль и поперёк. Там фонтанчик, в котором резвится детвора, в скверике рядом сидят старички его возраста и разыгрывают хитрые дебюты, которые вычитали в библиотечных книгах о шахматах, молодые мамаши с колясками предпочитают гулять по аллейке между домами, ну а ребята постарше прячутся за гаражами, передавая друг другу раскуренную сигарету, которую какой-нибудь сорванец стащил у своего батьки. Хотел Егор Михайлович сходить к хулиганью, прочитать лекцию о вреде курения, да не успел подумать, как вспомнил он-то убийц выслеживал, воров-рецидивистов, да грабителей. А в семьдесят с лишним ему с сорванцами за гаражами воевать, значит? И бросил эту затею. Пускай ими комсомольские активисты да родители занимаются. А Егор Михайлович придумает что поинтереснее.

Правда, с самого выхода на пенсию ему это не удавалось. Есть люди, которые вступают в период старости органично и даже наслаждаются им. Такой была супруга Егора Михайлович. Она охотно занималась цветами на участках перед многоэтажками, беседовала с другими бабулечками на лавочке, а в очередях в магазине так и вовсе чувствовала себя в своей стихии.

Егор Михайлович был человеком другого склада. В шахматы он не играл, политику не переваривал, болтовни со стариками не выносил. Пенсия для него была сродни самому суровому наказанию. На службе-то он всегда был при деле, всё время о чём-то думал, разгадывал мотивы людей, общался с молодежью, передавал свой опыт. А теперь превратился в бесполезный пожухлый пенёк, днями торчал у окна, курил, ел, да читал газету, которая у него разве что рвотного рефлекса не вызывала.

Поэтому когда в дверь квартиры позвонили, глаза вспыхнули от радости, откуда-то появилась молодецкая прыть, с которой пенсионер вскочил со своего стульчика и понёсся встречать нежданного гостя. То оказался его старый напарник Витя. Ну как старый сейчас мужчине было около тридцати пяти. Но когда они начинали работать, Витя был совсем молодым парнем, едва разменявшим второй десяток. Егор Михайлович был бесконечно рад его видеть, по серьёзному выражению лица молодого товарища догадываясь, что тот пришёл не просто проведать старого друга, а ещё и посоветоваться по какому-то сложному делу.

Сначала, конечно, нужно было соблюсти формальности. Витя поинтересовался здоровьем своего наставника, подарил коробку конфет, которые любила жена Егора Михайловича. Они посидели на кухне, глядя в окно, кивая каждый своим мыслям. Потом немного поболтали на отвлечённые темы. Правда, разговор не клеился Витя всё искал повод перевести беседу в интересующее его русло.

- Случилось что? поинтересовался Егор Михайлович. Давай уже, руби с плеча.

- Умерла девушка. Соня Горлова, - Витя опустил глаза, нахмурился. Она родом из той же деревне, что и я. Местные знают, что я в милиции работаю, как нашли её труп, так сразу к родителям, те со мной связались. Поехал на помощь тамошней милиции. Не скажу, что они были рады, но в курс дела ввели. Нашли её в старой заброшенной избушке в лесу, - Витя запнулся. Про избушку эту всякое рассказывали в детстве. Говорили, там когда-то жил колдун, а после смерти место то стало проклятым, а колдун ночами по окрестностям ходил и случайных прохожих со свету сживал. Обычная такая пионерская страшилка, знаете. Но я вам о Соне рассказывал. Нашли её в той избушке. Следов насилия нет. Умерла от сильного обморожения. Я с медиками разговаривал, так те руками разводят, такое, говорят, только при минус сорока можно увидеть и то не факт. Печь в доме была растоплена, когда сельчане в избушку зашли, угольки ещё тлели. Но самое интересное ночью было плюс девять. И Сонька вполне по погоде одета была. Насмерть замерзнуть при девяти градусах да ещё и с растопленной печкой какая-то несуразица.

- А печь-то кто растопил? Дрова откуда взялися? спросил Егор Михайлович, внимательно слушавший Витю.

- Соня, наверное. А про дрова я сам думал. Ни топора, ни щепок, в избушке той давно никто не жил. Её бы повалить пора, да местные люди суеверные, сказок деревенских боятся.

- Дело ясное, что дело темное, - пробормотал себе под нос Егор Михайлович. Ну а мы-то здесь при чём? Смерть вроде как от естественных причинах. Криминала нету.

- Так-то оно так, но я почему вообще за это дело взялся, - Витя закрыл лицо руками, вздохнул, сложив губы трубочкой, выпустил воздух. Бред какой-то. Но покоя не даёт. В детстве-то моём точно такая же история приключилась. Анька соседская видная девка была, красивая в лес ушла вечером, пропала, наутро её в той же избушке отыскали. Насмерть замерзла. Это летом, когда ночью жарища около двадцати градусов стояла! И печь была растоплена. Расследований тогда никто не проводил, оплакали, похоронили, а избушки стали пуще прежнего сторониться. Допустим, совпадение. Но я с родителями поговорил, так они тоже вспомнили о похожих случаях. Творится эта чертовщина уже не первый год. И даже не первое десятилетие. Мы-то здесь ни при чём, да вот только - Витя запнулся.

Егор Михайлович догадался, о каком именно случае из их практики вспомнил его бывший напарник. Шрам на ноге пенсионера, оставленный чудовищем из подвала, до сих пор ныл в плохую погоду, напоминая, что всё увиденное было правдой. Витя, однако, верить тогда отказался. Почему-то решил, что помогавший им учитель литературы Стас Яковлев шарлатан, заболтавший и возможно даже загипнотизировавший Егора Михайловича ради достижения каких-то своих корыстных целей.

- Слушай, давай так поступим: я над твоим делом подумаю денёк-другой и тогда мы о нём снова поговорим. А сейчас давай по стопочке, у? Егор Михайлович улыбнулся и полез за спрятанной в красивом польском буфете бутылкой.

- Егор Михайлович, так мне ж на работу завтра, - начал сопротивляться Витя.

- Не обижай старика, ну в самом деле. Не так часто ты у меня бываешь.

После непродолжительного сопротивления Витя согласился, они с Егором Михайловичем выпили, вспомнили прошлое. Теперь беседа складывалась куда стройнее, а когда договорили и распрощались, и бывший милиционер, и действующий почувствовали себя отдохнувшими.

После того, как Витя ушёл, Егор Михайлович какое-то время посидел на кухне, размышляя над услышанным. Он видел только один выход. Вите это не понравится. Потянулся рукой к ноге, потёр прятавшийся за штаниной зудевший шрам. Кивнул своим мыслям, встал, оделся в уличное, отправился на телеграф, продиктовал текст телеграммы, оплатил стоимость и указал адрес.

Теперь оставалось только ждать. Стас Яковлев был единственным человеком, который мог помочь им разобраться в том, что произошло с Соней Горловой.

Жигули, да ещё и всеми желанная шестёрка! Стас не мог поверить своему счастью. Он знал, конечно, что его диссертация выдающаяся, но даже предположить не мог, что за неё он сразу получит докторскую степень и право на покупку автомобиля вне очереди. Мать сразу же передала ему деньги, которые оставались на книжке у отца и достались ей после его смерти, плюс Сашка переслал сто рублей в качестве подарка в честь защиты диссертации. Ну и у самого Стаса кое-что уже скопилось. Поэтому уже через неделю после успешной защиты, он получил приглашение посетить автоцентр, где ему без какого-либо выбора предложили белый жигулёнок. Продавец стал намекать, что если цвет не нравится, можно и поменять, да и вместо Жигули получить Волгу.

- Если договоримся, - ехидно прищурившись, добавил он.

Но Стас проигнорировал его слова, подошёл к автомобилю, провёл пальцами по капоту, сказал, что его всё устраивает и, расплатившись на кассе, самостоятельно уехал из автоцентра гордым обладателем личного автомобиля. Немного покатавшись по городу, он поехал домой. У самого подъезда его встретила счастливая мама. В руках она держала какие-то бумажки.

- Красивая-то какая! услышал Стас мамин голос, едва успев открыть дверь автомобиля. Улыбнулся, кивнул.

- Мне тоже нравится.

- Нам сегодня счастья привалило-то! Я только что с почты, от Сашки-то телеграмма пришла Оксану в роддом увезли! Езжай в свой институт, бери отпуск по семейным, да скорее к ним полетели!

- И правда, привалило сегодня счастья, - Стас улыбнулся шире. Он уже давно ждал новостей от брата.

- Эх, отец не дожил, - внезапно погрустнев, сказала мама. Мы ж на тебя надеялись, внуков от тебя ждали.

Стас нахмурился, его радость быстро улетучилась.

- Ну правда, Стас, когда ты жениться-то собираешься? Уж тридцать шесть на носу, а ты всё в бобылях.

- Когда-нибудь, - неопределённо ответил Стас, а сам сделался мрачнее тучи. Разговоры о женитьбе навеяли на него тягостные воспоминания.

- Ну ладно, зря я об этом, - мама натянуто улыбнулась. Давай-ка, в институт твой поехали, да к Сашке. Прокати меня на своём автомобиле.

Попытка разрядить обстановку удалась, Стас галантно распахнул пассажирскую дверь, помог маме сесть, сам устроился за рулём, завёл мотор.

- Давай же ещё на почту заедем! спохватилась мама. Там тебе какая-то телеграмма пришла.

Стас удивился.

- Телеграмма? А от кого?

- Какой-то Евдокимов Е.М., из того городка, где ты по распределению работал.

Стас сразу понял, о ком речь. История с чудинко. После того, как шкаф, в который он спрятал куколку, пропал, милиционеры стали выяснять обстоятельства. Молодой Виктор Кондратьевич - ему не верил, а пожилой - Егор Михайлович в дело включился с самоотдачей. Оказалось, в одной из квартир того дома жил дальний родственник убитого строителя. Скорее всего, именно он с помощником и вынес шкаф, пока Стас бегал звонить. По крайней мере после происшествия в подвале квартира, принадлежащая родственнику строителя, пустовала. На случай, если хозяин всё-таки объявится или его сумеют задержать в другом месте, Стас оставил Егору Михайловичу свой адрес. Видимо, что-то объявился.

Ничего не сказав маме, Стас первым делом поехал на почту и, получив телеграмму, понял, что визит к Сашке подождёт. Приезжай срочно тчк, - гласил текст.

Наврав маме с три короба, Стас отвёз её домой, сказал собираться, сам поехал в аэропорт, купил ей билет на самолёт к Сашке. Себе же он взял билет на другое направление. Вернулся домой, пообещал приехать в конце недели.

- А ты поддержи Сашку в одиночку. Я бы полетел с тобой, но дело срочное.

Мама ничего не ответила, но всем своим видом показала недовольство. После разговора он сразу поехал в институт, из сейфа в своём кабинете достал найденную в мёртвой деревне книгу Писание Морены. В томе рассказывалось о древнем языческом культе богине смерти. Язык текста походил на смесь древнерусского и церковнославянского, но содержал и чуждые элементы, глаголица там почему-то соседствовала с латиницей. Стас сумел дешифровать тест за два года. И хотя о книге он никому ничего не рассказывал, результаты перевода позволили ввести в научный оборот массу новых материалов, связать имевшиеся разрозненные источники воедино и кратно увеличить сведения о языческом периоде Древней Руси. Помимо повествовательной части, содержались в книге и заклинания. Они-то и нужны были Стасу, подозревавшему, что он имел дело именно с культом Морены. Он не рискнул брать ценный том с собой, выписал два простых заклинания на отдельный лист, снова спрятал книгу в сейфе, и, вернувшись домой, всю ночь заучивал текст и ритуальные действия, которые должны были сопровождать чтение заклинания. Утром он отвёз маму в аэропорт, дождался, когда она улетит, а после сразу направился на свой рейс. В Новосибирск он прилетел вечером, там пересел на автобус и, вернувшись в город, в котором проработал три года, прямиком направился по указанному в телеграмме адресу.

Дверь квартиры открыла милая невысокая старушка.

- Вы, наверное, к Гоше, проходите.

- Кто там, мать? донесся зычный командный голос из глубины квартиры.

- Твой приятель, иди встречай гостя.

Егор Михайлович вышел из кухни к разувающемуся Стасу, но его приезду не слишком обрадовался.

- Иди в комнату, мать, нам со Станислав Николаичем побалакать надо.

Бывший милиционер проводил Стаса на кухню и там рассказал обо всём.

- По лицу вижу, ты подумал, я шкаф отыскал, - Егор Михайлович развёл руками. Уж прости, в курс дела по телеграмме вводить дороговато будет.

- А срочность-то к чему? спросил разочарованный Стас. Впрочем, что уж теперь об этом. Давайте тогда завтра поедем, посмотрим, что там у вас за избушка.

- Спасибо, Станислав Николаич. Да не серчай, чутью моему поверь. Мы без тебя тут не справимся.

Стас кивнул, спросил, можно ли остаться на ночь у Егора Михайловича, тот ответил утвердительно, поставил раскладушку в комнате, после позвонил Вите, договорился с тем о встрече на завтра, накормил гостя, с трудом уговорил Стаса выпить по чуть-чуть, после пары рюмок водки они немного поболтали, Егор Михайлович ушёл в спальню к супруге, а Стас устроился на раскладушке. Удивительно, но спал он крепко и поутру чувствовал себя отдохнувшим и полным сил.

Когда они с Егором Михайловичем завтракали, раздался дверной звонок.

- Витя подъехал, - сказал хозяин. Пойду открою. Ты кушай.

Стас кивнул, продолжил доедать гречку с варёным мясом и бутерброд с кабачковой икрой. Когда Егор Михайлович вернулся на кухню со своим бывшим напарником, Стас встал, протянул руку Вите, тот жать её не стал и отошёл в сторонку. Значит по-прежнему считает, что Стас загипнотизировал Егора Михайловича и внушил ему встречу с чудовищем в подвале, а шкаф выносил, пока старому милиционеру оказывали помощь. Пускай. Хотя после такого пренебрежительного отношения на душе у Стаса осадочек остался.

Егор Михайлович пытался как-то разрядить обстановку, много болтал, рассказывал старые анекдоты, но ни Стас, ни Витя включиться в разговор не пытались. Поэтому когда Стас доел свою порцию, троица встала и молча направилась к милицейскому автомобилю. Через двадцать минут они выехали за город и, мча по новенькому шоссе, двинулись в сторону прилежащих деревень.

- Остановися, Витюш, - Егор Михайлович хлопнул по плечу своего бывшего напарника. Гляди, какой-то поганец щеночка на обочину выбросил.

Стас перевёл взгляд действительно, впереди, у самой обочины покорно пригнув голову и оттопырив лопатки застыл маленький до смерти напуганный черный щеночек с удивительными пушистыми белыми лапками. Заметивший его Егор Михайлович вышел из машины, взял малыша на руки, погладил по голове, почесал за ухом и тут же выругался.

- Что случилось? всполошился Витя.

- Уссался, - в сердцах произнёс Егор Михайлович отводя в сторону залитую мочой руку. Подержи-ка его, Витя.

- Да уж нет, на мне свежестиранный китель, - решительно отказал Витя.

Стасу пришлось выйти и помочь пожилому мужчине. Пока тот вытирал руку платком, фольклорист разглядывал мордочку щенка. Бедолага от испуга плотно прижал уши. Выглядело это так, будто ему на голову повязали невидимую косынку, отчего песик смотрелся потешно. Стас улыбнулся и неохотно отдал щенка, когда Егор Михайлович справился со следами детской неожиданности на руке. Пенсионер ещё раз погладил животное и усадил его себе под куртку, где тот свернулся в клубочек и весьма комфортно устроился.

Оставшийся путь занял не больше получаса. Витя свернул в лес и, чуть отъехав от шоссе, остановил автомобиль.

- Дальше дороги нет, надо идти пешком, - сообщил он.

Они вышли из машины, Стас на всякий случай захватил свой фотоаппарат, переписанные из книги листы он заблаговременно спрятал во внутреннем кармане своей лёгкой осенней куртки. Когда Егор Михайлович поправил и усадил поудобнее своего новоявленного питомца за пазухой, поглаживая поскуливающую животину с материнской нежностью, Витя повёл их сначала по бездорожью Стас поразился мягкости земли, которая проседала под ступнёй, словно перьевая подушка потом отыскал тропинку и уверенно двинулся по ней.

В лесу вперемешку с осинами и липами росли хвойные деревья, иной раз образуя своеобразные рощицы. В какой-то момент тропинка вела мимо высоченных сосен, тянувшихся к самому небу. Стоило посмотреть вверх, на тянувшиеся к небу могучие стволы, на лучи солнца, пробивавшиеся между пушистыми веточками, почувствовать себя словно бы на дне величественного колодца, сотворённого самой природой, и человека охватывало благоговение перед величием Вселенной. Помимо этого, приятный, свежий, хвойный аромат придавал воздуху особые свойства, усталость от дороги не ощущалась, хотя шли они уже около часа.

Наконец, тропинка стала расширяться и вывела на поляну, посреди которой стояла невысокая избушка, словно бы сошедшая с картинок из сборника сказок. Здесь и бревенчатые стены, и прохудившаяся соломенная крыша, и покосившийся, а кое-где и завалившийся заборчик вокруг строения. Избе не хватало разве что курьих ножек. Троица вышла на поляну и застыла на месте. Первым заговорил Витя.

- Мне в детстве бабушка рассказывала, что в избушке этой жил страшный колдун. Мог порчу навести, просто раз на человека глянув. А мог благословить так, что нищий за год разбогатеет. Родом он был из нашей деревни, всячески помогал односельчанам. Поэтому у нас его любили, а ему это льстило. В других деревнях к нему относились хуже, смерти желали. Что потом сталось, не знаю. Вроде как в один день сгинул, никто его так и не отыскал. Но к его избушке с тех пор ходить перестали. Мальчишки наши всякое сочиняли, да и я от них не отставал, - Витя слабо улыбнулся.

- Скажите, а все погибшие из вашей деревни, да? спросил Стас, размышляя.

- Последние две девушки из нашей, а за остальных не знаю. Сельские жители люди суеверные, в эту часть леса стараются не ходить.

- Ну что думаешь, Станислав Николаич? спросил Егор Михайлович.

Признаться по правде, Стас думал о многом. Если культ орудовал в городе, могли ли смерти, происходящие здесь, быть их рук делом? Тот ли это культ, за которым он охотился, или совсем другие люди? Не зря ли он сюда приехал, не впустую ли тратил своё время? Брат вот-вот станет отцом, если уже не стал, а Стас охотится сам не знает за кем.

- Давайте осмотрим дом, там видно будет, - ответил он, и троица направилась к избушке.

По дороге Стас обратил внимание, что на некоторых участках трава пожелтела сильнее, чем на других. Причём зачастую желтизна обрывалась неестественно резкой, быстро переходящей в пусть и пожухлую, но зеленоватую траву. Присмотревшись, Стас заметил, что граница желтых пятен напоминает форму ступней. Странно.

Сама избушка была непримечательной. Очень грязная, стены покрыты плесенью, пол прогнил, доски под ногами мученически трещали, грозясь рассыпаться от веса наступавшего. На стенах, оставшихся лавках и столе толстенный слой пыли. В самом сердце дома располагалась древняя печь. Выглядела она удручающе: побелка частично полностью обсыпалась, голые кирпичи проступали через неё своей сероватой белизной, словно кость в месте открытого перелома. Стена печи сильно изгибалась наружу. Казалось, приложи немного сил, толкни её и кирпичи обрушатся. Зольник давно никто не чистил, подпечье просело, из горнила исходил неприятный запах плесени. Абсолютное запустение. Удивительно ещё, что крыша дома до сих пор не обвалилась.

- Виктор Кондратьевич, вы говорили, печь была растоплена. А откуда же брались дрова? спросил Стас.

- Я его о том же спросил, - подсказал Егор Михайлович, игравшийся с щеночком, которого поставил на лавку и подкармливал сухарями, хранившимися у него в кармане.

- Не знаю.

Стас кивнул. Здесь явно происходило нечто сверхъестественное. Вот только было ли это связано с культом? Вряд ли. Но проверить стоило.

- Надо обойти окрестности, - заговорил Стас. Ориентиры это глубоки норы в земле, большие, в которые сможет пролезть даже человек. Ещё обращайте внимание на беспричинно увядшие деревья. Найдёте что-то такое - зовите меня.

- Послушайте, в одиночку здесь ходить опасно, - вмешался Витя. Лес дремучий, многие тропинки ведут в никуда.

- Значит, не стоит уходить далеко отсюда. Вы ищите с Егором Михайловичем, а я буду действовать в одиночку, - ответил Стас.

Витя пожал плечами. Судьба Стаса его не особо волновала. Стас же не собирался рассказывать милиционерам о том, каким способом он собирался искать.

Когда они разошлись, Яковлев достал из внутреннего кармана куртки листок с заклинанием. Насколько Стас понял из перевода текстов Писания Морены, её жрицы добровольно приносили себя в жертву, чтобы оградить мир от тёмных сил. Тела жриц становились нетленными, и до тех пор, пока те покоились в своих могилах, нечисть не могла выбраться из своей тюрьмы. Однако, если намерения жриц не были чисты, если их жертва не была в полной степени добровольна, то могло произойти всякое. Со временем жрица могла озлобиться и начать выходить из своей могилы, губить местных жителей. Да и тёмные силы сами могли попытаться выбраться из тюрьмы. Достаточно могущественная нечисть вызывала тление тел жриц. Та, что послабее, прибегала к хитрости, обманом заставляли людей снять чары Морены. Например, вбив кирку в грудь погребённой жрицы

Стас поморщился, не хотел об этом вспоминать. Прочитал заготовленное заклинание поиска, должно было помочь найти погребенную заживо девушку, если таковая здесь была. Причём чары сработают, даже если жрица истлела или покинула место погребения.

Немедленного эффекта Стас не заметил. Он побродил по лесу, читая текст с листка в разных местах. Впрочем, далеко от избушки не отходил, побаивался. Ничего.

Сложив лист, Стас глянул на часы уже четыре, солнце миновало зенит и клонилось к горизонту. Надо возвращаться. Пожурив себя за бессмысленную поездку а помогать разобраться с той нечистью, что здесь обитала, Стас не собирался он стал искать дорогу назад. Несмотря на россказни Вити, сделать это удалось довольно легко и уже через двадцать минут Стас оказался у избушки, где встретил обеспокоенных милиционеров. Щенок на руках Егора Михайловича отчаянно тявкал.

- Вот он! крикнул пенсионер.

- Ты где был?! Опять твои фокусы?! разъяренный Витя развернулся к Стасу и, сжав руки в кулаки, стал на него надвигаться.

- Какие фокусы? Что случилось? Стас застыл на месте, с опаской поглядывая на приближающегося милиционера. Тот был ниже, но гораздо крепче несуразно худого Яковлева. Если дело дойдёт до драки, у Стас ни шанса.

- Выбраться из лесу не можем, Станислав Николаич, - спокойно сказал Егор Михайлович, преграждая своему бывшему сослуживцу дорогу. Виктор Кондратьич, обожди. Говорю тебе, ни тогда гипноза не было, ни сейчас его нету. Ну ты же в милиции больше десяти лет служишь, ну в глаза ты ему посмотри.

Витя метнул в сторону Стаса злобный взгляд, сделал шаг назад.

- Пошли по тропинке тебя звать, - начал Витя. И не узнаю дороги! Мы здесь с мальчишками каждый куст облазили. А я дорогу найти не могу! Лес как будто живой, всё на ходу меняется, нас сюда возвращают.

Стас нахмурился. Этого он не ожидал.

- Ну-ка, пойдёмте, покажете мне, - распорядился он.

Подуставший Егор Михайлович вздохнул.

- Витя, могу я на тебя положитися? Ты Станислава Николаича не обидишь?

- Нет, - хмуро ответил милиционер.

- Ну тогда идите без меня. Здесь, кажись, всё ясно. Попали мы, Станислав Николаич, как тогда в подвале. Вся надежда на тебя.

Стас кивнул, хотя пока не осознавал всей серьёзности ситуации. Осознание обрушилось чуть позже, когда они с Витей удалились от опушки, и тропинка, по которой они сюда пришли, оборвалась ровно там, где ещё днём росли сосны. Сейчас их там не было, лишь старые кривые деревья, источающие не бодрящий хвойный аромат, а приторно-сладкий запах смерти и разложения. Стас сделал несколько шагов вперёд, покидая тропинку, но Витя схватил его за локоть.

- Не стоит. Я такое впервые вижу. Что будет, если пойти туда? Я вот не знаю. Но если забредёшься, тебя искать не пойду.

Стас кивнул. Они ещё какое-то время побродили по лесу, но когда стало ясно, что тропинки всё время приводят в разные места, а не меняется только место отправления старая избушка вернулись к Егору Михайловичу, грызшему сухари и поглаживающему задремавшего щеночка. Глаза пенсионера затянула поволока, он смотрел куда-то вверх, ничего не видя и ни о чём не думая. Витя даже заволновался вдруг что со здоровьем? - окликнул того. Егор Михайлович встрепенулся, посмотрел на бывшего сослуживца, кивнул.

- Вернулись, молодежь? А я вон замечтался. Бармалею-то всё нипочем. А у меня вот дряное предчувствие. Боюся, не выбраться мне живым из этой передряги. Как считаешь, Станислав Николаич?

- Да что вы такое говорите, Егор Михайлович! возмутился Витя. В самом худшем случае переночуем здесь и утром выберемся. Нас же искать будут, я в отделении сказал, куда собираюсь поехать.

- Переночуем ли? пробормотал Егор Михайлович и посмотрел на Стаса.

Тот лишь пожал плечами. Увидев этот жест, Витя недовольно хмыкнул, принялся расхаживать из стороны в сторону. Стас сел на крылечки, а Егор Михайлович прилёг рядом с обзаведшимся кличкой щенком прямо на траву, продолжая грязь сухари и время от времени делясь ими с щенком.

Стас пытался найти выход из ситуации, вспоминал переведённые тексты Писания Морены. Упоминались там похожие чары, которые создавали петлю, кольцевали время и пространство на самих себя. Их можно было создавать и уничтожать с помощью заклинания, но его Стас не выписывал, уже пожалел, что не взял книгу с собой.

Тем временем солнце опускалось всё ниже, становилось прохладнее. Перед самым закатом от опушки леса отделилась фигура длинного несуразного человека. У него была нетвёрдая походка, при движении колени не гнулись, ноги оставались прямыми, как палки. Руки были приподняты на уровень груди, дрожали, острые, худые, расставленные в стороны локти напоминали колья. Лица было не разобрать, но звук громкого, тяжелого, неравномерного дыхания доносился до Стаса, Вити и Егора Михайловича. В этом звуке ощущалась скрытая угроза.

- Местный забулдыга? предположил озадаченный Витя, наблюдая за приближением фигуры. Эй, ты кто такой?!

Ответа не последовало. Стас попятился.

- Смотри на ступни, - произнёс он, отходя к избе.

Витя посмотрел и увидел, что в месте, где ступала нога незнакомца, землю и траву покрывал слой инея.

- Что за чертовщина, - пробормотал милиционер.

- Пойдём-ка отседова, Виктор Кондратьич, - Егор Михайлович взял его под руку и потащил к дому.

Пока они добирались до избушки (это заняло у них не больше двух минут), погода молниеносно изменилась. Только-только чувствовалась лёгкая осенняя зябкость, и вот уже изо рта валит пар от горячего дыхания, мороз обжигает кожу, а неизвестно откуда взявшийся холодный ветер проникает под тонкие осенние курточки, заставляя кутаться в них.

Стас забрался в избушку первым, потирая замерзшие руки, следом вошёл Егор Михайлович, Витя, надев на голову милицейскую шапку, задержался на крыльце, поглядывая на медленно плетущегося за ними незнакомца.

- Эй, ты кто такой?! повторил он свой вопрос. Я из милиции!

- Да заходи! рявкнул на него разозлившийся Стас, ухватив за ворот кителя и затащив в помещение. После он закрыл дверь на засов и пошёл к печке.

- Дрова! Их же не было! воскликнул Стас, увидев, что в подпечье и рядом с печкой сложены аккуратные пирамидки из порубленных дров. Егор Михайлович и Витя тоже прошли внутрь избы и убедились, что Стас говорит правду.

- Что за чертовщина - пробормотал Витя.

- Егор Михайлович, - вы печь растапливать умеете? спросил Стас. Я городской, никогда этого не делал.

- Посторонись, молодежь, - бодро проговорил старый милиционер, достав у себя из кармана спички и принявшись возиться с печкой.

Стас подошёл к Вите, который пялился в окно на бредущего незнакомца. За спиной последнего творилась абсолютно невозможная вещь: с неба валил снег, ветер поднялся такой, что начался настоящий буран, деревья покрыло белизной, как тело мертвеца покрывают саваном, оставшиеся зеленые травинки делались бледнее белого, жухли и умирали. От пока ещё теплой земли поднимался пар.

- Витя! Стас развернул его к себе. Ты нам нужен! Печку разжечь, иначе мы тут околеем!

- Я ж коммунист, Стас! выдавил милиционер. Как коммунист может верить в такую невидаль?

Стас вздохнул, стараясь держать себя в руках, заговорил спокойно, так, будто он находился в институте на лекции, а не рисковал замерзнуть насмерть в избушке на краю света:

- Стеблин-Каменский, наш скандинавист, в пятидесятые и шестидесятые посетил Исландию. В своей книге Культура Исландии он рассказал, как познакомился там с местным писателем-коммунистом Тоубергом Тоурдарсоном. В процессе разговора выяснилось, что Тоурдарсон верит в сверхъестественное. Знаешь, что тот ответил на вопрос, как коммунист может верить в привидения? Как я могу не верить в них, если я несколько раз видел их так же ясно, как вижу вас. Вопрос не в том, веришь ты в невидаль или нет, вопрос в том, веришь ли ты своим глазам. Я своим верю.

Слова Стаса возымели нужный эффект взгляд Вити прояснился, он ещё раз посмотрел в окно, убедился, что происходящее там никакой не мираж, кивнул Стасу и направился помогать Егору Михайловичу. Стас же продолжил наблюдать за тем, как тощий незнакомец приближается, как иней покрывает окно, через которое уже ничего не различить, как в избе становится настолько холодно, что и здесь изо рта начинает идти пар.

Между тем огонь в печи запылал, по комнате стало распространяться бодрящее тепло. Витя приободрился, потёр ладони друг о друга, поднёс их к печке.

- Хорошо! проговорил он. Тепло. Иди сюда, Стас, не пропадём. Дров тут хватит, чтобы целую роту согреть.

Стас ничего не ответил, наблюдая за тем, как стекло промерзает насквозь, покрывается инеем, сквозь белизну которого становится невозможно что-либо различить. Стужа наступает, хлад мертвеца проникает под одежду, кожу, достигает самых костей. Стас отходит от окна, идёт к печи, видит, что Егор Михайлович прижимает к себе Бармалея, старый милиционер со страшной грустью смотрит на щенка.

- На беду мы тебя взяли, малыш, на беду, - бормочет пенсионер.

Только Стас подходит к печи, начинает отогревать закоченевшие руки, как вдруг в окно стучат. Сначала слабо, едва слышно, а потом

Громкий шлепок! Стекло задребезжало, но устояло, не треснуло, иней подтаял, открыв взору обтянутую рвотно-жёлтой кожей пятерню. Пальцы согнулись, превратив ладонь в отвратительного паука на тоненьких лапках, в окно уперлись полусгнившие, почерневшие от времени ногти, которые поползли вниз, отдирая настывший иней, оставляя тянущиеся вниз бороздки, издавая противный скрип, от которого по спине бежали мурашки. Опустившись до низу, пятерня исчезла. Удар! Всё повторилось и так продолжалось до тех пор, пока стекло не расчистили и в избу не заглянул мерзкого вида старикашка: лицо в уродливых жирных белых прыщах, надувшихся и готовых лопнуть, как перезрелые арбузы на бахче; плешивая неаккуратная борода, длинные непослушные волосики которой торчат во все стороны как щупальца актинии; глаза, чёрные, как сама тьма, широко раскрытые, безумные; рот - искривлённый, слюнявый, с кривыми, покрытыми налётом зубами - напоминает пасть голодного волка.

- Жарко! завопил старик, пытаясь уцепиться своим безумным, блуждающим взглядом за кого-то из присутствующих. Жарко! повторил он и заорал, сдирая с себя полусгнившие лохмотья, служившие ему одеждой.

- Что это?! ужаснулся Витя. Стас же, отогревшись у печки, заметил, как жадно огонь пожирает дрова, подбросил пару поленьев и с тревогой отметил, что иней, стал расползаться по стене.

Между тем бродивший снаружи старик не стремился заходить внутрь избы. Он лишь ходил вокруг неё и стонал так, словно бы его заживо сжигали. И после каждого пройдённого им круга в помещении становилось всё холоднее. Печь пожирала дрова, как пирожки, но источавшегося ею жара уже не хватало, чтобы согреться. Люди жались всё теснее, а иней переполз со стены на пол, доски промерзали, воздух обжигал легкие морозом.

Впрочем, пока дрова оставались, надежда жила. Но и тут засада: за час троица израсходовала половину запаса. А за следующие полчаса выгорели оставшиеся.

- Такого не бывает, - пробормотал шокированный Витя. Они как трава горят!

Стас уже понял, что всё это колдовство, удивляться нарушению привычного хода дел не стоило. Но как выбраться из этой передряги живыми? Он достал из-за пазухи бумажки с заклинаниями, чары поиска смял и выкинул в печь. Второй листок пробежал глазами. Защита от гласа Морены. Бесполезно!

Между тем печь стала греть слабее, безжалостный холод сковывал члены тела. Егор Михайлович сгорбился, отошёл от печи, сел в сторонке у стеночки, прижал руки к поскуливающему щеночку, прикрыл глаза. Витя метался из стороны в сторону, пытаясь согреться, но силы оставляли его. Пальцы переставали слушаться, ныли. Он пытался отогреть их у печки, но с каждым разом это удавалось всё хуже и хуже.

Стаса стало клонить в сон. Он знал, что это значит, понимал нельзя здесь умирать, ему было ради чего жить! Но что Стас мог поделать? Он не знал. С каждой следующей минутой их шансы на спасение таяли стремительнее апрельского снега.

- Сё, реяяты, кажись, отлаал я сооё, - произнёс Егор Михайлович, еле-еле шевеля посиневшими губами и с трудом произнося слова. Ног не чуустую.

Щенок, запрятанный у него на груди, заскулил сильнее прежнего, принялся ворочаться. Пенсионер положил руку на вздувающийся на груди комочек, погладил его. Витя с ужасом наблюдал за разворачивающейся картиной. У него у самого уже закоченели руки, пальцы приобрели нездоровый бледно-восковой цвет, не гнулись, но мысль о смерти Егора Михайловича - его наставника, человека, с которым он почти десять лет отработал - была невыносимо-ужасной. Он отошёл от печки, постарался помочь Егору Михайловичу встать, согреться у самого огня.

- Не надо, Уитя, - с трудом выговаривая, стал сопротивляться Егор Михайлович, - я сооё оожил.

Щенок снова пронзительно заскулил, будто бы понимал, о чём именно говорит спасший его от голодной смерти человек. А потом стало тихо. Хлад мертвеца наполнял помещение, температура стремительно опускалась, огонь в печи больше не грел.

- Жарко! донёсся вопль с улицы.

Крик этот разбудил уже задремавшего Стаса. Он посмотрел на Витю и Егора Михайловича, увидел, что от кучи дров осталось последнее полено, пошевелил руками, осознав, что почти не чувствует пальцев.

Я умираю, - с каким-то безразличием отметил Стас про себя. Мороз подавил в нём все желания, подавил волю, проник в самые глубины души, успокоил бурлящие там страсти, обещал вечное успокоение. Нужно лишь прилечь, закрыть глаза и чуть-чуть подождать.

- Жарко!

- Да что же ты орёшь! разозлился Стас открыл глаза и увидел, что Витя и Егор Михайлович лежат у него в ногах, застыли, как ледяные скульптуры, и не подают признаков жизни. Увидел, это треклятое последнее полено, полыхающий, но не дающий жара огонь.

А как он может полыхать, если никто не подбрасывал дров? - спросил себя Стас. И тут та его жизнелюбивая, неугомонная часть стала разжигать пламя любопытства внутри самого Стаса. Почему печь продолжает гореть? Почему мертвец за окном кричит Жарко!, когда на улице, не меньше сорока градусов мороза? Витя что-то говорил про колдуна, которого ненавидели все, кроме жителей его родной деревни. Колдун поселился здесь, но что стало с ним потом, как он умер?

- Жарко!

И тут Стас всё понял. Абсолютно.

- Витя, Егор Михайлович, вы живы! Вставайте, нужна помощь!

Ответа не последовало. Нужно было самому! Собрав волю в кулак, Стас стал растирать кисти рук, пальцы сделались гибче, послушнее. С трудом переставляя ноги она тоже больше не гнулись в коленях, как у мертвеца! Стас побрёл к ведрышку, что стояло под лавкой, поднял его, увидел, что внутри лед. Пошёл обратно к печке, стал пихать ведро внутрь, оно провалилось, сначала загорелось, а потом вдруг шипение, пар лёд стал таять, растекаться, тушить адское пламя. И вместе с этим холод начал отступать.

- Витя! Вставай! Помоги мне! заорал Стас, наклоняясь к валявшемуся на полу милиционеру, стал трясти его, заставив раскрыть залипшие глаза.

- Оста остань, - попытался отмахнуться Витя. Но Стас не отставал.

- Он в печке, Витя! Нужно её развалить и достать его оттуда!

Милиционер пошевелился, приподнялся, посмотрел на Егора Михайловича, осклабился, увидел, что комочек на груди старого наставника дрожит. Образ умирающего щенка почему-то придал Вите сил, он при помощи Стаса встал.

- Что елать? выдавил Витя.

- Упирайся в стену печи, давай шатать её, еле держится, обрушим, погасим, спасёмся, - произнёс Стас.

Они вдвоём подошли к стене печки, стали толкать её. Побелка сыпалась на землю, словно снег в феврале, усеянные трещинами кирпичи сопротивлялись, как могли, но сцепляющий их раствор давно высох, а расшевелившиеся мужчины согрелись, набрались сил. Стена стала проседать, шататься и рухнула, засыпав собой полыхавший огонь.

В комнате стало заметно теплее. Нет, всё ещё значительно меньше нуля, но то мороз терпимый, не такой, который проникает в нутро, вытягивает из тебя жизненную силу и пожирает, лишая надежда, лишая сил, лишая воли

- Скорее, разбирай кирпичи, он должен быть там, - бормотал Стас.

Витя не понимал, о чём говорит фольклорист, но прислушался. Они вместе стали разбрасывать кирпичи, добрались до дымящейся золы, в которой были зарыты человеческие кости. Они принадлежали колдуну, которого убили и, прокляв, обрекли на страдания губить своих односельчан и вечно гореть.

Поутру их отыскала милиция. Егора Михайловича вместе с щенком отвезли в больницу - забрать Бармалея он не позволил. Витя сам отвёз Стаса на квартиру старого милиционера, они рассказали его супруге о случившемся, опустив подробности.

- Циклон, - коротко пояснил Стас, когда старушка спросила, откуда же такой страшный мороз в начале осени. Природная аномалия.

Оставаться у Егора Михайловича Стас решительно отказался. Попросил Витю отвезти его к пункту междугородней связи и, если у того будет время, в аэропорт. Витя согласился. Всю дорогу они молчали, милиционер заговорил только когда добрались до места.

- Стас, скажи мне, так что всё это было?

- Проклятье, - ответил фольклорист. Очень сильное. Колдун ваш перешёл дорогу кому-то очень могущественному. Полагаю, проклятье заключалось в том, что покойник будет губить только жителей родной деревни. Поэтому все жертвы и были тебе знакомы. Будь мы с Егором Михайловичем без тебя, ничего бы не случилось. Похоже, колдун ваш действительно любил свою малую родину и вас, его соседей, потому проклявший хотел сделать ему побольнее, заставив выбирать заморозить ли до смерти любимых односельчан или гореть в огне.

- И что теперь?

- Теперь надо вернуться, достать останки колдуна и предать их земле. Желательно, подальше от людей, где-нибудь в глуши. Тогда он точно никого не потревожит.

Витя кивнул. Стас уже собирался выходить из машины, но милиционер придержал его, немного помолчал, потом поднял голову, посмотрел в глаза и очень серьёзно сказал:

- Спасибо тебе! У меня семья, двое детей, жена. Без тебя мы бы не спаслись. Спасибо!

Стас кивнул, улыбнулся, протянул руку, в этот раз Витя крепко её пожал. Яковлев отметил про себя, что этот жест оказался неожиданно приятным. Вышел из машины, заказал звонок на номер Сашки, дождался своей очереди, после пары гудков в трубке раздался восторженный голос брата.

- Алло! Кто это?

- Привет, Саша! Это Стас. Ну что там?

- Где ты пропадаешь, дылда? захохотал Сашка. Ты пару часов назад дядькой стал! Девочка у нас, Стас. Сашенькой назвали, Оксана настояла. Не знаю, как различать друг друга будем.

- Легко. Ты Сашка, она Сашенька, - ответил Стас, широко улыбаясь и сильно жалея, что не может видеть брата воочию, обнять его, расцеловать вместе с невесткой и племянницей.

То ли так сказалось пережитое, то ли повлияло рождение Сашеньки, но в этот момент Стас ощущал себя самым счастливым человеком на свете. Он не переставал улыбаться всю дорогу до аэропорта и, когда, наконец, попал в самолёт, заснул на своём месте с улыбкой на лице.

Впервые за долгие годы Стас Яковлев позабыл об опасности, которая нависла над его собственной дочерью.

Жертвоприношение

Всю дорогу Стас старательно прятал лицо за газетой у выхода из автобуса сидела знакомая ему Прасковья. Во время последней их встречи она привела деревенских ребят разобраться с ним. За прошедший с того дня год внешность Стаса вряд ли сильно изменилась, и предсказать, что произойдёт, если она его узнает, он не брался, поэтому предпочитал затаиться. К счастью, девушка непринужденно болтала со своей подружкой и в сторону Стаса даже не думала смотреть.

Когда автобус подъехал к нужной остановке, Стас намеренно помедлил, убедился, что Параша вышла, дождался, когда водитель закроет двери и тронется, резко убрал газету в сторону и с наигранным смущением воскликнул:

- Ой! Это же моя остановка! Простите, пожалуйста!

- Внимательнее быть надо, гражданин, - сердито отозвался водитель, нажав на тормоз. В следующий раз останавливаться не стану.

- Простите! Стас намеренно копался, и, размашисто-неуклюже расставляя ноги, медленно пробирался между сиденьями, внимательно наблюдая за тем, как Прасковья отходит от остановки и сворачивает к тропинке, ведущей к её деревне.

Ещё раз извинившись, он выскочил из салона на улицу. К этому моменту девушки и след простыл. От автобусной остановки идти пришлось пешком. Обогнув берёзовую рощу, Стас увидел, что асфальтовая дорога обрывалась у поворота и вела в сторону смешанного леса. Туда он и направился. На табличке с надписью Ясное сидела сорока. Она напомнила ему удельниц, от которых он избавил один посёлок неделю назад, Стас счёл это за дурное предзнаменование, но путь продолжил.

Деревья вдоль грунтовки росли настолько плотно друг к другу, что в самом лесу царил полумрак. В прорехах между стволами было видно, что земля засыпана листвой, кустов же и травы почти не было. И всё из-за крон этих древних великанов, с жадностью свиньи поглощавших солнечные лучи.

Вдоль этого леса Стас шёл довольно долго, наблюдая за тем, как дорога превращалась в узенькую нехоженую тропинку, а потом и вовсе обрывалась, упираясь в густые порослями травы, не смевшие, впрочем, переступить границу леса. Стас поглядел между деревьями, ощутил приступ лёгкого страха. Такое ощущение, что оттуда, из самого сердца леса за ним кто-то наблюдал. Да и звери вели себя странно. Как только Стас сделал пару шагов к кромке леса, белки на деревьях замерли, птицы перестали петь. Казалось, что вся живность не отводит от Стаса глаз.

В глубине леса будто бы нарастало раздражение, перемешавшееся с любопытством. Стас переводил взгляд от дерева к дереву, всматривался в щели между стволами, пытался различить, что творится там, в чаще. Он ничего не видел, но даже здесь чувствовал неторопливое движение крупного существа, бредущего чуть в стороне от опушки, со злобой и интересом рассматривавшего случайного путника.

Чувство тревоги нарастало. Чтобы отогнать его, Стас стал напевать себе под нос На реке, реке Кубани за волной волна бежит. Стало полегче, он отогнал грозный образ, который рисовало его сознание, больше не отвлекаясь на лес пошёл прямо по траве. Жаждущие пожрать лужайку деревья вскоре стали расступаться, впереди появилась тропинка, раскинулось поле, а за ним замаячили дома.

У тропинки крутилась молоденькая, румяная, небрежно одетая девушка. Она вела себя странно: что-то шептала себе под нос и время от времени падала на колени, кланялась и, вздымая руки к небу, начинала рыдать, дергать себя за волосы, бить по лицу. Наблюдавший это Стас перепугался, побежал к ней.

- Девушка, что с вами?! выкрикнул он.

Услышав его голос, незнакомка повернулась, её заплаканное, но счастливое лицо в миг исказилось, на нём отразились ужас и отчаяние.

- Что вы здесь делаете?! завопила она. Вам немедленно нужно уйти отсюда!

Стас остановился в паре шагов от неё, а она, вскидывая руки к небу, падая на колени и безумно вращая глазами, кричала в сторону леса:

- Оставь его! Отпусти его! Он не ведает, что творит!

- Успокойтесь! Стас схватил девушку, хотел было её обнять, но та вырвалась, отшатнулась, упала, застыла на земле, не отводя полного отчаяния взгляда от лица Стаса.

На какое-то время они оба будто бы примерзли к земле. Стас не знал, как себя вести, а незнакомка понемногу успокаивалась, выражение её лица делалось из истеричного печальным.

- Он тебя не отпустит. Он никого не отпускает, - пробормотала она. Сколько Его не проси.

- О ком ты говоришь? спросил Стас.

- О нашем повелителе, хозяине этого леса, хозяине человеческих душ, хозяине страстей, боли и страдания, - раздался ответ из-за спины Стаса.

Он обернулся и увидел рыжую девушку, ту самую, его первую А в руках она держала запелёнатого дремавшего младенца.

- Наша с тобой дочь, - слабо улыбнувшись, сказала рыжая. В день своего двадцатилетия она отправится к хозяину и не вернётся. Если пожелаешь, ты сможешь сопровождать её в этот чудесный день.

Глаза Стаса округлились он отец! И не знал об этом ничего! Если бы не эти сны, навеянные историями об убитых роженицах, он бы даже не приезжал сюда

- На Нинку не обращай внимания. Она не может отличить награду от наказания. Думает, что спасает. Бедная. Она не в себе.

- Что ты такое говоришь, - промямлил вконец растерявшийся Стас. Что здесь вообще происходит? Почему ты ничего не рассказала мне о дочери?

Рыжая широко улыбнулась.

- Какие глупые вопросы ты задаёшь. Наша дочь принадлежит Ему, а не нам. Всё, что мы тогда сделали, что ты сделал... Это всё было для Него! И поэтому ты уйдёшь отсюда живым. Он хочет наградить тебя за то, что ты освободил Его!

Слова рыжей казались ему бессвязным бредом. Но в одном Стас теперь был уверен: дочку нужно выручать! Увезти её отсюда, обратиться в милицию, рассказать, что в деревне какой-то культ или секта, занимающиеся страшными вещами.

- В милицию?! рыжая сильнее расхохоталась.

- Я что, сказал это вслух? Стас ошалело посмотрел на девушку, та проигнорировала и этот его вопрос.

- Милиция тебе не поможет, Стас. Можешь рассказать, но тогда рискуешь попасть в психиатрию на очень долгий срок, - медленно произнесла рыжая, чеканя каждое слово.

Я ничего не говорил о милиции, и имени своего никогда ей не называл!, - ужас в душе Стаса нарастал. Происходило что-то по-настоящему страшное.

- Он идёт! Он идёт! Пощади, пощади его! завопила до того притихшая Нина.

Сейчас или никогда!

- Отдай сюда ребёнка! Стас решительно двинулся по направлению к рыжеволосой красавице, та презрительно усмехнулась.

Он сделал лишь три шага, и голова закружилась, в глазах помутнело, в ушах зазвенело, ноги перестали слушаться. Стас с трудом устоял, а когда приступ отпустил так же резко, как и начался, то обнаружил, что стоит на прогалине. Женщины пропали, он один со всех сторон окружённой густым лесом. А там, среди деревьев, кто-то есть. Ходит, смотрит, не отводит глаз от Стаса. Ждёт.

Стало страшно. Хотелось броситься прочь, бежать, куда угодно, подальше от леса. Но некуда куда не посмотри, всюду деревья. Стоило Стасу повернуть голову, как пространство, очерченное границей леса, сокращалось. Прогалина становилась всё меньше и меньше, лес полз к Стасу то со спины, то, когда он оборачивался, спереди. Самое противное, он никак не мог заметить того, как ползёт лес, просто знал это происходит.

Вот-вот кроны деревьев сомкнуться над его головой, и Стас окажется во власти хозяина этого леса. Кто он такой, чего хочет? Она отправится к хозяину и не вернётся, - вспомнились слова рыжей.

- Это жертвоприношение, - с ужасом произнёс Стас. Человеческое жертвоприношение. Она собирается принести мою дочь Ему в жертву.

Ошарашенный догадкой, он понял, что живым из лесу не выйдет. Стоит только границе подползти достаточно близко, стоит лишь кронам деревьев сомкнуться над его головой, оградить от солнечного света

Стас обернулся у самой спины ствол дерева, ветки уже касаются его волос. Дальше ждать было невозможно Стас рванулся вперёд, сам забежал в лес, двигался наугад. Тропинок не было, по мере продвижения становилось всё темнее, почти как ночью, хотя на дворе около полудня!

И тут впереди древний дуб. Лучики света пробиваются сквозь лиственный потолок, окружают могучее дерево, словно бы рисуют границу которую позволено пересекать лишь избранным. Стас замирает, чувствует, что кто-то подбирается к нему со спины, ощущает, как волосы на затылке колышутся от тяжелого дыхания, как его кожа делается гусиной. Хочет бежать, но не может пошевелиться. По щеке скользит нечто влажное, пахнущее прелой листвой и разложением.

Не сегодня, - Стас слышит тихий, низкий, полный злобы голос прямо у себя в голове. Зажмуривается, а когда открывает глаза, видение пропадает. Никакого дуба, впереди тропинка, а щека жжётся, по ней что-то течёт. Стас подносит дрожащую руку, проводит ладонью по беспокоящему месту, нащупывает аккуратный, практически ювелирный порез из которого струится кровь. Если бы чудовище хотело, оно бы его убило!

Стас бредёт по тропинке и вскоре выходит на шоссе. Он весь бледный, ноги ватные, лоб покрыт холодным потом. Но образ дочери на руках рыжей помогает вспомнить, зачем он сюда приезжал. Стас не ошибся: мучившие его сны, удельницы всё это не было случайностью. Это крик о помощи! Крик новорожденной дочери, обращённый к непутевому отцу. Сейчас он не знал, как ей помочь, не знал, что за сила обитает в лесах близ деревни Ясное, не знал, что за люди поклоняются этой силе. Но ради спасения дочери Стас обязательно узнает! Или умрёт, пытаясь

Его дыхание снова стало ровным, самообладание вернулось, он осмотрелся по сторонам, прикинул, где примерно находится, направился к остановке. Пока он бессилен. Впереди три года работы учителем по распределению. Но сюда Стас обязательно вернётся. Рыжая сказала двадцать лет. Значит, время подготовиться у него было.

Новая шестёрка доехала до невзрачного поворота с шоссе, ведущего в березовую рощу, после чего двинулась по грунтовке и ехала там, пока качество дороги позволяло. Автомобиль остановился у очередной колдобины, дверь открылась, и с водительского сиденья вылез Стас, с опаской поглядывая на молодую поросль соседствующего с рощей смешанного леса. Как гангрена, поражающая здоровые ткани, темные, плотно переплетённые ветви каштанов, осин, дубов обвивали невысокие чахлые берёзки. Некогда величественная прекрасная роща проигрывала в этой безжалостной битве за существование. Соседний же лес торжествовал. Его чёрная, как сердце злого человека, чаща, мощные разросшиеся кроны его деревьев почти не пропускавшие лучи солнца даже в погожие дни, его ползучее наступление всё выражало абсолютную уверенность в собственной победе. На дворе был март, а ветви уже в листве. Опадала ли она когда-нибудь? Если бы у природных образований было бы лицо, то на физиономии этого леса застыла бы хищная улыбка, выражение наслаждения страданиями почти что задушенной рощи.

Стас с тоской и печалью подошёл к берёзке, приложил руку к сухой шершавой коре. С тех пор как он впервые побывал здесь почти двадцать лет назад, он ежегодно приезжал сюда и наблюдал за переменами, происходившими с рощицей, и перемены эти не радовали. Она умирала, а он был свидетелем её агонии.

Пока Стас размышлял об этом, в чаще смешанного леса началось движение. У кромки стали собираться зверьки. Вот пара рыжих белочек с мутно-чёрными, как болотная вода, глазами, там выползла лисица с приоткрытой пастью, птицы устроились на ветках и, время от времени тревожно покрикивая, приковали свои взгляды к Стасу. Они были глазами этого леса, наблюдали за ним, подозревали он что-то замышляет, приезжая сюда из года в год. И были правы.

Стас достал из салона камуфляжную куртку, сапоги, бинокль и свой любимый фотоаппарат Зенит-Е. Одевшись, вытащил из багажника чехол, проверил его содержимое. Древний том, в котором воспевалась богиня смерти, содержал могущественные заклинания, способные как дарить жизнь, так и отнимать её.

Стас ещё раз посмотрел на зверьков, после раскрыл книгу на нужной страницы, принялся читать заклинание. Когда закончил и посмотрел в сторону леса, то увидел, что животные растерянно водят мордочками. Выходит, Стас был прав звери заколдованы, а прочитанное им заклинание позволяло сокрыть свое присутствие от глаз безвольных служителей зла. Теперь он сумеет пройти через лес без ведома того, кто прятался в чаще. А Стас точно знал, что там обитает нечто страшное, безжалостное и невероятно опасное. Хозяин леса. Вернув книгу в чехол, он прицепил к нему самодельные лямки и повесил себе на плечи, так, что книга прижималась к его груди.

Всё было готово. Но прежде чем отправляться в путь, нужно дождаться, когда прибудут остальные. Стас забрался поглубже в рощу, чтобы его не могли заметить с дороги и двигался вдоль шоссе, до холмов, с которых удобно было наблюдать за прилежащей местностью. Забравшись на возвышенность, он приложил к глазам бинокль и стал следить за дорогой. Ждать пришлось около двух часов. Ближе к полудню на полумёртвом шоссе появилась целая процессия из автомобилей и двух автобусов, битком набитых людьми. Они ехали со всех концов Союза на важнейшую церемонию их культа, проходящую в священном месте деревне Ясное. Автомобили свернули с шоссе, автобусы же не могли проехать по плохой дороге, поэтому просто остановились у обочины. Пассажиры медленно выходили и отправлялись в путь пешком. В самом конце из одного автобуса достали гроб. Можно было подумать, что процессия была похоронной, но это не так: в деревянной темнице замуровали живого человека. Стас это знал, потому что пару лет назад церемония пошла не по плану, культисты гроб не удержали, во время падения крышка отвалилась, и закрытый там мужчина попытался убежать. К несчастью, он бросился в лес. Его крик, разнесшийся по окрестностям, поклоны, которые упавшие на колени культисты начали бить прямо на шоссе, их экзальтированные вопли Стас не забудет никогда.

В этот раз всё прошло благополучно. Стас точно не знал, что делают людьми в гробах, но вряд ли того, кому светит что-то хорошее, будут транспортировать таким образом.

Когда на шоссе остались стоять лишь Икарусы, а люди разошлись, Стас направился к мрачному лесу и пересёк его границу. Прочитанное им заклинание не поможет спрятаться от людей, но в деревню приезжало очень много народа, он надеялся, что сумеет затеряться среди них и там уже, действуя по обстоятельствам, спасёт своего ребёнка. План сильно зависел от везения, но ничего другого Стасу не оставалось в этом году дочери исполнилось девятнадцать, значит в следующем ведьма-мать претворит свою угрозу в жизнь.

Отогнав неприятные мысли, Стас полностью сосредоточился на поиске пути через лес. Очень скоро он понял, что ничего особенного не происходит. Тропинки естественно текут и сливаются, выводя путника к деревне. Очевидно, творившаяся в прошлый раз чертовщина была не свойством леса, а чарами того, кто здесь обитает. Сейчас же животные не обращали на Стаса внимания и вели себя естественно.

Он без труда выбрался к Ясному, и, затаившись у опушки, наблюдал за бредущей по грунтовке процессией. Люди вели оживлённые разговоры, много смеялись, улыбались. А в самом конце несли гроб с запертым в нём и перепуганном до смерти человеком. Чудовище, обитающее в этом лесу, уже не казалось таким уж страшным.

Стас незаметно побрёл вдоль кромки леса, внимательно наблюдая за всем происходящим. Увидел, что одна женщина держится в стороне от процессии, на лице её чёрная тоска, плечи поникли, а глаза блестят от пролитых слёз. Присмотревшись, Стас узнал Нину, постаревшую, но, похоже, так и не принявшую кровавые обряды, которые практиковали её односельчане. Возможно, она поможет найти ему дочь?

Дождавшись, когда все культисты пройдут прочь, он вышел из лесу и тихо подкрался к смотревший куда-то вдаль Нине. Тихонько тронул её за плечо, она вздрогнула, развернулась.

- Вы не из них, - затянутый поволокой печали взгляд начал оживать. Кто вы такой?

- Мы встречались почти двадцать лет назад, - сказал Стас. Тут ещё была рыжая девушка, она держала на руках мою нашу с ней общую дочь.

Нина с изумлением посмотрела на собеседника.

- Вы отец Ксюши? Я думала, вы умерли, - она зарыдала, прижалась к Стасу, обняла его. Он отпустил вас специально, чтобы вы всё увидели!

Тут Нина осеклась, отстранилась.

- Но ведь Ксюше нет двадцати Они отдадут Ему Прохора. Как вы сюда попали? снова страх вспыхнул в её глаза. Уходите немедленно! Он до вас доберётся! Он вас убьёт!

- Послушайте меня внимательно, - Стас начинал терять терпение, нервно поглядывал по сторонам зверье собиралось на опушке, с интересом рассматривало Нину, которая разговаривала с невидимкой. Я пришёл за своей дочерью. Ксюша, так её зовут?

Нина кивнула.

- Я никуда без неё не уйду. Вы поможете мне её найти?

- Вы сошли с ума. Ксюшу не спасти. Вы и себя погубите Видели тот гроб, что несли эти люди, мои мои братья и сёстры по вере? В нём они спрятали Проню. Я его нянчила вот таким ребёночком, - она развела свои ладони на некоторое расстояние. Он знал, что они хотят с ним сделать, убежал отсюда. И его всё равно нашли. В наказание с ним отведут и его мать. Она не из наших. Они иногда так делают. Ему нравится, чтобы любимые смотрели. Иногда Он оставляет их живыми, сломанными. Они их увозят, я не знаю куда. Годами я просила пощадить детей, но Он меня не слушает. Я думаю, Ему нравится, как я страдаю, только поэтому Он не забирает меня.

Стас резко тряхнул женщину за плечи.

- Нина, я вас не понимаю, да и не хочу понимать! Мне нужна моя дочь. Я смогу вызволить её отсюда. Но я даже не знаю, как она выглядит. Вы поможете мне найти её?

- Сможете вызволить?.. Но как? Нина растеряно посмотрела на Стаса. Это невозможно. Проня убежал, его нашли, они

- Нина! Стас прикрикнул на женщину. Его терпение иссякло. Вы мне поможете или нет? Ксения, моя дочь, где она?

В этот раз помогло. Взгляд Нины стал более осмысленным, она кивнула.

- Я помогу, приведу её сюда. Но пока идёт обряд, верховная жрица её не отпустит.

- Я подожду. Но обязательно приведите её!

Нина снова кивнула и быстрым шагом направилась в сторону деревни. Стас ей не доверял, но особого выбора у него не было. Он вернулся в лес, стараясь не обращать внимания на проснувшийся интерес зверей к нему, стал идти вдоль опушки и следить за Ниной. Та добралась до толпившихся на просторной поляне у деревни людей, подошла к кому-то, о чём-то спросила, толпа расступилась, она слилась с ней. Стас взял бинокль и стал вглядываться в происходящее.

Гроб поставили на два стула, рядом посадили перепуганную светловолосую женщину. Она выглядела измученной, заторможенной, будто не спала несколько дней или была одурманена чем-то. К гробу подошёл мужчина, сорвал крышку. Когда женщина увидела лежащего там парня, то завопила настолько громко, что даже Стасу было слышно. От толпы отделилась рыжеволосая женщина Стас узнал свою случайную любовницу, она стала старше, но всё ещё оставалась привлекательной направилась к гробу. В руках она сжимала нож. Толпа начала наступать, плотно окружив гроб и закрыв Стасу обзор. Но в то же время он заметил, как в стороне от основной массы людей семенят две женщины: одна совсем молодая, вторая Стас посмотрел в бинокль. Вторая Нина! Она вела темноволосую заплаканную девушку.

- Дочь, - прошептал Стас. Оценил расстояние, достал из чехла книгу, отыскал страницу с нужным заклинанием, использовал мизинец левой руки вместо закладки и прикрыл том, удерживая его одной рукой, после чего двинулся навстречу женщинам. Пока культисты поглощены своим жертвоприношением, шансы беспрепятственно убежать высоки как никогда.

Между тем толпа расступилась, выпустила белокурую женщину и парня, погнала их по широкой тропинке в лес. Двух бредущих женщин и бегущего навстречу им Стаса никто не замечал. Никто, кроме верховной жрицы, обнаружившей исчезновение дочери.

Стас пересёк разделявшее его и женщин расстояние так быстро, как только он мог. Его дочь плакала, Нина всё время оглядывалась.

- Папа, это правда ты? выкрикнула Ксюша.

- Я, доченька, это я, - ответил запыхавшийся Стас, обнял дочь, прижал её к себе настолько крепко, насколько это было вообще возможно, чтобы не сделать девушке больно. Ты мне снилась, все эти годы.

- Нина рассказывала о тебе. Я думала, Он тебя убил, думала, со мной поступят, как с Проней, родная мать родная мама - она разрыдалась, не сумев договорить.

- Нет, никогда! Никогда с тобой так не поступят, Ксюша! с чувством произнёс Стас.

- Поступят, - потухшим голосом произнесла Нина. Они идут сюда.

Стас открыл заплаканные глаза и увидел, что толпа надвигалась, бежала, а впереди всех неслась рыжая жрица с искажённым яростью лицом. Ксюша тоже увидела культистов, завизжала, сжалась в комочек, Стас решительным шагом пошёл им навстречу, закричал так громко, как только мог.

- Видите это! Стас поднял отречённую книгу в воздух. Это Писание Морены! Если я прочитаю Её слово здесь, она явится и погубит нас! Такое уже случалось в деревне Грязевой. Тогда погибли все её жители, а Морена присвоила эти места себе. Также будет и здесь! Вы потеряете всё! И ваших хозяин тоже!

Слова Стаса подействовали негодовавшая толпа застыла в нерешительности, все взгляды были прикованы к верховной жрице рыжей женщине, надменно смотревшей на Стаса и собственную дочь.

- Так и ты умрёшь! выкрикнул кто-то из толпы.

- Я к этому готов. А вы готовы потерять свой культ и своего господина? Пустите нас, и ничего этого не случится.

- Давайте отпустим их, - подала голос Нина. Пусть идут.

- Пусть, - величественно произнесла рыжая. Но только через лес, - губы её искривились в презрительной ухмылке.

Стасу только это и нужно было. Он схватил дочь за руку и повёл её за собой к опушке леса, обходя стороной толпившихся культистов. В их взглядах было столько злобы и ненависти, а ещё предвкушение от того, что случится со Стасом и девушкой. Они не знали, что Яковлев уже пробрался через лес и благодаря отречённой книге сумеет провести через него и свою дочь.

- Помни: теперь награда хозяина достанется и тебе, и нашей дочери! крикнула вслед им рыжая жрица.

Стас проигнорировал её слова и, когда они с Ксюшей пересекли границу леса, начал лихорадочно листать книгу в поисках заклинания, которое сокроет девушку от глаз прислужников хозяина леса.

- Папа, он нас найдёт, - тихо произнесла бледная Ксюша. Он нас найдёт! воскликнула она и затряслась всем телом.

Стас повернулся к дочери, крепко сжал её запястье.

- Нет! твердо сказал он. - Не найдёт, - и начал читать заклинания.

Пока Стас произносил слова, Ксюша с ужасом наблюдала за тем, как вокруг них собираются звери. Лес оживал, давал понять, что видит их, не отпустит. И тут вдруг, когда монотонный голос отца смолк, звери нервно закрутили головками, забегали по сторонам.

- Что случилось? спросила поражённая Ксюша, осознав, что лес их больше не видит.

- Пошли отсюда скорее, доченька, - прошептал Стас, закрывая отречённую книгу.

- Они уходят, - девушка наблюдала за тем, как сам лес меняется: кроны уже не кажутся такими плотно сросшимися, солнечный свет пробивается повсюду. Ты и правда уведёшь меня отсюда!

Стас кивнул.

- Но тогда ты можешь спасти и Проню!

- У нас мало времени! строго сказал Стас.

- Мы должны хотя бы попытаться! взмолилась Ксюша, вцепившись в руку отца. Папа, прошу тебя! Я дружу с ним с детства!

Отказать Стас не мог. И точно знал, куда нужно идти. Помнил, как в прошлый раз круг света окружал древний могучий дуб.

Они быстро двинулись вперёд, по тропинкам, в самое сердце леса. Время от времени Стас зачитывал вспомогательные заклинания поиска из книги. По мере продвижения становилось темнее, нервозность возрастала. И отец, и дочь хранили молчание. Стас желал поскорее покончить с этим и увезти дочь подальше, а Ксюша спасти друга.

Когда они выбрались к древнему дубу, им открылась поражающее своей жестокостью и бесчеловечностью зрелище. Привязанная к дубу женщина вопила так сильно, как только могла. Она пыталась отвернуться, но колючки, которыми было усеяно дерево, росли прямо у её лица всякий раз мешала изменить положение головы. Пыталась зажмурить, но веки ей оторвали веки!

А прямо перед ней лежит её сын. Тело юноши Что с ним сделали?! Горло изрезано, да настолько мастерски, что жизненно важные артерии и сосуды не повреждены, а кожа удалена так, что можно различить движение отдельных мышц, сокращения гортани, трахеи. Порез тянется к грудине, обрывается. Руки несчастного вырваны, но раны прижжены, кровь струится слабо. Юноша кричал бы, но его голосовые связки повреждены, он не может издать ни звука, лишь слабый стон вырывается из его горла. Их с матерью глаза напоминают глаза барана, которого ведут на убой. Осмысленность пропала, остался лишь безумный страх и желание поскорее всё завершить, избавиться от страданий любой ценой. Над ногами юноши склонилось жуткого вида чудовище. Фигура напоминала человеческую, но плечи гораздо шире, а ноги мощнее. Удивительно, но руки тонкие, кисти аккуратные, пальцы можно было назвать изящными. Из их кончиков росли широкие невероятно острые когти, которыми чудовище орудовало ловчее самого мастеровитого хирурга. Огромная круглая пасть, напоминавшая рот кишечнополостных, была усеяна конусовидными острыми зубами, черные непроницаемые глаза прикованы к пальцам ног пытаемого чудовищем парня. Чудовище загоняло свои иглы-когти под ногти юноше, впивалось ими в плоть, а после вырывало весь палец, помогая второй рукой переломать кость. Всё это делалось невероятно медленно, чтобы боль длилась дольше, была сильнее, сводила с ума.

Ксюша пискнула, подалась вперёд, но Стас прижал её к себе, зажал ей рот.

- Ему уже не поможешь, - прошептал он дочери на ухо и стал уводить прочь от этого проклятого места, от этого страшного дуба, от этой не укладывающейся в голове картины.

Ксюша заливалась слезами, но послушалась, пошла, не оглядываясь. Стас же оглянулся. Юноша доходил, жить ему оставалось совсем немного. И в этот момент чудовище обошло его тело, склонилось над ним и аккуратно, почти с материнской нежностью прикоснулось ко лбу несчастного кончиком пальца. Черты лица юноши, искаженные болью разгладились, дрожащие, безумно вращающиеся глаза вдруг застыли. Он будто бы увидел нечто настолько прекрасное, что пережитые им страдания, мытарства, страхи ушли на задний план. На лице застыло выражение абсолютного блаженства, губы изогнулись, превратились в искреннюю улыбку, юноша был абсолютно счастлив. Длилось это лишь миг. А потом чудовище одним резким движением перерезало артерии на шее Прошки. Остатки крови брызнули, капельки упали на привязанную к дубу мать, она завопила сильнее прежнего, насколько это вообще было возможно, а юноша медленно закрыл глаза, и если бы Стасу показали только его лицо, то он решил бы, что парень спит крепким умиротворенным сном и ему снится нечто волшебно-прекрасное.

Произошедшее показалось Стасу даже ужаснее пыток, свидетелями которых они с дочерью стали. Он бросил последний взгляд в сторону привязанной женщины, глаза которой сделались абсолютно безумными, и ушёл, уводя за собою дочь.

Выбравшись из лесу, Стас проводил Ксюшу к машине, усадил её, взял бинокль, побежал к холму, убедился, что автобусы всё ещё стоят на месте культисты и не думают прерывать свою церемонию после вернулся в шестёрку, сел, завёл автомобиль и уехал прочь, подальше от зловещего леса, от чудовищного культа, от рыжей чаровницы, подтолкнувшей его на убийство мертвеца, который оберегал мир от нечисти, спрятавшейся в чёрной чаще у древнего дуба.

Стас поднялся с Ксюшей на свой этаж, открыл дверь квартиры, ещё раз посмотрел на девушку, словно бы не веря своим глазам. Неужели у него действительно получилось спасти её?

- Заходи, Ксюшенька, здесь мы с тобой будем жить, - пригласил он дочку.

Девушка затравленно оглянулась, будто бы опасаясь, что мать с обезумевшими культистами может объявиться у неё за спиной, после посмотрела на отца, слабо улыбнулась и переступила через порог квартиры. Стас тоже вошёл, замкнул дверь, на всякий случай выглянул в глазок никого. Стас знал, что им угрожает опасность, но пока книга Морены у него, он сумеет защитить себя и дочь. Возможно, придётся уехать из родного города. Может, к Сашке? Там и Ваня живёт, скучно не будет.

- Проходи, Ксюшенька, располагайся, - Стас легонько тронул плечи дочери и подтолкнул её по направлению к комнате.

Дочка вздрогнула от его прикосновения, снова обернулась, посмотрела в его глаза и бросилась к нему на шею, обняла, дрожа всем телом.

Господи, что же они с ней там делали? - ужаснулся Стас крепко прижимая к себе Ксюшу. Он обязан загладить свою вину перед ней, должен залечить её раны, уберечь от безумцев, желавших принести её в жертву чудовищу. Осознание долга принесло успокоение, Стас закопался пальцами в густых распущенных волосах дочери, зажмурился, на секунду поверив, что всё закончилось, они спаслись. Ксюша, похоже, тоже в это поверила, она перестала дрожать, тихонько прошептала на ухо слова благодарности, в квартире стало тихо.

И в этот момент воцарившееся спокойствие нарушил безжалостный, как обвинительный приговор суда, звонок телефона. Ксюша вздрогнула она впервые слышала этот звук. Волнение дочери передалось Стасу.

- Не бойся, это просто телефон, - неуверенно произнёс Стас, поставив дочь на землю. Мне нужно взять трубку и поговорить.

Страх в глазах дочери сменился любопытством. Стас подошёл к трубке, пропустил ещё один гудок как же настойчиво ему звонили! взял телефон.

- Алло Да, это я Да, мой брат - а потом из трубки донеслось несколько робких, неуверенных слов. Стас изменился в лице, механически кивнул, выронил трубку из рук, упал на колени и схватился руками за голову. Что он наделал?!

Стас смог приехать через неделю, только после того как отвёз Ксюшу в безопасное место. Первым делом заехал в отделение милиции, где ему отдали оставшиеся вещи, ключи от квартиры и рассказали, как всё произошло.

- Свидетелей было много, но никто не запомнил номер грузовика, - молодой младший лейтенант старался не смотреть в глаза Стасу, ещё не привык сообщать настолько тяжёлые новости родным. Люди почему-то называли грузовик чёрным, а когда я уточнял, про цвет ли они говорят, то отрицали. Просто чёрный, чтобы это ни значило. Цвет они вспомнить не могли. Водителя тоже никто не запомнил. Была, правда, одна бабушка, странная такая. Она вот заявила, что за рулём сам нечистый сидел, да перекрестилась после этого, - лейтенант запнулся, покраснел. Простите, я, наверное, что-то не то говорю. Мне очень жаль ваших брата и невестку. От машины почти ничего не осталось. Племянница ваша чудом выжила. Мы хотели отдать её в детдом, но Иван Трофимович, местный патологоанатом, сказал, что знает вас и вашего брата

- Я с ним уже говорил и Сашеньку видел, - Стас впервые перебил милиционера. Я приехал сюда подписать все бумаги. Если можно, давайте закончим с этим поскорее.

Милиционер из красного сделался бардовым, принялся перебирать листки на своём столе, протянул несколько из них Стасу, указывая, где нужно расписаться. Когда с этим было покончено, он встал, тихонько произнёс:

- Вы простите Соболезную

Стас кивнул, встал и покинул отделение милиции. Сел в свою шестёрку и долго размышлял о случившемся.

- Почему они оставили Сашеньку в живых? спросил себя Стас, а лицо его исказила гримаса боли. Он знал ответ.

Посидел ещё немного, успокоился, завёл автомобиль и поехал за племянницей. Она и дочь оставались последними родными людьми, которые у него остались. И теперь он должен был заботиться о них так же, как когда-то заботился о Сашке.

Мамона

1983 год

В ночи лесной массив, произрастающий на западной оконечности города, казался черным бездонным океаном, тем самым краем земли, который некогда пытались отыскать моряки, верившие в плоскую землю. Древние высокие деревья бесцеремонно и по-хозяйски нагло цеплялись за землю по одну сторону дороги, плавно превращая эту дорогу из асфальтовой в грунтовую, заводя её в тупик, а после и вовсе пожирая там, где лес сливался с границами старого городского кладбища.

Место это было красивое и по-своему романтичное. Овражистая местность, осины растут вперемешку с кленами, орехами, каштанами и дубами. А совсем рядом покосившаяся проржавевшая оградка, между стыками которой образовались настолько широкие проёмы, что туда и толстопузый человек пролезет. По этой причине свою первоначальную функцию ограда не выполняла. Однако обнаружилась другая, даже более важная: создание особой кладбищенской атмосферы, явственная демонстрация бренности бытия. Если идти по кромке леса, то по одну сторону вековые деревья, тянущиеся высоко вверх, по сравнению с которыми человек простая блоха, а по другую - кресты и памятники, отрезанные от леса доживающей свои последние годы оградой. Что ни делай, как ни старайся всё напрасно. Время победит железо и сталь, корни прорастут, повалят заборчик, лишь кресты останутся как безжалостное напоминание о том, что жизнь лишь миг, тщетный, бессмысленный, ведущий тебя из никуда в никуда.

Ощущения эти многократно усиливались тёмной ночью, когда старая луна умирала, а молодой месяц ещё не начал нарождаться. В небе лишь холодные бесчувственные звёзды, безразличные к человеческим чаяниям, вечные, неподвижные, гордые, а оттого лишь оттеняющие мимолётность жизни, бессмысленность бытия.

Впрочем, испытать эти чувства мог не каждый, а только человек особого склада. Парочка шельмоватого вида мужиков, бросивших свой красный Москвич со скрученными номерами у дороги, к людям такого склада не относилось. Полноватый коренастый Андрей в одной руке нёс кирку, а в другой лопату. Его мелкий, плюгавенький спутник Ярик шёл с лопатой и мешками, болтал без умолку.

- Там тысяч на десять золота, не меньше. У неё все руки браслетами обвешаны, а на пальцах перстни и кольца. Камушки на солнце так ярко блестели, загляденье. По пять тысяч на руки так и работать не надо будет, да, Андрюха? Я сразу в Ялту или Судак укачу. А может в Гагры. Потом Москвич отцовский продам, Жигули куплю. Или даже Волгу! Все обзавидуются!

Андрей пропускал мимо ушей трындеж подельника, потому что если тот говорил правду, то мечты его никогда не сбудутся. Десять тысяч огромные деньги. И в отличие от глуповатого Ярика, никогда не бывавшего на зоне, сидевший Андрей прекрасно знал, что делиться с фраером просто стыдно. Поэтому Ярик либо отдаст все деньги добровольно, либо Андрей убьёт его и всё заберёт себе. Первый вариант был вероятнее поколотить тщедушного Ярослава не составит труда, а если тот станет грозить милицией, можно напомнить, что за расхищение могилы они оба отправятся на зону. Этого будет достаточно, чтобы Ярик смирился со своей участью. Правда, второй вариант Андрею нравился больше, потому что прожужжавший ему уши нежеланный компаньон жутко его раздражал. Его смерть доставила бы Андрею удовольствие. Особенно медленная смерть.

Между тем тропинка, по которой шла парочка расхитителей могил, вплотную подошла к ограде кладбища и тянулась вдоль неё, раздваиваясь там, где в ограде имелись широкие прорехи. На одном из таких разветвлений Ярик застыл, стал вглядываться в портреты на ближайших могилах.

- Чего встал? спросил Андрей.

- Мужика усатого ищу. Я его запомнил. Нужная тропинка прямо у его могилы проходила, - объяснил Ярик, слеповато щурясь. Вот он! обрадованно воскликнул мужчина, подойдя вплотную к могиле. Нам туда! указал направление, после чего расхитители двинулись по тропинке и вскоре вышли к невысокой куче земли, над которой возвышался деревянный крест. Ни имени, ни фамилии, только даты 10.05.1966 17.08.1983. Тени, отбрасываемые захоронением в неровном свете звёзд, выглядели по-своему зловеще и отталкивающе. Словно разорванное на части человеческое тело разбросали и осветили фонариком с треснувшей лампочкой.

- Здесь? Андрей вопросительно посмотрел на стихшего Ярика.

Тот кивнул, облизал пересохшие губы, крепко сжал черенок лопаты, размышляя. Влекущие десять тысяч рублей отчего-то утратили свою привлекательность. Предстояло копать свежую могилу, от которой так и веяло невнятной, непроизнесённой и оттого ещё более страшной угрозой.

- Тогда чё стоишь? Копай! сказал Андрей, бросив кирку в сторону, принялся орудовать лопатой.

Ярик чуть повременил, но всё же присоединился к действу.

Земля была мягкая, копалось легко, не прошло и часа, когда лопата Андрея стукнулась о крышку гроба. Закончив расчистку, преступник сначала вручную попробовал снять крышку, а когда это не вышло, потянулся за киркой и в несколько ударов разбил её на мелкие кусочки. В гробу лежала молодая закоченевшая покойница. На лице застыло выражение умиротворения, густые чёрные волосы прилипли ко лбу, напоминали тоненьких червячков, каким-то образом пробравшихся в гроб и начавших пожирать молодое сытное тело с головы. На глаза девушки лежали две старинные монеты, а ниже

О, Ярик не соврал. На шее золотые цепочки, на руках браслеты, перстни, кольца, в ушах бесценные серьги. Андрей довольно улыбнулся, принялся обирать покойницу.

- Мешок давай! крикнул он побледневшему и дрожавшему от страха Ярику, который выбрался из могилы, стоял у края ямы и с ужасом наблюдал за развернувшейся перед ним сцены разграбления захоронения.

- Ты там уснул что ли?! зло рявкнул Андрей, когда сокровища уже не помещались у него в карманах и руках, а он никак не мог снять застрявший на безымянном пальце левой руке перстень с крупным драгоценным камнем. И нож кинь заодно, я ей палец отрежу, никак не снять.

После этих слов Ярик ощутил приступ тошноты, он отошёл от края ямы, его вырвало прямо на соседнюю могилу, после чего он без сил упал на землю и тихонько заплакал. Он уже раскаивался в содеянном. Но теперь отступать было поздно. Взял брошенные на землю мешки, достал из кармана ножик вернулся к выкопанной могиле и застыл, выронив всё из рук.

Пока его не было, покойница села в гробу, открыла свои мёртвые чёрные глаза, вцепилась окостеневшими руками в глотку Андрея и методично удушала его, не обращая внимания на попытки грабителя вырваться из стальной хватки её безжалостных длинных пальцев. Андрей слабел, руки его сделались ватными, поползли вниз, сами собой стали изворачиваться, перекручиваться, расходиться в разные стороны, глаза закрылись, изо рта вышло немного пены вперемешку с сукровицей. Тело его стало содрогаться, жизнь стремительно покидала его обессилившие члены, ещё несколько отчаянных приступов судорог и грабитель застыл, убитый как ему поначалу казалось беспомощной жертвой.

Ярик наблюдал всю эту сцену от начала до конца, не в силах оторваться. Только когда покойница отбросила тело Андрея и посмотрела вверх своими полными ярости за поруганную честь глазами на подельника убитого, Ярик заорал и бросился прочь, позабыв обо всём на свете.

Покойница слабо ухмыльнулась, медленно опустилась обратно в гроб, закрыла глаза. Какое-то время ничего не происходило, кладбище погрузилось в привычную тишину и покой, лишь растревоженная могила излучала волны угрозы, но и они вскоре улеглись. Однако потом тело покойницы содрогнулось, живот начал надуваться, распухать, низ платья задрался, кожа покойницы неестественно забугрилась, растянулась, лопнула. В образовавшихся отверстиях появились абсолютно чёрные пальцы. Кожа в области пупка разорвалась, оттуда вылезло перемазанное ошметками плоти существо, открыло усеянные сеточкой сосудов глаза, посмотрело на валявшегося рядом с гробом мертвеца, наклонилось к нему, задрало рубашку, улыбнулось, продемонстрировав неестественно белые зубы, впилось ими в бок тела Андрея, вгрызалось всё глубже и глубже, меняя свой собственные размер, забралось внутрь. Мертвец вздрогнул, пошевелился, открыл глаза. Посмотрел на покойницу, поправил её платье, выбросил из могилы кирку, сам выбрался на поверхность, старательно закопал яму, собрал все инструменты и, подняв нос и тщательно внюхиваясь, двинулся по следу Ярика.

Памятники супругам Яковлевым поставили летом. Гранитные, со стелой в половину человеческого роста. Стас не хотел никаких эпитафий, лишь лаконичное Александр Николаевич Яковлев 13 V 1954-29 III 1982. С Оксаной так просто не получилось, её родители настояли на банальном от родных и близких, что Стаса сильно разозлило, но перечить он не стал. А сейчас смотрел на готовые памятники и злился на себя: отчего-то эта надпись его сильно злила. Как будто памятник поставили в долг и мертвой оставили напоминание, кому именно она должна вернуть деньги.

Сашенька не смотрела на дядю, от раздражения игравшего желваками на скулах, села на гранит и поочередно обнимала то отцову, то материну стелу. Ваня держался за спиной Стаса, ничего не говорил и чувствовал себя явно не в своей тарелке. Он вообще придерживался точки зрения, что на могилы ходить не стоит, не любил кладбища и мертвецов. Наверное, потому, что постоянно имел с последними дело.

Чтобы побороть раздражение, Стас начал вспоминать день похорон. Даже предположить не мог, что будет столько народу. Люди толпились на узеньких дорожках, между древних могилок, подходили, чтобы бросить горсть земли в могилу. Конца и края им не было. Приехали даже брат с сестрой из посёлка, где Стас с Сашкой столкнулись с удельницами. Наташа и Коля. Оказалось, Сашка с ними всё это время переписывался, ездили друг к другу гостить. Стас обмолвился со старыми знакомыми парочкой слов, узнал, что Коля живёт в Москве, работает там главным инженером на каком-то крупном предприятии, Наташа воплотила свою мечту и стала переводчицей с французского, но Москва ей не понравилась, она перебралась в Краснодар и первой узнала о смерти Сашки. Зачем они говорили это Стасу, тот не понимал. Раздражение уже тогда поселилось где-то внутри него и не отпускало. Хотелось наорать на Наташу и Колю, хотелось разогнать всех этих людей, которых он почти не знал, уйти домой, спрятаться у себя в квартире и не выходить. Никогда больше не выходить на белый свет.

Стас тряхнул головой. Вместо того, чтобы побороть раздражение, он лишь усилил его. Дочка, Ксюшенька, где теперь она?

- Тебе не стоило за мной приезжать, папа. Это случилось из-за меня, - сказала она ему, когда тот вернулся домой после похорон.

Поцеловала двоюродную сестру и уехала. Раз в пару месяцев присылала письма без обратного адреса. Больше Стас ничего о ней не знал. И это не просто раздражало Стаса, это выбешивало его! Всё это было ради Ксении, и что вышло? Сашенька лишилась родителей, он он вообще не знал, как дальше жить, ради чего До того была ясная цель спасти дочь. А теперь, когда та уехала, не осталось ничего!

- Что с Сашей, ей же семь в сентябре исполняется. Думаешь её в этом году в школу отдавать? заговорил Ваня, заметивший, как друг кривит своё лицо. Может разговор поможет отвлечься?

- Не знаю, - ответил Стас. У меня ей не нравится, хочет сюда переехать. Квартира ей досталась, как последней прописанной, я опекун, в принципе, могу принять такое решение.

- Не надо, - покачал головой Ваня. Город этот странный какой-то. После случая с ивой я тебя уж не тревожил, но чертовщины тут творится Я у себя в морге на всякое насмотрелся. Да что далеко ходить. Вот, из свежего. Явился мужичок в милицию с повинной. Говорит, грабил могилы с подельником. Пришли, значит, в часть кладбища, где цыгане своих традиционно хоронили, ну свежую могилу крестницы какого-то барона разрыли. И что ты думаешь? Покойница, якобы, поднялась из гроба, подельника убила, мужик чудом спасся. Но это не самое интересное. Понятно, что в милиции у виска покрутили, но порядок есть порядок, всё проверять стали. Думали, мужичок-то под дурачка закосить хочет, убил своего подельника, а теперь тюрьмы боится. Так нет же, подельник-то живым оказался. Ничего не знает. Когда мужичку подельника привели, у первого истерика случилась, пришлось в психушку везти, до сих пор там сидит.

Стас внимательно выслушал Ваню, задумчиво кивал и, когда друг закончил рассказ, с удивлением отметил, что впервые за год с лишним он по-настоящему отвлёкся от навязчивых мыслей о Сашке и Оксане.

- А цыганку на этом кладбище похоронили? спросил Стас.

- Да. Если хочешь, можем сходить туда.

- Хочу, - честно сказал Стас, подошёл к Сашеньке, поцеловал её в макушку, прошептал на ухо, что нужно идти.

- Ещё чуть-чуть, - попросила девочка.

- Жду, но только чуть-чуть, - произнёс Стас, снова ощутив прилив отступившего было раздражения.

Сашенька просидела в обнимку со стелой матери ещё минут пять, только после того, как Стас повторил, что им нужно идти, встала, поцеловала портрет Оксаны и портрет Сашки, подошла к дяде. Стас взял девочку за руку, погладил по голове и посмотрел на Ваню.

- Пошли.

Кладбище располагалось на холмистой местности, идти пришлось в горку, которая становилась всё круче. Цыганские захоронения находились на самом краю некрополя. У свежей могилы стоял черноволосый низкий цыган лет сорока с густой курчавой шевелюрой и серьгой в одном ухе. Он сосредоточено смотрел на могилу, а когда заметил приближение незнакомцев, нахмурился, почесал переносицу и не отводил взгляда от компании, состоящей из двух мужчин и маленькой девочки.

- Это здесь, - тихонько шепнул Витя, когда от могилы их отделяло метров тридцать. Но, наверное, зайдём попозже, не будем мешать.

- Последи за Сашенькой, - сказал Стас, переложив ладошку девочки из своей руки в руку своего крепкого приятеля, решительно направился к цыгану.

Смуглый мужчина не отводил от Стаса своих глубоких чёрных глаз. И хотя самого цыгана назвать красивым было нельзя, его взгляд был очень выразительным, говорил о принципиальности и эмоциональности, возможно даже несдержанности своего обладателя.

Стас подошёл, встал рядом и глянул на могилу. Покойница была совсем молодой, умерла две недели назад. Почему-то ни имени, ни фамилии на табличке не указали, лишь даты. После Стас, не обращая внимание на продолжавшего пялиться на него цыгана, стал внимательно осматривать холмик земли. Если кто-то и пытался повторно раскопать могилу, то это произошло достаточно давно, никаких следов не осталось. Да и что вообще можно было обнаружить? Могила-то свежая.

- Ты кто такой? грубо спросил цыган, не выдержав Стасовой наглости.

- Что? Стас, уже погрузившийся в свои мысли, повернулся к цыгану.

- Кто такой? тот начинал закипать, взгляд его полыхал праведным гневом.

- Я фольклорист, Станислав Николаевич Яковлев. - Вы, вероятно, слышали, что про эту могилу рассказывают? Якобы её хотели разграбить. Вот я и проверяю эту информацию.

- И с чего это фольклорист таким занимается?

- А я необычный фольклорист, - Стас пристально посмотрел в глаза цыгану, почувствовал, что тот поверит ему. Я, видите ли, верю в истории, которые изучаю. И тому грабителю, который про восставшую из мёртвых покойницу рассказал, тоже почти верю. Если он сказал правду, то погребённой здесь особе нужна моя помощь.

Цыган часто задышал, отвёл глаза в сторону, снова потёр переносицу пальцами.

- Вы говорите правду? приглушённо спросил он. Думаете, Миркею могли проклясть?

- Я не говорил про проклятье, - заметил Стас. Если вам что-то известно, расскажите. Я правда хочу помочь вам, э-э-э, простите, не знаю вашего имени.

Глаза цыгана сделались красными, но он удержался, не заплакал.

- Милош, - представился он. Меня зовут Милош.

Стас кивнул.

- Здесь похоронена моя племянница, - начал цыган, и от этой фразы Стаса будто кипятком ошпарило. Он даже подался назад, Милош, правда, не заметил. У меня с семьёй в молодости случился разлад, я не захотел брать в жёны сосватанную мне женщину. Хотя какую там женщину, мне тогда четырнадцать было, ей двенадцать, - Милош горько усмехнулся. Тогда как раз кочевку стали запрещать, про меня даже в газете написали, потому что я, как простой советский гражданин, устроился на завод, параллельно учился в ПТУ. Цыганский пролетариат ведёт войну с архаичными обычаями своего народа и фотография, где я за станком стою. Но несмотря на мой разрыв с родителями, с братом я остался близок. Если подумать, удивительно, ведь у нас такая большая разница в возрасте.

Стас опять вздрогнул. Ему начинало казаться, что всё происходящее какая-то изощрённая попытка предупредить его о чём-то.

- Он против воли отца не пошёл, женился в одиннадцать на тринадцатилетней, а в шестнадцать у него уже появилась Миркея. Тогда у меня своих детей не было, и племянницу я полюбил, как родную дочь. Привозил ей гостинцы из командировок, каждую свободную минуту старался проводить дома у брата или приглашал его с дочерью к себе. Как-то, когда его дети играли во дворе у нас с братом, завязался разговор. Зря, сказал он тогда, ты не послушал родителей. Живёшь сейчас в однокомнатной квартире, как в скворечнике, а у меня вот дом, хозяйство, семья, ни в чём не нуждаюсь. Я промолчал, но вижу брата что-то тяготит, он не ради хвастовства всё это говорит, а словно успокоить себя хочет. Жду, думаю, раз тему затронул, сам всё расскажет. Ну он и рассказал. Родители, говорит, меня заставили крестным отцом Миркеи сделать известного колдуна из нашего табора. Я его хорошо помнил, колдуна этого. Он в шестидесятые внезапно разбогател, дом себе двухэтажный построил, да огромный, как дворец. Рассказывали, что внутри всё обставил дорогущим гарнитуром, импортным. Откуда взял деньги никто не знает. Почему власти нажитым богатством не интересуются тоже загадка. Но как разбогател, стал пользоваться уважением в цыганской общине, выбрали бароном, большим человеком. И родители наши, желая породниться с колдуном, настояли, чтобы брат мой попросил его стать крестным отцом Миркеи. А барон и согласился. И вроде с того дня дела брата в гору пошли, да вот только на душе беспокойно стало. Я и так, и эдак выведать пытаюсь, что ж ему покоя не даёт. Он отмалчивался, отмалчивался, а потом и сказал. Сон мне снится, говорит. Пещера, глубокая, тёмная. Я спускаюсь, а внутри, куда ни просачивается даже лучик света, прячется что-то страшное, темнее самой темноты. Оно алчущее, ненасытное. И хоть глазами не вижу, но разумом понимаю, чудище это вцепилось в Миркею и не отпускает. Вот такую историю рассказал мне брат. И сон этот снился ему из ночи в ночь, на протяжении долгих лет. Уже тогда я заподозрил дело нечисто, нельзя колдуна в крестные отцы брать! Но как помочь брату не знал. Да и жизнь вроде шла своим чередом. Он всё богател, Миркею удачно замуж выдал, она внука ему в пятнадцать родила и через год умерла. Сам барон на похороны явился, в гроб столь побрякушек золотых накидали слава по всему городу пошла. И не боялся ведь колдун, что могилу вскроют. И властей не боялся. Никто не смел ему перечить. Пришёл я после похорон брата утешить, а он сидит, словно статуя, смотрит в одну точку и еле-еле губами шевелит. Я его спрашиваю, ты чего? А он слабо так улыбается и говорит: сны-то, Милош, прекратились. Впервые за шестнадцать лет я выспался. Страшно мне стало, ушёл я тогда, и каждый день на могилу Миркеи хожу. А когда слух прошёл про грабителей, так и совсем гадко на душе. Говорят, выдумка это всё. А я, как и вы, верю. Боюсь, Миркея проклята своим крестным отцом, и как помочь ей я не знаю. Может, знаете вы? Милош посмотрел на Стаса и замолчал.

Завороженный историей Стас рассеяно кивнул. В рассказе Милоша он в первую очередь увидел параллели со своей собственной жизнью. Миркея умерла, но Саша была жива. Пока.

Всегда родные, - подумал Стас, - всегда любимые.

Кем был цыганский барон? Принадлежал ли он к культу, с которым столкнулся Стас? Нужно было во всём разобраться. В день смерти брата Стас понял, Сашу оставили в живых не случайно. И возможно теперь ему дадут понять, какую цену придётся заплатить, чтобы она жила и дальше.

- Я попробую вам помочь, Милош, - выдавил из себя Стас. Вы где живёте? У вас в квартире телефон есть?

- У меня уже не квартира, разменял её на дом здесь, недалеко от кладбища. Телефон есть, - Милош назвал номер и адрес. Стас запомнил, пообещал позвонить, как только что-то выяснит, пошёл к дожидавшимся его Ване и Саше.

- Постойте, - окликнул его Милош. Я не всё рассказал. Меня тревожит не только смерть Миркеи. Недавно я женился, по любви. Человек я уже не молодой и это, наверное, последняя моя надежда на семейное счастье. Жена два месяца назад родила, мальчишка, черноглазый, богатырь, - Милош слабо улыбнулся. На похоронах Миркеи ко мне подошёл барон и сказал, что хочет стать крестным моего сына. Я растерялся, не нашёлся, что ответить. А он прищурился и добавил: ну подумай, Милош, только знай, я не каждому такое предлагаю и никому не прощаю отказов. Теперь вот гадаю, как быть. Если породнюсь с колдуном, не ждёт ли малыша судьба Миркеи?

- Я вам позвоню, - пообещал Стас и вернулся к другу и племяннице. Они отправились по тропинке вниз, к выходу с кладбища.

- Слушай, Ваня, - а этот мужичок, ну который про разграбление могилы рассказывал, с ним побеседовать-то можно?

- Да конечно. У нас, слава богу, психушки ещё не режимные объекты, - Ваня улыбнулся. Езжай в больничку, представься другом, если он не буйный, то тебе его даже из закрытого отделения приведут. Домой придём, я его имя узнаю.

Стас кивнул и в тот же день, ближе к вечеру, когда Ваня узнал, что грабителя звали Ярославом Васильевым, отправился в психушку.

Здание городской психиатрической больницы располагалась на самой окраине города и по праву считалось самой старой постройкой в этих местах. Просторная территория, благоустроенный двор и небольшая рощица, растущая прямо за оградой. Уютные асфальтовые дорожки, по которым неторопливо прогуливались больные, тихое пение птиц, с виду умиротворяющая обстановка. Но Стасу от чего-то стало не по себе. Главный корпус находился в глубине двора. Желтоватые стены, изгибавшийся буквой П фасад, лукообразная башенка над крышей единственное напоминание о монастырском прошлом - высокие черные тяжелые двери, походившие на пасть мифического морского чудовища. Дискомфорт, испытываемый Стасом, усилился, тем не менее он вошёл и, поговорив с дежурной медсестрой, спросил о Ярославе Васильеве. Та, порывшись в своём журнальчике, спросила, кем Стас ему приходится, тот соврал, назвавшись другом семьи. Медсестра кивнула.

- Хорошо, я его позову, но он может и отказаться. Я его хорошо знаю, такой, как бы это сказать, шугливый. Наверное, параноидная шизофрения. Пойдёмте, это в другом корпусе.

Миновав двор, они вошли в соседнее здание, в котором Стасу даже дышаться стало легче. Пока медсестра ходила за Ярославом, Стас рассматривал главный корпус, не отводил взгляд от луковидной башенки с торчащим из её вершины штырём, не мог понять, почему именно этот элемент так притягивает его взгляд. Тем временем Васильев выглянул из одного коридорчика, бросил короткий взгляд в сторону Стаса, спрятался, но через несколько секунд снова показался уже в сопровождении медсестры.

- Согласился, - объявила медсестра.

Ярослав же стал в сторонке и внимательно рассматривал Стаса.

- Привет, Ярослав, - попытавшись изобразить радушие, поздоровался Стас. Не могли бы вы нас оставить наедине, - обратился к медсестре следом.

- Вы только не вздумайте ему побег организовывать, - строго сказала медсестра.

- Ну что вы, какой побег? Вы же ему помочь хотите.

- Все вы так говорите, - ответила скептически настроенная медсестра и отошла в сторонку, затронула другую медработницу и начала болтать с ней на житейские темы.

Убедившись, что та их не подслушивает, Стас изменился в лице, строго посмотрел на Ярослава, хотел представиться, но тот заговорил первым.

- Я почему вышел ты незнакомый. Он бы не забрался в тело незнакомого.

- Кто? пропустив формальности, включился в разговор Стас.

- Чёрный, страшный, только зубы и глаза белые-белые, - взволновано заговорил Ярослав. Ты ведь поэтому пришёл, да? Я сразу понял это мужик что-то знает! Он из сведущих! Ты друг патологоанатома, Иван Трофимовича? Про него в городе болтают. Говорят, с нечистью борется.

Стас невольно улыбнулся. Даже предположить не мог, что за Ваней закрепилась такая слава в городе.

- Тогда рассказывай толком, я слушаю.

- Да-да, - кивнул Ярослав и пересказал подробности той ночи, когда его подельника Андрея Соколова убило чудовище, прятавшееся в теле молодой цыганки. Но это полбеды. Я как здесь оказался Андрюха меня преследовать стал! Никто не верит, а эта тварь, что внутри него, она людей меняет, как мы одежду. Натянет шкуру одного и вот он Андрей, натянет другого и это уже не Андрей, а кто-то ещё. Понимаешь? Я отсюда почему не убегаю, хотя мог бы больничку, похоже, эта тварь побаивается, не смеет сюда соваться. Но облик она может принять любой, - Ярослав возбудился, глаза его плясали, взор сделался мутным. - Я как утром, после разграбления могилы, к Андрюхе пришёл домой, жене его всё рассказать, так понял не Аня это больше, нет. Добралось чудовище и до неё, прячется под шкурой женщины, заманить меня в дом хотело. Но я не дурак, убежал, в милицию пошёл, всё рассказал, а потом меня сюда определили. Оказалось, к лучшему.

Стас кивнул, хотя после того, как Ярослав стал рассказывать про жену, сомнения закрались в мысли фольклориста. Может, перед ним и правда сумасшедший.

- Слушай, Ярослав

- Ярик, меня так все зовут.

- Хорошо, Ярик. Ты мне адрес Андрея дать можешь? Я схожу, всё разузнаю.

- Конечно, только аккуратно. Я уверен, что это чудовище убило и жену, и сына Андрюхиного. И раз идёшь туда, к тебе я больше выходить не буду, пусть друг твой, патологоанатом придёт. Я его знаю, если чудовище в него заберётся, то меня не проведёт.

Стас согласился, получил адрес и ушёл, передав Ярослава в руки медсестры. Откладывать разбирательство в долгий ящик Яковлев не собирался, сразу же поехал к Андрею домой.

Когда он добрался в другой район города, уже стало темнеть. Знойный летний вечер располагал к прогулкам, в тупиковом переулке, где жил Андрей, народу было немного, все выбрались в городские парки и сады. По домам сидели старички, в окнах уже зажегся свет. Однако по названному Ярославом адресу было тихо. Окна темные, на дворе никого. Стас постучал в калитку тишина. Осмотрелся по сторонам пока его никто не заметил. Больше стучать не стал. Если Ярослав говорил правду, это бесполезно.

Вместо этого тихонько перескочил через невысокий заборчик, приземлился в палисадник и снова воровато осмотрелся вроде бы никого из соседей поблизости не было. Согнувшись в три погибели, Стас выбрался во двор и вошёл внутрь дома, дверь которого не была заперта.

- Хозяева, - не слишком громко произнёс он на входе. Никто не отозвался.

Он медленно побрёл вперёд и сразу же увидел в прилегавшей к коридору комнате фигуру на диване, укрытую тёплым одеялом. Это при почти тридцатиградусной жаре!

- Извините, - окликнул Стас человека, заходя в комнату. Вы спите?

Он подошёл поближе и увидел, что на диване лежала мертвая женщина. Лицо сине-белое с чёрными губами, руки под одеялом, глаза прикрыты. Отведя взгляд в сторону, Стас увидел, что из-под теневой занавески выглядывали ноги мальчишки. Ярослав оказался прав.

Осознав всю серьёзность ситуации, Стас быстро покинул дом и на квартиру к Ване шёл пешком, опустив голову вниз. Волнение не улегалось. Казалось, только он поднимется на свой этаж, спрячется в квартире, как в двери позвонят, и наряд милиции арестует его за причастность к убийству семьи Соколова. Чтобы хоть как-то унять тревогу, Стас позвонил Милошу и сказал, что хочет встретиться с бароном.

- Не знаю, примет ли он вас, - ответил цыган.

- Примет, - заверил Стас, думая Писании Морены, которое лежало у него в сумке. После спасения дочери, древний том он повсюду возил с собой.

- Живёт он в спальном районе города, - Милош объяснил, как добраться к барону, Стас поблагодарил его и попрощался.

Ночь прошла беспокойно, Стас ворочался с бока на бок и не мог уснуть, всё думал о завтрашнем дне, задремал лишь под утро. Но с поездкой не торопился, внимательно пролистал Писание Морены, и долго выбирал подходящее заклинание, чтобы навести ужас на цыганского колдуна. Отправился к тому после обеда, спрятав книгу в чехол и взяв с собой.

Дом у барона и вправду был красивый из красного кирпича, с беседкой перед домом, с балконом на втором этаже, с виноградной лозой, вьющейся по железной сетке, натянутой прямо над двором. Если в остальной части улицы народу почти не было взрослые на работе, дети в лагерях перед домом колдуна крутились цыгане, беседовали, а заметив Стаса, насторожились.

- Ты к кому идёшь? выскочила вперёд сердитая цыганка.

- К барону вашему дело есть, - заявил Стас.

- А он тебя ждёт?

- Ждёт. Скажи, что я принёс книгу, которую он очень давно искал и готов её продать.

Цыганка сверлила лицо Стаса недоверчивым взглядом, но потом всё-таки ушла. Мужчины смолкли, подошли ближе, постепенно образуя кольцо вокруг фольклориста. Стас почувствовал себя неуютно, но старался держаться уверенно. Спасёт ли его книга от толпы разъяренных цыган?

- Заходи, гаджё, барон хочет тебя видеть, - крикнула цыганка.

Мужчины тут же потеряли интерес к Стасу, часть вернулась в беседку, часть отошла к дороге, продолжила свой разговор.

Стас вошёл во двор, заметив чёрную Волгу в гараже единицы могли позволить себе такую машину - поднялся по примыкавшей к внешней стене лестнице на второй этаж, вошёл в дом через балкончик, оказавшись в просторном помещении, украшенном пёстрыми коврами, большим количеством позолоченных статуэток и высокими изящными вазами. На диване сидел худощавый старик среднего роста, с глубокими чёрными глазами и длинной седой бородой. Он пристально посмотрел на Стаса, встал, пересел за столик, располагавшийся напротив дивана, жестом предложил сесть гостю на стул, стоявший в сторонке.

- Ну и что за книгу ты мне принёс? спросил он.

- Книга подождёт, - по-хамски уверенно заявил Стас. Сначала о деле. Говорят, недавно у тебя умерла крестница. Когда её могилу попытались разграбить, она восстала из мертвых и убила одного из грабителей, передав ему своё проклятье. Тот начал охотиться за своим подельником, но когда не сумел добраться до него, убил своих жену и сына, чьи тела тоже стал использовать в своих целях.

- Ты с ума сошёл, гаджё? Что за глупости? цыган усмехался, но в его глазах разгоралась ненависть.

- Глупости или нет, а рассказать обо всём придётся.

- Давай уточним, - цыган привстал. Ты считаешь, что я сумел пробудить мертвую, заставить её убить трёх человек, при этом являешься в мой дом, открыто об этом говоришь и выдвигаешь мне требования? По-твоему, это умно?

Стас тоже слабо улыбнулся, полез в лежащую у него на коленях сумку и вынул из чехла древний том, шумно положил его на стол, позволив цыгану взглянуть на обложку, после открыл книгу на нужной странице и внимательно посмотрел на цыгана. Тот перестал улыбаться.

- Ты знаешь, что это за книга колдун? Заклинание, которое я собираюсь прочитать, убьёт тебя этой же ночью. Сам я, перед тем как идти сюда, прочитал заговор, который убережёт меня от любых твоих чар. Поэтому ты мне всё расскажешь, волхв Морены, либо не доживёшь до полуночи, решай сам.

Стас склонил голову над книгой, намереваясь начать читать заклинания. Барон подскочил с места, выставил руки перед собой.

- Стой! Не читай! Что ты хочешь знать?

- Где твой культ? Как мне найти Морену?

- Но я не служу Морене.

- А кому служишь?

Цыган молчал, Стас снова склонился над книгой и начал произносить первые слова заклинания.

- Мамоне!

Стасу было знакомо это имя. Так звали богиню богатства. Теперь ясно, как барон сколотил такое состояния при советской власти, оставаясь невидимым для карающей длани прокуратуры. Но лично Стасу это ничего не давало, а значит от цыгана можно было избавиться. С его смертью проклятье должно исчезнуть, и мертвые освободятся. Поэтому без лишних слов Стас начал читать заклинание.

- Стой! завопил цыган. Скажи, что ты хочешь от Морены, я помогу тебе!

Стас хотел исправить то, что случилось. Вернуть Сашку и Оксану! Обезопасить Сашу!

- Хочу заставить вернуть тех, кого она забрала! Я пытался призвать её с помощью книги, она не явилась, - ответил Стас. Теперь я ищу её служителей.

- Ты ищешь не то, - цыган почувствовал себя увереннее. Морену обманули лишь однажды. Человек, который обрёл бессмертие. Он знает о ней всё, гораздо больше, чем её жрицы. Я знаю, как найти того человека, но расскажу тебе только после клятвы на крови.

Цыган подошёл к красивому резному буфету, что стоял у стены, достал из шкафчика нож и направился к Стасу. Сначала порезал себе ладонь, потом протянул нож Яковлеву.

- Что будет с мертвецом и со вторым грабителем? Стас не торопился брать нож.

- Первый убьёт второго. Но тебя-то это не касается, правда? барон с хитрым прищуром посмотрел на Стаса. Ты ищешь другое.

Стас на мгновение задумался. Сейчас он мог принять решение, последствия которого будут непоправимы. Ярослав был неплохим человеком, просто свернул не на ту дорожку. Но Сашка Если существовал хотя бы маленький шанс спасти его, Стас не имел права отказываться. Какую бы цену за это не пришлось заплатить.

Он взял нож и порезал свою ладонь, после чего они с цыганом пожали руки. Барон улыбнулся, снова почувствовав себя уверенно, сел на своё место и медленно начал рассказывать.

- Никто не знает, как ему удалось бежать от самой смерти. Известно только, что лишь для Морены он стал невидим. Остальные боги знают, где он

Остальные боги, - подумал Стас, - значит есть и другие книги!

- Моя владычица откликнется на мою мольбу.

- Хочешь сказать, ты не знаешь, как его найти? вспылил Стас.

- Сейчас нет, но ответ ты получишь до заката, - спокойно ответил цыган. Мы скрепили слово кровью, уловки невозможны.

Стас встал и, не прощаясь, направился к двери, но у выхода замер на месте.

- Что пряталось в теле твоей крестницы? Что убивает людей в городе?

- Это тебя уже не касается, - хмыкнул цыган.

Стасу ничего не ответил, ушёл прочь.

Шлялся по городу до самого вечера, стараясь ни о чём не думать. Когда вернулся на квартиру к Ване, застал хозяина и Сашеньку пьющими чай.

- Дядя! племянница вскочила и бросилась к Стасу обниматься. Где ты был весь день?

- Так, дела.

- Тебе тут письмо пришло, - сказал Ваня, протягивая Стасу конверт. И ещё одно: мне час назад позвонили, кто-то пробрался в закрытое отделение и задушил Васильева. А когда домой к его подельнику Соколову поехали, там полный дом трупов. Знаешь что об этом?

Стас кивнул, достав из конверта листок бумаги с единственным словом Горно-Алтайск.

- Расскажешь?

- Если не обидишься, предпочту промолчать, - вздохнув, ответил Стас.

- Не обижусь, - ответил Ваня.

В городе у Стаса оставалось последнее дело. Утром они попрощались с Ваней, но поехали не к выезду, а в сторону кладбища. Заехали в жилой район, соседствовавший с некрополем. Саша вопросов не задавала.

- Подожди немного, - сказал Стас, остановившись у калитки дома.

Постучал, нащупав лежавшее в кармане записка, которую он написал ночью. Если цыгана не будет дома, он передаст её тому, кто откроет ему. Калитка отворилась, на улицу выглянула полная смуглая молодая женщина.

- Здравствуйте. Вам кого? спросила она, с любопытством поглядывая на Яковлева.

- Здравствуйте. Милоша, если он дома.

- Да, сейчас позову, - женщина ушла, а через пару минут в калитке появился уже знакомый Яковлеву цыган.

- Пришли всё-таки, не соврали. А почему не позвонили? - Милош окинул Стаса взглядом с ног до головы.

- Вы спрашивали про барона, говорили, он хочет стать крестным отцом вашего сына.

Милош кивнул.

- Так вот, барон колдун, это бесспорно.

- Я это и без вас знал.

- И вы были правы, вашу умершую племянницу прокляли, она стала сосудом для - Стас запнулся, увидев, что губы Милоша дрожат, глаза наполняются слезами. В общем, это та цена, которую пришлось заплатить, взяв в крестные отцы колдуна.

Лучше бы цыган это прочитал! Говорить с глазу на глаз всё как есть тяжело.

Повисла пауза. Со двора донёсся плач ребёнка сына Милоша.

- Так что ты мне посоветуешь? внезапно перейдя на ты, обратился Милош к Яковлеву. Соглашаться, брать его в крестные отцы, или послать к черту?

Стас опустил голову и, не глядя в глаза цыгану, ответил:

- Решайте сами. Я не знаю. Хорошего решения здесь быть не может. Скажу одного у колдуна достаточно власти, чтобы навредить вашему ребёнку.

После ушёл, ничего не добавив. Отвёз Сашеньку на могилу к родителям, попрощаться, а потом они уехали из города.

Поздний вечер. На небе уже появились первые звёзды, месяц в нагловатой манере напирает на почти спрятавшееся за горизонтом солнце, намекая, что пора бы подвинуться. Знойно. Усталые взрослые возвращаются с грядок домой. По пояс голые мужчины омываются колодезной водой, животные разбегаются по своим дворам. Только детворе всё ни по чём, детишки кружатся по деревне и окрестностям, шумят, веселятся, играют. По проселочной дороге идут брат и сестра. Мальчику Валере девять, он дул губы и ворчал, словно дед, недовольный младшей сестрой. Семилетняя Настя не сумела забраться на высокую шелковницу, что в полях за деревней, хныкала, пока мальчишки пачкались фиолетовым соком плодов растения, звала Валеру, просила забрать домой. Пацаны хохотали, дразнили его. Пришлось спускаться, вести девочку домой.

Неудивительно, что настроение у Валеры было паршивое. Зато Настя сразу развеселилась, бегала из стороны в сторону, забиралась в густые заросли лопухов и сорной травы, бросалась в брата репеем, надеялась, что тот ответит, развеселиться, но ничего не выходило.

И тут откуда-то спереди донеслось жалобное мычание коровы. Валера удивился, поднял голову. Он прекрасно знал, что всех сельских коров уже давно развели по дворам.

- Смотри, Валера! Настя указала на застывшее на лужайке животное. Рыжая шерсть взъерошена, один рог скошен набок и запах Коровы не благоухают, но эта источала какой-то специфический, неприятный аромат.

- Надо ей помочь! Настя подбежала к несчастному животному, стала гладить корову.

Валера держался в стороне, всматривался не было у них в деревне таких коров - принюхивался, не мог понять, что напоминает ему приторный сладковатый аромат. Животное между тем опять замычало и тут, прямо из его брюха, что-то вылезло. Черное, измазанное слизью, кровью, внутренностями, оно ухватило Настю, повалило на землю, вцепилось в шею, стало душить!

Валера замер, инстинктивно попятился, потом сделал шаг назад. Он был готов защитить сестру от кого-угодно: от хулигана, от драчуна, да даже от взрослого. Но то, что было внутри коровы Мальчик никогда не видел ничего подобного, он просто застыл, словно примёрз к месту, и наблюдал за тем, как жизнь покидает его младшую сестру.

Между тем тварь, прятавшаяся в брюхе коровы, целиком выползала наружу. Чёрная, как смоль, она глядела по сторонам своими кипенно-белыми глазами с узенькой полоской кошачьего зрачка, демонстрировала миру оскал своих до прозрачности белых зубов. Как только это вылезло из коровы, животное затихло, медленно стало заваливаться в сторону, а потом вдруг стремительно рухнуло, перестав демонстрировать какие-либо признаки жизни. Настя тоже больше не дёргалась, её ручки, которыми она вцепилась в запястья чудовища, вдруг выпрямились, выгнулись, задрожали, и медленно стали расходиться по сторонам. Девочка умерла. Оскал на морде чёрного существа сменился ухмылкой, белые зубы контрастировали с чёрной кожей, всё происходило как во сне. Чудовище встало и двинулось к Валере.

Мальчишка оттаял, зашевелился, бросился прочь, в заросли лопуха, по нехоженому полю, подальше от убийцы его сестры. Он бежал и не оглядывался, не издавал ни звука, лишь отчаянно хватал ртом воздух и надеялся спастись от чёрного чудовища. Когда понял, что за ним никто не гонится, остановился, пришло осознание произошедшего. Это был не сон, прямо у него на глазах убили сестру, а он стоял и смотрел!

Валера заплакал от жалости к Насти, от ненависти к себе и от брезгливости от своей трусости. Нужно бежать к родителям, рассказать им обо всём, да поскорее! Может быть Настю ещё можно спасти! Воодушевившись этой мыслью, Валера бросился назад, в деревню, к своему двору. Мчался, как скорая на экстренный вызов, запыхался, выбился из сил. Вот он дом, вот крыльцо, а там а там

Там папа усадил Настю себе на колени, что-то шепчет ей на ушко, а она звонко смеётся. Валера застыл в нерешительности, отец заметил его.

- Явился не запылился, - сердито произнёс папа. Я тебе что сказал, следить за сестрой! А ты её одну домой отправил.

- Да, - Настя ехидно улыбнулась и посмотрела на Валеру. Эти кипенно-белые белки глаза, эти прозрачно-белые зубы, а там, под личиной его сестры, чёрная, как морская пучина, кожа.

- Ладно уж, наказывать не стану, сестра за тебя заступилась. Иди руки мой да ужинай, мать тебе маковку оставила, хоть я всё Насте хотел отдать.

- Да, - снова этот ехидный писклявый голосок, так похожий на голос его сестры.

Валера ничего не сказал, пошёл на кухню, поел, после направился в их общую с сестрой комнату, лёг, укрылся с головой простыней, закрыл глаза, всё ещё пытаясь убедить себя это сон, если уснуть во сне, то проснёшься в настоящем мире, где Настюшу не убивали, он не бросал сестру, а чудовище в её облике не сидело на коленях отца

Дверь комнаты приоткрылась.

- Вон как забегался, - полушёпотом произнёс отец, - сразу спать. Иди, Настюша, тоже ложись.

- Хорошо, - пропищало чудовище, натянувшее на себя шкуру сестры.

Дверь закрылась, чудовище устроилось на соседней кровати, затаилось. Взрослые ещё какое-то время повозились и тоже легли спать. Стало темно, тихо и страшно.

- Валера, - прошептало чудовище, - это я, Настя. Ты спишь, Валера?

Мальчик не спал, зажмурился, натянул на голову простыню, вцепился в ткань своими побелевшими пальцами.

- Валера, - ехидно произнесло чудовище, - сейчас я тебя убью.

Мальчик услышал, как чудовище спрыгивает с кроватки его сестры, мягко приземляется пухлыми детскими пяточками на деревянный пол, идёт по комнате, приближается к нему, застывает в шаге от Валеры.

- Валера, я буду убивать тебя медленно-медленно. Чтобы ты почувствовал, как это - умирать, - писклявый тихий голосок звучал страшнее рёва шатуна.

- А хочешь, вместо тебя, я убью маму? Или папу? чудовищу было весело. Оно знало, что Валера не спал, но подыгрывало ему. - Если ты спишь, я так и сделаю. Когда проснёшься, я съем родителей, и бабушку с дедушкой. Ты откроешь глаза и утром у тебя никогошеньки не будет. Слышишь, Валера? Я иду их есть.

Детские ступни зашлепали по полу, дверь спальни приоткрылась.

- Валера, я решила. Сначала я убью маму. Выдавлю ей глаза, её красивые, голубые глаза, потом отгрызу ей губы, и только после позволю умереть, разорву своими зубами её шею. Слышишь, Валера? Ты можешь спасти их, умереть вместо них, если перестанешь притворяться спящим.

От страха мальчик даже дышать перестал, ничего не сказал.

- Трус, - пропищало чудовище и выскользнуло из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Утром трупик Насти вытащили из колодца. Все решили, что девочка захотела достать холодной колодезной воды, упала в яму и утонула. Только её брат знал Настя умерла за несколько часов до этого. А чудовище, что спряталось внутри неё, никуда не делось. Оно затаилось и рано или поздно объявится. Но в следующий раз Валера не испугается, будет готов. Такое обещание он дал самому себе.

Бессмертный

1986

- Кий-ааа, - повторяя финт из вчерашнего фильма с Брюсом Ли, Васька задрал ногу вверх и, поскользнувшись на пружинящейся листве, завалился на спину. Будучи толстым ребёнком, рухнул он неуклюже, а после падения чем-то напоминал упавшую и перекатывающуюся с бока на бок матрешку.

Тоха и Вовка громко заржали, первый так и вовсе упал на землю, но сделал это излишне театрально. Впрочем, наигранное падение друга всё равно развеселило оставшегося стоять на ногах Вовку, он расхохотался ещё сильнее.

Раскрасневшийся Васька встал, отряхнулся, надул и без того пухлые губы на круглом некрасивом лице, нахмурился и с обидой произнёс:

- Смейтесь-смейтесь. Я только начал заниматься. Посмотрим, что вы скажете через месяц.

Вовка подскочил к нему и похлопал по плечу.

- Вась, да не дуйся. Реально круто! Просто ты так смешно грохнулся! после этих слов он снова засмеялся, а Тоха подключился, правда, в этот раз его хохот уже лишился тех искренних ноток, которые звучали сразу после Васькиного падения.

- Ой, да идите вы! Васька разозлился и потопал по тропинке вглубь леса.

- Стой, Васька! Нам же запрещают ходить туда, - наигранность мигом пропала из голоса Тохи. Ты забыл про убийства?

- Струсили? Васька чуть приободрился, решив взять реванш за своё обидное падение.

- Нет, но туда ходить не надо, - пробурчал Тоха. Вовка тоже сделался серьёзным.

- Ладно, Вась, не дуйся. Мир? он сделал пару шагов навстречу другу и протянул руку.

Но Васька твёрдо решил взять реванш.

- Трусишки, - надменная улыбка появилась на лице толстячка. Мама вам запретила, и вы не ногой! А я иду, куда хочу.

Не пожав Вовкину руку, он повернулся и быстрым шагом двинулся вглубь леса.

- Вась, стой! Тоха догнал его, схватил за плечо. Правду тебе говорю, не надо туда ходить.

- Да пошёл ты, Антон! Друг называется. Всегда, когда Вовка с нами, ты под него стелешься, - тихо с плохо скрываемой в голосе обидой ответил Васька.

- Тох, да пусть идёт! крикнул оставшийся в стороне Вовка. Мне даже интересно, станет он ещё толще, когда его маньяк порежет.

Если Антон дружил с Васькой с детского сада, то Вовка влился в их компанию только в школе и только потому, что у Васьки дома был видеомагнитофон, по которому они регулярно смотрели боевики с плохим, гнусавым, но в чём-то по-своему очаровательным переводом. Толстячка Вовка недолюбливал, поэтому не упускал возможности его подразнить.

- Что?! разъярившийся Васька развернулся, по-детски сжал кулаки, положив большой палец на указательный, бросился на своего обидчика.

Начавший было смеяться Вовка мигом переменился в лице и драпанул прочь. Слишком большая разница в весовых категориях делала исход схватки предрешенным, но в то же время гарантировала, что догнать шустрого Вовку грузный Васька не сумеет. Так и вышло: обидчик смылся из лесу без каких-либо последствий для себя, а запыхавшийся толстячок припал к высокой осине и переводил дыхание.

Антон догнал друга, встал рядом.

- Ну ты чего? Он же шутит просто.

- Про тебя бы так шутили, - Вовка отвечал, жадно глотая воздух после каждого слова.

- Ты и шутил, - решил ответить на упрёк друга Тоха. Сколько раз называл меня дрофёнком. В школе ко мне эта кличка и приклеилась.

Васька сердито посмотрел на Тоху, но не нашёлся с ответом.

- Всё равно ты предатель, - выдавил он, когда дыхание восстановилось, а сердцебиение успокоилось.

- Сам ты предатель! Солнце уже заходит, а я с тобой в этом проклятом лесу стою, хотя мог бы с Вовкой убежать.

И опять Васька не нашёлся, что ответить, но, насупившись, двинулся по тропинке вперёд. А через мгновение кто-то толкнул его в спину, повалил на землю и, не дав издать ни звука, засунул в рот шапку, пропахшую запахом жжёных листьев. Васька заворочался, замычал, но тут услышал, как Тоха шикнул ему прямо в ухо, приподнял его голову, развернул в нужном направлении.

Они были не одни. Среди деревьев шёл коренастный бородатый старик в пышной старой чёрной шубе и длинных кирзовых сапогах. На плече он волок нечто, похожее на свернутый в рулон ковёр. Судя по габаритам, груз был не из лёгких, но старик придерживал его только одной рукой. А во второй он сжимал крупный ржавый молоток, набалдашник которого был измазан в чём-то жидком, липком, вязком, красном

Глаза Васьки округлились, он всё понял, вжался в землю, затих. Конечно же родители и ему запрещали заходить глубоко в лес, после того, как там стали обнаруживать тела молодых девушек, забитых молотком. Он бы и не решился ослушаться, просто духарился перед друзьями. Но даже тогда ему было страшновато. А теперь он перепугался по-настоящему. Убийца несёт на плече свою жертву! Если старик с молотком их заметил, то они не жильцы!

Размашисто шагая, бородач уверенно двигался вглубь леса, завернутое тело болталось из стороны в сторону. Правда, никаких следов крови или чего-то похожего на поверхности ткани не было. Может, там нет никакого тела, это просто старый ковёр?

Впрочем, смелости встать с земли мальчишкам хватило только когда силуэт мужика сделался крошечным чёрным пятном между деревьями.

- Видел? Тоха посмотрел на Ваську округлившимися от страха глазами.

Васька кивнул.

- И что делать?

- Пошли домой, всё расскажем родителям, - пробормотал Васька.

- А если она ещё живая? выдавил Тоха.

Васька пожал плечами.

- Может там вообще не человек, - неуверенно предположил толстячок. Может он просто мусор выкидывает в лес?

- Так давай проследим! Он же нас не заметил!

- С ума сошёл!

- Значит, назло мне с Вовкой ты был готов пойти в чащу, а сейчас, когда человеку надо помочь, трусишь?

- Папа говорил, что в лесу дежурят менты, нам только попадёт!

- Ну и пусть попадёт, зато спасём человека!

Больше Тоха не спорил, вскочил на ноги и, стараясь не слишком шуметь, пошёл следом за исчезающим силуэтом. Васька растерялся, но в конце концов догнал друга и вдвоём они брели за возможным маньяком вплоть до берега узкой, но бурной речки, протекавшей через лес.

Там мужик остановился, небрежно бросил свой груз, пихнул его ногой на середину, проследил, как течение уносит сверток, после опустил молоток в речку, отмыл, развернулся и как ни в чём не бывало побрёл обратно. Спокойствие бородача несколько развеяло подозрения мальчиков. Они хоть и не выдали себя, затаившись за толстым стволом дикого ореха, но уже не так сильно нервничали, как вначале. Тоха, однако, настоял на том, чтобы пройти вдоль русла реки в надежде отыскать груз. Им повезло, река вынесла ковёр на берег где-то в трехстах метрах от места, где бородач его бросил. Темнело, ребята рисковали застрять в лесу среди ночи, тем не менее любопытство пересилило, они подобрались к грузу, увидели, что бородач зачем-то натянул мешки на большой ковёр. Васька зашёл с одной стороны, Тоха с другой, на пару они оттащили ковёр от воды, сняли мешки. Как только сделали это, рулон сам собой раскрутился, открыв взору друзей голую убитую девушку. На теле ни царапинки, но вместо лица кровавое месиво из костей и мозгов. Убийца раздробил голову своей жертвы молотком.

На въезде в город жигулёнок Станислава Николаевича остановил милиционер. Посмотрев документы профессора, тот поинтересовался целью визита в город.

- Я профессор фольклористики, приехал поработать с местным материалом, - использовал универсальную отговорку Яковлев. Что-то случилось?

- Не вовремя вы приехали, Станислав Николаевич, - посетовал милиционер. У нас тут убийство случилось.

Яковлев озабоченно покачал головой, хотя о том, что в городе произошло очередное убийство узнал ещё на заправке, подслушав разговор двух случайных шофёров.

- Это уже не первое. У них там, говорят, серийный маньяк орудует, - сообщил второй в ответ на услышанную новость.

- Этот другой. Тот ножом режет, а этот молотком забил. Такого раньше не было.

Станислав Николаевич ещё успел тогда подумать, что книга не обманула, и он шёл по следу нужного человека.

- Коль уж надо, езжайте. Извините, сами понимаете служба! отпустил профессора милиционер.

Станислав Николаевич сочувственно цокнул языком и попрощался. Въехав в город, отыскав подходящую гостиницу и зарегистрировавшись там, разговорил администратора и как бы между прочим узнал от неё об убийстве всё, что ему требовалось. В завершении спросил, где можно купить домашних животных. Администратор подсказала адрес ближайшего зоомагазина.

- У меня племянница страсть как обожает хомячков. Хочу ей подарить, - следуя заветам Штирлица о том, что запоминается последняя фраза, Яковлев закончил разговор.

Впрочем, в зоомагазин он действительно зашёл и хомяка купил, спрятав зверька у себя в кармане до поры до времени. После побродил по городу и, убедившись, что за ним никто не следит, направился к лесу, где произошло убийство. Администратор сказала ему, что тело нашли у реки, благо все тропинки вели к ней. Где именно он уточнять не стал - вопрос мог показаться подозрительным. Оставалось надеяться, что заклинание поиска всё равно сработает.

Оказавшись у реки, Станислав Николаевич достал из-за пазухи аккуратно свернутый лист, на котором каллиграфическим почерком были выписаны загадочные символы, напоминавшие помесь глаголицы и латиницы. Положив его на землю и прижав края камнями, он вытащил задремавшего в теплом кармане хомячка и небольшой перочинный нож. Стал на колени перед листом, хомячок заёрзал в ладони, Яковлев же, стараясь не смотреть на грызуна, начал зачитывать текст, повышая голос. В самом конце он почти закричал, сдавил хомяка и неуверенным движением перерезал грызуны горло. С первого раза не вышло, зверёк дико заверещал, тщетно пытаясь вырваться. Профессор лишь сильнее прижал его, и уже решительнее резанул ножом по пушистому горлышку. Несколько небольших струек крови брызнуло на лист, затем плотным потоком потекла теплая, тёмная алая жидкость.

Ощутив, что хомячок затих, Яковлев отбросил его трупик и вонзил окровавленный нож прямо перед собой. Растекшиеся на бумаги струйки крови задрожали, пришли в движение, собрались в капельки и медленно, неуверенно поползли в сторонку, свалились с бумажного листа на опавшую листву. Подул слабый ветер, разгоняя опад в стороны, образуя в осеннем ковре дорожку, по которой и двинулся Станислав Николаевич.

Поднявшись в гору, профессор пересёк широкую прогалину, снова вошёл под кроны деревьев, стал спускаться в новый овраг, уходя всё глубже в лес. Шёл долго, ветер слабел, дорожку становилась едва различимой. Яковлев уже начал беспокоиться, что ограничился хомячком, а не выбрал для жертвоприношения животное покрупнее, как вдруг посреди леса будто бы из-под земли вырос старый бревенчатый дом, из трубы которого валил густой белый дым. Перед домом горел костёр, на котором кипятился большой чёрный котёл. Рядом стояла глубокая деревянная бочка, полная молока и ведро с холодной водой. Яковлев осмотрел котёл, после подошёл к бочке и опустил палец в её содержимое. Молоко было теплым. Попробовал на вкус и сплюнул. Горько-кислое. После профессор подкрался к окну, аккуратно заглянул в него, но стекло запотело изнутри, ничего рассмотреть не удалось. Зато удалось услышать из дома доносились пусть и тихие, но полные страдания и боли стоны.

Страшновато. Но Яковлев знал, на что шёл, когда отправлялся сюда. Он достал из бокового кармана своего плаща ещё один лист с заклинанием вызова Морены, выставил перед собой перочинный ножик с запекшейся на лезвии кровью. Вряд ли этого хватит, но отступать теперь, после почти трёх лет поисков Отбросив раздумья, он поднялся на крыльцо и, без стука распахнув дверь, вошёл внутрь. Банный жар ударил в лицо, спертый влажный воздух наполнил лёгкие, дышать трудно. Помещение буквально превратилось в парную. Русская печь в углу полыхала. Рядом стояла бадья с водой и черпало. Раскалённая поверхность печки шипела её совсем недавно поливали. Обогнув угол, Яковлев вошёл в комнату и замер от ужаса.

На полу лежал человек. Вокруг его тела плотно обвивались толстые цепи. Звенья впивались в кожу, заставляли её сжиматься, бугриться складками. Плоть застревала между цепями, а они, словно чуткий хищник, намертво вцепившийся в глотку жертвы, сдавливали её ещё сильнее. Сам человек тихо постанывал, извивался, как змея, пытался выползти из опутавших его цепей. При этом кожа иногда вместе с мясом отрывалась от костей, окровавленная изуродованная голова с небольшими островками сохранившихся и заляпанных багрянцем волос уже прошла сквозь все кольца. Разворачивающаяся сцена отдалённо напоминая какой-то невообразимый процесс рождения, когда плод оказался настолько крупный, что разорвал своим тельцем внутренности матери, погубил и её, и себя. Глаза с заполнившими всю радужку зрачками молили о помощи, а изо рта доносился звук, более всего напоминавший баранье блеяние.

Картина была настолько чудовищной, что Яковлев отшатнулся назад, из-за скользкого пола не удержался на ногах, повалился на спину и приземлился прямо на раскалённую печь, обжёгся, закричал от боли, дёрнулся, упал на бок, червяком выполз из здания. Между тем едва слышное блеяние обвязанного цепями страдальца перешло в отчаянный, громкий, невыносимо-противный вопль. Но длился он недолго, резко оборвался, последовал хлюпающий звук и вот на крыльце стоит настоящее чудовище: изуродованный, лишенный кожи, а кое-где и кусков мышц, мяса, владелец дома сжимает в горящей от боли руке молоток, яростно вращает своими обезумевшими от страдания глазами, ищет наглеца, посмевшего ворваться в его владения. Профессор, уже успевший спуститься во двор, встаёт на ноги, выставляет перед собой перочинный ножик, кажущийся совсем уж потешной угрозой перед лицом настоящего монстра.

Но вместо того, чтобы напасть на Яковлева, уродец перепрыгивает через перила крыльца каждое движение отдаётся болью, это видно по выражению того, что осталось от лица - но каким-то образом чудовище эту боль перебарывает, и из-за угла выдергивает тощего сутулого мальчишку, который принимается визжать, словно девчонка.

Откуда здесь взялся ребёнок! Станислав Николаевич решительно двигается навстречу чудовищу.

- Немедленно пусти! приказывает он, пока монстр хватает мальчишку за глотку. Тот, измазанный кровью, слизью, кусочками человеческого мяса, замолкает, теряет сознание от ужаса и повисает на руках монстра, как тряпичная кукла.

- А не то что? перебарывая боль, утробным голосом отвечает чудовище.

- Я знаю кто ты, знаю всё о тебе! Я нашёл тебя! И я могу призвать Морену, чтобы она забрала тебя.

Чудовище замирает, меняется в лице если его окровавленную морду можно назвать лицом медленно опускает мальчишку на землю. Корчится от боли. Похоже, она сделалась нестерпимой. Тем не менее, он начинает надвигаться на Станислава Николаевича, глаза полуприкрыты, зубы оскалены, а вонь какая же от него исходит вонь!

Профессор перепугался, снова пятится, инстинктивно тыча перед собой ножиком. Но чудовищу он, похоже, безынтересен. Тот движется к кипящему котлу, пошатываясь, подходит и резким движением запрыгивает в него, переворачивая с подставок, разливая воду, туша костёр, обвариваясь. Всё это сопровождается нечеловеческими криками. Если ад существует, то он заполнен именно такими звуками.

Обессилевшее чудовище ползёт по земле, пачкается, на него липнут листья, кусочки перепревшей коры, обломавшиеся веточки. Подползает к бочке с молоком, с трудом поднимается, запрыгивает внутрь, погружается с головой. Шокированный увиденным Станислав Николаевич наблюдает, как молочно-белую поверхность заволакивает ярко-алая дымка, вверх поднимается мусор, кусочки скальпа, с оставшимися на нём волосами.

Кровь с молоком, - всплывает в голове профессора.

Это уже выше человеческих сил. Профессор падает на колени, его рвёт. Поскольку он не завтракал, изо рта вытекают только мутноватые слюни да желудочный сок. Согнувшись в три погибели, он снова и снова вздрагивает на земле от рвотный позывов и, оставаясь в такой позе, слышит, как до него доносится молодой приятный голос.

- И чего тебе надобно, человече?

Поднимает голову и видит, как из бочки выбрался молодой юноша приятно наружности с густыми черными волосами, светлой, как молоко, кожей. Лишь в глазах можно различить отголоски пережитого страдания. Зрачки всё ещё расширены, пульсируют, словно бы не готовы поверить, что боль отступила. Он берёт ведро с холодной водой и обливается, смывая перемешанное с кровью молоко.

Станислав Николаевич понимает - нужно собраться, встать на ноги. Но образ растекающейся в молоке крови, кусочков скальпа, плавающих на поверхности, снова возникает в голове, его опять прижимают к земле рвотные спазмы. Правда, из желудка уже ничего не выходит, текут лишь слюни, да вырываются отдельные покашливания.

Когда Яковлев приходит в себя, то видит, что юноша уже стоит прямо над ним с молотком в руках. Зрачки уже пришли в норму. Волевой, решительный взгляд, в котором читается готовность пустить в ход оружие.

Станиславу Николаевичу удаётся отползти немного в сторону. Юноша остаётся недвижим.

- Почему ты меня не убил? спросил профессор.

- Так скажи, ты ж всё обо мне знаешь, - ухмыльнулся юноша, с некоторым любопытством наблюдая за тем, как Яковлев встаёт.

- Ты бессмертный, - выдавил профессор.

Юноша флегматично пожал плечами.

- И ты обманул Морену!

Опять едва заметное движение плеч. После повисла тишина.

- Это всё? усмехнувшись, спросил юноша.

Яковлев ничего не ответил.

- Не густо. Я действительно Бессмертный и действительно обманул Морену. Но тебе ведь больше ничего неизвестно. А вот мне о тебе известно гораздо больше. Ты тот, кто забрался в Грязевую и вытащил отреченную книгу из рук мертвеца, ты тот, кто освободил Морену и напал на мой след. Ты тот, по чьей вине пролилась кровь невинной девушки.

- Так это ты её убил?! воскликнул Яковлев. И других тоже, ведь так?!

- Нет! рявкнул Бессмертный. Я не убийца и никогда им не был! Я ушёл от вас, людей, подальше. Но вы всегда брели за мной, не давали покоя, тревожили. Но даже тогда я вас не трогал, пускал в ход это, - он поднял молоток в воздух, - ради защиты. И уходил, если меня находили. Как уйду сегодня, чтобы избежать ненужных жертв.

Профессор опустил голову и посмотрел на листок с заклинанием призыва Морены. Он пытался воспользоваться им однажды оно не сработало. Сработает ли сейчас?

- Ты должен рассказать, как тебе удалось обмануть Морену! - стараясь говорить уверенно, потребовал Яковлев.

- Должен? Бессмертный усмехнулся. А если не расскажу?

- Я призову её и она расправится с тобой, - для придания веса своим словам, Яковлев выставил перед собой перочинный нож и потряс в воздухе листком с заклинанием.

Юноша хмыкнул, пружиной распрямился, за мгновение очутился прямо перед профессором, выбил нож, выхватил и порвал бумажку, сбил с ног.

- А теперь что собираешься делать? с насмешкой спросил Бессмертный.

Яковлев промолчал.

- Ты и так призвал Морену, глупец, - Бессмертный снова стал серьёзен. Пока книга находилась в Грязевой, Морена была привязана к тому месту заклинанием. А теперь эта ведьма свободна и снова охотится на меня.

Станислав Николаевич замер, не зная, что теперь делать. Бессмертный снова сел на корточки рядом с лежащим профессором, внимательно посмотрел ему в глаза.

- Зачем тебе это знать? спросил он.

- Я хочу вернуть ушедших, - тихо произнёс Станислав Николаевич. Они погибли по моей вине, я должен исправить свою ошибку.

Бессмертный кивнул, задумался. Спустя какое-то время он вдруг спросил:

- Слыхал сказку про то, как крестьянин смерть в куму взял?

- Это в которой Смерть хотела сделать своего крестника великим лекарем и наказала смотреть стоит она у изголовья кровати больного или нет? Если стоит, то не браться за лечение, а если нет, то помогать.

Бессмертный снова кивнул.

- В сказке той влюбился в умирающую девушку и попытался её спасти, да из-за этого сам погиб. Вот только на самом деле всё было наоборот, - Бессмертный хмыкнул. Никакой крестной Морена не соглашалась стать, увидала до тошноты смазливого парня, да влюбилась без памяти, как наивная девка. Увидал бы ты того прынца: тупой, что полено, на уме только деньги да бабы. Скольких он дочек-то крестьянских перепортил. Но потом Морена втюрилась, - Бессмертный хохотнул, - думаю, когда она к нему явилась, он обделался. А та об одном просит: ты позволь только тобою любоваться, я тебя пальцем не трону, только смотреть на тебя стану да восхищаться. Такая вот богиня смерти. Ну первое время он в штаны себе подпускал, наверное, а потом даже такой дурак, как он, сообразил богиню для обогащения использовать можно. И лекарем заделался. Здесь всё как в сказке. Если Морена являлась, значит человек не жилец, и наш красавец писаный лечить отказывался. А если её не было видно, он забалтывал надо признать, болтать он умел грозил, что без лечения конец, но вот если ему заплатят, то помочь можно. И платили же! Слава по всей Руси о нём пошла. Так и я с этим балбесом познакомился. Человеком я был богатым, состояние сколотил, да только вот слёг однажды с болезнью и чувствую, силы покидают меня, встать не могу. И с каждым днём хуже и хуже становилось. Позвал я этого лекаря, горы золотые пообещал, ну он постоял-постоял у моей кровати, головой покачал и лечить отказался. А я меж тем заприметил, что шарлатан этот глазёнками туды-сюды водит, смотрит, вроде как ищет кого-то, и тут вдруг взгляд его останавливается, зрачки расширяются нашёл, значит, кого искал! Заподозрил я хитрость, из последних сил с постели встал, за ним погнался. Говорю, озолочу, только поведай, почему лечить отказался. Не сразу сказал, но когда я ему просто баснословную сумму пообещал, сломался, балбес, про хитрость свою поведал. Когда, спрашиваю его, помирать мне. Он говорит, что завтра вечером. Я мозгами пораскинул, да говорю ему, ты, мил человек, приходи ко мне в смертный час, я тебе всё отдам, что имею. Он с дуру и согласился. А мне и вправду совсем плохо сделалось. Чувствую, покидает дух тело. Запрятал я, значит, под подушку молоточек кузнечный, сидим мы с ним при лучине, прошу его поправить моё одеяло, а после обещаю рассказать, где моё богатство зарыто. Он поверил, наклонился, я его молоточком и огрел, да вместо себя в постель положил. Лучину затушил, ставни прикрыл, под кровать спрятался и жду. Темно, тихо, и дышать уже не могу, в глазах чернеет, так плохо мне сталось. Тут чувствую кто-то по комнате бредёт. Краем глаза из-под кровати выглянул надо сказать, тьма была кромешная и в этой вот тьме, почему, не знаю, но как-то вижу, что белый силуэт к постели приближается, босые бледные ноги в пяди от меня замирают. Тут вдруг мне легче стало, задышал свободно, в голове прояснилось, сил прибавляется. Выглядываю я из-под кровати, а Морена над своим возлюбленным склонилась, ещё не понимает, кто это, с материнской нежностью гладит его по голове, с грустью в голосе что-то нашептывает. А он уж мертвый лежит, от первого же её прикосновения богу душу отдал. Она из комнаты и вышла, меня не заметила, а я все свои пожитки собрал и прочь из города убрался. Гнев её был страшен, когда узнала, как её надули. Начала охотиться за мной, да только я ловчее оказался, - Бессмертный ухмыльнулся. Книженцию её у жриц выкрал, одному писарю передал, страничку нужную открыл, да и говорю: ты, человече, ступай в деревню Грязевую, она далеко в поле, доберись до постоялого двора да прочитай от сих до сих. Земля разверзнется, и ты отыщешь несметные сокровища. Ну дурень тот так и сделал. И заклинание, которое он прочитал, и всех жриц её погубило, что в той деревне прятались, и его самого. Да помимо прочего Морену к тем местам привязало. С тех пор и до недавнего времени она от меня отстала.

- А говоришь, не убийца, - Станислав Николаевич внимательно посмотрел на Бессмертного. Умерли не только жрицы, всё население деревни погибло и было обречено мучиться после своей смерти и беречь книгу!

- Не убийца, - настойчиво заявил Бессмертный. То писарь сделал, не я. Да и того бы не приключилось, если бы Морена меня не преследовала и оставила в покое.

Профессор не стал спорить не ему судить. Он здесь за другим.

- Теперь я знаю твою историю, но как это поможет мне обмануть смерть? Ты обрёл бессмертие, потому что вместо тебя умер возлюбленный Морены. А я хочу вернуть тех, кто погиб по воле злых сил.

- Слушать надо было внимательнее, человече, - важно заявил Бессмертный. Я ж в самом начале сказал попортил лекарь тот кучу девок. И дитяток успел прижить за свой короткий век в достаточном количестве. А Морена от тоски взялась покровительствовать потомкам своего возлюбленного. Выберет одного и носится за ним. Бережёт не хуже, чем зеницу ока. Какая беда не приключись, а избранный Морены живым выкарабкается. Тебе бы сыскать потомка лекаря надобно, коль над ним нависнет настоящая угроза, Морена не останется в стороне. Не знаю, в её ли власти вернуть мёртвых, но на твой призыв она точно явится.

- Я искал тебя три года, начал с Горно-Алтайска и объездил здесь всё вдоль и поперёк, без помощи колдовства не справился. Как же мне этого потомка найти?

Бессмертный пожал плечами.

- Знаю только, что до того, как их изгнали с тех мест, прислужницы Морены обитали близ города, в котором обитался потомок лекаря того. Название города не помню, но вот посёлочек там был

- Березовая горка, - пробормотал Яковлев. Это не могло быть простым совпадением!

- Точно говоришь. Березовая горка. Вот в соседнем городе поиски и начни.

- Хорошо. Спасибо.

Бессмертный слабо улыбнулся, улыбка в этот раз вышла доброй. Он пошёл в свою избу собирать пожитки, Яковлев остался на месте, обдумывая услышанное. Вскоре Бессмертный вернулся одетым, с окровавленными цепями в руках, которые он принялся отмывать в молоке. Профессор с интересом посмотрел на него, тот заметил его взгляд, прокомментировал.

- Цена, которую приходится платить за бессмертие. Раз в несколько десятилетий я как бы умираю и рождаюсь вновь. Ритуал описан в книге, которую ты выкрал. Самое поганое, когда ныряешь в кипяток. Боль, да ещё на голое мясо, просто адская!

- И ты так всё время живёшь спрятавшись вдали от людей? В чём смысл тогда?

- Смысл в том, что жить лучше, чем червей кормить, - буднично ответил Бессмертный.

- А эти девушки, которых ты убил

- Я никого не убивал!

- Ладно, которые погибли, почему ты с ними это сделал?

- Раньше, пока она была при силе, Морена направляла ко мне своих прислужниц. А сейчас культ её уничтожен, сама образ девы принимает и является. Я как её узнаю, сразу молотком и забиваю. Тело её, правда, до утра распадается, ничего не остаётся. Но тут вот ошибка произошла, действительно девица на мою избу набрела. Глупенькая, пала жертвой коварства Морены!

Яковлев хотел упрекнуть Бессмертного в лицемерии, но почти сразу передумал зачем?

- Ладно, эту ты молотком забил. А ту, другую, которую зарезал?

- О, это не моя работа. Тут водится по-настоящему страшный зверь, потому гляди в оба, как пойдёшь назад. Я заметил, что такие звери в больших количествах появляются перед смутой. Боюсь, впереди вас ждут очень непростые времена, - проговорив это, Бессмертный осмотрел цепь, удовлетворенно хмыкнул, перебросил её себе через плечо, заскочил на крыльцо и забрал из избы узелок.

- Бывай, человече, - бессмертный закинул за спину котомку и пошёл по лесной тропинке. Да мальчонку-то в чувства приведи, негоже в таком возрасте богу душу отдать.

Яковлев направился к до сих пор лежавшему без чувств тощему мальчишке, размышляя об услышанном, как вдруг бессмертный снова его окликнул.

- Ещё одно! Лекарю тому прозвище дали за то, что цикорием всех лечил. Так и прозвали Щербаком, цикорием то бишь.

Яковлев снова поблагодарил бессмертного, правда не придал большого значения этим словам, наклонился к мальчишке. Если тот умер, можно нажить себе проблемы. Но нет, ребёнок дышал. Похлопав его по щекам, удалось привести мальчика в чувства.

Моргая глазами, он испуганно оглядывался по сторонам.

- Дядянька, а куда делся тот, страшный? спросил он.

- Какой ещё страшный? Здесь никого кроме меня не было. Ты из кустов выскочил, накричал на меня да в обморок грохнулся, - соврал профессор.

- Да как же так-то?! Быть того не может, - мальчишка завертел головой по сторонам. Неужели померещилось?

- Ты лучше скажи, что в лесной чаще забыл? спросил Яковлев, уводя разговор в сторону от неудобной темы. Зачем за мной следил? И как тебя зовут?

Мальчишка замялся, бледность его отступила, щёки налились румянцем.

- Зовут Антон. Просто в детективах пишут, что убийца всегда возвращается на место преступления. Вот я и ждал, - потупив взор, ответил Антон, потом вдруг опомнился, с подозрением посмотрел на Яковлева. - Вы ведь не убийца?

- Нет, - заверил мальчишку профессор. Тот почему-то сразу поверил. Пойдём скорее отсюда.

По пути назад мальчишка совсем успокоился, поэтому, когда они добрались до остановки, Яковлев не стал провожать Антона дальше, дал ему пять копеек на проезд, а сам пешком направился в свою гостиницу.

К счастью, встреча с ребёнком в лесу прошла бесследно. Станислав Николаевич без приключений вернулся домой, успев всё обдумать. Когда грустная Саша пришла из школы вечером её не обрадовало даже возвращение дяди - профессор усадил её, внимательно посмотрел на племянницу и спросил:

- Помнишь, ты говорила, что не хочешь уезжать ко мне, хочешь остаться в родном городе?

Девочка кивнула.

- Я тут навёл справки, у вас там, оказывается, есть институт, куда я могу устроиться. Да и тебе привычнее. Поэтому если хочешь если тебе там будет лучше - профессор замялся. Понимаешь, мы переехали потому, что я боялся там всё будет напоминать тебе о родителях. Очень хочу, чтобы тебе было лучше

- Дядя, - Саша посмотрела на Яковлева ожившими глазами. Они ожили впервые после гибели родителей, - я очень хочу вернуться домой! проникновенно произнесла Саша.

- Тогда собирайся, а я разберусь со школой, - мягко улыбнулся профессор.

Одного Станислав Николаевич не рассказал Саше её родной город был тем самым, куда по словам Бессмертного отправились потомки лекаря Щербака.

Лихо. Беда. Начало

Разгар лета. Душно, небо затягивало тучами. По старой железной дороге шли двое: высокий худой мужчина лет пятидесяти с интеллигентного вида бородкой и густыми темными волосами с пробивающейся, коренастый сосредоточенный парень лет двадцати. Молодой нёс в руках клетку с закрытым в ней котенком, пожилой хмурился неуклюже шагал своими ножками-палочками, то переступая через две шпалы, то семеня и наступая на каждую.

По сторонам от дороги луга постепенно переходили в лес. Поднимавшийся ветер раскачивал верхушки деревьев, птицы встревожено щебетали и перелетали с ветки на ветку. Дорога величественно извивалась, огибая лесной массив, и вела вниз, в ложбину, к дачам, которые почти забросили из-за участившихся случаев воровства. Впрочем, некоторые хозяева держались за свой участок до последнего для них дачи стали одним из важных источников пропитания в это неспокойное время. С пригорка было видно, что некоторые участки ухожены, на крышах лежит новый шифер, а стены домиков побелены. Впрочем, сейчас хозяева отсутствовали, погода не располагала ехать загород, брести несколько километров по плохой просёлочной дороге и копаться в земле.

- Стой Валера, - произнёс пожилой. Там дачи, мало ли кто решит прогуляться до железной дороги. Здесь безопаснее.

- Мы сюда мальчишками ездили играть и на велосипедах кататься, - заметил молодой. Хотя так далеко по железной дороге не заходили. Наверное, можно.

Валера поставил клетку, достал из неё задремавшего котёнка, поглаживая, прижал к груди, усыпив бдительность пушистого комочка. Пожилой достал из кармана своих джинсовых шорт скомканный листок бумаги, стал на колени прямо на шпалы, глянул на Валеру, кивнул и начал читать текст на древнерусском. Валера же достал из-за пояса нож, положил котенка на рельс, аккуратно отогнул тому головку вверх, в последний раз заглянул в полные любопытства голубые глазки и резким движением перерезал зверьку горло. Тот легонько пискнул, но кровь очень быстро заполнила его горло и дыхательные пути, потекла вовне. Валера передал нож пожилому, схватил тушку котёнка и, сильнее отгибая головку пока ещё живого детёныша, обходил стоявшего на коленях мужчину по кругу.

Читавший текст повысил свой голос, вонзил нож в шпалу перед собой. Когда след от крови котёнка замкнулся в круг, Валера отбросил тушку в сторону и тоже встал на колени. Ему полагалось зажмурить глаза, но любопытство не позволяло. Погода стремительно менялась: тучи разбегались, небо становилось ясным, солнце ползло к зениту, ветер затих. Валера перевёл взгляд от неба к земле и увидел, что вместо ложбины и дач впереди подъём и продолжение лесного массива.

Когда пожилой закончил чтение, поражённый увиденным Валера сразу же спросил:

- Станислав Николаевич, вы это видели?

- Нет, и тебе не полагалось, - сердито отозвался профессор.

После пожилой встал, вытащил нож из шпалы, задумчиво уставившись на кончик, покрутил рукоятку, жестом предложил Валере следовать за ним.

- Сейчас определим точку выхода, когда снова столкнёшься с ерестуном, тебе нужно будет прийти к месту, где мы провели обряд и пожелать попасть в этот мир. Я буду ждать тебя здесь, и вместе нам удастся найти решение. Пока я вижу несколько вариантов

Валера не слишком внимательно слушал, что говорил профессор Яковлев, поскольку за те восемь месяцев, что они были знакомы, он убедился, что Станислав Николаевич любит порассуждать, но большинство его идей ведут в никуда, а решение проблемы находится по ходу дела. Пропуская мимо ушей слова своего попутчика, Валера внимательно вглядывался в окрестности, и ему не нравилось то, что он видел.

Однообразный пейзаж до самого горизонта: слева и справа море леса, впереди бесконечная полоска железной дороги. Кругом тишина, ни дуновения ветра, ни шороха листвы. Деревья застыли, как восковые фигурки, трава искусственно-зелёная, будто неживая. И солнце Сколько Валера не бросал взгляд в стерильно-голубое небо, светило оставалось на одном и том же месте. Мир вокруг как будто бы застыл. Или умер.

Последняя мысль напугала Валеру. Профессор открыл проход в мертвый мир, из которого никому не суждено выбраться живым. Они будут идти по этой дороге, пока не рухнут без сил. А когда умрут от жажды, их тела не сгниют, а так и останутся лежать у рельсов, бледные и неподвижные, неподвластные тлению и времени, но всё равно мертвые.

Мысль эта так напугала Валеру, что он решил смотреть себе под ноги, а не по сторонам. Там хотя бы камешки, которые везде были одинаковыми: и в мёртвом мире, и в живом.

Они шли довольно долго, минут двадцать, пока профессор резко не остановился и не начал напряжённо вглядываться вдаль.

- Видишь там? спросил он Валеру.

- Что? парень привстал на цыпочки и в однообразном пейзаже разглядел тропинку, которая пересекала железную дорогу и уходила вглубь леса. Тропинку?

- Да. Туда ни в коем случае идти не надо. Держись подальше от леса. Железная дорога - самое безопасное место.

Валера кивнул.

- Но тропинка будет ориентиром. Точку выхода сделаем здесь, - сказал профессор, после чего встал на колени, снова достал мятую бумажку, быстро прочитал текст на ней и воткнул нож в шпалу перед собой.

Было видно, что Яковлев нервничает и торопится. Пока выполнял обряд, он не сводил взгляда с тропинки, когда закончил чтение, быстро поднялся и пошёл в обратную сторону. По дороге он рассказывал:

- Я появлюсь в точке выхода. Поэтому если вдруг меня не будет, дальше не ходи, жди. Заклинание капризное, не всегда понятен принцип, по которому оно сводит людей, но встреча эта всегда становится судьбоносной для каждого. Не получится с первого раза попробуй снова. Во второй точно выйдет.

- А если и во второй не получится?

- Получится.

- А если нет? Пробовать третий?

Профессор задумался, помолчал, повторил:

- Получится.

Валера решил не спорить, хотя понял, что Станислав Николаевич не уверен в успехе на сто процентов.

Назад они чуть ли не бежали, поэтому путь до места проведения обряда, занял не больше десяти минут. Однако, когда они достигли круга и пересекли его, ничего не переменилось. Станислав Николаевич занервничал, хоть и старался не подавать виду.

- Ах, ну да, - всплеснул руками профессор, натянуто улыбнувшись. Нужно же снова повторить.

После этого он встал на колени в центр кровавого круга и прочитал заклинание. Однако в этот раз ничего не произошло.

- Ну-ка, пошли вперёд, - распорядился Яковлев, постояв ещё какое-то время на коленях.

Валера пожал плечами он изначально не знал, что нужно будет делать. Они пошли в обратном направлении, но пейзаж оставался всё таким же однообразным, лес безжизненно-неподвижным, мир практически беззвучным. Раздавался лишь хруст камней под ногами да участившееся дыхание профессора, который уже плохо переносил длинные переходы.

Где-то через час впереди замаячила знакомая тропинка. Профессор застыл на месте как вкопанный, опустил голову и упер свой взгляд в носки своих сандалий.

- Что делать будем, Станислав Николаевич? спустя какое-то время спросил начавший беспокоиться Валера.

- Пойдём вперёд, - распорядился профессор.

Впрочем, вперёд они не шли: Яковлев побежал, время от времени спотыкаясь о шпалы, Валера без труда поспевал за ним. У тропинки с ними не произошло ничего страшного. А вот когда они пробежали после неё ещё полкилометра, стало по-настоящему страшно они обнаружили нож в шпале, который профессор воткнул, когда они двигались в противоположную сторону.

- Мы что, ходим по кругу? спросил Валера.

Выбившийся из сил Яковлев кивнул, сел на шпалу и стал думать. Валера тоже присел, вытер пот со лба, глянул на красивые наградные часы Восток, которые достались ему от деда: половина пятого. Солнце всё так же в зените. Валера поделился своим открытием с профессором, тот лишь отмахнулся, всем своим видом давая понять, что отвлекать его от мыслей сейчас не стоит.

- Может попробуем сходить по тропинке в лес? предложил Валера, когда они просидели на рельсах больше получаса.

- Только в крайнем случае, - рассеяно ответил профессор. Выглядел он растерянным, злился на себя. Давай лучше попробуем ещё раз назад.

Сказано сделано. Но результат оказался тем же, они вернулись к тропинке, но в этот раз приближаться к ней не стали.

- Сколько времени, - спросил Яковлев, потирая большим и указательным пальцем правой руки свою переносицу.

- Двенадцать минут седьмого.

- Так, заночуем здесь

- Прямо на железной дороге? удивился Валера.

- Сойдём с насыпи к кромке леса, а утром я со свежей головой всё обдумаю. Если ночь пройдёт спокойно и идей не будет, пойдём по тропинке.

- Вам виднее, - согласился Валера.

Они прошли ещё немного и, добравшись до ножа, спустились на лужайку у леса. Сильно уставший за день профессор прямо-таки рухнул на траву, прикрыл глаза. Валера так не мог до сих пор находившееся в зените солнце его сильно раздражало.

- Станислав Николаевич, оно так и будет светить всю ночь? спросил он профессора.

- Не знаю, - грубо буркнул тот.

Валера решил больше не беспокоить профессора, который явно был не в духе, погрузился в свои мысли. О мертвом мире старался вообще не думать, крутил в голове планы на будущее, теплые воспоминания о своих девушке, брате, родителях. Это помогло отвлечься и даже задремать.

Проснулся он без пятнадцати девять. Кругом темно, на небе россыпь звёзд, ни единого признака луны, сильно хотелось есть и пить.

- Станислав Николаевич? тихо позвал профессора перепугавшийся Валера.

- Что? отозвался лежавший неподалеку Яковлев.

- А где солнце?

- Зашло где-то четверть часа назад. Буквально за пару минут. Только стояло в зените и вот уже к горизонту клонится.

Валера ещё раз внимательно посмотрел на звёзды.

- Не ищи, - с горечью сказал ему профессор. Знакомых созвездий там нет.

Валера облизал сухие губы, глаза постепенно привыкали к темноте, он различил очертания железнодорожной насыпи, опушки, самого леса, копошащегося комка за деревьями

- Да, там что-то есть, - подтвердил Яковлев, по испуганному вздоху Валеры догадавшись, что он заметил.

- Всё плохо? только и сумел выдавить из себя парень.

- Хуже, чем ты думаешь, - честно ответил Яковлев.

- Может поднимемся на железную дорогу?

- Не стоит, скоро по ней пройдёт поезд.

- Откуда вы знаете?

- Прикладывал ухо к рельсам. Будем сидеть здесь, пока нас не вынудят уйти. Особого выбора у нас нет.

Выбора действительно не было, Валера снова лёг, с тревогой поглядывая в сторону леса. Шевеление усиливалось, но пока это происходило в глубине и совершенно беззвучно. Может просто игра света и тени? Нет, теперь такие уловки с целью успокоить себя уже не работали, Валера начал по-настоящему бояться. Стало чуть легче, когда донёсся шум приближающегося поезда.

- Профессор, а может нам нужно сейчас вернуться к месту проведения ритуала? пришла ему в голову идея. Может поезд потому и едет, что ночью чары рассеиваются?

Станислав Николаевич скептически хмыкнул.

- Можно попробовать, когда поезд пройдёт.

Обнадеженный Валера кивнул. Но когда поезд подъехал, его надежда развеялась. Старый локомотив, вызвавший ассоциации с бронепоездами времён Гражданской войны, во всех вагонах горел свет, где-то шторки были опущены, а там, где не были Лучше бы их опустил.

Профессор и Валера стали свидетелями чудовищных сцен, со стремительностью движущегося поезда сменявшие одна другую.

Вот прямо посреди купе на свешивающемся с потолка крюке висит истекающий кровью человек. Крюк торчит в боку несчастного, тот отчаянно размахивает руками, пытаясь слезть с цепи, беззвучно открывает рот, но не может закричать, лишь корчится от нестерпимой боли.

Вот связанная по рукам и ногам женщина у стенки купе, рядом с ней фигура в чёрном балахоне, явно не человек. Вместо рук клешни, а морда её черты невозможно разобрать, видны лишь усики, торчащие из-под балахона. Тварь тянет клешни к пленнице, вцепляется в нос, ломает его, откусывает. Уставшая от криков и нестерпимой боли женщина инстинктивно дергает головой, но освободиться из плена не получается. Абсолютная безнадега и беспомощность.

Вот на потолке над входом в купе висит отвратительного вида масса, чем-то напоминающего слизняка. Жирного, налитого кровью слизняка. Влажная, мясистая, они тянет тонкие хоботки вниз, ожидая визитёра. В тот самый момент, когда дверь приоткрывается, хоботки устремляются в проём, но продолжения сцены Валера не видит, поскольку локомотив уносит вагон прочь, в темную ночь этого чужого, ужасного и безжизненного мира. До его ушей доносится лишь затихающий, но полный ужаса вопль.

Пришедший в ужас Валера попятился подальше от железной дороги и почувствовал, как по его ноге что-то скользнуло. Он громко вскрикнул, обернулся, протяжно заорал от ужаса. Из лесу к нему тянулись чёрные щупальца, кончики которых едва не касались его лица, а самый длинный уже обвивал его ногу.

Яковлев тоже увидел опасность, подскочил к Валере, помог ему освободиться, забраться на железную дорогу. Щупальца поползли обратно в лес.

- Что это было? перепуганный Валера жадно глотал воздух и не сводил глаз с черноты между деревьями.

Профессор ничего не ответил, наклонился и приложил ухо к рельсу, сделался мрачнее тучи.

- Опять поезд?! спросил Валера.

Яковлев кивнул.

- Пошли к тропинке, - распорядился он.

- Но там же эти эти эти штуки, - Валера даже представить не мог чудище, которому принадлежат эти отвратительные слизкие отростки.

- Уверен, на тропинке нас никто не тронет, - мрачно произнёс Яковлев.

Пришлось довериться профессору, хотя, оказавшись в лесной чаще, Валера постоянно оглядывался по сторонам и вздрагивал от малейшего шороха. Впрочем, брели по лесу они недолго, тропинка быстро вывела их на полянку. Только сейчас Валера заметил, что в небе появилась луна, а прямо перед ними избушка, словно из русских народных сказок, только курьих ножек не хватает. Бревно к бревну, блестит в лунном свете, словно лакированная, ставни свежеокрашены, в окнах горит тусклый свет - вероятно, свечной - а тропинка подводит к самому крыльцу.

- Валера, - Яковлев остановил своего спутника, - я точно не знаю, что нас ждёт внутри, но это место хочет, чтобы мы туда попали. Помни, есть какие-то правило, которые тварь, что там обитает, нарушить не может. Нам нужно постараться выяснить, что это за правила. Поэтому следи за каждым своим действием и словом, понял?

После пережитого повторять дважды не требовалось, Валера кивнул.

Они поднялись по ступенькам, оказались перед закрытой дверью. Профессор застыл, подумал, сжал руку в кулак и собирался постучать, передумал, снова было решился, но в конце концов просто взялся за ручку и открыл дверь. Темно. То были сени. Прощупывая ногой место, куда наступить, профессор аккуратно пробрался к двери в дом, открыл её, и, проскользнув внутрь, замер в углу огромной комнаты. Большие окна выходили на юг, на подоконниках стояли свечи в блюдечках, в центре комнаты огромный заставленный роскошными яствами стол, а за столом сидел сидела сидело что-то несуразное. Соломенные волосы, широкие мужицкие кривые плечи, одно выше другого, соломенная копна торчащих во все стороны волос, руки, раскинутые прямо на столе и больше напоминающие звериные лапы с огромными острыми когтями.

Профессор застыл, не зная, как себя вести и пока оставаясь незамеченным. Но тут в сенях Валера что-то уронил, сам оступился и, с громким стуком распахнув дверь, оттолкнул Яковлева и ввалился внутрь. Существо, сидевшее за столом, мигом проснулось. Отвратительная рожа поднялась вверх, один единственный шарообразный глаз на левой половине лица начал раздражённо вращаться, кривые, не позволявшие сомкнуть челюсти клыки пришли в движение.

- Гости?! насмешливым писклявым голосом выдавило из себя чудище. Да ещё и незваные. Да ещё и среди ночи.

Шокированный Валера отполз назад, к двери, лицо его исказилось, с губ был готов сорваться отчаянный крик. Нельзя было этого допустить!

- Здравствуй, хозяюшко, - Яковлев взял инициативу в свои руки, поклонился до земли, коснувшись рукой на удивление чистых половиц. Да, пожаловали тебе в гости. Чай не рада?

- От чего же? Добрым людям у нас всегда рады, - чудище пошевелило кривыми плечами, прищурило свой единственный глаз, пристально рассматривая пришедших.

- Профессор, - прошептал трясущийся у Яковлева в ногах Валерка, стараясь не смотреть на хозяйку. Это же Лихо!

- Тихо! шикнул на него профессор, не переставая фальшиво улыбаться. Ну так мы и подумали. Видим, что изба ладная, значит и хозяйка под стать.

- А что вы в дверях стоите? Заходите, располагайтесь, угощайтесь! довольно заулыбавшись, предложило Лихо. Разделите со мной вечернюю трапезу.

Яковлев с сомнением посмотрел на еду. На той половине стола, что была ближе к дверям, стояли супы, овощи, грибы, рыба, а на той, за которой сидело Лихо, были разбросаны только мясо и кости. Человеческие кости.

- Мы, хозяюшко, ночлега пришли просить. Не голодны.

- Какой ночлег?! Профессор, вы посмотрите на стол, - отчаянно зашептал Валера. Там же

- Заткнись! сквозь зубы едва слышно процедил Яковлев.

- Ночлега? Ну а как же спать, не поужинав? Нет, я, как ты правильно сказал, хозяйка хорошая. Гостей голодными не оставлю. Сперва отведайте мяска, ох и вкусное, - на роже Лиха появилась издевательская ухмылка.

- Спасибо за угощение и не сочти за оскорбление, но мы успели поужинать, пока к тебе добирались. А крыши над головой не найти.

- Сочту за оскорбление, - голос Лиха перестал быть писклявым, сделался грубым, басистым. Садитесь и жрите, что дают!

- Снова благодарю тебя за твою щедрость, хозяюшко, - спокойно ответил Яковлев, в этот раз не позволив Валерке даже рот открыть. Но мы просим только ночлега, а не угощения. Вот утром от угощения не откажемся.

- Значит жрать не хотите? Лихо встало в полный рост (а было в нём не меньше двух метров), продемонстрировав свою уродливую скособоченную фигуру. Тогда пойдём, покажу вам ваши лавки.

Валера тихонько заскулил и замотал головой из стороны в сторону, но Яковлев заставил его встать и, продолжая натянуто улыбаться последовал за Лихом, которое взяло свечу и проводило гостей в соседнюю комнату к печи и лавке, стоявшей у стены.

- Здесь и ложитесь, - смягчилось Лихо. Но завтра чтобы пожрали!

- Куда же мы без завтрака.

Лихо что-то невнятно промычало и вернулось пировать за стол, профессор лёг на полу, а Валерку уложил на лавку.

- Спать будем по очереди, - прошептал он своему товарищу. Думаю, пока мы ничего не съедим из его угощений, оно нас не тронет.

- Думаете? чуть не плача выдавил из себя Валера. Вы говорили, что мы за два часа управимся, а оно вон как вышло!

Яковлев ничего не ответил и лёг спать, пока Валера нёс вахту. Через четыре часа они поменялись. Лихо всё это время сидело в комнате со столом и ело. А когда рассвело так же резко, как и потемнело, чудовище ушло, заперев входную дверь. Яковлев выглянул в окно и проследил за Лихом. Оно проигнорировало тропинку и ушло куда-то в лес.

- Валера, вставай, нужно выбираться отсюда. У меня появилось несколько идей. Попробуй их, когда вернёмся на место проведения ритуала.

- Станислав Николаевич, - не выспавшийся, но немного успокоившийся Валера, сел на лавочке и посмотрел снизу вверх на Яковлева. По-моему под полом кто-то есть.

Яковлев посмотрел вниз, стукнул по доскам, крикнул:

- Эй! Есть там кто?

Тишина.

- Может, то были мыши? предположил профессор.

- Я слышал голоса, мужской и детский. Они шептались.

- Ясно.

Яковлев обошёл дом, сначала зашёл в спальню, где обнаружил огромную, но при этом изящную дубовую кровать с мягким матрасом, потом в комнату, с лавками у стен и прялкой в самом центре. На полу был расстелен ковёр.

- Ну-ка, Валера, помоги мне, - попросил профессор. Вдвоём они отставили прялку, и обнаружили крышку подвала, закрытую на засов.

Обменялись взглядами, Яковлев вытащил задвижку и поднял крышку, осторожно заглянул внутрь.

- Есть тут кто? Не бойтесь, мы можем вам помочь, - произнёс он.

Тени в дальнем углу подвала пришли в движение, вперёд вышел невысокий мужчина средних лет, одетый в рубашку и старомодный, но при этом выглядевший новым пиджак родом из шестидесятых. Из-за его спины показалась светловолосая девочка лет одиннадцати в грязном цветастом платье.

- Ты кто такой? выдавил из себя мужчина. Почему она не бросила тебя к нам?

- Думаю, потому, что я не попробовал еды с её стола, - резонно ответил Яковлев, облизав пересохшие губы. Сейчас ему хотелось даже не есть, а скорее пить

- Это какая-то уловка? настороженно спросил мужчина.

- Да какая уж уловка? слабо улыбнулся Яковлев. Если бы Лихо хотело, то оно само спустилось бы сюда за вами и забрало. Меня зовут Станислав Николаевич Яковлев, я профессор фольклористики, сверху мой студент и друг Валера Ветохин. Полагаю, мы, как и вы, жертвы случайных обстоятельств.

Мужчина кивнул, хотя лицо его ничего не выражало, а через мгновение разрыдался. Разревелась и девочка. Профессор с Валерой помогли им подняться и выслушали. Мужчину звали Федей, девочка была его дочкой Аллой. Они гуляли по лесу и заблудились, вышли на тропинку брели по ней, отыскали избушку, но хозяев не было, а заходить внутрь они не осмелились, пошли дальше. Набрели на железную дорогу, перешли через неё, снова вышли на тропинку и, когда оказались у избушки, удивились. Делать было нечего, зашли внутрь, сначала не решались прикоснуться к чужой еде, но Аллочка стала капризничать, в итоге Федя накормил её и сам перекусил, до вечера ждали хозяев, задремали, а очнулись, когда Лихо заявилось домой и волокло их к себе в подвал. Там уже было несколько человек, но с тех пор чудовище их всех съело.

- Оно нас откармливало и было недовольно тем, как мы набираем вес, - признался Федя. Мы ограничивали себя в еде, как могли, а его это злило. Я боялся, что у него лопнет терпения, и нас всё равно убьют.

Профессор кивал во время рассказа, а в конце спросил:

- Вы сказали, что гуляли по лесу. А была ли причина, по которой вы с дочкой не хотели возвращаться домой?

- А, простите, какое отношение это имеет к происходящему? смутившись, спросил Федя.

- Самое прямое. Если такая причина есть, то вам её лучше назвать. Возможно, это ключ к тому, как отсюда выбраться.

Федя кивнул, опустил голову, произнёс:

- У нас в семье разлад. Моя супруга, мама Аллочки, она ну

- Можете не продолжать, - остановил его Яковлев. Этого мне достаточно. Валера! профессор окликнул своего помощника, который сидел в сторонке и развлекал девочку. Настроение у парня поднялось, возможно, встреча с Аллочкой смягчила боль, которая не оставляла парня с тех пор, как его родная сестра погибла от рук ерестуна.

- Да?

- Отойдём в сторонку.

Когда они вернулись в комнату с печкой, профессор тихо произнёс:

- Нам с тобой надо перекусить и выбираться как можно скорее. Отца с дочерью возьмём с собой. Подозреваю, что они из другого времени, поэтому особо не распространяйся на эту тему, хорошо?

- Но вы же сказали, что если мы прикоснёмся к пище, то Лихо сможет нас съесть?

- Так и есть. Нам предстоит пробежать пару километров, в надежде, что Лихо не обнаружит нашу пропажу. Не знаю как ты, но я себя чувствую паршиво. Сколько мы протянем без еды и воды? Дней пять, может шесть. А что потом? Думаю, лучше рискнуть сейчас, чем когда мы обессилим.

Валера немного подумал, кивнул. Его растерянное лицо изменилось, сделалось решительным. Яковлев похлопал его по плечу.

- Пошли за стол, - сказал профессор.

Он пригласил и отца с дочерью, и пока все четверо ели, профессор изложил им свой план: вернуться к кругу, найти тушку котёнка и провести обряд в зеркальном порядке, насколько это возможно. Если не повезёт, они скорее всего умрут, если повезёт выберутся. Яковлев спросил Федю, хочет ли он с дочерью присоединиться к профессору с Валерой. Тот спросил Аллочку, не боится ли она, а когда девочка сказала, что пойдёт вместе с Валерой, согласился на предложение Яковлева.

- Ну тогда давайте немножко посидим, соберемся с силами и отправимся в путь, пока Лихо не вернулось, - сказал профессор, кинув себе в рот очередную дольку помидора.

Через пятнадцать минут они вышли из избы и направились по тропинке к железной дороге. Солнце неподвижно застыло в зените, вокруг ни души, тишина, листва, трава и деревья выглядели неживыми, искусственными. Но сейчас это даже успокаивало, потому что их никто не преследовал. Валера с содроганием вспомнил, как вчера по железной дороге пронёсся поезд, а щупальце ухватило его за ногу.

Удача им благоволила: они без приключений выбрались из лесу, впереди отец с дочерью, за ними Яковлев, замыкал цепочку всё время оглядывающийся Валера. Взобрались на железнодорожную насыпь, Яковлев указал направление, побежали туда, вскоре достигли ножа в шпале. Профессор наклонился выхватил его. Это было нарушением обряда, но сейчас такие формальности казались ему меньшей из проблем.

Когда они уже почти добежали до пригорка и стали спускаться, из лесу выскочило Лихо. Кривобокая баба огласила окрестности своим истошным рёвом, устремила огромный глаз в спину беглецам.

- Не уйдёте! громоподобным голосом крикнуло онои погналась.

Наблюдая за скоростью чудища, Яковлев понял, что несмотря на солидную фору шансов скрыться нет.

- Может свернём в лес? предложил отец.

- Только не в лес! крикнул на него Валера, собиравший камни с насыпи и готовившийся дать отпор нагонявшему их Лиху.

Отец не стал спорить, взял девочку на руки и побежал так быстро, как только мог. Самым слабым из четверки оказался профессор, который еле передвигал ноги, когда железная дорога начала плавно изгибаться.

- Ещё немного! - выдавил он из себя, а Валера начал швырять камни в чудище, которое отставало от них шагов на двадцать. С первого же броска он угодил Лиху прямо в голову. Не ожидавшее отпора чудовище споткнулось, упало как подкошенное и громко заревело.

Вот оно место проведения ритуала! Круг из крови пока ещё на месте, хоть и поблек. Отец с дочкой пробежали мимо, но Яковлев их окликнул, повернулся к Валере:

- Где тушка котёнка? Ищи скорее! И вы тоже! Тут должен быть трупик котёнка!

Они принялись рыскать по окрестностям, но ничего не нашли, а Лихо уже выскочило, раззявило свою зловонную пасть, расставило свои лапищи!

Отец с дочерью бросились бежать, Валера успел швырнуть четыре камня, но в этот раз чудовище даже не моргнуло, игнорируя боль прыгнуло на самого опасного из четверки молодого студента, повалило на землю. Падая, Валера извернулся, стукнул Лихо камнем по голове, удар получился мощнейший, боль заставила, наконец, чудище отпрянуть. Парень попытался тут же пнуть чудище ногами в морду, но Лихо подалось назад, а когда Валера попытался подтянуть ноги, вцепилось своими зубищами за левую голень. Валера завопил от боли, чудовище лишь усилило хватку, кость захрустела, смялась, переломилась. Ухватившись руками за рельсы, Лихо дернуло всем своим массивным корпусом назад, вырвав ногу из колена. Боль оказалась настолько нестерпимой, что несчастный Валера потерял сознание.

В этот момент на помощь подоспел профессор. Он перепрыгнул через тело своего помощника, и, сжимая в руке нож, сделал выпад, направив лезвие точно в глаз. Ослепленное разбрызганной во все стороны кровью Лихо не заметило опасности, больше того, само подалось вперёд, чтобы продолжить трапезу из-за чего клинок точно поразил открытый глаз.

Раздался отчаянный вопль! Приступ боли придал чудовищу невероятную силу. Своими лапами Лихо буквально порвало рельсы. Один оно задрало вверх, второй отогнуло в сторону.

Профессор повалился на землю рядом с Валерой, и это спасло ему жизнь, потому что буквально в паре сантиметров над его головой пролетела когтистая лапа Лихо. От отчаяния Яковлев воткнул обагрённый кровью чудовища кинжал в шпалу, вжался в насыпь, застыл и спустя мгновение понял, что вокруг тихо.

Поднял голову на небе тучи, впереди ложбина, рельсы целы. А под ним без сознания истекал кровью Валера! Некогда было размышлять о том, что произошло. Стащив с себя рубашку, Яковлев порвал её на лоскуты и затянул покалеченную ногу Валеры выше колена. Течение крови удалось замедлить, но не остановить. Счёт времени шёл на минуты. Нужно было торопиться. И без того выбившийся из сил профессор побежал вверх по железной дороге, к остановке, к людям, к цивилизации.

Бежал минут десять, когда выбрался к участкам, забежал в крайний, с трудом убедил недоверчивую старушку, что жила за остановкой, пустить в дом, вызвал бригаду скорой, нашёл у бабушки в аптечке жгут, понесся обратно так быстро, как только позволяли ему оставшиеся силы. Когда вернулся к Валере, тот был ещё жив, но надежды почти не оставалось. У его ноги скопилась лужа крови! Профессор перетянул ногу жгутом, стащил Валеру с насыпи на траву, поволок к остановке, часто останавливаясь, чтобы отдохнуть, добрался к месту через полчаса. Скорой всё ещё не было. К счастью, кровотечение остановилось.

Увидев Валеру, старушка разахалась, пустила Яковлева без лишних разговоров. Только после второго звонка карета прибыла через двадцать минут. Обессиливший Станислав Николаевич ничего не стал объяснять врачам, только похлопал Валеру по плечу и, увидев, что тот приоткрыл глаза, наклонился к нему:

- Где отец с дочкой? выдавил из себя Валера.

- Пропали. Думаю, они вернулись в своё время, как мы вернулись в своё.

Валера удовлетворённо кивнул. А профессор расчувствовался и прошептал:

- Это было не зря, Валера! Я помогу тебе победить ерестуна! Обязательно помогу!

Измученный Валера кивнул. Он поверил. Напрасно. Профессор соврал.

Арост

1995 год

Старый пазик с грязными забрызганными бортами еле тащился по лет пять не ремонтировавшейся дороге, устало тарахтя двигателем. Небо затянуто унылыми серыми тучами, в салоне автобуса темно, хотя на часах без четверти двенадцать. Вдоль дороги вороны, которые, перелетая с места на место, словно бы провожают пазик в последний путь, возмущенно каркая всякий раз, когда автобус приближается к обочине слишком близко. Развернувшаяся картина навевала на Станислава Николаевича чёрную тоску. Возникало ощущение, что на дворе начало не лета, а осени. Взбодрить его не мог даже Даня, обычно заражавший профессора своею живостью.

- А вот ещё, - балаболили аспирант, - Урал, одинокая деревушка. На протяжении десятилетий волк убивает приезжих, держит в страхе округу. Интересно, что местные становятся его жертвами очень редко. Зверь убивает только охотников, которые приехали избавить поселок от людоеда. Подозреваю, что оборотень. Как смотрите на то, чтобы съездить туда и всё проверить?

Расположившийся у окна профессора, неопределённо пожал плечами, глядя на куценький рюкзачок, который валялся на сиденье перед ним. Внутри вода, две баночки консервов и дождевик с сапогами на случай резкого ухудшения погоды. В какой-то момент профессор начал руководствоваться принципом из малоизвестной песни Анофриева:

Я беру с собой в дорогу лишь всего

На день хлеба и немного аш два о.

Когда Станислав Николаевич путешествовал один, он всегда погружался в книги. Иногда делал это даже в компании с кем-то, ощущая себя Юлием Цезарем: он без труда читал и параллельно поддерживал беседу. Но в этот раз ни читать, ни разговаривать не хотелось. Он рассматривал небрежно нарисованную карту села Ряссы, сам не зная зачем. Поселение было маленьким, изучать там нечего. Ну хоть чем-то себя занять, отвлечься.

- Другой случай, произошёл совсем недавно: девочка погибает в автокатастрофе вместе с родителями. Дело рук какого-то лихача. Но никто из свидетелей не помнит ни номера машины, ни марки, вообще ничего о виновнике. И родителей, и девочку долго не хоронили, разбирались. Мне об этом случае стало известно из моих источников, - Даня хитро улыбнулся, Яковлев догадался, что парень вспомнил миленькую ассистентку патологоанатома Ивана Трофимовича, с которой профессор Даню и познакомил, - я заинтересовался, узнал дату похорон, пришёл туда. Помните, вы рассказывали, что сильная тоска по умершему не дает упокоения его душе? Иногда близкие, сами того не ведая, могут обратить любимого человека в заложного покойника. Так вот, на похоронах был мальчишка, по виду года на два младше погибшей, я сначала подумал, двоюродный брат. Он страшно убивался, принёс какую-то тетрадку, всё пытался засунуть её в гроб. Подростковые ручки вцепляются в крышку гроба, тянут вверх, на него кричат, вырывают тетрадку, рвут её в клочья, на мальчишку орут, отпихивают куда-то. Жутко неприглядная сцена, скажу я вам. Мне стало ясно, что он никакой не родственник девушки, а, похоже, её тайные поклонник. Нехорошие подозрения закрались мне в душу, две ночи я караулил на кладбище. У родителей девочки земля сухой сделалась, а у неё влажная, червивая, и воздух над могилой, знаете, как будто течёт. Словно конденсат как при тумане собирается, да только на крошечном участке. Никогда такого не видел. Думаю, как всё утихнет, нужно будет раскопать могилу. Возможно, тела мы не обнаружим.

Яковлев кивнул, с трудом сдерживаясь, чтобы не накричать на аспиранта. Данил не мог знать, что похожая история приключилась с братом Станислава Николаевича. Правда, в отличие от героини Данькиной истории, Сашенька выжила. Из-за нахлынувших воспоминаний, бесконечной болтовни, невыносимо-хмурой погоды, поездка показалась профессору бесконечной. Когда они подъехали к остановке, он схватил рюкзак и быстро вышел из автобуса, бросив водителю тысячу рублей и отказавшись от сдачи. Выскочил на остановку, жадно набрал полную грудь холодного осеннего воздуха и увидел на лавочке подростков. Одному на вид одиннадцать, другой чуть постарше, лет двенадцать-тринадцать. Одеты в свитера не по размеру, несуразные брюки, грязные дырявые кроссовки. Сначала Станислав Николаевич не понял, чем они занимаются, но когда увидел, что старший подносит к лицу пакет с мутновато-желтой вязкой жидкостью на дне, всё стало ясно. Лицо профессора перекосилось, он решительно двинулся вперёд, вырвал пакет из рук мальчишки и швырнул его на землю.

- Слышь, б..., ты ох что ли? противным гнусавым голоском завозмущался подросток.

- Э, дядя, - младший зыркнул на профессора глазами волчонка, осклабился, - хули ты лезешь, тебя трогали?

- Не сметь так со мной разговаривать, сопляки! профессор сжал кулаки и грозно посмотрел на мальчишек, но те не сильно испугались тощего пожилого человека.

Старший полез в карман и достал оттуда нож.

- Слышь, мелкий, а давай его отпим? сказал он, не отводя шальных глаз от лица Станислава Николаевича.

Не привыкший решать вопросы насилием профессор растерялся, попятился. Ножик короткий, но острый, если ударит в брюшину, рана может оказаться смертельной.

- Проблемы, шпана?! Из-за спины профессора появился агрессивно настроенный Даня. Да у тебя нож!

Ловко ухватив маленького токсикомана за запястье, Даня без труда выбил оружие и толкнул его ногой на дорогу, а мальчишку отшвырнул в противоположный конец лавочки. Они с другом столкнулись, упали на землю и, затравленно посмотрев на взрослых, выползли на четвереньках с остановки, бросились бежать. Младший не преминул крикнуть напоследок:

- Вам пиз...

Даня лишь покачал головой и посмотрел на сделавшегося мрачнее тучи профессора.

- У вас всё хорошо, Станислав Николаевич?

Тот покачал головой.

- Не понимаю Двадцать лет назад ребята младших этих расспрашивали меня о моделях автобуса. А сейчас они нюхают клей. Как всё могло так сильно поменяться за два жалких десятилетия?

Далекий от ностальгии по советскому прошлому Даня пожал плечами.

- Нам с вами туда, - напомнил он профессору, махнув рукой в сторону дорожного указателя, оповещавшего, что до села Ряссы семнадцать километров. Далековато.

- Потому я и взял только необходимое, - сказал профессор, закидывая за спину свой легкий рюкзачок и выразительно посмотрел на раздутый заплечный мешок Дани.

- А могли бы просто поехать на вашей машине.

- Я же тебе объяснил, она в ремонте, - пробурчал профессор и направился вдоль дороги.

Даня последовал за ним. Они шли около километра по обочине, потом, заметив на противоположной стороне заправку, замерли.

- Кажется, где-то здесь должен быть поворот, - Яковлев озадаченно посмотрел по сторонам, но нужной дороги не обнаружил. Дань, не сбегаешь на заправку, уточнить дорогу?

- Хорошо, - кивнул тот и, поставив свой рюкзак у ног профессора, перебежал на другую сторону.

- Здравствуйте, - он широко улыбнулся, когда заметил молоденькую девушку и фирменной красной форме, сидевшую на синем пластиковом стуле у бетонного столба.

Та вздрогнула, недоверчиво посмотрела на Даню, но искренняя улыбка парня быстро растопила её девичье сердце, и она улыбнулась в ответ.

- Здравствуйте.

- Я тут ищу дорогу в Ряссы, может слышали? Где-то здесь поворот должен быть, но его нигде не видно.

Улыбка девушки померкла.

- А зачем вам Ряссы? настороженно спросила она.

- Я, видите ли, учусь в аспирантуре на фольклориста, пишу диссертацию. А в Ряссах, по слухам, живут староверы, у которых очень много уникального материала можно набрать.

- Нет там никаких староверов, - отрезала девушка. И вообще, лучше туда не ходите.

Она встала со стула, подошла к Дане вплотную и взяла его за запястье.

- Я тут примерно год работаю, и они туда время от времени ездят, эти люди. Глаза у них нехорошие. Не здороваются никогда. И смотрят на тебя с каким-то презрением. Но это полбеды. Дорога, про которую вы спрашиваете, она, как бы это сказать, всегда в разных местах. Я, когда прошлой весной только пришла сюда, поворот был почти напротив заправки, а сейчас он я не знаю, как это объяснить, но он отполз отсюда. Словно хочет спрятаться от посторонних глаз, понимаете? Не ходите туда!

- Спасибо за помощь, - неуверенно промямлил Даня. Значит, поворот туда уполз, - он указал направление рукой, а девушка вдруг налилась краской, фыркнула, вернулась к стулу и холодно бросила Да!, после чего перестала обращать на Даню внимание.

Пожав плечами, аспирант перебежал через оживлённую трассу и сообщил профессору детали разговора. Яковлева история девушки не удивила, он помог Дане надеть его рюкзак, после чего они двинулись дальше в путь и где-то через полтора километра отыскали-таки поворот к Ряссам. Грунтовка робко тянулась между высокими елями-великанами, растущими невероятно плотно друг к другу. Даниил подошёл к опушке, вглядываясь между деревьями, сделал было шаг вперёд, но профессор тут же схватил его за локоть.

- Никогда, Даня, не заходи в этот лес! строго произнёс Яковлев. Даже здесь, вне его границ, мы в опасности. Но если войти под кроны, я не дам за нашу жизнь и ломаного гроша! Если я прав, в нём обитает абсолютное зло.

Даня кивнул, сделал шаг назад. Они двинулись вперёд по грунтовке. Дорога поначалу была терпимой, но уже через два километра сделалась совершенно несносной: всюду лужи, ямы, слякоть и грязь. Да ещё этот лес по сторонам В прорехах между стволами было видно, что земля засыпана листвой, кустов же и травы почти не было. Ни единой живой души, ни приглушенного крика птицы. Даня проникся атмосферой этого места и понял, что лес действительно представляет опасность. Неудивительно, что зверей там вообще не было. Сам же лес постепенно менялся. Хвойные деревья уступали место более привычным для южанина лиственным. Тополя, клёны, осины всё выше и мощнее. Кроны их настолько плотно переплетались, что в лесу царили настоящие сумерки. Если зайти поглубже, то немудрено будет и заблудиться.

Тем временем дорога сделалась совсем невыносимой, кое-где лужи занимали буквально всё пространство между деревьями, тут уж даже профессор признал необходимость обойти их по опушке. Делал Яковлев это с невероятной осторожностью, внимательно следя за тем, чтобы не переступить границу леса. Данил же проявлял беспечность и один раз, эксперимента ради, даже обошёл ствол ясеня, растущего прямо у дороги. Ничего страшного не произошло. Данил уже собирался сообщить профессору, что он напрасно нервничает, когда прямо перед ними вырос деревянный столб с небрежной надписью: Ряссы. Дорога резко свернула, а за поворотом выросла окружённое лесом село.

Оно встречало профессора и Данила церквушкой, стены которой заросли плющом и мхом, а двор сорной травой. Дальше вдоль единственной улицы тянулись два параллельных ряда домов. Выглядели они давно брошенными. Отсутствие людей на улицах лишь укрепляло впечатление запустения.

- А мы точно пришли куда нужно? спросил Данил, поправляя лямки тяжелого рюкзака.

- Точно, - заверил его профессор. Нас ждут в конце улицы.

И действительно, двадцать минут спустя, миновав деревню, они вышли к деревянным воротам, у которых толпилось множество народу. В основном там были люди немолодые, лишь три парочки парней и девушек не старше двадцати лет выделялись на фоне сорока-пятидесяти-шестидесятилетних мужчин. Но Данила заинтересовали не столько обитатели деревни, сколько ворота. Они преграждали дорогу в лес, закреплённые на двух исписанных таинственными символами деревянных столбах. Ни слева, ни справа не было никакого ограждения, обойти их не представляло труда, поэтому зачем их вообще ставили загадка. Перед воротами просторная площадка, в центре которой серо-чёрное кострище. Помимо следов от обуви много отпечатков куриных лапок. Местная птица бегает сюда кормиться? От самих ворот веяло чем-то зловещим. Их неуместность, проржавевшие петли, толстая металлическая цепь, которой скручены воротины, мудрёные узоры на их поверхности, которые вызывали у Данила ассоциации с разрушениями и взрывами всё в совокупности делало пребывание вблизи них очень неуютным.

Заметив чужаков, сельчане сделались мрачнее тучи. Разговоры стихли, сами они застыли на местах, превратившись в почти неподвижные статуи. От толпы отделился по пояс голый, старый, седой, тощий, но при этом жилистый мужчина. На его теле было множество шрамов и синяков, на иссохшем лице отчетливо проступали колючие скулы, голубые холодные глаза сверлили пришедших.

- Здравствуйте, Евсей Петрович, - Яковлев заговорил первым, сделал шаг на встречу и протянул мужчине руку. Тот её крепко пожал. Познакомься, Данил, это староста местной общины. Как ты должно быть догадался, его зовут Евсей Петрович, - попытался неуклюже пошутить профессор.

- Данил Зайцев, - представился аспирант.

Староста кивнул, обернулся к своим людям и властно произнёс:

- Это мои гости, относитесь к ним со всем уважением. Я покажу им их дом, вы здесь заканчивайте.

После повернулся к профессору и Данилу, жестом предложил следовать за ним.

- В нашей деревне осталось мало народа, - начал рассказывать Евсей Петрович. К чужакам мы не привыкли. С вашим миром почти не соприкасаемся, живём своей жизнью. Поэтому доверие нужно будет заслужить.

- Евсей Петрович, - подал голос Данил. А почему в посёлке почти нет молодежи? Да даже людей моложе тридцати-сорока?

Староста замер, помолчал Данилу уже стало казаться, что ответа он не получит но тот всё-таки заговорил.

- Некоторые покидают общину. Возвращаются, когда понимают, что пошли по ложному пути. Естественно, что понимание приходит в зрелом возрасте.

Данил кивнул, они отправились дальше и вскоре вышли к небольшому саманному домику на очень просторном необработанном участке. Строение больше напоминало хлев, чем человеческое жилище: окошки небольшие, дверь узенькая, низкая, фундамента не было, на крыше почерневшая от времени черепица, покрытая плесенью и темно-зелёным мхом. Внутри всё было не лучше: единственная комната, внутри четыре стены, две железные кровати да присыпанный соломой деревянный пол. Впрочем, бросалось в глаза и другое: на окнах внутренние ставни, сама дверь очень толстая, закрывалась не только на замок, но и на прочный металлический засов.

- Днём вас не тронут, но есть определённые правила поведения, - пояснил староста, проследив за взглядом Данила, заинтересовавшегося внутренними ставнями. Одно из них гласит, что чужакам нельзя покидать жилище в ночные часы. Если нарушите его, то я не смогу поручиться за вашу безопасность. Поэтому лучше всего не нервировать людей: с заходом солнца возвращайтесь в дом, закрывайте ставни, замыкайте дверь и спите. Не вздумайте выходить до восхода, чтобы вы не услышали!

Данил настороженно посмотрел на профессора начало ему не понравилось.

- Не согласны лучше уезжайте, - предупредил Евсей Петрович. Мы народ мирный, нам проблемы не нужны.

- Эту ночь мы в любом случае проведём здесь, а завтра обо всём остальном поговорим, - сообщил старосте профессор.

- Тогда не буду вам мешать, располагайтесь, - ответил тот и ушёл обратно, к воротам в конце деревни.

Профессор перевёл взгляд на Данила и сказал:

- Он прав, Данил. Я не смогу тут с тобою оставаться. И не прощу себе, если с тобой что-то случится. Так что если передумаешь, давай завтра уйдём вместе.

Данил задумался. Профессор рассказывал ему, что в Ряссах живут члены какого-то уникального культа. Поклоняются, кажется, богу Аросту. Если собрать по ним материал, то научная статья выйдет первоклассной. Одна загвоздка: культисты очень закрытые, и чтобы втереться к ним в доверие, придётся какое-то время пожить в деревне.

- Плюс к тому, им может быть известно что-то о том, чем мы с тобой занимаемся, - добавил тогда профессор, намекнув на их любительские расследования сверхъестественных явлений.

В тот день Данил сразу согласился, но сейчас, глядя на местных воочию, засомневался. Ни староста, ни остальные не производили на него впечатление культистов. Особенно с учётом церкви, стоявшей на въезде в село. Впрочем, время подумать у него было.

Остаток дня профессор с Данилом провели за обустройством быта, с местными больше не контактировали, а когда начало смеркаться, последовали совету Евсея Петровича, закрыли окна и двери, легли спать. Да вот только легче сказать, чем сделать: с улицы доносились какие-то невообразимые звуки. Душераздирающие крики, стоны десятков, сотен человек, вопли отчаяния, монотонный гул. Профессору каким-то образом удалось задремать под эту чудовищную какофонию, но Данил ворочался с бока на бок и, наконец, не выдержал, оделся и тихонько выскользнул на улицу. Деревня пустовала, темно, хоть глаз выколи, отблески огня можно было различить на том конце улицы, где располагались ворота. Именно туда Даниил и прокрался, прячась за стенами домов. Первыми он разглядел ворота. Источник звука располагался именно за ними. Страшно было представить, что там творится, но каждый раз, когда вопли нарастали, цепь натягивалась и, отчаянно звякая звеньями, возвращалась в исходное положение. Однако зрелище, разворачивающееся по эту сторону ворот, представляло не меньший интерес.

Горел костёр. Напротив ворот, на границе света и тьмы полукругом расселись возрастные жители деревни. У костра собралась молодежь. Юноши и девушки, разбившись на однополые тройки, встали по разные стороны от костра. Они смотрели друг на друга с плохо скрываемой ненавистью, но ничего не предпринимали.

Наконец, по пояс голый парень в мешковатых штанах хищно посмотрел на стоявшую по другую сторону костра девушку в длинном белом полупрозрачном сарафане и сделал шаг вперёд. Она вышла навстречу, подняла руки и с вертлявостью пантеры двигалась по кругу, держась в стороне от костра, не подпускать к себе юношу. Лицо того подергивалось, выражения на нём менялись: то он щерился, словно пёс, позволяя слюням растекаться по щекам, то щурился, то хмурил лоб. Они двигались друг напротив друга, юноша медленно приближался, в остальном дублируя движения девушки. Происходящее напоминало какой-то замысловатый жестокий танец, поскольку парень походил на голодного зверя, а его партнерша - на готовую дать решительный отпор хищницу. Старики и две другие юные пары стали ритмично ухать, напевая несложный мотив. Парень в последний раз ощерился и бросился вперёд, перескочив через костёр, вмиг очутившись в шаге от партнерши. Девушка согнула пальцы на руке, отмахнулась, впившись длинными ногтями прямо в щеку юноши. Парень мог бы увернуться, но не стал, позволил ногтям порвать кожу, оставить глубокие кровавые царапины на его лице. Со всего маха он отвесил пощечину девушке, удар был такой силы, что несчастная припала на одно колено. Парень хотел было довершить начатое, повалить жертву и прижать её к земле, но не тут-то было. Девушка нашла в себе силы ударить обидчика, метила пальцем прямо в глаза нападавшему, тому пришлось попятиться, тем не менее уже запачканные кровью ногти всё равно зацепили его торс, оставив алые следы.

Впрочем, отступать юноша не собирался, сделав шаг назад, тут же на два шага подался вперёд, вынудив девушку упасть и начать отбиваться от него одними ступнями. Они сцепились в какой-то чудовищно-ожесточенной, невероятно яростной схватке. Сарафан девушки превратился в обрывки ткани, нос парня был разбит и сплющен, его штаны порвались, на животе, груди, ногах отчетливо виднелись гематомы от сильнейших ударов пяток. Освещаемая площадь была покрыта каплями крови, перемешанной с потом.

В конце концов юноше удалось навалиться на девушку, они заклубились на земле, подкатились вплотную к костру, девица ухватила догорающее полено, переборов боль, ткнула им в бок парня. Тот зарычал, вцепился в запястье своей партнерши и с силой стукнул её рукой о землю, заставив разжать пальцы, выронить оружие. После небрежно оттащил подальше от костра, одной кистью сжал скрещенные руки девушки, прижал их к земле, второй придушил её, лишая последний сил. Она ещё брыкалась, сопротивлялась, но исход схватки был предрешён.

Сдалась, расслабилась, с яростным вожделением посмотрела на своего партнера, он ослабил хватку, наклонился к ней. Они вцепились в губы друг друга, как оголодавшие хищники, терзающие тело замученной ими жертвы. Боль перемешалась с экзальтированной радостью, до того тесно сжатые бёдра девушки разомкнулись, парень прижался к ней, слизал кровь со своих губ, тела молодых людей сплелись, дернулись, и юноша с девушкой стали единым целым под монотонное, гипнотизирующее уханье наблюдавших за разворачивающейся мистерией культистов.

Поражённый зрелищем Даня даже не заметил, как из-под ворот тянутся серо-чёрные прожилки, расползаются по площадке, тянуться к капелькам крови, погружаются в них, поглощают их

Один из возрастных жителей Рясс что-то почувствовал, обернулся. Данил с трудом успел укрыться за стеной, сердце бешено колотилось. Что будет, если они его увидят? Явно ничего хорошего! Даня решил, что видел достаточно и, сгорбившись, наступая на мысок, прокрался через всю деревню к месту ночлега, закрыл за собой дверь, вернулся в постель и, укрывшись одеялом, крепко призадумался. Религиозные оргии обычная практика для многих культов. Но когда служители наносят себе или другим увечья Нет, таких культов было немного. На ум Данилу приходили только египетский культ Сета, чьи жрецы предположительно занимались самоистязаниями и культ финикийского Баала, в котором самобичевание во время ритуальных оргий было обычным делом. Вот только как культ давно позабытого бога с Ближнего Востока мог проникнуть в центральную Россию? Какая уж тут диссертация тут целая сенсация, которая потрясет весь научный мир, навсегда впишет фамилию Зайцева в историю этнографии и религиоведения! Данил переплюнет и профессора Яковлева с его описанием дохристианских культов, да вообще всех, написав настолько бомбическую работу! Воодушевлённый честолюбивыми мечтами, он очень быстро уснул, позабыв о полных отчаяния криках, доносившихся с улицы.

Утром рассказал профессору о том, что видел, и о своём решении. Яковлев кивнул.

- Думаю, ты и сам заметил, что в селе только мужчины. Похоже, культисты не живут здесь постоянно. Женщин вообще приводят, только чтобы сыграть символическую свадьбу, свидетелем который ты, вероятно, и стал, - сказал профессор. Арост бог войны и ярости, не удивительно, что свои ритуала они облачают в форму схваток, сражений. Материал можно собрать фантастический, но ты должен отдавать себе отчёт в том, что оставаясь здесь ты рискуешь своей жизнью.

- Я рискнул своей жизнью, когда начал помогать вам, - ответил Данил. Сейчас риск и подавно оправдан.

Итак, решение было принято Данил становился гостем у культистов на неопределённый срок.

Влиться в общину ряссовчан оказалось очень сложно. Нет, Данила не оскорбляли, не проявляли явной агрессии в его адрес его просто игнорировали. Никто, кроме старосты с ним не разговаривал. Стараясь заслужить уважение жителей деревни, он пытался влиться в хозяйственную жизнь поселения, но оказалось, что никакой хозяйственной жизни люди здесь не вели. Два раза в неделю сюда приезжали автомобили и привозили продукты. Припасы относили в здание церкви и уезжали. Данил поначалу думал, что приезжие тоже бывшие жители Рясс, но потом ему удалось переговорить с одним водителем.

- Да ты что, мы с этой деревней никак не связаны, - ответил тот. Нам платят, мы привозим. По секрету скажу, - шофёр перешёл на шёпот, - про Ряссы у нас в округе только плохое говорят. Я даже удивился, когда тебя здесь увидел. Как ты про меня, так и я про тебя подумал один из них. Уж не знаю, как ты здесь живёшь, нам сюда приезжать страшно, если бы не бабки, носу своего сюда не сунул бы.

Данил поблагодарил водителя за откровенность и продолжил свои наблюдения за ряссовчанами. Если они не занимаются хозяйством, то чем вообще живут? На протяжении дня жители села просто болтали (причем, как только Даниил приближался, их разговоры стихали, и они неодобрительно косились в его сторону), изредка играли в нарды и шахматы, но с превеликой охотой устраивали кулачные бои у ворот. Дрались все: и сорокалетние, и пятидесятилетние, и даже сам староста, который отличался особой жестокостью к оппоненту, иногда добивая лежачего ногами, настолько ярость, охватывающая Евсея Петровича, была сильна.

Наблюдая за тем, как безжалостно ряссовчане избивали друг друга, Данил удивлялся, каким чудом дело до сих пор не закончилось смертоубийством? Более того, распухшие лица, разбитые руки и локти заживали в крайнем случае через пару дней. Иногда уже следующим утром никаких следов побоев не оставалось. Очевидно, был какой-то секрет. Но какой?

Чтобы выяснить это, Данил снова решился нарушить запрет покидать жилище после заката. Теперь всё было гораздо рискованнее, поскольку сельчане не собирались всей деревней у ворот, большинство расходились по своим домам спать, лишь один из них разжигал костёр и садился напротив ворот, оставался там до утра.

Как-то раз, выбравшись на улицу около двух часов ночи, когда, по его мнению, люди крепче всего спали, Данил подобрался вплотную к культисту, сидевшему у костра. Он услышал всё те же звуки, что доносились в первую ночь, но на этот раз обратил внимание на расползающиеся по земле серо-чёрные ветвистые побеги. Они оползали огонь и тянулись к сидевшему невозмутимому мужчине, приближались вплотную, обвивали сандалии, заползали на кожу. Только тогда сельчанин не выдержал, на лице его возникло выражение абсолютной радости, он вскочил, стал на колени и восторженно закричал:

- Забери меня, Арост!

Стоило ему так поступить, как ростки оплели его ноги. Данил перепегался, что крики сельчанина разбудят остальных, убежал, так и не узнав, что случилось с культистом. Оказавшись в постели, он долго обдумывал произошедшее. А утром обнаружил, что сидевший у костра человек пропал. Неужели это было добровольное человеческое жертвоприношение? От этой мысли Данилу стало страшно, он впервые задумался о том, чтобы покинуть Ряссы. Однако, пока колебался, выждал несколько дней, отыскал на улице Евсея Петровича и в который раз попытался его разговорить, заведя разговор о пропавшем члене их общины. Странно, но сегодня тот оказался общительнее обычного, впрочем, затронутую Данилом тему развивать не стал, а пустился в метафизические рассуждения.

- Нуждаешься в знании? Тогда внимай, - староста наклонился, сжал в кулаке рыхлую землю, поднял руку и развеял крупинки почвы по ветру. Есть прах, есть дух. Есть мир праха, есть мир духа. Есть Закон для праха, есть Закон для духа, но нет Законодателя. Законы вечны, безначальны и бесконечны. У праха нет воли, поэтому Закон для праха абсолютен. У духа есть воля, поэтому Закон для духа может быть нарушен. Дух волен выбирать, но если дух не следует Закону для духа, он следует Закону для праха. Такой дух сначала будет низвергнут в мир праха, а затем и сам станет прахом. Законы неизвестны никому, но тот, кто обладает духом, волен сам их искать, иначе обрекает себя на обращение в прах. Те, кого мы зовём богами либо настолько преисполнились благочестия, что вернулись в мир праха, чтобы помочь остальным из него выбраться, либо порочны настолько, что за попрание Закона обречены оставаться между мирами, видеть то блаженство, которое испытывают духи, и страдать от тех лишений, который царят в мире праха. Арост наш бог, он учит нас, что право освободиться от пут праха есть даже у самых испорченных. Чистая, незамутнённая ярость очищает даже самых порочных. Поэтому Арост, некогда порочнейший из порочных, дабы искупить свою вину пребывает в вечной ярости, а мы, его слуги, оберегаем мир от проявления его гнева, и сами очищаемся яростью. Настанет тот день, когда Арост очистится и уйдёт, а мы последуем за ним. Это знание, это Закон!

Данил попытался уточнить некоторые концепции или хотя бы повторить ещё раз сказанное, но Евсей Петрович отказался. Пришлось возвращаться в выделенный ему дом и записать то, что удалось запомнить. Но главное он выяснил культисты в Ряссах действительно поклоняются Аросту! Обрадовавшись хоть каким-то подвижкам, Данил в тот же день уехал из деревни. Во-первых, нужно было навестить родителей, во-вторых, посоветоваться с профессором и, в-третьих, пополнить запасы. Наконец, следовало подготовиться основательнее и ответить самому себе, чем он готов рискнуть ради материала об Аросте.

Выслушав историю Данила, профессор хмыкнул.

- Не подумай, я тебе верю и почти уверен, что в Ряссах практикуются человеческие жертвоприношения. Но, во-первых, мы всё равно не сможем ничего доказать, а во-вторых, собранный тобой материал очень скромный. Боюсь, мы впустую потратили силы, Даня. Не стоит тебе туда возвращаться, теперь это слишком рискованно. Я тут наткнулся на другую любопытную вещь. Что ты слышал о групповом самоубийстве пациентов нашей психбольницы?

Даня неохотно отвечал, хоть и согласился помочь, но мыслями оставался в Ряссах. История больнички его не заинтересовала, даже когда к ним с профессором наведался один журналист Юра Шевелёв и начал расспрашивать о материалах расследования, которые Яковлев собрал из архивов. Любопытное совпадение, не более. А вот в Ряссах происходили по-настоящему загадочные вещи. Те несколько месяцев, что Даниил провёл в городе, он не находил себе места, маялся, много думал о том, что упускает свой шанс совершить великое открытие, ну и что уж греха таить, молодому человеку хотелось прославиться. Поэтому осенью он сообщил профессору, что собирается вернуться в Ряссы.

- Если уверен, поезжай. Но будь осторожен. Зимой ты можешь оказаться отрезан там деревню к дороге никто не чистит.

- Поэтому я и решил ехать сейчас чтобы не было искушения вернуться, - честно признался Данил, который не забыл, как побеги опутывали колени сидевшего у костра человека.

Основательно закупившись, предупредив родителей, что уезжает минимум до конца зимы, Данил отправился в Ряссы в конце ноября. Встретили его на удивление тепло, Евсей Петрович даже угостил каким-то особенным самогоном: пьёшь вода водой, а крепости в нём не меньше, чем в водке. А оказавшись в своём крошечном домике, парень ощутил лёгкий приступ ностальгии. Память удивительная вещь! Даже будничный день может окрасить всеми цветами радуги. Скажи Данилу летом, что он будет рад вернуться сюда, никогда не поверил. А теперь вот стоит посреди маленькой комнатушки и чувствует, как в душе разливается радость. Или это самогон Евсея Петровича так подействовал? В любом случае, оказавшись в деревне, Данил очень быстро позабыл, что вообще уезжал отсюда, влился в местный ритм жизни, за одним исключением к нему стали относиться значительно лучше.

Во время зимовки парень заметил, что сельчане очень легко переносят мороз. Благодаря тому, что Ряссы были защищены лесом со всех сторон, здесь почти не было ветра, да и снега выпадало не много, но температура держалась существенно ниже нуля, иногда падая до минус десяти градусов. Это нисколько не смущало культистов Ароста: многие из них продолжали ходить в лёгкой одежде, самые отчаянные, в числе их староста, оставались по пояс голыми, и только единицы надевали лёгкие осенние куртки, когда Данил ходил в очень теплой шубе. Более того, ряссовчане не топили дома, Евсей Петрович догадался заказать дрова только после того, как Данил пожаловался ему на холод. Впрочем, в январе начались обильные снегопады, наемные рабочие перестали приезжать в село, поэтому Данилу всё равно пришлось жить в неотапливаемом помещении печь он разжигал только на ночь, экономил дрова.

Его страдания компенсировались тем, что культисты стали охотно рассказывать ему свои мифы и легенды, говорили о своём боге и других богах, которых Арост не принимал.

- Хуже всех Морена, - рассказывал приземистый плешивый дедок. Она манит обманчивым покоем, но покой не есть освобождение, он лишь растягивает страдания. К счастью, её культ давно канул в лету.

Данил всё это терпеливо записывал, жалея, что пренебрёг советом профессора и не освоил навык стенографии так много ему приходилось записывать беглую речь, что он не поспевал! Уже к середине января удалось набрать материала на две диссертации и кучу побочных статей. Данил даже собрался уезжать, но обнаружив, что дорогу завалило снегом и протопать по ней пятнадцать километров с грузом на плечах совершенно нереально, отказался от своей затеи.

- Подожди до февраля, там будет оттепель, - пообещал Евсей Петрович, когда Данил поделился своими планами вернуться в родной город.

- В феврале у вас бывает оттепель? удивился Данил.

- Это особенная оттепель. И если ты выждешь какое-то время, то станешь свидетелем великого таинства, которое доступно только взору избранных. Такого ты ни в одной книжке не прочитаешь!

Обещание Евсея Петровича оживило Данино любопытство. Несмотря на то, что материала хватало, он решил всё равно остаться и узнать, о каком же таинстве говорил староста.

Прогноз Евсея Петровича относительно погоды оказался на удивление точным в феврале наступила оттепель, да настолько стремительная, что стало казаться, будто на дворе весна. Ветки на деревьях усеяны почками, чёрная земля на дороге топорщится зелёными волосками молодых травинок, ручейки таящего снега бегут по деревне и стекают в полноводные лесные ручьи. Тепло, светло, хорошо.

За неделю большая часть снежного покрова сошла. Тогда-то Евсей Петрович и наведался в Данилу в гости.

- Это случится завтра перед рассветом у ворот, - сообщил староста. Если желаешь посмотреть, я разбужу тебя.

- Конечно хочу! согласился Данил, который так и не сумел выяснить, зачем же сельчане вообще поставили эти ворота. Возможно, завтра он разгадает и эту загадку?

День прошёл как обычно довольно скучно а ночью Данилу не спалось, около пяти утра в дверь дома постучались, он быстро оделся и вышел. Его встретил Евсей Петрович и ещё один житель деревни.

- Ну, пошли, - пригласил Данила староста.

Даня пытался расспросить Евсея Петровича, что же будет происходить у ворот, но тот ничего не ответил, лишь показал пальцем на горизонт, где над самыми верхушками деревьев ползла яркая звёздочка.

- Меркурий! восторженно произнёс староста.

Восторг этот почему-то вызвал у Данила воспоминания о ритуале, который он видел в первый день своего пребывания в Ряссах. Неужели и для него сюда привезли девушку? Эта версия развалилась, когда они почти добрались до конца деревни. Вдоль дороги стоят сельчане с факелами и скорбно смотрят на Данила. Впереди горит костёр, а за ним распахнутые ворота, из которых нечто уродливое, какой-то комок переплетающихся то ли корней, то ли щупалец, пытается вылезти наружу.

- Что это?! перепугался Данил, подался назад, но староста грубо толкнул его в спину.

- Твоя судьба, Данил. Высшая награда, - произнёс Евсей Петрович.

Культисты собирались отдать Данила вот той вот червивой массе, что извивалась за воротами, дожидаясь, когда он явится на поляну! Ну уж нет, не сегодня!

Изобразив растерянность, Данил пошёл вперёд, краем глаза наблюдая за культистами. Те, что с факелами, ещё далеко, сзади только староста и другой селянин. Данил насмотрелся на их рукопашные схватки и знал, что несмотря на разницу в возрасте, победить их у него не было ни шанса. Но вот убежать

Шагнув вперёд, Данил сделал вид, что оступился, подхватил земляной ком с земли, выпрямился, развернулся и швырнул его прямо в лицо Евсею Петровичу. От неожиданности тот отпрянул, а Данил ринулся вперёд, в образовавшийся между старостой и его сообщником проём. Второй культист попытался ухватить Даню, но пальцы соскользнули. Сельчане воинственно завопили и бросились в погоню. Но Данилу довольно быстро удалось оторваться всё-таки преследователи были старше и не могли тягаться с ним в скорости и выносливости. Он добежал до поворота рядом с церковью, за которым Ряссы заканчивались и начиналась абсолютно прямая дорога до самой трассы, где он поймает попутку и спасётся. Данил не сбавил темп, наоборот, ускорился, насколько позволяли силы. Обнадеженный, он обогнул церковь, готовился совершить ещё рывок, потому что кто-то из культистов мог срезать путь через лес и попытаться перехватить его, но резко остановился: впереди никакой дороги не было. Столб с табличкой Ряссы пропал, за церковью начинался густой лес.

Жадно хвотая ртом холодный утренний воздух, Данил застыл. Как такое может быть? Что делать дальше?

Не заходи в этот лес! - всплыло в памяти предостережение профессора. А за спиной уже слышен шум погони, яростные крики преследователей. Спрятаться в деревне? Но где? Всего одна улица, его быстро найдут. Выбирать приходилось между неизвестностью и неизбежной гибелью. Поэтому Данил переступил границу леса и побежал вперёд. В Ряссах было темно, однако свет луны и звёзд позволял разглядеть тропинку, здесь же, под плотно переплетающимися кронами деревьев, не видно было абсолютно ничего. Почти сразу Данил перешёл с бега на шаг, брёл на ощупь, как слепой. Услышал какой-то шум, обернулся. Кто-то грузный приближался к нему!

И тут запылали огни! Отвыкшие от света глаза непроизвольно закрылись, Данил попятился. Когда снова смог видеть, то обнаружил, что из глубины леса на него надвигается охваченное неугасаемым пламенем чудовище. Голова напоминала лошадиную, однако зубы крупнее, заострённые, кривые. Ни кожи, ни мяса, одна полыхающая черепушка, из глазниц которой вырывалось свечение тысячи костров. Данил ужаснулся, когда стало ясно, что плоть есть, она нарастает, но пламя тут же пожирает её, причиняя существу неимоверные страдания. Глазное яблоко набухает в глазнице и с противным трескающимся звуком лопается, питая собой пламя, позволяя на мгновение взглянуть на этот мир и снова сделаться слепым. И пытка повторяется снова и снова.

Ни туловища, ни рук, ни ног, только плотный кокон ветвистых тоненьких серо-чёрных побегов, напоминающих водоросли, покрытых плесневелым пушком. Мириады отростков отделялись от кокона, цеплялись за деревья и подтягивали неподъемную тушу чудовища, которое орало разными голосами, пытаясь затушить огонь, пожиравший её не успевающую нарасти плоть, своей неугасимой яростью.

Удивительно, но пламя не перекидывалось никуда больше, обжигало только тварь, обреченную терпеть самую страшную боль, какую только можно было представить. Лишь одно могло на время унять мучения свежая человеческая плоть. Потому ветвистые отростки вытягивались, оплетали стволы, стремительно приближались к Данилу. Парень завертелся, стал искать пути отступления, но обнаружил, что отростки уже повсюду, бежать можно только назад. Перепуганный, он уже забыл о погоне, ринулся обратно, выскочил к церкви и тут же, не успев опомниться, угодил в лапы своих преследователей.

Его несколько раз ударили по лицу, голове и торсу, повалили на землю, связали, поволоки. Когда Данил оправился от боли, начал вырываться, но ничего не получалось.

- Куда вы меня тащите?! заорал он.

Но культисты молчали. Они принесли его в конец улицы, к костру и воротам, бросили в круг пламени, развязали, сами расположились полукругом. Потирая ушибленную голову, Данил осмотрелся. Увидел на земле железные воротины, которые собирались поставить вместо деревянных, заметил, что старые ворота закрыта, а из-под них вылезают отростки это несомненно конечности чудовища, которое он видел в лесу! ужаснулся, когда понял, что они тянутся к нему, обернулся, увидел сплотившихся и перекрывших ему путь к отступлению культистов, глянул на костёр, выхватил из него занявшуюся, но ещё не охваченную пламенем палку и, заревев, ринулся на своих врагов, пытаясь жечь их, бить их, убивать их! Они почти не оказывали сопротивления, монотонно ухали, если боль делалась невыносимой, стонали, но не отступали.

Данил оглянулся, увидел, что отростки уже огибают костёр, вот-вот дотронутся до его ног, переключил свой гнев на них. Расшвырял костёр, прижигая головешками отростки, бил своей палкой, заставляя часть отползти. Тщетно одни сгорали, но их место занимали новые. Данил отчаялся, кто-то толкнул его в спину, он рухнул прямо в клубок отростков, которые тут же впились в его кожу, проникли под неё, оплели тело молодого парня. Горячие, насколько же они были горячие! Данил заорал от невероятной боли, попытался вырваться, но здесь шансов было даже меньше, чем до того освободиться из лап культистов.

Монотонное уханье, ощущение, будто горишь заживо, а изнутри тебя пожирает ворох червей вот что испытал Данил в последние часы своей жизни. Да, часы он умирал долго, до самого рассвета, пока Меркурий брёл вдоль горизонта, с холодным безразличием наблюдая за страшной гибелью молодого парня.

В полдень профессор подъехал на жигулёнке к указателю Ряссы. Дорога была настолько плохой, что путь от трассы до посёлка занял у него почти час. У церкви его уже ждал Евсей Петрович с завернутым в ткань прямоугольным предметом в руках.

Яковлев вышел из автомобиля и, не переступая границу деревни, вопросительно посмотрел на Евсея Петровича. Тот кивнул в ответ на не оглашенный вопрос, сделал несколько шагов навстречу и передал предмет. Станислав Николаевич взял сверток, снял тряпки и увидел заглавие древней книги на древнерусском языке - Писание Ароста. Не говоря ни слова, Яковлев направился к автомобилю. Казавшийся безучастным Евсей Петрович не выдержал.

- Если в течение четверти века ты не вернёшь книгу в церковь, мальчишка обретёт свободу и примется искать тебя или твоих потомков.

- Я знаю, - ответил Яковлев.

- Почему именно он? За те шесть лет, что ты пообещал принести Аросту жертву, ты перебрал четверых, правильно? Этот ведь не умнее и не сильнее остальных.

Яковлев задумался, слабо кивнул.

- Валерой двигала жажда мести, Ростиком поэтический задор и поиск новых впечатлений, Максим сам не знал, чего хотел, наверное, поэтому и погиб почти сразу. И только Даня испытывает, - профессор запнулся, качнул головой, поправился, - испытывал искренний интерес к тому, чем мы занимались. А искренность стремлений иногда гораздо ценнее ума и силы.

- А ты правильно себя поправил, - добавил Евсей Петрович, неприязнь которого к профессору росла с каждой минутой. Испытывал. Если бы не ты, он бы не погиб, не стал бы рабом Ароста на двадцать пять лет. Книга действительно того стоила?

Яковлев бросил в сторону волхва Ароста полный презрения взгляд и сел в машину. Евсей Петрович не тот человек, перед которым профессор станет каяться.

Кроваво-красная луна

2002 год

Когда последние отблески солнечных лучей на горизонте растворились, и луна вступила в права безраздельной повелительницы небес, профессор Станислав Николаевич Яковлев проснулся. Ему опять снился кошмар. Он опять чувствовал себя так, словно бы и не спал вовсе. Но хуже всего другое: где-то глубоко в грёзах он видел нечто важное, упущенное, то, благодаря чему всё вокруг обретало смысл. А сейчас профессор просто не понимал, что происходит, где он находится, зачем сюда приехал. Твёрдо знал только одно нужно вставать и работать.

Он в грязной комнатушке небольшого деревенского домика. Лежит на лавке, под головой свернутый старый ещё советских времён плащ, к которому профессор прикипел. Над головой просевшие, почерневшие от сырости доски потолка. Вокруг царит запах тления и запустения.

Профессор поднимается, окидывает взглядом свою измазанную в земле одежду, подходит к рюкзаку, что стоит в углу комнаты, достаёт оттуда банку консервов предпоследнюю. Несёт её в кухню, ставит на пыльный шатающийся столик, открывает ножом, ест, пытается вспомнить, что вообще происходит, но у него ничего не получается. Пока в кухонное окно не заглядывает бледная любопытная луна. Во взгляде её печальных очей профессор читает приказ есть некогда, нужно работать.

Прикрывает крышку банки, отставляет её в сторону, возвращается в комнату и берёт деревянное ведро, выходит на улицу, окидывает взглядом хутор давно брошенный, пустынный видит колодец, бредёт к нему, набирает воду в колодезное железное ведро, переливает в своё. Повторяет снова, пока его ведро не наполняется до краёв. Садится на корточки, достаёт из кармана брюк перочинный нож, разжимает свою левую ладонь, разглядывает многочисленные плохо зажившие нагноившиеся раны, режет кожу тупым лезвием, опускает пораненную кисть в воду, позволяя крови растекаться, заполнять мутновато-серую массу воды алыми прожилками.

Закончив, вынимает руку из ведра, перевязывает её платком, берёт ведро в правую, несёт к центру хутора. Луна неотступно следует за ним, с удовлетворением наблюдает за тем, как профессор подходит к дотла сгоревшему сарайчику, разгребает ногами золу и пепел, подходит к глубокой яме, ведущей в подземную пещеру, спускается туда.

Внизу Яковлеву становится легче, лик луны больше не преследует его, приказы звучат приглушенно. Здесь можно чуть-чуть постоять и подумать. Книга, он пришёл за ней. Открыл её Не должен был этого делать. Но сделал. Так было нужно. Зачем? Профессор не мог вспомнить. Ответ скрывался во сне. Но Станислав Николаевич не мог вспомнить, что ему снится! А еды у него почти не осталось! Так что же делать?

- Пузырёк, - прошептал Яковлев. У меня в рюкзаке есть пузырёк. Надо использовать его.

Надо, но не сейчас.

Профессор идёт по выдолбленному в земле коридору. Ничего не видно, пока он не добирается до просторной пещеры, потолок которой в нескольких местах обсыпался, а через отверстия в нём в пещеру просачиваются робкие бледные лучики света. В центре подземелья лежит огромная тыква цвета луны, её мощная корневая система разрослась во все стороны, заполняя пространство пещеры. Коренья напоминают дождевых червей такие же коричневые, жирные, слизкие.

У входа в пещеру вырыта глубокая яма, до половины заполненная водой. Ах, если бы только Яковлев сумел заполнить яму до конца, чтобы грязновато-чёрная жижа скрыла от него находившиеся там останки людей. То была пища тыквы. Корни обвивали кости, обгладывали мясо, ничего не оставляли, никем не брезговали ни мужчинами, ни стариками, ни женщинами, ни детьми. Они бы сожрали и Яковлева, но профессор пока был нужен тыкве. За растением десятилетия никто не ухаживал. Ему нужны были силы, ему нужна была вода и человеческая кровь. Когда яму заполнят до краёв, можно будет подумать о судьбе профессора Яковлева.

Станислав Николаевич вылил ведро и пошёл обратно к колодцу. Руку он больше не резал, но носил воду в пещеру всю ночь. Перед рассветом вернулся в свою комнату и заснул крепким, но не дающим отдохновения сном.

Стас, Сашка и Ксюша идут по просёлочной дороги. Слева и справа бескрайняя степь, над головой ярко светит солнце, жар его смягчается гуляющим ветром, приносящим свежесть с лугов, скрытых где-то за горизонтом. Все трое улыбаются, Сашка обнимает Ксюшу и Стаса.

- Как же ты её от меня укрыл? Ну разве можно так? Почему сразу не познакомил с племянницей? борясь с хохотом, говорит Сашка.

В ответ Стас лишь пожимает плечами. Веселье их становится все неистовее, смех из радостного делается истеричным, небо стремительно затягивается тучами, Ксюша уже не смеётся, а кричит, Сашка задыхается. Стас мечется между ними, кричит:

- Саша, не смейся больше! Ксюша, не надо, успокойся! Нет же ничего смешного, это совсем не смешно!

Сашка поднимает руку и показывает вперёд. Стас отрывает свой взгляд от лица брата, смотрит в указанном направлении и видит, что впереди маячит дерево.

- Ива! выдавливает из себя задыхающийся Сашка.

- Нет, - перечит ему Ксюша, из глаз которой льются слёзы. Не ива. Дуб. Они забрали мою дочь, папа. Я обещала, что не выйду замуж, но не устояла. Так хотелось семейного счастья. Не имела права верить, что достойна его, но поверила. А когда моя девочка родилась, они забрали её, пообещали убить, если попытаюсь вернуть. Моя хорошая, ласковая девочка! Ксюша заревела, но как-то резко успокоилась и посмотрела на Стаса. Папа, а помнишь, как мы с тобой смотрели на казнь? Так поступят и со мной. Привяжут к дереву, отрежут мне веки и заставят смотреть, как убивают мою девочку. Если я выдержу, если сохраню рассудок, меня просто убьют. Но если я сойду с ума от увиденного Если только это произойдёт Папа, ты должен найти и освободить меня от жизни! Сумасшедших они увозят в другое место, там их выпивают, до конца, без остатка, чтобы не было ни малейшей надежды обрести упокоение, чтобы муки длились вечно и радовали Тугу. Хотя зачем я тебе это рассказываю, папочка? Ведь ты всё об этом знаешь, ты сам служишь ему, уже много лет. Это ты разрешил им забрать мою девочку, отдашь и меня, и Сашу, ради Его благословления.

Стас хочет возразить, оправдаться, но тут тучи расходятся и с неба на него глядит луна. Нет, это не небесное тело, это нечто большее: вот длинные худые ноги, вот вытянутое туловище, которое венчает светящаяся голова с застывшим на лице скорбным выражением, а вот костлявые руки, которые растут, растягиваются, стремятся прикоснуться к Стасу. Бледные, округлые худые пальцы словно бы танцуют, их движения завораживают Стаса, гипнотизируют его, он не сразу понимает, что с ним самим происходит нечто неправильное. Внутри что-то зарождается, оживает, шевелится.

Стас оглядывается: ни Ксюши, ни Сашки нет, только чёрная голая земля, только бледный белый свет, только боль в груди. Стас растягивает рубашку, и видит, что живот бугрится, сквозь кожу проступают очертания пятерни, пальцы словно бы пытаются пощекотать его изнутри, но прикосновения вызывают не смех, а приступы невыносимой боли. Стас хочет кричать, но не может, чувствует, как пальцы лезут из его глотки, из ушей, из носа, видит, как начинает вздыматься кожа на руках, груди, а потом взор затягивает пелена. Мир окрашивается в алый цвет, глаза краснеют, раздуваются, лопаются и из глазниц Яковлева лезут наружу измазанные кусочками его мозга отвратительные, синевато-белые, тонкие пальцы.

Профессор вскрикивает, падает с лавки, больно ударяется локтем, кривится. Образ вылезающих из глазниц пальцев отпускает не сразу, Яковлев жадно хватает ртом воздух. Спустя некоторое время успокаивается.

Нужно идти работать, сегодня всё завершится. Просто нужно захватить с собой склянку из

Приступ боли. Кто-то мешает ему закончить мысль, профессор идёт к рюкзаку, берёт последнюю банку консервов. Идёт на кухню, там ест. Доедает и вчерашние консервы и новые, выпивает масло из банки. Потом за ведром и к колодцу, а оттуда к сараю, в подвал, в пещеру. Через двадцать ходок яма полная. В голове звучит приказ тихим, но не терпящим возражения голосом:

Спускайся вниз!

Яковлев начинает сопротивляться, делает шаг назад, второй.

Спускайся вниз!

Снова шаг вперёд и застывает на месте. Мускулы напряжены, всё тело трясется. Неожиданно хватка чудовища, что отдаёт команду, ослабевает, Станслав Николаевич отбегает от края ямы, выбирается из подвала и оказывается не на пепелище, а в сарае! Ошеломлённый, он оглядывается по сторонам. Целые стены, вокруг разбросано сено, а с улицу доносятся голоса!

Профессор выбегает из помещения и застывает на месте. Деревня преобразилась, дома выглядят новыми, нарядными. Во дворах кружатся люди, разговаривают между собой, громко смеются. Яковлев смотрит на небо и видит, что луна благосклонно улыбается.

Неизвестно откуда взявшиеся жители не обращают на профессора никакого внимания, он скорее возвращается к тому дому, где ночует. Удивительно, но он не изменился всё такая же почерневшая от времени завалюшка. Но у входа его дожидается пожилой полноватый мужчина. Растерянный, даже напуганный он, завидев профессора, загорается, бежит к нему.

- Это вы, вы Его разбудили?!

Яковлев отшатывается от него, но тот хватает профессора за плечи, заставляет посмотреть себе в глаза.

- Послушайте, я не знаю, зачем вы это сделали, но со мной со мной будут происходить ужасные вещи, если Он не будет спать! Книга, просто закройте её.

- Кто вы такой? выдавливает из себя Яковлев.

- Дядь Володя, так меня здесь зовут. Когда-то давно я был врачом, потом потерял всё и теперь здесь, - последнюю часть фразы он произнёс шёпотом, опустив глаза. Пусть он уснёт, я прошу вас, пусть он спит!

Вглядываясь в лицо человека, Яковлев вспоминает его. На фотографиях в газетах он был помоложе. Приехал в этот хутор и перестрелял здесь всех, потом сам застрелился. Но, похоже, этого оказалось недостаточно, чтобы умереть.

- Яд! вспоминает профессор. У меня в сумке яд!

- Да, яд! Пусть Он уснёт, прошу вас! молит дядя Володя.

Профессор вырывается из лап мужчины, бежит в дом, к рюкзаку, достаёт оттуда две склянки, берёт только одну, выходит и замирает. На горизонте зачинается рассвет, а во двор заходит, кажется, вся деревня. Они по-прежнему игнорируют профессора, их взгляды прикованы к дяде Володе, который пятится. Яковлев замечает, что на груди мужчины расползается кровавое пятно, лицо делается бледным, покрывается язвами, корками, крупными белесыми прыщами. Дядя Володя молит о пощаде, а толпа разъярённо орет и бросается на него. Вопли, стоны, завывания! Мужчину буквально разрывают, его кусают, ломают ему руки и ноги, прыгают у него на голове, дерут лицо ногтями, он пытается сопротивляться, закрывается, как может, но ничего не помогает. Когда солнце восходит, на месте побоища остаётся изувеченное, изуродованное тело бедняги. А потом и оно растворяется в лучах светила, словно бы ничего здесь и не происходило. Яковлев чувствует, что внимание хозяина здешних мест снова приковано к нему. Профессора начинает клонить в сон, он сопротивляется, как может, бредёт к сараю там снова пепелище! спускается в подвал, добирается до ямы, выливает яд в воду. Поможет ли?

Яковлев ждёт, спать хочется невероятно, но он борется, смотрит. Ждёт и смотрит. Но ничего не происходит. Глупо было надеяться, что её удастся отравить таким способом. Но что тогда делать?

Сонливость становится невыносимой. Едва держать на ногах, профессор выбирается из пещеры, возвращается в дом, к себе на лавку, падает на неё и мгновенно засыпает.

Яковлев в университете, сидит у себя в кабинете над испещренным напечатанными буковками листом бумаги. Щербаки, Щербинины, Щербаковы паспортистка выдала ему список жителей города с фамилией, созвучной с прозвищем Щербак. Уже полтора года он ведёт безуспешные поиски избранника Морены. Все фамилии распространённые, в трехсоттысячном городке сотни человек носят их. Перебирать всех не выйдет. А что ещё остаётся?

Тут в дверь стучат, Яковлев поворачивается и видит, как внутрь входит пожилая женщина. В глаза бросается рыжая копна волос вперемешку с островками седины. Профессор сразу узнаёт жрицу Туги. Она ехидно улыбается, прикрывает за собой дверь, по-хозяйски пересекает помещение и приближается к Яковлеву, замирает.

- Ну здравствуй, Стас. Я как узнала, что в местном институте работает некогда всесоюзно известный фольклорист, который сошёл с ума и ударился в построение каких-то нелепых теорий, сразу поняла, что отыщу тебя. Не ожидала, что ты решишься поселиться в этом городе. Или ты принял дар Хозяина с благодарностью?

Профессор молчал, с ненавистью смотрел на женщину. Возникло желание встать и задушить её. Он с трудом себя сдержал.

- Или ты не рад мне? хмыкнула жрица. Неужели не вспоминал о нашей памятной встречи в берёзовой роще? Ты ведь был просто благословлением судьбы. Скольких деревенских мужиков я пыталась соблазнить, но нет, они были фанатично преданы Морене, не поддавались. И тут объявился ты, такой простой, неразборчивый, наивный Освободил от мук несчастную жрицу Морены, которую Хозяин веками пытался стереть в порошок. Подарил мне дочь. А потом принёс в жертву Хозяину родного брата

Это было слишком, профессор вскочил со стула, бросился на рыжую ведьму, но оступился, упал, в глазах потемнело, а когда прояснилось, он вдруг понял, что находится в зловещем лесу, около древнего дуба, где чудовищу приносят в жертву молодых людей. Даже воздух источал угрозу, нечто безумно опасное пряталось среди деревьев. А перед дубом стояла верховная жрица Туги, расставив руки в стороны и с презрением взирая на Яковлева.

- Хозяин обещал наградить тебя за службу. Но гибель твоих брата и невестки это недостаточная награда с учётом всего того, что ты сделал для нас. У тебя есть племянница, есть дочь - жрица сделала паузу, опустила глаза, и тихонько добавила, - скоро появится внучка.

Дыхание перехватило, ноги сделались ватными, Станислав Николаевич припал к стволу ближайшего дерева. Внучка Они и с ней расправятся. А он он не сможет защитить её. Не сможет никого защитить. Потеряет, как потерял Сашку.

- Выбирай, кого из них Туга одарит своим благословлением? меж тем спросила жрица.

Стас понял, что проиграл. Какой мог быть выход? Он вспоминает, как у этого дуба чудовище пытало молодого парня, а перед самой его смертью приложило палец ко лбу и лицо переменилось, сделалось светлым, радостным. Может быть погибшему открылся ответ на все вопросы?

- Всех троих, - отвечает он. И больше, если потребуется. Если Туга позволит мне назвать его своим Хозяином, я готов пожертвовать всем. Хочу получить его благословление.

На лице жрицы вновь появляется усмешка, она с любопытством смотрит на профессора.

- Ты хочешь служить Хозяину? Это велика честь, которую нужно заслужить.

- И я знаю, как могу её заслужить. Туга издавна враждует с Мореной. У белой богини есть избранник, которого она бережёт. Прямо сейчас я занимаюсь его поисками и если если Хозяин подскажет, как можно ускорить этот процесс

- Ни слова больше, - прерывает его рыжая жрица. Хозяин принял решение. Он благословит нашу с тобой внучку, а твою племянницу и нашу дочь-изменницу, посмевшую пренебречь его даром, оставит жить в этом проклятом мире. Ты должен раздобыть книгу Ароста, ещё одного врага хозяина. В ней сокрыт секрет, как отыскать избранника Морены.

Яковлев кивает, готовый согласиться на всё, лишь бы его муки поскорее закончились. Увы, это только начало.

- Папа, - Ксюша выходит из лесной чащи, - не отдавай им мою дочь! Нельзя, чтобы они её забрали! Папа!

Пока говорит, позади неё возникает чёрный зловещий силуэт. Страшное чудовище с тонкими изящными руками, длинными острыми когтями на пальцах. Легкий взмах и щека Ксюши разрезана надвое, кожа расползается в стороны, сквозь отверстие проглядывают залитые кровью зубы.

Яковлев зажмуривается, кричит и просыпается от собственного ора.

Он валяется на полу, лоб покрыт холодной испариной, кости ломит, голова болит. С улицы доносятся разговоры оживших мертвецов. Яковлев поднимается, с трудом приводит мысли в порядок. На четвереньках подползает к рюкзаку, роется в нём, находит только второй пузырёк с отравой, еды больше нет. Возвращается на лавку и смотрит на склянку. Почему её содержимое не подействовало? Концентрации не хватило? Но тогда он бы взял больше яда! Что профессор сделал неправильно? Он не может вспомнить. И дело не в тыкве, нет. Он помнит сон о своей встрече с рыжей жрицей, в котором причудливым образом перемешались реальность и его фантазии. Но что снилось перед этим? Важное, невероятно важное! Каждую ночь! Этот сон может всё объяснит, даст понять, зачем он вообще так поступал. Вспомнить не удаётся, а внутри растёт желание выйти из дома, спуститься в подвал сарая, пробраться через тёмный земляной коридор и нырнуть в мерзкую вонючую жижу, накормить собой тыкву. Сила божества, что обитает в этих краях, растёт. С каждым днём, каждым часом. Если не ослабить, то всё пойдёт прахом!

Вот что неправильно! - вдруг доходит до профессора. Луна всё ещё не окрасилась в красный! Слишком сильна, должна быть ослаблена, даже ценой жизни Яковлева, только тогда появится надежда. Нужно просто подумать. И профессор начинает думать.

Яд не причинил тыкве вреда, будучи разбавленным в воде, но что, если разбавить его в крови?! Безумная улыбка появляется на лице Яковлева, он достаёт склянку с отравой и выливает её содержимое себе в рот, бросает пузырёк в сторону и ждёт. Нужно чуть-чуть дать яду раствориться в крови, разойтись по телу.

Приступ тошноты. Профессор терпит, не позволяет себе вырвать. Ещё один приступ, сильнее прежнего! Профессор сглатывает обильно наполняющую рот слюну. Борется. Лишь когда желудок успокаивается в своих отчаянных попытках уберечь человека от жуткой смерти, Яковлев встаёт и идёт к сгоревшему сараю. Его шатает, в глазах темнеет, нет уверенности, что удастся добраться до места. Неужели он умрет здесь и сейчас? Раньше, чем планировалось.

У самого сарая он падает! Пытается встать, не выходит, припадает на колени, идёт на карачках, сгорбленный, умирающий. Добирается до ямы, плюхается на брюхо, заползает в неё, как червь. Пролетает почти два метра, больно бьётся, замирает на земле, но находит в себе силы подняться, опирается на стены коридора, бредёт к пещере, к тыкве

Вот она, мутная жижа, до краёв наполняющая яму. Получилось! Профессор опускается туда, чувствует, как человеческие кости карябают его кожу, вдыхает вонь разложения, запах смерти, ощущает, как жидкость попадает ему в рот, морщится, выплевывает её. Корни приходят в движение! Профессор понимает - растение проголодалось. Его нога, в неё вонзается нечто острое, твёрдое, режущее! Яковлев не выдерживает, стонет. Следом ещё один приступ боли! Корни забираются профессору под кожу, впиваются в его сосуды, вытягивают из него кровь, вытягивают и яд. Профессор улыбается и, когда растение обвивает его шею и заползает там под кожу, тянется к сонной артерии, Яковлев куда-то проваливается, глубоко, в мир своих воспоминаний

Профессор обнаруживает себя в электричке, рядом сидит Саша, смотрит на него, во взгляде укор. Тут двери открывают и внутрь входит молодой рослый парень. Взгляд блуждающий, плечи поникшие, в старенькой потертой джинсовой куртке, он бредёт по вагону и садится у окна, прислоняет к нему голову и смотрит на живописные пейзажи юга России.

- Это он, - произносит профессор. Тот, за кем я охочусь уже много лет

- Дядя, не надо, - шепчет Саша, - ты уже сломал четыре жизни, хочешь поломать ещё одну?

Профессор встаёт и тут всё начинает происходить как будто в замедленной съемке. Он пытается сделать шаг, но нога словно бы завязла в болоте, с трудом отрывается от земли, поднимается в воздух.

- Я выставлю тебя сумасшедшим, - шёпот Саши становится громче, - пускай он думает, что ты чудак. Пускай ненавидит тебя, пускай проклинает, - она почти кричит, - я сделаю всё, чтобы он не связывался с тобой!

- Так расскажи правду, - профессор, зависнув в воздухе, смотрит на племянницу, и та опускает голову. Не скажет. Боится признаться даже самой себе, что за человек её дядя. Тот, кому она всем обязана! Тот, который берёг её, как зеницу ока, заботился о ней, как о родной дочери!

Профессор слабо улыбается, зажмуривается, а когда открывает глаза, они сидят с Сашей напротив паренька. Яковлев рассказывает сказку о колобке, а Саша с юношей смеются. После профессор представляется:

- Станислав Николаевич Яковлев.

- Слава Щербаков, - отзывается паренёк. Но профессор знал, как его зовут, ещё до знакомства, знал, что мать мальчишки мечтает о его поступлении в институт, знал, что отец бросил семью, когда узнал, что страдает шизофренией, а ещё знал, что дома у Щербаковых жила двоюродная сестра Славика, Галя, которая в этом году заселяется в общежитие

- Приятно познакомиться, - бормочет профессор, не понимая, что он уже не в вагоне электрички, а в коридоре студенческого общежития. Там, где погибла соседка Гали Кира. Девушку с детства преследовали люди-тени, но знахарь подсказал, как защититься. Кира прятала ножницы под подушку, глубоко, никто бы не догадался. Но заклинание судьбы из Писания Туги подсказало Яковлеву, как можно расположить к себе Славика. Профессор произносит слова, надежно спрятанные ножницы медленно ползут, выбираются на край кровати, их блеск невозможно не заметить. Галя их забирает, чтобы постричь подругу, Кира умирает ночью. Профессор со Славиком приходят, чтобы уберечь сестру парня от беды, но на самом деле Яковлев просто хочет, чтобы Славик увидел чудовище. Черный контур, забирается в комнату девушек, Галя хрипит, задыхается, Яковлев включает свет, морок растворяется. Профессор передаёт девушке ножницы, велит класть их под подушку теперь проклятие Киры перешло на неё, Гале предстоит жить с ним до конца дней. Но профессора это не волнует, ему интересен только Славик.

- Думаешь, мои слова глупости помешавшегося на сказках старика? А я вот по-прежнему так думаю, - говорит профессор, зная, что Славик боится. Боится прийти к психиатру и услышать диагноз отца. Поэтому будет отрицать, даже увидев воочию! Отрицать до конца! Тем лучше Славик до последнего не будет осознавать, как велика опасность.

С этого момента начинаются многочисленные проверки. Видение швыряет профессора из одного места в другое.

Вот он в деревне Тарасово, где в проклятой бане обитают анчутки. Местные знали про проклятие, поэтому со временем и разъехались. А власть бесёнка только росла. Встречи с анчутками редко заканчиваются смертью, поэтому, как только представился случай, профессор направляет Славика туда. А потом едет с Сашей разыскивать его. Сразу заметив оставленные парнем следы, профессор понимает, что в бане он не ночевал, цел и невредим, разыгрывает сцену, обманывает даже Сашу, которая начинает паниковать, пока Славик не выходит из дома напротив.

Профессор качает головой и обнаруживает себя на старом кладбище, как раз там, где похоронили колдуна-барона. Милош разговаривает со Славиком, а когда парень уходит, цыган плюет на могилу. Внезапно профессор обнаруживает у себя в руках телефонную трубку, слышит оттуда голос матери Славика:

- Простите, Станислав Николаевич, но Славы сейчас нет дома, он ночует у друга.

Профессор просит дать телефон друга, и пока ждёт, видит, как могильная плита дрожит, отползает в сторону, а из-под земли вылезает разъярённый покойник, направляется к городу, расквитаться со своим обидчиком, однажды посмевшим отказать барону!

Становится темно, как в гробу, а из трубки доносится голос Вани:

- Это Ерохин. Я умираю.

Профессор вспоминает тот день, когда навьи напали на след ведьмака день, когда он попросил его соблазнить одинокую женщину Лилю, обратившуюся к ведьме с просьбой дать приворотное зелье. На Ване заклинание не сработало, а ведьму и Лилю чуть не убило. Но его силу, позволившую побороть чары, заметили мертвые, пошли по следу и теперь погубили ведьмака, самого близкого друга Станислава Николаевича.

- Нет, всё было не так, - бормочет профессор, - он лез во всё это и без меня, его могли заметить по сотни других причин, всё не так

Пока говорит, видит, как они со Славиком сидят в крохотной комнатушке, а Ваня лежит на скамье со свесившейся вниз рукой. В этот раз встреча профессора с Щербаковым чистая случайность. Может быть сама судьба толкает парнишку к нечисти?

Не успел Яковлев об этом подумать, как они со Славиком стоят в осеннем лесу, на них надвигается буран, листья вперемешку с ветками и снегом несутся навстречу, сбивают с ног, а со всех сторон доносятся безумно-весёлые вопли. Вихревик! Ветер сбрасывает профессора в болото, он ничего не видит, захлебывается, чувствует, как снег растекается по лицу, а он стоит перед старой часовенькой.

- Здесь ничего, эта Варя сумасшедшая, - бормочет профессор.

Он живёт в городе больше десяти лет, исследовал тут каждое подозрительное место, часовня самая обычная. Девчонка либо сумасшедшая, либо впечатлительная. Поэтому профессор просто сочиняет ритуал для борьбы. Может если Варя увидит напоминающие магию действия, то поверит, что исцелилась? Но когда Славик с девушкой проворачивают всё это в новогоднюю ночь, в часовне действительно что-то было. По словам Славика. Поэтому профессор приходит снова проверить. И ничего не находит! Впервые Яковлев начинает подозревать, что Славик не потомок лекаря Щербака, а просто тяжело больной парень, болезнь которого проявилась раньше положенного из-за профессора.

Мысль оформилась и унеслась прочь, а Яковлев оказывается на лестничной площадке, посреди которой стоит блюдце с молоком. Дверь одной из квартиры распахнута, оттуда выходит огромный бородатый мужчина лембой! выносит на руках девочку. Из квартиры несёт газом. Профессор забегает внутрь, видит тело женщины, валяющееся в спальне, а рядом стоит детская кроватка на которой лежит осиновое полено. Схватившись за голову Яковлев впервые за время знакомства со Славиком по-настоящему напуган он мчится на кухню, распахивает окно, его лицо ошпаривает адским холодом, пространство вокруг заполняется непроницаемой снежной стеной, профессор оказывается за городом.

Дачи, огромные сугробы с человека ростом, жуткого вида мужчина с топором гонится за Славиком. Парень падает в речку, его уносит прочь, удаётся выбраться в нескольких сотнях метров от места погружения. Профессор переносится туда и замирает, увидев, что прямо над ним болтается тело висельника. Отца, совершившего настолько чудовищную вещь, что о ней и помыслить страшно. Славик выбирается из речки, целый и невредимый. Даже проклятие не сумело погубить этого мальчишку! Ну разве этого недостаточно, чтобы удостовериться в его связи с Мореной? Профессору недостаточно.

Но пока, оставаясь стоять прямо под висельником, он размышляет над новым испытанием, беда приходит к подруге Саши. Издалека доносится голос племянницы, и профессор срывается с места, бежит, готовый пожертвовать для неё всем, оказывается в лабиринте многоэтажек, видит, как бледный мужчина бредёт, не разбирая дороги. Ноги его не гнутся, движения резкие, напоминают работу механизма. Несчастный околдован, направляется к дороге по которой едет монстроподобный грузовик. Яковлев кричит, несётся следом, пытается остановить мужчину, но тот не слышит, взгляд его прикован к двойнику, стоящему по ту сторону проезжей части. Откуда не возьмись появляется Славик, сбивает мужчину с ног, грузовик проносится мимо, а двойник испаряется. Профессор смотрит на Славика с восхищением парень сделал то, что профессору оказалось не под силу!

Яковлев осознает, что привязался к мальчишке, не может и дальше подвергать его жизнь опасности. Опускает голову, смотрит на свои замызганные грязью ноги и видит, что уличная одежда превращается в домашние треники, а тяжелые ботинки в тапочки. Он в квартире, доставшейся от Сашки. Раздирается телефон, Яковлев подходит, берёт трубку.

- Она умерла. Твоя старая знакомая, - доносится голос Серёги.

Профессор качает головой он забыл о своём долге! Мария Васильевна умерла, успела передать кому-то свою ведьмовскую силу. Кто падёт жертвой древнего как мир проклятья?

Не успевает Яковлев задаться этим вопросом, как оказывается в знакомом дворе узенькая тропинка ведёт к дому Марии Васильевны. Но это одна половина, а во второй, по соседству, живут дочь с отцом. Лена Лисницкая, подруга Славика. Добрая и отзывчивая девочка, которая пришла на помощь пожилой соседке

Вокруг темнее, стая сорок прилетает и кружится над крышей, Яковлев прижимается к земле, слышит девичий крик:

- Прости, Слава! Я тебя любила со школы! Прости и прощай!

Из распахнутых дверей вылетает ещё одна сорока, стая уносится прочь, Яковлев провожает их взглядом, а когда отводит глаза от ночного неба, то обнаруживает себя в зарослях камышей. Митюгинское озеро. Конечно, профессор в курсе, что здесь утопилась дочь владельца одного из дачных участков и стала шутовкой. Яковлев разговаривал с Беловым, тот поведал ему о своём горе.

- Каждую русальную неделю я сижу здесь безвылазно, - сокрушался несчастный отец, - пытаюсь уберечь мужчин. А их манит сюда, как магнитом, чтобы она их убила.

- Вы спасли хоть кого-то? интересуется профессор.

В ответ тот пожимает плечами.

- Надеюсь, что спас. Тела всё равно не находят.

Переживёт ли Славик встречу с русалкой? Не успевает Яковлев задаться этим вопросом, как слышит отчаянные крики. Бросается на помощь и видит, что молодая красивая голая девушка затягивает задушенного ею парня на дно озера. Профессор пытается разглядеть черты лица убитого, но ему не удаётся. Неужели это Славик?!

Тут фары едущего прямо по воде жигулёнка ослепляют профессора, а когда способность видеть возвращается, он обнаруживает, что Саша и Славик сидят в автомобиле и о чём-то весело болтают. Кто-то касается плеча профессора, он оборачивается - перед ним рыжая жрица Туги. В руке она сжимает лопату и протягивает её Яковлеву, тот берёт орудие труда, смотрит на него непонимающе и только сейчас замечает, что стоит на кладбище, напротив могилы двух молодых людей Глеба Свиридова и Ани Астаховой. В кармане у профессора что-то лежит. Он запускает руку, достаёт оттуда фотографию: Глеб в компании своих учеников. Детишки одеты ещё в форму времён Сталина, их учитель весел, обнимает сорванцов, видно, что любит их.

- Упыри дети Туги, - шепчет рыжая жрица. Если ты служишь Хозяину, то должен найти для него избранника Морены. Иначе Хозяин наградит не тебя, а твою дочь и твою племянницу.

Яковлев опускает голову, безмолвно кричит, начинает копать могилы, яростно размахивает лопатой, расшвыривает землю во все стороны, добирается до гробов. Глеб на месте, тление уже сильно изуродовало его некогда приятное лицо. А вот гроб Ани пустой. Кто знает, сколько зла причин эта дочь Туги?

- Меньше, чем я, - бормочет Яковлев и обнаруживает себя в лесу, расположенном недалеко от колхоза.

В руках у него Писание Морены, он стоит в вырезанном ножом в земле круге и читает заклинание. Сколько раз он проводил этот ритуал, и ничего не помогало. Но теперь у него в руках платок с высохшей кровью Славика. Профессор поджигает его, ткань вспыхивает так ярко, что кажется, будто заполыхал костёр. Морена явилась!

Белая, с восковым цветком в руках, она водит своими стеклянными глазами по сторонам и ничего не видит. Сколько всего хотел ей сказать профессор? Мечтал молить вернуть брата, невестку, желал разменять свою жизнь на жизни близких людей. Но теперь всё переменилось. Да даже если бы всё оставалось, как прежде, неужели богиня смерти исполнила бы его просьбу? О, нет! Боги пекутся только о себе, смертные для них лишь игрушка. Поэтому вместо всего того, что профессор когда-то жаждал сказать, он произносит совсем другие слова:

- Скоро в здешнем поселке окажется Славик Щербаков. Жители деревни желают ему зла. Если ты не вмешаешься, он погибнет.

Морена не видит того, кто это говорит круг защищает Яковлева не знает, можно ли верить говорящему, но уходить не торопится. Она соберет жатву. Щедрую жатву. Не без помощи профессора.

Воспоминания ранят, Яковлев даже подумать не мог, насколько это больно, но теперь поворачивать поздно, он слишком многим пожертвовал.

Профессор в деревне, к нему выходят сельчане. Они напуганы. Мальчишка Фима погиб в лесу, дети поговаривают о белой женщине, которая бродит в окрестностях.

- Я знаю, как её изгнать, - голос Яковлева громок, слова отчетливо слышны в каждом уголке села. Изготовьте чучело Морены и утопите его в реке. В этом ваше спасение!

Произнёс это и пошёл прочь, сам не понял, как снова оказался у себя в квартире с телефоном в руках.

- А потом она спросила: Что делаете? Спите, наверное?, - донесся из трубки голос Славика. Леха ответил, что спим. Тогда она таким жутким голосом произносит: Так усните же навечно!

- Господи! Что, говоришь, та женщина сказала, - наигранная обеспокоенность всегда удавалась профессору лучше всего.

- Усните навечно!

- Славик, уходите оттуда немедленно! требует Яковлев, уже понимая, что чары Морены не убили Щербакова. Он действительно её избранник! А профессор тот, кто направил её из лесу в деревню, заставив провести сельчан кощунственный ритуал, навлекший гнев богини на поселение.

Яковлев не осмелился поехать туда после всего, но навёл справки через знакомых. Сорок семь человек погибло. Из них девятнадцать были детьми. Морена ушла на следующий день после того, как чуть не погубила Славика.

Профессор всё ещё сжимает трубку, но осознает, что снова переместился, на этот раз к древнему дубу, что в лесу у деревни Ясное. Перед ним рыжая жрица Туги, а где-то в тенях деревьев затаился сам бог страданий и боли.

- Хозяин доволен тобой, - сообщает она, забирая книгу Морены. У нас уже есть три книги из пяти. После того, как ты достанешь нам Писание Луноликого, Хозяин одарит тебя так, как не одаривал никого прежде. А теперь отправляйся на её поиски, в хутор Лунный!

Глаза жрицы широко открыты, взгляд безумен, белки наливаются кровью, дыхание перехватывает, Яковлев понимает, что теряет сознание

и приходит в себя в заполненной вонючей жижей яме. Его глаза устремлены вверх, к щели в потолке. Он видит, как от сделавшейся кроваво-красной луны к нему тянутся костлявые дрожащие руки, зрит в разъярённое лицо обманутого им божества, на время лишившегося своих сил. Зрелище невыносимо-отвратительное, пугающее. Яковлев отводит взгляд.

Тыква как будто бы стала меньше, её корни, вкусив яд из вен профессора, сжались, сделались тонкими, неотличимыми от корней обычных растений. Выпив всю отраву из крови, они тем самым спасли профессора от смерти.

Яковлев выбирается из ямы, щупает раны, оставленные корнями на всём теле. Ничего страшного, жить будет. Идёт через коридор к лазу, поднимается наверх, в хутор, направляется к колодцу, выливает на себя одно ведро за другим, стараясь смыть грязь, отмыть вонь, очиститься от человеческих останков. Вещи просто вышвыривает, голышом идёт к дому, где оставил рюкзак, достаёт запасные, вытирается, приводит себя в порядок, одевается.

Теперь книга! Идёт к дому напротив сарая, внутри, на столе, лежит Писание Луноликого. Яковлев смотрит в окно кровавая луна не отводит своего разъяренного взгляда от профессора. В ответ профессор усмехается, листает пару страниц и читает заклинание. Отходит от стола, оставляет книгу на месте, выбирается на улицу, видит, что её начинают заполнять люди. Все смотрят на него с плохо скрываемой злобой, но не смеют прикоснуться чары не позволяют. Яковлев бредёт по центральной улочке, глядит по сторонам, презрительно усмехаясь всякий раз, когда его взгляд пересекается со взглядом разбуженных им призраков. Лишь в самом конце, когда проходит мимо дома дяди Володи, профессор хмурится. Ещё один ни в чём неповинный человек, которого он обрекает на страдания Хорошо, что фельдшер не вышел из дома, остался внутри в ожидании очередной расправы, которую учинят над ним некогда убитые им жители хутора Лунный.

Выбравшись оттуда, Яковлев прошёл вперёд по дороге, рассыпая повсюду стёкло, гвозди и небольшие заострённые куски железа, после чего развернулся, направился обратно к федеральной трассе. Он ужасно устал. Спал, но не высыпался, бодрствовал, но в полудрёме. В голове что-то крутилось, изъятый, вырванный с мясом кусок памяти, который никак не удавалось восстановить.

Профессор уже не понимал, кто он и ради чего всё это делает, где правда, а где притворство. Одно он знал точно платить приходится за всё, даже если цену тебе не назвали.

Выбравшись на трассу, он кое-как доковылял до остановки, дождался автобуса, забрался в самый конец салона, упал в кресло, положил голову на стекло и наблюдал за тем, как в окне поля сменяются лесами и городами, облака растворяются в голубом океане неба, а горизонт обещает нечто манящее, стоит лишь заглянуть за него. Веки Станислава Николаевича сомкнулись, он провалился в глубокий сон. И там, в самой сердцевине его сознания, куда никто и никогда не сумеет забраться, скрывались стёртые отовсюду, кроме этого места воспоминания. Тот сон, который не давал Яковлеву покоя

Профессор и Славик сидят на железнодорожной насыпи. Славик изливает душу, заливается слезами, страдает. Яковлев внимательно его слушает, ищет, за что можно зацепиться. Больше шанса не представится. Только здесь, в пространственном кармане, сотворенном чарами из книги Морены, профессор может не притворяться. Только здесь не нужно пугаться мыслей. Только сюда не сумеет забраться Туга и узнать, что именно сделал Станислав Николаевич. А когда придёт время уходить, об этом забудет и сам Яковлев.

Но пока нужно было следить за мельчайшими деталями истории Славика. Подсказка где-то там, в трагедии несчастного парня, жизнь которого была сломана профессором. Если бы не их встреча, Щербаков не столкнулся бы и с десятой долей тех несчастий, который уже обрушились и ещё обрушатся на его голову. Самое противное - парень был лишь пешкой, которую Яковлев надеялся провести в ферзи. Но гарантий не было никаких.

Вот оно! Лицо Славы прояснилось, губы искривились в подобие улыбки, взгляд прояснился, боль отошла на задний план:

- Она постоянно забывала. Или так играла, не знаю... А может вежливость, с детства родители приучили... Но звучало так забавно. Вы тьфу, ты ты, - постарался он изобразить голос своей супруги, - а я повторял снова и снова, можно на ты, можно на ты. И каждый раз, когда она ошибалась, я улыбался.

Яковлев положил Славику руку на плечо, кивнул, а сам прокручивал в голове варианты. Дальше он почти не слушал историю Щербакова, думал только о своём. Главное, чтобы Славик столкнулся с ерестуном и победил. Тогда появится надежда. Нужно направить его. После он возненавидит Станислава Николаевича, проклянёт профессора. Ну да это не важно. Начало будет положено. А дальше Профессор вздохнул. Он не знал, что будет дальше. Поэтому дождавшись, когда Славик выговорится, утешил его, как мог. В последний раз постараться запечатлеть образ благодушного старичка, который заботится о нём, как о сыне. Пока произносил патетические речи, на душе стало погано.

Наконец, всё сказано, пора переходить к делу.

- Можно было бы ещё посидеть, но, боюсь, у нас осталось совсем мало времени. Есть ещё пару вещей, но я расскажу тебе о них в процессе работы, - сказал профессор.

Он, конечно, соврал. Оказавшись в кармане, профессор прочитал защитные заклинания из книги Ароста, Лихо было не способно их увидеть, времени было хоть отбавляй. Просто профессор сам не хотел так долго находиться рядом со Славиком. Станиславу Николаевичу было невыносимо стыдно.

Когда рельсы заменили, и профессор сообщил Славику всё, что нужно сделать, они пошли в разные стороны. Яковлев достал из внутреннего кармана своего плаща фотографию и ручку, написал два слова в разных уголках, спрятал обратно, повернулся, в последний раз посмотрев на человека, с которым прошёл так много испытаний и которого так подло использовал.

- Славик! крикнул профессор. А ведь тебе всё-таки удалось обмануть Смерть!

После отвернулся и оказался на железной дороге близ родного города Сашеньки. Он моментально забыл обо всём, что произошло в пространственном кармане, понурил голову, застыл на месте, нащупал контуры фотографии под курткой, достал карточку. С неё на Яковлева смотрело веснушчатое смеющееся лицо сероглазой рыжей девочки-подростка. То была его внучка, Катя Краснова.

Вздохнув, Яковлев, спрятал фотографии, сделал шаг по направлению к городу и проснулся в салоне автобуса, который вёз его на Урал, в деревню, где профессору предстояло столкнуться с коварным оборотнем-людоедом.