Константинов Алексей Федорович : другие произведения.

Тринадцать рассказов

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Провалившийся абитуриент Слава Щербаков знакомится в вагоне электрички с профессором филологии Яковлевым и его очаровательной племянницей Сашей. Рассчитывая, что профессор окажет содействие при поступлении в будущем году, Слава начинает помогать Яковлеву собирать сведения о явлениях, которые наши предки описали в форме сказок и легенд.


Рассказ первый.

Игра теней.

   Галя Кручинская влетела в свою комнату в студенческом общежитии на третьем этаже, начала искать ножницы. Она точно помнила - они валялись где-то здесь. Пробежавшись взглядом, она заметила ручки ножниц, торчащие из-под подушки её соседки по общежитию, недолго думая схватила их и побежала обратно. Вернёт потом. Соседку по общежитию Киру, Галя недолюбливала, считала её странной и какой-то замкнутой: Кира вечно витала в облаках, на вопросы не отвечала, сторонилась остальных девочек, при разговоре отводила взгляд в сторону, отчего-то пугаясь смотреть в глаза собеседнику.
   Спустившись этажом ниже, Галя впорхнула в комнату к своей подруге, которой Кручинская обещала сделать модную стрижку. Дело в том, что летом Галя упросила парикмахера из своего поселка позволить ей научить её профессионально стричь волосы, и теперь ей не терпелось похвастаться приобретённым навыком.
   - Достала? - спросила подруга.
   Вместо ответа Галя цокнула языком и громко щёлкнула ножницы.
   - Сейчас мы тебя обреем налысо, - с улыбкой добавила Галя.
   - Кручинская, я тебе предупреждаю, напортачишь с моей стрижкой - убью! - серьёзно произнесла подруга. - Я б тебя не просила, да Вадик завтра приезжает, к парикмахеру сходить не успею, да и денег лишних нет.
   - Успокойся! Говорю же, я полтора месяца тренировалась, сейчас постригу тебя по последней моде.
   Галя принялась за дело, отпуская язвительные шуточки по поводу внешности подруги, та огрызалась, щедро одаривала Кручинскую шутливыми угрозами, но наблюдая за своим преображением в зеркале, не могла скрыть довольной улыбки. Закончив, Галя отошла в сторону, чикнула ножницами в воздухе и, стараясь изобразить грузинский акцент, произнесла:
   -Вах, какая женщина!
   Подруга пригладила челку, повертелась перед зеркалом, но так и не нашла к чему придраться. С видом победителя Галя спросила:
   - Ну как, останется твой Вадик доволен?
   - Это что ж получается, мне теперь и в парикмахерскую ходить не надо? - вместо ответа пошутила подруга.
   - Тут как с наркотиками, Ира, - ответила Кручинская. - Первый раз бесплатно, потом за деньги.
   Подруги посмеялись, Ира отпустила дежурные комплименты в адрес парикмахера, который учил Галю стрижке, Кручинская не стала скромничать и заявила, что у неё настоящий талант, коли не устроится по профессии, так пойдёт парикмахером. После девушки принялись перетирать новости, накопившиеся за лето, обсуждать планы на грядущий учебный год, обсуждать парней, уже вернувшихся в общежитие. Наговорившись, они отправились погулять по городу, за одно посмотреть на реакцию мужчин на новую Иркину прическу.
   Одно за другим, и к себе в комнату Галя поднималась уже за полночь. Вахтер в августе халтурил, поэтому Кручинская беспрепятственно вошла внутрь общежития и поднялась на свой этаж. Дверь в её комнату была открыта и из проёма прямо на пол и стену падала чья-то тень. То ли её странная форма, то ли размеры - тень принадлежала высокому человеку - отчего-то напугали девушку. Галя было попятилась, но видение тут же растворилось, темный коридор приобрёл свой первоначальный вид.
   "Показалось", - заключила Галя про себя. Тем не менее, к комнате она подходила нерешительно. Конечно же всё в порядке - Кира раскинулась на своей кровати и дрыхла, видать, устала с дороги, потому даже не позаботилась о том, чтобы закрыться. Решив насалить нелюбимой соседке, Кручинская громко хлопнула дверью. Кира не шелохнулась. Кручинская принялась намерено громко топать, но уставшая соседка продолжала спать без задних ног. Тогда Галя беззастенчиво нащупала выключатель и зажгла лампочку.
   Кира лежала на постели с открытыми глазами, зрачки закатились вверх, на её шее были отчетливо различимы синяки, оставленные чьими-то пальцами. Ошеломлённая Галя подалась назад и завопила.

...

   Прислонившись головой к стеклу электрички, я любовался проплывавшими мимо степями, лесополосами, ещё по-летнему чистым небом и травой, стебли которой уже приобретали бледно-соломенный цвет. Осень наступала, пока едва заметно, но с постоянно нарастающим темпом: в небе не так много птиц, запахи зелени, пыльцы, цветения уступали место горько-сладкому аромату перегноя, то там, то здесь мелькала оголившаяся серовато-черная почва. Впрочем, догадаться о скором наступлении осени можно было не только глядя в окно, достаточно перевести взор на девушек в электричках, сменивших цветастые юбки на джинсовые штаны.
   Настроение было паршивым. Домой я возвращался ни с чем. Поступление в университет провалил, работу за лето так и не нашел, что делать дальше не знал. Пока прятался летом у бабушки в деревне, подобные мысли меня не тревожили, но теперь, сидя в электричке и мчась навстречу своему будущему, не на шутку волновался. Я ведь дал маме слово поступить в следующем году. Снова садиться за учебники и зубрить? Лень. Ничего не хотелось, вернуться домой, завалиться на диван и смотреть телевизор - вот каков план на ближайшее время. И пускай мама меня отчитывает, сколько её душе угодно. Переждать бурю, а впереди наверняка штиль.
   Мысли путались, ни на чем конкретном я сосредоточиться не мог, но с каждой станцией чувство тревоги возрастало. Нет у меня никакого плана, не знаю, чего хочу от жизни, не представляю, как буду влачить своё дальнейшее существование. И как меня угораздило оказаться в таком положении? Пытаясь отогнать неприятные мысли, стал рассматривать пассажиров, задерживая взгляд на хорошеньких девушках.
   Взор упал на шатенку лет шестнадцати. Она перехватила мой взгляд, растерялась, занервничала, завертелась на месте. Я-то надеялся, что она будет польщена. Скользнул глазами дальше по вагону. Любопытная парочка - красивая девушка-студентка и пожилой человек. Она стройная коротко стриженая брюнетка в простенькой коричневой кофте с крупной эмблемой на груди и потёртых джинсах, он - высокий худощавый интеллигент с аккуратной бородой и седыми волосами в клетчатой бело-коричневой рубашке и широких брюках, нелепо смотревшихся на его тощих ногах. Студентка была хороша: выразительные зелёные глаза, прямой нос с тонкой переносицей и изогнутые в подобие ухмылки красивые губы обрамлялись правильным овалом лица. Я прямо-таки засмотрелся на неё, а девушка словно бы и не замечала этого, как ни в чем не бывало продолжала беседовать с пожилым интеллигентом. Интересно, кем приходится ей этой старикашка? Неужели любовником? Маловероятно. Скорее дедом или отцом. Глупо к нему ревновать. Да и стоит ли? Я никогда не заговорю с этой студенткой, не узнаю, как её зовут и куда она направляется. По правде говоря, стоит мне отвести взгляд чуть в сторону, и я очень скоро забуду о ней.
   Только подумал об этом и очарование девушки развеялось, я вспомнил о своих проблемах, вернулся на бренную землю. Снова прислонился к окну и стал любоваться природой, повторяя про себя снова и снова: "Рано или поздно всё наладится".
   - Молодой человек, - донёсся по-старчески скрипучий мужской голос. - Вы не против, если мы присядем напротив.
   Я поднял глаза и увидел интеллигента и нахмурившуюся студентку. Несколько удивился, пожал плечами.
   - Мне-то что, - холодно ответил я.
   Они устроились на противоположной лавке, мужчина наклонился чуть вперёд, упёрся костлявыми локтями в свои колени, переплёл согнутые пальцы рук и втиснул свой подбородок в ложбине, образовавшейся между костяшками пальцев.
   - Мы не просто так сюда сели, нам нужен судья в одном...э-э-э... скажем, деликатном вопросе, - сказал он, сверля меня своими выцветшими от времени карими глазами.
   - А в чём дело? - я отвлекся от пейзажа, мелькавшего за окном, и посмотрел прямо на мужчину.
   Девушка склонилась к самому его уху и прошептала:
   - Дядя, ну хватит. Давай поговорим об этом дома.
   - Сашенька, наш молодой попутчик не глухой, он всё слышит. Не стоит оскорблять его и шептаться. Как известно, где больше двух говорят вслух.
   Саша вздохнула, покраснела и закрыла лицо своими изящными ладонями. Не знаю почему, но мне захотелось её подразнить. Я решил подыграть мужчине.
   - С удовольствием вам помогу, - сказал я.
   - Замечательно. Пожалуй, начну издалека: вы хорошо знакомы с фольклором, в частности со сказками?
   Я пожал плечами.
   - Наверно, хорошо.
   - А знаете, что очень часто фольклор народов, живущих в разных точках планеты, перекликается друг с другом?
   - Нет, этого я не знал.
   - Скажем, вариант сказки о Колобке в той или иной форме есть у других европейских народов.
   - Этого я не знал, - повторил я.
   - Здесь, конечно, можно предположить, что причина кроется в общих корнях, то есть до расселения устное творчество было продуктом деятельности какого-то пранарода, а уже потом приобрело национальные черты. Но можно сделать другое допущение: сами по себе устные истории возникли не просто так, а описывали реальное явление, с которым сталкивались наши предки, чем и объясняется совпадение некоторых историй, передаваемых из уст в уста.
   - Я не очень вас понимаю. Хотите сказать, что Колобок - это правдивая история? - я усмехнулся.
   - А почему нет? Подумайте сами, на что похож процесс поедания Колобка? На что похож сам Колобок?
   Я с сомнением посмотрел на него, перевёл взгляд на племянницу, та сидела вся красная и уставилась в окно. Мужчина усмехнулся.
   - Мои слова кажутся вам странными? - спросил он.
   "Мягко говоря", - подумал я, но вслух ничего не сказал.
   - А между тем, если бы вы вспомнили о Луне и смене её фаз, поняли бы, что история о Колобке возникла не на ровном месте а в иносказательной форме описывает этот процесс.
   Пару мгновений поразмыслив над его словами, я понял, что они очень похожи на правду.
   - Занятно, никогда об этом не думал, - улыбнулся я. - Ведь и правда подходит. Если я вас правильно понял, вы считаете, что в основе сказок лежит что-то настоящее, просто народ передавал это не буквально, а иначе...- я пытался подобрать подходящее слово.
   - Метафорически, - подсказал мужчину. - Вы все правильно поняли, молодой человек. Правда, здесь как раз и кроется корень моих разногласий с племянницей. Я полагаю, что в некоторых фольклорных историях куда меньше метафор и больше правды, чем думают некоторые. Моя племянница со мной не согласна. А вы как на этот вопрос смотрите?
   - Теперь не знаю, как смотрю. После вашего примера с Колобком начинаю склоняться к вашей точке зрения, - улыбнулся я.
   - Видишь, Сашенька, не всем мои слова кажутся глупыми. Ну а если мы сделаем шажок в сторону от сказок о природных явлений и поговорим о страшных историях, как вы на это посмотрите?
   Видимо по выражению моего лица он заметил, что я не очень-то его понял.
   - Скажем истории про ведьм, - предложил он. - Ведь известны реальные случаи, когда женщин, подозреваемых в сношениях с дьяволом, сжигали на кострах. Или когда предполагаемым упырям подрезали жили и отрубали головы. Ведь в Чехии, например, находили целые кладбища мертвецов с вбитыми им в грудь кольями.
   - Это же суеверия, - несколько настороженно ответил я.
   В глазах мужчины загорелся нездоровый огонек.
   - По большей части да. Но что если из сотни, пускай из тысячи сожжённых женщин, одна промышляла ведовством? Что если из тысячи, пускай десятки тысяч замученных толпой человек, один действительно оказывался упырем? Ведь истории не могли возникнуть на ровном месте, не считаете?
   - Дядя, давай уйдём, - Саша заметно нервничала и вскочила с места. - Не докучай парню.
   - Я ещё не дошел до сути, Сашенька, - возразил мужчина.
   - Тогда продолжай без меня, - она быстро выскользнула в проход и пошла в другой конец вагона. Мужчина улыбнулся, глядя на неё.
   - Видите, стыдится моего увлечения. Простите, сам-то я не представился. Станислав Николаевич Яковлев, - он протянул свою костлявую, но при этом довольно изящную кисть, я её пожал.
   - Слава Щербаков.
   - Рад знакомству, Слава. Я почему вас затронул - показалось, что вы не покрутите у виска, услышав мои рассуждения о фольклоре, а заинтересуетесь и хотя бы выслушаете. А я верю в первое впечатление.
   - Мне и правда интересно.
   - Но слова о ведьмах и упырях вас напугали и вы решили, что я свихнулся, ведь так? Эх, я и сам иногда думаю, что свихнулся, но было в моей жизни несколько эпизодов, даже больше, чем несколько, которые заставляют меня считать, что страшные сказки иногда оказываются больше, чем просто сказками. С удовольствием поболтал бы с вами ещё, но не хочу расстраивать и сердить племянницу. Всего доброго.
   - До свидания.
   Мужчина кивнул и последовал за Сашей в противоположный конец вагона, где она тихо-тихо стала его отчитывать. Я некоторое время наблюдал за ними, снова отметил про себя, что у девушки очень приятная внешность, но потом отвлёкся и стал думать о своих проблемах. На тот момент мне казалось, что я больше никогда не встречусь ни с ней, ни с Яковлевым.

...

   Я думал, меня ждёт очередная порция маминых нравоучений, после чего мне придётся пообещать взяться за голову и попытаться поступить в будущем году. Но моим ожиданиям в очередной раз не суждено было сбыться: войдя в дом, я обнаружил хозяйничающую на кухне двоюродную сестру Галю Кручинскую, которая прошлый учебный год жила у нас, а в этом собиралась перебраться в студенческое общежитие.
   "Наверно пришла проведать", - подумал я, но потом заметил её сумки в углу прихожей. Неужели и в этом году будет жить у нас? Не то, чтобы она меня тяготила, но всё-таки мы с ней были не слишком близки, и оттого её присутствие вызывало у меня дискомфорт.
   - Слава! - искренне обрадовалась Галя, заметив меня. - Теть Ира не предупредила, что ты приедешь сегодня, я бы приготовила чего-нибудь вкусненького.
   - Привет. Да переживай, я не голодный. А мама где?
   - Ей на работу нужно было бежать, что-то срочное.
   Я кивнул и не знал, как аккуратно поинтересоваться у Гали, что она здесь делает. К счастью, сестра сама затронула эту тему.
   - У нас же в общежитии беда случилась - моя соседка погибла.
   - Что произошло?
   Галя тяжело вздохнула, достала табуретку и села.
   - Я не знаю. Говорят, сердечная недостаточность, но я там была, всё видела, не верю в это, - она пристально посмотрела мне в глаза. - Милиции сказала про эту тень, а они мне не верят. Окна закрыты, никто вылезти не мог, говорят. А я тень видела, страшную такую, огромную. И она, Кира эта, она мне совсем не нравилась, но ты бы видел её лицо - бледная, как сама смерть, шея посинела, душили её. Ты, говорят, разволновалась из-за смерти подруги, отдохни чуть-чуть. Прошу переселить меня в другую комнату, отказывают. Не знаю, что и делать. Попросила теть Иру у вас пожить хотя бы недельку, а в общежитии грозятся, что если не вернусь, то моё место заберут и с концами. И главное, никто мне не верит, но дали недельку всё обдумать и, если захочу, смогу вернуться в ту же комнату.
   Из путанной истории я понял, что Гале по-настоящему нужна помощь и решил плюнуть на свои хотелки.
   - Не хочешь туда возвращаться, живи у нас. Уверен, мама не будет возражать, а мне ты совершенно не мешаешь, - соврал я.
   - Да неловко как-то, Слава. И до университета далеко добираться, я на проезд больше трачу, чем на общежитие. А ещё, - она запнулась, - я боюсь.
   - Чего?
   - Понимаешь, мне кажется, убийца Киры меня преследует. Особенно по ночам мерещатся эти тени, шныряют повсюду. А по утрам стала просыпаться и шевельнуться не могу, дыхание перехватывает, до жути страшно становится, всё тело немеет, - тут она заплакала, и мне стало искренне её жаль. Сев рядом с ней, я положил руку ей на плечо, приобнял.
   - Слушай, я думаю, милиционеры правы, ты переволновалась, вот тебе и мерещится всякое.
   - Ты просто не знаешь, какая у нас милиция. Им на всё наплевать, они ничего толком не проверяли.
   - Если хочешь, я могу сходить с тобой в общежитие, посмотрим, что там да как - мог кто-то в комнату забраться или нет, - предложил я.
   - Правда? - обнадеженная, она взглянула на меня.
   - Конечно. Дай с дороги отдохну, и сегодня-завтра обязательно сходим.
   На том и порешили. Немного вздремнув, весь оставшийся день я провел за телевизором. Когда вернулась мама, поделился с ней своей задумкой.
   - Правильно, Слава. Галя впечатлительная, вижу, как она до сих пор переживает, может тебе удастся её переубедить, - поддержала мою затею мама. Потом поинтересовалась моими делами и, к счастью, ни словом не упомянула провал вступительных экзаменов.
   На следующий день мы с сестрой отправились к её общежитию. Меня пропустили без проблем, Галя проводила на свой этаж. Судя по всему, версию об убийстве не рассматривали вообще - общежитие продолжало беспечно жить, о смерти соседки сестры пока ещё говорили, но уже начинали забывать. Комната, в которую мы вошли, оказалась небольшой, на трёх человек, окно закрывалось на защёлку надежно, забраться сюда с улицы без пожарной лестницы было невозможно. Да и выскользнуть незаметно не получится. Стало очевидно, что Галя просто запаниковала и напридумывала всяких глупостей про тень мужчины.
   - Не верю, что сюда кто-то мог проникнуть, - открыв и закрыв окно, заявил я.
   - Считаешь, мне показалось?
   - В этом нет ничего удивительного: ты знала эту девочку, она была совсем молодой, поэтому неудивительно, что её смерть тебя шокировала, - начал умничать я, говоря штампами из телепередач и мыльных опер.
   Сестра молча кивнула.
   - Надеюсь, ты не станешь возражать, если до конца недели я поживу у вас? - спросила она, когда мы собрались уходить.
   - Нет, конечно.
   Я открыл дверь, пропуская Галю, но тут в проходе возникла фигура мужчины, с которым я столкнулся в электричке. Как же его звали? Станислав Николаевич? Он удивлённо посмотрел на меня, глуповато улыбнулся, потом перевёл взгляд на Галю.
   - Здравствуйте, - поприветствовала она его. Он кивнул ей, снова посмотрел на меня.
   - Это не с тобой мы познакомились в электричке.
   - Со мной, - я не стал отпираться.
   - И что ты здесь делаешь?
   - Просто я попросила его прийти сюда, осмотреть комнату. Вы наверно слышали, что здесь произошло? Моя соседка погибла, а когда я её обнаружила, то мне показалось, будто в комнате кто-то был.
   - Так ты тоже учишься в нашем институте? - обратился он ко мне.
   - Нет, - я не очень понимал, что происходит и почему сестра отчитывается перед этим человеком, потому решил быть немногословен.
   - Извини, что спрашиваю, - обратился он к моей сестре, - но не могла бы ты рассказать мне об увиденном? Если тебе, конечно, не сложно.
   - Если вы хотите, - неуверенно согласилась Катя. - Только давайте присядем.
   Она пересказала ему события той ночи, опустив некоторые детали. Мужчина внимательно выслушал, после задумчиво почесал подбородок.
   - И ты собираешься вернуться в общежитие? - спросил он.
   - Ну да. Брат говорит, что мне всё привиделось, он внимательно осмотрел окна и уверен, что спуститься отсюда незамеченным невозможно.
   - Слава, да? - мужчина посмотрел на меня. - Одна просьба к тебе, не мог бы ты оставить свой домашний телефон, если он есть. Чуть позже мне хотелось бы переговорить с тобой по одному поводу. Это касается в том числе нашего разговора в электричке.
   Хотя в его просьбе не было ничего криминального, давать этому человеку телефон не хотелось. Тем не менее, я продиктовал ему номер. Он повторил, сказал, что запомнит и, попрощавшись и пожелав нам удачи, ушёл.
   - Кто это был? - спросил я нашу сестру.
   - Профессор Яковлев, работает в нашем институте на кафедре фольклористики. У нас он ничего не преподавал, но я его знаю в лицо. Говорят, он странный. А ты как с ним познакомился?
   - Поболтали в электричке, когда я возвращался от бабушки.
   Больше в общежитии делать было нечего, и мы вернулись домой. Вечером того же дня профессор позвонил мне.
   - Здравствуй, Слава. Я долго думал над тем, что услышал от твоей двоюродной сестры. Есть у меня одно подозрения. Полагаю, в общежитии ей может угрожать опасность.
   - Милиция так не считает, - отстранённо ответил я. Этот мужик мне нравился всё меньше.
   - А не лучше ли перестраховаться, не считаешь?
   - Что вы предлагаете?
   - Покараулить всего одну ночь в общежитии, когда твоя сестра вернётся туда. Как на это смотришь?
   - В смысле вы и я? Кто ж нас туда пустит?
   - Не переживай, договориться я договорюсь. Ты мне поможешь?
   Я на секунду задумался. Не понятно, чего добивается этот тип и какой у него интерес, но Галя ведь видела эту тень до того, как обнаружила тело, значит списать видение на потрясение не получится. Если вдруг она опять испугается какой-нибудь ерунды, то наверняка попросится жить у нас в квартире, а мне этого страшно не хотелось, хоть открыто об этом я и не говорил. Поэтому визит в общежитие вечером может быть полезен - вдруг удастся выяснить, что отбрасывало тень, которая так напугала Галю.
   - Помогу.
   - Отлично. Тогда слушай, что мы предпримем...

...

   Длинный тускло освещённый коридор, кадки с нелепыми цветами возле дверей комнат, линолеумный пол и красная кушетка, на которой мы с профессором устроились - вот что представляло из себя место нашей вахты. Галя выглянула из своей двери, с недовольством посмотрела на нас. Она была не в восторге от предложенной Станиславом Николаевичем идеи, но отказать наотрез профессору не смогла, а отказ в мягкой форме он не принял.
   - Закрывать дверь или оставить открытой? - буркнула она в нашу сторону.
   - Лучше открытой, - ответил профессор.
   - Соседки недовольны.
   - Скажи им, я тебя попросил. Не бойтесь, подглядывать за вами мы не будем, - мягко улыбнулся профессор. - Я уж не в том возрасте, а Славик благородный молодой человек.
   Бросив в мою сторону холодный взгляд, сестра приоткрыла дверь. Вскоре большую часть лампочек погасили, только у поворота к лестнице горела слабенькая сороковатка. Я стал смотреть в окно: осень только начиналась, листва на деревьях, и без того пестрая, в свете фонарей приобретала экзотические оттенки. Мимо общаги шныряли какие-то сомнительные личности, иногда попадались парочки. Подбегал какой-то парень, кидался камешками в одно из окон, в ответ оттуда бросили башмаком и крикнули какие-то обидные вещи. Какие именно я не расслышал, но по выражению лица парня понял, что ответ ему не очень понравился. Изредка по дороге неторопливо проезжали старенькие машины, но вообще этот район был довольно тихим и оттого обладал своим особенным очарованием. На улице было тепло, захотелось выйти и прогуляться по окрестностям. Ненадолго нахлынуло какое-то романтическое настроение, а потом я сладко зевнул и понял, что засыпаю. Дабы продержаться хотя бы до часа ночи, решил завести беседу.
   - И что вы ожидаете увидеть? - шёпотом спросил я профессора. - И почему не рассказали об этом сразу?
   - Помнишь наш разговор в электричке? Думаю, я ожидаю увидеть подтверждение моих слов.
   - Каких именно слов? Хотите сказать, что мы вживую столкнёмся с каким-то персонажем сказок?
   - Не сказок, легенд.
   Я вздохнул. Связался с сумасшедшим. Сейчас бы спокойно спал у себя дома, на кровати. Может уйти?
   - Люди-тени популярный персонаж как современного фольклора, так и старинного. Упоминание подобного явления имеется в легендах у калмыков, чувашей, башкиров. У русских специального названия этого существа нет, обычно пакости, за которые оно ответственно, перекидывали на домового, кикимору. Да и описания разнятся: то оно душит, то похищает, то нападает. Толком не разберёшь.
   - И вы на полном серьёзе считаете, что моя сестра видела эту ...э-э-э... живую тень?
   - Я предполагаю. Знаю, мои слова кажутся бредом, да мне и самом у порой кажется, что я нездоров. Я тебе расскажу, а ты уж суди сам. Где-то в семидесятом году в одной казахской деревне произошла подобная история - девочка задохнулась во сне. Причин нет, медики констатируют сердечную недостаточность у здорового ребёнка. Находят объяснение, мол, такое случается. И в их словах есть доля правды, да что там доля - подавляющее большинство случаев никакого отношения к моим домыслам не имеют. Но потом в той же семье похожим образом умирает мать. Списать это на совпадение не получится. Что тогда? Я ведь по натуре скептик, даже своим глазам не всегда верю, но ворвавшись в комнату мальчишки, который остался на отца, увидел нечто темное, как шар и в то же время есть что-то от человека. Включил свет - ни следа. А мальчик дышит тяжело-тяжело. Когда отец семейства последовал моему совету и стал класть ножницы под подушку, всё прошло, последний раз видел мальчугана во время командировки через три года - здоровый, крепкий, румяный.
   - Ножницы?
   - Ага, те самый, которые твоя сестра выхватила из-под подушки своей соседки. Думаешь, девочка случайно туда их клала? Видимо в своё время тоже кто-то посоветовал.
   Оспаривать я ничего не стал, да и историю профессора слушал краем уха. Хотелось спать и, рассчитывая на то, что до утра не случится ничего важного, я позволил себе задремать. За мгновение до того, как меня растолкал профессор, снились морские волны, грозные, высокие, почти чёрные. Они мотали какое-то маленькое судёнышко, а в окнах капитанской рубки виднелись детские ладони. Потом громадная волна накрыла своей тенью кораблик, и на палубе возникли какие-то мерзкие существа, которые бросились на меня и стали трясти...
   Я встрепенулся открыл глаза и увидел это: у комнаты сестры непроницаемо-чёрный человекоподобный силуэт. Было в нём что-то отвратительное, неправильное, то ли руки больше походили на лапы осьминога, то ли голова выглядела так, будто её разнёс крупнокалиберный снаряд, а всё содержимое разметал по сторонам оставив только уродливый каркас неправильной формы. Отчего-то затошнило, где-то на заднем фоне звучал голос Яковлева:
   - Вставай же скорее, он к твоей сестре идёт!
   Действовал я в полудрёме, бросился на силуэт, хотя все внутри меня противилось этому шагу. Но проскользнул мимо, свалился. Когда обернулся, то увидел, что силуэт пропал, а Яковлев вбежал в комнату. Я подскочил на ноги, оказался у проёма и застыл на месте - вокруг постели Гали образовался какой-то кокон, словно бы абсолютное затмение наступило в одной части комнаты. Различить, что там происходило, было просто невозможно. В глаза мне ударил свет от лампочки, стало нестерпимо больно, но я не зажмурился и увидел, как силуэт снова принял очертания отвратительного существа, которое я наблюдал в коридоре, потом словно бы сделался плоским, упал на пол и на стенку, растворился.
   - Вы видели, видели?! - возбуждённо спрашивал профессор.
   Соседки Гали непонимающе хлопали глазами, инстинктивно натянув одеяла до подбородка. А вот моя сестра валялась у кровати, схватилась руками за горло и кашляла.
   - Ты видел, Слава? Видел его?
   Я утвердительно кивнул головой, хотя сказать толком, что видел, не мог.
   - Что произошло? Почему вы вломились в нашу комнату? - заголосили возмущенные соседки, но Галя, придя в себя испуганно посмотрела на профессора. Он подошёл к ней, помог встать, что-то шепнул на ухо и дал в руки ножницы.
   - Простите девочки, что потревожил вас, видимо, показалось, - сказал профессор, выключил свет и, схватив меня за локоть, вывел из комнаты.
   - Ну и как теперь, Слава? По-прежнему думаешь, что мои слова - глупости помешавшегося на сказках старика? - спросил он шёпотом.
   Я ничего не ответил.
   - Молчишь? А я вот по-прежнему так думаю, - мягко сказал он и улыбнулся.
   - Куда мы идём? - спросил я, когда увидел, что он ведёт меня к лестнице. - Вы же видели это, Галю нельзя оставлять одну!
   - Теперь можно, ничего страшного не произойдёт, не волнуйся. Я научил её, как защититься.
   Профессор привёз меня домой на своем стареньком Жигулёнке в третьем часу ночи. На цыпочках пробравшись к себе в комнату, я лег было в кровать, но вспомнив пережитое, достал из тумбочки ножницы, положил их себе под подушку и только после этого лег спать.

Рассказ второй.

Баня.

   Прохладный сентябрьский вечер встретил Артёма Кулешова в деревне Тарасово. До рай оного центра оставалось километров двадцать и добраться туда такому опытному автостопщику, как Артём, не составляло труда, вот только в городе ночевать придётся под открытым небом, да ещё на нежелательную встречу с милицией можно напроситься. Деревенские жители порой оказывались приветливее горожан, потому Кулешов и решил сделать ставку на Тарасово.
   Деревня представляла собой жалкое зрелище. Густые желто-зелёные поросли бурьяна вдоль широкой грунтовой дороги, покосившиеся заборы, ветхие дома, пустая улица. Где-то неподалеку горёл костёр, серые клубы дыма по-осеннему лениво поднимались в воздух.
   "Жизнь есть, значит, я не на Марсе", - пронеслось у Артёма в голове. Натянув обязательную улыбку на покрытое серой дорожной пылью лицо, парень направился к источнику дыма, рассчитывая встретить там деревенских жителей. Отыскав в зарослях высокой амброзии тропинку, Кулешов стал осторожно продвигаться вперёд к маячившей впереди покрытой шифером крыше невысокого домика.
   - Хозяева! - громко крикнул Артем, различив очертания сплошного забора и выделявшейся на его фоне низенькой калитки. - Добрый вечер!
   Он, наконец, миновал заросли амброзии и прочей сорной травы, подошёл к калитке, осторожно заглянул во двор. Тамошний костёр почти догорел, хозяин, мрачный молодой мужик с жиденькой бородёнкой, подгребал разлетевшиеся в стороны листья в огонь.
   - Добрый вечер! - окликнул его Артем. - Простите, что беспокою вас так поздно. Можете уделить мне минутку внимания?
   Мужик нехотя оторвался от своего занятия, сердито посмотрел на Артема. Он явно не в духе. У такого страшно просить ночлега.
   - Здорово. Ты кто такой? - без лишних церемоний спросил мужик.
   - Я путешественник, меня зовут Артем. А вас?
   - Олег я, - представился мужик, положив грабли на землю. Он направился к калитке, явно заинтересовавшись незваным гостем. Нахмуренные брови бородача расправились, и он уже не казался таким страшным. Нужно было брать бык за рога.
   - Я направлялся в город, - начал привычное повествование Артем, - но так сложилось, что человек, который меня подвозил, изменил маршрут и высадил меня на трассе. Денег у меня совсем немного, подбирать никто не хотел, пришлось свернуть по указателю к вашей деревне.
   - Да не церемонничай ты так, не такой уж я и старый, чтобы мне выкать, - Олег с важным видом провёл пальцами по своей жидкой бороде. - Сколько дашь?
   - Тебе? - быстро сориентировался Кулешов. - Ну, лет тридцать.
   - Двадцать три, - чуть ли не с гордостью произнёс бородач, снова запустив пальцы в бороду. - Мы здесь на свежем воздухе быстрее вас растём, прям как на дрожжах.
   Артём не стал спорить, кивнул в знак согласия.
   - Тут ты прав. Как детьми обзаведусь, может, и я в деревню перееду.
   - И правильно сделаешь. Ребятишки у тебя будь здоров вырастут, - Олег развёл руки в сторону. - Во какими в плечах раздадутся. Так чего хотел-то?
   - Понимаешь, Олег, тут такое дело. Мне ночевать негде. Может ты кого знаешь, кто согласился бы помочь? Просто тут такой момент - денег у меня почти нет, зато еды навалом. В рюкзаке разная каша, объедать я никого не буду. Да и человек я не прихотливый - лишь бы крыша над головой была. Есть хлев - переночую в хлеву, есть сарайчик на улице - значит в сарайчике. Так как, Олег, не знаешь, кто у вас здесь мне с жильем помочь может? - спросил Артем.
   Бородач отвёл глаза в сторону. Плохой знак - он откажет.
   - Может, какой заброшенный домик есть, - решил подсказать Артем. - Мне и он сойдет.
   Олег с сомнением посмотрел на Кулешова.
   - Я бы тебя и к себе пустил, - ответил бородач. - Но сам понимаешь, какие времена. Да и не я хозяин, а батька, он таких мужиков как ты терпеть не может. Называет лоботрясами, мутными.
   - Понимаю, всё понимаю. Так может ты отца позовешь, я с ним попробую договориться.
   Олег снова нахмурился. Он нехорошо посмотрел на Артема.
   - Зачем это тебе с моим батькой беседовать? Тебе этого делать незачем. Говорю - не пустит он тебя, значит, не пустит. Или ты мне на слово не веришь?
   - Ну что ты, верю, верю. Нет, так нет. Вы же не единственные, кто в этой деревне живёт. Просто подскажи, к кому мне лучше с таким вопросом обратиться.
   - Дай подумать, - Олег быстро успокоился, посмотрел куда-то в сторону. - Знаю. Сходи к Антоновне, бабка живёт совсем одна. Дети и внуки её давно в город перебрались. Может она и разрешит.
   - Ладно, схожу. А дом-то её где?
   - Ты иди прямо по улице, мимо не пройдёшь. Забор там покосился, а в огороде завалюшка стоит - банька старая. Вот то и есть хоромы Антоновны.
   - Полностью звать её как?
   - Все её Антоновной кличут, она и сама-то имя своё с трудом вспомнит. Прямо так к ней и обращайся.
   - Хорошо. До свидания, спасибо, - попрощался Артём.
   Бородач небрежно кивнул, вернулся к своему занятию.
   Откровенно говоря, Артём сомневался, что одинокая старушка позволит ему переночевать. Бабушки из деревень осторожные, уши навострят и знай себе на уме. Но она жителей деревни лучше Олега должна знать, может и подскажет, кто согласится помочь Артему.
   Кулешов вернулся на дорогу и пошёл прямо, поглядывая по сторонам. Домишки здесь не ахти какие - у одного стены покосились, у другого шифер на крыше потрескался, в третьем окно разбито, дверь как следует не прикрывалась..
   "Не сладко жить в деревне", - подумал Артем.
   Между тем показался заваленный забор, а за ним небольшой, аккуратный домик из кирпича. В стороне стояла завалюшка - банька, о которой говорил Олег. Вероятно, это и был дом Антоновны. Артем подошёл ближе и увидел, что рядом с калиткой, на старенькой лавочке сидит сама Антоновна: полная, краснолицая женщина, целомудренно сложившая руки на коленях и глядевшая куда-то вдаль.
   - Здравствуйте, - поздоровался Артём.
   Она рассеяно посмотрела в его сторону, приветливо улыбнулась.
   - Здравствуй, голубчик.
   - Меня зовут Артём Кулешов, я путешественник и так получилось, что мне негде переночевать. Вы случайно не знаете человека, который мог бы пустить меня к себе. Утром я уже уеду.
   - Случайно знаю, - Антоновна улыбнулась шире. - К себе домой не приглашаю, места у меня немного, а вот в бане переночевать можешь.
   Старушка встала, разгладила юбку на коленях.
   - Пошли, провожу.
   Рассыпаясь в благодарностях, Артём последовал за Антоновной к старому покосившемуся зданию бани.

...

   Артём устроился в бане на широкой скамье, которую застелил старой простынею, и уже засыпал, когда ему показалось, будто кто-то щекочет его за пятку. Он хотел было подтянуть ногу к себе и стряхнуть с пятки букашку, неведомо как очутившуюся там, но неожиданно громадная волосатая лапа обхватила его ногу. Кулешов перепугался, подскочил на лавке, подаваясь назад. Бешено хлопая глазами, он смотрел в угол бани. Невнятный комок валялся на лавке, Артём пододвинулся ближе и разглядел пышный веник.
   - И дурак же я! - с облегчением произнёс Артем.
   Сон как рукой сняло. Нужно было успокоиться. Кулешов достал из кармана джинс, которые положил себе под голову, спички и сигареты, вышел на улицу и закурил. Снаружи царила кромешная тьма. Фонарей нет, правда, в отдельных домах горел электрический свет, но то были лишь лучинки в необъятном пространстве мрака. Докурив, Кулешов совершенно успокоился, его потянуло в сон. Артём вошёл в предбанник, сладко зевнул, открыл дверь парной и увидел изорванные в клочья простынь, джинсы, рубашку и походной мешок. По полу рассыпаны соль и гречневая каша, который Артём всегда хранил в бумажных пакетах.
   Кулешов опешил, не знал, как себя вести, а по ногам опять проскользнула что-то мохнатое, он подался назад, в предбанник, хотел вернуться на улицу, но дверь закрылась слишком плотно. Артём дёрнул за рукоятку посильнее, та оторвалась. За спиной Кулешова что-то зашуршало, кто-то хихикнул. Он обернулся, но ничего не увидел, хотел окликнуть бандита, посмевшего порвать все его вещи и запереть в бане, но не осмелился. Артём поддался панике, бросился на дверь, принялся её штурмовать, всё без толку. Опять мохнатая рука ухватила его за голень. Тут Кулешов не выдержал и заорал, что есть мочи. Дверь мигом открылась, он вывалился из бани в одних трусах, весь бледнее белого, руки трясутся. Антоновна выскочила из дома, испуганно посмотрела на Кулешова.
   - Что приключилось-то, голубчик?
   - В баню кто-то забрался, напал на меня. Нужно милицию вызывать,- пролепетал Кулешов.
   - Упаси Боже. Да быть того не может, - она ушла в дом и вернулась с фонариком и кочергой в руках. - На вот, сходи посмотри.
   Вооружившись кочергой и освещая дорогу фонариков, Артём вошел в баню. Осветив лавку фонарем, он обнаружил, что и простынь, и джинсы целы, сумка закрыта и стоит в углу, никакого веника и близко нет. Зажмурился, а когда открыл глаза, понял что стоит в полуразвалившемся здании, которое давным-давно никто не ремонтировал, в руках держит истлевший веник, ни вещей, ни одежды нет.
   Сбитый с толку Артём стал звать Антоновну, но когда вышел на улицу понял, что пейзаж изменился - домики, в окнах которых он видел электрический свет, сменились завалюшками с провалившимися крышами, просёлочная дорога поросла травой, а вокруг ни единой живой души. Когда мохнатая лапа снова ухватила его за ногу, Артём бросился бежать.

...

   В сентябре у меня было много времени подумать о будущем. Мать, смирившаяся с тем, что я провалил поступление в этом году, настаивала на том, чтобы я как следует подготовился к будущему.
   "Оно может и к лучшему, - говорила она скорее для себя, чем для меня. - Тебе восемнадцать в июле исполняется, если поступишь, под призыв не попадаешь и год сэкономишь".
   Я не разделял её оптимизма. Идти в армию не хотелось, а учиться надоело. Что делать дальше, я не знал, однако, пошёл на поводу у мамы и пообещал, что буду готовиться к следующим вступительным. Она поверила мне на слово и особо не давила. Только начать плотно заниматься у меня никак не получалось. А тут ещё знакомство с Яковлевым, которое вдвойне воодушевило мать.
   "Держись его, сынок, если что, он тебе и с поступлением подсобить может", -советовала она.
   Разумеется, я не рассказал ей о том, что Яковлев производит впечатление полоумного. Связываться с ним я не хотел. Однако и отцепиться от профессора оказалось не так-то просто. Периодически он названивал и расспрашивал меня о случившемся в общежитии. А потом он перестал со мной связываться. Я уж думал, что с Яковлевым покончено. Но пятнадцатого сентября, когда я был дома один, смотрел телевизор и думал о будущем, раздался телефонный звонок.
   - Алло, Вячеслав?
   Я узнал голос профессора.
   - Здравствуйте, Станислав Николаевич, - безрадостно поприветствовал его я. -Я вас слушаю.
   - Ты сегодня не сильно занят?
   - Да не особо, - выпалил я и тут же выругался про себя. Нужно было соврать. - А что вы хотели?
   - Понимаешь, я сейчас занят в университете и не могу отлучаться. А тут подвернулось любопытное дельце. Один путешественник обратился в милицию со странным заявлением. Якобы его ограбили в деревушке Тарасово, что в тридцати километрах от города. Бабка его пустила переночевать в баню, молодчиков каких-то навела, а они его обчистили до ниточники - деньги пропали, одежда пропала, документы пропали. Только вот какая загвоздка - в деревне-то этой никто уже много лет не живет, там одни завалюшки остались, да их век короток, скоро и они сгинут. Казалось бы, ерунда, ан да нужно проверить. Ты мог бы съездить туда и осмотреться?
   - Не знаю, - протянул я. - Сейчас-то я свободен, но попозже матери моя помощь понадобиться.
   - Если ты беспокоишься о деньгах, то это ни к чему - Саша обещала мне тебя подбросить.
   Имя племянницы профессора заставило меня пересмотреть своё отношение к поездки. Я вспомнил красивые зелёные глаза, короткие волосы, женственную фигурку. А тут предоставлялся такой шанс: съездить с нею в деревню. Это практически свидание.
   - Если так, я согласен.
   - Замечательно, - обрадовался профессор. Тогда я ей позвоню, и примерно через полчаса она подъедет. Слушай внимательно, что от вас требуется: отыскать баню, о которой говорит путешественник, и изучить её как следует. Простучи стены, осмотри основание, ищи кучки земли, всё что угодно, прислушивайся, высматривай странные следы. Если ничего не отыщешь, тогда я напрасно тебя побеспокоил. Но если заметишь что-то... Как ты смотришь на возможность переночевать в Тарасово?
   - Переночевать?!
   - Ты не подумай, я тебя не заставляю, просто спрашиваю.
   - Хорошо,- неожиданно для самого себя ответил я. Разумеется, я снова вспомнил о племяннице профессора и понял, что не прочь познакомиться с нею ближе.
   - Какой ты молодец, - оживился профессор. - У тебя есть нательный крестик? Обязательно надень. Перочинный нож с собой возьми, на полу круг вырежешь и спать только там. Всё понял?
   - Да, - ответил я, пропуская бредни профессора мимо ушей.
   - Ну, всё, дожидайся Саши. С Богом, - он повесил трубку.
   Взволнованный предстоящим приключением, я собрал кое-какие вещи, позвонил маме и предупредил её, что сегодня собираюсь в ночь на рыбалку с другом, которого она не знает. По тону понял, что ей не понравилась эта затея, но съездить разрешила. Саша приехала точно через полчаса, постучалась в калитку, когда я вышел, холодно поздоровалась, открыла багажник, я бросил туда свои вещи, и мы отправились в путь. Пока ехали по городу, Саша не обмолвилась и словом, только угукала в ответ на мои вопросы, однако, когда выбрались на магистраль, она немного расслабилась, тяжело вздохнула, начала поддерживать разговор.
   Поначалу мы непринужденно болтали, но потом девушка сделалась серьезнее прежнего, нахмурилась.
   - Слава, ответь мне, только честно, почему ты согласился помочь моему дяде? - спросила она меня.
   "Чтобы с тобой повидаться", - хотел было ответить, но передумал.
   - Как-то неловко было отказывать.
   Она немного помолчала, затем продолжила.
   - Ты должен понимать, что мне очень сложно говорить с тобой начистоту. Речь ведь о деликатных вещах. Я многим обязана дяде: когда с родителями приключилось несчастье, он возложил на себя обязанности и отца, и матери, вырастил меня, ни разу не попрекнул за всё то добро, которое мне сделал. Он замечательный человек, но, - она запнулась. - Он не вполне здоров, и ты должен это понимать. Я пыталась ему объяснить. Но дядя впечатлительный человек, обидчивый, гордый. Его задели мои слова, и тогда я опустила руки. Но поощрять его болезненным фантазиям нельзя. Ты и это должен понимать. Слава, если ты рассчитываешь, что в будущем году, он поможет тебе поступить на его факультет, ты жестоко ошибаешься.
   - И в мыслях такого не было, - притворно возмутился я.
   - Не перебивай, пожалуйста, мне и так каждое слово с трудом даётся. Положим, я верю, положим, ты из разряда безотказных товарищей. Я просто хочу, чтобы до тебя дошло - дядя не пользуется авторитетом ни в научных кругах, ни в кругах управленческих. А его сомнительные предприятия могут привести к увольнению. Для нас это катастрофа. Я зарабатываю копейки, а дядя не сможет устроиться больше никуда. Я боюсь, что если его уволят, он просто-напросто сопьётся.
   Она снова замолчала, позволяя мне поразмыслить над её словами. В окне мелькнул наполовину стершийся указатель "Тарасово - 1 км" и стрелка, предлагавшая свернуть направо. Дорога стала плохая, машину то и дело подкидывало, но Жигулёнок справился, вскоре можно было разглядеть заброшенные дома, производившие удручающее впечатление. Саша остановила автомобиль.
   - Слава, я хочу, чтобы ты дал мне обещание больше никогда не потворствовать моему дяде. Будет тебе звонить, говори, что занят, будет докучать, нагруби ему. Он гордый, он не простит и оставит тебя в покое. Пообещай, что последний раз помогаешь ему.
   Она повернулась и посмотрела своими выразительными зелёными глазами прямо на меня.
   - Пожалуйста! - попросила она.
   У меня перехватило дыхание, по спине побежали мурашки. Я не мог оторвать взгляда от её лица, хотелось прижать Сашу к себе, поцеловать, запустить руку ей под сарафан... Холод, которым веяло от неё, заводил меня ещё сильнее. В тот момент я был готов согласиться на что угодно, лишь бы продлить мгновенье, зачаровавшее меня.
   - Если ты считаешь, что так будет лучше, - ответил я, с трудом подбирая слова, запинаясь. Мысли путались, голова едва ли не кружилась.
   - Спасибо тебе, - она позволила себе слабо улыбнуться, мы поехали дальше.
   Я боролся с охватившей меня страстью, пытался думать о чём-то отвлеченном, но сердце не переставало бешено колотиться.
   - Наверное, об этом доме говорил дядя, - произнесла Саша, резко сбавив ход. - Вон она и баня.
   Я посмотрел на дом, о котором говорила Саша: забора нет крыша ввалилась, стены покосились. Баня выглядела лучше: небольшое строение, настоящая избушка, правда разруха коснулась и её - дверь вывалилась, а стекла были выбиты.
   - Давай поглядим, о чём этот путешественник болтал, - сказала Саша и вышла из машины. Я посидел ещё немного. Недоступность Саши делала её желаннее. Я ничего не мог с собой поделать, мысли, одна похабнее другой, беспрестанно вертелись у меня в голове.
   - Чего ты сидишь, иди сюда! - позвала меня Саша. Собравшись, я вылез из "Жигули" и, перескочив через валявшийся на земле забор, вошёл во двор брошенного хозяйства.
   - Смотри сюда, - Саша ткнула пальцем в притоптанную траву. - На цыпочках он что ли бегал?
   Я взглянул: на земле отпечатался след пальцев, но пятки рядом с ними не было видно. И вправду создавалось впечатление, будто кто-то бегал вокруг бани на цыпочках. Однако, это единственная любопытная деталь, которую нам удалось обнаружить. В остальном и двор, и баня были самыми что ни на есть обычными.
   - Наверное, поехали, - предложила Саша. Однако чёрт потянул меня за язык.
   - Разве твой дядя не сказал? Он просил переночевать здесь.
   Она округлила глаза.
   - Мы же договорились, что та не станешь потворствовать ему.
   - Это в последний раз, таков уговор? - напомнил я ей. - К тому же, я обещал ему.
   - Как знаешь.
   Мы вернулись к машине, я вытащил вещи из багажника, уже собирался начать выяснять, кто из нас будет ночевать в предбаннике, а кто в бане, но Саша меня опередила.
   - Утром за тобой заеду, долго не спи.
   Не попрощавшись, она села за автомобиль и завела его. Я хотел было возразить, но потом понял - просьба профессора была адресована одному только мне. Вышло глупо, и всё из-за минутной слабости, которая охватила меня, когда Саша сидела так близко. Твердо решив учиться контролировать свои чувства и в будущем не идти у неё на поводу, я принялся искать место для ночлега и понял, что баня подходит лучше всего. Постелив на лавке в предбаннике, я отправился побродить по брошенной деревне.
   Идти по проезженной дороге не хотелось, поэтому свернул на узкую тропинку, ведущую в сторону леса. Величавая красота каштанов, желтизна крон которых придавала листве особое изящество, их орехи, разбросанные повсюду, кустарники, волновавшиеся под слабыми порывами ветра - всё вместе это навевало сентиментальные мысли. Я вспомнил, как в детстве по дороге из школы, мы пинали орехи каштана, обкидывались ими, разыгрывали миниатюрные футбольные матчи. Прохожие оставались недовольными, некоторые из тех, в чью сторону отскакивали орехи, грозились оборвать уши, но нам всё было ни по чём. Весело хохоча, мы убегали и продолжали нашу увлекательную игру.
   Носком ноги я подбросил один орех в воздух, сумел подбить его вверх ещё дважды, после он улетел в кусты. Тогда я повторил всё то же с другим плодом каштана. Неторопливо добрался до лесу, где тропинка успела зарасти. Идти туда я не решился, повернул обратно, между прочим заметив, что за время моей прогулки солнце почти скрылось за горизонтом. Я поторопился обратно, вернулся к бане, на скорую руку приготовил ужин из захваченных из дому помидоров и бутербродов с колбасой. Расправившись с ними, немного посидел на улице, наблюдая за тем, как в лучах заходящего солнца на травинках начинают блестеть конденсирующиеся капельки росы, после чего лёг спать, хоть и не сильно хотел. Комары начали докучать ещеё на улице, поэтому пришлось принять меры: дверь бани я сумел вставить в петли и закрыть, окна завесил. Я продолжительно ворочался на лавке, пытаясь уснуть пока, наконец, дрёма меня не охватила, а мысли не уплыли далеко-далеко.
   Разбудил меня стук в дверь. Я вскочил, вздрогнул, немного испугался - дверь-то не заперта. В этот момент снова постучали. Я вскочил с лавки, с перепуга не удержал равновесия, бухнулся на пол. Вспомнил, что в деревне никого нет и быть не может, поднял лавку, упёр один её конец под дверную ручку, другой в стенку, создав своеобразную опору.
   Потом на цыпочках прокрался к завешенному окну и, приподняв краешек тряпки, выглянул наружу, чтобы в следующее мгновение отпрянуть: прямо под окном стоял жуткий мужчина. Волосы и кожа мертвенно-белые, глаза красные, как у вампира. После я конечно вспомнил о таком явлении, как альбинизм, но тогда меня охватил настоящий ужас. А в дверь снова принялись стучать. Что делать, я не знал, побежал в предбанник, прижался к скамейке, стараясь прижать её как можно плотнее к ручке. И в этот момент чья-то волосатая холодная рука ухватила меня за щиколотку. Тут уж я не выдержал, заорал благим матом, свалив скамейку на пол. Позабыв об альбиносе, караулившем на улице, я пулей вылетел из бани. Снаружи никого. Я затаился, поглядывая по сторонам и тут увидел фигуру, стоявшую у заваленного домишки. То ли мужчина, то ли женщина, молодой ли, старый ли - не разобрать. Стоит и смотрит в мою сторону. Сердце, казалось, остановилось. А когда незнакомец пошёл в мою сторону, я совсем уж растерялся, побежал, решив укрыться за баней. Прижавшись к стене, я поглядывал по сторонам. И тут прямо за спиной кто-то стал скрести стену. С внутренней стороны. Вспомнился навет профессора: "возьми нож и начерти круг". Но нож то в бане остался, идти туда страшно. Рассудив, что нечего дожидаться я снова побежал в сторону дороги, перебежал через неё и добрался до ближайшего дома на другой стороне улицы. Оттуда я стал наблюдать за баней. Из дверей стрелой вылетел черный комок с горящими глазами - кошка. Мелькнув в ночи, она растворилась среди развалин. Никакой фигуры человека не видно, альбинос пропал. Уж не привиделось ли мне всё это?
   Впрочем, проверять свою догадку я не стал, кое-как устроился прямо на полу и задремал. Оставшаяся часть ночи прошла спокойно, проснулся я от гудков автомобиля. С улицы доносились крики:
   - Если с ним что-нибудь случилось... Ты хотя бы понимаешь, к чему это приведёт?! - голосила девушка. В ответ ей мужчина бормотал невнятные объяснения.
   Я встал, вышел на улицу и увидел Сашу и профессора.
   - Не волнуйтесь, - окликнул я их. - В бане спать было неудобно, вот я и перебрался сюда.
   Саша, заметив меня, облегченно вздохнула, возбужденный профессор мигом подскочил и стал сыпать вопросами:
   - Как прошла ночь? Что-нибудь необычное видел, слышал? Кто-нибудь тебя беспокоил?..
   Я рассеяно отвечал, не желая вспоминать о привидевшихся мне ночью кошмарах. Да и кому охота признаться в том, что перепугался кошки?
   - Если всё было хорошо, почему бросил вещи? - спросил недоверчивый Яковлев.- Почему лавочка перевернута?
   Я пожал плечами.
   - Ворочался и свалился. Тогда распсиховался, пнул её, вещи оставил и пошёл в этот дом.
   Он опечалился, ничего не сказал и вернулся в машину.
   - Давай, собирайся, да поедем, - распорядилась Саша. Я вернулся в баню, скомкал вещи и, убедившись, что профессор с племянницей разговорились и не обращают на меня внимания, решил осмотреться. В бане ничего не изменилось, за фигуру человека я, вероятно, принял столб, вколоченный за развалюхой. Единственным невнятным моментом в этой истории оставался альбинос. Неаккуратно собрав вещи, я специально уронил их на выходе, чтобы, не привлекая излишнего внимания, поближе осмотреть землю под окном. Когда я наклонился, в висках застучало, а руки стали дрожать: поляна была усеяна отчетливо различимыми следами ступней без пяток.
   Не пытаясь отыскать разумного объяснения, я поторопился к машине. О своей находке не стал сообщать Яковлеву, мечтал поскорее вернуться домой и забыть о ночи, проведенной в заброшенной деревне Тарасово.

Рассказ третий.

Цыганский барон.

   Осень девяносто девятого выдалась теплой и красивой. Легкий ветерок то и дело срывал с деревьев жёлтые и буровато-красные листья с фиолетовыми прожилками, небрежно раскидывал их по земле, образуя пышный ковёр. Считая, что готовиться к будущему поступлению пока рано, так и не сумев подыскать себе работу, я предавался блаженному безделью: много гулял, ездил по знакомым, и, как ни совестно в этом признаться, наслаждался жизнью, в то время как маме приходилось кормить нас. Моё знакомство с профессором Яковлевым вселяла в неё надежду, что в будущем году я точно поступлю, поэтому она несколько смягчилась и благосклонно относилась к моему времяпрепровождению.
   В начале октября мне позвонил школьный приятель Вадим Кислицкий. Поинтересовавшись состоянием моих дел и проболтав с минуту о пустяках, он, наконец, перешёл к делу.
   - Слушай, Славик, я тебе чего звоню, - он замялся. - Понимаешь, мы с семьёй решили выбраться на недельку из города, попутешествовать. Отец обещал - если поступлю, поездка в Египет с него. Он уже договорился, билеты взял, в универе я всё уладил, получил отгул. И тут вдруг дядь Павлик - ну ты знаешь его, на выпускном он громче всех орал, когда мне аттестат вручали - говорит, что не может за нашим домом присмотреть. Отец к нему и так, и эдак, а он нет да нет. Руками разводит, да приговаривает: "Ну не получается, никак не получается".
   - Неужто у вас район настолько опасный, что дом неделю без присмотра не постоит? - спросил я.
   - Славик, ты же знаешь - по соседству цыгане живут. Мать их страшно недолюбливает, побаивается. Вот и хочу тебя попросить последить за хозяйством. Если хочешь, можешь даже ночевать у нас. Еду и деньги мы само собой оставим. Делай что хочешь, только собаку не забывай кормить. Ну как, согласен?
   - Неужто ваши соседи-цыгане такие тупые, что грабить вас станут?
   - Да грабить-то не станут, но навести кого-нибудь могут. В общем, ты согласен или нет? Днями ведь дома сидишь, не учишься.
   Я рассудил, что зерно истины в его словах есть, пожить недельку самостоятельно было бы неплохо, поэтому принял предложение. Когда рассказал об этом маме, она пожала плечами, сказала, чтобы поступал, как знаю. Через день я можно сказать в торжественной обстановке вступил в домовладение. Отец Вадима пристально изучал меня недоверчивым взглядом, мать натянуто улыбалась, сам Кислицкий выглядел счастливым. Введя меня в курс дела относительно того, чем кормить собаку, каким краном в ванной можно пользоваться, а каким нельзя и прочих мелочей, он распрощался со мной и передал небольшой серебристый ключик. Отец Вадима крепко хлопнул меня по плечу, ничего не сказал, но во взгляде читалось предостережение. Его мать взъерошила мне волосы и поцеловала в щёку. Пообещав, что всё будет хорошо, я проводил их до калитки, закрыл за ними дверь, заперся на ключ, повернулся и окинул взглядом свои владения. Трехкомнатный дом с раздельным санузлом, прилегающий к нему вишнёвый сад, деревья которого радовали глаз жёлто-зелёной листвой. В стороне от калитки располагалась будка, возле которой, виляя хвостом, лежала крупная, но, как утверждали Кислицкие, беззлобная сука по кличке Матильда. Первым делом я решил поближе познакомиться с моей сожительницей. Медленно подошёл к будке, остановился в полушаге. Собака перестала вилять хвостом, внимательно посмотрела на меня из-под полуопущенных век. Стало немножко не по себе, но я нашёл перебороть зародившийся в душе страх, стал наклоняться и тянуть руку к её голове, рассчитывая погладить овчарку. Всем приходилось слышать, что собаки чувствуют страх. Если это и правда, Матильда оказалась исключением из этого правила. Она позволила погладить себя, встала на ноги и принялась энергично вилять хвостом, заискивая передо мной. Чтобы закрепить дружбу, я принёс ей миску, полную каши с тушёнкой. Она радостно меня облаяла, я расчесал ей холку и, удовлетворённый исходом нашего знакомства, ушёл в дом.
   Первый день прошёл в легкой эйфории: я был хозяином, мне не перед кем было отчитываться, я мог встать и в любой момент пойти куда заблагорассудится, вернуться домой во сколько пожелаю. При этом никак назойливых вопросов. Утром второго дня я решил прогуляться по окрестностям и распланировать предстоящую неделю. Чтобы не было скучно, я решил взять Матильду с собой. Сняв цепь и прицепив поводок, я вывел её на улицу и стал бродить по округе. Сначала старался прокладывать маршрут по улицами, но лес, располагавшийся буквально за дорогой, так и манил к себе.
   "А это удобно, - рассуждал я, остановившись на обочине и пропуская проносившиеся мимо автомобили. - Если решу назвать гостей, в дом вести их не стоит. Сейчас тепло, можно и в лесу попраздновать".
   Перебежав через дорогу, мы с Матильдой свернули на первую попавшуюся тропинку и скрылись под кронами деревьев.
   В лесу было ослепительно красиво: лучи полуденного солнца яркими полосками освещали золотистые сухие листья, красно-чёрные птички весело чирикали, взмывая в воздух и уносясь куда-то вдаль. За одной из них я попытался проследить, поднял голову, но тут же упустил из виду маленькую черную точку. Взгляд мой застыл на узких прорехах в переплетавшихся друг с другом ветках, через которые можно было различить перистые облака, степенно плывущие по бескрайнему океану неба. Вокруг приятно пахло, откуда-то издалека доносилось нежное журчание ручейка, поскрипывание старых клёнов, шорох уносимых ветром листьев и... плач. Я прислушался: то был не просто плач, а настоящий рёв, сродни завыванию банши. Стало не по себе. В то же время, в душе зародилось любопытство. Кто плакал? Почему плакал? Может быть нужна моя помощь?
   Не долго думая, я поволок неохотно тащившуюся за мной Матильду вглубь леса. Очень скоро я вышел к оврагу. Лес здесь заканчивался, становился различим шум проносящихся автомобилей. А чуть в стороне раскинулось заросшее густым кустарником, наполовину заброшенное кладбище. К плачу добавились заунывные стоны, вопли. Матильда занервничала, подалась назад, настойчиво стала пятиться, жалобно скуля. Я хотел подойти к кладбищу поближе, но собака сопротивлялась. Разозлившись, я со всей силы дернул поводок на себя, заставив Матильду жалобно тявкнуть. Однако брыкаться она перестала, понурив голову, побрела за мной. Я остановился у зарослей кустарника, стал всматриваться в унылые ряды могил, среди которых возвышались невысокие рябины. Кого-то хоронили, собралась целая процессия. Люди смуглые, черноглазые, у некоторых мужчин серьги в ушах, на головах женщин пёстрые платки - цыгане. Сколько их тут собралось - не сосчитать. Все рыдали, кричали, настоящая какофония звуков. На душе становится уныло, сердце сжимается, перестает биться, настолько плохо становится. Слезы сами собой наворачиваются на глаза, хочется закричать в голос, сам не знаешь почему.
   Я с трудом отогнал охватившую меня тоску, попятился, развернулся, быстрым шагом вернулся в лес к радости Матильды. Кого же они хоронили, по ком плакали? Должно быть, на редкость хороший был человек.
   Я пытался не думать о цыганах, но ничего не выходило. Снова и снова вспоминал заунывные вопли, в голове крутились пугающие образы, а на душе было неспокойно. Я никогда не слышал о кладбище в этом районе. От того похороны эти превращались в настоящую загадку. Если умер цыганский барон, отчего его решили хоронить в богом забытом месте, а не купили участок на новом кладбище?
   Я позабыл о своих намерениях отдохнуть в компании друзей, вечером решил снова прогуляться по лесу, дав себе слово, что не пойду на кладбище, просто подышу свежим воздухом. И ведь заранее знал - не сдержу. Из дому вышел около половины пятого. Надеялся, что к этому времени оплакивать покойника закончат, и будет возможность посмотреть, кто умер. Чуть ли не бегом я миновал лес, выбрался к оврагу. Убедившись, что на кладбище никого, пролез через кусты, стал бродить среди могил в поисках свежей.
   Кладбище было очень старым. Попадались надгробия, которым стукнуло сто лет. Удивительно, но за ними ухаживали, надписи обведены мелом, на плите свежие цветы. Чем дольше я бродил по безлюдным тропинкам, тем правдоподобнее казалось зародившееся в моей душе подозрение - на этом кладбище уже давным-давно никого не хоронили. Тогда почему женщины так надрывались, отчего приехало столько народу?
   Краем глаза я заметил движение, повернул голову, вздрогнул. Навстречу мне быстро двигался старый цыган. Ноги не разгибаются, руки дрожат, глаза яростно меня сверлят. Сам не знаю почему, я отскочил на пару шагов назад.
   - Вам чего? - стараясь скрыть дрожь в голосе, спросил я.
   - Ты кто такой? Что тут делаешь? - спросил он с сильным акцентом. - Зачем так поздно пришёл?
   Цыган остановился на дорожке всего в паре шагов от меня.
   - Чего молчишь, отвечай! - потребовал он.
   - Я просто гулял. Нельзя что ли? - немного успокоившись, ответил я.
   - На кладбище не гуляют. Давай-ка, иди отсюда.
   Я окинул цыгана взглядом. Низкий, старый, худощавый. И чего я перепугался?
   - Никуда я не пойду. Вы мне не указ, - нахмурившись, огрызнулся я.
   - Ты как со старшими разговариваешь? - вскипятился цыган. - Иди отсюда! Подобру-поздорову!
   - Отстаньте от меня, - несколько смягчившись, ответил я. Хамить и правда не стоило. В конце концов, здесь могли быть его родственники. - Я вам мешаю что ли? Смотрю на надгробия, никого не трогаю.
   Старик вздохнул, его лоб разгладился. Он поднёс руку к густым седым волосам, слегка потянул пальцами за чуб, после пригладил волосы, вздохнул и посмотрел на меня с едва заметной жалостью.
   - Ты услышал, как плакали? - спросил он.
   - Да, - сознался я.
   - Пошли, - он кивнул головой вправо. - Покажу.
   Старик двинулся в указанном направлении, я подчинился и засеменил следом. Потрескавшаяся асфальтовая дорожка быстро оборвалась, мы оказались возле красивой могилы из черного мрамора. На внушительных размеров надгробной плите белым шрамом тянулся ряд закорючек, под ней дата то ли рождения, то ли смерти - 1987.
   - Здесь плакали, - сказал цыган.
   Я удивился - могила старая, покойник тут давным-давно. Так зачем же его оплакивать?
   - Каждый год над ним плачем, - продолжал цыган. - Лишь бы не осерчал он на нас.
   Я потерял нить разговора. О чем говорил этот старик?
   - Он когда помирал, двенадцать лет назад, сказал - чтоб плакали надо мной как полагается. Вернуться обещал, если перестанем, - цыган отвёл взгляд от надгробия, посмотрел на меня. - Сказал, коли год пропустим, вылезет из могилы, придёт к нам и на куски порвёт. Колдун был страшный. Раз ему один вздумал перечить, так на следующий день того дурака хоронили. Собака, которая пять лет от него ни на шаг не отступала, горло перегрызла. А этот, - старик скривился и посмотрел в сторону надгробия, - когда с него спрашивать начали, руками разводит - Бог покарал за непочтение к старшим. И никто, ни один человек ему слова не посмел сказать. Боялись все его, страшно боялись. Безжалостный был, ничего не прощал, - глаза старика заблестели от слёз. - Мальчишка был у меня. Красивый такой, черноглазый. Этот крестным хотел быть, а я - старый дурак! - этому, - он снова посмотрел в сторону могилы, - не разрешил, повздорил с ним не на шутку. Воспаление легких, и года мальчишка не прожил, - кулаки старика непроизвольно сжались. - И каждый год я к этому, - казалось, ещё немного, и старик разрыдается. - К этому на поминки хожу, оплакивать его. Дольше всех здесь сижу, жду, когда разъедутся. Хочу встать в полный рост и плюнуть на могилу, и проклясть колдуна, чтоб ни на этом, ни на том свете ему покоя не было. Да духу не хватает. Думаю, соврал он, что после смерти вернётся, только кто его знает. Но ничего, я старый, скоро бояться перестану.
   Старик не знал, куда смотреть, мотал головой из стороны в сторону, что-то шептал, тяжело дышал, с трудом успокоился, посмотрел на меня, тяжело вздохнул.
   - Посмотрел на чужое горе - доволен теперь? Уходи, прошу тебя, оставь меня, не возвращайся сюда. Это плохое место, молодым здесь делать нечего.
   Ошеломлённый и подавленный я не мог сдвинуться с места. Нужно было что-то сказать, может утешить или назвать психом? А потом я вспомнил о Яковлеве. Он любил такие истории. Пожалуй, следует позвонить ему и рассказать о сумасшедшем старом цыгане. О нашем уговоре с Сашей я успел позабыть.
   Не попрощавшись, я оставил старика одного у могилы, вернулся к дому Кислицких. Когда входил в калитку, с опаской посмотрел на Матильду, вспомнив слова старика о собаке, перегрызшей горло своему хозяину. Однако Матильда радостно залаяла и, приветливо виляя хвостом, стала ко мне ластиться. Я погладил её, немного посидел на улице, собрался с мыслями, решил созвониться с Яковлевым.
   Трубку взяла его племянница Саша, которая жила с профессором после того, как ее родители погибли.
   - Привет, Саша, это Славик, - представился я.
   - Какой еще Славик.
   - Ну Славик Щербаков. Я с тобой и профессором в электричке познакомился чуть больше месяца назад.
   - А, - голос ее сразу изменился, в нём зазвучали ледяные нотки. - И чего ты хочешь?
   - Да мне бы со Станиславом Николаевичем поговорить.
   - Нет его, он уехал на конференцию в Москву.
   - А не знаешь, как к нему можно дозвониться?
   - Мне казалось, мы договорились, - вспылила Саша. - Ты в Тарасово мне что обещал? Отстань от дяди!
   Я немного растерялся, никак не ожидал от неё такой реакции.
   - Ладно, извини, наверное, - промямлил я и повесил трубку.
   В конце концов, мне не к спеху. Кладбище никуда не денется. Позвоню, когда Яковлев вернется. Рассудив так, я приготовил себе ужин и лёг спать. Посреди ночи меня разбудил лай собаки. Разлепив глаза, я включил свет и посмотрел на часы - два после полуночи. Что там случилось? Напрочь позабыв о кладбище, старом цыгане и его истории, я натянул на себя штаны и майку, вышел на улицу. В калитку стучали.
   - Эй, это милиция, открывайте!
   Сон как рукой сняло. Рассуждая о том, ожидают ли меня неприятности, когда милиционеры выяснят, что хозяев нет дома, а вместо них неизвестно кто, я выбежал наружу. Матильда тут же угомонилась.
   - Кто там? - на всякий случай крикнул я.
   - Милиция, открывайте, - откликнулись с той стороны забора.
   Стараясь собраться с мыслями, я открыл калитку, выглянул наружу. Там стояли два рослых милиционера.
   - Капитан Егоров, - представился один из них. - Вы Игорь Кислицкий?
   - Хозяев нет дома. Я друг сына хозяев, Вадима. Меня попросили присмотреть за домом в их отсутствие.
   - Зовут-то тебя как? - спросил капитан.
   - Вячеслав Щербаков.
   Капитан многозначительно посмотрел на своего напарника, затем снова на меня.
   - Слышал что-нибудь этой ночью?
   - Нет, - неуверенно протянул я. - А что случилось?
   - Документы какие-нибудь у тебя с собой есть, личность твою подтвердить?
   - Дома всё осталось, - упавшим голосом выдавил я из себя. Вот так погостил у Вадика! Сейчас заберут в отделение, всю ночь промурыжат.
   - Точно ничего не слышал?
   - Я спал, - в голосе звучали оправдательные нотки. Хоть и неприятно в этом сознаваться, но в присутствии милиции я оробел.
   - Ладно, спи дальше. Но смотри, никуда не уезжай. Может, допрашивать тебя придётся, - сказал капитан.
   - А что случилось?
   - Ничего. Иди спать, - сказал Егоров. - Тут ловить больше нечего, пошли дальше, - обратился он к другому милиционеру. Я проводил их взглядом, вернулся в дом и попытался уснуть. Куда там! Не на шутку взволнованный, я с трудом дождался наступления утра, выскочил на улицу. Рядом с соседним домом толпились зеваки, стояла скорая и милиция. Я встал неподалёку и начал прислушиваться к разговором. Вскоре выяснилось, что убили какого-то цыгана. Подробностей не знал никто, но когда оказалось, что беда приключилась со стариком, я ретировался. Если моя догадка верна и убитый - тот самый цыган с которым я разговаривал, дела мои плохи. Этот и следующий день я практически безвылазно сидел в доме. К счастью, милиция меня больше не беспокоило. Вскоре новость об убийстве расползлась, мне начали названивать. Первой была мама. Она паниковала и требовала, чтобы я возвращался. Я успокоил её и сказал, что мне ничего не грозит. Потом звонили Кислицкие. Отец Вадима заявил, что они вернуться так быстро, как только смогут. Третьим оказался Яковлев, удивив меня.
   - Привет Слава, этот телефон мне твоя мать дала. До меня дошла новость, что у вас убили одного цыгана. Я ведь шапочно был с ним знаком. Мог бы ты съездить и разузнать, что да как.
   - Да я уже там, Станислав Николаевич, - пришлось пересказывать профессору историю моих злоключений. Он оживился.
   - Значит так. Сейчас к тебе приедет Саша, поведёшь её на это кладбище и всё ей покажешь, договорились?
   - Не думаю, что она будет в восторге от этой идеи.
   - Да не обращай ты внимания. Кто её знает, почему она тебя недолюбливает. Жди.
   На этом наш разговор завершился. Саша и правда приехала через час. Припарковав свою шестёрку напротив дома Кислицких, она скорчила кислую мину и, не поздоровавшись и достав фотоаппарат, сказала:
   - Пошли на это твоё кладбище.
   Мы отправились в путь. Пересекли дорожку, вошли в лес, добрались до оврага, за всё время пути не обмолвившись ни словом. Удивительное дело - я никогда не робел в присутствии девушек, наоборот, старался привлечь к себе внимание. А с Сашей по-другому: боялся ляпнуть глупость, выставить себя дураком. Она ведь не только красавица, ещё и старше меня, умнее.
   Без приключений мы добрались на кладбище, я с трудом отыскал асфальтовую дорожку, которую показал мне старый цыган, мы почти добрались до могилы, когда я заметил - что-то не так. Дорожка присыпана землей, в воздухе витает запах затхлости и смерти. Мы подошли к ограде и замерли: всюду разбросаны комья земли, памятник покосился, плита треснула.
   - Эй, а ну-ка пошли отсюда, - откуда не возьмись выскочил молодой милиционер. - Нечего здесь смотреть, проваливайте!
   - Мы из газеты, - возразила было Саша. - Согласно Конституции вы не имеете права препятствовать исполнению профессионального долга.
   - Ты самая умная? Хочешь, чтоб я вандализм на тебя повесил?
   Они стали препираться, но я их не слушал. Смотрел на надгробную плиту и думал: "Неужели старый цыган решился?"

Рассказ четвертый.

Ночь у мертвеца.

   Ерохин Иван Трофимович, семидесятилетний пенсионер, вечером всегда выбирался на своё крыльцо, устраивался в старом просевшем кресле и любовался вечерней улицей. Прохожие почтительно здоровались со стариком. Иван Трофимович едва заметно кивал в ответ. Его нравилось видеть выражение почтения на лицах малознакомых людей.
   Но когда на асфальтовой дорожке появлялись мальчишки, Иван Трофимович морщился. Сорванцы не спешили с ним здороваться, бросали в его сторону короткие взгляды, затем разворачивались, делали вид, что смотрят куда-то в сторону, начинали тихонько хихикать. Ерохина это раздражало. Он считал, что смеются над ним. Иван Трофимович злился, несколько раз порывался оборвать сорванцам уши, но годы не позволяли гоняться за мальчишками по улице. Самое интересное, когда Иван Трофимович пытался пожаловаться прохожим, соседям, родителям на не в меру наглых ребят, его принимались убеждать, что детей возле его дома почти и не бывает. Ерохин понимал - взрослые покрывали детей, считали старика ополоумевшим. Поэтому не оставалось ничего иного, кроме как смириться с текущим положением дел.
   Один октябрьский день он мирно сидел в своём кресле и любовался плывущими по небу облаками. Мимо его дома проходило несколько пареньков, лет тринадцати-четырнадцати. Они заметили старика на крыльце, остановились возле его невысокого забора. Иван Трофимович не видел голов ребятишек - значит, они подошли к забору вплотную. Ерохин насторожился, привстал с кресла, взял в правую руку трость, едва передвигая ногами, подошёл к забору.
   - Эй! - из горла старика вырвался шумный трескучий звук. - Что вам здесь надо?! - сам не зная почему, Иван Трофимович сильно разволновался.
   - Дедушка, - раздалось из-за забора. - А почему у тебя глаза поседели?
   Ерохин опешил. Он не понял, о чём говорил мальчишка.
   - А ну-ка уходите отседова! - крикнул Ерохин.
   - Дедушка, - заговорил другой. - А почему ты белый, как навьи?
   Ерохин замер.
   - Дедушка, - голос третьего уже не походил на детский. - Ты в нави зришь?
   Иван Трофимович развернулся так быстро, как только мог, захромал к себе в дом.
   Дети позади него продолжали голосить, каждый повторял свой вопрос. Ерохин старался их не слушать. Он поднялся по крыльцу, открыл дверь, вошёл внутрь дома, закрыл за собой дверь, повернул ключ в замке. В этот момент сердце сжалось в комок. Фиолетово-чёрная пелена покрыла взор на несколько мгновений. Иван Трофимович едва удержался на ногах. Коленки задрожали, из рук выпала трость. Упираясь в стену обеими руками, Ерохин добрался до ванной, припал к зеркалу, посмотрел на свои глаза. Словно пелена покрыла зрачки. Некогда карие глаза теперь были цвета молока с небольшой примесью кофе. Щеки прохудились, стали похожи на листы пергамента.
   "Я умираю!" - пронеслось в голове у Ерохина. Он понимал, что это значит.
   В дверь дома постучали.
   - Дедушка, - в один голос крикнули ребята. - Мы за тобой. Выходи!
   Ерохин не на шутку испугался. Нужно успеть, пока ещё не поздно. Иван Трофимович проковылял в гостиную, достал лист бумаги, карандашом начиркал несколько слов, потянулся к телефону. Нужно вспомнить номер, скорее вспомнить номер! В прихожей раздались шаги.
   - Мы уже внутри, дедушка! - задорно завил один из мальчиков. - Мы идём к тебе.
   Ерохин просунул костлявый палец в отверстие диска телефона, прокрутил его несколько раз. В трубке раздались гудки. Маленькие хищные пальцы впились в плечо старика.
   - Дедушка, вот мы и пришли, - раздался голос за спиной Ивана Трофимовича.
   Ерохин бросил короткий взгляд на своё плечо - костлявая когтистая лапа разорвала одежду, оставила кровоточащие следы на бледном плече.
   - Алло, - произнёс кто-то с другого конца.
   - Это Ерохин, - выдавил из себя Иван Трофимович, чувствуя, как когти раздирают его грудь, тянутся к сердцу. - Я умираю.

...

   Я как раз вышел с объекта, на котором работал строителем, когда заметил припаркованный неподалеку жигулёнок. Номер вспомнился сразу - автомобиль принадлежал Станиславу Николаевичу. Я посмотрел по сторонам - ни Яковлева, ни его племянницы нигде не было видно. Совпадение? А может профессор искал меня?
   Я посмотрел на часы - шесть вечера. Ввязываться в новую историю не было никакого желания. Я вымотался и всё, о чём мечтал - вернуться домой, искупаться, съесть приготовленный мамой ужин, посмотреть телевизор и завалиться спать. Поэтому я сделал вид, что ничего не произошло, перебежал через дорогу на противоположную сторону и направился к остановке. Однако с каждым шагом любопытство разгоралось сильнее. Я замер под почти осыпавшимся клёном, затаившись, стал наблюдать за автомобилем.
   - Славик! - воскликнул профессор у меня за спиной. - А ты здесь что делаешь?
   Я быстро отвёл взгляд в сторону, сделал вид, что собирался наклониться и завязаться шнурок. Выглядело это страшно неестественно, но ничего лучше в голову не пришлось.
   - Здравствуйте, Станислав Николаевич, - с притворным удивлением я поздоровался с Яковлевым. - Я с работы возвращался, вот шнурок хотел завязать, - кивком я указал на свою кроссовку, на которой успел спутать шнурки.
   Профессор стоял у меня за спиной, прямой как палка, в своем коричневом плаще и с увесистым пакетом в руках. Он проследил за моим взглядом, заметил свой автомобиль, снова посмотрел на меня.
   - Вот оно что. Ну не стану тебя отвлекать. Было приятно повидаться, - Яковлев подмигнул мне и направился к пешеходному переходу.
   - Погодите, - окликнул я его, затолкав спутанные шнурки внутрь кроссовки и бросившись вдогонку. - А вы как тут оказались?
   - Я? - профессор хитро улыбнулся. - Я убедил Сашеньку помочь мне в одном весьма деликатном деле. По дороге заехали в магазин, - Яковлев приподнял пакет, - купил необходимые вещи. Сейчас поедем дальше.
   - А дело, о котором вы говорите, оно похоже на те, предыдущие? - спросил я.
   - Похоже, - согласился Яковлев.
   - Тогда можно с вами? - ну зачем я это сказал? Весь потный, голодный поеду на ночь глядя неизвестно куда.
   - Если хочешь, поехали, - разрешил Яковлев.
   - Только мне маму нужно предупредить, что задержусь.
   - С этим на месте разбёремся, - сказал Яковлев. - Наш свет, - профессор быстро перешёл через дорогу, я засеменил следом. Вскоре мы вернулись к машине. Племянница профессора, Саша Яковлева, уже стояла там, скрестив руки на груди.
   - Ты всё-таки его встретил, - сказала она, бросив презрительный взгляд в мою сторону. Видимо злилась, что условия нашего соглашения я и не думал соблюдать.
   - О чём ты, Сашенька? - спросил Яковлев. Ядовито улыбнувшись мне, племянница профессора пояснила - она сидела за рулем "Жигули" и заметила меня как раз в тот момент, когда я выходил с работы. Саша согнулась в три погибели, в надежде, что я не узнаю машину. Вроде всё получилось, но я столкнулся с профессором. Выслушав её историю, Яковлев коротко хохотнул. Я бросил холодный взгляд в сторону Саши. Как такая хорошенькая девушка может быть такой стервой? Дабы не провоцировать скандал я оставил историю без комментариев, залез в машину на заднее сиденье. Когда мы тронулись с места, я попытался расспросить Яковлева о том, что нам предстоит сделать. Он не стал отвечать на мои вопросы, заявил, что всему своё время и промолчал всю дорогу, размышляя о чём-то своем.
   Мы выехали за город, свернули на просёлочную дорогу и оказались возле одинокого домика, скорее походившего на сторожку. Из будки выскочила собака, принялась тявкать. Саша остановила автомобиль чуть в стороне от дома. Профессор вышел, улыбнулся собаке.
   - Полкан, не признал? Фу, кончай нас облаивать, - он подошёл к застывшему псу и погладил его, потом снял цепь и повел к машине. - Пока отвезёшь его домой, там решим, что делать.
   - Хорошо, - Саша погладила Полкана и улыбнулась, когда тот облизал ее ладонь. - Можно возвращаться?
   - Подожди, может Славик захочет с тобой,- сказал профессор и подмигнул мне.
   - Так вы расскажете мне, зачем сюда приехали? - спросил я, увидев, что разговор переключился на меня.
   - Пошли, - профессор жестом пригласил меня следовать за ним. Мы вошли в домик, миновали крошечную прихожую, в которой с трудом уместились вдвоём и сразу оказались в комнате, которая одновременно являлась кухней и спальней. У стены на лавке спал человек.
   - Вот этот голубчик, - профессор показал в сторону спящего, - ночью может подскочить. Нам нужно убедиться, что этого не произойдёт.
   Я пригляделся и понял, что человек на лавке не спит - он был мертв.
   - Ну, так как, ты со мной?
   - Вы хотите, чтобы я сидел здесь с вами до утра?
   - Ну да. Сашу я попрошу позвонить твоей маме, предупредить, что сегодня ты переночуешь у знакомого. Согласен?
   Я был грязный, усталый, голодный, но сам не знаю почему принял предложение профессора.
   - Вот и славно. У нас ведь почти не осталось времени, - профессор выглянул в окошко и указал на почти спрятавшееся за горизонтом солнце. Сейчас Сашу отправлю, а ты пока хватай мел и рисуй круг, - профессор положил на стол белый мелок.
   Я с сомнением посмотрел в след уходящему профессору, но довольно быстро нарисовал большой круг и глянул на покойника: грузный черноволосый человек, мизинец и безымянный пальцы левой руки срослись, внешность неприятная, рот приоткрыт, по щеке медленно стекает какая-то мутная жидкость, которую я поначалу, когда принял его за спящего, спутал со слюной. Я вздрогнул, когда хлопнула дверь, и в комнату заскочил профессор.
   - Уже познакомился с Трофимычем? - спросил он. - Хороший был человеком, но судьба ему досталась незавидная. Пожалуй, мой лучший друг, - Яковлев подошёл к телу, некоторое время смотрел на него, затем скорбно вздохнул, перевёл взгляд на окно.
   - Гражданские сумерки наступили, в любой момент начаться может, - сказал он и оценивающе посмотрел на нарисованный мною круг. - Сойдёт, - наконец произнёс он, взял два стула и поставил внутри круга.
   - Может, вы мне расскажете, почему считаете, что этот человек может подскочить? Он же мертв.
   - Знаешь, как в старину называли мертвецов? - спросил профессор, вместо того, чтобы ответить на мой вопрос. - Навьи. Даже праздник такой был, по типу нашей Пасхи. Навий день назывался, когда поминали умерших, задабривали их. Относились к ним везде по-разному, но считалось, что хорошего от них ждать не приходится. Мертвецам не место среди живых, - он помолчал, потом продолжил, глядя на тело своего друга. - Сам я косвенно сталкивался с этим явлением, а историй об этом записал без счёту. Уж не знаю, какие из них правдивые, а какие нет. Например, самая древняя из тех, которые я задокументировал. В начале века у притоков Лены произошёл расстрел рабочих, слышал? У одной женщины убили мужа, она рыдала, угомониться не могла, о себе не думала, впала в страшное уныние. А потом стала всем рассказывать, что к ней муж вернулся. Решили, что свихнулась. Но я разговаривал с одной жительницей посёлка при приисках, которая тогда была маленькой девочкой. Она на Библии была готова поклясться, что видела, как ночью белобрысый бледный парень подходит к дому вдовы, стучит и его впускают. Точь-в-точь умерший муж. Ясное дело, девочке никто не поверил, да вот только вдова чахнуть стала быстрее прежнего и вскоре сама померла, как говорили в посёлке, от тоски. Дело почти столетней давности, но я всё равно решил проверить, узнал у той жительницы, где могилы найти можно и даже не поленился туда съездить. Кладбище давно забросили, всё поросло травой, я с трудом разобрался, где нужная могила, раскопал и обнаружил только щепки от развалившегося и истлевшего гроба. Вот и думай, правду мне рассказали или нет. А если правду, то выходит, что этот мертвец до сих пор по земле бродит и никак не найдёт упокоения.
   В комнате стало совсем темно. Оказалось, что к домику не проведено электричество, поэтому профессор достал из сумки свечку, зажёг и поставил в центре круга.
   - Сейчас я расскажу тебе историю, которая произошла со мною лично и которая, в известной степени, повлияла на моё мировоззрение, подтолкнула к тому, чтобы всерьёз заняться изучением фольклора, - он достал из буфета, стоявшего в углу комнаты, стакан, оттуда же взял кувшин с водой, налил немного в стакан, сполоснул, после чего наполнил его до краёв, выпил. - Мне тогда лет тринадцать-четырнадцать было. Вспомнил, как раз той весной родился мой младший брат, отец Сашеньки, это пятьдесят четвертый год. Мне тринадцать. Летом родители отправили меня в пионерлагерь. Признаться, мне не очень нравилось отдыхать вдали от дома, но деваться было некуда - тогда у детей право голоса было сильно урезано, - он улыбнулся. - В один вечер подняли гвалт - пропали две молоденькие вожатые. Я их помню, как сейчас - хорошенькие, одна русоволосая, другая светленькая. Милые такие, улыбчивые, всегда шутили. Ночь переждали, поутру в милицию пошли. А первая вожатая, та, которая русая, уже в отделении, показания даёт. Историю потом пересказал один мой тогдашний приятель, потому не поручусь за истинность. Значит, вечером они решили немного отдохнуть от детей и рванули в райцентр, отдохнуть хотели на танцплощадке. Познакомились там с двумя парнями, по их словам местными. Слово за слово, пошли на речку купаться. Светленькая со своим одежду скинули и разом в воду. Русая стеснительной оказалась. Второй парень её и так, и эдак уговаривает, поддалась она, стала потихоньку раздеваться, наклонилась, чтобы снять босоножки и взгляд упал на ногу парня, которая уже по щиколотку в воде. Пальцы синие, сморщенные, ноги почернели, ступня вся в язвах, кожа местами слезла, кость и мясо оголились. Перепугалась, зажмурилась, глаза открыла, всё стало хорошо, нога как нога. Да вот только в воду лезть она напрочь отказалась. Парень настаивать не стал, остался с ней на берегу. Тем временем светленькая со своим вернулись. Ну, русая к ней подбежала, давай звать назад в лагерь. Парни же свою линию гнут - пошли к нам домой. Светленькая такая, чтоб податься на уговоры, русая же твёрдо решила возвращаться. Подруга её не послушала и ушла с парнями, русая в лагерь одна возвращалась. По дороге оглядывается - за ней кто-то следом идёт. Перепугалась, давай убегать, а он гонится. Обернулась, а там парень тот, но уже не такой пригожий, как на танцплощадке - чёрно-синий, руки на груди крестом, кисти в кулаки сжаты, челюстью щёлкает, догоняет. Тут петухи пропели, наваждение и пропало. Она стоит на кладбище, вокруг могилы и ни души. Вся в слезах, а сама подругу ищет, но так и не нашла, в милицию прибежала заявление писать.
   - Что-то мне не верится в эту историю, - усмехнулся я. - Напиши она такое в заявлении, ей бы прямая дорога в дурку.
   - Так-то оно так, но я как раз перехожу к той части истории, за которую поручиться могу. Вторую вожатую стали искать всем миром. Даже пионеров мобилизовали. Ну, приятель мой и предложил пойти на кладбище и там поискать. Да не на городское, а на старое деревенское, о котором знали только местные. А он как раз из тех краёв был, знал всё вдоль и поперёк. Мы действительно нашли вожатую на окраине того кладбища. Всё тело в порезах, лицо в синяках, светлые волосы измазаны в грязи, а вокруг будто куры паслись - столько следов от их лапок осталось. Тем же летом мне случайно попалась книжка с болгарскими сказками. И в книжке этой я вычитал, что души умерших, навьи, часто принимают образ птицы. Я так и не узнал, что случилось с той светленькой вожатой, и кто её убил, но само воспоминание об обнаруженном теле и птичьих следах вокруг отпечаталось в памяти.
   Профессор перевёл дыхание, посмотрел на тело своего друга. Тот оставался недвижим.
   - Ещё один случай, который я выделяю в числе прочих, - продолжил он рассказывать свои истории. - Середина семидесятых, расцвет застоя. Я ездил тогда по деревням и посёлкам, собирал местные истории и легенды, и так получилось, что нарвался на продукт современного фольклора. Женщина, которая поведала этот случай, могла и приукрасить, потому за истинность опять не поручусь. По её словам, лет десять назад у её соседки, которая отказалась со мной разговаривать, был тогда ещё живой муж. Работал на местном карьере, поздней осенью по какой-то причине нужно было срочно отгрузить крупную партию щебня. Вызвали и его. Оделся он не по погоде, во время работы взмок, а домой шёл и замерз чуть не на смерть, такой пронзительно-холодный ветер дул в тот день. Слёг с воспалением легких. Месяц лежал, лечение не помогало, полезли осложнения. Фельдшер(толкового врача в том посёлке не было) руки опустил, говорит надо госпитализировать. Связался с центром, скорую вызвал. А жена в это время у кровати мужа. Ему совсем плохо стало, бредит. Тут вдруг открывает глаза. " Отец, - говорит, - ты зачем сюда пришёл?" А отец его ещё в Великую Отечественную погиб. Жена перепугалась, оглянулась - никого. Перекрестилась и давай мужа зацеловывать, успокаивать. "Ты посмотри, родная, - снова заговорил мужик, - чего ж отца родного на пороге держишь, дверь пойди открой". Она ему, ты не волнуйся, нет там никого. А он на своём стоит - пойди дверь открой, отец стучит. И в этот самый момент кто-то действительно в окно постучал. Она от страха вся съёжилась, но тут вспомнила - скорая ведь из центра едет. Так может то они? Слава, думает, богу. Опять перекрестилась, глядь в окно, а там действительно дядь Гриша, отец её мужа каким ей в детстве запомнился, когда на фронт уходил. Не на шутку перепугалась, что делать не знает. А муж давай на неё орать: "Очумела что ли, ко мне отец пришёл, столько лет не виделись, а ты его на улице держишь!" Ну, тут у неё как помутнение рассудка, подошла к двери, открыла её, а на пороге и во дворе никого. Она опять перекрестилась, обратно к мужу, а тот уж дух испустил.
   Профессор отпил из стакана.
   - Знаешь, почему историю эту выделил?
   Я отрицательно покачал головой.
   - Вдова своей соседке после рассказала, что на заснеженном крыльце следы куриных лапок увидела. А откуда им зимой-то взяться, когда кур в курятниках держат?
   Я ничего не сказал, задумался. Тишина затянулась, а сидеть и молчать в комнате с трупом - довольно жуткое занятие. По крайней мере, я себя чувствовал неуютно. Молчание нарушил профессор, вспомнив ещё одну из, казалось, бесчисленного числа своих историй.
   - Эта приключилась в студенческие годы. В общем-то, непримечательная, и я к ней не отношусь серьезно. Но упоминания заслуживает. Начало шестидесятых, меня, как и остальных ребят с моего курса, отправили в колхоз на картошку. Знаешь ведь, что при Советах студентов заставляли на земле работать? Так вот, в том колхозе нам попался один мужик, пьющий, да ещё и посмешище среди своих товарищей. Вроде как и доверия не заслуживает, но меня его слова зацепили, я их записал. Как-то возвращался этот самый колхозник поздно ночью домой. Идти далеко - километров десять, он из сил выбился, на улице тепло, лето. Уже собирался заночевать прям у дороги, да тут какой-то припозднившийся грузовичок проезжал. Водитель остановился, дверь открыл, предлагает подвезти. Мужик, само собой, охотно согласился. Залез в кузов, посмотрел - а за баранкой совсем молодой парень: курносый, кучерявый, с живыми бегающими карими глазами, большими, как локаторы, ушами, широким мужественным лбом. Костюм у него такой интересный, щегольский, с кроваво-красной розочкой на груди. Одним словом, располагающая к себе наружность. Разговорились они, анекдоты начали травить, мужик и счёт времени потерял. Болтали-болтали, а до места никак не доберутся. Ну, колхозник наш, наконец, опомнился, спрашивает, чего никак не доедем, всего ж десять километров. Тут парень от него отвернулся, помолчал да и говорит: "Скоро приедем, ты не волнуйся". Мужик поверил, думает, может счёт времени потерял. На всякий случай глянул наружу - вокруг одни поля, ни черта не понятно, где находится и куда едет. Но после этого разговор складываться перестал. Едут и молчат. Мужик понять не может, что происходит - час уж едут, а всё на месте. Глядь в сторону, а за окном всё тот же пейзаж. Стало ему не по себе. Давай, говорит, ты меня здесь высадишь, я дальше сам дойду. Да чего ты, отвечает парень, не волнуйся, вот-вот доедем. Мужик не хочет, требует остановиться, а водитель его словно и не слышит. Мужик с кулаками на него, водитель его как толкнёт, тот к дверки отлетел. А с виду-то парень кожа да кости. Понял мужик, что дело нечисто, на ходу дверь открыл и прыгнул, свалившись в канаву. Во время падения здорово стукнулся головой, утром пришёл в себя ровно на том месте, где его и подобрал злополучный грузовик. Остальные колхозники, понятное дело, его засмеяли, Напился, говорят, да прям на поле спать и завалился, вот и вся загадка. Мы ему тоже не поверили, но об этом мужике местных я всё-таки поспрашивал. И одна женщина в возрасте рассказала, что водитель по описанию похож на парня, которого она знала. Он действительно работал когда-то водителем грузовика, частенько возил зарплаты колхозникам. Прознали об этом какие-то грабители - а время было только-только после войны, всюду разгул бандитизма - точно так же ночью попросили подобрать их, а как в кабину залезли, финку шофёру в грудь воткнули, деньги все отобрали, и поминай, как знаешь.
   Снова повисла тишина. Я начинал привыкать к соседству с мертвецом, захотелось спать. Глаза уже закрывались, как вдруг раздался голос профессора:
   - Смотри-смотри.
   Я повернул голову в сторону лавки, на которой лежал мертвец и затаил дыхание - его левая рука свесилась и качалась. На мгновение показалось, что покойник дернулся, попытался подняться, но нет, ничего не произошло. Очень скоро рука неподвижно застыла у основания лавки.
   - Вы так и не сказали мне, почему считаете, что ваш друг должен стать, как там... нави, - сказал я, не отводя взгляд от трупа.
   - Он потомственный колдун, - без обиняков сказал профессор. Рука снова едва заметно качнулась, застыла.
   - Даже не потомственный, а врождённый, - продолжил профессор, когда напряжение несколько спало. - Таких ещё называют ведьмаками. Сами по себе, без какой-либо науки, они могут приносить людям как вред, так и пользу. В современном мире зачастую они даже не подозревают, какой силой обладает сказанное ими нечаянное слово. Обидятся они на человека, выкрикнут гадость, а у того потом несчастье случится - дом сгорит, покалечится, даже умереть может.
   - А почему вы думаете, что ваш друг такой?
   - Потому что был непосредственным участником истории, приключившейся с Трофимычем. Он какое-то время работал патологоанатомом. Говорят, талантливый был специалист, въедливый, начитанный. Году в семидесятом позвонил ему его отец, грустный, подавленный. Сынок, говорит, я как помру, ты мне жилы подрежь и сам никогда не женись. И прости меня, сынок, что привязался к твоей матери, полюбил, дал волю греховной страсти и испоганил тебе жизнь. Сказал и повесил трубку. Трофимыч перепугался, позвонил в милицию, те приехали, проверили - оказалось, отец голову в духовку засунул, газ включил и задушился. Так все решили, но не Трофимыч. Не поверил он, что его отец мог покончить с собой - причин-то никаких не было. Решил во всём сам разобраться и настоял на том, чтобы вскрытие проводил он. Сначала ему запретили, но когда надо, Трофимыч всегда своего добивался. Перевезли тело отца в его морг, он прогнал всех помощников-практикантов, остался один в зале. Сидит, смотрит на труп отца и понимает, что не может его резать. Достал спирт, разбавил, принялся пить. Дай, думает, нахлестаюсь, может тогда работа пойдет. В общем, просидел он до вечера, периодически выпивая. Решился, наконец, подошёл к трупу, взял скальпель и только надрез делать, как покойник глаза открыл. Трофимыч отскочил, всё думает, поехала крыша. А труп-то поднимается, руки на груди скрещены, глаза злые-злые, зубы оголились, клацают. Нави зарычал да бросился на родного сына. Трофимыч чудом каким-то выскочил из зала, запер дверь, а мертвец за ним ломится, да с такой силой таранит дверь, что глядишь, и не выдержит. Трофимыч понастроил баррикад и вниз, к телефону, мне звонить. Я тогда ещё не был таким увлечённым как сейчас, слышу, язык заплетается, решил, что друг напился и то ли разыгрывает меня, то ли белку подхватил. Хотел послать его, но что-то меня остановило. Дай, думаю, съезжу. А морг-то на краю города, далеко, транспорт не ходит, пришлось пешком добираться. Пришёл туда к утру. Трофимыча обнаружил возле баррикады, бледного, дрожащего. Он, говорит, ломился, да сейчас вроде угомонился. Ну, мы разобрали завал, дошло дело до того, что дверь надо открывать. Трофимыч сторонится, вижу, боится. Тогда я сам открыл, внутрь зашёл, а там всё вверх дном, повсюду трупы валяются, видно, что тела погрызены, а отец Трофимыча застыл в углу со скрещенными на груди руками и жутким оскалом, а губы и лицо в крови измазаны. Я перепугался, от страху даже креститься начал, но покойник не шевелится. Трофимыч храбрости набрался, вошёл внутрь, начал причитать, как же он успеет порядок навести, да следы укусов скрыть. Понятное дело, я вызвался ему помочь, успели мы прибраться и отцу его жилы подрезали, как он просил. Когда тело осматривали, оказалось, что у покойника хвост имелся, характерная метка ведьмака. Вот я и решил, что друг мой тоже проклят, предупредил его. Он пообещал со мной связаться, если вдруг почувствует приближение смерти. Вчера вечером позвонил, я мигом примчался. Он еле дышит, просит увезти из деревни, говорит, чертей видит. Я кое-как его перевёз сюда, на лавку положил, всю ночь ухаживал, он рано поутру и представился.
   История нагнала жути, но было в ней что-то неправдоподобное.
   - А вы не думали, что весь этот кавардак мог устроить ваш друг? - спросил я профессора.
   - Трупы он тоже искусал?
   Я пожал плечами.
   - Может, напился пьяным, заснул, а в зданий морга какая собака заскочила, всё перевернула и трупы погрызла. Ваш друг проснулся, перепугался, может по-пьяни привиделось чего необычное, запаниковал и вам стал названивать. Вы-то сами не видели мертвеца?
   - Сам не видел, - согласился профессор. - Но ведь ты знаешь, как обстоит дело со сверхъестественным. Зачастую доказать однозначно ничего нельзя, всегда есть лазейки для рационального объяснения. Вспомни о тени. Что ты видел тогда, Слава, можешь толком объяснить?
   Здесь мне нечего было возразить. Каждый раз возвращаясь мыслями к памятной ночи в студенческом общежитии я не мог с уверенностью сказать, что там увидел.
   У покойника мы просидели до утра. Станислав Николаевич на какое-то время задремал, да и я не без греха, но ничего страшного не произошло. Когда рассвело, профессор подошёл к своему умершему другу, поднял свесившуюся руку и положил её на грудь, с грустью посмотрел на его неприятное лицо.
   - Покойся с миром, - прошептал он.
   Вскоре к нам приехала Саша и отвезла меня домой.

Рассказ пятый.

Лесные вихри.

   - Мама, я нашла ещё один! - радостно заголосила шестилетняя девочка, неуклюже срезая крупный белый гриб.
   - Моя ты умница, - улыбнулась Женя и протянула дочери корзинку.
   - Ну-ка покажи, - изобразив любопытство, попросил Вадим.
   - Тебе, папа, не покажу, мы в разных командах, - девочка быстро бросила гриб в корзину.
   - Толяша, давай поднажмём, а то Маша с мамой нас сделают, - улыбнулся Вадим и подмигнул жене.
   - Еще чего! - возмущенно забухтел пятилетний Толик, обходя старый пожухлый пень.
   Середина ноября была на удивление тёплой: после короткого похолодания и небольшого снегопада в начале месяца, выдалось несколько погожих деньков, солнце прогрело воздух и, если не смотреть на календарь, можно было подумать, что на дворе сентябрь. Обычно семья Голиковых прекращала тихую охоту в октябре, но в этом году было решено продлить сезон ещё на месяц. Правда, затеяв традиционное соревнование, они несколько прогадали - уже начинало темнеть, а дети все никак не хотели уходить, рвались к победе. Традиционное увещевание о победе дружбы в этот раз не работало - Толя, который только-только пошёл в детский сад, уж очень не хотел уступать сестрёнке, потому что стыдно проигрывать девочке.
   Глянув на часы, Вадим переглянулся с женой.
   - С юга затягивает, тучи чернючие, нужно уходить, - сказала Женя. Вадим кивнул в знак согласия.
   - Всё детишки, - сказал он, - пора уходить, поэтому объявляется финальный тур до последнего гриба. Кто первый найдёт тот и выиграет.
   - Так нечестно, - недовольно топнула ножкой Маша, - мы с мамой больше собрали!
   Более практичный Толик белкой мотнулся к ближайшей осине, принялся выискивать свой победный гриб. Поняв, что апеллировать к справедливости бессмысленно, Маша решила не отставать от младшего брата.
   - Последи за ними, я сбегаю по-маленькому, - шепнул жене Вадик. Женя кивнула, слабо улыбнувшись. Она не могла налюбоваться за тем, как забавно её карапузы состязаются, насколько серьёзно относятся к ерундовому соревнованию. Неужели в детстве она была такой же?
   Вот Толяша, разворошив душистую листву у осины и так и не найдя заветного гриба, метнулся к другому дереву, было обрадовался, сорвав куценькую поганку, но быстро понял, что ошибся - в грибах он уже кое-что смыслил - отбросил её в сторону и продолжил поиски. Вот Маша закружилась вокруг пенька, чем-то напоминая маленького котёнка, гоняющегося за своим хвостом.
   - Нашла! Мама, мы выиграли! Я нашла! Они хотели сжульничать, но мы всё равно выиграли!
   - Не может быть! Я там смотрел, грибов нет, ты достала из корзинки! - заголосил Толяша.
   - А вот и нет!
   - Да!
   -Тихо! - с напускной строгостью произнесла Женя. - Покажи свой гриб, доченька. Сыроежка.
   - Она достала его из корзинки, - настаивал подбежавший к матери Толяша.
   - Ничего подобного - я следила и за тобой, и за Машей, всё было по-честному.
   - Понял! - торжествующе заявила Маша и показала брату язык.
   - А ты не дразнись: нужно уметь и проигрывать, и выигрывать.
   - Так нечестно, ты за Машу! - обиженно заявил Толяша. - Где папа? Пусть он скажет, кто выиграл!
   Вопрос сына заставил Женю оглянуться - Вадим ушёл минут пять назад и уже давным-давно должен был вернуться. Мужа нигде не было видно.
   - Вадим! - крикнула Женя. - Ва-а-адим! - никто не отозвался.
   Брат с сестрой испугано переглянулись.
   - Куда делся папочка? - настороженно спросила Маша.
   - Пошёл туда, - кивнула Женя. - Давайте-ка, детишки, поищем его.
   Они забрели метров на сто в сторону от тропинки, но ни следа Вадима не обнаружили. Тем временем погода стремительно портилась, небо затянуло, поднялся сильный холодный ветер.
   - Мамочка, мне страшно, - Маша прижалась к ноге матери. Обеспокоенная Женя погладила дочь по голове.
   - Не пугайся, сейчас мы его найдем. Ва-а-адим! Куда ты делся?! Это не смешно!
   И тут хлынул дождь. Казалось, вот-вот начнется настоящий буран.
   - Да куда же ты делся! - крикнула Женя, на этот раз не сумев скрыть охвативший еёе страх.
   Муж не отозвался.
   - Мамочка, папа заблудился? - промямлил напуганный Толяша. Женя не ответила на его вопрос. Женщина была напугана - она с детьми в чаще леса, дождь хлещет потоком, а муж куда-то пропал.
   - Смотрите-смотрите! - Маша ткнула пальцем в сторону закружившейся смерчем мокрой листвы. Началась настоящая буря, а откуда-то со стороны стали доноситься шумные нечеловечески весёлые голоса. А может это были завывания ветра? Толяша заплакал, прижав к себе сына, Женя поняла, что мальчик насквозь промок. Пощупав его крошечную ладонь, обнаружила, что он страшно замёрз.
   - Вадим, ну где же ты? - чуть не плача позвала она мужа. Но даже если он был неподалеку, из-за поднявшегося ветра не услышал бы её. Зато она слушала безумный смех, стук бокалов, какофонию звуков, которая чем-то напоминала свадебный марш. Трясясь от холода и страха, Женя подхватила детей и бросилась искать тропинку.
   Мотаясь из стороны в сторону, она поняла, что не может найти дорожку, по которой они сюда пришли, охваченная ужасом побежала наугад, споткнулась о ветку, уронила ребят и сама стукнулась, но не обратила внимания на боль, схватила детей за руки и, заливаясь слезами, продолжила идти вперёд. Спустя полчаса она окончательно выбилась из сил и решила, что не выйдет к поселку и умрёт в этом проклятом лесу вместе со своими детьми. Припав боком к дереву, Женя прижала к себе детей и остановилась, готовая принять любую участь.

...

   Не знаю, почему я согласился ехать с Яковлевыми на выходные в лес. По правде сказать, мне порядком надоело грубое отношение Саши, профессор же изначально меня скорее пугал и я неоднократно планировал порвать с ним всякие связи. Но когда Станислав Николаевич позвонил и пригласил провести выходные с ним и с Сашей, я согласился без раздумья. Видимо, знал себя хуже, чем мне казалось. Нет, конечно, я пытался найти оправдание в том, что не хотел подтягивать свои знания и готовиться к вступительным экзаменам, до которых оставалось больше полугодия, да вот только это самообман. Целый месяц профессор не вспоминал обо мне, а я постоянно думал о приключениях, в которые попадал после знакомства с ним. Тень, растворившаяся посреди коридора женского общежития, ночёвка в деревенской бане и беспятые следы, поездка в дом мертвеца, да даже история со старым цыганом, к которой Яковлевы имели лишь опосредованное отношение, ассоциировалась с ними. Похоже, я всерьез привязался к этой семье.
   Что касается мамы, то она была несказанно рада, что я бросил работу на стройке и снова начал общаться с профессором.
   - Чем получать копейки поговори с умным человеком. Может с его племянницей что получится, - сказала она, когда узнала о моих планах на выходные.
   - Мама...
   - А что такого? Немного старше тебя, зато образованная, опять же, при машине, тебе могут помочь.
   Я только отмахнулся. Она приятно улыбнулась.
   - А почему ты думаешь, он тебе постоянно названивает? Не иначе ты этой Саше понравился, просто она стесняется в этом признаться и попросила дядю помочь.
   - Ну да, ну да. Вариант, что профессор разглядел в твоем сыне талант, ты даже не рассматриваешь? - полушутливо спросил я.
   - Да какой там талант, двоечник, - захохотала мама. Меня это немного задело. - Ты знакомство поддерживай обязательно - поступить в том году будет легче.
   Я кивнул, а про себя подумал, что если бы она знала, чем я занимаюсь с профессором и Сашей, то наверно дверь на ключ закрыла и из дома не выпустила бы. Так или иначе, но днём в пятницу профессор с Сашей забрали меня прямо из дому. Станислав Николаевич хитро улыбался, а Саша была веселее, чем обычно и со мной общалась довольно приветливо. Я даже насторожился и стал перебирать вариант, чего эти двое удумали.
   - Ты когда-нибудь ходил с ночевкой в поход, Славик? - спросил профессор.
   - Нет.
   - Оно и видно, тёплых вещей с собой не взял. Конец ноября как-никак. Погода может испортиться в любой момент. Ну да ладно, не переживай, если что мою куртку или Сашкину накинешь.
   Я кивнул в знак согласия и сел сзади. Жигуленок тронулся, и мы отправились в путь. По дороге дядя с племянницей много шутили, я тоже разговорился, и стало по-настоящему весело. Заодно профессор рассказал, почему они затеяли эту поездку:
   - У нас традиция такая, каждый ноябрь вне зависимости от погоды провести пару ночей в палатке, на природе. Даже если на улице снег и слякоть. На худой конец ночуем у кого-нибудь в близлежащем поселке. Люди там приветливые, всегда помогают.
   - А с чем связана эта традиция?
   - С моим Днем рождения. Пятьдесят девять лет исполняется.
   - А что же вы не сказали, - я несколько растерялся. - Я бы приготовил вам хоть какой-то подарок.
   Яковлев только отмахнулся.
   - Брось, Слава. Ты мне нравишься, и хоть ты и считаешь меня сумасшедшим, я всё равно отношусь к тебе, как к младшему товарищу и мне просто приятно провести время в твоей компании и компании племянницы.
   Я зарделся и растерялся. И подумать не мог, что он так хорошо ко мне относится.
   - Я не считаю вас сумасшедшим, откуда вы это вообще взяли? - попытался оправдаться я.
   Профессор снова хитро улыбнулся:
   - Брось, меня даже моя племянница считает сумасшедшим. Уверен, она разговаривала с тобой на эту тему и наверняка просила прекратить общаться со мной. Поэтому когда я звоню, ты частенько просишь свою маму сказать, что тебя нет дома.
   На этот раз зарделась Саша, прикусив губу. Яковлев расхохотался и настолько ловко перевёл тему, что этот разговор очень быстро забылся. Когда мы приехали на место, оказалось, что там недавно был дождь, и листья были влажными. Заехав по грунтовке в лес, Саша остановилась у прогалины.
   - Что будем делать? - спросила она дядю.
   - Раскладывайтесь, не так и сыро, да и погода хорошая, а я схожу в посёлок, погуторю с местными, узнаю, что тут за год поменялось.
   Когда профессор ушёл я решился заговорить с Сашей.
   - А ты почему сменила гнев на милость и не измеряешь меня своим высокомерно-презрительным взглядом?
   - Не хочу портить праздник, - пожала плечами Саша. - К тому же ты слышал дядю - ты ему нравишься, уж не знаю чем. Да и настроение у меня хорошее, - и, поглядывая на меня краем глаза, добавила, - влюбилась я кое в кого, а он ответил взаимностью.
   Я старался никак не выразить своего недовольства этой новостью, но, похоже, у меня ничего не получилось, потому что Саша едва заметно ухмыльнулась и пошла открывать багажник.
   - Давай вылазь, или мне одной прикажешь доставать котелки, дрова и продукты?
   Я послушался, и некоторое время мы занимались тем, что обустраивали импровизированные лавочки и разжигали костёр. Впервые за всё время нашего знакомства мне было так легко наедине с Сашей, и моё настроение тоже улучшилось, не смотря на ее внезапное признание о влюбленности. Тут вернулся профессор.
   - Вы уже хозяйничаете? Молодцы! Славик, можно тебя на секунду.
   - Конечно, - я подошёл к Яковлеву, который отвёл меня к краю прогалины.
   - Поговорил с местными. Тут совсем недавно приключилось трагичное происшествие. Одна семья грибы собирала, да пропала. Жену с детьми поутру нашёл местный лесник - еле живые, жуть до чего замерзли. Говорят, муж ушёл куда-то в сторону, да пропал. Далеко уйти не мог, но они всё равно не докричались, а потом стемнело и заблудились. Мужа сколько не искали, так и не нашли.
   - Печально, конечно, но почему вы мне это рассказываете?
   - Да потому, Слава, что подозреваю - дело по нашей части. Не первый ведь такой случай. Я этот лес не случайно выбрал. Знаешь, что в пяти-семи километрах отсюда находится болото? Туда частенько местные забредают да тонут. А как могут забрести, если каждую тропинку, каждый кустик знают?
   Я пожал плечами.
   - То-то и оно. Подозреваю, что завелся в этих лесах водила или блуд.
   Я вопросительно посмотрел на Яковлева.
   - Разновидности лесных духов, что-то вроде лешего, путают людей, напускают на них морок да заводят в глушь на погибель. Думаю, сейчас у нас есть шанс с ним столкнуться. Может быть, и мужа той несчастной получится отыскать. Я предложу поискать грибы, ты в сторонку отойди и пройдись по лесу, может, увидишь что необычное. Саше только не рассказывай, ты же знаешь, как она относится к моему увлечению.
   - Постойте, но если вы окажетесь правы, то ведь и я могу заблудиться.
   - По этому поводу не переживай. Если увидишь или услышишь что-то необычное, надень правую кроссовку на левую ногу, а левую кроссовку на правую, да матери его как следует - они крепкое словцо плохо переносят.
   Я хотел было отказать, понимая, что Яковлев несёт какую-то околесицу, но вспомнил, что у него День рождения. В конце концов, что со мной станется, если я чуть поброжу по лесу? Тем более что глубоко заходить я не собирался.
   - Хорошо, давайте попробуем, - согласился я и пошёл в указанном Яковлевым направлении.
   В это время года лес представлял собой унылое зрелище - голые пыльные ветви деревьев чем-то напоминали щупальца гигантских окаменевших кальмаров, пышная шуба из листвы порядком попрела, иной раз сложно было понять, под ногой окажется твердая почва или угодишь в лужу. Поначалу старался держаться заданного направления, но потом шёл наугад. Кинуть взгляд было некуда - всюду однообразие и унылость. А ведь весной-летом здесь наверняка красиво - кустарники зеленеют, земля покрыта травой и какими-нибудь лесными цветками, которые разнообразят пейзаж, на деревьях вьют гнезда птицы. Но сейчас вокруг одна мертвая природа и ни единой живой души.
   Побродив ещё минут десять, я решил, что пора возвращаться, оглянулся, посмотрел направо, налево и застыл на месте. Подумал немного и вдруг понял, что не знаю, куда идти. Тропинки не видно, а деревья похожи друг на друга. Нет, кажется мимо того я проходил только что! Я быстрым шагом направился обратно, пытаясь частью вспомнить, частью угадать свой путь. В какой-то момент я перешёл на бег и носился от одного дерева к другому. Ну, вот же опушка! Счастливый побежал туда, но оказался на крупной прогалине. Всплеснул руками, остановился перевести дыхание, посмотрел на небо - дождевые тучи тягуче медленно закрывали небо. Попасть под дождь в чаще малоприятная перспектива.
   - Есть кто?! - закричал я. - Ау! Я заблудился! Помогите!
   Опять стал двигаться наугад, не переставая кричать. Похоже не зря. Вскоре, откуда не возьмись, появился какой-то невысокий старик.
   - Ты звал, парень? Что случилось? - спросил он.
   Я несказанно обрадовался, увидев человека.
   - Здравствуйте. Заблудился я. Приехал сюда с друзьями, решил по лесу пройтись, а как выйти не знаю.
   - Ясно. Пошли, выведу, - сказал старичок.
   По дороге пытался разговорить его, да толку не было - молчаливый, хмурый, идёт быстро, я едва поспеваю, да ещё бормочет под нос что-то по-стариковски тихо. Мы довольно долго шли, а лес становился всё гуще, отчего у меня появились обоснованные сомнения.
   - Мы точно правильно идём? - спросил я старика.
   - Я ж откуда знаю! - хохотнул он в ответ.
   - Вы смотрите, дождь ведь вот-вот начнётся.
   - Ну, начнётся, так начнётся, - сердито отозвался он.
   От грубых ответов я опешил, вспомнились слова Станислава Николаевича о лесных духах, которые заводят людей в глушь и бросают. Теперь эти слова не казались околесицей. Я с сомнением посмотрел на старичка. Какой-то он не такой, есть в его виде что-то нечеловеческое. Постоянно чертыхается и уже добрых полчаса ведёт меня куда-то вглубь леса. Не мог же я так далеко уйти.
   - Дедушка, а нам долго ещё идти? - спросил я осторожно.
   - А чёрт его знает, долго или нет.
   - Вы хоть знаете, куда ведете?
   - Куда хочу, туда веду! - отрезал он. - Или бросить тебя и сам выбираться будешь?
   Хамство старичка меня стало раздражать, но я послушно шёл за ним ещё минут десять, потом надоело.
   - Так, вы либо говорите, долго нам идти, либо я сам буду выбираться! - сказал я.
   Старик фыркнул:
   - Ну, выбирайся.
   Я остановился и повернул в другую сторону. Увидев, что я за ним не иду, старик тут же шмыгнул в мою сторону.
   - Куда ты собрался парень, там болото, в конец забредешься. Не серчай на меня, грубый я человек по натуре, таким уж уродился.
   - Слушайте, я наверно сам пойду, - решил настоять на своем.
   - Куда ты пойдешь, ты леса не знаешь, а заблудиться тут в два счёта.
   - Уж это мои проблемы.
   - Ну, нет, я тебя одного не оставлю. Там болото, говорю тебе, - и он пошёл следом за мной.
   Я испугался. А что если эти духи, блуд и водила, на самом деле существуют? Что если профессор по делу предупреждал и заблудился я не из-за собственной безалаберности, а из-за того, что мне мешал выбраться этот старичок?
   - Мы почти пришли, - продолжал говорить он. - А ты сейчас собьешься, да ещё в болото угодишь.
   Я вспомнил советы Станислава Николаевича, остановился, сел на землю и стал разуваться.
   - Ты чего делаешь? - спросил старичок.
   - А пошел ты... - и переобуваясь стал материться на старика. Он в лице поменялся.
   - Да ты чего, совсем того? - покрутил у виска, а сам пятится.
   Я продолжаю своё дело: кое-как продел правую ногу в левую кроссовку, черед левой настал, а сам не прекращаю придумывать трехэтажные конструкции. Как закончил переобуваться старика и след простыл. Неужели получилось?
   На всякий случай оставив обувь как есть, я пошёл в выбранном направлении. Деревья мельчали, становились реже. Похоже, действительно помогло! Но погода испортилась - поднялся ветер и различать дорогу становилась всё труднее. Порывы то и дело подхватывали листья с земли и разбрасывали во все стороны. Откуда-то со стороны донесся радостный гам. Чем-то напоминало свадьбу. Правда, было в нём что-то неправильное, кощунственное, уж не знаю, почему это слово на ум пришло. Тем не менее, я решил ориентироваться по гаму. С каждым новым шагом ветер становился только сильнее, в какафонии звуков смешивалась какая-то отвратительная музыка, чьи-то крики, пение, грубые и злые голоса. Я не мог понять, что происходит. Споткнулся, упал, кое-как поднялся, иду, а сам не вижу куда. Тут кто-то меня схватил за куртку, толкнул, я полетел кувырком под горку, ушибся затылком. Понял, что пропал, принялся кричать, да только ничего не помогало. Меня кто-то хватал, куда-то бросал, я всякий раз поднимался шёл то в одну, то в другую сторону, окончательно потерял ориентацию в пространстве, и всё это сопровождалось радостным гомоном, визгом свиней, журчанием какой-то жидкости, звоном стаканов, пьяными песнями и моими криками.
   Тут я брякнулся во что-то мокрое, в то же мгновение кто-то огрел меня чем-то твердым по спине, от боли я перекатился и погрузился по пояс в какую-то липкую, вязкую жидкость. Показалось, будто чья-то пятерня опустилась мне на голову, и я понял, что сейчас утону! Я стал отбиваться, как мог, но погружался всё глубже в жижу, а вокруг хохотали. Какой же мерзкий и жуткий это был смех.
   - Помогите, кто-нибудь, на помощь! - заорал я.
   Ничего этого не могло быть, просто не могло быть. Я сошёл с ума?! В следующее мгновение у меня перед глазами пролетел ножик, откуда-то брызнула кровь, обдав лезвие, и наваждение прекратилось.
   - Держись, Славик, - Станислав Николавич стоял на пригорке и ломал ветку рябины, я оказался посреди заболоченной местности и уже по грудь ушёл в болото. Ножик упал неподалеку и на миг застыл на поверхности, ещё раз продемонстрировав окровавленное лезвие, а потом погрузился на дно.
   - Не дергайся только, сейчас я тебя вытащу! - успокаивал меня Станислав Николаевич. - Я ошибся, это не блуд и не водила. Ты сам видел! Буря, свадебный гомон, прямо как в сказках. Это вихревик!
   - Какой ещё вихревик? - спросил я, на секунду позабыв, что нахожусь посреди болота.
   - Не отвечай, а то утонешь. На счастье мне попался лесничий, который рассказал об обматерившем его разувшемся сумасшедшем, который пошёл в сторону болота. Ну, я сразу понял, что речь о тебе, бросился следом, а тут ветрюган, листья кружатся и вот-вот дождь пойдёт. Слышу, ты кричишь, а отовсюду какие-то голоса. Ну, я догадался в чём дело, ножик достал и швырнул - самое надёжное средство от вихревика. И ведь сработало! - профессор совладал с рябиной и протянул мне довольно крепкую ветку. Я ухватился и стал потихоньку выбираться из болота, но тут за что-то зацепился ногой.
   - В чем дело? - спросил Станислав Николаевич.
   Я только мотнул головой и сунул руку в болотную жижу, нащупал продолговатый предмет. Чья-то обувь? Нет. Я понял, что это было, вздрогнул, но пересилил отвращение, ухватился за предмет крепче и стал выбираться на берег. Почувствовал под ногами илистую почву, передвигаться стало легче.
   - Помогите, - попросил я Станислава Николаевича.
   Вдвоём мы вытащили на берег тело недавно утонувшего в этом болоте мужчины, очевидно, мужа той женщины, о которой мне рассказывал профессор.

Рассказ шестой.

Святки.

   На Святки девчата собрались у Вари Еньковой. Они давно хотели попробовать погадать в знаменательную дату, но до сегодняшнего вечера ничего у них не получалось - то места не было, то родители не пускали, то находились другие развлечения. Но на этот раз повезло: родители Еньковой уехали, остальным девочкам разрешили переночевать у подруги.
   Подготовились они ответственно: Варвара принесла в комнату большое зеркало и установила его в ванне напротив прикреплённого к стене, Люся сумела достать живую курицу, Валя приволокла кучу церковных свечек, Оля специально сбегала и купила карты Таро, хотя гадать на них никто не умел.
   Подшучивая друг над другом, девочки принялись за дело. Начали с самого опасного - гадания на зеркалах.
   - Когда зайдёшь, разденься и гляди в зеркало, - учила Люся. - Внимательно всматривайся в отражения, как увидишь чей-то силуэт долго не рассматривай, скажи "Чур меня" и сначала накрой переднее зеркало, только после этого займись задним и разверни его к стене.
   - Ты самое главное забыла, - вмешалась Валя, - что бы ни случилось, не оборачивайся. Если обернёшься, беда может приключиться.
   - Какая еще беда? - спросила Оля.
   - Так ведь в образе суженого тебе явится нечисть, вот она тебя и сцапает, - пригрозила Люся.
   - Какая ерунда, - усмехнулась Варвара. - Чур, я первая.
   И девушка бесстрашно вошла в ванную. Девчата закрыли дверь, притихли и стали ждать. Спустя какое-то время Варвара вышла и пожала плечами.
   - Ничего не видела.
   - Ты не умеешь, дай я попробую, - следом залетела Люся. Не прошло и двух минут, как она вскрикнула и выскочила. - Сначала ничего, потом слышу звук какой-то, и по спине скользь. Я обернуться не могу, боюсь, тут в зеркале увидела парня рослого, красивого, идёт ко мне, улыбается. Засмотрелась было, разомлела, но к счастью опомнилась, сделала, как вы учили - накрыла зеркала и наваждение прошло.
   - Врунья, - хмыкнула Варвара. Но остальные поверили и желание продолжать гадание с зеркалами у них резко отпало. Принялись за курицу: насыпали зерно и давали ей клевать, после пересчитывали. Гадание показало, что Оле в этом году замуж выходить.
   - Как же так, мне же пятнадцати нет?! - удивилась она.
   - А вот и посмотрим, сработает или нет, - заявила Валя.
   После капали воск и разглядывали фигуры, раскладывали карты и больше сочиняли, чем читали выпавший расклад. Всё время Варвара отпускала скептические замечания и шуточки, которые рушили всю атмосферу. Это раздражало остальных. Между тем, время близилось к полуночи.
   - Раз ты у нас ни во что не веришь, Варя, и строишь из себя самую смелую, может попробуешь самое страшное гадание? - предложила Валя.
   - Это какое?
   - Пойти к церкви и подслушать под дверьми. Если услышишь свадебные колокольчики, значит к свадьбе, а заупокойную молитву, значит к смерти.
   - Тащиться в такую даль ночью?
   - А в какую даль - небольшая церковь есть в конце улицы, рядом с кладбищем. Если струсила, так и скажи, только тогда не задирай нос.
   - А если схожу, перестанете верить в эти глупости?
   - Перестанем, да вот только ты не сходишь, - подзадоривала её Валя.
   Варвара фыркнула, вышла из комнаты, надела куртку, обулась и стала у выхода.
   - Я больше боюсь не вашего гадания, а наткнуться на какого-нибудь алкаша. Если долго не будет, позвоните в милицию.
   - Постой, - вмешалась Оля. - А откуда мы узнаем, что ты была у церкви?
   - Точно, не подумали, нужно чтобы ты что-нибудь принесла оттуда, - сказала Валя.
   - Ну и чего вам принести? - спросила Варя.
   Троица задумалась. Что такого было около церкви, что могло послужить доказательством? В голову ничего не приходила.
   - Если не верите, пойдёмте со мной, я уже устала ждать, пока вы что-нибудь придумаете, - предложила вспотевшая Варя.
   - А пойдёмте, - хихикнула Оля.
   - Только мы через ограду не полезем и к дверям подходить не будем, - предупредила Люся.
   Сказано-сделано. Девчата быстро собрались, почти в полночь вышли на улицу и направились к церквушке. По пути им почти не попадались прохожие, только компания пьяных парней пыталась было пристать, но грубоватая Оля быстро их отшила. Добравшись до невысокой ограды церкви, девушки замерли, ежась от холода.
   - Ну что, Варюшка, иди, коли не страшно, - подзадорила Валя.
   Варя ничего не ответила, ловко забралась на ограду и, спрыгнув по ту сторону, неуверенно стала подходить к церкви. Они зашли со стороны, не освещаемой фонарями, оттого здание выглядело довольно мрачно, и желание гадать у Варвары отпало. Тем не менее, она сумел себя пересилить(нельзя же ударить в грязь лицом перед подружками), забралась на ступеньки перед входом и приложила ухо к дверям.
   - Смотри-смотри, не боится, - тихонько комментировали наблюдавшие за подругой девчата.
   - Я бы ни за что не пошла, - заметила Люся.
   Сразу после этих слов Варя, стоявшая у дверей, вскрикнула и бросилась бежать назад, да только ноги у неё отчего-то перестали слушаться, и она скатилась со ступенек и распласталась у основания лестницы.
   - Помогите! - застонала она. Девочки перепугались, но ни одна не решилась перелезть через ограду. - Пожалуйста, я не могу встать, - Варя неуклюже попыталась приподняться на руках, но тут же обмякла.
   - Что случилось? Ты нас разыгрываешь? - спросила Валя.
   - Пожалуйста, - взмолилась Варя голосом, который исключал возможность шутки.
   Набравшись храбрости, троица перелезла через забор и оттащила подругу от церкви.
   - Варя, что у тебя случилось? - испуганно спросила Оля.
   - Я слышала, как мама меня оплакивает, - прошептала бледная напуганная девушка, - а священник отпевает. Посмотрите, вы её видите? - она ткнула пальцам в сторону церковных дверей, которые оказались приоткрыты.
   - Кого? - недоумённо спросили перепугавшиеся девочки. Но Варя ничего им не сказала.
   - Давайте уходить отсюда поскорее, кажется, я могу идти, - сказала она. Поддерживая подругу, девочки перебрались через забор и бросились наутёк.

...

   Когда я вернулся домой, то сразу же попал в цепкие объятия Гали.
   - Привет, Славка, - она чмокнула меня в щеку. - Ну как у тебя дела, решил, где отмечать?
   - Да пока ничего конкретного, - ответил я, улыбнувшись. - Ты к нам в гости или по делу?
   - В гости и по делу. Думала, может у тебя какие-нибудь конкретные предложения есть, а то ехать домой на Новый Год мне не хочется.
   - А как же твои родители, с кем отмечать будут?
   - В деревне-то? Да или к ним гости понабегут, или они к кому-нибудь рванут. Я решила, что домой поеду числа третьего, уже и билеты купила. Вот теперь гадаю, где отмечать, чтобы уж надолго запомнить.
   - Если что-нибудь надумаю, тебе сообщу, - ответил я, стягивая куртку.
   - С кем это ты болтаешь, Галя? - из своей комнаты выглянула мама. - О, Славка, наконец-то ты вернулся. Купил?
   - Да, - я затащил в прихожую стройную невысокую сосну, - красавица?
   - Ну-ка, ну-ка, дай поглядеть, - мама довольно окинула дерево взглядом. - Хоть сосны с елками ты выбирать умеешь, - смешливо заметила она. - Да, тебе звонил профессор Яковлев. Ты с ним уже говорил о своём поступлении, спрашивал, сможет он тебе помочь или нет?
   - Нет, не говорил, - нехотя ответил я. На самом деле я начал считать Станислава Николаевича своим другом, и мне неприятно было думать о нём, как о средстве достижения каких-то корыстных целей. Скорее всего, разговора, о котором грезила мама, никогда не состоится. Буду рассчитывать только на свою подготовку.
   - Давайте сосну-то установим, а уж потом я перезвоню.
   - Как знаешь, - сказала мама. - Галя, не поможешь мне достать елочные украшения.
   - Конечно, теть Ира, где они?
   С деревом мы провозились около часа, и я чуть не забыл связаться с профессором. Когда же набрал его номер, то не застал дома. Трубку взяла Саша.
   - Да, он хотел с тобой поговорить, - довольно дружелюбно произнесла она. Я даже удивился - неужели новогоднее настроение и ей передалось? - Но я и так знаю, что он собирался с тобой куда-то съездить. Так что если хочешь, приходи к четырем часам, он как раз вернётся.
   Я поблагодарил её и попрощался. Перекусив и поболтав с Галкой, отправился домой к профессору. Когда позвонил, двери открыла Саша.
   - Он ещё не вернулся, - сообщила меня в дом. - Есть хочешь?
   - Нет, спасибо, дома пообедал.
   Она молча кивнула.
   - Извини, я бы тебя поразвлекала, но мне нужно закончить статью. Можешь посмотреть телевизор, нам тарелку недавно поставили.
   - Удивительно, - я улыбнулся. - Ты переживаешь о том, чтобы я не заскучал. С чего это так изменилось отношение ко мне?
   - Раньше я думала, что ты связался с дядей в надежде, что он поможет тебе с поступлением, - без обиняков сообщила она, - поэтому недолюбливала. Но теперь вижу, что ты такой же сумасшедший, как и он, - тут она улыбнулась. - Если не больше. Ладно, пойду доделывать работу.
   Ждать мне пришлось недолго - профессор пришёл буквально через пару минут.
   - Слава! Хорошо, что ты здесь. Думал, тебе опять звонить придётся. Поехали скорее, я договорился о встрече с одной женщиной, но нам нужно успеть до семи, когда возвращается её муж, - протараторил он и, не дав мне опомниться, вышел из квартиры.
   Я быстро собрался и догнал профессора на лестничной площадке.
   - В начале этого года на Святки дочь этой женщины с подругами, - начал излагать суть Станислав Николаевич, - отправилась гадать к церкви. Там произошло что-то нехорошее, здоровье девочки пошатнулась. Подозреваю, что она услышала заупокойную по себе. В общем, куда её только не водили: и терапевтам, и психиатрам показывали, ничего не помогает. Девушка сохнет на глазах, а ей всего шестнадцать в этом году исполнилось. Уж не знаю, откуда её мать прознала обо мне, но вышла на связь, попросила помочь. Но чтобы об этом никто не узнал - отец девочки страшный скептик и агрессивно отреагирует, если догадается, кто я такой и чем занимаюсь.
   - Вы в любой момент можете назваться профессором фольклористики, - сказал я.
   - Я предпочту избежать встречи и ненужных объяснений, поэтому давай поторопимся. К тому же не уверен, что дело стоящее. А даже если стоящее, не факт, что смогу помочь.
   Когда мы приехали на место, нас встретила грустная худющая женщина с кожей, имевшей нездоровый желтый оттенок. Не знай я, какой на дворе год, решил бы, что её недавно вывезли из блокадного Ленинграда.
   - Я так рада, что вы приехали, - она заискивающе посмотрела на профессора. Я заметил, что в её глазах стояли слезы. - Сколько не старались, ничего не помогает. А когда положили в больницу, она вообще перестала рассказывать, что творится. Спросишь, как себя чувствует, всё одно и то же - хорошо, не переживай мама. А я-то вижу, девочка худеет ни по дням, а по часа. А на той неделе подошла и так грустно-грустно: "Ты мам, если со мной что-нибудь случится, не расстраивайся". Всё с этих гаданий началось, будь они неладны. Варюша решила, что нагадала себе смерть, да так серьезно к этому отнеслась - вы не разувайтесь, я потом всё равно полы помою - что решила, будто вправду умрет. Мы сначала думали через день-два пройдёт, потом через неделю-другую, а ей только хуже становилось. Она странной такой стала, бывает, сядет и в угол смотрит, глаза большие-большие, напугана до смерти, аж дрожит. Я спрашиваю, что такое, она мне "Ты не увидишь". Психиатр пробовал лечить сильными средствами, настоял на госпитализации, но никаких улучшений. Раньше хотя бы делилась своими страхами, а теперь только молчит, ни о чём разговаривать не хочет.
   - Я вас понял, - сказал профессор. - Познакомьте нас с девочкой.
   - Конечно, пойдёмте, - она проводила нас в просторную светлую комнату, где на широкой кровати свернувшись в клубочек лежала молодая девушка, совсем ещё девочка. Не смотря на довольно скудно обставленные кухню, прихожую и гостиную, дочкину комнаты хозяева обустроили чуть ли не роскошно: телевизор, узорчатый шкаф для одежды, красивые золотистые обои, хрустальная люстра, качественная и удобная деревянная мебель. Когда мы вошли, клубочек зашевелился, и Варя посмотрела на нас своими бледно-синими глазами. В её взгляде, чертах лица скрывалась Вселенская тоска, мне сразу стало её жалко. - Варечка, можно к тебе? С тобой хочет поговорить Станислав Николаевич со своими аспирантом.
   - Мама, зачем ты опять привела врачей? Я же просила тебя больше этого не делать. Я здорова, у меня всё хорошо.
   - Если позволите, - вмешался Яковлев, - мы не врачи. Я профессор фольклористики и хотел бы поговорить с вами о вашем гадании и о том, что произошло после.
   На мгновение в её глазах затлел уголек интереса, который, впрочем, быстро погас и сменился прежним равнодушием.
   - А ничего не произошло.
   - Ты же что-то услышала за дверью, ведь так? - спросил профессор.
   - Ничего я не слышала, - отрезала Варя.
   - Варенька, пожалуйста, расскажи Станиславу Николаевичу обо всём. Он может помочь, - попросила мать, чуть не плача.
   - Мама, - вздохнула девочка, - мне не за чем помогать, у меня все хорошо.
   - Оставьте нас, пожалуйста, - попросил профессор.
   Мать неуверенно глянула на него, потом на дочь, вышла. Станислав Николаевич сел на край кровати и посмотрел на девочку. Она поморщилась.
   - Уйдите, я не хочу разговаривать, я устала.
   - Варя, - мягко заговорил профессор. - Я не собираюсь делать тебе ничего плохого, могу даже пообещать, что не предприму никаких действий без твоего согласия. Но возможно я смогу тебе помочь вернуться к прежней жизни, для этого мне нужно узнать, что ты скрываешь. Не упирайся, расскажи.
   - Рассказать? - на её лице появилась какая-то злобная улыбка. - Ну, слушайте. Я услышала плачь, нет, не так, завывания, ор, и где-то на заднем фоне бормотание попа. А потом вышла эта невеста, коснулась меня и я упала. А она с тех пор ходит за мной по пятам, и каждый день подбирается всё ближе. Я столько раз пыталась от неё убежать, спрятаться, но ничего не получалось, она всегда, слышите, всегда находила меня.
   - Какая невеста, о чём ты говоришь? - спросил Яковлев.
   - Как вам сказать, - лицо Вари исказилось, она оскалилась, сморщилась, свела глаза к переносице. - Такая! - зло выкрикнула она. - Вот и теперь стоит здесь в углу, смотрит на вас и дожидается, когда уйдёте, чтобы приблизиться ко мне ещё на шаг. А когда дойдёт и снова коснётся, я умру.
   Я глянул в угол комнаты, но никого там не увидел. Похоже, Варе действительно нужна была помощь психиатра.
   - Ты можешь точнее описать, как она выглядит? - спросил профессор.
   Девочка злобно посмотрела на него:
   - А что там описывать, одна кожа да кости - мертвая она давным-давно. И одно ей развлеченье осталось, сводить со свету таких не в меру любопытных, как я, - тут она вышла из себя. - Всё, вы мне надоели, уходите! Не хочу вас больше видеть.
   Профессор встал, неуверенно посмотрел на меня.
   - Уходите, - взмолилась Варя, - она злится из-за того, что вы здесь, тянет ко мне свои руки, грозит прикоснуться раньше времени. Я вас очень прошу, уходите.
   - Хорошо. Пойдём, Слава, - распорядился профессор.
   Когда мы вышли из комнаты, к нам подскочила мать девочки.
   - Ну что? Вы знаете, что делать?
   Профессор задумался, молчал. Зыркнул на меня:
   - Иди в машину, подожди меня там.
   Я не стал спорить, быстро выскочил, предполагая, что Станислав Николаевич сообщит матери неутешительный вывод. Однако, профессор залез в машину, пребывая в состоянии глубокой задумчивости.
   - Поговорил с матерью, предложил ей один вариантик, - протянул он. - Ты-то что думаешь, Слава?
   - Думаю, здесь не нам, а врачам помогать нужно.
   - Честно говоря, солидарен с тобой, но попробовать-то можно. Колокольный ман так себя не ведёт, но вреда никакого: можно перегадать. Снова сходить с ней в эту церковь в полночь посмотреть, что получится. У тебя есть планы на этот Новый Год?

...

   Когда без десяти двенадцать новогодней ночи я спускался по лестнице с Варей, вспоминал, как по собственной воле позволил втянуть себя в эту историю.
   - Мама наверняка будет возражать, - сказал я тогда профессору. - Я ж несовершеннолетний.
   - Неужели ты ничего не можешь придумать?
   Я смог. Предложил Гале отметить Новый Год с моими приятелями и соврать маме, что я был с ними.
   - А ты куда намылился? - спросила она меня тогда.
   - Только никому не рассказывай. У меня сложились хорошие отношения с одной девушкой и, - я попытался изобразить смущение. - В общем, она предложила провести Новый Год у неё. Мама будет возражать, поэтому не хочу ей ничего рассказывать.
   Галя разулыбалась, отпустила какие-то избитые шуточки, но помочь согласилась.
   - Я договорился с Вариной мамой, - продолжал профессор. - В Новый год она уведёт своего мужа, девушка останется одна. Вы беспрепятственно сможете выбраться наружу.
   - А сама девушка, она согласиться идти со мной?
   - Как раз поэтому я к тебе и обратился. Мать спрашивала её и она сказала, что согласится идти только с тобой, - сказал профессор. - Уж не знаю, почему. И если в её словах о гадании и невесте, которую она видит, есть хоть доля правды, будь осторожен, Слава и хорошо подумай, прежде чем ответить. В сказках колокольный ман всегда губит девицу, к которой прицепился.
   Но я всё равно согласился, и теперь вместе с Варей спустился на первый этаж, придержал дверь подъезда, пропуская девушку, вышел следом за ней. Кое-где уже собирались люди и готовились запускать фейерверки, кто-то ещё слушал обращение президента(тогда я не знал, что это будет последнее обращение Ельцина), ну а мы торопливо засеменили по непосыпанной песком тропинке. Мороз стоял крепкий: деревья скрипели и сипели, качаясь на слабом ветру, сыпучий снег громко хрустел под ногами, отсвечивал то жёлтым, то красным, то зелёным под цвет мерцающих иллюминаций. На улицы выходило всё больше людей, вот-вот начнут бить куранты, зашумят фейерверки, станут взрываться петарды, осветят небо ракеты. Однако по мере того, как мы подходили к концу улицы, становилось тише и безлюдней. Вот оно, старое кладбище, а там, в стороне от людской суеты, небольшая церквушка. Мы перебежали через дорогу, я глянул на Варю - она побледнела и застыла на месте.
   - Что такое? - спросил я.
   - Она стоит у самой церкви, - прошептала девушка. - Я боюсь, Слава. Я не сказала тогда, но это она заставила меня согласиться идти сюда только с тобой. Боюсь, она хочет причинить тебе вред.
   Мне стало жутко, а тут ещё вывалил народ и началось гуляние - шум праздника заставил поморщиться.
   - Пошли скорее, поздно поворачивать назад, - настоял я.
   Мы обогнули церковь, зашли с теневой стороны и я увидел, что дверь приоткрыта. Тем лучше. Бросив довольно тяжелую сумку, которую я волок всю дорогу, я достал цепку и замок, внутри остался ломик, который теперь уже не пригодится.
   - Ну что, полезли, - сказал я.
   Мы перескочили через забор и стали медленно подходить к церкви. Если бы не охвативший меня страх, обстановку можно было счесть романтической: в темноте снег отливал холодным голубым цветом, в ясном небе весело сверкали звезды, а я наедине с довольно привлекательной девушкой брёл к пустой церквушке. Оказавшись у дверей, мы замерли, а Варя начала дрожать.
   - Она в шаге от меня, тянется рукой! - Варвара отпрянула назад. - Я не хочу, давай вернёмся!
   Я молчал и с ужасом смотрел на дверь церкви, которая приоткрывалась.
   - Слава, отойди оттуда! - закричала Варя. - Она хочет прикоснуться к тебе!
   Повернулся к девушке, чтобы успокоить её, но не нашел нужных слов, а краем глаза действительно увидел невнятные очертания костлявой руки, но двинулся не назад, а вперёд, захлопнул дверь, достал цепку и начал обматывать ручки-скобы. Отчетливо почувствовал, как кто-то толкнулся с той стороны, да так сильно, что я чуть не упал. Варя закричала, расплакалась, стала просить меня уйти, но я докрутил цепь, достал замок, надел, но не успел его защёлкнуть, так как последовал ещё один толчок, куда сильнее первого. Из-за того, что лестница покрылась льдом, я не смог удержаться на ногах и упал, но цепь сдержала натиск с той стороны. Трясущимися руками я кое-как поцепил замок и защёлкнул его.
   - Руку давай! - крикнул я Варе, и потащил её за собой, двигаясь спиной вперёд. На такой манер оббежав церковь по кругу, мы перелезли забор и умчались. Оглянувшись в последний раз, я увидел, как в небольшом окошке мелькнула чья-то жуткая синевато-зеленая физиономия.
   По дороге назад Варя плакала, а я пытался утешить.
   - Ты не понимаешь, - сказала она с улыбкой. - Всё прошло, её нет рядом. А когда ты захлопнул дверь, а услышала звон колокольчиков. Я плачу от радости.
   Вернувшись к ней, мы не на шутку развеселились - такое случается после сильного испуга. Она откуда-то достала шампанское, мы поздравили друг друга с Новым Годом, танцевали, целовались, смеялись и так до самого утра. Когда рассвело, я попрощался с ней и пошёл домой, предварительно заскочив за Галей к своему приятелю. Мама ни о чем не догадалась.
   С Варей я в том году не встречался, знаю только, что она быстро стала поправляться, а её мать всё пыталась всучить Станиславу Николаевичу какие-то деньги. Да только напрасно - уж я-то знаю, что профессор занимается этим не корысти ради.

Седьмой рассказ

Осиновое полено.

   Грохот, донесшийся из-за стены, разбудил Тамару Годину. Женщина подскочила со своей кровати и в первую очередь инстинктивно посмотрела на стену, из-за которой и донесся шум. Ну и выбрал времечко новый сосед мебель перевозить. Тамара дотянулась до электронных часов, поднесла их к глазам - полпервого ночи. Возмущаться не было сил, женщина повернулась на бок и только сейчас заметила, что кровать её девятилетней дочери пустовала.
   Годину охватил неописуемый ужас. Её дочь, Лидочка, в три года стала инвалидкой - она плохо ходила, практически не говорила, только лепетала одной ей понятные слова себе под нос. Куда же она могла пропасть, да ещё и среди ночи?
   Тамара вскочила с постели, выбежала из спальни и только сейчас почувствовала резкий неприятный запах. Глаза женщины заслезились, она непроизвольно стала кашлять. Спросонья Тамара не сразу поняла, что воняло газом. Женщина вошла в кухню, бросилась к окну, наткнулась - на что-то в темноте, свалилась на землю и обнаружила свою Лидочку прямо под собой. Перепугавшись ещё сильней, Тамара откатилась в сторону, стараясь не навредить ребенку. Получилось неважно - коленом мать прижала ладонь дочки. Лида громко заревела.
   - Да провались ты сквозь землю! - в сердцах бросила Тамара. В следующее мгновение стало стыдно, да слово не воробей, вылетит, не поймаешь. Выругав себя за несдержанность, Тамара собралась, встала на ноги, открыла форточку, подошла к газовой плите, проверила ручки. Одна была повернута до середины. Тамара выключила газ и только после этого подошла к своей дочке, принялась её успокаивать. С улицы потянуло январским морозом, скоро на кухне стало нестерпимо холодно. Ребёнок, наконец, затих.
   В этот момент в квартиру кто-то позвонил.
   - Эй, у вас там всё в порядке? - спрашивал кто-то из-за двери.
   "Какое нахальство! - подумала Тамара. - Мало того, что среди ночи переезд затеял, так ещё и в дверь звонит!"
   Лида немного утихла, Тамара понесла ребенка в спальню и уже укладывала ребёнка в кроватку, когда раздался ещё один звонок. Лида снова захныкала, Тамара сжала кулаки, бросилась к входной двери, распахнула её, намереваясь высказать полуночному визитёру всё, что о нём думала. Но увидев его, замерла.
   Новый сосед был не просто высоким - он был огромным. Под два метра, если не выше, с огромными черными глазами, густыми кустистыми бровями, сходившимися на переносице, толстыми чрезмерно красными губами, с руками, походившими на мельничные жернова и широченными плечами. Такой великан одним своим внешним видом заставил бы замолчать любого мужчину, не говоря уж о хрупкой женщине. Вот и Тамара обомлела, открыла свой рот и замерла на пороге, держа дверь приотворённой. Пожелай громадина вломиться в квартиру Година не могла бы ему помешать. Однако вламываться он не собирался.
   - У вас там всё хорошо? - спросил мужчина. Голос его оказался на удивление приятным и больше подходил бы какому-нибудь государственному служащему в костюме-тройке, а не полуночному гостю в распахнутой рубашке и затянутых верёвкой чрезмерно широких брюках. - Кто-то громко ревел, вот я и решил позвонить.
   Лидочка снова закричала. Тамара пришла в себя. Великан угрозы не представлял. Но хамить ему женщина не решилась.
   - Пожалуйста, оставьте меня в покое.
   - А, у вас малыш, - понимающе произнёс мужчина. - Простите, пожалуйста, - великан хлопнул себя по лбу. - По глупости потревожил вас.
   Тамара закрыла дверь, повернула ключ.
   - Извините, - раздался голос из-за двери, но Тамара уже не обращала на него внимания. Она вошла в спальню, заново стала успокаивать дочку. Лидочка разволновалась не на шутку и кричала во всё горло. Телефон зазвонил. С трудом сдерживаясь, Тамара взяла трубку.
   - Алло, Година, это ваша соседка сверху, Евгения Львовна, - донёсся из трубки ворчливый голос. - Година, что это за безобразие такое? Немедленно успокойте вашего ребенка или я милицию вызову!
   - Вы что, издеваетесь? Я что могу делаю, она никак не угомонится! - закричала Тамара, больше не в силах сдерживать свои эмоции.
   - Нет, это вы издеваетесь. Мне шестьдесят семь лет, я ветеран труда, я заслужила отдых и не позволю...
   - Замолчи ведьма! - заорала Тамара и бросила трубку. Лидочка зашлась в истерике. Телефон снова заголосил. Тамара вырвала кабель из телефонной розетки.
   - Баю-баю, баю-баю, - напевала она, покачивая девочку в руках. Ребёнок затих. Тамара осторожно уложила девочку в кроватку, попыталась встать. Словно тысячи иголок пронзили её пятки. Ступни затекли, пальцы на ногах замерзли и задеревенели. Женщина вернулась на кухню, закрыла форточку. Как она могла оставить газ? Как Лидочка сумела добраться сюда? Неужели ребенок почувствовал запах и пытался закрыть конфорку?
   Тамара вернулась в постель, свалилась на подушку и тихо заплакала, гадая, отчего все эти несчастья выпали на её долю. Уснула она только в пять утра. В шесть будильник безжалостно вырвал женщину из царства снов. Лидочку нужно было везти в больницу на процедуры.

...

   Я как раз собирался сесть за учебник и начать подготовку к поступлению, когда в мою комнату вошла мама
   - Славик, ты сегодня сильно занят? - спросила она.
   Я бросил короткий взгляд в сторону учебников, пожал плечами.
   - Да не особо. А что ты хотела?
   - Помнишь свою двоюродную тётку, Тамару Годину? Целый год с ней не разговаривали. Нужно сходить, проведать.
   Тётку Тамару я помнил хорошо. Чем-то её история напоминала историю моей матери. Годину также бросил муж, также она осталась с ребёнком на руках, также зарабатывала копейки и едва сводила концы с концами. Но различие всё-таки существовали. У нас в доме никогда не царила атмосфера отчаяния и непрекращающегося страдания.
   Обычно раз или два в год мы навещали Тамару, и визиты эти производили на меня гнетущее впечатление. Бледная и худая хозяйка с натянутой, неестественной улыбкой встречала нас в дверях своей квартиры. Обшарпанные стены, потрескавшийся паркет, запах затхлости, распространявшийся старой мебелью и одеждой, мягко говоря скромный стол - вот что ожидало нас внутри. Её дочка - больная, неразвитая девочка: ручки плети, худые ножки, и непропорционально раздутый животик, глаза навыкате, вечно блестящие от слюней губы.
   После таких визитов я убеждался, что нищета - самая настоящая болезнь от которой нет лекарства. Годиной оставалось верить в сказки о белой полосе, которая непременно наступит за чёрной. Умирающая надежда вперемешку с отчаянием наряду с неприятным запахом формировали атмосферу этого дома. Хуже всего на душе становилось, когда я начинал сравнивать нашу семью с семьёй Годиной и понимал, что у меня-то не всё так плохо. Как только эта мысль оформлялась в моём сознании, я начинал чувствовать себя мерзким и грязным человечишкой, сам не знаю почему.
   Очевидно, желанием навестить Годину я не горел.
   - На самом деле, хотелось бы немного позаниматься, - промямлил я, мигом вспомнив об учебниках. - Полгода до второй попытки осталось, не так-то просто подготовиться, как следует.
   Мать нахмурилась.
   - Ты знаешь как тяжело тёте Тамаре? Мне с тобой здоровым ой как нелегко приходилось, а ей с Лидочкой в сто крат хуже. Собирайся, сегодня ты к ней сходишь.
   - Я один?
   - У меня насморк и температура, не хочу простыть сильнее.
   Я хотел было возразить, но мать отрезала:
   - Без пререканий! Это не обсуждается!
   Повесив голову, я отложил учебники и стал одеваться, выслушивая инструктаж: много не есть, но и не отказываться от угощения, расспросить о делах и о здоровье, изобразить искренний интерес, поинтересоваться, нуждаются ли они в какой-либо помощи.
   - Мам, ну хватит! - взмолился я. - Я и сам знаю, как себя вести, не ребенок же.
   - А вот это, - она сняла с книжной полки конвертик, - подаришь Тамаре, поздравишь с прошедшими праздниками. И не забудь передать от меня привет.
   Закончив, она проследила за тем, чтобы я тепло оделся и проводила до дверей.
   Если декабрь выдался сырым и тёплым, то в январе наступила настоящая зима: под тяжестью снега гнулись ветви, машины с трудом выезжали со двора, а детишки толкались на вершинах горок, образованных убранным снегом, игрались в снежки, валялись в сугробах. Небо затянуто, дул переменный холодный ветер, настроение было паршивым. Ко всему прочему, кто-то метко запустил мне в голову снежок. Когда я обернулся, чтобы обрушить на негодяя поток неиссякаемой ругани, никого за спиной не оказалось. Вздохнув, я отправился на остановку.
   Добрался к тёте Тамаре я без приключений, поднялся к ней на этаж, позвонил. Пока дожидался, когда дверь откроют, заметил в сторонке блюдечко, полное молока. Любопытно - по белой поверхности расходились холмики, будто кто-то оттуда пил, я нагнулся, чтобы посмотреть поближе, на секунду даже показалось, что невидимка действительно сёрбает, но звук тут же был заглушен шумом открывающейся двери, а поверхность молока в последний раз покрылась мелкой рябью и стала гладкой.
   - Славик, это ты! - произнесла Година у меня за спиной. Я выпрямился, повернулся к ней. Приветливая улыбка Тамары контрастировала с мешками под глазами и сдвинутыми к переносице бровями.
   - Привет тётя, - я попытался улыбнуться, понимая, что выходит неубедительно, подставил щёку для поцелуя.
   - Предупредил бы, что собрался в гости, - посетовала тетя Тамара. - А мама где?
   - Она приболела, не смогла придти.
   - А, - протянула она. - Ну, проходи.
   Она повесила мою куртку на крючок и сразу проводила на кухню.
   - Только тише, - прошептала она. - Лидочка спит, не нужно её будить, она капризной стала в последнее время.
   - Хорошо, - кивнул я.- А ты завела кошку?
   - Какую кошку?
   - У тебя по-над дверью стоит блюдечко с молоком, - заметил я.
   - Да нет, это сосед, переехал где-то с месяц назад, перед самым Новым годом. Ставит зачем-то блюдечко перед дверью. Хотела его спросить об этом, да побоялась.
   - А что так?
   - Да ты его не видел, бородатый, ростом под два метра, весь собой жуткий.
   - Если хочешь, я у него могу спросить.
   - Да зачем? Мешает это блюдце кому-то? Что из-за этого шум поднимать?
   - А Лидочка как? - перевёл я тему, пока тётя Тамара набирала в чайник воды и доставала из холодильника салаты и холодец.
   Година вздохнула. По лицу стало понятно, что я затронул больную тему.
   - Совсем она непослушной стала. Ночью просыпается и на кухню идёт, знай себе пальцем в сторону печки тычет, будто указывает на кого. Однажды проснулась под утро, чувствую, газом в квартире воняет, я перепугалась, мигом на кухню, а Лидочка стоит рядом с конфоркой и глазами хлопает. Плачет постоянно, капризничает, ничего не ест. Соседи ругаются, особенно эта ведьма старая сверху. Говорит, вопрос о выселении буду поднимать. Так и хочется ей глаза выдрать, - тетя Тамара села, всхлипнула. - Порой лежишь ночью и думаешь, как бы хорошо было, если бы дочка ... пропала, - тетя Тамара прижала ладонь к губам, испуганно посмотрела на меня и зарыдала.
   Никогда не забуду того выражения вины и страдания, которое застыло на её лице в тот момент. Насколько же несчастным нужно быть человеком, чтобы желать подобного родной дочери?!
   Я не знал, как себя вести, сидел как истукан и стыдливо отводил глаза в сторону. Нужно было попытаться утешить, вселить надежду, оказать поддержку, но мой язык словно прирос к нёбу. В конце концов, Година успокоилась, промямлила невнятные изменения, проявила наигранно-оживлённый интерес ко мне, стала расспрашивать о делах, планах на будущее и здоровье матери, а после торопливо выпроводила, так и не угостив чаем. Впрочем, я не стал возмущаться, сам хотел поскорее покинуть это скорбное место.
   - Чуть не забыл, уже в дверях я достал из кармана куртки конверт.- Протянул его тёте Тамаре,- мама передала тебе подарок.
   Она сердечно поблагодарила, извинилась за то, что ничего не приготовила для нас, я уверил её, что это необязательно и, распрощавшись, ушёл. Уже на лестничной площадке, дожидаясь лифта, я увидел бородача, который поднимался по лестнице. Огромный, с черными, как смоль, волосами и такой же бородой, глаза скрывались в темных ложбинах черепа за густыми кущерями бровей, он прошествовал мимо, не удостоив меня даже взглядом, остановился у дверей, наклонился к блюдцу. Некоторое время бородач его рассматривал, затем удовлетворенно хмыкнул, открыл соседнюю с тётей Тамарой дверь и скрылся за ней. Его поведение меня насторожило, но я постарался выкинуть невнятные подозрения из головы. Двери лифта открылись, я спустился вниз, быстро добрался до остановки и поехал домой. Никак не мог забыть слов тёти Тамары о своей дочери.
   "Несправедливо, - повторял я про себя. - Как же это несправедливо!"
   Сам не понимал, какой смысл вкладывал в слово несправедливо.
   Дома на вопросы матери я отвечал уклончиво, чем только разжёг её любопытство. В конечном итоге она выпытала у меня всё до последнего слова.
   - Какой кошмар! Говорить так о родной дочери!- мать покачала головой и эта её реакция не на шутку разозлила меня. Я поторопился вернуться к себе в комнату, завалился на диван и постарался уснуть, стараясь избавиться от мучивших меня мыслей. Увы, укрыться в царстве грез не получилось - я ворочался с боку на бок, спать не хотелось. Нужно было как-то отвлечься, потому я и стал названивать всем подряд, напрашиваться в гости, но снова потерпел поражение: некоторые знакомые уехали из города, другие устали от гостей за период праздников, поэтому приглашения от них я не дождался. А потом вспомнились бородач и блюдце. Сам не знаю почему, я решил позвонить профессору Яковлеву и рассказать об этом. Трубку взяла Саша.
   - Квартира Яковлевых, - приветливо произнесла она.
   - Привет Саша, это Славик Щербаков.
   - Привет.
   - Я хотел поговорить с профессором.
   - Сейчас позову, - раздался стук - она положила трубку на стол - звук шагов, донеслись голоса, стало тихо, а потом трубку подняли.
   - Здравствуй, Славик, - радушно поприветствовал меня Яковлев. - Случилось что-нибудь интересное?
   - Здравствуйте, Станислав Николаевич. Не то чтобы интересное, просто мне показалось, вам будет любопытно послушать об одном инциденте, - и я рассказал ему о блюдце и кругах, которые расходились по его поверхности без видимой причины.
   - Так-так. А ты ходил к кому?
   - К своей тётке.
   - У неё есть маленький ребенок?
   - Да, дочка Лида.
   Профессор задумался.
   - Славик, а ты можешь приехать ко мне сейчас и подробно рассказать о своей тётке.
   - В каком смысле рассказать?
   Яковлев снова молчал, видимо, размышляя.
   - Пожалуй, лучше будет, если ты мне назовешь её адрес, и я сам съезжу туда и во всём разберусь. Не возражаешь, надеюсь?
   - Нет, - я сказал ему, где живёт тетка, он пообещал перезвонить позже и попрощался.
   Разговор с Яковлевым отвлёк меня, я стал гадать, почему блюдце так заинтересовало профессора. Ближе к вечеру сходил погулять по кварталу и по возвращению домой совсем позабыл о тёте Тамаре. Каково же было моё удивление, когда в половине двенадцатого начал разрываться телефон. Я снял трубку.
   - Алло.
   - Славик, это Станислав Николаевич. Быстро беги к своей тётке, я уже выезжаю. Нельзя медлить. Они хотят подсунуть обменыша!
   - О чём вы? - спросил я, однако ответом послужили короткие гудки. Я перепугался, без раздумий начал собираться. Мать, сидевшая у телевизора, с тревогой посмотрела на меня.
   - Куда это ты на ночь глядя?
   - Погулять, - ответил я. Однако скрыть возбуждение, охватившее меня, не получилось.
   - Что случилось Славик? Говори открыто, я вижу, как у тебя глаза бегают.
   - Некогда мама! - я уже стоял в прихожей и накидывал куртку на плечи.
   - А ну-ка стой! - она бросилась за мной. - Никуда не пойдешь, пока толком не расскажешь.
   - Значит, уйду без разрешения, - в этот раз я решил вести себя настойчиво, обулся и вышел, так и не дождавшись следующей реплики мамы. Видимо, мой ответ ввёл её в ступор - до того я ей всегда уступал.
   Не стал дожидаться лифта, бегом спустился вниз по лестнице, добежал до остановки, пораскинув мозгами, понял, что кроме такси сейчас не на чем уехать, порылся в кармане и, обнаружив две мятые десятки - придется добираться пешком. Местами бегом, местами быстрым шагом, я пробирался через ночной город. Праздничная атмосфера ещё не успела развеяться: горели иллюминации, на окнах некоторых квартир висели блестящие гирлянды, изредка раздавался шум взрывов пиротехники. Снег серебрился, изо рта валил пар, редкие прохожие бросали недоумённые взгляды в мою сторону. Однако всё переменилось, когда я добрался до района тёти Тамары. На улице толпился народ, гудели сирены, отовсюду доносились невнятные крики и ругань. В ряд вытянулись два автомобиля милиции, машины пожарной и скорой помощи. Они остановились напротив подъезда тёти Тамары. Милиционер, стоявший внизу у дверей, подозрительно посмотрел на меня.
   - Вы жилец этого дома? - спросил он.
   - Нет, а в чём дело?
   - Кто вы такой и зачем пришли? - всем своим видом милиционер показывал, что не собирается отвечать на мои вопросы.
   - Здесь живет моя тётя. Она звонила и просила посидеть сегодня с ребенком, -начал с ходу выдумывать я. - Сама собиралась к кому-то в гости.
   - А как зовут вашу тетю?
   - Година Тамара Васильевна.
   Милиционер переменился в лице.
   - Она звонила вам сегодня?
   - С ней что-то случилось? - теперь я решил добиться от него ответа.
   - Я задал вам вопрос.
   - Что с ней случилось? - повторил я, а сердце предательски щемило. Почему мне звонил Яковлев? Что не так с бородачом? А слова тёти о Лиде? Неизвестность страшила сильнее всего.
   Я не стал дожидаться объяснений, вместо этого пошёл напролом, буквально втиснулся в дверь подъезда и бросился вверх по ступенькам. В пролёте между пятым и шестым этажами я увидел Яковлева, сидевшего на ступеньках и повесившего голову.
   - Что случилось, профессор? - спросил я.
   - Я опоздал, - с горечью произнёс он. - Если бы догадался сразу... Но кто мог подумать, что они избавятся от матери.
   - Как избавятся? - совсем сбитый с толку я ошеломлённо смотрел на профессора.
   - Тайные люди, невидимки, пьют неблагословлённое молоко, вместо проклятых матерьми детей подсовывают обменышей.
   - Вы совсем рехнулись! - процедил я сквозь зубы, обогнул его, буквально влетел на шестой этаж. На лестничной площадке стояло двое пожарных, милиционер и закутанная в платок старушка, которую он допрашивал.
   - Вы кто такой? - спросил один из пожарных.
   - Родственник, родственник,- глаза заволок туман, когда я увидел, что дверь квартиры тети Тамары открыта нараспашку. Оттуда тянуло холодом, в коридоре стояли врачи с носилками. - Пропустите! - взмолился я, ворвался в квартиру. Внутри отчётливо различим запах газа. Сердце ушло в пятки. Только сейчас я понял, что любил тетю Тамару и её больную дочь Лидочку. Только сейчас!
   Не помню, как я добрался до спальни. На кровати лежала, моя тётя, над нею склонился врач. Он взглянул на меня и опустил глаза. Мертва! - безмолвно сообщил он мне.
   - А ребёнок, - с трудом выдавил я из себя и перевёл взгляд на детскую кроватку. Там лежало осиновое полено.
   Лидочку так и не нашли.

Рассказ восьмой.

Блазня.

   Когда Пётр Шаталов поднялся на пригорок, его очам открылся белый океан, снежная пустыня, гладкая, как мраморная плита, безмятежная, как августовское небо. Но стоило подуть ветру, как квинтиллионы крупинок взмывали в воздух, застилая взор, заволакивая всё вокруг аспидно-серой мглой. В такие мгновения уже на расстоянии вытянутой руки ничего нельзя было различить.
   На горизонте же пустыня без резкого перехода сливалась с серебристо-серым небом, формируя полную картину громоздкого и поражающего воображение храма мертвой природы. Наблюдая открывшееся ему священнодействие без священников, Шаталов испытывал благоговение, к которому примешивался страх. Может зря он затеял поиски своего пропавшего друга на его даче? Пускай этим занимается милиция - в этой пустыни и самому заблудиться и замерзнуть насмерть недолго.
   Поплотнее укутавшись в пышную шубу и надвинув меховую шапку до самых бровей, стал спускаться. Он приблизительно представлял, куда нужно идти, но разобрать дорогу сейчас, придерживаться нужного направления было просто невозможно. Он невольно вспоминал истории о заблудившихся во время вьюги крестьянах, веревках, которые натягивали между домами, чтобы не потерять направление - ведь петлять до смерти можно было буквально у порога.
   Ветер крепчал, Шаталов снова и снова сбивался с пути, бродил кругами, возвращаясь к протоптанной им же дорожке. В сапоги набился снега, он таял, пальцы замерзали, шуба уже не справлялась с шипучим, злым морозом; густые усы и брови мужчины покрылись изморозью. Нужно было возвращаться назад, к брошенной у сторожки машины, уезжать и вернуться сюда, когда погода будет лучше. Своей смертью от холода Шаталов не поможет другу. Особенно если Лёша не на даче, а в другом месте.
   - Ещё пять минут: не увижу домиков - поверну! - решил Шаталов. И словно бы слова эти обладали магической силой - резкий порыв ветра и в нескольких десятках метров от себя Пётр увидел заборы и дачные постройки. Большинство из них не были приспособлены для зимовки и являли собой скорее сарайчики и хозблоки, чем дома, но на крышах некоторых виднелись засыпанные снежными горбиками печные трубы. Когда Шаталов разглядел струйки белесого дыма, поднимавшиеся над домишками, воодушевился.
   - Живой! - облегчённо выдохнул он.
   Время было неспокойное, Пётр уже похоронил многих своих друзей, даже тех, кто моложе. Потерять Леху, с которым прошёл огонь и воду, он не мог.
   - Ух, и выскажу я ему, - раззадоривал себя Шаталов. - Традицию нарушил, дочку с собой куда-то уволок, жена с ума сходит, старушка-мать места не находит, а он на дачке расслабляется!
   Хотя глядя на высокие сугробы, заносы снега, Шаталов понимал, почему его друг не смог выбраться отсюда - наверняка началась вьюга, он не стал возвращаться по такой погоде с четырнадцатилетней девочкой и решил переночевать на даче. Но Шаталов его всё равно пожурит - хотя бы из-за того, что Петру самому пришлось пробираться через заносы.
   Оказавшись в границах дачных построек, Шаталов стал продвигаться заметно быстрее - ветер здесь был слабее, снежинки не бросало в глаза, а на снегу виднелись следы собак. Вот он шиферный забор Лешкиной дачи, Шаталов подошёл к калитке, толкнул её - с трудом поддалась, осмотрелся - вокруг ни следа, но в покрытом инеем окошке виднелись навевавшие уют жёлто-красные блики огня. Снега же за забором было особенно много, чуть ли не по пояс. Запыхавшись, выбившись из сил, Шаталов с трудом добрался до дверей дачи, ногой сгорнул снег с крыльца, постучал в массивную деревянную дверь, украшенную изящными узорами. Никто не ответил. Тогда Шаталов потянул за ручку - не заперто. Он вошёл внутрь, оказался в небольшом помещении, разделённом перегородкой из фанеры на две комнаты. Деревянные половицы возмущенно заскрипели, когда грузный Шаталов наступил на них, мышь, кружившаяся у печки и подбиравшая хлебные крошки с пола, шмыгнула в щель между кирпичами.
   - Лёша! - окликнул друга Шаталов. - Машенька! Вы здесь?
   Никто ему не ответил. Исчезнувший было страх за друга снова дал о себе знать. В воображении мигом сформировалась яркая картина: Лёша ушёл за дровами, забрёлся и замерз насмерть. Маша, не дождавшись возвращения отца, испугалась, побежала искать его, но девочку постигла та же участь.
   - Не смей так думать!- приказал он себе. Сейчас же пойдёшь их искать, они наверняка живы. Если их присыпало снегом, тело не скоро растеряет тепло, есть шанс успеть. Я обязательно их спасу!
   Осознавая призрачность своей надежды, Шаталов, тем не менее, хотел броситься на поиски сразу же, но закоченевшие ноги и руки, ломота в спине напомнили - ему нужно хоть немножко отдохнуть и согреться. Прикрыв за собой дверь, Шаталов скинул шубу, сходил в соседнюю комнату, которая выполняла функции кухни, и взял оттуда табуретку, поставил её у основания печки, сам сел, привалился к горячим камням, наплевав на пачкавшуюся побелку. Сам не заметил, как его глаза закрылись, он задремал. Проснулся, когда загрохотала калитка - кто-то пришёл на участок.
   Хлопая глазами, Шаталов подскочил к окну, пытаясь разобрать, ветер хлопнул калиткой или Алексей с Машенькой вернулись. Силуэт мужчины, который он увидел в окне, напугал. Незнакомец одной рукой сжимал громадный топор, с которого стекала кровь, во второй нёс что-то ещё, Шаталов не разобрал. Сердце Петра стало биться сильнее, он отошёл вглубь домика, схватил табуретку, спрятался за фанерной перегородкой. Дверь распахнулась, протопал незнакомец, звякнул упавший на пол топор. Шумное дыхание, грозное бормотание, громкий стук шагов доносились всего в паре метров от Шаталова. Пётр был не робкого десятка, но сейчас дрожал от страха, сжался в комок, мотал головой из стороны в сторону, пытаясь найти способ выйти из домика незамеченным.
   Тем временем незнакомец хмыкнул, отшвырнул что-то в сторону, принялся подкидывать дрова в печку. Брошенный незнакомцем предмет шмякнулся об пол и покатился к переходу между комнатушками. Шаталов затаил дыхание, сердце замерло в груди - в прорезанном в фанере проходе появилась окровавленная голова Машеньки. Мертвые остекленевшие глаза уставились прямо на Шаталова; губки девочки были измазаны кровью, посинели; взъерошенные волосы от холода скомкались, прилипли к скальпу; рот приоткрыт, язык распух, примерз к нёбу, в некогда стройных красивых рядах зубов девочки появились жуткие чёрные прорехи. Нет, выдержать это невозможно. Тихонько пискнув, Шаталов рванулся к окну, врезался в него плечом, и, разбив стекло, вывалился на улицу. Осколки впились в щёку, тыльную сторону ладони, свитер разорвался, из порезанного плеча множеством ручейков потекла кровь. Шаталов слышал, как засеменил убийца, подбежал к окну, издал какой-то полузвериный злобный рык, зачем-то побежал назад. Наверно, хотел схватить топор. Пётр не стал дожидаться, поднялся, забыв об усталости добрался до забора, ногой размолотил шифер выбрался в образовавшийся проём на соседний участок. В этот самый момент топор, брошенный убийцей, обрушился на соседний кусок шифера. Шаталов заорал, но не переставал бежать. Двигаться было очень тяжело, чтобы не завязнуть в снеге приходилось высоко поднимать ноги, но судя по тому, что шум, издаваемый убийцей, стихал(оборачиваться Пётр не решался), Шаталов отрывался. Позади, не долетев шагов десяти, в снег врезался топор. На этот раз Шаталов не обратил внимания, обогнул очередную дачную постройку, скрылся с глаз убийцы за домом, порезав обе руки, перемахнул через проволочный забор, убегал всё дальше и дальше, пока не стал задыхаться.
   Холодный воздух больно обжигал разгорячённое горло, сосуды в глазах полопались, белки наполнились кровью, стараясь хоть как-то защитить миндалины, Шаталов прикрывал рот ладонью, обернулся - позади никого, только дорожка оставленных им следов.
   "Он меня найдёт, нужно идти, поскорее возвращаться к машине, если не успею, меня постигнет та же участь, что и Лёшу с Машенькой!"
   Стараясь не обращать внимания на боль в горле, на мороз, пронизывающий до костей, Шаталов брёл по снежной пустыне в надежде выбраться отсюда живым.

...

   На сороковой день поминать тётю Тамары пришло совсем мало людей. Помимо мамы, бабушки с дедушкой и меня, пришли её родители, брат, да какая-то подруга с работы. Было тихо, атмосфера царила жуткая, про Лидочку боялись вспоминать, а тут заявился профессор с Сашей. Они тихонько поздоровались, представились моими друзьями и сели рядом со мной.
   - Соболезную, - прошептала Саша. - О девочке что-нибудь слышно?
   Я отрицательно кивнул головой. Мрачный профессор только хмыкнул. Бабушка принялась из вежливости расспрашивать Яковлевых, мама подключилась к разговору и очень скоро начала переводить его в русло моего поступления в университет в этом году. Мне стало неприятно - могла бы подобрать и другой момент. Но вспомнив, сколько раз я обещал ей попросить профессора помочь мне с поступлением и всякий раз это обещание нарушал, понял, почему она не смогла сдержаться теперь. Мама волновалась за меня, а со своей покойной двоюродной сестрой она была не слишком-то и дружна. Разве можно винить её за это? Думаю, можно. Я решил как можно быстрее покинуть стол, чтобы не слышать подробностей разговора и не краснеть перед остальными. Профессор извинился и последовал за мной, не дав маме закончить. От этого мне немного полегчало. Мы вышли на лестничную площадку.
   - Не знаю, насколько это уместно, Славик, но я приехал сюда не только ради того, чтобы помянуть твою тётю. Подвернулось очередное дело, но если не хочешь со мной больше связываться, я пойму.
   - Вы-то здесь при чём? - пожал я плечами. - Мы с вами хотя бы пытались помочь, не смогли, но пытались. От этого больно, но теперь уже ничего не исправить. А с тётей я не был близок: спроси меня о ней за месяц до случившегося, я бы отозвался в самой нелестной форме.
   - Значит, ты со мной поедешь?
   - Поеду, только давайте договоримся точно, а то я на работу устраиваюсь, времени свободного немного.
   - Конечно, тогда я позвоню, - сказал профессор.
   После нашего разговора, сославшись на занятость, Яковлевы ушли. Вскоре стали собираться остальные. Окинув напоследок квартиру своей двоюродной тётки, я с тоской взглянул на то место, где стояла кроватка Лидочки, вспомнил вечер, когда всё случилось, и глаза наполнились слезами. Нужно уходить и лучше всего забыть о горемычных Годиных - толку от сожалений никакого.
   Вечером профессор созвонился со мной, и мы договорились совершить нашу поездку на выходные. Толком он мне ничего не рассказал, пообещав ввести в курс дела по дороге.
   В назначенный день на улице было на удивление тепло - нехарактерная для наших краёв февральская оттепель вынудила одеться соответствующим образом, напялив на ноги резиновые сапоги с голенищами чуть ли не по колено. Заметив мои сборы, мама поинтересовалась, куда я. Ответил, она тут же выразила желание поговорить с профессором.
   - Ты совершенно не думаешь о своём будущем, Славик. У вас с ним прекрасные отношения, он привязался к тебе - это сразу заметно. Так почему ты стесняешься поднять тему своего поступления?
   - Потому что я привязался к нему, - буркнул я.
   - Так тем лучше: нет ничего постыдного в том, чтобы попросить друга об услуге.
   - А я считаю, что есть. Тем более о такой. Он решит, что я общаюсь с ним из корыстных побуждений.
   - Из каких же побуждений ты с ним общаешься? - мама ощерилась, сейчас она мне совсем не нравилась.
   - Я тебе сказал из каких - я к нему привязался, как к родному отцу.
   Мать опустила глаза, нервно кивнула несколько раз и ушла. Похоже, я невольно задел её - она сильно переживала расставание с папой до сих пор. Не стоило об этом упоминать. Голова и так раскалывалась от мыслей, поэтому я попытался отрешиться от действительности, вышел на улицу и стал дожидаться Станислава Николаевича.
   Казалось, на дворе вторая половина марта: капель по-весеннему звонко отбивала ритм о железные навесы, на дорогах вместо снега образовывалась коричнево-серая мокрая каша, в светло-голубом чистом небе кружились стайки облезлых и похудевших за зиму ворон. Игравшая во дворе ребятня насквозь вымокла, а попадание увесистым мокрым снежком по голове могло оказаться ну очень болезненным. Я вышел на освещенную солнцем часть улицы, погреться в лучах, на душе стало легко и на время действительно удалось забыться. Холодный ветерок ерошил волосы, весёлые детские крики заполняли улицу, любопытные щенки, видимо, родившиеся зимой, с интересом изучали лужи, обнюхивали их, аккуратно, совсем как люди рукой, прикасались лапами к поверхности луж.
   Настроение резко улучшилось, потому, когда приехал профессор, я улыбнулся ему, залез в машину, поздоровался и не стал устраивать расспросов относительно того, куда мы едем, всю дорогу смотрел в окно и любовался оживающей природой. Добравшись до дачных участков на самом краю города, профессор остановил "Жигули" у сторожки - проезд дальше был перегорожен шлагбаумом.
   - Приехали, - сказал профессор, полез на заднее сиденье и достал рыболовные сапоги. - Я тебе такие же взял, Славик. Снимай свои, а то дачи и подтопить могло по такой погоде.
   Спорить не стал, ухватил вторую пару сапог и надел. Они были большеваты, и потому выглядел я в них нелепо. Выбравшись из машины, мы обогнули сторожку и пошли вдоль залитой лужами грунтовой дороги. Здесь было заметно прохладнее, чем дома, ветер сильный, порывистый, противный, под ногами громко чявкала грязь. Я очень быстро оценил преимущества новых сапог, провалившись по колено в какую-то ложбину. Не смени обувь - непременно вымочил бы ноги. По дороге Станислав Николаевич стал рассказывать, почему мы сюда приехали.
   - Алексей Иванов с четырнадцатилетней дочерью Машей в начале месяца зачем-то сорвались сюда. То ли семейная традиция, то ли какая-то заморочка отца семейства. Прошли сутки, от них ни слуха, ни духа. А ночью была метель. Ты помнишь наверно, как мело недели две назад?
   - Да.
   - Жена с тёщей разумеется перепугались. В милиции их отправили, сказали, что пока трое суток не пройдёт, заявления принимать не будут. Тогда попросили друга Алексея, Петра Шаталова, разузнать, что случилось. Шаталов был в очень хороших отношениях с Ивановым, охотно согласился, поехал и тоже пропал. Они снова в милицию. Тут уж отказывать не стали, поехали. Машину Шаталова нашли возле сторожки, почти там, где мы и стали. Самого нигде нет. С трудом добрались на дачу. Печка - а дача, надо сказать, хорошо обустроена, эдакий домик на все случаи жизни - так вот, печка давно погасла, хотя наколотые дрова лежат рядом, там же обнаружили шубу, окно разбито, дом весь промёрз. Окрестности стали осматривать, ничего толком не нашил - из стекла, судя по всему, кто-то вывалился, шифер пробит, не сетке соседнего участка отыскали следы крови. Собак привели, всё без толку. Потом каким-то чудом набрели на полуживого Шаталова. Зарылся в какую-то нору в земле, просидел там сутки и, похоже, головой тронулся.
   Пока профессор говорил, мы забрались на пригорок и впереди замаячили довольно неуклюжие, неказистые деревянные домишки. Некоторые из них уже сильно покосились, стены покрылись снегом и пожелтевшим мхом. Но попадались и довольно приличные каменные постройки, сделанные на совесть: небольшие и невысокие, они, тем не менее, были приспособлены для жизни. Что характерно: эти домики были окружены надежными высокими заборами, некоторые из которых были чуть ли не вровень с крышами самих домов. Вокруг дач было пустынно - в полутора километрах длинная лесополоса из уродливых голых деревьев, окаймлявшая участки до самой дороги, и внушительное неразмеченное пространство, вероятно, под продажу.
   - Рассказывал о каком-то человеке, который якобы отрубил голову Маше и бросил в дачном домике, а потом гнал его через поля. Милиционеры проверили, но история не подтвердилась - в домике ни следа крови, куда пропали отец и дочь до сих пор неизвестно. Шаталова задержали, как главного подозреваемого в их убийстве, но пока тел не найдут, обвинения выдвинуть не получится. А он твёрдо на своём настаивает - ничего не знаю, видел, как кто-то зашёл с головой девочки и топором в руках. Сейчас Шаталов слёг с очень серьёзным воспалением лёгких, неизвестно, оклемается или нет, после с ним побеседует психиатр и если выяснится, что Шаталов здоров, начнутся допросы. Как-то так, если вкратце.
   - Откуда вы всё это узнали?
   - Знакомый милиционер рассказал, когда с ним случайно встретился.
   - А к нам-то это какое отношение имеет?
   - Может и никакого, а может самое непосредственное. Ты слышал когда-нибудь слово блазниться?
   - Нет.
   - Так раньше говорили, когда человеку что-то мерещилось. А причину, вызывавшую эти видения, называли блазня. Считалось, что это самостоятельная сущность, что-то вроде привидения, которая напускает на людей видения, скорее озорного, чем опасного характера. И если бы Шаталов не рисовал такие жуткие картины, я бы с определенностью сказал - если дело по нашей части, то мы столкнёмся с блазнёй. А так нужно разбираться на месте. Может, отыщем тела девочки и отца, поможем следствию - тоже хорошее дело.
   - Честно говоря, у меня нет желания смотреть на труп ребёнка с отрубленной головой, - ответил я.
   - Если ты против, можем вернуться, я и сам схожу.
   - Да нет, это я так, к слову, - отмахнулся я.
   - Вот и их дача, - сказал профессор.
   Домик был из числа кирпичных, довольно уютный. Видно, что хозяева планировали наведываться сюда зимой - стены утеплены и побелены, крышу покрывал качественный широколистный шифер, печная труба высокая, да и сам дом возвышался над своими соседями, хотя, как и все остальные строения, был компактным.
   Мы обошли его, поднялись на крыльцо и застыли возле двери - она была закрыта, опечатана милицией. Переглянулись, стали искать разбитое окно. Сразу стало понятно, насколько ответственно подошла к этому делу милиция, когда выяснилось, что окно открыто нараспашку и попасть через него в дом не составит никакого труда. Я подсадил профессора, потом он помог забраться внутрь мне. Обстановка была спартанской - мы оказались в отгороженной фанерной стеной комнатке, в которой стояли деревянный стол, четыре табуретки, шкаф, где хранилась кухонная утварь. Здесь ничего необычного не было, мы перешли в смежную комнату. Там оказались: печка, то ли слишком старая, то ли новомодная, но я таких никогда не видел - напоминала ту, на которой спал пёс Шарик из мультфильма о Простоквашино - широкий диван, импровизированный низкий столик, сколоченный из круглого среза и трех ножек, залакированный и украшенный выжиганием. Осмотр этой комнаты занял у нас не больше времени, чем осмотр комнаты предыдущей.
   - Может подняться на чердак? - предложил профессор.
   - Я нигде лестницы не видел.
   - То-то и оно. Давай выбираться отсюда.
   Вылезти оказалось гораздо проще - достаточно было забраться на подоконник и спрыгнуть, благо высота была метра полтора. Оказавшись снаружи, я посмотрел на Станислава Николаевича:
   - Что теперь? Домой?
   Он пожал плечами, неопределенно хмыкнул.
   - Давай осмотримся. Я пойду, пролезу через эту дыру в заборе, ты попробуй обойти с другой стороны, сделаем круг и встретимся. Если ничего необычного, то поедем домой.
   Я не возражал и пошёл в обратную сторону. Не переносил слякоть, потому не особо усердствовал и не смотрел по сторонам, больше глядел под ноги и старался не провалиться в какую-нибудь глубокую лужу. Вдруг слышу чьи-то тяжёлые шаги. Осмотрелся - никого: поле, да одинокая невысокая высохшая липа. А шаги всё равно слышу.
   - Станислав Николаевич! Это вы?! - крикнул я.
   Тут со стороны дач выходит мужчина в плаще-дождевике и с топором в руках. Идёт по снегу, а следов не оставляет. И шаг прибавляет, прямиком ко мне направляется. Я ужаснулся, бросился на утёк, да только как бежать, когда через шаг проваливаешься. Обернулся - нагоняет. Мелькнуло искажённое злобой лицо, искривлённый яростью рот. Но самое страшное - убийца не издавал ни звука: ни тяжёлого дыхания, ни угрожающих криков, лишь приближающиеся шаги.
   "Господи, да меня же убьют сейчас!" - осознал я неизбежное, заорал, что есть мочи, позабыв об усталости, пробежал ещё пару шагов. Что-то треснуло, я провалился в речку, разом ушёл в ледяную воду с макушкой. Течение оказалось нешуточным - меня понесло, стал захлебываться, попытался выплыть, но на поверхности оказалась толстая корка льда. В груди стало больно, сердце колотилось отбойным молотком, ещё немного и я не выдержу, открою рот, захлебнусь, потеряю сознание.
   Сумел развернуться вверх ногами, ударил ступнями по корке, разбил её. Течение отгоняло в сторону, но я грёб. В глазах потемнело, я вдохнул, вода хлынула в легкие, рефлекторно попытался закашлять, не получилось. Ничего не видя и не понимая, каким-то чудом оказался на поверхности. Меня рвало, изо рта текла вода вперемешку с кровью, я весь вымок и дрожал от холода. Никаких сил не осталось, казалось, упаду здесь и останусь лежать, пока не умру.
   Рвота остановилась, я отдышался, огляделся. Не мог понять, где нахожусь, тут в снегу разглядел нечто необычное. Стал разгребать, когда увидел, глаза округлились, я отпрыгнул от образовавшейся ямки. На её дне лежала заиндевевшая отрубленная детская ручка. Ужас с отвращением охватили меня. Нужно было уходить и срочно. Но как же профессор? Убийца ведь доберётся до него!
   Хотел начать звать Станислава Николаевича, но опомнился - можно ведь и убийцу накликать. Не знал что делать, как до ушей донеслось поскрипывание. Обернулся - позади лесополоса, между деревьев маятником качалось... Нет, не может быть! Я встал, перебрался через речку и остановился у границы лесополосы. Пустыми открытыми глазами на меня смотрел сморщенный труп неизвестного мужчины, которого я поначалу принял за Станислава Николаевича. Лицо исказилось, зубы оголились, превратившись в оскал, волосы выпали, кожа превратилась в пергамент, сморщилась, добавив незнакомцу лишних двадцать лет, превратив его в древнего старца. Тело мертвеца качалось на ветру, под тяжесть груза ветки противно скрипели.
   Я побежал. Нет, не в сторону дач. Звериный ужас толкал меня прочь, подальше от этого места. Я не мог думать ни о профессоре, ни о чём-либо ещё. Двигался по велению животной сущности, в тот момент полностью контролировавшей моё тело и желавшей только одного - удалиться от опасности, уберечь жизнь. Миновав лесополосу, выбежал на дорогу и только там опомнился. Не решился идти обратно, обогнул участок и вернулся к сторожке, двигаясь по обочине, в надежде, что отыщу профессора там. Повезло - Станислав Николаевич стоял у Жигулёнка, привалившись к автомобилю спиной и схватившись за голову обеими руками. Увидев меня, отчаянное выражение на его лице сменилось нескрываемой радость.
   - Слава! Живой! - воскликнул он. - Я думал всё, погубил тебя!
   - Вы не поверите, что со мной произошло! - откуда-то появились силы, я мигом добрался до машины, стал напротив профессора.
   - И не надо, садись скорее, ты весь мокрый.
   - Сиденья вам выпачкаю.
   - Что за глупость! Быстро садись! Отсюда нужно уезжать как можно скорее!
   Мы забрались в машину, профессор торопливо вставил ключ, завёл двигатель.
   - Что здесь происходит, Станислав Николаевич? Что это за убийца, который преследовал меня, порубил на куски маленькую девочку?
   - Нет там никакого убийцы, Слава. Это место проклято. Убийца - сущность проклятия.
   - Но почему, из-за чего?
   - Кто его знает? Обычно, должно произойти какое-то святотатство, чудовищное преступление, чтобы возникло проклятие, да ещё такое мощное. Здесь мы бессильны, и вряд ли найдётся человек, который справится.
   Мы уехали, так и не узнав, что стало причиной пережитого нами ужаса. Ответ на этот вопрос получили только в начале апреля, когда снег растаял, и тела девочки и отца обнаружили. Он изнасиловал и убил свою дочь, осознав содеянное, покончил с собой.
   Те дачи очень скоро забросили.

Рассказ девятый.

Близнец.

   Саша не любила март. Не растаявшие сугробы, голые, уродливые деревья, вечно серое пустое небо, лужи на дорогах, слякоть - всё выводило её из себя. Закроешь глаза на мгновение, а там алые пятна, замаравшие чистую сверкающую мантию не сдающей свои права зимы. Позволишь ностальгии захлестнуть себя, и тут же вспоминаешь дорогу, мимо проносятся автомобили, притормаживая у места аварии. Её держит на руках мужчина, шепчет на ухо невнятные фразы, а у обочины стоят носилки, на которых, прикрытые простыней лежат её родители.
   Саша припарковалась у магазина, вышла из машины, позабыв закрыть двери. Двадцать лет прошло с тех пор. Она взрослая женщина, дипломированный специалист, её жизнь сложилась. Так почему каждый март с ней происходит это? Почему она не может смириться, освободиться от боли, преследующей её всю жизнь?
   Саша подошла к телефонному аппарату, сняла трубку, дрожащей рукой набрала номер подруги.
   - Алло, - отозвались на том конце.
   - Привет, Таша, - поздоровалась Яковлева. - Это Саша Яковлева, твоя бывшая одногруппница.
   - Рада тебя слышать, - без тени притворства сказала Наташа. - Я приезжала к тебе...
   - Да, дядя рассказал. Не рано замуж собираешься?
   - Рано не страшно, лишь бы поздно не было, - пошутила Наташа.
   - Не против, если я к тебе заеду? Посплетничаем, с твоим будущим мужем познакомлюсь.
   - Приезжай, конечно. Витьки, правда, нету, в командировке он, но фотографии его тебе покажу.
   - Ты там же живешь, или к мужу перебралась?
   - Это он ко мне перебрался, - засмеялась Наташа. - Его квартиру мы сдаем.
   - Тогда жди, скоро буду.
   - Не прощаемся.
   - Угу, - Саша повесила трубку. Разговор с подругой немного взбодрил её. Поначалу она не собиралась на свадьбу, но прямо сейчас передумала.
   Вернувшись к машине, Саша немного постояла, вперив свой взгляд в широкую лужу, раскинувшуюся вдоль обочины. Вздохнув, села за руль и поехала. Наташа жила в паре кварталов от того места, где Саша остановилась, поэтому дорога заняла меньше пяти минут. Наташа радушно встретила подругу, напоила чаем с тортом, они разговорились, перетерли косточки общим знакомым, хозяйка рассказала, где познакомилась со своим мужем, как влюбилась в него с первого взгляда. Привыкшая относиться скептически к подобного рода историям Саша в этот раз поверила. Затем Наташа принесла альбом, где хранились фотографии, сделанные во время поездки в Арабские Эмираты. Витька оказался статным широкоплечим мужчиной. Не слишком улыбчивый, можно даже сказать хмурый, он, тем не менее, был симпатичным.
   - Работает дальнобойщиком, родители ему с квартирой не помогали, сам всё скопил. Он поначалу даже от моей квартиры открещивался. Но я настояла на том, чтобы мы переехали сюда. Невесту всегда с приданным выдавали, говорю, так что не вредничай. Он немножко поупирался, но потом согласился.
   - Какой он у тебя молодец, - улыбаясь, сказала Саша.
   - А у тебя как на личном фронте?
   - Да пока никак, - Саша пожала плечами. - Только устроилась и попала в порочный круг: дом - работа, работа - дом.
   - С этим, подруга, надо заканчивать, - сказала Наташа, убирая со стола. - На свадьбе тебе кого-нибудь обязательно подыщем.
   Саша скептически кивнула в ответ, стала помогать Наташе.
   - Скучаешь, когда он уезжает в рейс? - спросила Саша не столько из интереса, сколько для поддержания разговора.
   - Не представляешь как. Говорю же, влюбилась в него по уши. Рассказал бы кто в университете, что так бывает, никогда бы не поверила. Витька буквально на каждом шагу мне мерещится. Бывает мужчина ростом, фигурой похож на него, так я уже начинаю воображать, будто это Витька. Иной раз до того доходит, что пугаться начинаю. К примеру вчера, возвращалась из магазина, к дому подхожу, смотрю, идёт он. Бледный весь, ноги не гнутся, куда-то торопится. Я перепугалась, Витя, кричу, а он идёт себе, никого не замечает. За угол свернул, я за ним, а на тропинке никого. Всё, думаю, рехнулась от любви. Скорее всего, мужик какой-то по соседству живёт, в подъезд зашёл. В другой бы ситуации и не обратила на него внимания, а тут показался вылитым Витькой.
   Почему эта история заставила Сашу насторожиться?
   - А он не мог раньше вернуться? - спросила Яковлева.
   - Коли бы вернулся, меня предупредил бы, а так попросил приглашения раздать. До свадьбы-то всего ничего - три недели, а он будет только в понедельник. Вот одной и приходится ездить, всех приглашать.
   - И сильно был похож этот мужчина на Витю?
   - Говорю же - вылитый, - Наташа небрежно махнула. - Да ерунда это всё, ты за меня не волнуйся. Скучаю я просто, вернётся Витя и перестанут мне всякие фантомы мерещиться.
   Поболтав ещё немного, подруги расстались. Саша пообещала приехать на свадьбу, Наташа дала слово отыскать на свадьбе жениха и для неё. Пока Яковлева спускалась вниз по лестнице, мысли беспечно блуждали. На лестничной площадке этажом ниже мелькнула чья-то фигура. Лицо человека показалось Саше знакомым. Она ускорила шаг, спустилась туда как раз в момент, когда двери лифта закрывались. В кабине стоял мужчина точь-в-точь Наташкин Виктор.
   "Вот сомнения Наташи и разрешились, - подумала Саша. - Сосед-то и вправду похож на Витю".
   Правда, объяснение не показалось ей удовлетворительным. Сомнения, не свойственные рассудительной Саше, грызли её всю дорогу. Погрузившись в бытовую суету, она позабыла о подруге, но ночью, когда легла спать, снова вернулась к встрече с незнакомцем в лифте. Саша ворочалась в постели, не могла уснуть. Встала, взглянула на часы - половина второго. Больше молчать она не могла, вышла из своей комнаты, постучалась в дверь к дяде, вошла. Профессор, всегда чутко спавший, уже сидел на кровати, потирая заспанные глаза.
   - Что такое, Сашенька? - спросил он. - Опять мартовская хандра?
   - Прости, что побеспокоила, - Саша замялась. - Глупость какая-то, но из головы никак не выйдет.
   - Тогда рассказывай, ты же знаешь, я в твоём распоряжении в любое время суток, - сказал профессор.
   - Сегодня я была у моей подруги, ну той, которая на свадьбу меня приглашала, - и Саша поведала историю двойника Виктора.

...

   Троллейбус еще не подошёл к остановке, когда в окно я заметил маячившую у дороги фигуру Станислава Николаевича. Профессор ежесекундно поглядывал на часы и что-то шептал себе под нос. Позвонил рано поутру, попросил срочно встретиться с ним в одном спальном районе. Про работу и слушать не захотел.
   - Отпросись, Слава, возьми больничный, придумай что-нибудь, - выпалил он в трубку. - Дело не терпит отлагательства.
   За время нашего знакомства я привык доверять профессору, а потому не стал спорить и без лишних слов отправился по названному им адресу. Выйдя на остановке, перескакивая через громадные лужи, которыми из-за оттепели и таяния снега покрылся весь город, я жестом поприветствовал Станислава Николаевича. Он кивнул в ответ, перебежал через дорогу на мою сторону, совершенно не обращая внимания на водителей, сигналивших и ругавшихся на него.
   - Я думал, ты поедешь на другом маршруте, - сказал он. Ну да неважно. Пойдём скорее, по дороге расскажу, в чём дело.
   Дело заключалось в следующем: Сашина подруга Наташа увидела человека, похожего на её мужа, который жил по соседству. Его же увидела Саша, когда спускалась от подруги. Станислав Николаевич не поленился обойти соседей и поинтересоваться, не знают ли они чего-нибудь о человеке, похожем на Наташиного мужа. Никто такого не вспомнил.
   - Выходит, они обе видели двойника Виктора, - заключил Станислав Николаевич.
   - Ну и что?
   - Двойники людей, как их раньше называли безымени, являются перед смертью человека. Причем истории о столкновении людей и безыменя зафиксированы в исторических материалах в виде воспоминаний. Историй о том, как умирающего человека видели в другом месте бредущим куда-то тьма-тьмущая.
   - И что вы собираетесь делать?
   - Для начала поговорить с Наташей, подумать. Сегодня её муж должен вернуться. Если его не будет, нужно обращаться в милицию.
   - Из-за того, что ваша племянница и жена пропавшего видели его двойника?
   - Нет, конечно, из-за длительного отсутствия. Вреда-то не будет, а оно знаешь как, лучше перестраховаться.
   Поразмыслив над словами Станислава Николаевича, я заключил, что доля истины в них есть и последовал за ним к дому Наташи. Жила она в довольно приятном районе - аккуратные асфальтовые тропинки окружены кустами и небольшими рябинами, которые уже были усеяны почками, хоть детские площадки и покрыты лужами, но когда распутица закончится, их приведут в порядок - видно, что за качелями, площадками, песочницами и горками следили как следует. На баскетбольном поле даже разметка различима. На улицах народу немного, в основном дети лет десяти-двенадцати. Намокнуть они не боялись, носились по лужам и хохотали, разбрызгивая воду во все стороны. На раззадорившихся проказников пришлось даже прикрикнуть - они чуть не обрызгали нас с профессором.
   Правда когда мы проходили мимо входа в подвал, бросились в глаза свидетельства того, что район нельзя была считать абсолютно благополучным - у дверей валялись газовые баллончики(которыми обычно пользовались токсикоманы) и даже парочка шприцев.
   - Ты смотри по сторонам, увидишь кого странного, неестественно бледного, обязательно скажи, - профессор оторвал меня от моих размышлений.
   - Да я никого кроме детей пока не видел.
   - Я тоже, говорю на всякий случай.
   Мы добрались до подъезда и поднялись на Наташин этаж.
   - Что вы собираетесь ей сказать? - спросил я.
   - Разберёмся по ходу, - небрежно бросил профессор и нажал на звонок.
   Дверь открылась и в проёме показалась довольно милая, не смотря на растрепанный вид, молодо выглядящая девушка.
   - Вы не ошиблись дверью? - спросила она несколько встревоженно.
   - Вы Наташа? - заговорил профессор. - Я дядя вашей подруги, Саши Яковлевой. Это мой аспирант, Слава.
   - Здравствуйте. Саша не предупредила, что вы придете, - настороженность возросла.
   - Понимаете, - профессор замялся. - Она рассказала нам о том, что вы спутали своего мужа с каким-то человеком, и мне захотелось узнать об этом поподробнее. Ваш муж кстати вернулся?
   - Ещё нет, но должен скоро, - она опустила голову, призадумалась, а потом отошла с прохода и пригласила войти. Проводив нас на кухню и усадив на стулья без спинок, она предложила чай, а когда мы отказались, стала в углу комнаты и закусила нижнюю губу, уставившись в пол. - Я переживаю. Он мне с той недели ни разу не позвонил. А этот двойник, - она подняла глаза и посмотрела на профессора, - я его снова видела.
   - Где? - профессор привстал.
   - Здесь, в доме, - она снова закусила губу.- Пожалуйста, только не подумайте, что я сошла с ума. Стояла на кухне, резала лук, тут дверь туалета открывается, выходит Витя. Он какой-то странный, весь белый, ноги не гнутся, в мою сторону даже не посмотрел, пошёл прямо по коридору. Я за ним, кричу "Витя, Витя" - а там никого.
   Профессор переплёл пальцы рук и положил их на заднюю часть шеи.
   - Больше не видели?
   - Нет.
   - Как давно это случилось? Как давно вы видели двойника вашего мужа в доме?
   - Вчера. Вы считаете, я сошла с ума?
   Профессор отрицательно мотнул головой.
   - Я считаю, что нужно обратиться в органы.
   - Зачем? - обеспокоенно спросила Наташа.
   - Вы не переживайте, может ничего страшного, но я подозреваю, - он оборвался на полуслове, повисла пауза. И в этот момент раздался дверной замок.
   - Простите, - Наташа пошла открывать.
   Мы с профессором переглянулись.
   - Боюсь, мы опоздали, Слава. Опять опоздали, - произнёс Яковлев.
   От слова опять я вздрогнул. Вспомнил о своей тёте и ее пропавшей дочурке.
   - Витя, наконец-то! Я уже не знала, что думать, - донеслось из прихожей.
   Мы снова переглянулись.
   - Неужели вернулся? - удивился профессор. И действительно, спустя какое-то время, волоча два баула, на кухню проследовал крепкий мужичок лет тридцати.
   - Добрый день, - не слишком приветливо поздоровался он. - Вы кто будете?
   - Это дядя моей подруги Саши - я тебе про неё рассказывала, помнишь? - и его аспирант, - ответила счастливая Наташа.
   Виктор кивнул, оценивающе поглядел на меня, потом на профессора, неопределенно хмыкнул.
   - Я бы посидел с вами, но жутко устал, хочу принять душ и как следует выспаться. Уж простите, - сказал он.
   - Да ничего, мы уже уходим, - засуетился профессор. - Заскакивали буквально на минутку, поздравить вас и предложить свою помощь в организации свадьбы.
   - Ну да, ну да, - протянул Виктор, который, судя по всему, даже не слушал профессора и ушёл к себе в комнату.
   - Почему вы собираетесь? - спросила Наташа. - Посидите ещё, попейте чаю.
   - Нет, спасибо, мы пойдём, - сказал Яковлев. - Но вы это, - он сделал паузу, вздохнул, - не оставляйте мужа надолго одного.
   Она слабо улыбнулась, по её лицу было ясно, что слов профессора она не поняла.
   - Да куда ж я от него теперь денусь, - ответила. На том мы и расстались.
   Спускались вниз молча, профессор о чём-то думал.
   - Ложная тревога? - спросил я, когда мы оказались на улице.
   Профессор пожал плечами.
   - Ничего не понимаю. Безымень явился Саше, не только его жене. Массовая галлюцинация? Внушение? Слушай, Слава, ты никуда не торопишься? Давай побродим по району. Ты иди туда, а я дом обойду. Не нравиться мне всё это, страсть как не нравится.
   - Я не в восторге от вашей идеи, Станислав Николаевич. Каждый раз, когда мы делимся, и начинаем ходить по одиночке, происходят неприятности.
   - Так мы их и ищем, разве нет?
   Я понял, что профессор прав, сказал:
   - Давайте попробуем. А что искать?
   - Виктора ты видел? Высматривай людей, похожих на него.
   Я кивнул в знак того, что понял, направился по асфальтовой дорожке вниз. Брёдя по району я смотрел за детскими играми и барашками-облаками, резво бегущими по ясному небу. Добрался до какого-то полуповалившегося забора, сначала хотел плюнуть и повернуть, но то ли дети что-то на меня навеяли, то ли погода раззадорила, передумал и твердо решил узнать, куда выйду, если обойду забор. Сначала шёл вдоль, потом дух детского авантюризма окончательно победил и я решился перелезть. Оказавшись по ту сторону, брякнулся в грязный мокрый снег. Отчего-то это только развеселило меня, и на какое-то мгновение я ощутил давным-давно позабытое удовольствие от прогулок по неизвестным мне местам. В детстве всегда нравилось ходить по незнакомым улицам, узнавать, куда они меня выведут, а потом в уме рисовать карту разведанной местности. Помешанный на историях о конкистадорах, я тогда тоже начинал ощущать себя отважным испанцем, оказавшимся на чужбине и готовым в любой момент вступить в схватку с коварными и кровожадными индейцами.
   Вот и теперь, я шёл по грязному снегу, ботинки хлюпали, носки и джинсы промокли, а я широко улыбался и прикидывал, где же окажусь, когда миную пустырь. В расчётах немного ошибся - выбрался к дороге чуть дальше того места, где находилась остановка. На углу велась какая-то стройка, каркас высотки Атлантом возвышался над двух-трехэтажками и, надо признать, смотрелся здесь неуместнее полярника в пустыне. Я пошёл в сторону бетонного забора, решив обойти квадрат района с другой стороны и вернуться к дому Наташи. Повернув за угол оказался на нормальной пешеходной дорожке, поднялся по ступенькам вдоль пока ещё покрытого снегом газона и оказался неподалеку от оживленной дороги. От гущи многоквартиных домиков отделилась фигура человека метрах в ста от меня. Приглядевшись, я понял, что это Виктор. Бледный, ноги не гнуться, дрожат. Стало не по себе - неужели Наташа говорила правду? Человек двигался к дороге, весь вспотел, даже дрожал. В руках держал целлофановый пакет, подойдя ближе к шоссе, уронил его. Я перевёл взгляд на ту сторону и увидел ещё одного Виктора - такой же бледный, трясущийся, похожий на скелета. Не успел удивиться - за спиной услышал шум приближающегося большегруза. Шестым чувством понял, что должно произойти, сорвался с места, побежал так быстро, как только мог.
   Виктор у кромки дороги, переступил белую линию. Большегруз сигналит. Ещё один шаг и его собьют! Каким-то неимоверным усилием я толкнулся и прыгнул, ухватил его за рукав, повалил на землю, извалялся в грязи, а грузовик обдал нас коричневой водой. За секунду до того, как большегруз пронёсся мимо нас, я успел бросить взгляд на ту сторону. Между колёс мелькнуло нечто странное, а когда грузовик проехал, на той стороне никого не было.
   - Сдурел ты что ли? - заорал Виктор. - Какого черта ты на меня напал.
   Он выполз из-под меня, и хотел было броситься в драку, но вовремя подскочил Станислав Николаевич, не смотря на свою болезненную худобу сумевший оттащить разъярённого мужчину.
   - Сам ты сдурел! - разозлился я не на шутку, поднимаясь на ноги. - Глаза разуй! Если б не я, тебя бы грузовик сбил.
   Виктор опешил, посмотрел на дорогу, заметив удалявшийся большегруз, вздрогнул, словно бы проснулся ото сна.
   - И, правда, - пробормотал он. - Чего это я. Ты прости, не хотел, - он выглядел ошеломлённым.
   - Пойдём отсюда Славик, - сказал профессор, подойдя ко мне. - Ты его видел?
   - Кого?
   - Безыменя! Стоял на той стороне. Так видел?
   Я вздрогнул, вспомнив образ, мелькнувший между колёс грузовика.
   - Видел. А его точно можно оставить одного? - кивнул в сторону Виктора.
   - Теперь можно. Каким-то чудом у тебя получилось его спасти.
   Я неуверенно глянул на растерянного Виктора, застывшего посреди улицы.
   - Давайте проводим его домой.
   Яковлев проследил за моим взглядом, согласился со мной. Всю дорогу мы шли молча и заговорили только избавившись от Виктора у самых дверей его подъезда.
   - Когда ты ушёл, - заговорил Станислав Николаевич, - я быстренько оббежал дом и стал ждать у входа. Предчувствие подсказывало, что беда вот-вот произойдёт, решил до твоего прихода караулить, а там уже смотреть, как быть. Тут из-за угла выходит он - безымень. Быстро прошагал и повернул в переулок между домами. Я погнался следом. Повернул - а там никого. Ну, думаю, надо вернуться, дальше ждать. Тут вдруг осенило - неспроста он мне привиделся. Поднимаюсь на Наташкин этаж, звоню, она мне дверь открывает. Что-то залепетала, но я её перебил. Где твой муж, спрашиваю. Она: "Сказал в магазин сходить надо, за сигаретами. Я предложила сама смотаться, он отказался". Где магазин, спрашиваю. Она сказала, а сама глазами хлопает, испугалась. Ну, я времени терять не стал, руки в ноги и сюда. Смотрю, Виктор шагает как заколдованный к дороге, там грузовик, а по ту сторону двойник - стоит, скалится. Понимаю, что не успею, но бегу из последних сил. Слава богу, ты примчался, Слава.
   - Но вы уверены, что с ним всё будет нормально?
   - Уверенным в таких делах быть не могу, но думаю да, теперь ему ничего не угрожает. А ты здорово забрызгался, пока бежал.
   Я рассеяно кивнул, думая о том, прав ли профессор. К счастью да, оказалось, что он был прав. Свадьбу сыграли в назначенный срок, Виктор с Наташей уехали в Турцию, праздновать, а больше их судьбой я не интересовался. И раз всё сложилось благополучно, рассказывать о том, что мне привиделось, будто между колесами большегруза мелькнула пара козлиных копыт, никому не стал.

Рассказ десятый.

Старая подруга.

   Покой душной майской ночи нарушил телефонный звонок. Лена Лисницкая отвернулась от окна, выходившего на темный проулок, посмотрела на аппарат. Девушка не хотела брать трубку. Полуночные звонки ничего хорошего не предвещали. Телефон снова пронзительно-жалостливо заверещал. Лена вздохнула, подошла к невысокому трехногому столику, на котором стоял телефон, сняла трубку.
   - Алло, - произнесла Лисницкая. В ответ тяжелое прерывистое дыхание. - Алло, - повторила девушка. - Кто это?
   - Леночка, - с трудом выдавил некто на другом конце трубки.
   - Папа?! - Лисницкая перепугалась не на шутку. Уже неделя, как её отец уехал в командировку. До сих пор от него ни весточки.
   - Нет, Леночка. Это бабушка Маша, соседка твоя, - произнесла старая женщина на другом конце трубки. - Пожалуйста, приходи скорее. Мне очень плохо.
   - Что с вами? - настороженно спросила Лена. Идти к соседке посреди ночи у нее не было ни малейшего желания.
   - Ой, не могу! - проскрипело плаксивое причитание.- Пожалуйста, Леночка, скорее.
   Короткие гудки оборвали голос Марии Федоровны. Лисницкая тоже повесила трубку, замерла возле столика в нерешительности. Соседку Лены знали все в переулке и окрестностях, но не любил никто. Всякое рассказывали. Другие старушки вокруг да около не ходили, прямо называли ведьмой. Правда, только за глаза. Знакомый Лены, Славик Щербаков, рассказывал, как он однажды поздним вечером перелез к старушке в сад, полакомиться черешней и попался.
   - Чтоб тебя наизнанку выкрутило! - якобы крикнула вслед убегающему мальчишке баба Маша.
   - Меня и вправду выкрутило. Три дня из туалета выйти не мог, - рассказывал двенадцатилетний Славик своим столь же юным друзьям.
   Вспомнив эту историю, Лена слабо улыбнулась, но взгляд её упал на телефон. Буквально за стенкой умирает человек, а Лисницкая стоит посреди комнаты и детство вспоминает. Лене стало стыдно. Она скинула ночную сорочку, быстро надела джинсы и майку с коротким рукавом, затянула длинные непослушные волосы резинкой вышла из просторной гостиной в прихожую, по дороге споткнулась о порожек, едва удержалась на ногах. Обула шлепанцы, открыла дверь и вышла во двор.
   Запахло свежестью, росой, молодостью и жизнью. Третью ночь мучившаяся бессонницей Лена почувствовала сонливость. Может ну её, эту бабу Машу?
   Прикрыв дверь дома, девушка обогнула его угол, прошла по узкой тропинке, разделявшей стену и забор, открыла калитку и вышла на улицу. Вокруг никого. Лена зевнула, потянулась. На секунду позабыла, зачем шла, настолько ей захотелось спать. Приблизилась к соседней калитке, дернула за ручку. Не заперто.
   Лисницкая вошла во двор, подошла к крыльцу, поднялась по старым прогнившим ступенькам, открыла дверь соседнего дома.
   - Бабушка Маша, - окликнула девушка соседку. - Я пришла, где вы?
   Темно, ничего не видно, девушка стала шарить рукой по стенке в поисках выключателя, но такового не обнаружила. Стала продвигаться в темноте на ощупь. Уныло, словно бы на последнем издыхании скрипели половицы, пальцы Лены скользили по шершавой поверхности стены. Отовсюду доносились шорохи и перешептывания. То ли крысы шуршали под половицами, то ли Лене примерещилось.
   - Бабушка Маша, вы ещё здесь? - чуть ли не шёпотом спросила Лисницкая. А что, если старуха уже умерла? Лена войдет к ней в спальню и обнаружит труп. Стеклянные глаза вопьются в Ленино лицо, бледно-голубая кожа изомнётся, словно высохший лист бумаги, губы раздвинутся, обнажив в хищном оскале немногие оставшиеся зубы.
   "Я умерла из-за тебя", - с укором и ненавистью произнесёт труп, не шевеля своими закоченевшими синими губами.
   Образ настолько явственно представился Лене, что она замерла на месте и, не в силах заставить себя идти дальше, дожидалась, когда бешено колотившееся сердце успокоится. Тут-то она и услышала слабый хриплый голос, зовущий её по имени. Девушка нащупала дверь из коридора в одну из комнат, повернула ручку, вошла туда. Тусклый лунный свет показался Лене ослепительно ярким. Невзрачный круглый коврик на полу, у стены справа от Лисницкой стоял диван, слева телевизор, рядом с которым соседствовал табурет. Больше ничего здесь бы и не поместилось. Окон в комнатке не было, свет попадал сюда из дверного проема смежного помещения.
   - Лена, это ты? - отчетливо расслышала Лисницкая голос, доносившийся из комнаты.
   - Да, бабушка Маша, я уже иду, - отозвалась Лена. Она позабыла о своих страхах, сонливость как рукой сняло. Девушка пересекла комнатушку и вошла в спальню. Бабушка Маша лежала на широкой кровати в центре комнаты. Прямо у неё под рукой тумбочка с телефоном и пустой стакан с водой. Занавески не закрывали окна, лунный свет свободно проскальзывал внутрь помещения. Баба Маша выглядела не лучшим образом. Лицо бледнее белого, зрачки дергались в разные стороны, казалось, каждый жил свой собственной жизнью, губы превратились в тонкую полоску, через которую проглядывали беззубые челюсти. Лена держалась, но не смогла скрыть отвращения и заставить себя подойти к постели старухи.
   - Вы не волнуйтесь, - отойдя от шока, выдавила из себя девушка. - Сейчас я вызову скорую. - Лена с сомнением посмотрела на телефон, стоявший слишком близко к старухе. Что если баба Маша попытается ухватить Лисницкую за руку, когда девушка подойдёт ближе? Перспектива этого заставила лицо Лены исказиться в гримасе отвращения. - Сейчас, я вернусь домой и позвоню, помощь скоро подоспеет, - приняла решение Лена и уже направилась к выходу из комнаты, как вдруг старуха окликнула её. Лисницкая повернулась.
   - Не уходи, Леночка, - как змея прошипела баба Маша. - Непослушная рука старухи стала блуждать по поверхности тумбочки. Пальцы сомкнулись на граненом стакане. Баба Маша протянула трясущуюся руку Лисницкой. - Воды, - прохрипела старуха.
   Лене не хотелось прикасаться к умирающей бабке, но и отказать она не могла - всю жизнь потом вспоминать будет, как сказала нет умирающему человеку. Лисницкая подошла к постели и осторожно приняла стакан из пальцев старухи. Баба Маша удовлетворенно крякнула, судорожно стала хватать воздух. Зрачки закатились, рука, ещё секунду назад висевшая в воздухе, упала вниз. Старуха застыла. Изо рта и носа со свистом выходили остатки воздуха.
   Лена выронила стакан и бросилась бежать. Куда угодно, лишь бы подальше от страшной покойницы.

...

   Мать растолкала меня посреди ночи.
   - Славка, поднимайся! - недовольно приговаривала она, настойчиво теребя плечо. - Тебе звонят.
   Я с трудом разлепил глаза, медленно приходил в себя. Отработать десять часов на стройке это вам не шутки.
   - Кто? - спросил я, когда, наконец, смысл маминых слов до меня дошёл.
   - Женщина какая-то. Скажи, чтоб больше не смели звонить посреди ночи, мне в шесть часов подниматься на работу, а твои подружки толком выспаться не дают! - сердито пробурчала мать и вышла из моей комнаты.
   Я обул тапочки, краем глаза глянул на старые электронные часы, отсвечивающие ярко-зелёными цифрами в кромешной темноте: без десяти четыре.
   - Ничего себе у меня подружки, - сказал я, встал, направился в гостиную, поднял со столика лежавшую на боку телефонную трубку, поднёс её к уху.
   - Алло, - по привычке сказал я. -Слушаю.
   - Славик, - раздался чей-то заплаканный голос. - Это Лена Лисницкая, твоя бывшая одноклассница. Тут такое... Баба Маша у меня на руках умерла. Ты прости, ради бога, что звоню поздно, но она в соседней комнате лежит, а я не знаю, что делать.
   Во время учебы я близко дружил с Леной, но в последний год наши дорожки разбежались: я провалил поступление, а она вроде бы стала студенткой. На улице мы довольно часто сталкивались - жили-то на одной улице - обменивались парой фраз из вежливости, тем наше общение и ограничивалось. Я немного удивился тому, что она позвонила именно мне.
   Впрочем, удивление это быстро отошло на второй план, когда я понял, что Лена говорит о смерти бабы Маши. Вредная старуха, злая. Каких только ругательств от неё мы с ребятами не наслушались в детстве, когда рвали черешню и кизил с её приусадебного участка. Помню, как то раз я на спор залез к ней в сад. Она меня заметила, вспыхнула, как Цербер, начала меня отборным матом и проклятьями крыть. С трудом ноги унёс. Помню, присочинил потом, что якобы ведьма она, в наказание за безобидную шалость наворожила мне расстройство желудка. Впрочем, никто на улице в это не поверил.
   - Подожди, я не могу понять, ты у неё дома что ли? - спросил я.
   - Да. Она позвонила мне, попросила прийти, сказала, плохо себя чувствует.
   - Так позови отца.
   - Он в командировке, - Лена всхлипнула. - Я у кровати стояла, когда она умерла, какой ужас!
   - Ладно, позвони в скорую, выходи оттуда, я сейчас подойду.
   - Хорошо.
   - Вот и договорились, - я повесил трубку.
   - Куда это ты собираешься? - настороженно спросила мать, по старой доброй традиции подслушавшая мой разговор.
   - У Лены Лисницкой, что недалеко от перекрестка живёт, соседка умерла. Она испугалась, не знает, что делать.
   - А ты-то тут при чем? У неё отец есть.
   - В командировке он. Ты не волнуйся, мам, ложись спать. Я на полчаса буквально, дождусь скорой и вернусь.
   Мать возражать не стала, я нацепил первое, что попалось под руки, вышел на улицу. Не смотря на то, что за спиной осталась половина мая, на дворе было прохладно. Я хотел вернуться и нацепить осеннюю куртку, но передумал и, рискуя заболеть, отправился вверх по улице.
   Ночь выдалась красивая. Звёздное небо нависало над головой низко-низко, казалось, встань на корточки, протяни руку и пальцем дотянешься до изящного, неторопливо рассекавшего бездонную гладь темного облачка. Луна, большая и круглая, стояла у самого горизонта, ярче фонарей освещая дорогу. Кусты, на которые падал едва осязаемый бледный свет, покрылись свежей благоухающей росой, расправили свои ветви, расхорохорились, хвастливо выставляя напоказ крупные бутоны и раскрывшиеся цветы. Сладковатый запах пыльцы витал в воздухе, стрекот насекомых, живущих своей невидимой жизнью, доносился с полянок перед домами. Всё пространство вокруг меня было заполнено шорохами, светом, запахами, легким ветерком. Разительное отличие от пустоты зимы. Я поймал себя на мысли, что давным-давно не любовался красотой ночи. Но развить её не удалось - я подошёл к дому Лисницких. Едва завидев меня, Лена бросилась навстречу.
   - Славик, как же я рада тебя видеть. Представляешь, я стояла у самой её постели, когда ... когда это случилось, - затараторила она.
   Я несколько растерялся, не знал как себя вести. Обнять её? Но уместно ли это? Решившись, я положил свои ладони ей на плечи.
   - Всё позади, - промямлил я, ощутил неловкость и стыдливо снял ладони. - Ты скорую вызвала?
   - Да, обещали приехать через пятнадцать минут.
   - Пошли к тебе, дождёмся их, - предложил я. Лена секунду колебалась, словно бы вникая в мои слова, затем кивнула, проводила меня к себе.
   - Разувайся, иди на кухню, я сейчас, - сказала она, скидывая с себя лёгкую куртку.
   - Вы сделали ремонт? - спросил я, окинув взглядом коридорчик.
   - Да какой там ремонт - обои поменяли да полы покрасили.
   - А ты сама сейчас где-то учишься? Работаешь?
   - Да, учусь, - Лена защебетала о своей студенческой жизни и я, наконец, несколько расслабился. Чёрт его знает, отчего был так скован в первые секунды, словно и не знал её никогда.
   Как и прежде, у Лисницких на кухне было уютно. Красивая газовая плита, пузатый котёл в углу, новая импортная раковина, аккуратно прибитые к стенкам шкафчики с посудой. Я отыскал стул, уселся за столом, стал дожидаться хозяйки. И тут вошла Лена, разрумяненная, с распущенными волосами. Неожиданно для самого себя я осознал, что глазею на неё. Отчего прежде я не замечал, какая она красивая?
   Лена продолжала что-то рассказывать, а я не мог насмотреться на неё. Никогда раньше со мной такого не было. Сердце бешено колотилось, приятное тепло разливалось по всему телу, щёки горели - неужели возможно влюбиться в девочку, на которую никогда раньше не обращал внимания?
   Удивительно, но скорая и вправду подъехала к назначенному времени. Так бы они спешили к живым! Врач переговорил с Леной, вошёл в дом к старухе, буквально через две минуты вышёл оттуда, сообщил, что баба Маша умерла, задал ещё несколько вопросов о родственниках покойной, на которые Лена не смогла вразумительно ответить.
   - Не знаете, так не знаете, - флегматично заявил врач. - Тогда дверь дома покойной мы оставляем открытой, за ней приедут в течение часа. А вы можете идти отдыхать. Если что-то понадобится, мы вам позвоним.
   Распрощавшись с ним, я отвёл Лену домой, стал собираться уходить.
   - Слава, не уходи. Я глаз сомкнуть не смогу, если одна останусь. Я тебе у папы постелю, там и выспишься, - попросила она.
   Упрашивать меня не пришлось. Сначала я хотел позвонить маме, но, взглянув на часы, понял, что время пять утра, решил не тревожить её.
   Спать я так и не лёг. Мы с Леной проболтали до пятнадцати минут восьмого. Пришлось с ней распрощаться - пора было отправляться на работу. Пообещав проведать её вечером, я ушёл, окрыленный влюбленностью в свою хорошую подругу.

...

   С работы я буквально на десять минут заскочил домой - искупаться и поужинать. Мама уже была дома, сообщила, что мне звонил профессор Яковлев. Пообещав перезвонить после прогулки, наспех доев котлеты, я побежал к Лисницким.
   Мысли были заняты одной только Леной, не терпелось снова с ней встретиться, поговорить, прикоснуться к её волосам, обнять. Никогда я не был романтиком, а тут такое.
   Постучался в калитку Лисницких, через мгновение Лена открыла, одетая в красивое красное в горошек платье и открытые босоножки - погода позволяла.
   - Давай прогуляемся, - предложила она. - А то я, как ты ушёл, сразу спать легла, так весь день и провалялась. Разомнусь немножко.
   Я не возражал. Мы прошли вниз по улице, стали спускаться по ступенькам к железной дороге, за которой лежали дачи и небольшой лесок.
   - Забыла тебе рассказать, - начала Лена. - Я же видела, как бабу Машу увозили. Не представляешь, какой у неё длинный язык, вывалился изо рта и набок свесился. Жуть, - она задрожала всем телом. Главное, врачи его на место засунуть и не пытались.
   За прошедший год я столько успел насмотреться, что слова Лены не произвели на меня должного впечатления. Увидев, что смерть бабы Маши меня не особо интересует, она решила перевести тему.
   - А помнишь, как мы с классом ходили сюда в лес? - спросила она.
   - Конечно, помню. Я тогда ещё перебрал со спиртным, а ты вместе с Лешкой меня домой отволокли.
   - Я удивилась, что он помочь согласился, ты же его весь вечер тогда задирал.
   - Да, драчуном я был знатным.
   - Неужели изменился?
   - А куда деваться? Спесь с меня посбили. Никуда не поступил, работаю, где придётся, как жить дальше, не знаю. Если в этом году экзамены завалю, мать меня из дому точно погонит. Хотя в армию раньше заберут, - я сам не заметил того, как стал жаловаться на жизнь.
   - У тебя хотя бы девушка есть, - как бы между прочим заметила Лена.
   - Какая девушка? - удивился я.
   - Ну как же, темненькая, симпатичная, на машине пару раз к твоему дому подъезжала.
   Я понял, что речь идёт о Саше Яковлевой.
   - Ты не правильно поняла, она не моя девушка.
   - Так значит ты свободен?
   Я посмотрел на Лену, хотел было ответить в шутку, но потом заметил, с какой серьёзностью она задала этот вопрос. Слова застряли в горле. Я не мог оторвать взгляд от её глаз, не знал, что сказать.
   - Ты на меня никогда внимания не обращал, как я к тебе не тянулась, - выдавила Лена из себя дрогнувшим голосом.
   Я шагнул к ней, подошёл вплотную, быстро поцеловав, а скорее клюнул губами её губы и отпрянул. Происходящее казалось каким-то нереальным, просто фантастическим. Сам не знаю почему, я оробел, ноги дрожали, кончики пальцев похолодели. Я не мог смотреть на Лену, вскинул голову, устремил взгляд на кроны тутовника, усеянные цветами.
   А потом она подошла ко мне и нежно поцеловала в ответ.
   Мы ещё долго стояли под тутовником, простояли бы и дольше, но мимо пробегал здоровенный кобель, весь белый, только под глазами желтые пятна. Заметив Лену, он стал заливаться лаем, но близко подходить боялся. Пришлось уходить. Прогнав пса, мы взялись за руки и так, и дошли до дома Лисницких. Всю дорогу мы молчали, поглядывали друг на друга и улыбались - впервые я испытал то удивительное чувство единения с другим человеком, когда всё понимаешь без слов, достаточно одного лишь движения ресниц, легкого прикосновения руки. Прощаясь, я пообещал утром навестить Лену, мы опять поцеловались, и она оставила меня одного. Взволнованный и возбуждённый, с горящими ушами и щеками, я возвращался домой. Хотелось улыбаться всем вокруг, так хорошо и тепло было на душе. Мама не могла не заметить моего приподнятого настроения, наверно обо всём догадалась, время от времени поглядывая на меня с хитрым прищуром и довольной улыбкой, расспрашивала о Лене, её здоровье, а я охотно отвечал на вопросы.

...

   Я уже собирался ложиться спать, когда раздался телефонный звонок. То оказался профессор Яковлев.
   - Здравствуй, Слава, - поздоровался он.
   - Добрый вечер, Станислав Николаевич. Чёстное слово, сейчас мне некогда разъезжать по деревням. Я на работу устроился, к экзаменам во всю готовлюсь.
   - Да я и не прошу тебя об этом, - засмеялся Яковлев. - Просто поболтать с тобой хочу об одной женщине, которая жила у вас на улице - Толстая Мария Федоровна. Знаешь такую?
   - Нет.
   - Ты хорошо подумай. Она вчера умерла.
   - Баба Маша? - только сейчас я понял, о ком идёт речь. - Её я, конечно, знаю. Я же был там, когда скорая приехала.
   - А говоришь, времени у тебя нет, - снова хохотнул Яковлев. - Сам оказываешься там, где надо.
   - Да нет, меня просто бывшая одноклассница попросила о помощи. Она же её обнаружила.
   - Одноклассница, говоришь...- задумчиво протянул Яковлев.
   - А почему вы вообще интересуетесь бабой Машей?
   - Погоди, Славик. Твоя одноклассница к ней в дом заходила?
   - Насколько я понял, да.
   - А старуха уже умерла, или эта девочка застала её живой?
   - Она говорила, что баба Маша умерла у неё на глазах.
   - Твоя подружка что-нибудь брала из рук покойной?! - нетерпеливо спросила профессор.
   - Я не знаю, а почему вы спрашиваете?
   - Слушай внимательно - мне нужно встретиться с этой твоей подругой. Чем раньше, тем лучше. Она с кем живет?
   - С отцом, но он сейчас в командировке.
   - Будет лучше, если сегодня ты переночуешь у своей подружки, Слава. Слышишь меня?
   - Да объясните мне толком, что случилось?
   - Пока ничего, только догадки. Завтра обязательно приведёшь её ко мне, договорились?
   - Простите, профессор, я должен ей позвонить.
   - Вот это правильно, - донеслось из трубки за мгновение до того, как я нажал на рычаг телефона и набрал номер Лисницких. Долгие гудки, наконец, трубку подняли.
   - Слава! - донёсся из трубки голос Лены ещё до того, как я успел вставить хоть слово. - Прости, Слава! Я тебя любила со школы. Прости и прощай!
   - Что случилось? - попытался спросить я, но из трубки доносились лишь короткие гудки. Я снова набрал Лисницких, но никто не отвечал. Ничего не объясняя матери, я пулей выскочил из дому, понёсся к Лениному дому. Постучал, но дверь не открыли. Перелез через калитку, моим глазам открылась следующая картина: двери и окна открыты нараспашку, несмотря на то, что солнце давным-давно спряталось за горизонтом, вокруг крыши летали сороки. Без раздумий я ворвался внутрь, но там никого. У одного окна комком свалена женская одежда, трубка телефона свалилась со шкафчика, на котором стоял аппарат, и покачивалась на шнуре. Нужно было вызывать милицию, но первым делом я позвонил Яковлеву.
   - Профессор, она пропала!
   - Там много сорок, Слава? - вместо объяснений спросил профессор.
   - Да причем здесь сороки?! Лена пропала!
   - Я слышу, как они кричат. Уходи оттуда, скорее уходи оттуда, возвращайся домой, я подъеду так быстро, как только смогу!
   Короткие гудки.
   Слова профессора меня испугали - птицы действительно кружились повсюду. Одна из них села на подоконник, поглядела на меня особенно, почти по-человечески и закричала. Сам не знаю отчего, я пришёл в ужас, попятился к выходу, выскочил из дому, перепрыгнул через калитку, замер в нерешительности. Немного покружившись в небе, птицы улетели.
   Вскоре подъехал Яковлев на своей "шестерке", начал меня расспрашивать, время от времени поглядывая по сторонам.
   - Много было сорок?- постоянно повторял он вопрос.
   - Много, - отвечал я и возобновлял свой рассказ. Выслушав меня, он нахмурился.
   - Так что делать, профессор? Где Лену искать?
   - Надеюсь, больше её мы не увидим, - пробормотал Яковлев. - Улетела она со своим шабашем.
   - Что вы несёте! - не сдержался я.
   Яковлев с укоризной посмотрел на меня.
   - Возвращайся домой, Слава, и позабудь о своей подруге. Если расскажу всё, как есть, не поверишь.
   - Да идите вы! - разозлился я, впервые открыто нахамив профессору. - Сразу надо было в милицию звонить.
   - Завтра вернётся её отец и выяснится, что она давно предупреждала его о своём решении уехать из города на заработки. Где она сейчас он точно не знает, но скажет, что дочь созванивалась с ним. Скажу больше, завтра ты позабудешь о своих чувствах к Лене, и спокойно отнесёшься к её исчезновению.
   Я ничего не ответил, отмахнулся и пошёл домой.
   - Я позвоню завтра, - крикнул мне вслед Яковлев. - Тебе наверняка захочется извиниться.
   На пределе слышимости он добавил:
   - Жаль девушку, да тут мы бессильны.
   Слова Яковлева оказались пророческими - Лену я больше никогда не видел и очень быстро о ней позабыл.

Рассказ одиннадцатый.

После Троицы в четверг.

   Сиреневая полоска заката растаяла, последние робкие лучи солнца растворились в густой тьме. Ночь вступила в свои права. Кораблик месяца, отражаясь в водяной ряби, неторопливо переплывал через бесшумную пенистую реку. Камыши по-деловому кивали в разные стороны, стрекотали сверчки, ухали совы, урчали лягушки. В стороне от реки крюком изгибалась дорога. Бесцеремонно-наглая она рассекала заросли камыша и гордо убегала в гору. Пыль улеглась, выбоины сгладила тьма, сумев из уродливо-нескладной широкой тропинки сделать складную, по-девичьи прекрасную дорогу. Но вот вдали раздался шум мотора, грохот колёс, ругань водителя.
   Мужчина за рулём новой "Волги" торопился, страшно нервничал, не понимая, что своим шумом нарушает установившуюся идиллию. Свет фар беззастенчиво выхватывал ямки и шрамы, а водитель клял последними словами, дорогу, камыш и реку. Гнать в кромешной темноте, проезжая незнакомый участок, он не решился. "Волга" плелась как черепаха, не поспевая за мерно бегущей рябью реки. Резкий поворот, глубокая впадина с правой стороны - переднее колесо автомобиля провалилось, через какое-то мгновение в яме оказалось и заднее. Водителя подбросило вверх, ремень безопасности впился в плечо и грудь, двигатель громко кашлянул, заглох. Мужчина повернул ключ зажигания - ничего. Он сжал кулаки, изо всех сил принялся бить в руль, несколько раз попал в клаксон, распугав птиц и лягушек.
   Набрав полную грудь воздуха, мужчина взъерошил свои волосы и посмотрел в лобовое стекло. В свете фар кружились мошки, кроме их мерного жужжания да шума собственного дыхания, водитель ничего не слышал. Хотя... Нет, ничего, послышалось. Мужчина напряг слух и вроде бы различил задорный девичий хохот, шёпот, весёлый напев. Через мгновение звуки растворились, будто их и не было.
   "Молодые гуляют", - решил водитель. Ему следует отыскать ребят, попросить о помощи. Всяко лучше, чем сидеть за рулём заглохшего автомобиля. Рассудив так, водитель открыл дверь, выбрался наружу. С реки потянула прохлада, голодные до крови комары устремились на голые руки и лицо. Отбившись, мужчина пошёл вперёд по дороге, пытаясь снова услышать смех и напевы. Вместо этого до него донёсся звук чьих-то торопливо-неуклюжих шагов. Водитель обернулся и зажмурился, не выдержав прямого света фар. Мужчина не сразу различил фигуру невысокого человека, кравшегося к нему.
   - Кто идёт?! - выкрикнул водитель, попятившись назад. Он не робкого десятка, но всё равно испугался. Кого может носить у озера посреди ночи? - Отвечай, не молчи, или швырну в тебя камнем! - пригрозился мужчина, для пущей убедительности замахиваясь сжатой в кулак рукой.
   - Не волнуйтесь, не волнуйтесь, - залепетал незнакомец старческим голосом. - Это я, Никита Андреевич, дачка у меня прямо у озера. Услышал, сигналит кто-то, решил, может помочь чем.
   Водитель, наконец, различил черты своего собеседника. Приземистый коренастый мужчина с седыми волосами и бледным лицом. Вряд ли Никита Андреевич замышлял какую-то пакость. Водитель позволил себе опустить руки.
   - Машина заглохла, нужно подтолкнуть, - сухо сказала мужчина дачнику. - Вы вряд ли справитесь - "Волга" тяжелая. Тут молодежь где-то пела, помогите их найти.
   - Нет тут никакой молодежи, - голос Никиты Андреевича переменился, в нём зазвучали ледяные нотки. - Пойдемте-ка ко мне на дачу. Позвоните от меня, вызовите помощь, - дачник схватил водителя под локоть и мягко, но настойчиво потащил его вслед за собой.
   - Никуда я с вами не пойду! - мужчина освободил свою руку. Никита Андреевич ему не понравился. - Спасибо за помощь, дальше разберусь сам.
   Дачник замер в нерешительности.
   - Не хотите ко мне, пойдёмте к вашей машине. Посидите там, пока я вызову кого-нибудь на подмогу.
   Терпение водителя подходило к концу.
   - Дед, ты чё не понял?! - крикнул он. - Возвращайся откуда пришёл!
   - Послушай меня, - произнёс Никита Андреевич. - Это ты ничего не понимаешь. Тебе нужно возвращаться в машину. Пошли поскорей.
   Он снова попытался схватить водителя за руку. Тот сильно толкнул дачника в грудь. Никита Андреевич упал на землю. Водитель не видел выражение лица дачника. Но и без этого можно было понять, что пожилой человек обиделся. Он встал на ноги и, не произнеся ни слова, ушёл.
   Отделавшись от непрошенного помощника, водитель пошёл дальше. До его ушей снова донеслись смех и голоса. Обнадёженный мужчина свернул в заросли камыша, направился к реке...
   Утром автомобиль по-прежнему стоял у реки, завалившись на правый бок. Водительская дверца была приоткрыта. Хозяин так и не вернулся.

...

   Лето наступило настолько стремительно и протекало так серо и безрадостно, что я совершенно растерялся, утратил чувство реальности. Со стройки по настоянию матери пришлось уволиться. От этого я не сильно страдал - уж больно выматывающей оказалась работа, особенно в конце мая. Однако погулять на сэкономленные деньги мне не удалось. Мама настаивала на второй попытке поступления в университет. Отказать я не мог - дал слово, что за год подготовлюсь как следует и преодолею-таки барьер, отделявший безграмотного пролетария от интеллигентного интеллектуала. Хотя желания получать высшее образование у меня за прошедший год не прибавилось. Отчасти из-за страха - если провалюсь на экзаменах, значит я круглый дурак. Будет стыдно смотреть близким людям в глаза. Они ведь вечно меня нахваливали, умным считали. Отчасти из-за лени - прошедший год я не сидел на месте, работал, самообразованием почти не занимался. Подготовиться к экзаменам в июне казалось непосильной задачей. Поэтому справедливо рассудил, что и начинать не стоит.
   Однако мама проявила твердость характера, которую я от неё ну никак не ожидал. Она практически не выпускала меня из дома, заставляла штудировать скучные тома, да решать надоевшие задачи. Правда, в день Святой Троицы заставила сходить на службу(в последнее время она стала довольно религиозной), а вечером позволила немного погулять. Но с понедельника снова стала строгим надзирателем, и если бы не профессор Яковлев, наверное, свела бы меня с ума.
   Он позвонил на той же неделе в среду, в голосе звучало заразительно-притягательное волнение мигом охватившее и меня.
   - Здравствуй Вячеслав, - сказал он, стоило мне только взять трубку из рук мамы. Не дождавшись встречного приветствия, он продолжил. - Ты уже слышал о пропавшем на озере человеке?
   - На каком озере?
   - Ничего-то ты не знаешь. Чай не в пещере живешь, - профессор и предположить не мог, насколько близок он к правде. - Андрей Островский, мужчина сорока двух лет. Его разыскивала милиция, подозревался в убийстве собственной жены. По всей видимости, руки у него и правда были в крови, потому как решил уехать из города посреди ночи после намека следователя об уликах против него. Короче, это всё мелочи. Ночью он проезжал на своей машине возле Митюгинского озера. Понял, где это?
   О поселке Митюгино я, конечно, слышал. Трети горожан ещё при Союзе раздали там участки под дачи, но строиться до сих пор так никто и не начал. Однако о существовании Митюгинского озера мне ничего не было известно.
   - Наверное, возле дачного посёлка, - предположил я.
   - Нет же, - нетерпеливо произнёс профессор. - Это озеро в двенадцати километрах от Митюгино, глухое место. Один чёрт знает, отчего его назвали в честь поселка. Короче, машину нашли, водитель пропал.
   - Как же её нашли, если вы говорите, что это глухое место?
   - Не перебивай старших! - сердито отругал меня Яковлев. - Там живёт один старичок, он милицию и вызвал. Говорит, держит участок у озера. Я навёл справки - все у кого там были дачи, побросали их. Спрашивается - а чего старожил этот остался-то? Оказалось, подобные происшествия, я имею в виду исчезновение людей, стали происходить на озере начиная с восьмидесятых. Нет-нет, да и поступит заявление в милицию об исчезновении человека.
   - Вы полагаете, это по нашей части? - я с трудом сумел вклинить в тираду профессора вопрос.
   - Это и нужно выяснить. В общем, мне тут ещё рыться в бумагах, разбираться. Я надеялся на твою помощь. Съезди туда, расспроси этого, - из трубки донёсся шорох бумаг, - Белова Никиту Андреевича. Да будь осторожен. Подозреваю, мужик этот непростой. Правда, если он как-то замешан в деле, то не будет вести себя настолько глупо и причинять тебе вред. На него ведь сразу падёт подозрение.
   - Знаете, если он способен причинить вред, мне от ваших подозрений вряд ли будет легче.
   - Думаю, после всего, что мы пережили, со стариком справиться сумеешь, - оборвал меня профессор. - Запомнил - Митюгинское озеро? Остановки там нет, водителя автобуса придётся просить притормозить, ну с этим ты справишься. Надеюсь, я тебя не сильно отвлекаю?
   Я тихонько рассмеялся. Яковлев - наимилейший человек. Когда дело не касается его сказок, он учтив, необычайно вежлив и аккуратен в общении. Но стоит ему обнаружить зацепку, подтверждающую легенды, как из типичного профессора он превращается в пороховую бочку, готовую вот-вот взорваться.
   - Нет, я не сильно занят, - перспектива вырваться из четырех стен не могла ни прельщать.
   - Выезжай немедленно! Я продолжу наводить справки, - сказал профессор и, не попрощавшись, повесил трубку.
   Я пересказал маме наш разговор, опустив некоторые детали. Она поворчала, но возражать не стала. Верила, что дружба с Яковлевым сыграет свою роль при поступлении.
   Из дома я вышел в полтретьего. До автовокзала добрался без приключений. Проблемы начались, когда в окошко кассира произнёс сочетание "Митюгинское озеро". Симпатичная белокурая девушка с подозрением посмотрела на меня. Для полноты картины ей оставалось покрутить пальцем у виска и послать меня куда подальше.
   - Туда не ходят автобусы, - наконец ответила она.
   - Но проходят же мимо.
   - А вам зачем?
   - К родственнику в гости хочу съездить.
   - Там разве кто-то живёт?
   - Кто-то живёт, - подтвердил я. Девушка поджала губы, бросила в мою сторону недовольный взгляд и принялась копаться в толстой тетрадке. Наконец я получил билет до хутора Телячий.
   - А как оттуда добраться до озера? - спросил я на всякий случай.
   - Я вам не справочное бюро, - резко ответила она. - Не задерживайте очередь, проходите.
   Обидно. Хотелось отпустить язвительный комментарий, но решил-таки пропустить хамство мимо ушей. Лишь бы отправила куда надо. А то выяснится, что на Телячьем хуторе слыхом не слыхивали о Митюгинском озере. Дождавшись автобуса, я заскочил внутрь салона одним из первых и сразу объяснил водителю свою ситуацию. Он взглянул на направление, указанное в билете, хмыкнул.
   - Это ж какая стерва тебе до Телячьего билет отпустила, - сказал водитель. Я испугался, что мои опасения подтвердятся. - За билет в два раза меньше должны были взять. Ты сказал ей, куда ехать?
   - Ну конечно, - неуверенно ответил я. Водитель хохотнул, махнув рукой в мою сторону.
   - Простак. Садись, скажу, когда тебе выходить.
   По дороге я выдумывал невероятные планы возмездия белокурой кассирше. Погрузившись в свои мысли, не сразу услышал, как водитель меня окликнул.
   - Глухой ты что ли?! - прикрикнул он громче. - Приехали к Митюгинскому озеру, выходи.
   Поблагодарив, я выскочил из автобуса.
   - Вон видишь дорога грунтовая. По ней иди, камыш увидишь, значит к озёру добрался, - крикнул он мне в след.
   Поблагодарив водителя ещё раз, я последовал его совету и стал спускаться под горку. Надо отметить, дорога здесь была отвратительная. Для меня оставалось загадкой, зачем тот человек, Андрей Островский, решил здесь ехать. Ну, в самом деле, даже если он был замешан в убийстве и пытался бежать из города самым неприметным путем, мог хотя бы подгадать удобную дорогу, а не грунтовую с колдобинами и ямами.
   Когда я спустился пониже и увидел джунгли из камыша, разом позабыл об Островском и вредной кассирше. Местность оказалась живописной. В поверхности большого правильной формы озера отражалось чистое голубое небо. Цвет лазури настолько точно воспроизводился, что казалось, будто этот окрас присущ воде. Подул ветер, принёс с собой запах тины, вонь рыбьей чешуи, благоухание полыни, обильно цветущей на лугах и даже среди камышей. Я удивился - мне почему-то казалось, что эта трава растёт в степи, но не у водоемов. Начал спускаться.
   Внизу оказалось свежо. Температура градуса на два ниже, чем на пригорке. Я поёжился, стал нервно поглядывать по сторонам. Как долго мне придется здесь шататься прежде чем удастся отыскать дачу Белова? Дорога резко вильнула в сторону, я вслед за ней. Справа глубокая яма, вокруг свежие следы колес. Наверняка машина застряла здесь. Но где она теперь? Милиция уже увезла? Оперативно работают.
   Я приступил к поиску дачи, надеялся разглядеть крышу хоть какого-то строения, но ничего не получалось - камыши здесь были просто гигантские, закрывали обзор, пришлось пройти всю дорогу, подняться в гору, окинуть озеро взглядом с высоты. Только так удалось отыскать участок Белова и с трудом отследить тропинку, ведущую к нему. Вездесущая полынь добралась и сюда, причём росла по периметру участка в неимоверных количествах. Хозяина нигде не было видно. Наверное, решил вздремнуть.
   Снова спускаться, брести через камыши, с опаской поглядывая на землю - не хотелось случайно наступить на гадюку. Но вот она, цель уставшего путника: маленькое строение, скорее напоминавшее сарай, нежели жилой дом. Вокруг аккуратные грядки. Чего только на них не росло - начиная от огурцов и помидоров и заканчивая кабачками и тыквами. Пожалуй, Белов в состоянии прокормить себя за счёт этого участка. Но неужели он живёт в этом домике с покосившимися стенами? Но самое удивительное - откуда здесь взяться телефону?
   Забор из сетки надёжно огораживал участок от внешнего мира, и мне не сразу удалось отыскал дверь, закрытую на крючок. Я повёл себя довольно бесцеремонно: откинул крючок, вошёл на участок и окликнул хозяина. Спустя мгновение Белов выскочил из своей избушки. Пожалуй, профессор преувеличил, назвав его стариком. Никита Андреевич оказался приземистым, но широкоплечим человек. Не смотря на седину, он, тем не менее, сохранил прекрасную форму - на лице не морщинки, грудь колесом, живот не торчал раздутым бурдюком. А лицо доброе, хоть и суровое. На первый взгляд сложно поверить в причастность этого человека к исчезновениям.
   - Здравствуйте, - поприветствовал я хозяина. Меня зовут Вячеслав. Я журналист, собираю материалы о происшествии. Ну, вы поняли, наверное.
   Хозяин нервно посмотрел на солнце, которое клонилось к западу.
   - Молодой человек, лучше уходите, - ответил Белов.
   Я замер. Фраза дачника прозвучала двусмысленно. Угроза или просьба?
   - Сначала я хотел бы расспросить вас о...
   - Молодой человек, я вас очень прошу, уезжайте.
   - Почему?
   - Вы на своей машине? - вместо ответа спросил Никита Андреевич.
   - Нет.
   - Просто уезжайте и не задавайте вопросов! - взмолился Белов. Он обречённо взглянул на мою левую руку. - Сколько времени?
   - Без десяти пять.
   - Ещё успеете, автобус проезжает в пять. Бегите, молодой человек, бегите!
   - Да что с вами такое. Я задам вам пару вопросов и сразу же уйду.
   Белов опустил голову, глубоко вздохнул.
   - Как вы собираетесь выбираться отсюда?
   - На попутках.
   - Ну, если только на попутках, - он снова посмотрел на меня, улыбнулся. - Тогда спрашивайте.
   Хозяин усадил меня на скамейку, и терпеливо стал отвечать на вопросы, которые обычно задают в таких случаях. Я, конечно, пытался повернуть беседу в русло, интересовавшее профессора Яковлева, но ничего не получилось.
   "Утром я решил съездить в магазин за мясом, вышел на дорогу, обнаружил брошенную машину. Добрался до ближайшего телефона, вызвал милицию, пересказал, что знаю", - большего добиться не удалось, хотя я очень старался. Беседа наша очень быстро завершилась.
   - Спасибо, что уделили мне время. До свидания.
   - Погодите, - Белов сорвал стебель полыни, протянул его мне. - Возьмите на счастье.
   - Спасибо, - неуверенно ответил я, приняв дар. Как только отошёл чуть подальше от дачи, подарок выкинул. Подозрительный человек.
   Я вернулся на дорогу и стал ловить попутку, но ничего не получалось. Водители меня словно и не замечали. Шёл по обочине и отчаянно размахивал рукой, но никто так и не остановился. Продолжал пытаться до восьми часов. Потом сдался. Что делать дальше не знал, где ближайшая деревня не имел понятия. Оставалось вернуться к Белову и спросить дорогу или ночевать на обочине. Уж очень не хотелось возвращаться к Митюгинскому озеру. Если днём предостережения Яковлева меня не заботили, то сейчас стало как-то не по себе. Рассудив, что глупо пугаться детских страшилок, я все-таки пустился в обратный путь.
   Озёро изменилось. Отчего-то заросли камыша теперь выглядели зловеще. Неотступно преследовало ощущение, будто в них кто-то прячется. Когда я отыскал дорожку к домику Белова, темнело. Казалось, будто где-то поют, но звук голоса растворялся в шорохе камыша. Невозможно было понять, играет ли со мной воображение или где-то неподалеку действительно развлекаются люди.
   Я добрался до дачи Белова без десяти девять. Оказалось, хозяин снова спал. Когда я разбудил его, Никита Андреевич вперил в меня тяжелый взгляд.
   - Ну, зачем вы выкинули полынь, молодой человек! - пожурил Белов. У меня по спине побежали мурашки. Дачнику что-то известно. Но задать ему прямой вопрос я не решился.
   - Я всего лишь хотел узнать, как добраться до ближайшей деревни, - сказал я. Белов отмахнулся.
   - Поздно, молодой человек. Переночуете у меня. И ради вашего же блага прошу, не выходите за калитку.
   - Но почему?
   Белов взглянул на солнце, хмыкнул.
   - По кочану. Делай, что старшие говорят.
   Я опешил, а он уже тащил меня за руку к своей избушке.
   - Ложись и спи.
   - А вы куда собираетесь? - спросил я, заметив, что Белов надевает рубашку с длинным рукавом.
   - Ни твоего ума дело, - отрезал он.
   Я чувствовал себя крайне неуютно, да ещё был голодным, но не заикнулся и словом о еде. Белов строго посмотрел на меня.
   - За калитку ни ногой! - сказал он и ушел.
   Я не знал, что делать. С одной стороны проводить ночь под крышей сумасшедшего не хотелось. С другой - у него получилось меня напугать. Я чувствовал себя маленьким мальчиком. Неприятно. Погрузившись в размышления о своей участи, я и не заметил, как меня одолел сон.
   Проснулся внезапно. Перед глазами плыли разноцветные круги, а тело пылало. Я провёл рукой по лбу. Влажный. Неужели подхватил какую-то гадость? Не в силах выдержать давления замкнутого пространства, я пулей вылетел на улицу. Прохлада окутала меня со всех сторон, стрёкот сверчков успокоил возбужденные нервы, а нежный девичий смех расслабил. Потом я вспомнил, где нахожусь, спохватился и посмотрел в заросли камыша, окружавшие дачу. Кто смеялся? Я смотрел в темноту ночи, силясь угадать очертания человека, но ничего не получилось. Ощущение, что за мной наблюдают, не отступало. Сердце бешено колотилось, и теперь даже прохлада ночи не могла отогнать жар.
   Я мотал головой из стороны в сторону, но тучи скрывали луну, вокруг царила кромешная тьма. На моё плечо легла чья-то рука, я обернулся - никого. Издалека доносилось пение. Неразборчивые слова успокаивали, манили. Нужно отыскать поющих людей, они должны помочь.
   Позабыв о наставлениях Белова, я рванулся к калитке, открыл её, побежал по тропинке среди тростника. Ветки били по рукам и ногам, так и норовили опутать мои ноги, сбить на землю. И тут я услышал посторонний шум. Кто-то ещё пробирался через камыш, гнался за мной! Я побежал быстрей, кто-то тихонько хихикнул, чужие пальцы сомкнулись на моем запястье. Крик непроизвольно вырвался из моего горла. Я изо всех сил рванулся в сторону, вырвался из зарослей камыша и упал на дорогу. Луна показалась из-за туч. Я перевёл взгляд на тропинку, сокрытую камышом. Кто-то захихикал, шмыгнул в сторону. Возникло абсурдное желании кинуться вдогонку.
   "Вот глупость-то, - подумал я. - Сельская девчушка решила пошутить надо мной. А я выставил себя полным дураком. Интересно, она симпатичная или так себе?"
   Стоило подумать об этом и желание вернуться назад стало просто нестерпимым. Но рисковать я не стал, вспомнив о судьбе незадачливого Андрея Островского.
   Поднявшись в гору, я снова оказался на обочине и решил возвращаться домой пешком. Может хоть теперь кто-нибудь остановится и согласится меня подбросить. Спустя десять минут ходьбы я услышал громкий шум мотора. Какой-то лихач несся мне навстречу. Дальний свет ослепил меня, я инстинктивно отступил назад, подальше от дороги. Раздался скрип колес - водитель ударил по тормозам.
   - Слава! - крикнул выскочивший из машины человек. Я не сразу понял, что так окликнули меня, а не восславили нечто удивительное. - Ты живой! - человек оказался профессором Яковлевым.- Никогда бы не простил, если бы с тобой приключилась беда, - горячо произнёс он. - Пошли скорее в машину.
   За рулём сидела Саша.
   - И ради этого ты меня разбудил среди ночи? - спросила она профессора, не подумав со мной здороваться.
   - Конечно, поехали. А ты, Слава, рассказывай поскорее, как тебе удалось выбраться живым.
   Я вкратце пересказал свою историю, Яковлев удовлетворенно кивнул, Саша отпустила какую-то язвительную реплику.
   - Если бы знал, с чем мы связались, никогда бы не отравил тебя туда. Я разузнал о Белове всё. Семь лет назад он развёлся с женой. Пятнадцатилетняя дочь, как и полагается, осталась с матерью. Но когда девушка повзрослела, решила жить с отцом. Четыре года назад девушка утопилась. Оставила записку. Просила никого не винить, написала, что поступает так от неразделённой любви. Теперь понимаешь что к чему?
   - Не совсем, - честно признался я.
   - Какой же ты тормоз, Славик, - прошипела недовольная тем, что её заставили ехать к черту на кулички среди ночи Саша. - Все пропавшие на озере были мужчинами. Несомненно, утопленница обратилась в русалку.
   - Именно! - оживился Яковлев, не заметив иронии племянницы. - Я когда догадался, страшно испугался. Сегодня четверг Русальей недели. А ты молодой человек. Русалки как раз за такими и охотятся. Позвонил тебе, а мать волнуется, говорит, ушёл днём по вашему указанию, до сих пор не вернулся. Пришлось просить Сашу отвезти меня к озеру.
   Ошарашенный очередной нелепой догадкой профессора, я крепко призадумался, вспоминая девичий хохот, песни, прикосновение руки, нежной и в то же время сильной. Провёл пальцами по запястью. На коже отпечатались неглубокие ямки - точь-в-точь следы от ногтей. И тогда я понял, отчего проснулся среди ночи - меня охватило вожделение.

Рассказ двенадцатый.

Чучелов в реке.

   Необычная для сентября жара сменилась столь же необычными для сентября духотой и периодическими проливными дождями. И угораздило Фиму в такую погоду выбраться в лес. Тропинки размыло, сорная трава словно по весне буйно разрослась, тяжелые раскидистые ветви скорбно клонились к земле, закрывая и без того пасмурное ночное небо.
   Поначалу Фима перепугался. Ещё бы - один ночью в лесу. Догадайся он о задумке старших ребят, никогда бы не водился с ними. Завели мальчика в лес и разбежались с хохотом.
   "В друзья к нам нечего набиваться!" - крикнули они вдогонку.
   Вспомнив их слова, Фима бояться перестал. Место страха заняла обида. От обиды он и захныкал. Чего плохого Фима им сделал? За что старшие ребята с ним так поступили? Могли бы просто сказать - не хотим с тобой дружить. Так нет, в лес завели до ночи в "войнушку" играли, а как стемнело...
   В ночном лесу оказалось не так уж и страшно. Где-то тихонько ухал филин, кусты тихонько шуршали (Фима грешил на белок), да слякоть чавкала под ногами. Если бы месяц чаще показывался из-под облаков, и Фима мог разглядеть тропинку...
   "Здорово получится, - думал мальчик. - Меня, наверное, уже с собаками ищут, а я к ним сам из лесу выберусь. Мальчишки от завести умрут. Я их не выдам, я не такой".
   Поразмыслив, Фима пришёл к выводу, что ребята решили устроить ему проверку. Сумеет он выбраться из лесу в одиночку или нет. Если сумеет - значит достаточно взрослый, они примут его в компанию. А если нет, значит мелкота, нечего с ним связываться. Нужно им доказать, что он не мелкий! Фима изо всех сил старался разглядеть тропинку. Нервничал мальчик сильно - только задержись и мама с папой уже отыщут. Поэтому нужно торопиться.
   Надо сказать, Фиме повезло с самого начала. Он выбрал правильное направление и почти с него не сбивался. Иди он чуточку быстрее и успел бы выбраться на опушку, да вот только обложные тучи укрыли месяц. Лес укрыла кромешная тьма. Фима с трудом различал силуэты деревьев, но даже теперь не запаниковал. Он опустился на колени и стал ощупывать тропинку, пополз на четвереньках вперёд. Фима настолько сосредоточенно и методично прощупывал дорогу перед собой, что не заметил, как смолк филин, движение в кустах прекратилось.
   По-хозяйски неторопливо начался дождь. Когда несколько капель упали Фиме на нос, он не ощутил этого. Но спустя совсем немного времени ливень обрушился на мальчика. Всё вокруг стало мокрым, куда не опусти руку - везде лужа!
   Фима был готов отчаяться, зареветь в голос, но впереди замаячил чей-то силуэт. Мальчик посмотрел вперёд, хотел убедиться, не привиделось ли ему. Нет, Фиме навстречу кто-то шёл. Он вскочил на ноги, бросился туда, к взрослому. Да, он не справился с испытанием, да взрослые ребята не будут с ним играть, зато он выберется из лесу, вернётся домой, обнимет маму. Мальчик разглядел белое платье и решил, что перед ним женщина. Поскользнувшись и упав в грязь, Фима поднял голову, хотел позвать на помощь.
   Он подобрался достаточно близко, чтобы разглядеть. Женщина в длинном белом платье с красивыми черными волосами, ниспадавшими до пояса, медленно шла по лесу. В одной руке она сжимала белые, словно восковые цветы, каких Фима никогда не видел, в другой - косу с узким длинным лезвием.
   Крик Фимы застрял у него в горле. Не в силах смотреть на жуткую фигуру, бредущую по лесу в одиночку, мальчик зажмурился, сжал кулаки, сам того не понимая, стал произносить слова молитвы, которым научила его бабушка. Фима лежал на животе с закрытыми глазами до тех самых пор, пока не кончился дождь. Мальчик осмелился открыть глаза. Сердце замерло в груди, дыхание остановилось.
   На лесной тропинке прямо перед ним стояла бледная худая высокая женщина. Сжатые губы, безжизненные стеклянные глаза, щёки, лишённые румянца. И коса, занесённая над Фимой.

...

   Хотелось мне того или нет, а осень наступила. Спустя месяц мне предстояло пополнить ряды российской армии. На два года распрощаться с матерью, друзьями и профессором Яковлевым. Что будет после армии? Неопределенность, неустроенность, неуверенность. Сплошные не. Даже думать не хотелось.
   В начале сентября я захандрил. Заняться было нечем, друзья и знакомые работали и учились, мне же устраиваться не имело смысла. Вот и приходилось днями торчать дома да смотреть телевизор. От безысходности я даже Яковлеву позвонил, поинтересовался, не произошло ли чего-нибудь загадочного.
   - Нет, - ответил профессор. Все до унылого обычно. А почему ты позвонил мне, Славик? Заскучал?
   Пришлось признаться.
   - Если хочешь, могу попросить Сашу составить тебе компанию, - предложил профессор. - Она сейчас поисками нового места занята, времени свободного много. Сходишь с девушкой в театр или кино, на танцы, где там ещё отдыхает современная молодежь?
   Я бы конечно не отказался, но знал, что Саша от такой идеи будет не в восторге. Поэтому соврал.
   - Не нужно, я уж сам что-нибудь придумаю, - ответил я.
   - Ну как знаешь. Ты позванивай, интересуйся здоровьем старика. Может и подвернётся что интересное, так тогда я тебе сам позвоню.
   - Хорошо, Станислав Николаевич. До свидания.
   Профессор попрощался и повесил трубку. Смирившись с тем, что до самого призыва со мной ничего интересного не произойдёт, я вернулся к просмотру не слишком-то и интересных телепередач.
   Мама сердилась на меня за невыполненное обещание, а теперь, когда я мозолил ей глаза каждый день, постоянно искала к чему бы придраться. Вечер начинался с традиционных "кран течёт, давно бы затянул" и заканчивался лекциями на тему "ты весь в отца".
   Такое течение жизни сведёт с ума кого угодно. Я даже не удивился, когда стал мечтать скорее отправиться в армию. Благо, моему желанию суждено было скоро исполниться.
   Из этого бытового ада меня выручило неожиданное предложение бывшего одноклассника Лёхи Свиридова помочь ему перевезти какой-то груз на Урал. Мы столкнулись с ним в продуктовом магазине. От армии его отмазали родители, отец помог удачно устроиться дальнобойщиком. Уже тогда можно было говорить о сложившейся жизни Свиридова.
   -Две-три тысячи за поездке заработаешь. Как раз на проводы, - сказал Свиридов. - Туда и обратно я тебя довезу.
   - За две-три не поеду, а за пять по рукам, - ответил я, решив поторговаться. На самом деле, я бы принял его предложение, даже если бы он не заплатил мне ни копейки.
   - О, ну это ты меня обобрать решил. Ты сейчас нигде две тысячи за неделю не заработаешь. И делов-то - разгружать-загружать.
   - Ладно, три тысячи последнее слово.
   - Ну, три так три, - согласился Свиридов.
   Двенадцатого сентября мы оставили родной город и отправились в путь. Дорога туда и обратно должна была занять десять дней. По получению денег я рассчитывал как следует развлечься напоследок, поэтому смело добавлял к этому сроку два дня - не посадишь же подвыпившего Свиридова за руль. Главное, чтобы он не начал выпендриваться и рассказывать мне про ответственность и сроки.
   Однако мечтам моим не суждено было осуществиться. С пятнадцатого числа задождило. А дороги в местности, через которую мы ехали, были настолько скверные, что вернуться домой даже через двенадцать дней не получится. Всякий раз, когда мы чуть не вылетали на обочину, Лёха ругался отборным матом и каким-то чудом возвращал грузовик обратно на дорогу.
   К семнадцатому сентября мне казалось, что худшее позади. Однако, ночью восемнадцатого прошёл сильнейший ливень, мы, как назло, выехали на настоящее бездорожье. В десять утра случилось неизбежное - грузовик застрял, провалившись колесом в глубокую яму. Леха долго топтался снаружи, я предпочёл отсиживаться в кабине. Свиридов вернулся назад не в духе.
   - Чё сидишь, вылезай! - крикнул он. - Не видишь - встали?!
   - Не ори, - не слишком резко ответил я, но вылез.
   Мы попали: возились часа два, подкладывая всевозможные бревна, но ничего не помогло. Леха достал карту, прикинул, где мы находимся. Оказалось, примерно в пяти километрах отсюда лежала деревня. Местные могли помочь. К счастью, дождь понемногу улёгся, тучи развеялись, и сквозь перистые облака проглядывало осеннее солнышко.
   До деревни мы добирались в скорбном молчании. Каждая моя попытка завести разговор обрывалась грубым ответом Свиридова. Поэтому я счёл за лучшее держать язык за зубами и любоваться природой. Надо сказать, места там были красивые. По обе стороны от дороги царствовали деревья, травы и кустарники. Чего здесь только не росло: ясень, рябина, дикая яблоня и груша. Недалеко журчал ручей. Бегущую воду можно было разглядеть прямо с дороги. Множество ручьёв соединялись в мелкой речке, весело текущей нам на встречу. И тут мне показалось, что между камышами проплыло чьё-то тело.
   - Подожди Лёха,- я приложил ладонь ко лбу на манер козырька, стал вглядываться вдаль, но солнце светило слишком ярко.
   - Что опять случилось? - буркнул Свиридов. Но я не стал ничего объяснять, побежал по мягкой зелёной траве прямо к речке, разгреб камыши, одной ногой наступил в воду и увяз в иле. То ли кукла, то ли чучело болталось у берега. Приглядевшись, я понял, что это крупное полено, обвязанное соломой и наряжённое в женское платье. На выглядывавшей из-под платья части можно было разобрать нарисованное углем лицо. Вокруг полена плавали венки, на волнах болтыхались мелкие белые камушки, служившие, вероятно, чем-то вроде украшения этого страшилища.
   - Да что там такое? - Лёха подбежал к речке следом за мной.
   Я пожал плечами и указал на куклу.
   - Что за чертовщина,- озадаченно протянул он.
   - Кукла какая-то.
   - Жуткую ей рожу намалевали.
   - Не говори, самому не по себе, - ответил я.
   - Давай-ка сваливать отсюда, Славик. Нужно поскорее добраться до деревни.
   На неприятности нарваться не хотелось, поэтому мы вернулись на дорогу и зашагали в удвоенном темпе. Приблизительно через час добрались до деревни. Она встретила нас пустовавшими улицами и безмолвными дворами, прилегавшими к куцыми, словно пьяными, кренившимися то в одну, то в другую сторону, домишкам. Мы с Лёхой переглянулись, но никто ничего не сказал. Создавалось впечатление, что все вокруг умерли, и мы были единственными живыми в округе.
   Подошли к крайнему домишке, Лёха приоткрыл калитку, но тут же отпрянул назад - здоровая собака выскочила из-за угла и, яростно гавкая, бросилась навстречу незваным гостям.
   - Ну, раз собака есть, здесь кто-то просто обязан жить, - рассудил Леха. - Хозяева! - закричал он следом. Однако, низкий, под стать своему дому, мужичок с куцей бородкой вышел к нам только после третьего окрика. Глаза красные, сам он осунулся. Посмотрел на нас не по-доброму, буркнул что-то себе под нос и замер на пороге.
   - Мужик, у нас тут неприятность приключилась, застряли мы на дороге. Совсем ничего - километров десять от силы. Можешь подсказать, к кому обратиться, чтобы нас из грязи вытащили. Само собой на бутылку тебе дадим.
   - Прямо по улице большой такой дом с белыми стенами. Председателя спроси, Ивана Никитовича, - ответил мужик и поспешно вернулся к себе домой.
   - Пришибленные они здесь какие-то, - полушёпотом сказал мне Леха, подозрительно поглядывая в сторону дома.
   Тем не менее, совету мужика мы последовали и вскоре отыскали дом, о котором он говорил. Иван Никитович оказался полной противоположностью того мужика - дородный, даже толстый, краснощекий, высокий, с огроменными руками-клешнями и маленькими поросячьими глазами. Мы изложили ему свою проблему. Слушал он рассеяно, как будто думал о чём-то своем, однако, когда мы закончили, он посмотрел на Свиридова и развёл руками.
   - До завтра ничем вам помочь не могу, - тихо произнёс он. - Все машины заняты.
   - Где они могут быть заняты? - возмутился Свиридов. Председатель сердито посмотрел на него, но ничего не ответил.
   - Хорошо, я понял, - вздохнул Леха. - Я заплачу, сколько попросите, только вытащите машину из грязи.
   Иван Никитович скривился.
   - Я не денег у тебя вымогаю, а правду говорю. Не до вас мне, ребята. Приходите завтра, попробую помочь.
   - Нам и ночевать-то негде, - встрял я. Председатель перевёл свой тяжелый взгляд на меня.
   - Сейчас тут много пустых домов. Можете пожить в одном из них. Хотя будет лучше, если вы останетесь на ночь в своей машине.
   - Могут разграбить?- перепугался Лёха.
   - Грабить тут некому. Не до того, - Иван Никитович вперил взгляд в угол стола. - Хворь по деревне бродит. Люди из домов выходить боятся. Как бы чего не подцепили и вы здесь, ребята, - он постучал пальцами по столу, вздохнул, снова посмотрел на нас. - Короче, решайте сами. Дом пустой на соседней улице, можете вселиться. Бросили его давно, там грязно, но хоть какая-то крыша над головой.
   На том наш разговор и завершился. Когда мы вышли от председателя, я попытался убедить Лёху в том, что ни с автомобилем, ни с грузом ничего не случится.
   - По той дороге никто не ездит, сам же видел, в какое запустение она пришла. Да ещё на ночь глядя туда переться. Лучше уж здесь до утра отдохнём, а завтра с утра ты к машине, а я здесь дождусь подмоги, и сразу к тебе.
   Немного поразмыслив, он махнул рукой, согласился остаться в деревне. После непродолжительных поисков мы нашли дом, о котором говорил председатель. Ни таким уж и заброшенным он оказался. Половицы нигде не прогнили, обои на стенах сохранились, на кухне остался стол, в спальне стояла большая кровать. Правда, вокруг было пыльно, но мы навели подобие порядка. Я сбегал на огород, собрал немного малины, еще росшей на кустах, да слив. Скромно поужинав, стали готовиться ко сну. Ночи были теплые, поэтому немного поразмыслив, я решил снять с себя штаны и, сложив их, засунуть к себе под голову. Получилась импровизированная подушка.
   - Помнутся ведь, - заметил хмурый Лёха, но немного полежав на своей кровати, решил последовать моему примеру.
   Я уже начинал дремать, когда заметил, что возле окна выходящего на улицу, кто-то крутится. Мелькнуло белое платье, на мгновение показалось, что в окно смотрит женщина с большим венком на голове. Видение пропало. А в следующее мгновение раздался голос из-за двери.
   - Что делаете? - спросила какая-то женщина.
   - Кого чёрт принес, - спросонья пробормотал Свиридов. - Тебе какое дело?
   - Спите, наверное?
   - Спим. Проваливай! - потребовал Лёха.
   - Ну так усните навечно! - произнесла незнакомка леденящим душу голосом, от которого по спине побежали мурашки. Я мигом вскочил, первым делом посмотрел в окно. Снова мелькнуло белое платье затем только, чтобы в следующее мгновение раствориться в кромешной тьме. Обменялся взглядами с Лехой, которого слова женщины испугали не меньше моего.
   - Я тебе сейчас устрою, паршивка! - вспылил он, вскочил с постели и, открыв окно, высунулся наружу.
   - Ну что? - спросил я. - Видишь кого-нибудь.
   - Убежала. Малолетки развлекаются. Сейчас сидят где-нибудь в кустах, да ржут, - раздражённо произнёс Лёха.
   Мы снова легли, но я никак не мог выкинуть произошедший инцидент из памяти. Подумал о запустении, царившем в деревне, таинственной кукле, которую отыскал по дороге, словах председателя колхоза о хвори. Мне стало не по себе. Сам не знаю почему, я решил позвонить домой.
   - Лёха, я снова к Иван Никитовичу схожу, попрошу телефон, позвонить домой. Со мной не хочешь?
   Он промычал что-то невнятное в ответ. Мне послышалось: "Катись к лешему". Я не стал обижаться, быстро оделся, вышел из дома, с трудом различая дорогу, стал пробираться по деревне. Уже поздно, вдруг никого не будет? Однако в доме председателя горел свет, а рядом стоял грузовик, с кузовом, забитым какими-то ящиками. Я постучался в дверь и, не дожидаясь ответа, вошёл. Внутри сидело несколько человек, мужчин и женщин, у некоторых по щекам катились слезы. Председатель заметил меня, нахмурился.
   - Ну чего тебе надо?! - рявкнул он.
   Я пришёл не вовремя, но решил не отступать.
   - Извините, я просто хотел позвонить домой, замямлил я. - У вас случайно нет телефона?
   - Направо по коридору, дверь увидишь, заходи, на столике стоит.
   - Спасибо, - я ещё раз окинул взглядом сидевших за столом людей. Они были убиты горем. Что же здесь происходило?
   Отыскав телефон, первым делом набрал номер профессора Яковлева. Долгие гудки, я уже было разуверился, что сумею дозвониться, но тут с другого конца провода донёсся бодрый голос Станислава Николаевича.
   - Слушаю.
   - Добрый вечер профессор. Это Славик Щербаков.
   - О, Слава, рад тебя слышать. А я думал тебя в армию забрали. Представляешь, тут как раз подвернулось одно дельце...
   - Но меня и вправду в армию забирают уже на следующей неделе.
   - Тогда желаю тебе счастливой службы.
   - Спасибо, только я к вам по делу. Я решил подзаработать немного, помочь знакомому, - стараясь говорить складно, я пересказал Яковлеву события сегодняшнего дня.
   - Господи, - протянул он. - Что говоришь, та женщина сказала?
   - Усните навечно.
   - Славик, уходите оттуда, немедленно. Это очень серьезно, не смейте даже раздумывать. Возвращайтесь в машину, дождитесь утра и выбирайтесь оттуда любыми способами. Бросайте всё, но уезжайте. Слышишь меня?
   - Вы можете объяснить, в чём дело?
   - Я думаю, к вам в окно стучала Морена, богиня смерти. Все признаки на лицо. Уходите оттуда, пока не приключилась беда.
   Я вспомнил жуткий голос, отвтеил:
   - Спасибо, профессор, мы так и поступим.
   - Когда всё кончится, обязательно перезвони мне, - попросил Яковлев.
   Я бросил трубку, побежал прочь, обратно к Лёхе, ворвался в дом, вошёл в спальню и застыл на месте. Свиридов лежал на своей кровати, раскинув руки в стороны. Рот широко открыт, на щеке блестела слюна, стеклянные глаза открыты, пялятся в потолок.
   - Лёха, что с тобой? - я перепугался, не решаясь к нему подойти. Не знаю, как мне удалось совладать со страхом, как я очутился у постели Свиридова. Зато тот момент, когда поднёс большой и указательный пальцы правой руки к его шее и придавил ими артерии, не забуду никогда. Пульс не прощупывался. Я отшатнулся, побежал обратно. Нужно было вызывать скорую, кто-то должен был помочь. Снова у дома председателя. Я так мчался, что не заметил булыжника, валявшегося посреди дороги, споткнулся, упал, вскрикнул от боли. К счастью, рядом стоял грузовик, и я сумел подняться, опираясь на его колесо. Невольно заглянул в кузов, и от увиденного волосы на голове встали дыбом. Там лежали не ящики, а гробы. Задыхаясь от быстрого бега, я вломился в дом к председателю, прекрасно понимая, что спасти Лёху не удастся.

Тринадцатый рассказ.

Зверь.

   Густые тучи затянули небо, оттого темно было, что глаз выколи. Посреди густого дремучего леса застыл мужчина с фонариком, батарейки которого садились. Достав их, мужчина стал постукивать ими друг о друга, вставил обратно. Слабый лучик света рассеял тьму, мужчина сумел отыскать узкую, едва заметную тропинку, с которой он неосмотрительно сошёл и заблудился, продолжил свой путь. Судя по всему, его сегодняшняя вылазка была напрасной - найти ничего не получится, ещё и ноги переломает. Но делать было нечего - по его прикидкам убийца выйдет на охоту сегодня и обязательно загрызет кого-нибудь.
   Мужчина из рук вон плохо подготовился к походу: забыл проверить батарейки в фонарике, ружье, которое он взял с собой, оказалось незаряженным, патроны вымокли, когда мужчина свалился в трясину. Нужно было возвращаться, но отыскать дорогу назад в деревню оказалось непросто. Он блуждал по лесу уже порядка полутора часов. Безрезультатно - он запутался в нарисованной им самим карте. На настоящий момент мужчина боялся уже не убийцы - он боялся заблудиться в лесу и умереть здесь с голоду.
   Луч фонарика выхватил из тьмы какую-то полянку, пригорок. Мужчина оживился, направился туда. Действительно пригорок, у основания тропинка, а наверху старая, хорошо сохранившаяся избушка.
   "Неужели здесь кто-то живёт?" - задался вопросом мужчина. В мыслях всплыл образ убийцы, но дабы не накликать беду(он был человеком суеверным), мужчина отогнал их.
   Подойдя ближе, он заглянул в окошко, посветил туда фонариком. Внутри пыльно, но кто-то явно был там недавно. Погасив фонарик, мужчина увидел, что комната освещается тусклым пламенем свечки, стоящей где-то вне зоны обзора. Нужно войти внутрь и разобраться. Обойдя дом и приблизившись к двери, мужчина попытался её открыть - поддалась без труда. В нос ударил запах псины, чуть в стороне от порога на полу разложены двенадцать ножей, перед ними стояла свечка, крайний нож был окровавлен. Мужчина хотел подойти поближе, рассмотреть ножи, но тут ощутил у себя за спиной движение.
   Поздно! Хищник прыгнул, острые когти впились в спину, мужчина упал, не успев снять ружьё с плеча. Зубы впились в верхнюю часть спины, искали шею. Завопив, мужчина брыкнулся, сумел сбить с себя громадного волка, вскочил на ноги, бросился бежать. По спине текла кровь, но боли он не чувствовал, спустился с пригорка - нужно было забраться на дерево и спастись.
   Не судьба! Волк снова настиг его, на этот раз вцепился в ногу. Приток адреналина сделал мужчину совершенно нечувствительным к боли, придал сил. Свободной ногой он ударил волка в область брюшины. Тот заскулил, разжал челюсти. Мужчина сумел вырваться, хромая, добрался до дерева. В этот момент волк снова прыгнул - челюсти сомкнулись на шее мужчины. Глухо вскрикнув, он повалился на спину, рефлекторно отталкивал волка руками и ногами, змеёй дергался на земле, но с каждым толчком становился всё слабее. Исход схватки был решён - зверь убил человека.
   Другой охотник, выслеживающий волка-людоеда, через неделю отыскал труп профессора фольклористики Станислава Николаевича Яковлева в чаще леса.

...

   Моё общение со Станиславом Николаевичем не прекратилось и после начала службы в армии. Раз в один-два месяца он обязательно писал мне, рассказывал о своей жизни, о Саше. Из его писем я узнал, что они приняли решение перебраться в Аргентину - профессора всё-таки сократили, Саша же подыскала себе хорошее место за границей. Упомянул он и о свадьбе своей племянницы, отчего мне стало тоскливо до жути. Тут ещё оказалось, что мама сошлась с каким-то хахалем, и дома меня ожидала встреча с мужиком, которого я знать не хотел.
   Впрочем, утешало обещание профессора обязательно приехать навестить меня, когда я закончу службу. Оглядываясь назад, могу сказать, что тосковал по временам, когда мы бродили по лесам, ездили по деревням и собирали крупицы информации о неведомом. Относиться к этой деятельности можно как угодно - крутить у виска, посмеиваться над детскими увлечениями, ворчать о пустой трате времени - но не признать, что это было увлекательно и интересно означало согрешить против истины. Может, когда мы снова встретимся, профессор предложит поучаствовать в ещё одном приключении, напоследок.
   Не скажу, что служба давалась тяжело - с проявлениями дедовщины я хоть и столкнулся, но, как это чаще всего бывает, чёрт оказался не таким страшным. Зато и друзей новых завёл. Под конец устроился довольно комфортно, не сказать, что испытал тоску, когда поступил приказ о моём увольнении, но немножко взгрустнул об ещё одном перевёрнутом листе моей жизни.
   Соскучился по дому и маме, даже мысли об её хахале перестали вызывать у меня отторжение. Был несколько обеспокоен тем, что профессор не писал последние три месяца. Думал о том, кто будет меня встречать, о будущей жизни. Куда она меня забросит? Опять пытаться поступить? Не хотелось. Мама, конечно, расстроится, что её сын останется без высшего образования, но тут ничего не поделать. Не было у меня ни желания, ни способностей к наукам. Окончить техникум и получить рабочую специальность, жениться, обзавестись детьми. Глядишь, внуки порадуют бабушку своими дипломами. Купить квартиру - ну не любил я жизнь в частном доме, где постоянно нужно что-то ремонтировать. Потом подкопить на машину, набравшись ума и опыта открыть своё дело. Жену, конечно, представлял себе красивую, тёмненькую, невысокую, изящную. Чтобы вкусы совпадали, ценности и всё такое прочее. В общем, мечтал о подобии семейной идиллии. Да так размечтался, что поверил в свои фантазии и был уверен, что сумею воплотить их в жизнь.
   Вернулся домой в начале октября две тысячи второго года. Встречать пришло на удивление много народу: мама, проявившая деликатность и попросившая хахаля некоторое время пожить отдельно, беременная Галя, уже успевшая выскочить замуж, друзья и подруги детства. Заявилась даже та девочка из истории о гадании(запамятовал её имя), откуда-то прознавшая о моём возвращении. Последний раз, когда я её видел, она была худая, бледная, невзрачная, а сейчас похорошела, но выглядела всё так же молодо, хоть и была моей ровесницей. Сама подсказала своё имя - Варя - а потом обняла и чмокнула в уголок губ, совсем не по-сестрински, напомнив о новогодней ночи, проведённой с ней.
   Стало по-настоящему приятно, когда я понял, сколько народу меня дожидалось. Даже подумалось, что не совсем я пропащий человек, раз уж обо мне помнят. Огорчало только отсутствие профессора, но за праздничным столом я о нём быстро забыл. Варя недвусмысленно смотрела на меня и всячески давала понять, что имеет свои виды. Когда народ стал расходиться, попросила проводить. Мама с Галей с усмешкой переглянулись и зыркнули на меня. Я хотел было согласиться, уж больно соблазнительно смотрела на меня Варя во время застолья, но тут зазвонил телефон. Меня спрашивала Саша Яковлева.
   Профессор пропал около месяца назад. В милиции Саше пообещали заняться его поисками, но никаких вестей от них не поступало, а когда она звонила сама, говорили, что дело ведётся. Пожаловаться никому не могла, прилетала на неделю в Россию, но ничего не выяснила - след терялся в нашем городе.
   - Он собирался повидаться со знакомыми, в том числе с тобой, - сказал Саша.
   Связалась со старым школьным товарищем, который когда-то был в неё влюблён - неким Геной Желваковым. Я так и не понял, он частный детектив или просто занимался розыском пропавших, но так или иначе пообещал ей заняться дядей за щедрое вознаграждение. Последний раз она созванивалась с ним неделю назад, сказал, что напал на след, но ничего толком не объяснил. После ни слуху, ни духу.
   - Знаю, не имею права ни о чём тебя просить, но мог бы ты попытаться выяснить хоть что-то, - голос Саши задрожал, она чуть не плакала. - Дядя был последним близким мне человеком. И если ты хоть немного к нему привязался, ты бы мог...
   - Конечно, я помогу! Нужно было сразу звонить мне! - раздражённо ответил я. Знал, что Саша меня недолюбливала, но если по сегодняшний день считает, что время с ней и профессором я проводил только ради поступления, она не только бессовестный, но ещё и глупый человек. - Где живёт этот Желваков? Как с ним связаться?
   Она объяснила. Я не стал с ней прощаться, бросил трубку. Пойду к этому Гене сегодня же. Если облапошил Сашу, выбью всю дурь - в армии меня здорово научили кулаками махать. Увидел удивление на глазах женщин, дожидавшихся конца разговора, и вспомнил, что на часах почти двенадцать, сам я пьяненький, а красавица Варя ждёт, чтобы я её проводил. Хоть алкоголь и лишил значительной части здравого смысла, не отбил его напрочь. Проводил Варю, но разговор не клеился, никакой романтики не было, я то сухо, то резко отвечал на вопросы, похоже, здорово обидел её. Под конец и она стала холодна, распрощались на остановке, не обменявшись телефонами. В тот момент мне было наплевать - вернулся домой, рявкнул на маму, которая начала было меня расспрашивать и завалился спать, гадая, что же могло произойти с профессором. Всю ночь проворочался, подскочил рано утром и около восьми был уже у входа в квартиру Желвакова. Никто не открывал, на шум вышла соседка.
   - Вы что-то хотели? - спросила она.
   - Да, ищу Геннадия Желвакова, сказали, он здесь живёт.
   - Верно сказали, да вот только он по делам уехал дней шесть назад.
   - Не сказал, когда вернётся?
   - Должен был вчера. Я почему знаю - он постоянно просит меня за цветами у себя в квартире ухаживать. Вот и в этот раз попросил. Обещал через пять дней вернуться. Задержался наверно.
   "Или вляпался в ту же историю, что и профессор", - подумал я.
   - А вы не знаете, куда он поехал?
   - Нет, об этом он не говорил. Вы у его матери поинтересуйтесь, она всегда в курсе. Вот её телефон, - и она записала номер на бумажке.
   Когда позвонил, трубку взяла милая старушка. Она беспокоилась о сыне, была подозрительна, но мне удалось разговорить её и выяснить, что Гена поехал в какую-то богом забытую деревню на Урале. Там он ожидал отыскать человека, поисками которого занимался. Я поблагодарил её за помощь, пообещал сам съездить туда и, если что-то сумею выяснить о её сыне, сообщить ей. На том мы и распрощались.
   В тот же день купил дорожный атлас, прикинул, как лучше и быстрее добраться. Деревня действительно была богом забыта - автобусы туда не ходили, добраться можно только на своём автомобиле. Я нашёл другое решение, достав с чердака старый спортивный велосипед. Уж не знаю, примет ли его автобус в багаж или нет. Если не примет, то куплю в Екатеринбурге, оттуда поеду своим ходом. Не стал долго объясняться с мамой, пообещал вернуться, как только смогу, регулярно созваниваться с ней, после чего купил билеты на автобус.
   Удивительно, но никаких проблем с велосипедом не возникло, я благополучно отправился в путь, по дороге внимательно изучая атлас и дороги, по которым мне предстояло проехать. Заметил интересную возможность сократить почти сотню километров, свернув к речке и проехав мимо какой-то деревни и старого брошенного колхоза. Возможность воспользоваться этим открытием появилась у меня уже на второй день пути, когда я после пересадки с автобуса на велосипед за сутки отмахал почти сто пятьдесят километров, наплевав на безопасность и продолжая ехать в сумерках, ночуя прямо у проезжей части. Дорога, по которой я собирался срезать, была грунтовой, но на вид хорошей, позволял сократить день пути, потому я не стал долго раздумывать, свернул.
   Примерно через час езды наткнулся на брошенный на обочине автомобиль, остановился. Вокруг ни души, колеса у машины спущены. Решил осмотреться. Обошёл вокруг, исследовал небольшую рощицу у обочины, в полях вроде бы никого не было. Тут заметил на горизонте домишки, решил съездить туда, узнать, может водитель там помощи просит. Добрался минут за двадцать, но деревня оказалась брошенной - дома пустые, развалившиеся, кое-какие из них сожжены.
   - Есть кто живой! - позвал я. - Похоже, по поводу машины нужно будет обратиться в милицию, как только появится такая возможность.
   Хотел было уходить, но тут заметил, как в окне одного дома мелькнуло чьё-то лицо. Подошёл, постучал в дверь, толкнул её - открылась. Осторожно вошёл.
   - Кто тут? Я тебя видел, давай выходи! - громко произнёс я. Из комнаты выглянул чумазый мужик. Если бы не копна седых волос, сказал бы, что молодой. В руках он сжимал вилы, шумно дышал.
   - За-за-за-режу! - предупредил он. - Я в-в-вас знаю. Я в-в-в-ам не дамся.
   - Успокойся, - я поднял руки, попятился к выходу. - Ты кто такой?
   Он не отвечал, надвигался на меня с вилами. Я заметил, как он отводит ногу, готовится броситься. Ножик, который я захватил собой, остался у велосипеда. Хотя справиться с мужиком можно и без оружия - по виду истощён, выбился из сил.
   - Ты вилы опусти, давай поговорим, я тебе ничего плохого делать не собираюсь, заехал узнать, кто автомобиль у обочины оставил.
   Он застыл на месте, опустил голову, уставился в пол, задумался. Броситься на него, попытаться скрутить? Я решил подождать, вдруг всё разрешится без насилия.
   - Как я мог забыть, - изменившимся, спокойным голосом произнёс мужчина. - Я же оставил автомобиль у обочины, - он посмотрел на меня. - Ты не один из них, ведь так?
   - Всё так, - подтвердил я, не понимая, о чём идёт речь, - Меня Славой зовут.
   Мужчина опустил вилы, протянул руку.
   - Гена, - представился он.

...

   Желваков так ничего и не сказал о том, что с ним приключилось, зато охотно поведал всё о Станиславе Николаевиче.
   - Я на него вышел по одному его другу-охотнику. Тот мне рассказал, что Яковлева заинтересовала история о волке-людоеде, которого не могут поймать уже несколько лет. Зверюга не только хитрый, но ещё и бесстрашный - не боится нападать даже на взрослых мужчин, на что сейчас ни один волк не осмелится. Из интереса этот охотник ездил туда, пробовал облаву организовать да всё без толку - ни следа не нашёл. Потому и сказал Яковлеву, что волка придумали местные - хоть какой-то интерес к умирающей деревне. Но Яковлев не поверил...
   - Узнаю профессора, - улыбнулся я.
   - ... решил обязательно туда съездить, собирался провести там около месяца, поговорить с местными, изучить лес, устроить себе что-то вроде неоплачиваемого отпуска. А потом уже вернуться встречать какого-то родственника из армии. Сказано-сделано. И пропал. Вот я туда и сорвался. Тебя тоже Сашка наняла? Так имей в виду, места здесь опасные, лучше брось всё да возвращайся назад. Старик точно помер, потому менты его и не ищут - труп в здешних лесах отыскать не вариант.
   - Я всё-таки попытаюсь, - ответил я, затягивая последнюю шпильку в колесе. - Готово.
   - Слушай, доедь со мной до шоссе, очень прошу, - сказал Желваков, глядя в сторону деревни.
   Хотел было отказать, но поглядев на седину, измазанное лицо и руки, стало его жаль, и я согласился. Добравшись до разъезда, мы остановились. Он выбрался из машины, проникновенно посмотрел на меня, как-то по-особенному произнёс "Спасибо, не представляешь, чем я тебе обязан, Слава", попросил обязательно навестить его, когда буду в городе, он проставится.
   - И ещё, - воровато посмотрел на дорогу, по которой я собирался ехать. - Ты никуда не сворачивай, ничьих приглашений не принимай, прямиком в ту деревню добирайся. Если Яковлева там нет, постарайся вернуться другим путём.
   На том мы и распрощались. Наплевав на его предупреждение, я за день без приключений миновал грунтовку и поздно вечером добрался до деревни, в которой рассчитывал отыскать профессора. Вокруг ни зги не видно, фонарей не было, только в домах горели огоньки. Устав с дороги, я решил попросить ночлега в окраинном доме. Постучал, раздалось тявканье собаки, шамкающие шаги, калитка открылась и снизу вверх на меня смотрела бабушка божий одуванчик. Помочь согласилась сразу, сказав, что место в доме есть.
   Велосипед я спрятал в сарайчике, вошёл в дом. Внутреннее убранство не менялось с советских времён: крючки, прибитые к стенке, играли роль гардероба, большой вещевой шкаф, накрепко сколоченный здоровыми скобами, с большим количеством отделений. Казачка, за стеклянными дверцами которой находилась хрустальная посуда. Пёстрые красивые ковры и лампочки Ильича составляли необходимый элемент интерьера.
   Бабулька повела меня на кухню, достала кипятильник и хотела было греть чай, но я решительно отказался.
   - Хоть пирожков поешь, - предложила она.
   Отказываться не стал, параллельно с легким ужином решил расспросить старушку.
   - Я сюда приехал в поисках одного человека - профессора Яковлева Станислава Николаевича. Вы случайно не знаете, бывал тут такой?
   - Дык, я почём знать могу, - шамкая беззубым ртом, ответила она. - Я уж как сына зовут забываю. Его и надо спросить.
   - Митька, подь сюда! - крикнула она, выглянув в коридор.
   Вскоре в проёме показался невысокий худой мужичок лет сорока с растрёпанными длинными волосами, простоватым выражением лица, добрыми серыми глазами.
   - Чего, мамань?
   Старуха посмотрела на меня, мол, давай, объясняй. Я поздоровался, изложил суть дела.
   - А как он выглядел? - спросил Митька.
   - Худощавый, седой, высокий, всегда ходил в коричневом плаще. Черты лица такие, знаете, аристократические, - описал я профессора.
   Митька хмыкнул.
   - Арыстотические? Не, такого не знаю. Эт тебе к Соломонычу, участковому нашему надо. Он что-то может знать.
   - А где он живёт?
   - В деревне, где же ещё. Коли хочешь, завтра провожу.
   - Буду вам признателен.
   - Ой, да не вежлявничай ты, - Митька улыбнулся. - Здесь все свои, вежлявничать ни к чему.
   Рано утром Митька разбудил меня.
   - Подымайся скорее, мне возиться с тобой некогда, провожу и свинарник чистить начну.
   Без лишних слов я оделся, хотел было собрать свои пожитки, да Митька воспротивился.
   - Ты чёй-то? Оставайся уж здесь, коли приехал. Чай ничего с твоими вещичками не приключится.
   Он был прав - где мне ещё остановиться? Гостиницы тут определённо нет, а остальные жители ничем не лучше и не хуже старушки матери и её сына. Потому оставив вещи, я вместе с Митькой пошёл через деревню. Ожидал увидеть худшее, на деле же серьезные проблемы были только с дорогой, которая представляла собой сплошные колдобины. Большегруз здесь явно не проедет. А так и водопровод, и электричество в деревне были, даже какой-никакой медпункт имелся, школа.
   - Сюда к нам детишки за десять километров ходют учиться, - сказал Митя, когда мы проходили мимо двухэтажного квадратного здания, выложенного белым кирпичом.
   По дороге попались знакомые Митьки, которые довольно грубо себя с ним вели.
   - Э, Чухан, - окрикнули они его. - Что за пацан с тобой? Откуда ты его выкопал.
   Стало неприятно от того, что в моём присутствии обо мне говорят так, будто меня и нет тут вовсе.
   - Приезжий.
   - Охотник, не?
   - Какой же охотник - даже ружья нет.
   - Ну тады бывай, Чухан.
   - Бывайте, - Митька повернулся ко мне. - Волк тут у нас завёлся, людоед. Вот и приезжают к нам охотники, выловить его пытаются, да всё никак не получится.
   Я кивнул, ничего не ответил. Деревня и её жители мне определённо не нравились. Буквально через три минуты мы дошли до дома участкового.
   - Здесь. Дорогу назад сыщешь? - спросил Митька.
   - Сыщу, сыщу, - отмахнулся я.
   Он развернулся и пошёл назад, а я открыл железный заборчик и постучал в дверь дома. Открыл её низкий пузатый круглолицый мужчина в гражданской одежде, чем-то похожий на поросёнка.
   - Евгений Соломонович, - представился участковые. - А вы кем будете? - спросил он, хлопая глазами. Я объяснил ситуацию.
   - Как говорите, его зовут?
   - Станислав Николаевич Яковлев.
   - Проходите, - участковый провёл меня внутрь, достал откуда-то невысокий стульчик, предложил сесть.
   - Знаю такого, волк его загрыз.
   - Как?! - я не поверил его словам.
   - Вот так, - развёл руками участковый. - Горло перегрыз. Он вам родственником приходился? Соболезную. Похоронили его на местном кладбище, никакой родни отыскать не удалось. Вещи его где-то хранились, если их не выкинули, обязательно вам отдам.
   Я слушал его краем уха, отказываясь поверить, что профессор мертв. Вспоминал, через что мы прошли, думал, как скажу об этом Саше.
   - Вы слышите меня?
   - А?
   - Могилу вашего родственника показать?
   Я кивнул.
   - Так пойдёмте, у меня сегодня дел хватает.
   Хоть участковый был образованнее остальных встретившихся мне жителей деревни, деликатности ему явно недоставало. Местное кладбище больше походило на огород, какие-то рытвины, кривые тропинки, железные покосившиеся кресты, да изредка неаккуратные памятники. Когда добрались до могилы профессора, я ужаснулся. Холмик земли, деревянный крест без каких-либо опознавательных знаков и больше ничего. Захотелось плакать, но я сдержался.
   - Я пойду, тебе если узнать что надо, приходи. Вещи постараюсь найти. Тебя кто-то уже приютил?
   - Старушка, что живёт на окраине деревни. У неё еще сын Митька.
   - Егоровна? Ей вещи твоего родственника и передам. Он тебе кем, отцом приходился?
   - Отцом, - соврал я, желая поскорее отвязаться от участкового.
   - Ещё раз выражаю свои соболезнования, - сказал он и оставил меня одного.
   Я стоял долго, всё-таки не выдержал, и всплакнул. Подумать только, ведь совсем недавно читал письмо профессора, думал встретиться с ним после армии. На протяжении тех трёх лет, что мы были знакомы, он действительно заменял мне отца. А теперь сгинул, как и мой биологический родитель.
   Делать в деревне больше было нечего, оставалось вернуться домой и сообщить Саше о случившемся. До сих пор не знал, как это сделать. По дороге к дому старушке думал об этом, как вдруг заметил молодую девушку, шедшую за мной и время от времени испуганно глядевшей в мою сторону.
   - Ты что-то хотела? - спросил я поникшим голосом.
   - Да, - она решилась подойти поближе. - Вы охотник?
   - Нет.
   - Ну и хорошо,- она облегчённо вздохнула и хотела было уходить.
   - Постой. А почему ты спросила?
   - Просто так, - девушка замерла и неуверенно посмотрела в мою сторону.- Простите, я пойду.
   Быстрым шагом направилась к ближайшему закоулку, скрылась за углом дома. Странный вопрос и странное поведение. Впрочем, я не придал этой встрече большого значения, добрался к дому старушки без приключений. На лавочке у калитки сидели Митька и те два мужика, что встретились нам по дороге к участковому. Все трое были подвыпившие.
   - О, Славик, подь сюда, - позвал Митька. - Знакомься, Шуруп и Саня. Садись, выпьем, проговорим за жизнь.
   - Я не в настроении.
   - Да ты чё? - вскочил с места смахивающий на уголовника Шуруп. - Западло с селюками общаться, фифа городская?
   Я нахмурился. Хотел врезать нахалу, да Митька его успокоил.
   - Шуруп, оставь парня.
   - Ты мне не указуй, Чухан! Сам разберусь, как себя вести.
   - А потом дядь Женя с тобой разбёрется. Оставь его.
   Шуруп смерил меня презрительным взглядом, сел.
   - Да, - окликнул меня Митька за секунду до того, как я закрыл за собой калитку. - К нам участковый заходил, вещи какие-то просил тебе передать. Мать их куда-то дела.
   - Спасибо, я с ней поговорю, - ответил я. Старушка действительно передала мне вещи Станислава Николаевича - его старый коричневый плащ, чемодан со сменной одеждой, кошелёк, в котором осталось немного денег - честный же участковый попался - и записную книжку. Посмотрел на наручные часы - почти полдень. Если хочу возвращаться сегодня, то нужно уже выезжать. Сел на край кровати, открыл записную книжку, стал пробегать короткие заметки глазами, на последних остановился:
   "19 августа. Поведение нехарактерное для волка. На взрослых нападают крайне редко. Нужно съездить
   29 августа. На месте. Пропало больше четырех охотников. Таких зверей просто не бывает.
   30 августа. Сельские что-то знают, скрывают. Думаю, они запуганы.
   31 августа. Подозреваю колдуна-оборотня. Прячется где-то в лесу. Убивает, кто ему перечит. Список тех кто пропал даст подсказку. Особенно охотники.
   1 сентября. Сегодня должно быть убийство. Иду в лес ночью".
   На последнем листке была талантливо зарисована карта лесных тропинок, выделена область. Очевидно, именно там искал профессор. Была пометка о том, как Станислав Николаевич собирался разделаться с оборотнем.
   Я закрыл книжку. Сжал кулаки. Вспомнил вопрос девушки. Охотник ли я? Нет, но никуда не уеду, пока во всём не разберусь.

...

   - Здравствуйте, Евгений Соломонович.
   Участковый удивился, увидев меня.
   - Я отдал всё, что было.
   - Не по этому поводу. Хотел узнать, при каких обстоятельствах и где нашли тело моего отца?
   - Охотник в лесу нашёл, когда людоеда выслеживал.
   - Можете отметить на этой карте, примерное место?
   Участковый пожал плечами, посмотрел на грубо срисованную мною карту из записной книжки профессора, пригляделся, после чего сходил в дом, принёс ручку и поставил крестик.

...

   - Пусти! - девица перепугалась, но я заткнул её рот, оттащил в сторону. Она брыкалась, пыталась укусить, вырваться, но ничего у неё не вышло. Не церемонясь, я прижал её к стенке, хотел, чтобы она боялась меня больше смерти.
   - Говори, зачем спрашивала, охотник ли я!
   - На по...
   Хотела крикнуть, но я как следует тряханул её, она в миг замолчала, дрожала всем телом.
   - Пожалуйста, не делайте мне ничего плохого! - взмолилась.
   - Я тебя отпущу сразу после того, как обо всём расскажешь.
   - Да поймите, мне жалко вас стало, но если расскажу, меня убьют, - вдруг разрыдалась она. Мне было стыдно за свои действия, но отступать я не собирался.
   - Ты расскажешь и прямо сейчас. Чем быстрее, тем лучше - тогда о нашем разговоре никто не узнает.
   - Да поймите, - она продолжала плакать, - вся деревня боится. Никто против не пойдёт. И зачем я полезла! Жалко вас стало.
   - Кто он?
   Она мотнула головой, мол, ничего не скажу. Тогда я снова ухватил её за одежду, стукнул спиной о стенку.
   - Говори или прибью! - мерзкое поведение, но ничего другого мне не оставалось.
   Она поверила в реальность угрозы, назвала имя.

...

   - Куда ж на ночь глядя? - спросила бабушка.
   - В лес бабуля. На волка охотиться.
   - Да как же без ружья-то?
   - А я на разведку.
   Она повздыхала, но ничего не сказала. Я же покинул деревню и действительно направился в лес, но не к ручью. Проведя линию между местом, где нашли профессора и ближайшей точкой контура области, которую Станислав Николаевич выделил, я прикинул откуда волк должен был тащить тело моего друга. Знал, что этой ночью мне ничего не угрожало - оборотень не успеет подготовиться.
   Закончив свои дела в лесу, вернулся в дом, намерено громко хлопнув дверью. Встречать меня выскочил Митька.
   - Чай сумасшедший? Чего ж никого не предупредил, сорвался ни с того ни с сего. А говорил ещё, что не охотник.
   - Врал, - пожал я плечами. - Выследил я зверя, Митька, завтра капкан у реки подготовлю, а послезавтра охоту начну.
   Тот покачал головой.
   - Не связывался б ты с этим волком, здоровей бы был.
   Я только хмыкнул в ответ, пошёл спать.

...

   Когда следующим вечером на опушке меня поджидали Шуруп и Саня, я не удивился. Шуруп был настроен агрессивно, но я и к этому был готов. Приблизившись, сбросил рюкзак с плеча, запустил руку в карман спортивных штанов.
   - Фифа городская, ты чего по лесу шастаешь, разрешения не спросив? - начал он, размахивая руками.- Ружья не взял, тропинок не знаешь. Пришибут тебя там, а отвечать нам, деревенским, что дурня такого пустили.
   Он говорил что-то ещё, но я не особо слушал, следил за Саней, который медленно обходил меня.
   "Они избивают охотника, разоружают его, а потом отволакивают в лес и оставляют", - сквозь слёзы сказала тогда девица.
   "Увидишь, они ответят", - пообещал я.
   Шуруп прервался на полуслове, бросился, но я был готов. Нацепил на руку импровизированный кастет, повалил его одним ударом. Саня хотел зайти сзади и огреть по затылку, но не сумел, я быстро сместился в сторону, развернулся, пошёл в атаку, безжалостно молотя его. Он быстро повалился, свернулся в клубок, я стал обрабатывать его ногами.
   - Трусливые ничтожества! - кричал я. - Сколько людей погубили, трясясь за свои шкуры!
   Тот что-то промычал в ответ. Я перестал бить, отошёл на шаг назад.
   - Думаешь, - захлебываясь кровью, выдавил Сеня, - за себя боялись? Дочь мою убить обещали. Что делать прикажешь?
   - Забирай своего дружка, и держитесь подальше от деревни. Никому ни о чём не рассказывайте. Сегодня я положу этому конец.
   Переступил через бессознательное тело Шурупа, подхватил рюкзак, уверенным шагом пошёл прямо по тропинке.

...

   Преследование началось ночью у реки, как я и ожидал. Заметил волка, когда он переплывал реку. Я в свою очередь перебрался на ту сторону по заранее натянутым между деревьями параллельным верёвкам, побежал. Нужно было успеть добраться до избушки, пока зверь не разгадает мои планы. Рюкзак мешал, хоть почти ничего не весил. Перепрыгивая через поваленные деревья, минуя овраги и мелкие лесные ручейки, я добрался до пригорка - вот она избушка, дверь приоткрыта. Позади хрустнула ветка, раздался рык. Нужно было торопиться. Хоть и запыхался, нашёл силы для последнего рывка, оказался у дверей, шестое чувство подсказало - враг совсем рядом. Развернулся как раз во время - волк прыгнул, раззявив пасть. Я сместился, позволив хищнику врезаться в дверной косяк, пнул ногой, не причинив никакого вреда, но освободив проход, зашел в избушку, захлопнул дверь. На полу свеча, двенадцать ножей. Последний окровавленный.
   "Вопрос, как происходит обращение. Читал об обрядах, где колдун перекатывается через некоторое количество ноже, последним себя режет. Если этот последний нож забрать, колдун не сможет вернуть прежний облик. Поэтому у меня два пути - отыскать место, где колдун совершает обращение, либо убить его в обличье волка", - вспомнилась заметка профессора.
   Я схватил окровавленный нож, сунул в рюкзак, вытащил оттуда самодельный факел и зажигалку, чиркнул колесиком, подставил фитиль факела под пламя. Вовремя - окно разлетелось вдребезги, хрустальным переливом в лунном свете засверкали осколки. Зверь оскалился, я выставил перед собой факел, открыл дверь.
   - Ну что, сука, спета твоя песенка! - выплюнул, с ненавистью глядя на волка.
   Чудище прыгнуло на меня, но тут же с бешенным визгом отскочило назад, опалив шерсть на морде. Я попытался ткнуть в зверя факелом ещё раз, но волк повёл себя удивительно. Он отбежал назад, остановился у ножей и перекатился через них. Застыл, будь это человек, сказал бы, что он с удивлением и ужасом посмотрел на свои лапы, потом перевёл взгляд на ножи, будто бы пересчитывая, наконец, полные ярости глаза уставились в моё лицо. Раздался жуткий рык, чудовище снова стало атаковать. Не обращая внимания на боль, которую причинял ему факел, волк снова и снова бросался, черпая силы для нового приступа в своей бесконечной злобе. Ему несколько раз удалось ухватить меня за ногу, зубы клацали у самого лица, но был предел терпения и у этого зверя - весь в ожогах, смердящий жжёной шерстью, он, наконец, сдался, захромал в чащу леса, жалобно скуля. Я осторожно возвращался назад, понимая, что волк может попытаться напасть в любой момент.

...

   В деревню вернулся на рассвете. У дороги метался из стороны в сторону Митька. Едва заметив меня, пулей бросился навстречу.
   - Что ты с ней сделал?! - заорал он.
   - С кем? С волком? Ничего, бегает по лесу.
   Казалось, он бросится на меня, но потом вдруг схватился за голову, затрясся всем телом.
   - То ж мамка моя! Пойми ты - мама!
   Я прошёл мимо, не удостоив его даже взглядом. Жители этой деревни сообща загубили жизни десятка людей, позволили убить Станислава Николаевича. Что же теперь я им сочувствовать должен?
   - Проваливай из моего дома, пидор гнойный! - заорал мне вслед Митька. - Шо б твоей мерзкой хари и рядом не было видно!
   - Всенепременно, - флегматично ответил я и направился на кладбище. Постоял у могилы профессора, подумал. Нужно будет вывезти отсюда тело и похоронить у нас в городе, переговорить с Сашей. Думал, самое трудное закончится ночью, но нет - самое трудное, невыносимо болезненное ожидало впереди.
   Когда подошёл к дому старухи, меня встретил растерянный участковый.
   - Чего ж теперь-то, Славик? - он был растерян и напуган. - Я ж ничего ей предъявить не мог, а теперь, выходит, тебя арестовать должен.
   - За что? Мне тоже предъявить нечего.
   - Так это... - он замялся, почесал в затылке. - И правда, выходит нечего. А волка ты того?
   - Нет, волка я не того. Устраивайте облаву, ловите людоеда. Теперь-то он не спрячется.
   - Вот оно как, - протянул участковый.
   Мы стояли у входа ещё некоторое время, потом он промямлил что-то себе под нос, извинился и ушёл.

...

   Нож я выбросил с середины моста в озёро, попавшееся мне в дороге. Теперь уж у оборотня никаких шансов вернуть прежний облик. Когда добрался домой, сразу связался с Сашей. Разговор был тяжёлый. Когда выплакалась, пообещала приехать. Согласилась со мной, что профессора нужно похоронить у нас в городе. Я пообещал собрать необходимые бумаги, попросил её прислать по почте доверенности. Следующие две недели решал бюрократические формальности, но вопрос уладить удалось. Снова ездил в ту деревню, узнал, что людоеда застрелили - им оказалась старая волчица. Охотник всё удивлялся, как до него никто не справился - волчица еле бегала. Когда о гибели людоеда стало известно, пропал Митька. Разыскали его в брошенной избушке среди леса - там он и повесился. О его матери ничего слышно не было - пропала без следа. Приезжали оперативники, допрашивали местных, ничего толком не узнали.
   Но следствие велось, на меня вышли, звонили из милиции как раз когда я ездил за телом Станислава Николаевича. По возвращению допросили, но не давили, убедившись, что профессора я знал давно и ничего криминального за время пребывания в деревне не совершил, отстали.
   К приезду Саши Станислава Николаевича уже перезахоронили. Она всё порывалась оплатить расходы, но я отказался. По многу плакала, никак не могла принять смерть единственного близкого человека. Благодарила меня, но мне совсем не хотелось слышать эти благодарности. Жила она у нас, мать всё слышала, страшно за неё переживала. Но время залечивает любые, даже самые страшные раны. На десятый день Саше стало легче - теперь она плакала только по ночам, думала, никто не слышит, в светлое время суток выглядела лучше.
   - Мне пора уезжать, Слава, - сообщила она мне в тот день. - Вылет в час ночи в Москву, оттуда в Аргентину. Сходишь со мной в последний раз?
   - Конечно.

...

   На городском кладбище было тихо. Где-то далеко рабочие ставили памятник, но шум их возни до нас почти не доходил. Мы стояли перед крестом, к которому была прибита фотография профессора в молодости, под ней написаны даты.
   - Ты мне так и не рассказал, что случилось в той деревне, как ты встретил Генку Желвакова.
   - А рассказывать нечего. Всё получилось случайно.
   - Но ведь дядя был там не просто так, он что-то искал. Это как-то связано с его сказочками?
   - Да, только это не сказочки, Саша.
   Она ничего не сказала, посмотрела на меня с затаённой болью, потом вспыхнула, обняла, поцеловала в губы. Больше мы почти не разговаривали, расстались в тот же день и с тех пор встречались крайне редко. Но знакомство с семьёй Яковлевых я сохранил в своей памяти навсегда.

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"