Магрибский Юханан

Нечаянные творения

Сонет

Та ночь была до боли хороша!

Я пил вино, и, глядя сквозь бойницу,

Мечтал я до беспамятства напиться,

И тёплый ветер ласково дышал.

 

Луна всходила плавно, не спеша,

Я слышал вдалеке ночную птицу,

И с этой ночью не могла проститься

Изрытая тревогами душа.

 

А поутру запели горны дико,

И много было лязга, больше - крика,

И в бой ползёт блестящая змея:

 

В стальных одеждах всадники и кони,

А следом смерти мерная погоня,

Кто приказал в поход идти им?

Я.

Письмо писателю

Чудовища древних греков кажутся мне неумело описанными машинами, а ихор -- чем-то вроде бензина.

Ты как там? Скоро новый год; здесь выпал снег. Ихор

В рабочих жилах так загустел, что кажется с тех пор,

Что скоро станет льдом,

застынет в мельхиор.

 

Однако, как тебе? Страна гипербореев,

Покорная лишь Фебу самому,

Всё ждёт и ждёт, когда над ней развеют

Искрящим снегом лёгкую игру;

Когда с ударом шевельнутся поршни

Неповоротливых больших машин,

Когда сварливо, неразборчиво заропщет

Трёхтактный двигатель, и в поисках вершин

Отчаянный лётчик, поднимая к небу

Два слишком смело скрепленных крыла,

Воскликнет от восторга "слава Фебу!",

И ветер разнесёт его слова.

Как снег искрит на отвороте шубы,

В которую закутался старик:

Верховный бог, он к ласковому югу,

Его теплу и радостям привык.

Зачем он здесь? Соскучился по сыну,

Устал от войн, пиров, и долгих битв,

Жены, родни, нужны ещё причины?

Ну, полно, хватит, мне довольно их.

Всё яркие картины зимних сказок,

Мешаясь в ледяную круговерть,

Искрясь ихором, россыпью алмазов,

Врываясь, будоражат быта твердь.

А ты всё пишешь, что не можешь вместе

Со мной сорвать с картины пелену.

Ах! Это мука! Крылья резать песне!

Держать в томительном, безрадостном плену!

Песенка о городе

Если обернёшься птицей,

То увидишь с высоты

Башни тонкие как спицы

И пологих гор хребты,

Стен кольцо и улиц жилы,

Вьётся дым от очагов,

И несёт волна залива

Судна с дальних берегов.

 

Там начищенным доспехом

Блещет гордый караул;

Детворе там на потеху

С бубенцами старый мул

 

Все пути ведут оттуда,

Все пути ведут туда,

Только город этот чудный

Не отыщешь никогда.

 

Ах!

Если б птицей обратиться,

Если б в небо воспарить!

По случайности разбиться

Можно только... как же быть?

Полночный бред

    Листья

     сухого чая,

    пиалка риса,

     в кармане соль.

    Выйду

     из лесу, знаю,

    уйдёт отчаяние,

     утихнет боль

    

    Станет

     погода ясной,

    а воздух звонким

     как голос струн.

    Будет

     победа страстной,

    А победитель

     красив и юн

    

    Я вос-

     хищусь победой

    Ума над бездной,

     добра над тьмой

    В лес я

     вернусь, изведав

    Священный ужас,

     едва живой.

    

    Только

     в лесу всё тот же

    Промозглый сумрак,

     листвы ковёр

    Над го-

     ловой разброшен

    Полупрозрачный

     ветвей шатёр

    

    Бездна

     и тьма далёко,

    Уныло морось

     тревожит сон

    Риса

     поем немного,

    Есть листья чая,

     в кармане - соль.

Встреча

Ты стал другим, ты стал другим, мой друг,

Ты не дрожишь теперь от взгляда, слова,

Движения неосторожных рук:

Ты повзрослел, ты стал другим мой друг.

 

Ты стал другим. Узнаешь ли меня?

Отыщешь ли, среди того, что ново,

Хотя бы отсвет вешнего огня,

Я стал другим. Узнаешь ли меня?

 

По голосу я слышу - ты устал.

Но взгляд твой твёрд, в нём призрак безразличья

Не лучший час для встречи я избрал,

Но спой со мной! Поймёшь, как ты устал!

 

Нам разойтись с тобой велит судьба

Мы встретимся, опять сменив обличья,

И будет наша дружба и борьба

Стихать и гаснуть, так велит судьба.

Прощальная

Песня, написанная Соловьём, героем моего романа

Я прощусь с тобою, милая:

Уходить мне вслед за братьями,

Я поклялся над могилами,

Нет верней того заклятия!

Мне сразиться с лютым ворогом

За рассвет над старой пашнею,

И за крынку с кислым творогом,

За слова твои вчерашние...

Боевая

Народная песня Трёх земель

    Ах!

    Что ж ты, девица, меня не привечаешь?

    Я, что ли, не хорош?

    Я, что ли, не пригож?

    А я сяду на коня, возьму я палаш:

    Ох, воевать пойду,

    Да за свою мечту!

    Как убьёт меня злой враг, я в землю лягу!

    А коли не убьёт,

    Не жизнь мне будет - мёд!

    Я вернусь домой под княжеским, под стягом:

    Ух, ты, душа моя,

    Полюбишь ты меня!

Упрямец

    Угрюмый и мрачный рыцарь

    с тяжёлым щитом без герба

    на сером коне без сбруи

    упрямо идёт на восток.

    Его освещает густо

    зарёю кроваво-рыжей

    всходящее сонно солнце,

    и рыцаря путь одинок.

    Другою дорогой ходят

    красавцы и балагуры,

    певцы беззаботной жизни,

    веселья, вина и страстей;

    Другою дорогой ходят

    учёные и поэты

    великие государи,

    дорогой идут своей.

    Но рыцарь упрямо правит

    конём средь пустыни дикой,

    залитой багряным солнцем,

    покрытой сухою травой;

    Он знает, что там награда,

    там подвиг, любовь и слава,

    возвышенное служенье,

    смиренного духа покой.

    А, может, солгал пройдоха

    в харчевне за кружкой пива

    сказавший ему беспечно

    про край изобильный, Восток?

    Но мерно шагает рыцарь

    сквозь зной и жестокий ветер,

    и герб со щита истёрся,

    и рыцаря путь одинок.

Рыцарь-монах

В бою за веру постоять

Судьба мне выпала.

Священный долг перед Тобой

Сполна я выполню!

Перед рассветом загляну

В глаза коню с тоской,

Перекрещусь и славу я

Спою Тебе, Святой!

Подхватят братья песнь мою,

Споют, печальную.

Прости, что хрипло мы поём

Тебе прощальную!

Широко строй мы развернём,

Святое воинство:

С Тобой в сердцах, с врагом Твоим

Сразимся доблестно!

 

Я плотской страсти воплощал

Порывы пылкие:

Мечом рубил и кровь пускал

Рекою дымкою!

К груди врага я прижимал,

Как ты учил,

И ближе никого не знал

Я в той сечи.

 

Бреду один, в ночи пустой,

Забытый братьями.

В руке сжимаю на груди

Твоё распятие...

Уж скоро крепости огни

Вдали почудятся

Твоею волею дойду:

Молитвы сбудутся!

Смогу я рухнуть в полутьме

Под сводом каменным,

Перед тобою зарыдать

В моленье праведном

И душу вырвать из груди

Порывом истовым -

О Боже, Боже, без Тебя,

Всё так бессмысленно!

О пол молельни скрежетать

Перчаткой латною

И до заутреней шептать

Тебе, распятому.

Заклинатель ветров

    Я от ветра оглох,

    он ревёт будто раненый зверь,

    будто вдруг пробудился от долгого сна и теперь

    вьюжит, кружит и злится, метёт, пустобрёх.

    Я от воя холодного ветра оглох.

     

    Он играет со мной,

    Будто с ярко горящей свечой,

    Он слова мои слышит, но не знает ещё - о чём

    Заклинаю, молю и реку его тьмой

    А он злится и будто играет со мной.

     

    Он явился ко мне!

    Сквозь метель различил я глаза!

    Колким холодом полнится взгляд! я отпрянул назад

    И заклятья мои растворялись во мгле,

    То хозяин метели явился ко мне.

     

    Я от снега ослеп,

    Моё тело как лёд холодно

    Но заклятья звучат - им звучанье без звука дано.

    Через вихри я вижу себя, я нелеп,

    Я от снега прозрел, я от снега ослеп!

     

    Мои крылья легки

    Я свободен от старых оков,

    Мне покорны метели, и вьюги, и вихри ветров

    Я порой забываюсь и вою с тоски

    Я навеки погиб, мои крылья легки.

     

    Я себя разглядел

    Под покровом из снега и льда

    Я кружился и пел, я свободен был как никогда

    Я сумел перейти неприступный предел,

    Я погиб и воскрес, я себя разглядел!

Полузабытая

Мы расстанемся однажды,

Жаркой песни юной скрипки

Не изведав,

Не услышав,

Никогда не испытав.

И за нами змей бумажный -

Наши прошлые ошибки -

Будет виться

И кружиться:

Значит, кто-то был неправ.

 

Никто

Лишний человек

Я - никто, и я во тьме,

Имя мне придумай сам.

В полуночной тишине

Проведу по волосам:

И оставлю серебро

Следом за своей ладонью,

Я - случайность, я - никто,

Переполненная болью.

Король Оберон

Что-то между дружеским шаржем и восторженной одой

Трепещите и торжествуйте,

Обитатели диких лесов!

Отведите глаза слепые,

Люди каменных городов!

 

На немыслимой колеснице,

Которую тянут вдвоём

Длинноногие лоси-братья,

Въезжает король Оберон!

 

Его платье - осени злато,

Листьев ясеня чешуя;

Его очи небесной синью,

Первобытным огнём горят,

 

В глубине его буйной гривы

Вьётся проблеском седина;

Его голос потоков рокот,

Шёпот листьев - его слова.

 

Он владыка лесов и рощиц,

Он земли первородный сын!

Трепещите, ночные тени!

Мой товарищ - Мааэринн!

Песня об ивах

Старая как мир песня, люблю, но строго не судите

    Лес густой, непроходимый,

    Лес сырой... Там плачут ивы

    Над рекой.

     

    Плачут, в горести застыв,

    Но никто не спросит их -

    Отчего?

     

    Да и спросит - не ответят.

    Тайну знает только ветер...

    Да забыл давно.

     

    Старый, добрый он вояка,

    Катерининский служака,

    Спит глубоким сном.

     

    Ему снится, что резвится,

    Ивы гнёт и веселится,

    Молодой.

     

    Лес густой, непроходимый,

    Лес сырой... Там плачут ивы

    Над рекой.

Рассказ путешественника

Я на севере был, в одичалом краю:

Где полгода на небе нет солнца,

А от лютых ветров и завистливых вьюг

За слюдяным не скрыться оконцем

От хибары к огню, от костра к очагу

Я летел на оленьей упряжке

И, бывало, едал на привалах уху:

Крепкосолону, жирну, с оттяжкой,

Только чаще жевал строганину, тогда

На пути моём полем широким,

Необъятным простором лежали снега

И искрили, и звали далёко.

Я мечтал о тепле, о согретом вине,

Нежном трепете ласковой встречи,

И всем сердцем стремился я к дому, к тебе,

К хлебосольному югу: перечить

Злым ветрам я не мог, не хватало мне сил

Я готов повернуть был обратно

Я сказал бы родным, что на севере был,

Что суровый то край, безвозвратный,

Что пушнину и мёд не найти никогда

Под бескрайними снега полями,

Что земля не родит ни зерна, ни плода,

Заколдована хрусткими льдами

Что народ здесь простой и не знает войны,

Незлобливы и дики, как дети

Что хранят они сказки седой старины,

Только все эти сказки о смерти.

Рассказал бы ещё, и закончил бы речь,

Разломив половинку граната,

Стал ходить бы в шелках и здоровье беречь,

Заправляя в отцовских палатах.

Но случилось иначе: когда я уснул,

Зарекшись идти дальше на север,

Ветры бурю подняли, неистовый гул,

Я очнулся - глазам не поверил!

Надо мною дворец был в седых небесах,

Серебра переливы и света,

Башни вверх возносились, и меркло в глазах

И текли слёзы стыло и слепо.

На летучем утёсе горой ледяной,

Тонким кружевом шпилей и башен,

Возносился дворец, словно сказкой живой

Серебра синевой разукрашен.

 

Я услышал тогда:

Ты развлёк нас, купец!

Мало кто заходил так далёко,

Хочешь снега перину, сосулек венец?

Хочешь вьюг одеяло широко?

Хочешь в стражу - бураны, жемчуг ледяной,

И конём - хочешь? - ветер строптивый?

Что же? Трусишь? Иди, отпускаем. Домой!

Снег в лицо мне ударил, как гривой.

 

 

 

Я до дома добрался, но с тех самых пор

Я во снах вижу сказочный север...

Всё вздор.

Серебром чертогов небесных...

Посвящается пушистым гремлинам

     

Серебром чертогов небесных

Волховской светит месяц юный

На залитой чернилами ткани

Распростёртой широким плащом.

 

На плаще серебряной нитью

Вышивальщицы чертят созвездья

И чудовища древних сказаний

Увивают ткань цепким плющом.

 

И клубами, мутною тиной,

Облака застилают их лики,

Как прибоем, гонимые ветром,

С посеребренной дымкой-каймой.

 

В оперении красок и света

Себялюбец-рассвет уже близко -

Вольно стелется над окоёмом

Раззолоченной царской парчой.

Вперёд и вверх

Вперёд, пока силы тебя не покинули,

И вверх - поднимайся, мой брат, и иди,

Для целого мира с тобою одни ли мы,

На всём бесконечном пути?

Дорога от наших шагов извивается,

Свой хвост норовит заглотить как змея,

Сквозь зыбкий завес облаков пробивается -

Последней ли почестью павшим? - заря.

И ели сырые широкими лапами

Молочное небо скрывают от глаз,

Колдуют, безбожные, хвойным ли запахом,

Густою смолою ли путая нас.

Дойдём ли? По этим оврагам нехоженым,

Изморосью сонной напившись сполна -

Дойдём. И над нашей душой растревоженной

Нежданной победою грянет весна.

Мистерия

Ночью в пыльном балахоне ты шептала заклинанье,

Тени странно шевелились и смыкались над тобой,

Звёзды, скрытые клубами, пренебрегнув расстояньем

С отстранённою любовью наблюдали за тобой.

 

Защищённая ладонью губ сухих несмелый шёпот

Огоньком дымящим свечка повторяла за тобой.

Тебе чудился тревожный, растворённый в небе клёкот

И послушными крылами тьма сплеталась за тобой.

 

Обезумевший и грозный ветер выл и гнул осины,

Листья павшие кружились и метались под тобой,

Пальцы рук твоих дрожали, облаков тяжёлых тины

Разгоняло жаром пламя, подчинённое тобой.

 

Звёзды силились вмешаться и испуганно мерцали,

Боги жадно пировали и смеялись над тобой,

Заклинание звенело звоном оружейной стали,

И законы мирозданья прогибались под тобой!

 

Ночью в пыльном балахоне ты лежала бездыханной

Свечка жалобно коптила, позабытая тобой,

Те слова, что ты шептала, я расслышал, как ни странно -

Я рисую заклинанье, сотворённое тобой.

Посвящение юности

В чертоге горнем, освещённом

Зарёю утренней одной

Я встану, славой окрылённый,

И призову тебя, друг мой!

 

Восстань! Приди ко мне сквозь время,

Сквозь мрачных стен слепой гранит,

Явись! Бессмертно наше племя,

Не меркнет жар его ланит!

 

Заря широко распростёрлась

Над пенным морем облаков,

И в свисте ветра слышен голос

Певца речушек и лугов! -

 

Скорее, друг, на крыльях света!

Одет в румяный багрянец,

Садись на трон! Долгия лета!

Прими расцветший мой венец!

 

Скорее!...

 

Умолкает шёпот,

И солнце утверждает день.

И моря отдалённый рокот...

И праздная, дневная лень...

 

Чертог мой пуст, заря беспечна,

Слова бессильны и чисты,

Стирает память бессердечно

Твои лукавые черты.

Воин света

Под ногами облака,

Раззолоченные латы,

Белый плащ и шлем покатый,

Поступь быстра и легка.

 

В голубых глазах огонь,

Кудри вьются за плечами,

Сомкнуты уста в молчаньи,

В поводу крылатый конь.

 

В поводу - крылатый друг,

Шею гнёт и бьёт копытом;

За спиной, в боях испытан,

Длинный ясеневый лук.

 

Перед тобою кружка чая,

Давно простыл, невкусен, горек,

Ты пьёшь и морщишься, мой стоик,

Едва ли что-то замечая,

 

Ты пишешь быстро, от руки,

С компьютером сверяя числа,

Твой взгляд рассеянно-лучистый,

А мысли, мысли - глубоки.

 

Весёлый капель слышен стук,

А ты живёшь в листах бумажных,

Мой воин света, мой отважный!

Не жмёт ли шлем? Хорош ли лук?

Гроза

Мистерия II

Милая, тише!

Не спугни красоты этой ночи.

Заснувшей листвы тополей не касается ветер.

Восходит луна, и лик её полон и светел,

Как твой, но молчи!

Слушай робкое листьев шептанье,

Слушай бури грядущей молчанье

И жди.

 

Милая, слышишь?

Там, в горах, уже громы грохочут,

И небо зарницы объяли от края до края

В валах облаков на миг распускаясь сгорают

Цветы. Но молчи!

Слушай сорванных листьев роптанье,

Сладострастного ветра лобзанья,

В ночи.

 

Милая, плачь же!

И, смешав свои слёзы с грозою,

Бесстыдно откройся пьянящему, тёплому ливню -

Так плачь же под шум, испуганный шум тополиной

Листвы. Не молчи!

Растревожившим душу страданьем,

Роковым, грозовым заклинаньем

Кричи!

Призыв Урбана II

Христианские земли под рукою врага,

Это значит - поход, это значит - война,

Это значит - спасенье души!

 

Кто здесь беден и жалок будет щедр и богат,

Это значит, гудит, надрываясь, набат -

Всем прощение, кто согрешил!

 

Ведь священные земли под рукою врага

Это значит - поход, это значит - война,

За собою сжигайте мосты!

 

Вечный город, что видел испытанья Христа,

Ждёт спасенья - а, значит, дорога проста!

На доспехах чертите кресты!

Два поэта

Лепестки и снег смешались

В буре зимнего ненастья.

Белою, колючей страстью

Вихри в крытый сад ворвались.

 

Вишни, яблони и розы,

Васильки и разноцветы,

Не дождавшиеся лета...

Не услышавшие грозы.

 

Посреди - в одеждах светлых -

К небесам воздевши руки,

Жрец неведомой науки

С сизой веточкою ветлы.

 

Он провидит сквозь бураны

Светло-синими глазами,

И в восторге предсказанья

Веселится - буйный, странный!

 

Рядом с ним, надменный, стройный,

Рыцарь в полном облаченьи

Заклинанья, изреченья

Произносит, непокорный.

 

Рубит крепкой сталью вихри

Снежнопламенного змея,

Сам себе едва ли веря...

(Только бы слова не стихли!)

 

Ветки, сучья, снег и листья!..

Рыцарь падает, убитый.

Лёгким инеем покрытый

Жрец замёрз - прямой и чистый.

 

Замела метель пургою

Сад в высокие сугробы -

Белым саваном над гробом,

Снежной крепостью, острогом.

 

Ветка ивы сребролистой...

Их слова над полем белым

Шепчет змей средь ночи мглистой

Тихо, тайно и несмело.

Кабинет географии

Старый зал с потолками высокими,

С сизым дымом, повисшим в воздухе,

И с оконцами слепоокими,

Пробуравленными лишь бог весть где -

 

Там столы стоят беспорядочно

Все под разных хозяев сделаны

Тот дубовый, тяжёлый, кряжистый,

Этот, будто, из клёна склеенный.

 

А столешницы сплошь завалены:

Вон, там атлас географический,

Одинокая астролябия

Навевает напев классический

 

Как колдун в своей давней обители

Весь из дыма и шёлка сотканный

Среди карт, кривоногих циркулей

Старец в книге раскрытой чёркает

 

Над другим столом спорят неистово,

Но кричать не кричат - стесняются

И не шёпот - змеиный свист порой

С их дыханием вырывается

 

Один спорщик, одетый полярником,

Крепкий, кряжестый, как придавленный

Улетать хочет в космос, странником,

В экспедицию, к звёздам, в дальнюю

 

"На земле неописанной суши нет

Что тут делать? На солнце греться, что ль?"

А другой ему, как не слушает:

"В санаторий, на отдых, в Грецию!"

 

По стенам, на шкафах, корабли стоят,

Запылённые, но победные,

На болван надет шутовской наряд

Полупризрачный, будто б нет его

 

Словом, много занятного есть чего

И тебе бы там не наскучило:

Вон, венком из ромашек венчано

В том углу носорога чучело.

Он ещё только учится

Небольшой городок - десять улочек, площадь и башня,

Увивают заборы густыми плетями вьюнки,

И на башне часы всё звонят с хрипотцою проспавшей -

Отстают. Горожанки - представьте! - здесь носят цветные платки!

Так, на плечи накинут и павами ходят по саду,

и - представьте! - с жеманностью просят у вас закурить!

- Вы откуда? Надолго? Ах, поезд! Ах, завтра! Досадно...

Так зачем же вы здесь? Кто? Волшебник? Да полно же, хватит шутить!

Представленье? Конечно, приду, никогда не бывала!

Но когда ж?

- Этим вечером, в восемь, вот здесь же, в саду.

Недоверие? Чушь! Ведь в душе - предвкушение бала.

И она повторяет:

- Приду! Непременно, конечно, приду!

Улыбаюсь в ответ. До восьми ещё целая вечность.

Как же медленно движутся стрелки на этих часах!

Вот - лиловые сумерки, шум, ожиданье, беспечность...

И надежда на чудо блестит в затуманенных скукой глазах.

Только чуда не будет. Какое там чудо, позвольте?

Я привычно начну перебором отзывчивых струн.

Ритм неровный, трёхтактный, повтор... вы уснёте на вольте,

Как и все, зачарованы мерным мерцаньем невидимых рун.

 

Вот и всё, дорогие, довольно чудес на сегодня!

Кольца, серьги, браслеты и прочий бессмысленный хлам

Собираю и - прочь! Убираюсь в свою преисподню:

Поезд в десять пятнадцать идёт - чем не нечисти огненный храм?

Вот, опять получилось... Уж скучно, ей-богу, и странно!

Что, за этим я шёл к колдуну аколитом? Ну, нет!..

Нет!

Post scriptum: попутчик попался сегодня забавный...

Разноглазый. И трость... в варьете предлагает билет.

Упрямый рыцарь

Вернулся ко мне, упрямец. Или я к нему.

Вперёд, мой рыцарь! Слабый светЗарёю рыжей томно рдеет.Но знай, тебя он не согреет.Иди вперёд. Надежды нет.       Надежды нет, но есть упрямость,        И гордость, рыцарская честь,        А это - уж какой ни есть, -        А всё же повод гнать усталость,Идти вперёд, сквозь тусклый зной.Один, в пустыне каменистой,Куда завёл тебя НечистыйИ образ Девы Пресвятой.        Один. Ни зверя, ни гадюки,        Ни птицы здесь... иди вперёд!        Иди, рассвет тебя зовёт!        Но, что там? Что ещё за звуки?Что за причудливый напевДоносит ветер торопливый?Скорей, скорей! (откуда силы!)Не песня златокудрых дев,        А стоны рыжего араба -        Камням о горестях любви        Рассказывают вплачь они.        Но кем? Насмешкой ли, отрадой,Или бесплотным миражомНа важном, медленном верблюдеВ пустыне мрачной и безлюднойСюда он бесом принесён?        Чалма и пояс златотканый,        Узорный шёлковый халат.        Давно ль оставил он Багдад?       Куда идёт он, окaянный?И говорит араб: "Аллах!Куда бредёшь ты, бедный странник?Там, на востоке, лишь песчаникИ бурый ветер в злых горах!        Старик, ты верно заблудился!        Идём со мной, богат мой дом!"        А рыцарь слов не слышит - ком        В груди и сжался, и забился:Он не один, надежда есть!Ни кровь, ни слёзы не напрасны,И он увидит, как, прекрасный,Взойдёт рассвет. Благую весть        На северном родном наречьи,        Других не зная языков,        С уст немоты сорвав покров,        Он хрипло и бессвязно шепчет.Купец качает головой:"Возьми хотя б вина и хлеба..."И, грустно посмотрев на небо,Верблюда трогает ногой.        Невозмутимый и покорный        Своей неспешною ходьбой        Идёт верблюд. Идёт домой.        И долго рыцарь благородныйС сочувствием глядит им вслед,А на востоке брезжит светЗарёю рыжей и холодной.

Песенка о короле

В богатом, цветущем городе

Шумел по базарам гвалт,

Гудел над собором колокол,

Покаяться призывал.

А в замке сыром и каменном

За зубчатою стеной

Простуженный и оставленный

На троне сидел король.

Какой-то он весь нескладный был

И даже писал стихи,

И предков своих прославленных

Мечтал оправдать грехи.

При нём состоял положенный

При каждой короне шут:

То рыцарем, то вельможею

Любил притворяться, плут!

Король же ему подыгрывал

И долго они порой

Вдвоём обсуждали мир с его

Непонятой простотой.

И дальше бы простодушно так

И жить бы, да только вот

С кораллами и ракушками,

Открывши зловонный рот,

Пучина морская вздыбилась,

Смердящим дохнула дном,

И чудище к свету вырвалось

Громадное, что твой дом.

Сперва с ним сражаться думали

И даже войска свели

Да толку-то что? Под пулями

Оно только пасть кривит.

И клешнями рушит пристани

И топит суда хвостом

И на берег хочет выползти

А дальше, а там... потом...

И вот, полководцы мудрые

Велят отступать войскам -

За ними повозки хмурые

Испуганных горожан.

Нелепый, смешной, растрёпанный

Король на коне скакал:

"Куда же вы, братья, что же вы?" -

Войска свои призывал.

И что ему, сумасшедшему,

Ответишь, какой тут толк?

Вот, мимо него прошествовал

Угрюмый гвардейский полк.

И вот он один на чудище

Несётся с тупым мечом.

Толпа, замерев от ужаса,

Молчит...

 

 

На закате дня, на привале

Шут тихонько спросил: "Позволь,

Мы чего-то иного ждали?

Мой сегодня погиб король."

Скифская песня

Как-то мне случилось, братцы, побывать в далёком граде,

Где дурманами хмельными распускалися сады:

Я ходил, себя не помнил, на дворцы и храмы глядя,

И под звёздами - поверьте - нету большей красоты!

Вдруг я слышу - переливы, сладкозвучная отрада,

Слышу голос льётся песней - а в округе ни души:

Вот тогда перемахнул я за узорную ограду

И за яблонькой укрылся, вижу - хоровод кружит.

Слышу, девицы смеются и тенями пролетают,

Дым горчит степной полынью, песня вязкая гудит.

Тут подруг своих несносных останавливает стаю

И под яблоньку царевна на меня в упор глядит!

Разглядела, закружила сизо-чёрным опереньем,

И руками замахала, а не руки - два крыла! -

Засмеялась, захрипела, и исчезла в чёрном небе

А за ней её подруги - знать, волшебницей была!

 

Ах, красавица, царевна, повелительница ночи,

Ах зачем же ворожбою ты окутала меня?

Ах, зачем ночами снишься, отпускать меня не хочешь?

Ну-ка, братцы, оседлайте мне ретивого коня!

Ну-ка, братцы, за оружье, запевайте нашу песню!

Мы поскачем вольной степью на богатый их покой:

Разорим жестокий город, пустим по ветру чудесной

Растолчённой, серебрёной, раззолоченной золой!

 

Распускаются пожары, дым дрожит над пепелищем,

И вороны жадно кружат над кровавою землёй.

Среди них моя зазноба - падаль понежнее ищет,

Вон царевич твой, колдунья, смело клюй - он неживой.

Говорят, вороны любят кольца, серьги и браслеты:

Бросьте ей в золу и пепел нитки крупных жемчугов

Не жалейте ей монеты, не жалейте самоцветы,

Будет помнить, чародейка, будет помнить степняков!

Перед рассветом

    Душно было, тускло, гадко,

    Ночь никак не проходила,

    Отбирала лихорадка

    Исчезающие силы.

    Умирающий боялся

    В полутьме белки блестели

    И рассудок слишком ясно

    Видел пляску над постелью -

    Хоровод цветных видений

    Полудиких, искажённых...

    В изголовье, на коленях

    Старый друг, из приближённых:

     

    Смерти нет, мой повелитель!

    Смерть для трусов и лжецов!

    Вам в небесную обитель,

    В свет далёких берегов,

    Путь проложенный готов!

     

    А огонь алел прощально,

    Вязко, зыбко плавал воздух.

    Верить глупым обещаньям

    Было поздно, слишком поздно.

     

    Смерти нет, внемлите слову!

    Я даю святой обет

    Вас к небесному престолу,

    Провести, чтоб видеть снова -

    Вечно юными! - рассвет!

     

    Ночь на время отступала,

    Утро брезжило неярко,

    Истощённых сил лишала,

    Догорая, лихорадка.

Отшельник

Знаете гул, хрип и шелест нервический,

Грохот колёс и гуденье машин?

Дымом закутанный центр исторический?

То ли - в лесу! В непролазной глуши!

Там, над обрывом, у склона сыпучего

Вросшая в землю изба лесника,

Вязы и тисы ветвями и сучьями

Небо скрывают, и плещет река,

Светом из окон играет, ленивая,

Жёлтым, недвижным, холодным пятном...

Там ли не жизнь! Там с плакучими ивами

Плачешь не в голос о прошлом, былом:

Раньше с друзьями, в раздорах и спорах ты

Рвался, стремился, искал, находил,

Грезил! Дурак ты был, жизнью не поротый!

Струсил? Живи теперь, старый, один!

Гнус твою кровь пусть, прогнившую, высосет,

Мясо с костей обглодает зверьё!

Чтоб одичал! Чтоб небесные выси ты

В сердце искать перестал бы своём!

Или вернёшься к симфонии города?

К храпу и рёву, к речам и любви,

Чтобы твои бесконечные проводы

Праздником жизни бы грянуть могли!

Заговор

    Бронзовые крылья, маховые перья,

    Чёрные прожилки, белая опушка.

    К высям поднимайся колдовским поверьем,

    К просини осенней, над землёй-старушкой.

     

    Над моей судьбою,

    Над моею жизнью -

    Прочь, золотоглазый,

    Прочь, ты мне не нужен!

     

    Прочь лети, не бойся, улетай, бесчестный!

    Не растреплет ветер, не застудят вьюги,

    С клёкотом разбойным, с залихватской песней,

    В зареве рассветном круг черти за кругом!

     

    Я бы пел с тобою,

    Я играл бы высью,

    Я б презрел наказы,

    Только, вот... простужен.

Вольница

    Наверное, в небесной рати

    Теперь сражается мой тятя,

    И, может быть, его копьём

    Блестит в грозу трескучий гром.

    Но мне туда с какой бы стати?

    На воле я и после смерти

    Бродить останусь - уж поверьте,

    Что и тогда не захочу

    Я ни к судье, ни к палачу!

    Пока смеётесь, смейтесь, черти!

    Но, тятька! Не жалей ударов!

    За мрачным заревом пожаров

    В пыли и копоти земной

    Я возвращаюся домой -

    К прохладным стенам божьих храмов.

Разговор летним вечером в саду

     

Пока, до поры. Все спокойно

В кривых зеркалах моего королевства.

 

 

"Заговор" Йовин

     

 

Был вечер, и птицы заливисто пели,

И сад задыхался от запахов пряных,

Под сенью каштана скрипели качели,

И тучи клубились в отсветах багряных.

 

Посыпаны белою мраморной крошкой,

Меж старых, разросшихся яблонь и вишен,

Плутали по саду хмельные дорожки,

И шелест шагов был отчётливо слышен.

 

То двое гуляли по старой тропинке

(черёмуха сводом смыкалась над нею,

свисали лиловые гроздья коринки, и

пахло корою, землёю и хмелем).

 

И нехотя, словно нарушить молчанье

Не легче, чем солнцу тонуть в багряницах,

Один произнёс будто вскользь и случайно:

"Вы знаете, отче, мне что-то не спится".

 

Потом помолчал и добавил: "Ночами

мне душно и сердце тревожат сомненья -

В своих же делах, за своими речами

То подвиг мне видится, то преступленье".

 

И медлил с ответом священник угрюмый,

И камешки чёток стучал друг о друга,

Шептали молитву беззвучную губы,

И бусины пальцы гоняли по кругу.

 

"Ты душу облегчи, он тихо ответил,

Тревоги пугаются света дневного",

И нежно касался черёмухи ветер,

И сумрак спускался тяжёлым покровом.

 

"Так знайте: недавно вернулся с победой

К омне полководец, собрат по оружью,

В сраженьях и войнх сближали нас беды,

Но лавра венок - как он голову кружит!

 

Приходят доносы (а слухам нет края!),

Что круг недовольных собрался в столице,

И друг мой беспечный задумал восстанье,

И перечень - лица... знакомые лица.

 

...нет, я не посмел говорить с ним открыто:

Он пел, он смеялся, он мил был и весел -

А вдруг невиновен? А вдруг не забыты

Святой нашей юности битвы и песни?

 

Врачи говорят: выжигать лучше сразу

Болезнь, а не то тяжелее расплата.

Сегодня же ночью - я отдал приказы -

Их схватят и бросят в тюрьму, в казематы!"

 

Закат отпылал - в полумраке лиловом

Разгульному ветру дышалось вольнее,

С реки доносило прохладу, и снова

Тревожною рябью шептались сомнения.

 

"Так благословите же, отче, прошу вас!"

Воскликнул король, но молчанье ответом.

Как стало темно! Как внезапно вернулась

Решимость: "Эй, стража! Скорее!" - да где там...

 

Меж рёбер, под сердце, сомненья решая,

Неся избавление и искупленье

Вонзилась холодная, острая, злая

И льстивая смерть.

 

Разметав донесенья

И стройный порядок отчётов расстроив,

Случайно ворвавшийся ветер резвился,

И старый слуга на пороге покоев

Молитву шептал и украдкой крестился.

Наступление рассвета

А вы представьте, как было страшно,

Когда в Берлине стояли наши,

Над Рейхом бился кровавый стяг,

И пол-Европы в наших костях,

И вы представьте, как англичане

В холодном поте, в ночном дурмане

Боялись до трепыханья жил

В боях сплотившихся красных сил!

Да чёрт бы с войском, за ним сквозь воздух

Летел осколком смертельный лозунг:

"Всё люди - братья! И все равны!

Мы - справедливы, честны, добры!

В нас воплощенье мечты столетий,

И мы в наследство оставим детям

Советский рай без былых невзгод,

Его построит весь наш народ -

Весь наш народ! В единенье духа!

А вам бы только наполнить брюхо

И жрать омаров - мещанский край!

Вы - загниваете, нам вас - жаль!

Но мы готовы прийти на помощь,

И в непроглядную вашу полночь

С востока красным, живым огнём

Свет революции принесём!"

 

Вот вам и Дрезден и Хиросима

Как демонстрация грозной силы,

Как львиный рык,

как отчаянный жест...

Христовый лик,

православный крест.

Зимним вечером

Что достойно пера, я никак не пойму...

В полутёмном свету, в лихорадке, в бреду,

Оставляет оно незатейливый след,

И чернила песком присыпать смысла нет,

Но закончить писать невозможно, прости!

Легче, сердце зажавши, как Данко, в горсти

Среди тьмы и невзгод воссиять и пропасть,

Чем оставить перо - непонятную страсть,

Чем навек замолчать, и поэзии мёд,

Пригубив, оттолкнуть, чем прервавши полёт,

Покорить свои крылья холодным ветрам,

Распахнуть - и к земле, по широким кругам.

Ну и что же ты, муза, несмело молчишь?

Что, нестройная лира, тревожно бренчишь?

Нет - умения нет, нет свободы, огня,

Только бросить нельзя, только бросить нельзя!

 

Отражается в тусклых, кривых зеркалах

Огоньками свеча, словно пойманный птах,

Словно бьётся в оковах живая душа -

Наблюдая за ней, не спугни: чуть дыша

Над свечой наклонись, и услышишь, мой друг,

Сквозь ярящийся ветер, через занавесь вьюг,

Как скрипело перо по бумаге, скорбя,

Что прерваться - нельзя, что оставить - нельзя.

Мой венец

Мой венец сплетён из маков, алых, пьяных -

Если много ран на сердце, язв кровавых,

Если ты совсем измучен, измождён,

Боль твою, мой друг, притупит сладкий сон.

Небылицей зачарует, в небеса

Унесёт и околдует, и глаза

Перестанут видеть горести вокруг

Отдохни, дурманом пьяный милый друг.

 

Но в венок вплету крапиву - жжётся, злится,

Зелень тёмная на алом отразится

Прикоснёшься ненароком, и спадёт туман

Только помни: сказка ложь, да не обман

И зимой, когда иссохший мой венок

Упадёт и покатится за порог

Расскажи - не венценосному, но мне -

Что ты видел в томный летний зной во сне.

Мой венец II

Когда печальный стихотвор,

Венчанный маком и крапивой,

На лире скучной и ретивой

Хвалебный напевая вздор...

А. С. Пушкин

     

    Летом пьяным и весёлым, распустившимся цветком,

    В час безделия сплетённым алым маковым венком

    Посреди пиров и здравниц, на забавы не скупясь,

    На княжение венчался юный князь.

     

    Он как солнце в небе княжит, ласков, добр, а иногда

    Заколдует, зачарует что бегущая вода,

    Что дурман цветущих маков, пряный, томный, летний сон...

    Над медвяным лугом кружит улья звон.

     

    Так бывает - всё не к месту, всё не в радость и не в мочь,

    Мерзко, стыло и противно, ночь и боль, всё боль и ночь:

    - Милый княже! - восклицаю, - одолела вражья рать!

    До росы с ним можно в поле проболтать.

     

    А потом так сладко спится, что противиться нельзя,

    И душой я раскисаю, раскисаю, размазня:

    Как счастливая девица улыбаюсь через сон...

    Слышал я порой как тихо шепчет он:

     

    Спи, мой друг, дурманом пьяный, спи, не зная, что дурак,

    Больно пальцы обжигая, заплетал с крапивой мак,

    Спи... нечаянно коснёшься жгучих листьев, и тогда

    Враз очнёшься, сбросишь сказки невода.

     

    Но когда зимой ненастной впрах рассыпется венок,

    Переступишь ты привычным, верным шагом мой порог,

    Вот тогда и расскажи ты мне, лишённному венца,

    Сон свой летний от начала до конца!

Арабеска

Звёзды яркие, полумесяц,

Ночи ясные и морозные,

А как будто смотрю на звёзды я

Со ступеней царьградских лестниц:

 

Горечь кофе и кардамона,

Душно. Шашки стучат во дворике,

Дым табачный... Приют историка.

Ночи бархатные знамёна.

 

Где-то - слышно ли? - плачет скрипка,

Свет из окон, узор причудливый

Ходом времени не загубленный.

Бессознательная улыбка...

По заливу скользит лодчонка...

 

Студит, холодно - что ж, подумаешь!

Шею в шарф поплотнее кутаешь

И мечтаешь мечтой ребёнка.

Леший

вольный перевод "Лесного царя" Гёте

Ночью промозглой и стылой всадник по лесу спешит,

Мальчик к нему боязливо жмётся и зябко дрожит:

- Что ты, сынок, испугался? Или замёрз? Погоди...

- Тятька, смотри - показался леший! Вон там, впереди!

Жёлтые светятся очи, спутанная борода...

- Эк тебя бесы морочат! Это ж сверкает вода!

 

- Милый мальчик, ты останешься со мною!

Хочешь в салочки с лисичками играть?

Над туманною по осени рекою

Зори вместе с солнцем выстилать?

И кружиться в пляске до упаду

В вихре раззолоченной листвы,

Храбрый мальчик! Вот твоя награда!

Здесь, со мною, княжить будешь ты!

 

- Тятенька! Тятька, ты слышал? Это не ветер в ветвях -

Леший охотиться вышел, шепчет: мол, будешь в князьях,

Будешь в парче и каменьях - боязно, боязно, тять! -

И на упряжке оленьей по-над рекою скакать!

- Эк понаслушался сказок! Ну, успокойся, сынок!

То затевает проказы в листьях сухих ветерок!

 

- Что ж ты медлишь, мой соколик ясноглазый?

Ах, да я ведь не сказал про дочерей!

Песни славные, чудесные рассказы

Станут колыбельною твоей:

Заколдуют лунным хороводом,

Зачаруют сонмом голосов,

Нет здесь места бедам и хворобам,

Нет здесь ни печалей, ни оков!

 

- Лешего дочки кружатся! Тятька, красиво-то как!

Видишь? Вот-вот растворяться... Думалось, леший - бедняк,

Думалось, врал про богатства - ан, погляди на наряд!

Тятенька, может остаться? Глянь, как девицы кружат!

- Что ты! Какие девицы? Ветлы кругом да туман!

Господи, что же творится! Мальчик мой, что за дурман?

 

- Как красота твоя ранит! Волей-неволей возьму!

- Тятенька, он нагоняет! Нет, не хочу, не пойду!

Всадник несётся как ветер, плётками ветки свистят,

Вот уже двор, окна светят. Только не дышит дитя.

Песенка про войну

Как боролися с неизбежностью, как старалися, как крутило нас,

Вот вернулися, да не прежние, прежних нетути, огонёк погас,

Огонёк погас, да пожар горит, вековые сосны гудят, скрипят,

Ежли плакати, так рыдать навзрыд, в саже, в копоти, с головы до пят,

С головы до пят опалённые, а весёлые, чёрта веселей,

Помнишь, как под широким клёном мы ночевали ночь? А жалеть не смей!

А жалеть не смей, не жалей меня - что жалеть, когда я в огне горел?

И тонул я брошенный в полымя, а гляди - целёхонек, уцелел.

Уцелел, не спрашивай как и что, много толку ли ворошить теперь,

Было-не было, стороной прошло, просвистело, так не считай потерь,

Не считай потерь, не сочтёшь вовек, как свинцовый дождь надо мной лился,

Кто вернулся, тот уж не человек, победили, вот как боролися,

Как боролися с неизбежностью, как старалися, как крутило нас,

Вот вернулися, да не прежние, прежних нетути, огонёк погас...

Внеси в протоколы, ангел

Не знаю, какой безродной,

приблудной побитой псиной

пристану к гвардейцам духа

в движеньи вперёд и вверх.

 

Но я увяжусь, поверь мне:

ползком проползу на брюхе,

зубами вцепившись в стремя,

прорвусь под весёлый смех.

 

Виляя хвостом облезлым,

голодным сверкая глазом,

скулить подвывая буду,

выпрашивая кусок.

 

Они меня лучше, честно,

и столько всего сумели,

что перечислять устанешь,

а я ничего не смог.

 

Внеси в протоколы, ангел,

я - трус, я пугаюсь бездны,

ненастья, огня, ущелий,

нехоженых троп, людей.

 

Запротоколируй также:

я рвался, что было силы,

скулил, поднимался, падал,

срывался, но рвался к ней,

 

К мечте, осиянной светом,

далёкой желанной цели, -

впиши в протокол, крылатый,

и больше не отвлекай.

 

Гремит барабан призывно,

гвардейцы смеясь уходят

и мне не отстать бы, слушай...

Закончил? Ну что ж, прощай!

Закатное небо

Я видел - там, на небесах

тугими кольцами, тяжёлый

разлёгся змей многоголовый

на распушённых облаках;

неторопливо и лениво

перевивал свои извивы -

седобородый и глумливый

по небу распростёрся страх.

 

Метко пущенной стрелой

витязь звал его на бой,

и, очнувшись, змей дышал

жаром гор и лавой скал.

 

И витязь птицею взлетел

слепяще-белой, многокрылой,

но вдруг, решительным порывом,

копною предзакатных стрел,

как пущенный пращою камень

защитник - храбр и достославен, -

низринулся в кипящей пламень,

пронзив клубок змеиных тел.

 

Облака пылали вновь,

облака багрила кровь -

в солнца гаснущем огне

битва, битва снилась мне!

Рыбацкая молитва

Посвящаю Твил

Эх, стихи писать не всегда легко,

не звучат, не пишутся, чёрт возьми,

и порой кажусь себе рыбаком:

вот и лодочка, берега вдали...

Так и пишешь, господи: утлый чёлн,

по воде прозрачной скользит, скользит,

а вода недвижная, нету волн,

дно так близко - прямо с него глядит,

зенки выпучив, длинноногий краб,

(изловчиться бы, да поймать его...

и поймал бы, кабы умел бы, каб

водолазом был бы, не рыбарём)

ни рыбёшечки - ни одной, хоть плачь!

Кинешь невод в море - придёт пустой

Слушай, бог рыбацкий, творец удач,

помоги мне, что ли? Ведь я же свой!

Я просолен насквозь, сухой как жердь,

сам на краба смахиваю поди,

рыбаку без рыбы - ты знаешь - смерть,

помоги мне, господи, помоги!

Дунь сильней, течения поменяй,

серебристых рыб собери гурьбой,

загони их в сети, а там уж я

как-нибудь их вытяну и - домой!

До причала, к пристани - погоди,

да с уловом знатным мне чёрт не брат! -

ты потом на пир ко мне приходи!..

 

Солнце плавно катится на закат,

ветра нет, и сети мои пусты,

и пора бы уж повернуть назад,

только знаю - где-то в морской глуби

бог рыбацкий слышал мои слова:

и трезубцем двинул, и брови свёл,

дунул в раковину, сыграл призыв,

и, ему покорны, движенья волн

стайки корюшки воедино слив,

гонят их, да, знать, далеко ушла,

рыба прочь от наших, от берегов,

и теперь мне нужно покорно ждать

бормотанья волн, бормотанья слов.

На развалинах старой крепости

На развалинах крепости старой,

только стают снега, вырастают

                         лопухи и густые репьи.

Приходить сюда можно с гитарой

и подолгу внимать отголоскам,

                        что блуждают меж стен, затихая вдали.

 

Здесь валяется пушечный ствол и

пара-тройка заржавленных шлемов

                        да с десяток забытых мечей.

А чуть дальше, на брошенном поле

костяки истлевают, белея

                        в свете ласково греющих солнца лучей.

 

А жуки пролетают как ядра:

тяжелы и черны и гудят, но

                        говорят, что тут видели змей.

Сам не видел, а вот саламандры

выползают на солнце погреться

                        ближе к полдню из разных глубоких щелей.

 

 

Саламандры бывают лишь там, где случались пожары.

 

 

Только ты не ходи сюда, мальчик, не нужно!

Ты ведь слышишь всё то же, что я!

Рёв рогов и бряцанье оружья,

разрывающий пушку снаряд!

Ты ведь слышишь, когда надеваешь,

заигравшись, заржавленный шлем,

плач давно отболевших пожарищ,

голос павших защитников стен -

их война не окончена, слышишь?

Каждой ночью уходят в дозор.

Под давно обвалившейся крышей

полыхает бессильный костёр.

Мертвецы ищут битвы и мести,

их призыв твою душу сожжёт!

 

Не с того ли всегда в этом месте

так красиво гитара поёт?

Восточный напев

Я сегодня опять услышал

Как широкий якорь ползёт,

И я видел, как в море вышел

Пятипалубный пароход...

Н. С. Гумилёв

 

Зимою уходит солнце,

мешаются ночи, дни...

Гортанный напев инородца

приходит в мои стихи.

 

За что я люблю пустыню?

Арабскую вязь, шелка,

хрипящую речь бедуинью,

барханы песка, песка?..

 

И светлых одежд крылатость,

полёт скакуна, полёт!

Придворную витиеватость,

вельможный, горчащий мёд.

 

Вечернюю томность, пряность,

беседы неспешный ток

и беловолосую старость,

и всюду - песок, песок...

 

Зачем минарет высокий

копьём проколол луну?

Зачем очарован востоком

в жестоком томлюсь плену?

 

Недаром, недаром снится

широкий клинок в крови,

каким молодая царица

признается мне в любви.

 

Царицыны помню губы

холодую ласку глаз;

Погубит мечта, погубит -

погубит, в который раз!

 

Весёлые куплеты m-le de Mort

Ко мне приходят без приглашенья,

ко мне являются в чём пришлось,

а так хотелось бы уваженья

немного больше, чем повелось!

 

Меня рисуют костлявой дамой

с угрюмым взглядом запавших глаз,

а я красива, легка, жеманна,

в чём убедитесь вы в должный час

 

В приёмный час! Боже мой, в приёмный,

да что ж вы ломитесь всей гурьбой!

Побыть позвольте хотя б в уборной

немного наедине с собой.

 

Ах, шляпки, моды, романы, вина

с какой бы радостью с вами я

за чашкой чая бы обсудила,

но вам же некогда, вам нельзя!

 

Ах, не стерплю, не стерплю, довольно!

Я канцелярию заведу,

и ждать вы будете хоть в приёмной,

да хоть у чёрта, да хоть в аду!

 

Тогда оцените вы, конечно,

мою воспитанность, мой приём -

ах, бедный смертный, несчастный грешник,

испейте чаю, потом споём.

 

Вы подыграете на рояле

(я покажу вам лихой аккорд),

и вместе с вами, без лишних правил

споём куплеты мамзель де Морт.

Ave, Conquistador!

Мне снился сон: был вечер тих,

и сад смиренно отдавался

объятьям осени. Мой стих

с усталой ленью отзывался

настойчивым моим мольбам,

и был не рад уже я сам,

что этот светлый и печальный,

наполненный неясной тайной

час мирной дрёмы и чудес

отдал плетению словес.

 

Но тут вдруг по саду

железно ступая

прошёл конквиста́дор,

завоеватель рая.

 

И панцирь железный

сверкал, обагрённый

летучей, небесной,

солнцем пролитой кровью.

 

О, старый сад! Не видел ты

столь радостной и столь печальной,

неколебимой красоты...

Твои, мой сад, смешные тайны

померкли, как при свете дня,

последним отсветом маня,

на небесклоне гаснут звёзды;

он подходил, ступая грозно,

моё же сердце билось так,

что чуть не кануло во мрак.

 

Он улыбнулся, бросил взор,

швырнул лилею голубую,

- полупрозрачную, живую, -

под ноги мне и мне в укор.

Зимняя сказка

- Скорее, друг! Придумал я

нам развлечение по нраву -

мы станем трепетом дубравы,

где россыпи росы горят,

мы станем лёгким ветерком,

взметнувшейся, случайной пылью,

горчащим запахом полынным

и безрассудным вожаком

стремглав летящей стаи духов:

гонимы ветром, легче пуха

по тонким, сумрачным путям

ко всем отправимся чертям:

точней, на север, в царство ночи,

где Океан свирепо ропщет,

закованный во льды и снег,

где над собою человек

не больше властен, чем снежинка,

когда суровая метель

морозу-барину постель

взбивает, лёгкую перинку;

где правит - мудр и справедлив! -

(а, впрочем, нам-то что за дело,

что правит глупо, неумело;

жесток, коварен и глумлив)

полнощный царь Кощей Бессмертный.

Скорее, друг! На крыльях ветра

я вмиг домчу нас в те края -

так что ж, летим? - Летим! Ах, я

уж вижу как в венце алмазном

старик согнулся безобразный

над чёрной книгой колдовской...

Подслушаем его, друг мой!

Он что-то шепчет еле слышно...

И пишет - ах, прочтём, что пишет!

 

В чародея долго ли влюбиться?

Он весёлый, радостно хохочет,

полушубок словно снег искрится,

с молодцами борется - не хочет

уступить ни в чём, и изогнулись

брови две, как соболи, дугою.

Долго ли? Да вот и встрепенулось

в девушке дремавшее дотоле.

Ну а как, румяный от морозца,

станет он рассказывать о звёздах

или чернокожих инородцах -

страшных людоедах, - так уж поздно

девице смущённо тупить очи -

чародей получит, что захочет!

 

Только к вечеру узнают братья,

что двоих унёс в чертог высокий

серый конь, что брошенным заклятьем

злая вьюга все пути-дороги

замела сугробами по пояс...

Не угнаться!.. Так хотя б напиться!..

Волки воют, и тоскливый голос

плачет и с метелицей кружится.

Ну а девица целует кудри,

шепчет, к уху наклонившись: "милый!..",

и, забывшись сном, проснётся утром

в ледяной, искрящейся могиле.

Чародей исчез, и рёв метели

воет над супружеской постелью...

 

- Ах, кто же этот чародей?

- Да брось, несложно догадаться!..

Друг мой, пора нам убираться!..

 

Но улыбается Кощей.

Подвалы

    Не ломается тот, кого не ломали:

    когда кровью и рвотой забрызган пол,

    когда стоны блуждают в сыром подвале,

    отражаясь от стен, и тяжёлый стол,

     

    и настольная лампа, свет от которой

    разрушает разбитый, незрячий мозг -

    и подвал, и лампа, и стол, - всё хором

    вторит главному голосу - свисту розг,

     

    хрусту душ, вырываемых из сустава,

    серафимов бессильному хрипу, и

    уезжающему навсегда составу,

    и копью, застревающему в груди.

     

    Не ломается тот, кого не ломали -

    и он может, - поверьте, я знаю! - он

    только он нас спасёт... а хотя, едва ли -

    бездна нынче повсюду, со всех сторон.

Алхимик

(сонет)

Я как алхимик возгоняю дух,

пуская по ретортам и спиралям,

и выпавшие капли запираю

в хрустальный плен, что тешен взор и слух.

 

Мой взгляд доброжелателен и сух:

я серу жгу и добываю калий,

и впереди немало испытаний

мне предстоит - я возгоняю дух.

 

Мой милый город, не пугайся шума!

Прерви на время медленные думы,

смотри, как порох разрывает высь!

 

Громами своды неба потрясая,

стучит - ты слышишь? - бьёт в ворота рая:

эй, кто там? кто? а ну-ка, отопрись!

 

Текст обновлен автоматически с "Мастерской писателей"

Нечаянные творения