Пришествие Артура
Леодегран, король Камелиарда
Родил одну лишь дочь-красавицу и больше не имел детей,
И на земле она была прекрасней всякой плоти,
И в ней была его единственная радость - Гвиневера.
Зане немало малых королей, доколе не пришел Артур,
Владели этим островом и, безпрестанно затевая войны
Друг с другом, остров разоряли; временами
Языческия орды из за моря приплывали, грабя все, что оставалось.
И всюду полосами протянулась пустошь,
Где появлялся дикий зверь все чаще, и все реже - человек,
Доколе не пришел Артур. Зане вначале
Аврелий жил, сражался и погиб
За ним Пендрагон Утер жил король, сражался и погиб,
Но ни один из них не дал объединения державе.
А вслед за ними, время некое спустя, Король Артур
Могучей силой Круглого Стола все мелкие владенья
Привел под длань свою, Владыка, Государь, и царствовал над ними.
И та земля Камелиард лежала в запустенье
За чащами промозглыми, кишевшими зверьем,
Но мало кто, а иногда - никто, не выходил тревожить зверя ловлей,
И дикий пес, медведь, волк, вепрь днем и ночью
Здесь появлялись и поля заполонили,
И в королевские сады вторгались без боязни.
И то и дело волк, бывало, похищал младенцев
И пожирал их. Но случалось также часто, что волчиха,
Без выводка оставшись, жесткие сосцы давала
Дитяти человечьему, и те младенцы вырастали
В холодном логове, рыча и над приемной матерью четвероногой насмехаясь,
И делались полулюдьми, полуволками, истинных волков страшнее.
И Государь Леодегран с тоскою вспоминал о римских легионах
И Цезаря орлах: в его владенья вторгся брат венчанный, Уриен,
И наконец, язычников орда, окрасив в алый цвет
Тревожным дымом солнце, кровью - землю,
И тем же острием, что сердце матери пронзило,
Дитя дробя, обрушилась на королевство; и Леодегранс,
Уже в смятении не знал, в каком краю искать подмоги.
Но новый слух об увенчании Артура
Его достиг, - а вместе с тем и ропот многих,
"Он Утеру не сын", кричавших, - и к нему Король
Послал слова: "Возстань и к нам приди на помощь,
Зане мы погибаем здесь от человека и от зверя".
Артур тогда еще деяний ратных не свершил,
Но внял призыву и пришел; а Гвиневера
Взошла на стену замка, чтоб смотреть на шествие его дружины.
Но так как он ни шлем, ни щит свой не украсил
Златой эмблемой царственного сана,
Но ехал рыцарем простым, среди своих собратьев,
Из коих многие в доспехах побогаче были,
Она его не видела, а видела, так меж других не отличила
Средь всадников толпы, хотя Артур не опускал забрала.
Но обернувшись по пути, Артур
Почувствовал, что в жизнь его пролился вдруг
Свет ея глаз; однако он, проехав дальше,
Свои шатры разбил у леса. Затем язычников изгнал Артур,
А после истребил зверье, и в чаще леса
Широкие проделал просеки, впуская солнца луч,
И тропы проложил широкие для рыцарей и ловчих.
И с тем домой вернулся.
Ибо он изрядно задержался здесь,
А между тем сомненье, тлевшее в сердцах вельмож
Его державы, вспыхнуло открытою войною: большинство из них
И два десятка малых королей, соединясь, возстали на него
Крича: "Кто он такой, чтоб править нами? Кто нам доказал,
Что Утера он сын? Зане мы, глядя на него, не видим
В его лице, в манерах, голосе иль росте
И тени сходства между ним и Утером, которого мы знали.
Он отпрыск Горлоса, он не Король.
Он сын Антона, он не Государь".
И поспешив на битву из Камелиарда, испытал Артур
Труды, невзгоды и несчастья жизни, возжелав
Соединиться в Гвиневерой, и думая в седле:
"Ея отец сказал, что у себя они от зверя и от человека погибали.
Не возведу ли я ее из зверской той страны
На мой престол со мною рядом? Что за счастье
Быть одиноким Государем, оскорбленным -
О звезды, над моей мерцающие головой,
О ты, земля, что моего коня копытам гулко вторишь, -
В мечтах пространных оскорбленным? Ведь доколе
Не сочетаюсь с той, кого под небом нет прекрасней,
Я словно бы ничто в могучем этом мiре
И не могу мою вершить всецело волю,
Ни труд мой, и в моем же королевстве стать победоносным
Владыкой. Но когда б я сочетался с нею,
Мы жили бы единой жизнью, царствуя в единой воле
Во всем, власть возымели бы над этой дикою страною,
Чтоб свет ей дать, и власть над этим мертвым мiром, дабы оживить его"
Затем, - как говорит сей повести сказитель, -
Когда Артур на поле битвы прибыл, яркими шатрами
Его врагов, ему явился мiр столь светел,
Что видел он и самый крошечный утес
На тающих вдали вершинах, и звезду
Разсветную средь бела дня. Когда ж свой стяг широкий
Поставил Государь, тотчасже с двух сторон
Под гром трубы и вопли рога о крови, сраженье
Длиннокопейное вперед коней погнало.
И то бароны брали верх и короли,
То Государь, как было в той войне в обычай,
Но Силы, что по мiру шествуют, над ним явили
Сиянье молний и могучие раскаты грома,
Слепя все взоры, до тех пор, пока Артур великой силой
Своей десницы, от удара нового крепчавшей,
Всех рыцарей своих возглавив , опрокинул королей
Кардоса, Уриена, Крадлемонта
Уэльского, Клаудиаса, нортумберлендца Кларианса,
Брандагораса Латангорского и Морганора,
И Ангвисанта Эринского и оркнейца Лота.
И вот, от голоса, столь страшного, как голос очевидца
Тому, кто совершает грех и мнит, что мiр уснул, и что его никто не видит,
Ряды их дрогнули и прочь бежали, и велел Артур
Остановить клинки, рубившие бежавших. "За нами поле боя!"
И замерла война, затихла, точно бы в рисунок превратившись,
И был живой спокоен, словно мертвый,
И в сердце Государя воцарилась радость. Разсмеявшись
Он рек тому из воинов своих, кого любил и почитал превыше прочих:
"В тебе и тени нет сомненья в том, что я Король,
Так длань твоя трудилась ныне для меня прилежно".
"Мой Государь и Вождь", воскликнул тот, "огонь от Бога
Снисходит на тебя на поле боя. Знаю я,
Ты - мой Король!" И так как оба, в битве
Друг друга прикрывали спину, здесь, на поле смерти
Клялись в любви безсмертной. И Артур сказал:
"Для мужа слово данное - подобье Божье. Случай
Пускай творит, что хочет, я тебе до смерти верю".
Затем тотчасже с поля брани он отправил
Ульфиуса и Брастиаса, вместе с Бедивером,
Недавно посвященных в рыцари, к Леодограну
С таким посланием: "Когда хоть в чем нибудь тебе я послужил,
Дай Гвиневеру, дочь твою мне в жены".
Когда ж Леодегран услышал это, в сердце
В сомнении сказал себе: "Ведь я король, и как могу я, -
Какую помощь мне б он не воздал в моей нужде, -
Отдать мою единственную дочь не королю
И не рожденному от короля?" - и голос свой возвысил и призвал
Постельничего седовласого, кому любые поверял он тайны,
Прося совета: "Что тебе известно о рождении Артура?"
И так сказал седой постельничий в ответ: "Мой Государь,
Два старца в целом свете ведают об этом,
Из них меня постарше каждый вдвое; первый - Мерлин,
Что некогда служил Пендрагону магическим искусством;
Другой же - Мерлина учитель, по прозванью Блейс,
Который наставлял его в премудрости волшебств, но ученик
Опередил учителя, и так изрядно, что оставил Блейс
Занятья магией и все, что делал Мерлин, записал
В огромной летописи, и она, чрез много лет,
Откроет тайну нам Артурова рожденья".
И отвечал ему Король Леодегран: "Мой друг,
Когда хотя б наполовину сей Король Артур
Мне помощь оказал в сравнении с тобой сегодня,
Мой труп уже б зверье с бандитами делило;
Однако позови ко мне еще раз
Ульфиуса и Брастиаса вместе с Бедивером".
Когда ж они явились перед ним, спросил Король:
"Я видел, как кукушку изгоняет птичья мелюзга,
И почему оне так делают; но отчего сейчас
Вельможи ваши раздувают жар войны,
Артура называя кто то сыном Горлоса, а кто - Антона?
Скажите, сын ли Утера Артур, по вашему сужденью?"
И так Ульфиус с Брастиасом отвечали: "Да".
и молвил Бедивер, кто рыцарское посвященье первым
Стяжал при увенчании Артура, быв отважен сердцем, словом и деяньем,
Везде, где клевета шипела против Государя:
"Сир, много слухов собралось над головой Артура,
Зане есть те, кто ненависть к нему питают в сердце,
Они зовут его безродным, ведь чисты его пути,
А их пути - звериные, и оттого для них он ниже человека:
А есть и те, в сужденьях чьих он выше человека
И в чьих мечтах - Артур сошел с небес. Я ж верю, -
Когда тебе угодно было знать об этом, Сир, -
Тебе известно ведь, что в Утерово время Горлос, князь и воин,
Тот, чьим владением был замок Тинтагиль над Корнским морем,
Женат был на красавице Игерне, и она
Ему родила дочерей - одна из коих, Лота
Оркнейского супруга, королева Беллисент, всегда
Была близка Артуру, как достойная сестра; но сыновей
Игерна не рожала. На нее любовный взор направил Утер.
Но та, безукоризненная Горлоса супруга,
Любви Пендрагона блестящее безчестье возненавидела настолько,
Что Горлос начал с Утером войну, и был разгромлен и убит,
И Утер в ярости и в вожделенье осадил Игерну в Тинтагиле,
Там воинство ее, увидя рой могучий, окруживший стены,
Оставило княгиню и бежало, и Король вступил под своды замка,
И был один, к кому могла воззвать Игерна.
И так, под принужденьем силы, ей пришлось венчаться с Государем,
Слезами обливаясь и с поспешностью позорной; после,
Спустя немного лун, скончался Утер
В стенаньях скорбных о наследнике, что б правил
За ним и тем бы спас державу от крушенья.
И в ту же ночь, в ночь новогоднюю, до срока от печали
И скорби, что терзали мать его, Артур родился, и, едва рожденный,
Чрез тайный черный ход был отдан Мерлину, чтоб тот укрыл его
Подальше, ведь вельможи тех жестоких дней,
Как нынешние, - дикое зверье, и без сомненья, разорвали б
Они младенца на куски когда б о нем узнали; ибо каждый
Из них хотел лишь безграничной власти для себя, и многим
Был ненавистен Утер из за Горлоса. Поэтому младенца
Взял Мерлин и вручил Антону, рыцарю немолодому, с давних пор
К тому же другу Утера, его жена
Вскормила принца юного и вырастила вместе с сыном собственного чрева,
И ни одна душа о том не знала. И в то время как вельможи
Зверям подобно диким, меж собой дрались, держава
Пришла в упадок; но теперь, в год нынешний, когда Артура Мерлин
(Поскольку пробил срок) привел в палату тронную, сказав:
"Се Утера наследник, ваш король", сто голосов вскричали:
"Долой его! Он нам не Государь! Сын Горлоса иль сын Антона,
Но не король, - иль вовсе он безродный!" И хотя своим искусством
Смог Мерлин увенчать его и короля просил себе народ,
Вельможи, вслед за тем объединившись, начали открытую войну".
Затем, в то время как Король все разсуждал о том,
Сын ли греха Артур иль отпрыск Горлоса посмертный,
Иль родился от Утера до срока, иль слышал он хоть слово правды
В разсказах этих рыцарей, приехала в Камелиард
С Гавейном и Мордредом юным, сыновьями
Своими, Королева Беллисент, супруга Лота, Короля оркнейцев;
Леодегран ей задал пир, как смог, не как хотел,
И за беседой на пиру вопрос ей задал:
"Сомнительный престол - что лед на море летом.
Вы ныне от двора Артура. Мне его посланцы
Доносят о его победе! Пусть так, но верите ли Вы,
Что этот Государь - ведь ненависть к нему сильна во многих,
Кто столь силен, а рыцарей его так мало, как бы ни были они отважны, -
Настолько крепок, чтоб врагов своих в повиновение низвергнуть?"
"О Государь", она воскликнула, "скажу тебе: их мало,
Мало, но отважны все и все с вождем своим единодушны,
Ведь я стояла рядом с ним и слышала, как смолк
Рев дикий лордов Утера, и видела, как сел Артур
В венце на трон, и рыцари его кричали:
"Будь королем, и мы твою исполним волю,
Любя тебя!" Тогда Король глубоким голосом, в простых словах,
Высоким властным смыслом наделенных, их сковал
С собой столь искренним обетом, что, возстав,
Уже как рыцари, с колен, бледны иные были,
Как будто видели явленье духа; иные ж покраснели,
А некие глядели так, как будто яркий свет их поднял ото сна и ослепил.
Когда ж он радостно восславил Круглый Стол
Словами, преисполненными утешенья свыше,
Которыя уста мои не в силах повторить перед тобой - я увидала,
В очах у каждого из Ордена мгновенной вспышкой
Подобье Короля, и прежде чем ему растаять в их чертах,
Вдруг над крестом, вокруг стоящих озаряя,
И осветив Распятого, спустились сквозь окно над головой Артура
Три яркие луча - лазурный, золотисто-алый и зеленый,
На трех высоких королев-красавиц, что в безмолвии стояли у престола,
К Артуру лица обратив, зане в его нужде оне явились оказать поддержку.
Там видела я Мерлина, чей многомерный разум
И сотня зим прожитых были только словно руки
Вассалов верных на усердной службе своему сеньору.
И рядом с ним Владычица Озерная стояла,
Владевшая познаньем более глубоких чар, чем Мерлин,
В наряде из парчи блестяще-белой, поразительна, таинственно-прекрасна,
Она вручила Королю свой мощный меч, кресту подобный,
Орудие изгнать язычников; туманной дымкой ладан
Вокруг нее курился, и черты ея лица
Почти терялись в полумраке храма; но и в песнопениях священных
Глас вод был слышен, ведь она живет
На глубине великой, вечно безмятежной, пусть любые бури
Наш сотрясают мiр, и по волнам подвижным,
Подобно Господу, она имеет власть ступать.
И там Экскалибур еще я видела, - его несли
Перед Артуром, к увенчанью шедшим, - меч,
Явившийся со дна озерного, и Государь тогда к нему свой челн направил
И взял его, украшенный богато в рукояти
Каменьями, Уримом чародейным, - и клинок
Блистал так ярко, что слепил глаза Артура свите, -
И буквы языка, древнейшего на свете, на одной
Клинка гласили стороне: "Возьми меня", но поверни клинок,
И ты прочтешь на том наречье, коим ты с младенчества владеешь,
"Прочь брось меня!". И опечалились черты Артура,
Когда он взял тот меч, но старый Мерлин молвил:
"Бери его и им рази! Срок прочь его отбросить
Еще весьма далек". И с тем тот меч могучий взял Артур
И им повергнет в прах всех недругов своих".
Тому Леодегран возрадовался, но, задумав
Свои сомненья исчерпать до дна, спросил опять,
Не отводя упорно глаз с ея лица "Стрижи
И ласточки весьма близки родством: но все ж не ближе,
Чем Вы с монархом этим благородным, ведь Вы его любимая сестра",
И Беллисент рекла: "Я Горлоса с Игерной дочь". - "И потому
Сестра Артура?" вновь спросил Король. Она ж в ответ:
"Здесь тайна скрыта", и обоим сыновьям велела знаком
Уйти и их одних вдвоем оставить. Встал Гавейн,
И заливаясь песенкой, прочь убежал, как жеребенок,
Мотая гривой длинною; но ухо приложил к двери Мордред,
И кое что услышал; после ж сам он посягнет на трон и свой удел познает.
И так тогда сказала Королева: "Что я знаю?
Ведь темноглазой мать моя была, темноволосой, как она,
Темноволоса я и темноглаза; был таким и Горлос,
И Утер тоже, да, почти как смоль; но Государь
Светлее Бриттов всех и всей людской породы; и к тому же
И по сей день со дней моих начальных слышу
Я в памяти плач матушки моей и, через слезы,
Ея слова: "О милая малютка, одного хотя бы брата
Тебе, чтоб охранить тебя на жестких перепутьях мiра".
"Ах", произнес Король, "Вы слышите подобный плач?
Когда ж впервые привелось Вам встретиться с Артуром?"
"О Государь", воскликнула она, "я истину тебе скажу: впервые
Меня он девочкою маленькой увидел: отшлепали меня
Тогда за малую вину, и не мою, и я бежала прочь
И с головой укрылась в вереске, возненавидев
Весь белый свет и всех живущих в нем, рыдая и себе желая смерти,
И он - не знаю я, пришел он сам собой иль Мерлин,
Который может, говорят, невидимым бродить, когда ему угодно,
Его привел, - со мной он оказался рядом,
И добрые слова мне говорил и сердце мне утешил,
И слезы осушил мои, со мною быв ребенком.
И много раз он приходил, и постепенно
Со мною вместе становился старше; и печальным
Мне иногда казался, вместе с ним печалилась и я,
А иногда он был суров - тогда его я не любила , но опять
Он добрым делался, и я его любила снова.
Теперь все реже видимся мы с ним, но первые те дни
Мне дороги часами золотыми, - ведь уже тогда
Я думала уверенно, что Королем он станет.
Однако же позволь мне рассказать иную повесть:
Ведь Блейс,- как говорят, учитель Мерлина, - совсем недавно умер
И перед смертью просьбу слезную послал ко мне
Придти к нему его последния слова услышать,
Пока он не разстался с этой жизнью. Чародей лежал
Весь сморщенный, как будто бы подменыш; я вошла
К нему, и он мне разсказал, что некогда и он и Мерлин
Служили Утеру, доколе тот не умер, и в ту ночь
Когда Пендрагон в Тинтагиле умирал в стенаньях скорбных
О сыне и наследнике, они вдвоем, оставив Государя,
Когда затих он, вышли дух перевести, затем
Вратами замка задними, нависшими над бездной,
Сквозь ночи жуткий мрак - в ту ночь, когда разверзлись
Пределы между небом и землей, - и вдруг,
Так высоко над грозною пучиной, что казался в небесах парящим,
Корабль, похожий на крылатого дракона, от кормы до носа
Сияющий, от блеска тех, кто там на палубе стоял,
Явился и исчез тотчасже. И тогда те двое
Спустились в бухту малую и видели, как море
Вставало и обрушивалось волнами, и каждая из них
Была сильнее предыдущей, пока, последняя, девятая волна,
Величиной едва ль не в полпучины, сотней голосов
Гремевшая, возстала медленно и с ревом опустилась,
Сверкая, словно пламя. И с волною и огнем на берег
Был принесен нагой младенец, прямо к Мерлина ногам.
Тот наклонился, и поднял младенца, и воскликнул: "Государь!
Вот Утера наследник!" И волны той мощной пена
При этом слове растеклась по берегу и окропила чародея,
И тотчас все вокруг объяло пламя, и младенец
И маг как будто облачились в огненные ризы. А вслед за тем
Явилась тишина, и в тишине открылись звезды в ясном небе.
"Младенец сей", рек Блейс, "есть тот
Кто ныне царствует: покинуть этот мир спокойно
Не мог я, не сказав об этом". С этим словом
Провидец отошел путем прямым и страшным смерти,
И не услышит больше ничьего вопроса, кроме
Всевышнего Судьи; когда ж при встрече я спросила
У Мерлина, являлись ли на деле лучезарный тот дракон
С нагим младенцем в славе над разверстым морем,
Он разсмеялся, как ему обычно, и ответил мне стихами,
Как древние поэты, три строки сплетая риθмой:
"Дождь, дождь - и солнышко! и радуга сияет,
Премудрость в юном только возрастает,
Ум старика до смерти все блуждает.
Дождь, дождь - и солнце! Радуга над лугом!
Мне истина одно, другое - другу;
Нагой или в одеждах ей не туго.
Дождь, солнце, дождь! Цветет цветок свободно:
Луч, капли, луч - где знающий сегодня?
От бездны к бездне плыть ему угодно".
И разсердил меня загадками своими Мерлин; ты же
Не бойся Гвиневеру, дочь единственную, в жены дать
Монарху этому: ведь величайшие из бардов воспоют
Его; и темные, неясные реченья древности в умах людей
Звучат далеким эхом от разсказов стариков у очага,
Их украшая дни, когда их бранный труд окончен,
Они о Короле вещают; в наше время Мерлин
Не в шутку говорил о нем, но клялся,
Что даже будучи жестоко ранен, не умрет Король,
Но лишь уйдет, чтоб возвратиться вновь; тогда или теперь
Он под ноги себе всех до единого язычников повергнет,
И те со всем народом славу возгласят ему как Государю".
Она рекла, и ликовал Король Леодегран,
Но размышляя: ""Да" иль "нет" ответить мне",
Все ж сомневался, и в сомнениях им овладела дрема,
И головой поникнув, он уснул и видел сон: высокий склон,
Что рос все время, вслед за полем поле вверх
Тянулось, а вершину укрывала дымка, и над нею призрак короля
То появлялся, то терялся снова; а над склоном
Поднялся меч, упала лань, прогнали стадо,
Огонь вдруг вспыхнул; и от скирды и крыши вся земля
В потоках дыма, что клубами ветер гнал, тянулась
К вершине, где сливалось все в густеющем тумане; между тем
Венчанный призрак раз от разу слово обронял, и кто нибудь внизу
Вставал и звал услышать слово, но другие
Убийства и пожары множа, лишь кричали: "Не король он нам,
Не сын он Утера, не наш король!"; затем в мгновенье
Преобразился сон Леодеграна: долу
Туман спустился, а земная твердь пришла в ничто, но Государь
В венце все также возвышался в небе. И Леодегран проснулся, и отправил
Ульфиуса и Брастиаса вместе с Бедивером
Домой к Артурову двору с ответом "да".
Тогда Артур призвал того из воинов, кого любил и почитал
Превыше прочих, сэра Ланселота, и ему доверил
Скакать в Камелиард и привезти оттуда Королеву,
И вышел проводить его к воротам. Ланселот уехал
Среди цветов (зане тогда апрель кончался) и средь цветов вернулся с Гвиневерой в мае,
И по ея приезде, сам святейший Дубрик,
Британской церкви предстоятель, в прекраснейшем соборе
Венчал с ней Государя тем же утром, и в одеждах белоснежно-белых
Вожди прекрасноликие достойнейшей эпохи,
Свои обеты славя и Артура, рыцари его окрест стояли
Ликуя громко. И через двери разтворенныя поля сияли
Сияньем мая, и майскими цветами
Украшен белый был священный жертвенник, и солнце мая
Лучи ниспосылало на Артура. И всю красу земную
Они, дивясь, в своей узрели Королеве; ладан
Клубился, и звучал в священных песнопеньях голос,
Подобный гласу вод, когда Король и Королева
Клялись в любви безсмертной перед алтарем Христовым.
И рек Артур: "Теперь один удел у нас! Пусть случай
Творит, что хочет, я люблю тебя до смерти!"
И Дубрик молвил, простирая руки: "Царствуйте вдвоем, живите и любите,
И измените мiр, и да явится Королева
С тобой единым целым, и исполнит Орден Круглого Стола,
Цель безпредельную их Государя!"
Так Дубрик рек; когда ж они из храма выходили,
Перед дверьми предстали им Патриции из Рима, с безразличием надменным
Взиравшие на шествие; когда же Круглый Стол спустился в город,
Сверкавший в солнечных лучах и золотых одеждах,
Труба взгремела, и запели рыцари Артура перед Государем:
"Труби, труба, ведь светел и прекрасен мiр наш в мае;
Ночь долгая прошла, - труба, труби, не умолкая!
Труби живущим всем: "Да царствует Король!"
Владеть ли Риму иль язычникам Артуровой державой?
Сверкайте, меч с копьем, по шишакам, булавы!
Руби, секира, меч, сверкай! Да царствует Король!
За Короля, за жизнь! О тайном слове Королю от Бога
Известно рыцарям Артура, пусть немного.
Руби, секира, меч, сверкай! Да царствует Король!
Труби, труба! Он скоро возведет всех нас от праха.
Труби! Смерть похоти, мир крепости без страха!
Греми, секира, меч, звени! Да царствует Король!
За Короля умри! И твердо помни, умирая:
Король всегда Король, чья воля - у порога Рая.
Греми, секира, меч, звени! Да царствует Король!
Труби, ведь наше Солнце ярче и сильнее в мае!
Труби, ведь сила Солнца день за днем крепчает!
Греми, секира, меч, звени! Да царствует Король!
Христу вослед идет Артур, мы - за Артуром следом,
Таинственно Всевышний вдохновил его к победам.
Руби, секира, меч, сверкай! Да царствует Король".
Так пели рыцари, ступая к Орденской Палате. И туда же
Во время пира римские Патриции вошли, посланцы
Медлительно дряхлеющего властелина мiра,
И требовали дани, некогда наложенной на бриттов.
Но рек Артур: "Вот те, кто клялся мне в моих походах ратных
Моей десницей быть, мне вознося служенье
Как своему Владыке. Прежний дел порядок
Меняется и уступает место новому. И мы, бойцы
В войне за нашего высокого Отца Христа, увидев,
Что вы состарились и больше уж не в силах
Изгнать язычников от стен, когда то возведенных вами,
Вам дани не дадим". И с тем Патриции ушли во гневе, и Артур сразился с Римом.
И Артур и рыцари его в едином волевом порыве
Нерасторжимы были некий срок, и так Артур привел к повиновенью
Всех малых властелинов, и в двенадцати великих битвах
Языческия орды сокрушил, и возсоздал державу под своею царственною дланью.