Аннотация: Это начало новой повести, продолжающей "С'рую Книгу"
Книга Алаго Вина
Часть 1. Хрумъ
Глава 1. Найденная царевна
В те далекие дни, о которых мало что открывают человеческой памяти высокое небо, седоголовыя горы, потоки вод, земля и скрытые в ней корни растений, а также кровь в жилах потомков древних родов, когда Государь Фаридун делил мiр между своими детьми, границей между уделами среднего сына Салма и младшего Ираджа, Западным и Срединным царствами, он определил реку в ста фарсангах к западу от горного кольца, что окружает исконную столицу Ариев Парсу. У Ариев эта река называлась Спет, т.е., "Белая", но жители Запада, изменившие древний язык до неузнаваемости, и называющие Сальма - Кимром, страну свою Кимри, самих же себя - кимрайг, поменяли также и имя этой реки. Теперь они зовут ее Черной, Ди, и Диврдви, что означает "Воды Богини", и почитают как священный, нерушимый рубеж своего государства И вправду, во все века, прошедшие после того, как Манучехр утвердил свой трон в Срединном царстве и назвал его Эранвеж, "Просторный путь Ариев", эти берега не видели войны. Их пророки и хранители древних сказаний говорят, что сама Великая Владычица, имен коей столь же много, сколь и волн в этой реке, перевезла в своей лодке царя Кимра. С тех времен нет на этой реке мостов, только лодочныя переправы вели через ея спокойныя серебристыя воды, . Истоков ея не видел никто из смертных ни в Эранвеже, ни в Западном царстве; только в тех же сказаниях западных пророков, говорится о том, что давным-давно, еще до того, как мiр был разделен, и даже до Великой Зимы, бывшей перед тем, тогдашний мiродержец Пенхелиг родился в горах, там, где эта река берет свое начало. Арии, зовущие Пенхелига Джамшидом, а Западное царство - Хрумом, о том не знают ничего.
Как бы то ни было, но лодочниками на здешних переправах были только кимрайг. Царскими граматами в обоих государствах эта привилегия была утверждена за членами одного рода, немало тем гордившегося, ибо старейший в этом роде имел место в совете царя Кимри с чином пендевига, т.е., "знатнейшего". Ибо согласно все тем же сказаниям, родоначальником его был один из спутников Кимра. Эта привилегия была торжественно подтверждена Царем царей Ариев Кай-Хосровом после победы союзных сил Срединного и Западного царств над Восточным царством потомков нечестивого Тура, старшего сына Фаридуна. Когда же Кай-Хосров оставил престол и ушел, и никто никогда его не видел более в нашем мiре, его преемник Лохрасп объявил неотменно-действительным его подтверждения на все времена.
И в тот же год случилось нечто, чему суждено было еще сильнее скрепить этот союз между двумя державами. Тогда, однако, никто еще не догадывался об этом.
Начинался третий час от разсвета, и солнечный свет плавно струился по неспешным, уверенным в себе водам. В то утро никто еще не выходил к переправе, к которой со стороны Арайла, как на Западе называют Эранвеж, вела неширокая дорога от кольца гор далеко, у самого горизонта, на северо-востоке. Мало кто пользовался ею, в щелях между ея плитами густела трава, и по обеим сторонам реки она называлась Одинокою Тропой, потому что нигде на всем своем протяжении она не сливалась и не пересекалась ни с какою другою.
Но вдруг гулкий звон бронзового колокола на пристани с той стороны нарушил привычную утреннюю дрему кожаных лодок. Вышедший лодочник - имя его было Хилиог, сын Ллива, - увидел одинокую маленькую фигурку, качающуюся на колокольном языке как на качелях. И вдруг звон оборвался, и маленькая фигурка с плеском упала в воду. Не успел Хилиог даже побежать к своей лодке, как на пристань стрелою непонятно откуда вылетел леопард и прыгнул вслед за упавшей. Лодочник в одно мгновение обрубил привязь, столкнул лодку на воду и принялся грести что было сил, но зверь уже схватил барахтавшееся тельце и к удивлению Хилиога плыл прямо на него. Поравнявшись с лодкой, леопард поплыл дальше к дому перевозчика, и тот повернул за животным. Выйдя на берег, большая кошка бережно уложила свою ношу, облизала ей лицо, а потом отошла на несколько шагов и села, глядя в сторону леса к северу от пристани, словно бы ожидая, чтобы человек приблизился к человеку. Когда же Хилиог причалил, леопард поднялся и в несколько прыжков скрылся в лесу.
Подойдя к лежащей, перевозчик увидел, что это была девочка лет трех-четырех, очень бледная и очень красивая. Мокрые русые волосы, прилипали к высокому и чистому лбу, обнимали удлиненный овал лица с прямыми четкими чертами. Багровое платье с белою оторочкой по вороту, рукавам и подолу, облекавшее маленькое, стройное тело, отличалось от тех, что носят обычно девочки в Арайле разве что качеством дорогой материи. Дыхание ея становилось все более спокойным и ровным, и на щеках сквозь бледность пробуждались краски. Вдруг ея ресницы распахнулись, и в ярко-синих глазах, взглянувших на него в упор, Хилиог увидел не страх, но огромное изумление. Девочка некоторое время лежала, осматриваясь, потом вскочила на ноги, все так же глядя по сторонам, словно выискивая что то или кого то. Лодочник спросил ее на языке Арайла, (исконные прибрежные жители по обеим сторонам реки свободно могут разговаривать между собою):
- Кто ты, девочка? Откуда ты?
Девочка обернулась, словно застигнутая вразплох, и глаза ея потемнели, оттого, что изумление в них смешалось с тоскою. Губы шевельнулись, приоткрылись, но не издали ни звука, на ресницах заблестели слезы. Она прижала пальчик к губам и, отвернувшись, вновь заискала глазами вокруг. Наконец она заметила следы леопарда, и лицо ея осветилось радостью. Там, где зверь сидел еще недавно, высматривая ее в реке, она легла наземь, свернулась клубком и, прижавшись к следу лицом, заснула. Когда ровное и спокойное ея дыхание сказало Хилиогу о том, что сон ея сделался глубоким, он осторожно подошел к ней, поднял ее на руки и отнес в дом на свою постель.
Она спала весь день и ночь, и лодочник лег на кровать, служившую для путников в ненастье, когда переплыть Ди было невозможно. Проснувшись за час до разсвета, лодочник увидел, что постель пуста, а в открытую дверь струится свет молодой луны. Хилиог встал и, поспешно одевшись, препоясавшись мечом и повесив на плечи лук и колчан, вышел из дома. Ни светильни, ни факела он не взял: луна светила ярко, почти горела над землею, и ночная тьма уже начинала бледнеть. Темно-синяя, почти черная река что то сонно шептала небу, и кроме этого окрестную тишину нарушал лишь легкий детский смех, отчетливо доносившийся со стороны леса. Хилиог обернулся на этот звук и увидел под деревьями леопарда и рядом с ним - девочку. Перевозчик наложил стрелу на лук и начал осторожно подкрадываться к ним. Ни зверь, ни ребенок, казалось, не замечали его. Леопард лежал, вытянувшись во всю длину, а девочка вбиралась ему на спину, окуная руки глубоко в пятнистый мех, отливавший латунным блеском в лунных лучах, обхватывая его круглую голову своими маленькими ручками и весело смеясь, а рядом с ними белел шерстяной платок, которым Хилиог обернул найденыша взамен ея мокрого платья. А когда человеческий детеныш оказывался на загривке у зверя, тот мгновенно переворачивался навзничь, ловя передними лапами падающее тельце, и девочка еще сильнее заливалась хохотом. Наконец леопард облизнул ей лицо, встал и, все так же не обращая внимания ни на лодочника, ни на натянутый лук в его руках, и четкою тенью на фоне сереющего неба скользнул в лес. Девочка подобрала платок и, закутавшись в него, подошла к Хилиогу, весело и безмятежно глядя ему в глаза.
Так прошло несколько недель. Днем странная девочка все больше спала, а по ночам убегала на встречи со своим диким другом. На вопросы Хилиога она не отвечала, и даже ни разу не произнесла ни слова на языке Арайла, и лодочник не выказывал больше любопытства. Но она не утратила разума и дара слова и мало-помалу выучила несколько слов на языке кимрайг.
Хилиог жил уединенно: жена его давно умерла, единственный сын вырос и теперь служил на собственном перевозе почти в лиге ниже по течению Ди, а путников на Одинокой Тропе, проходившей к тому же далеко от населенных мест, как уже говорилось, всегда было мало. Однако слухи о странном немом ребенке, выловленном из Вод Богини и играющем по ночам с хищным зверем, очень скоро разошлись по всей области. Близился праздник Начала Лета, в который царственныя владыки Хривайна, столицы кимрайг, со свитой торжественно объезжали берег Ди. Молва о находке Хилиога бежала впереди запряженной четырьмя белыми конями золотой колесницы Государыни Арианрод и ея сына, царевича Майларθа. Когда же царский поезд, по вековому обычаю начинавший объезд именно отсюда, показался на Одинокой Тропе, девочка вышла из дома и побежала в лес на виду у всех собравшихся. Но вот колесница царицы остановилась, и Арианрод, в белой шелковой рубахе с золотыми вышитыми птицами на подоле и запястье, в огненно-пурпурном бархатном плаще, и диадеме, в виде переплетенных ивовых ветвей из золота с берилловыми листочками, готова была, держа за руку Майларфа, тоже в белой рубахе до пят, с золотым поясом и в золотом оплечье с аметистами и лунными камнями, широкой с пурпурной повязкой на пепельных волосах, сойти наземь у самой кромки воды, уже Хилиог, как полагалось членам его рода, протянул ей руку, как из леса вышел леопард, а на спине его сидела девочка. Лошади заволновались, царские стражники выставили копья, но зверь продолжал идти, словно не видя их, на неотрывный восхищенный взгляд царевича. В глазах его не было ни злобы, ни раздражения, ни желания напасть, он, безшумно и плавно ступал по свежей траве, неся свою ношу, как корабль, что в ясный день плывет по спокойной воде под благоприятным ветром и уверенной рукою кормчего. Так же спокойно Государыня подняла ладонь, давая знак страже убрать копья, и когда леопард подошел совсем близко, сошла с колесницы, опираясь на руку лодочника, и сама протянула руки к девочке. Девочка соскочила наземь и словно маленький вихрь уткнулась в ея колени. Потом подняла голову и заглянув ей в глаза, подошла к Майларθу и положила руки ему на плечи, а леопард свернулся клубком у их ног, довольно урча, точно большой пятнистый кот.
Отсюда девочка сопровождала царей вдоль реки, по всем прибрежным селеньям и перевозам, а затем и в столицу, и всю дорогу проделала так же верхом на леопарде, рядом с их колесницей, и кони уже не волновались от близости дикого животного. И теперь молва уже не просто летела впереди них, бурным, шумным и неодолимым потопом она затопила всю страну Кимрайг, и люди неслись на ея волнах, чтобы увидеть этот праздничный дар Диврдви, повсюду на царского шествия с венками цветов и зелеными ветвями в руках, усыпали дорогу цветами и монетами, устилали пышными тканями. Едва ли ни все население столицы, - кроме разве что тех, кого приковали к постели старость или тяжкий недуг, высыпало к ея главным воротам встречать Государей. Совсем недавно кимрайг вместе с царем Арайла одолели, - как хотелось верить, навсегда, - сильнейшего пособника дикарей круитни, беды из бед их земли, а потом вдруг сюда дошли странные вести о том, что их недавний верный союзник, тот, кого в Хривайне прозвали Горвлухтан, "Чашей Огня", отрекся от престола и безследно исчез; и вот теперь новое загадочное послание из Арайла! И среди всего этого невероятного оживления, безчисленных толп и несмолкающей ликующей музыки немая пара, вызвавшая все это, - одетая в багряное платье девочка без имени и желто-пятнистый зверь ни на секунду не теряли поистине царского достоинства.
Государыня Арианрод отвела девочке особые покои во всех царских дворцах, везде рядом с охотничьим парком, в котором обустраивался леопард. Довольно быстро девочка выучилась языку кимрайг, и уже через три месяца по прибытию в Хривайн говорила на нем так, словно это был ея родной язык. Но как ни старалась царица и ея Пророки, хранители древней мудрости детей Кимра, они не смогли добиться от нее и слова о ея родителях, о том, почему она оказалась в реку и о том, откуда все ея прошлое было словно вырвано с корнем, вместе со знанием языка Арайла, и казалось, уже никто и никогда не сможет вернуть ей память о нем. Видя ея смышленость и жизнерадостность, Государыня пожелала было вырастить ее невестой царевичу, но Хентан, глава пророческого сословия, удержал ее, объявив, что, когда он бился над загадкою ея происхождения, ему было открыто, что никогда она не станет царицей Кимрайг, ибо судьба ея иная и пути ея ведут за пределы Хривайна.
- Но если ты не можешь сделать ее нашей царицей, Государыня, - сказал он, - ты можешь все же сделать ее твоей дочерью.
Арианрод послушалась его совета и, как требовал обычай для приемного чада, дала ей имя первая часть которого была той же, что и в ея собственном: Арианклин, "Сребробедрая". Это имя очень понравилось девочке, но сама себе она придумала еще прозвище Кадди, "Кошка Ди", и вскоре ее так стали называть все, уж очень это прозванье подходило ей, а первое имя употребляли только во время торжественных церемоний. Леопарда же она назвала Эвидд, то есть "Желтая медь".