Кононов Сергей Андреевич : другие произведения.

Параллельные. Книга 1. Печать Оккультармиса

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Действие разворачивается на архипелаге под названием Трибальт, в частности в окрестностях города Канна, столице Острова Земли. Молодой трибальтянин по имени Синай Вамну хитростью входит в доверие к Тайре, главе инквизиторской секты Оккультармис, держащей Трибальт в "ежовых рукавицах". Пользуясь доверием всех инквизиторов от мала до велика, Синай проникает в библиотеку сектантов и крадёт из неё страницу, в которой указано всё про печать, поставленную ему на левую ладонь очень давно самим Тайрой, а после экспериментирует с ней, как только хочет. Однако Синаю придётся соблюдать предельную бдительность: если что пойдёт не так, не только инквизиция начнёт за ним охоту.
  Книга 1. Печать Оккультармиса.
  
  Escapist - Knife.
  
  Пророчество (вместо пролога).
  
  Из непроглядного, тёмного, словно вулканический дым, тумана неожиданно возник каменный трон, сверху донизу украшенный резьбой. А на этом троне неподвижно, как статуя, сидел старец маленького роста, с большим носом и густой бородой. Немного погодя, он провёл по воздуху сухой рукой - и тут же перед ним возник стол. Стол этот был - простая каменная плита, парившая в воздухе, словно кто подвесил её на невидимой нити. На столе появился дым, из которого затем возникли круглые деревянные плашки, и на лицевой стороне каждой из них по руне. Старец старательно сухими пальцами и силой мысли перебирал руны по столу. Временами они то взмывали вверх, как подвешенные, то плавно опускались; они вращались по своей оси то вертикально, то горизонтально. Какие руны приняли своё положение что в строке, что в колонке, так на стол и легли... Так продолжалось, пока руны не сложились в один текст, занявший весь стол целиком, в том числе и боковые стороны - стол тоже вращался вместе с теми рунами.
  "В канун зимнего солнцестояния, - сказывал старец, приглянувшись к получившемуся тексту, - ночь придёт самая долгая и мрачная. В ночь эту будет избран в Верховной бухте новый владыка земли Трибальтской, и поднимет он землю Трибальтскую на ступень новую, чему возрадуются все. Все, кроме одной. Это будет Служанка ночи, что служила не одному владыке, не один князь был хозяином ей. В ночь избрания нового владыки она тайно присвоит себе знания запретные, и с ними покинет она Верховную бухту, и скроется в тайной усадьбе своей, что стоит на вершине Каменного перста. Там она призовёт на землю Трибальтскую из мира потустороннего силы невиданные, да себе на служение поставит.
  Обретя силу их, Служанка ночи свергнет новоизбранного владыку, захватит трон трибальтский, и объявит себя Королевой ночи. Не все роды земли Трибальтской признают власть её. Начнётся великая война. Начнут переплетаться интриги вне пределов обители Королевы ночи, и внутри её. Но многие жаждущие власти, пряча ложь под личиной верности, Королеву ночи предадут, и сами силу невиданную себе присвоят. Силу невиданную возьмут в свои руки и те, кто против Королевы ночи пошёл. Потом начнётся Великая усобица, брат на брата пойдёт, сын на отца с мечом пойдёт, внук в деда своего топор вонзит. Великая усобица разгорится с новой силой, кровь будет литься, как река, огонь будет пылать, как в печи кузнеца, союзы то соединяться, то распадаться.
  И пошлют силы небесные двух воительниц, единой кровью связанных. Присвоят они себе две самые могущественные и внушительные силы невиданные, и одна станет управлять силой, богам подобной, а другая научится создавать, изменять и уничтожать жизнь. Одна будет нести свет, другая - смерть. Одну воительницу нарекут Светлым Воителем, другую - Воителем Тёмным. Получив силы невиданные и освоив их, воительницы вновь объединят разрозненные роды земли Трибальтской, и настанет мир.
  Но настанет день, когда Тёмный Воитель оставит служение родине ради единоличной власти, её предпочтёт гармонии. Отвернётся Тёмный Воитель от гармонии, предназначение своё забудет, и вкусит он плоды власти и богатства. Повздорят Воители, и настанет новая война, и будет она страшнее прежней. Светлый и Тёмный Воители, и их сторонники пойдут друг на друга с мечом. Светлый Воитель ранен будет, и силу свою пожертвует чаду, что родится у посредников между миром людей и миром потусторонним...
  И затем на смену прежнему придёт в мир новый Светлый Воитель, который развивать свою силу будет, дабы противостоять Воителю Тёмному, что предал землю Трибальтскую. По глазам цвета озера узнают его, волосы у него темнее самой мрачной ночи, и третий глаз обретёт он, из-за чего Трёхглазым юнцом будут называть его в народе.
  Нелёгок будет путь у нового Светлого Воителя. Поначалу преследовать его и род его будут всякие, кто их познаниями завладеть желает, да смерти их жаждет. Оставшись без рода, светлый воитель скитаться будет по земле Трибальтской, и не найдёт себе покоя, ибо пойдут против него любые, кто жаждет головы его, и кого нанял Тёмный воитель. Множество испытаний предстоит пройти Воителю Светлому, множество преград преодолеть, множество опасностей его поджидают. Одна засада будет сменять другую. Одно испытание минует другое. Много времени пройдёт, много воды утечёт с той поры. Много лет лишений он перенесёт, чем обострится его жажда мести Воителю Тёмному.
  Светлый Воитель окрепнет, что сможет в одиночку своротить горы, целое войско разгромить он будет способен, да и Тёмный Воитель бездействовать не станет, нигде и ни в чём не уступит он Воителю Светлому.
  И в день летнего солнцестояния сойдутся воители на земле Бесплодной, что лежит в океане, подальше от берегов земли Трибальтской. Тёмный же Воитель противопоставит помимо своей силы ещё и многочисленных слуг да сторонников своих. Противостояние затянется до самой темноты. А с приходом её упадёт с неба Звезда разрушения. С взрывом, что произведёт она, уйдут и воители. Светлый со светом сольётся, да на небо взойдёт, а Тёмный смерть заставит служить себе, да в земле пропадёт. Много лет сна им сулит беда, что принесёт с собой Звезда разрушения.
  Возродятся потом воители, и каждый в разную пору. Тёмный Воитель первый восстанет из пепла, власть в Обители лесоруба захватит путём тайным, и провозгласит себя богом. И соберёт он себе сторонников, которые станут внушать людям страх и недоверие, погубив тем традиционный уклад жизни, а сам в тени прятаться будет. Светлый Воитель переродится в свете, что дождём прольётся над Алтарём надежды. И повторит он судьбу, что пережил ещё до падения Звезды разрушения. Будучи чадом столкнётся после он со сторонниками Тёмного Воителя, сам того не желая, осуждён будет. Поставят замок на руке его да в Проклятую цитадель на растерзание чудовищам сошлют его.
  И до тех пор, пока не восстали Воители, соберутся на Горе Совета волхвы, и расколется земля Трибальтская на четыре земли, называться будут они по четырём первоэлементам, из которых создана вселенная. Те, кто живёт на севере, объявят владыку своего богом, и всякая капля будет в руках его, каждый клочок земли. Те, кто живёт на юге, нести будут огонь разрушительный, и по иному пути пойдут. Вырастут на их земле столбы стальные, и огонь их гореть будет жарче зноя. Те, кто живёт на востоке, выберут свободу, и сделает это их стойкими и сильными духом, и от времени до времени вождей своих выбирать себе будут они. Те, кто живёт на западе, сохранят традиции, что даровали им предки, но часть их будет изменена, дабы не помнили они Тёмных веков. Кто не признал решения волхвов, жить будут вне четырёх великих земель. Но жизнь их будет недолгой, ибо сгинут они бесследно. Не войны погубят их, не голод, не болезни неизлечимые, ни даже проклятия, а сами сгинут они, и будут на веки забыты.
  Пройдут, минуют недолгие сумерки. Возродится вновь Воитель Светлый, вернёт он себе силы былые, и хитростью покончит со сторонниками Тёмного Воителя, не получит от сего одобрения со стороны, а лишь раскроет он себя. И воители вновь сойдутся на узкой тропинке. И начнётся новая война, другим очам не видимая, и о которой будут знать лишь очень немногие... до поры, до времени..."
  Закончив со сказанием, старец легонько махнул рукой, и стол с рунами исчез. А после в тумане бесследно пропал и сам старец.
  
  Глава 1. После экзаменов.
  
  Случилось это всё очень давно, на одной далёкой-далёкой земле. А началось всё здесь, в городе Канне, в самом большом его здании - академии адептов; огромном здании с зелёной крышей и белыми колоннами. Из её главных ворот выходило большое количество студентов, в руках у всех были жёлтые книжицы - дипломы, свидетельствовавшие об их успешном окончании академии и получении звания адепта. Двор академии тут же наполнился радостными разговорами между выпускниками, смехом, весельем... Среди студентов особо выделялся веселившийся в душе молодой человек, который просто, разглядывая жёлтый диплом (в этих местах он считается таким же почётным, как у нас красный) направился куда-то по вымощенной улице.
  Молодой человек на вид шестнадцати-семнадцати лет, ни румян, ни бледен, среднего роста, даже чуток повыше, широкоплеч. Волосы имел чёрные, как печная сажа, сплетённые на затылке в косу, спускавшуюся до пояса, и до того густые, что если бы всё население города проверяли бы на вшивость, на его голове не нашли бы ни единого пробора. Всё, что было пониже головы, молодого человека укутывала белая, как фарфор или снег, мантия с большим воротом-капюшоном. Под ней скрывались: чёрный жилет с красной кромкой, чёрные широкие штаны, заправленные в высокие, по колено, сапоги такие же по цвету, как и мантия, и чёрную рубаху с широким коротким белым воротом. Из рукавов рубахи по всей длине руки красовались красные в коричневую полоску нарукавники, концы которых скрывались в коротких раструбах белых перчаток, напоминавших наши хирургические. На высоком лбу сверкало круглое украшение диаметром с не очень большую монету, похожее на глаз, о чём говорила характерная раскраска - белый круг с синим центром. Лицо было слегка вытянутый ромб, ни полное, ни сухое, без каких-либо намёков на бороду, совершенно чистое, точно хорошо наложенный макияж или мастерски выполненный грим. Над синими, как сапфир, глазами нависали чёрные горизонтальные брови. На поясе красовался кожаный ремень с серебряной пряжкой в виде черепа с изумрудами вместо глазниц.
  Перестав разглядывать полученный диплом, молодой человек, ни на минуту не остановившись, принялся разглядывать и остальные премии, полученные им при окончании академии: медаль на груди, значок адепта и небольшой жезл с тремя зубцами на обоих концах. На реверсе медали была надпись: "Присуждается адепту Синаю Вамну за успехи в обучении"; на жезле: "За особые заслуги перед городом". Полюбовавшись наградами, Синай (как раз так и звали их обладателя) спрятал их в жилете, и пошёл гулять по самой длинной улице города - Аллее алых ворот, которая известна своими вишнёвыми садами, красиво цветущими по весне. Каждый житель города, бывало, пройдётся по ней, да так залюбуется нарядными, как невеста, цветущими вишнями, что забудет про всё на свете. А названа она так из-за главной её детали - многочисленных красных арок, стоявших через каждые шагов сорок друг от друга.
  Стоял жаркий майский день. Жара такая, что ни на Аллее алых ворот, ни на параллельных и сопредельных с ней улицах не было никого - большинство горожан или работали, или попрятались от жары в домах, в тени или под навесами. И даже трактиры, где сейчас вовсю продают прохладительные напитки, в это время пустуют, а трактирщики, то и дело, отгоняют мух от стоек и, пользуясь случаем, приводят заведения в порядок, попутно жадно поглощая и без того тёплую воду, хотя в трактирах было немножко прохладнее, чем на воздухе. Садовники не перестают поливать саженцы и цветы - земля в такую жару до того сухая, что вода, едва попав на неё, тут же исчезала в ней, словно её наливали в дыру, и потом она (земля) высыхала вновь буквально за час. Весь город в такую пору как будто бы замер, жизнь в нём будто бы на время остановилась - горожане с наступлением жары бросили все дела в ожидании, когда она спадёт, и станет хоть чуточку прохладнее.
  Что же касается дел неприхотливого Синая, то сказать можно следующее - не зайди он на Аллею алых ворот, не случилась бы история, о которой и по сей день говорят потомки тех, кто успел в своё время стать её очевидцем. Стоило Синаю пройти несколько арок, он тут же замети вдали двух мирно беседовавших мужчин. Один из них был старше возрастом, упитан, маленького роста, одет в большой белый балахон с синими вставками и золотыми орнаментами, в руке он держал дорогую трость из чёрного дерева с костяным набалдашником, лицо его обрамляла борода шкипером, а голову венчала золотая шапка. Второй был чуть повыше ростом, намного моложе, блондин, в кожаной жилетке, синих коротких жёваных джутовых брюках, белых штиблетах и сорочке с кружевным воротником.
  Первый был не кто иной, как Тайра Соргион, глава самого крупного и влиятельного ордена Острова земли, Оккультармиса, а его молодой спутник - Конти, его же заместитель, занимается делами меньшей важности. Конти был честным и достойным человеком, поэтому Тайра ему доверял так, как никому другому.
  Завидев инквизиторов, Синай вдруг поспешно сел на ближайшую скамейку, прикрылся мантией, делает вид, что ничего не замечает.
  - Конти, - начал, было, Тайра, - зачем ты захотел встретиться со мной? Надеюсь, ты здесь не для того, чтобы погулять по аллее, расслабиться после рутинных будней и поболтать?!
  - Нет, не за этим, - не раздумывая, ответил молодой спутник Тайры, причём и при встрече, и во время разговора Конти отмахивался от жары краем расстёгнутого жилета, в то время как Тайра - веером. - Я просто вон, о чём подумал. Сейчас демоны начали вести себя спокойно...
  Тайра перебил:
  - Уже лет десять не беспокоят. Но мне сказали, что ты чем-то обеспокоен.
  - Именно. Меня тревожат некоторые факты... В последние эти десять лет кто-то лазает на кладбище...
  - Кладбище? - снова перебил Тайра.
  - Да, кладбище. Из него пропадают растения, остаются одни только стебли.
  - Подожди, подожди, - Тайра, дотронулся сложенным веером до руки Конти, как это обычно делают для убеждения. - То, что косят серпом траву ради того, чтобы привести могилы в порядок, это не повод для беспокойства.
  - Согласен, но есть и более веский аргумент...
  - Аргумент чего?
  Конти тут же замолк.
  - Нет, - говорил Тайра, - я понимаю, что траву косят, но кому она нужна? Кому? Косарям коров кормить? Навряд ли. Знахари и так все перевелись, кто успел избежать участи быть сожженным на костре.
  - Вот насчёт знахарей, - заговорил Конти. - Есть же в городе, кто спрятался. Я подозреваю, что кому-то из них удалось укрыться от инквизиции, и он сейчас в укромном уголке варит свои отвары, а ночью выходит на кладбище и собирает те самые травы, пока не видит никто.
  - Ты думаешь?
  - А тут и думать-то нечего. Всех же крыс не перестреляешь - всегда хоть одна выживет, убежит куда-нибудь в потёмки, и там породит новых. А те, в свою очередь, доставят новые хлопоты.
  Тайра, призадумавшись, почесал подбородок.
  - А недавно, - продолжал Конти, - из некоторых могил пропала пара мертвецов.
  - Я не пойму тебя Конти. Ты хочешь сказать, что они сами выбрались из могил и пошли?
  - Ни в коем случае, мессир. Не похоже, что они ожили. Скорее всего, их кто-то выкопал.
  - Брось Конти. Этим мертвецам невесть, сколько лет, что на них можно найти. Не думаю, что на них есть, что можно бы украсть, а затем продать на чёрном рынке за приличную сумму.
  Тайра вытер пот со лба.
  - Жарко сегодня, - прохрипел он.
  - Май нынче капризный. Ещё пару недель назад был дождь и холодный ветер, а сейчас жара стоит невыносимая, хоть вон беги.
  - Я такого зноя не видел с тех времён, когда мы поймали и нейтрализовали Демона.
  - Прошу прощения, но кто он, Демон? - интересовался Конти.
  - Демон - Параллельный, который здесь недавно безобразничал. Если верить древним легендам, у него три глаза, но я видел его только с двумя. Да, я помню его глаза, их невозможно забыть. Они были красные, как кровь или огонь, наполненные жаждой крови...
  - Он яростно сопротивлялся? - перебил Конти.
  - О да, друг мой. Но мы всё же сломили его и бросили туда, - Тайра показал большим пальцем куда-то в сторону, за деревья. - Мы заточили его в замке Ратука, служившим нам тогда тюрьмой, а чтобы он не смог сбежать, мы наложили ему на правую руку печать, блокирующую его силы. Но в один прекрасный день что-то в тюрьме произошло, и мы оставили её. Мне не сказали, что именно; но соваться туда и выяснить обстановку не рискнул никто.
  - Надеюсь, Демон тоже там сгинул. Не знаю, что будет, если выяснится, что он на свободе.
  - Да брось, оттуда ещё никто не сбегал. Войти можно, без труда, но уйти - не удастся.
  Тайра вдруг глянул на ближайшую лавку с прохладительными напиткам.
  - Кстати, не помешало бы выпить чего-нибудь холодненького. Не возражаешь?
  - Нет¸ - Конти отвернулся, скрестив руки на груди.
  - Нет? Но на дворе жара.
  Конти молчал.
  - Мой отец отравился в одном из кабаков, - ответил он. - Не хочу просто повторять его судьбу.
  - Ну, как знаешь, - пожал плечами Тайра, и отправился неспешным шагом к прилавку.
  Пока он приобретал холодненькое, Конти разглядывал цветущие вишни. Под одной из них он заметил первого за весь день человека, который показался Конти слегка странноватым. Естественно, им оказался сам Синай. Хотя он делал вид, что ничего не замечает и что его ничто не торопит, он понемногу косил синий глаз то на Тайру, то на Конти, что настораживало последнего.
  - Как заново родился! - кряхтел Тайра, вытирая рукой губы. От него пахло виноградом. - Нет ничего лучше, чем в жаркую погоду глотнуть свежей виноградной водицы. У, как сразу легко стало!
  Конти не обращал на него внимания, а от макушки до пят рассматривал странного, как ему казалось, сидящего юношу в белой мантии.
  - Что-то не так, Конти? - поинтересовался Тайра.
  Немного погодя, Конти нагнулся к Тайре и шепнул:
  - Месссир, вам не кажется это юноша... странноватым?
  - Странноватым? - Тайра глянул в сторону молодого человека. А тот неожиданно остановился. Тайра призадумался.
  - По-моему нет. С чего ты взял, что странноват?
  Конти пожал плечами.
  - Он как-то странно посмотрел на вас.
  - На меня?!
  - Да. Вы наряд его не видели. Такой уже никто не носит.
  - Именно что не носят. Эти мантии носили когда-то члены религиозной секты Габаррат, которые поклонялись силам света. Но сейчас этой секты нет. Тот юноша либо последний сектант Габаррата, либо он живёт вчерашним днём. Есть даже вероятность, что у него был кто-то, кто состоял в этой секте. Странного я здесь ничего не вижу.
  - А вы знали хоть одного из Габаррата?
  - Отиуса. Помнится, мы были соперниками, пока судьба не соединила нас в трудной ситуации. Да, нам обоим пришлось стоять стеной, когда Канну терроризировала сама Юань-ти, королева смерти. Мы до последнего вздоха расправлялись с её войском, и спасли город... Но потом наши пути разошлись. Он - в Габаррат, я - в Оккультармис. Больше мы с ним не виделись...
  - Не знаю, как вы, мессир, - засуетился вдруг Конти, - но я бы ему вряд ли бы доверил дела, коими занимаемся мы. Тем более ситуацию на кладбищах.
  - Не петушись, Конти. Соперник порой далеко не враг, договориться с ним можно. Тем более, что я впервые вижу этого человека. Вероятно, он просто живёт по старой моде и не пробует изменить свою жизнь, да и вряд ли захочет этого.
  Конти пристально приглянулся к молодому человеку.
  - Интересно, - шепчет, - откуда он? Кто он по происхождению?
  - Наверняка южанин, с Острова Огня.
  - А по-моему он с севера прибыл, из Острова Воды. И не жарко же ему - одежда в несколько слоёв...
  Можно заметить, что у Конти этот молодой человек вызвал лишь подозрение, а вот Тайре, он, наоборот, немного начинает нравиться.
  Неожиданно Тайра тронулся с места в сторону молодого человека.
  - Э, мессир.... - Конти хотел, было, полюбопытствовать, куда пошёл Тайра, но потом не решился.
  Не успел Тайра дойти до Синая, как тот повернулся к нему. Тайру остановил взгляд его, холодный, точно осенний ливень, и глубокий, точно глубокое ущелье в горах.
  - Простите, господин, вы священник? - поинтересовался Тайра, нисколько не испугавшись.
  Синай холодно и равнодушно на него посмотрел.
  - Чего надо? - так же холодно спросил он. Конти насторожился, едва увидев один только цвет глаз Синая. Настолько глубок был их сапфировый оттенок, настолько пронзителен сам взор и настолько прозрачен их цвет, что ему на время показалось, что из глаз Синая, показавшегося Конти таинственным, веет каким-то холодком. Конти так же казалось, что если долго смотреть в эти глаза, можно самому закоченеть на месте, как в морозную зимнюю ночь, и даже не заметить этого; и ещё думалось ему, будто бы обладатель таких глаз, такого взгляда способен заморозить и остудить всё, на что только обратит он свой взор. И силы этой вполне достаточно, чтобы в одно мгновение ока покрыть Большое озеро, что лежит неподалёку от Канны, слоем льда толщиной с самую высокую на земле сосну. Если же руководствоваться суждению, согласно которому глаза - это врата во внутренний мир, то Конти ещё казалось, что глаза Синая ведут куда-то в бескрайнее царство вечной мерзлоты, где нет ничего, акромя снега и льда, и где царит мороз, сжигающий человека заживо даже если на том самая хорошая и тёплая шуба.
  - Простите, что застали вас не в настроении, - говорил Тайра, - но всё-таки скажите, вы священник? Вы выглядите, словно вы - последний сектант Габаррата. Ах, да, я кое-что забыл! Представиться. Моё почтение - Я Тайра Соргион, я верховный магистр инквизиционной секты Оккультармис. А это мой заместитель, очень надёжный человек...
  Синай присмотрелся к Тайре, что ещё больше насторожило Конти.
  - А вы, я извиняюсь, кем приходитесь?
  А в ответ услышал:
  - Хотелось бы знать, зачем я вам?
  - Нехорошо спрашивать, пока не представитесь.
  Синай пристальнее поглядел на Тайру, а Конти подошёл к последнему поближе.
  - Ладно, - начал, было, юноша. - Я - последний последователь Габаррата, культа небесного огня и света. Звать меня Риваз, а по прозвищу - Ахой. Отставной священник, специалист по нежити и нечисти. Отставной я по непредвиденным обстоятельствам. Так, что надо?
  Юноша ещё больше стал нравиться Тайре, а вот Конти он показался грубоватым.
  - Прекрасно, - сказал Тайра. - Вы тот, кто нам нужен.
  - Хм, интересно, а зачем?
  - Пока... не могу сказать. Но мой заместитель утверждает, что из могил пропали недавно два...
  Назвавший себя Ривазом Синай перебил:
  - Действительно пропали...
  Конти и Тайра изумились.
  - Ваш заместитель не шутил, - продолжал юноша. - Я давно наблюдаю эту картину. Два скелета вышли из могил и покинули город пару недель назад. Людей не тронули, да и вообще с собой ничего не взяли.
  - А растения? - спросил Конти, не убавив изумления.
  - Их, очевидно, кто-то тайком собирает. Для сена не годятся, но из них, я читал в одной старинной книге, можно делать яды и снадобья, если их собирать в нужном месте, в нужное время и строго-настрого соблюдая технологию сбора. Не знаю, кто это, но делает он это намеренно. Скорее всего, это либо знахарь, либо хорошо обученный некромант.
  Тайра нахмурился:
  - Уверены?
  - А тут понимать нечего. Некроманты хоть и могущественны, но сами они редко приходят на место своих деяний второй раз. Чаще всего они действуют тайно, в местах, где их никто не найдёт и никто не потревожит, и, следовательно, никто никому не выдаст. Нельзя предсказать, где они появятся в следующий раз, кто станет их жертвой, и так далее.
  Изумлённый Тайра вцепился в локоть Синая, как развеселившийся ребёнок.
  - Меня, - говорит, - поражают ваши познания, господин Риваз! Где вы научились всему этому?!
  - Да сейчас, как же, - язвил Конти. - Откопал где-то, приобрёл за недорого, а теперь свистит...
  - Конти, - сконфуженно шепнул Тайра.
  - Я?
  - Вы, вы.
  - Меня этому делу обучали адепты с Острова Огня - они, скажу без преувеличения, большие мастера в этих делах. Им ничего не стоит найти и разоблачить инакомыслящего, найти спрятанный столетия назад тайник, разгадать свойства артефакта, расшифровать древний свиток... Об их талантах можно говорить без конца, и это - далеко не преувеличение.
  - А вы дома обучались? - поинтересовался Тайра.
  - Нет. Меня обучали этому делу в лесах, дабы избежать клеветы со стороны завистников и плагиаторов, копирующих их приёмы ради быстрой и лёгкой наживы. - Синай пристально посмотрел на Тайру, и спросил: - Вы интересуетесь, долго ли я обучался? Так вот... Два года с месяцем.
  Инквизиторы удивились. Нельзя же освоить подобное мастерство за небольшой срок.
  - Удивлены? Я вам так скажу: я много чего могу, потому что я быстро учусь. Меня соседи сравнивали чуть ли не с чёрной дырой, массами поглощающей подобные познания... Что, думаете, это невозможно? Ещё как возможно! В моём дворе был один человек, и он тоже быстро учился. Мы были с ним настоящими конкурентами, но он недолго был на коне. Как в воду канул. Краем уха я слышал, что его исколотили под забором. Так что я...
  - Один во дворе остался непревзойдённым, - вмешался Тайра.
  - Совершенно верно подмечено.
  - А вы один живёте или женат? - поинтересовался Конти
  Тайра шепнул, сконфузившись:
  - Конти!
  Молодой человек немного загрустил.
  - Один. Я всю жизнь один. Я не видел никогда своей матери, и даже не знаю, кем был мой отец.
  - Печально, - сочувствуя, сказал Тайра.
  - Печально! - пуще прежнего язвил Конти. - Если бы он...
  - Конти! - рявкнул Тайра, и Конти замолчал. Он (Конти) скрестил руки на груди и с недовольным видом смотрел на то, как разговаривают собеседники.
  - Не сочтите за неприличие, но я подслушал ваш разговор с Конти, и услышал, что вас больше не беспокоят демоны, - сказал самозванец.
  - Конечно, господин Риваз, - Тайра отвечал, упёршись на трость так, что под нею чуть шаркнул грунт. - Уже лет десять как, а то и больше.
  - Это всё радует, но вас никогда не посещала мысль о том, что они где-нибудь, когда-нибудь вот-вот посыплются со всех щелей, как муравьи.
  Конти испуганно посмотрел на юношу, словно привидение увидел.
  - Отнюдь, - легонько улыбнувшись вопросу Синая, или Риваза, как он уже привык, ответил Тайра. - После того, как мы усмирили верховного демона и заточили в тюрьму Ратука, где он сгинул...
  - И напрасно вы так поступили...
  Тайра и Конти испуганно посмотрели то на самого священника, то друг на друга.
  - "Берегись бед, пока их нет", гласит древняя пословица, - произнёс самозванец, причём в таком тоне, словно пытался убедить Тайру. - Я заходил в Ратуку, и, поверьте мне на слово, я не нашёл там ни самого Демона, ни его праха. Но это не значит, что он сгинул совсем. Он может появиться вновь. Как это произойдёт - вызовут его, или он сам придёт, - неважно, но случиться это может в любой момент, это неизбежно. На вашем месте я бы позаботился о том, чтобы этого не произошло.
  У Тайры глаза уже на выпучку от слов юноши:
  - Как?? Вы смогли войти в это проклятую богами цитадель и вернулись оттуда живым? Феноменально! Потрясающе!
  - Я вас умоляю! - с ухмылкой воскликнул юноша. - Оттуда и дети целыми выйдут! Ничего там такого страшного нет! Одни руины да мусор...
  Тайра встрепенулся:
  - Погодите-погодите. То есть вы хотите сказать, что...
  Синай перебил:
  - Не факт. Насчёт судьбы Некроманта мне ничего не известно.
  - Простите, кого? - нахмурился Конти.
  Тайра:
  - Некромант, говорите?!
  - Одно из имён Демона. Слухи, видать. Но поговаривают, что у Демона были гораздо больше, чем два имени, - сказал юноша. - Но это лишь слухи.
  Конти, взяв за плечо Тайру:
  - Не возражаете, если мы отойдём на минуту?
  Синай ответил:
  - Не против. Меня часто оставляют наедине.
  Тайра с Конти отошли в сторонку, оставив Синая одного в стороне.
  А жара за время их разговора спала. На аллее и близлежащих улицах появились люди. Проснулись ото сна коты, потянулись и пошли добывать себе корм среди кабаков и прилавков.
  - Зачем ты отвлёк меня, Конти? - рассерженно спросил Тайра.
  Молодой, прозванный Тайрой Конти, посмотрел в сторону Синая, и, не отворачивая от него глаз, шептал Тайре:
  - Господин Тайра, не хотел, простите, вас отвлекать, но мне кажется, что этот священник немного не в себе. Он подозрительный.
  - С чего ты взял? - поинтересовался Тайра.
  - Он, может быть, и не священник вовсе.
  - Ты уверен?
  - Ещё как... Вон, сами поглядите, как озирается.
  Синай, смотря куда-то в сторону, косил глаза на Конти. Услышав его шёпот, он пристальнее посмотрел на пару, словно они ему должны были вернуть взятые у него в долг двадцать золотых монет.
  - Он, видимо сам демон или их король. Да и ведёт он себя как-то странно.
  Тайра призадумался.
  - Ну, если так оно... то, пожалуй...
  Инквизиторы вернулись к встреченному им священнику.
  - Вы что-то говорили про слухи, - Тайра сказал Синаю, напомнив ему тем самым о том, где они прервались. Тот согласился:
  - Мда, мы отвлеклись... Вы ещё не закончили про предлагаемое дело. Вернее про то, что вы мной заинтересовались.
  - А дело вот в чём. Вы нужны нам, господин Риваз! Вы показали мне, что вы на многое способны и много чего знаете! Ваши познания помогут нам начать расследование и выявить инакомыслящих...
  Синай перебил Тайру:
  - Только мне бы хотелось вас попросить об одном одолжении.
  - Каком, интересно? - поинтересовался Тайра.
  - Видите ли, - объяснял священник, почему-то подняв кверху палец, - я самостоятельный, многое делаю сам. Но ежели вы найдёте виновника, то позвольте мне его сковать, чтобы он при ваших действиях не сопротивлялся и не пытался бежать.
  - Конечно, конечно!
  - И ещё кое-что. Где, когда и во сколько мне быть у вас? - говорил священник настойчиво, чуть ли не по-королевски.
  Тайра достал какой-то документ и передал его в руки Ривазу (Синаю, точнее).
  - Вот, - говорит. - Это наш контракт. Вы придёте подписаться в нашу секту сегодня за полчаса до полуночи. А куда вам направляться, это вам укажет мой заместитель. Конти!
  Конти не хотелось шептать какому-то проходимцу всю информацию и слухи. Но что поделать? Тайра главарь, а указания главаря - закон. Конти подошёл поближе к Синаю заявил, шёпотом, чтобы не услышал кто посторонний:
  - Следуйте на юго-запад, через виноградные плантации. Пройдите через ущелье. Там будет старый командный пункт, но там будет потайной ход под дном реки. За рощей будет стоять высокая башня. Мы будем там. И смотрите, не разглашайте никому эту информацию.
  На последней части фразы Конти показал юноше кулак, но тот не смутился.
  - Да, ещё кое-что, - Тайра вдруг обернулся на Риваза (вернее Синая), посмотрел на него странно, подозрительный будто бы попался священник. - Вы не покажете свою лицензию и ваше сведение?
  - О, пожалуйста.
  Синай достал из-за потайного кармана жилета лицензию на священника, удостоверение и все прочие документы, в том числе диплом адепта. Тайра кивнул головой, понял, что с этим человеком можно договориться. Вот только Конти Синая всё время смущал.
  - Я ещё, - добавил самозванец, - не так давно закончил, с успехом между прочим, академию адептов для повышения своих навыков.
  - Ещё лучше! - воскликнул Тайра.
  Неожиданно Тайра обратил внимание на талисман Синая.
  - Это у вас что такое? - поинтересовался он.
  Синай пояснил:
  - Это подарок мне от соседки напротив. Правда, красивый?
  - Ещё бы.
  - Талисман на удачу? - Конти тоже заинтересовал талисман. Юноша кивнул головой.
  - Да кстати, пока я не забыл. - Тайра показал свиток пожелтевшей бумаги с портретом маленького мальчика. Что странное - священник посмотрел ему в лицо, причём взор его был таким, словно он узнал его, хотя инквизиторы этого не заметили. - Вы помните, или хотя бы того мальчика, что устроил тут безобразие?
  Синай помотал головой.
  - Я только слышал про это, - говорил он, - но его самого и его выходки мне не приходилось видеть. А, собственно, кто это? Не его вы нарекли Демоном?
  - Себя он представил, - объяснял Тайра, - под именем Синай Вамну. Хотя мы нарекли его Чёрным Гребнем, - из-за цвета волос, - поскольку мы узнали, что он не был человеком, а маленьким демоном. Ровно таким, каким его описывают древние хроники. Это тот самый Демон собственной персоной.
  Конти продолжил:
  - Сначала это был маленький ребёнок, но ведьма Даная зачаровала его, и позволила всяким демоническим сущностям вселиться в него, и загипнотизированный бедняжка под действием гипноза ведьмы столько вреда городу учинил... Жуть! Никогда не забудем мы его глаз - злые, красные, как кровь, полные жестокости, взгляд и повадки хищника... К счастью нам удалось его поймать, наложить печать и заточить в замке Ратука, где мы оставили его на произвол судьбы. Теперь он, наверное, там, на небесах, искупает свои грехи и живёт в мире и спокойствии.
  - Меня удивляет одно, - Тайра показал пальцем на самозванца священника. - Он больно на вас похож, господин Риваз.
  В ответ Синай с профессорским видом произнёс:
  - А для меня это и не удивительно. Я как-то раз видел шестерых человек, похожих на вашего заместителя. - Инквизиторы удивились. - Да, так оно и есть: у каждого из нас где-нибудь и когда-нибудь найдётся хотя бы один свой двойник, уж поверьте мне на слово. Да и потом... меня смущает то... Сначала вы сказали, что Демон - нечисть, а теперь - что он был человеком. Я что-то не понимаю.
  - Все мы ошибаемся, не замечая этого, - пояснил Тайра. - Хотя, что ещё можно поделать? Человеку свойственно ошибаться, и этого никто не в силах отменить.
  - Но зачем вы показали мне это? Он тоже причастен к этому? Ведь его давным-давно нет, и ничего не известно о его судьбе.
  - Ни в коем случае. Это одна из наших обязанностей - проверять, помнит ли кто про тот день, когда Чёрный гребень учинил столько неприятностей в городе. Если узнаем, то любому, кто упомянет имя Демона, придётся несладко.
  - Мессир, - Конти взял за локоть Тайру, - мы достаточно времени провели здесь, нам пора.
  - Да, нам пора.
  Синай, выдаваший себя за священника Риваза, почтительно поклонился и сказал:
  - Прошу прощения, что задержал и, возможно, отвлёк вас от важного дела.
  - Ничего страшного. До скорой встречи, господин Риваз. Не опаздывайте!
  - Всего хорошего, - поклонился на прощанье священник.
  Солнце уже начало к этому времени садиться, на улицах людей становилось больше ввиду того, что с заходом солнца жара начала спадать. Уже кое-где зажглись первые фонари, а где-то даже заиграла музыка - это вышли на улицу уличные музыканты, дававшие по вечерам концерты, и выступали в трактирах барды. Закружили в безоблачном небе стрижи и ласточки, запрыгали по крышам и мостовой воробьи. Лишь встреченный священник стоял посреди аллеи и вслед смотрел за исчезавшими за каждой аркой инквизиторами, которые о чём-то по дороге не то шептались, не то говорили.
  - Хм, клюнул! - произнёс Синай про себя, и вскоре удалился прочь с этой аллеи.
  
  Глава 2. В башне.
  
  Место, где произошла эта история, называется Трибальт, а её жители - трибальтяне. Трибальт представляет собой группу гористых островов посреди океана, покрытых густыми лесами. Самый большой из островов - Остров Земли с центром в Канне.
  Канна - один из крупнейших городов Острова Земли. С высоты самой большой горы возле города (местные старожилы называют её Пикой из-за высоты) открывается великолепный вид на саму Канну и её окрестности. Пройдя полдороги, путник легко заметит величественные шпили столицы, возвышающиеся над небольшими и простенькими, но милыми, почти кукольными, домиками. Самым большим и величественным шпилем украшено самое большое сооружение Канны - дворец Великого национального собрания, где совещались члены одноимённого парламента (о нём позже).
  Примечательно, что здания в городе не очень-то большие. Хоть Остров Земли - самый большой из островов, трибальтяне знают, что на деле земли на Трибальте не так уж и много, и её богатств на всех не хватит. Именно поэтому на Трибальте считается обыкновенным иметь маленький дом и видеть по пути в город множество террасных полей, где жители выращивают зерно и овощи.
  В тот же день после жаркого полудня наступила прохладная ночь. Звёзды сверкали так ярко и было их до того много, что иссиня-чёрное небо казалось прозрачной вуалью, накрывшей Трибальт, как кружевная скатерть стол, сквозь которую светят фонариком. На реках, прудах и каналах города, и даже на Большом лазурном озере вставал туман; роса блестела на траве и листьях подобно громадной россыпи алмазов. Роса и туман на закате - весьма хорошие знаки, предвещающие хорошую погоду на следующий день. Полная луна светила так ярко, что хочется верить, что это второе солнце, хотя на деле это не так. Туманом трибальтян нельзя удивить: Трибальт со всех сторон окружён водой, поэтому туман здесь - вполне обычное дело.
  А в Канне уже вовсю работают кабаки и прилавки. Люди после тяжёлой работы гуляют в садах и парках, влюблённые пары и компании друзей катаются на лодках по каналам. Всюду горят красивые фонари, кое-где играет музыка, выступают уличные артисты. Жители Канны этим вечером так глубоко погрузились в праздничную атмосферу, что они словно бы позабыли про всё на свете: все дела, работу, что держала их целый день, и, в особенности, окружающую их город природу, словно для них её не существует или отошла на второй план.
  Лишь инквизиторам было не до веселья, и уж тем более - не до сна. По указанию Тайры они дожидались названого священника, что Тайра и Конти встретили сегодня на Аллее алых ворот. По всей башне инквизиторы всех мастей и званий то и дело, как муравьи, бегали из этажа в этаж, из помещения в помещение, составляли документации, готовили конференц-зал для проведения переговоров и обсуждения планов. Позвали сюда даже тех, кто был в городе на дежурстве.
  Тайра же в это время был у себя в дорогом кабинете, думал про визит священника и дальнейшие дела, а также о возможном дальнейшем сотрудничестве с ним.
  - Вызывали, мессир? - спросил вошедший через тяжёлую дубовую дверь Конти.
  - Да, - кивнул головой Тайра. - Заходи.
  Конти вошёл в кабинет, а Тайра, едва глянув на своего заместителя, поинтересовался у него:
  - Ты всё переживаешь из-за встречи с тем священником? Конти, этот священник показал нам себя со стороны, он специалист своего дела, даже лучше, чем наш ветеран Тристан.
  - Не справедливо, - возмущался Конти, - мессир. Вы доверяете первому встречному, и тем более заключили с ним сделку, причём не посоветовавшись с другими.
  - Ты по-прежнему считаешь его странным, Конти?
  - Не то слово, мессир. А вдруг это лазутчик.
  Тайра нахмурил брови.
  - Ты в этом уверен?
  - Абсолютно! Слишком уверенно он говорил о себе и...
  Тайра перебил:
  - И чего? Многие, кто здесь работал, уверенно о себе говорили, и вон докуда доросли. Даже я бы так не сумел, а я ведь тогда был куда скромнее, чем сейчас. Эх, молодость-молодость... Я был таким же наивным, и так же верил, что в мире всё спокойно!
  Конти не знал, что и говорить.
  - Мессир, - в кабинет вошёл один из старейших инквизиторов, - всё готово для принятия нашего гостя.
  - Прекрасно, - отозвался Тайра.
  - Но у нас есть одна загвоздка.
  - В чём дело?
  - Всё готово, но самого священника нет.
  - Хм, интересно. Конти, ты верно указал ему дорогу?
  - Да, мессир, - оживился вдруг Конти. - Он не мог заблудиться.
  Раздался шум двери - в кабинет вошёл старший лакей.
  - Магистр, Священник Габаррат уже на месте. Он ждёт вашего дозволения войти.
  - Очень хорошо, - отозвался Тайра. - Пусть войдёт. Пусть ждёт нас у входа в конференц-зал.
  Лакей поклонился и ушёл.
  - Что ж, время вести переговоры, - произнёс Тайра, захватив с собой при выходе из кабинета несколько бумаг.
  
  Заседание проходило, как уже говорилось, в конференц-зале - огромном круглом зале, отделанным мрамором и позолотой. Стены оклеены алыми шпалерами, столешницы сделаны из мрамора, а столы и резная мебель - из дорогого чёрного дуба. Стулья с обивками из красного бархата. С полусферического расписного, венчающего золочёные капители колонн, потолка свисало на цепях золочёное паникадило, декорированное хрусталём, а на стенах висят бра с позолоченными дисками позади, от которых, когда горит свеча или светящийся камень, в помещении становится гораздо светлее, чем без них. Всё это великолепие - воплощение чудес трибальтской эстетики, ибо всё это делали лучшие мастера Канны.
  Когда все, в том числе и пришедший священник, собрались, Тайра начал:
  - Братья! С сегодняшнего дня наши методы поиска и искоренения нечисти переходят на новый уровень. К нам присоединяется специалист своего дела, опытный охотник за нечистью и истребитель демонов, большой знаток в области демонологии, последний священник секты Габаррат. Сегодня днём я встретил его на Аллее алых ворот, и после продолжительной беседы с ним я понял, что этот человек тот, кто нам нужен, тот, кто лучше, чем кто из нас, понимает природу нечистой силы. Прошу представить вам господина Риваза (показывает рукой на самозванца).
  Инквизиторы тут же засуетились, расшумелись. Отовсюду доносились шепоты, недоверие, непонимание самого Тайры. Тайра поднял руки перед собой и начал легонько помахивать ими, как опахалом - на Трибальте так во время заседаний требуют тишины. Инквизиторы умолкли.
  - Я уверен, - продолжал Тайра, - что, несмотря на давнее соперничество и многочисленные разногласия, мы придём к соглашению и найдём с ним общий язык. И тогда никакая нечистая сила нам не будет страшна, никакой еретик не уйдёт от наказания и не избежит самой суровой кары. Так пускай же сам Риваз скажет о себе.
  Синай поднялся, и, промолчав немного, начал:
  - Как уже упомянул господин Тайра, я последний представитель секты Габаррат. Я Риваз по прозвищу Ахой. Я - настоящий эксперт в своей области. Я не стану говорить осебе подробно, поскольку: во-первых, меня, как эксперта, делают не слова или резюме, а дела; а во-вторых - я не желаю быть пойманным демонами и ведьмами, которые и так слишком хорошо меня знают. Они давно на мой скальп нож точат. Они давно жаждут содрать с меня кости, зажарить моё нутро, а из моей кожи наделать сапог.
  Синай, пока говорил, осмотрел всех инквизиторов в зале. Видит, что кто-то подозрительно смотрит на него, как орёл, приметивший ягнёнка.
  - Как и господин Тайра, - продолжал Синай, - я уверен, что мы придём к соглашению и в скором времени забудем былые разногласия. Конечно, можем усугубить положение и устроить и междоусобицу, нечисть только этого и ждёт. Она спит и во сне видит, как бы мы устроили раздор, а она, пользуясь случаем, раздавила бы наши стороны сразу, одним махом.
  Инквизиторы начали перешёптываться, но на этот раз уже более одобрительно. Тайра вновь повторил свой жест, и в зале снова воцарилась тишина.
  - Предвижу вопрос, - продолжал меж тем самозванец, - "чем я могу быть полезен секте?" А умений и талантов у меня множество, и каждое из них по-своему полезно. Это множество включает в себя даже прототрибальтскую речь.
  - Прототрибальтскую?! - удивлённо отозвался кто-то из инквизиторов. - Но она не существует уже больше ста лет!
  - Конечно, не существует. Поэтому демоны и некроманты, что сейчас снуют по Трибальту, вовсю пользуются этим. Они избрали для себя именно прототрибальтский язык, дабы труднее с ними было сладить. Немногие владеют этим языком хотя бы на среднем уровне, и лишь единицы на нём могут общаться, как на родном трибальтском. Это не помешает нам понять несколько вещей и разговоры еретиков.
  - Вы даёте повод считать прототрибальтский язык языком демонов, - задумчиво произнёс кто-то в зале.
  - Это исключено. Демоны если чудаки, то только внешне. Они очень хитры, они знают, чем и как вас запутать. Я не вижу оснований проклинать то, что некогда было и сейчас является нашим достоянием.
  - Скажите ещё, что вы - отличнейший разведчик, - то ли в шутку, то ли всерьёз сказал молодой инквизитор, чем получил неодобрение со стороны старших коллег.
  - А то, - без колебаний ответил Синай. - Мне по зубам очень многое. Меня обучали лучшие мастера и адепты Острова Огня, уж они-то знают, как натаскать человека, и как найти применение его навыкам.
  Инквизиторы пришли в восторг, а самозванец хитро улыбнулся, прикрыв сим ухмылку. Вернее сказать, он сделал вид, что доволен одобрением со стороны инквизиции, в особенности старых и бывалых магистров...
  
  ...Заседание длилось недолго. Синай в ходе него разговаривал с инквизиторами, так он им всего наплёл, так убедительно говорил, что все ему поверили, даже самые недоверчивые (кроме, разумеется, Конти). Из подозрительного отношение к нему оно неожиданно для всех стало куда более одобрительным и тёплым; Синай (т.е. Риваз) вызывал у них такую симпатию, какую простым ловом не передать.
  После заседания, когда инквизиторы разошлись, Синай зашёл в кабинет Тайры на заключение договора и, разумеется, подписания соответствующих бумаг. Да, кстати об этом. На Трибальте, как уже говорилось, в ходу трибальтский язык. По звучанию он чем-то напоминает тот, на котором разговаривают народы далёкого севера, в особенности легендарные викинги, но трибальтский сложнее, богаче и разнообразнее в звуковом плане, и кажется запутанным. Путешественники, посещавшие Трибальт, отмечали в своих дневниках, что язык местных жителей довольно груб и запутан. К тому же он им казался несколько однообразным - одно и то же слово может иметь порой больше, чем три-четыре значения. Одно и то же слово можно записать несколькими способами, но иметь они будут совершенно разное значение, хоть и читаются одинаково. Попробуй, разбери, о чём идёт речь. В некоторых регионах (особенно в горных поселениях и монастырях) разговаривают на упомянутом Синаем прототрибальтском языке, который от трибальтского отличается заметной архаичностью. Пишут на Трибальте рунами, как и северные народы футарком. Разница в том, что трибальтских рун не двадцать-тридцать, как мы привыкли, а не меньше шестидесяти четырёх, и они не угловатые, как знакомый нам футарк, а круглые. Путешественники и купцы, увидев впервые трибальтские записи, отмечали, что местные письмена выглядят, как будто бы кто-то очень давно, маясь от безделья, временами гнул рыболовные крючки так, чтобы из них получилась целая коллекция интересных и причудливых форм с петлёй на одном конце. А сам язык, как упоминали они, настолько сложен, что выучить его сможет только человек с очень сильной волей, какая есть у трибальтян. У трибальтского языка также есть одна достаточно удивительная черта - в нём нет таких понятий, как: диалект, разновидность, жаргонизмы, сленги, профессиональные слова и т. д. (хотя присутствуют ругательства). Он един и стандартизован. Трибальтяне считают, что наличие в языке всякого рода разновидностей только раскалывает общество, оно теряет свою цельность и собранность, его единообразие теряется, словно горсть соли, брошенная в озеро.
  - Когда начинаем? - спросил Синай, когда взял последнюю подписанную бумагу.
  - Когда будете готовы, - ответил Тайра. - Лишь вам лучше известно, когда нечисть наиболее активна, поэтому будем действовать согласно вашим методам, господин Риваз.
  - И ещё... Мне необходимо знать, господин Тайра, местонахождения остальных башен вроде этой.
  Тайра нахмурил брови:
  - Интересно, а зачем?
  - Мне слишком хорошо известна природа нечистой силы, это и вы, заметьте, сами же подметили. Я отлично закалён в охоте на неё, чего не могу сказать, без обид, про инквизицию. Слишком высок риск, что из нескольких человек я могу остаться один. Нечисть шутить не умеет и не любит. Захочет, и исподтишка удар нанесёт. Захочет, и без припасов оставит, украдёт чего, а ты не заметишь. Откуда-то придётся время от времени просить поддержку или снабжение.
  Тайра задумался, почесал затылок.
  - Что ж, - сказал он, подумав, - я расскажу, где вы можете нас найти. Только помните: туда должны будете прийти или вы один, или с кем-то из инквизиторов. Я на всякий случай пошлю туда гонцов, чтобы все были в курсе событий.
  Главный инквизитор достал откуда-то карту, развернул её, и начал показывать самозванцу места базирования секты. Пока Тайра объяснял про каждую из башен Оккультармиса, Синай, как истукан, уставил глаза на карту, внимательно следил за пальцем Тайры, а под столом руки протирает.
  - Неужто... - самозванец хотел, было, спросить по поводу прохода в остальные башни, но Тайра перебил его вдруг:
  - Да. Мы - тайное общество. Мы не можем допустить проникновение посторонних лиц. Нам лишние неприятности не нужны. Вы запомнили наши месторасположения?
  Синай кивнул головой.
  - Вот и славно, - одобрительно улыбнулся инквизитор.
  
  Глава 3. Первый удар.
  
  Синай ушёл из башни Оккультармиса так же тайно, как и пришёл, по той тропе, которой указал ему Тайра ещё днём. "Нам посторонние не нужны!" - думал Синай, озираясь на тропу. - Увидишь, что значит "посторонний". Никогда нельзя доверять первым встречным. Доверие к первым встречным - настоящая роковая ошибка, и скоро ты это поймёшь".
  Дойдя до края Малого лазурного озера, что было неподалёку от Канны, Синай задрал голову на горную гряду рядом с городом. Там стояло несколько мрачных башен, гордо и величаво возвышавшихся над горами. Самозванец спрятал документы в жилет, а после сделал перед своим лицом несколько жестов руками. На мгновение появилась световая вспышка, после исчезновения которой Синая не оказалось на месте.
  Нет, он не исчез, как многие сейчас бы подумали. С этой вспышкой Синай просто переместился в большую каменную комнату. А комната эта оказалась своего рода лабораторией, если судить по наличию в ней: столов, полных различных рукописей и дневников наблюдений, колбы с цветными жидкостями, несколько подопытных образцов, схемы, символы, полки с книгами и свитки. Над комнатой возвышался сводчатый потолок, с которого на цепи свисало кованое паникадило с тремя горящими свечами. На стенах коптили несколько факелов, сверху донизу почерневших от жира, сажи и копоти. В воздухе противно пахло горелым салом. Несмотря на горение свечей и факелов, воздух здесь сырой и тяжёлый, как в пещере.
  Оказавшись в лаборатории, Синай поспешно подошёл к засаленной фиолетовой шторе, висевшей на стене, и отодвинул её. Под шторой была подробная карта Трибальта, полностью сделанная из обожженной глины, покрытой глазурью, которая на свету переливалась радужными узорами. Синай, глядя на карту, расслабился. Его налобный талисман - глаз загорелся ровным синим огнём. На карте тут же появились красные крестики - места, где находятся остальные башни Оккультармиса. Мысленно сверив эти места с теми, что уложились в его памяти, и с теми, что потом показал талисман во всех подробностях, Синай оскалил зубы, одна рука сжалась вдруг в тугой белоснежный кулак.
  - Попались! Вы будете страдать долго! - промолвил Синай, не отрывая глаз от карты.
  
  Утром следующего дня Синай снова вернулся к карте, на которой крестики не пропали ещё со вчерашнего вечера. Можно заметить, что он не спал всю ночь. Синай, лёжа на тахте, обдумывал разговор с инквизиторами и планы своих дальнейших действий.
  Синай подошёл к карте, по пути взяв со стола горящую свечу.
  - Начнём веселье, - тихо, вполголоса прошептал Синай, выбрав глазами одну из башен. Его мишенью оказалась башня Оккультармиса на самом южном из островов Трибальта, Остров чёрных песков, который являлся и самым южным из островов архипелага, именуемого местными жителями Островом Огня. Не отрывая глаз от точки, Синай произнёс:
  - Мхик дар мон эн харо салаза (т.е. "Пламень разрушительный, жги да расти!")!
  А после легонько подул на свечу так, чтобы пламень качнулся в направлении дыхания, но не погас.
  Дальше произошло интересное...
  На том самом же месте башня внезапно вспыхнула. Её от самых подвалов и до самого купола охватило пламя. Среди инквизиторов, находившихся в башне, воцарилась паника. Часть инквизиторов попало в огонь, рукописи и архивы объяты огнём, теперь их уже не спасти, тайники тоже. На пожар не было управы: ни вода, ни грунт, ни песок не помогали. Не спасло положение и то, что на помощь инквизиторам прибежали люди с села, что было неподалёку от башни. Инквизиторы, которым было под силу приручить огонь такого масштаба, сгорели в одночасье, не успев при этом понять, что это было, не говоря уже о том, что у них не было времени отреагировать. Огонь рос, будто бы на дрожжах, как бы с ним не боролись, как бы не старались его погасить. Он становился всё больше и горячее. Казалось бы, что пожар рос за счёт того, что нещадно, без разбору поглощал всё, что только находил, всё, что попадалось ему на пути, без остатка. Чем больше огонь ел, тем быстрее рос, а чем быстрее он рос, тем страшнее становился его и без того неутолимый голод.
  Все, кто смог, а их было немного, спаслись, выбежав из башни, попутно прихватив всё, что смогли унести. Башня сгорела дотла. От неё остались только обугленные стены, объятые огнём. Всё, что было из дерева, вплоть до каркаса, сгорело, и стены рухнули. Окна все повылетали, черепица на крыше трещала, попав в огонь, только осколки летят. В воздух, помимо дыма и искр, поднимались пепел и обугленные куски пакли. Синай, наблюдавший в это время через шар сие зрелище, хитро улыбался, зубы скалит, руки потирает, только перчатки друг о друга скрипят.
  - Горит, - вопил от восторга Синай, - разгорается! Тухнуть не собирается!
  Вечером, когда пожар полностью потух, отчасти сам, отчасти оттого, что его потушили, где было возможно, к месту пришли рабочие разбирать завалы. К этому месту инквизиторы более ни ногой: когда он насылал пожар, о чём сектанты не подозревали, Синай незадолго до этого зачаровал лепесток свечи так, чтобы в огне никто, кроме Оккультармиса, не видел парившие в огне галлюцинации. Эти галлюцинациями оказались: какие-то таинственные знаки, мрачные рожи, нечто похожее на духов, а также слышались рыки львов и ржание бегущих лошадей. Большая часть сектантов решили, что это какое-то проклятие, но им никто не поверил, решив, что они просто сошли с ума, будучи потрясёнными неожиданностью и масштабом катастрофы. С согласия старших инквизиторов и горечью они были отправлены в ближайшую психиатрическую лечебницу.
  Так не стало одной из башен Оккультармиса.
  - Одна есть! - промолвил Синай, погасив шар.
  
  Глава 4. О печатях и произошедшем.
  
  Вечером того же дня Синай активировал шар (на Трибальте он заменял собой телефон). В шаре появился Тайра.
  - Господин Тайра, вы слышите меня? - спросил Синай в шар.
  - Слышу вас хорошо, - отозвался Тайра. - Слыхали, что сегодня с Туррсхавне произошло?
  - Слыхал, и даже видел. Демоны огня проникли в одну из башен Оккультармиса и сожгли её дотла.
  - У вас есть предположения на этот счёт? Может...
  Самозванец перебил:
  - Только одно. Демоны, как я уже упоминал, меня слишком хорошо знают. Они чуют, что я с вами связался, и теперь они нам пакостят.
  У Тайры глаза на лоб полезли.
  - Уверены? - поинтересовался он.
  - Совершенно. Демоны, ведьмы и прочая нечисть всячески стараются разозлить меня.
  - И они решили снова вам навредить, но уже навредив нам.
  - Они ни перед чем не остановятся, и ради того, чтобы убрать меня с дороги, пойдут на любую подлость. Я не успокоюсь, пока или я их не раздавлю, или они меня... Мне нужно встретиться с вами, и как можно скорее.
  - В такой час?!
  - Именно. Самое подходящее время. В тайной комнате, где нас вряд ли найдут.
  - Хорошо, жду вас. Но будем мы там недолго, предупреждаю сразу.
  Синай поспешно собрался и отправился в башню, по той дороге, которую подсказал ему Тайра. Прибыв на место, Синай представился, правильно назвал пароль. Его впустили, провели осмотр, чтобы ничего с собой опасного не пронёс. У него не нашли ничего, кроме катаны , которую постоянно Синай носил с собой. Красивая изящная вещь, и очень опасная в умелых руках. Метровый в длину, чуть изогнутый меч; катана имела рукоять на две руки, - хотя Синай очень ловко орудовал и одной, - обмотанную красным шёлковым шнуром и украшенную четырьмя рубинами, по два на боковину, и с серебряным навершием в виде головы дракона. Ножны лакированные, красные, украшены уже шестью рубинами и тремя серебряными кольцами, которые опоясывали их через равные промежутки; на конце ножен тоже голова дракона. Клинок меча, будучи обнажённым, на голомени , до остро заточенного лезвия, покрыт ярко-красной эмалью, а сам он вместе с эмалью отполирован так, что в него можно смотреться вместо зеркала. Цуба овальная, серебряная, декорированная двумя выступами в виде клыков, повёрнутых в сторону острия, один - со стороны лезвия, другой - со стороны тупья. Это оружие Синай всё время носил с собой, искусно пряча его за спиной под мантией. В случае чего Синай мог неожиданно вынуть катану из ножен, не давая врагу времени отреагировать; это в некоторых случаях обеспечивало ему прорыв в ряды нескольких врагов или же гарантировало неожиданный победоносный удар.
  Те, кто проверял Синая, были изумлены таким оружием.
  - А разве приемлемо расхаживать по улицам с оружием, как разбойник? - поинтересовался один из проверяющих, возвращая катану владельцу.
  На что Синай ответил:
  - Опасности никто не отменял, и вряд ли кто отменит. Я постоянно ношу с собой оружие - мало ли, что может случиться.
  Закончив проверку, Синай убрал катану в ножны, и в сопровождении слуги отправился вглубь башни, в комнату, где его ждал Тайра.
  Что уж про неё сказать? Она была очень мрачной, контраст по сравнению со светлыми коридорами, по которым Синай добирался сюда. Здесь темно даже несмотря на горение светящихся камней по всей комнате, где только висели бра. Да и комната, гораздо большая, чем ожидалось, собственно, больше напоминала библиотеку, если судить по обилию полок с книгами, большая часть из которых написана уже угловатыми, прототрибальтскими рунами. Обилие полок так же делала комнату немного похожей на лабиринт.
  - Верховный инквизитор ждёт вас в глубине комнаты, - сказал слуга, поклонился и ушёл.
  Синай вошёл в комнату, дверь позади него закрылась. Он слышал, как за его спиной чуть слышно щёлкает ключ в замочной скважине. Немного погодя, Синай отправился вглубь комнаты икать главного инквизитора. Идёт, а сам на переплёты книг любуется, то на одну полку покосит глаза, то на другую. Не заметил, как набрёл на Тайру, который в это время стоял возле пюпитра меж двух самых больших полок. На пюпитре были горящая лампа из светящегося камня, заключённого в хрусталь, и большая книга в изумрудном переплёте, окованном местами золотыми пластинами. Тайра внимательно рассматривал страницы рукописи, настолько, будто бы что-то пытался найти. Как перевернул он страницу, Синай заметил, что она написана на прототрибальтском, а на страницах печати разные нарисованы, и руны в них тоже угловатые, прототрибальтские.
  - Вы хотели меня видеть, господин Риваз, - произнёс Тайра, отвлёкшись от книги.
  - Да, - произнёс в ответ самозванец. - Когда я наблюдал за пожаром, я заметил в огне несколько символов. Я даже успел зарисовать их.
  Синай протянул Тайре кусок пергамента с зарисованными символами. Тайра приглянулся к ним.
  - Огненные знаки, - сказал Тайра. Он поднял затем глаза на Синая, головой качает: - Вы говорили, что можете всё.
  - Разумеется. Однако какая беда: демоны, что докучают не только мне, иногда воруют у меня книги и свитки, среди них есть и весьма ценные экземпляры. Вот и приходится бродить по всему Трибальту, искать то демонов с украденным, то нечто похожее.
  Тайра невольно вздохнул.
  - Понимаю, - говорит, суть вашей проблемы, но дать эти экземпляры я вам не могу...
  - Понимаю вас. Это собственность секты.
  - Правильно говорите. А что касается этих - помогу расшифровать.
  Тайра закрыл книгу и пошёл искать нужную. Синай решил воспользоваться этим. Подождав, когда Тайра отойдёт на нужное расстояние, он расслабился. Глаз на лбу загорелся. Он выдал Синаю всю комнату целиком, в его мыслях она передалась так, будто бы на неё сквозь синее стёклышко смотрят; Синай смог благодаря этому увидеть все предметы в комнате, включая торчащие гвозди. Но его интересовало не это. Он вертел головой из стороны в сторону, надеясь зацепить нужную ему книгу. Поискав, но не найдя её, Синай обратил внимание на книгу, лежавшую на пюпитре, прямо у него под носом. Она засветилась белым. Эта книга, значит, и есть то, что нужно. Но лазить в ней Синай не стал: он услышал, как Тайра разворачивается. Глаз погас.
  - Это, - говорил Тайра, - символы демонов огня. Если мне не изменяет память, они не особо опасны, и, скорее, означают предупреждение.
  - Значит, они вернутся опять, - сказал Синай, покосив глаза в пол. - А много инквизиторов погибло в Туррсхавне?
  - Очень много. Некоторым удалось спастись, но большинство сошли с ума.
  - Сошли с ума?
  - Именно. Они что-то говорили, что видели и слышали какой-то хохот, рык, животных... Нормальным остался лишь прелат Камунгус, исполнявший одновременно и обязанности комиссара по делам культуры Туррсхавна.
  Самозванец почесал затылок.
  - Придётся, - говорить, - блокировать возможные точки их появления.
  Тайра, как-то подозрительно скривив брови:
  - И как вы собираетесь это сделать?
  - Помните, вы говорили про Чёрного гребня, которого вы заперли в Ратуке?
  - Да-да, конечно.
  - А скажите, как вам удалось его запереть так, чтобы он не то, что не сопротивлялся, даже не вышел оттуда? Может, вы что-то использовали?
  Тайра задумался.
  - Точно, - сказал он после полминуты раздумий. - Когда мы поймали Демона, мы успели наложить на его левую ладонь печать, блокирующую его силу... А зачем это вам?
  - Полагаю, что у вас есть нечто похожее. Если мы поймаем ведьму или демона, и успеем наложить на него печать, то далее они будут легко уязвимы. И тогда вопрос об их уничтожении станет проще, чем два медяка.
  Задумался Тайра.
  - Пожалуй, - говорит, - вы правы. Посмотрим, что у нас имеется.
  Тайра пошёл вглубь комнаты. Синай остался на месте. На этот раз старик отошёл недалеко, и Синай боялся, что его заметят, поэтому он наклонился над книгой, прикрыв лоб руками - сделал вид, будто бы увлёкся резьбой оклада. Под руками, прикрывшими лоб, талисман загорелся опять. Синай смог найти то, что ему было нужно: печать в виде розы; круг из дуг, построенных вокруг небольшого кружочка в центре, а в каждой дуге по руне или магическому символу.
  Синай услышал, как Тайра начал отзываться, и талисман погас.
  - Господин Риваз, - Тайра уже был возле пюпитра. - Что же вы не идёте со мной?
  Самозванец поднялся, и давай объяснять:
  - Не привык без дозволения расхаживать не по своей земле. И потом, вы уверены, что ищете там, где нужно?
  Тайра призадумался.
  Ничего не ответив, Тайра пошёл искать дальше. Синай за ним. "Почему он не ответил? - тревожно думал Синай. - Что я, интересно, такого сказал? Он же убьёт много времени на то, чтобы найти печати. И меня с собой ещё прихватил. Может, заподозрил что?"
  Синай был прав. Тайра потратил полчаса на поиск нужной ему книги. И ещё бы время потратил, если бы не вспомнил про пюпитр. Вернувшись к пюпитру, Тайра начал листать книгу. Случайно найдя на одной из страниц символ, который раньше него Синай обнаружил, ткнул в него пальцем и сказал:
  - Это - та самая печать, которую мы поставили Некроманту на левой ладони. Она блокирует его силу, делая его беззащитным и, само собой, совершенно безвредным.
  Тайра продолжил листать книгу, показывал самозванцу различные символы и печати, блокирующие еретиков. Синай смотрит, как перед ним распинается инквизитор, слушает его, а сам ухмыляется. "Хоть бы ты отвлёкся", - думал самозванец, глядя на Тайру.
  Вдруг в комнате раздался чих. Тайра, немного погодя, оставил книгу, и пошёл туда, откуда послышался чих. Его выкинул молодой инквизитор в глубине комнаты. Точнее, не инквизитор, а даже ученик, которому поручили следить за порядком в комнате, если судить по тому, что в руках он держал небольшую метёлочку, которой обычно пыль смахивают.
  Пока Тайра разбирался с учеником, вторгшимся в комнату, как он услышал, без предупреждения, Синай одной рукой открыл нужную ему страницу, а другой чуть шумно, как мышь, отстегнул с пояса бляшку-череп. Он направил бляшку лицом к странице, на которой была не только нужная печать, но и всё по тому, как её наложить, как снять и прочее.
  - Аль пари люминоза! - прошептал Синай на бляшку, что на прототрибальтском языке означает "Запоминай, что видишь!" Из глазниц черепа возникли два зелёных луча, которые сфокусировали весь объём страницы. Синай смотрел то на то, как бы Тайра не появился, то на летевшие в череп письмена. Оригинал оставался на месте, а всё, что попало под фокус лучей, переносилось в череп. Закончив с копированием, Синай поспешно, но тихо, чтобы не услышали, вернул страницы на прежний порядок, а бляшку убрал в карман штанов - её одеть обратно требовало немного времени и сноровки, чего не позволяла ситуация.
  - Это был Монт, - говорил Тайра, возвращаясь к пюпитру, - недотёпа. Вошёл в комнату на дежурство, не предупредив меня.
  Тайра увидел, что самозванец собирается уходить.
  - Вы уже уходите? - поинтересовался инквизитор. Синай в ответ:
  - Да. Во-первых, вы сами сказали, что мы будем недолго, а я своё слово держу и чужое уважаю. А во-вторых, я рассмотрел некоторые печати и указания к ним, и считаю, что для нашего дела мне будет этого достаточно.
  - Уверены? Они же написаны на прототрибальтском языке, а сами они требуют сноровки...
  - А за это, - перебил самозванец, - не переживайте. Прототрибальтский я знаю, как нельзя, отлично, со сноровкой в ритуалах я проблем не испытывал, а память у меня хорошая. Эти печати - далеко не самое сложное, что мне приходилось запоминать.
  ... Расставшись с самозванцем, выдающим себя за сектанта, Тайра, глядя ему вслед, думал: "Хорош сектант, только он малость странноват".
  Синай же, уйдя достаточно далеко от башни, произнёс про себя:
  - Рыбка сама прыгнула мне в лодку. Остаётся только прихлопнуть её веслом.
  
  
  
  
  
  Глава 5. Эксперимент и проказа с печатью.
  
  Дня через два Синай вновь появился в лаборатории. Там он стянул с полки книгу, в которой было описано всё, что касается печатей и их применений. Почему именно "стянул"? Да потому что книга была в золотом окладе, украшена рунами (разумеется, пртотрибальтскими) и драгоценными камнями, а страницы её сделаны из платины, а потому она была очень увесиста. Из-за этого книга стояла не совсем на полке, а в каменной нише в стене. Синай положил книгу на массивный гранитный пьедестал. Открыть эту книгу можно только с помощью специальной печати, которая, между прочим, у Синая была. Он достал из ящика стола печать в виде ромба, поднёс её к книге, и та открылась на пустой странице. Немного погодя, Синай достал из кармана бляшку, направил её глазницами на пустой лист платины, и произнёс:
  - Тайфлю ко дайт рогаддос аль люминоза ("что запомнил, перенеси на чистый лист")!
  Появившиеся из глазниц черепа на бляшке лучи тут же перенесли запомнившийся, украденный два дня назад текст на платину. Хотя всё передалось точь-в-точь, как в той книге, текст и рисунок выглядели несколько иначе: их как будто бы выгравировали (всё-таки это металл, а не бумага или пергамент). Но Синая это нисколько не смущало, главное, что нашёл то, что ему было нужно.
  - Теперь разберёмся с тобой, - молвил Синай, надев бляшку обратно на ремень и пристальнее присмотревшись к получившейся странице. - Посмотрим, что ты за зверь и с чем тебя едят, да и едят ли тебя вообще.
  А прочитал Синай следующее:
  
  "Печать для облегчения изгнания демонов, ведьм и прочей нечистой силы. Она способна сделать легкоуязвимым любое сверхъестественное создание, ослабить любого колдуна, обессилить любого чернокнижника. Печать олицетворяет всепоглощающую силу огня, дотла сжигающую всё, что в ней окажется, и всё, что пройдёт через неё.
  Если нанести эту печать на представителя нечистой силы, он в мгновение ока потеряет свои силы и способности, что сравнит его к простым смертным, и тогда он станет лёгкой добычей для охотников за нечистью. Эту печать можно поставить на любую часть тела, но самый верный способ - поставить её на ладонь левой руки.
  Нанесение данной печати - ритуал довольно простой, и с ним справится даже начинающий маг. Прежде, чем нанести печать, необходимо опечатать нужный объект, чтобы он не двигался. Для этого существуют специальные печати, заклинания, ауры, заколдованные кандалы и т.д. Если же заблаговременно не позаботиться об этом, или же объект не будет опечатан подобным образом, нанесение печати будет крайне осложнено. На опечатанное существо, необходимое вам, наносится печать. Для её нанесения достаточно произнести нужное заклинание (смотрите ниже), держа перед целью свиток с печатью или артефакт, её содержащий.
  Нанесённая печать моментально стирает способности объекта, делая его ощутимо слабее. Эффект печати можно снять лишь сняв саму печать, для чего используется нужное заклинание (смотрите ниже), но дополнительный артефакт здесь уже не требуется.
  Нанесение печати не ограничивается только плотью, т.е. её можно наносить и на другие поверхности. Если её нанести на стену дома, то эффект печати будет распространяться только на жильё, его убранство, и всех, кто там находится. Если нанести печать на предмет, эффект будет распространяться на него. Сложность заключается в том, что на объект печать подействует лишь тогда, когда он возьмёт предмет с печатью.
  Ни в коем случае не пытайтесь нанести печать на яства, препараты и одноразовые предметы обихода, поскольку нанесённая на них печать не будет иметь силы; а если и будет иметь её, то она будет очень непродолжительной, нежели нанести печать на стену".
  
  Прочитав получившуюся страницу, Синай задумался: "Очень интересная страница. Полезное приобретение, и к тому же опасное, особенно в умелых руках. Самое главное - понять принцип работы этой печати, а дальше всё будет куда проще. А один из самых верных способов понять принцип чего-либо - опыты. Да, эксперименты. Было бы только, где достать подопытную крысу, и опробовать всё на ней".
  Синай сел думать, на чём попробовать фокусы с добытой им печатью.
  И надумал. А надумал он с помощью своего трофея напакостить инквизиторам, заодно и получше узнать о той проклятой печати. Познакомиться с ней, так сказать, поближе. Синай встал, пошёл к карте, на которой крестики, оставленные недавно талисманом, не погасли до сих пор. Он выбрал башню, которая находилась на небольшом островке на Острове Воды, в рыбацком посёлке Беккендорфе. Синай затем вернулся к книге, нашёл нужную ему печать, и повторил с ней тот же фокус, что и с печатью из книги Тайры.
  - Эксперимента ради сойдёт, - решил Синай.
  Одев пряжку обратно на застёжку ремня, Синай надел на голову воротник мантии, на деле оказавшийся капюшоном, после чего сделал перед собой несколько жестов руки.
  Он перенёсся на окраину Беккендорфа, в чащобе, где твёрдо решил ждать наступления темноты, спрятавшись в густой кроне.
  С наступлением темноты, Синай, не снимая капюшона начал красться в сторону посёлка, стараясь не набрести на жителей и гостей, которые могли его обнаружить и, если не выдать, то хотя бы отвлечь от дела. Сейчас как раз труднее всего пробраться к башне, чем в иное время: жители посёлка устроили празднество в честь удачного улова сельди. Посёлок горел яркими огнями, люди веселились, и их было очень много, не исключено, что есть и неплохая охрана - попробуй, пройди незаметно.
  Незаметно пройти Синаю не удалось: его заметили несколько полупьяных рыбаков. Увидев таинственную фигуру в белом капюшоне, рыбаки тут же стали звать его присоединиться. Как бы Синай не старался отказаться, рыбаки заволокли его за мантию в свою компанию. От выпивки Синай упорно отказывался, а на многочисленные вопросы по поводу капюшона ответил:
  - Мою голову повредили морские хищники. Если я её покажу, вы упадёте в обморок.
  Рыбаки, услышав такой ответ, начали спорить друг с другом, кто снимет капюшон с гостя, и так разошлись, что забыли про него. Дело дошло до того, что гуляки начали пусть и вяло, но драться. Впрочем, удивляться нечему - пьяные никогда не отличались вниманием и никогда не слушают предупреждений. Воспользовавшись случаем, Синай скрылся в ближайшей подворотне, где засел в ожидании, когда веселье начнёт утихать. Башня стояла в самом центре посёлка, а в центре больше всего людей, и среди них есть и несколько охранников. Ради того, чтобы не попасть снова в похожую ситуацию, Синай взгромоздился на крышу самого высокого, но неприметного дома, где ждал нужного момента, вцепившись в черепицу, словно кошка когтями вцепилась в войлок или в штору.
  Празднество длилось ещё около шести часов. Конечно, очень долго, но Синай мало того, привык ждать и дольше, к тому же он за это время успел определить саму башню, и как к ней подойти. А подойти к ней проще всего со стороны ратуши. Лучше всего Синай это мог сделать только пробежав по крышам соседних домов. Сапоги стучат по крышам, но народ, вернувшийся домой после праздника, спал крепко, так что они его не услышали.
  Синай слез с крыши ратуши по водосточной трубе, и то не сразу решился, потому что сначала проверил, нет ли кого поблизости - охрана-то не дремлет, пока ещё не сменят. Он, оказавшись на земле, тихо подкрался к стене башни, снял с ремня бляшку, прошептал:
  - Тайфлю ко вуолль аль люминоза ("что запомнил, перенеси на стену")!
  Раз! - и на стене появилась печать, которая выглядела, как солнце, нарисованное из множества древних рун разных размеров...
  Закончив со стеной башни, Синай надел бляшку обратно на пряжку ремня, а затем тихо удалился прочь с территории. До леса, откуда он появился, было очень далеко, поэтому он решил укрыться где-нибудь на побережье, и телепортироваться оттуда.
  Едва Синай дошёл до побережья, едва он спрыгнул на камень, замер на месте.
  - Эй, кто идёт?! - послышался откуда-то голос.
  Синай понял: стук его сапог привлёк охранника. Он пригнулся, прижался к камням в надежде, что охранник уйдёт, поняв, что ему послышалось.
  А вскоре показался сам охранник - молодой человек, рядовой, сероглазый, лицо гладко выбрито. На кожаной одежде сидела солдатская куртка , синяя, с волнами и белым кругом на груди, на коленях стальные наколенники, на плечах кованые наплечники, на ногах поршни с заострёнными носками, на голове стальной гребнистый шлем, а в руках длинный узкий ящик. А если быть точным, то это и не ящик вовсе. Это то, что на Трибальте называют словом "шакенометатель". По сути своей - это механическое стрелковое оружие трибальтских солдат. Просто небольших размеров ящик, стреляющий, как понятно из названия, шакенами (иначе говоря, сюрикенами) - небольшими круглыми дисками, острыми, как бритва. Когда шакенометатель заряжают, с помощью специального ключа заводят пружину, и по мере того, насколько туго она затянута, вставляют по одному сюрикены. На перезарядку шакенометателя уходит несколько минут, это гораздо дольше и сложнее, нежели перезаряжать арбалет. Чтобы произвести выстрел из такого оружия, нужно нажать на спусковой рычаг, в результате срабатывает спусковой механизм, и тогда сюрикен вылетает с бешеной скоростью, что способен убить человека за несколько минут, если попадание будет точным. Пробивной силы сюрикена, пущенного из этого оружия, вполне хватит, чтобы пробить насквозь два слоя кожаного доспеха, не говоря уже о доспехе бронзовом или кольчуге, где он застрянет, создав тем самым неудобство оппоненту, и, разумеется, сделав его, таким образом, лёгкой добычей. Тогда и нанести смертельный удар в рукопашной станет проще простого - неважно, кому, себе или кому-нибудь, кто успеет добежать или окажется рядом. Однако шакенометатель хоть и бьёт дальше, чем сюрикен, брошенный рукой, или арбалет, он стреляет всё же не очень далеко, им удобнее всего оборонять стены или стрелять на ближней дистанции. Тем не менее, это оружие хорошо сгодится и для боя в тесных пространствах вроде коридора, где лук и арбалет будут просто неудобны, а, значит, и создадут массу проблем. Помимо ящика, по длине напоминающего ружьё, есть также и шакенометатели меньшего размера, которые очень легко спрятать, но используются они лишь в крайнем случае, и могут помещать не больше одного - пяти сюрикенов. А есть и станковые шакенометатели - это уже оружие большого размера, они размещаются на станках - треногах, и используются в основном для обороны крепостей; несмотря на неудобство переноса и перезарядки, такие шакенометатели могут вмещать в себе тридцать - пятьдесят сюрикенов.
  Поняв, что охранник не собирается уходить, Синай начал тихо ретироваться, плотно прижимаясь к отвесному склону. Не успел он сделать и пару шагов, охранник почти сразу же обнаружил его. Синай прижался к камню, на коем сидел, думает, как бы выкрутиться. Охранник нацелил на него шакенометатель, угрожает, значит, мол, если проходимец шевельнётся, ему не миновать скорой гибели. Шутка ли - получить острым диском в голову?!
  - Стой, сказал! стрелять буду! - угрожающе вскрикнул охранник.
  Синай, после короткой паузы, резко, как мог, провёл ладонью по воде. Брызги полетели в лицо охранника, и, пока тот их вытирал, Синай запрыгнул на берег, да пустился со всех ног бежать. Охранник сделал два выстрела в его сторону: один сюрикен отскочил от земли, а другой, срезав по пути несколько травинок, потерялся в густых зарослях молодого овсюга .
  Ещё одним недостатком шакенометателя был щелчок, который он издавал при выстреле - звук этот громче, чем шлепок тетивы арбалета о его лук или ложе. Щелчок, который издал шакенометатель, привлёк ещё двоих, вооружённых уже копьями, охранников, и оба были по званию капралы. Те, выйдя на побережье, осмотрелись. Увидели беглеца, и давай вместе с тем охранником вдогонку. Синай от них в посёлок.
  - Стой! - кричал один из капралов. - Приказываю, стой!
  Беглец, коим являлся Синай, не останавливался, хотя и бежал не особо быстро, чтобы мантия не задиралась, иначе его так легче будет опознать, и тогда его объявят в розыск. Что делать? Синаю пришлось всё делать на ходу: делать перед собой жесты телепортации, одновременно бегать от охранников, ловко забегая в переулки. Синай вскоре телепортировался, его так никто и не задержал.
  "Чуть не попался, - думал Синай, оказавшись уже в лаборатории. - А могло бы быть и хуже". Устав от беготни, Синая снял капюшон, а после подошёл к тахте, упал на неё, и задремал.
  
  Того загадочного беглеца не смогли опознать, и не нашли. Да и как бы нашли, если в темноте ничего особо не видно, тем более при лунном свете? А ту печать нашли только к вечеру следующего дня. Это произошло случайно.
  Тот новобранец, который обнаружил Синая, получил выговор от командования, и в качестве наказания ещё раз заступил в караул. Пока он дежурил на территории башни, услышал вдруг какой-то странный шум внутри башни Оккультамиса. Робея, он подошёл к входу, постучался. Ему никто не ответил. Постучал второй раз - та же реакция. После третьего стука в двери отворилась створка - в ней показался молодой человек, у которого дёргался один глаз.
  - Что здесь происходит? - спросил охранник.
  Молодой человек в ответ ни звука.
  - Что здесь происходит? - повторил охранник.
  Молодой человек начал нервно хихикать, а потом и вовсе закрыл створку. Охранник стоит, затылок чешет, не поймёт, в чём дело. Ему ничего не оставалось делать, как обойти башню в поисках тайного прохода или лаза, дабы проникнуть вовнутрь, узнать, что в башне творится.
  Стоило охраннику зайти на обратную сторону башни, что примыкает к ратуше, он увидел ту самую печать, что оставил вчерашний беглец. И замер... Немного погодя, охранник выбежал на площадь, орёт:
  - Капрал! Капрал!
  На его зов отозвался другой охранник, капрал по званию.
  - Надеюсь, у тебя есть веские основания отрывать меня от важной работы, солдат?! - недовольно произнёс появившийся капрал.
  - Тут на стене печать стоит.
  - Что за печать?!
  - Печать... от которой... инквизиторы с ума сходят.
  - Как сходят?! Немедленно отведи меня к ней!
  Охранник повёл капрала к той печати. Капрал как увидел её, встрепенулся.
  - Что за чертовщина?! Зови инспектора, живо!!!
  Охранник тут же помчался в посёлок за инспектором, а капрал побежал к ближайшему от ратуши участку, где дежурили два плечистых воина.
  - Штаус, Реккен! Собирайте всех, кто не занят, и ворвитесь внутрь башни!
  Воины, названные капралом Штаусом и Реккеном, послушно помчались в казарму.
  ...Уже в скором времени полроты солдат выбили бревном дверь башни, и ворвались в неё. Ничего такого они не нашли в ходе осмотра, кроме инквизиторов, которые, по словам солдат, очень странно себя вели. Инспектор, прибывший на место, осмотрел буквально каждого инквизитора в башне, и сделал вывод: они все не в своём уме, им срочно требуется помощь. Всех инквизиторов отвезли в ближайший город, в психиатрическую лечебницу. А башню пришлось огородить, все входы и окна перекрыли; и ещё охрану приставили, чтобы не входил никто. Чтобы охранников не постигла та же участь, что и инквизиторов, их, на всякий случай, решили сменять каждые два часа.
  Синай, наблюдавший через шар за результатами эксперимента, просмотрев всё от корки до корки, подумал, и решил, что печать ему потом следует наносить там, где её не заметит вообще никто. Например, в подвале, где её не заметят разве что крысы, которые будут лишь обнюхивать печать. Или под куполом башни, где её заметят только вороны и летучие мыши. Тем не менее, Синай где-то в глубине души был рад тому, что его эксперимент удался, пусть даже и не совсем так, как он ожидал.
  
  Глава 6. Беспокойный Конти.
  
  - Зачем пожаловал, Конти? - заговорил Тайра. - Надеюсь, не для того, чтобы попить со мной травяного чайку и поболтать?
  Дело обстояло в полдень того же дня, когда Синай под видом таинственного незнакомца наложил печать на стену башни секты. Тайра пока что был свободен, он в скором времени должен будет послать группу поисковиков во все концы Трибальта на поиски инакомыслящих. Только одному Конти всё не спокойно: очень он переживает из-за того, что Тайра заключил сделку с незнакомцем, проходимцем, который наверняка выдаёт себя за сектанта некогда процветавшего культа, причём принял его верховный инквизитор, как родного. Самое обидное для Конти было то, что, кроме него, все тому чужаку поверили, даже старейшие инквизиторы.
  Разговор этот проходил в кабинете Тайры, который при дневном свете казался гораздо шире, чем обычно, или когда с наступлением темноты в нём с бра снимают колпачки, чтобы светящиеся камни начали давать свет.
  - Я, - начал Конти, - пришёл поговорить с вами, мессир, по поводу того сектанта...
  - Позволь, перебью, - перебил Тайра, - ты про господина Риваза?
  - Да, мессир, - тяжело вздохнув, сказал Конти.
  - Хм, то-то я смотрю, Гаур говорил, что ты чем-то взволнован. Тебе по-прежнему не нравится Риваз.
  - Он, если честно, мне не нравится, а с недавних пор он мне стал не нравится ещё больше.
  - Интересно, чем?
  Конти вздохнул, и начал:
  - С тех пор, как Риваз появился у нас, дела пошли не так. Стали пропадать несколько инквизиторов. В библиотеке говорят, что там есть кто-то нарушивший запрет на проход туда. Некоторые библиотекари утверждают, что видели несколько проходимцев в белых плащах, или какие-то странные свечения и вспышки, а также слышали, как кто-то шепчет...
  - По-моему, ты преувеличиваешь, - перебил Тайра.
  - Я не преувеличиваю, мессир. Он вёл себя подозрительно, когда мы его впервые увидели. А когда вы заключили с ним договор, у нас начались неприятности. До его появления у нас их не было.
  - Ты так считаешь?
  - А тут и считать нечего. Пожар в Туррсхавне и недавнее сумасшествие на Острове Воды, в Беккендорфе, не случайны. Сдаётся мне, Риваз либо связан с нечистой силой, либо сам же ею является. И ведёт себя очень подозрительно... Мне кажется, он давно спелся с демонами и ведьмами, а их на нас науськивает.
  - Оно понятно, что с ней связан. Риваз - бывалый сектант культа Габаррат, а уж им видней, как с нечистью да еретиками бороться. И здесь они нам - не чета.
  - Да, согласен, бороться. Но я не видел, чтобы он с ней боролся. С тех пор, как он здесь появился, нечисть только хуже начала безобразничать. Сдаётся мне, что тот Габаррат ею правит, он призывает её в наш мир...
  - С чего ты решил, что он её владыка? Он нам внятно, вполне доходчиво объяснил, что демоны слишком хорошо его знают, и они ни перед чем не остановятся, чтобы навредить господину Ривазу. А с тех пор, как мы договорились сотрудничать с ним, демоны перекинулись на нас, тем самым они начали по-другому досаждать ему. Демоны - заклятые враги господина Риваза, никогда не сдадутся, пока не уберут его. И ради этого они пойдут на любую подлость. Такова природа нечистой силы. Для них так трепать человека - это что-то вроде забавы, такой же спорт, как для нас гонки на байдарках. Постоянные мучения их только забавляют.
  - Я не верю ему, мессир. Это же волк в овечьей шкуре. Его необходимо найти и пригласить сюда на допрос.
  - Ты оспариваешь моё решение? - Тайра уже не на шутку нахмурился. В его голосе уже пусть и не очень, но слышалось раздражение. - Мне сама судьба дала возможность заключить союз со знатоком своего дела, и я не собираюсь её ни упускать, ни терять, уж тем более - ссориться с ним.
  - Мессир...
  Тайра тут же бросил на Конти рассерженный взор.
  Понял тут Конти, что с верховным инквизитором спорить бесполезно, а уж тем паче - пытаться его переубедить. Конти смиренно поклонился, и чуть тихо сказал:
  - Ваше право, мессир.
  Он вышел из кабинета, и пошёл уже быстрым шагом прочь. Идёт, весь злой, руки в кулаках. "Если от магистра не дождаться никакой помощи, - рассуждал он про себя, - я сам с тобой расквитаюсь. Плевать, что мне за это будет, я разберусь с тобой, Габаррат. Я найду тебя, где бы ты ни был, хоть даже на краю света".
  
  Глава 7. Первый неприятель Синая.
  
  В лесу, милях в четырёх от Канны, горел большой костёр, а возле костра веселились разбойники. Дело обстояло в сумерках: в лесу хоть и было темно, да и небо не светлее, на горизонте ещё долго оставалась пурпурная полоса, которую оставляет солнце, когда заходит.
  Разбойники веселились, орали песни и плясали. Но в скором времени их веселье прервал один разбойник, который дежурил на макушке дерева. Заметив вдалеке таинственную фигуру в сером балахоне с капюшоном, полностью закрывшем всю голову целиком, он дал в качестве сигнала три карканья ворона. Услышал атаман сигнал, тут же дал команду разбойникам прятаться. Те послушно попрятались, где кто мог, а сам атаман развалился на бревне возле костра.
  Фигура в капюшоне вскоре появилась перед атаманом.
  - А, незваные гости! - воскликнул атаман. - Чего припёрся?
  - Я к тебе, атаман, - шептал таинственный пришелец. - Я слышал, ты лучший в своём деле.
  - Ко мне?! Ха-ха-ха!!! Ко мне пришёл, гляньте на него! Ха-ха! Зачем?
  Пришелец тут же достал большую мошну и бросил её атаману в ноги. Из устья упавшей на землю мошны посыпалось несколько адлеров - трибальтских золотых монет. У атамана от вида денег тут же глаза, без того жадные, округлились. Он тут же кинулся на мошну, всю забрал себе, до последней монеты подобрал.
  На Трибальте тоже в ходу деньги, и в основном - это монеты, золотые, серебряные и медные. Золотые монеты называются, как уже говорилось, адлеры, серебряные - роали, медные - фортинги. У трибальтян даже имеется курс обмена монет, и у каждой фракции свой. Так, например, на Острове Земли один адлер обойдётся в двадцать роалей или пятьдесят фортингов, тогда как за один роаль здесь придётся отдать немного - немало тридцать фортингов. Трибальтяне совершенно не смущаются, если у них в мошне окажутся деньги из другой фракции (другой рисунок, другой герб, аверс и реверс, даже манера чеканки), поскольку на Трибальте ценность имеет сам металл, а вовсе не курс на него. Кстати, насчёт аверса. Деньги Острова Земли узнать легко: на аверсе изображён герб фракции - сжатая в кулак стальная рыцарская перчатка, трибальтский символ свободы. Кроме того, монеты отличаются ещё и весом, который указан на реверсе монеты в виде номинала, и он же указывает стоимость той или иной монеты.
  Стоит отдельно упомянуть о серебре, которое трибальтяне, как бы странно это не звучало, ценят гораздо выше золота, невзирая, что на последнее курс обмена выше, и за него следует отдать или получить немало серебра и меди. Нет, ценят они серебро вовсе не из-за выгодного курса. Трибальтяне так высоко ценят серебро за его способность очищать воду и, как говорят на Трибальте, душу, а также за способность отгонять нечистую силу. Для трибальтян - всех, от мала до велика - вполне привычным явлением является бросать в воду несколько серебряных монет прежде, чем помыться, вытереть пыль или постирать. Так же и с питьевой водой поступают; прежде, чем её пить или сварить в ней что-нибудь, дадут ей отстояться, после пропустят через ткань с углём, бросят на кое-какое время в воду серебряных безделушек, да вскипятят. Для многих из нас такое явление может показаться странным, но для трибальтян необходимость бросать в воду серебро - дело обыденное, вполне обычное.
  Что же касается золота, то трибальтяне ценят его не столько за роскошь, блеск и редкость, сколько за то, что оно, как здесь говорят в простонародье, "не плесневеет" ; это позволяет делать из него не только монеты, но и украшения, предметы обихода и шедевры искусства, так высоко ценимые имеющей тонкий вкус аристократией.
  Также трибальтяне - все, и аристократы, и простонародье, - имеют обыкновение оставлять несколько золотых монет или мелкую золотую утварь на подоконниках, а иногда и там, куда днём в дом падают солнечные лучи. Просто золото ещё ценимо тем, что при взаимодействии с солнечным светом оно способно очищать воздух, из-за чего в помещении так легко дышится, и трибальтяне это прекрасно знали. Аристократы и настоятели храмов ради этого даже не жалели средств на заказ причудливых витражных окон, краски которых содержали хотя бы пару гостей золотой пыли. Но, натурально, надолго люди не оставляли золото на свету; мало того, день не столь продолжителен, как того хотелось бы, а вдобавок его ещё украдут, если за ним не приглядывать и не быть настороже.
  - Да тут тысячи четыре будет! - радостно произнёс курицын сын, атаман.
  - Я знаю, - сказал пришелец.
  - Так дал, али как? Что-то от меня требуется?
  Пришелец достал из-под балахона точный портрет Синая, и протянул его атаману.
  - Мне, - говорит, - не нравится это человек. Сдаётся мне, что он - не тот, за кого себя выдаёт. Нельзя ли сделать так, чтобы он до земли прилёг, а все подумали, что его растерзал медведь?..
  
  Синай с самого утра на ногах: позавтракав, он отправился в лес, где сначала погулял, а затем принялся собирать травы. Вообще-то травы собирают летом, после летнего солнцестояния, но есть и те травки, которые предпочтительнее собирать в мае, например, крапиву.
  Хоть день обещает выдаться жарким, утро выдалось хорошим. Воздух прохладный и по-утреннему свежий, легко мог заставить любого чуть замёрзнуть, точно день в марте. Словно великая россыпь алмазов, блестели под лучами солнца бесчисленные капли утренней росы. В лесу раздавался неразборчивый, но дружный и по-своему весёлый хор лесных птиц. Лучики восходящего солнца касались опушки леса, оставляя на ней следы, делавшие каждую деталь опушки похожей на золотые листы.
  Синай собирал травы, которые росли на кочках, на опушке неподалёку от Канны. Глядишь, если надоест или жара усилится, то и до дому недалеко.
  Стоило ему только на секунду отвлечься, стоило ему отвести взор, увидел он перед собой, в двадцати трёх шагах, несколько вооружённых людей. Они стояли на краю опушки, смотрят на Синая, ухмыляются, глаза хитрые-хитрые. Синая насторожило внезапное появление вооружённых людей, которых он посчитал разбойниками за манеру появляться внезапно. Он немного напрягся - а вдруг они к нему пришли.
  - А вы кто? - не без робости спросил Синай.
  Вперёд вышел бородач в шляпе, которого Синай окрестил вожаком, или атаманом, если это вдруг разбойники - Синай не мог понять точно, кто это, но на всякий случай остался настороже.
  - Попался! - гаркнул атаман. - Ни с места! Один шаг в сторону, и ты покойник!
  Синай шмыгнул носом. Понимает - дело пахнет кровью. К тому же он догадался: это разбойники, и они пришли за ним. Вряд ли простые путники или собиратели придут сюда с дубинами и копьями в руках. А краем глаза Синай нашёл несколько стрелков, затаившихся за деревьями. Рискуя жизнью, Синай перевернул в воздухе серп, которым он срезал травы, и бросил в лучника, который целился в Синая из-за сосны, причём Синай сделал всё это настолько быстро, что разбойники не успели понять, что это было. Серп попал лучнику в лоб, он упал замертво. Ополоумевший атаман дал команду другим стрелкам растерять Синая, но тот ловко уходил от мушкетных пуль и стрел, прячась от них за деревьями. Хорошо, мушкет заряжать времени много требуется, и лучникам нужно точно взять прицел, чем Синай и воспользовался.
  Только поднял он руку над собой, в его ладони появился небольшой светящийся белый шарик. Разбойники пустили ещё залп, но пока стрелы летели в Синая, вокруг последнего образовался светящийся пузырь. При столкновении стрел с этим пузырём стрелы сгорали, словно лучина в костре, а пули отскакивали от него и падали на землю. К тому же пузырь светился так ярко, что стрелки потеряли видимость, и прекратили стрельбу.
  Светящийся пузырь исчез в скором времени, но Синай на этом не остановился. Он махнул рукой в сторону разбойников, как будто бы кидал ядро или камень. И кинул, только не камень, а светящийся шар. Стремительно пролетев через опушку, шар упал возле разбойников, и там взорвался. Видно было, как разбойники в мгновение ока, все до единого, исчезли в белой сфере, которая образовалась от взрыва шара. Никто из них не выжил - от разбойников осталось только оружие, а также серп, который Синай кинул в первого стрелка.
  Ан, нет, не все сгинули. Один разбойник всё-таки остался. Прежде, чем разбойники пришли к Синаю, он по приказанию атаман заранее притаился в стороне от своих соратников, на случай, если дело пойдёт не так, не в пользу шайки. Разбойник был немолод, если судить по седым волосам, связанным позади в хвост, плешивой голове, маленьким глазам и поседевшей короткой бородёнке с ещё кое-где мелькавшими тёмными отметинами; одёжка льняная на разбойнике худая, да и сапоги не лучше, а сам он тощий, одна кожа да кости. По причине своего преклонного возраста седовласый разбойник расположился как можно ближе к Синаю, чтобы, когда он будет к нему красться, не расходовать впустую и без того маленькие силы. Седой разбойник был изумлён, когда сначала увидел, как Синай метнул в одного из его соратников серп, а затем при помощи магии с одного же удара уложил всех... Кстати о магии. То, что применил Синай, были боевые заклинания магии света, которой он владел очень искусно, как собственными руками. Синай часто использовал магию света в бою, иногда и в быту она могла сослужить очень даже хорошую службу.
  - Световой щит - хорошая штука! - говорил Синай, словно атаман всё ещё перед ним или где-нибудь рядом притаился, слушает. - Никакие стрелы тебе не помогут! Да и световой шар не хуже - сотрёт тебя в порошок, как нечего делать!
  Пока Синай подходил к месту взрыва светового шара, чтобы подобрать свой серп, седовласый разбойник тихо подкрался к Синаю с зажатым в кулаке стилетом . Но споткнулся об овражек, и упал, даже стилет в траве потерял. Синай, к тому времени успевший подобрать серп, услышал его, как развернётся резко. Испугался разбойник, стал дёру давать, правда, на четвереньках, словно малое дитя. Синай его в быстром шаге догнал, да за хвост на затылке схватил. Крутит его, то вверх поднимает, то вниз опускает, а разбойник, знай себе, от страха перед смертью и боли кричит.
  - Не убивай меня! - орёт. - Пощади!
  Синай достал из ножен катану, поднёс её к горлу разбойника, и тот ещё больше запаниковал.
  - Заткнись ты! - гаркнул Синай. Разбойник утих.
  - Не убивай меня, - сказал разбойник уже спокойно, хотя сам он ни жив, ни мёртв от страха.
  - В глаза мне смотреть, - сказал Синай, и разбойник послушался. - Видел, как я мгновенно расправился с твоими дружками?
  Разбойники, робея, нехотя кивнул.
  - Тебя-то я пощажу, но с тобой у меня разговор особый. Выбирай, или ты скажешь мне всё, как есть, или я веду тебя в город, там зову стражу, и с тобой беседует их капитан.
  У разбойника, откровенно говоря, глаза на лоб полезли. Ни один из предложенных вариантов ему не нравился. А что ему остаётся ещё поделать? Ни что-то говорить кому, ни сидеть на допросе перед капитаном городской стражи, и даже лишиться жизни седовласому разбойнику не хотелось. Тем не менее, он понимал, что победивший его банду Синай настырней и напористей, и просто так его не отпустит, не говоря уж о том, что просто пощадит. Так что выбор у разбойника был прост, точно прямая линия на листе пергамента - или он сделает так, как велит победитель, либо ему грозят дыба и следом за ней - топор палача.
  - Вот, засада! - завёлся он. - Ненавижу городских! Ладно, чего хочешь от меня?
  - Знать кое-что. Отвечай, я забрёл на вашу территорию, или вас кто-то специально нанял, подговорил, чтобы зарезать меня? Только врать не советую.
  Разбойник ухмыльнулся:
  - Хе, да я чего? Нам показали на тебя, говорят: "Сделайте так, чтобы он до земли прилёг, а все на медведя подумали!" Ну, мы и... того, попёрли, куда сказано. А уж где тебя искать, наш атаман уже своим умом допёр. Оно куда проще... А Тихий гость знает, как ты выглядишь, с кем водишься да дружбу водишь, и по каким приметам тебя можно узнать.
  Синай нахмурился:
  - Что за "Тихий гость"?
  - Да появился у нас недавно. Да я чего? Я его в глаза ни разу не видал. Как в лес придёт, так морду в плащ закутает, кончика носа - и того не видать. И не говорит, а так, бормочет чего-то. Знать, боится, что голос узнают. Может такое быть, что ты кому-то очень навредил, раз уж тебя заказали. А тот, кому ты навредил,.. пёс их там разберёт, будь оно неладно... может, и видел, как тот Тихий гость переодевался.
  Синай вздохнул, поняв, что седовласый разбойник выложил всё, что бы он хотел знать.
  - Что ж, - говорит, - это всё, что мне нужно было выяснить. Свободен.
  Синай убрал катану в ножны. А как встал разбойник, штаны на коленях оттряхнул, да за хвост взялся, Синай подождал немного, а потом как даст ногой разбойнику по месту, на котором тот сидит. Разбойник, вопя от боли, удрал, будто ошпаренный кипятком провинившийся холоп, и больше с той поры в этом лесу не появлялся. А от боли неспроста вопил: мало того, что Синай был моложе и крепче старика, к тому же в его сапогах, в самом носке, пластины зашиты кованые, кирпичи, упавшие с носилок, выдерживают.
  Подобрав травы, и вдобавок почувствовав, что жара усиливается, Синай побрёл домой. Идёт, а сам думает: "Значит, их подкупили. Не исключено, что этот Тихий гость - и есть тот, кто нанял их. Вот это поворот судьбы! Хм, наверняка меня кто-то заподозрил. Но кто? Надо будет добрести до лаборатории, а там и поглядим, кто это".
  
  ...В полдень Синай телепортировался в лабораторию, как и намеревался.
  На столе, над масляной лампой, стоя не треноге, кипел небольшой, закоптившийся в низу от жира и сажи, котёл. Синай то и дело подкидывал в него травы и подливал различные настойки. А всё ради того, чтобы выяснить, кто же прячется под плащом Тихого гостя. В лаборатории из-за жары, что царила сейчас на улице, стояла порядочная сырость, а тут ещё и котёл кипит, что усугубило ситуацию. Воздух был настолько сырой и тяжёлый, что лаборатория напоминала хорошо натопленную баню. Осевшие на стенах водные капли, которые оставляет после себя остывший пар, так выросли, что уже стекали вниз, точно горный водопад; а те капли, что свисали с потолка, стали так тяжелы, что подали вниз подобно летнему дождю. Синай вследствие этого хлопотал над котлом, раздетым по пояс, а вместо сапог на босых ногах были тростниковые тапочки - очень жарко работать в натопленной лаборатории, да ещё при такой сырости, от которой одежда становится мокрой и тяжёлой. И начнёт дурно пахнуть, коли сам вспотеешь.
  Синай помешивал варево в котле деревянной ложкой, что-то нудно нашёптывая себе под нос. А среди всего того, что он нашёптывал, можно уловить одну фразу, которую он произнёс наиболее отчётливо, ибо она была самой последней: "Хатюрр мин дайм хорс!" (что в переводе с прототрибальсткого означает "Покажи мне лицо таинственное!").
  Пар в котле развеялся, а варево перестало бурлить. На его глади Синай увидел Тихого гостя - таинственную фигуру в сером плаще с капюшоном. "Так, так, - нахмурился Синай, глядя на Тихого гостя. - Это, стало быть, он. Интересно, каков ты без маскировки?"
  Талисман налобный загорелся. Сквозь очертание плаща, ставшее на глади варева призрачным, Синай узнал... Конти. Да, это был Конти, верный сотоварищ Тайры, верховного инквизитора. Синай уже не на шутку разозлился - ведь он обнаружил под таинственной личиной своего вероятного недруга; проведённые минуты за разоблачением Тихого гостя не прошли даром, результат того стоил. Синай нашёл того, кто выдавал себя за Тихого гостя, но теперь его начнёт мучить иного сорта вопрос: как быть теперь?..
  Синай тут же схватил ореховый веник, да размешал изображение обратно в варево.
  - Сгинь! - рычал он. - Исчезни!
  Изображение в котле, как по команде, пропало. После Синай со злости кинул мокрый от варева веник в угол лаборатории. По инерции он упёрся о стол двумя руками, да повис, будто бы устал от города к городу бегать. Успокоившись немного, Синай произнёс:
  - Ах, ты тварь... Ну, ладно, мы ещё посмотрим, кто кого.
  
  Глава 8. Бой в тумане.
  
  В тот же день, когда уже стемнело, Синай снова отправился по делам, и на этот раз в главную башню. Трибальт - страна горная, а в горах темнеет рано, и погода, соответственно, тоже быстро меняется. Днём, если на дворе лето, и небо ясное, стоит невыносимая жара, а ночью - страшный холод, без тёплого тулупа гулять не пойдёшь. Ни один трибальтянин никогда не знает, когда будет гроза или поднимется шторм - такая уж у их земли непредсказуемая природа. Можно даже прямо сказать, что фраза "Что ни день, то семь погод" как раз про трибальтскую природу. На памяти старейших трибальтян именно так и было, что за один день они заставали сразу семь погод, а то и больше, и это не преувеличения. За один день трижды успеет пойти дождь, дважды встать туман и четырежды выглянуть солнце - попробуй, разберись, что оденешь на улицу, и брать ли с собой зонтик или дождевик. Но, тем не менее, трибальтяне так давно живут в столь капризной и непредсказуемой природе, так давно наблюдают её резкие и неожиданные изменения, что привыкли не замечать этого.
  В главную башню Синай отправился вовсе не к Тайре, как бы сейчас подумали многие, а на разведку - поглядеть, как дела там обстоят. За обстановкой в башне Синай наблюдал с гор, в ущелье, вне зоны досягаемости подзорных труб дозорных. Самое хорошее место для наблюдения. У Синая подзорной трубы не было, зато был талисман налобный - вещь куда лучше любой подзорной трубы. Чтобы его не было видно ни издалека, ни вблизи, он накрыл голову капюшоном, а ко лбу приставил кусочек специального стекла, которое поглощает большую часть света (это стекло Синай сделал сам, на досуге). Талисман показал, что в башне всё идёт своим ходом, и ничего такого там не происходит; даже Тайра - и тот спокоен. И Конти тоже там. "Так-с, ты тоже тут, - у Синая уже зачесались руки, когда он увидел Конти, мирно, по-приятельски беседующего с одним инквизитором. - Как бы тебя так грамотно подставить, чтобы у меня под сапогом не путался?"
  Закончив наблюдать за происходящим у Оккультармиса, Синай снял капюшон и стекло, да покинул то ущелье, прячась за камнями, чтобы его никто не заметил издалека, хотя подзорные трубы дозорных, даже будучи отлично настроенными, вряд ли могут увидеть его.
  Но, спустившись со склона, Синай увидел, что вокруг нежданно-негаданно начал сгущаться туман. Казавшийся хорошим знаком, предвещающим хорошую погоду, этот туман не вызвал в сердце Синая только лишь настороженность - в тумане может таиться гораздо больше опасностей, чем если его нет. Кто знает, что в нём может прятаться.
  - Демон! Демон! - вдруг беззвучно сказал кто-то, и Синай съёжился - а вдруг засада, или - что ещё хуже - ловушка.
  "Меня что, ждали здесь?" - шепнул про себя Синай, озираясь.
  - Демон! - повторил таинственный голос из тумана. Делать нечего, пошёл Синай туда, откуда слышался голос. Идёт себе к тому голосу, даже не заметил, как ушёл далеко от башни, не говоря уже от окраины города. Заметишь тут: туман очень густой, на расстоянии вытянутой руки уже ничего не видно. Чем дальше Синай ходил, и чем гуще становился туман, тем больше он настораживался. Решив, что это ловушка или засада, и что на него в любой момент могут напасть, он достал катану из ножен, сгорбился чуток, и так тихо пошёл дальше. Однако, предчувствуя нечто куда худшее, Синай начал красться, как кошка на охоте за крысой.
  Так и доплёлся Синай до небольшой горки, на которой не так давно вырубили лес, так что на ней, помимо пней, росли несколько молодых деревьев, и ещё валялась целая груда отходов лесозаготовки. Отходы - понятное дело, лес заготавливали, а молодые деревца - руками сажены, если обратить внимание на то, что рядом с саженцами воткнуты прутья, к которым те были привязаны. А всё потому, что на всём Трибальте испокон веков существует закон, согласно которому за каждое спиленное дерево полагалось сажать три новых. Причём место посадки нового дерева совершенно не имеет значения. Наверное, поэтому на Трибальте самым дешёвым строительным материалом является дерево, и самих деревьев никогда не становится меньше. Чего уж говорить про бумагу, которая стоит настолько дёшево, что наличие в доме хорошей библиотеки и кладовой, битком, до отказа забитой газетами на Трибальте никого не удивляет. Но вся сложность продажи дерева в том, что им же ещё и печи топят, а растут деревья не так уж быстро, как хотелось бы, и потому купить бревно или связку дров посчастливится далеко не каждый месяц.
  Синай несколько раз обошёл ту горку вокруг. Поняв, что никого нет, он решил взобраться на вершину. "Может, оттуда будет лучше видно", - подумал Синай, чуть вступив на склон. Едва ли он взобрался на самую вершину, как увидел перед собой очертания человека, которого почему-то очень шатало из стороны в сторону. Синай, припрятав катану под мантией, подошёл поближе. Очертания эти принадлежали, как выяснилось, самому обыкновенному... ходячему мертвецу. Синай насторожился при виде стоявшего перед ним мертвеца, рукоять катаны сильнее сжимает, но не дрогнул.
  - Демон! - доносился жутковатый холодный женский голос откуда-то из глубин тела мертвеца. - Я знаю, что ты здесь, и что ты сейчас уязвим. Я вижу тебя даже отсюда. Тебе удалось уйти из Ратуки живым. Ты поражаешь меня своей живучестью, и своей изобретательностью тоже. Но твой век будет недолог, и ты это увидишь, не говоря, что поймёшь. Твоим самым страшным ночным кошмаром будут не волки, не разбойники, не инквизиторы, не пираты, не шторма, не голод, а я.
  С окончанием этой жуткой фразы мертвец рассыпался.
  А это всё, подумают некоторые? И вовсе нет...
  Как рассыпался мертвец, из-под земли тут же выскочило несколько фигур. Как Синай потом разобрал, ими оказались люди, сверху донизу обмотанные льняными лентами, и местами окованным толстыми колодезными цепями. Одеты они были в стальные шлемы, все в царапинах, и куртки жёлтого, красного, зелёного и синего цветов, на которых красовались следы стрел и мечей. Глаза у них наглухо завязаны, делая тем самым их похожими на слепых, а вместо одной руки у них сверкал огромный заточенный клинок. Хоть и был клинок в зазубринах, хоть и грязный, весь в царапинах, которые глубже, чем на шлемах, да с зарубами и зазубринами, но резать этот клинок камень способен, как горячий нож масло. Выскочив из-под земли, тут же кинулись на Синая. Тому пришлось отбиваться от них, парируя катаной острые, как бритва, лезвия. Иногда приходилось пускать в ход кулаки и ноги, поскольку бывали моменты, когда или те пришельцы использовали руки вдобавок к клинку, или контакт с противниками был насколько близок и тесен, что катана могла быть не столь полезна и удобна, как если бы оппоненты Синая находились хотя бы на вытянутой руке от него - не размашешься. Синай, к счастью, оказался ловчее, и за несколько минут всех повалил, одни тряпки да обрывки цепей остались.
  - Хочешь победить нежить - снеси ей голову, - сказал сам себе Синай. Так он и поступал, когда бился с таинственными фигурами - просто рубил им головы, когда те подходили на нужное расстояние и в нужный момент. Правда, тут случай несколько особый. Синаю попались мертвецы, как он сообразил, снос головы которых не убивает, а лишь дезориентирует; полностью их можно убить, разнеся их тела в прах. Оставшись без голов, мертвецы, которым посчастливилось избежать полного рассечения, начали метаться по горке, то натыкаясь на препятствия и падая или спотыкаясь, то рассекая клинками, которыми размахивались в воздухе, всё, что можно отрезать.
  Однако чувство тревоги Синая не покидало. Он был уверен, что здесь есть кто-то ещё, даже оружие не стал убирать - мало ли что. Ни минуты не раздумывая и оставив обезглавленных мертвецов в стороне, Синай решил осмотреть холм ещё раз.
  Обошёл его за полчаса - никого. А расслабляться Синай не собирался: его по-прежнему не покидало чувство тревоги. Остановился он, глазами по сторонам вертит.
  - Это кто тут со мной в прятки играет?! - не сдержался Синай. Ещё сильнее стал оборачиваться, а всё нет никого. - А ну выходи, кто бы ты ни был! Я желаю взглянуть на твоё лицо! Выходи, если не струсил!
  На вершине того же холма Синай увидел очертания ещё одного гостя. Среди них (очертаний) он смог разобрать разве что султан, возвышавшийся над головой, и арбалет, а точнее его две детали - лук и ложе. Кем бы этот пришелец ни оказался, Синай по-прежнему был настороже. Очередной гость стоял неподвижно, да и Синай так же. Друг на друга смотрят, несмотря, что туманно, никто из них не рискует напасть.
  И тут гость неожиданно нацелил арбалет на Синая, и выстрелил. Тот отбил болт, прижав его клинком к земле, сам же при этом ловко увернувшись. Через пару минут с двух сторон полетели ещё по болту. Синай, пусть даже и с небольшим опозданием, отбился и от них. Стрельба прекратилась, и Синай начал думать, почему так получилось, одновременно и не спускал он глаз с тумана. "Я знаю, кто ты", - до него дошло, почему болты полетели именно так. Гость его оказался вовсе не человеком, и даже не мертвецом, а совершенно иной сущностью. Сущностью, которая быстра, словно свет; только такой сущности под силу в мгновение ока переместиться в какую-нибудь точку, одновременно перезаряжая арбалет, там выстрелить, а затем по той же схеме перебежать на противоположный конец местности, и оттуда повторить свой фокус.
  - Сейчас же признавайся, кто ты!? - гаркнул Синай командирским голосом.
  Молчание.
  - Ладно, - послышался горделивый голос. - Я мог бы и дальше стрелять в тебя, пока ты не вымотаешься, и я с лёгкостью не отправлю тебя на тот свет. Но ты оказался не так глуп, как я себе представлял, и ты меня раскусил.
  Чуть позже в тумане показались те самые очертания, и ещё позже - показался и сам пришелец. Им оказался молодой человек, если судить по тому, что был он широкоплеч. Одет он был в облегающий небесно-голубой костюм, нижняя часть которого, от пояса, плавно переходило в чёрные сапоги, а руки - в белые перчатки. Завершался наряд пришельца большим и пышным небесным султаном, отдалённо напоминавшим полосатый кончик кисти для каллиграфии. Костюм полностью скрывал тело пришельца с ног до головы, а на месте лица был чёрный овал, поэтому ни Синай, ни любой другой, кто бы того пришельца ни встретил, не знал, каков он был без этой "странной маскировки". В руках пришелец сжимал арбалет, лук которого с внешней стороны имел лезвие, и ещё одно, похожее на топор, торчало в низу ложе, откуда вылетают болты; приклад арбалета имел форму цилиндра, что вполне приспосабливало его как для стрельбы, так и для ближнего боя.
  - Мне казалось, - говорил гость, - что ты выглядишь иначе. И мне говорили, что ты сейчас очень уязвим. Ты не показал себя таким, каким тебя описывали, но сейчас это неважно. Важно другое - я тебя нашёл. И я рад нашей встрече, Демон.
  Пришелец тут же прицелился и выстрелил. Синай поймал болт рукой, прямо на лету, сломал его, зубы оскалил.
  - Кто подговорил тебя, Дух?! - заревел он. Дух - так звали того пришельца, из-за схожести его с духами или призраками. Он особенно на них похож, когда находится в тумане, который он использует в качестве прикрытия. И чем гуще и непрогляднее туман, тем больше Дух напоминал призрака.
  Только Синай сделал пару шагов к Духу, как тот резко дёрнул руку вперёд. Из неё повалили несколько молний, которые свалили Синая с ног, пусть и не сразу. Молнии так горячи, так жарили Синая, что тот не выдержал, и заорал от боли. Закончив пускать молнии, Дух поднял арбалет, к Синаю подошёл.
  - Ты, - говорит, - и правда уязвим. Уже не по нутру такие возможности? Убить тебя - раз плюнуть.
  Дух размахнулся арбалетом, как дрова собирается его лезвием рубить. Синай успел уклониться от удара, перекатившись по земле так, чтобы он был уже лицом к противнику. Промазал Дух - лезвие попало на землю, где и увязло среди корней пней, оставшихся от спиленных деревьев, и дёрна . Синай хотел вонзить катану в тело Духа, но тот уже исчез из виду вместе с арбалетом, который он к этому времени успел выдернуть из дёрна. Пока Дух ещё не выстрелил, Синай вскочил на обе ноги, да быстро, как мог, спрятался за ближайшим деревом, плотно прижав голову виском к стволу. Перед лицом Синая сразу же появился болт - он неожиданно вонзился в кору дерева в двух пальцах от носа Синая. "Придётся петлять!" - твёрдо решил Синай. И давай по туманному лесу бегать, ловко петляя между деревьями. Дух хоть и быстрее был, но он в погоне за Синаем только арбалет успевал заряжать, а дальше, как бы он его ни настигал, либо никак не мог выстрелить, либо стрелял, но промахивался. Молнии, которые он выпускал из себя, тоже не очень справлялись со своей задачей - в Синая не попадали, а только прожигали деревья до обугленных поленьев. Самые тонкие деревья сгорали в момент дела, точно щепки, брошенные в хорошо разогретый горн .
  - Ты куда, Демон?! - орал Дух на весь лес, без отдыха гоняясь за и без того измотавшимся Синаем. - Пожалей хоть соперника! Я не успеваю прицелиться!
  "Главное, чтобы не чиркнул - а то совсем плохо будет", - думал Синай, без оглядки бегая меж деревьями. И неспроста думалось ему "не чиркнул". Что болты, что лезвия имели ту же самую эмаль, что и катана - не дай бог, заденут его хотя бы краем. А эмаль эта непростая. Вы мне напомните, я вам про неё потом расскажу. Бежит Синай, сам уже еле дышит.
  Вдруг услышал он свист. Тут же Синай развернулся - и свист сразу же сменил звон клинка. Это об него рассыпался в щепки летевший в Синая болт.
  - Всё! - молвил Синай. - Ты меня достал!
  И, как будто бы предвидел, начал парировать катаной удары лезвий Духа, который был уже совсем рядом, как по взмаху волшебной палочки. Сильно Дух бьёт, Синай уже начал выдыхаться. Понимает, дело плохо. Отбив ещё несколько ударов, Синай поднял руку над собой - в ней засветился световой шар. Свет от него был таким ярким, что Дух просто ослеп (не совсем, разумеется), и бдительность потерял, не говоря уже о видимости. Пользуясь этим, Синай тихо подкрался к Духу, чтобы вонзить в него катану.
  Не вышел, однако, его фокус. Дух схватил клинок со стороны тупья, причём сделал это настолько быстро, что не дал Синаю времени отреагировать. А после короткой паузы Дух пустил по катане молнии. Синай орал и корчился от боли. Он отпустил рукоять, и упал на колени, трясясь и колыхаясь оттого, что по нему прошёл добрый заряд электричества.
  Дух, встал, дал ногой Синаю по плечу, и тот упал на спину. Подошёл затем к арбалету, который он выронил, когда Синай его пытался ослепить светом, взял его, зарядил и прицелился.
  - Пора с тобой покончить, - промолвил Дух, и нажал на спусковой рычаг.
  Болт угодил в землю - Синай успел уклониться от него, даже невзирая на усталость и боли. Щекотно ли выдерживать столь высокое напряжение, которое создают молнии? Разозлившись, что промахнулся, Дух пустил на Синая ещё молний. Тот, извиваясь, подобно змее, от боли и скаля зубы, выбрал момент. Талисман загорелся, и Дух перестал метать молнии. Взамен этого он начал корчиться: сила, испускаемая с налобного талисмана, дёргала Духа, как умелый кукольник за нитки дёргает марионетку. Пока Дух дёргался, Синай, не отрывая нацеленный на оппонента талисман, встал, взял катану в руки, что есть силы, подошёл к оппоненту и вонзил порядочный метр отточенного клинка в грудь. Дух замер, арбалет уронил. А после упал сам. Синай видел, как Дух, корчась от боли и страха перед смертью, начал чернеть, словно прелое яблоко. Места, где уже почернело, начиная от ранения в сердце, сыпалось послойно, как чешуйки старой кожи или лепестки вянущей розы. А всё, что отвалилось, прямо в воздухе, на лету, превращалось в пыль. Ровно через минуту Духа не стало - от него стался только прах, сероватый, точно намокшая в дождь зола.
  Синай стоял, глядел на то, как рассыпался его оппонент, сам шатается, чуть трясётся. Сил у него уже не было даже на то, чтобы убрать катану в ножны. К тому времени, когда он чуть отдохнул и наполовину восстановил силы, туман рассеялся. Пошёл дождь; сначала небольшой, а после раздулся почти до ливня, который погасил получившийся от молний Духа огонь на деревьях и траве. Синай всё ещё стоял и смотрел на прах убитого врага, и уже сам намок до нитки. Прежде, чем уйти, Синай достал из кармана штанов небольшой пузырь с малиновой прозрачной жидкостью, откупорил её зубами (пробку выплюнул потом в сторону - она быстро пришла в негодность), и выпил его залпом, до дна. Опустошённый пузырь Синай убрал в карман - негоже сорить в лесах, на Трибальте за это половину имущества отобрать могут. Жидкость та - целебное снадобье, хотя на вкус и запах напоминало малину. Как выпил Синай зелье то, сразу же зажили оставленные Духом ожоги и цветы молний - это лопнувшие от молний капилляры и сосуды на поверхности кожи; по ним лекари определить могут, куда молния ударила, и куда прошёл ток. Также восстановилась работа не меньше пострадавшего от молний сердца (самой уязвимой, между прочим, частью для молний), из-за чего в бою Синай очень уставал.
  Когда Синай уходил, то заметил на краю леса ещё одного мертвеца.
  - А ты, - доносилось из мертвеца, - всё ещё можешь дать фору, Демон. Ты силён и ловок, но ты всё ещё уязвим. Тот Параллельный должен был убить тебя, но ты его сделал, и даже моих...
  Голос, таившийся внутри мертвеца, не успел договорить. Причиной тому было то, что Синай, недослушав до конца фразу, пустил в мертвеца световой луч, и мертвец сгорел дотла, без остатка. После небольшой паузы, Синай с катаной, положенной тупьём на плечо, побрёл восвояси, намокая под дождём. Сил телепортироваться у него не оставалось. Но теперь он начал понимать, что отныне ему придётся очень туго, и что жить ему теперь придётся куда осторожнее. "Как же ты меня достал!" - такая была у Синая мысль, когда передним внезапно вырос мертвец, которого он спалил светом без всякого сожаления.
  
  
  
  Глава 9. Тайный поединок между Конти и Ривазом.
  
  Неделя прошла с той бойни в тумане. За это время Синай успел не только отоспаться, но и ещё много чего. Среди всего прочего были несколько тайных вылазок; в их ходе Синай говорил, что нашёл несколько оборотней, и ему понадобились несколько инквизиторов, часть их он отравлял, тайно выстреливая им в плечо из духового ружья отравленными иглами. А чтобы скрыть все подозрения на себя, Синай докладывал Тайре, что оборотни были вооружены; иногда, для сущего эффекта, Синай оставлял несколько инквизиторов в живых - и Тайра верил его докладам. Но только оборотни были настоящими(!). Несмотря на успехи в операциях и в делах инквизиции, Риваз (Синай) всё же получал от Тайры мелкие замечания по поводу потерь.
  - Времена сейчас неспокойные, - говорил он. - А у меня каждый инквизитор сосчитан.
  По ночам же Синай подолгу пребывал в раздумье, повесив голову над печатью, которую он перенёс в платиновую книгу.
  Единственным, кто был недоволен успехам Синая (для Оккультармиса - Риваза), был Конти, которыйне то, что недолюбливал его, даже очень подозревал. Хотелось ему ещё раз поговорить с магистром по поводу священника, а не может - Риваз настолько вошёл в доверие Тайре, так в него проникся, что переубедить его (магистра) будет невозможно. Можно сказать другими словами, что Конти в отличие от других инквизиторов, включая Тайру - единственный, кто никак, ни при каких условиях не доверял Ривазу. Но, поняв с последнего разговора с верховным инквизитором, что его словам никто не поверит, и что поддержки у старшего поколения инквизиторов он не найдёт (не говоря уже про молодёжь), Конти твёрдо решил избавиться от самозванца в одиночку, причём заниматься этим он намерился тайно ото всех, чтобы самому быть вне подозрения.
  Что же касается самого Синая, то он, помня, что произошло днями ранее, давно подозревал, что Конти будет портить ему все планы, и ещё больше напряг мозги в мыслях о том, как бы его убрать. В отличие от Конти, который, как он потом выяснил, пытался убить его, Синай решил просто услать своего недоброжелателя. Да подальше, чтобы дороги в Канну не запомнил. Или хотя бы надолго её забыл...
  Конти тайком подстраивал Синаю различные мелкие козни, и даже несколько раз посылал Тайре компромат на него, из-за чего Риваза часто вызывали Тайре на разборку, которую он проходил с успехом. Тайра просто очень сильно деверял Ривазу, поэтому с него все подозрения тут же пропадали, и Риваз по-прежнему оставался, что называется, во всём белом, что очень и очень злило Конти... Уже в скором времени, после очередного допроса, Синаю это порядком надоело, и он решил избавиться от настырного Конти, ответив ему "любезностью на любезность". А если уж совсем быть точным, то сделать то же самое, что и с ним сделал Конти, только гораздо хуже. "Я тебе смешнее сделаю", - шептался про себя Синай.
  Началось всё с того, что Синай с помощью талисмана и нескольких простых манипуляций сделал из воды точную копию старейшего из инквизиторов, Тода. Он затем пустил копию прогуляться на весь день, причём путь построил для него такой, чтобы Конти заметил его. Тот в это время как раз был в городе, на рынке, покупал нитки для пошива формы. Заметив гуляющего по рыночной площади Тода, Конти нахмурился. "Интересно, что здесь делает старейшина?" - спросил сам себя Конти. И, немного погодя, погнался за старейшиной. Целый день его преследовал, пока не набрёл на край отвесного берега. Увидев, что старейшина не собирается останавливаться, а упорно продолжал идти к краю, Конти очень испугался.
  - Что вы делаете, Мессир?!! - встрепенулся Конти.
  Он сразу же кинулся спасать Тода, который в это время сделал шаг прямо за край берега. Опоздал Конти - Тод уже канул в пучину, где и погиб. Заглянул он за пропасть - от Тода только круги на воде остались. Обезумевший от горя и от того, что опоздал, Конти тут же пустился в башню сообщить Тайре о самоубийстве Тода.
  Конти ворвался в башню, в лабораторию, где находился Тайра с несколькими инквизиторами и Ривазом - изучали пойманного оборотня.
  - Мессир! Мессир! - Конти стоял в дверях, и, еле дыша, кричал.
  - Что? - отозвался Тайра. - Что случилось, мальчик мой?
  - Тод... Тод...
  - Что я? - отозвался и... Тод, старейший инквизитор, целый и невредимый. Конти удивился, глаза горят от изумления - ведь он только что видел, как Тод покончил с собой, упав с отвесного берега в пучину.
  - Инквизитор Тод! - пролепетал Конти. - Вы... Разве вы не канули в пучину?
  Инквизиторы изумились.
  - Я что-то не понял? - скривил брови старик Тод.
  - Я только что же видел, как вы покончили с собой...
  - Я? Покончил с собой? Но ведь я здесь. Мы сейчас изучаем пойманного оборотня. Можешь присоединиться, Риваз столько про них может рассказать.
  Конти пристально на Синая посмотрел, глаза у самого круглые.
  - Это был ты! - Конти уже начал повышать на Синая тон, грозя показывал на него пальцем, словно догадался, кто так над ним жестоко пошутил. - Я знаю, это ты.
  Синай, потупив взор:
  - Интересно, с чего ты решил, что это я? Я сейчас занят...
  Его перебил Тайра:
  - Конти, по- моему ты заработался. Возьми-ка пару дней на отдых, отоспись.
  - Вы не понимаете...
  - Конти!
  Конти посмотрел недовольно на инквизиторов и Риваза, а после удалился прочь. Инквизиторы продолжили исследовать пойманного оборотня, прикованного цепями к круглому каменному столу. "Это только начало, Конти. - с ухмылкой на лице, которую он маскировал под сосредоточение, глядел Синай вслед уходящему Конти. - Дальше ещё смешнее будет, уж в этом-то ты не сомневайся".
  
  В другой раз Синай создал своих двойников, тем же способом, что и двойника Тода. Только вместо воды он использовал дым, для чего в жаровне сжёг смесь из горсти еловых щепок и доброй порции льняного масла. Получившиеся двойники, куда глаза глядят, пошли по городу и его окрестностям, временами то появляясь, то исчезая, чтобы не вызывать у других подозрения, особенно у стражников. А для большего эффекта Синай сделал так, чтобы его двойники всё время были в капюшонах. Точнее, двойники пошли не совсем туда, куда глаза глядят: их вёл Синай, как кукловод дёргает за ниточки марионетку, только вместо ниток - пальцы рук, которыми Синай шевелил над четырьмя свечами (ровно столько получилось двойников). А в качестве глаза (для удобства наблюдения) он использовал налобный талисман.
  Синай специально выбрал то время, когда по велению Тайры Конти должен отоспаться, поскольку он, по словам верховного инквизитора, он "заработался". Но на самом же деле Конти не отдыхал, а только строил планы, как бы заставить Тайру поверить ему в то, что Риваз - совсем не тот, за кого себя выдаёт.
  Пока в первый день своего отгула Конти переводил бумагу, записывая в ней все свои помыслы, в окне его дома появился один из двойников. Конти по привычке, для него характерной, повернулся ради того, чтобы помять уставшую спину, увидел двойника в окне, дыхание затаил.
  - Кто вы? - спросил он. Двойник, ничего не ответив, канул вниз. Конти тут же кинулся к окну, но за окном никого не было. Таинственный пришелец как сквозь землю провалился или растворился в воздухе, будто и не было его вовсе.
  "Показалось", - решил Конти. Но не тут-то было. Только он повернулся, перед ним сразу, неожиданно, возник ещё один гость в капюшоне. Напуганный внезапным его появлением, Конти упал на пол. Гость же (двойник), тихо ретируясь назад, исчезал в темноте. Как исчез он, свеча на столе тут же погасла, виднелась в темноте только струйка белого дыма, тянувшаяся от красной точки на фитиле, которая со временем тоже погасла. Конти встал, зажёг новую свечу. И тут же замер - как потухла та свеча с уходом таинственного гостя, со стола исчезли все бумаги. "Воры!" - встревожился Конти. Понял, что гость тот оказался пронырливым ворюгой.
  Он сразу же кинулся метаться по квартире, смотреть, что тот гость ещё успел украсть, если да, то что. Как выяснилось, ничего, кроме тех бумаг, на которых были мысли Конти на счёт Риваза. Отчаявшийся Конти запер в квартире всё, что можно запереть, и выскочил на улицу, догонять того гостя.
  Обыскав весь квартал, где он жил, и не найдя его, Конти побежал на ратушную площадь, где наткнулся на охранника, дежурившего там. Не успел Конти добежать до охранника, как тот, услышав, что кто-то есть рядом, резко развернулся.
  - Кто тут? - спросил охранник, пытаясь с помощью бумажного светильника разглядеть в темноте того, кто пожаловал.
  - Инквизиция! - промолвил Конти. - Здесь не пробегал вор в белом капюшоне?
  - Не могу знать, - ответил охранник. - Я никого не видел.
  Конти через плечо охранника увидел того самого гостя, что был у него в квартире. Он стоял позади охранника, как столб, не шевелится.
  - Вот он! - Конти показал на гостя. Охранник лениво повернулся, куда показал Конти, и, убедившись, что там никого (Синай ещё сделал так, чтобы его двойников видел только Конти), повернулся обратно, и сказал:
  - Тут ничего нет.
  - Да как же "нет"! Вон он стоит...
  Охранник перебил:
  - Слушай, ты! Ты мне тут сказки не рассказывай. Да и вообще, кто ты такой, чтобы мне тут под ногами путаться, от дежурства отвлекать?!
  - Сказали же тебе, инквизиция.
  - Документ!
  Злясь, Конти полез в карман за документом, который доказывает, что он - инквизитор. Но сколько бы ни рылся он, а документа нет.
  - Мало того, - говорил, ухмыляясь, охранник, - отвлёк от работы, так ещё и документы дома оставил. С собой таскать надо. И следить за ними пристально, а не разбрасываться ими, где попало.
  Развернулся, да зашагал, куда ему велено.
  - Я инквизитор Конти Халахс, помощник верховного магистра Тайры Соргиона...
  - Все вы так говорите. А на деле выяснится, что мошенники, жаждущие дармовщинки. Ишь!
  Не стерпел Конти. Взял со злости с брусчатки камень, да кинул его охраннику в голову. Камень отскочил от шлема, а охранник остановился, словно бы его тот камушек остановил. На всю площадь раздавался лязг железа. Охранник повернулся к Конти, светильник положил на брусчатку так, чтобы он ни потух, ни самопроизвольно загорелся.
  - Ах, вот, как ты заговорил, - говорит, - щенок!
  Охранник кинулся на Конти. Они начали драться.
  - Сюда! - кричал охранники сквозь драку. - Все ко мне! Сюда! Вруна поймал!
  Пока они дрались, на площади появилось несколько охранников, которые разняли драчунов, а после закрутили руки зачинщику, Конти. Тот упал на колени, вопя от боли. А вскоре на площади появился капитан городской стражи.
  - Что здесь происходит?! - молвил капитан. - Стор, докладывай!
  Охранник, прозванный капитаном Стором, выпрямился, и доложил:
  - Я патрулировал эту площадь, как мне и было поручено. И передо мной в скором времени появился сорванец, который выдавал себя за Конти, подручного верховного инквизитора. И мало того, что он бесцеремонен и голос повышает, к тому же без документов ходит, да руки распускает. К тому же говорит, что его посещали мнимые воры...
  - Брось шутить! Как это "мнимые"?
  - А так "мнимые"! Говорит, что на площади воры, и на воздух показывает...
  - Так, всё, - перебил капитан. - Этого (он указал на Конти) связать да под замок. Завтра лично же свяжусь с Тайрой. А ты (он уже обратил внимание на Стора) продолжай дежурство. Но и с тобой разговор не закончен.
  Охранники повели под руки Конти в карцер, и ещё рот закрыли, чтобы не шумел. Стор же взял светильник и продолжил дежурство...
  
  Утром следующего дня в кабинет Тайры вошёл лакей.
  - Мессир, к вам посетитель, - доложил лакей.
  - Кто? - поинтересовался Тайра.
  - Капитан городской стражи. У него есть к вам серьёзный разговор.
  - Пусть войдёт.
  Лакей поклонился и исчез в дверях. Следом за ним возник капитан. Сделав пять шагов в сторону Тайры, он отдал честь и пробасил:
  - Мир вам, господин Тайра. Вчера вечером один из моих солдат подвергся нападению уличного рецидивиста, который был затем им же пойман. Выше указанный рецидивист утверждает, что вы с ним знакомы.
  Тайра нахмурился.
  - Хорошо, - говорит. - Пусть войдёт.
  - Слушаюсь! - сказал капитан. После чего он отошёл в сторону, и, глядя в полуоткрытую дверь, скомандовал: - Бойцы, ведите убогого!
  Двери раскрылись широко. В них показался Конти, которого вели два плечистых воина. Руки у Конти были связаны толстой льняной верёвкой. Сердце удивлённого Тайры забилось в ритм с топотом ног и шелестом воинских курток. Он поверить не мог, что его же подручный угодил в лапы блюстителей порядка, успев заблаговременно натворить немало шума.
  - Конти, - затая дыхание, промолвил Тайра. - С каких это пор ты стал попадаться к блюстителям порядка?
  - Мессир, - заговорил Конти, - у меня ужасные новости. Меня обокрали неизвестные. Документы украли, бумаги ценные.
  - Воры?
  - Именно, воры. Я заметил несколько. Он одинаковы, родная мать не отличает, и лица под плащами прячут.
  - Что ты несёшь?! - встрял капитан. - Мой солдат доложил мне, что ты пытался сбить его с толку, показав на мнимого, как он сказал, вора, тем самым ты ввёл его в заблуждение. И завязал с ним драку, перед этим испортив мостовую.
  - Это я устроил беспорядки?! Я к нему по делу, а он огрызается.
  - Тихо, тихо, успокойтесь, - утихомирил их обоих Тайра. - К чему лишние ссоры?.. Конти, по-моему, ты не только заработался, к тому же начал докучать городским властям. Не кажется ли тебе, что...
  - Ничего мне не кажется, - огрызнулся Конти. Он уже начал истерично дёргаться, и воинам пришлось взяться за верёвку сильнее - мало ли чего может заключённый ещё учудить. - Меня обокрали, а Риваз не тот, за кого себя выдаёт! Это всё он! Это он послал ко мне воров!
  - Риваз? - поинтересовался капитан у Тайры. Тот ответил:
  - Риваз - это наш специалист. Очень достойный человек, мастер своего дела. Любого оборотня вынюхает, любую ведьму найти может. Нравится всем, кроме Конти. Завидует ему, наверное.
  Конти уже начал дёргаться из стороны в сторону. А вдобавок он ещё начал перечислять аргументы в свою пользу, и против Риваза, причём все сразу и хаотично, непродуманно. Так раскричался, что ни капитан, ни Тайра ничего не разобрали; так задёргался, что солдаты его еле держали. Тайра поманил капитана пальцем, и тот подошёл к нему.
  - Совсем заработался, - говорил Тайра. - У вас есть врач? Похоже, дело обстоит хуже, чем я ожидал.
  - При себе, - ответил капитан. И тут же скомандовал: - Кракс, ко мне!
  В кабинет Тайры тут же вошёл воин в белой армейской куртке и в очках, а на руке повязка с изображением трибальтского символа врачевания - букета семи целебных растений: зверобоя, брусники, дубовой ветки, ветки вереска, крапивы, ветки осины и мха сфагнума .
  - Скажи-ка, Кракс, каков диагноз? - спросил Тайра. - Мне кажется, Конти не здоров.
  - Так оно и есть, - незамедлительно ответил Кракс, даже не взглянув на Конти. - Обыкновенное переутомление, вызванное пренебрежением своим психическим здоровьем по отношению к работе, а также у него, я наблюдаю, задатки паранойи - это когда кого-то подозреваешь настолько, что твои подозрения в любой момент превратятся в болезнь. И это вам далеко не шутки.
  Капитан округлил глаза.
  - А ты, - говорит, - я смотрю, оказывается неплохой психолог.
  - Все болезни от нервов. Так говорил когда-то мне мой наставник, когда я только-только, будучи неотёсанным новобранцем, появился в гвардии. А я же считаю, что все болезни не от нервов, а именно от психики - самой страшной и самой опасной вещи из всех, что существует в природе.
  - Мальчик мой, - встрял не меньше удивлённый Тайра, - ты уверен, что...
  Кракс перебил:
  - Осторожно с психикой: её раны никогда не зарастают. Тронувшийся умом инквизитор лютей любого врага, господин. Его недуг необходимо лечить уже на зачаточном уровне. Если мы ничего не предпримем и, что хуже, запустим лечение, его недуг перерастёт в нечто худшее.
  Капитан и Тайра спорить с Краксом не стали. Видят, что человек знает своё дело, а значит и слово его как врачевателя - закон.
  Уже в скором времени сопротивлявшегося, уже не поддающегося контролю Конти привели в себя, введя ему шприцом успокоительное. И тот заснул. По совету Кракса Конти отправили в посёлок Хэрлуф в шестистах милях от Канны. Там располагалась хорошая, по словам Кракса, психиатрическая лечебница; там Конти должны будут привести в себя, и через неделю он должен будет быть, что называется, в форме. Или быть на своей волне, как говорят на Трибальте.
  Наблюдавший за тем, как его увозят в чёрной карете, Синай ещё долго смотрел ей вслед. Когда карета совсем отдалилась, он развернулся и пошёл своей дорогой. Радуется, что избавился от того, кто ему мешал. Конечно, всё прошло не совсем так, как Синай планировал, тем не менее, ему вряд ли кто-нибудь будет ещё мешать выполнять задуманное. "Ну вот, - думал Синай. - Одной головной болью меньше. Неделя, конечно, недолго, но этого хватит. За неделю я успею много чего. Теперь-то старик Тайра не отвертится".
  
  Конти уже часа два после прибытия в Хэрлуф лежал на койке в лечебнице. Несмотря на то, что палата достаточно просторная и светлая, для него она казалась очень мрачной, как и он сам. "Я знаю, это был ты, Риваз, - рассуждал он про себя. - Кто бы ещё мог так со мной поступить, кроме тебя? Я знаю, это был ты. Но как тебе всё это удалось?.. А может... ты и не человек вовсе?"
  - Конти, - послышался в палате приятный женский голос.
  Конти встрепенулся. Резко встал он с койки, как будто бы на подорвавшейся бочке с порохом лежал, озирается по сторонам.
  - Кто тут? - спрашивает.
  И тут он замечает перед собой тёмные очертания непонятно кого. И замер. По его спине пробежался холодок. Стоит, не знает, что делать.
  - Кто ты? Что тебе от меня надо?
  - Ты! - ответил голос, донёсшийся из очертаний...
  
  Глава 10. Очередные проказы с печатью.
  
  Пользуясь тем, что Конти сейчас очень далеко от Канны, и что на Трибальте пока не предвидится еретиков или демонов, Синай решил повторить свой фокус с печатью, который он проделал ещё в Беккендорфе. Синай очень хорошо понимал, что его могут обнаружить, поэтому он заранее сделал себе особое зелье, отлично сочетающее в себе эффекты зелий, делающих человека или предмет невидимым и значительно понижающим шум шагов, делая их неслышными. Кроме того, Синай успел усовершенствовать украденную печать так, чтобы она срабатывала с наступлением темноты, когда все инквизиторы собираются в башне, и сила её росла в течение трёх ночей. На всякий случай Синай подошёл к карте в лаборатории, посмотреть, где находятся оставшиеся башни. И не просто посмотреть. Он выбрал для своего очередного эксперимента нужную башню - ею стала башня, которая находилась на Острове Воздуха, что на западе архипелага, в горной деревушке, настолько глухой и неприметной, что она не имела даже названия.
  Синай не только хорошо знал о печатях. Он был ещё страстным экспериментатором - за что ни возьмётся, всегда найдёт, что усовершенствовать или дать предмету новое свойство, назначение. Можно сказать даже, вряд ли у него найдётся вещь, которая бы не подвергалась подобным экспериментам, и, само собой, не нашла бы себе применения. Если же дома или в лаборатории появлялся хлам, Синай при первой же возможности ставил на ней опыт, превращая его из бесполезной и никому не нужной вещи в полезный артефакт - самое главное дать вещи нужное свойство. Например, он как-то раз подобрал в лесу кем-то выкинутую потрёпанную метлу; принёс её в лабораторию, и там сделал из, казалось бы, бесполезного хлама в очень полезную вещь; стоило только Синаю щёлкнуть пальцами, метла, как живая, тут же кидалась подметать все полы, на которых лежала пыль или мусор. Звучит странно, но такой уж у Синая был характер - ему проще подарить вещи новую жизнь, чем выкинуть её; ему гораздо проще отремонтировать старую, отслужившую своё вещь, а затем или использовать её по прежнему назначению, или дать какое-нибудь новое. Про Синая знакомые и соседи даже говорили, что у него ничего никогда не пропадает. И неудивительно: сам Синай был бережливый, расчётливый, практичный и не любил пустых расходов. Особенно, когда добро или пропадает, или застаивается без дела - от этого оно только портится, не говоря уже о том, что напрасно "съедает" время на уход за ней и средства.
  Ах, да, речь же сейчас не об этом.
  Синай телепортировался туда, в самый солнцепёк, когда прекращаются все работы, и работники прячутся от жары и палящего солнца в тени. И сидят там, пока жара не спадёт, что вполне позволит продолжать начатые ещё утром, спозаранок, работы. Этим Синай и решил воспользоваться. Зная, что где-то могут быть доносчики или - что хуже, - наблюдатели, как это уже случилось в Беккендорфе, Синай выпил зелья, и стал невидимым, а его шаги - неслышными, словно полёт совы. Повезло ему также, что грунт в этих местах каменистый - в горах потому что; так что следов он не оставит - разве что собаки учуют, и то не найдут его потом, если он вовремя унесёт ноги.
  Хотя он и был невидим и неслышим, Синай на всякий случай огляделся по сторонам, чтобы никого не было, кто бы его мог услышать. После он достал бляшку, и с её помощью нанёс на стену злосчастную печать. А потом он отбежал на нужное расстояние от башни, и телепортировался обратно в лабораторию. У того зелья, правда, был один недостаток, который Синай твёрдо намерился поправить - его срок действия недолгий, всего минуту, поэтому, когда он спрятался за большим валуном неподалёку от башни, эффект пропал, и Синай вновь стал видимым. Слава богу, что никого не было, и операция завершилась успешно. "Теперь будем терпеливо ждать", - подумал Синай, от лёгкого волнения протирая руки - кто знает, что будет на самом деле.
  На третий день ожиданий Синай в шаре увидел, что результаты его работы оправдались. Произошло то же самое, что и в Беккендорфе, пусть даже и с разницей в два дня. Синай, помимо того, что улучшил печать, ещё сделал так, чтобы она на третью ночь исчезала, а эффект от неё оставался. Так что, когда по согласованию с Тайрой, проклятую башню сносили, а подход к ней опечатывали, той печати не нашли. Синай не только хорошо подчистил следы, но и убрал все улики, так что его никто не заподозрит...
  Однако Синай понимал, что инквизиторы отнюдь не дураки. Если что заподозрят, сразу спохватятся, и его заодно позовут. И не дай бог, его самого заподозрят в связи с нечистой силой.
  - Надо остановить время! - сказал сам себе Синай.
  Он достал из ящика стола в лаборатории амулет в виде песочных часов, и прошептал в него:
  - Омида и вентура вантат (Остановись на тьму (десять тысяч) мгновений)!
  Всё в одно мгновение замерло, кроме Синая, державшего артефакт. Просто артефакт этот (Синай называл его хроноправ - т.е. управляющий временем) раньше обладал свойством управлять временем, затрагивая всё, в том числе владельца. Владелец хроноправа мог манипулировать временем при условии, что не выпустит его из рук, иначе эффект артефакта подействует и на него, и тогда последствия, вызванные хроноправом (вроде остановки времени), станут необратимы. Учитывая эти недостатки, Синай на досуге в корне переделал артефакт, устранил их все. Теперь хроноправ позволяет манипулировать временем без вреда для владельца - не нужно постоянно держать хроноправ при себе, опасаясь за последствия.
  "Времени мало! Надо спешить!" - решил Синай, убрал артефакт на место, и без промедления начал операцию, стараясь поставить печать на все башни, кроме той, что находится недалеко от Канны. Что и случилось. Теперь Синаю осталось ждать, когда сработают печати. А пока не наступил этот самый третий день, Синай пребывал в башне возле Канны, где читал лекции о демонах, что бродят по Трибальту, и ведьмах, собирающих на кладбищах травы для своих тёмных дел, одновременно выясняя, что заставило одну из башен свихнуться.
  ... Вот и настал долгожданный третий день со дня нанесения печатей на башни. Все, кто находился в башнях, на которых была наложена печать, сошли с ума; а часть инквизиторов так обезумели, что устроили в башнях пожары. В башне, что возле Канны стояла, царила паника.
  - Что происходит? - спросил Тайра Синая.
  Тот ответил:
  - Этим тварям очень не нравится, что я к вам присоединился. Здорово же они разозлились!
  - У, я знал, что он вас не любят, господин Риваз, но это... Это уже перебор.
  - Такова их природа, господин Тайра. Двинутые существа. Они скорее выйдут из себя и начнут буйствовать, чем сдадутся.
  - Немедленно выясните, как их остановить! Я не желаю, чтобы демоны и прочий потусторонний сброд шатался по моей родной земле!..
  ... Что оставалось поделать? Ответ несложен. Синай послушно отправился в свою лабораторию выполнять указание Тайры. А сам не только выполняет, но ещё и думает, как бы сделать ему так, чтобы Тайру одного из башни выманить, а с башней без него расправиться. Да подальше его заманить, чтобы никто их не увидел.
  
  Глава 11. Саморазоблачение Риваза.
  
  На следующий вечер Тайра получил от Риваза письмо следующего содержания:
  
  "Господин Тайра, я выяснил, кто насылает на вас такое проклятие, и где находится место, откуда лезут демоны, которые меня терпеть не могут, и, само собой, делают всё, чтобы навредить не только мне. Идите на юг от Канны, встретимся в развалинах древнего святилища. Но вы должны придти туда одни во избежание лишних потерь со стороны Оккультармиса. Оденьтесь как можно скромнее - так эти твари не догадаются, что это вы. И ещё: ничего с собой не берите, особенно - артефакты. Они, и всё, что вы возьмёте, привлекают демонов, как золото разбойников, и ваша жизнь будет поставлена под большой вопрос.
   Ваш Риваз Ахой".
  
  Недолго думая, Тайра вышел из кабинета, запер его на ключ, передал ключ ключнику, а после обратился к одному из старейших магистров:
  - Дорлень, мне написал господин Риваз, и попросил, чтобы я с ним лично встретился. Пока меня не будет, башню оставляю на тебя.
  Старик, прозванный Тайрой Дорленем, сначала чуток удивился, но затем произнёс в ответ:
  - Как с кажешь, магистр.
  - Чему ты так удивлён, Дорлень? Ты...
  Дорлень перебил:
  - Ничего подобного, магистр. Просто... не нравится мне, что ты нас покидаешь, да ещё и в одиночку.
  - А что поделаешь? Риваз - настоящий знаток своего дела, ему виднее.
  Тайра зашёл в тайную комнату в башне. Там он переоделся, скромно, как ему писал Риваз, и отправился на самый юг провинции Канна. Идёт, а сам боится, по сторонам оглядывается - как бы кто не набросился на него. Демоны неспроста набросились не на Риваза, а именно на Оккультармис - вот, до чего те недолюбливают его! как его существование их раздражает! А пугали демоны Тайру гораздо хуже воров, которых и так на каждом шагу пруд пруди - за каждым деревом, за каждым кустом, за каждым камнем так и стерегут, ждут, когда кто мимо пройдёт. А дорога до условленного места неблизкая. К тому же с препятствиями, не считая демонов и разбойников. Она шла на юг, к побережью Медвежьего озера, и лежала через холмы, густые леса и крутые овраги. К тому же у Тайры возраст уже не тот, чтобы по пересечённой местности идти, уж тем более защищаться от толпы врагов, хоть и магией он владел неслабой.
  Шёл Тайра без малого час до нужного места, которым оказались руины древнего святилища. Трудно представить себе, что эти руины когда-то были храмом; от последнего остались только колонны, алтарь да арка, некогда служившая главным входом в храм. А посреди руин был Риваз с куском пергамента в левой руке, которая была без перчатки; Тайра мог разглядеть, что левое пястье закрывала чёрный, как мрак, треугольник митенки так, чтобы открытыми оставались только часть пястья и пальцы.
  - Вы пришли, господин Тайра, - заговорил Риваз, услышав топот ботинок Тайры по камням. - Это хорошо.
  - Вы, - начал, было, Тайра, - писали мне, что знаете, откуда демоны лезут. Никогда бы не подумал, что вы так им не нравитесь.
  - Для этого я и позвал вас сюда. Я долго ломал голову над тем, как от них избавиться. А покопавшись в собственной библиотеке, я выяснил следующее: необходимо нейтрализовать их владыку, и тогда вся орда сама уйдёт, куда ей следует уйти. Зачем лечить симптомы, когда самый надёжный выход из ситуации - искоренить саму болезнь?
  - Уверены?
  - Совершенно. Одно с другим вяжется. Без владыки они не представят нам угрозы - демон без владыки, как без глаз. Куда он, туда и они за ним пойдут. И если мы прогоним его, то далее они будут легко уязвимы.
  - И как вы собираетесь изгонять их владыку?
  - Сейчас сами всё увидите. Я взял всё необходимое...
  - Но у вас всё один-единственный свиток, - перебил Тайра.
  - Этого вполне достаточно. Владыку демонов я беру на себя в случае чего. Разумеется, если вы не возражаете.
  "Вот это смелость!" - удивился Тайра.
  - Возражений не имею, - сказал верховный инквизитор, и на всякий случай отошёл на несколько шагов назад.
  Риваз раскрыл свиток, провёл по нему легонько рукой (правой - она была как раз в перчатке в отличие от левой) - на пальце появилась зеленоватая искорка. Риваз поднёс искорку поближе к лицу, и ловким движением перебросил её с пальца на ладонь - искорка тут же вспыхнула, как спичка или подожженный комочек пороха. Была искорка - стала небольшим зеленоватым светящимся сгустком, который плавно летал по воздуху, словно светлячок. Всё это священник сопровождал словами, которых Тайра, разумеется, не понимал - они на прототрибальтском:
  - Харанжу вван ссуда! Нун шаха... На труна фромиршшаус!
  Тайра от любопытства решил глянуть, что это за свиток, и он подходил к свитку всё ближе и ближе; скоро он подошёл к тому свитку так близко, чтобы если понять не все подробности, то хотя бы саму суть свитка. Только глянул, чуть ум не потерял. На свитке он увидел печать в виде розы и несколько указаний к ней на прототрибальтском языке. "У него есть эта копия? - подумал вдруг Тайра. - Интересно, зачем ему это? Какое это отношение имеет к изгнанию владыки демонов? Он собирается его заблокировать? Не понятны мне его методы". Тайра немедленно отошёл назад.
  Сделав так, чтобы сгусток завис в воздухе, самозванец стянул с левой руки митенку, а после поднял ладонь кверху, и чуть наклонил её; так что Тайра смог разглядеть её. И Тайра остолбенел. Он увидел на левой ладони Риваза... ту самую печать, что изображена на свитке и есть у него в книге. "Это же обряд снятия печати, блокирующей возможности Параллельного! - смекнул Тайра, выпятив от удивления глаза. - Простейшая процедура! Эта печать! Неужто?! Не может быть!"
  Риваз сжал сгусток в правом кулаке, как будто бы снежок слепил, и после недолгой паузы пустил его в левую ладонь, выкрикнув:
  - Дзаккаарр!
  Сгусток угодил в печать на ладони. Печать засветилась, и священник, немного погодя, когда из печати начнут вылетать светящиеся алым огнём призрачные очертания самой печати, заорал - это больно обжигало ему руку, словно на неё положили горячий уголь, причём настолько, что ему казалось, его рука будет прожжена по самое основание шеи, и даже часть груди внутри заденет. С каждым мгновением призраки печати вылетали из ладони Риваза всё быстрее, а жгло всё сильнее. Тайра так увлёкся этим зрелищем, так оно его затянуло, такой интерес вызвало и так привлекло, что забыл про всё на свете, и ничего не мог с этим поделать. Замер, как статуя. И, как назло, при нём ничего не было, чтобы хоть что-то предпринять.
  Вскоре из ладони самозванца вышли все очертания, он, немного погодя, выпрямился, круто задрав голову кверху. Из него затем ввысь взлетел столб света, ослепивший верховного инквизитора - до того был ярок этот свет, что на территории руин было светлее, чем днём; тени - и те бесследно исчезли!.. После продолжительного свечения столб света погас, будто бы его и не было вовсе. Самозванец, как уставший, повис, словно тряпка на заборе, хоть и твёрдо стоял на своих двоих. Тайра приоткрыл глаза, и, убедившись, что всё закончилось, сначала сдал немного назад, а после вовсе дал дёру. Он убегал, всё время оборачиваясь назад, тем самым убеждаясь, что самозванец, выдававший себя за сектанта Габаррата, не пустится вдогонку. "Хоть бы он задержался на час, - осенило Тайру, когда он добегал до выхода из руин. - Нужно предупредить секту, пока не поздно".
  Но, даже постоянно оборачиваясь назад, Тайра выбежать из руин не успел. Самозванец, непонятно откуда, предстал нежданно - негаданно перед верховным инквизитором в двух шагах от него. Увидев его перед собой, Тайра от испуга, пытаясь остановиться, чтобы не врезаться в самозванца, упал на спину. Лежит, еле дышит.
  - Не может быть! - воскликнул Тайра, немного придя в себя. - Это же ты! Синай Вамну! Демон, Чёрный гребень! Вездесущий Параллельный! Демон, не знающий пощады! Но как? Ты же сгинул давно в Ратуке!
  Раскрывший сам себя самозванец засмеялся, весь трясётся. А после он поднял голову на Тайру, и тот увидел его взор. Он был ровно таким, как его описывал Тайра на Аллее алых ворот. Хищный, кровожадный и коварный; радужки глаз Синая налились пугающим до смерти ярко-красным цветом - и тогда магистр ещё больше убедился в том, что перед ним совсем не тот, кого он всё это время видел. Сам Синай смотрит на Тайру, ухмыляется.
  - Догадался?! - заговорил самозванец.
  Тайра решил парализовать Синая, используя магию. Но Синай опередил его; вмиг он разгадал план магистра, и его налобный талисман загорелся. Тайра в шок, а силы он лишился вконец. Как бы он ни старался возобновить заклинание, ничего у него не вышло.
  - Что это было? - затая дыхание от ужаса, молвил Тайра. - Что ты сделал? Что это за штука?
  - Глаз демона, - сказал Синай, показав белым пальцем на талисман, который в это время уже погас. - Так называется этот талисман. Маленькая штучка, а какие возможности даёт. Пока та печать (Синай уже надевал левую митенку обратно) блокировала мои способности, Глаз демона служил мне их суррогатом. Это всё равно, что бить врага одной рукой. А способности плюс артефакты - как двумя руками драться. А вот что это было, я скажу. Я полностью лишил тебя силы, инквизитор. Отныне против меня ты бессилен, никакая магия тебе не поможет!
  От испуга, полученного со словами Синая, Тайра ретировался, отталкиваясь от пола ногами и руками. Когда он отполз на нужное, как ему казалось расстояние, магистр перевернулся и пытался встать, чтобы дать дёру и позвать подмогу. Только он сделал несколько шагов, как повис в воздухе, отчего запаниковал где-то в глубине души. Это Синай, используя дар телекинеза, сначала поднял магистра в воздух, а затем развернул лицом к себе, и поднёс его. Летевшего в его сторону инквизитора Синай поймал рукой за шиворот.
  - До тебя дошло, - говорил Синай, не спуская красных глаз с напуганного магистра. - Я не Риваз, я не священник Габаррата, хоть и видался с одним из таких... Меня зовут Синай Вамну. Я не человек, я совсем иной природы сущность, нет даже нужды разглашать её, ты и так о ней знаешь. Я тот, кого ты заточил в тюрьме Ратука, предварительно лишив меня сил через наложение на мою ладонь той печати, что я стёр на твоих глазах. Тебя невозможно забыть - ты не только отнял у меня то, что мне дорого, но ещё и жизнь сгубил. Ты лишил меня матери, и отца запугал так, что ему пришлось меня оставить, в чём я его не виню.
  "Конти был прав, - подумал Тайра. - Это не священник, это совсем иное создание. Почему я сразу не догадался?! И почему нужные мысли всегда запаздывают?"
  - Конечно, он был прав, - промолвил Синай, чему очень удивился Тайра. - Этот чудак первым понял, кто я на самом деле... Если б кто-нибудь из инквизиции знал прототрибальтский, то, как и Конти, понял бы, что имя, которое я сочинил при нашей встрече - два древних слова. Риваз - значит чёрный. Ахой, иначе Ако-и - скальп, кожа с волосами, иногда гребешок...
  - Ты умеешь читать мои мысли?! - пролепетал изумлённый Тайра. Он так был потрясён, что, даже вися на руке у Синая, замер, как морковка на грядке.
  - А то! Телепатия, телекинез, сила, скорость, - очень, знаешь ли, удобные принадлежности. Что ещё может быть лучше, чем вновь обрести их после стольких лет, а перед этим ещё и дополнительные навыки и предметы достать?!
  - Подлец! Лучше бы мы тебя сожгли на костре после того, как поставили тебе печать на твою ладонь!
  - Кончай хлопать клювом, старик! - рявкнул Синай. - Да и с демонами, - продолжал он, чуть успокоившись - я опять тебя провёл. Никаких демонов не было. Пожар в башне в Туррсхавне - моя работа. Я так сделал, чтобы отвлечь тебя потом в той комнате. Пока ты отвлекался, я в это время... потихоньку заимствовал из твоей книжицы несколько заклинаний... Правда, оборотни были настоящие, говорю сразу.
  У Тайры округлились глаза. Он не сдержался, и перебил:
  - Та страница! Не может быть! Ты украл её! Ах, ты негодяй!
  - Именно. Всё тайное когда-нибудь становится явным. Я обвёл вокруг пальца не только тебя, но и самых сообразительных сектантов. Ах, инквизиторы Оккультармиса, вас так легко обмануть. Вами так легко манипулировать. Всё просто, как камень с земли подобрать... И да. Я не погиб, как многие подумали, я выжил. Мне помогли выжить, и я прекрасно обжился в этих местах. Теперь это мой дом. Моя крепость. Моё убежище, неприступный форт. Теперь, когда я снова, так сказать, в строю, никому мало не покажется.
  - Что произошло с Конти? Что ты с ним сделал?
  - С Конти? С этим чудиком, который, между прочим, первым догадался, что я не священник?! Будь спокоен, Тайра, с ним полный порядок. Желая избавиться от меня, он нанял разбойников. Не удивлюсь ни капли, если он им щедро заплатил. Я же взамен запутал его, и ещё украл документы, тем самым я спровоцировал его на истерику. Так я затем услал его в лечебницу для душевнобольных, чтобы забыл он дорогу сюда. Он встал мне поперёк горла, поэтому я убрал его с дороги - мне преграды не нужны.
  - Умно! - сказал верховный инквизитор, а сам ещё подумал: "Надо было всерьёз заниматься древними речами".
  - Да и те случаи с инквизиторами, что с ума сошли - и это я. Пока вы отвлекались, я успел нанести в тёмные уголки печати, которые лишают разума любого, что побудет в здании достаточное время. Уж там их искать вряд ли кто будет. И та башня, что стоит рядом с городом - не исключение. Та записка - отвлекающий манёвр. Пока ты сюда шёл, я успел поставить печать и туда. Так что... Оккультармиса больше нет, я отомстил тебе, вам всем за испорченную жизнь, и за всё, что у меня отняли. И даже несколько полезных штучек с собой прихватил.
  - Ты негодяй! Ты гораздо больше негодяй, чем можно представить!
  - Отнюдь. Я, наоборот, нормальный, просто злопамятный и мстительный. Тебе бы тоже не понравилось, что тебе испортили жизнь. Рано или поздно это может аукнуться. А как аукнется, так и откликнется. А в этом ты виноват сам, Тайра. Если бы ты не пошёл в инквизиторы и не обидел бы меня, этого бы не случилось... А теперь слушай меня внимательно, в оба уха. Я оставлю тебя в живых, но с одним условием. Откажись от службы в инквизиции и всем, что с ней связано, распусти орден, уйди на Остров Воздуха, в самые горы, сиди там тише воды и ниже травы, и на глаза мне больше не попадайся. Ты всё понял?
  Тайра презренно молчал, хотя в его глазах чётко угадывался страх.
  - Молчание, - говорил Синай, - знак согласия. Свободен.
  Синай бросил старика на землю, а сам развернулся, да побрёл вглубь руин. Ополоумевший от речей Синая, Тайра встал, медленно достал из рукава ритуальный нож, да к Синаю подкрался. Только подошёл к нему лишком близко, Синая не стало, будто бы он сквозь землю провалился. Это очень изумило магистра.
  Вдруг он почувствовал, что кто-то схватил его за рукав. Тайра испугался, увидел рядом с собой Синая, который вцепился в рукав старика, как кот в мясо, украденное у кухарки.
  - У, как ты заговорил! - произнёс Синай, и с нечеловеческой силой швырнул старика подальше от руин. Тайра с криками упал на мшистую кочку. - Я ведь говорил ничего с собой не брать?! - сказал Синай после того, как Тайра приземлился. - Говорил.
  И тут Тайра снова обмер: перед ним вырос мертвец, которого Синай видел раньше, но этот шатался, как дерево на ветру, а не из стороны в сторону.
  - Кому нравится, когда его подводят? - доносилось из мертвеца. - Пора поискать кого-нибудь получше секты, эти ребята давно отслужили своё. Менять их уже пора. А ты, Демон, молодец. Ловко же ты их вокруг пальца обвёл.
  Мертвец тут же рассыпался. Затем, откуда ни возьмись, появились те же загадочные фигуры в шлемах, армейских куртках и с клинком вместо руки. Под дикий, сумбурный и совершенно неразборчивый вопль они устремились к Синаю. Все, кроме одного: он, едва появившись, тут же вонзил клинок в тело Тайры, и тот упал замертво.
  - Гвардейцы! - вскричал Синай, увидев, как Тайра пал от руки одного из мертвецов. - Вас тут ещё не хватало!
  Синай тогда выхватил катану, и давай сносить гвардейцам головы, делая это и перемещаясь с места на место так же быстро, как он догонял Тайру - до каждого гвардейца Синай перемещался буквально за мгновение, словно световая вспышка или сверкающий хлыст молнии.
  И на этом остановился. Обезглавив всех гвардейцев, Синай решил больше не вмешиваться, не добивать их, как это сделал в прошлый раз, когда на Канну опустился непроглядный туман. Будучи безголовыми, гвардейцы метались по местности, рассекая клинками всё на своём пути, включая друг друга. Синай с преспокойной душой видел, как помимо кустов, камней и травы в стороны разлеталось и то, что гвардейцы отсекали сослепу друг у друга, когда натыкались друг на друга. "Никогда не мешай врагу совершать ошибки", - решил Синай, когда лицезрел сие зрелище.
  Синай, можно заметить, не стал вмешиваться ещё по одной причине. В тот раз, когда на саму Канну и её окрестности опустился туман, помимо гвардейцев перед Синаем появился и таинственный некто по прозванию Дух - уж этот противник куда опаснее, чем сотня оживших мертвецов, которые, словно стрелы, стремительно несутся на тебя, сломя голову, с громадными, острыми, как бритва, лезвиями наперевес. Синай прекрасно понимал, что те гвардейцы, что погубили Тайру, и теперь, обезглавленные, слепые, рассекают друг друга, могли придти не одни. Наверняка, они выступают здесь как отвлекающий манёвр, чтобы отвлечь Синая, пока очередной маньяк, пришедший с ними и где-то скрывающийся, готовит неожиданный короткий удар в спину. И произойти это может в любой момент. Синай и обезглавил мертвецов ещё и за тем, чтобы не тратить силы на сообщников, а сразу отбиваться от главаря шайки. В ожидании подобной неожиданности, Синай, кроме как наблюдать за рвущими друг друга мертвецами, внимательно прислушивался, чтобы выяснить, откуда его ударят. В помощь к слуху он подключил и обретённое предчувствие, дабы понять, кем будет этот главарь, или чем предстанет сюрприз против него приготовленный.
  Но ни главаря, ни засады, ни сюрприза Синай не почувствовал, не то что не услышал. А, может, оно и к лучшему: нет нужды драться ни с ним, ни с его сообщниками, чего уж говорить про то, что тревожиться.
  Когда всё закончилось, Синай постоял немного на месте, его глаза вновь стали синими. Успокоившись, он убрал катану в ножны, и тронулся восвояси. По пути, совершенно не глядя на тело Тайры, насквозь пронзённое клинком гвардейца, Синай пустил по нему из своей руки световой луч. Вскоре от тела верховного инквизитора остался только пепел, который затем бесследно исчез в молодой траве.
  - Да будет земля тебе пухом, - промолвил он. - Я в отличие от них с тобой по-доброму обратился.
  
  Глава 12. О том, чего не подозревал Синай.
  
  Можно смело сказать, что с той ночи секта Оккультармис, долгое время наводившая страх на весь Трибальт, перестала существовать. Как выяснилось, инквизиторов, сошедших с ума, уже нельзя было вылечить, поэтому их по древней традиции, сожгли на кострах, на местах которых возвели курганы - так на Трибальте хоронят тех, кого нельзя спасти или вылечить, а также самоубийц. Последними стали несколько инквизиторов, чей недуг достиг апогея. Но не все инквизиторы подверглись такой процедуре - некоторые, и в основном это молодёжь, пошли в качестве лечения на полевые работы, которые, между прочим, пошли им даже на пользу, поэтому уже в скором времени они оставили службу в Оккультармисе, и нашли себе место в обычной жизни. Каждому из них нашлось занятие по душе, и на какое кто ходил во время лечения, такое себе и взял. Праха Тайры найти так и не удалось никому, даже поисковым отрядам с собаками-ищейками. Мало того, что пепел, который получил Синай, когда сжёг тело Тайры, исчез в траве, ещё ночью пошёл сильный дождь, и его часть унесло ручьём, часть утонула в грязи. К тому дню, когда взялись за поиски Тайры, на том же месте развеялся и запах, который мог бы говорить о его присутствии, или хотя бы о том, что он был здесь.
  Но у этой трагедии многие трибальтяне увидели обратную сторону. С исчезновением секты на Трибальт вновь вернулись некоторые старые традиции, которые во время существование инквизиции были запрещены, но не забыты, ибо их помнит каждый трибальтянин от мала до велика. Например, усопшего сжигают на костре, а не хоронят на кладбище, как это было при Оккультармисе. Вместо этого тело сжигают, а после сожжения пепел усопшего принято класть в урну, а урну ставить на палубу небольшой ладьи; ладью затем пускают в океан, где она, отдалившись от берега, пропадает в пучине. На Трибальте верят, что после смерти душа человека уходит не на небо, а в море. Вся такая процессия - проводы покойного в море, с которым он впоследствии и сольётся в единое целое...
  Перечислять, что произошло после исчезновения инквизиции можно без конца. Но у всего этого есть один нюанс. Как не стало секты, трибальтяне перестали бояться, что их обвинят в ереси, которой они не совершали, и их никто в этом не заподозрит, уж тем более - никто не выдаст. Теперь люди могли свободно и спокойно жить, как и жили до этого, будучи уверенными, что всё обойдётся гораздо лучше, чем им стоит рассчитывать.
  Знахари и травницы, которым Оккультармис долго угрожал суровой расправой, теперь могут спокойно выходить на заготовку лекарственных растений, сушить их, делать из них настойки да препараты, и лечить болезни. Правда, теперь они ни под каким предлогом, ни при каких условиях не захотят переезжать из лесов и гор в поселения. А всё ввиду того, что за годы проживания в природе они до такой степени к ней привыкли, до того приспособились к новому месту проживания, что теперь считают природу своим настоящим домом, который никакой дворец, никакой замок не сможет заменить. Тем более что здесь, в дикой природе, подальше от посторонних взоров и доносчиков (а при инквизиции последними мог оказаться кто угодно), бежавшие от расправы травники и шептуны жили здесь не одно поколение, передавая свои знания и умения из уст в уста, от отца к сыну и от учителя к ученику. Но даже молодым колдунам с трудом верится, что с исчезновением секты всё поменялось. Пока существовала инквизиция, всё было иначе. При инквизиции знахари, скрываясь в лесах от преследования, вынуждены были от многого отказываться, чтобы не раскрывать себя, не выдавать своего пристанища, и, разумеется, не быть схваченными инквизицией. В это время знахари ели и пили только то, что добыли в природе; на рынок не ходили, и с рук тех, кто имел в них нужду, ничего не брали, чтобы не отравили. Знахари почти не спали, чтобы их не застали врасплох. Подолгу пропадали в лесу, чтобы не выследили; вдобавок ещё прятали свои вещи в тайниках - иначе они послужат инквизиторам уликами, благодаря которым им легче будет отлавливать знахарей. А во время разговоров держались от собеседников на почтительном расстоянии - мало ли какую подлость они затеют. Даже когда сама природа известила колдунов о том, что инквизиции больше нет, они всё ещё не доверяли прихожанам, а если и доверяли, то не полностью, не до конца; если и прихожанин хотел добиться расположение шептуна, он должен будет очень постараться. Непросто это, но по-другому никак не получится - начнёшь с колдунами браниться, они тебя за врага начнут принимать. А ежели дело зайдёт слишком далеко, то колдуны или постараются скорее убежать прочь, или попытаются избавиться от своего обидчика - такая уж у них природа. Но понять колдунов можно - гонения со стороны инквизиции сделала их такими.
  Что же касается Синая, то он очень доволен был тем, что отомстил Оккультармису за то, что когда-то они изменили его жизнь далеко не в лучшую сторону. И теперь он терпеливо ждёт лета, когда все выпускники академии адептов должны будут пройти распределение по месту назначения. А чтобы не терять времени даром, начал делать из костей детали окладов книг, которые затем рано или поздно продаст господину Буку, своему давнему знакомому. Иногда Синай в ожидании лета делал из тех же костей бирюльки, игральные кости, домино, и продавал их другим знатным особам на забаву.
  Ну, обо всём этом рассказано будет позже. Намного позже.
  
  Однако у медали две стороны. Дело всё в том, что Синай, пока разбирался с инквизиторами, не догадывался об одной весьма серьёзной детали, которая перевернёт его жизнь гораздо хуже, чем инквизиторы Оккультармиса...
  В шикарной комнате, декорированной дорогим деревом и камнем, в полумраке, на роскошном дубовом кресле, обитым на сидении и подлокотниках дорогим бархатом, сидела дама весьма и весьма солидного достатка, не говоря уже про её статус. Вернее, молодая женщина двадцати трёх - двадцати семи лет на вид. Волосы у неё белые, как снег, кожа чуть бледновата, глаза зелёные, точно спелый крыжовник, в поясе она сама чуть шире, чем в плечах. Но по одежде и не скажешь, что соответствует статусу: довольно-таки откровенный кожаный наряд, какой обычно носят амазонки в мирное время, или как их иногда изображают на холстах, местами украшенный хорошо отполированным металлом. Высокие кожаные ботфорты на каблучке (не высоком, конечно же), на шее кожаный поясок со свисающей с него трёхзвенной цепочкой.
  Дама сидела перед столом, накрытым шикарной фиолетовой скатертью с золотой бахромой. На столе лежала бархатная подушка, а на подушке - шар, горевший приятным, радовавшим глаз бирюзовым огнём. Если на всём Трибальте шар заменял привычный нам телефон, то этот был создан специально для удобного наблюдения за всем происходящим. Трибальтяне называют его "Око небес", очень редкая вещь, и позволить её себе может далеко не каждый, если судить по тому, насколько дорого он обходится, как долго и трудно его изготавливать, и насколько редок такой артефакт на всём Трибальте. Этот шар может отслеживать кого угодно на расстоянии, разумеется, если тот, за кем наблюдают, не позаботился заранее о том, чтобы использовать магические предметы и заклятия, не позволяющие шару следить за ним. Дама с хладнокровием и ухмылкой в глазах следила за... Синаем. Точнее сказать, она просматривала несколько моментов, когда Синай разбирался с инквизицией, а некоторые из них дама пересматривала несколько раз. В особенности моменты, когда Синай самостоятельно, на глазах у магистра Тайры, снял со своей левой ладони печать, которая, по его словам, блокировала его возможности, больше приближая его к простым смертным.
  - Ах, ты хитрый Вамну! - чуть дразнясь, произнесла дама. - Ловко же ты провёл и инквизицию, и меня в частности. Тебя должно было не стать, когда тебе наложили печать, а после загнали в Ратуку, самую жуткую тюрьму на всём белом свете, где тебя бы растерзали затем жуткие монстры. Как вижу, и даже слышу, тебе помогли выжить. Только кто и как? Впрочем, это уже неважно. Важно другое. Ты всё-таки сумел вернуть себе былую мощь, и ещё обзавёлся очень полезными артефактами. И даже образование получил. Хм, что ж, похвально. Но до меня тебе по-прежнему далеко. Ты всё ещё слаб и никчёмен. Ты один, тебе некуда бежать и негде спрятаться, хоть и не могу я отслеживать тебя в некоторых точках, особенно - в горах. Не везде тебя отследишь. Но тем не менее... Рано или поздно ты увидишь, как неожиданно тебя захлестнёт новая волна интриг. Твои друзья пойдут у меня на поводу, твои союзники будут выполнять любой мой каприз, твои покровители отвернутся от тебя и оставят на произвол судьбы, а твои враги станут моими союзниками. Я же буду бросать тебе под ноги множество "приятных" сюрпризов. И тогда твоя жизнь станет хуже ада. В моей колоде всегда найдётся, как говорят плебеи, козырь для козыря, и ты это вскоре поймёшь. А пока что, до поры до времени... наслаждайся своей никчёмной победой, под которой искусно прячется завеса твоих кошмаров.
  Шар погорел ещё немного монотонным белым, и в скором времени погас.
  Вдруг раздался щелчок в дверях - в комнату вошёл слуга.
  - Госпожа Гроссер, пленник пришёл в себя, - сказал слуга, поклонившись.
  Дама, прозванная Гроссер, улыбнувшись:
  - Прекрасно. Я скоро буду там, а пока что примите его по высшему разряду.
  - Слушаюсь, госпожа, - поклонился слуга и исчез.
  
  И на стороне то же самое было. В том смысле, что Синай не замечал того, что за ним всё это время следили. Это был человек в маскировочном плаще под цвет рельефа, где он дежурил. Куда бы ни отправлялся Синай, разведчик каждый раз брал с собой плащ под нужную местность (на каждую местность своя расцветка). Во время слежки за Синаем таинственный разведчик использовал множество приспособлений, от бинокля до странного предмета в виде жемчужины, пришитой к кожаному наручу. В него разведчик всякий раз что-то шептал, когда видел нечто, что Синай совершил. А когда нечего было докладывать, разведчик уходил, не оставляя следов. Где бы Синай не появлялся, чтобы он не делал, таинственный разведчик всё фиксировал на устройство, именуемое кристаллом памяти - небольшим кристаллом, который, как сухая земля воду, поглощает в себя всё, что в него говорят или что ему покажут (для этого требуется специальное заклинание, которое надо шептать прямо в кристалл). И весь материал там хранится очень долгое время, до тех пор, пока всё запомнившееся не сотрут, если или в этом не будет уже надобности, или требуется место для нового материала.
  А самой запомнившейся операцией таинственного разведчика можно назвать его слежку за Синаем в тот день, когда последний на глазах у верховного инквизитора снял с себя печать, затем разоблачил ему сам себя и расправился с появившимися из-под земли гвардейцами. Стоило только покинуть Синаю то место, разведчик приблизил к скрытому повязкой рту жемчужину, говорит в неё:
  - Отлично, объект дозрел! Он, думаю, готов к работе с нами.
  - С эти пока, - отозвался голос из жемчужины, - не будем торопиться. Будем ждать лета, когда будет распределение адептов по должностям и местам, чтобы он ничего не заподозрил.
  - Согласен. Если мы будем говорить с ним сейчас, он либо не поверит и заподозрит нас, либо поверит и будет от нас скрываться.
  - Куда хуже будет, если он поверит и станет на нас охотиться. Говорить с ним будем после распределения, а там поглядим. Возвращайся, нужно хорошо продумать все возможные варианты, пока не пришёл срок.
  Закончив разговор, таинственный разведчик быстро покинул свой пост, не оставив ни единого следа своего присутствия, даже запаха.
  Что же касается того, почему Синай не увидел его, даже сняв с себя ту проклятую печать, ответ крайне прост, как и всё гениальное. У того таинственного разведчика на пояс было нанесено несколько рун, благодаря которым Синай не смог бы его найти ни глазами, ни ухом, ни даже ментально. Да и, собственно, он Синая не интересовал даже. Да и какая ему уже была разница, есть ли здесь ещё кто-то, кроме нежити, или нет? Всё, что Синай после той заварушки хотел, так это прийти домой, завалиться на диван, и, укутавшись мантией, уснуть до самого полудня следующего дня с чувством выполненного долга, ежели это не назвать по-другому.
  
  .Глава 13. У господина Бука.
  
  Кроме задуманной операции, завершившейся успехом и, разумеется, полным разгромом секты Оккультармис, у Синая было полно других забот. Сейчас, например, он идёт к особняку одного из самых богатых жителей Канны, да и всей фракции, господина Бука. И не с пустыми руками идёт - в руке небольшой, величиной примерно с молодую кошку, скрутившуюся во время сна в шерстяной клубок, холщовый мешок, полный костяных и металлических деталей окладов книг.
  Кстати о господине Буке. Этот господин Бук, потомственный аристократ, жил когда-то давно на Острове Воды. Но что сподвигло его покинуть родину и переехать в Канну, чем он занимался раньше, - этого никто не знал. Неизвестно также, прогнали его из соседней фракции, или он по собственному желанию изволил уехать. Господина Бука во время беседы с ним не всякий осмелится назвать аристократом хотя бы из-за того, что он не соответствует статусу манерами вести разговор. Простым трибальтянам аристократы представляются как люди благородные, пафосные, педантичные и требовательные. Но господин Бук - аристократ особый. В окружении особо приближённых, со слугами и с родными он общается почти, как простолюдин - он склоняется к просторечию, и даже панибратству, хотя не чурается и свойственного любому трибальтскому аристократу пафоса, который господин Бук мастерски перемешивает с панибратством. Господин Бук - крупный землевладелец, его казна редко бывает пустой: получаемые деньги с аренды его земель, подарки от Великого национального собрания и продажи книг постоянно пополняли её. Он очень любил книги, особенно их оклады. Ведь именно хорошо отделанный оклад, великолепная графика и поражающая душу каллиграфия в строках делают книгу настоящим произведением искусства. Ежели уж разговор пошёл о книгах, то стоит отметить одну значимую здесь прелесть; едва Господин Бук обосновался в Канне, все вдруг узнали, что он отличный реставратор книг. Да-да, Господин Бук, помимо того, что аристократ, землевладелец и владелец книжных лавок, в свободное от работы время занимался реставрацией старых книг, для чего, совершенно не жалея на то средств, скупал у мастеров необходимые для работы материалы. Всё годилось: пергамент, кость, драгоценные и поделочные камни, благородные металлы, чернила, краски. Если и нужно было отреставрировать книгу, аристократы всегда обращались к господину Буку, ибо лучше него их в городе никто больше не реставрировал.
  Жил господин Бук в особняке на краю города, на берегу Большого озера, что прилегает к Канне. Обыкновенно богачи строят себе дома за городом, но господин Бук уже староват, чтобы передвигаться из усадьбы в город и обратно. К тому же и к городу, где находятся его книжные лавки, поближе. По трибальтским меркам особняк господина Бука является самым дорогим и шикарным, а по нашим - он кажется скромноватым. Можно даже сказать слишком скромным. А причин тому пять, и все веские. Первая: Трибальт - страна горная; здесь давно стало обычным такое явление, как частый ветер, временами меняющий направление, что очень влияет на погоду, от которой краски и лепнина легко могут попортиться; летом и осенью часто идут дожди, иногда с градом, который может сильно побить весь декор и окна - из-за этого трибальтяне и строят прочные, но довольно-таки крутые крыши, т. е. с очень крутым скатом. А по-другому никак не получится. Кроме того, и климат Трибальта довольно капризен: с поздней весны и по ноябрь, а также днём - невыносимая жара; с ноября по апрель и, особенно, по ночам - страшный холод. Вторая причина: в горах очень высока вероятность селей, оползней и обвалов - не каждый трибальтянин рискнёт построить себе дом на вершине холма или в горах. Если надо построить дом или возвести что-то большое, то жители долго и упорно ищут места, где грунт достаточно твёрд, чтобы выдержать все капризы трибальсткого архипелага. Трибальтяне в связи с этим чаще строят дома у подножья гор или поближе к воде, лишь бы подальше от зон особого риска. Хорошо, на Трибальте землетрясения - редкость, а вулканов нет вовсе, хотя полно гейзеров и горячих источников, возле которых строят юджеяджу - трибальтские бани (о них позже). Третья причина: дело в том, что на Трибальте не принято хвалиться своим богатством. По крайней мере, внешне (что фасады зданий, что в одежде или украшениях, что убранство) - здесь показная роскошь, помпезность считается дурным тоном. На Трибальте считается, что чем ближе ты к природе, чем благосклоннее она будет относиться к тебе. У трибальтян даже в ходу поговорка есть: "Относись к природе бережно, как к дружбе, и она ответит тебе взаимностью". Уж чего говорить про Остров Земли, где считают, что чем ближе политик (а они нередко выбиваются из богачей) к народу (всё по выше указанной причине), тем больше вероятность того, что его повторно переизберут. Четвёртая причина: Трибальт, как говорилось раньше, земля не очень большая, её богатства ограничены, и жители это знают. Поэтому там никого не смущает сильно прижившийся в этих краях минимализм - всё стараются делать аккуратненько и миниатюрно. Ну, и наконец, пятая, самая веская: на Трибальте ремонт и реставрация обходятся очень не дёшево. Особенно, если здания, суда и порты сносит морской волной или их губит оползень.
  Трибальт ещё и морская держава, здесь, помимо культа природы и предков, царит ещё и культ моря. Он угадывается во всём: в орнаменте, в одежде, в элементах архитектуры. Во время праздников трибальтяне поют гимн морю и приносят ему щедрые дары. Даже праздник у них такой есть, день моря, полностью посвящён морю и его дарам, он празднуется в конце лета. И к тому же трибальтяне очень чтут море (как уже говорилось, они даже прах усопших хоронят в море, считая, что души умерших сливаются с морем в единое целое), и боятся его, если взять в учёт, насколько опасны и грозны шторма на море, и насколько масштабны разрушения от него. И насколько страшными могут быть потери и последствия от штормов. Поэтому трибальтяне пресвято верят, что самая страшная угроза придёт именно с моря. Самую большую беду принесёт именно море, а не что-нибудь ещё.
  Синай подошёл к воротам усадьбы Бука, постучался в тяжёлую дубовую дверь. Никто не отозвался. Постучался ещё раз - та же реакция. Третий раз постучался - калитку ему открыла старая служанка, которая часто ходила за господином Буком, как нянька.
  - Чем могу помочь? - поинтересовалась служанка, хотя, судя по голосу, настроение у неё было такое, будто бы она сегодня с кем-то успела поругаться, и не один раз. И взор соответствующий.
  - Скажите, господин Бук у себя? - спросил Синай.
  - У себя, но он сейчас занят, молодой человек. Вам известно, что господин Бук не принимает у себя простолюдинов?
  - Вообще-то я к нему с товаром для работы.
  - Вы меня не слышите, молодой человек?! Я же ясно сказала, господин Бук не принимает у себя простолюдинов.
  - Послушайте, Рада! Я здесь не для того, чтобы распинаться перед вами. Я пришёл сюда предложить ему товар, и, кроме самого господина Бука, меня больше ничего здесь не держит. Я, конечно, старость уважаю, но, в случае чего, могу наподдать, да так, что много не будет и мало не покажется...
  "Что за невоспитанный нахал мне попался?! Как он грубо обращается к старшим! И потом... Откуда он знает, как меня зовут?" - служанка, выпучила глаза. Очень её впечатлило, что Синай безошибочно назвал её имя, даже не спросив её о нём.
  - Что за шум, а драки нет? - раздался голос из-за спины Рады.
  Рада развернулась, и учтиво поклонилась пришедшему к калитке старику. Да, это был старик ростом примерно, как и покойный Тайра, сероглазый и седобородый. Под кожаной безрукавкой красовалась малиновая кружевная сорочка; чёрные бархатные штаны по колено и кожаные ботфорты с золочёными шпорами. На голове, откинувшись назад и немного на бок, сидел ситцевый колпак с кисточкой. Расхаживал старик, опираясь на трость из чёрного дуба, постукивая ею иногда по земле - сам-то старик мал ростом, а, постукивая этой тростью, он давал понять другим, чтобы разошлись и уступили ему дорогу, иначе его просто раздавят, и даже не заметят этого.
  - Господин Бук, - докладывала Рада, - этот проходимец утверждает, что...
  - Дальше можешь не продолжать, - сказал старик, прозванный Радой господином Буком. Да-да, это он и есть господин Бук собственной персоной.
  Синай вежливо поклонился, говорит:
  - Вечер добрый, господин Бук. Я...
  Господин Бук перебил:
  - Вообще-то, поклон в мой адрес должен быть учтивее и куда более низким. - После небольшой паузы господин Бук улыбнулся, и добавил: - Но ты - исключение.
  Господин Бук, обрадованный приходом Синая, и сам Синай на глазах изумлённой Рады пожали друг другу руки, взаимно обхватив локти друг друга - такое традиционное приветствие на Трибальте. После приветствия господин Бук взял Синая обеими руками за бока, осмотрел его с ног до головы.
  - У, - говорит, - как ты вымахал! А ведь, когда я защищал тебя на суде по поводу дома, ты мне до макушки мог лбом достать.
  - Всё в этом мире меняется, господин Бук, - произнёс Синай, пожав плечами. - Я тоже непостоянен, равно как и всё вокруг. Время летит быстро и незаметно.
  - Давненько я тебя не видел.
  - И я вас не мог нигде застать после того суда. Уже столько всего успел вырезать, а вас всё найти не могу. Послать думал голубя, да не знаю, найдёт ли он вас или нет.
  - Ладно, заходи в дом, там всё и обсудим.
  Бук повёл Синая в особняк, а слегка ополоумевшая Рада закрыла калитку.
  К входу в особняк вела мощёная тропинка, пролегавшая через сад, в котором росли сливы и вишни. До чего же хорош сад по весне! Особенно, когда цветки на деревьях сначала поцветют недельки две, а потом, когда немножко потеплеет, начнут опадать - и тогда весь сад и сопредельные с ним территории выглядят так, словно вновь выпал снег, разве что цветной. Вдоль по тропинке росли кусты барбариса и туи, которые в это время подстригал садовник, тем самым приводя их в порядок, делая сад куда опрятнее. В саду слышалось, как завораживающей умы трелью заливался шальной соловей. Прекрасной, сверкающей изумрудной поляной казался сочно-зелёный газон, особенно на открытых участках, которые освещены ярким солнышком больше, нежели тенистые рощи.
  - Всё-таки Рада была права, ты немного не вовремя, Синай, - говорил Бук по дороге к особняку.
  - Это ещё почему?
  - Ну, как сказать?..
  Синай вдруг незамедлительно вставил:
  - Как оно есть.
  Господин Бук также отличался от других аристократов и чувством юмора, хотя его чувство не всякий собеседник назовёт выразительным. Он, конечно, посмеялся над словами Синая, но всё же сказал:
  - Ко мне сегодня приехал племянник. Очень капризная натура, но при сём том очень достойный человек. Я хочу, чтобы он стал моим преемником... Выходит...
  - Выходит что?
  - Выходит, что тебе потом, когда не станет меня на этом свете, ох, как нелегко будет. Я бы сказал даже туговато. Ты - простолюдин по статусу, а Роукс - так его зовут - не любит простолюдинов. Если я соглашусь хоть немного подбросить тебе за детали, то Роукс вряд ли согласится на такое. Такой уж у него характер.
  - Ох, и вредина же он!
  - Нет, отнюдь. Он не вредина. Просто считает, что ему лучше вести дела с себе подобными. Вообще Роукс - ярый сторонник жёсткого разделения общества. Утверждает, что разговор с теми, кто ниже рангом, званием или статусом, хоть на одну ступень не достойно аристократа. И к тому же считает, что представители разных статусов, страт и, наконец, классов должны общаться и вести дела только с себе подобными. Золотой середины быть не должно. У меня самого сложилось впечатление, будто бы Роукс собирается перестроить общество по принципу: "Всяк сверчок знай свой шесток".
  Синай вздохнул:
  - Ну, значит вредина.
  Господин Бук, усмехнувшись:
  - У, Синай, всегда узнавал тебя. Ты всегда отличался упрямством и упорством.
  - Упорство может дать гораздо больше, чем можно захотеть. Железо - материал упрямый, только тогда податливо, когда оно раскалено и, само собой, поддаётся ковке.
  - Ну, в общем, будь с ним так же учтив, как и со мной...
  - С этим у меня трудностей не возникнет. Дело просто немножко в другом. Судя по вашим словам, Роукс - заложник своего принципа. Своих идеалов, которые вряд ли найдут признания...
  Господин Бук перебил:
  - Не сказал бы, что это его принцип. Но что его идеал не найдёт себе признания, я соглашусь с тобой. Что такое, в сущности, идеал? Идеал по сути своей - то, что лежит в пределах наших мыслей, идей. Ты не зря сказал, что идеалы моего племянника не найдут признания, и вот почему. Все наши идеалы имеют два свойства, которые в свою очередь взаимосвязаны и в то же время противоположны - они-то нам и не дают воплотить наши идеалы в жизнь, а оставить их мыслями. Первое свойство идеалов - они состоят из наших собственных желаний, потребностей, мечтаний, грёз и прочих. Второе - идеала никто никогда не достигает из-за того, что все наши желания взаимоисключаемы. То, чего хочешь добиться ты, ещё не значит, что того же самого захочет другой. Мне лично непонятно, как Роукс представляет себе, что все представители разных статусов общаются и ведут дела только с себе подобными, себе равными. Это же только сильно осложнит дальнейшую жизнь общества. Я бы даже сказал, сделает её невозможной. Даже если так будет утверждено, неважно кем, найдётся кто-то, кто захочет внести в такой строй несколько коррективов, а то и вовсе упразднить его. Представляешь, какая неразбериха будет?!
  - Эта такая природа идеалов. Они строятся на желаниях, которые с другими не совпадают. Ни для кого не секрет, что одной из причин всех конфликтов - разница идеалов, взглядов, мировоззрений. В мире всё взаимосвязано. Если есть идеал и его сторонники, всегда найдётся хоть один, кто будет его противником, чьи желания не совпадут с идеалом.
  Они подошли к парадному крыльцу особняка, вход который венчала остроконечная псевдоготическая арка. Громадные двери, сделанные под арку, им открыли два пажа. Особняк Бука поражает не только завораживающими псевдоготическими формами. Впечатлительно и его убранство. Синай был очень поражён убранством особняка своего постоянного покупателя и патрона - ведь ему ещё никогда сюда не доводилось заходить. Сводчатые потолки, пучки колонн, которые подпирали своды; витражи, вазоны, рельефы, мозаика на полу - всё это величаво украшает внутреннее убранство особняка. И опять же, как уже говорилось, во всём угадываются элементы культа моря: волны, ракушки, рыбы и морские обитатели, корабельные детали. Элементы моря так хорошо вписываются в псевдоготические формы, что человек, впервые пришедший сюда, не сразу поймёт, в каком стиле построен этот дом. Хотя по нашим меркам это выглядит скромно, на Трибальте такой особняк считается очень помпезным, роскошным и дорогим (разумеется, по-трибальтски, в меру). Только знатная особа возведёт себе такой и не разорится.
  Синай с господином Буком вошли в тамбур, оттуда прошли в коридор, освещённый теми же светильниками и бра, что и главная башня Оккультармиса. А из коридора Синай в сопровождении господина Бука попал в светлую большую гостиную. Полы в комнате - маркетри из разных пород дерева со вставками из белого и голубого мрамора. По периметру всей комнаты стояли белые колонны, подпиравшие цилиндрической капителью сводчатый потолок, который был расписан маслом под ясное небо. Между колоннами на стенах висели золотые бра со светящимися камнями вместо свечей. На окнах дорогие шёлковые шторы с золочёными ламбрекенами и массивными кистями. В вазах цветы, всё чисто, аккуратно, прямо как в королевской резиденции. На потолке висела хрустальная люстра; на местах, где должны быть светящиеся камни, на люстре, как и на бра, плотно сидели стальные колпачки, которые слуги снимают с наступлением темноты.
  Мигом оглядел удивлённый Синай всё это великолепие. И его чуть не посетила мысль быстро покинуть усадьбу, не продав господину Буку ни единой детали. И, слава богу, что не посетила: Синай не желал, чтобы кто-то знал, кто он. Да и потом, не зря он мог бы дать дёру отсюда - Синай же простолюдин до мозга костей, в совершенстве не привыкший к такому великолепию. Ему гораздо по душе что-то попроще, вроде его лаборатории. По крайней мере, простое жильё никоим образом не привлекает воров, а раз уж так, то и живётся намного спокойнее - не надо сутки напролёт беспокоиться о том, что в твой дом ворвутся воры или, - что ещё хуже, - заговорщики (если ты ещё и правитель или чиновник высокого звания).
  - Впечатляет? - спросил вдруг господин Бук, глядя, как Синай глаза оторвать не может от столь шикарного убранства. Тот чуть дрогнул - дрогнешь тут, когда тебя внезапно спрашивают.
  - Агась, - ответил Синай, чуть выровняв дыхание после испытанного шока.
  И сразу же он заметил, что рядом с окном стоял круглый стол, покрытый белой кружевной скатертью, а возле стола, скрестивши на груди руки, стоял молодой человек возраста примерно такого же, что и Синай, но выше на голову и более щуплый телосложением. Сероглазый, как господин Бук, только глаза поярче ввиду того, что он намного моложе последнего. Волосы светлые, как колосья пшеницы; левая часть головы, в области затылка, коротко выбрита, а всё остальное отросло так, что их можно зачесать на бок и зафиксировать, смазав гусиным жиром. Под короткими штанами, сшитыми из синего хоза , красовались белые штиблеты; чёрная бархатная безрукавка с золотыми пуговицами скрывала под собой рубаху с коротким рукавом, а на локтях кожаные наручи, усиленные полукруглыми стальными заклёпками. На левой руке ещё красовался чёрный шерстяной браслет. При виде Синая молодой человек покосил на него такой взор, который первый посчитал холодным и недобрым. "Да уж, не все мне здесь рады", - подумал Синай, беря в учёт ещё то, насколько велика пропасть между своим собственным статусом и статусом того молодого человека.
  - Кстати, совсем забыл, - промолвил господин Бук. - Синай, прошу тебе представить, Роукс, мой племянник и преемник. Роукс - Синай Вамну, мой постоянный спонсор по деталям для окладов книг и лучший друг.
  Синай сделал учтивый поклон, разведя руки в стороны и загнув кверху пальцы, как это принято на Трибальте. Но Роукс вдруг вставил хладнокровно:
  - Какого рожна здесь делает простолюдин?
  Господин Бук давай его успокаивать:
  - Тише, не петушись, Роукс. Уверен, пройдёт время, и вы поладите... Кстати, Синай, можете показать, что вы там наготовили.
  Синай без промедления подошёл к столу, и высыпал на скатерть целую гору деталей, костяных и серебряных. Простые и с резьбой, украшены как рельефами, так и поделочными камнями; есть даже те, которые инкрустированы золотом, медью и платиной. Господин Бук как увидел детали, чуть навеки не застыл. Очень хорошая работа ему была предоставлена.
  - Тонкая, однако, работа! - произнёс он, еле дыша от восторга.
  - Пока, - говорил Синай, - вы отсутствовали, мне выпала блестящая возможность сделать такие. Это - самое кропотливое творение из всех, что мне приходилось создавать. Я долго искал материалы, и ещё дольше - способы их обработки, но результат стоил того.
  - Как раз для очередной партии на реставрацию. Сколько же ты хочешь за такое великолепие, Синай?
  - Четыре с половиной сотни адлеров, - без колебаний ответил Синай. Сумма, названная им, конечно, смутила господина Бука, и ещё больше - Роукса. Последний даже чуть на пол не упал от услышанного.
  - У, не многовато ли просишь?! Опять выросли расходы?
  - Да, - тяжело вздохнув, ответил Синай. - Наш жадина, мэр Ауштиз, опять задрал цены на жильё. А тут ещё я академию заканчиваю...
  Господин Бук всплеснул руками:
  - Да ты что?! Уже последний экзамен сдал?! Ну, ты молодец! Теперь ты, стало быть, адепт, наш будущий защитник.
  - Оно-то да. Да вот...
  Синай вынул из кармана четыре роаля, и протянул их господину Буку.
  - За жильё, - говорит, - платить уже послезавтра, а распределение адептов только летом будет. На эти гроши я вряд ли протяну - ещё задолженность накинут, и не маленькую.
  - Ну, ладно, разберёмся с этим. А сейчас, Синай, ты вовремя - самое время обеда Сегодня я как раз свободен.
  Синай обдумал фразу, которую произнёс Роукс, и решил: "Мда, жёстковат человечек, однако. Трудновато мне с ним будет, ежели господина Бука не станет. Хотя, если поразмыслить... Проще будет пропустить его недовольство мимо ушей, чем пробовать оправдаться".
  ... Уже в скором времени всё переместилось в столовую, не менее светлую, чем гостиная. По правде говоря, столовая похожа немного на гостиную, но с некоторыми отличиями. На окнах стоят цветы, занавески (в смысле, тюль) ситцевые, кружевные, а не кисейные, как в гостиной. Вместо бра висят картины, и в основном - пейзажи, работы известных мастеров. В самой комнате из ткани и обивки больше зелёного цвета, нежели в гостиной, а маркетри на полу гораздо темнее, да и рисунок у него другой (в гостиной цветы, а здесь, в столовой - ракушки). Без вставок из других материалов к тому же - чисто из дерева.
  На столе в столовой одна за одной появилась разнообразная снедь, лучшее, что может позволить себе состоятельный трибальтянин. Копчёные мидии в масле, запеченные в сливках устрицы, жареные в сметане караси, стерляжья уха на ершовом бульоне (уж что-что, а бульон ёрш даёт отменный), целое блюдо икры разных сортов, креветки в кляре - всего не перечислишь. Синай долго любовался таким разнообразием; не привык он к нему, да и ни разу в жизни не видал. "Вон, - думает, - чем богачи себя балуют! А бедняки только ершами балуются, и то им самим придётся их ловить". Он же простолюдин, привыкший ко всему простому, а тут... не только полюбовался таким разнообразием и изобилием, и ещё самому отведать дадут. Синай где-то в глубине души был изумлён тому, что господин Бук не только принял у него товар, но ещё на обед пригласил, причём тут же, прямо-таки сразу. Это же редкая удача, чтобы аристократ угостил обедом простого человека, тем более, того, кому очень доверяет, и состоит в весьма неплохих отношениях, которые обещают, как это называется, весьма хорошие перспективы!
  И не случайно на столе было столько рыбы и даров моря. Примерно так выглядит типичный трибальтский стол. На Трибальте, как уже не раз говорилось, не так много земли, и вдобавок она страна горная, плодородных земель здесь не так уж и много. Вследствие этого здесь очень дорого обойдутся овощи, фрукты, орехи и мёд, и ещё дороже - мясо. Зато Трибальт со всех сторон омывается морем, которое изобилует разнообразными своими дарами, как королевская сокровищница - золотом и драгоценностями. Немало рыбы и раков водится и в пресных водоёмах, там же растут и съедобные водоросли типа фукуса или морской капусты. Поэтому на Трибальте никого не удивляет, что морепродукты стоят в два, а рыба - в три раза дешевле хлеба, и что дары моря в некоторых регионах заменяют последний. Если мы когда хотим наказать человека голодом, сажаем его "на хлеб и воду", то на Трибальте его сажают "на ерша" или "на густеру" (вариантов множество, но смысл у них один и тот же). И не случайно. Если у нас основной пищей бедняков являются хлеб и крупы, то у простых трибальтян - это всякая мелкая пресноводная рыба. А также сельдь, хамса и сардины, в изобилии обитающие у берегов Трибальта. Иногда трибальтяне охотятся на китов, из костей которых делают очень даже хорошую мебель, доступную как богатым, так и не очень (бедные в основном могут позволить себе китовые позвонки - на Трибальте они заменяют табуреты и стулья). А про очень щедрого человека трибальтяне говорят: "Щедрый, как море".
  Некоторые путешественники до того наедались рыбой на Трибальте, что даже отмечали в своих дневниках, дескать, трибальтяне питаются почти исключительно рыбой. Они даже сам Трибальт назвали из-за этого "Рыбным краем" или "Рыбным царством". Но даров моря от ежедневных уловов не становится меньше. Помимо рыбацких деревень и портов, трибальтяне ещё строят рыбные фермы, где выращивают водоросли, разводят рыбу, моллюсков и прочие дары моря. Кроме того, на Трибальте с незапамятных времён действуют законы, которые запрещают отлов рыбы на два месяца, чтобы дать природе возможность оправиться и восполнить свои богатства. Браконьерство и незаконные уловы на Трибальте караются смертью - обвиняемого сбрасывают с большой высоты на скалы, острые края которого с лёгкостью разрежут плоть, как ножницы тонкую бумагу.
  Кроме того, трибальтяне занимаются ещё и консервированием, заготовкой продовольствия впрок: делают запасы на зиму - солят, маринуют, квасят. Зимы на Трибальте суровы, и могут порой затянуться ввиду капризного климата и непростых природных условий, которые может создать холодный морской ветер. Но трибальтяне так давно привыкли жить в таких условиях, что подобные капризы родной природы их давно не пугают. "Человек всегда должен быть готов к непредвиденным ситуациям" - так скажет любой трибальтянин, и в итоге окажется прав.
  Звучит довольно странно, забавно и даже интересно, но трибальтяне на зиму заготавливают даже хлеб. А всё потому, что, из-за нехватки плодородных земель и непростых условий, не везде получается вырастить пшеницу, мука которой позволяет выпекать пышный хлеб. Зато можно вырастить рожь и ячмень, более хладостойкие и неприхотливые культуры. Пышного хлеба из них не получить, но из них получаются жёсткие хлебцы, которые хранятся, без преувеличения, до двух (!) лет. Как раз такие хлебцы подали на обед у господина Бука.
  Из-за того, что в рацион трибальтян входят дары моря, на Трибальте толстяки встречаются довольно редко. Сами трибальтяне похожи на белых людей, но сильнее, крепче, и более статные, ибо любят физический труд и двигаться. Цвет волос у трибальтян колеблется от белого до шатена. Чёрный цвет волос - настоящая редкость, встречающаяся только у единиц вроде Синая. Глаза у них чаще голубые, хотя встречаются зелёные, серые и синие (зелёные - самые редкие в этих местах). Трибальтяне особое внимание, когда смотрят на красоту человека, обращают на глаза, поэтому в качестве комплимента здесь бытуют выражения типа: "Глаза у тебя голубые, как небо", "Её глаза зелёные, как листва", "Глаза твои серые, словно хорошо обработанный металл" или "Глаза у неё синие, как море". На Трибальте считаются уродством: косоглазие, разных цветов глаза, низкий лоб, курносый нос, с горбинкой и заломами.
  Господин Бук, Синай и Роукс принялись за трапезу.
  - Самое голодное время в году - весна, - говорил Синай, намазывая на кусочек хлеба икру морского ежа.
  - Интересно, Синай, почему ты так решил? - поинтересовался господин Бук.
  - Тут даже нечего решать, господин Бук. Это вполне очевидно. Старые запасы уже почти кончились, а новые пока вырастут, пока их заготовишь. Да и рыбу не каждый день пойдёшь ловить - и без этого забот полно.
  - О, этого добра у меня ещё с лихвой хватает... Кстати о товаре. Вернее, за его оплату. Неужели всё так плохо?
  Синай пережевал хлеб с икрой, и сказал:
  - Мэр Ауштиз нас, простых горожан, за глотки обеими руками держит. Его вся округа терпеть не может. Правда, не каждый рискнёт высказать ему всё, что думает, и не каждый осмелится подать на него жалобу. На любого у него управа найдётся. Кроме меня.
  - Интересно, почему? - спросил Роукс так же хладнокровно, как и смотрел.
  - Он меня боится, а потому и недолюбливает, несмотря, что плату я ему вношу вовремя. Знает, гадюка, что меня просто так не взять, и что я без боя не сдамся, вот и пытается задушить меня завышенной ценой за жильё. Ежегодно, подлюга, накидывает хоть монету к изначальной цене.
  Господин Бук:
  - Конечно, он должен тебя уважать, ведь ты же адепт. Тебе предстоит защищать такого человека. А на него не дави - рано или поздно он поймёт, что без тебя он сам себя не защитит, и что сейчас ты достоин гораздо большего, чем тогда в академию ходил.
  - У, это уж не мне решать, к кому идти. Нас в скором времени должны будут распределить...
  - Позволь, перебью. Это как понимать?
  - Мы не сами выбираем себе дорогу. Во время обучения нас постоянно тайно проверяют. Я не знаю, что они для этого делают, но, в общем, они по окончанию нашего обучения сверяют наши возможности и навыки с необходимыми требованиями, а там уж и определяют, кто мы и куда нас отправят.
  - Надеюсь, это не заставит тебя перестать присылать мне детали?
  - Отнюдь. Иногда полезно иметь несколько источников дохода. Кто знает, что опять придёт в голову этой гадине Ауштизу?
  - Но мэра всякий раз выбирают. Мы же демократическая республика, и право выбора - наше священное право.
  - Да, я знаю. Но всякий ли выбранный мэр так хорош? Держу пари, что Ауштиз никому ни в жизнь не отдаст свой пост, даже самому канцлеру, и пойдёт на любую подлость, лишь бы усидеть на нём дольше, насколько это возможно.
  Синай, немного погодя, используя телекинез, на глаза у господина Бука и Роукса поднял кувшин с малиновой водицей, поднёс к потиру Бука, наполнил его, а после поставил обратно.
  - Ишь, чему тебя научили! - произнёс изумлённый господин Бук.
  Синай в ответ:
  - Вы и половины не видели того я могу.
  Господин Бук улыбнулся на слова Синая, выпил, а после спросил:
  - А позволь спросить тебя, Синай, а откуда у тебя дом? Ты же раньше в трущобах обитал.
  На этом слове Роукс чуток подавился. А чтобы прошло, постучал себе кулаком по грудине - не сразу, но полегчало.
  - Вообще-то, - говорил Синай, наливая себе ухи, - это некогда был дом одного моего профессора.
  - О, вот оно как!
  - Я просто пригляделся ему, и он взял меня под своё крыло. Мы с ним вскоре подружились, и он научил меня всему, что умел сам. А поскольку он не был женат, и, само собой, детей не имел, то и мне свой дом оставил в наследство.
  - И куда этот профессор потом делся? - поинтересовался Роукс, положив себе креветок на тарелку.
  - Он отправился на родину, на Остров Воздуха. Больше мы с ним с тех пор не виделись.
  Господин Бук:
  - А, я помню, как мне пришлось защищать тебя на суде, когда у тебя вымогали жильё.
  - Это трудно забыть, господин Бук. С той поры, как я получил жильё, у меня вскоре начались трудности. У меня увеличились расходы, а мой дом у меня всякий раз пытались отобрать, причём большинство перекупщиков пытались это сделать нелегально.
  Роукс вставил:
  - Ты бы совсем загнулся, если бы тебя докучали инквизиторы...
  - Роукс, не упоминай мне этих собак! Ни слова больше про них! - вскричал сгоряча господин Бук. А после успокоился, и сказал: - Инквизиторы Оккультармиса - те ещё крысы. Они то и дело, что временами посещали меня и мои прилавки, и ещё в дом заходили. Они подозревали, что я помешан на чернокнижии, связан будто бы с нечистой силой. Сколько книг они у меня успели перепортить, сколько конфисковали безвозвратно. Хорошо, что хоть черновики и старые копии есть, а то бы совсем пропал... И допрашивали меня так, что я был уже готов инфаркт подхватить - уж больно жуткая у них манера допроса.
  Синай, покончив с ухой:
  - И не говорите, господин Бук. Как приобрёл я жильё, они и ко мне начали с теми же вопросами с головой соваться. У меня самого дома библиотека есть на прототрибальтском. Но эти крысы до неё не докопались, хвала небесам. Меня тот же профессор научил заклинанию, с помощью которого самое ценное можно от посторонних скрывать. Хорошая штука, работает безотказно.
  - Ну, - махнул рукой господин Бук, - теперь-то это мне уже ни к чему. Слыхал я, что инквизиции теперь больше нет, и теперь можно разгуляться, не опасаясь, что тебя заподозрят в связях с демонами.
  - Знаю, тоже слышал. Как перестала секта существовать, так и на душе стало спокойнее. Я не знаю, кто и как сделал, чтобы секты больше не стало, но я ему искренне благодарен.
  - Раньше как было? Никто ничего не мог сказать в адрес инквизиции, особенно дурное. А теперь в кого ни ткни, каждый по десятку, если не меньше, обид вспомнит. Кем бы ни был тот, кто убрал инквизицию, я ему весьма благодарен, и даже готов памятник ему за свой счёт воздвигнуть. По мне по-другому бы и не вышло - иначе этих змеюк не заставить убраться с Трибальта. Либо инквизиторы, либо тот, кто избавился от них...
  
  Болтали так до темноты. Точнее, до заката.
  Небо к этому времени уже заволокло облаками; кажется, вот-вот пойдёт дождь. К тому же из-за этого пейзаж казался немного темнее, чем обычно, а небо, без того тяжёлое - тяжелее. Поднялся слабый ветер, и лепестки в саду срывались с веток уже целыми кучами, точно рой пчёл, а те лепестки, которые уже были на земле, понесло ещё дальше. Всего несколько мгновений, и радостный теплый денёк стал вдруг холодным, серым и мрачным.
  Синай распрощался с господином Буком, и отправился восвояси, пообещав сделать ещё деталей для книг. На сопровождение его к калитке Синай ответил:
  - Я - адепт, я сам найду дорогу. Не всегда помощь может оказаться под рукой. Полезно иногда думать самому.
  ... Господин Бук этим вечером сидел в гостиной на кресле-качалке, накрыв ноги клетчатым пледом, и через лупу рассматривал принесённые Синаем детали. На столе в серебряном канделябре горели девять свечей. В гостиной стояк кромешный мрак.
  - Какая работа! - шептал, восхищаясь, господин Бук. - Как обработал! Вот, что значит отсутствовать подолгу!
  В гостиной появился мрачный Роукс. Он подошёл к окну, возле которого стоял стол, да уставился мрачным взором на вечерний пейзаж. Из столовой слышалось, как слуги убирали со стола. Господин Бук увидел, насколько мрачен его племянник, тут же отложил в сторону лупу и детали.
  - Что не так? - поинтересовался он.
  - Зачем ты это сделал? - ответил Роукс после небольшой паузы. - Зачем ты привёл сюда простолюдина?
  - Не я его приводил, он сам сюда пришёл. Я же провёл его в дом - мы так давно с ним не виделись.
  - Дядя, это же плебей.
  - И что с того? Век живи, Роукс, век и учись. Я сам сначала думал, что простолюдины только в поле да на шахтах работать пригодны. А оказывается, нет. Среди них есть и таланты, и таких людей немало. Единственное, что им приходится постоянно оттачивать свои дарования, доводя их до совершенства, но результат того стоит. Синай за время нашего с ним знакомства осваивал искусство изготовления деталей для окладов книг, и результат не заставил себя долго ждать. Я - один из немногих, кто оценил его труды...
  Роукс резко развернулся к дяде:
  - Что ты несёшь? Его удел - свиней пасти.
  - Может быть, и так. Но не стоит забегать слишком далеко вперёд, и, тем более, смотреть на ближнего своего не с той стороны. Первое впечатление всегда обманчиво. Если следовать ему, то можно допустить и первую же ошибку в общении с человеком, а первая ошибка всегда самая фатальная. Да и потом, Синаю не привыкать к таким, как ты, Роукс - другие аристократы всегда его недолюбливали.
  - Дядя, это же обычный плебей. Намного ниже, чем ты и я, вместе взятые, а ты относишься к нему, как к родному...
  - Цыц! - господин Бук топнул ногой по полу, и Роукс умолк. - С тех пор, - говорил господин Бук после продолжительного молчания, - как я во время войны в Изумрудном проливе потерял сына ... Синай стал мне как сын.
  Роукс несколько изумился.
  - Может, я преувеличиваю, и ценю его слишком высоко, но всё же скажу тебе, как есть... Синай человек особенный. Для него честь, долг, благородство и благодарность - далеко не пустые слова. Я знал его ещё ребёнком. Тогда он помог тебе спастись от разбойников, мы с ним подружились, хотя и не так сильно, как сейчас. И невзирая даже на то, что между нашими статусами такая широкая пропасть. В знак благодарности я предложил ему работу в своих книжных лавках. Но Синай настоял на своём, и поступил в академию адептов Канны. Я не стал ему перечить, потому что сам перенял у него такую черту, как уважение чужого выбора как своего собственного. "Мы сами выбираем себе пути", - сказал он мне тогда. Я искренне верил, что у Синая всё сложится, всё получится, и что он станет жить намного лучше, чем прежде. И, как сам посмотрю, кое-чего он сам сумел добиться - у него появился свой дом, у него был лучший друг и наставник. Он сейчас живёт лучше, чем раньше. Много ли для счастья надо? Я ведь предлагал ему помощь в устройстве жизни, но он сказал мне тогда, что решил сам стать кузнецом своего счастья, что под силу только людям с пылким сердцем, железной волей и поражающей всех целеустремлённостью. Именно на таких людях и держится мир, их руками он построен... Золотые слова для простого трибальтянина.
  
  Глава 14. А в это время...
  
  Темнота. Ничего, кроме непроглядной темноты.
  - Где это я? - спросил сам себя тихий голос, которым на деле оказался... сам Конти. Однако он нащупал, что сам лежит на каменной ложе, устланной пледом и медвежьей шкурой.
  Вдруг перед ним загорелся светящийся камень в хрустальном бра. Конти был так напуган, что прикрыл лицо руками. Но после понял, что ему ничто не грозит, и он смог разглядеть себя, хотя вокруг по-прежнему царил жуткий мрак. Следом за тем камнем загорелся ещё один, а потом ещё, ещё, ещё. Под конец стало так светло, что Конти понял - он находился в большом зале, в башне, если учесть, что зал был идеально круглой формы, ни одного уголка, разве что в готических сводах. Пучки тонких колонн устремлялись ввысь, в сторону свода, где, казалось бы, они вместе с ним исчезали, как в тёмной бездне.
  - А как я сюда, интересно, попал? - спросил сам себя Конти.
  А после себя осмотрел с ног до головы - вроде сам собой. И со здоровьем всё в порядке - как говорится, всё на месте, всё работает. Только чувствовал он себя как-то странно. Можно сказать, даже слишком хорошо...
  Внезапно раздался скрип, и Конти дрогнул. Скрип этот издавали тяжёлые кованые двери на входе в зал. Конти соскочил с ложи и настроился встретить того, кто войдёт в эти двери, кем бы он ни был.
  В двери вошла белокурая дама в откровенном кожаном наряде и ботфортах, каблуки которых громко стучали по каменному полу, как лом, ломающий известняк. Да-да, та самая, что наблюдала за Синаем и его действиями, глядя в магический шар. Конти смотрел на неё, дыхание затаил, но бдительности терять он не собирался. "Какой вульгарный наряд! - подумал Конти, рассмотрев свою гостью от макушки до пят. - И как бесцеремонно врывается! А постучать?! Представиться?"
  - И незачем так возмущаться, - хитро улыбнувшись, произнесла дама. - Это всё - мой образ. Он тебя сильно смутил, а, Конти?
  У Конти глаза, как нули, круглые. "Что? - думает. - Как она узнала про то, что я думаю о её манерах?! И вообще... Как она догадалась, как меня зовут?"
  - Про мой наряд, - молвила дама, - ты подумал, а я - сказала. Впечатляет? Тебя впечатляет умение читать мысли? От меня ничего не утаишь, даже семейной тайны.
  Конти сначала поразмыслил: "Значит, мысли читать умеем. Что ж..." А после - давай гостью допрашивать:
  - Кто ты? Что тебе от меня нужно? Что я здесь делаю? И вообще, как я сюда попал?
  - Какая бестактность с твоей стороны. Ты задаёшь все вопросы сразу и непродуманно. А не боишься ли ты, что я точно также поступлю с ответами? Впрочем, частично твоё любопытство будет удовлетворено. Моё полное имя для тебя будет звучать как... Татьяна Гроссер. Но, как и все, обращайся ко мне "госпожа". Я забрала тебя из психиатрической лечебницы, а потом принесла сюда...
  Изумлённый Конти перебил:
  - Это же Татьяна Гроссер собственной персоной! Самая богатая и влиятельная дама на Трибальте, владелица крупнейших виноделен!
  Гроссер, улыбнувшись ещё шире:
  - У, а ты догадлив, Конти, хоть и всё равно бестактен. Особенно для бывшего инквизитора.
  - Что значит "бывшего"?! - злясь, произнёс Конти. - Я правая рука Тайры, верховного магистра...
  - Хочешь сказать, "бывшая правая рука покойного магистра"?
  - Кончай мне парить мозги, Гроссер! Тайра - великий инквизитор, верховный магистр секты Оккультармис... Меня в лечебницу услал Риваз Ахой, фальшивый священник секты Габаррат, чтоб ей пусто было. Я должен предупредить своего магистра об этом. Немедленно выпусти меня!
  Татьяна громко засмеялась, что стены затряслись.
  - Какой же ты наивный! - говорит. - Этой секты уже неделю, как не существует - все её сектанты в один день с ума сошли, и она перестала существовать. А твой верховный магистр был убит им...
  Татьяна провела по воздуху рукой - на стене появилась рама с натянутым в ней холстом. На холсте появился портрет Синая, чему очень изумился Конти.
  - Не может быть, - прошептал он. - Его убийца... никто иной как... Риваз.
  - Дурачок, - произнесла Гроссер, нежно коснувшись рукой плеча Конти. - Не священник он... Риваз Акой - это "Чёрный гребень" с прототрибальтского. Встреченный вами священник оказался на деле Параллельным, который известным под именем Чёрный гребень, хотя в народе его называют Демоном. Это он погубил старика. Его настоящее имя... Синай... Вамну...
  Конти стоял ни жив, ни мёртв. Он так потрясён услышанным, что чуть не упал на пол.
  - Да-да, - продолжала Гроссер. - Он проявил себя великим комбинатором, ловко соединив правду с ложью. Всех провёл, даже покойного Тайру. Только ты не поддался его словам. Синай понял, что ты его почти раскусил, поэтому решил убрать тебя со своего пути. Вот и отправил он тебя в лечебницу для душевнобольных. Признаюсь, у него здорово получилось довести тебя до белого каленья.
  "Ты! - озарило вдруг Конти. - Это был ты! И ты - самозванец!"
  - Да, это был он, Конти. А что касается самой секты... Это всё Демон. Пока ваши библиотекари отвлекались, он тайно крал из древних рукописей печати. И одну из них Синай применил на ваших башнях - это была печать, которую надо наносить на стену. Дом, на который наложена эта печать, сводит с ума любого, кто посмеет войти в него. Демон ещё и усовершенствовал печать, чтобы начала действовать несколько дольше, чем обычно. А когда дело зашло слишком далеко, Синай обманом заманил Тайру подальше от главной башни, а сам нанёс на неё оригинальную печать, не усовершенствованную. В условленном месте Синай прямо на глазах у верховного магистра провёл ритуал снятия печати с руки...
  На холсте показалась левая рука Синая с печатью, которую ему когда-то поставили инквизиторы, дабы заблокировать его силы.
  - Очень простой ритуал, не требующий особой подготовки, не правда ли!? А после Тайра погиб... от руки Чёрного гребня.
  Гроссер махнула рукой - и на холсте появился портрет Синая с красными глазами.
  - Это, - говорит, - его настоящий облик. Так он выглядит в состоянии возбуждения. В таком состоянии Чёрный гребень сильнее и быстрее, чем обычно, и крайне опасен.
  - Всё так, как говорил магистр, - пролепетал Конти. - Мало того, самозванец, да ещё и... Параллельный.
   После чего он не сдержался, толкнул Татьяну, и заревел:
  - Этот щучий сын!!! Почему он до сих пор жив?!! Он должен был погибнуть, когда мы лишили его силы, а потом заперли в Ратуке!!!
  - Какой ты грубый! - произнесла чуть дразнясь Гроссер, вставая с пола.
  - А ты вообще заткнись! - огрызнулся Конти.
  Конти собрался кинуться на Татьяну с кулаками. Но только он сделал шаг, тут же упал на пол, и его стало к нему прижимать, как обычно прижимают друг к другу две склеиваемые доски с помощью струбцины. Конти покраснел и нагрелся от таинственной силы, которая так прижимала его к полу. На нём будто бы лежал огромный валун, который в любой момент мог бы его расплющить, как сырую глину или пустой ящик. А силы этой объяснение простое, как два медяка - Татьяна прижала его к земле, используя телекинез, превратив последний в нечто, приближённое к земному притяжению. Удерживая Конти на месте, Гроссер подошла к нему так, что её лицо оказалось рядом с его ухом.
  - Уймись, - говорит. - Худо будет, если будешь обращаться со столь шикарной девушкой, распуская руки... А теперь слушай внимательно. Синаю удалось выжить в той тюрьме. Правда, сделал он это не сам - ему кто-то помог спастись. Кто это был, и как он ему пособил, я не знаю. Я не знаю даже, как он сделал, чтобы его трудно было найти - его нельзя выследить в некоторых местах, особенно в горах. Он получил образование адепта, и скоро пройдёт отбор. Не исключено, что Демон присоединится к организации, которая охотится за еретиками не хуже Оккультармиса. Пока этого не случилось, он понемногу избавлялся от инквизиции, убирая одного за другим.
  Гроссер отпустила Конти, и тот расплылся по полу от усталости сдерживать такое давление. Лежит, еле дышит, сам ни живой, ни мёртвый, весь в горячем поту и красный, как варёный рак.
  - Если говорить простыми словами, - молвила Татьяна, выпрямившись, - одолеть-то, вы его одолели. Но вы сильно недооценили его, а недооценивать Параллельного - весьма фатальная глупость. А ведь охота на демонов не прощает глупостей.
  Татьяна развернулась, отошла от Конти на пару шагов, и продолжила:
  - Я даже отсюда чувствую. Ты горишь жаждой мести. Да, мне знаком этот запах, это ощущение. Я чувствую, как ты пылаешь, когда слышишь хотя бы то, как упоминают его имя. Твой жар накаляется, что им можно железо плавить. Готов ли ты нанести ему ответный удар?
  Пока Татьяна говорила, Конти потихоньку вставал на ноги.
  - Я же чувствую, что готов. Твои руки так и чешутся дать Чёрному гребню отпор. Ты жаждешь показать этому щенку, кто здесь хозяин. Что думаешь об этом?
  Конти подумал над словами Гроссер несколько минут, и сказал:
  - Знаешь, как победить Демона?
  Гроссер в ответ, улыбнувшись:
  - Ну, наконец-то, ты уже берёшься за ум. Демон не так-то прост, как кажется на первый взгляд.
  - Да уж, я сам в этом убедился.
  - Я наделю тебя силами, которые если не погубят его, то сильно ослабят. Как говорят старейшие: "Хочешь одолеть своего неприятеля, превзойди его". Будет, конечно, болезненно, но результаты не заставят себя долго ждать. Но хочу заранее тебя предупредить, что это будет не очень честная игра. Как ты уже давно понял, Демон только на вид безобидный. Помимо своих основных сил, он охотно пускает два своих мощных артефакта.
  Щёлкнула пальцами Гроссер - и на холсте появились Глаз демона и Череп-пряжка.
  - Так они выглядят. Первый - Глаз демона. Это очень опасный артефакт, с его помощью Демон может практически всё, что угодно. Даже перевернуть горы вверх тормашками. Второй - этот череп Демон использовал для кражи печатей, с помощью которых он снял с себя печать и вновь обрёл силу. Мне неизвестны все возможности этого артефакта, но он очень опасен в умелых руках. Твоя задача - лишить Демона этих артефактов, и тогда победить его тебе будет проще простого.
  Конти, подумав немного:
  - Хорошо. Что тебе ещё известно о Демоне?
  Гроссер в ответ:
  - Демон обладает внушительной силой света. Она очень губительна, если Демон основательно разозлится, так что особенно не зли его. Кроме того, он...
  Татьяна махнула рукой - на холсте возник портрет Синая с катаной в руке.
  - Он, - продолжила она, - филигранно владеет этим оружием. Стиль, в котором оно сделано, не встречается ни на одном уголке Трибальта. Это оружие - явное доказательство, что его владелец никто иной, как Параллельный. Обрати внимание на голомень клинка. Она покрыта особой эмалью. Если она коснётся тебя, ты высохнешь, как гриб в хорошо разогретой печи.
  Конти, нахмурив брови:
  - Интересно, а почему ты сама не расправишься с ним? Он же твой давний враг, насколько я понял.
  - Этого гада очень опасно недооценивать. Демону вполне по силам разгромить целый полк. Идти против такого противника очень рискованно, особенно в одиночку. Тем более что ты сейчас Демону ох, как сильно уступаешь - он расквасит тебя, как клопа, и даже не вспотеет. Я дам тебе сил достаточно, чтобы с ним совладать, а артефакты, которые ты с него снимешь, я возьму себе. В свою коллекцию, разумеется. Ты согласен?
  Конти был ошеломлён, когда увидел, что, как по взмаху волшебной палочки, Татьяна исчезла из виду. И ещё больше, когда услышал её голос у себя за спиной:
  - Соглашайся. Вспомни Демона. Ведь это он погубил твоего магистра. Он отправил тебя в лечебницу, а от секты оставил одно только название. Это же его рук дело? Да?
  Только Конти повернулся, Гроссер опять исчезла из виду, словно её и не было вовсе.
  - Чего зря тянуть? - произнесла она, и Конти, не на шутку испугавшись, начал вертеться на месте, искать, откуда же она говорит. И чуть не упал на пол от удивления, когда увидел, что Гроссер сидела на карнизе, прямо у него над головой. - Я даже отсюда, - продолжала Татьяна, - чувствую, как в тебе накаляется жажда мести, и как в тебе просыпается зверь. Зачем гасить огонь, когда его разумнее всего использовать?! Не думай сдержать свою жажду, отомсти за себя и магистра. Лишь свершив месть, ты обретёшь внутренний покой.
  Конти слушает, что говорит ему Гроссер, сам злится, руки в кулаки сжимает. Уже, значит, предвкушает скорейшую расправу с Синаем, врагом как личным, так и всей секты.
  - Ай, бог с тобой! - сказал он, наконец. - Согласен!
  Гроссер улыбнулась в ответ так широко, что Конти показалось, что её рот вот-вот раскроется, точно невод в озере.
  - Очень хорошо, - сказала она. После чего Гроссер соскочила с карниза, и, вертясь в воздухе, как волчок, мягко приземлилась на пол. "Интересно, а как она так делает?" - мысленно спросил сам себя Конти, увидев сие зрелище во всех его деталях.
  Приземлившись на пол, Татьяна, чуть колыша бёдрами, медленно подходила к изумлённому Конти. А прежде, чем это сделать, она, едва оказавшись на полу, щёлкнула пальцами. Пока подходила к бывшему инквизитору, в дверях показался карлик с серебряным подносом в сухих руках. На подносе стоял блестящий синий металлический потир с вязкой тёмно-вишнёвой жидкостью. Как только подошёл к ней карлик, Татьяна взяла в руку потир, Конти его протягивает.
  - Пей, - говорит.
  Напуганный где-то в глубине души, Конти выпятил глаза то на потир, то на Гроссер. Взять не решается - неладное заподозрил.
  - Пей, - настойчиво повторила Татьяна.
  Конти чуть мотнул головой, из его уст что-то неясное доносилось. Понимает Гроссер, что её гость отказывается.
  - Пей, - говорит, - не бойся, не отравишься.
  - Нет, - робея, ответил Конти?
  - Ты думаешь, что я пытаюсь тебя отравить? - чуть нахмурилась Гроссер.
  - Я не пью. Пить вино - грех.
  Гроссер неглупа отнюдь, как решил Конти - чует, что ей врут, а виду не подаёт.
  - Глупый. Это не вино вовсе. Это особый нектар. Тебя от твоего возмездия отделяет всего лишь несколько шагов, которые тебе стоит пройти. И этот нектар - самый первый твой шаг. Вкус у него, конечно, не очень хорош, но тебе понравятся последствия от его пития.
  Робеет Конти, пить не решается.
  - Ну, давай же. Неприлично заставлять женщину ждать.
  Не выдержал Конти. Видит, что дама настаивает. А попробуй, откажи, когда сам не решаешься идти на такое, думая, что это какой-то подвох, а свершить возмездие всё же надо. Взял он тот потир, да и выпил всё до дна. Всё выпил, а сам сморщился, чванится. В самом деле, вкус у этого нектара был чуть солоноват, а сам нектар был терпкий, как плоды черноплодной рябины, если их размять и залить водой.
  - Вот уж действительно, - прохрипел он, - нехороший вкус. Ну и дрянь! - Прождав, когда ощущение терпкости пройдёт немножко, добавил: - И что теперь?
  Гроссер, широко улыбнувшись:
  - Сейчас сам всё увидишь. Точнее даже, почувствуешь.
  Через пару мгновений Конти вдруг почувствовал, что его внутри как будто бы кто-то сжимает. Тут-то ему от этого руки свело, и он этот потир из рук выронил. Тот упал на пол, и чуть-чуть помялся о камень. От боли Конти упал на колени, согнулся, за живот схватился. Но боль на том не утихла. Тот же очаг боли перекочевал в область сердца, и тогда Конти, завопив от боли, упал уже на бок. Немного погодя, Конти уже начало ломать в костях, и он заорал, словно кто его пытает. Лежит на полу, орёт и дёргается. Так продолжалось около трёх минут. В конечном итоге Конти охрип, перестал дёргаться - валялся теперь на полу, как парализованный; а после распластался по полу, как сырая тряпка. Был он уже без сознания.
  Гроссер подошла к телу Конти, нащупала у него пульс.
  - Отлично, - сказала она с довольным видом, - жить будет. Правда, в новом виде... Унесите его ко мне в лабораторию!
  В дверях возникло несколько гвардейцев. Одни из них взвалил на плечо тело Конти, и они вскоре утащили его прочь из башни. Следом за гвардейцами, подобрав потир, ушёл и карлик, зачем-то спрятав поднос за спиной. Гроссер стоит, на всё это дело смотрит, да думает: "Ладно, Вамну, посмотрим, насколько ты хорош, когда вновь обрёл свою силу, с которой ты давно расстался. Ради эксперимента глянем, не разучился ли ты пользоваться ею. Проверим, достоин ли ты теперь тягаться со мною. Ну, а если тебе не повезёт, то мне очень жаль. Но ты в любом случае в проигрыше".
  
  Гроссер из тёмного коридора, в одиночку распахнув тяжёлые кованые двери, в большой, не очень хорошо освещённый зал. Зал этот оказался на деле лабораторией, о чём говорят: обилие проводов разной длинный и толщины, как по одному, так и пучками, различная аппаратура, колбы, платформы. В лаборатории вовсю трудились люди в белых балахонах, синих перчатках и масках, полностью закрывавших голову. Когда Татьяна вошла в лабораторию, персонал даже не колыхнулся, а продолжал работу, как будто бы не заходит она сюда, не существует её на свете вовсе.
  Найдя главного, кто заведовал лабораторией, Татьяна спросила:
  - Как ведутся работы?
  - Образец, - отвечал главный, - в прекрасном состоянии. Процесс внедрения новых свойств и способностей проходит вполне стабильно.
  - Очень хорошо. Проведите меня к нему.
  - Простите, госпожа, но образец ещё не готов...
  - Ведите меня к нему, - настойчиво произнесла Гроссер.
  Главному ничего не оставалось делать, как послушно провести Гроссер к колбе, где в зеленоватой жидкости плавал подопытный образец. Из-за жидкости, которая стирала все очертания с подопытного образца, так что даже с очень близкого расстояния совершенно непонятно было, кто это конкретно; но, по крайней мере, любой может разобрать, что это или человек, или его некое подобие. Колба с образцом стояла на невысокой платформе, к которой, как и к верхней части, подключены провода и кабели различного назначения вроде подачи энергии, замены жидкости на свежую и, само собой, отвод старой.
  - Очень милый образец, - произнесла чуть слащаво Гроссер, едва взглянув на очертания представленного образца. - Если подумать, сидя в колбе, он ведёт себя куда смирнее и спокойнее, чем во время недавней нашей с ним беседы. Этого инквизитора учили всему, но, явно, не хорошим манерам. Как грубо он обращается с женщинами. Но, как говорится, это поправимо. Итак, что вам удалось выяснить насчёт его особенностей? Под кого мы его сделаем?
  - Нам удалось, - отозвался главный, - выяснить, что образец не обладает никакими способностями, касающимися чего-то уж сверхъестественного. Там, где он служил ранее, он лишь выполнял роль правой руки своего руководства, вряд ли его допускали к секретным документам, где упоминалось бы что-то, чем владела его организация. Также нам известно, что образец попал в психиатрическую лечебницу по чьей-то вине, и теперь он одержим идеей отомстить своему обидчику.
  - Насчёт обидчика, это я и сама знаю. Говоришь, ничем особым не обладает, а лишь мечтает о мести?
  - Да, госпожа.
  - Как же нам с тобою поступить? - задумалась Татьяна.
  Недолго думая, она спросила потом:
  - Скажи мне, любезный друг мой, а в архиве ещё сохранились упоминания про... Сайкоса?
  Стоявшие рядом с Гроссер и главным работники вдруг ахнули и застыли на местах.
  - С-сохранились, - робея, ответил главный.
  - Я вот, о чём думаю, - заговорила Татьяна. - Раз уж образец так жаждет мести, то... Пожалуй, сделаем из него очередного Сайкоса.
  Работники лаборатории ещё больше встрепенулись, особенно - главный.
  - Вы, - лепетал он, - хотите из него сделать очередного Сайкоса?
  Гроссер, прищурив глазки:
  - Ты смеешь выступать против? Тебя что-то не устраивает.
  - Меня не устраивает ваше решение, госпожа. Сделать очередного Сайкоса - чистейшей воды самоубийство.
  - Понимаю тебя. Ты всё никак не можешь забыть день, когда третий Сайкос взбунтовался.
  - Взбунтовался - ещё мягко сказано. Он свёл с катушек почти всех, кто находился в лаборатории...
  - Этот инцидент известен и мне. Думаешь, я не делаю выводов и не извлекаю уроков с предыдущих неудач? С этим будем куда осторожнее, чем с предыдущим. А чтобы всё было идеально, я бы хотела взглянуть на оставшиеся с того дня дневники. Извлечём из предыдущих экспериментов самое лучшее, и это самое лучшее воплотим в жизнь.
  Делать нечего. Провёл главный сотрудник лаборатории Гроссер в архив. Но туда она пошла одна, а главный остался снаружи. Вышел из архива и его заведующий. Для нас, может быть, и да, удивительно, но ни сотрудников лаборатории, ни свиту такое решение давно не удивляет. Татьяна, когда заходила в помещения особой значимости типа архива, библиотеки и им подобным, постоянно запиралась там, чтобы ей никто не мешал. А если там кто-нибудь находился, то предварительно выставляла его за двери, и только потом, убедившись, что в помещении никого нет, заходила. Такая уж у неё была привычка. Пропадать в таких комнатах Гроссер могла часами, а иногда - и сутками, что могло порой очень настораживать как свиту, так и сотрудников лаборатории.
  ...В архиве Татьяна пробыла не долго, как ожидали в лаборатории. Спустя час - полтора, Гроссер вышла из архива с листком пергамента в тонких изящных пальцах.
  - Вот, - говорит она, протягивая главному пергамент. - Я сверила особенности предыдущих вариантов Сайкоса, и решила, что лучше всего будет сочетать преимущества всех образцов, и затем внести в новый. Уверена, что новый Сайкос выйдет ничуть не хуже остальных.
  Сотрудники лаборатории, что стояли рядом с главным, начали друг с другом перешёптываться. Что же касается главного сотрудника, то последний, также как и заведующий архивом, который в это время заходил обратно в архив, от речей Татьяны онемел вдруг. Причём главный к тому же ещё и застыл на месте, как кол, вбитый в землю, его можно было не то, что пальцем, - щепкой на пол повалить.
  - С этим не беспокойся, - успокоила его Гроссер. - есть у меня вещичка одна. Возьмёт под контроль любой разум. Если вдруг наш дружок перестанет меня слушаться, то она будет очень даже кстати. Стоит мне запустить её, он пойдёт на поводу, как миленький. Никуда не денется.
  Поняв, что конкретно от него хочет Татьяна, и что у неё есть некий артефакт, способный взять кого угодно под контроль, и, само собой, переживать не из-за чего, главный поклонился ей, а затем послушно отправился в лабораторию и распорядился. "Люблю, когда требования выполняются, и вдвойне, если всё идёт, как надо, по плану", - довольно прошептала про себя Татьяна, глядя вслед уходящему главному сотруднику лаборатории. Она даже широко улыбнулась, увидев, как от распоряжения главного, как муравьи или пчёлы, засуетились и остальные работники. По крайней мере, засуетились те, кто был рядом с главным, а уж от них и остальные зашевелились, словно костяшки от домино, которые падали по цепочке, следом друг за другом, одна за другой, когда в нужном направлении толкнули самую первую из них...
  
  Через день-другой Гроссер снова спустилась в лабораторию. В этот раз в лаборатории никого не было, так что Татьяна была наедине с подопытным образцом, который, между прочим, вопреки ожиданиям сотрудников лаборатории, прошёл весьма успешную попытку введения в него новых способностей. Сам же образец после процесса внедрения был помещён в специальную камеру вдали от самой лаборатории, в особенной клетке, из которой просто так не сбежишь (разумеется, если не прибегнуть к каким-нибудь тонкостям вроде тех, что использует Синай в случае чего (о некоторых из них чуть-чуть попозже)). А чтобы подопытный образец не бунтовал и не бесился, в клетке, на её стенках, вырезано несколько рун и магических символов (очень даже неслабых), которые не дадут "разойтись" даже самому буйному быку. И даже самый бойкий берсеркер, у которого так и чешутся руки глубже, насколько это вообще возможно, засадить в грудь врага палицу, будет под их влиянием вести себя, словно безобидный котёнок.
  Камера с клеткой стояла за большой и толстой стальной дверью на семи замках. Одному открыть такую дверь не по силам - это работа, по меньшей мере, человек шести-семи, если не меньше. Но, на удивление нам всем, Гроссер не только самостоятельно вскрыла все семь замков, но и одна, без чьей-либо помощи, открыла неподъёмную створку... Замки те непростые, магические - открыть их можно, если знать нужное заклинание, и произнести его вслух, что и сделала Татьяна (ей было под силу открыть подобного рода замки). Кроме того, она подозревала, что за ней могут следить, а иногда, что хуже, и подслушивать её; поэтому, чтобы никто не смог проникнуть в камеру, Гроссер периодически меняла заклинания на замках.
  Открыв дверь в камеру, Татьяна подошла к клетке. В камере стояла непроглядная темень, а воздух был несколько суше необходимой человеку нормы. К тому же и холодный, как в погребе. Из звуков в камере слышались лишь тяжёлые усталые вздохи, который издавал сидевший в клетке образец. Для Гроссер эти вздохи были ничем иным, как знаком того, что образец жив, хотя он совсем недавно пришёл в себя после внедрения в него особых возможностей.
  - Ну, как поживаешь, мой драгоценный? - произнесла нежно Гроссер, едва коснувшись руками прутьев клетки. - Хорошо себя чувствуешь?
  В ответ послышался стон образца. Для нас он может казаться крайне непонятным, но не для Татьяны. Тот стон для неё показался знаком того, что образец был умиротворён и доволен, и ни на что не жалуется.
  - Очень хорошо, - отозвалась на вздохи Татьяна. - Потерпи немного. Когда ты окончательно придёшь в норму, тебе предстоит пройти полосу испытаний, а их будет немало. Я уверена, что ты пройдёшь их. А то, заметь, нехорошо как-то получится - столько потеряно времени, столько средств переведено, сколько роилось мыслей, чтобы потом это всё коту под хвост. Как думаешь, это хорошо звучит?
  Образец в ответ ни звука.
  - Понимаю тебя, сама бы ни в жизнь не пошла на отходы... Я уверена, что ты проявишь себя с самой лучшей стороны. Много у меня было подобных тебе... Разумеется, до тебя... Но не все они были так хороши, как хотелось бы.
  Образец в ответ только чуть зашоркался.
  - Тебе, - говорила Татьяна, обходя клетку, - предстоит ещё и долгая изнурительная тренировка. Называй это, как хочешь, но это для твоего же блага. Только, превзойдя своего врага, ты сможешь одолеть его. Ты хочешь одолеть его? Ты помнишь, кто тебя обидел?
  Образец после непродолжительной паузы рявкнул в ответ.
  - Хорошо, что помнишь. Тебе следует быть осторожным, когда закончишь тренировку и будешь готов: твой заклятый враг очень хитёр, не говоря, что могуч. Поверь мне на слово, я сделаю всё, чтобы ты одолел своего обидчика, ибо сказано: высшие силы оберегают того, кто сам не забывает об осторожности . Надеюсь, ты хорошо помнишь наш уговор?
  Образец молчал, как рыба.
  - Очень хорошо. Молчание - это знак согласия.
  Вдруг, ни с того, ни с сего, образец с диким рявканьем рванул в сторону Татьяны. Но, едва он вцепился в клетку, как тут же отскочил от неё, вопя, словно побили его человек сорок крепко сложенных дубинами батраков. Гроссер слышала, как образец обдувал свои ладони и тяжело дышал, словно через весь остров бежал без малейшей остановки.
  А что произошло именно - понять очень даже несложно. Всё дело в том, что у Гроссер задолго до появления такого опытного образца было полно неудач и провалов, особенно когда дело касалось с местом содержания образцов. Учитывая горький опыт предыдущих экспериментов, о которых никто не догадывается, кроме очень узкого круга лиц, и большинство из них - её свита, Татьяна повелела своим работникам изготовить для образцов специальную клетку. Эта клетка была сделана из специальной ударостойкой стали, чтобы образцам было трудно проломить её и сбежать. А чтобы они себя смирно вели, Гроссер собственноручно нанесла на её стенки руны и знаки, о которых говорилось выше. Не исключено, что среди них есть и огненные символы. Если их нанести на какой-нибудь предмет, а затем активировать (как это делается, знают только маги высших категорий), то при контакте с кожей жертвы они будут сильно обжигать её. Это примерно то же самое, что касаться тлеющих угольков или раскалённых подков голыми руками, не позаботившись о том, чтобы надеть плотные рукавицы. Уж чего говорить про вышеупомянутую толстую дверь, которую, казалось бы, ничто не в состоянии протаранить. Такая вот у Гроссер в лаборатории система безопасности.
  Увидев, как образец обжёг руки о прутья клетки, Татьяна звонко рассмеялась - это настоящая глупость: трогать вещь, не узнав о том, что под ним может прятаться, что она может таить в себе. Всё равно, что трогать заряженную мышеловку или капкан, но подумав о возможных последствиях.
  - Не гоношись ты, - произнесла Татьяна, присев у клетки. - Ты ещё не готов сделать решительный шаг. Ты получил новые возможности, но получить их - это одно. Другое дело - их освоить. Для начала тебе предстоит научиться пользоваться ими. Думай, что хочешь, поступай, как знаешь, но повторить судьбу Туамаса, второго Сайкоса, я тебе не дам. Он так был рад тому, что стал гораздо могущественнее, чем раньше, что наотрез отказался обучаться пользоваться своими способностями. И чем же это закончилось? Он закончил свою жизнь раньше, чем ему положено, причём самым ужасающим образом. Каким, думаю, объяснять нет надобности - во-первых, понятно и так, а во-вторых, незачем травмировать твою психику такими подробностями. Пока твой срок ещё не пришёл, будем тебя натаскивать и следить за твоим состоянием, независимо от того, хочется тебе этого, или нет. А торопиться нам незачем - это нам ничего хорошего не даст, а лишь навредит тебе. Недаром среди простолюдинов говорится: "Не спеши, а то весь люд рассмешишь".
  
  Глава 15. Таинственное письмо.
  
  Синай ушёл от усадьбы господина Бука очень далеко. Вечерело, в городе не было никого, кроме стражников, которые мелькали то там, то тут, и то их не каждую минуту увидишь. Из-за того, что небо заволокло тучами и вечерело, на улице казалось темно, как в грозу днём. Ветер, который поначалу был слабым, усилился, что молодую листву чуть не срывало с веток деревьев, как осенью. Хоть и жаркий выдался май, но вечером холодно, с трудом спасают от холода и множество слоёв тёплой одежды. Синай на таком ветру с трудом удерживал мантию, которую упрямый ветер развевал, подобно полковому штандарту, который несёт атакующая конница. Кроме того, ветер так сильно дул, что помимо шелеста листвы, стука ставен и гула водосточных труб, Синай слышал, как свистело на крышах, машикулях и бойницах. Все эти звуки сильно приглушали и без того глухое цоканье подошв его сапог по мощёной дороге.
  Немного меньше повезло охраннику, дежурившему в это время на городских воротах, входе в Старый город. Он смотрел по сторонам, одновременно обдувая себе руки, пытаясь согреть их, несмотря, что они были в перчатках. Не меньше мёрзли и ноги, особенно стопы, не спасал даже меховой подбой в сапогах. У охранника не было даже тёплой накидки на плечах, что ещё больше усугубляло положение. Сам охранник то и дело, временами приплясывал, пытаясь хоть немного согреться. До сдачи поста ему терпеть ещё целую ночь, а сам уснуть не может под угрозой сурового наказания. Не дай бог, кто спящим заметит - накажут, будьте - нате, и словом простым не передать.
  - И за каким лешим меня поставили на дежурство в такой холод? - спрашивал сам себя охранник, стуча зубами. - Тут градусов минус десять, если не меньше.
  Заметив, что к воротам приближается гражданин, охранник тут же перестал плясать от холода, ожидая, что гражданин будет делать дальше. Гражданин, коим оказался Синай, охранник схватился за копьё, стоявшее рядом с ним, да на зубцы надвратной башни кинулся.
  - Эй, кто там?! - крикнул он Синаю.
  Синай остановился, прислушался, откуда кричат. Голову задрал и отвечает:
  - Гражданин Канны.
  - Все вы так говорите. Велено никого не впускать, кем бы он ни был.
  - Вообще-то я живу здесь, в Старом городе.
  - Я не ясно сказал?!
  Синай, ничего не ответив, развернулся да ушёл.
  Отошёл он подальше от ворот, да в овраге спрятался. "Ах, так! - подумал Синай, поразмыслив над словами охранника. - Ну, мы ещё посмотрим, кто кого". Взял, да и телепортировался в нужный ему участок.
  Город Канна, - столица Острова Земли, - стоит у подножья горного хребта, над которым величественно возвышается пик Пика, очень высокая и крутая гора с острой, как наконечник пики, вершиной. Если на неё взобраться, на самую макушку, оттуда открывается великолепный вид с панорамой Канны. Само название города переводится с прототрибальтского языка как "Высеченная". И неслучайно: почти все здания, дороги, фонтаны и статуи в городе сделаны из того же камня (самого доступного для строительства материала в этих местах), что высекли из подножья гор, потому и "высеченная". Рядом с городом находится Большое озеро, чьи лазурные воды никогда не теряют своей синевы, кроме, разве что, зимы, когда его сковывает льдом; особенно красиво озеро в солнечную погоду - он напоминает россыпь камней-самоцветов. Для Канны, как и для большинства трибальтских поселений, характерны и черты, делающие жизнь здесь удобной, насколько это возможно. А именно: ухоженные широкие улочки, по которым в ряд пройдут человек семеро, мощёные мостовые, развитая система канализации и дренажа, площади с обязательной скульптурой или фонтаном.
  Канна только со стороны ворот или озера кажется неказистым городом. Но стоит только заезжему гостю зайти за ворота, то здесь он будет чувствовать себя, как дома. А всё потому, что дороги на Трибальте извилистые, и не всегда идут по прямой линии (из-за особенностей рельефа, естественно). К тому же на них таится множество опасностей, как то: сели, оползни, обвалы, гололедица (если по ним зимой ступать), скользкая слякоть . И это не считая разбойников и диких зверей! Да и мощёные дороги есть далеко не в каждой провинции. Дороги, проходящие по крутым склонам гор, настолько извилистые, что путник, взбираясь на гору или спускаясь с горы, очень быстро устаёт, выбивается из сил. Поэтому трибальтские архитекторы строят поселения, делая ставку на то, чтобы заезжий гость, войдя в поселение, смог, в первую очередь, душой отдохнуть с дороги, дабы забыть все ужасы, что подстерегали его в пути на каждом шагу, насладиться уютом поселения, в которое попал. Кроме того, через каждые пятьдесят миль стоят тракты, имеющие в своём распоряжении почту, трактир и гостиницу.
  Сам город поделён на пять районов, которые на Трибальте зовутся участками. Примечательно, что участки некогда были мелкими поселениями, которые с течением времени срослись в один город. Самыми известными поселениями является, как их здесь называют, "Великолепная тройка" - Монастырь, рыбацкая деревня и Каменная слобода , где трудились и жили скульпторы, каменотёсы, каменщики. Последняя находилась у самого подножья гор (всё-таки ближе и легче перевозить добытый камень в ближайшее поселение, чем месяцами волочь его за тридевять земель), и она же дала название городу (об этом читать ниже).
  Там, где, по его словам, живёт Синай, называется Старым городом. Здесь живут люди среднего достатка, поэтому и дома выглядят соответствующе: белые каменные стены, черепичные крыши и чёрный от морилки и лака фахверк . Здесь же находятся: рынок, ратуша, университет, и, конечно же, самое главное здание во всей фракции - дворец Великого национального собрания. Также в Старом городе есть ювелирные, художественные и обувные мастерские. Старый город окружён мощной крепостной стеной; она была построена ещё очень давно, несколько столетий назад, когда участок разросся до небольшого села, поглотив Каменную слободу и появившийся рядом с ней посёлок лесорубов, поэтому участок так и прозвали - Старый город.
  За стеной, ближе к горам, находится соседний со Старым городом Зелёный город. Так называется этот участок из-за деревьев, в изобилии растущих здесь. Для этого участка также типичны большие лесопарковые зоны и большая сеть каналов, где горожане любят проводить свободное от работы время. Из всех участков Канны, Зелёный город - вне всяких сомнений, самый ухоженный, опрятный и облагороженный. В этом участке если и живут, то только аристократы; их дома и усадьбы стоят далеко от полигона, поближе к паркам. Здесь, как уже говорилось, есть полигон, где тренируются воины и юные адепты во время своих занятий, а также сама академия. Бывают эти занятия порой шумными, но живущие рядом аристократы не обращают на это внимания. Но обо всём этом расскажу позже. Намного позже...
  Вокруг городской стены расположен участок Окраина. Все называют его Окраиной. Здесь живут рыбаки, охотники, лесорубы, шахтёры, а также ремесленники, земледельцы и скотоводы. И здесь же полно различных мастерских, и их даже больше, чем в Старом городе. А именно: кузницы, столярные и плотницкие мастерские, цеха гончарные и кирпичный завод, оружейные кузницы и цеха плакировщиков , кожевни и прочее, прочее, прочее. На берегу Большого озера стоит порт - главная водная артерия Канны. Отсюда отходят торговые и, если нужно, военные суда, и здесь же швартуются рыболовные лодки и баркасы. Также в порту есть рыбная лавка и место жительство рыбаков и устричных пиратов, а также смотрителей порта и маяка.
  За Старым городом, в противоположной от Зелёного города стороне, находился самый криминально опасный и самый худший участок - Квартал бедняков. Здесь живут самые бедные жители города, которые едва ли могут позволить себе хоть уголок жилья. А где сталкиваются друг с другом бедность и желание выбраться из социального дня и жить лучше, возникает различного рода преступность, начиная с воровства и заканчивая заговорами против властей. В связи этим, во избежание распространения преступности за пределами Квартала бедняков, власти города издали указ изолировать участок - он обнесён частоколом, возле которого дежурят охрана и собаки, натасканные специально на погоню за беглецами. Любое нарушение границ Квартала бедняков влечёт за собой тяжкие последствия вплоть до виселицы. Также, по велению властей города, беднякам усложнили выход в Старый город и на Окраину, не говоря уже о Зелёном городе, где им вообще запрещено появляться. Попасть в другие участки города бедняки могут только с помощью специального разрешения, которое даётся далеко не всем.
  На склонах гор, где-то в аккурат между Старым и Зелёным городами, находится Монастырь. Участок этот когда-то был отдельно стоявшим монастырём, но со временем он оказался так близко к городу, что в конечном итоге стал его частью. Монастырь окружён высокой стеной, которая по всем показаниям превосходит стены Старого города, и здесь же находятся здание суда и библиотека. В Монастыре также полно складов продовольствия и самый большой в городе сад - всё это обеспечивает хотя бы большую часть города продовольствием на целый год осады. В случае последней, особенно когда дело заходит слишком далеко, жители укрываются именно здесь, в Монастыре. Монастырь изобилует храмами и святилищами, многим из которых не одна тысяча лет, а самым большим и древним храмом является Белый храм. Агромадное здание с колоннами и большим полусферическим куполом, величаво возвышающееся над Монастырём, разумеется, не превышая высотой своей шпиль дворца Великого национального собрания, как полагается по закону фракции. Белый храм здесь и святилище, и одновременно ещё духовная семинария, где подготавливают будущих служителей.
  Глядя на город со всех сторон, - начиная с наблюдения со стороны озера и заканчивая панорамой с Пики, - трудно даже поверить, на месте города когда-то очень давно стояли маленькие, скромные, ничем неприметные посёлки рыбаков, лесорубов, скотоводов, земледельцев и каменщиков. Все они когда-то жили здесь за счёт богатств этих земель, занимались хозяйством и ремеслом, а всё, что производили, и сами использовали, и друг у друга меняли на то, чего им не хватало; иногда продавали соседям или проезжавшим мимо купцам. А к чему приводят обмен и торговля, особенно, если они идут в правильном направлении и по нужному руслу, и их ведут умелые руки? Разумеется, к развитию, ибо, как говорят трибальтяне: "Обмен - двигатель прогресса". С обменом и торговлей посёлки росли, хозяйство развивалось, торговля ширилась, расширялся круг торговцев, готовых принять местные дары в обмен на особенные товары, в которых местное население нуждалось, но не могло достать по той или иной причине. А вскоре посёлки разрослись так, что слились друг с другом, вливались один в другой, словно воды из разных луж или сосудов. Так, собственно, и появился город. А быстрее всех разрасталась и процветала Каменная слобода (всей округе хороший камень был нужен не меньше хлеба и краснопёрок), поэтому старейшины и оставили за ней право назвать город. Так и появилось его название - Канна, "Высеченная из камня", "Высеченный камень".
  Оказавшись в Старом городе, в глухой подворотне, Синай без промедления побрёл домой. И не случайно выбрал он эту подворотню: за все годы, прожитые в Канне, Синай изучил каждый её уголок вдоль и поперёк, поэтому прекрасно знал, куда ему в случае чего телепортироваться так, чтобы его никто не видел и не слышал, и в какое время. Вернув себе силу, Синай больше не стал прятаться от патрулирующих улицы стражников, которые в любой момент могли появиться из-за угла, и, само собой, взять его как нарушителя спокойствия. Чуть услышит кого-то, так сразу... невидимкой становится, и так или ждёт, пока кто пройдёт мимо, или тихо, как мышь, прошмыгнёт туда, куда ему нужно. А чтобы лучше было слышать, кто идёт, и меньше шуметь самому, Синай ступал тихо и только на носки. Если точно сказать, то не совсем на носки, а на пальцы, как балерина или очень искусный танцор. Тяжело и болезненно так ступать, а если и долго, то ещё и невыносимо; но зато шума гораздо меньше, чем, если красться на цыпочках. И ещё озирается, чтобы не увидел ещё кто; особенно своё внимание Синай обращал на окна - если не стражники заметят его, то граждане сдадут, скажут, что вор или маньяк по улицам крадётся, кого-то приметил. Конечно, можно было бы сразу же телепортироваться в квартиру, а не идти туда с подворотни. Неизвестно даже мне, что заставило Синая телепортироваться в подворотню вместо дома. Зато одно известно наверняка... Синай просто не хотел, чтобы соседние с ним конторы и мастерские слышали звук, который издаёт телепортация, что в начальной точке, что в конечной. Да и потом, не выбери он такой путь, не случись бы с ним сегодня вечером и завтра днём то, из-за чего его жизнь очередной раз переменится, и, увы, не в лучшую сторону.
  Из людей Синай не встретил никого. Кроме старого попрошайки, который поджидал его на углу одной из улиц. Не ожидал Синай увидеть хоть кого-то в такую пору. А попрошайка с него глаз не спускал - как будто бы намеренно караулил, точно ворон подмечает себе добычу, наблюдая за ней с высокой горы. Синай тоже искоса приглянулся к попрошайке. "А вдруг переодетый охранник?!" - насторожился Синай. И на всякий случай спрятал руку под мантией, там, где ножны катаны прилегали к его спине.
  - Может быть, ты этот, как его... Синай Вамну? - сипло сказал попрошайка.
  Синай остановился возле попрошайки, как вкопанный. "Интересно, - думает, кося на него недобрый взор, - что ему от меня нужно? Ладно, потолкуем с ним, а там видно будет".
  - Ну, я, - ответил Синай, развернувшись к попрошайке лицом. - Дальше-то что?
  Попрошайка протягивает Синаю клочок бумаги, говорит:
  - Тебе просили передать это. Кто это был, зачем ты им был нужен и почему именно ты - не моё дело... А теперь давай-ка уйдём отсюда, пока нас не засекли стражники.
  Попрошайка ушёл куда-то в тёмный угол, а Синай без промедления удалился от места встречи, спрятав клочок в раструбе перчатки. По дороге Синай размышлял: "Интересно, кому и зачем понадобилось передавать мне сообщения через попрошаек? Как доберусь, посмотрю, что мне там подбросили. Если хорошенько подумать... сдаётся мне, что это кто-то из моих недоброжелателей. А быть может, охранники? Или, может, она? Хм, встречаться ни с ними, ни с ней мне почему-то не хочется. Ладно, дойдём домой, там и всё ясно будет... Хотя... а что, если тот попрошайка - переодетый блюститель порядка? Или охранник в штатском? А быть может... Это кто-то из её наёмников???"
  Кстати, о попрошайке. Видно, что попрошайка тот весь день бродил по городу, искал того, кто носит имя Синая - весь устал и изнемог, сам полусонный, недовольный, что не находил его за весь день, трясётся. И озирается на всех прохожих, потупив и без того недобрый взор. К тому же выражался он грубо, на чуть повышенных тонах - сразу видно, что попрошайке надоело за весь день всех подряд, даже охранников, расспрашивать, Синай это, или нет. А чего ещё следовало ожидать от того, что целый день ходишь по городу, просишь милостыню, и одновременно с этим выпрашиваешь у всех нужные сведения, за что получаешь то оскорбление, то насмешку, а то и вовсе тумака отвесить могут, коли совсем достанешь?.. А вот Синаю тот попрошайка не понравился по иного сорта причине. Он не напрасно подозревал его. Попрошайка не мог сам написать это письмо (о том, что клочок этот являлся письмом, Синай догадался позже, как попрошайка исчез), вероятнее всего, его кто-то об этом попросил. Не исключено, что его нанимателем мог оказаться и давний недруг Синая, в чём он и заподозрил попрошайку.
  И тут-то Синай приостановился. Чуть только завернул он в нужный ему квартал, и увидел вдруг возле своего дома свет - верный знак того, что тут кто-то есть. Синай прислонился к стене, и тихо подкрался к свету. Свет этот - свет от фонарей двух стражников, которые патрулировали этот квартал. Фонари эти они держали в руке, на длинном шесте, освещая, таким образом, не только путь себе, но и всё, что сочтут интересным для наблюдения - вдруг кто, скажем, в бочке спрятался. А уж с бродягами у охраны разговор короткий - как заметят, тут же вынимают их из укрытий, бьют, мол, за то, что в городе появился, заразу да блох, вшей и прочих паразитов разносишь, а после выгоняют прочь. А попробуй, докажи им, что ты не бродяга, а просто погулять вышел.
  Жестоко, конечно, но, как говорится, подобные законы никогда не возникают на пустом месте. Так на Острове Земли однажды уже было. И случилось это в крепости Калабра, форпосте, что стоит на самом юге острова, на границе с Островом Огня. Зашёл как-то раз к ним нищий странник, приюта попросил. Впустили его, а после, как покинул он форпост, выяснилось, что он нёс на себе орду вшей, а вскоре и форпост, и вся округа со всеми деревнями завшивела. Вшей, конечно, изничтожили, а того бродягу потом изловили, осудили за такой поступок, да на эшафот за вшей и бродяжничество. А также за вред, который он нанёс округе. С тех пор на всей территории фракции так и повелось: в каждом поселении, чем бы оно ни являлось, с девяти вечера до шести утра комендантский час, никого не впускают и никого не выпускают. Кто нарушит, с тем долго разбираться не будут, а уж тем более - церемониться.
  Квартал, где жил Синай, патрулировали два стражника, два дюжих молодца, похожих друг на друга, точно две капли воды. Стальной шлем с гребнем на околышке и коротеньким козырьком, зелёные куртки с гербом Острова земли - рыцарская перчатка, сжатая в кулак; кожаные наручи, стальные наплечники и наколенники, кольчуги, окованные сапоги с зелёными отворотами. Идентичное телосложение и черты лица. Разница только в том, что: у одного из них на лице козлиная бородка, а вместо палаша на поясе у него висела дубина - просто конусовидный кусок дубовой древесины, окованный на конце двумя железными обручами. И по званию он был капрал в отличие от своего напарника. Завидев охранников, Синай не растерялся. Тут же нашёл протянутую от одного дома к другому верёвку, вспрыгнул на неё, и повис; вдобавок ещё и сжался на ней так, чтобы видом своим походить на скомканную сушившуюся простыню.
  - Чуешь? - произнёс один из охранников, рядовой. - Барским столом тянет.
  - А ты нюхал хоть барский стол-то? - отозвался капрал.
  - Приходилось. Али успел забыть, как я пару недель назад заслужил ужин за капитанским столом?
  - Везёт же некоторым.
  Капрал принюхался.
  - Наверное, - говорит он, указывая на висевшего на верёвке Синая, которого он, действительно принял за простыню, - запах идёт от этой... скатерти.
  Синай немного напрягся, а в душе запаниковал. А вдруг охранники его начнут обыскивать? Теперь уж точно наезда с их стороны не избежишь. А если что предпринять, так сразу же поймут, что лазутчик, и, наверняка, сдадут властям, а после - казнят. Даже если ему удастся удрать, охранники его запомнят, и, возможно, найдут потом. Не исключено, что по его следу пустят несколько собак-ищеек.
  Но, слава богу, всё обошлось. Рядовой охранник не заинтересовался простынёй, коей на самом деле был Синай.
  - Давай, лучше, продолжать дежурство, - рядовой стражник, хмуро посмотрев на простыню, махнул рукой на неё. - А то будет, как в тот раз.
  Охранники разошлись, кто куда. Синай, подождав, пока охранники уйдут, тихо слез с верёвки, и, озираясь по сторонам, побрёл к лестнице, ведущей в его дом.
  Дом, где жил Синай - двухэтажное строение, внешне мало чем примечательно. Разве что крышей, которая не была столь высока, как у соседних домов. С октября по май он особо ничем не примечателен; зато всё лето, по самый конец осени, он смотрится особенно живым, когда на его крыше разрастается вьюн, на окнах и перилах высаживают висячие цветники с цветами, а по столбам и перилам плетётся дикий виноград. Единственное, что портит его облик - висящие у дверей (кроме двери Синая), знаки, обозначающие, где какая контора или мастерская. Вы мне напомните, я вам про неё потом расскажу...
  Синай взобрался на лестницу, которая вела к его квартире. Оказавшись у двери, Синай огляделся, чтобы его никто не увидел, после достал маленький, с мизинец, бронзовый ключ, тихо открыл замок, и вошёл, точно мышь. Войдя, он примкнул к закрытой двери, прислушался, а затем тихо закрыл её. А в квартире у Синая хорошо. Чистенько, уютненько, что нужно для зажиточного горожанина вроде профессора Оттиуса, о котором Синай не раз упоминал во время званого обеда у господина Бука. На полах и стенах ковры с замысловатым узором, деревянная мебель с кожаной обивкой, массивные дубовые межкомнатные двери, на столах бархатные скатерти с золотой бахромой. На окнах, которые в свою очередь выходят на свет, зелёные бархатные шторы с золотыми ламбрекенами и тесьмой, и кружевные занавески, похожие на морозные узоры. В гостиной кирпичная печь, украшенная изразцами. На стенах, обшитых сосновой доской, картины в резных рамках, как писаные маслом, так и аппликации из различных материалов, как то: ракушки, галька, янтарь, смальта .
  Синай прошёл в гостиную, и, развалившись на диване, достал из раструба перчатки переданное ему попрошайкой письмо. В нём оказались несколько угловатых знаков, как написанных верно, так и не очень. Часть тех, что написаны неверно, была развёрнута, часть - верх ногами. И ещё часть этих же знаков написана с ошибками, которых была тьма-тьмущая. Синай, прищурив глазки, присмотрелся к письму, перечитал его несколько раз. А спустя полчаса разглядывания письма всё понял. "Ага! - осенило его. - Письмо на прототрибальтском, только знаки изменены. А, вот ты что удумала! Запутать меня хочешь?! Не выйдет".
  Привстал Синай с дивана, точнее сказать, перекинулся с лежачего положения в сидячее, после чего закрыл голову капюшоном, и ещё сверху мантию накинул. Глаз демона засверкал, и под его действием знаки зашевелились, словно они жили своей собственной жизнью. Они сами по себе стали приходить в нужный порядок и в нужную форму. Скрытые знаки, написанные молоком или спрятанные под кляксами, быстро появлялись. То, что было набором непонятных закорючек, стало руной. В результате письмо стало ровно таким, каким оно и должно быть: аккуратным, разборчивым и легко читаемым. На этом письме Синай прочитал следующее:
  
  "Приди в болото, что в милях двухстах к югу от города. Там ты найдёшь то, что так давно ищешь".
  
  Прочитав письмо, Синай снял с себя капюшон. Маленькое вроде письмецо, а какую важную информацию выдало, и насколько значимой она может оказаться. Только Синая она очень насторожила. "Идти в болото, - думал он, не отрывая глаз от письма. - Она задумала устроить мне там засаду. А может, там и, правда, что-то есть? В любом случае добра из этого ждать не стоит. Мне придётся как следует подготовиться - она не отвяжется от меня, пока я жив. Кто знает, что меня на самом деле ждёт в том болоте".
  Немного погодя, Синай скомкал письмо в плотный комок, кинул его на низенький дубовый стол, а после на том же диване лёг спать, не раздеваясь, и укрывшись вдобавок мантией. И даже не поужинав - он привык подолгу обходиться без обеда. Тем более, что после общения с господином Буком он насытился надолго.
  А почему вышло так, что Синая не пропустили, и он вынужден был добираться до дому именно так? Да всё просто. Дело в том, что на Острове Земли с недавних пор действует комендантский час, и длится он с девяти вечера до шести утра. В это время на улицах не должно быть никого, а в домах не должен гореть свет - ни светящиеся камни, ни факелы, ни свечи. Не очень демократично, но, по крайней мере, так гораздо легче искать лазутчиков и прочий сброд, который в любой момент готов нарушить уклад жизни фракции. А с такими у Великого национального собрания разговор короткий (не буду даже объяснять, какой).
  
  Глава 16. Бойня в болоте.
  
  Наступило утро. Холодное и туманное. Весь город и его окрестности заволокло непроглядным туманом, настолько густым, что кажется, будто бы Канна незаметно для всех взмыла в небеса и скрылась где-то в облаках. На расстоянии вытянутой руки ничего не видно, даже с хорошим фонарём. Воздух в такую пору настолько сырой и тяжёлый, что, когда гуляешь по улице, кажется, будто дышишь через сырую ветошь . Стражники в такую пору особо бдительны - в буквальном смысле слова, ни одной щели на своём пути не пропустят, ни одного камушка; всё осмотрят сверху донизу, даже пылинки на дороге.
  Синай проснулся в пятом часу, а встал уже через два с половиной часа, долгое время безуспешно пытаясь заснуть снова. Его, будто когти хищной птицы, терзали думы о вчерашнем письме, что протянул ему тот попрошайка, и упомянутом в нём болоте. Больше всего из этих дум его заботило, идти ему туда, или нет... После этих двух с половиной часов, проведённых в раздумьях, Синай твёрдо решил идти. Встал он с дивана, потянулся, умылся, выпил кипятку с чайника, что стоял на печи. А после запер входную дверь на ключ, и скрылся в кладовой - в щелях было видно, как сверкал свет, который обычно возникает при телепортации. Такова природа у адепта, тем более такого, как Синай - скрытный и осторожный, он знал, что если он будет передвигаться обычным способом, его наверняка выследят, если не городская стража, то ещё кто-нибудь. Поэтому разумным Синай видел прятаться в каком-либо надёжном укрытии, и оттуда телепортироваться.
  ... Через пару мгновений Синай успешно телепортировался из кладовой к условленному месту - тому самому болоту, которое лежало, как говорилось в том письме, в двухстах милях от Канны, на юг. Болото это располагалось в горах, вернее - в небольшой горной долине. Большая часть болот - проходимые, мшистые, так что по ним ещё хоть как-то, да можно пройти. Правда, есть и непроходимые - небольшие озёра, все, по самый берег, заросшие рогозом, ряской и тиной. Попробуй, обнаружь их, тут же по самую шею провалишься, ежели вовремя не заметишь. Деревьев и кустарников почти нет, да и растут они лишь на возвышенностях, где земля потвёрже. А где можно пройти, где - нет, в таком-то тумане и не разберёшь - он так снижает видимость, что, даже передвигаясь очень тихо и медленно, путник рискует утонуть, или быть укушенным змеёй, обитающей здесь, и риск этот крайне высок. Помимо ветра, что гуляет и свистит в горах, среди прочих звуков слышны крики болотных птиц и монотонное кваканье лягушек.
  Не успел он дойти до окраины болота, Синай тут же насторожился. Он сначала присел чуток, оглянулся, увидеть, нет ли кого, а затем тихо побрёл по тверди, осматривая каждый уголок болота. А вдруг это ловушка? Или, хуже того, засада? А может, обманули его? Синай на всякий случай тогда, пройдя несколько шагов вглубь болота, ни на миг не остановившись, подобрал с земли толстую дубовую палку, да дальше побрёл.
  Чем дальше Синай заходил в болото, тем более жутким местом оно казалось, и тем больше он напрягался. В ожидании дурного знака Синай красться начинал тише и медленнее, как тигр, подкарауливающий в густых зарослях дикого быка, палку он сжимал всё крепче, а озирался по сторонам - чаще. Теперь ему приходится каждый раз на короткое время делать остановку - просто, на всякий случай. Но чем дальше он заходил, тем более продолжительными становились остановки. "Не нравится мне здесь что-то", - про себя подумал Синай, уже совсем далеко зайдя в болото.
  И вдруг он остановился, выпрямился. Да и по сторонам смотрит уже не так часто, но пристальнее. "Так, - размышлял Синай, оценивая обстановку, - как меня учили, если пришёл куда-то, куда указали, неважно, как, не торопись. Успокойся, и сосредоточься, выясни, подумай, что тебя здесь ждёт и чем это обернётся. И как из этого выйти, если всё пойдёт не так, как ты сам того ожидаешь. Если это ловушка, подумай, где она может быть, и чем закончится, если ты в неё попадёшь. Если всё пройдёт гладко, подумай, как ты из неё выберешься. А если это засада, то подумай, кто это, сколько их, куда и откуда они ударят".
  Внезапно послышались крики людей и скрежет металла о точильный камень. Синай, прислушавшись, подкрался к месту, откуда издавались эти звуки. Спрятавшись за деревом, он увидел на поляне нескольких солдат, среди которых был один палач, точивший топор о камень, что густой огненной россыпью летят искры, и двое мужчин в белом белье. На головах у мужчин холщовые мешки, а руки связаны позади. Как все утихли, один из солдат раскрыл свиток, по которому начал что-то зачитывать - по-видимому, приговор. Только вместо разборчивой речи из уст читавшего солдата доносилось совершенно непонятное и бессмысленное бормотание. Синай не разбирал, что он говорил, но на всякий случай получше притаился, плотнее прижавшись к земле и дереву. Да и осматриваться он не забывал - мало ли что может случиться у него за спиной.
  Чтение свитка и вынесение приговора, как и следовало ожидать, были недолгими. Солдат свернул свиток, и... все, кто был на поляне, в один миг испарились, словно их и не было. Это совсем не удивило Синая, а лишь насторожило его сильно, как никогда. И неспроста. Через несколько мгновений вокруг Синая взорвалась земля - это были несколько гвардейцев, которые резко выскочили из-под земли, и, даже не отряхнувшись, ринулись на Синая. Тот не стал отбиваться от гвардейцев, замыкавших смертоносное кольцо из остро отточенных клинков, а подпрыгнул вверх, да так, что даже взмыл выше кроны. Пользуясь случаем, когда гвардейцы, наконец, сомкнули кольцо, Синай пустил в его центр светящийся шар, который, столкнувшись с землёй, взорвался, и гвардейцы моментально сгорели, рассыпавшись в пепел и золу.
  - Засада! - промолвил Синай про себя, медленно опускаясь на землю. - Так я и знал! меня здесь ждали!
  Но на этом дело колом не встало. Едва Синай упёрся ногами в землю, из-под земли выскочил ещё десяток гвардейцев. С ними же возникли и иного сорта мертвецы. Вернее, выползли из воды. Мертвецы были похожи на карликов, но костлявые, сухие настолько, что на их серой коже видна каждая кость, каждый сустав. Из одежды на них ничего не было, кроме кусков ветоши, висевших на поясе. Пустые глазницы и пасть мертвецов горели пугающим, леденящим душу ядовито-зелёным огнём. "У, кислотники! - Синай осматривал каждого из таких карликов, выползавших из воды. - Сколько же вас тут?!"
  Неспроста Синай назвал карликовых мертвецов кислотниками. Очень опасен этот противник. Мала нежить, а вред от неё большой, и Синай это знал очень хорошо. Кислотники плюются весьма едкой кислотой, способной насквозь прожечь тело быка, даже если того облачить в тяжёлые доспехи. Их нельзя, и даже опасно протыкать, потому что у них вместо соков и протухшей после разложения крови та же кислота: от меча, который прошёл сквозь них, ровным счётом ничего не останется - в один момент прожжёт его кислота. Если же удалось порвать или проткнуть кислотника, то на кислоту, которая вытекла из его иссушенного тела, ни в коем случае нельзя наступать - разъест стопу напрочь, и обугленной кости не останется. Как ещё Синай заметил, кислотники обычно появляются там, где полно воды, вроде этого болота. Синай насторожился настолько, что не то, что словом простым не описать, его даже ни в одном словаре мира днём с огнём не сыщешь. На окруживших его мертвецов он уже смотрел, вертя по сторонам не головой, а глазами - опасно в такой ситуации спускать глаза с них. Упустишь одного - и он на тебя бросится; а отвлечёшься на него, и остальные нападут, если не гурьбой, так по одному. Кроме того, Синай слышал, как позади него ещё мертвецов набирается, засаду на всякий случай готовят. А удар с тыла - дело нешуточное, особенно, если замешкаешься на тех, кто бьёт в лоб. Синай настороже, а нежить всё ближе подходит.
  Чуть только Синай шаркнул сапогом, кислотники неожиданно со всех сторон плюнули в него едкой кислотой. Сам Синай оказался уже за спиной одного из гвардейцев, а там, где он был изначально, почернела трава. Синай схватил того гвардейца за шиворот, повалил на землю, да раздавил его голову, топнув по ней ногой. Он в сторону, а гвардеец встал, да давай метаться по местности, то спотыкаясь, то врезаясь в дерево. А после и вовсе зашёл в болото, где и утонул. "Почти же удалось!" - обиделся Синай, что его план не сработал. Он просто хотел, чтобы хотя бы один гвардеец, лишившись головы, убил сослепу хотя бы одного кислотника. Что делать? Синай под градом кислотных брызг бросился по кочкам, нежить - за ним.
  Кочки в этом болоте были до того пружинистыми, что по ним можно было прыгать, как по пружинам. Но Синаю было не до удовольствия. Он прыгал по ним, а в него летела кислота. Вдобавок ещё и кислотники оказались куда проворнее гвардейцев. Они лихо, как кошки или белки, на бегу скачут по кочкам, прыгают с ветки на ветку, и ещё на ходу успевают плеваться. Попав в воду, кислота начала в ней гореть, что пар стоит, как в работающей котельной. Иногда попадала кислота и на мох и растения, и те в мгновения ока чернели, как в мороз, ещё дымились и тлели, словно их поджёг кто. Синай же тем временем прыгал по кочкам без устали, принуждённо будто бы - очень неудобно применять магию в движении, не говоря уже про палку, которая ещё и немало сил потребует для размаха. Гвардейцы, сумевшие приблизиться к Синаю, успели в нескольких местах порезать ему полы мантии. А одному из них даже удалось концом клинка разорвать ленты, державшие косу, и та расплелась. Синай в результате стал похож на косматую ведьму.
  Соскочив с кочки на ближайший клочок земли, Синай круто развернулся, схватил одного гвардейца за руку с клинком, и оторвал её разом. А после эту же руку резко, как только мог, швырнул в кислотника, который в это время готовился прыгнуть на Синая с дерева, тем самым пригвоздив того к стволу. Он начал истошно вопить и дёргаться, а из получившейся в его груди щели полилась кислота. Понимая, что кислота очень едкая и действует быстро, Синай схватил двух гвардейцев, в том числе и того, у которого он оторвал руку, и, раскрутившись, швырнул их под едкий водопад, где они и растворились в момент дела. Проткнутый кислотник скоро тоже упал, его разъело в той же луже, что и тех гвардейцев.
  Заметив летевшего в него ещё одного кислотника, Синай уклонился, чтобы тот пролетел мимо, на землю. А после Синай схватил его за шею, да в толпу преследователей швырнул. Уклонились все, кто заметил летевшего в них карлика. Не повезло двум гвардейцам и одному кислотнику, которые следовали за толпой последними - без остатка растворились, словно и не было их. Расправившись с теми преследователями, Синай начал колотить палкой оставшихся, временами уклоняясь от плевков кислотников, чтобы кислота попадала сразу или в других кислотников, или в гвардейцев, хотя на Синая самого тоже угодило несколько капель.
  Как покончил он с последним мертвецом, шмякнулся на землю. Сидит, тяжело дышит, на палку, побитую в бою, что кора с неё слетела, опирается, весь красный, из-под воротника мантии пар клубами валит, словно дым от дымокура . Одежда вся насквозь вымокла - пропиталась потом, как банная мочалка, хоть выжимай. "Вон, значит, как! - думал Синай, разглядывая, как от кислоты местами вода кипит. - Вот, как ты заговорила! Устроила мне западню там, где меня не найдут. Интересно, а что ты ещё подготовила мне в этот раз?" Только на этом оборвалась его мысль, из останков гвардейцев и кислотников, как по взмаху волшебной палочки, как по команде, собрался мертвец, что насторожило Синая не меньше, чем наблюдение за казнью, оказавшейся на самом деле ловушкой. Синай встал, драться приготовился, а мертвец, шатаясь из стороны в сторону, произнёс женским голосом:
  - У, ты силён и ловок. И ещё наблюдателен. Не зря тебя обучали, я вижу. Но это была только прелюдия - самое интересное будет потом. А пока что...
  Мертвец рассыпался, а вслед за ним из-под земли и из воды появилась новая партия нежити. Синай как будто бы с самого начала догадался, что вместе с гвардейцами выползут и кислотники, поэтому он резко растопырил руки в стороны, да голову задрал, причём так резко, что, казалось со стороны, что он её сам себе сломает. Вокруг него появилась светящаяся аура, от которой отскакивали капли кислоты, и которую не пробивал ни один клинок гвардейца. Чего уж говорить о прыгавших в сторону Синая кислотниках, которые, едва коснувшись этой ауры, или переступив за неё, дотла сгорали. Одна зола от них оставалась. Настырных гвардейцев Синай сжёг лучами обжигающего света, которые он выпускал из рук.
  А тут ещё два гвардейца появились, но уже изо мха неподалёку от Синая. Один по правую руку от него, а другой - по левую. Гвардейцы словно специально ждали, когда Синай устанет; приняв то, как Синай повис, погасив ауру, за усталость, они ринулись к нему. Но Синай на деле не устал, и он услышал, что к нему кто-то идёт. Вернее, скачет по кочкам. На этот раз, вместо того, чтобы драться с гвардейцами, как он потом понял, да и, впрочем, ему уже было всё равно, кто это, Синай напрягся, руки в стороны растопырил. Атаковавшие его гвардейцы, не успев добежать до Синая, взмыли в воздух. Подержав их, Синай резко дёрнул руками в стороны, и гвардейцы на бешеной скорости отлетели к склонам гор, о которые они с треском распались на части.
  Но на этом бойня не закончилась. Как и мучения Синая. Из получившихся обрубков собрался ещё один мертвец, но он уже парил в воздухе, словно бы его кто повесил на ниточках, как марионетку. Синай наблюдал за тем мертвецом, глядя на него исподлобья, едва разбирая сквозь нависшие надо лбом чёрные локоны очертания марионетки. Неудобно смотреть и открывать глаза, когда волосы распущены, не говоря уже, что растрёпаны, и на чёлку упрямо налезают. И немного болезненно или щекотно, если волос касается глаз или ресниц.
  - Ты ещё не разучился пользоваться своими силами, Демон, - доносилось из парящего мертвеца. - Ловко же ты разделался с моими детишками. Ты уже куда-то собрался? Не надейся уйти, вечеринка только началась, а ты на ней - самый почётный гость. А самому почётному гостю, согласно этикету, всегда достаётся всё самое лучшее.
  Мертвец упал на землю и распался на части. Вокруг Синая тут же, совершенно неожиданно, выросла целая орда кислотников. Не растерявшийся Синай, понимая, что так он не отобьётся от них, стукнул по земле ладонью, и тут же её отпустил. Из места, куда он ударил, возник белый светящийся купол, который рос так стремительно, что все кислотники, выскочившие из воды, и кислота, которую некоторые из них плюнули, в один миг сгорели, как бумага, брошенная в костёр. Мертвецы даже не успевали понять, что это было, не то что отреагировать... Купол моментально исчез, а пепел, оставшийся от кислотников, ушёл по частям; одна часть утонула в воде, а другая потерялась во мхе и трясине.
  - Вечеринки я люблю, - говорил про себя Синай, глядя на медленно тонущий пепел, - а вот убираться после них - как-то не очень. Хотя иногда всё-таки приходится, потому что, кроме владельца дома, за это больше некому браться. Или ты, или никто - по-другому никак.
  Только сказал, в его мантии, с левой стороны, тут же, совершенно неожиданно, появился огромный клинок. Разозлился Синай. Схватил тот клинок за тупьё, резко развернулся туда, откуда он появился. Посмотрев на его владельца, и поняв, что это клинок гвардейца, подкравшегося к Синаю сзади, резким движением руки сломал его. А после этот же клинок Синай вонзил гвардейцу в голову с такой силой, что протаранил шлем насквозь, точно сапожное шило бумажный лист. Разделавшись с порвавшим мантию гвардейцем, Синай принялся за других мертвецов, с палкой в одной руке и катаной в другой. Хоть и крепка дубовая древесина, но даже у её крепости есть предел. Бьёт палкой Синай по шлемам и лезвиям, только щепки летят. Такая бойня, в конечном счёте, привела к тому, что у Синая в руках осталась только катана - палка в скором времени пришла в негодность. Не выдержала она такого обращения с ней, трухою стала, поэтому Синаю ничего с ней не осталось делать, как выбросить.
  Остальные же гвардейцы так надоели Синаю, так раздосадовали его, что тот, ни минуты не раздумывая, стал вдруг... невидимым. Да-да, Синай ещё умел становиться невидимкой, совершенно незаметным для зрения врага, что может ему очень пригодиться как в разведке и диверсионных операциях, за которые обычно берутся адепты высоких рангов, так и в бою. Став невидимым, Синай начал отрезать катаной головы гвардейцам. Лишившись голов, гвардейцы начали метаться по болоту, ничего не замечая перед собой. А как ещё можно, когда нет головы, не говоря уже про отсутствие глаз? Хотя бы одного? Кто-то утонул, кто-то резал своих соратников, и от них уже отлетали части тела. Синай даже не стал их добивать, мол, пускай они сами режут друг друга. Тогда и сам отдохнёшь, успеешь перевести дух, и врагу неповадно. Он просто, будучи невидимым, наблюдал за устроенной им усобицей в рядах мертвецов, сидя на ели, что росла на краю болота.
  ...Когда гвардейцев не стало, Синай вновь стал видимым, и спрыгнул с ели на землю. Правда, он ничуть не расслабился, когда увидел, как утонул в болоте последний обезглавленный гвардеец.
  И не напрасно он так. Только в трясине исчез последний палец тонувшего в ней гвардейца, из всего болота появилась, без преувеличения, многотысячная армия гвардейцев и кислотников. Из воды, из-за деревьев, из трясины - отовсюду смотрят они на Синая, драться готовы, значит. Синай глядит на них, звереет, руки в кулаки сжаты, так сильно, что, казалось, он их вот-вот сам себе сломает. Зубы Синай скалил так сильно и с таким скрежетом, что готов был их стереть в порошок.
  - Как же вы меня все бесите!!! - вскричал Синай, не выдержав.
  Бабах! - и на месте Синая появился вдруг громадный, точно валун, зелёный тролль, кожа которого слишком толстая для клинков (её они не способны пробить даже с хорошего размаху) и невосприимчива к кислоте. Кроме того, что Синай умел становиться невидимым, владел силой света и парил над землёй, он ещё умел менять облик как свой, так и людей, зверей и предметов. Весьма полезно приобретение, овладеть которым сможет далеко не каждый адепт. Можно, конечно, было использовать и предыдущий приём, но Синаю мертвецы до того надоели, так разозлили его, взбесили, что он решил использовать то, что первое пришло ему в голову. Обернувшись зелёным троллем, Синай начал громить нежить, словно шальные девки, которые гурьбой пришли в гончарную мастерскую разбивать горшки. Кого отбрасывал назад или в сторону, кого мял в лепёшку, кого топтал, кого топил в болотной воде, кого рвал на куски, точно бумагу. Кроме, разумеется, кислотников - он их просто швырял в толпы нежити, и те вместе с ними растворялись в едкой кислоте. А некоторым гвардейцам тролль (вернее, Синай в образе тролля) отрывал головы, а самих мертвецов швырял гущу врагов, особенно где было больше кислотников.
  Разделавшись, наконец, с надоедливой и до жуткой головной боли настырной нежитью, Синай вновь обернулся собой, взмыл на высокий ясень, что рос посреди болота, и сел на самый толстый его сук передохнуть. Сидит, весь подран, взлохмаченный, еле дышит, хоть и не совсем устал. Вокруг, в болоте, тонут ошмётки побеждённой нежити, простите за такое слово, кипит вода от попавшей в неё кислоты, как бульон в котелке. От той же кислоты почернели мох и кусты, в особенности - листва; кора на деревьях ободрана клинками гвардейцев, местами даже по самую древесину.
  Но тут Синай заметил, что часть ошмётков, которая или ещё не успела утонуть полностью, или валялась на земле подобно тряпкам в комнате неряхи, вновь собралась в единого мертвеца. Синай понял, что это очередной сюрприз, новая партия нежити, поэтому на всякий случай слез с дерева, за рукоять, спрятанную за спину, под мантией, схватился.
  - Приятно видеть тебя таким, Демон, - доносился из мертвеца женский голос. - Ты был настоящим зверем, когда тебя атаковала орда моих творений. А не путался бы у меня под ногами - цены бы тебе не было. Думаешь, что отмучился? Не твой жанр. Всё только начинается. Мои детки были лишь отвлекающим манёвром, чтобы я доставила тебе свой главный сюрприз. Заманчиво, не правда ли?!
  "Ага! Значит, здесь скоро будет главный! - осенило Синая. - А те мертвецы - всего лишь приманка, отвлекающий манёвр. Пушечное мясо. Наконец, сыр в таинственной мышеловке. Она специально послала их за мной, чтобы мне потом было тяжелее".
  Мертвец рассыпался, и тут же сгинул в болотной воде. Синай же стал оглядываться по сторонам. Кто знает, откуда этот главный появится, и что он задумал... Время шло, а главарь не появлялся. "Хитрит гадина, - думал Синай, озираясь в ожидании появления главаря. - Ждать заставляет, чтобы я из себя вышел. Ну, мы ещё посмотрим, кто кого".
  И вдруг он увидел перед собой, примерно в ста шагах, таинственные очертания...
  
  Глава 17. Бойня в болоте (продолжение).
  
  Синай разглядел эти очертания - они оказались очертаниями человека. И его очередной гость является человеком, а не ходячим мертвецом, ожившим при помощи таинственной магии. Правда, Синай не понял, кто это был за человек, и что он делает здесь, в болоте. А тут ещё проклятый туман, как назло, все очертания смазывает, поэтому Синай не мог точно разглядеть своего гостя во всех подробностях. Синай пристально присмотрелся к человеку: "Это, что ли, главарь нежити? А вроде на человека похож. Как бы то ни было, глаз с него лучше не спускать".
  Человек постоял-постоял, подождал-подождал. А потом приподнялся ненамного от земли, да как резко рванул вперёд, в сторону Синая, только брызги летят, да камыши гнутся, как кусты сирени в ураган. Синай, подождав, когда его гость подлетит поближе, прыгнул вверх и немного в сторону. Пока сам летел, он успел разглядеть своего гостя. Им оказался никто иной, как... КОНТИ. Тот самый Конти, бывший инквизитор, приближённый погибшего от клинка гвардейца Тайры. Он теперь появился уже совсем другим, не то, что прежде. Синай был очень изумлён, когда сумел на ходу распознать лицо Конти, и ещё больше, когда узнал, что он каким-то образом научился левитировать над землёй и на большой скорости... Ещё больше Синай изумился одному: что Конти делает здесь, в болоте? Синай же его незадолго до своего прибытия сюда услал в психиатрическую лечебницу.
  После прыжка Синай, развернувшись в воздухе, приземлился на сук, а Конти, тоже развернувшись, упёрся ногами в плотную кочку (плотной она была из-за корней росшей в ней сосны).
  - Конти? - удивлённо промолвил Синай, поправив распущенные волосы рукой. - Как ты очутился здесь?
  Конти, выпрямившись и подняв на Синая недобрый, с мизерной долей сумасшествия взор:
  - Что? Думал, что избавился от меня, загнав в дом умалишённых? Ошибаешься, гад. Я освободился из того ада, и вот я здесь, перед тобой. Ешь меня с кашей! Я получил силы, сравнимые с твоими, и теперь я могу легко тягаться с тобой. Тебе интересно знать, откуда у меня это всё? Так знай же, этого я тебе сказать не могу, как ни проси. Зато скажу, что от тебя было слишком много проблем, и ты сейчас крупно влип! Их все можно решить одним ударом.
  - Впрочем, мне что-то говорить уже незачем, - промолвил Синай, ничуть не удивившись. - Я и так всё понял.
  - Ты всё понял? Ты понял лишь половину, Риваз. Или мне к тебе следует обращаться... Синай... Вамну?.. Да, это ты. Я знаю, это ты. Синай Вамну. Параллельный, известный также как Демон и Чёрный гребень. Убийца сотен, если не тысяч, невинных жертв, не знающий пощады маньяк, обманщик и безжалостный разбойник. Ты похоронил секту Оккультармис, сжёг её башню в Туррсхавне, отправил всю инквизицию по домам умалишённых. Часть из них умерло, не дожив до рассвета. И самое главное - ты прикончил самого Тайру, верховного инквизитора, почётного гражданина Острова Земли, почётного старейшину...
  Синай, по-прежнему же ничем не удивлённый, перебил:
  - Вообще-то его убил гвардеец, прямо у меня на глазах.
  - Не ври, жалкий лжец! Мне всё известно! Это был ты! И я тебя за все твои злодеяния по земле до состояния лужи размажу!
  Конти прыгнул в сторону Синая, а тот мгновенно оказался на земле под суком, на котором только что сидел. "Получить-то, - думал он, глядя на то, как Конти промахнулся, пытаясь столкнуть его с дерева в воду, - ты их получил. Но насколько ты, интересно, умеешь ими пользоваться?" Конти спрыгнул с дерева на Синая. Но тот не только увернулся, но и схватил его одной рукой за запястье, а другой в живот ему упёрся. Поймав, таким образом, летевшего вниз Конти, Синай раскрутился, как волчок, да с нечеловеческой силой бросил его в воду.
  Разозлился Конти. Выбравшись из воды (да и, собственно, там, куда его Синай кинул, было неглубоко), Конти отряхнулся, оказался затем у Синая за спиной, да кулак в ход пустил. Хотел попасть ему в спину, но не попал. Нет, он не промахнулся вовсе. Просто у Синая неплохая реакция, поэтому он не только, моментально отреагировав на такой дерзкий манёвр, резко развернулся лицом к оппоненту, но и схватил его кулак на лету. Тогда Конти решил ударить Синая левой рукой, но тот поймал её за локоток. Конти ничего потом не оставалось делать, как подпрыгнуть, и упереться ногами Синаю в живот в надежде повалить его на землю. И повалил. Вцепившись в такой плотный клубок, противники начали кататься по земле, дёргая друг друга то за руки, то за элементы одежды, полы, например. А то и вовсе ногами придерживая друг друга. Так докатились они до бережка, с которого потом оба канули в холодную болотную воду. А так оказалось, что Конти оказался сверху, хотя сам сидел по пояс в воде - у бережка того было неглубоко, так что любой путник, ходя через это болото, имеет небольшой шанс выйти из этой части болота, совершенно не промочив ноги. Руками он прижимал Синая ко дну, надеясь, что тот захлебнётся, и тогда его одолеть будет куда проще.
  Но и Синай тоже оказался не дурак. Немного погодя, он обернулся головастиком. Как изумлённый Конти свалился в воду, потеряв под собой Синая, тот воспользовался моментом, - быстро удалился от него и берега, спрятавшись в зарослях рогоза. Конти встал из воды, пришёл немного в себя, и... напряг мозги. Он в собственных мыслях увидел, как среди зарослей притаился головастик, от которого пульсирует непонятного рода энергия. Что это была за энергия, Конти не знал, да это его и не волновало. Зато он понял, что этот головастик - именно тот, кого он ищет.
  - Тебе от меня не уйти! - заревел Конти, нацелив глаза на заросли рогоза, где прятался Синай под видом головастика.
  Тут же Конти прыгнул в болото, тут же обернулся в воде окунем, да в сторону Синая помчался. Понял Синай, дело плохо - его обнаружили, причём довольно-таки быстро, и к тому же ментально, силой мысли. А прятаться в зарослях уже не имело смысла: Конти тоже научился перевоплощаться, и теперь может превратиться во что угодно. И в кого угодно. Вдобавок и мысли читать научился - найти кого-нибудь для него не составит никакого труда. Так что Синаю осталось только спасаться бегством. Он в рогоз - Конти за ним. Синай в тину - Конти туда же. В конечном счёте, Синаю ничего не осталось, как выпрыгнуть из воды и вновь обернуться собой. То же самое сделал и следом за ним выпрыгнувший из болотной воды Конти.
  Правда, и на этом мучения Синая не закончились. Едва он успел отбежать от края берега, как Конти, приземлившись на траву, тут же резко вытянул вперёд ручонку с растопыренными пальцами. Синай свалился с ног, схватившись за голову руками. "Новый Сайкос! Психический параллельный! - смекнул Синай. - Сила психики. Очень изощрённый и эффективный способ уничтожения живой силы. Вот, до чего тебя довело общение с ней!" Неслучайно Синай назвал эту силу психической. Стоило Конти направить эту энергию на Синая, тому сразу же начали лезть в голову различного рода голоса, бред и галлюцинации. Что это было именно, Синай не разбирал: голоса, мысли и бред менялись с такой скоростью, что их не в состоянии отследить даже самый пристальный и внимательный разум. Чего уж говорить о приборах, которые смогут уловить лишь мизерную часть всего этого безобразия. Хотя Синай силён и легко переносил подобные встряски, но понимал, что если сейчас он ничего не предпримет, то Конти раздавит его, как пустой коробок.
  Конти немного ослабил психическое давление на Синая, чтобы тот слышал, что он будет говорить, но не смог оказать сопротивление. Не сбавляя силы, Конти подошёл к Синаю, говорит:
  - Мне теперь всё известно. Все эти фокусы - твоих рук дело. Ты просто Параллельный, всё это время выдававший себя за священника, культиста, члена секты, которой давно не существует. Имя Риваз ты себе выдумал сам, твоё настоящее - Синай Вамну. Ты всё это время водил Тайру и других инквизиторов за нос, выдавая себя за того, кем ты на самом деле не являешься. Я подозревал, что твоё появление ничего хорошего нам не сулит. Я пытался донести это до Тайры и других магистров, но никто мне не верил, никто меня не слушал, и слушать не желал - уж больно сильно ты въелся в их доверие, как дерево глубоко корнями врастает в землю. Здорово же ты мозги им запудрил. Инквизиция неслучайно хотела того, чтобы ты сгинул, Синай. Ты - демоническая сущность, которой не место в нашем мире. Ты представляешь опасность для общества, ты - реальная угроза всему человечеству, которую просто необходимо убрать. Тебя заключили в тюрьму Ратука, где было полно других демонов, а также самых опасных преступников Острова Земли, и ещё наложили печать, благодаря которой ты по силе сравним с простыми смертными. Согласно словам магистра Камунга, ты должен был там погибнуть, сгинуть бесследно, став кормом для отбросов общества. Но ты уцелел, я даже не воображаю, как тебе это удалось, и кто помог тебе в этом... Я не собираюсь тянуть время попусту, поэтому сейчас я буду краток, как никогда себе того не позволял. За все свои грехи и преступления, которые ты совершил, ты сдохнешь здесь и сейчас, как опозоренная шавка!
  Невозмущённый Синай подождал, пока Конти подойдёт достаточно близко, и он вдобавок чуть-чуть ослабит силы. Да-да, Синай хоть и был под действием психической силы, он всё ещё был в сознании. Как только Конти оказался там, где нужно, Синай, прикидываясь изнемождённым, и делая вид, что дёргается от воздействия на него психической силы, медленно поднимал руку вверх. А после резко растопырил пальцы. Созданная им световая вспышка оказалась настолько яркой, и появилась настолько неожиданно, что Конти мгновенно ослеп, перестал мучить оппонента галлюцинациями, да сам зажмурился, руками глаза прикрыл, и голова его в сторону повернулась.
  Через миг свет исчез, и Конти, путь и не сразу, мог спокойно открыть глаза. Глядит - а Синая нет на месте. Даже очертаний от него не осталось - как сквозь землю провалился. Засуетился Конти, и даже разозлился очень, настолько, что даже нагрелся, хоть чайник на нём разогревай. Та вспышка была, как он потом сообразил, отвлекающим манёвром, чтобы Конти перестал воздействовать на мозг Синая, а тот успел быстро отступить. "Куда он подевался?!" - злясь, прошептал про себя Конти.
  Хотел найти Синая ментально, телепатией, но не стал - он заметил вдалеке Синая, стоявшего на кочке на одной ноге.
  - Попался! - воскликнул Конти, да кинулся тут же по воздуху в сторону Синая. Но... пролетел сквозь него, словно через водопад или дым. "Что это значит?! - мысленно спросил сам себя Конти, развернувшись возле Синая. - Иллюзия?!"
  Да, Конти оказался прав. Это была иллюзия. Фальшивый Синай, немного постояв на кочке, вскоре исчез, будто бы и не было его.
  Пуще прежнего разозлился Конти. Стал парить на немыслимой скорости по всему болоту, Синая искать. Чтобы быстрее его можно было найти, Конти осматривал каждую кочку, каждый колосок рогоза, каждый кустик, и даже каждую каплю воды... Всё болото облетел, всё осмотрел - ну нет нигде Синая, хоть ты тресни! Сгинул без следа, и всё тут. "Где же он?! - думал Конти, не сдерживая злости, озираясь по сторонам. - Куда он запропастился?!" Можно заметить, что прежде, чем так озираться, Конти приземлился обеими ногами на самый большой островок посреди трясины. Конти пытался найти оппонента с помощью телепатии и своих новых сил - без толку.
  Вдруг из-под земли резко выскочила рука в чуть подранной белой перчатке. Появившись на удивление внезапно, она схватила Конти за ногу, как кошка, вцепившаяся когтями в кусок свинины, и чуть потянула его вниз. Потом показалась вторая рука, и сделала то же самое. А вскоре из-под земли появился и сам Синай. Потрясённый таким неожиданным ходом, Конти хотел ответить Синаю, ментально внушив ему очередную порцию иллюзий. Но Синай оказался ловчее - он только глянул на то, как Конти ручонку тянет к его лбу, в один миг успел разгадать план оппонента; сразу же Синай схватил руку Конти. А после сам выскочил из-под земли, врага над собою поднял, да с нечеловеческой силой бросил его в трясину, подальше от берега. Наполовину ушёл в неё Конти. Рыпается, выбраться не может.
  - Меня искал?! - заговорил Синай, поправляя длинную, по пояс, чёлку. - Я был там, где ты меньше всего ожидал - у тебя под ногами!
  Не стерпел Конти. И Синая одолеть хочет, и вязнуть в трясине надоело. Воспользовался он новыми силами - вся трясина под ним разошлась в разные стороны, как вода, в которую камень бросили, а сам Конти поднялся вверх. "Ого, как мы можем!" - подумал Синай, невозмущённый, но изумлённый наружно.
  - Я раздавлю тебя, как жука! - взревел Конти. И со злости тут же обрушил на мозг Синая столько волн галлюцинаций и бреда, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Синай пресмыкался к земле так, будто бы его сверху давил каменный блок весом в сотню, если не меньше, породистых лошадей. Сам онемел, глаза выпучены так, что они вот-вот вылетят, как пробка из бутылки. Не сбавляя сил, Конти подлетел к берегу, с которого его Синай бросил в трясину, где и приземлился.
  - Но сначала, - говорит, - мне нужно кое-что сделать. Надеюсь, ты не возражаешь?
  Освободив одну свою руку, Конти коснулся ею лба Синая. Однако только взял он Глаз демона, тот тут же рассыпался, как песчаная скульптура в дождь. Пуще прежнего разозлился Конти, покраснел, да так, что кажется, он вот-вот нагреется и сгорит, точно головешка в кузнечной печи. Той же рукой, которой он пытался содрать с Синая Глаз демона, Конти обыскал его жилет, но ничего там не обнаружил. Затем разорвал его в области единственной пуговицы, напоминавшей волчий клык, и порылся во внутренних карманах. И там ничего. Не нашлась даже бляшка в виде черепа, которой не оказалось у Синая на пряжке ремня. Обезумев от злости, Конти начал копаться в карманах у Синая, попутно портя их.
  - Где они?! - озлоблено и озабоченно ревел он. - Где ты их прячешь?!
  Освободив одну руку, Конти тем самым немного ослабил давление на Синая, так что тот мог спокойно шевелить глазами и моргать. И даже говорить. Покосив глаза на руку Конти, который чистил его карманы, Синай понял, в чём дело.
  - Тебе нужны артефакты! - произнёс он.
  Совсем разошёлся Конти. Видит, что у Синая ничего нет, перестал его удерживать, но взамен начал колотить его руками. Избил его так, что Синай упал на землю без сознания.
  - Куда ты их дел?! Отвечай!! - Конти взял побитого Синая за подранный ворот. Не дождавшись ответа, он взвалил его на плечи, да в трясину бросил. Синай шмякнулся на спину, лицом к верху. Лежит весь побитый, в синяках и подтёках, нескольких зубов нет, одёжка вся подрана до неприличия, даже хуже, чем от капель кислоты и лезвий.
  - Разочаровываешь ты меня, Синай, - промолвил Конти, подойдя к Синаю на несколько шагов. Можно заметить, что Конти к этому времени успел успокоиться. Ненамного. И в эти же моменты раны Синая начали заживать на глазах, а на месте выбитых зубов выросли новые такой же формы, что очень изумило Конти. Лишь внутренне, внешне он этого не проявлял. - У тебя, - продолжал Конти, - не оказалось того, что мне нужно. К тому же там, где ты лежишь, неглубоко. Ну, да ладно, я тебя и так уложу. И это тебе за Тайру...
  Пока Конти говорил, Синай чуть поднял голову, чтобы глаза его видели Конти.
  - Тайфлю ко исшша фиш нийхт аль люминоза ("что запомнил, перенеси на плоть врага моего")! - произнёс Синай.
  Из дупла ели, что росла далеко от того островка, возник ядовито-зелёный луч, который стремительно перелетел через всё болото и попал Конти прямо в спину - во время боя Синай успел порвать сзади рубаху и жилет Конти, сделав тем самым в них большую дыру на спине. Попав на спину, луч начал сильно обжигать Конти, и тот, не сдерживаясь, орал от боли. Хотя луч просуществовал недолго, и в скором времени погас, боль и сильное жжение по-прежнему мучили Конти; тот лёг на землю, и давай кататься по ней, вопя, как резаный. Пока Конти отвлекался, Синай, используя способности левитации и телекинеза, выбрался из трясины, перелетел на берег, и там сам себя вычистил, заставив грязь саму вылететь из одежды, волос и кожи. А после стал смотреть, как корчится Конти, и терпеливо ждать, пока он закончит.
  Как боль и жжение прошли, Конти поднял глаза на Синая. Увидев, что Синай ещё жив, и что он сумел выбраться из трясины, он решил убить его, в прямом смысле этого слова взорвав ему мозг. Но... как бы он ни старался, ничего у него не получалось. Что внушение, что телепатия, что телекинез, и прочие возможности - ничего не работает, да и всё тут. Конти тогда встал, достал из кармана гребень, и нажал на него. Раздался щелчок - это выдвинулся из гребня потайной клинок. Но только Конти размахнулся гребнем, Синай, поняв, что собирается делать оппонент, сначала чуть отступил, чтобы дать Конти промахнуться, а затем, когда это случилось, ударил ногой руку Конти где-то в области мизинца, и гребень, выскочив из пальцев, потерялся во мхах.
  Неожиданно Конти увидел, что изо лба Синая что-то появлялось, как будто бы из грязи, зыбкой и тяжёлой, всплывает воздушный пузырь. Конти пригляделся - это всплывал Глаз демона. Оказалось, всё это время Синай прятал у себя талисман, утопив его у себя во лбу, а на лоб прикрепил сделанную на скорую руку поделку. Хоть и, как уже сказано, сделана та поделка на скорую руку, но была она настолько реалистична, что от настоящей её не то, что Конти, собака сторожевая - и та не отличит. Изумлённый и ополоумевший, Конти решился ринуться на Синая, но у того загорелся Глаз демона; из-под земли неожиданно возникли корни и путы, которые в мгновение ока опутали Конти, лишив его, тем самым, возможности двигаться.
  - Как такое возможно?! - чуть ли не истерично орал Конти. - Как ты это сделал?!
  Подождав, когда Конти успокоится, Синай вытянул руку в сторону ели, из дупла которой возник луч - и в скором времени у него в руке, как по взмаху волшебной палочки, оказалась... пряжка череп. "Как???" - изумлялся Конти, увидев, как его оппонент при помощи телекинеза, силы мысли, взял в руку то, что он сам не смог найти. Он искал артефакты на самом владельце, совершенно не подозревая о том, что они были в совсем другом месте. Вернее, не зная об этом.
  - Просто, как муху прихлопнуть, - сказал Синай, закрепив на глазах у Конти пряжку. - Я знаю, кто и зачем тебя нанял, Конти... Раньше инквизиция вела на меня охоту, вершила надо мною суд. А теперь справедливость восторжествовала, и мы поменялись ролями. Теперь я над тобой суд вершить буду... Да, я давно потерял свою человеческую природу. Быть Параллельным для меня и великий подарок судьбы, и великое проклятие, поэтому своими возможностями пользуюсь с очень большой осторожностью. И жить мне, разумеется, приходится осторожно - иного выхода у меня нет. За всю прожитую часть отведённого мне срока я много чего приобрёл, и ещё больше - потерял. И того, что я потерял, уже не вернуть - оно уже в прошлом. А что прошло, того уже и нет. Но я нисколько не страдаю от этого, ибо стараюсь жить только лишь настоящим, несмотря даже на то, что меня презирают за прошлое, за то, чего уже не вернуть и не исправить никакими средствами. Меня часто называют Хитрый Вамну, но таким хитрым и предприимчивым меня сделала непростая жизнь. Я не понаслышке знаю, что такое трудности, и их у меня было немало. В отличие от многих тех, кто меня видел или знает, я не чувствую себя в безопасности ни мгновения, моя жизнь постоянно висит на волоске, она ежеминутно находится под угрозой. Не подумай, что если я силён, то непобедим, опасен и неуязвим - на деле, врагов у меня хватает. Их список всё время растёт - на месте одного побеждённого тут же появляется дюжина новых. Когда твоя жизнь постоянно находится под угрозой, и не так закалишься, ещё не такую репутацию обретёшь. Любой, окажись он на моём месте, давно бы покинул этот мир.
  Синай на удивление Конти создал из света два зеркала. Одно из них он направил за спину пойманного оппонента, а другое - перед его лицом.
  - Тебе интересно знать, что это было? - поинтересовался Синай. - Посмотри.
  Конти увидел через получившиеся зеркала свою спину. На ней была печать, которая была и у Синая на ладони.
  - Это ещё что? - спросил он. - Это всё...
  - Именно. Эта печать ставится на демонов и блокирует их силы. Та же печать была у меня на ладони. Инквизиторы наложили мне её на ладонь прежде, чем бросить в Ратуку на скорое, как они рассчитывали, растерзание свирепым чудищам. Я научился не только воровать печати, но и использовать их, как снимать, так и накладывать. И ты был моей подопытной крысой. Теперь эта печать на тебе, и ты против меня бессилен, каким был и я когда-то давно. До недавнего времени...
  Зеркала исчезли, как клубы дыма, а Синай продолжил:
  - Мне не потребовались ритуальные принадлежности, чтобы наложить на тебя печать - мне хватило вполне и простого артефакта. Я неспроста спрятал свои артефакты в надёжном месте. Я подозревал, что у меня их отберут если не хитростью, то силой. И эти два, что ты увидел - далеко не полный набор. У меня большая их коллекция, но большую часть я уничтожил ещё давно, и всё потому, что не желал, чтобы ими воспользовался кто-то ещё. Если уж они не достались тебе, значит, они не достанутся никому, и я поспособствую этому. Артефакты - очень опасная вещь, особенно в умелых руках, которыми руководит пытливый ум.
  - Ты мерзавец! Немедленно верни всё, как было!
  - Многие ко мне так обращаются, - ответил Синай хладнокровно, словно или пропустил слово "мерзавец" мимо ушей, или оно вовсе не коснулось его. - Не люблю про покойных говорить плохо, но всё же... разве твой магистр Тайра не мерзавец? Инквизиторы преследовали того, кто был на самом деле не виновен. Они лишали детей их семей, оставляя их сиротами. Инквизиция почти полностью уничтожила народную медицину и промыслы, и травникам, шептунам и ведуньям, которых они считали колдунами и ведьмами, ничего не осталось делать, как убежать подальше от людей и скрываться... Перечислять можно сколько угодно, до бесконечности я бы сказал. Люди умирали ни за что, и всё из-за вас. Оккультармис подозревал всех и вся. Держу пари, они мешали даже вождям всех четырёх фракций, вставали не раз им поперёк горла.
  Синай продолжил, оказавшись в одно мгновение уже за спиной у Конти:
  - Эти собаки из Оккультармиса отняли у меня всё, чем я дорожил. Вы сожгли одного дорогого мне человека прямо у меня на глазах, а другого уговорили уйти. А потом затащили меня в тот чёртов приют, где я чувствовал себя, как не в своей тарелке. К тому же вы наложили потом на меня ту проклятую печать, да бросили невесть куда на растерзание чудовищам... И после этого они говорят, что приносят благо в этот мир?! Да ничего подобного...
  Синай вмиг переместился на сук росшего рядом дерева.
  - То, что я сделал с инквизицией, было ничем иным, как местью. Вернее сказать, справедливым возмездием. Небесам было в угоду оставить меня в живых, чтобы свершить над вами суд и назначить вам наказание, которое воздастся по заслугам. И оно свершилось - я не только сумел выжить в тюрьме, но и отомстил вам, инквизиторам, не только за себя, но и за тех, кому вы навредили. Гвоздь, который торчит, забьют первым... Да и вот, что я скажу. Напрасно вы со мной связались. Я опасный, хитрый и, как заметил Тайра, очень злопамятный - я никогда не забываю того, кто меня обидел. Если кто-то против меня что-то недоброе затеял, значит, он мой враг. А если у меня появляется враг, то у меня два выхода. Либо я расправляюсь с ним на месте, либо, согласно древнему обычаю, даю ему один-единственный шанс исправиться. Если же тот, кому я дал такую возможность, не исправится, не пересмотрит свой взгляд по отношению ко мне, то я раздавлю его, как клопа, без суда и следствия, ибо милость даётся только раз.
  Тут же Синай спрыгнул с дерева, и, вертясь в воздухе, как штопор или волчок, приземлился прямо перед Конти.
  - Теперь, - говорит, - разберёмся с тобой. Я знаю, кто тебя нанял, и кто тебя натравил на меня. Ему нужны были две вещи: моя гибель и артефакты. Я не поддался тебе, и не дал тебе прочитать мои мысли лишь потому, что умею утаивать свои мысли от посторонних сил. Этим я не только не дал тебе найти во мне ахиллесову пяту, но и спас то, что принадлежит мне по праву. Я умею пользоваться своими силами, поскольку использую их уже много лет, тогда как ты только обрёл их и просто тратил впустую, совершенно не контролируя свои гнев и жажду мести. Кем бы ни был твой наниматель, я доберусь и до него. Точнее, до неё.
  Синай встал перед Конти прямо, как сержант перед рядовым, смотрит на него, как сокол, приметивший зайца, говорит:
  - А теперь слушай меня внимательно, инквизитор. Я ведь с тобой, как с человеком, по-хорошему обратился, дал тебе возможность измениться, если не самостоятельно, то хотя бы с чьей-то помощью. Но, я погляжу, по-хорошему ты не понимаешь. Что ж, я готов компенсировать этот недостаток... Если ты ещё хоть раз когда-нибудь с ней пересечёшься, я небесами клянусь, что найду тебя, и утоплю в ближайшей болотине! Но чтоб ты даже не смог с ней свидеться, я сделаю так, что ты ничего никогда не увидишь, и ничего никому не сможешь сказать!
  Пока угрожал, Синай засунул руку под порванную местами мантию, и через мгновение вынул её обратно. В ней он крепко сжимал кинжал, похожий на катану, только гораздо меньше. У Синая, помимо катаны, ещё имелся кинжал, который он постоянно носил с собой, как и катану. Этот кинжал он использовал в крайнем случае, и держит его на противоположной рукояти катаны стороне ножен. Рукоять кинжала, в отличие от катаны, сделана так, чтобы, когда Синай его не использует, она полностью походила на ножны. И ещё кинжал имел специальное крепление в устье ножен, чтобы он не упал и, само собой, не потерялся. Увидев этот кинжал, Конти запаниковал.
  - Понял меня?! - заревел Синай. - Получай!
  Один миг - и кинжал глубоко вошёл Конти в область плеча. Подержав кинжал немного в плоти недруга, Синай вынул его так же резко, как и вонзил. От места укола по телу Конти медленно пошла чернь, которая постепенно отслаивалась от него, словно сильно намокшая доска или пересохшая кора у сосны. Лицезрев сие, Конти не только запаниковал ещё больше, но и начал истошно орать. Синай даже слышал, как Конти, оря, звал кого-то на помощь, проклинал его (Синая), и ряд других криков, которые были неразборчивы. Вот, что значит "внезапно смертен". Вот, что значит "неминуемая гибель". Что ещё может испытывать человек, если смерть пришла к нему, когда он её не ждал?!
  В скором времени Конти не стало. От него остался только почерневший прах, который затем рассыпался, словно пыль, да наряд, попорченный болотной водой и трясиной. Сдерживавшие его путы упали на землю, точно канаты или ветошь... Синай, не отрывая равнодушных глаз, полных усталости от боя и разборки, от получившегося праха, неспешно убрал кинжал обратно. Слышно было, как щёлкнуло крепление. Посмотрев ещё немного на тлен убитого врага, он протянул руку туда, куда упал вылетевший из руки его оппонента гребень с потайным клинком. Тот под действием телекинеза, мигом прилетел к Синаю, и оказался в его ладони. Синай посмотрел на гребень так же хладнокровно и равнодушно, как и на прах Конти, а после сложил на нём клинок, да в карман убрал. "В хозяйстве всё пригодится", - решил Синай. Ещё немного побыл он в болоте, да прочь пошёл.
  Нет, он пошёл не домой. Покинув болото, Синай взобрался на вершину самой высокой горы поблизости. Сразу видно, что Синай с кем-то дрался - он был похож больше на сорванца или замученного голодом и болезнями разбойника, чем на адепта, побывавшего в сражении. Весь помятый, наряд весь в царапинах, грязный и пыльный. Жилет порван на месте пуговицы, нарукавники - дыра на дыре, штаны в порезах, мантия порвана, да на полах подрана. Сильный, но холодный горный ветер трепал ему волосы и рваньё, делая Синая похожим на ведьму в лохмотьях, которая лихо несётся на помеле в поднебесье. Чем выше взбирался Синай на гору, тем сильнее и холоднее был ветер. Но, с другой стороны, это было ему только на руку. На ветру трясина, попавшая на волосы и одежду, быстро высохла, и большая её часть обратилась пылью, да слетела. Да-да, хоть и снял её Синай телекинезом, часть её всё-таки осталась. Было уже далеко за два часа дня; туман к этому времени рассеялся, солнце уже начало припекать, что ускорило высыхание грязи, хотя на вершине горы, где бушует ветер, не так тепло, как внизу. На местах, где была трясина, остались лишь серые очертания её пятен, но, тем не менее, это частично устранило необходимость в стирке и мытье.
  Синай стоял на вершине горы, на утёсе, что находился в расщелине между двумя скалами. Он стоял, согнув немного колени и чуть сгорбившись - так легче сопротивляться бушующему ветру, иначе он бы его легко мог сбить с ног, и Синай канул бы вниз. Задачу осложняет развевавшиеся на ветру, как флаг или густая листва, волосы и, особенно, мантия, несмотря, что подрана; и без того тяжёлая, она то и дело то шатала Синая из стороны в сторону, то тянула его в низ, чем только увеличивала риск упасть, точно булыжник. Но Синай был терпелив и осторожен, легко переносил такие колебания, как если бы гулял в безветренную погоду. Он стоял и глядел куда-то на горизонт, словно приметил кого, если ещё в учёт брать и его взор - он как будто бы наполнен какой-то жаждой отмщения.
  Так и стоял он, пока вдруг не выгнулся, как парус в ураган, голову не задрал и не крикнул во всё горло, что слышали все поселения в округе и за её пределами:
  - Гроссееер!!!
  
  Глава 18. В тёмной комнате.
  
  Непроглядная темень стояла в дубовой комнате. Гробовая тишина царила в ней. Так темно, что непонятно, где, что, чего и как. Такая темень - самое раздолье для сов, летучих мышей, - всех, кто может видеть в темноте так же прекрасно, как человек при дневном свете.
  Книжные шкафы, стол, стулья, кресла, рамы картин, пьедесталы для ваз, потолок, пол - всё из украшенного резьбой морёного дуба, покрытого сверху ещё и смесью масла с твёрдым воском. На полу шерстяные ковры с бахромой и причудливыми узорами, а на стенах - шпалеры с вычурным рисунком. Но всё великолепие комнаты портит одна деталь - как уже говорилось, в ней было темно, как в штольне при масляном освещении.
  В этой комнате, на роскошном кожаном кресле с высокой спинкой, укрывшись клетчатым пледом и упираясь рукой на подбородок, сидела Татьяна. Зелёный, как крыжовник, взор её был обращён куда-то в окно, плотно занавешенное бархатными шторами. И хотя в комнате темно, глаза её сверкали, словно два тлеющих уголька в камине.
  "Да уж, подвёл меня инквизитор, - размышляла Гроссер. - Тот Вамну не из робкого десятка, перехитрил тебя. Равно как и меня. По крайней мере, мне удалось выяснить о тебе кое-что, Демон. После стольких лет ты ещё не разучился пользоваться своими возможностями. Радуйся своей победе, пока у тебя есть такая возможность, но она будет недолгой, уверяю тебя. Продлится не дольше, чем горение лучины в ураган. Дальше на хорошую жизнь не рассчитывай. Гляди, я устрою тебе голубой огонёк. Если ты выживешь, а я сомневаюсь, что да, то не забудешь его никогда. Уж я-то постараюсь, чтобы, если ты не остался в живых, то хотя бы тебе было ох, как неповадно".
  Неожиданно за её спиной раздался мягкий, но приятный мужской голос:
  - Не очень разумно перенимать на свою сторону врага своего врага, чтобы он потом погиб в неравном бою.
  Гроссер:
  - Сит, ты как всегда не вовремя... Может, это и расточительно, но это самый надёжный и удобный способ проверить на прочность своего давнего недруга. Тот инквизитор первым заподозрил, что Демон - вовсе не тот, за кого он себя выдавал. Это встревожило последнего, ведь инквизитор мог в любой момент выдать Демона, поэтому он убрал его с дороги раньше, чем это случилось.
  Голос, обладателя которого Гроссер назвала Ситом, произнёс:
  - Самое удивительное, что меня поразило в этом Вамну, что у него хорошо подвешен язык. Ему поверили все инквизиторы, не включая Конти. Очень изобретательно - внушить своим давним врагам неправду, выдавая её за истину, а после, как войдёшь в их доверие, повалить их.
  - Это и я могу, Сит, так что ничего удивительного для себя я здесь не вижу. И потом, тот инквизитор всё равно бы предал меня. Покончив с Синаем, он бы не дал те артефакты мне, а присвоил бы их себе, а потом бы пошёл против меня. Какая неблагодарность была бы с его стороны. Бывала у меня не одна сотня таких. Стоило им только получить, что я им давала, как они тут же поворачивались ко мне лицом и распускали передо мною руки.
  - Очень жестокий метод, госпожа, хоть и действенный.
  - А с ними по-другому нельзя. Им дай волю, они и не так с тобой обратятся... Это и вынудило меня давать им то, что они хотят, а взамен я за ними пристально слежу на расстоянии. Нехорошо, конечно же, за другими подглядывать... Но всё же разумнее всего держать за такими ухо и глаз востро. И опускать клинок при этом совсем необязательно.
  Гроссер вдруг покосила зелёный, как изумруд, взгляд куда-то в сторону, словно назад смотрит.
  - Ты, - говорит, - кажется, что-то хотел мне сказать, Сит?! Говори же, я слушаю.
  - Госпожа, - заговорил Сит, - я не сомневаюсь в вашей силе и смекалке, но... Что меня смущает?! А смущает меня вот что. Не проще было бы использовать против Демона что-то получше, поэффективнее. Скажем, пропаганду...
  Татьяна перебила:
  - Не выйдет, Сит. Так уже было однажды - Чёрный гребень выкрутился, пусть даже и очень высокой ценой. Никакая пропаганда на него не подействует, если ещё взять в учёт то, что у него появился очень даже неплохой артефакт, способный промыть кому угодно мозги. Кроме того, Чёрный гребень слишком хорошо меня знает. Ему ничего не стоит предугадать мой следующий шаг, что бы я ни предприняла - на один мой шаг Демон придумает до двух десятков возможных вариантов исхода. Мне в связи с этим постоянно приходится менять методы и тактику, и каждый метод работает по-своему. Не каждый из них хорош, как хотелось бы, но, как говорят бывалые вояки, лучший способ победить врага - измотать его. Одна и та же уловка не работает дважды, и Чёрный гребень это прекрасно понимает.
  - А причём тут, хотелось бы знать, артефакты?
  - Если хочешь победить своего врага, любой способ хорош, ибо цель оправдывает любые средства. Одна из них - превосходство в силе и мощи. Хочешь победить своего врага - превзойди его. Твоих возможностей зачастую бывает недостаточно, поэтому нужно или усиливать их, или подкрепить чем-нибудь ещё. А самый удобный способ это сделать - обзавестись парой другой отличнейших артефактов. И чем больше их будет, тем лучше. Наличие даже одного артефакта решает массу проблем. А когда есть такое решение, есть и преимущество. И совсем хорошо, если ты не только умеешь пользоваться артефактами, но и создавать их, а также - что гораздо ценнее - улучшать их.
  - Позвольте заметить, что у вас больше артефактов, чем у Вамну.
  - А кто бы спорил?! Чёрный гребень тоже не отстаёт в этом. По крайней мере, старается не отставать.
  - Позвольте заметить ещё то, что Синай берёт лишь то, что ему нужно. Другие артефакты он склонен незамедлительно уничтожать, иногда даже у вас на глазах.
  - Дурак. Он даже не подозревает, что обрекает себя на скорую гибель, понемногу поддаваясь мне. Самый глупый ход - намеренно поддаваться своему недругу, давая тем самым ему возможность тебя одолеть так же быстро и легко, как украсть у мертвеца серебро.
  - Быть может, у него были на то иные причины.
  - Кто знает, Сит? Но я в любом случае в выигрыше. А у Демона шансы - половина на половину, если не больше. Поверь мне, Сит, для таких, как Чёрный гребень, это очень даже неплохо.
  - Мне не очень понятно одно, госпожа. Вы упомянули, что тот инквизитор мог бы вас предать после того, как одолеет Синая. А если бы он остался верен вам?
  Гроссер, ни минуты не раздумывая:
  - Это очень маловероятно, Сит. Это человеческая природа. Тебе хорошо известно, что человек человеку - волк. Я скажу тебе безо всякой утайки, как вижу и знаю сама. Человек склонен добиваться того, против чего сам же и борется, как бы парадоксально это не звучало. После продолжительной и упорной борьбы он неожиданно для себя и окружающих становится тем, кого ненавидит. Меняет, так сказать, свой путь. В конце концов, если на земле останутся всего два человека, один непременно захочет убрать другого. Им всё равно, как поступать, ибо они редко задумываются о возможных последствиях. Это такая характерная черта людей - они никогда не смотрят, куда наступают, ибо люди руководствуются собственными амбициями и желаниями. Ими управляет непреодолимое желание превзойти друг друга, стремление быть лучше всех. А для чего? Для того чтобы в мгновение ока дать волю своим амбициям и захватить власть, пользуясь чужой слабостью. Слабых порабощают лишь оттого, что слабые не могут дать отпор и не умеют защищаться.
  - А причём здесь предательство?
  - А при том, милый мой Сит. Думаешь, самый лучший способ порвать союз или разорвать дружбу это стать хуже? Воровство? Секта? То же предательство? Отнюдь. Просто найди в себе силы побороть свои недостатки, стань лучше, и тогда твои друзья отвернутся от тебя, а союзники станут твоими врагами, ибо ни те, ни другие этого не перенесут. Люди ненавидят чужие триумфы. Звучит печально, но это, к великому сожалению, так. Они будут с тобой лишь тогда, когда ты хуже других, если не хуже всех. Ты, Эдью, Марли, Эрик и Хаурль потому со мной, что доказали мне свою преданность, и что вы того достойны. Тем не менее, я жёстко слежу за вами, чтобы не было с вами таких неприятностей, что учинили мне те, кто был со мной до вас.
  - Госпожа, иногда у меня возникает чувство, что вы нам не доверяете.
  - Наоборот, доверяю. Но, как говорят старейшие, доверяй, но проверяй. Али думаешь, что я не извлекают уроков из предыдущих неудач, и не делаю выводов?
  Татьяна скинула с себя плед, встала, подошла к окну, и продолжила:
  - Что же касается продвижения моих дел... Всё шло гладко, пока мне на пятки не наступил он.
  - Он - это Чёрный гребень? - поинтересовался Сит.
  - Прямо в яблочко. Он сам, небось, захотел всем владеть, вот и встрял мне поперёк горла, как рыбья кость в горле аристократа.
  - Надеюсь, вы помните...
  - Сит, я, по-моему, ясно просила не напоминать мне о событиях тысячелетней давности. Да-да, семьи Гроссер и Хвамнундсен враждовали, не спорю, и борьба завершилась для последних полным крахом. Но вдруг на сцене, неожиданно, ни с того ни с сего, появляется этот Вамну, обыкновенный наглый безродный простолюдин, который не только посмел встать у меня на пути, но и бросить мне вызов.
  - Наглый - ещё мягко сказано, госпожа. Недаром его иногда называют Хитрый Вамну.
  - А если твой недруг хитёр, стань ещё наглее и хитрее, чем он. Я наблюдала за ним, как он расправился с инквизицией, а затем дала сил последнему из них, и натравила его на Демона, чтобы проверить, не разучился ли он ещё пользоваться своими силами. Он победил, так пускай же наслаждается своей победой, пока у него есть такая возможность. Я предвижу, что он станет полноценным адептом, и наверняка присоединится к очень крупной организации. Вот тогда я с ним славно поиграю, так я его замучаю, что ни в одном сне не приснится. Он проклянёт тот день, когда встал у меня на пути. Этот разбойник горько пожалеет о том, что появился на свет.
  - Всё это хорошо, госпожа, но нельзя ли сразу его раздавить?
  - Сит, самый лучший способ одолеть недруга, как я уже упоминала, - измотать его. Ещё лучше - напугать его, деморализовать. Причём в идеале напугать до состояния пациента психиатрической лечебницы. Кто напуган, тот наполовину побит - это скажет тебе любой уважающий себя и своё дело военачальник. Незачем попусту растрачивать силы на открытую разборку. К тому же это будет не очень интересно. Я сделаю всё возможное, чтобы жизнь Чёрного гребня превратилась в ад, и она будет намного хуже, чем тысячу лет назад, когда он годами бродил в изгнании... Самое трудное - нанять кого-то со стороны, а самим оставаться в тени. Вамну очень хорошо известен этот трюк. Кстати об этом, как там новые образцы?
  - Работа идёт полным ходом, госпожа. Кроме свежей партии, на подходе и новые образцы особенных особей, улучшенных благодаря стараниям Эдью.
  Гроссер, улыбнувшись:
  - Прекрасно. Нам позарез нужны свежие силы. Пусть сделают ещё - грядёт большая заварушка. Большая сила - к большой заварушке. Пока малыш ждёт своего выхода, пора бы подумать о каждом возможном его шаге, а их будет немало. Нужно всё тщательно спланировать - мне придётся очень и очень потрудиться... Ступай Сит, продолжайте работу.
  - Как скажете, - сказал Сит, и скоро исчез. Гроссер осталась наедине с собой.
  "Ну, - думает, - теперь всё, Демон, готовься, начинает сбываться твой самый страшный ночной кошмар. Я не только испорчу тебе жизнь и вымотаю нервы, но и приготовлю нечто на порядок худшее. А именно... Если ты погибнешь, то куда-нибудь после смерти попадёшь. Неважно, куда бы ты ни попал, я и на том свете тебя достану - уж поверь мне, у меня силы и воли на то хватит с головою. Я - сама смерть, само её воплощение. Я везде! от меня не спрячешься! Я и после смерти не дам тебе покоя! Я буду мучить тебя, пока сама не иссякну. Вот увидишь".
  
  Продолжение следует.
  
  16 февраля - 27 ноября 2017
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"