Горхиарх чувствовал голод. Теперь уже знал точно... Он просто хотел есть. Сначала, это лёгкое неудобство он охарактеризовал, как усталость. Учитель в последнее время был чрезвычайно требователен и строг. А Горхиарх хотел был хорошим, и дотошно выполнял все требования и предписания. Он обещал маме. Мама дала ему ещё один шанс. Она снисходительна. Сказала, что у него извращённый ум, и он слишком много читает. Неправда. Читает мало, понимает ещё меньше. Но очень старается.
Как же хочется есть... Богатый стол Императорского Дворца уже не мог удовлетворить его. Горхиарх огляделся. Ели медленно. С удовольствием. Он переводил взгляд с одного блюда на другое, словно стараясь открытым влажным ртом поймать на лету что-то необыкновенно вкусное, то, чего он так жаждет... Всё не то... Голод не проходил, а рос в нём... Горхиарх ощущал его не только своей плотью, но и сознанием. Он ел с неохотой. Что толку в еде, если нельзя наесться? Угрюмая оцепенелость голодной души, заряженной способностью к мышлению... Он встал из-за стола.
-Спасибо. Я пойду к себе. Мне что-то нездоровиться.
Быстрый взгляд бледных, бесчувственных глаз. Все глаза были устремлены на него. Шёпот. Шёпот перешёл в хитрое кудахтающее хихиканье. Возмущение. Злоба. Страх. Какой же слабой оказалась узда, державшая его столько лет в повиновении и дисциплине. В один миг решительный, бесповоротный шаг грозил лишить его свободы раз и навсегда. Соблазны мира - пути греха. И он падёт. Неслышно, бесшумно, в одно мгновение. Навсегда. Какое странное и страшное слово. Навсегда. "Пасть навсегда..." - тяжёлая, неуклюжая фраза медленно оседала в монастыре его сознания, проваливаясь, точно камень в трясину. Горхиарх следил, как она оседает, и чувствовал её тяжесть на сердце.
-Конечно, иди, сыночек.
И вот уже все смотрят на императрицу. Сытые и насыщающиеся мозги вокруг. Решают, почему мать не наказала сына. Замышляют выгодные сделки. Всё не их: одежда, речь, жесты. Их глаза опровергают их слова...
Горхиарх думал... Он чувствовал, как что-то важное упорно ускользает от него. Если в течение КРУГА он не найдёт себе пищу, он умрёт... Слабые проблески страха обратились в ужас. Он представил, как предсмертный холод выползает из сознания, туман заволакивает глаза; мозговые центры, ещё недавно озарённые светом мысли, угасают один за другим, как фонари.
Слова и цифры на странице его тетради запрыгали, и, в конце концов, развернулись пышным хвостом, как у павлина, в глазках и звёздах. Уравнения задрожали, глазки и звёзды показателей взаимно уничтожались, хвост начинал медленно складываться. Надписи появлялись и исчезали, словно открывающиеся и закрывающиеся глазки, вспыхивающие и угасающие, как звёзды. Огромный круговорот звёздной жизни уносил его усталое сознание прочь за пределы, в никуда, а потом с силой возвращал обратно к центру, и это движение сопровождала музыка голода. Звёзды начали крошиться, и облако тонкой звёздной пыли понеслось в пространство. И вот уже следующее уравнение медленно распускает хвост. Это растёт его голод , разворачиваясь, рассыпая тревожные огни пылающих звёзд...
Он захлопнул тетрадь. Голод становился всё сильнее и сильнее. Как будто волна жизненной силы хлынула из него, и он боялся, что тело и душа будут убиты этим извержением. Страх вдруг обратился в холодное, равнодушное познание самого себя.
Он вспомнил, как, прогуливаясь со слугами по ОКРАИНЕ, он заговорил с торговцем странностями. От него исходил удивительный и чудесный запах... Мама потом долго негодовала и ругала слуг, что не досмотрели и позволили Горхиарху войти в контакт с недостойным. Интересно, чем это так пахло? Сейчас он чувствовал этот запах сознанием и внутренне улыбался. Он разыщет этого торговца, во что бы то ни стало. Он должен сделать это, или он умрёт...
КРУГ подходил к концу... Все попытки отыскать торговца странностями ни к чему не привели. За это время Горхиарх почти привык к постоянному чувству голода, и оно уже не доставляло ему столько неудобства, как раньше. Холодное, трезвое равнодушие царило в его душе. Лекари со всей Империи съезжались, чтобы облегчить его страдания, вернее сказать, страдания его Всеобъемлющей матери. Поскольку сам он уже не слишком страдал и смирился со своей болезнью. И лишь по вечерам скитался он по ОКРАИНЕ в поисках неуловимого торговца... Лихорадочный жар охватывал его, и гнал бродить в сумерках по узким улицам.
На далёкой маленькой планете , находящейся во власти сорока восьми законов, на самых задворках Вселенной одиннадцатилетний мальчик вновь и вновь боролся с цифрами, пытаясь доказать великую теорему Ферма. Он не знал, справится он или нет. Впрочем, он даже об этом не думал. Его привлекал сам процесс... Тихая радость раздвигала его губы. Трепетная, мерцающая, как слабый свет, радость кружилась вокруг него волшебным роем крохотных звёзд. Тихая радость разливалась в цифрах и символах. Они беззвучно сталкивались, распадались, набегая один на другой, струились, раскачивая немые колокольчики невидимых волн... Как мог знать он, что какой-то торговец странностями из неведомого, невообразимого мира, делает маленькие конфеты из этой тихой, еле заметной радости...
Горхиарх часто приходил в ЗАПОВЕДНИК МУДРЫХ КАМНЕЙ и проводил там долгие часы, пересаживаясь с одного камня на другой. Императрице не нравилось это увлечение младшего сына, но, принимая во внимание его странную, затяжную болезнь, она старалась не замечать его отлучек, и не заостряла на этом внимание двора. Горхиарх садился на камень, сливался с ним и слушал его голос . Камней были тысячи, даже тысячи тысяч, и они всё время перемещались, так, что он никогда не помнил, сидел ли он на каком-то камне уже, или нет.
-Преисподняя расширилась и без меры раскрыла пасть свою...
Горхиарх пересел на другой:
-Время есть, время было, но времени больше не будет...
Он почувствовал запах, тот самый... Быстро спрыгнув с камня, Горхиарх побежал на этот запах, гонимый нестерпимым голодом.
Торговец странностями сидел на одном из камней и сосал конфету.
-Ух, ты ! Какой голодный! На, вон, возьми конфетку. - Он протянул Горхиарху леденец.
Горхиарх быстро положил конфету в рот. Тягучий, густой аромат. Тихая радость разлилась по телу. Он чувствовал, словно какая-то сила снимает с него так долго мучавший его голод с такой же лёгкостью, как снимают мягкую спелую кожу. В потоке света, внезапно хлынувшем из него, он увидел лучезарную клубящуюся массу звёздной пыли, на которую искрящимися струями проливался его голод. Всем своим естеством он ощущал, что в этом ослепительном водовороте зарождается что-то новое, невообразимое и трепетное. В оцепенении чувств он ждал, когда чарующий туман рассеется, и откроется то, что за ним скрыто. Новый с иголочки мир...
-Ещё. Ещё конфет. - Он быстро протянул торговцу руку , не в силах оторвать глаз от буйства света и форм.
-Да, на, возьми все, если так нравятся. Это чудесные конфеты...
Совсем недалеко от счастливого Горхиарха два неприметных камня вели вялый диалог:
- Великая вселенская жрачка.
- Все друг друга едят...
-Да, и многое случается в этом странном, непостижимым мире только лишь потому, что требуется жрачка определённого качества.
-Полегче, профессор, не жрачка, а вибрации...
-Ну, вибрации. Какая разница как назвать жрачку...