Аннотация:
Отпуск на Талае
Я попал к талаитам случайно.
Археологические раскопки велись на Талае уже месяц, но никаких следов пребывания межзвёздных культур, кроме самых свежих, за это время не обнаружилось. Экспедиция побывала везде, во всех уголках Талаи, но, похоже, планета не представляла из себя ничего интересного для нас. Поэтому я взял законный недельный отпуск. Законный - поскольку в прошлую экспедицию отдыхал Дон, в эту же отпустили с работ меня, как второго по важности (это их точка мнения, я не считаю, что начальники - самые важные члены экспедиций). Но, поскольку врачей больше не было, меня предупредили: лучше находиться в пределах связи. То есть в радиусе не более пятидесяти километров от базы.
Итак, остальные продолжили раскопки, а я из любопытства решил познакомиться с народом Талаи. Для меня, как для врача, они представляли любопытный материал, благодатную почву для исследований. Я не ожидал, впрочем, что они будут так похожи на нас, что делало исследование не столь заманчивым. И всё же...
Первые три дня отпуска я потратил на розыск талаитов. Следующий - на то, чтобы перезнакомиться с ними. И последние три я получал всё больше и больше сюрпризов.
Малочисленное их племя - около пятидесяти представителей своего рода - сами позвали меня жить с ними. Они ничего не делали целыми днями, только спали, пили, ели, совокуплялись, курили пахучие сигареты и каждый день танцевали под самодельную музыку и свои же песни. Не правда ли, очень простой, естественный для низших форм гуманоидов образ жизни? Я решил пожить с ними по их обычаям. Это казалось любопытным.
Обитали талаиты - не все, а найденное мной племя - в лесу своебразной маленькой коммуной: около тридцати шалашей, разбросанных по всему их посёлку. Я поселился в отдельном шалаше, пустующем. Как объяснили талаиты, недавно один из них умер, поэтому его шалаш можно занять. Они были шокированы, когда я вселился туда сразу, как только узнал, что жильё свободно. Очевидно, по их обычаям нужно "держать паузу", не соглашаясь сразу.
Внешне у нас было мало отличий. Талаиты имели очень сухую кожу, которая увлажнялась, лишь когда они плясали по вечерам у костра. Также их зубы поражали своей формой и своим количеством: мелкие, тупые, очень частые. Невероятно: как столько зубов помещалось в таком маленьком рту?
Также они были очень неуклюжие. Когда талаиты двигались, создавалось впечатление, что ходят роботы. Каждое их движение было предельно чётким, автоматичным, - никакой плавности. Смотреть тяжело.
А как от них пахло!...
Впрочем, будем деликатны.
Кожа талаитов была непередаваемого цвета: просто жуть, не берусь её описать. Впрочем, я явно не казался им красавцем. Я чувствовал волны отвращения, исходившие от них, особенно от женщин, когда они меня видели. Только двое не испытывали подобных чувств: старый вождь племени, Ламай, и его дочь Маруна.
Про Ламая ничего сказать не могу, кроме того, что он был вдовец. Обычный талаитский старец. А вот Маруна представляла собой оригинальный образец талаитянки.
По их меркам, она была страшной: слишком узкие глаза, мало зубов, да и двигалась она плавнее, чем большинство соплеменников. Мне лично это нравилось. Маруна проявляла ко мне интерес сексуального характера. Мы несколько раз совокупились за время моего пребывания в племени.
Это не нравилось Архану - молодому талаиту, который проявлял к Маруне повышенный интерес. Впрочем, справедливости ради замечу, что других, более симпатичных представительниц племени Архан тоже не оставлял без своего внимания.
Однажды Маруна сказала мне:
- Знаешь, Аль-Катра, нам надо пожениться.
Все талаиты звали меня Аль-Катра, хотя это не моё имя. Просто, когда они (Ламай с другими стариками) спросили меня, с какой я планеты, то получили ответ, что на моём языке она будет звучать как Аль-Катра. Они дружно засмеялись, пошушкались, а потом объявили, что теперь будут звать меня Аль-Катра (на самом деле меня зовут Эл). Мне же они любезно разрешили звать их талаитами, хотя на своём языке их планета называлась по-другому.
Предложение Маруны меня озадачило:
- Для чего нам жениться?
- Как для чего? - в свою очередь удивилась Маруна. - Я люблю тебя. Ты любишь меня. Я хочу к тебе на планету...
- ...по по Пятому Галактическому закону инопланетянам нельзя увозить с Талаи и других планет вашей системы туземцев противоположного пола, не вступивших в брак с инопланетянином, - закончил я за неё.
- Ну у тебя и память! - восхитилась Маруна.
- А то! - согласился я. - Что ж, раз надо пожениться, то мы поженимся.
Маруна мне нравилась, и против женитьбы я ничего не имел, тем более что был холост.
Она взвизгнула так, что уши резануло, и бросилась мне на шею.
Мы сидели в шалаше у старого Ламая в окружении всего его огромного семейства, курили талаитские сигареты и обсуждали будущий брак. Старик вроде ничего не имел против, что вызвало у Маруны новый припадок радости.
Дело в том, что по талаитским законам, как я понял, нельзя жениться без разрешения отца. Поэтому-то согласие Ламая и вызвало такой припадок радости у Маруны.
Ламай взял новую сигарету из пачки и повторил:
- Почему бы и нет?
- Пасеу и не? - пролепетал Малик, маленький внук Ламая (не от Маруны), ползавший по полу шалаша и путавшийся под ногами у всех.
Ламай нежно улыбнуся малышу:
- Малик! Ай-яй-яй! Что ты тянешь в рот? - улыбка сменилась нахмуренными бровями, Ламай потянулся к малышу, но тот пополз, балуясь, ко мне.
Мама Малика, дёрганая стервозная женщина, немедленно устроила истерику:
- Что-о-о он взя-а-ал?!
Я легко подхватил Малика (маленькие талаиты почти такие же ловкие, как мы), вытащил у него из сжатого кулачка раздавленную красную ягоду, не обращая внимания на протестующий рёв ребёнка, и попробовал на вкус.
В шалаше мгновенно воцарилась тишина. Все повернулись и уставились на меня.
Я понял это так, что все ждут моей экспертизы. Поэтому я вышел из шалаша, чтобы без помех связаться с ботаником нашей экспедиции и взять у него консультацию. Как-то неловко было показывать свою неосведомлённость.
Вернувшись в шалаш через минуту, я объявил:
- Правильно вы отобрали у Малика эти ягоды. Он бы умер в страшных муках, съев эту ягоду.
Мама Малика охнула так громко, что в шалаш заглягнули прохожие талаиты: не случилось ли чего?
Ламай прогнал их. А потом - и нас с Маруной. Он был чем-то встревожен. Я так и не понял, чем.
- Правда, Малик - красотуля? - спросила у меня Маруна, когда мы шли к моему шалашу.
- Да, у него крайне привлекательная внешность, - согласился я.
- Чудо что за ребёнок! - продолжала восхищаться Маруна.
- Лживый, эгоистичный, вредный пакостник. Что же в нём хорошего? - удивился я.
Маруна оттолкнула меня так, что я чуть не упал, и закричала на всю улицу:
- Ты что городишь?!
- Что я сказал такого, что ты испытала гнев?
- Да пошёл ты! - Маруна развернулась и зашагала в свой шалаш.
Я уже ругал себя за то, что сказал ей это.
Вечером, во время общих танцев у костра, она демонстративно пригласила Архана на танец. Он двигается, как анроид устаревшей модели, и отдавил ей все ноги. Я видел, что Маруна страдает, но почему-то молчит и терпит эти пытки, и решил ей помочь.
Подойдя к ним, я вежливо сказал:
- Разрешите пригласить вас на танец?
По глазам Маруны было видно, что она готова отказаться. Но Архан не дал ей и рта раскрыть:
- Пошёл вон, слизняк! Это моя девушка!
И вдруг Маруна залепила ему пощёчину. Он побледнел. А Маруна обняла меня за талию, и мы с ней станцевали так, что все другие талаиты просто стояли смотрели на нас, открыв рот. Да и как могут станцевать два гибких молодых тела? Только так, что всем вокруг остаётся лишь завидовать!
Нужно ли говорить, что мы помирились?
И ещё один странный факт: все талаитские девушки как быдто забыли о моей для них непривлекательной внешности. Утром они флиртовали со мной, да так, что я чуть было вслед за Арханом не заработал от Маруны пощёчину.
Наступил последний день моего отпуска. А старый Ламай как будто забыл о своём обещании.
Маруна пришла ко мне необычайно бледная и расстроеная. Такой я ещё её не видел.
- Сегодня отец скажет, можно ли нам пожениться, - прошептала она. - Возьми, пожалуйста, вот это, - она протянула мне свой... зуб.
- Зачем мне это? Не нужно, - сказал я и вернул ей зуб.
- Возьми, это талисман! Я загадала на него. Я загадала, что всё кочится хорошо, если ты от него не откажешься.
- Ничего не понимаю, - сказал я, но пожалел об этом.
Её кожа под глазами увлажнилась, и я взял её за руку, чтобы успокоить, но она вырвалась и убежала, крикнув: "Жду вечером у костра!".
...Казалось, до вечера ещё долго, но время пролетело как-то очень уж стремительно. Не успел я оглянуться, как уже сидел у костра среди всего племени, взиравшего довольно недружелюбно, и ждал начала танца.
Но долго ждать не пришлось.
Музыканты ударили в барабаны, все женщины встали и понеслись друг за другом вокруг костра, высоко вскидывая ноги в едином ритме и вращая бёдрами по мере сил. Выглядело это немножко смешно, и я улыбнулся; зря, потому что Архан кинул на меня злобный глаз. Я притворился, что не заметил этого - не хотелось конфликта. Он снова стал смотреть на женщин, и я заметил, как расширялись его зрачки, когда у танцовщиц поднимались юбки. Отметив этот факт, я поразмышлял над ним, но вскоре отвлёкся: женщины окончили танец, сели на землю и достали из юбок пахучие сигареты.
Теперь вышли плясать мужчины. Они как-то странно приседали, как всегда, довольно неуклюже. Но среди всего этого странного народа одна только Маруна обладала подобной мне грацией, поэтому я легко простил им их топорность.
И странное дело! Как только я подумал о Маруне, она тут же, когда мужчины сели на место, вышла в центр.
Девушка встала прямо внутри костра, на свободное от хвороста место, и все талаиты зашептались между собой. От них прямо-таки исходило чувство уважения к ней.
Одета Маруна была только в набедренную повязку и ожерелье - правда, довольно большое, прикрывающее всю верхнюю половину её тела. В руках Маруна держала какой-то предмет, похожий на миниатюрный барабан или огромную таблетку. Я спросил у соседа, как называется эта разноцветная штука. Он почему-то засмеялся, обнажив свои многочисленные устрашающие зубы - как я ненавижу эту гадкую привычку талаитов! - и ответил: "Бубен".
Маруна постояла несколько секунд молча. Потом она подняла левую руку с зажатым в ней этим самым "бубном", а правой ударила в него. При этом она начала петь.
И в эту же самую секунду подул сильный, просто-таки ужасающий ветер. Языки костра заплясали, вихляя сильнее, чем танцовщицы бёдрами, а талаиты заволновались так, как будто началась гроза. Они не сказали не слова, но все вдруг занервничали. Я уже давно задумывался, почему они становятся такими с приходом ветра, но разгадку этому было найт также трудно, как и понять талаита вообще.
А ветер и бубен пели в унисон, талаиты раскачивались всё сильнее, и я был совершенно загипнотизирован этим зрелищем. Не в силах отвести взгляд от Маруны, я также незаметно для самого себя покачивался, как последний осенний лист на ветке.
Архан тоже не сводил с неё взгляда. Маруна, казалось, не замечала нас. Она самозабвенно била в бубен, не умолкая ни на секунду. Я не понимал ни слова из того, что она пела, но чувствовал, что приближаюсь к разгадке того факта, что Ламай испугался перспективы стать моим тестем.
Что-то назревало в воздухе, что-то такое, о чём догадывались все, кроме меня. Талаиты теснее придвинулись к огню, колеблющемуся под порывами сильного ветра, и бубен Маруны всё быстрее и быстрее звал куда-то, пел вместе с ней... Я вздрогнул и тряхнул головой, отгоняя наваждение.
Танец закончился. Маруна замерла, опустив бубен, и все захлопали и повскакивали на ноги. Остались сидеть только Ламай, Архан и я.
Я буквально нутром чувствовал: что-то будет.
И "что-то" не заставило ждать себя.
- Я не могу отдать тебе Маруну в жёны - сказал старый Ламай, поднявшись.
Это было так неожиданно, что я растерялся:
- Почему?
С талаитами было бесполезно "почемучкать", жаль, что я этого не вспомнил.
- Потому что! - дерзко ответил Архан. - Она моя невеста, слизняк. Ты никогда её не любил.
Но старый Ламай скривился и резко сказал:
- Замолчи, Архан! Я сам всё объясню Аль-Катру.
Я чувствовал себя как на дешёвом любительском спектакле. Вокруг разыгрывалась драма, а мне... мне было невыносимо скучно.
- Ты ешь ядовитые вещества, ты боишься солнца, ты не веришь в талисманы. И ты не любишь огонь. Ты не похож на нас. Аль-Катр, признай, ты чужак нам. Тебе не место среди талаитов. Уходи, пришелец. Ты не нужен Маруне.
Голос Ламая дрожал от негодования. За что он так возненавидел меня?
Спрашивать было бесполезно. Скучные любительские спектакли опостылели мне ещё в колледже, в ту пору, когда их ставили мои бездарные сокурсники - хорошие, может быть, археологи, но плохие актёры... Я пожал плечами, встал и направился прочь. Талаиты были приветлиы, но подул ветер, и они изменились. Что ж, я расскажу об этом народе этнографам как об интересном факте, пусть они разбираются в хитросплетениях талаитской психики.
Талаиты стояли молча. Судя по всему, они просто не знали, что делать. И вдруг Маруна подбежала ко мне и схватила за руку. Её ладонь была от волнения почти такой же влажной, как и моя.
- Я ухожу вместе с ним! - крикнула она.
- Маруна, ты что, рехнулась? - изумился Архан. - Это же слизняк, для тебя всего лишь один из многих!
- Пошёл ты! Мне надоела ваша жизнь! - Маруна впала в истеричное состояние. - Ваше скотсткое существование! Ваши наркотитки, танцы, перепихоны по кустам, тупой трёп ни о чём, ваши глупые игры! А больше всего меня достала ваша ксенофобия!!!
Я напряг память. Ксенофобия - что-то знакомое. Эх, плохо я в коллежде изучал спецкурс этнографии, по-моему, это слово как раз оттуда.
Архан изменился в лице. Он побледнел, потом на щеках у него вспыхнул румянец. Запинаясь, он выдавил из себя:
- Маруна... Я... люблю тебя! - последние слова он уже выкрикнул.
Я почувствовал, как её сердце пропустило удар. А потом забилось быстрее.
- Зато я тебя не люблю, - злобно сказала она.
Архан покачнулся. По-моему, он терял сознание. Я понял по настроению талаитов: сейчас они будут бить нас, особенно меня. Маруну, как представительницу своего племени, ещё могут пожалеть. Поэтому я сделал то, что в данной ситуации представлялось наиболее естествнным: подхватил девушку на руки несмотря на её визги, и кинулся в лес.
Гнались за нами долго, но безрезультатно. Не буду описывать, как мы блуждали, - Маруна вся трясущаяся от волнения, я в обычном состоянии, - по лесу, как дикие звери. Как нашли деревушку талаитов - почему-то с другим цветом кожи, - где нас покормили и дали приют. Я понял, что приютом у талаитов называется плохо пахнущее здание, в котором в страшном беспорядке разбросана сухая трава по всему полу, а трещины между отдельными элементами создают сквозняк. Хорошо хоть, что там было темно - не люблю солнце.
По правде, я начал немного тяготиться присутствием Маруны. Пожалуй, как для меня, так и для неё, было бы лучше, если бы она осталась в племени. Я решил поговорить об этом:
- Маруна, тебе, пожалуй, лучше вернуться к талаитам. Моя работа закончена, мне нужно улетать обратно домой... - и осёкся, потому что почувствовал охвативший девушку ужас.
До моих слов она, лёжа рядом со мной в приюте, испывала только положительные эмоции, а тут Маруну словно пронзил электрический разряд. Она даже вскочила с аким видом, будто крыша приюта обрушилась нам на головы.
- Ты что же, не заберёшь меня с собой?
Я растерялся уже в который раз за этот день.
- Но ведь Ламай запретил мне женться на тебе. А без этого по Пятому Галактическому...
- Да знаю я, - перебила она меня. - Плюнь ты на Ламая. Он ведь даже мне не отец!
- Что? - сюрпризы бесконечны!
И Маруна рассказала, что.
- Мне было пятнадцать, когда папаша - настоящий, не Ламай - нажрался и выбил мне все зубы. Моя мама сбежала от него в этот посёлок, потому что испугалась, что он меня убьёт. Меня и мою старшую сестру, естественно, она тоже взяла с собой.
Здесь живут хиппи, которые презирают всё на свете, все условности. Но они подчиняются травке (Маруна, вероятно, имела в виду то, что талаиты курили). А ещё они послушны своим тараканам в голове.
Ламай усыновил меня. Но когда я подросла, они заставили меня... таккая гадость, что... что... не могу рассказывать... Я должна была завлекать всех инопланетян, которые довольно часто приезжали в наш посёлок, чтобы изучать нас.
В племени я считалась уродкой. Во-первых, у меня не было передних зубов. Во-вторых, в детстве я занималась художественной гимнастикой. Ты, наверное, не занешь, что это такое. Словом, у меня и так были разболтанные суставы, а там мне их ещё больше разболтали. Я никому не была нужна, никто не хотел на мне жениться. Один Архан за мной ухаживал, но и ему я надоела.
Ламай и все остальные ненавидят инопланетян. У них ксенофобия - это боязнь пришельцев, всего чужеродного. Не удивляйся, что я знаю такие слова. (Я не удивлялся: Маруна не производила впечатление тупой). Сестра училась когда-то на психолога.
Она также объяснила мне, почему талаиты так любят танцевать. Дело в том, что танец - это символ плотской любви (здесь Маруна почему-то покраснела). Помнишь, ты сказал Ламаю в первый день у костра, что не любишь огонь, потому что он сушит тебе кожу? Огонь - это символ жизни. А я рассердилась на тебя тогда из-за Малика, потому что у нас не принято вообще говорить о детях гадости. Нет, не перебивай меня, ты говорил только факты, я знаю. Но пойми: мы, талаиты, разные, но у нас есть кое-что общее. Наши символы. Сестра называла их архетипами. Я препочитаю говорить "тараканы в голове". Всякие глупости вроде огонь - это жизнь, ветер - перемены, и так далее. Если, конечно, ты понял, о чём я.
И враг у нас, к сожалению, один. В этот раз - ты. Талаиты не любят иноплатенян, но зато обожают их разыгрывать. С моей, Ламая и Архана помощью. Я говорю чужаку, что влюбилась в него, он верит, а потом Ламай на последнем ритуальном танце выгоняет его из племени. Тебя тоже не любили, потому что ты ел ядовитые ягоды и любил всё то, что не любим мы. С этим трудно смириться. У тебя другие тараканы. За это выгоняли всех пришельцев.
Ты думаешь, что и так был бы изгнан. Да, это так. Мне стыдно, но многие называли тебя "склизким" за твою кожу, говорили, что ты мерзкий и коварный, как змея, и похож на неё. А я всегда любила змей. В детстве у меня жили два ужа.
Тебя выгнали даже раньше, чем обычно. Они не знали, что подгадали к тому дню, когда ты сам уйдёшь. Архан, как всегда, изобразил моего ревнивого жениха. Если бы ты его ударил, то они бы тебя избили. Но то, что он признался мне в любви по-настоящему, ничего не меняет.
Я ведь действительно полюбила тебя. Любовь - это не символ. Я верю в то, что любовь объединяет всех - и нас, талаитов, и вас, алькадрецов, и всех других инопланетян. Любовь - это нечто высшее, не архетип. Ведь даже животные могут любить! Не перебивай! Я люблю тебя и всё равно не брошу. Ничего не говори, скажи только одно, только скорее, от этого зависит моя жизнь: ты меня любишь?
Я откащлялся, потому что в горле вдруг запершило.
Маруна ждала, глядя мне в глаза.
- Именно это и хотел спросить у тебя.
- Что - это?
- Ну, что такое "любовь", о которой ты столько говоришь?
Маруна вскочила на ноги и издала ужасный вопль.
Потом ещё один. Более громкий.
- Не надо так реагировать! - попросил я. - Я всего лишь алькадрец, по-вашему - марсианин.
- Ты змей! Змей!!! Сли - и - изняк!!!
Маруна выскочила из приюта и побежала прочь. Я припустил за ней, но не смог догнать. Она домчалась до речки, но не остановилась, а с разбегу бросилась в неё. Другие талаиты, тёмные, уже бежали вслед. Я не понимал, что они кричат, потому что мой переводчик не был настроен на их речь.
Но тут всё стало понятно без слов. Какое-то животное, похожее на меня цветом кожи и зубами, вынырнуло, подплыло к Маруне...
Вода вокруг окрасилась в цвет ягод, которыми крошка Малик довёл маму до истерики. Маруна умерла без мучений. Я принял её предсмертные чувства - и содрогнулся. В них было всё: счастье, боль, ужас, ненависть, печаль. И только одного чувства я не смог распознать. Наверное, это и была та самая пресловутая "любовь".
Я стоял на берегу и думал о словах Маруны: "Любовь - это не символ". И в этот самый момент Дон вызвал меня. У него разболелся желудок, и он самым наглым образом переслал мне свои спазмы.
Я сложился пополам, вдохнул, в глазх потемнело...
А Дон ещё, как будто издеваясь, прибавил:
"Всё равно пора на Марс. Я смотрю, Земля плохо на тебя влияет".
Я собрался с силами и ответил:
"Ещё одна такая выходка - и наша экспедиция лишится уникального врача-эмпата, которых не так уж и много в Солнечной системе".
Дон мысленно извинился:
"Я пришлю за тобой катер".
"Только скорей", - ответил я.
Потом я уселся на берег и стал ждать катер. Я думал о том, что Маруну жалко. И о том, что до катеру желательно добраться до меня до утра.
Чтобы не настигло солнце.
|