- Ведомо ли вам, остолопам, что в бытность мою государем-правителем доводилось мне гостей заморских привечать да за один стол с собою саживать? А меж тем встречались среди них и басурмане с тугарами, и мавры - те, что с лица черны, аки смоль, да и всякие прочие нелюди. Давече это было, да помню, как сейчас - повадился до государева, моего, стало быть, двора, хаживать один высоколобый, чародеем себя величать наказавший. Перечить чудодею тому, вестимо, ни один дуболом не решался - уж до того зловеще этот сын собачий глазом недобрым из-под бровей поблескивал. Слухи по бабам дворовым хаживали, что силою лихою владеет чудодей. Как пройдет по двору чьему да как тыкнет перстом костлявым в ребятенка-несмышленыша, как тот наутро хворобой сляжет. А бывало, что и хворого, хилого залечит.
Такой вот странный старикан был, местный люд его ведуном окрестил за деяния его чудные - да сказ не о нем вовсе пойдет.
Поведаю я вам, олухи, сегодня о том, как заместо гроша плесневелого мне поутру едва золотник не подали. То-то потеха была бы! Ить и купить на него ничего не купишь без того, чтоб тебя в воровстве не уличили! Бывало, хаживал я по купеческим рядам, каогда торгаши предо мною ковром под ноги стелились... Да не хохочите ж вы так, неслухи, не то сгонят вас, охальников, отсель куда подальше. Ишь, чего удумали - потешаться над стариком почтенным! А ты, малец, к моей краюхе-то не приглядывайся, мне ее самому на раз укусить. Нешто лишите радости нехитрой?
Пиры-то я, бывало, такие закатывал - народ от восхищения только руками всплескивал. Я ж царем до того великодушным был, что дозволял простым боярам с собой на одну на скамью устраиваться. А старикан-то тот, старикан - тот завсегда тенью в залу прошмыгнет и ну по углам шнырять, носом горбатым поводить. Уж нос-то у него был - всем носам нос! В жизни б не поверил, что носы такие встречаются! Вот как у тебя, горбун, только длинней втрое и пошире будет. И все шевелил им, ну просто как крыса какая. И ведь прогнать этого упыря не смелился никто. Мало ли чего такому в голову взбредет! А бывало, встопорщит тот бороду, сплюнет слюною едкою под ноги себе - и как не бывало его. Сгинет, стало быть...
Глянь-кось, детвора, как окрест птахи-то взволновались - никак, с погоста мертвечиной потянуло, раз вороны поутру так резво закружили. Вот помнится мне, вещал тот чудодей как-то о том, что на погосте нелюди обретаются, да на смех его подняли. Случалось такое, что явится он в мои покои пред очи мои ясные, сторожней моих верных неведомо каким дивом минуя - да примется бредни свои пряменько на ухо мне шамкать. Да как заливисто - заслушаешься! Такие небылицы рассказывал мне, что думалось мне - юродивый он. Как пить дать юродивый. Ан нет, глазенки у того хоть и мутноваты, да разум в них теплился.
Я поначалу все в толк не мог взять, о чем твердит он мне. Не то сказку рассказывает, не то сплетни бабьи по-своему переиначивает - да только зачастил он что-то в мои хоромы.
А хоромы-то у меня знатные были. Широки как та река, да узором дивным от пола к потолку расписаны. Ковры шитьем золотым крыты, ставни изразцами диковинными глаз радуют... Вот ты, хромой, видал, какие ставни в боярских домах встречаются? Да не те, что охрой крашены. Я тебе о золоченых, витых толкую. Вот у меня сродни таким были, только резьба на них позаковыристей. Ставни эти закрытыми держались, покамест старик-чудодей не явится да своей клюкой по окнам не заколотит. Не любил он, когда ему ходу во дворец не давали.
Раз отправился я по весне со сворою своей на охоту царскую - да конь мой, Савушка, в полынью копытом угодил, враз отреножел. Чудодей тут как из-под земли выскочил - да как начнет вокруг коня шаркать, травы целебные тому под копыта на снег талый сыпать - в тот же час хворобы скотской у животины как не бывало! И молвил тогда мне ведун этот проклятущий - мол,примешь в советники - службу тебе добрую сослужу. Тревожно мне стало, да не сумел отказать ироду: Савушка как жеребенок малый по тропе гарцевал. А полюбился мне жеребец этот сызмальства пуще всех других скакунов. Ну я и дал слово царское, что как ворочусь с охоты - старика этого тут же советником своим и заделаю.
Да что ж вы все смеетесь, болваны? Что из того, что я палкой по плетню не попаду? Из лука я по зайцам знатно сек, всем стрельцам своим на диво. Да только в тот раз не везло мне, видать - ни единого зверя стрела не ухватила, псы и те по лесным-то прогалинам плелись едва рысцою. Осерчал я, спешившись, ногою грозно топнул да приказал обратно во дворец ворочаться трапезу зачинать. И только ступил я на порог, как чудодей тут как тут. Выполняй, говорит, обещание царское. А я в сердцах махнул рукою на него да приказал дружине гнать прохиндея в шею вон за ворота. Дружинники на прохвоста с опаскою глянули, да только перечить государю не осмелились. Подхватили того под руки - да и вывели из дворца восвояси.
А чудодей треклятый как наморщит лоб высокий, как сведет вдруг брови коромыслом - так и очутился я враз в обмотках у хлева, без гроша в кармане да без роду-звания. Теперь вот держу путь в свой дворец - чай, челядь-то царя своего враз признает.
Глумитесь, олухи?!.. Так и не знать вам, дубинам, милости государевой! Ни гроша вам из казны не пожалую, пустобрехи! Ишь, чего удумали - речи царевы на смех подымать...
Забрызганный помоями всклокоченный бродяга, покряхтывая, с видимым трудом поднялся на ноги. Выбравшись из придорожной канавы, где, хохоча, возилась в груде смрадных отбросов нищая детвора, чудаковатый выдумщик с хрустом распрямил затекшую спину. Из-под полы засаленной ветоши выскользнул массивный золотой перстень с королевским гербом на вычурной печатке. Затаив дыхание, детвора наблюдала за тем, как перстень, насмешливо звеня, покатился по склону. Смех и гомон разом стихли, когда старик наклонился с тем, чтобы поднять с земли свою драгоценность.
Бродяга приосанился, окинул пренебрежительным взором сгрудившийся вокруг такой диковины сброд.Победно выпятивв впалую грудь, отер перстень о рукав ветоши и трепетно прижал к сердцу.
В нависшей тишине ясно послышался звонкий перестук копыт по мостовой.
Завидев вдалеке крытую повозку, запряженную шестеркой гнедых коней, бродяга согнулся в три погибели, воровато запихнул перстень обратно за пазуху - и, совсем не по-царски затравленно оглядываясь по сторонам, заковылял куда-то по пыльной дороге. Перепуганные попрошайки еще долго таращились ему вслед, силясь понять, кто же он есть на самом деле, этот странный юродивый-пустозвон.