Аннотация: По просьбе друзей рассказ восстановлен.
Лейтенант Брыкин, чернявый сельский участковый лет двадцати пяти, хорошо известный всей округе как Андрей Андреевич, сын прежнего участкового Андрея Андреевича Брыкина же, лихо подкатил на отцовом ещё "Урале" к самой калитке у дома номер 13 по улице Колхозной деревни Скарбино. Человек двадцать местных встретили его приветственными возгласами, отмахиваясь от смерчика поднятой мотоциклом пыли.
- Ну что случилось у вас, подсолнухи? - спросил он, сдвигая пижонски фуражку на затылок и раскрывая в улыбке широкие ровные зубы. - Мне из Первомайского позвонили: езжай срочно, до нашего приезда разберись. А у меня дыня после вчерашнего трещит. Так что на всё раскрытие преступления полдня. Больше я не выдержу. Поэтому прошу проявить гражданскую активность и помочь следствию. Вопросы есть, на?
- Так какие вопросы, Андрей Андреевич, на?
- Тогда у меня есть! - деланно нахмурился Брыкин, но все ему только кивали, не верили в крутость.
- Андрейка, спрашивай, давай. Мы подсобим.
Лейтенант подошёл к мужикам, недоверчиво глянув на баб, как на несознательных, и вполголоса спросил:
Не в службу, а в дружбу, рюмашик бы налили служивому, который приехал устанавливать истину.
- А ты чем отравился-то, если не военная тайна?
- Типа - тем теперь и лечиться? Так это я тогда по-новой в ауте буду. Егорыч, тебе лет полтораста, скажи-ка, если всё, почитай, было в меню, - обратился Андрей к старику в фетровой доисторической шляпе, - то чем поправиться-то?
Старик сурово глянул из морщин на участкового:
- А не рановато ли ты принимать начал? Отец твой такого себе не позволял. Вот сейчас бы он с тебя взыскал, был бы жив.
- Да ладно, Егорыч! Кто знал, что у вас тут такое случится? Ты не наседай, ты подскажи, как быть.
- Ну вот коли так, то аккурат Пётр тебе и поможет. Он вчерась самогон-то не допил, сам сказал.
Участковый глянул на всех сразу, как сныть скосил:
- Какой Пётр? Залесов, что ли? Когда он это сказал?
- Да не волнуйся, сегодня утром и сказал. Цело там всё. Два часа назад всех взбаламутил, - ответил Юрка-гармонист, лет сорока рыжий человечище с бесцветными глазами и непомерно широкими плечами. - Мол, пил, а не допил, и покойница отказалась, вот и унёс с собой, когда спать пошёл... Пётр - это же сосед Галки, которая удушила дочку и сама повесилась. Ты пройди, посмотри в доме.
- Да меня вывернет. Там уже, наверное, трупный запах скопился. А где Залесов?
- Дак у себя и сидит он, в своей половине. Сначала вон кинулся по деревне, как со сранья замок на дверях у соседей увидел и после в окошко к ним зыркнул. Сперва ко мне, значит, потом к Егорычу, потом вон Власа с бабы снял.
Влас, и без того кривой мужичонка, раззявился, тем самым подтверждая сказанное.
- Ага, понято. Если сейчас не нальёт, ...составлю протокол.
Участковый толкнул калитку и бодро зашагал к дому, а на улице вьюном завился разговор. Пока шёл Андрей, прислушивался, но не до кого было, сшибал одуванчики. У одуванчиков так: если совсем седой, то от тебя и детки. Природный казус. Да надо, чтобы предварительно по башке дали.
- Ну как, найдёт убийцу-то или нет? - спросил у всех сразу Юрка, рассчитывая поспорить на праздник и выиграть пари.
- Да разве ж там чисто убивство? Она же сама, тут всё видно.
- Сама! А может нет? Мы-то откуда знаем? С какой стати-то ей замок навешивать, а потом вкруголя возвращаться?
- А он откуда узнает?
- Он профессионал.
- Оно и видно. Уж такой профессионал. Ещё на памяти, как с сыном лесника у Митронихи клубнику воровали. Потом им отцы всыпали по первое число. А сейчас - следопытом заделался.
- Погодите, так если и сама она, Галка-то, сотворила это, то тоже расследовать надо и всё доказать. Тут не кино, тут в натуре всё будет.
Пётр, углядев в окно милиционера, выкатил на крыльцо на полусогнутых и хмурый:
- Вишь, что, Андреич, случилось-то!
- Зайди в дом, сейчас показания снимать с тебя буду. За дачу ложных тебе кранты. Не обессудь.
Пётр замешкался, а участковый подтолкнул его обратно за порог:
- Иди, иди, земледелец, доставай бутылку самогонки, что с ночи осталась. Отпечатки пальцев надо снять.
- В смысле?
- Да ту самую... Что лысину-то чешешь? ...Ту, что не допили с Галиной Изместьевой. Где вещдок? На кухне? Показывай!
Табуретка под Андреем заскрипела, желваки его вздулись, а Залесов с сожалением выставил из шкафчика мутную четверть в форме медведя.
- Хрена себе, бутылка! Откуда сосуд царский? - опешил участковый.
- Да это... В общем, десятилетиями хранится, реликвия семейная.
- В садах-то всё цветёт, - отвлёкся Андрей, почесав с грустинкой грудь. - Шмелей тут у тебя в венцах нет? А то меня в прошлом году один зануда как хватанул, потом кулак был такой, что быка убить можно. Не веришь?
- Да отчего же, Андрей Андреич, верю. Шмель больно укусить может.
Андрей взял указательными пальцами бутыль, повертел:
- Каламбур: без бутылки не поймешь. Налей-ка стопик, да держи медведя за нос, а другой рукой дно прихвати.
- Это завсегда! - обрадовался Пётр, и на столе с потёртой клеёнкой организовались индивидуальные ёмкости хорошей мощности - алюминиевые кружки.
- Вот ещё. Не забывай, я при исполнении, - рассердился милиционер. - Две трети, не больше.
Выпили, за упокой подразумевая и не чокаясь.
- Лучок, ветчинка мелкая, лето на сносях. Эх, хороший бы день, если бы не убийство. Что же вы меня зовёте только когда замочите друг друга, а не так, чтобы попросту?
- Погоди, какое же убийство? Андрюх, с чего ты взял? Андрей Андреич?
- Да вон, на улице все говорят. Вяжи типа его. Я им: цыц. Понимаешь...? Тебе ведь, Пётр, выпутываться теперь надо.
- Почему? - вздрогнул Залесов. - Как же это? Все же, наоборот, поняли, что это не я.
- Да кто понял...? Ты вот что, повтори по половинке, для криминалистической дегустации, и расскажи, что было. Я потом сверю с фактами и восстановлю картину.
Рука у Петра задрожала, Андрей осклабился:
- Чего у тебя с конечностью-то?
- Когда такое наговаривают...
- Я тебя под монастырь-то не подведу. Я же тебе говорю, расскажи суть да дело, а ты тут жонглировать начинаешь. Свои люди, сочтёмся, на. Но сначала - до дна.
- Ну, приехали мы под вечер с Галей, у Митронихи её дочку забрали, пошли к себе, сюда, значит.
- Откуда приехали?
- Ты чего, не знаешь? У Галы муж при смерти, из больницы. Что-то с сердцем. Она плачет, а я думаю, как успокоить...
- Ну и как, успокоил? - перебил участковый, ожесточённо жуя лук.
- Андрей, ну вот это самое, вот же четверть, перед тобой. Она поначалу пила, потом отказалась.
- Почему отказалась? Она не пьющая, что ли? Хороший самогон. А кто у вас тут пасеку держит?
- Да вон хоть тот же...
- Кто?
- Да... Иваныч.
- Кто ещё?
- Степаныч. А при чём тут пасека?
- Что за Степаныч? Не припомню. Да что у тебя рука-то играет? Ой, Петруччо-друччо, что-то ты утаить хочешь. А зачем костёр собирался разжечь в саду? Вижу, навалено там деревяшек и всякой всячины.
- Так это, на завтра заморозки обещали. Надо кострить.
- Когда узнал-то про заморозки?
- Андрей, ты мне скажи, ты меня подозреваешь, что ли?
- Я...? Я всех подозреваю. И тебя в первую очередь. Работа у меня такая, ты в курсе?
- Ну-у, твоё, конечно, право...
- Но это не допрос, Петь. Это я пока так только спрашиваю. Допрос потом пойдёт, когда в той половине дома побываем, где Галя сейчас висит. Так что про заморозки-то мне скажешь?
- Утром сегодня услышал, думаю, дай, подготовлюсь.
- Железные у тебя нервы. Ты уже знал о происшествии?
- Знал...! Это чтобы отвлечься, Андрей!
- Так не кричи. Я не глухой, наверное, а?
- Ну, Андрюш...
- Значит, объясни, как было с утра. Мне это важно, чтобы изобличить преступника. Я с майором из райцентра поспорил на ящик пива, что до их приезда управлюсь.
- Гм, значит, дело было так. Я проснулся в восемь. Вышел. Гляжу, а на дверях у соседей замок висит.
- И что с того, что замок? Что удивительного?
- А куда они делись-то? Галя с дочкой своей - куда делись-то? Это я так подумал.
- Логично, продолжай.
- Так, я к окну...
- Вот так здрасьте, какнуть собрался. Живот что ли заболел?
- Чего...? А, нет! Кы окну, говорю, пошёл. И всё увидел, понимаешь?
- Что на тебе было?
- Что на мне было?!
- Что на тебе было? Только не ори. А то в пору наручники накинуть уже.
- Ветровка, вон она, в сенях.
- Сюда неси.
- Пётр принёс ветровку, участковый стал её осматривать:
- Говори, говори!
Залесов вздохнул и потянулся к бутыли.
- Тихо, не тронь, - остановил участковый. - Скоро следственная группа подъедет. Им для экспертизы понадобится. Расскажи-ка мне пока, переспал ли ты с ней, да пойдём, посмотрим, что там. Снять поможешь.
- С кем?
- Что с кем?
- С кем переспал я?
Андрей отложил в сторону ветровку:
- Ну, вот об этом и расскажи. Всё же вскроется, когда проведут экспертизу. Как тогда будешь оправдываться?
- Но это же всё равно не значит, что я убил?!
- Опа, посмотри, что делает, - вдруг уставился Брыкин в окно. - Видишь, паук в уголке наличника? Дождался, что муха попадёт в силок, но не сразу выскочил, а подождал, пока затрепыхается и ещё больше увязнет. А вот сейчас только выскочил душить. Мастер, правда? Я в детстве любил за ними наблюдать. А ещё за муравьями, они на людей похожи, но о муравьях после расскажу. Итак, при каких обстоятельствах произошёл интим? Она, вроде, жена-то верная была мужу. А тут вдруг отдалась. Ты её напоил, что ли?
- Андрей, дело-то мужское... Не насильно же я, правильно? Выпили, то да сё, дочка её спит. Ну я и взял своё. А почему нет-то, муж ведь у неё всё равно не жилец. Я и рассказывать не хотел тебе. Но вижу, что докопаетесь, а тогда сразу и пришьёте дело. Вам бы первого попавшегося хвать и на него всё свалить. А я с лучшими намерениями!
Плывёт, плывёт всё в голове у Петра Григорьевича Залесова. И страшно ему поверить: неужто так всё и было на самом деле?
...Ночь, засиделись. Её дочка спит, а сама уже никакая. Сидит, голову свесила, халатик распахнулся снизу. Погладить коленку из интереса? Высокие ляжки расплылись по стулу, кожа приятная. Мясо! Не реагирует, пора. Падло, сейчас я тебя.
- Галь, Галь, ты чего глаза-то закатываешь?
- А? Таблеток напилась. Успокаивающих. Да ты ещё с этим. Самогоном. Привязался. Всё, спасибо тебе, Пётр. Дуй к себе.
- Если ведь плохо, давай помогу. Сейчас я растворчик особый наведу, выпьешь - полегчает, а завтра голова болеть не будет.
- Нет, нет, не надо. Я тебя провожу. И дверь. Закрою.
- Галя, послушай, чтобы не было потом проблем, приготовлю тебе этот протрезвитель, и уйду. Не торчать же здесь всю ночь. Посиди пока.
Где у тебя, сучка, эти таблетки? В колонке, оттуда ты брала.
Дверца скрипнула предательски...
Тихо, тихо. Эта-то в отрубе, а вот малая не проснулась бы. Ага, вот они, полпузырька. Крепкие успокаивающие, говоришь. Ну так и успокою. Поспи сладенько.
Плохо растворяются. Давно тебя обдумываю, а тут такой случай. Ещё в ногах будешь валяться, чтобы женился. А хрен тебе по всему бамперу. Будешь моя, когда захочу, приползать станешь. Твой-то загнулся, можно сказать. Куда тебе теперь?
- Галя, слышишь? Вот, выпей. Выпей досуха. Надо, надо, не отворачивайся. Давай, залпом...! Молодец. Теперь на кровать тебя отнесу. На чужой кроват рот не разиват. Гы-гы. А это теперь мой кроват будет.
Пуговички расстёгиваются сами. Халатик - лишний. Снять, снять. Лифчик тоже нам не нужен. Ну-ну-ну, не трепыхайся, Галя. Ох и вымя у тебя, доить надо.
- Что ты делаешь? Уходи!
- Трусы с тебя снимаю, вот что! Как же ты теперь без мужика? Тебе мужик нужен! Вот я тебя и буду окучивать.
Богатая баба! Ноги-то подогнём. Под огнём! Медный овражек прикрывается короткой рыжей косичкой. Сосцы каучуковые, не прокусишь, встают, да ты уже готова! Сучка!
- В общем, Андрей, пойми, как мужик мужика. Баба сама мне на шею кинулась. Пусть по пьяне, но я ведь тоже не каменный. Хотел уйти уже. У неё одни титьки чего стоят, отродясь таких не видел. Большие и твёрдые! Эх, и зачем она удавилась? Что у них в головах, у этих вдов, не поймёшь. Разнервничалась! Наверное, жизнь, решила, что закончилась. Кому теперь нужна с дочкой и т.д. ...Да мне нужна! Вон, дверь в стене прорубил бы и жили бы семьёй. Что я, её дочку на ноги не поставил бы? Не хуже, чем у других. И внучат понянчил бы. Эх, бабы, бабы. Курицы безмозглые. Может, и мне бы родила Галя, в соку ещё ведь!
- Ладно-понятно. О чём разговор, на? - положил пятерню на стол Брыкин. - Пойдём, глянем. Но сдаётся мне, не сама она это сделала. Кто-то ей помог. Ты уходил, она дверь закрыла? Точно закрыла?
- Конечно. Не на распашку же оставлять. Изнутри на задвижку. Ещё такой звук железа был. А как утром сегодня я увидел, что замок висит, подумал, едрёныть, что за дела. А глянул в окно... - она на верёвке. Знаешь, испугался. Это что, пока я отсыпался, там такие дела творились. Потом только понял - с этого ходу прошла, а задний оставила открытым, обогнула дом-то, да и закрылась. Потом задушила дочку подушкой, и сама уже в петлю. Просто я не понимаю, как ещё это может быть, Андрей Андреич.
- Если честно, я сам пока мало что понимаю. Ну, айда глянем.
Сразу на крыльце обрушивается солнцепад. Скарбиновские у ворот пока толпятся. Но видно, что кто-то ушёл, поредело. Где там Юрка-гармонист?
- Юра! Разговор есть. С глазу на глаз.
Все с интересом наблюдают, как сходятся на тропинке участковый и Юрка. Как Юрка подставляет ухо, слушает, мрачнеет. Потом делает шаг назад:
- Да ты что? Во, блят мои раны, дела!
- Тихо, тихо. Никому ни звука. Возьми кого-нибудь, сходи и посмотри. Надо, пойми, не крути тыквой-то. Мне надо и всем вам надо. Чтобы жить спокойно потом.
Юрка зацепляет с собой двух мальцов, оседлавших было забор, и, провожаемый взглядами толпы, бредёт понуро через всю деревню, в сторону реки. Пацаны пытаются что-то выяснить, наскакивают, но он им показывает кулак.
Теперь осмотреть под окнами. Ни фига не видно. А вот - раз след по мягкому, второй след. Левый глубже. Левый глубже, так и должно быть! Удача!
- Егорыч, Влас, Серёга, идите сюда! Там в коляске в сумке лежит фотоаппарат, захватите.
Мужики, заинтригованные уходом Юрки, прутся спешно, подталкивая друг друга.
- Егорыч, отец родной, возьми в доме табурет, сядь здесь где-нибудь в тенёк и никого к этим окошкам не пускай. Прошу тебя самым невероятным образом. Егорыч?
- Да хорошо, хорошо. А что там?
- Разгадка. Я так думаю, со следаков всем нам выпивон будет поставлен. А я добавлю.
- Убедил, Андрюша.
- А вы, мужики, идите за мной. Это же вы скопом входили в эту половину, когда Пётр замок взломал?
- Серёги не было.
Серёга, по виду совсем пацан, но на самом деле уже послуживший в армии, застенчиво почесал нос, разгоняя конопушки.
- Надеюсь, не сильно натоптали-то и ничего не трогали?
- Да только зашли и вышли.
- Ну и отлично. Серый, детективы смотреть любишь? Вот, считай, вторая серия пошла... Пётр, а ты что застрял в дверях? Без тебя никак. Вдруг пояснения понадобятся. Так, а кто протокол-то писать будет? Я вижу, тут ни одного гиляровского не найти. Пётр, ты ведь агрономом был, сельская интеллигенция, значит. Возьми ручку, бумагу, буду проводить осмотр места происшествия и диктовать тебе, что записывать. Все остальные тоже потом оставят свои автографы.
Андрей поставил на подоконник прихваченного с собой стеклянного медведя, стал расхаживать вокруг трупов, сдвинув брови, фотографировал, говорил, что именно фиксировать на бумаге, зачем-то один за другим подвигал ящики буфета. Пётр, потея нещадно, старался поспеть записывать за ним. Остальные переминались с ноги на ногу, смотрели то на одного, то на другого и мечтали скорее выйти на свежий воздух покурить.
Поза восьмилетней девочки Наташи Изместьевой, лежащей в своей кровати с подушкой на лице, позволяет предположить, что смерть наступила в результате удушения путём закрытия дыхательных путей. Судмедэкспертиза наверняка подтвердит это.
Труп двадцатисемилетней Галины Изместьевой висит в петле, привязанной к потолочной балке на кухне, касаясь пола ступнями. Халат одет на голое тело, верхняя пуговица расстёгнута. Скользящий узел доведён до шеи. Тело согнуто в тазобедренных суставах и ноги вытянуты вперёд, в то время как голова находится на расстоянии 30 сантиметров от балки, к которой привязана петля. Таким образом, длина верёвки от скользящего узла на шее до узла на балке позволяет предположить самоповешение. Какова причина?
- Мужики, давай-ка снимем её, - скомандовал, наконец, Андрей.
Мужики засуетились, закряхтели. Перехватывали, приподнимали, потом понесли в спальню. Тело, молодое ещё, хранило свою красоту. Отворачивались.
- Тык-с, Пётр, спасибо, мужики, и вам огромное. Дело можно считать закрытым. Пару нюансов ещё только выясню, вы пока подождите у ворот, а мы с хозяином пойдём в сад о костерке поговорим. Сюда больше никому не заходить.
Петру не хватало воздуха. Пока шли к куче хлама, приготовленного для розжига, Андрей украдкой заглядывал в его осунувшееся лицо.
- Значит, ты вчера одет был в ветровку? И именно в ней и ушёл от Гали?
- Ну да, сказал ведь.
- А, извини, когда любовью занимался, презервативом пользовался?
- Зачем тебе об этом-то знать? Женщина покончила жизнь самоубийством и дочку задушила, а ты...
- Сам себя послушай, что несёшь. У вас амур, я так понимаю, остались друг другом довольны. И после этого - на тебе. Сечёшь?
- Да без резинки я и без финала, так сказать. Слишком много выпил, наверное. А почему она это удумала, я не знаю. Спроси ещё кого-нибудь.
- Спрошу. Вот сейчас думаю пойти к Степанычу, у которого, как ты говоришь, пасека. Компанию мне не хочешь составить? Ты его, кстати, вчера-сегодня не видел? Нигде?
- Нет, не видел. Знаешь, Андрей Андреич, я уж лучше здесь останусь. Пойми моё стрессовое состояние, ноги никуда не идут.
- Не идут, говоришь. А к окошку ты подходил когда утром, чужих следов там не заприметил?
- Каких ещё чужих?
- Ну тогда слушай, разговор-то идёт не о двух трупах, а сразу о трёх.
- Как о трёх? А кто ещё-то? - опешил Пётр.
- Вот пока ты на Гале отжимался, кто-то приходил на вас посмотреть. Чуешь, куда клоню? Из Первомайского когда приедут, гипсовый отпечаток сделают. Но и так понятно. Левым ботинком кто-то сильнее правого давил. У кого из ваших протез? Ведь у Степаныча? А Степаныча утром Колька-лесник обнаружил. Мы вчера вместе гудели, а сегодня звонок, вместе и подхватились. Я-то сюда по дороге мчал, а он на своей кобыле Шпанке напрямки. Неподалёку от деревни лошара в сторону мотнула, испугалась чего-то. Колька слез, посмотрел, а там наш инвалид медоносный под ветками остывает.
- Ни хрена себе! Ну, ночка выдалась. Подожди, лейтенант, а что это объясняет?
- Мало что, но история, получается, с продолжением. Такое чувство, что всё это как-то увязано. У него были испорченные отношения с кем-нибудь? С Галей, с её мужем, например? Или ещё с кем-то?
- Да что ты? Мухи не обидит. Золотые руки, работяга. И слесарит, и кузнечит, и плотничает. К нему, почитай, тут все на поклон ходили. Даже вон отца твоего друг, Василий Кузьмич Кутьёв, Аниськин наш, специально приезжал на той неделе из Первомайского, чтобы заказ сделать - на резные наличники. Сам присутствовал, когда они эту тему обсуждали. Василий Кузьмич ему свои мерки протягивает, а тот упирается, дескать, вдруг ты ошибся, пока мерил...
- Эх, то-то и оно-то, что нескладушки какие-то получаются. Вот кабы ты не напился в сиську и не дрых... А сейчас вообще ничего не понять. Кому приспичило его зарезать? Пойди, разберись. Не Галка же сбегала за ним и вернулась. Какой смысл? Хотя вот ножа путёвого у неё в доме я не обнаружил. Всё какие-то самоточки да нержавейки. А в каждом нормальном доме обязательно есть нож такой, чтобы на все случаи жизни. Правильно? Надо бы мужа спросить, да он умрёт сразу, как только разговор начнёшь на эту тему. Но если нож был и исчез...
- Ну, в общем, да. Дела.
- Ладно, пошёл я. А ты тут сиди вон с Егорычем. В дом и к окошку, где следы, никого не пускайте.
Участковый закурил и направился к калитке. Людей поубавилось, у тех же, что ещё на разошлись, в глазах появилась тяжесть.
- Может, знает кто, ножи Степаныч делал кому-нибудь? Мне он один такой подарил. А в деревне кому-нибудь?
- Далеко ходить не надо, - отозвался Влас. - У меня есть. Он его из лезвия косы сделал.
- Отлично, у меня такой же, пойдём-ка к Степанычу этот вопрос проясним. Тут такая шутка получилась. Степаныча вашего сегодня утром зарезанным нашли.
- Ой-ой-ой, - запричитали бабы.
- Да и, судя по характеру ранений, убит он был своим собственным изделием. По крайней мере, предположить ещё как можно. Ну, следаки из райцентра разберутся потом. Влас, Сергей, раз уж взялись помочь, ещё одно усилие, а? - сказал лейтенант Брыкин, отводя в сторону обоих мужиков. - С тобой, Влас, мы пойдём на твой нож глянем, а ты, Серый, сходи-ка в обратном направлении, на реку, там Юрка с пацанами по бережку по моей просьбе гуляют. Поторопи их, типа есть что-то, значит, есть, а нет, так нет.
По дороге Влас вздыхал:
- Ну и дела пошли, Андрей. Дичает народ, что ли? Степаныч мне сказал сегодня ехать к Кутьёву, ну ты знаешь, это участковый бывший, сейчас на пенсии...
- Знаю, и что? И что ты о нём хотел сказать?
- Да не то, что о нём. Я должен ему отвезти резной наличник, который ему Степаныч сделал.
- Так и отвези.
- Отвезу, бензином вот только разживусь. А что думаю: деньги-то брать у Кутьёва или нет? Деньги-то теперь кому пойдут?
- Слушай, соберёшься ехать, захвати меня. Думаю сам поговорить с мужем Гали Изместьевой. А ещё лучше, попрошу это сделать Василия Кузьмича, у него опыт всё-таки, и там, может, что-то ещё узнать можно будет. Про тот же нож, например.
Подошли к дому Власа, Андрей остался подождать у ворот и попросил захватить целлофановый пакет и - зачем-то - нож облить водой. Чудит представитель власти.
Мимо по улице проходила Оля Купина, белокурая девица в лёгком белом платьице. Вся пригожая и улыбается.
- Ольгунёк, приветик, красавица!
- Здравствуй, Дрюня Брыкин! Чего не заходишь?
- Да вот и собирался. Сначала к соседу твоему, потом к тебе. Степаныч-то где слесарил, поди, видела? Надо кое-что посмотреть.
- Да в пристройке, где же ещё. Заходи, - брызнула синевой прищура. - Хочешь, проведу, у нас дверца в заборе. Уж тебе-то открою.
- Ну, жди, ага. Я следом. Я слышал, Серёга за тобой увивается?
- А не твоё дело.
Оля идёт дальше и сильнее прежнего покачивает бёдрами. Но не обернётся, нет, знает, что милиционер местный, такой ещё молодой и неженатый, глаз сейчас своих наглых отвести от неё не может.
Появляется Влас:
- Вот, держи, гм.
- Отлично, точь-в-точь, как у меня. И как тот, возможно, которым нашего кулибина убили. Ну всё, спасибо, потом верну. Мне ещё к Степанычу наведаться надо. Только ты о ноже своём пока молчок, ты мне ничего не давал!
У Купиных словно никого. Участковый пришёл, а никто не откликается и навстречу не выходит. Дом хороший, двухэтажный, на участке прибрано, стволы побелены, теплицы повсюду парятся, крепкая семья. Вдруг откуда-то сверху струйка воды - прямо на фуражку, и смех девчачий:
- Тоже мне, сыщик. Неуклюжий! Уворачиваться не умеешь!
- Ольга, ты мне это брось, я при исполнении. Могу арестовать! А ну, мухой сюда!
- Ой-ой, гражданин начальник, не будьте со мной слишком строги, я девушка слабая и беззащитная, - выбегает Ольга и манит пальчиком за собой куда-то в заросли заневестившейся вишни.
А там ничего такого, там проход во владения Степаныча. В пристройке Андрей быстро обнаруживает обух от клинка косы без лезвия, потом ещё один такой же, и третий. Что и требовалось отыскать.
- Жарко уже!
- Не говори, палит! А ночью будто заморозки будут...
- Я не о том. Это как в игре тепло-холодно. Понимаешь, я был уверен, что тут три обуха как минимум.
- И что, у тебя уже догадка есть, кто убил?
- Возможно.
- Ой-ой, правопорядок в надежных руках.
- Сейчас я тебя допрашивать буду с применением пытки.
- Вы всё время грозитесь, а вы такой добрый на самом деле, гражданин начальник.
- Нет, ну что ты, а? - Андрей хватает Ольгу, притягивает, и рука его скользит вниз по её спине.
- Ай, нельзя так!
- Ну что ты?
- Чего? Нельзя, говорю.
- Ну что ты, а?
- Дрюня, ты зачем меня лапаешь?
- Ну как это? Ну подожди, подожди... Дай, ещё посмотрю! Ничего себе, у тебя на ягодицах тоже загар.
- Долго ли умеючи? Ушла в лес да разделась, где никто не видит.
- Красиво как!
- Для тебя старалась!
- Сейчас я! - Андрей побежал пальцами по пуговицам брюк, но Ольга неожиданно кинулась к выходу.
- Ты чего, Оль?
- Послушай, человек с гранатой, - ухмыльнулась она, остановившись в дверном проёме. - Без средств индивидуальной защиты нельзя, понял? Темнота!
- Но у меня нет с собой!
- Твои проблемы. Не знаю, может быть, у меня дома есть. Надо пойти поискать. Кто из нас сыщик сегодня?
- Я сейчас найду! Я сейчас, я не знаю...!
В солнечной комнате на втором этаже своего дома Ольга скинула с себя всё и раздела Андрея. Он пошёл на неё медведем, да натолкнулся на её ладошку.
- Мой офицер! Давай проверим, у кого сила воли лучше. Кто первым притронется к другому, тот проиграл.
- Десять ноль в твою пользу! - крикнул Брыкин.
...Свиваясь и пульсируя на полу, они не сразу услышали, что с улицы кто-то кричит. Голос был мальчишеский. Ольга осторожно выглянула в распахнутое окно, так чтобы снизу говорящему была видна только её голова.
- Оля, кричу, кричу! Где мент наш участковый?
- Брыкин, что ли?
- Да он, а кто же ещё?
- Здесь... где-то... был..., - задохнулась она.
- Если увидишь, скажи, что дядя Юра и Серый нашли в ивах куртку. Вся в крови. И принесли её к дому Изместьевых. Ну, в смысле, и где дядя Пётр живёт.
- Хорошо..., Вася..., ты ступай... Я скажу потом.
Потом, зная, что её никто не видит с улицы, Оля выставилась в окно, сколько позволили руки Андрея. Цветущий сад улыбался ей - она постаралась это себе представить, хотя всё сознание сейчас было сплошной бессмыслицей.
Неужели это всё произошло на самом деле, это не вымысел, не больной сон? - эта мысль нестерпимо больно давила на сердце Петру Залесову, до слёз, до дрожи в коленях.
...Галя постепенно поддалась, расслабилась, но вдруг прошептала, что обо всём расскажет.
- Да тебе же хорошо, дура, тебе же хорошо, чего же тебе ещё надо, сучка такая?
Пот катился с него ручьями, никак не удавалось закончить, пупки при всяком сближении начали издавать чавкающий звук.
Неожиданно сзади раздался визг:
- Дядя Петя! Не мучай маму! Не мучай!
Пётр обернулся, он совсем забыл про пигалицу. Наташа, не переставая, кричала что-то нечленораздельное и бросилась бежать из родительской спальни. Поймать её удалось только на крыльце. Попытался зажать рот, но девочка кусалась отчаянно. Пришлось подушкой заткнуть её вопли и давить, давить, пока не перестала биться. Надо закончить с этой шлюхой. В глаза бросилась верёвка. Вернулся к бабе, она сползла с кровати и пыталась встать на ноги. Петля легко наделась и быстро затянулась. Пётр смотрел на её взлохмаченный трясущийся затылок и, продолжая сдавливать, внушал:
- Вы поступили не правильно. Всё могло быть по-другому.
Лейтенант Брыкин, энергичный пуще прежнего вернулся к месту происшествия. В руке он держал целлофановый пакетик с самодельным ножом.