В последний день святок Сашок Андрусь отважился идти окунаться в проруби. Не один, конечно, а с дядей Ваней, который ему приходится крёстным отцом, и с дяди Ваниными друзьями. Все они уже с опытом, а у Сашка-то это в первый раз в жизни.
- Вековая русская традиция, пора приобщаться, - подбадривал в предшествующие дни крёстный.
Мама и крёстная, она же тётя Маша, всячески отговаривали от затеи. Шутка ли - в такие морозы, да в прорубь. А две сестрёнки, старшая и младшая, не верили, что он сумеет это сделать.
- Да уж какие такие шутки, тут всё очень серьёзно! - стоял на своём крёстный. - Мальцу-то исполнилось целых десять лет, веха в его жизни. Пусть становится настоящим мужиком, каким был его отец. Если бы тогда не погиб наш Юра, сейчас бы он гордился своим сыном.
При таких словах женщины утихали. Отец у Сашка, действительно, был сильным и смелым человеком, офицером; погиб он далеко на окраине России при задержании опасных бандитов, замаскировавшихся под обычных людей. И, может быть, не было бы никакого спора с женщинами, но как же им не переживать, если морозы на протяжении святок усиливались с каждым днём.
- Не волнуйтесь, - успокаивал крёстный. - Вот и по науке, когда человек купается в поруби, то у него закипает кровь и в организме сгорают все болезнетворные микробы.
- О-ё-ёй, - поёживались и хмурились женщины, а Сашок начинал себя жалеть, но виду всё-таки не подавал.
- Кроме того, опять же учёные установили, что в эти дни из глубин космоса на Землю нисходит энергия, которая делает все водоёмы целебными. Но только мы это и без учёных давным давно знаем.
К условленному часу собрались на краю посёлка, чтобы пойти в церковь, одну из тех старинных и добрых видом, что чудом сохранились до нашего времени. Шли к ней высоким лесом. Сашок озирался по сторонам: замерли дерева, тишина зависла, неспешный снег из выси.
- Русская зима, благодать настоящая..., - сказал кто-то из дяди Ваниных друзей.
- А вдруг я утону? - остановившись, чуть слышно сказал Сашок на ухо крёстному.
- Попроси в церкви Господа, чтобы не оставил тебя. Помолись. Я тоже помолюсь за тебя и за себя. Не робей, парень!
В церкви людей видимо-невидимо. Сегодня Богоявление. Вот-вот начнётся служба. Со свечой еле удаётся протиснуться к иконе. Богоматерь с Младенцем смотрят испытующе. Мыслей будто никаких нет, и чувствуешь, как открывается душа. Господь тебя слышит.
- Прости мне грехи вольные и невольные..., - шепчет Сашок.
Он ещё мало знает про грехи. Но сейчас вспомнилось, как несколько дней назад, накануне Рождества, приехал навестить их мамин брат, родной дядя Петрусь, издалека. И вот что случилось. Вечером у него с крёстным Сашка вышел спор. Дядя Петрусь маловерующий и всё твердил, накручивая на палец благородный казацкий ус и блестя, как мокрой дыней, лысой головой, что чудеса бывают и без участия Бога, сами по себе.
- А то прыдумалы соби сказку! - заключил он.
Ранним утром Сашок проснулся от радостных криков дяди Петруся, который, сидя на кровати, дёргал себя за шевелюру:
- Волосы! Вот ведь! Выросли волосы на голове! А был лысым! А я-то сквозь сон - лап-лап вонае, шо это так кожу тянет! Племяшки, а ну, иди, дывись на дядьку. Сестрица, и ты! Да где же вы?
Сашок робко вошёл к дяде в комнату и ахнул:
- Ничего себе, волосы! Постричься только надо... Бабу Зину кликну, она тут всех стрижёт, лучше, чем в городе.
- Дякую, хлопче. То есть спасибо. Да пусть поспешает она, а то торчат клоки-то у меня на голове в разные стороны.
Баба Зина, живущая по соседству, тут же явилась по просьбе Сашка, а сам он поспешил исчезнуть и вернулся... лишь поздним вечером, когда дядя уже уехал. Мама сетовала, что дядя Петрусь очень сильно обиделся, на всю жизнь, потому что так, поди, над ним ещё никто никогда не посмеялся:
- Это ж надо! Намазал спящему человеку голову тестом и приклеил паклю! А? Зачем? И баба Зина, конечно, насыпала перцу - вот в таком-то виде, дескать, да вчера если бы кто пошёл с ней колядовать, ух!
Вспомнив теперь эту историю, Сашок грустно вздохнул.
Отстояли службу, народу набилось, как никогда. Она закончилась, когда уже смеркалось. Батюшка поздравил прихожан с наступлением Крещенских праздников.
Снова лесом извивается скрипучая под ногами тропа, начинается спуск. Где деревья близко друг к другу ветками, приходится семенить вереницей. Но вот уже открылись берег и сход на пруды.
Когда ступили на заснеженный лёд, Сашок стал всматриваться в темноту, но нигде впереди не увидел проруби. Крёстный с друзьями перешучиваются ни о чём, а Сашку всё труднее идти. Он со стыдом понял, что боится. И так-то холодно идти, а тут ещё надо будет голышом в прорубь спуститься, да там трижды окунуться.
- Чего такой серьёзный? - ухмыльнувшись, спросил крёстный. - Вот представь, когда-то в этих местах на Пасху мужики собирались на кулачный бой, стенка на стенку. Так вот, прежде того обязательно подбадривали товарищей и противников шутками и частушками. Это в нашей крови. Если решился на что-то, то уже всё, не бойся и не вешай носа.
Пришли. Лента на колах в отсвете снежного наста огораживает чёрный прямоугольник, схваченный бугристой коркой льда. В прорубь тут, как видно, спускаются по двум массивным деревянным лестницам, стоящим напротив друг друга. Но прорубь сейчас замёрзла!
- Льдом всё заросло! - радостно сказал Сашок. - Эх, жаль.
- Зря расстраиваешься, мы лунку эту какой-нибудь дубиной расколотим, - успокоил один из друзей крёстного, дядя Игорь.
Посоветовавшись, разбивать лёд стали только у ближней лестницы, уж больно сильно наморозило. Потом утоптали местечко пошире, где предстоит раздеваться. Фанерок вокруг не видно, поэтому придётся стоять на снегу или, как размышлял вслух дядя Ваня, если кто боится холода, то можно на прихваченных с собой газетах.
- Да ничего, - объясняют Сашку мужики, хоть он и не спрашивал, - потом даже и не заметишь этого. А можно и на пуховике раздеваться, что с ним случится?
- Попрыгай, попрыгай, поприседай, после этого пробегись по тропинке, - сказал Сашку крёстный. - Когда разоблачишься донага, сделай то же самое ещё раз и подходи к лунке. Я тебе там помогу, как надо.
Мужики принялись было раздеваться, в шутку вспоминая какой-то груздь, которым если кто назвался, тому, значит, надо полезать в прорубь.
- Да вы что, не торопись, - останавливает дядя Игорь. - Сначала молитву. Иорданскую... Давайте, мужики.
Дядя Игорь в затвердевшем сугробе разбивает ямку, ставит свечу, взятую в церкви, где недавно молились. От спички вырастает золотой шар света. Дядя Игорь поёт. Все слушают и внимательно следят, чтобы вовремя осенять себя крестом.
- А вот теперь можно, - заключает он.
- Ну, сейчас я посмотрю, какой я груздь! - весело говорит кто-то.
- Да-да, раз назвался, то полезай, - сразу отвечают ему.
Начали раздеваться. Сашку подсказывают укладывать всё аккуратно, чтобы потом долго не копаться. А полотенце, похвалили его, правильно, что не взял; здесь оно и не нужно, мороз обсушит:
- Чем больше мороз, тем лучше!
Сашок присел раз-другой, пробежал три шага и обратно, решил поскорее, пока не улетело всё тепло, скинуть с себя одежду и ухнуть в прорубь. Никто не боится, и он не будет бояться.
Вот только в каком порядке снимать с себя рукавицы, шапку, пуховик, валенки, свитер, носки, брюки, футболку, шарф, чтобы не замёрзнуть? Надо, как крёстный, дядя Ваня! Сначала пуховик и вообще всё снизу до пояса, а потом остальное!
А крёстный уже спустился по грудь в воду и выкидывает льдинки:
- Сашок, гляди, что и как сейчас стану делать, а потом обязательно повторишь... А дальше, если захочешь, поплаваешь. Но главное сегодня - троекратное окунание с головой, перекрестившись. Вот так...
Ой, даже смотреть страшно... За крёстным и остальные мужики сигают в прорубь, трижды окунаются и, фыркающие, неспешно возвращаются одеваться:
- Ах, хорошо!
- И-эх, красотища!
- Малой, ты чего замешкался? Давай, давай!
Дядя Ваня ждёт у лестницы, не отходит, стряхивает руками крупные капли с тела.
Теперь очередь Сашка. Он перекрестился и попросил Господа не оставить его, помочь.
Снег оказался тёплый, вода совсем не почувствовалась, даже по пояс. Как научили, три глубоких вдоха, теперь встать ниже, зачерпнуть воды и пролить себе на крестик, ещё спуститься - становится уже по горло... И вот при окунании забурлила в ушах вода, и говорить, высовываясь, совсем невозможно, будто тиски сдавливают рёбра... Но где-то в лучистой вышине, будто бы и не у Сашка в сознании, а у самых звёзд, сверкнула мысль, что никакой опасности вовсе нет.
Во имя Отца...
И Сына...
И Святого Духа!
А крёстный как залёг сивучом на снегу, так всё это время и придерживал Сашка за кисти рук, приговаривая:
- Молодец, здоровый мужик! Ещё раз! Ещё разок!
Из воды Сашок вышел радостный, парящий, невесомый. Белыми рушниками, уходящими к небу, мороз окутал его тело, ставшее удивительно малиновым. Лучше не бывает полотенец. Теперь можно и одеться... Нет, одеваться надо поскорее! Щиплется! Да ещё как!
- Давай всё-таки голову тебе вытрем, - через мгновение подошёл дядя Игорь. - А то сейчас сосульки образуются в волосах. Я с собой прихватил, а не воспользовался, пока одевался, а теперь под шапкой у меня весенняя капель началась.
- Молодец, Сашок! - хвалят мужики. - Мы в твои годы и не помышляли о проруби, а ты отважился. Знаешь что, потри-ка ладонями, потри досуха, отпустит!
- И правда, какой он молодец! - воскликнул дядя Игорь. - Так подумать, вот оно и случается чудо, если очень захочешь.
Через какое-то время, когда все уже полностью оделись и заполыхал рыжий костерок, Сашку налили из термоса горячего чаю и дали увесистый бутерброд с ветчиной и луком. Ничего столь вкусного ему в жизни есть ещё не доводилось, как здесь, возле проруби, в отсветах пламени.
- Представляете, - посмеивался над собой дядя Ваня, - пока я одевался, совсем окоченел. Надо мне было не в ботинках идти, а вон, как Сашок, в валенках. И не рубашку, а футболку или тельняшку надеть! А то пальцы-то перестали слушаться, пока возился с пуговицами да со шнурками...
Домой возвращались сказочным забелённым лесом. Такой ты где ещё увидишь? Сговорились недельки через две снова собраться. Когда пожимали друг другу руки на прощанье, дядя Игорь Сашку так и сказал:
- Мы с тобой, Александр Андрусь, теперь, считай, братья!
- Здорово, а то у меня одни сестрёнки дома! - хмыкнул тот в ответ.
Лицо у Сашка было чистое, ясное. Он не скрывал радости, что не обманул ожиданий крёстного отца и своих новых друзей. И так светло было на душе оттого, что тебе Господь помог.