Аннотация: Очередной конец света... А зачем, спрашивается, было девушку доводить?..
Малахова Валерия
Как умереть свободной
... А потом они предстали перед судом.
Их было трое - трое зачинщиков бунта. Мужчина - широкоплечий, сильный, с каштановыми волосами и тронутой сединою бородой, перебитым носом и жёсткими карими глазами под набрякшими веками. Юноша с льняными кудрями и мелкими, не слишком выразительными чертами лица, известный, тем не менее, как пламенный оратор и неистовый боец. И девушка - хрупкое создание с пепельного цвета косами, вздёрнутым носиком, серыми, сияющими Мечтой глазами и чётко очерченным, надменным ртом. Поэтесса и певица. С неё-то, собственно, всё и началось.
Странные были у этой троицы отношения. Девушка любила юношу, а тот - её, хотя их Судьбы, записанные в Храмовой Книге, даже намёка не содержали на нечто подобное. Мужчина тоже любил девушку, и как раз он имел на это полное право - она Судьбою предназначалась именно ему. Но он не встал на пути юных влюблённых, а напротив - помог им. И тем самым тоже нарушил предначертания Судьбы.
Следует также учесть, что все трое были рабами. Хотя мужчина выбился в надсмотрщики. Но всё равно, рабы не имеют права даже на мысль о выборе. О, Вечная Судьба, да у большинства свободных нет такого права! А эта троица пренебрегла основными законами, которым подчиняется всё живущее в Мире. Более того - они подбили на мятеж других недовольных глупцов!
Но никто не в силах изменить своё предназначение. И вот смута подавлена, а её руководители находятся в руках жрецов Храма Судьбы, которые и решат их участь.
Так - или почти так - говорил обвинитель. Мудрые судьи слушали и согласно кивали головами. Толпа во дворе Храма Судеб безмолствовала.
Наконец главный судья - почтенный, седобородый жрец, - вынес вердикт:
- Вы, трое, виновны в гнуснейшем преступлении. Вы противопоставили себя собственной Судьбе. И не мы - она вас покарает. В Храмовой Книге указано, что ты, надсмотрщик Реб, должен иметь подругой рабыню Лалу. Пусть недолго, но было так. Очень хорошо. Судьба исполнилась. У тебя, Реб, больше не будет иной женщины, а ты, Лала, не познаешь другого мужчину. Теперь о тебе, раб Клос. Твоя Судьба - случайные подруги. Лала была именно такой. Судьба исполнилась. А далее в Храмовой Книге говорится, что вы жили и умрёте рабами. И будет так! Реб и Клос отправятся в медные копи в горы Сам-Мант, а рабыня Лала - на ферму, где выращивают свиней. Её задачей будет убирать там навоз. Ферма принадлежит жрецам Храма Судьбы, и ни один мужчина там не притронется к тебе, Лала! Да исполнится ваша Судьба, рабы!
- Да будет так! - хором отозвались все жрецы. И в этот момент девушка резко вскинула голову и громко, издевательски захохотала.
Охранник с размаху ударил смутьянку по щеке. Та пошатнулась, но устояла и выкрикнула:
- Большинство из сидящих в этом зале - гораздо больше рабы, чем я!
- Как ты смеешь, тварь с ошейником! - охранник (из потомственных воинов, без примеси низкой невольничьей крови) схватился за меч, но его остановил повелительный возглас главного судьи:
- Нет, постой! - обратив свой взгляд на девушку, жрец произнёс, - Рабы не имеют права говорить в Храме Судьбы, но я хочу, чтобы мои соратники услышали твои аргументы и поняли, чем Хаос прельщает неопытных людей. Говори же, Лала!
- При чём здесь Хаос, жрец? Я буду следовать путями логики и здравого смысла. Ты говоришь, что наша Судьба исполнилась и будет исполняться впредь. Но если я попрошу тебя дословно прочитать написанное о нас в Храмовой Книге, то каждый убедится в лживости твоих слов. Ты притягиваешь события за уши, произвольно ассоциируя их с написанным. Где, покажи мне, в Книге сказано, что я встречу Клоса? Что Реб смирится с нашей любовью? Где написано про медные рудники и свиноферму? Где?! Мы уже изменили свою Судьбу, вне зависимости от того, признаешь ты это или нет!
- Здесь говорилось также, - продолжала девушка, - о праве выбора, недоступном большинству свободных. И чем же, в таком случае, эти "свободные" отличаются от нас, рабов, раз и те, и другие слепо повинуются Судьбе? Почтенный воин назвал меня "тварью в ошейнике". Так что же, ошейник - единственное различие между нами? И если снять его, скажем, с Реба и надеть на шею какого-нибудь жреца, то роли изменятся? Свободный станет рабом, и наоборот?
Послышались негодующие крики, но главный жрец вскинул руки в успокаивающем жесте и сухо сказал Лале:
- Продолжай. Очень интересно.
- Я утверждаю, - звенел голос обвиняемой, - что ошейник означает меньше, чем ничего. Мы, рабы в ошейниках, изменили свою Судьбу. Вы, называющие себя свободными, боитесь даже подумать об этом. Стало быть, я, Клос и Реб гораздо более свободны, чем вы. Вы собираетесь наказать нас? Что ж, сейчас мы не в состоянии сопротивляться. Но свобода, поверьте мне, есть нечто большее, нежели отсутствие ошейника на шее и наличие дорогой одежды на теле. Так же, как и рабство - не только клеймо, стальное кольцо на горле и плеть надсмотрщика. У истинного раба клеймо выжжено на сердце, а в ошейник закована душа. А потому я и мои друзья - свободные люди и умрём таковыми! В отличие от многих, присутствующих здесь. Я сказала всё!
Повисла долгая пауза. Главный жрец очень жалел, что дал мятежнице высказаться. Теперь была его очередь говорить. Он понимал, что любыми способами необходимо развеять впечатление от гибельных, но таких увлекательных речей Лалы!
На губах жреца заиграла едва заметная, но весьма неприятная усмешка.
- Как я уже упоминал, рабыня, твои доводы довольно... любопытны. Но - увы, увы! - в корне ошибочны. Так ты считаешь поднятую тобой и твоими сообщниками смуту доказательством вашей внутренней свободы? Я правильно понял?
- Именно так, жрец! - отчеканила девушка. Судья кивнул.
- Ты очень хорошо сказала о клейме на сердце, Лала. Вот в этом я с тобою соглашусь. И свобода, и рабство есть соответствующие состояния души. Но не понимаю, почему ты сочла, будто с этим клеймом рождаются, и не более того? Тебе никогда не приходило в голову, что его можно выжечь и на сердце взрослого человека? Требуется лишь подходящий инструмент...
В глазах девушки медленно начал проступать страх. А голос жреца теперь гремел, разносясь повсюду:
- И ты убедишься в этом, Лала, очень и очень скоро! Ты и твои друзья. Мы, жрецы Храма Судьбы, исправим случившееся недоразумение. Для этого мы и предназначены. Судьба исполнится, глупая девица, и вы умрёте рабами!..
Жрец перевёл дыхание и уже другим, будничным тоном, произнёс:
- Уведите их...
***
Палачи из Храма Судьбы знали своё дело. О, они действительно его знали!
Тело Лалы выгибалось в немыслимых конвульсиях, а голос, этот завораживающий, невероятный голос, давно сорвался от крика. А потом не осталось сил и на агонию. Лишь лёгкая дрожь пробегала по телу девушки во время очередных истязаний.
Но не это было главным. Право же, не стоило стараться лишь ради того, чтобы причинить боль непокорной рабыне.
Где-то в глубине души Лалы умирала Мечта. Отчаянно борясь, не желая сдаваться - умирала.
И вот настал момент, когда Мечта не выдержала и треснула, распадаясь на бесчисленное множество никому не нужных, безжизненных осколков.
Была - и не стало,
Не будет отныне...
Прощай, моя Лала.
Прости мне, рабыня.
Девушка открыла тусклые глаза и еле слышным, хриплым шёпотом сказала:
- Смиренно молю о пощаде, добрые господа... Да исполнится моя Судьба.
Её друзья произнесли то же самое гораздо раньше.
***
С тех пор прошло много лет. То ли десять, то ли двадцать, а может, ещё больше - это не важно. Реб и Клос - счастливцы! - уже успели умереть. Естественно, рабами. Но они отмучились - и то хорошо!
Лала такой везучей не была. И потому по-прежнему убирала за свиньями навоз.
От былой красоты, разумеется, не осталось и следа. Лоб и щёки избороздили морщины, волосы сбились в один грязный колтун, в котором копошились вши, глаза ввалились, руки загрубели, тело покрылось язвами... Лала стала парией, изгоем. Её сторонились даже рабы.
И холодные осколки Мечты покрывались пылью и паутиной.
Но однажды вечером, в один из редких праздников, когда рабам предоставили отдых, Лала услыхала простенькую, незатейливую мелодию. Её исполнял на тростниковой дудочке мальчуган, сын старшей кухарки.
Песенка что-то напомнила тупому животному, в которое превратилась мятежная рабыня. Страшная, смрадная, она приблизилась к мальчику, протянула руку и хрипло произнесла:
- Дай...
Испуганный ребёнок с криком убежал. Его мать пожаловалась надсмотрщику, и Лала получила очередную порцию плетей. Однако разгоревшаяся искорка сознания не угасла. Впрочем, сознание ли то было?
Нечто, знакомое до боли, и в то же время новое, чуждое, властно пробивало себе дорогу в душе рабыни.
Отойдя от побоев, Лала как-то ночью выбралась во двор, преодолев сильнейшее стремление забыться мёртвым сном после работы. Собаки не трогали её - женщина частенько дралась с ними за объедки, и они испытывали уважение к этому двуногому существу.
Свет звёзд вызвал у рабыни непонятную дрожь. Как давно она не смотрела на...
Тёмный бархат с жемчугами, -
Или нет, сравненье пошло, -
Взгляд таинственных созданий,
Мост меж будущим и прошлым!
Это говорила она? Когда? А может... может быть, она сочинила это только что?
Да, память возвращалась. Пронзительно. Ясно. И больно, ах, как же больно!
Лала скорчилась в углу двора. Что с нею сделали? В какую тварь превратили?!
- Они посмели, - шептали серые, потерявшие от бесчисленных зуботычин форму, губы, - Они... Они...
Они заплатят! Все! Как платила она все эти годы!
Судьба заплатит!!!
Чувство, посетившее Лалу, было больше, чем ненависть. Гораздо сильнее злости. Горше любой муки и слаще самой великой радости.
Имя ему было - всемогущество.
В этот, трижды благословенный и трижды проклятый, миг, грязная, измождённая рабыня могла абсолютно всё.
Заскорузлые пальцы тронули невидимые струны. И они отозвались - да ещё как! Первый неуверенный аккорд потряс мироздание.
Лала продолжала играть. О былом мастерстве не шло и речи - но это было неважно. От напряжения трещины на руках лопнули - не беда! Так даже лучше. Пусть льётся кровь, пусть стекает на землю...
Рождался шедевр. Кровавая мелодия для безумной женщины, вырезающей клеймо рабыни из собственного сердца.
Ошейник Лалы раскалился и судорожно пульсировал. Но певица уже перешагнула тонкую грань рассудочного восприятия мира. И ожог, и удушье просто стали составной частью музыки. Ибо
... Все мы боги - и все рабы!
Слепые Творцы в кандалах Судьбы.
То, кто мы есть, то, кем стать должны, -
Это всего лишь вопрос цены!
Из кусочков разбитой Мечты Лала создавала нечто новое, тёмное, извращённое. Песню разрушения. Оружие против Судьбы.
Потому что победить Рок можно, лишь разрушив Вселенную до основания.
Но даже Судьба иногда должна делать исключение из собственных правил!
На этом хрупком равновесии и держится мир.
Лала играла на неведомом, небывалом инструменте. Вспыхивали и гасли звёзды. Пульсировал ошейник. Горели Храмовые Книги Судеб.
Вот так, да! И ещё аккорд! И ещё! А теперь нежно переберём струны... И снова аккорд!
Она, Лала, умрёт свободной! Любой ценой. Какое ей дело до всех остальных? Тех, кто мучил её... Тех, кто этому не помешал... Тех, кто, словно бараны, шёл за Судьбой, опасаясь даже поглядеть в сторону!
А вот она умрёт свободной!
... Из Храма к презренному свинарнику бежали перепуганные жрецы. Отчаянно стремясь остановить, предупредить, не допустить... И так же отчаянно не успевая.
За несколько мгновений до смерти Лалы её ошейник лопнул. И тело женщины опустилось прямо на половинки так ненавидимого ею железного кольца.
Но уже мёртвые пальцы успели взять последнюю ноту.
И в мире воцарился Хаос.
***
Что такое для рода человеческого очередной конец света средней руки?..
Через пару тысячелетий всё пришло в норму. Люди вновь расселились по миру и зажили почти как прежде.
Но никто больше не знал своей Судьбы.
Уцелевшие жрецы наложили жесточайшие запреты на все виды предсказаний. Немедленная смерть ожидала любого провидца грядущего.
Ибо стало понятным, что знание будущего может привести к его изменениям.
А второй раз переживать такую заварушку человечество не имело ни малейшего желания.
Имя рабыни-бунтовщицы забылось. Последователи официальной религии называли её Тенкорран - Разрушительница. И молились, чтобы Небеса не допустили её возрождения.
Но возникла и другая религия. Её адепты считали, что обновление мира возможно лишь через страдания. Но иначе мир обветшает и рассыплется в прах.
Эти люди нарекли Лалу Сати-Орелон, что означало Первая Свободная. И молились ей. И приносили жертвы.