Малахова Валерия : другие произведения.

Сказание о злокозненном демоне, великом царе Хайтали и Байларгии, дворцовом библиотекаре

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Первая повесть из задуманного цикла. Всего их должно быть пять. Авантюрная стилизация под Восток, который, как известно, дело тонкое. Писалось на "Эквадор", на тему "Библиотекарь и забытые боги", но в лимит не влезло.

Малахова Валерия

  

Сказание о злокозненном демоне, великом царе Хайтали и Байларгии, дворцовом библиотекаре

  

-1-

  

Записки Маржаны, служанки,

милостью великого царя Санаб Хайтали Сияющего

до звания придворного писца вознесённой

  
   "Воистину, милостивы боги Четырёх сторон и Середины, что возвели на престол цветущей Санаб льва среди мужей, могучего из могучих, храбрейшего из храбрых, мудрость коего в юном возрасте изумляла почтенных старцев, а когда возмужал он - и вовсе не стало равных в спорах и многоученых беседах нашему царю! Так славься, славься, Сияющий Хайтали, достойнейший сын достойнейших предков, великий, величайший, славься! Мы же будем блаженствовать в лучах твоей славы, моля Четырёх и Старшего о продлении твоего правления, а после - правления твоих великолепных сыновей, и их сыновей, и так до тех пор, пока Небо не упадёт на головы смертным, да не случится этого ещё сто тысяч лет, и сто тысяч лет, и ещё сто тысяч лет!
   Мне же, недостойной, повелел многомилостивый царь записать в память и назидание потомкам историю о событиях загадочных и волшебных, случившихся в царских Чертогах наслаждений. От этого повеления сгустилась моя желчь, и руки затрепетали, и убоялась я царского приказа страхом великим, ибо как может глупая женщина состязаться в книжном искусстве с поэтами, мудрецами и прочими людьми учёными? Царь же много смеялся моим опасениям, и сказал мне, что раз не убоялась я быть чудных и мрачных дел свидетелем из тех, которые говорят: "Был я там и делал то-то" - мне и описывать случившееся. Ибо второй участник этого дела из Чертогов наслаждений занят весьма, но помощь мне окажет всяческую; с прочими же недолжно мне встречаться. И так повелел сделать царь наш, колыбель которого, верно, качали боги.
   Люди учёные говорят, что доблесть правителя - на устах и в руках подданных его. Так не убоюсь же я трудностей и исполню волю многомудрого царя в точности, как было мне приказано, и да удесятерятся мои слабые силы под сенью милости Хайтали Сияющего, Хайтали Грозного!
   Случилось же так - и была я там, и всё видела - что поссорились старшая из жён нашего великого царя, Кильданна Золотоглазая, да будут Четверо и Старший к ней всегда милостивы, и любимейшая из царских жён, Зуринна по прозванию Сто Браслетов. И не ведал царь об их ссоре, ибо нет повелителю дела до женских дрязг, и понимали обе, что нет в ссоре виноватых, но и правых нет. Однако же знали об размолвке все в Чертогах Наслаждений: и жёны знали, и наложницы, и служанки. И евнухи тоже знали, и пытались примирить женщин, но те только пуще злились. Говорила Кильданна Золотоглазая: "Как, я, старшая жена, должна терпеть насмешки ничтожной девчонки? Пусть придёт и падёт мне в ноги; тогда прощу её". Отвечала Зуринна Сто Браслетов: "Не старой женщине, забывшей, когда многомилостивый царь входил в опочивальню её и возлежал на ложе её, учить меня, царскую любимицу! Когда смирит она свою желчь и станет говорить ласково, тогда и я стану ей собеседницей приятной". Так препирались они, и каждая стремилась одержать верх, и не было спокойствия в Чертогах.
   А поскольку Кильданна жила в Шафрановых покоях, женщины, что поддерживали её, начали носить одежды жёлтые и золотистые. Те же, кому цвета эти не шли, хоть ленту этого цвета в косу вплетали, хоть кольцо или браслет надевали золотые либо с янтарём. И опасались носить зелёное, потому что Зуринна жила в Покоях Весенней травы, и её любимицы ходили в зелёном, либо изумруды крепили к платьям. Так всё и было, и казалось, конца не настанет этой напасти.
   Однако же в Месяц куропаток, на полной луне, нашли Зуринну мёртвой, и была она задушена своим любимым изумрудным шарфом..."
  

- - -

  
   Смерть никогда не бывает красивой. Даже если это смерть прекраснейшей из женщин. Так думал евнух Иртамас, и ему казалось, что Четверо и Старший благосклонно кивают в такт неспешному течению мыслей смотрителя Чертогов наслаждений.
   В Чертогах полуденный зной был почти незаметен: журчали фонтаны и рукотворные речушки, повсюду пестрели беседки и тенты, служанки то и дело меняли кувшины, полные прохладных напитков, унося согревшиеся в холодный полумрак подвалов и возвращаясь оттуда с новыми - высокими, запотевшими. Иртамас взмахом руки подозвал одну из таких девочек, дождался, пока живительная влага перетечёт в круглую, пузатую чашу, улыбнулся и отпустил красавицу. Бледная какая, руки дрожат... А кто сейчас выглядит радостным и цветущим?
   Крик поднялся, когда солнце взошло уже довольно высоко; но слыхано ли, чтобы в Чертогах вставали с первыми лучами? Зуринна считалась ещё ранней пташкой - привычно скрывающая зевок служанка едва не выплеснула кувшин с водой для омовения, споткнувшись на пороге и бормотнув: "Простите, госпожа!" Не услышав ответа, поморгалась, вгляделась в полумрак опочивальни...
   Осколки кувшина разлетелись по комнате, ноги любимой прислужницы Зуринны залила вода, и розовый лепесток нелепо зацепился за ремень сандалии, высовываясь оттуда, будто шаловливый язычок наложницы. Визг - некрасивый, жуткий визг - ширился, волнами расходился по Чертогам и резал уши, бесцеремонно сдирал женщин с постелей.
   Иртамас помнил, как бежал по коридорам, торопливо и неправильно завязывая ритуальную накидку. Помнил выпученные глаза, зашедшийся в крике рот, свою ладонь, впечатавшуюся женщине в щёку, внезапную и оттого звенящую тишину... Помнил быстрые шаги Байларгии, библиотекаря Чертогов и давнего приятеля. Не один он вошёл в Покои Весенней травы, но только его движения были спокойными, несуетливыми.
   Зуринна лежала на бирюзовых подушках, а её знаменитые браслеты горкой валялись на ковре. И были сломаны. Все. До единого.
   Лицо мёртвой женщины едва ли кто назвал бы красивым. Синее и распухшее, со страшно выкаченными глазами, оно напомнило Иртамасу детскую сказку об одноногой ведьме, которая охотится за людьми. Шарф насыщенного изумрудного цвета, скрученный в жгут, врезался покойнице в шею, а руки и ноги Зуринны застыли в немыслимых изгибах. Клочья одежды усеивали комнату.
   - Насмотрелись? - тихий голос Иртамаса был полон ярости, и не сразу евнух сумел её укротить. Женщины испуганно загалдели, однако смотритель уже не обращал на них внимания. Он глядел на подчинённых. Те, казалось, очнулись и споро принялись выпроваживать обитательниц Чертогов.
   А Кильданна не покидала Шафрановых покоев. Хотя её пропустили бы. Но старшая из царских жён не явила луны своего лица ни когда плачущие женщины разносили чёрные вести по дальним уголкам Чертогов, бесцеремонно расталкивая засонь; ни когда обезумевший от горя царь влетел в комнату бывшей любимицы... Золотоглазая сидела у себя. Может, оно и правильно.
  

-2-

  

Записки Маржаны, служанки,

милостью великого царя Санаб Хайтали Сияющего

до звания придворного писца вознесённой

  
   "И скорбел великий царь скорбию великой, и сгустилась желчь его, и увеличилась печень; и гнев обуял царя, и был он подобен Владыке Юга, ураган на смертных насылающему. И великое желание узнать, кто убил прекрасную Зуринну, овладело царём. Стал он расспрашивать евнухов, тех, что в Чертогах, не было ли врагов у жены его, Зуринны Сто Браслетов? Не потаили евнухи того, что случилось между Кильданной и Зуринной, ибо честно служили правителю своему. А злые духи из тех, что слетаются на чужое горе, нашептали царю: "Вот, смотри, старшая жена твоя убила младшую!" И шептали они ему это в левое ухо, и в правое, и не было рядом жрецов из храма - а как же пускать мужчин в царские Чертоги наслаждения? И помутили злые духи разум царя, и ничем другим не объяснишь, отчего сделал он то, что сделал. А повелел наш милостивый и справедливый царь, да будут вовеки Солнце и звёзды сиять над именем его, схватить Кильданну Золотоглазую и вывести её из Чертогов, и ввергнуть в узилище, и палачам пытать её, дабы призналась. Великий плач и стон поднялись в Чертогах тогда, и все жалели Кильданну.
   Был же среди евнухов один, именем Байларгия. И был этот евнух весьма учён, поскольку с детства обучали его искусству красиво писать и читать с выражением для услады хозяев. В памяти же у этого евнуха хранилось многое, и мог он растолковать движение светил по небу, и сосчитать овец в стаде и указать, какая из них здорова и какая больна, и много чего ещё умел он. И увидал Байларгия, что духи помрачают рассудок царя, и отогнал их. Потом же долго с царём говорил; и ясно увидал многомудрый царь, что не могла Кильданна Золотоглазая убить Зуринну. Посему отменил он свой приказ, и возрадовались все в Чертогах.
   Я же, ничтожная, описала это по приказу царя нашего многомилостивого и великодушнейшего, который велел писать обо всём, что тогда случилось, и такие слова изрёк: "Пусть отроки безусые видят, к чему приводит гнев и как легко ему поддаться даже мужу умудрённому. Пусть воспитывают в себе сдержанность и умеренность в чувствах, иначе беды не миновать". Так сказал царь, а я, недостойная, за ним записала"
  

- - -

  
   Хайтали не любил Зуринну, жениться на которой ему пришлось, дабы усмирить непокорную провинцию. Но ему было легко и беспечально рядом с улыбчивой, ласковой женщиной. Её браслеты тихо позвякивали, когда она садилась на колени к своему царю; её губы и тело всегда жаждали его ласк. Правителю огромной страны нравилось видеть рядом с собой послушное и нежное создание, ни на что не претендующее; Зуринна была как раз из таких. Теперь же её не стало. Исковерканное тело на подушках - разве это красавица-жена?
   Но кроткая или дерзкая, покорная или строптивая, красивая или уродливая, женщина принадлежала ему, Сияющему Хайтали! Никто, кроме него самого, не мог, не смел отдать приказ о её убийстве!
   А он, царь и муж, не сумел защитить супругу.
   Смотритель Чертогов Наслаждений, запинаясь, вёл речь о сварах между женщинами. И гнев клокотал в груди Хайтали. Никто не смеет, никто!..
   - Кильданна? - собственный голос показался царю гулким и страшным. Так возвещают о казни глашатаи на площади. - Посмотрим, что скажет она, когда займутся ею мои палачи! Ещё у Зуринны были враги?
   - Нет, повелитель, - согнулся в низком поклоне Иртамас.
   - Тогда приготовь старшей жене моей простое чёрное покрывало из тех, что носят посудомойки. Сорви с рук её кольца и браслеты, и серьги вынь из ушей её. А потом отведи в темницу старшую жену мою!
   Слова прозвучали, и евнух согнулся ещё сильнее. Казалось, царский гнев давит его к земле. Где-то приглушённо ахнула женщина...
   - Нет, повелитель! - новый голос тоже принадлежал евнуху, и Хайтали свирепо оскалился, найдя себе новую жертву... Но кареглазый служитель Чертогов говорил быстро, а слова его походили на резкие удары меча, рассекающие ярость в клочья.
   - Мой повелитель воин. Он видел насилие. Смогла бы пожилая женщина сотворить с молодой такое, даже в припадке безумства?
   Царь ухватился за дверной косяк, внимая евнуху. Пока что Хайтали тревожило собственное безумие, своя ярость. Они уходили, чёрная копоть смывалась с души разумными словами. Вот только отчаяние никуда уходить не желало.
   - Уж не хочешь ли ты сказать, Байларгия, - имя всплыло легко; евнух часто помогал, отыскивая старинные законы или судебные решения, - не хочешь ли ты сказать, что другой мужчина вкушал наслаждения в моих Чертогах?
   Иртамас заметно побледнел.
   - С чего бы мне так думать, повелитель? - Байларгия смотрел бесстрастно, и это было правильно; не смеет червь соболезновать орлу... не при свидетелях, по крайней мере. - Но о злых духах подумать следует. Тело уже остыло, а то, что с ним сделали... требует времени. И большой силы. Вдобавок, мне странно, как это никто не услыхал происходящего. Ночью Чертоги бодрствуют, надеясь на приход владыки моего и готовясь к нему. Только происками злых сил могу я объяснить случившееся с госпожой Зуринною.
   Хайтали самому себе боялся признаться в тяжести камня, который евнух снимал с его души.
   Обернувшись к трупу, царь вновь внимательно осмотрел его. Сомнений не оставалось - осуществить подобное Кильданна не могла. Даже с помощью всех своих служанок.
   - Воистину, Байларгия, ты - заноза в руке неправедной, - хмыкнул Хайтали. - Иртамас... забудь о моих словах. Кильданну я не виню. Однако же что за чудовищное злодеяние здесь свершилось?
   - Этого я не знаю, повелитель, - склонил голову евнух. - Могу лишь посмотреть в книгах: вдруг такое творилось и ранее?
   Осмелевший Иртамас добавил:
   - Я же прикажу слугам твоим, повелитель, не спускать глаз с жён твоих, пока доподлинно не станет известно, что опасность миновала.
   Царь утомлённо прикрыл глаза.
   - Делайте, как должно. И уберите тело этой несчастной. Пусть её погребут со всеми обрядами, полагающимися царице. Покои её заприте; не думаю, что кто-то захочет там жить.
  

-3-

  

Записки Маржаны, служанки,

милостью великого царя Санаб Хайтали Сияющего

до звания придворного писца вознесённой

  
   "... Этот Байларгия был в милости у царя нашего, Хайтали Сияющего, да уйдут от него все невзгоды. И ради знаний различных поставил царь евнуха Байларгию быть при библиотеке своей: а библиотека сия делилась на две части. И в первую часть допускались советники царские, и писцы, и переписчики; и учёные споры тоже шли там. А вторая часть была в Чертогах Наслаждений; и хранились там свитки с любовными посланиями из тех, что поэты пишут для возлюбленных. И книги, что описывают прелести различных видов возлежания, тоже хранились там, и свитки, где рассказано о притираниях и благовониях премногоразличных. Оттуда евнухи приносили жёнам и наложницам царским эти свитки, и книги приносили тоже. Потому звалась эта часть Женской библиотекой. А та, первая часть, Чертогами мудрости называлась. И не носили евнухи женщинам книг оттуда, ибо что проку слабому женскому уму в свитках с философскими трактатами и пергаментах с расчётом влияния звёзд на судьбу человеческую? Только испортят всё глупые женщины, извратят по извечной слабости своей, а понять не смогут.
   Байларгия же ходил всюду, что в Женской библиотеке, что в Чертогах мудрости. И слушал разговоры учёных мужей, но сам молчал, пока не спросили его однажды. Тогда заговорил, и речи его были разумны весьма. Так и заметил его царь наш, многомудрый и многознающий.
   Случилось же так, что скучал однажды евнух Байларгия в Женской библиотеке, и увидал меня, недостойную, а я поливала там цветы. И заговорил со мною, и были речи его мне удивительны, и забыла я, зачем шла и куда возвращаться. И так было несколько раз, а затем сказал Байларгия: "Будешь мне помогать", и говорил о том со смотрителем Чертогов наслаждений, и тот согласился. Вот как оказалась я служанкою в Женской библиотеке, и хотя нет у меня покрывала нового и заколок черепаховых, как у тех, кто служит царским жёнам, но вместо этого иные богатства открылись мне. Ныне обучена я письму, и чтению, и счёту, и игре на доске клетчатой, на коей битва двух войск разворачивается, названием ха-шах, обучена. Вот что было со мною.
   Когда же убили Зуринну Сто Браслетов, повелел наш справедливейший царь узнать, кто это зло сотворил, ибо... (далее неразборчиво).
  

- - -

  
   Женская библиотека встретила Байларгию тишиной, уходящей под высокие своды потолка, но вовсе не мёртвой: за окнами воспевали свою любовь цикады, лёгкий сквозняк еле слышно шуршал занавесями, а дыхание Маржаны евнух хотя и не слышал, но предполагал.
   - Иди сюда, девочка, - позвал он и не ошибся: стройная фигура, укутанная в коричневое покрывало, выступила из-за шкафа, забитого списками стихов великого Уратхана по прозвищу Соловьиный язык.
   Ни лица, ни тела от евнухов не укрывают, поэтому покрывало не было завязано на положенные семнадцать завязок, и приспущенная вуаль не прятала милого лица со вздёрнутым носиком и полными, всегда готовыми улыбнуться, губами. Да, безыскусная прелесть Маржаны не сразила бы царя, в Чертоги наслаждения которого свозили лучших красавиц четырёх сторон света, но Байларгии служанка нравилась куда больше, нежели высокомерные жёны правителя Санаб.
   Когда лишён телесных радостей, начинаешь сильнее ценить духовную близость.
   - Что же теперь будет? - Маржана озабоченно посмотрела на друга и учителя, а тот пожал плечами.
   - Только боги знают, а я не провидец. Для нас же с тобою - много работы. Кто бы ни сотворил это с госпожой Зуринной, но человеком он не был. Так быстро и так тихо...
   - И царь хочет противостоять потустороннему чудовищу? - страх в глазах девушки мешался с восхищением. Байларгия вздохнул.
   - Наш царь смел, и это хорошо. Потому что выбора у него всё равно нет. Равно как и у нас. Принесу-ка я "Историю ложных верований" и "Описания демонов многоразличных..." Будем искать, глядишь, наткнёмся на похожие случаи.
  

- - -

  
   Хайтали Сияющий сидел на мягких подушках напротив жены, которую днём едва не отправил к палачу. Сейчас же вечерний ветерок заставлял трепетать языки пламени в лампах, чай был в меру горек, а сласти свежи и разнообразны. Как обычно в Шафрановых покоях.
   В поведении Кильданны тоже ничего не изменилось. Царица не замечает ударов судьбы, как не меняется лик Луны оттого, что временами его скрывают тучи. Супруга Хайтали свято следовала этому правилу, и потому сейчас была вежлива и любезна. Ведь в конце концов справедливость восторжествовала, а как - разве важно?
   Золотоглазую выдали замуж за двоюродного брата и наследника престола, когда ему было восемь лет, а ей - двенадцать. Хайтали помнил надменную, дующую губы девчонку, которая затем превратилась в живо интересующуюся политикой девушку, ещё чуть позже - в желанную женщину... а потом царь охладел к ней, увлёкся новыми живыми игрушками, благо, в Чертогах наслаждений их было предостаточно. Приходил к старшей супруге и матери наследника раз в месяц, как того требовал закон; иногда советовался с ней по поводу государственной политики, иногда, напротив, велел молчать. Мог, встав с её ложа, сразу уйти к другой женщине. Кильданна делала вид, что не замечает. Браслет из золота не тускнеет... и так далее.
   А вокруг глаз уже собрались паутинки морщин. Женщины в царском роду рано стареют.
   - Полагаю, о случившемся тебе известно, жена моя, - вопросом это не было.
   - Да, супруг мой и повелитель, - глаза царицы и впрямь отличались необычным золотистым оттенком. Искусно наложенная косметика подчёркивала их тёплый блеск. Но Хайтали не обманывался: тепла в этой женщине сроду не имелось.
   Может, потому и не сумела удержать?
   Помолчав, Кильданна спросила напрямик:
   - Можно ли доверять слухам о вмешательстве создания, не принадлежащего к роду человеческому?
   - Не знаю, жена моя, - царь отхлебнул чаю, прикрыл глаза, оценивая вкус, - многое говорит в пользу этого. Но что за чудовище убило Зуринну, и зачем ему подобное злодеяние...
   - А также где оно сейчас, муж мой и повелитель? - подхватила царица невысказанную мысль. - Стыдно мне говорить такие речи, но впервые сожалею, что нельзя другим мужчинам входить в Чертоги наслаждений. Сколь пригодились бы тут тайных дел мастера!
   - Ну, полагаю, никто из них не пожелает быть оскопленным ради прояснения этого дела, - хмыкнул царь, - впрочем, евнухам я приказал поговорить с Этияром. Он поможет.
   Лицо царицы не изменило выражения, но плечи заметно расслабились.
   - Как хорошо ты рассудил...
   Золотоглазая отставила пиалу в сторону и решительно сказала:
   - Думаю, тебе рассказали, что я не ладила с покойницей, да будет к ней милостива Владычица Заката!
   И это тоже не являлось вопросом.
   - Я не думаю о тебе плохо, жена моя...
   - Несомненно! - фыркнула Кильданна. - Ещё не хватало царице подвергать всех опасности ради смерти какой-то глупой девицы! Но... судьбой её я интересовалась. Посылала служанку к гадателю Мухавви, что живёт на улице Прорицателей. Ответ был туманным и, честно говоря, не стоил затраченных денег. Мне принесли вот это.
   Женщина встала, подошла к одному из ларцов, открыла и достала оттуда тоненькую полоску папируса. Царь с любопытством уставился на выведенные каллиграфическим почерком строки.
   "Будь осторожна, о госпожа! Чёрная тень над тобою; там, где не ждёшь, притаилась беда. Помыслы злые в бездну заводят; не все талисманы спасают от тьмы - той, что в сердцах затаили враги".
   - Служанка была послана от имени Зуринны, - нимало не смутясь, сообщила Кильданна. - Я решила не трепать зря своё доброе имя. Ты видишь, о супруг и повелитель: предсказание зловещее, но весьма невразумительное. Я истолковала его, как потерю Зуринной твоей любви вследствие чьих-то козней...
   И конечно, даже не подумала известить соперницу! Ох, женщины...
   - Оказалось, я была неправа. Но кто же ненавидел эту несчастную так сильно, что осмелился вызвать демона?
   "А ведь действительно, - подумалось царю. Чтобы демон напал на человека, его вначале надо призвать..."
  
   - Только помни, Маржана, что истинный убийца - не демон, а человек, призвавший его! Посему храни наши изыскания в тайне.
   Маржана оторвалась от пыльной книги и серьёзно кивнула.
  

-4-

  

Записки Маржаны, служанки,

милостью великого царя Санаб Хайтали Сияющего

до звания придворного писца вознесённой

  
   "И говорил евнух Байларгия с могущественным господином Этияром, который милостью государя Санаб Сияющего Хайтали, чьё правление - дождь благодатный над потрескавшейся землёю душ наших является начальником Чертогов тихого разговора. Этияр же в поисках врагов страны нашей есть верблюд неутомимый и лев бесстрашный, и по праву занимает он место своё. А о чём разговаривали Этияр и Байларгия - не ведаю. Только знаю, что повелел сей достойный тайных дел мастер людям своим, дабы те передали Байларгии множество книг и свитков старинных; и было сделано.
   И продолжил Байларгия поиски в книгах и свитках, и я была с ним. Иные из свитков начинались с середины, иные же обрывались на полуслове, и не было у некоторых ни начала, ни конца. О том же, какие чудовища в книгах изображались и описывались, я умолчу, поскольку не знаю, кому попадут в руки мои записки. И читал Байларгия эти книги и свитки четыре дня; и я их читала тоже. На исходе же дня четвёртого узрели мы историю чудную, которую я тут приведу с необходимыми сокращениями, дабы не случилось злого от неосторожности людской.
   "До пришествия людей из народа Саанаб на сию благодатную землю, её населяли народы кетту, лехху и феатанги. Вражда народов сих была ужасной, пленников же приносили они в жертву своим демонам, имена которых ныне забыты. Известно, однако, что жертвы одевали богато и украшали их кольцами и браслетами, и ожерелья вешали на грудь им, а серьги продевали в уши. И, вдоволь наглумившись, душили пленников лентами из самой дорогой ткани. Если же не делали этого, боги-демоны оскорблёнными себя чувствовали и помогали менее.
   Когда же великий Нийраби Покоритель пришёл с войском в эти земли, принёс он кетту, лехху и феатанги благую весть о том, что боги их суть демоны, а мир сей создали Четверо и Старший, коим и следует поклоняться. И свидетельствовал Нийраби, что нет других богов, и воины его свидетельствовали о том же. Но развращённые демонами народы кетту, лехху и феатанги отринули истинных богов и подняли восстание против присланного им Четверыми и Старшим правителя. Тогда призвал Нийраби своих воинов панцирных, и стрелков призвал он, и конники были в войске его. Первыми покорил он народ феатанги. Найдя хорошим весьма место, где жили эти злокозненные, праху и злу поклоняющиеся, повелел Нийраби основать там город большой, и назвать его городом Четырёх - Абаки-лара; и было исполнено. Кетту же и лехху пытались вместе противостоять воинам Саанаб, но военачальники их договориться не смогли, и жрецы не смогли договориться тоже, поскольку кричал каждый: "Я самый великий военачальник!" или "Мой бог лучше твоего!" Посему разбил их Нийраби поодиночке, за что и был назван Покорителем.
   Алтари же демонов, которые народами кетту, лехху и феатанги управляли, повелел Найроби уничтожить, и расколоть их на сто тысяч и один осколок, и в пыль те осколки растереть. Хотели сделать по слову повелителя бесстрашные воины, но стоило кому-либо отколоть от алтаря хотя бы кусок, поднимался сильный ветер, и пламя изрыгала земля вокруг, а после не росло там ничего. И руки у воинов немели. Тогда сказал один мудрый жрец Старшего: "Пощади своих людей, великий царь! Печать зла на этих камнях, и демоны ещё сильны, ведь недавно приносили им кровавые жертвы. Давай же спрячем эти нечестивые алтари под защиту Четверых и Старшего, но так, чтобы немногие знали, где лежат проклятые демонские орудия. Пройдёт сто лет, и ещё сто, и ещё сто, и сами они рассыплются, ибо чахнет скверна без поклонения". Отвечал царь: "Воистину, хорошо ты рассудил!" И было по сему.
   С тех пор хранятся мерзкие камни в потайном месте".
   И были в том свитке ещё некие указания, которые я по приказу мудрейшего из царей скрою от читающих. По указаниям этим поняли мы, что поднят один из описанных демонов, а называл их автор трактата Забытыми богами. И изумился евнух Байларгия, ведь ясно было из трактата, что вызвать этих демонов можно, лишь принеся им жертву на алтаре, а милостью Четверых и Старшего находятся алтари в потайном месте.
   И попросил Байларгия новой встречи с Этияром, и получил на это дозволение..."
  

- - -

  
   Пустая комната - ни занавесей, ни ковров, каменные стены, грубый деревянный стол и три табурета - напомнила евнуху сарай, где рабов содержали перед продажей. Что было странно: особого сходства с тем соломенным убожеством не наблюдалось. Однако поди ж ты... Воспоминание упорно не желало уходить.
   Возможно, причиной тому был взгляд Этияра: столь надменное, оценивающее выражение Байларгии доводилось видеть на лицах покупателей. Его первый хозяин рассматривал юного евнуха точно так же... почти так же. Сравнивать не по годам чванливого купеческого сына и одного из высших сановников, оберегающего Санаб от врагов внешних и внутренних уже десяток лет, не стоило. Спасибо нужно сказать за то, что вообще снизошёл до дел Чертогов наслаждения. Хотя ему же царь велел...
   Хайтали Сияющий вошёл в комнату быстрыми шагами и с шумом захлопнул дверь. Лицо правителя Санаб было красным, дыхание ещё частило, а на волосах и бороде блестели капли воды - видимо, он упражнялся со своими воинами, когда ему доложили о приходе Этияра.
   - Итак, Байларгия, ты сказал, что узнал о демоне, убившем Зуринну. Кто же он?
   - Имя мне неизвестно, повелитель. Однако судя по книгам, это один из Забытых богов народов кетту, лехху и феатанги. Кто именно - я не могу сказать...
   - Естественно, - голос Этияра был холоден, колюч, но, как ни странно, капля сочувствия в нём слышалась. - Имена Забытых богов знали только их жрецы, а служители Четверых и Старшего вовсе не стремились поощрить распространение подобных знаний. Вообще, некоторые учёные люди из моих друзей считают, что Забытый один, что он сеял вражду между народами, дабы получить больше жертв.
   Царь раздражённо махнул рукой.
   - Достопочтеннейший Этияр, меня, признаться, не волнует, сколько их там, этих богов-демонов. Всё, о чём я хочу знать - как избавиться от напасти?
   Начальник тайных дел мастеров чуть приподнял бровь.
   - Избавиться от демона просто, если знать, кто его призвал. Кровью нечестивца обычно запечатывают алтари. Разумеется, если мерзавец, вызвавший демона, жив.
   - Я думаю, он жив, почтеннейший Этияр, - Байларгия, поймав на себе взгляд жёстких чёрных глаз, низко склонил голову, но продолжил. - И я думаю, госпожа Зуринна, да окажется к ней милостива Владычица Заката, была одной из жертв, принесённых Забытому. В "Утраченных знаниях" сказано, что он сам находил жертву, а его служители следили, дабы платье и драгоценности несчастного до появления божества оставались в порядке. В случае же с супругою всемилостивейшего царя моего и этого не потребовалось: госпожа наряжалась, ожидая появления мужа.
   - И как это свидетельствует в пользу твоих мыслей? - мрачно спросил царь. Этияр поморщился: он тоже читал "Знания тайные и утраченные: что потерял мир и что обрёл взамен", и хотя терпеть не мог запрещённую повсюду книгу, часто ею пользовался. Начальник Чертогов тихого разговора уже понял, куда клонит евнух.
   - Сказано в той же книге: принеся дважды по три жертвы, можно просить Забытого бога об убийстве одного человека. Любого. Забытый придёт и убьёт. Боюсь, повелитель, Зуринна не была целью вызвавшего демона.
   Этияр серьёзно кивнул, а с уст царя сорвалось проклятье.
  

-5-

  

Записки Маржаны, служанки,

милостью великого царя Санаб Хайтали Сияющего

до звания придворного писца вознесённой

  
   "Были же царь наш благословенный и тайных дел мастер его Этияр обеспокоены весьма, и знал Байларгия, отчего так случилось. Стали в прекрасной столице нашей Аль-Фумар, жемчужине истинной и виноградине спелой, умирать люди, и смерть их была похожа на смерть Зуринны Сто Браслетов. И умерла так дочь царского ювелира, и дочь богатого купца с Винной улицы накануне свадьбы умерла так же. И была разорвана одежда их, и сломаны драгоценности их, и ни единого кольца целого не осталось. И тела их были повреждены в точности как у Зуринны, и шея сдавлена дорогой тканью.
   Плакал город Аль-Фумар великим плачем, и бояться стали мужья отпускать от себя жён своих, а отцы - дочерей. И вредило это торговым делам, и промыслам вредило тоже.
   Царь же с тайных дел мастером Этияром понять хотели, где тайник с погаными алтарями сокрыт. Записано было в одном свитке, что есть где-то картина, а на ней - путь к тайнику, и другой свиток сообщал, что передавал знания о тайнике царь наследнику своему, а тот - своему, и делали это в день совершеннолетия. Но не видал картины этой Хайтали Сияющий. И спросили жрецов Старшего, но и они не ведали ничего. Этияр же, подумав, сказал, что могли знания сии в царском роду пресечься, когда цари на войне гибли, и наследники с ними, и один раз наследовал племянник, а другой - младший из четверых сыновей. О жрецах же ничего не смог Этияр сказать. И разгневался царь сильным гневом на невежество их, но успокоили его словами разумными и кроткими, и повинились перед царём весьма, и помиловал Хайтали Сияющий, ибо милость его несравненна.
   Решимость же царская расследовать это дело не поколебалась, и люди премудрого нашего повелителя были с ним..."
  

- - -

  
   Гадатель Мухавви нервничал. Ликовать бы - сам царь, да будет жизнь его усыпана лепестками роз, обратился к скромному прорицателю, но зловещие предзнаменования окутывали будущее, словно глухое покрывало - любимую жену, вознамерившуюся самолично сходить на рынок. И Этияр... ну до чего же неприятный человек! Тонкие губы выплёвывают холодные капли слов, и в каждом слове - яд.
   "Да, господин тайных дел мастер, я предсказывал судьбу женщины по имени Зуринна. Ко мне приходила её служанка, спрашивала... мрачное будущее, что и говорить. Царица, вы сказали?! Ужас, какой ужас..."
   Ужас, действительно. Но он-то, Мухавви, при чём? Четверо и Старший знают, что он сочувствует несчастной... и царю, долгих и цветущих ему лет, но где в случившемся вина предсказателя?
   Однако верно сказал поэт: "Изобильны лишь беды на головы наши". И сейчас Мухавви предстояло заглянуть в мрачное прошлое - а о желаниях гадателя сильные мира сего, как водится, не спросили.
  
   Байларгия выглядел усталым. Лицо осунулось, глаза покраснели, сложная причёска, положенная служителю Чертогов наслаждения, растрепалась, и теперь чёрные пряди то и дело падали на брови. Евнух свирепо мотал головой, но помогало слабо.
   Впрочем, несмотря на утомление, чувствовал себя библиотекарь почти счастливым. По крайней мере, довольным. Время, истраченное на старые, потрёпанные пергаменты, не ушло впустую.
   Дворец дворцов и Чертог чертогов, древняя твердыня царей Санаб, перестраивался несколько раз. Менялось расположение покоев владыки, многоразличных комнат для советников, прислуги, церемониальных залов и коридоров, вдобавок, двести восемь лет назад северное крыло сгорело дотла и было отстроено в соответствии с пожеланиями тогдашнего правителя, Самайдина Крепкорукого. Байларгия почти не удивился, когда выяснил, что на месте нынешнего Чертога наслаждений располагался храм Владычицы Восхода, дарующей жизнь, благословляющей любовь и плодовитость. На всякий случай прочтя молитву богине, евнух, лишённый её покровительства, продолжил изыскания. Из храмов Четверых в обитель Старшего должно было вести хотя бы по одному ходу. Именно жрецы Старшего прятали проклятые алтари. Скорее всего, каменные столы для жертвоприношений разместили либо в самом храме, либо в подземельях под ним.
   Могли, конечно, запереть в какой-нибудь древний храм, скрытый в пустыне. Но Байларгия в это не верил. За подобными предметами нужен глаз да глаз. Ну а если предположения верны, то прежде чем заполучить алтари, вначале надо пробиться во дворец. Буде заговорщикам либо вражеским войскам это удастся, им за хранение и отвечать, верно? Царям будет уже всё равно.
   Да, прошло много времени. Ходы могли разрушиться, а ведущие в них двери наверняка замурованы. Но если опасения евнуха подтвердятся...
   Ай, о чём тут размышлять! Никто из мужчин, кроме повелителя, не войдёт в Чертоги наслаждений под страхом немедленного оскопления. Закон строг, а Хайтали ревнив. Как и положено мужчине. И даже преданный царю Этияр предпочтёт смертную казнь. Впрочем...
   Библиотекарь хмыкнул и подозвал Маржану.
   - Что говорят в Чертогах?
   - Многое говорят, - девушка презрительно дёрнула плечиком. - Болтают, будто госпожа Зуринна, пусть Владычица Заката самолично встретит её у порога Тех Земель, изменяла царю с демоном. Ещё ходят слухи, что чудовище натравила госпожа Кильданна из ревности. Сплетничают о восставших мертвецах, ночью сидят поближе друг к дружке... Ничего толкового.
   Байларгия задумчиво погладил служанку по голове.
   - Я должен идти. Ты же, Маржана, прогуляйся по Чертогам и осмотрись как следует. Любые изменения важны, любые мелочи. Даже осыпавшаяся штукатурка. Смотри и запоминай, ничего не записывай. Не привлекай внимания и будь осторожна.
   - Ты хочешь найти нору, из которой вылетает демон?
   - Нет, Маржана. Я хочу найти дверь, в которую может протиснуться человек. Демонам свойственно просачиваться сквозь стены и развоплощаться у всех на глазах; люди же таких привычек обыкновенно не заводят.
  
   - Стоит ли тебе идти с нами, Байларгия?
   Евнух посмотрел в заботливые глаза царя.
   - Согласно одному из свитков, жрецы Забытых богов были скопцами. В других книгах это не упоминается, но вдруг я смогу оказаться полезным? Господин Этияр со мною согласен. А разве могучий царь тоже примет участие в поисках?
   - Байларгия, не переходи границ дозволенного. Я ценю твою мудрость, но не евнуху решать, что делать царю, а чего не делать.
   Стоящий чуть поодаль Этияр поджал и без того тонкие губы, и жест этот сказал многое и о попытках вразумить повелителя, и об их провале. Понять Хайтали Сияющего можно было, отчего ж не понять. Потеря жены, смерти женщин в столице... И каждая смерть, похоже, приближает его собственную.
   Однако мудрый правитель не стал бы рисковать жизнью столь неразумно.
   Устыдившись невольной мысли - и впрямь негоже евнуху осуждать царские решения - Байларгия сосредоточил внимание на человеке в одеждах гадателя, белое лицо которого наводило на мысли о болезни. Или о том, что дела плохи. Тем более лучше бы владыке остаться...
   Евнух строго запретил себе думать об этом и обратился к Этияру:
   - Почтеннейший господин, ваши мастера подтвердили мои догадки или опровергли их?
   - Точность твоих изысканий достойна похвалы, Байларгия, - начальник Чертогов тихого разговора улыбнулся самыми краешками губ. - Мы на месте. Работайте, почтеннейший Мухавви.
   Гадатель зажёг четыре благовонные палочки и начал обходить зал, бормоча молитву Старшему, что находится в благословенной Середине. Мало-помалу темп движений увеличился, бормотание тоже ускорилось. Теперь Мухавви бегал по залу, тараторя нечто нечленораздельное. Внезапно возле одной из стен он издал пронзительный визг и завертелся волчком. Палочки разлетелись в разные стороны: одна едва не попала в щёку царю, вторая запуталась в ворсе ковра (Этияр быстро наступил на неё, дабы не случилось пожара), а третья и четвёртая ударились об стену и неведомым образом прилипли к ней. От тлеющих кончиков вверх побежали золотистые нити, затем они изогнулись, образовав арку, на мгновение полыхнувшую нестерпимо алым светом. И всё закончилось: палочки упали на пол, а с ними повалился и старый прорицатель. Изо рта, носа и ушей у него хлынула кровь, и он нелепо задёргался, став похожим на лягушку, опрокинутую на спину.
   Этияр и Байларгия поспешили к Мухавви; царь же вышел на середину зала и ударил в висящий там маленький гонг. Вбежала стража.
   - Приведите лекаря, немедленно. И позовите молодцов, что ходят под знамёнами Льва и Солнца!
   Спустя несколько минут зал походил на площадь перед казармой во время тревоги - от обилия доспехов рябило в глазах. Хайтали дождался, пока несчастного гадателя бережно положат на носилки и вынесут прочь, а потом, указав на стену, резко скомандовал:
   - Ломайте!
   Личные охранники царя, его опора в тяжких походах, не стали задавать вопросов. Воины не задают вопросов полководцу.
   Они смолчали даже когда часть стены рухнула, открывая нишу. Яркий солнечный лучик проник туда, упав на присыпанную пылью бронзовую крышку люка.
  

-6-

  

Записки Маржаны, служанки,

милостью великого царя Санаб Хайтали Сияющего

до звания придворного писца вознесённой

  
   "В то время сказал мне Байларгия, чтобы я искала потайную дверь, куда мог бы пройти нечестивец, вызвавший демона. И поняла я, что счёл мой учитель, будто этот человек в Чертогах наслаждений живёт, а почему - укрылось от слабого женского разума моего. Но не усомнилась я в речениях учителя и поиск вела со всем тщанием. Увы - старания мои оказались пустыми, и не увидал тайного взгляд мой.
   Байларгия же был с великим царём нашим, и ещё были там тайных дел мастер Этияр, и гадатель именем Мухавви, и воины царские под знамёнами Солнца и Льва, общим числом двадцать три, а могло их быть и более, но храбрый царь наш подкрепления из казарм ждать не пожелал.
   (Далее неразборчиво)
   ... же царские и наложницы его вели между собою разговоры, и говорили всякое, больше всего же - о том, что госпожа Кильданна по прозванию Золотоглазая вызвала демона, дабы соперницу извести. И плакали об этом служанки Зуринны Сто Браслетов, и одежды рвали на себе, и кричали много. Евнухи же увещевали глупых женщин, да без толку. И велел смотритель Чертогов наслаждений, евнух по имени Иртамас, высечь служанок усопшей Зуринны. И был плач великий, и замолчали эти женщины, но другие услыхали и начали друг другу злобные наветы о старшей жене царской повторять. Так распространилась по Чертогам зараза клеветы, и проклинали вслух госпожу Кильданну. И говорили: "Точно знаю, она убийца! У неё видели сушёных змей, и пузырьки с желчью, и чёрные ножи, чтобы демонов вызывать!" А спросишь: "Кто видел?" - не ответят. Одна кивнёт на другую, та - на третью, третья - на пятую, пятая - на десятую, а та снова к первой отправит.
   Странным казалось мне злословие это. Чертоги наслаждений всегда полнятся сплетнями, но редко бывает так, чтобы все, словно сговорившись, одно твердили. И думала я, что здесь есть вражеский умысел. Однако советоваться ни с кем не смела.
   Иртамас же, смотритель Чертогов, тоже чувствовал зло..."
  

- - -

  
   Факелы горели ровно, бросая красные отблески на древние стены подземелья. А вот воины заметно нервничали. Неудивительно: в бешеной пляске теней слишком просто проглядеть ту, единственную, которую любой ценою нельзя подпустить к царю. Особенно, если в деле замешаны потусторонние силы. И не имеет значения ширина коридора, где с трудом разминутся двое: демоны могут вылезать из стены. А вот из какой стены - поди угадай.
   Царь шёл в середине шеренги, куда его со всем возможным почтением определил десятник знамени Льва - единственный на тот момент оказавшийся в казарме командир. Когда Хайтали Сияющий попробовал спорить, то столкнулся с бунтом среди собственной охраны. Последовательно перечисленные кнут, дыба и кол не помогли. Воины с мрачной решимостью людей, которым терять уже нечего, отстаивали своё право защищать государя. Этияр поддержал царских молодцов, и повелитель, бурча под нос что-то ругательное, занял предложенное ему место.
   Байларгия шёл третьим, рядом с начальником Чертогов тихих разговоров. В руке у евнуха поблёскивал короткий меч: десятник вручил ему клинок, не особо расспрашивая, может ли "держатель покрывал" сражаться. Нужда придёт - сможет. Однако именно манера Байларгии держать оружие привлекла внимание Этияра.
   - Смотрю, тебе приходилось этим пользоваться, библиотекарь.
   - Нечасто, господин, - тихий голос евнуха был спокоен. - Детство моё прошло в племени, люди которого ценили силу и выносливость. Я был слаб по их меркам, потому меня и продали в рабство. Впоследствии же хозяином моим некоторое время был человек, считавший, что все его слуги должны уметь защищать имущество господина.
   - Должно быть, ты горевал, когда его не стало, - сухо заметил Этияр. О двух годах, проведенных Байларгией среди слуг одного из лучших наёмных убийц города-государства Фиоронна, начальнику Чертогов тихого разговора докладывали. Негоже доверять расследование человеку, подноготной которого не знаешь.
   - Горевал, - кивнул евнух. Отпираться не было смысла.
   Разговор прервался, так как стены коридора внезапно разошлись и путники очутились в зале, размерами не уступавшем тронному.
   Когда-то здесь находился храм Старшего, чья статуя с отбитой ныне правой рукой стояла в центре зала. У подножия некогда величественной фигуры в неверном свете факелов можно было различить три убогих подобия алтаря.
   - Но... где же алтарь истинного бога? - в сгустившейся тишине вопрос одного из воинов прозвучал чуть ли не кощунством.
   - Подойдём ближе, - глухо молвил царь.
   Воины двинулись вперёд, привычно окружив повелителя кольцом обнажённых мечей. Внутри круга охраны оказались и Этияр с Байларгией. Факелы внезапно замерцали, хотя шевеления воздуха почти не чувствовалось. Евнух невольно стиснул покрепче рукоять меча и покосился на спутников. Царь хмуро оглядывался по сторонам; Этияр казался безмятежным, лишь губы опять собрались в узкую линию.
   Когда отряд приблизился к статуе, из уст многих вырвался возглас негодования.
   Глаза Старшего были заляпаны краской, снизу кажущейся чёрной; губы памятника обмотали дешёвым женским покрывалом, а на груди, животе и паху неизвестные осквернители намалевали непристойные символы - из тех, которые накладывают на пойманных с поличным распутных женщин.
   Байларгию, выросшего и служившего в странах с множеством религий, интересовало другое.
   Алтари. Они действительно вырубались когда-то из цельного куска камня и обрабатывались довольно грубо. Ничего общего с коваными, полированными, богато украшенными алтарями для жертвоприношений Четверым и Старшему. Примитивная, почти животная мощь исходила от них.
   Два алтаря были расколоты ровнёхонько пополам. На уцелевшем же виднелись тёмные пятна.
   - Кровь? - Этияр тоже обратил внимание на серые каменные глыбы.
   - Похоже, мой господин. Сказано, что для пробуждения демона можно употребить в жертву даже собаку, но думаю...
   Внезапный грохот заставил Байларгию оборвать фразу. С потолка посыпались камни, несколько факелов потухло. Воины сомкнули строй, взметнув лёгкие щиты, хоть таким образом стараясь оградить государя от опасности. Евнух и Этияр бросились к подножию статуи, подальше от обвала.
   Именно они первыми увидели демона.
   Злобное древнее божество, казалось, сплело себя из сполохов огня и мечущихся теней. Оно было похоже на высоченного широкоплечего детину с пепельно-серой сияющей кожей, по которой пробегали алые вспышки. Аспидно-чёрные глаза казались двумя провалами на лице, из безгубого рта вырывалось пламя.
   Крик Байларгии совпал с движением демона. Чудовище невероятно быстро очутилось за спинами людей и ударило. Его кулаки прошли сквозь доспехи несчастных, словно через густой кисель. Запахло горящей плотью, и два воина, хрипя и корчась, упали на пол.
   Соратники убитых набросились на монстра, однако их мечи не причиняли демону вреда, со звоном отскакивая от светящейся фигуры. Забытый бог снова размахнулся для удара, но воин успел пригнуться. Рука чудовища угодила в стену и, похоже, увязла в ней.
   - Древняя магия храма, - прошипел Этияр, бросаясь вперёд. Неярко выблеснул какой-то амулет - и рассыпался пеплом в руках тайных дел мастера. Демон взревел, тело его наискось - от левого плеча до правого бедра - пересекла пульсирующая красным трещина. Однако мерзкая древняя тварь осталась жива и упрямо вытягивала руку из стены. Осквернённый храм сотрясался, своды потолка крошились, пыль забивала дыхание и резала глаза, а поток мелких камешков стучал по прикрывшим царя щитам. Этияр покачнулся - камень ударил его по голове.
   - Все к алтарям! - при необходимости Байларгия умел кричать очень громко. Действительно, Забытый щадил то место, где ему поклонялись. Крошечный пятачок под статуей между двумя расколотыми и одним целым камнями был чист. Буйство демона волшебным образом обходило его стороной. Десятник рявкнул команду, и воины поспешно отступили. Но трое из них, прикрываясь щитами, бросились к начальнику Чертогов тихих разговоров.
   И в этот миг демон вырвался на свободу.
   Один из троицы, оказавшийся к чудовищу ближе остальных, успел ударить мечом в трещину на сером теле. Раздался душераздирающий рёв, а затем монстр ухватил воина за голову и стиснул руки. Даже привыкший к ужасам битвы царь содрогнулся... а Забытый внезапно остановился, дрожа всем телом. Товарищи погибшего атаковали тварь, крича скорее от отчаяния, чем от боевой ярости - но демон не реагировал на ударяющие в его плоть клинки. Воины недоумённо отпрянули - а в тишине раздался твёрдый и спокойный голос:
   - Крови моей испил камень твоей души. Отныне кровь моя в тебе, и повелеваю я крови своей: засни. Крепко спи, доколе не последует нового указания.
   Шорох рассыпающейся пыли - и демона не стало. А бледный Байларгия спрыгнул с алтаря, зажимая распоротую от локтя до кисти левую руку.
   - Надо же... сработало...
   - Что с тобою? - царь мигом оказался рядом. Белизна щёк евнуха пугала владыку. Не так уж много крови потерял этот отчаянный - чего ж хрипит, словно Владычица Заката уже взяла его за руку?
   Взяла, отпустила - чего гадать? Десятник споро взялся за перевязку - и как возник возле раненого? - а Байларгия улыбался блаженно и всё пытался пояснить трясущимися губами:
   - Свиток... там написана правда, царь мой. Ему служили евнухи... этому...
   - Понял, понял. Береги силы! - пожалуй, объяснения лучше оставить на потом. Уж больно глаза у евнуха подозрительно закатываются.
   - Мало... царь мой, ненадолго... это... уходить отсюда. Быстро... - вот и закатились окончательно. Библиотекарь обмяк, и Хайтали торопливо пощупал жилку на шее. Бьётся. Просто обморок, хвала Четверым и Старшему.
   - Угу, - десятник, уже осматривающий Этияра, встал на ноги и угрюмо покосился на то место, где исчез демон. - Уходить отсюда и впрямь того... побыстрее нужно, великий царь мой. Только вот куда? Коридор, откуда мы пришли, уж простите великодушно, завалило ко всем... напрочь завалило. Ну, у кого есть запасные факелы, вы, безмозглые плоды соития овцы с деревенским умалишённым?
  

-7-

  

Записки Маржаны, служанки,

милостью великого царя Санаб Хайтали Сияющего

до звания придворного писца вознесённой

  
   "Не оставила я поиски двери сокрытой, хотя луна удачи и скрывалась за тучами невзгод. И когда была в саду, затряслась земля, и дворец затрясся, и рухнули две беседки - одна возле розовых кустов, Бутоном Розы именуемая, другая же возле мостика, и название её - Не Смыкая Глаз.
   Также были разрушения во многих покоях Чертогов наслаждений. И обвалился потолок совсем рядом с ложем Кильданны Золотоглазой, и испугал её этим немало. Ещё же в покоях наложниц Многие Цветы стена треснула. Также много побилось посуды, и светильников дорогих, и масла драгоценные пролились, с притираниями перемешавшись, отчего смердело нестерпимо.
   И был плач по Чертогам наслаждений, и плакали жёны, и наложницы им вторили, а служанки поддакивали. Евнухи же не успевали успокаивать женщин, особенно когда ясно стало, что только дворец трясся, столица же ни о чём не ведала. И убоялась я великим страхом, ибо ведала, что царь сейчас где-то в подземельях, и Этияр с ним, и учитель мой тоже там. Однако не позволила я своей женской слабости взять верх над приказом учителя моего, и удержала слёзы, и снова пошла искать. И смилостивились надо мною Четверо и Старший, увидав такое моё усердие. Случилось же так, что заметила я крышку люка под обломками беседки Бутон Розы, и запомнила место, ожидая возвращения Байларгии.
   Однако же сутки прошли и ещё немного. И взволновался дворец, поскольку не знал никто, где же наш многомилостивый царь, светило негасимое и злато нетленное. И говорил один: "Его унесли демоны!", а другой: "В сражении с чудовищем погиб он!" И боялись сказать народу, что пропал повелитель, и скрыть это тоже боялись.
   Я же, ничтожная, не знала, что делать мне со знаниями своими. Воистину, верно сказал мудрец Эджайя, людьми также Садом Мудрости именуемый: "Лишь те знания хороши, которые приличествует тебе знать; и смешон муж, что даёт жене советы о притираниях, равно как и жена, в кольчугах разумеющая - к чему ей?" И чувствовала я себя этой вот женой, что плохую кольчугу сумеет отличить от хорошей, а хорошую - от наилучшей; но где применит она познания свои? Так же и я кому могла довериться, кому открыть тайну?
   И надумала я, скудоумная, поведать о случившемся наследнику царя нашего, Хайтали Сияющего, Киринасу, барсу среди котов камышовых, соколу среди воробьёв, достойнейшему отпрыску царя. Для этого направилась я в Шафрановые покои, ибо известно всем, как часто Киринас навещает свою мать, царицу Кильданну. По дороге же встретила служанку Кильданны Золотоглазой, и поведала она мне, ничтожной, что в провинции Феатта-наг взбунтовались злобные, плохие люди, которых при жизни гонят от себя нищие и прокажённые, а в посмертии падаль эта не нужна и шакалу; и Владычица Заката отвернётся от них, и скитаться душам их вечно - вот как они мерзки! И сочли эти люди - воистину, впору смеяться глупости их! - Санаб державою слабой, и убили много стражей наместника царского, сам же наместник успел бежать. Ведомо же стало о случившемся из доносов, которые посылали с царскими голубями верные люди, да будут Четверо и Старший милостивы к ним и детям их! И взял юный Киринас отцовское войско, и повёл его, дабы уничтожить зловонных заговорщиков. А с ним пошёл отец Кильданны Золотоглазой, дядя царя нашего несравненного, Миралли прозванием Седой Барс, а прозвание это за себя само говорит, и добавлять ничего не нужно. Вот что узнала я от разговорчивой служанки.
   Злые же духи, духи сомнений, не дремлют. И стали они мне шептать в оба уха, и нашептали такое: "Допустим, невиновна Кильданна в смерти Зуринны. Но тебе ли не знать, как слабо женское сердце? Царь наш - муж Золотоглазой, пусть и первая она среди жён его; наследник же - сын, а мать у царя бывает только одна. Поди знай, кого она выберет?" И не пошла я к Кильданне. Взамен же решилась на дело, которое женщине вершить не подобает..."
  

- - -

  
   Темнота давила на душу. Странно - ранее Хайтали тьмы вовсе не страшился. Даже в детстве, ибо недостойно будущему владыке бояться всяких чурунбуков подковёрных. Их надо мечом, мечом!.. И пусть прислуга матушки стонет, меняя ковры.
   Воспоминание заставило царя слабо улыбнуться. Увидать вместо жуткого демона сказочного чурунбука, из тех, что заворачивают в ковры непослушных детей и уносят их далеко-далеко... да такому милому существу на шею можно кинуться, министром его сделать! Вот народ удивится...
   Куча камней опять угрожающе зашаталась, посыпалась пыль. Хайтали и два его воина отпрыгнули, ругнулись сквозь зубы... Лишь богам ведомо, чем дело обернётся. Одному медлительному уже, вон, ноги переломало, лежит, стонет жалобно.
   Откуда-то в подземелье проникал воздух. Это давало надежду на спасение, на то, что за каким-нибудь из завалов прячется подземный ход. Тот, которым пришёл отряд, завалило намертво: часть воинов копала там уже много часов, но упрямые камни, похоже, приползли сюда со всех сторон света. Хайтали однажды услыхал обрывок разговора между Этияром и Байларгией про вентиляционные колодцы - и запретил себе прислушиваться далее.
   Должен быть выход, должен!
   Факелы поджигали лишь в крайних случаях. Еду и воду расходовали скупо: никто не рассчитывал на долгую отлучку, взяли с собой не так уж и много, да и не все - кому охота лишний вес таскать? Только старым опытным воинам, привыкшим на милость судьбы особенно не полагаться.
   Царь работал наравне с прочими. Роскошное одеяние давно провоняло потом, разорвалось на локтях и коленях, из ярко-малинового превратившись в серую тряпку... до него ли сейчас? А вот железные мускулы воителя пришлись к месту. "Раз уж головой не думаешь, раззява, так хоть руки приложи", - бурчал под нос Хайтали, и ближайшие к нему люди притворялись глухими, скрывая в растрёпанных бородах усмешки. У Этияра всё ещё кружилась голова, так что если ему и доверяли какую работу, то с оглядкой. А вот Байларгия в себя пришёл вполне, и хотя пользы от евнуха было поменьше, чем от опытных бойцов, но лучше уж малая польза, чем никакой.
   Выспросить бы мерзавца, чего он такого с Забытым сотворил, да как-то недосуг. Все понимали: второго явления демона можно и не пережить. Тем более, ослабев от голода и каторжной работы.
   Байларгия, правда, уверял, что очнётся чудовище не ранее, чем через трое суток, ибо не столь оно сильно, как в былые времена, да и ранено... Однако счёт минутам и часам давно был утерян, и страх подгонял людей. Но он же и обессиливал.
   Неудивительно, что Этияр дёрнулся, когда за стеной, возле которой он дремал, послышался шорох.
   Работа мигом прекратилась. Все сгрудились перед стеной, которая до того казалась столь безобидной. Взметнулось оружие.
   Шорох повторился. Что-то хрустнуло; раздался тоненький вскрик. А затем часть стены медленно, с басовитым гудением, отъехала в сторону. Прежде, чем царь успел что-либо сказать, десятник молнией рванулся вперёд и выдернул из проёма тонкую чёрную горбатую фигурку. Та пискнула, когда лезвие застыло возле её горла.
   - Кажись, баба, - обалдело сообщил воин. Оружие, впрочем, не убрал. - Прикажешь проверить, государь?
   - Погоди, - нахмурился царь, столь же ошарашенный произошедшим. - Свету!
   Зажгли ещё факелов, и сразу стало понятно: горб - это большой заплечный мешок. Один из мужчин заглянул в проём, подобрал там толстую потухшую свечу.
   - Царь и го-го-господин мой... - выдохнула женщина. Простое покрывало не давало разглядеть фигуру, лишь тёмные глаза восторженно блестели.
   - Маржана? - Байларгия подошёл ближе, пихнув пару воинов. Те, ворча, уступили путь.
   - Ай, Байларгия, и ты жив! Благодарение богам! Я нашла этот ход...
   - Вижу, - обернувшись к хлопающему глазами царю, евнух пояснил: - это моя помощница, служанка в библиотеке. По мере сил своих мы вместе ищем выход из постигших нас бед. И храбрости её сердца позавидует иной мужчина.
   Девушка смутилась, а десятник, по кивку царя уже успевший отнять альфангу от женского горла, негромко рассмеялся и тоном Лиса-пройдохи из старой детской сказки вопросил:
   - Красавица-красавица, что у тебя в узелке?
   - Хлеба кусок да водицы глоток, - Маржана тоже знала эту историю. - А по правде, тут фрукты, сыр, повязки чистые на всякий случай, свечи и огниво. И фляга с водой тоже есть.
   Воин воздел руки к сводам потолка.
   - Женщина, тебя прислали сюда Четверо и Старший! Ну-ка, быстро выгружай! Поедим уже в дороге. Нечего рассиживаться.
  

-8-

  

Записки Маржаны, служанки,

милостью великого царя Санаб Хайтали Сияющего

до звания придворного писца вознесённой

  
   "Ещё взяла я с собою несколько клубков, и по дороге разматывала их. Когда же нити закончились, пошла вперёд так, а свечою знаки на каждом повороте рисовала, и без поворотов рисовала тоже - легко коптился камень, милостивы ко мне были Четверо и Старший.
   (Три страницы вырвано)
   ... забота немалая. Выход, который нашла я, в пределах Чертогов наслаждений находился. По древним же законам всякий, в эти чертоги вступивший, немедленному оскоплению подлежит.
   И возроптали воины царские, и сказали царю: "Для того ли служили тебе верой и правдой? Для того ли спину защищали тебе в бою, с демоном сражались, не щадя головы? Так ли отплатишь нам за службу нашу?" И много чего ещё говорили они, и Этияр им вторил, от себя различные умные слова добавляя и случаи разные из жизни приводя. Потому отказались воины пойти за царём, смерть в подземелье от демона лютого предпочтя.
   Тогда сказал им царь, подобный в гневе урагану, деревья в воздух поднимающему, а в милости - дождю проливному после засухи: "Довольно! Не меня ли вы отцом своим называли, когда клялись в верности? Пристало ли думать об отце, что он оскопит детей родных?" И многие устыдились весьма. Царь же ещё им сказал: "Знаю я способ вывести всех вас из Чертогов так, чтобы вы там словно бы и не были, и способ сей применю. Усомнится ли кто в слове моём?" И никто не усомнился, но возрадовались радостью великой и прославляли царя немало.
   И шли мы по тем знакам, которые я копотью от свечи чертила, а затем - по найденной нити путеводной..."
  

- - -

  
   - А всё-таки, как это у него получится? - тихонько, себе под нос пробормотал десятник. Этияр, однако, услышал.
   - Сказано в толковании к "Заповеданиям предков": Чертоги наслаждений мужчины - суть не место. Они в жёнах мужчины и в наложницах его, в станах, глазу приятных... там много ещё описаний. Толкователь был поэтом и жён своих любил. Главное понятно: всего этого ты, друг мой, не увидишь, а значит, в Чертогах не побываешь. Выгонят евнухи из сада и розы благоуханные, и лилии белоснежные...
   - Хвала богам! - облегчённо вздохнул кто-то. - Нам этих роз и дома хватит, а нет - ещё где найдём. Хороший человек господин толкователь, пусть Владычица Заката к нему ласкова окажется!
   О других девятнадцати толкованиях Этияр благоразумно умолчал.
   - Вот, - вдруг произнесла ушедшая впереди Маржана. - Нить привязана к лестнице. Там, наверху - люк.
   - Бутон Розы, говоришь? - Хайтали усмехнулся. - Дивные же мотыльки нынче вылетят из этого бутона! Байларгия и ты, Маржана - идёте со мной. Будем расчищать проход для славного войска.
  
   Евнуха, метнувшегося, дабы припасть к стопам повелителя, царь просто отшвырнул. Ногой, словно напроказившего пса. Зычный рёв наполнил сонно-сладострастную дремоту сада, разорвал её в клочья, сменил паникой. Хайтали Сияющий изволил гневаться на неповоротливых слуг и делал это мастерски.
   - Живее, дети ехидны, поторапливайтесь! Помогите возлюбленным жёнам моим покинуть сад! А какая сама не пойдёт - в шею гоните!
   С другой стороны от царя челноком в руках мастерицы сновал Байларгия.
   - Госпожа, приказ владыки, покиньте сад... Гимияр, проводи госпожу... А ну, брысь, вертихвостки!
   Евнухи метушились, кое-где из длинного рукава уже показалась плеть, и юная служанка испуганно взвизгнула. Плотные шторы опустились на окна Шафрановых покоев - Кильданна Золотоглазая показывала пример истинного послушания, каковое приличествует жене разумной... Почти привычная, ну, может, чуть большая, нежели обычно, суета. И всё же чего-то не хватает...
   - Эй, а где Иртамас? - окликнул Байларгия одного из смотрителей покоев Многие Цветы. И осекся, увидав в глазах молоденького евнуха ужас.
  
   - Выходите, - в проёме люка на фоне темнеющего неба появилась закутанная в покрывало голова. Маржана ещё раз зачем-то оглянулась и повторила: - выходите, благородные воины. В саду лишь евнухи... да я...
   Десятник тайком выдохнул. Несмотря на заверения владыки, он всё-таки побаивался... и теперь бранил себя за сомнения в царском слове. Сказано ведь - отец родной!
   Один за другим переминавшиеся с ноги на ногу воины карабкались по лестнице наверх. Как же пьянил свежий ночной воздух! Как дружелюбно шумели деревья... а на мелькающих тут и там евнухов можно и не обращать внимания. Что поделать: родиться под счастливой звездой доводится не каждому. Наиболее смелые подкручивали усы, разглаживали бороды и вполголоса восхищались Маржаной. Дескать, поступь её - как у лани, голос - точь-в-точь журчание весеннего ручья, руки - серебряные рыбки в реках одежды... и вообще, неужто великий царь за усердный труд и храбрость не вознаградит примерно свою служанку? А что может быть для женщины наградой большею, чем брак с достойным мужчиной?
   Этияр шёл последним, тихонько улыбаясь и немного завидуя шумным воякам. Им хорошо, они искренне считают, что всё в прошлом. За них можно только радоваться: люди спаслись от смерти, честно выполнив при этом долг... О том, как оградить царя от других нападений демона, думать не им.
   А нападения будут. Байларгия в момент своего... хм... очень разумного поступка - хотя что ему ещё делать было? - сумел прочесть намерения демона. Или ему показалось, что сумел прочесть. Этияр же не смеет пренебрегать такой возможностью. Да, чудовищем нельзя управлять целиком и полностью; да, оно само выбирает жертву из людей, присутствующих где-либо - а значит, внимание его можно отвлечь... Но если вспомнить - к кому рвался демон поначалу? Вот то-то же. Дважды по три жертвы - и седьмую жизнь забытому богу можно назвать, словно наёмному убийце из вольных городов.
   Потребуется неотлучно держать возле владыки охрану. Хайтали это очень не понравится. О Чертогах наслаждений ему придётся забыть; да и отхожее место под наблюдением посещать не слишком приятно...
   - Господин, - поравнявшийся с тайных дел мастером Байларгия выглядел встревоженным и говорил крайне тихо: Этияру приходилось напрягать слух, дабы различить речи евнуха.
   - Господин, почтительно прошу вас незаметно отстать от достойных воителей и последовать за мной. Многомилостивый царь ожидает нас в покоях смотрителя Чертогов...
  

-9-

  

Записки Маржаны, служанки,

милостью великого царя Санаб Хайтали Сияющего

до звания придворного писца вознесённой

  
   "Когда же наш царь великий и многомудрый вывел своих воинов из подземелья, а с ними вышли и Этияр с Байларгией, и я, ничтожная, то сведал Байларгия, что смотритель Чертогов наслаждений, евнух именем Иртамас, был злодейски убит в покоях своих. И не знали прочие евнухи, что им делать. Байларгия же сказал об этом бедствии царю, и направили они к телу убитого шаги свои. А поскольку жёны все и наложницы сидели в покоях своих, нашёл царь наш несравненный разумным и уместным взять с собою также и Этияра. Я же, глупая и оттого дерзкая сверх меры, увязалась за ними, и никто меня не остановил: прочие евнухи считали, что раз не гонит меня царь от сияющего лика своего, значит, по воле его я здесь. А царь, удручённый бедою, и не видел меня толком...
   Воистину, не должно женщине проявлять к мужским делам любопытство. Открылось глазам моим страшное, коего ни одной из подобных мне видеть не следует.
   Увидала же я тело помянутого Иртамаса, обезображенное весьма, и хватило этого мне для того, чтобы сомлеть. И пришла я в себя в покоях служанок, а посему остальное со слов Байларгии записываю..."
  

- - -

  
   "Это не мои Чертоги наслаждений. Это пристанище безумного мясника..." - вертелось в голове у Хайтали, когда он осматривал забрызганные кровью покои.
   Тело Иртамаса лежало посреди комнаты, на ковре, облачённое в лучшую накидку. Лица у бывшего смотрителя Чертогов не было: не называть же лицом жуткое тёмно-красное месиво! Кисти рук валялись возле пяток трупа; страшно белели срезы костей. И совсем рядом, на подушке с вышитыми павлинами - горка сломанных драгоценностей. Иртамас редко носил больше пары колец и нескольких драгоценных заколок, однако за время, проведённое в царских Чертогах, у него скопилось немало безделушек.
   Демон меняет обыкновения?
   Видимо, последний вопрос Хайтали произнёс вслух. Вошедший Этияр покачал головой.
   - Сомневаюсь, о царь мой. Демонам подобное не свойственно. Это люди непостоянны в привычках.
   - Привычки у него... - дёрнул уголком рта царь. И заставил себя вернуться к распростёртому на полу телу.
   - Кровь ещё свежа. Недавно умер. Как думаешь, Этияр?
   - Царь мой прав. На час, не более, разминулись мы с убийцей. Мыслю, вершил он своё дело, когда услыхал крики в саду и понял, что сейчас евнухи прибегут к смотрителю Чертогов.
   - Но как этот пёс, если он двуногой породы, вышел отсюда?! Как он вообще сюда попал?
   - А он не выходил, о повелитель, - подал голос Байларгия. Библиотекарь стоял у заляпанного кровью ложа Иртамаса и хмуро глядел себе под ноги. Туда, где из-под свисающей шёлковой простыни высовывался краешек накидки.
   Будничной светло-коричневой накидки евнуха.
   - Дай-ка я взгляну, - Этияр в мгновение ока очутился у изголовья кровати. Опустился на четвереньки, ничуть не стыдясь нелепой позы, аккуратно отбросил простыню, заглянул... Хмыкнув, потянул на себя накидку.
   - Иртамас повыше будет, - задумчиво прищурился царь, созерцая тёмные пятна на ткани цвета ореховой скорлупы.
   - И постройнее, - отозвался Байларгия, распахнув принадлежащий покойному сундук. - Только когда мой повелитель изволил приказать удалить женщин из сада, паника поднялась... великая. Вряд ли кто-то обратил внимание на несообразность в одежде евнуха. А у Иртамаса таких накидок - ворох, и где они лежат - всем известно: на дне иртамасова сундука. Видите, как всё перерыто? Очень похоже, что чистое убийца отсюда взял.
   - Верно заметил, - Этияр не спешил подниматься на ноги. - Может, скажешь также, откуда у евнуха вот это появилось?
   Тайных дел мастер держал в руках тяжёлый, покрытый запёкшейся кровью тесак.
   "Я был прав, мясник поработал", - мелькнуло в голове у Хайтали. Впрочем, царь тут же оборвал себя. Что за глупости! Ясное ведь дело - или демон, или евнух. А евнухи далеко не всегда безобидны, вон, Байларгия тому живой пример...
   Библиотекарь как раз объяснял, где в Чертогах наслаждений можно достать подобные вещи. Хайтали не хотел слушать. Он вообще не хотел думать о делах здешних. Всем сердцем своим, всей душою рвался он в провинцию Феатта-наг: туда, где сейчас усмирял непокорных его наследник, опора и надежда... Это - дела царские, это, а не разбор убийств жён и евнухов!
   Только вот демон, который терзает столицу - тоже царское дело. Ни на кого не перевалишь. Особенно если и впрямь отрыжка иного мира охотится за ним, Хайтали.
   Киринасу хватит мятежников. Притащить к нему ещё и злобное божество - не по-отцовски. И не по-царски.
   Ладно, пускай сынок погеройствует на родине бедняжки Зуринны.
   Пару секунд царь стоял с выпученными глазами, жадно хватая ртом воздух. Потом воззвал к увлекшимся спором помощникам:
   - Мудрейший Этияр, и ты, верный Байларгия! Скажите, может ли смерть Зуринны, жены моей, быть как-то связана с мятежом у неё на родине?
   Некоторое время в комнате царило молчание. Затем тайных дел мастер сокрушённо сказал:
   - Царь мой и повелитель, я воистину ослоподобен и достоин лишь ворочать жернова в мельнице! Мне первому должна была прийти в голову сия мысль!
   - Прекрати, - отмахнулся Хайтали. - Ясно видно теперь, что все эти случаи связаны. Но суть их связи ускользает от меня!
   Этияр задумчиво пощипал бороду.
   - Несомненно, связь есть. Но боги любят играть в странные игры... В любом случае, о мой повелитель, я предложу тебе вот что. Распространи слух о том, что завтра приведёшь сюда волшебника, дабы осмотрел он комнаты и, если найдутся вещи или капли крови убийцы, назвал его имя.
   - А такое возможно? - Хайтали азартно подался вперёд.
   - Увы, государь мой. Магия вещей капризна, и нет у нас в стране чародеев столь великих. Однако не думаю, что убийца об этом знает, да и как тут можно точно знать? Пусть Байларгия устроит здесь засаду. Я тоже могу остаться - кому придёт в голову, что ты разрешил мужчине провести ночь в своих Чертогах наслаждений?
   - Мне бы точно подобное в голову не пришло, - фыркнул царь. - Что ж, поступим по слову твоему, Этияр. Но я тоже приду сюда!
   Начальник Чертогов тихого разговора лишь поклонился, умело спрятав тяжкий вздох.
  

-10-

  

Записки Маржаны, служанки,

милостью великого царя Санаб Хайтали Сияющего

до звания придворного писца вознесённой

  
   "И говорил величайший из царей, Сияющий Хайтали, о волшебнике с женой своею, Кильданной Золотоглазой, и одобрила она все замыслы многомудрого своего супруга. А говорили они об этом в Галерее Танцовщиц, когда царь изволил усладить взор нежными движениями, и пляской бёдер, и танцем с бубном, и прочими танцами, на которые наложницы способны. Многие слышали разговор тот и видели, как радовался царь, что вскоре узнает имя нечестивца. И повелел ещё царь оставить тело Иртамаса там, где оно лежит, а почести воздать уже завтра. И повиновались евнухи владыке.
   Ещё же в разговоре том упомянул хитроумный царь наш, что отправил Этияра домой и лекарей послал к нему. А Кильданна Золотоглазая сожалела, что нет с ними начальника Чертогов тихого разговора, ибо видит он, как звёзды движутся по небу и как змеи ползают под землёю. Царь же смеялся и в шутку упрекал жену свою: дескать, хочет она, чтобы чужой мужчина в царской обители удовольствия ночевал. И ничего не ответила на то Кильданна..."
  

- - -

  
   Устраивая засаду в собственных Чертогах наслаждений, Хайтали чувствовал себя до обидного по-дурацки. Казалось бы, и труп Иртамаса распростёрт на полу, и демон может появиться в любую секунду - а всё равно, глупое чувство, будто это происходит не с тобою, никак не хотело уходить. Морок, наваждение, а держит, крутится в голове!
   Этияр с Байларгией, напротив, выглядели серьёзными и сосредоточенными. Изредка перебрасывались словами, не спускали глаз с двери.
   Минуты шли - томительно, вальяжно, пытаясь задержаться и утопить тревогу в липких объятиях сна. Хайтали уже украдкой позёвывал в кулак, когда дверь отворилась. Однако вместо евнуха укрытым в занавесях прознатчикам предстала укутанная в покрывало женская фигурка.
   Да, вряд ли женщина могла наносить удары такой силы. И вряд ли она вообще была здесь во время убийства. Из-под покрывала раздался судорожный вздох. Похоже, ночную гостью тошнило.
   Тем не менее, где что находится, загадочная посетительница знала. Без колебаний направилась она к ложу Иртамаса и опустилась на колени, желая заглянуть под край простыни.
   Этияр условленным образом коснулся царя и решительно отдёрнул занавесь. Трое мужчин разом навалились на хрупкую женщину. Наверное, со стороны это выглядело мерзко и кощунственно. Хайтали ощутил лёгкое дуновение стыда... на миг, не более. Потом всё схлынуло, оставив лишь усталый гнев.
   Фигура в покрывале отчаянно извивалась, пыталась лягаться, кусаться сквозь жёсткую ткань, царапаться... Приглушённо выругался Этияр - острые ногти прошлись по его щеке. Азартно запыхтел Байларгия - удалось заломить женщине руку. Ещё чуть-чуть возни в темноте... всё. Странная гостья надёжно спелёнута.
   Мастер тайных дел зажёг лампы. Не оборачиваясь, спросил:
   - Повелитель, эта женщина под защитой рук твоих и дома твоего?
   В самом деле, сообразил Хайтали, ведь за взгляд на принадлежащую царю красавицу мужчина становится евнухом, и не спасают никакие заслуги...
   - Нет ей защиты рук моих и тепла дома моего. Не дают защиту предавшим те, кого предали!
   Байларгия кивнул речам своего владыки и резким движением разорвал на женщине покрывало. Та издала короткий вскрик - и крепко сжала губы.
   "Совсем не красавица", - мелькнуло в голове у Хайтали. Черты лица правильные, но нет той изюминки, которая отличает истинно прелестных женщин. Эту же и ярость не портит - всё живое чувство, не пустая, бессмысленная маска.
   - Знаешь её? - спросил Этияр у Байларгии. Царь усмехнулся: не хватало ещё, чтобы евнух в Чертогах наслаждений кого-либо не знал! И точно - библиотекарь вздохнул угрюмо.
   - Знаю, господин. Гутиэлла это, любимая служанка госпожи Зуринны.
   Хайтали изумлённо охнул, а тайных дел мастер затейливо выругался. Женщина смотрела в никуда, подбородок был надменно вздёрнут, грудь мерно вздымалась. На губах у начальника Чертогов тихого разговора появилась мрачная, не предвещающая ничего доброго улыбка.
   - Отдай эту ослушницу мне, повелитель. Дело, похоже, давно уже вышло за пределы дворца, и прав был ты, прозорливо увидав заговор, когда все вокруг словно ослепли. Отдай её мне, и я спрошу её о сообщниках.
   Лицо женщины не изменилось, лишь дыхание прервалось на миг. Царь пытливо заглянул в глаза пойманной и холодно спросил:
   - Расскажешь всё мне сейчас или ему в пыточной?
   - Будь ты проклят, - процедила Гутиэлла и плюнула в лицо своему владыке.
   Хайтали спокойно стёр плевок и равнодушно кивнул Этияру:
   - Она должна заговорить как можно быстрее.
   - Да, повелитель. Байларгия, помоги...
   Евнух не позволил себе открытого проявления жалости, однако тайных дел мастер как-то понял, криво усмехнулся, хлопнул библиотекаря по плечу - дескать, не виню, но у каждого своя работа.
   Всё верно, думал евнух, рывками понуждая женщину идти вперёд. Работа у каждого своя. У кого-то предавать, у кого-то - хранить верность. У кого-то убивать, у кого-то - защищать от покушений.
   Но зачем же Четверо и Старший допускают, чтобы люди занимались не своими делами?!
  
   Хайтали мерил шагами личные покои, стараясь не обращать внимания на застывшую по углам комнаты стражу. Решение было принято давно, но мучительные сомнения грызли, не отступали. Не ждёт ли Киринаса засада там, в провинции Феатта-наг, родине мятежного народа феатанги? Этияр и Байларгия в один голос уверяли, что демон не уйдёт от алтаря; особенно усердствовал Байларгия. По его словам, через пролитую кровь он на некоторое время связан с чудовищем и может предугадать поступки Забытого бога... Врёт? Нет. Скорее, не договаривает. Но Этияр спокоен. А ему можно ли доверять?
   Вздор. Если подозревать всех, так уж лучше сразу повесить царские одежды на гвоздь отчаяния и удалиться простым воином в пустыню - сложить голову в бесконечных стычках с тамошними племенами. Этияр верен своему правителю. А оскорблять наследника излишней опекой и вовсе не следует.
   Довольно присутствия рядом с Киринасом Седого Барса. Кто-кто, а дед не допустит, дабы с внуком случилась беда.
   С поклоном вошёл один из воинов, носящий на груди знак Льва.
   - Повелитель, начальник Чертогов тихого разгово...
   - Веди его сюда! - наконец, хоть какие-то новости!
   Этияр быстро вошёл в комнату, зачем-то огляделся - охрану ли проверил, привычке ли поддался. Хайтали нетерпеливо вздёрнул подбородок.
   - Упрямая женщина, - тайных дел мастер устало присел на край дивана. - Быстро не заговорит. То, что в гареме у неё сообщник есть, это понятно - но имени его не называет. Остальных, возможно, не знает и сама. Демона на жену твою натравила она - тут сомнений нет. То есть, при вызове твари Гутиэлла присутствовала хотя бы однажды. А вот о покушении на тебя ей вовсе неизвестно...
   - Зачем? - выдавил из себя царь. Поймав недоумённый взгляд Этияра, пояснил: - Зачем было убивать Зуринну?
   - Из ненависти, повелитель. Жена твоя происходит из знатного рода, одного из многих, которых предок твой Нийраби Покоритель и сын его, Киринас Звёздное Чело, лишили множества привилегий. Заговорщики надеялись, что женщина из племени феатанги склонит сердце твоё к неоправданной милости. Видимо, Зуринна отказалась. Не думаю, правда, что изначально хотели убить её таким образом: уж больно опасно. Однако женщины редко поступают по велению разума...
   - Этияр, - царь говорил спокойно. Очень спокойно, - я дозволяю тебе применять любые пытки. Бей её, жги, топи в нечистотах... не мне подсказывать мастеру, что делать - но я хочу услышать имена. Это ясно?
   - Да, повелитель.
  

-11-

  

Записки Маржаны, служанки,

милостью великого царя Санаб Хайтали Сияющего

до звания придворного писца вознесённой

  
   "Не желая тревожить повелителя своего, Хайтали Сияющего, чей разум орлом поднимается в заоблачные выси и муреной плавает в океанских глубинах, чьё милосердие и великодушие превыше любых славословий, скрыл евнух Байларгия правду о том, что сделал. А сделал он вот что: отворив на алтаре жилы свои, кровью себя с демоном связал. И так вот обрёл Байларгия право один раз приказать отродью мира потустороннего, но и заплатил за это немало. Отныне жизнью своей подкармливал демона учитель мой. И длиться это должно было пятьдесят дней и ещё один. Потом же, если не прогнать демона из нашего мира, умирает человек, и остановить сие никак нельзя.
   Так написано в книге "Знания тайные и утраченные: что потерял мир и что он обрёл взамен". Не зря книга эта запрещена, и для блага своего и потомков своих не должен человек её читать! Но не заботился евнух Байларгия о благе своём - лишь о благе владыки Сияющего Хайтали да о судьбе царства нашего были его мысли. И только посему, и ни по какой иной причине прочёл он то, что прочёл, и сделал, что сделал..."
  

- - -

  
   - Байларгия, ты очень занят?
   Дворцовый библиотекарь развернулся. Тельнеке, смотритель покоев Служения - то есть, один из надзирающих за служанками - глядел на собрата своего потерянно, мял в руках свисающий край накидки и вообще вёл себя, как сказал бы покойный Иртамас, "непотребно, благоразумию вопреки".
   Именно руки Тельнеке привлекли внимание Байларгии. Огромные, сильные, способные размять спину натрудившейся за день служанке, перенести тяжеленную купель с горячей ароматной водой, разом унести охапку увесистых парчовых покрывал из тех, что носят царицы...
   Взять тесак и зарубить смотрителя Чертогов наслаждения.
   Холодок пробежал по спине библиотекаря. Вопреки убеждению соплеменников, трусом он всё же не был; да и оружием его старый хозяин из Феоронны владеть выучил. Но то оружие. А в рукопашном поединке выстоять навряд ли удастся, особенно сейчас, когда тело так ноет, так болит...
   И уж точно не выстоять, если кто-либо из бывших хозяев Тельнеке походил на феороннского убийцу.
   Четверо и Старший, да что за мысли лезут в голову? Воистину, горек твой хлеб, если в каждом подавшем его отравителя видишь! Прав был древний поэт, тысячу раз прав.
   Хотя по легенде и принял отраву из рук старшего брата-царя.
   - Совсем я не занят. Какой трактат тебе показать?
   - Я не за трактатом. Я... - Тельнеке привёл край накидки в совсем уже похабный вид и тяжко вздохнул:
   - Гутиэлла... Что с ней делают?
   Милостивые боги, ну как тут перестанешь подозревать людей?
   - Пытают её, - Байларгия холодно поглядел на мающегося широкоплечего евнуха. - Хотят, чтоб раскаялась и выдала призвавших демона. Нам с тобой до этого дела мало. Разве лишь попросить у Четверых и Старшего, дабы быстрей вразумили несчастную.
   - А если... если другой кто-то расскажет обо всём царю?
   - Царь милосерден, а она - глупая женщина... - библиотекарь помолчал, затем пожал плечами. - Сам понимаешь, не я решаю такие дела. Но полагаю, что ей дадут умереть быстро. Когда демона загонят обратно, туда, откуда призвали. И где ему самое место.
   Тельнеке прикусил губу, подумал и решительно кивнул.
   - Хорошо. Веди меня к Этияру.
  
   - Я не знал, чем всё обернётся, клянусь Четырьмя и Старшим! - евнух для убедительности приложил руку к сердцу.
   Этияр насмешливо фыркнул:
   - Да веришь ли ты в них, отступник?
   Чертоги тихих разговоров Байларгия представлял себе иначе. Посмеиваясь над собою, понимая, что не следует верить сказкам - но всё же... А тут - смех один, а не допросная комната. Потёртые цветастые подушки, занавески выцветшего шёлка, в углу - столик с кальяном и засохшими сластями. Только в таких комнатах и вести речь о державной измене!
   А вели. И об измене, и о бунте, и о демонопоклонстве.
   - Верю, - Тельнеке устало вздохнул, провёл кончиками пальцев по лбу, словно пытаясь стереть прошлое навсегда. - Я верю в истинных богов. И сестра верила... пока не пришёл этот человек.
   ... Евнухом Тельнеке тогда уже был. Его оскопили, решив, что здоровый юноша пригоден для работы в Чертогах наслаждений. Так и жил - послушный, в меру весёлый, даже и не мечтавший о лучшей доле.
   Рядом подрастала сестра. Ловкая и расторопная, девочка быстро стала хорошей служанкой у любимой хозяйской дочери, Зуринны. Служанкой, подругой, наперсницей...
   - Только мне Гутиэлла рассказывала, как ненавидит госпожу. За красоту, за богатство, за то, что знатная и сваты каждый день. Только я знал. Пытался образумить - куда там! А уж когда этот приходить начал...
   "Этот" был благородным господином. Имени его Тельнеке тогда не сумел выведать: сестра хранила секрет, а спрашивать у хозяев юный евнух не решился. У слуг тоже. Разговоры, шепотки по углам... сплетен не избежать, а зачем они?
   - Совсем Гутиэлле голову вскружил. Было между ними недолжное, а для себя этот сестру у хозяина не просил. Я уже думал пожаловаться как-то, когда узнал, что на самом деле ему нужно.
   Благородный господин интересовался не столько телом девушки - не таким уж красивым, честно говоря, - сколько делами дома. Кто вхож к домовладыке, почему вельможа хоть и ворчит на власть, а сыновьям строго запрещает даже голос на царских управителей повышать вне родных стен... Глупышка Зуринна знала немного, но крохи своего знания не таила от лучшей подруги. С чего бы?
   - Как я после этого мог пойти к хозяину? Ведь Гутиэллу первую... а она у меня одна!
   - Глупец ты, - вздохнул Этияр. - Ну, выдрали бы твою Гутиэллу, отослали бы из дому на поля работать... зато живая. Ладно, чего теперь. Говори дальше.
   Помимо любовных признаний и разговоров о делах хозяйских, благородного господина и рабыню связывало ещё одно дело. И делом этим было - ни много ни мало! - "освобождение" Феатта-наг от "иноземных поработителей". С последующим благоденствием вольного государства, как же иначе?
   - Гутиэлла... она себя чувствовала почти царевной-рабыней из легенды, есть у нас такая... Прямо светилась, когда о своём предназначении рассказывала! А я не знал, что ответить.
   - Все бабы... - начал было Хайтали, осекся, безнадёжно махнул рукой, плюнул в сердцах и гневно велел: - продолжай!
   А дальше были волнения в провинции. Стихийные бунты, начатые чернью. Гутиэлла, слыша эти разговоры о разорённых деревнях, брезгливо морщила носик, поводила плечиком и бросала что-то маловразумительное о "глупом сброде, не ведающем, как надо". Непременно добавляя: "Лучшие из лучших таких глупостей не делают. Надо же вначале подготовиться!"
   - Ну да, - еле сдерживаясь, процедил царь: - лучшие из лучших перевалили налоги с себя как раз на чернь. Ещё бы, помню, долго разбирался. Вот зачем оно им нужно было!
   Этияр благоразумно промолчал. Испокон веков вельможи старались уберечь от налогов собственные кошельки - и заговорщики в этом деле не отличались от преданнейших царских слуг. Как говорил поэт... а впрочем, их много, поэтов. И говорят они в основном то, что хотят услышать люди.
   Поэтам, как и прочим, нравится наваристая похлёбка.
   Сам же начальник Чертога тихих разговоров видел не одного борца за свободу родины. Он глядел в горящие глаза, слушал страстные речи и... не понимал. Менять поставки пшеницы в засушливые годы на право разговаривать в суде на родном языке? Защиту огромного царского войска - на недолгие войны с соседями, которые разорвут слабую державу на части? Не самую счастливую, но, в целом, безбедную жизнь - на право умереть с древним боевым кличем на устах?
   Что-то, наверное, в этом крылось. Что-то большее, нежели внешние признаки. Иначе редкостью, осколками древних времён давно стали бы эти с горящими глазами. А они встречались часто.
   Что-то. Этияр признавал неведомую силу, уважал её... и боролся с нею, как мог. Не хотел возвращения прошлого, когда маленькие племена грызли и душили противников, сами истекая кровью. А именно такой виделась тайных дел мастеру воспетая, взлелеянная в мечтах свобода.
   Он-то поэтом никогда не был.
   И потому многие горящие глаза закрылись навсегда. А другие потухли, владельцы их образумились и верно служили Санаб. Зачастую - под рукой Этияра.
   Впрочем, не о том нынче речь.
   Бунт подавили, Зуринну выдали замуж за царя, дабы обеспечить послушание её родителя - а вместе с новой супругой владыки в столицу перебралась любимая служанка. Вскоре за ними последовал молодой евнух - как дар провинции столичным Чертогам наслаждений. Иртамас юношу одобрил, а о родстве своём с Гутиэллой Тельнеке умолчал. Понимал: подобные игры никому не нравятся.
   Благородный господин оставил их с сестрой в покое почти на три года.
   Евнух и думать о нём бросил.
   Пока не встретил на базаре, куда ходил за благовониями для служанок. Это царским жёнам всё привозят из заморских стран - другим обитательницам Чертогов подобной роскоши не положено. Обойдутся тем, что подешевле.
   - Он сразу ко мне подошёл, будто ждал. Протянул записку, велел отнести Гутиэлле. Я сказал: "Господин, моя сестра не хочет с вами знаться". А этот лишь рассмеялся в ответ. И спросил, точно ли в Чертогах наслаждения знают о нашем с нею родстве?
   Тельнеке записку отнёс, но на коленях умолял строптивую женщину отказаться от этой связи. Тщетно. Гутиэлла опять не послушалась брата. А тот... наверное, он просто слишком её любил. И слишком привык повиноваться.
   Даже когда сообщили ему, что вызвать демона способен только скопец.
   - Я... я думал... думал, что ничего не выйдет, - евнух уронил голову в большие ладони и глухо застонал. Плечи его тряслись. Царь с Этияром переглянулись.
   Что тут говорить? Молча подать воды и дождаться, когда раскаявшийся жрец Забытого бога сумеет продолжить рассказ.
   Вызвать демона мог лишь евнух. Управлять же им - те, на кого укажет новый жрец чудовища.
   - Их было трое. Гутиэлла, этот мужчина и ещё один, в капюшоне. Мне сказали, что он имеет право. Что это он выяснил, как всё сделать. Что у него в семье хранятся древние знания. Я назвал и его тоже... Демону можно приказывать, если назовёшь его хозяев по имени. Он запоминает...
   - С этого следовало начинать, глупец! - не выдержал Этияр. - Как их звали?
   Тельнеке понурился.
   - Любовника моей сестры - Нонкеро. Того, в капюшоне - Айхал.
   Губы начальника Чертога тихих разговоров на миг стянулись в тонкую нить, а затем разошлись в бледной, нехорошей усмешке.
   - Мне известны эти имена, повелитель.
   - Хорошо, - кивнул царь. - Последний вопрос, Тельнеке. Зачем ты убил Иртамаса?
   - Он видел, как моя сестра встречалась с Нонкеро.
   Когда царь исчез, во дворце поднялся жуткий переполох. Тельнеке носа не высовывал из Покоев служения - успокаивал перепуганных женщин. И Нонкеро рискнул.
   - Гутиэлла только разговаривала с ним. Клянусь, мой повелитель, ничего более! А Иртамас появился неожиданно. Ни сестра моя, ни благородный господин его не видели. А я увидал... и понял, что жизнь сестры моей висит на кончике языка смотрителя Чертогов!
   Действовал Тельнеке быстро. Он сам пришёл к Иртамасу, якобы с доносом. И старший евнух ничего не заподозрил.
   - Сказал мне: "Напишу письмо в Чертоги тихого разговора. Больно подозрительно, что двое из Феатта-наг встречаются, когда в провинции бунт; нет ли тут чего опаснее любовного недуга?" Я сказал: "Исполню в точности". И когда Иртамас отвернулся, кубком тяжёлым ударил его. По голове. Несколько раз. Потом за тесаком сходил и... закончил дело.
   Внезапное появление царя спугнуло убийцу. Он впопыхах сунул нож под кровать, переоделся, во что было, и ринулся прочь от трупа.
   - Не Чертоги наслаждения, а караван-сарай, - задумчиво сообщил царь. Тельнеке и Этияр уставились на повелителя, а тот меланхолично продолжил: - Впрочем, караван-сарай хороший. Из тех, где много народу толчётся. И кормят там, и поят, и танцовщицы, опять же... И фокусники, что змей из рукава достают. Ну, ладно...
   - Владыка? - озабоченно склонил голову Этияр. Царь, однако же, не обратил на него внимания.
   - Тельнеке, а знаешь ли, как демонов обратно в их мир загоняют?
   Евнух сглотнул.
   - Знаю, повелитель. И готов.
   - Готов? Хорошо. Тогда слушай моё слово: если всё пройдёт, как должно, сестру твою оставлю в живых. Замуж выдам за человека надёжного. А ты уж постарайся... умереть не зря.
   И не глядя уже на рухнувшего на колени, обеспамятевшего от радости человека, царь повернулся к Этияру.
   - Вызывай жрецов Старшего. И об этих двоих... поклонниках Забытого бога расскажи подробней. По дороге в казармы и расскажешь. Воинов нужно побольше брать.
   Начальник Чертогов тихого разговора коротко поклонился.
  

-12-

  

Записки Маржаны, служанки,

милостью великого царя Санаб Хайтали Сияющего

до звания придворного писца вознесённой

  
   "Царевич же Киринас, прозванием Твердыня, и с ним отец матери его, могучий Маралли, прозваньем Седой Барс, и войска немало, подошли к границам мятежной провинции. И увидали злокозненных бунтовщиков, а были среди этих гнуснейших одоспешенные, и конные были, и лучники тоже. Подивился Маралли немало: откуда и деньги взялись, ведь подати царю провинция с трудом платит. Киринас же, увидав войско нечестивых, возликовал и к битве приказал готовиться, ибо чаяла сражения его гордая душа. Так орёл падает на дичь, так град сбивает всё живое, как готовился напасть на мятежников наследник Сияющего Хайтали!
   И слышен был громкий крик с той стороны, к переговорам могучего военачальника Санаб склоняющий. И внял Киринас, хотя и алкал битвы. Но воистину Четверо и Старший разум мудреца в юное тело царевича вложили! Итак, согласился он милостиво выслушать недостойных, раз хотят говорить, а потом уже решить, что с ними делать.
   Выехал Киринас Твердыня во всём великолепии своём и стал посреди поля, а с ним - Миралли Седой Барс и трубач, и знаменосец. С той же стороны приблизился к ним человек. И узнал Седой Барс этого мужчину, а был он отцом Зуринны Сто Браслетов. Звали же его Кадесе, и происходил он от предков весьма достойных. И сказал Миралли об этом царевичу, и тот свойственника учтиво приветствовал.
   Кадесе же, приблизившись, увидал на Киринасе одежды траурные. И поскольку себя не помнил от горя, начал многомилостивого царевича оскорблять словами непотребными. А среди прочего спросил, не по державе ли своей гибнущей юноша скорбит. И хотел царевич воздать сквернословцу должное, но удержал гневные речи из уважения к сединам его и беде его. Ответил же, что скорбит по младшей матушке своей, и удивлён немало, увидав отца покойной Зуринны в платье воинском без отметин траурных. И разгневался тогда Кадесе ещё пуще, и возопил гласом громким: "Да не вы ли убили её?" Тут понял Киринас Твердыня, что не ведает отец Зуринны, как погибла дочь его, но получил известия лживые. А ещё понял, что есть заговорщики и в столице, о чём, вернувшись, немедля письмо отцу своему написал и с голубем почтовым выслал.
   И осведомил Киринас отца младшей матушки своей о демоне подробно, а когда тот возразить пытался, останавливал его Миралли Седой Барс, и взывал к разуму Кадесе, и стучал в двери души его, и достучался. Посему не только слушал отец Зуринны правду, но и услыхал её. И помутилось у него перед глазами от горя, и рвал он на себе одежды, и зубами скрежетал. А когда от мятежников посыльные прискакали, испуганные такими делами его, обратно их отослал.
   Предложил тогда царевич себя в залог с тем, чтобы поехал Кадесе в Аль-Фумар и убедился в правдивости слов его. На это отвечал отец Зуринны, что верит юноше столь бесстрашному, и что одного согласия царевича с таким залогом для него довольно. И показалось Миралли, что не верит старый Кадесе, скорее, сообщникам, и за жизнь наследника Санаб опасается. И сказал Кадесе: "Поеду я в Аль-Фумар, оплачу дочь свою". Тогда же отдал приказ людям своим отойти от мятежа; и было сделано. И простил их царевич, поелику милостив несказанно. И другим бунтовщикам плащ милости своей предложил он, но не вняли злокозненные, в нечистотах погрязшие. И послал Киринас письмо отцу с Кадесе, и великую охрану дал ему, и тех людей, кто господина своего охранять хотел, с ним же отправил. Сам же остался воевать с бунтовщиками, а Миралли ему в том помогал всецело.
   Историю эту я, недостойная, записала со слов людей, кои там были и по приказу величайшего царя нашего, Хайтали Сияющего, со мной, ничтожной, встретились, дабы поведать сие потомкам в назидание"
  

- - -

  
   Этияр чувствовал, что нелюбовь к подземельям у него сохранится надолго.
   По походному алтарю Старшего, расположенном напротив грубо обработанного куска камня, в облаке изысканных ароматов текла кровь Тельнеке.
   Три ряда копейщиков окружали место, где проходило жертвоприношение. Три ряда копейщиков и дюжина жрецов сдерживали беснующегося демона. Служитель и господин добровольно предавал вызванного им монстра, забирал с собою, туда, где нет тёплой плоти, туда, где человеческую кровь нельзя пить горстями...
   Что там есть - Этияр не знал. Писали разное... проверять не хотелось.
   Евнух уходил с улыбкой, счастливой улыбкой наконец-то поступившего правильно человека. И не беда, что улыбка эта то и дело подёргивалась гримасой боли.
   Красные капли времени падали с алтаря в такт песнопениям. Капля - разговор с царём. "Повелитель, мудрость твоя несомненна, однако..." В ответ - бешеный взгляд, стиснутые кулаки. "Этияр, я знаю: мой отец прикончил бы её. И дед. И ещё куча предков, чтоб им всем Владычица Заката... милость свою подарила! Но ты сделаешь по приказу моему. Ясно?" - "Да, повелитель".
   Капля - что там с Байларгией? Байларгия...
  
   - Держи его! Да куда... держи!
   И впрямь - трудно удержать накачанного сонным зельем, связанного по рукам и ногам человека, если человек этот рвёт путы, словно сапог - задетую мимоходом паутину. Если в открытых глазах нет зрачков - пустые мутные бельма, а рот, пускающий слюни, норовит укусить.
   Трудно - даже когда служишь в Чертогах тихого разговора не первый десяток лет, а до того задом галерную скамью полировал, а ещё до того... хотя вот об этом не надо, люди добрые. Было - и сплыло. Да и галера та давно уже на дне морском догнивает.
   Трудно. Но возможно.
   - В зубы ему амулет, в зубы пихай! Вот так!
   - Сильный, "держатель покрывала", чтоб ему...
   - Сколько ж те покрывала весят?
   - Дурак, его демон зовёт! И сил прибавляет. Ну-ка, пока валяется, вяжи по-новой!
   - А-а-а...
   Чего ж Этияр так рогом упёрся - в живых тебя оставить, дружок? Видать, нужен ты ему, евнух. Байларгия...
   - Держи!
   Звон.
   Из перевёрнутого кувшина с вином вытекают последние капли.
  
   Капля. И в алтаре демона появляется первая крошечная трещина. Или это лишь показалось? Пение жрецов. Рёв демона. Струйка крови, из которой до края алтаря докатывается...
   Капля. Сияющий Хайтали заходит в камеру к Гутиэлле. Он спешит вязать злодеев - но не может не зайти. Царь в блеске кольчуги - и голая, избитая женщина.
   Она не хочет, не может понять, что сейчас делает для неё брат. Она шепчет: "Предатель!" Шепчет: "Будьте прокляты!" Из глаз у неё катятся злые слёзы - так не оплакивают близких, так провожают рухнувшие мечты.
   Скоро ли Гутиэлла поймёт, что осталась одна? Что нет больше ни любовника, ни брата? Выдавит ли для бедолаги Тельнеке слезу - хоть каплю?
   Капля.
   Капля.
   Капля.
   Когда-нибудь время закончится, невпопад думает Этияр. Время перестанет сочиться из ран Вечности, и даже боги окажутся бессильными. Мы все умрём, принесённые в жертву... кому?
   Капля.
   Кап...
   И с треском расколовшийся алтарь.
   Вой, исчезающий вдали.
   Понемногу опускающие копья, недоверчиво озирающиеся воины.
   Тельнеке. Глаза широко открыты, улыбка делает лицо привлекательным. Ниже шеи лучше не смотреть.
   Всё.
   Демона больше нет.
  

-13-

  

Записки Маржаны, служанки,

милостью великого царя Санаб Хайтали Сияющего

до звания придворного писца вознесённой

  
   "И назвал евнух Тельнеке Этияру два имени: Нонкеро и Айхал; и царь наш, Хайтали Сияющий, тоже эти имена слышал. По дороге же в казармы вопросил царь: "Кто эти двое? О, мой начальник Чертогов тихого разговора, ведомо мне, что нет в Санаб и окружающих нас державах человека, о котором ты не сможешь поведать. Так расскажи об этих!" И поклонился Этияр, и сказал: "Повинуюсь, о несравненный мой повелитель". Так узнал царь, что Айхал - вельможа из Кетаро-наг, провинции, с Феатта-наг граничащей, а Нонкеро - один из ближних его. И воскликнул Хайтали Сияющий: "Воистину, велико безумие врагов Санаб! И в помрачении злобы своей заключат они союз хоть с демоном, хоть с бывшим врагом, предок которого сердце у твоего предка вырывал. Ведь Айхал к народу кетту принадлежит, а Нонкеро - феатанги! Как же сошлись эти двое?" И отвечал Этияр: "Царь мой и предки его границы между народами стёрли, и ходят друг к другу свободно и мирно, и торгуют беспошлинно, и жён берут друг у друга не увозом, но за выкуп; все славят правителей Санаб за столь великое деяние, кроме этих злокозненных".
   Тогда задумался Сияющий Хайтали, и долго думал. А потом вскричал: "Так нет же, не бывать тому, чего они хотят! Знаю я, что любо народам, Санаб населяющим, жить одною семьёй. И не отменю никогда заповеданного предками!" И те, кто слышал, славили царя.
   На мятежников же ополчился царь, и гневался на них сильным гневом. И собрал воинов своих, и пошёл к дому тому, где сии нечестивцы порокам гнусным предавались..."
  

- - -

  
   - Открывай! Именем царя - открыть ворота!
   Тишина. Но Хайтали и не рассчитывал на лёгкую победу. Сейчас, небось, читают заклинания, ждут явления могучего союзника... Что ж, ждите.
   К стоящему чуть на отшибе, обнесённому крепким каменным забором дому на окраине Аль-Фумар царя послал Этияр. Точнее, попробовал отговорить повелителя - его ли дело самолично гоняться за всяким отребьем? - а потом послал. К дому. Прямой дорогой. И людей своих дал на случай, ежели не захотят открыть ворота законному владыке.
   Неприметный человечек низко поклонился царю, мановением руки подозвал ещё троих таких же, мявшихся в отдалении, и четвёрка скрылась за стеной. Если верить Этияру, не существует в этом мире замков, которые розовощёкий плешивец с помощниками не сумели бы открыть. Или привести к дверям того, кто откроет.
   Результат в любом случае благоприятный.
   Проводив взглядом лазутчиков, Хайтали обернулся к воинам со знаком Солнца на груди.
   - Хей, друзья, мы что, вот так и будем стоять и ждать, ровно рабыни на базаре? А ну-ка, навались!
   Дверь загудела под крепкими мужскими кулаками. Однако это вызвало неудовольствие биратбаше - непосредственного командира пришедших десяти рук воинов.
   - Что ж вы делаете, сыновья пьяного ишака и драной блудницы? В какой сточной канаве оставили вы последние отрепья жалкого ума своего? О, мой повелитель, дозволь мне пойти и утопиться, поскольку я, дурак, считал их воинами, а не навозными лепёшками! Зачем же вы, достойные потомки вонючего шакала, тащили сюда таран - чтобы тискать на нём гулящих девок? О, царь мой...
   - А в самом деле, молодцы! Раз-два, взяли!
   - Эгей, посторонись, люди добрые и не очень!
   Четыре воина споро приволокли таран, одолженный у городской стражи. Морёное дерево с крепкими рукоятями, окованное бронзой, уже одним видом своим внушало уважение. А уж когда стукнули пару раз...
   Появились первые зеваки. Люди, подумал царь, мрачно усмехаясь в бороду, вообще делятся на два рода. Умные закрывают покрепче ставни, дураки высовываются из окон по пояс. Или вообще бегут поглазеть чуть ли не в самую схватку.
   Видимо, о том же подумал один из десятников.
   - Живо, живо расходитесь, почтенные! А ну, кому сказал! Шихари, Аби, подмогните-ка...
   Названные воины отличались отменной широкоплечестью и зверообразными, свирепыми лицами. Жиденькая толпа развеялась, как мука у нерадивой хозяйки, когда дуют южные ветры. Хайтали и сам внезапно ощутил себя таким вот ветром, беспощадной рукой Владыки Юга - горе вставшему на пути!
   - Царь мой, - биратбаше настойчиво, но почтительно потянул владыку за рукав: - вернулся один из этияровых... работничков. Говорит, тайный лаз они разведали. Я туда два десятка уже отослал - не изволите ли с третьим пойти?
   - Отчего ж не изволить? - бесшабашно улыбнулся Хайтали. Кровь пела в жилах. - Эй, молодцы!
   Когда царь заворачивал за угол дома, в воздухе коротко и зло пропела первая стрела.
  
   Лаз выводил прямёхонько в курятник, где по случаю появления множества людей уже успел подняться изрядный переполох. Царь ступил ногой во что-то мягкое, сплюнул, досадливо поглядел на вымазанный желтком сапог. Сверху тут же капнуло прямо на нос. Да что это за... курятник!
   Однако узкая дверца, ведущая в дом, была распахнута, и возле неё радостно скалился, сияя плешью, "этияров работничек". Царь ухмыльнулся в ответ, отёр нос, сплюнул прилипшее к губе перо и ринулся на поиски врагов. Лучше всего живых - что за радость топтать уже убитых?
   Искать долго не пришлось. Всего-то дел - бежать на шум и пластать всех, кто не в знакомых сызмала доспехах со знаком Солнца... Хайтали бежал, пластал, оскальзывался на лужах крови, парировал удары, рыча, проворачивал меч в чужой глотке... Это не чистое поле, где можно держать строй, где слева - друг и справа - брат, а вместе вы - стена несокрушимая и волна необоримая. Это дом с его узкими коридорами, комнатами, комнатками и комнатушками, тут - драка один на один, и кто первый - тот и молодец... ударить, закрыться, ударить, ударить, готов! Бежим дальше.
   Справа раздался женский визг - ай, ребятки, что ж вы так... или не вы? Может, приказали евнухам жён своих убить, дабы в руки захватчикам не попали? В другой раз обязательно остановился бы, разобрался, а сейчас нельзя, ну извините, красавицы, не до вас нынче, право слово! Из бокового коридорчика вылетает тощий, встрёпанный юнец с тяжёлым тульваром... не по руке ему... и малец совсем... ах ты ж! Рука сама идёт вниз, отработанным ещё в отрочестве движением, и мальчишка валится на грязный пол, неверяще глядя куда-то вперёд, а из раны толчками выхлюпывается кровь - этот готов, дальше!
   Айхал, Нонкеро, где вы? Где, демон вас заешь? Я иду!
  
   Они лежали рядом, в одной луже крови, и посмертный оскал вельможи странно не совпадал с умиротворённостью на лице его верного слуги.
   Хайтали смотрел - и вспоминал. Восстанавливал в памяти нечастые встречи, обронённые вскользь слова, торопливые поклоны. Не было у царя причин гневаться на улыбчивого Айхала. За что же ты, Айхал, спустил псов гнева на владыку своего?
   Неужели ваши планы стоили этой, неспешно собираемой по дому, кучи трупов? Стоили Зуринны и неповинных девочек, ожидавших счастья, а нашедших столь ужасную смерть? Стоили провинции, которую война сейчас раздирает смрадными когтями? Умершего на алтаре Тельнеке? Воющей от бессилия и обмана исхлёстанной женщины? Да что ж это за планы, что требуют они подобной цены?
   Рядом натужно сопел биратбаше. Айхала и Нонкеро было приказано взять живьём - а вот не вышло. Увлеклись маленько молодцы. Больно хорошо сражались эти мятежники - у-у-у, рачьи дети! А вот повелитель сейчас, когда горячка поостыла, и всыплет, и впарит, и вообще... Он же, помнится, узнать чего-то у вельможи хотел. Теперь разве что Этияр у богов выведает...
   Женщина где-то в глубине дома завизжала снова. Та самая, другая ли?.. Царь резко повернулся.
   - Баб не трогать! Вояки грозные... А ну живо разберись!
   Разбираться биратбаше ринулся с великой поспешностью - чуть ли не на крыльях полетел. Всяко лучше, чем отвечать за крупную оплошку. Его место занял сумрачный десятник, командовавший воинами, что таскали мертвецов.
   - Повелитель, так чего с этими делать-то?
   Царь снова поглядел на мёртвых заговорщиков. Сжечь, как бешеных собак? А что скажут в провинциях? Нет, почтенные, лишнего повода для бунта я вам не дам - у вас оных и без того предостаточно.
   - Отдать слугам. Пусть оденут в платья сообразно чину и званию и похоронят со всеми обрядами.
   С тем и вышел вон.
  

-14-

  

Записки Маржаны, служанки,

милостью великого царя Санаб Хайтали Сияющего

до звания придворного писца вознесённой

  
   "Встретил царь наш тестя своего Кадесе и восплакал с ним вместе. И повелел в память о Зуринне Сто Браслетов воздвигнуть гробницу, искусно изукрашенную, а перед ней фонтан поставить. Самого же Кадесе царь вознаградил щедро за горе его и за благоразумие его, и с тем отпустил.
   Объявил также царь по всей стране, что уничтожен злобный демон и заговор предотвращён. Возрадовались честные люди великою радостию, а злопыхатели локти себе грызли, и увеличилась печень их, и разлилась желчь, но ничего поделать не могли.
   Преданных же соратников своих решил царь наш великодушный и справедливый вознаградить сообразно делам их и заслугам их и даже сверх того - ибо многомилостив Сияющий Хайтали, да хранят его Четверо и Старший долгие годы! И получили жрецы Старшего пожертвования щедрые, а воины, живота своего не щадившие - земельные наделы, и рабов трудолюбивых, и наложниц прекрасных.
   А Байларгию за великие заслуги его и спасение жизней повелел Сияющий Хайтали возвысить, на место смотрителя Чертогов наслаждения поставив. И удивился Байларгия весьма столь великой милости, отказаться же не посмел.
   Меня, недостойную, возвысил царь из служанок до писцов царских, и разрешил из Чертогов наслаждения выходить, и Женскую библиотеку отдал под начало. Условием же одно поставил - записать всё то, в чём участие принимала и чему свидетелем была, а также иные события, сопутствовавшие этому удивительному делу. И исполнила я волю царскую, как сумела.
   О том, какую награду Сияющий Хайтали слуге своему верному Этияру назначил - неведомо мне..."
  

- - -

  
   Тайных дел мастер задумчиво вертел в руках массивную золотую цепь. Выражение: "Царь мой велик и многомилостив, но зачем мне эта побрякушка?" не сходило с холёного лица.
   - Царскую милость не осуждают и не обсуждают, - насмешливо сообщил Хайтали. Повелитель Санаб возлежал на мягких подушках с чашей вина в руке и, казалось, всецело радовался жизни.
   Чаша была не первой. Царь всерьёз намеревался упиться до лика скотоподобного. Очень скоро в Чертоги наслаждений привезут младшую дочь Кадесе - тринадцатилетнюю девочку, которой предстоит стать младшей царицей вместо сестры. С влиятельными родами провинций ссориться можно, конечно, но неохота. А то, что сам Хайтали скорее убил бы дочь, чем отдал вот так, "голову взамен головы" - это, уважаемые, к делу не относится. И вообще, пора выкинуть похоронную процессию мыслей из чертогов сознания!
   Мешают веселиться.
   И подтрунивать над Этияром.
   - Разве я хоть слово произнёс супротив веления моего владыки? - начальник Чертогов тихого разговора ещё раз взвесил цепь на руке и упрятал куда-то в глубины церемониального одеяния. - А вот то прошение моё, о том, чтоб юного Альмара из рода Адари отправить с южными пиратами разбираться - оно рассмотрено?
   - Кровопийца ты, - рассмеялся царь. - Рассмотрено и одобрено всецело. Но ты уж поговори с Альмаром, расскажи ему, что и как.
   Этияр поклонился. Цепь глухо брякнула.
   - Да, ещё одно, - Хайтали махнул чашей, вино едва не расплескалось, чудом оставшись на дне: - увеличиваю жалованье твоё. Вдвое. Теперь доволен?
   - Несомненно, повелитель. Милости твои превосходят скромное моё разумение. Один всего лишь вопрос хочу задать. Можно?
   - Задавай. Только, - царь прервался, тремя глотками осушил чашу: - подай мне кувшин. Вон, за тобой стоит.
   Тонкие губы Этияра на миг сжались, но когда тайных дел мастер с кувшином в руках повернулся к владыке Санаб, лицо уже было безмятежным.
   - К чему столь странная награда той девушке, служанке из библиотеки? Обычно женщин с почётом выдают замуж. И ведомо мне, что просили её у тебя...
   - А-а, Маржана, - царь с бульканьем налил вина, отшвырнул пустой кувшин и посмотрел на Этияра совершенно трезвыми глазами. - И что она делать будет замужем, о хитроумный друг мой? Детей тетешкать да одежды супругу шить? Она?
   Повелитель Санаб хмуро поглядел на вино - тёмно-красное. Цвета запекшейся крови.
   - И получится у тебя, Этияр, вторая Гутиэлла. Нет уж. Пускай в библиотеке сидит, книги переписывает и чувствует, что ценят её. Не только как женщину, а ещё...
   Хайтали запнулся, не найдя подходящего слова, и решительно завершил:
   - Ещё - так, как ей того надо!
   Начальник Чертогов тихого разговора задумчиво потеребил пальцами кушак и сказал тихо:
   - Мой царь мудр...
   - А то! - пьяно хохотнул Хайтали. - Там, за лежанкой, ещё два кувшина. Выпьешь со мной, хитроумнейший из Этияров?
   - Выпью.
  

- - -

  
   "И было всё так, как описано, и чиста душа моя, ибо ни разу не пошла я против истины в повествовании сием. И да пребудут Четверо и Старший мне в том порукою!"
  
   КОНЕЦ
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"