А. С. КОНЧЕЕВ
МОЖЕТ ЛИ СОН ВИДЕТЬ СОН?
несколько замечаний по поводу статьи Сурата «Две ошибки Кончеева»
ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЕ ЗАМЕЧАНИЕ
Не понимаю, Сурат, почему ты выдумку Бога считаешь таким уж уродливым изобретением. Что в ней самой по себе такого уж плохого? Один мой приятель рассказал мне историю, происшедшую у него с другим нашим приятелем. Шли они как-то без денег, и второй приятель говорит: «Вот бы найти сто рублей». (Это было лет 25 назад.) А первый ему говорит: «Вот, ты дурак, мечтай найти чемодан баксов. Все равно ни то, ни то не найдем, но если уж найдем, вот это будет улов». Почему и не помечтать о хорошем? Ведь на самом деле Бог — это кайф.
I
Сурат! Анализ твой хорош и даже кое в чем будет мне полезен.
Теперь же позволь сделать тебе несколько замечаний, а в конце сообщить свой вывод.
СУРАТ:
Вслед за Шопенгауэром, Кончеев приписывает Брахману ответственность за создание Майи, которая якобы есть Его проявление, и отождествляет Брахман с Волей на том основании, что Воля суть ноумен, а все, что ноуменально (не проявлено), и есть, будто бы, Брахман. В действительности же Майе, которая изначально понималась не как иллюзия, а только как чудесная (божественная) сила, ничто не мешает быть ноуменальной и не проявленной, ибо не все, что сокрыто от наших глаз, есть Брахман, но только то, что скрывается за этими глазами.
|
Мне понравилась твоя идея о ноуменальной майе, но, поразмышляв, я вынужден был ее дезавуировать001.
Майя в принципе — феномен, даже если этот феномен, проявляется в виде твоего собственного сознания. Наше сознание в этом мире уже майя. Сознание всегда предполагает нечто, в чем оно отражается, т. е. объект, а потому несет на себе отпечаток двойственности майи. По Махараджу (или Балсекару) абсолютным ноуменом будет только Абсолют (эвфемизм — чистое Осознание), и я с этим согласен.
Можно конечно и сознание, и майю (в виде праджни, конечно) объявить ноуменами, потому что они скрыты от наших глаз, но это неверно. Ведь ноумен-то это вовсе не то, что скрыто от глаз, это именно то, что ЗА глазами. И потому ноуменален только Брахман. Это вообще синонимы Брахман (Веданта)=Ноумен (Кант). Это вещь в себе, а майя, даже в виде сна без сновидений, нечто данное, явленное, пребывающее как явление, а не пребывающее за гранью явлений (проснувшийся знает, что он спал, а не пребывал в небытии).
СУРАТ:
Кончеев приписывает Брахману ответственность за создание Майи, которая якобы есть Его проявление.
|
Это в тебе, Сурат, говорит неизжитая до конца санкхья. А чего же майя есть проявление? Пракрити? Так пракрити, в виде ли восприятия, в виде идеи ли, все равно майя. Это в санкхье — пракрити одно из двух абсолютно первых начал. Это предкам нашим так виделось, что им и простительно. Но два абсолютно первых начала — нонсенс. Абсолютное начало одно (недва) — это брахман. А уж пуруша и пракрити — майя002.
И если майя появилась не из брахмана, то тогда она и не должна существвовать, а она существует.
II
СУРАТ:
Функциональное противостояние Брахмана и Майи никоим образом не отменяет их субстанционального единства. Но Кончеев здесь проводит логический прием, который можно было бы назвать софизмом, если бы Александр Сергеевич обманывал кого-нибудь другого, кроме самого себя. Из факта субстанционального единства Брахмана и Майи он выводит возможность смешивания их функций. Это то же самое, что приписывать уху способность говорить, а языку — слушать, на основании того, что они принадлежат одному и тому же человеку.
|
«Функциональное противостояние Брахмана и Майи никоим образом не отменяет их субстанционального единства».
Сурат, не притворяйся, что ты это понимаешь. Если бы ты это понимал, то и я понимал бы, а я не понимаю. Подозреваю, что это и вообще нельзя понять. То, что ты так ловко сформулировал — есть иррациональный факт. Противостояние есть — это мы сами, хоть сейчас, хоть когда, Но и мыслить майю и брахмана иначе как в функциональном единстве невозможно. Потому Шанкара и объявил ее абсолютной иллюзией, что тоже как-то странно.
Именно осознание этой иррациональности и позволило мне пойти на тот «софизм», в котором ты меня упрекнул. Я пошел на приписывание брахману способности неким образом испытывать все то, что испытывают живые существа, находясь в майе (наверно не таким образом, как испытывают эти существа, как-нибудь по иному, но, по сути, то же).
Я отдаю себе отчет, что приписывание брахману такой «гуны» собственно делает то, что «ниргуна-брахман» исчезает. Абсолют «разабсолютивается».
Фактически тем самым я как бы отрицаю полную иллюзорность майи (как это понимается в классике адвайта-веданты) и признаю за ней некую, хоть и иллюзорную, реальность. Собственно, я делаю это тогда, когда утверждаю, что сон не может смотреть сон, или то, что майю воспринимает не майя, а сам брахман.
Брахман каким-то образом взаимодействует с майей. Шанкара утверждает, что брахман не обманывается майей, как фокусник не обманывается показываемыми им фокусами. И по Шанкаре, в соответствии с традицией, выходит то, что брахман всегда блажен, но каким тогда образом испытывает страдания субъект, находящийся в майе, остается непонятным. Кто страдает в майе? Сама майя? Но, что в ней может страдать, если она абсолютная иллюзия?
Ты, Сурат, пытаешься противостоять, собственно, моей ревизии адвайта-ведантистского понимания отношений брахмана и майи. Я нашел в нем уязвимое место, вследствие чего страдание из иллюзии, переживаемой только майей, переместилось в переживание ее брахманом, что, конечно, заставляет меня полностью порвать с ортодоксией и сближает с иными системами, более в этом отношении последовательными.
Я действительно приписал брахману (в сущности, ниргуна-брахману, что особенно крамольно) то свойство, которое я считаю определяющим для майи. Это свойство — страдание, все живые существа в майе в той или иной форме страдают. Именно поэтому таким желательным в буддизме и веданте признается освобождение. Если бы майя была сплошное райское блаженство, то освобождаться от нее было бы в высшей степени глупо.
Есть Абсолют, брахман. Брахман смотрит сон. Ну, скажем, он порождает нечто напоминающее сон. Он создает свою магическую силу, которая для него как бы и не существует. Но на самом деле она существует, ведь кто-то же смотрит этот сон. (Я помню, что ты вслед за Балсекаром полагаешь, что это сам сон смотрит сам себя. Для меня это воистину непостижимо.) Что значит кто-то? Сон смотрит отнюдь не «я»-фикция, не иллюзорный индивидуум, они сами — сон. Нет, сон смотрит именно брахман. Как он это делает? Как он так умудряется? Это другой вопрос. Но смотрение сна, несомненно, занятие брахмана. Майя не может смотреть сон, потому что она этот сон и есть.
Значит, ситуация такова: брахман смотрит сон003.
И тут я задаю вопрос: почему этот сон не является сплошь приятным и чудным сновидением, что было бы вполне естественно, потому что сущность брахмана по всем писаниям и прозрениям — «сат, чит, ананда»? Сущность брахмана в себе — «ананда». То есть, блаженство. Сам в себе брахман пребывает в блаженстве, это даже его суть, и вдруг, он сам себе устраивает сон, который смотрит непрерывно миллиарды лет (это само по себе непостижимо, зачем абсолютному блаженству порождать что-то еще кроме себя?). И что же он смотрит? Кошмары. Да, они перемежаются и довольно приятными видениями, но в целом это кошмары.
Такое впечатление, что брахману надоело совершенное, блаженное состояние, и он решил его разнообразить некоей этого состояния противоположностью004.
Если Абсолют самодостаточен, то возникает естественный вопрос. Зачем самодостаточный и блаженный Абсолют создает себе отвратительный, кошмарный сон? Чувствует ли он при этом что-нибудь? Знает ли он об этом? Расценивает ли он как-нибудь все то, что происходит в майе? Зачем бесконечно продолжает это? Почему не прекратит? Я знаю стандартный набор ответов на эти вопросы005.
И самый простой ответ тот, что ему все по барабану. Меня он не устраивает. Я вижу, что не по барабану.
Я, Сурат, не сказал, что человек чихает ухом, а ест носом. Это с очевидностью невозможно, по крайней мере, для здоровых людей местного производства. Но, предположив возможность и желательность для брахмана видеть только хорошие сны, не видеть никаких или хотя бы отказаться от плохих, и допустив для него возможность пребывать в свойственном ему вечном блаженстве без образования майи, я не предположил ничего ненормального и алогичного. Это не более странно, чем наличие бытия, нас с тобой, и вообще чего бы то ни было. Раз уж бытие существует, то почему бы ему ни быть нормальным?
Вот, мы с тобой майя, ты Сурат, а я Кончеев. Ты смотришь сон про Сурата, а я про Кончеева. И, скажем, Сурату приснился кошмар. Но тут его разбудили, или он сам проснулся и начал жить, а про кошмар забыл. Если сама жизнь Сурата сон, то приснившийся кошмар это сон во сне. Не знаю как у тебя, а у меня бывали сны, в которых мне снилось, что я сплю и вижу сон. И мне даже кажется, что это иногда заходило в глубину на две-три ступени. Что такое эти сны? Ну, сны и есть сны, но как символ бытия (а сны наши и реальность, кстати, тоже — это, собственно вовсе и не сны, и не реальность, а какие-то сложные и малопонятные символы) они весьма многозначительны. Так вот такой многоступенчатый сон представляется мне символом одновременно засыпания и пробуждения. Пробуждение от кошмара желательно, от приятного сна пробуждение, разумеется, может быть и неприятно. Но поскольку в целом майя представляет собой кошмар, то пробуждение от нее желательно. Короче, сон для меня символ пробуждения. И не пробуждения в новый сон, и не пробуждения одной бесконечно малой частички притом, что все остальные будут продолжать спать, а пробуждения вообще. Ну, и кто же может быть тот, кто проснется от этого сна? Может, ты думаешь, что его нет? Но я-то есть. Вот, сижу, пишу. Куда же я могу деться, вечный наблюдатель?
Теизм постулирует «недреманное око», вечную и абсолютную сознательность божества. В этом и Ауробиндо был убежден, и Рамакришна, да многие индусы. Плохие они адвайтисты, должен я сказать, при всем уважении к ним лично и к их заслугам. Махарадж и ты, как его ученик, все-таки гораздо последовательнее006.
Постулировать можно, что угодно, но наблюдаемый мир дает для таких постулатов слишком мало оснований. Да, вообще не дает. Бог спит смертным сном. А живем мы, майя.
III
СУРАТ:
Праджня — ноуменальное состояние Майи, поэтому именно его Кончеев ошибочно отождествил с Ниргуна Брахманом, тогда как оно является лишь Ишварой, истоком всего сущего, потенциальной волей. Именно праджня — цель «Великого Делания», и в этом смысле цель реальная, достижимая и, более того, неизбежная, так как все, что имеет начало, имеет и конец. Вселенная обязательно придет к состоянию праджни коллективными усилиями, и для этого индивидуальная пралайя-йога не нужна.
|
После вышеприведенных соображений, думаю, уже ясно, что я имел в виду именно ниргуна-брахмана, а не феноменальные относительно него Ишавару и область майи, относящуюся к праджне, когда говорил о Великом Делании.
В трактате «Великое Делание» я называю Ишвару регулятивным принципом. Принцип этот, несомненно, присутствует в мире. Без него мир был бы просто хаосом, неспособным ни к какому самосознанию.
В каком-то смысле это только сверхмощный компьютер, добросовестно выполняющий свои функции. Так же добросовестно, как добросовестно выполняет их пчела, муравей или все те трудолюбивые клетки, которые составляют тела всех живых организмов. Может ли он действовать как-нибудь иначе, чем он действует? Есть ли у него разум? Что такое разум механизма? Разума нет, есть программа. Действовать избирательно он может только в частностях (бесконечно разнообразных), но не в принципе. Принцип заложен в Начале Начал. А началом начал является Парабрахман, а никак не Ишвара.
СУРАТ:
Вселенная обязательно придет к состоянию праджни коллективными усилиями.
|
Почему ж она до сих пор не пришла, ведь прошла уже вечность? И если придет, то, что она там будет делать? Просто пребывать? Ну, а тогда, где гарантия, что ее что-нибудь оттуда когда-нибудь не выведет туда, откуда она (вселенная) пришла. Ведь даже из непроявленного (а это ниргуна-брахман) появилось проявленное, хотя этого по всем резонам никогда не должно было произойти.
По правде сказать, многострадальное человечество, которое по теории Гурбанова-Сурата после долгих мытарств и миллионов (почему не миллиардов или секстиллионов?) лет, попадает, наконец, в долгожданную праджню, вызывает у меня образ побитой собаки, ныряющей в конуру после хороших колотушек. Для собаки это нормальная (?) ситуация, а вот насчет человечества, очень сомневаюсь. Да, и праджня, поскольку это все-таки старая добрая майя, представляется мне крайне неудобным и ненадежным убежищем.
Нет, Сурат, цель Великого Делания, прекращение именно всей майи (вместе с мудростью и глупостью), раз и навсегда, а не попытка в ней всем нам коллективно устроиться (в каком-нибудь ее уютном закутке) в награду за миллионолетние заслуги. В майе нет того Высшего, кто мог бы эти заслуги оценить, а, уж, от ниргуна-брахмана точно ничего такого не дождешься.
Я полагаю, что майю мы все получили бесплатно, потому и освобождение от нее может и должно быть бесплатным, если конечно не считать платой мытарства и страдания всех живых существ за весь период ее существования. Что ж, плата солидная и достаточная.
IV
СУРАТ:
Веданта (а конкретно — «Мандукья упанишада») континуум Брахмана и Майи называет Атманом, т. е. Мною, наделяя Меня четырьмя «стопами», первые три из которых относятся к Майе, а четвертая — к Брахману. Первая Моя стопа — вайшванара («охватывающая всех людей»), для нее характерно состояние «бодрствования», когда сознание ориентировано «вовне». Вторая — тайджаса («светящаяся»), это мир сна со сновидениями, т. е. интровертная копия первой стопы. Третья стопа — праджня («за пределами знания»), которой соответствует сон без сновидений (сушупти), в ней нет разделения на внешнее и внутреннее, субъект и объект, так как здесь отсутствует феноменальность, проявленность. Праджня — ноуменальное состояние Майи, поэтому именно его Кончеев ошибочно отождествил с Ниргуна Брахманом, тогда как оно является лишь Ишварой, истоком всего сущего, потенциальной волей. Именно праджня — цель «Великого Делания», и в этом смысле цель реальная, достижимая и, более того, неизбежная, так как все, что имеет начало, имеет и конец. Вселенная обязательно придет к состоянию праджни коллективными усилиями, и для этого индивидуальная пралайя-йога не нужна.
Также у Меня есть и еще одна стопа, которую в силу своей принципиальной неописуемости (субъектности) именуется «четвертой» или турия. Имя это не совсем удачное, ибо турия — факт совершенно иного порядка, нежели предыдущие три стопы, она не следует за ними, а присутствует в каждой из них (поэтому ее корректнее назвать не четвертой, а нулевой). В случае вайшванары и тайджаса она является воспринимающим их субъектом, в случае праджни ее нельзя выделить как субъект из-за отсутствия каких бы то ни было объектов, а непосредственно себя саму она осознавать не способна. Так вот, турия это и есть Ниргуна Брахман. Совершенно очевидно, что по причине своего присутствия во всех Моих состояниях именно турия является сокровенной сущностью того, что мы называем Собой. Это единственное, что во Мне вечно, не подлежит ни рождению, ни смерти, свободно от всего и присутствует во всем. Поэтому нет ничего абсурднее, чем спасать от страдания то, что никогда ему не подвергалось, и освобождать от индивидуальности то, что никогда не было связано ею.
|
Вернемся назад и еще раз задумаемся, а кто же все-таки подвергается страданию? Страданию подвергается «кто». Этот «кто» ни кто иной как Атман, а страдания им испытываемые ни что иное как действие майи, Атманом претерпеваемое. Без майи страданий нет. Все правильно. «Веданта… …континуум Брахмана и Майи называет Атманом». Но «турия это и есть Ниргуна Брахман». Как, так? Не одна ли она из стоп Атмана, который не просто ниргуна-брахман, а континиум его с майей? Видимо «Мандукья упанишада» хочет показать стадии погружения Атмана в майю. Начинается с турии, которая неотличима от ниргуна-брахмана, дальше идет праджня (мудрость), по правде сказать, неясно, чем в функционировании от турии отличающаяся (трактуется обычно так, что праджня бессознательное состояние, а турия сверхсознательное), а потом нижние стопы, в которых есть и сознание, и, соответственно, страдание.
В видимых формах страдание проявляется в виде страданий наблюдаемых людей и своих собственных наблюдаемых состояний. В высших стопах, надо понимать, страдание не осознается. Такова трактовка. Из твоих соображений, Сурат, можно понять, что наступит момент и вся вселенная окажется в праджне (все равно, что в раю) и это и будет всеобщим освобождением. Пока же в праждню, а там, глядишь, и в турию, могут попасть только святые и великие подвижники. Они не страдают, остальные, увы, страдают.
Такова классическая или близкая к таковой трактовка, тобой проводимая. Апофеоз ее заключается в фразе: «турия является сокровенной сущностью того, что мы называем Собой. Это единственное, что во Мне вечно, не подлежит ни рождению, ни смерти, свободно от всего и присутствует во всем. Поэтому нет ничего абсурднее, чем спасать от страдания то, что никогда ему не подвергалось, и освобождать от индивидуальности то, что никогда не было связано ею».
А ведь это только декларация. Я говорю так, а потому так. Ну, а я говорю так: страдает и в спасении нуждается. Тоже декларация.
Я думаю, Сурат, что это твое суждение было бы верно, если бы не существовала майя, не существовал мир, не существовало тебя, меня, всех живых существ или на крайний момент все мы находились бы в состоянии вечного непреходящего блаженства. А раз этого нет, то никак не уйти от вопросов. Кто страдает? Почему? Зачем?
Турия — наблюдатель. Он же осознаватель. Что наблюдает этот наблюдатель? Что осознает этот осознаватель? Видит он небо, например? Осознает вкус яблока или сливы, или запах лилии? Наблюдает ли он вселенную? Если да, то до какой степени, а если нет, то почему? Как это может быть, что я — континуум майи и брахмана — наблюдаю, осознаю, во всей полноте переживаю являющееся мне бытие, а то во мне, которое является моей сокровенной сущностью, вечное во мне, ничего этого не знает, не видит, не осознает? Да, ведь это от нее (сущности) все и вышло, ею порождено. Пока оно не явилось в формах майи, пока оно было непроявленным, осознавать и наблюдать было нечего. Но раз уж оно есть и наблюдается мною, то, как можно говорить, что оно не наблюдается тем, что я и есть, да еще в своей сокровенной сути. Вот, в этом ты, Сурат, и обвинил меня, сказав, что я смешал функции брахмана и майи. Где же тут смешение? Майя является, пребывает, обеспечивает фундамент восприятия. Атман воспринимает, переваривает, взаимодействует с майей. До самой турии, т. е. ниргуна-брахмана. Это мое мнение. Я в нем никакого противоречия не вижу. Традиция же, признаю, пытается проложить пропасть между сознанием и чистым осознанием. Почему?
V
СУРАТ:
Согласно Кончееву, достаточно лишь убрать перегородку между сознательной индивидуальной волей и бессознательной, «слепой» коллективной, как реализуется именно первая. Такой исход событий поддерживается двумя аргументами: во-первых, будучи производным от коллективной, индивидуальная воля не может ей противоречить (по принципу «яблоко от яблони недалеко падает»), а во-вторых, сознание имеет силовое преимущество над бессознательным благодаря самой своей сознательности (по принципу «если слепой ведет слепого, оба упадут в яму, а зрячий поводырь этого не допустит»). Таким образом, сознательное растворение индивидуальности в праджне с устойчивым намерением прекратить всякое волеизъявление автоматически не только тормозит мировую Волю, но и придает ей обратное направление. Вместо того чтобы осуществлять волю к проявлению, покрывало Майи начнет сворачиваться, а вернее, свернется в один миг, так как мировая Воля действует на всех уровнях проявления — клеточном, минеральном, электронном и пр. Такова реализация пралайя-йоги.
|
Я должен сделать здесь несколько важных уточнений. Индивидуальные воли, вследствие воздействия на них майи в виде противодействующих сил, могут быть и в согласии, и не в согласии с «коллективной» волей. Коллективная же воля всегда однозначно направлена к «свертыванию майи».
РАСТВОРЕНИЕ ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ В ПРАДЖНЕ есть именно та ошибка, которая неизменно совершается Высшими Адептами и вместо осуществления Великого Делания приводит к тому, что я называю «индивидуальным освобождением». То есть, происходит деперсонализация, уничтожение индивидуальности, которая принадлежит майе, потому иллюзорна, а значит от такого растворения никому ни холодно, ни жарко. Я этот вопрос, как мне припоминается, довольно подробно осветил в «Великом Делании».
СУРАТ:
Три стопы Атмана, о которых шла речь выше, шаг за шагом продолжают свой бесконечный путь в никуда, ибо наличие предыдущего шага определяет необходимость последующего. Поэтому, если возможно противоречие одной индивидуальной воли и другой, то неизбежно и противоречие любой индивидуальной воли и коллективной — в силу естественной противоречивости последней!
|
Вообще-то, я под тем, что ты, Сурат, называешь «коллективной волей», понимаю ниргуна-брахмана. Воля термин Шопенгауэра. Он точен, когда описывается переход от феномена к ноумену, то есть, от воли как явления, к воле как вещи в себе, но достаточно условен, когда понимается только как вещь в себе. Меня он, впрочем, вполне устраивает. Только я хочу уточнить, что никакой противоречивости в Парабрахмане нет и быть не может007.
Коллективная воля хочет только одного — стать Абсолютом, стать Богом, если выражаться метафорически.
Ты очень верно заметил, что Атман своими стопами движется, собственно, в никуда. Бытие бесцельно, оно просто есть. И есть такое, какое есть. Индивидуальные воли противоречивы. И если одни влекутся к праджне, то другие прочь от нее. А те, кто доходит до праджни, сгорают в ней, а отнюдь не почивают на лаврах, как это разнообразными учениями нам усердно внушается. Нельзя в океане вырыть ямку, чтобы в ней поселиться. Я думаю, ты и сам это давно понял, откуда и проистекает твоя любовь к року. Звучит красиво, но для меня, сам понимаешь, это пораженческая установка.
СУРАТ:
Далее, весьма спорным кажется превосходство сознательного над бессознательным, это все равно, что говорить о превосходстве щепки над океаном. Очевидное же превосходство бессознательного над сознанием является чисто количественным, поэтому задача «Великого Делания» должна заключаться не в растворении сознания в праджне, а наоборот — в расширении, увеличении «массы» сознания на каждый кубический сантиметр инертного пространства. Декларируемое же Кончеевым растворение приведет лишь к противоположному идеологии «Великого делания» результату, а именно — индивидуальная воля адепта будет полностью замещена коллективной, мировой Волей, т. е. тотальное согласие с миром и разворачивающимся ходом (дао) его событий сменит прогрессорские тенденции в психике адепта, приведя его вместо «Великого Делания» к тому, что Ницше называл amor fati (любовь к року).
|
Интеллект, просветленное сознание — есть высшее, что может произвести и производит майя. Высшим же ее продуктом будет Высший Адепт, который совершит Великое Делание. Я, кстати, считаю, что таких Адептов уже существовало предостаточно. Но видимо все они слишком уж полюбили рок.
Великое Делание совершит не Высший Адепт (я часто говорю так, но это не так), а совершит ниргуна-брахман (турия) при инициирующем воздействии некоего Высшего Адепта. Это инициирующее воздействие строго необходимо именно потому, что светом сознания обладает именно Высший Адепт, а отнюдь не Великий Наблюдатель. Наблюдать ведь отнюдь не означает осознавать. Потому я и назвал термин Махараджа «чистое Осознание» эвфемизмом.
Между сознательной волей и намерением Высшего Адепта и бессознательной волей Парабрахмана нет количественного различия. Это одна и та же воля, но только в разном качестве. В первом случае она выпестована, вылеплена и даже просветлена майей, в лице этого Адепта возвращающей Началу Начал, собственно, саму себя. Брахман же вберет ее в себя, тем самым завершив мировой процесс.
Ты, Сурат, я вижу, исходишь тайно все-таки из мудрости Творца, из Его тотального согласия с происходящими в мире событиями (Дао). (Может потому тебе так и не нравится идея Бога, что она в профанической и пошлой форме обнажает твои тайные упования?) Я же отношусь к тому, что я наблюдаю в мире, резко негативно, и даже если бы и допустил существование такой мудрости и согласия, вынужден был бы их презирать и ненавидеть. То есть, раньше я их и допускал, а теперь считаю это просто заблуждением юности. И потому мне теперь нет необходимости в ненависти, я просто иду к своей цели.
Что же касается любви к року, то она у меня уже и сейчас есть. Весь вопрос теперь в том, что же такое рок? В моем понимании это — чистое бытие после осуществления Великого Делания.
СУРАТ:
Также не выдерживает критики план осуществить «конец концов» посредством соответствующего намерения. Таким путем нельзя прийти ни к чему, кроме порождения очередного намерения, т. е. это очередная профилактика механизма воли. Волеизъявление реально остановить только одним способом — путем спонтанного прекращения этого волеизъявления (огонь гаснет, когда дрова догорают, а не когда мы дуем на костер), а вовсе не желанием его прекратить. Именно этот путь ведет к праджне, но он не индивидуален и требует уйму времени — миллионы, миллиарды веков.
|
Да, я помню. Лао-Цзы спрашивал: «Как сделать мутную воду прозрачной? Оставьте ее в покое и она очистится». Что ж, в отношении воды это мудро. Но боюсь, что майя сама себя таким образом изжить не может. Стратегия же такого действования, проведенная последовательно, приведет к деградации, к «любви к року».
Намерение — ключ магии. В мире, в майе, мы только и делаем, что намереваемся. Ну, и соответственно достигаем тех или иных результатов. Намерение же совершить Великое Делание, хоть и похоже на все другие намерения, по сути есть нечто иное. Все обычные намерения, собственно, выражают суету, происходящую в майе. Намерение же совершить Великое Делание — есть намерение противодействующее майе и способствующее Воле (Турии, ниргуна-брахману) отвернуться от себя в майе.
Я понимаю, Сурат, для тебя такого намерения в Начале Начал нет. Оно мудрое, естественное, течет себе уже вечность, и будет течь всегда. Что я могу сказать? Я опровергнуть могу тебя только на практике, а не теоретически. Теоретически, признаю, твое воззрение лучше обосновано. Единственно, что замечу, из этого воззрения никакой праджни и покоя в ней не вытекает, и никто никогда в нее не попадет, хоть и через бесконечность вечностей. Строго говоря, все в ней уже и так находятся. Как у Шульгина.
СУРАТ:
В настоящее время коллективная Воля проявляет столько же стремления к праджне, сколько и к ее противоположному полюсу.
|
Что верно, то верно. И так было и будет всегда, пока будет существовать майя.
СУРАТ:
Просветленный мир нужен Богу не более чем террористы, убивающие детей; в покое не более необходимости, нежели в агрессии. Чтобы убедиться в этом факте со всей очевидностью, достаточно оглядеться вокруг и проанализировать собственные желания.
|
Именно поэтому я не верю в Бога, Бога нет, а потому Он ничего и не хочет. Ему, что ты пива выпьешь, что тебя ржавой пилой перепилят, всё одинаково мудро и желательно. А я вот, хочу, и точно знаю, чего.
Да, кстати, я еще точно знаю, что тот рок, который заставил меня здесь находиться, я не полюблю никогда.
001 Если признать все-таки за майей ноуменальность, то мы тогда получим два ноумена, находящихся один над другим. То есть под ноуменальностью брахмана должна будет прикрепиться какая-то не вполне полноценная ноуменальность майи. А уж под ними феномен (оставшаяся часть майи), во всей своей красе.
Напоминаю, что между феноменом и ноуменом существуют отношения не только такие, как между причиной и следствием, но и как между явлением и тем, что является. И потому для меня даже Ишвара, в этом смысле, феноменален относительно Парабрахмана.
002 Пурушу иногда считают Брахманом, это неверно и для наших рассуждений несущественно.
003 Даже если это сон смотрит сам себя, то, как же все-таки получилось, что сон имеет столь ярко выраженную отрицательную компоненту? И в ком источник этой компоненты, в том сне, который смотрится или в том, что смотрит? И если первый сон смотрит второй сон, то кто тогда смотрит первый сон? Нет, по всему выходит, что в смотрении снов и восхождении вверх по этой лестнице дурной бесконечности без брахмана не обойтись.
004 И это не слишком антропоморфный взгляд, потому что брахман для меня антропоморфен, а человек брахманоморфен.
005 Вот, неплохая версия. "Отстаивая роль Ишвары в качестве "созидателя" мира, Бадарáяна сталкивается с необходимостью защитить это учение от возражений двоякого рода. Во-первых, не предполагает ли "созидание" некоторый "недостаток", а также стремление устранить этот недостаток в виде мотива действия? Но если это так, то не противоречит ли "созидание" тезису о божественном совершенстве? Во-вторых, не противоречит ли этому совершенству и несовершенство созданного Ишварой мира (наличие в нем страдания, зла и т. д.). Отвечая на эти возражения, Бадараяна выдвигает идею, сыгравшую впоследствии существенную роль в различных вариантах индуистских "теодицей". Это — идея "лилы" (игры). С точки зрения Бадараяны и его позднейших комментаторов, творение есть не подчиненная некоей схеме активность, а, "божественная игра", т. е. нечто, характеризуемое свободой от заранее заданной цели, творческой спонтанностью, легкостью и свидетельствующее не о недостаточности, а о преизбыточности. Эта "игра" в целом оказывается выше полярности добра и зла (существующей на "низшем" уровне и регулируемой законом кармы, который представляет собой "правило", но не жесткую схему "игры"). Ишвара беспристрастен к персонажам, выступающим в ходе "игры" (Что сравнивается комментаторами "Брахма-сутры" с "беспристрастностью" дождя, одинаково проливающегося на разные существа, но воздействующего на них по-разному — в зависимости от их собственной природы). Играя "по правилам", Ишвара создает возможность духовного совершенствования вплоть до возвышения над полярностью добра, и зла и уподобления ему самому абсолютно для всех. Не существует предопределения и предизбрания. "Игра" подразумевает снятие дилеммы "вечное наказание" — "вечное вознаграждение" (и награды, и наказания предстают как нечто временное). Вечны лишь свобода "играющего" божества и возвращение к свободе тех, кто временно "втянут" в игру" [В. С. Костюченко. Классическая веданта и неоведантизм. М., 1983.. c.91-92]. Вот, такой он игрун, наш Ишвара.
006 Правда, по моему пониманию, с перекосом в другую сторону.
007 Единственная его противоречивость та, что он каким-то чудом создал майю, в которой мы все и пребываем. Совершил этот акт самоотречения (принесения самого себя в жертву, как говорится в Ведах). Поскольку Парабрахман есть абсолютная полнота, то в нем существует и возможность собственного отрицания. Это отрицание и есть сотворенная им относительная и абсурдная майя. Реализовав это отрицание теперь брахман "стремится" (жаждет, вожделеет, устремляется, волит) от последствий такой своей "разабсолютизации" избавиться.
|