Комиссаренко Анатолий Дмитриевич : другие произведения.

Сломить Зверя

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Он гораздо старше её, оба наркоманы


  
  
  
   День первый. Сегодня.
   - Заходите, заходите.
   - Мне к врачу.
   - Я врач.
   - Хм...
   - Не похож?
   - Врачи в халатах...
   - В халатах, которые за животы трогают. А я... Алимов?
   - Да.
   - Сергей Игоревич... Есть такой. А я пациентов... за души трогаю.
   - Если дадут потрогать.
   - Садитесь в кресло. Дадут! Для того и ходят. Добровольно. Вас ведь тоже не под конвоем привели?
   - Жена приконвоировала. В коридоре сидит. На часах. И вообще, док, кончай баланду травить. Лечи, да я пойду. Дела у меня.
   - Душа горит?
   - Не у тебя горит. Лечи.
   - Охо-хо! С места и в карьер - лечи! Как мне вас лечить, если...
   - Дело хозяйское. Ты за это бабки получаешь. Уколы делай, гипнотизируй. Некогда мне.
   - Что ж, поговорим в другой раз. Заплатите в кассу двести рублей и идите, коли некогда.
   - Жена заплатит, я безденежный... Сколько? Две сотни?! Клёвая у тебя работа, док. За минуту бесполезного трёпа - куча бабок.
   - Давайте десять минут поговорим, с пользой.
   - Не сегодня.
   - Тест несложный на прощанье. Постучите карандашом по этой пластинке.
   - Сильно?
   - Не разбейте.
   Алимов застучал карандашом по пластинке какого-то аппарата. С каждым ударом на электронном табло менялись цифры.
   - Двадцать один удар каждые пять секунд. Спешите!
   - Заспешишь тут... Когда аж зубы в судорогу сводит.
   - Ну, зайдите завтра, я надолго не задержу.
   - Дожить надо...
  
   Запись врача в амбулаторной карте: "... пассивный негативизм. В общении грубоват. Суетлив в мыслях и поступках. Повышенный темпоритм - 21 за 5 секунд. На приёме в состоянии абстиненции..."
  
  
   День второй. И два года назад.
   - Алимов. Мне на четырнадцать назначено.
   - Помню. Садитесь, Сергей Игоревич.
   - Крутое кресло. Кожа?
   - Кожа. У врача моей специальности кабинет должен внушать уважение. Минут пятнадцать посидите?
   - Посижу. Что это щёлкает? - Алимов поморщился. - По мозгам прямо!
   - Метроном. Со скоростью вчерашней вашей торопливости.
   Доктор прикоснулся к какой-то ручке, защёлкало чуть реже и тише. Прошёл к окну, сел в кресло в той же позе, что и пациент.
   - Образование у вас высшее? - спросил у Алимова.
   - Высшее. Было.
   - Где работаете?
   - Работал. Пока не попросили... по болезни. В администрации.
   - Понятно, - проговорил доктор, не дожидаясь пояснений, в какой администрации работал Алимов. Доктор уже разговаривал с женой Алимова, и основная информация о жизни пациента у него была.- Дети есть?
   - В институт поступили.
   Алимов будто опечалился учёбе детей.
   - Да, детям сейчас тяжело, - посочувствовал доктор. - Выучиться, найти своё место в жизни - сколько сил и средств надо затратить!
   - Силы не все тратят. Имей бабки - будет и диплом, и место в жизни. И жизнь скучной не покажется.
   - А у кого бабок нет - тем скучать? - подстраиваясь под манеру разговора пациента, улыбнулся доктор.- А если есть деньги, да немного?
   - С большими деньгами - по крупному банкуют. А с мелочью - неферы понтуют.
   - Неферы - это кто?
   - Неформалы. Кто выпендривается круче других - тот и нефер. Косит от армии - пацифист. Ручонки в феньках и голова в бандаде - хиппи. Любит самогон, навозный "аромат", ходит в рубахе навыпуск - митёк. Да просто имеет нездоровое количество серёжек в ушах - и он нефер. Ума нет - хвастать, хвастают глупостью.
   - Чётко вы их классифицировали!
   - Так с ними же тусуюсь в последнее время. Дебилы!
   - Да, неадекватное поведение у нас часто называют оригинальным, - согласно кивнул доктор. - Пацифисты, митьки - это парни. А девушки?
   - То же. Ну и... Если пьёт, не просыхает, если трахается со всеми подряд, если может плюнуть дальше всех и "играется" со шприцем - это особо одарённая малышка панк и зовут её "метёлкой" или "вонючкой".
   - Я думал, одарённые в университетах учатся. Если со всеми подряд - СПИД подхватит обязательно. Не говоря о сифилисе, гонорее и прочей "мелочи". "Метёлки" и ... "вонючки" - это одно и то же или разное?
   Алимов безнадёжно махнул рукой, крякнул с сожалением, опёрся локтями о колени, ссутулился. Доктор тоже ссутулился и опёрся о колени. Он словно зеркальное отражение повторял все движения Алимова. Изредка, как бы, между прочим, подходил к столу, урежал частоту звучания метронома. Прошло немного времени, а суетливость, нервозность и недоверие пациента к доктору заметно уменьшились.
   - "Метёлки" трахаются за деньги, - пояснил Алимов, - а "вонючки" - за дозу. Какая разница, за деньги или за дозу. В любом случае они - порождение "нового" общества.
   - Продукт человеческой похоти.- Доктор покачал головой и вздохнул так же, как качал головой и вздыхал пациент. Но, уловив в его мимике протест, тут же смягчил свою категоричность. - Впрочем, люди разные бывают. И среди блюдящих себя есть подлецы, и среди блудящих - хорошие люди. Несчастные только.
   Хулио Иглесиас запел что-то старомодное, но удивительно тёплое и близкое о танго. Запел ненавязчиво, тихо-тихо, едва слышно, словно где-то вдалеке, но отчётливо и сочно.
   Доктор внимательно смотрел на Алимова, будто ожидая от него какого-то откровения.
   - У меня в соседках девчонка жила. С матерью-одиночкой. Эдакое розовощёкое чудо природы, губы вишенкой. У нас с ними общий коридор на две квартиры.
   Алимов вздохнул, вспоминая миленькое личико Иринки. За такую нежную и непорочную миловидность можно причащать без исповеди. Один недостаток - на грешно-скромной мордашке не было и намёка на жизненный опыт, кроме того, что дала школа.
   - Хорошо рисовала, поступила в художественное училище. Эзотерикой увлеклась. Элитные мальчики ей книжек замудрых натащили. Вселенский разум, общение с Космосом... "Красота спасёт мир! Мы служители красоты, а ты - наша богиня красоты!"
   Чтобы легче спасалось, "завинтили". "Винт" - любимый синтетик подростков. Из солутана его варят. "Винт" только по началу кажется безобидным препаратом. А если употреблять постоянно, от него крышу сносит капитально и навсегда. После дозы человек сутками не спит, не ест, не пьёт, только прётся... Ну, колобродит. А когда "вывинтится", сил нет даже идти. Сердце гонит - из груди выскочит. Некоторые не выдерживают, в гроб "завинчивают".
   Поднимаюсь однажды по лестнице, а Иринка у мусорки по полу лестничной площадки елозит с задравшейся юбчонкой, хохочет, говорит что-то, никого не видит и не слышит, кроме своих каких-то голосов. Короче, с космосом связалась наглухо.
   Отнёс её домой, скорую вызвал. В психушку увезли.
   Алимов замолчал.
   - Самый приятный вид самоубийства - тонуть в море наслаждения, - словно для себя проговорил доктор.
   - Утонула...
  
   Иринка... Серые доверчивые глаза, огромные чёрные зрачки - бездонные омуты. А когда ломка - страдает молча, умоляет: "Спаси!"
   "Винт" у Иринки варили. Дружки солутан приносили, остальную химию она сама доставала.
   Встретила однажды Алимова в общем коридоре, после "винта" отошедшая. Выжатая, истасканная какая-то.
   - Татьяна дома? - спросила про жену.
   - В ночь дежурит.
   - Сергей Игоревич, - попросила, - дай бабок на дозу. Если хочешь - меня возьми.
   И задрала коротенькую футболку кверху. Грудяшками девичьими покачивает, демонстрирует справа и слева - бери! Соблазнительная - до темноты в глазах. До кома в горле.
   Дал денег. За просто так дал.
   Потом встретил нормальную, вроде.
   - Ты что, за деньги...
   И не знает, как сказать. А она посмотрела... Нехорошо посмотрела, обречённо-безразлично:
   - Хочешь - давай денег на дурь, твоей буду.
   Согласился. Не ради её тела, нет. Противно, что девчонка по рукам пошла. Они ведь, если подумать, насиловали её каждый раз.
   Думал спасти девчонку от падения - у него дочь такая же...
   А может и ради. Слаб мужчина естеством.
   Взглянет на неё, футболкой обтянутую, и задохнётся от восторга юным телом.
  
   Жизнь наркомата что пятак, брошенный в грязь. Иной поднимет, а другой побрезгует, не станет пачкаться.
   Рецепты на солутан для Иринки Алимов добывал у знакомого врача.
   Вышел однажды из кабинета, а в холле толпа. Три наркоши в поликлиническом туалете ширялись, одному заплошело. Лицом посерел, дышать перестал. Дружки его в холл вытащили и на стуле бросили. Народ шум поднял. Врач какой-то по щекам хлещет его - не дышит наркоша. На пол стащил, массаж сердца делает, искусственное дыхание изо рта в рот... Наркоше - изо рта в рот!
   - Живи! - кричит. - Живи!
   - Зачем ему жить, - возмущаются зрители. - Чтоб от следующей передозировки сдохнуть? Или, чтоб погубить кого за дозу?
   Три раза сердце останавливалось. Доктор весь в мыле...
   А этот потом встал и ушёл. Ни спасибо, ни прощай не сказал врачу, трижды от смерти его спасшему.
   Так гадко стало! Выбросил Алимов рецепты.
   А Ирка закумарила, с ума сходит, ширнуться ей надо позарез.
   У гостиницы раньше для этого дела всё можно было купить.
   Пришли - нет никого. Милиция, что ли, поработала? Хоть памятник ментам ставь за усердие. Пошатались, одного только с товаром встретили. И то - шалый-залётный, "белым" - героином - торгует. И цена - космическая.
   Пошли во двор за аптеку. Здесь они никогда не отоваривались. Территория чужая, никого не знают... Восемь пропикало - полезли из подъездов бабки-барыжки с малолетними ходоками-сводниками. Опухшая сизая рожа, мешки под глазами до подбородка - бесподобный вид! Такую промышляющую старушку не может опознать только местный милиционер, потерявший способность к наблюдательности и аналитическому мышлению по причине профессионального склероза. Самогон предлагают, девочек на час и на ночь с предоставлением "территории" или "на вывоз", в возрасте от самого юного и до какого угодно, в широчайшем диапазоне цен соответственно качеству.
   Что удивительно, концентрация милиции на гектар микрорайона - нулевая.
   Едва удержавшись от откровенного смеха, Ирка показала глазами на старушку, и прыснула в кулачок:
   - Ей только клоуном в цирке работать!
   Обратились к клоуну, но "салюта" - солутана - у неё не было. Послала к "маленькой, беленькой" под арку. Пока шли, раза три услышали вопрос-пароль проституток:
   - Ищите кого?
   Ни маленькой, ни беленькой не нашли, но встретили настолько типичного барыгу, что захотелось выдать ему лицензию на частное предпринимательство в сфере наркоторговли. Когда барыга выяснил, что подошедшие "кое-что" ищут, вокруг появилось несколько человек с нужным товаром. Закумаренные, отрешенные, с расширенными зрачками глаз. Заговорили по-свойски, в полголоса, непонятными посторонним словами-фразами, обрывками предложений, состоящими из намеков и пропусков.
   - Ханка, казахская, цепляют сильно... Мартын не мог найти вену на ногах, в виски колол - ништяк. Вмазал - кайф! Приход был тяжелый... Пробовал под язык? Никак ...
   Банка "салюта" с "компотом" - прочими компонентами для приготовления "винта" - стоила пятьсот деревянных. Ирка возмутилась. Грамм героина упал в цене с пятидесяти баксов до тридцати, а банальная химия взлетела до запредельных цен!
   - Мне позвонили - прибыл рюкзачок свежей травки с Кавказа...
   Весь "компот", в принципе, можно достать в школьном кабинете химии за коробку конфет, что Ирка с приятелями часто и делала, обрекая школьников изучать химические реакции строго по книжкам. Но сейчас припёрло - школы не дождаться.
   - Чумила ушел в поход, его к ментам вызывали... Он чью-то крутую тёлку посадил на иглу - тащился с ней...
   Ирка придирчиво лазила носом в банки, проверяла качество товара. Хоть и кумарила она, но спешить здесь было себе дороже - можно и на "кидалово" напороться.
   - Это что за кент?
   - Новенький, свой, из жилгородка...
   Качество, наконец, устроило. Алимов выложил бабки, Ирка получила "салют", запаянный шприц с соляной кислотой, несколько бумажек с простенькими реактивами.
   - Ужас!- ругалась Ирка. - Раньше на всё уходило полчаса. Решили "замутить" - на тачке приехали к аптеке, взяли набор - и домой. Теперь сложно...
   Она заплошала окончательно. Её стало тошнить. Облевав угол аптеки, минут десять ещё давилась, пытаясь вырыгать собственный желудок. Проходящий народ с опаской обходил их стороной, косясь и ворча что-то сквозь зубы.
   - Ничего, - стонала в изнеможении Ирка, - теперь у меня "салюта" с пушкой не отнять. Любому глотку перегрызу. О-о-о! - мучилась она. - Если не ширнуться - взорвусь, как прокисшая консерва!
   Справившись с тошнотой и слабостью в коленях, Ирка, наконец, обрела способность идти. Из сумочки вытащила майонезную баночку с пластмассовой крышкой, у автовладельца попросила отлить бензинчику "для дома, для семьи".
   - Не подожгите чего, - велел мужик, уловив в голосе Ирки нездоровые интонации.
   - Только себя, - мрачно пошутила Ирка. Чёрный юмор автовладельцу не понравился.
   Сели в троллейбус. Воняя на весь салон бензином, поехали домой. Ирка гладила драгоценную банку с "салютом" и говорила, говорила, говорила что-то сбивчиво и быстро, не слушая ни себя, ни Алимова, говорила громко, почти кричала, рассказывала о прелестях "прихода", задирала рукава и показывала "дороги" на предплечьях.
   Алимов смотрел на ужасные рубцы, будто от порезов широким предметом - следы гнойников по ходу вен, и ему было тошно оттого, что девичье тело, предназначенное для ласк, тело, которое надо заботливо одевать в красивые одежды, а, раздевая, трепетно лелеять, тело, на которое надо молиться - такое оно нежное, желанное... божественное! - это тело протыкается грязными иглами, гноится и покрывается безобразными шрамами... Ради чего?
   Пассажиры осуждающе смотрели на Алимова, подозревая, зачем нужна немолодому мужчине молоденькая возбуждённо-нетрезвая девушка со стеклянными глазами.
   Дома, в предвкушении кайфа, Ирка трещала без умолку. Она разложила химию на столе, приготовила посуду. В маленькую кастрюльку выплеснула солутан, подожгла его. Всколыхнулось едва видимое на свету пламя - выгорал спирт. Не догоревшую жидкость Ирка слила в привычную банку из-под майонеза, сыпанула туда порошка из одной бумажки.
   - Ну-ка, ну-ка, что нам всучили... О! Нормально пошло! - возликовала Ирка, увидев, что жидкость кисельно запузырилась.
   Содержимое банки помутнело и приобрело цвет детской неожиданности. О чём Алимов и сказал Ирке.
   - Сам ты... Это великолепный промежуточный продукт морковного цвета! - Ирка ласково покачивала банку, вглядываясь в её недра. - И называется это чудо домашней химии "пидорся".
   Алимов принюхался, не издаёт ли чудо запах соответственно цвету. Нет, пока ничем не пахло.
   Ирку мучила сухость во рту. Она то и дело подскакивала к крану, по-обезьяньи хлебала из ладони и вновь возвращалась к своей алхимии.
   В банку с содержимым, напоминающим детский анализ, она добавила бензин.
   - "Винт" стерилизует кровь лучше всяких антибиотиков, - убеждала Ирка. - Бензин и йод прочищают вены так, что в них даже СПИДа не остаётся. Поэтому "винт" можно разводить хоть из лужи, хоть мочой из чумного барака.
   По-видимому, наступил важный технологический момент - Ирка настолько была поглощена варкой, что перестала замечать Алимова. То, что получилось после добавления бензина, она откачала в третью майонезную баночку. Потом отпилила ножом головку шприца с кислотой, кислота полилась на стол, изрядно испоганенный предыдущими опытами. Сосредоточенно контролируя ход реакции, и громко сопя при этом, она накапала в "морковный цвет" кислоты и начала "отбивать" - колотить банкой по ноге.
   - Снег пошёл, - радостно сообщила Ирка, напряжённо следя за тем, как на дне банки появляются белые хлопья. В предвкушении кайфа, наблюдая, что варка идёт по плану, и, радуясь, что купила нормальный "салют", а не "кидалово", Ирка снова стала многословной. Она рассуждала о наркотиках, хвасталась прелестями того или иного препарата, глаза её то бегали, то стекленели, то загорались восторгом, то плавились тоской оттого, что "винт" будет готов ещё не скоро и не скоро ещё она "ширнётся"... Интонации в голосе постоянно менялись: надежда на блаженство перерастала в радостную истерику, восторженные эмоции перемежались воплями разочарования и беспричинными обвинениями вся и всех. И лицо - не похожее на человеческое...
   Вылив "снегопад" на тарелку, Ирка отделила ножом хлопья от жидкости и поставила тарелку на плиту. После выпаривания на тарелке остался оранжевый пластилин. Возбуждение Ирки росло. Она стала похожа на беснующуюся ведьмочку. Да и запахло на кухне как в преисподней. Ирка носилась по квартире, тыкаясь во все углы, искала какую-то книгу по сексопатологии. Крыша, что ли, поехала от ожиданий? Неужели на извращённый секс потянуло? Наконец, Ирка нашла свою книгу, раскрыла её наугад и ножом стала намазывать пластилин из тарелки на листы книги.
   - Бумага клёвая, впитывает классно, - чуть успокоившись, пояснила Ирка причину своей любви к сексопатологии. Закрыв книгу, она положила её на табурет и велела Алимову сесть сверху.
   Вытряхнув из маленького пузырька стрептоцид, воткнула в пробку трубку от глазной пипетки - изготовила "фурик с трубой".
   Между табуретом и Алимовым шёл процесс. Кислота впиталась в бумагу, оставив на страницах слюдоподобное вещество. Слюду Ирка засыпала в фурик, смешала ещё с каким-то компонентом. В фурике по живому страшно зашевелилось нечто чёрно-бурое. Капля воды довершила дело - нечто сформировалось в отвратительного вида шар. Поставив на горящую плиту сковороду, а на сковороду фурик, Ирка с трогательной заботой, как поят птенцов, накапала в него ещё водички. Фурик ожил, капризно запыхтел, из трубки по кухне распространился тошнотный запах падали. Через несколько минут на кухне стало невыносимо дышать. Запах поплыл через форточку на улицу. Наверное, шедшие мимо окон прохожие затыкали носы.
   Ирка тем временем распушила тампакс, чтобы сделать из него фильтр. Она носилась по кухне и возбуждённо подпевала радиоприёмнику:
   - И никто не узнает, никто, как мы... кололись "винтом"...
   Ирка приготовила шприц и отсосала готовый "винт" в стопочку.
   - Ой, щас вмажем! Как мы щас вмажем! - возбуждённо стонала она. - Раньше я с пяти чёрточек улетала, сутками торчала. Сейчас не то...
   Наверное, Ирка была счастлива.
   - Классный "винт" получился, смотри! - восторгалась она, подняв на уровень глаз рюмку с мутным раствором. Алимов безразлично пожал плечами. Презрительно крякнув - не понимаешь! - Ирка поставила рюмку на стол.
   - Дай-ка шприц! - попросила она.
   Алимов взял шприц, лежавший на его стороне стола, протянул Ирке.
   О, ужас! Ужас был в её глазах!
   - Козёл! Урод! - орала она. - У тебя руки растут из...
   Алимов неосторожным движением опрокинул рюмку с "винтом" и жидкость выплеснулась в пепельницу, полную окурков.
   - Убила бы! - с ненавистью простонала Ирка, уничтожая глазами Алимова. - Здесь дури - на неделю колоться! М-м-м!
   Схватив голову руками, она закачалась в неподдельном горе.
   - Ладно... - ждать она больше не могла. - В вену не получится... Выпить можно... На раз всего!
  
   - Случай у вас не безнадёжный, Сергей Игоревич, - ободрил Алимова доктор. - Бывает и хуже.
   - Это точно, - усмехнулся Алимов. - Никогда не бывает так плохо, чтобы не могло быть ещё хуже.
   - Уколы назначить, чтобы тяга к наркотикам уменьшилась? - пропустив скептическое замечание пациента, спросил доктор.
   - Ваша воля, барин...
  
   Запись в амбулаторной карте: "...Явная регрессия - лексика замусорена молодёжным жаргоном, что связано со спецификой общения последних месяцев жизни больного. Эмоционально лабилен, но управляем. Воздействием музыки, снижением частоты звучания метронома и зеркальными позами осуществлён контрперенос, что выразилось в уменьшении негативизма, снижении темпоритма с 21 до 10 за 5 секунд, появлении желания к контакту и положительного настроя на лечебный процесс..."
  
  
   День четвёртый. И месяц назад.
   - Здравствуйте.
   - Заходите, Сергей Игоревич. Садитесь. Как дела?
   - Как ночка бела. А то не знаете.
   - Да, выглядите не очень. Спите плохо?
   - Сплю? А что это такое? От снотворных только дурею. Если бы меня заперли в звукоизолированную комнату, может и уснул бы. А так... Каждый шорох раздражает. Убил бы всех. Ломка начинается. Я уже второй день ни капли не принимаю. Больше не выдержу.
   - Надо выдержать, сколько можно - и ещё чуть сверх того. Вы в детстве или в молодости мечтали стать сильным человеком?
   Алимов задумался, кивнул согласно:
   - Мечтал, конечно.
   - Какой он был, сильный образ себя, о котором вы мечтали?
   - Какой... Сильный! Независимый... Никого не боится. Бесшабашный. На всё ему наплевать.
   - О!
   Доктор поднял указующий палец кверху, одобрительно качнул головой, предложил:
   - Выпейте эту таблетку, расслабиться поможет. Сегодня займёмся аутотренингом.
   - Это, когда "я спокоен" бубнят?
   - Не совсем. Для начала уясним вот что. Если я говорю, что А это А, возражать трудно. Верно?
   - Верно.
   - И дальше будем манипулировать такими же простыми и верными истинами. Я говорю только элементарную правду - и ни капли обмана. От вас попрошу того же. Если о чём-то не захотите рассказать, скажите "без комментариев", но не придумывайте сказок.
   - Согласен.
   - Вот и хорошо. Начнём работать. Откиньте голову назад, расслабьтесь, внимательно слушайте щелчки метронома.
   - "Расслабьтесь"... Да я как пружина сжатая!
   - Всё же попробуйте. Слушайте метроном. Сильно сожмите кулаки, потом расслабьте. Тепло и тяжесть в руках... Уловили? Запомните это ощущение. Держите его, держите...
   - Нет, ушло.
   - Начнём сначала. Повторенье - мать ученья. Сожмите кулаки. Сильнее. Ещё сильнее. Расслабьтесь... Тепло в кистях, устойчивое тепло и тяжесть в кистях... Распространяется по предплечьям... Вы когда-нибудь отдыхали на пляже? Вспомните... Тёплое, ласковое солнце, горячий песок, вы лежите на покрывале, тело приятно расслаблено, вы дремлете...
   Доктор говорил неторопливо, но без остановок, ни на секунду не отпуская внимания пациента, медленно и настойчиво вёл ощущение тепла вверх, заставляя расслабиться мышцы предплечий, плеч, словно перебирал, гладил, массировал их своими осторожными, но сильными и уверенными пальцами.
   - Вернёмся к лицу. Расслабьте мышцы лба... Веки тяжёлые, закрываются. Расслабьте мышцы губ. Не надо лоб напрягать, расслабьте мышцы лба... Сейчас я приближу свою ладонь к вашему лбу, и вы почувствуете, как тепло коснётся вашей кожи. Тепло, исходящее из моей ладони, войдёт в вашу голову, и вы почувствуете благодатное расслабление. Моя энергия перейдёт к вам, моё спокойствие передастся вам...
   Доктор медленно приблизил раскрытую ладонь ко лбу пациента. Алимов в полудрёме смотрел на окружающее из-под прикрытых век. В разные шаманские энергии Алимов не верил и решил, было, посмеяться над доктором, но ему было тепло, покойно, и не хотелось даже смеяться.
   Метроном отстукивал ритм всё медленнее.
   - В моей ладони тепловой шар величиной с мячик. Сейчас его тепло коснётся вашей кожи... Ваш лоб чувствует тепло! - уверенно сказал доктор, и Алимов на самом деле почувствовал тепло! Густое, насыщенное тепло исходило из ладони доктора и тугими потоками проникало в голову!
   - Вы расслаблены и спокойны... Вы отдыхаете...
   Негромкий и неторопливый голос доктора журчал об очевидных истинах, против которых возражать было бессмысленно.
   - Если согласны, можете промолчать, и я пойму, что вы со мной согласны. Если не согласны - скажите, - пробивался сквозь дрёму голос доктора.
   А против чего возражать? И Алимов молчал.
   - Вы уверены, что хотите избавиться от наркозависимости?
   Уверен ли он? Не то слово! Он всеми фибрами души желал вернуть прошлое, когда не знал наркотиков и был нормальным, уважаемым человеком с хорошей работой, с хорошей женой, жил в хорошей квартире... А сейчас? Работу бросил, жена выгнала. Потому что спустил на наркоту все деньги, потому что стал воровать в собственной квартире. Нет, это раньше. А сейчас жена с детьми подобрали его. Обмыли, очистили от грязи. Жена обещала давать минимум дури, если он пойдёт лечиться.
   А Иринка умерла. Погибла, бедняжка, от "честности". Одно время героин в городе шёл сильно разбавленный. Наркоманы дозы повышали. И вдруг поступила партия нормального. Иринка ввела дозу по "разбавленным" меркам. Организм ослабленный, печень ни к чёрту... Передозировка. Зря он наврал доктору, что Иринка жива. А, впрочем, жена наверняка всё о ней рассказала.
   - Ваше молчание я расцениваю, как уверенное желание избавиться от наркозависимости. Сейчас мы пойдём в ваше прошлое, - продолжал доктор. - Если согласны, промолчите. Если возражаете - скажите.
   "Как он пойдёт в моё прошлое? - вяло подумал Алимов, но спрашивать было лень, возражать тоже. Поэтому он промолчал. - Значит, согласен", - мелькнуло в сознании.
   - ... приятная дрёма... - слышал Алимов неторопливый, спокойный, убаюкивающий голос. - Веки тяжёлые, свинцовые, закрываются. Глаза в сахарной пудре, слипаются... Вы спокойны... Расслаблены... Время пошло вспять... Вчерашний день - ваша беседа с врачом: у вас хорошее настроение после принятой дозы...
   Алимов на самом деле ярко представил, какое хорошее настроение было у него вчера во время беседы, потому что утром жена дала ему дозу.
   - Позавчерашний день - вы идёте к незнакомому доктору. Настроение отвратительное, но жена пообещала после разговора с врачом дать дури... Вы хорошо это помните...
   Ещё бы! Позавчера он чувствовал себя отвратительно и торопился уйти от доктора, чтобы быстрее получить дозу.
   - Время идёт вспять. Месяц назад вам было очень тяжело!
  
   Да, месяц назад ему было очень тяжело. В очередной раз он решил перекумарить. Жена выгнала из дома, начальство выгнало с работы. Иринка погибала. Выглядела страшно - кожа и кости. Глаза безнадёжно умирающего без еды зверёныша, которого перестало мучить даже чувство голода. Они оба сидели на героине.
   - Умрёшь скоро, - пожалел он Иринку.
   Безразличное восковое лицо повернулось к Алимову. Ладонь непроизвольно защитила печень - больно! Взгляд сквозь него, след улыбки от каких-то своих мыслей. Уголки рта сползли вниз, будто подтаяли. Голова качнулась в сторону, плечи шевельнулись вверх и безвольно упали в жесте: "Ну и что?"
   Ну и что? Умрёт... Значит, перестанет жить? А что такое теперешняя их жизнь? Гонки в поисках дури, затем укол, затем... Нет, сначала желание укола - желание, в сотни раз сильнее страсти молодого любовника, предвкушающего первое соитие с отдающейся, наконец, ему вожделенной женщиной. Затем укол. Боли нет, есть ожидание блаженства. Вот кровь тёмным облачком взорвалась в шприце... Пошла жидкость в вену. Рай потёк по жилам. Спокойствие овладевает тобой. Тепло... Затем свежесть пробегает по телу, холодит под ложечкой, проясняет мысли. Уходит суета, наступает мудрый покой. Голова светлая, мысли чёткие. Мир прекрасен! Восторг и блаженство! Умные, добрые люди. Иринка - хрупкая, стройная, элегантная, улыбается, как принцесса. Да, люди искусства могут жить только в таком мире - просветлённом и одухотворённом благодатным раствором белого порошка. Иная жизнь - серая и бесцветная, пресная и безвкусная - не в радость.
   Но как быстро всё проходит! Минута... пять...семь... Всё исчезает бесследно. Вырвана радость, ужас вползает в сознание, боль распространяется по телу, тьма застилает пеленой глаза, душа проваливается в ад. Отвратительные люди вокруг! Зачем ты надела эту пошлую футболку! Как можно так противно кашлять - даже не видя кашляющего за стеной соседа, тянет блевать от гадких звуков! Как может парень сверху слушать какофонию, которую он называет музыкой? Это не музыка, это аудиозапись грохота расстрелянного таза в сопровождении хрипа агонирующих дверей!
   Деревья за окном клацают проволокой мёртвых ветвей, скрипят по стеклу жестяными листьями...
   Зашторить окно! Палящее солнце пожирает прохладу глазных впадин, лазерными лучами сжигает влагу глаз, взрывами протуберанцев инициирует невыносимую головную боль. Бух! Бух! Бух! Как громко пульсирует солнце, насылая на Землю испепеляющее излучение, губящие всё живое, полыхающие радиацией смертоносные лучи... Нет, это кровь бьёт в пальцы, в глаза, в уши, бьёт всё сильнее... Бух! Бух! Бух! Сердце гонит по сосудам кровь, накачивает её в голову, поднимает внутричерепное давление... Сколько можно качать? Череп ведь без предохранительных клапанов, взорвётся!
   Взрыв!
   Очнулся. Была потеря сознания. Это плохо.
  
   Ничего плохого. Прими дозу и живи в прекрасном мире. Кто сказал, что наркомания - болезнь? Наркомания - образ жизни. Нет, яркая и радостная жизнь, и только в такой жизни можно в полной мере насладиться эмоциями, красками, звуками ...
  
   Пока поднимался по лестнице в квартиру - задохнулся. Сердце выдавливается из глотки... как пробка из бутылки шампанского... Слабею.
   В зеркале землистое лицо опухшего мертвеца. Ухмыльнувшись, ощерилось страшно, угрожающе. Протянуло вдруг руки, намереваясь ухватить за глотку. Шарахнулся от зеркала, упал. Потом понял, что это всего лишь видение. Глюк. Кошмар среди бела дня. Это плохо.
   Мышцы слабеют. Сердце трепещет от любой нагрузки, даже самой минимальной. Ноги отекают - почки отказали? Гибну.
   Не употреблять? Ха, не употреблять... Когда кумаришь, когда начинается ломка - это не жизнь. Это "нежизнь"!
   Сначала тоска. Трудно сравнить эту тоску с чем-либо. Будто ты враз потерял всех близких тебе людей. Да ты и вправду потерял их - жену за дурь продал, детей обворовал... Наркоше никто не нужен, он кайфует в одного. К ощущению потери близких прибавь чувство вины за совершение всех смертных грехов мира. И ожидание неизбежного, жесточайшего наказания за содеянные грехи. Возмездия, которое по страшности своей неизмеримо страшнее всех жутких казней, которые только придумывали и приводили в исполнение за всю историю человечества.
   Да, "нежизнь". Чтобы жить, человек должен есть, пить, дышать... Пить? Вода отвратительна, как выделения заживо разлагающегося больного. Разве можно это пить? При упоминании о еде желудок начинает судорожно сокращаться. Какой гуляш? Это же мясо убиенного животного! Мёртвого животного. Мертвечина! Вкусная подлива? Соевая? В детстве у меня было пищевое отравление - два дня несло "соевой подливой"...
   Отвращение к питью, отвращение к воде. Да, это "нежизнь". Это смерть, прикидывающаяся жизнью. Разве может воздух вызывать отвращение у вдыхающего его живого человека? А я дышу отвратительным воздухом, поганящим моё горло...
   Желание... Нет - жажда... Нет - страстная тяга к наркотикам... Жажда воздуха у человека, без капли кислорода в лёгких стремящегося со дна бездны к спасительной поверхности, ничто по сравнению с жаждой укола у наркомана. Жажда, заставляющая истязать, забивать до полусмерти знакомого, приятеля, подругу за то, что они случайно "опрокинули" - не принесли "белый". Жажда, заставляющая металлическим прутом дробить кисти рук за то, что подсунули "кидалово"...
   Нет, каких бы ужасов не рассказывали про ломки - всё мелко, всё слабо. Живому не понять, каково в аду - он там не был.
   Однажды кончилось ширялово. Ирка кумарила со страшной силой. Денег нет, даже чтобы купить бинты, пропитанные маковой вываркой. Продать нечего. Алимов тогда уже не работал, дома не жил. Снять клиента Ирка не могла, выглядела так, будто на фоне септической лихорадки у неё болели все зубы сразу: истощённое серое лицо, широко раскрытые стеклянные глаза с почти обесцвеченными радужками и зрачками-гвоздиками, готовыми проткнуть собственные мозги. Глаза, полные боли и ужаса. Сухие губы и язык. Ручейки холодного пота на щеках. И дрожь, как у больного малярией во время лихорадочного приступа.
   Переодевшись в старые, времён былой советской власти, линялые до неприличия, с бесформенными чужими пузырями на коленях и подозрительно тяжело отвисающей кормой, жутко мятые антикварно-хэбэшные трикешки, на которые они только что удачно наткнулись у мусорного контейнера, Алимов в сопровождении сходящей с ума Ирки помчался к магазину продавать снятые с себя неряшливо затасканные в повседневности штаны.
   - Рабочие штаны нужны? - хватал женщин за локти Алимов.
   Женщины отстраняли руки от небритого навязчивого мужчины в позорном трико, брезгливо обходили его стороной.
   - Что ж такие грязные продаёшь! - упрекнула Алимова женщина, взглянув на штаны.
   - Для работы же! Сама постираешь - дёшево продаю. Бери за тридцатку!
   Отмахнувшись, женщина пошла своей дорогой.
   - За двадцать возьми! - кинулся вдогонку Алимов.- На работу мужику сгодятся! Или на дачу!
   - Эх! - женщина укоризненно покачала головой. - До чего допьются, трусы с себя скоро снимут при народе, продавать...
   Потеряв надежду продать штаны, Алимов с Иркой кинулись к домам, где обычно кучковались знакомые наркоманы.
   Пошмоняли в подъездах, собрали в электрощитах и за батареями "машины" - шприцы с остатками чужой крови. Смыли кровь, надеясь получить хоть каплю героина. Чья кровь в шприцах - неважно. Заражена гепатитом или СПИДом - неважно. Важно одно - остановить ломку. Ирка ширнулась - толку мало!
   Едва дождались утра. Вместе с народом заторопились по улице - у кого выходная суббота, а у кого и наркоманские будни. Шли быстро. На кумарях все наркоманы ходят быстро, почти бегом. Словно голодные волки в поисках добычи.
   Ирке повезло. На базаре у торгаша она увела ботинки. Алимов в соседнем ряду продал их за смешную цену другому. Выручили сотню - ровно на две дозы. Не торговались - быстрей бы!
   Предвкушая конец мучениям, рванули по нужному адресу. В вонючем подъезде хрущёвки Ирка забарабанила кулаком в ободранную дверь с много раз выломанным замком.
   - Кто? - недовольно спросили из-за двери.
   - Ирка. Открой, Галь!
   Выглядевшая лет на двадцать старше своих средних лет Галя через приоткрытую дверь подозрительно уставилась на Алимова.
   - Со мной, - успокоила Ирка. - Давай быстрее, у меня раскумарка, как у слона!
   Галя впустила клиентов в коридор. Двое молодых парнишек у обшарпанной тумбочки промывали в стакане шприцы, гоняя поршнями воду туда-обратно.
   - Сколько? - спросила хозяйка.
   - Две. Давай быстрее!
   В нетерпении Ирка переступала с ноги на ногу, будто ей сильно хотелось в туалет. Хозяйка не двигалась.
   - Дай ей бабки! - раздражённо воскликнула Ирка, зло зыркнув на Алимова.
   Алимов вытащил из кармана сотню. Схватив деньги, хозяйка пошелестела купюрой, ощупывая качество бумаги, взглянула на свет, проверяя водяные знаки. Вытащила откуда-то из одежды две крохотные бумажки, протянула Ирке.
   - М-м-м... - будто в оргазме промычала Ирка, хватая бумажки. Одну сунула Алимову, содержимое другой высыпала во много раз использованный "одноразовый" шприц. Из стакана отсосала розовой от чужой крови воды, встряхнула, размешивая раствор. Села на стул. Старой грязной бельевой резинкой, снятой со спинки, перетянула вены на плече. Удерживая концы резинки зубами, дрожащей рукой проткнула кожу, стала искать иглой вену. То ли вены были слишком плохи, то ли рука слишком дрожала, но игла в вену не шла.
   - Чёрт! - Ирка завыла от бессилия и заматерилась самым чёрным матом. Из прокола на коже поползла капелька крови, а сама кожа расцветилась синяком.
   - Алимчик! - Ирка умоляюще взглянула на приятеля. - Уколи! Не могу я!
   Алимов взял из трясущихся рук Ирки шприц, закатал рукав на другой её руке, похлопал по коже, чтобы проступили вены, перетянул руку резинкой.
   - Ширяй быстрее, терпежу нет! - выбивая дрожь зубами, взмолилась Ирка.
   - Поработай кулаком.
   Подвывая, Ирка с остервенением заработала пальцами. Нагнав в вены крови, что есть силы сжала пальцы в кулак. На бледной коже засинели плохонькие вены.
   - Ну, коли же-е! - теряла остатки терпения Ирка.
   Алимов воткнул иглу, стал ковыряться под кожей в поисках вены. Несколько раз подтягивал поршень, но кровь в шприц не шла.
   - Что ты колупаешься, как неопытный мальчик в... - материлась Ирка.
   Наконец, в шприце взметнулось тёмное облачко крови. Ирка с облегчением вздохнула и тут же замерла, затаив дыхание, ожидая, когда спасительный раствор по венам дойдёт до головы и принесёт облегчение измученному телу и исстрадавшейся душе. Алимов ввёл уже почти полшприца, а долгожданного облегчения не было. Насторожившись, Ирка внимательно смотрела на шприц и на кожу в месте введения иглы.
   - Пацаны, товар как? - спросила она у уходящих парней.
   Те расслабленно улыбнулись, одобрительно закивали головами, сделали пальцами "о-кей".
   Заподозрив неладное, Ирка снова перевела взгляд на пустеющий шприц... На опустевший уже шприц. И тут она заметила припухлость в том месте, куда втыкалась игла.
   - С-сволочь... - зашипела Ирка разъярённой гадюкой. - Сволочь! - заорала она во весь голос и кинулась на Алимова, целясь когтями в лицо и пытаясь ударить его ногой в промежность. Алимов едва успел выдернуть иглу из её руки. - Ты мне всю дозу под кожу задул! Сволочь!
   Выронив шприц, Алимов увернулся от взбесившейся подруги, схватил её за руки. Ирка визжала и рычала по-звериному, билась в руках Алимова, словно эпилептик.
   Подскочила хозяйка, стала пихать обоих к двери:
   - Не надо мне этого, нечего у меня скандалить, и так соседи косятся... Пошли вон! - и закончила свои пожелания густым информационнонасыщенным матом с указанием, куда надо идти и как туда быстрее добраться.
   - Мою дозу уколешь! - крикнул Алимов, но Ирка ничего не соображала, продолжая биться в конвульсиях. Алимов хлестнул Ирку по щеке, встряхнул за плечи. Бестолку! Выхватив из кармана бумажку со своей дозой, сунул перед глазами Ирки. Ирка замерла как загипнотизированная, дурашливо улыбнулась. Несмело, словно боясь спугнуть, протянула дрожащую руку:
   - Алимчик, дай! - тихонько попросила она, заискивающе глядя в глаза Алимова.
   - Уколю, только не дёргайся. В ногу уколю, там у тебя вены ещё не попорчены.
   Крупно дрожа от нетерпения всем телом, словно голодная собака, сидящая перед едой, не получившая ещё от хозяина команды есть, Ирка пожирала взглядом шприц, наблюдая, как Алимов ковыряет вены на её ногах.
   - Никак! - измучившись, потерял он надежду войти в вену.
   - Коли сюда! - потребовала Ирка и указала пальцем на шею.
   - Ты что?! - испугался Алимов.
   - Я пальцем потом зажму и подержу. Давай, Алимчик, а? - клянчила Ирка.
   Алимов решился. Ребята говорили, что иногда кололи. Опасно, но не погибали. Приход, говорили, бешеный!
   Нащупав пульсирующую жилку на боковой поверхности шеи Ирки, Алимов прижал это место пальцем и ткнул туда иглой. Ярко алая кровь стрельнула внутрь шприца даже без подсасывания поршнем. Алимов торопливо выдавил содержимое шприца в артерию, прижал пальцем кожу у места вкола и выдернул иглу. И вспомнил, что вводить в сонную артерию раствор надо очень медленно. Поздно. Сейчас ей по мозгам шарахнет, как кувалдой...
   Блаженно улыбаясь, Ирка вдруг вытянула ноги, задёргалась крупной дрожью, захлебнулась восторженным вздохом... Алимова пот прошиб: концы отдаёт! На секунду замерев в напряжении, Ирка расслабилась, обвисла на стуле... Запаниковав, Алимов схватил Ирку за шею, щупая пульс на сонной артерии... Есть! Живая! Ирка была то ли в бессознании, то ли в дрёме.
   Лицо как у безмятежно спящего ребёнка, подумал Алимов. Да, укол в артерию - это не в вену на руке. Здесь прямой удар по мозгам.
   - Идите, идите от греха, - сердито выпроваживала их хозяйка. - Тащи её к ... матери! Устроили здесь... Если так будете шуметь, не пущу больше!
   Алимов потряс подругу. Ирка очнулась. В глазах - любовь ко всему миру. И к Алимову тоже. Движения замедленные, томные.
   - Алимчик, если в мире есть высший оргазм, то он только что посетил меня, - прошептала Ирка Алимову на ухо, поднимаясь с его помощью со стула. - Я даже, кажется, подпустила немного... - дебильно хихикнула она, ощупывая мокрую юбку.
   Потеснив входящую в дверь новую пару молодых, Алимов вывел Ирку на улицу.
   - Хорошо-то как! - жмурилась от удовольствия Ирка, любуясь кошками, жрущими объедки на развалинах вонючего мусора у переполненного контейнера, и сама, едва не мурлыча как кошка, чувственно прижимаясь к Алимову.
   - Тебе хорошо, а у меня раскумарка начинается, - пожаловался Алимов.
   - Алимчик, всё будет о-кей! - Ирка погладила Алимова ладошкой по щеке. - Я теперь живая. Я сейчас тебе денежков на дозу заработаю. Проведи меня до рабочего места, а то слабость офигенная, боюсь не дойду.
   Сутулясь от озноба, от начинающихся болей в животе, в суставах и вообще от всего отвратительного, окружавшего его, Алимов побрёл за Иркой на набережную, где она собиралась снять клиента.
  
   Алимов очнулся.
   - Как спалось? - спросил доктор.
   - Я спал? Да, похоже, спал. Отдохнул немного... А на душе тошно.
  
   Запись в амбулаторной карте: "... по плану. Вхождение в гипнотическое состояние довольно лёгкое. Достигнута первая стадия гипнотического сна. Процесс раскрытия прошлого идёт успешно. Почему он стал колоться?"
  
  
   День шестой. И два года назад.
   - Здравствуйте, Андрей Петрович.
   - Заходите, Алимов. Садитесь. Капельницу нормально переносите?
   - Нормально.
   - Не трясёт? Выглядите лучше. Посвежели. Употребляете?
   Алимов отвёл глаза.
   - Понятно. Но меньше, да? Мы с вашей женой оговаривали этот вопрос.
   - Сильно меньше.
   - Лечение продолжать будем?
   - Уколы, таблетки - это я понимаю, лечение. А в прошлом копаться, душу наизнанку выворачивать - зачем? Какой прок от многочасовой болтовни?
   - Это не болтовня, это катарсис. Дело в том, что наша психика - определённо функционирующая система. И как в любой системе, у неё есть свои недостатки. Водопроводная система, трубы, засоряются ржавчиной. Система отопления - накипью. Организм зашлаковывается. Человеческая психика тоже засоряется и зашлаковывается. Но не ржавчиной и накипью, а воспоминаниями и эмоциями из прошлого. Причём, неприятные воспоминания и эмоции сознание старается не вытаскивать наружу, а прячет в свои закоулки. Вообразите себе комнату, внешне чистую, но в которой все ящики и закоулки забиты мусором и грязью. То, чем я с вами занимаюсь - психоанализ. Он похож на генеральную уборку. Открываются все ящики, мусор вытаскивается на середину комнаты, всё перебирается, ненужное выбрасывается, а нужное складывается куда надо в порядке. Да, тяжело. Да, долго. Но если справишься - чисто будет не только посреди квартиры, но и во всех её уголках.
   Выговорившись, человек очищает свою память от накопленных неприятных эмоций и воспоминаний, освобождает свою психику от тяжёлого груза. Исповедь в церкви - тот же процесс очищения души, психики по-нашему. Тот же катарсис.
   - Понятно.
   - Поэтому я так много разговариваю с вами. Ну а теперь, если не возражаете, вернёмся к нашим проблемам. Можете рассказать, как начали колоться?
   - Могу, почему не рассказать.
   Алимов наклонил голову. Ему, похоже, было неприятно смотреть в лицо доктору.
   Андрей Петрович отошёл к окну, сел на стул, полуотвернулся от пациента. Алимов почувствовал себя свободнее, распрямился.
   - У меня с Иринкой были проблемы... в плане секса.
   - Фрейд, отец психоанализа, считал, что все наши отклонения связаны с проблемами секса. Он утверждал, что даже маленький ребёнок имеет либидо, то есть, половое влечение...
  
   Сколько он "шефствовал" над Иринкой, неделю? Алимов постоянно пытался убедить её не употреблять наркотики, но Иринка зло обрывала его, когда была на кумарях, и грозила, что пойдёт зарабатывать деньги на набережную, если он не даст ей на дозу. Или томно-ласково смотрела на Алимова, молча слушала доводы против наркотиков, и явно не слышала их, когда была под кайфом.
   Сегодня она приняла дозу и откровенно дразнила Алимова. Раскинувшись в соблазнительной позе на диване, игралась с тюбиком губной помады - ласкала изящными пальчиками, впихивала продолговатый красный цилиндрик в кулачок и извлекала обратно. Слегка опустив веки, из-за приподнятого плеча искоса, с таинственной улыбкой, завлекающе поглядывала на Алимова. Отложив помаду, томно вздохнула, медленно перекинула одну ногу на другую, заставив взгляд Алимова скользнуть между её колен, поглаживающим жестом провела ладонями по бёдрам и села так, что короткая юбка обнажила бедро до самой ягодицы. Пощипывая губами тонкую нежную кожу запястья согнутой руки, тихонько намурлыкивала что-то себе под нос. С сексуальным стоном-вздохом наклонилась вперёд, уронила руки между раздвинутых колен, сдавила груди локтями, подняв их в глубоком декольте вверх, замерла, дразняще-выжидающе глядя на Алимова.
   - Ты, Алимов, такой правильный...
   Иринка сжала коленями локти, и соблазнительные мячики выкатились ещё выше, грозя выпасть из бездонного декольте. Влажный розовый язычок круговыми движениями медленно скользил по губам.
   - ... что мне даже интересно.
   - Что тебе интересно? - кашлянув, спросил осипшим вдруг голосом Алимов и забеспокоился о своём заколотившемся в панике сердце.
   - Мне многое интересно, - промурлыкала Иринка, изогнувшись по кошачьи, встала, подошла к Алимову, вызывающе заглянула в глаза и вдруг, приподняв юбку, оседлала его колени.
   Взгляд Алимова прилип к влажным, полураскрытым губам Иринки. Справившись с головокружением и едва не задохнувшись от адреналина, хлынувшего ему в голову, в грудь и... везде, Алимов нерешительно тронул девушку пониже талии.
   - Смелее, парень! - задорно скомандовала Иринка и ткнула Алимова носом в ложбинку между своих грудей.
   Прижавшись лицом к нежной упругости, Алимов ощутил, что его лет двадцать висевшее спокойно на аорте немолодое уже сердце так затрепыхалось, что вот-вот оборвётся и укатится вниз, куда-нибудь ниже брючного ремня.
   - Ну, пойдём на диван, - поощрительно проурчала негромким низким голосом Иринка, поелозив у Алимова на коленях и ощутив, что "парень" уже "готов к употреблению".
   Подхватив Иринку, обвившую его ногами вокруг талии, Алимов сиганул на диван. Задыхаясь, как после стометровки, прильнул к губам девушки. Долгого поцелуя не получилось - Алимову не хватало кислорода. Глотнув воздуха, Алимов вновь впился в соблазнительные губки. Язык девушки смело скользнул к нему в рот, их губы принялись бороться, поочерёдно вкушая друг друга. Кисловатый возбуждающий вкус нежно-мягких, и в то же время сильных девичьих губ и языка окончательно свёл с ума Алимова, и он торопливо потянул с Иринки футболку.
   - Ну аккуратнее, голодный, - довольно засмеялась Иринка, помогая снимать с себя одежду. - Не сбегу, я же сама хочу.
   Стащив с Иринки юбку, Алимов бродил руками по хрупкому телу. Два десятка лет он обнимал только жену. Он привык к ней, как к себе. И она к нему привыкла. Их секс стал так же привычно-обыденен, как стрижка в парикмахерской не к юбилею. И так же част. И вдруг - такой подарок!
   Расстегивая рубашку на груди Алимова, Иринка отодвинулась от него. Алимов открыл зажмуренные от наслаждения глаза, скользнул взглядом по девичьей груди в чашах модного бюстгальтера... Соблазн, нежившийся в белоснежных чашах... с непростиранными краями у подмышек... Трусики... довольно заношенные...
   Жена у Алимова была чистюлей.
   Напряжение, сковавшее его тело, враз схлынуло. Сердце перестало трепыхаться. Брюки перестали топорщиться. Алимов внезапно успокоился. Девушка перестала его волновать. Он уловил далеко не возбуждающий запах её пота.
   - Ну-у... - разочарованно протянула Иринка. - Да ты, оказывается, и не голодный вовсе. Твоя Татьяна держит это под контролем?
   С сожалением вздохнув, она неторопливо собрала одежду.
   Алимова потряс такой облом. Он не смог! Хотел ведь! Это что - импотенция? В сорок пять лет?!
   В следующий раз всё повторилось. Взрыв эмоций и желаний ... Но едва в поле зрения Алимова попадал краешек непростиранного белья, всё падало.
   - Уколись! - убеждала Иринка, чувствуя себя ответственной за "восстановление здоровья" Алимова. Она боялась, что Алимов сорвётся у неё с крючка и перестанет давать денег на дурь. - Заевшиеся мужики с безнадёжно вялым желанием, когда ширнутся, знаешь, какими секс-гигантами становятся!
   Алимов решился. Поборов страх и вспотев, он вытерпел боль внутривенного укола.
   А потом бесконечно долго блаженствовал в любви с самой прекрасной принцессой мира.
   А без укола опять облом.
   - Уколись, - пожимала плечами Иринка. - Мужик ты правильный, правильнее бывает только школьный транспортир. Такие наркоманами не становятся. Я же вижу, как ты мучаешься от желаний. Да и мне на набережную идти - нож в горло.
   Сначала уколов боялся. Кололся перед каждым "сеансом секса" - привык. Довольно быстро секс перестал быть нужным, осталось только желание ширнуться.
  
  
   Запись в амбулаторной карте: "Страх сексуального фиаско толкнул на употребление наркотиков. Либидо подавлялось видом несвежего белья. Почему?"
  
  
   День восьмой.
  
   - В детстве, помню, у нас в посёлке девчонка слабоумная жила. Большая уже, лет пятнадцать. Родители её одну на улицу не пускали. Потому что за горсть конфет её можно было уговорить на что угодно. Подростки и уговаривали. Однажды купили ей полкило карамелек, заманили в подвал. Нас, мелюзгу, пригласили. Смотреть. Один из старших конфеты разворачивал, в рот ей клал, другие раздевали. Бельё у неё страшное! Потом, кто постарше, совокуплялись с ней. Мы, младшие, глазели.
   С тех пор, как увижу уродливое или даже заношенное бельё, так что-то неприятное из детства и поднимается...
   Иринка всё время врёт... И друзья у неё все врут! Бывшие... Некоторые и не дети уже, а рассуждают, как ... Зачем она меня обманывает?!
   - Наркотики останавливают психологическое взросление, человек застревает в том возрасте, в котором начал употреблять эту гадость. Предположим, начал он колоться в пятнадцать лет и дожил до двадцати пяти... Если, конечно, даст ему Бог такого счастья. Или несчастья. У него психологическая организация так и останется на уровне подростка. С теми же поведенческими реакциями. Так же будет врать и юлить, как провинившийся пацан.
  
  
   День одиннадцатый.
  
   - Наверное, судьба у меня такая.
   - Судьба? Судьба... А что есть судьба и кто её вершитель?
   - Судьба - это... Это что у человека на роду написано. От Бога она, говорят.
   - На роду... Замечали, наверное, в жизни, что если мать - одиночка, то и дочь у неё часто становится матерью-одиночкой. Вырастет, выйдет замуж, как положено, родит ребёнка - и останется без мужа, в конце концов. Судьба? Психологи говорят - сценарий жизни. Сценарий, программа поступательного развития, определяющая поведение человека в важных аспектах его жизни. Плохой сценарий - трагедия для его носителя. Кто пишет этот сценарий? Сначала пишут родители. Сценарий записывается в глубины сознания человека с ранних лет. Основу сценария составляют сюжеты детских сказок, мифов, рассказов и жизненных обстоятельств близких людей и родственников, их любимые и часто повторяемые фразы, поговорки. Вспомните, какие добрые сказки смотрели и читали мы в детстве. И наше поколение, при всех его недостатках, доброе поколение. И то, что во времена нашего детства убийство было событием экстраординарным, а сейчас стало обыденным, результат немалого влияния того, что мы сейчас смотрим по телевизору и что читаем. Скажите, ваш отец был положительным человеком?
   - В общем, да.
   - У него, как и у любого из людей, бывали проблемы. Были и неразрешимые проблемы - они у всех случаются. Вы можете вспомнить хотя бы одну такую ситуацию? Неразрешимая проблема - и как в той ситуации вёл себя отец?
   Алимов надолго задумался.
   - Однажды он лишился большой суммы денег. Я не знаю, каким образом, родители об этом почти не разговаривали. Для семьи потеря была тяжёлой. Нет, мать не ругала его... Отец напился. До потери сознания.
   - Не ожидал такого точного попадания. - Доктор удивлённо покрутил головой.- Наверняка у вашего отца были и другие тяжёлые ситуации, но вы запомнили именно это. Неразрешимая проблема - и отец напился до потери сознания. Это ли не сценарий для поведения сына в будущем? У вас была проблема с Ириной. Для мужчины - пугающая проблема. Вы запаниковали. И как разрешили её? Пошли к врачу? Нет, начали колоться. Подобно тому, как в далёкие годы поступил ваш отец - напился.
   - Лучше бы напился.
   - Лучше бы к врачу сходил. Так что судьбы наших детей пишем мы. А дописывает и переписывает их общество. Дешёвые фильмы, дешёвые книги о сжигающей любви и убийствах походя, реклама про то, что лучше жевать, чем думать - всё это закладывает программу на бездумность, лживую слезливость и бессердечную жестокость молодёжи. А реклама с презервативами, где говорят, что это - как утром зубы чистить? Из этой рекламы молодёжь поняла, что секс - такой же обиход, как утром зубы вычистить. А идея была, что пользование презервативами - необходимость, подобная ежедневной чистке зубов по утрам. Впрочем, они лучше знают, какая у них была идея. Слышали модную у молодёжи песню со словами: "Ты беременна, но это временно..."? Великое таинство природы, вынашивание ребёнка - временная помеха... Это ли не программирование на соответственное отношение к детям?
   - Иринка однажды рассказывала, как она на первом курсе праздновала Новый год в училище. По сценарию, написанному их тридцатилетним преподавателем, в Россию приехал Санта-Клаус. Наградил животом Снегурочку, Бабу-Ягу и прочее сказочное женское население новогоднего шоу. Иринку заставили играть роль проститутки. Одели соответственно: полуголая грудь, чулочки, подтяжки, юбочка выше бикини-трусиков. Иринка говорила, что отказывалась от такой роли, но режиссёр преподаватель пригрозил не пускать её на вечер. Ну а на сцене в процессе представления буквально затискал её. Он роль Санта-Клауса играл. Под фонограмму проститутка пела: "А у тебя СПИД, и значит, мы умрём". Санта-Клаус оттягивал свои штаны, заглядывал внутрь, ужасался, грозил кулаком проститутке... Потом был хоровод вокруг ёлки. Возбуждённые пацанчики хлопали "проститутку" по голой попке и просили наградить их СПИДом.
   Алимов посидел молча, покачал головой.
   - Может, та роль позднее и помогла ей переступить моральную черту, за которой торговля телом - обыденность, - закончил он.
   - Совершенно верно! В детстве мы читали книги о героях - и дети всей страны, наши сверстники, играли в героев. И становились героями. Сейчас даже в мультяшках показывают мордобой, а в фильмах - убийства, убийства, убийства... Убийства, между прочим, до кучи. Это не может бесследно пройти для психики детей. Нам пишут сценарий, нас программируют - и вовсе не на любовь, патриотизм и всё хорошее.
   Доктор умолк, раздумывая. Взглянул на Алимова, улыбнулся.
   - А ведь вы, Сергей Игоревич, увели меня в сторону от вашей проблемы! Давайте вернёмся к нашим баранам, как говорили древние.
   Доктор неторопливо подошёл к пациенту и, остановившись напротив, вдруг сказал:
   - Если смотреть на проблему глазами обывателя, то наркомания - болезнь неизлечимая.
   У Алимова от удивления даже рот открылся.
   - Ну, спасибо за откровенность, доктор, - не скрывая обиды и сильнейшего разочарования, выговорил Алимов.- А у меня, было уже, надежды какие-то в голове зашевелились. Что же вы тогда со мной канителитесь, жену обнадёживаете? Про себя я уж молчу, обывателя конченного. На хлеб с маслом зарабатываете?
   Доктор на Алимова не обиделся, даже продолжил улыбаться.
   - Неизлечимая таблетками и тому подобным. Наркомания - болезнь сознания, болезнь души. Наш душевный аппарат - такая сложная система! Вы знаете, что в нашем мозгу есть кора и подкорка, в нашей психике - сознание и подсознание.
   Доктор подошёл к Алимову, мимоходом тронул его за плечо, как бы успокаивая, и, расхаживая от окна к креслу, продолжил свои рассуждения:
   - Большинство нормально мыслящих людей живёт по принципу реальности - работают, женятся, покупают вещи в соответствии со своими желаниями и наличием денег, отказываются от некоторых удовольствий. Всей этой деятельностью руководит некое Я, обитающее, скажем условно, в сознании каждого человека. Когда мы задумываемся, правильно поступили или неправильно, по закону или нет, справедливо или несправедливо, мы делаем это с разрешения сверх-Я, самой высокоразвитой части нашего сознания, с разрешения нашей совести.
   Я и сверх-Я - положительные части нашего сознания. Но, к сожалению, в любом из нас живёт ещё и зверь. У одних он всегда спит - это очень добрые люди. У других просыпается, и тогда люди начинают скандалить и воровать, обманывать, пить и драться, употреблять наркотики, насиловать и убивать. Психологи называют этого зверя ОНО. ОНО - самая глубинная подструктура душевного аппарата, бессознательная подструктура. ОНО - это безудержные сексуальные и агрессивные влечения. ОНО - зверь из глубин подсознания, живущий по принципу достижения удовольствий любой ценой. Когда просыпается ОНО, Я начинает конфликтовать со сверх-Я, человек совершает поступки, противоречащие его совести. Когда есть конфликт Я и сверх-Я - царит ОНО.
   В вашем сознании зверь проснулся. И пока ваше Я конфликтует со сверх-Я, зверь требует, чтобы вы кормили его наркотиками. Это не вы жаждете дури, это зверь в вашем сознании умирает от жажды по наркотикам и требует, чтобы вы ширнулись.
   Наша задача - помочь вашим Я и сверх-Я одолеть зверя.
   Доктор замолчал, выжидающе глядя на Алимова.
   Напряжённо думая, Алимов переваривал услышанное. Медленно приблизив палец к голове и, указав на висок, хотел что-то сказать, но промолчал. Подумав, заговорил:
   - Получается... - Алимов как-то нерешительно посмотрел на доктора,- что тут живу я, - он постучал себе повыше уха. - На чердаке моя совесть, - он постучал выше лба, - а в подвале спит зверь?
   - Зверь проснулся, вышел из подвала и бродит по дому. Хозяева спрятались в укромном месте, и ругаются, кому идти на заклание. Наша задача - разыскать хозяев, помочи им помириться и совместными усилиями загнать зверя в подвал. И запереть его там навсегда.
   - Такое возможно?
   - Возможно. Для начала надо найти ваше Я, хозяина вашего сознания.
   - Как же его там найдёшь? - Алимов постучал пальцем себе повыше виска.
   - Найдём, - как-то буднично сказал доктор. - Садитесь поудобнее и расслабьтесь.
   Он включил метроном, сконцентрировал внимание Алимова на ритмичных звуках, ввёл пациента в транс.
   - Вы расслаблены, спокойны. Звуки извне не достигают вашего сознания. Вы слышите только меня. Я расскажу вам о себе, о своих ощущениях, о том, что Я есть. Итак ...Я.
   У меня есть тело, но Я - это не моё тело. Моё тело может быть больным или здоровым, усталым или бодрым, но это не влияет на моё истинное Я.
   Моё тело - прекрасный инструмент для ощущений и действий во внешнем мире, но оно всего лишь инструмент. Я хорошо с ним обращаюсь, я стараюсь, чтобы оно было здоровым, но моё тело - это не Я.
   У меня есть тело, но Я - это не моё тело.
   Да, и у вас есть тело. Правда, с ним вы обращаетесь плохо. Вы его совсем не любите, вы за ним не ухаживаете, вы его изматываете, оно плохой инструмент для ваших действий во внешнем мире, но это лишь подтверждает, что ваше тело - не ваше Я.
   У меня есть эмоции, но Я - это не мои эмоции. Мои эмоции многочисленны, изменчивы, противоречивы. Однако Я всегда остаюсь собой, своим Я - радуюсь или горюю, спокоен или взволнован, надеюсь на что-то или отчаян. Поскольку Я могу наблюдать, понимать и оценивать свои эмоции, более того, управлять, владеть ими, использовать их, то, очевидно, что они не есть моё Я.
   У меня есть эмоции, но Я - это не мои эмоции.
   У вас тоже есть эмоции. Употребляя наркотики, вы получаете удовлетворение, не употребляя наркотики, испытываете отрицательные эмоции. По своей воле вы можете вызвать положительные или отрицательные эмоции. Значит, вы можете управлять своими эмоциями. Значит, они не есть ваше истинное Я.
   У вас есть эмоции, но ваши эмоции не есть ваше Я.
   У вас есть интеллект... но ваш интеллект - это не ваше Я.
   Я - центр чистого самосознания.
   Я - центр воли, способный владеть и управлять своим интеллектом, эмоциями, физическим телом и психическими процессами.
   "Я - центр воли!" - эхом отозвалось в мозгу Алимова.
   "Я - это постоянное и неизменное Я", - повторял про себя Алимов вслед за доктором...
  
   "Что я? Зачем я? Кому нужен? - полыхнуло в мозгу. - Но ведь кому-то нужен?!"
  
   - Что моя жизнь? Кайф под наркотой? Не-ет! Это раньше был кайф. Сейчас у меня постоянные ломки, поиски "работы" и гонки в поисках наркотиков. И маленькие промежутки облегчения между гонками и ломками, если уколюсь. Нет, не кайф! Всего лишь минуты облегчения...
   Алимов помнил этот последний их "разумный" разговор с Иринкой.
   - "Работа"... Ну снимают меня... Говорят, в Японии гейши не только для постели, но и для умных разговоров. О чём можно со мной поговорить? А зачем с такой говорить? С вещью не разговаривают... И с резиновой куклой... По пьяни если?
   У Иринки спина уставшего после изнурительной работы человека. Плечи продавлены тяжёлой головой на хрупкой шее. Головой тяжело больного на измождённой шее. Руки упёрлись локтями в некрасиво растопыренные колени и упали безвольными кистями между ног. Когда-то эти ноги были удивительно соблазнительными. Нет, не когда-то, совсем недавно...
   - Я же скотина! Я за укол готова на всё! Под сифилитика лягу!
   Иринка горько усмехнулась и посмотрела на Алимова из провалившихся глазниц так мученически, будто страдала за грехи всех поколений своих родственников. Скомкала трясущимися пальцами футболку на груди, обнажив костлявые ключицы, торчащие из шишковатой, как у скелета, грудины, и пожаловалась:
   - Ты можешь не верить, но у меня ещё есть душа. Залапанная грубыми руками, замызганная слюнявыми губами, изнасилованная... Вся в болячках... Кровоточащая, гноящаяся и смердящая... Пусть такая... Но она у меня есть! Она у меня живая! Большая! Во всю грудную клетку! И во всю клетку болящая...
   Иринка долгим стоном вздохнула.
   - Ты можешь издеваться, но моя душа похожа на истерзанное влагалище девчонки, которую швырнули на панель и велели пропускать через себя по двадцать кобелей за ночь, чтобы заработать нужную сумму денег. Всякий может плюнуть в неё, в самое наше незащищённое от любой сволочи , в самое наше ранимое место... И лезут грязные... Грубо... И никто не полюбопытствует, сильно у тебя болит, или уже невтерпёж... А другим и в кайф, что насилуют до боли, что терзают до крови... И нельзя уйти или защититься... Потому что тебя тут же схватит за горло и швырнёт назад, на панель самый жестокий в мире сутенёр по имени "ломка". И заставит пропустить через себя не двадцать безжалостных похотливых самцов, а двадцать пять... И ты будешь счастлива, что хоть некоторые заплатили гроши... А прихотью каждого было оттрахать твою душу в презервативах, оклеенных наждачным порошком...
   Уронив голову почти до колен, Иринка беззвучно плакала. Слёзы струились по щекам на нос и с кончика капали на пол. Кап... кап... кап... Размеренно, как метроном.
   - Кто я? Что я? Я - чёрная боль, с воплем ужаса рвущая себя в скольжении по стенкам бездны нескончаемых мучений... Зачем я? В моём существовании давно нет смысла... Я устала жить...
   Ссутулившись по старушечьи, Иринка вложила голову в дрожащие от слабости руки. Осыпавшиеся волосы закрыли её лицо и ладони. Нет сил держать головную боль!
   - Последнее время меня терзает одна и та же галлюцинация... Страшные лапы огромного таракана - он словно каменный валун, покрытый железом! - со скрежетом продирают темноту ... Не замечая нежных оболочек души, монстр лезет внутрь меня. Ты не представляешь, что такое - рвать живую ткань вместилища нетерпимой боли и заставлять боль вопить от запредельных страданий... Железный монстр кровавит металлическими лапами трепещущую плоть... Неуклюже ворочается во мне... Наркотик... А я никак не могу дождаться, пока он устроит внутри меня гнездо, утихнет... И начнёт откладывать яйца... И когда из яиц вылезет тьма голодных детёнышей... Они сожрут моё сердце... И кончатся мои мучения...
   Иринка сложилась пополам, уронила голову на колени, руки соскользнули на пол. Тихо наплакавшись, она будто засыпала у себя на коленях.
   - Нет, я никого не виню, что моя жизнь висит на гнилой нитке и скоро та нитка оборвётся... Глупо винить кого-то за свои грехи... Я проклинаю того сволочного сынка, который предложил мне первый раз "завинтить"!
   Глаза Иринки загорелись ненавистью и потухли.
   - Если бы я могла бросить, я бы бросила... Но он, который живёт во мне, требует... И если я его не покормлю, он начинает жрать меня! Бедные дурочки, которых крутые мальчики уговаривают курнуть, глотнуть, ширнуть... Как им пригодился бы мой опыт! Но мы же никому не верим... Пока судьба не навтыкает нас мордой в грязь или в асфальт, не побьёт о стену, не искровенит так, что за тебя ни один доктор не возьмётся... Только тогда мы начинаем понимать, что почём. Поздно!
   Иринка заговорила едва слышно, словно в бреду, и непонятно было, жалуется она, или хвастает:
   - Я существо из другого мира, из мира привидений, где все неестественно... Я боюсь людей, боюсь их взглядов, их прикосновений... Каждый наркоман доходит до "золотого укола", после которого - смерть. Я тоже когда-нибудь поймаю свой "золотой". Говорят - это наивысший кайф. Быстрей бы...
  
  
   Запись в амбулаторной карте:"... проведён сеанс разотождествления личности с целью выявления субличностей пациента и отделения их от его Я..."
  
  
   День двенадцатый.
  
   - Устал я, Андрей Петрович. Сам с собой разговариваю. Сначала про себя говорил. А сюда шёл, заметил, что народ от меня шарахается. Оказывается, вслух сам с собой спорил. В голове у меня будто два человека поселились. Один убеждает, что так, как я жил до сих пор, жить нельзя - погибну. А другой орёт на него, что от жизни надо получать удовольствие. Иначе - для чего жить? Чтобы мучиться? А я будто слушаю этих двоих со стороны...
  
   Запись в амбулаторной карте:"... Произошло разотождествление. Но от Я пациента отделилась не только отрицательная субличность, но и положительная. Опасность раздвоения личности?"
  
  
   День пятнадцатый.
  
   - Заходите, Алимов, садитесь.
   Доктор скользнул взглядом по лицу пациента и вернулся к своим бумагам. Но что-то в облике Алимова ему не понравилось. Он ещё раз внимательно посмотрел на пациента.
   Алимов небрежно бросил своё тело в удобное кресло. Вольно развалившись, пренебрежительно взглянул на доктора.
   - Что-то случилось, Сергей Игоревич? - осторожно спросил доктор.
   Тень мелькнула по лицу Алимова. Точнее, над высокомерной маской мелькнул луч, высветив в ней что-то человеческое, но быстро угас. Самодовольство текло с лица Алимова.
   - Случилось, док, случилось. Поразмышлямши, я пришёл к выводу, что такого крупного жука, как ты, из тех, кто бабки зарабатывает болтовнёй, я вижу впервые. Болтуны, на сцене которые, от них хоть смешно. А от тебя пользы никакой. Так что, док, гуд бай. Расходимся, и чтоб ни меня, ни мою жену ты больше не донимал. О-кей?
   Алимов неторопливо встал и уверенной походкой направился к двери.
   Доктор включил метроном.
   Алимов будто споткнулся о первый щелчок, плечи его поникли.
   - Сергей Игоревич, - негромко позвал доктор.
   Алимов обернулся. Растерянные глаза того Алимова, который мечтал вылечиться от наркомании, смотрели на доктора.
   - Андрей Петрович, я хотел продолжить лечение, а Серж... - мучительно скривившись, будто от боли, начал говорить Алимов, но лицо его покоробилось, изменилось и приняло высокомерно-самонадеянное выражение.
   - Пока, док. Не вяжись ко мне, - продолжил Алимов. - Сергея Игоревича можешь не звать. Он тот слабак, которому ты пудрил мозги "правильными мыслями" и который плакался тебе в жилетку про свои несчастья. А я - Серж. Я - сильный. Я жизнью доволен, и менять её не намерен.
   Алимов поднял указательный палец вверх, замер на мгновение, и, остерегающе взглянув в лицо доктора, предупредил:
   - Не приставай ко мне, понял?
   Доктор глядел на закрывшуюся за пациентом дверь. Раздвоение личности. Один Алимов хочет лечиться, другой - Серж - не желает расстаться с наркотиками. Очнувшееся Я против вырвавшегося на свободу зверя. Ах, как нехорошо получилось! Хоть бы жена Алимова была дома...
   Доктор долго набирал номер телефона Алимовых, но никто не отвечал.
  
  
   День последний.
  
   Утром следующего дня Андрея Петровича вызвал главврач.
   В кабинете сидел молодой мужчина в костюме, с тонким портфелем-папочкой на коленях.
   - Андрей Петрович, товарищ по поводу Алимова интересуется. Последняя встреча с пациентом у вас как прошла?
   Андрей Петрович встревожился.
   - После разотождествления произошло раздвоение личности. Но ничего опасного, он просто отказался от лечения. Я вчера весь день звонил его жене, не дозвонился... Сегодня или созвонимся, или сам к ним заеду. Справимся с ситуацией... Что-то случилось?
   Мужчина протянул доктору сложенный вдвое листок бумаги. На наружной стороне было написано: "Андрею Петровичу".
   "Андрей Петрович,- читал доктор написанное тонким нервным почерком, - я не могу его одолеть, он слишком силён. Но я умнее. А убить зверя, мешающего людям жить - благо". Чуть ниже жирными, крупными буквами, рвущими бумагу, приписано: " Я сам тебя убью, размазня!".
   Почерк был, несомненно, от одной руки.
   Андрей Петрович вопросительно взглянул на главврача.
   - Вчера вечером Алимов покончил жизнь самоубийством. Я - следователь, - представился мужчина.
   - Самоубийством?! Как же так... - известие потрясло Андрея Петровича. - Самоубийством? Нет, судя по записке - это убийство.
   Следователь с интересом взглянул на доктора.
   - Да, убийство, я уверен. Только кто кого убил? Сергей Игоревич Сержа или Серж Сергея Игоревича? Алимов - зверя или зверь - Алимова? Нет, - рассуждал Андрей Петрович,- Алимов написал, что он слабее, но умнее... Он бы не справился с Сержем... Он спровоцировал Сержа и тот убил Алимова... А значит и зверя!
   Следователь вопросительно посмотрел на главврача.
   - Для вас тут ничего интересного, - успокоил его главврач. - Серж, зверь - это всё в голове Алимова. И кто кого убил в данном случае - важно только для психиатра.
   - Не скажите...
   2001г.
  
  
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"