Эту воскресную уборку квартиры Фёдор Алексеевич запомнит надолго.
...Пока жена колдовала на кухне, Фёдор Алексеевич сидел перед телевизором, бездумно щелкая пультом. Вдохновение для уборки явно не приходило, и он позвал свою шестнадцатилетнюю дочь.
- Карина, займись уборкой!
- Ну пап! - заныла дочка, выплывая из спальни. - Я только проснулась... И вообще...
- Карина, без разговоров! Пылесос в руки и вперед!
Дочка что-то недовольно пробурчала, злобно глянула на отца, и у Фёдора Алексеевича внезапно начался нервный тик. Правый глаз задергался, и отец семейства машинально приложил к нему ладонь.
Что за черт! Стоит только поспорить с дочерью, как начинает дергаться глаз. Хотя, наверное, это просто от нервного перенапряжения на работе. Надо чаще отдыхать на природе. И меньше сидеть за компьютером и телевизором.
Сделав такой вывод, Фёдор Алексеевич усилием воли поднял себя из кресла и выключил телевизор. Тик почти мгновенно прошел, и он решил, что это подтверждение его мыслей.
- Папа, а ты не хочешь тоже что-нибудь поделать? - ехидно поинтересовалась дочка, заходя в комнату с пылесосом.
Фёдор Алексеевич хотел одернуть Карину, чтобы не забывала об уважении к отцу, но вместо этого рассеяно спросил:
- А что поделать?
- Ну, хотя бы пыль в комнате вытри, - начала выдумывать дочь, - ты посмотри, сколько ее на твоем любимом телевизоре!
Вот своенравная девчонка! Всем вечно делает замечания! Только мать и может ею управлять. Только её характер сильнее Карининого.
Фёдор Алексеевич скрипнул зубами, но потом заметил, что пыли и правда много, и пошел за тряпкой.
Дочка включила пылесос и начала убирать, пока отец шёл на кухню. Жена мыла посуду и напевала что-то тоскливо-печальное, на плите снежными холмами лежала пена для мытья, растворяя жирные пятна.
- Что ты тут бродишь? - нахмурилась жена, на секунду отрываясь от своих тарелок.
Брызги летели во все стороны, и Фёдор Алексеевич недовольно скривился.
- Даша, где можно взять тряпку для пыли? - спросил он у жены.
- На полке, где и всегда! Фёдор, я тебе тысячу раз говорила, не мешай мне, когда я занята на кухне!
Когда Даша занимается чем-то на кухне, она туда никого не пускает, а часто вообще запирает двери. Что бы она там ни делала ("Даша, какому богу надо принести жертву, чтоб готовить, как ты?" - шутили подруги), но еда получалась просто великолепной.
Фёдор Алексеевич взял тряпку, пожав плечами, и вышел.
Жена вновь затянула свою песню с непонятными словами.
Пылесос гудел, Карина осматривала углы, двигала кресла и приподнимала края ковра, собирая все до единой пылинки.
Фёдор Алексеевич даже загордился тем, какая у него ответственная дочь. А как она готовит - вся в мать! Фёдор Алексеевич очень любил дочку, хотя постоянно возникали конфликты по пустякам. Слишком у нее неуправляемый характер. Впрочем, все это легко можно было списать на подростковый максимализм.
Внезапно пылесос затих, и Карина повернулась к отцу.
- Но пап, - дочка сделала жалобные глаза, - дай хотя бы двадцатку!
- Что?! - возмутился Фёдор Алексеевич. - Я же тебе в пятницу давал десятку!
Фёдор Алексеевич внезапно закашлялся, и на глазах выступили слезы.
Дочь исподлобья смотрела на него.
- Я уже все потратила! - заявила она. - И вообще, мне даже двадцатки не хватит, я еще должна купить подарок другу на день рождения!
Карина скрестила руки и в упор смотрела на отца.
Фёдор Алексеевич собрал остатки воли и дал отпор не в меру осмелевшей дочери.
- Так! - заорал он. - Быстро за пылесос и заканчивай уборку! Немедленно! Никаких денег не получишь! И вечером никуда не пойдешь, будешь сидеть дома! Понятно?!
Карина не сказала ни слова, только волком глянула на отца и включила снова пылесос.
Фёдор Алексеевич перевел дух и мысленно поздравил себя с победой. Все реже и реже ему удавалось контролировать поведение дочери, все сложнее и сложнее ему было не потакать ее капризам.
Фёдор Алексеевич вытирал пыль с телевизора и думал о том, что его дочь совершенно не похожа на обычных детей. Она всегда была какой-то немного... странной. Дикая смесь интеллекта, сильного характера, но при этом своенравия и даже в какой-то мере жестокости делала ее совершенно неуправляемой. Впрочем, непокорность была в их семье фирменной чертой. Даша в молодости именно этим и привлекла Сергея Николаевича. Девчонки бегали за ним, сколько он себя помнил, и Даша была одной из немногих, кого он долго и упорно добивался. И наконец добился. А буквально через полгода Фёдор Алексеевич понял, что это не он привязал к себе Дашу, а она посадила его на железную цепь. Как ни странно, все это его абсолютно не тяготило, и он решил, что эта женщина и будет его судьбой. Они сыграли свадьбу, и через шесть лет тяжелых ожиданий Даша родила дочь Карину.
Карина была точной копией матери. И все-таки - совершенно другой. Ей было только шестнадцать, но у Сергея Николаевича уже не всегда получалось дать отпор ее наглости, как сегодня. Ни родственники, ни друзья, ни школьные учителя никогда не были для нее авторитетами. Никто - кроме Даши. Мать она слушалась беспрекословно.
Казалось бы, в этом нет ничего необычного. Все подростки такие, скажите вы. Но Карина была очень странной.
Фёдор Алексеевич вспомнил ее первый день в детском саду.
Он привел ее утром, и дети разбегались от нее, от милой малышки в платье в горошек и с белыми бантами. Разбегались с плачем, а воспитательницы испуганно перешептывались. Когда вечером Фёдор Алексеевич пришел забрать Карину, она сидела на самом почетном месте на ковре и играла лучшими игрушками, а остальные карапузы жались как цыплята к курице.
- Ваша дочка такая... странная! - смущенно улыбалась воспитательница.- Вы простите, конечно, но утром дети не хотели общаться с ней. А вот сейчас посмотрите... Похоже, ей легко удается найти общий язык со сверстниками. В жизни это пригодится.
- Да, конечно... - только и смог тогда пробормотать Фёдор Алексеевич.
А вечером, когда обсуждали это с женой, он удивился той легкости, с которой она отмахнулась от всех этих странностей.
В школе Карину тоже вначале не полюбили. И мнение детей изменилось не за один день. Но со временем Карина стала любимицей в классе. Хотя, был один серьезный момент.
В седьмом, кажется, классе одна девочка постоянно ссорилась с Кариной. И непонятно было что они не поделили. Постепенно это переросло в настоящую войну. Они ругались каждый день, все в классе разбились на два лагеря. Родителей регулярно вызывали для разборок к завучу, на школьных собраниях это было любимой темой классной руководительницы, но так ничего не изменилось. Фёдор Алексеевич уговаривал Дашу повлиять на дочь, но тут мать была равнодушна. Однажды девочка разбила Карине губу, и тогда отец семейства решил перевести дочь в другую школу, но проблема внезапно разрешилась необычным образом. Эта, вторая, девочка выходила на остановке из трамвая (а дело было зимой), поскользнулась на обледеневшей ступеньке, упала на асфальт и повредила себе позвоночник, её парализовало -и родители решили учить ее на дому.
Теперь никто больше не смел спорить и ссориться с Кариной. Фёдор Алексеевич сам с трудом в этом верил, но, тем не менее, это было именно так.
Отец семейства закрывал глаза на все странности, и искренне считал, что его Карина единственная, неповторимая и прекрасная.
Между тем, "прекрасная" Карина продолжала уборку, и пылесос гудел уже возле самых ног Сергея Николаевича. Отец семейства был весь в своих мыслях, и когда пластиковая щетка уперлась в его ногу, вздрогнул от неожиданности. Повернув голову, он увидел только огромный черный пылесос, в половину человеческого роста, и злые черные глаза Карины. Фёдор Алексеевич моргнул - наваждение растаяло.
Дочь, исподлобья глядя на него, ледяным голосом сказала:
- Не мешай, пожалуйста, убирать. И можешь отдать тряпку, я сама все сделаю.
Фёдор Алексеевич строго взглянул на дочь и произнес:
- Это ты мне не мешай! Мне надо пыль вытереть! Хоть кто-то же должен выполнять работу в доме, которой вы с мамой не занимаетесь!
Сказал - как отрезал! И довольный собой, Фёдор Алексеевич вернулся к пыльному телевизору.
Дочка, не говоря ни слова, отошла чуть в сторону, и продолжила чистку ковра. Мерное гудение пылесоса успокаивало нервы.
Внезапно стройный поток мыслей был нарушен необычным звуком. Фёдор Алексеевич, оторвавшись от своей работы, с удивлением заметил, что Карины нет в комнате, а пылесос по-прежнему работает. И к его мерному гудению примешивалось необычное шипение. Фёдор Алексеевич интуитивно почуял неладное.
Он наклонился над пылесосом. В длинном гофрированном шланге зияла внушительная дыра, через которую и вырывался с шипением воздух. Удивительно, как дочка умудрилась так испортить пылесос?! Фёдор Алексеевич кончиками пальцев дотронулся до рваной резины и вдруг почувствовал странное скользкое прикосновение к своему запястью.
Он поднял руку к глазам, и увидел, как маленькая змейка обвивается черным браслетом, поднимаясь к локтю. Мерзкий холодок пробежал по спине, и Фёдор Алексеевич в страхе дернул рукой в сторону. Змейка держалась как приклеенная. Фёдор Алексеевич отчаянно тряс рукой и не заметил, как пылесос выпустил на волю еще две змейки. Они завладели его второй рукой. Фёдор Алексеевич силился крикнуть, но из горла вырывались только неразборчивые хрипы. Он был в отчаянии. Змеи медленно, лаская своими скользкими телами, заползали под рукава футболки. И Фёдор Алексеевич боялся прикоснуться к ним, потому что был уверен: стоит только тронуть - и они укусят.
А между тем шипение все усиливалось. Из поврежденного пылесоса тонкими кольцами выползали новые змеи, и они были толще и длиннее. Покачивая плоскими головами из стороны в сторону, они выпускали длинные раздвоенные язычки и плотоядно смотрели на Сергея Николаевича. А потом, как по приказанию невидимого факира, приближались и заползали под штанины, под футболку, обвивали пояс, щиколотки и запястья. Шея Сергея Николаевича уже была охвачена тонким ожерельем первой, самой маленькой змейки. Она вольготно устроилась там, зацепив пастью хвост и образовав замкнутое кольцо.
Змеи все выползали и выползали. Они постепенно превращали резиновую трубу в черные клочья. Они пробивали своими сильными телами пластмассовое нутро пылесоса, сорвали крышку, обнажая и демонстрируя во всей красе настоящее змеиное логово на месте пылесборника. Змеи там просто кишмя кишели.
В первые минуты Фёдор Алексеевич еще пытался что-то сделать: наконец собраться с силами и позвать на помощь или отползти от порванного в клочья пылесоса, но потом понял - бесполезно. Единственное, что ему оставалось, это наблюдать за причудливым танцем гибких тел с каким-то воистину первобытным страхом и обливаться потом, каждую секунду ожидая ядовитого укуса. Казалось, рассудок полностью отказал Фёдору Алексеевичу. Будь у него сейчас в руках заряженный пистолет, он без раздумий выпустил бы пулю себе в висок.
С неожиданной злостью Фёдор Алексеевич решил, что сам во всем виноват. Что сам совершал ошибку за ошибкой и что змеи - это просто Божья кара. Божья кара за обычную человеческую глупость, самоуверенность, равнодушие, безверие...
А потом внезапно он вспомнил злые, прожигающие насквозь глаза Карины, и понял, что на самом деле это никакая не Божья кара. А просто месть наглого языческого божества. Маленького божка по имени Карина, который, тем не менее, может быть смертельно опасен.
Фёдор Алексеевич собрал в кулак остатки воли. От вида змей уже не так мутило, и к их прикосновениям удалось привыкнуть.
Фёдор Алексеевич понял, что ему надо сделать.
Просто выключить пылесос.
И тогда все змеи исчезнут. И он с чистой совестью, не смотря на её полные шестнадцать лет, пойдет бить Карине попу.
Фёдор Алексеевич осторожно протянул руку, чтобы нащупать кнопку выключения на растрескавшемся пластике корпуса. А потом понял, что не сможет это сделать. Кнопок не осталось - Фёдор Алексеевич видел только шипящее живое месиво, черный кишащий клубок.
Но пылесос ведь еще работает, подумал Фёдор Алексеевич. Пылесос работает, и змеи живут. Надо только вытащить шнур из розетки, дернуть, что есть силы!
Фёдор Алексеевич ясно видел этот шнур, напряженный и чуть дрожащий, он тянулся от пылесоса до соседней стены.
Фёдор Алексеевич рывком приподнялся и двумя руками схватился за провод. Изо всей силы потянул на себя.
Вилка выскочила из розетки и вместо того, чтобы мирно упасть на пол, оскаленной пастью змеи бросилась прямо в лицо Сергею Николаевичу. От неожиданности он упал на спину. От страха потемнело в глазах, и Фёдор Алексеевич едва успел заметить молниеносной бросок огромной змеи-боа, бывшей ранее черным шнуром пылесоса. Он сжался в страхе и закрыл глаза, и... В следующую секунду змея исчезла, а железная вилка провода упала на грудь, пребольно стукнув. Повинуясь неведомому импульсу, смолкло мерзкое шипение, исчезли все до единой ползучие твари. Наваждение спало, к Сергею Николаевичу вернулась способность говорить и двигаться. Но во рту пересохло, язык едва ворочался, да и тело не хотело ему повиноваться.
- Даша... - прохрипел Фёдор Алексеевич.
Жена забежала в комнату через пару секунд. Огромными испуганными глазами посмотрела на лежащего посреди комнаты мужа. От волнения всплеснула руками.
- Ну что ж такое, Фёдор! - и бросилась его поднимать.
Опершись на мягкое теплое Дашино плечо, Фёдор Алексеевич поднялся с пола и с внутренним содроганием отвернулся от пылесоса. Тот был абсолютно цел, только крышка открыта. Рядом валялся открытый пылесборник, выпустивший из своего нутра необъятные темные хлопья пыли.
- Это все Карина, - пролепетал замученный отец семейства и чихнул.
А потом еще раз. И еще дважды.
- Вот гадкая девчонка! - с чувством произнесла Даша. - Оставила пылесос под ногами, да еще и открыла его! А ты зацепился и упал. Головой, наверное, сильно ударился о пол?
- Есть, - произнес Фёдор Алексеевич, чихая, - немного...
Он потер затылок. А ведь и правда, он хорошо стукнулся, когда падал. Неужели, это вызвало такие странные и такие реалистичные видения?! Змеи, змеи, змеи... Они были повсюду...
При воспоминании об этом Сергея Николаевича передернуло так, что Даша вздрогнула.
Жена посадила его на диван и положила мокрое полотенце на лоб.
- Фёдор, ты в порядке?
Фёдор Алексеевич через силу кивнул. Даша легонько потрепала его по волосам.
- Ты весь в пыли. Может, сходишь потом в душ?
Фёдор Алексеевич зайдя в ванну, закрыл дверь и взглянул на свое бледное отражение в зеркале. Мутный взгляд, искаженный морщинами лоб и пыльные, словно поседевшие, волосы... Он провел рукой по глазам. На самом их дне яркими искорками тлел страх.
Фёдор Алексеевич включил холодную воду и залез под душ. В первые секунды ледяная струя ошпарила кожу. Фёдор Алексеевич терся мочалкой с таким остервенением, что хлопья пены летели во все стороны. Ему казалось, что он никак не может смыть с себя следы и слизь змей.
Через десять минут выйдя из душа, Фёдор Алексеевич чувствовал себя уже намного лучше. Змеи... О них он старался не вспоминать. Он убедил себя, что споткнулся об пылесос, упал и ударился головой.
Зайдя в зал, он увидел, как Карина ползает на корточках и моет пол. Злосчастного пылесоса и его пыльных потрохов здесь уже не было.
- Папа...- тихо произнесла она, оборачиваясь к нему с виноватым видом. - Прости, пожалуйста. Ты больно ударился?
Она поднялась с колен и подошла к отцу. Фёдор Алексеевич переборол внезапный импульс страха.
- Нет, не больно. Но ты ведь специально это сделала? - полуутвердительно спросил он и строго посмотрел на дочь.
Карина нахмурилась и опустила глаза.
- Нет, папа, конечно, нет... - бормотала она.
Фёдор Алексеевич смотрел на дочь, на ее покрасневшие от волнения щеки и думал о том, что он потерял свою власть над Кариной. Потерял окончательно и бесповоротно. Пусть она сейчас чувствует себя виноватой. Пусть она еще думает, что любит своего папу. Но она уже рискнула совершить поступок, который нанес ему вред. Она использовала свою силу во зло, и сможет снова сделать это в любое время. Фёдор Алексеевич в отчаянии от собственной бессильности сжимал и разжимал кулаки и все глядел на такие знакомые, и ставшие за час такими чужими, черточки ее лица.
- Пап, а ты меня гулять отпустишь? - вдруг спросила дочка, подняв голову и смотря отцу прямо в глаза.
Фёдор Алексеевич невесело улыбнулся:
- Иди. Я не запрещаю.
Карина расплылась в улыбке, на ее лице не осталось ни следа вины и волнения. Фёдор Алексеевич поразился этой быстрой перемене.
- А денег дашь? - спросила дочь, и под взглядом ее веселых злых глаз у отца опять начался нервный тик.