Алексей откинулся в кресле, потёр ладонями лицо. Нет, это немыслимо... Как с этим делом справлялся Господь Бог? То, что он справился, не подлежит сомнению - иначе товарищ Чекалов не сидел бы сейчас тут и не пялился на экран монитора... или следует уже говорить "господин"?
Он усмехнулся уголком рта. Да уж, "господин"... Момент, в который все бывшие товарищи враз стали господами, его товарищ Володя Белоглазов определял чётко и однозначно - 8 декабря 1991 года от Рождества Христова. День, когда Россия обрела наконец свободу и независимость... На вопрос, можно ли считать ампутацию ног актом освобождения пациента от лишних конечностей, угрюмо сопел, в сердцах обзывал Алексея "коммунярой" и порой даже уходил, не прощаясь. Уходил и возвращался, поскольку "злобная реальность" задавала примерно такие же вопросы, но в гораздо более грубой форме.
Алексей отхлебнул из кружки-термоса кофе, поморщился - кофе был дрянной, суррогат с цикорием - и вновь принялся тыкать в клавиши. На экране монитора виднелась картинка, достойная кисти какого-нибудь маститого сюрреалиста - нечто, напоминающее клубок морских водорослей, над которыми медленно вилась скрученная в спираль лестница. Двойная спираль ДНК, код жизни... Умная электронная машина мгновенно переводила данные белковой структуры, конструируемой сейчас на экране, в генетический код, последовательность нуклеотидов в цепи ДНК, так называемая "обратная транскрипция"...
Кофе в кружке, и без того не отличавшийся чересчур изысканным ароматом, остыл окончательно, приобретя какой-то полынный вкус. Молодой человек допил его залпом, поморщился. Да, конечно, "Энигма" - так называлась программа конструирования ферментов и обратной транскрипции в код ДНК - давала определённое облегчение в работе. Эту программу составил он сам. Успел перед самым увольнением-сокращением...
Ткнув Enter, Алексей откинулся на спинку стула, заложив руки за голову, и некоторое время наблюдал, как ворочается скрученная в спираль лестница, уходящая в бесконечность. Да... Хорошо всё-таки, что удалось "приватизировать" этот "пентиум". Он усмехнулся, вспомнив, как был осуществлён процесс. В последний период существования НИИ, который его друг Белоглазов метко окрестил "предагональным", дирекция вознамерилась поправить финансовые дела, сдавая в аренду всевозможным фирмочкам институтские помещения, вследствие чего научное учреждение приобрело сходство с портовым складом, овощной базой и "чёрт-те чем в общем и целом", по выражению всё того же Володи. В бывших лабораториях и кабинетах громоздились коробки и ящики, пахло апельсинами и чем-то пряно-приторным... Так получилось, что соседом группы генетических исследований оказалось некое общество с ограниченной до минимума ответственностью. Представитель - а может, и сам хозяин, кто разберёт - того общества, невысокий, иссиня-бритый брюнет с непроизносимой фамилией Ананаикьянц промышлял торговлей бытовой электроникой, в том числе и компьютерами, активно входившими в моду. Узнав, что соседи у него учёные люди, кумекающие в той самой электронике, он страшно обрадовался и тут же предложил учёным соседям за умеренную плату производить предпродажную подготовку перепродаваемого барахла. Один из компьютеров, новенький "пентиум", был презентован дирекции НИИ в залог бескорыстной дружбы, а также частичной оплаты арендуемой площади. Рассудив, что такой аппарат функционально избыточен для скромных офисных нужд, младший научный сотрудник Чекалов произвёл небольшой апгрейд системы - то есть заменил процессор и винт, и ещё кое-что по мелочи... В результате его домашняя, древняя "тройка" обрела минимально необходимую для работы прыть, модернизированный же "пентиум" сохранил способность печатать тексты, и каждый получил по потребностям...
Алексей вздохнул, заглянув в кружку-термос. Да, по потребностям... Ладно. Заварим-ка ещё кофейку, раз удовлетворение прочих потребностей откладывается на далёкое и светлое будущее.
Газ на кухне исправно горел, вода из крана исправно шла. Отсыпав из стеклянной поллитровой банки порцию "кофейного напитка", как деликатно именовалась на излёте советской торговли смесь жареного ячменя, цикория и отходов кофейного производства, он залил её водой прямо из крана и поставил посудину на огонь, придерживая за потемневшую деревянную рукоять. Когда самая великая страна приказала долго жить, печальный конец для НИИ, в коем трудился м.н.с. Чекалов, стал очевиден даже вахтёрам, дежурившим на проходной. Все операции с арендой, вне сомнения, преследовали одну цель - обеспечить некий запас финансовой плавучести руководству института лично. Во всяком случае, Алексей в летальном прогнозе не сомневался. И потому начиная с того переломного декабря тысяча девятьсот девяносто первого все наработанные материалы тихо и без лишнего шума переправлял к себе домой, не желая, чтобы его выстраданное стало достоянием каких-то неведомых лиц. Таким образом, вся научная деятельность мэнээса Чекалова постепенно переместилась на дом, в лаборатории же оставалась какая-то никчемная писанина, обтекаемые бумажки-отчёты... в которые, похоже, никто уже и не заглядывал. Завотделом все служебное рвение употреблял на то, чтобы оказаться в числе лиц, допущенных к распилу "остаточных средств", все прочие сотрудники, уже полгода трудившиеся без зарплаты, захаживали на работу по старой памяти - попить чайку и обменяться скорбными новостями.
Кофе в старой, помятой джезве возмущённо зашипел, обиженный невниманием со стороны хозяина, и попытался сбежать, но Алексей мгновенно успокоил его, коротко взболтнув ложечкой. Да, программа "Энигма", это хорошо, даже очень хорошо... Пожалуй, с такой наработкой можно было бы смело ехать в Штаты получать гринкарту. Вот только от перспективы этой погано становилось на душе... примерно как во рту от избытка дрянного суррогатного кофе.
Чекалов перелил кофе из джезвы в кружку-термос и усмехнулся. Как там у классика - "я планов наших люблю громадьё"... Вот отчего, скажите на милость, так устроена таинственная русская душа - непременно ей надо облагодетельствовать всё человечество? Полцарства нам даром не нать, подавай нам всё и без остатка!
"Энигма" - что, это всего лишь инструмент. Скальпель хирурга, пассатижи монтёра, не более того. Конечный проект, именуемый условно "Лазарус" - вот цель... Ни он сам, ни Володя Белоглазов уже не помнили, откуда всплыло это название. Ну всплыло и всплыло, начальство на излёте советской власти отчего-то стало падким на экзотические названия проектов. Название не отражало сути, как не отражала её и официально заявленная цель: "лечение наследственной фенилкетонурии методами современной генной инженерии". Но надо же что-то было писать в заявке.
Об истинной, конечной цели проекта знали лишь двое. Бывший младший научный сотрудник Чекалов, ныне доблестно охраняющий аптечный пункт, и бывший же научный сотрудник Белоглазов, ныне отчаянный шофёр-"бомбила", зарабатывающий на жизнь частным извозом на папином "Москвиче".
Экран компьютера, добросовестно трудившегося, покуда хозяин занимался варкой кофе, по-прежнему демонстрировал двойную спираль, уходящую в бесконечность. Алексей проверил состояние процесса и поморщился. Да, вот и ещё проблема... "Пентиум", конечно, не убогая "троечка", но до суперкомпьютера ему расти и расти. А для полноценной работы "Энигмы" нужен очень, очень мощный компьютер, иначе есть все шансы закончить работу в глубокой старости.
- Чек, ты дома? - раздался искажённый помехами голос Володьки. Голос исходил из маленькой коробочки, бывшего карманного радиоприёмника "Имула". Алексей взял прибор в руки, нажал кнопку передачи.
- Дома я.
- Жди тогда.
И всё, и конец связи. Чекалов улыбнулся, разглядывая самодельную рацию. Как опытный радиохулиган, с пионерским стажем, Володька выработал стиль радиообщения, не позволявший запеленговать источник. Впрочем, сейчас, в девяностые, это было уже излишним - на всех диапазонах царила полная анархия, и если бы не ключ-код, мастерски вмонтированный Володькой, эта коробочка сейчас бормотала бы почти непрерывно, как и полагается добропорядочному гражданскому радиоприёмнику. Благодаря же ключу рация оживала лишь тогда, когда на связь выходили нужные абоненты. Проблему дальности радиосвязи решал репитер, установленный на чердаке одного здания так, что найти его было очень непросто. Связь, правда, не охватывала всю столицу, но в большинстве случаев хватало. Городской телефон был лишь у Чекаловых, что касается нынешнего жилища бывшего научного сотрудника Белоглазова, то оставалось только удивляться, отчего в таком месте имеется электричество и водопровод.
Алексей вновь нажал кнопку передачи.
- Юля, Юль... Ты где?
- Уже близко, - спустя пару секунд отозвалась рация голосом, от которого сильнее забилось сердце. Вот интересно, привыкнет ли он к звучанию этого родного, самого лучшего в мире голоса когда-нибудь? Ну, скажем, лет через тридцать... или сорок...
- Я скучаю по тебе, - неожиданно для себя самого выдал в эфир Алексей.
- Уже скоро, родной, - просто ответил голос, и вновь сердце дало сбой. - Уже скоро!
Он осторожно положил рацию на тумбочку. Юлька, Юля, Юлечка... Нет, Чекалов не верил в то, что чудеса на свете бывают - он это знал абсолютно точно. Вот же оно, первое и главное доказательство. Чудо моё, невероятное чудо...
Алексей тряхнул головой, возвращаясь в рабочий режим. Так, что у нас тут накапало? Аденин-цитозин-тимин... ага, ну вроде всё.
Сохранив результаты расчётов, он залпом допил кофе и ткнул кнопку "Откл." Компьютер недовольно заворчал, усиленно ворочая винтом - очевидно, компьютеру тоже больше нравилось работать, а не спать. Чекалов улыбнулся ему, как коллеге и единомышленнику. Ты прав, приятель, однако у людей имеются и другие дела. Так что отдыхай и не беспокойся, на наш век работы хватит.
Экран наконец погас, и в ту же секунду в прихожей тенькнул звонок. Ещё, и ещё раз.
- От халявщика слышу! - в тон огрызнулся Алексей, с удовольствием разглядывая не слишком усердно выбритую физиономию друга. Устал, вон и круги под глазами наметились... Вот уже бездну лет они вместе. Он помнил эту физиономию ещё совершенно гладкой и розовощёкой.
- По какому поводу гуляем? - осведомился Чекалов, наблюдая, как Белоглазов выгружает на кухонный стол разнообразную снедь. - Ограбил-таки банк?
- Ах, если бы... - мечтательно вздохнул Володька, извлекая объёмистую бутыль. - Однако в жизни всё бывает много проще. Сегодня цыганку одну на базар подвозил, со всем хабаром... Так что наварился мало-мало.
Действительно, в извозчичьем деле потрёпанный "Москвич-универсал", исполнявший ныне роль кормильца бывшего научного сотрудника, имел перед стандартными "жучками" с кузовом "седан" все преимущества, готовый вместить в своё нутро практически любой груз вплоть до холодильника. Благодаря чему бывший мэнээс Белоглазов мог позволить себе роскошь не колесить с утра до ночи в поисках пропитания, а выбирать достойных клиентов.
- Юлька где?
- Сейчас прибудет. А это что?
- Ананасы, деревня. В сиропе.
- Хм... Забурел ты, однако... Ешь ананасы и рябчиков жуй...
- Устарела цитатка. Буржуи, как мы видим, активно растут и расцветают, а вот товарищам пролетариям и прочим интеллигентам, героически питавшимся одной картошкой ради светлого будущего... как там у классика-то... "история пастью гроба". Теория всегда поверяется практикой. Учись и делай выводы, мон шер ами... Порежь вот буржуйскую колбасу-салями. Где у вас тут хрустальная салатница или что-то в этом роде?
- Нафига?
- Я ж говорю, совок, он совок и есть... Прикажешь твою Юлечку прямо из банки ананасами потчевать?
- Растёшь культурно, слов нет... На, держи, - Чекалов извлёк из недр кухонного шкафа массивную хрустальную чашу, украшенную затейливым узором. На душе у него было тепло. Обычная пикировка, лёгкий трёп - ибо Белоглазов был твёрдо убеждён, что начинать серьёзный разговор следует лишь после приёма пищи, но никак не перед либо во время оного. "Деловые обеды, Лёшик, придумали крупные боссы, которым думать уже не к лицу. Жевать и мыслить одновременно невозможно..."
Звонок в прихожей затренькал часто и нетерпеливо, и Алексей, бросив недорезанную колбасу, устремился к входной двери.
- Ну здравствуй... - карие, с тёплой золотистой искрой глаза близко-близко. Запах духов, и водопад каштановых волос, в которых так легко утонуть... так хочется утонуть...
- Устала?
- Немножко... Кто у нас, Володька?
- Он самый.
Она уже змейкой выскользнула из дублёнки, коротким точным движением забросила вязаную шапочку вместе с шарфом на полку, двумя другими скинула ботики. И вновь Алексей сглотнул ставшую вязкой слюну. Право слово, наваждение какое-то... Ну разве можно вот так любоваться каждым движением собственной жены? Это после трёх лет законной семейной жизни, не считая незаконной...
- Володя, здравствуй, - Юля вошла на кухню, одной рукой взбадривая роскошную гриву своих волос, другой вешая хозяйственную сумку на крючок, заботливо прибитый к торцу кухонного шкафчика. - Ого! Да у вас тут пир горой, я погляжу...
- Вах! Какая дэвушка, слюшай! - с сильным грузинским акцентом восхитился Белоглазов. Юля, засмеявшись, чмокнула гостя в нос.
- Мерси за комплеман, мон шер ами!
- Не, я серьёзно... Как тебе удаётся с каждым разом всё хорошеть? Поделись, я тоже так хочу. А то утром гляну в зеркало - всё одна и та же морда в щетине, никакого прогресса...
Чайник на плите засвистел, словно давая сигнал "всем к столу!" Рассаживались неторопливо, привычно. С тех пор, как бывший мэнээс Белоглазов, оказавшись безработным, расстался заодно и с неудавшейся семейной жизнью, он частенько ужинал у четы Чекаловых, пренебрегая комнатушкой в коммуналке, доставшейся ему после раздела имущества.
- Ну что, по маленькой? - Володька отвинтил пробку заграничного сосуда, горделиво возвышавшегося в центре стола. - Белое вино, между прочим, рекомендовано к употреблению даже в детских дошкольных учреждениях...
- Я хочу! - Юля подставила рюмку на длинной тонкой ножке, придерживая её двумя пальчиками и при этом оттопырив мизинец. Алексей улыбнулся - фирменный Юлькин жест...
- Так для того и взято. Нас-то с Лёшкой таким вином поить, что слона конфетами кормить - одни пустые затраты... Моё и ваше здоровье, ребята!
Алексей слушал и улыбался. На душе было тепло. Есть такое понятие - друг семьи... Да больше, больше, пожалуй. Вот так же, бездну лет назад, сидел на этом же месте розовощёкой пацан в криво повязанном пионерском галстуке и поглощал котлеты, настряпанные Лешкиной мамой, Клавдией Валерьевной... Так, в паре, они и шли по жизни. Вместе учились, сидя за одной партой, вместе читали одни книжки, вместе лазили по деревьям, изображая Тарзана, вместе мастерили первый передатчик, жуткое чудовище трёхточечной схемы на здоровенной, как банка из-под варенья радиолампе, невесть каким образом завалявшейся в домашней кладовке семейства Белоглазовых... Вместе уходили от милиции, кстати, вовремя заметив, что к месту дислокации радиостанции "Свободная волна" подкатил фургончик с вращающейся наверху рамкой. Да, и дрались спина к спине, бывало и такое...
А потом их пути чуть было не разошлись. Алексей довольно быстро охладел к радиотехнике, здорово увлёкшись биологией уже в девятом классе. Володька же стойко сохранял верность юношескому увлечению вплоть до окончания школы, и казалось, всё уже решено - поступление в МИРЭА, то есть Московский институт радиотехники, электроники и автоматики и последующая карьера... Чекалов, в свою очередь, намеревался поступать в МГУ, на специальность "генетика", и был здорово удивлён, увидев в приёмной комиссии своего закадычного друга. "Лёшк, я долго думал... Ты прав. Радио было прорывом во времена Попова и Маркони, но не сейчас. Нужно смотреть в перспективу"
И на работу по окончании ВУЗа молодых спецов распределили вместе, вот как бывает... И только в одном судьба разнесла друзей радикально. Ему досталась Юля, Юлечка... а Володьке - Карина.
-... Ну, за ваше семейное счастье! - провозгласил Белоглазов очередной тост.
- А за своё? - Юля смотрела чуть искоса поверх рюмки.
- Э... Сапёр два раза подряд не ошибается, ребята. Вот отлежусь от контузии, тогда будем думать. Но не сейчас.
Володька поставил пустую рюмку, облизал губы, промокнул их бумажной салфеткой.
- Однако, я сыт и доволен, спасибо товарищу Сталину. Вы, судя по виду, тоже. Лешк, не пора нам вернуться к нашим баранам?
- К баранам так к баранам, - вздохнул Алексей, поднимаясь. - Юль, золотко, посуда на тебе...
- Без проблем, - засмеялась она, - идите уже, занимайтесь своими мущинскими делами.
Компьютер радостно заурчал, выдавая на экран заставку - сразу видно, соскучился по работе. Развернув нужный файл, Чекалов подсунул другу толстую тетрадь с записями и откинулся в кресле, расслабленно глядя в потолок. Пусть человек войдёт в курс дела, вникнет от души...
Некоторое время Белоглазов молча разглядывал материал, то и дело переводя взгляд с экрана на тетрадные записи и обратно.
- Мда... - наконец молвил он. - Колбасу ты на сегодня отработал, надо признать прямо... Что дальше?
- Вот... - тяжело вздохнул Алексей. - Вопрос вопросов. Именно - что дальше?
- Лешк, я не шучу. Отсюда один шаг, и проблема лечения наследственной фенилкетонурии решена. Собственно, уже работа для грузчика, рутинный расчёт.
- И я не шучу. Нужно ли мне говорить, что сливать тему в таком виде, это всё равно, что шапку Мономаха продать на лом в ближайшем ломбарде?
Они встретились взглядом.
- Вовк, фенилкетонурия, это же частность. Да, для кого-то важная... но суть-то не в ней. Мы не одни такие умные, Вовка. Достаточно засветить метод, и всё...
Помолчали.
- И всё же подумай, Лешка. Крепко подумай. Журавль в небе, оно конечно, замечательно, но синица в руках всё же лучше, чем шиш в кармане. Тут ты верно подметил - на свете кроме нас и ещё умные люди имеются. Ты уверен, что вот в этот самый момент некий джентльмен не подбирается к нашей сокровенной тайне? Совершенно самостоятельно. Кто не успел, тот опоздал, как ты понимаешь.
Пауза.
- Давай-ка составлять статью в "Nature", Лешка. Могу и я, коль тебе лень. Только вот комп всё равно у тебя, так что...
- Скажи, Володя... Сколько стоит мечта? - медленно, размеренно произнёс Алексей. - О том ли мы мечтали? Ты готов вот так взять и продать?..
Долгая, долгая пауза.
- Я не готов, Вовк... Если некий джентльмен найдёт, сам найдёт - что ж, флаг ему в руки... Против судьбы не попрёшь. Но нашего "Лазаруса" слить - нет на то моего согласия. Извини.
Пауза.
- А ты чего молчишь, женщина? - обернулся к хозяйке дома Белоглазов. Юля, закончив прибираться на кухне, устроилась с ногами на диване, держа в руках какую-то книжку. - Где твоя женская мудрость, э?
- А что бы ты хотел услышать? - осведомилась она, глядя поверх книги.
- Юля, это не шутки, - сменил тон Володька. - Это реальный шанс. Вместо этой вот норы - просторный дом в Калифорнии, с бассейном и садом, и ему вот вместо ночных дежурств на боевом посту в аптеке - настоящая работа...
- А ты уверен, что она будет столь хороша, та "настоящая работа"? - тихо спросила Юля. Отложила книгу. Глаза чуть мерцали под мохнатыми ресницами.
- Ты не всё понимаешь, похоже, Володя. Не будет никакого "Лазаруса". И даже лечения этой самой наследственной фенилкетонурии, возможно, не будет. Как только вы пошлёте статью... Генетическое оружие, это действительно не шутки. Ты уверен, что какой-нибудь Форт-Детрик не станет твоим домом до конца жизни? И нашим с Лешиком домом, если уже на то пошло. Теперь спроси меня - а я хочу этого?
Пауза.
- И это ещё не самый худший вариант, кстати. Сотрудники всевозможных специальных служб непредсказуемы, Володя. А наиболее надёжно хранят тайны покойники. Помнишь, у классика - "так не доставайся же ты никому!" И вместо бассейна в Калифорнии будет Истринское водохранилище... Впрочем, бытовое отравление газом тоже сойдёт.
Воцарилось долгое, долгое молчание.
- Слушай, Лёшк... Где ты берёшь такую умную жену? - Белоглазов помотал головой, будто отгоняя мух.
- Обычно он берёт меня на этом диване, реже на софе в той комнате, а что? - теперь в глазах молодой женщины плясали бесенята. От неожиданности Алексей поперхнулся, Володька же всхрапнул, как конь, и загоготал.
- Ну Юлька... ох... Вот сколько вас знаю, ребята...
- Однако вернёмся к нашим баранам, - прервал веселье Чекалов. - Время, Вовк...
- Да, ты прав, - Белоглазов вновь стал серьёзен. - Время действительно уходит.
...Они работали долго и сосредоточенно, изредка перебрасываясь короткими фразами. Час уходил за часом, они не замечали этого. Хозяйка дисциплинированно читала книжку, забравшись с ногами на диван и укрыв те ноги пледом, потом перемещалась по каким-то своим хозяйкиным делам - сознание отмечало это краем. Компьютер молотил без передышки, тетрадь с записями покрывалась вперемешку ровным наклонным почерком хозяина и размашистыми летящими строками гостя. Всё в мире оставалось там, за тонкой незримой гранью. Здесь, по сию сторону, была только Работа.
- Ну вот, собственно... - Белоглазов откинулся на спинку стула. - С фенилкетонурией всё кончено.
Чекалов некоторое время сидел и смотрел на экран. В голове плыл какой-то тонкий звон, словно зудел где-то в углу комнаты комар. Всё кончено. Как просто...
Он поднялся, прошёл на кухню и вернулся с початой бутылью и тремя рюмками.
- Давайте выпьем, а? За удачу...
- За удачу мы уже сколько раз пили, - улыбнулась Юля, вновь откладывая книгу и потягиваясь. - А давайте выпьем за то, чтобы мы все были живы. Вот просто живы, и всё...
- Ну, Юль... - Алексей захлопал глазами. - Что за похоронное настроение?
- Нет, Лёшик, не похоронное, - улыбка слабая, чуть виноватая. - Просто я смотрю, как круто заворачивает наша злобная реальность, как окрестил её Вовчик... Знаете, мальчики, я в последнее время стала молиться. Тому, Кто Нас Бережёт. Смешно?
Володя задумчиво рассматривал свою рюмку, чуть покачивая.
- Хочу сказать вам спасибо, ребята. И извиниться.
- За что?
- За слабость в коленках. Вы оба правы, а я нет. Нельзя продавать мечту за доллары.
Жидкость в рюмке выписывала фигуры Лиссажу.
- Отдельное спасибо тебе, Юльчик... Вразумила доходчиво и наглядно. Ты права абсолютно, эти твари пощады не знают. Ни у нас, ни у них... И лучше вообще не попадать в их поле зрения.
Он глубоко вздохнул.
- Так что нам нужна одна победа. Одна на всех, мы за ценой не постоим...
Белоглазов вскинул опасно заблестевшие глаза.
- Люблю я вас, ребята. Обоих. Вот так вот.
- И мы тебя, Володя, - тихо ответила Юля.
И вновь в комнате воцарилась зыбкая тишина. И отчего-то по спине пробежала холодными лапками маленькая резвая ящерка.
- Ну, тут у нас пошёл интим, - слегка натянуто улыбнулся Алексей, разрушая невольный морок. - Ты пей уже, а то весь букет выветрится, останется ветхозаветная сивуха.
Володя, вздохнув, поставил нетронутую рюмку на стол.
- Поеду я, ребята.
- Куда в такой час? - удивился Алексей. - К тому же выпимши...
- Хм... Ну, если это выпимши...
- Правда, Володь, ну чего ты не видел в той дыре? - поддержала Юля. - Я тебе в соседней комнате постелю... Гаишники права отберут, что делать будешь? Они не разбирают, сколько выпил, дуй в трубку и все дела...
- Все гаишники уже сладко спят, накушавшись питательной и вкусной водки. Без обид, ребята, мне с утра ту цыганку надо опять перекинуть... А от вас утром ехать одна морока, через все пробки. Так что дзенькую бардзо.
И вновь по спине Алексея пробежала невидимая ящерка, неприятно цепляясь холодными когтистыми лапками.
- Ну как доедешь, звякни.
- Ясен пень. Радио на что нам изобрёл дедушка Попов?
Уже одевшись, Володька хмыкнул.
- А насчёт "той дыры" ты, Юльк, опять в самую точку. Фосгеном бы их травануть, всех соседушек скопом, такая шелупонь подобралась... Не хочется огорчать родную милицию.
- Я тебе тут объедков напихала, - Юля вручила уходящему гостю пакет. - А то знаю тебя, как же - утром стакан чаю натощак, в обед изжога...
- Вот за это спасибо, - просиял Белоглазов. - Что значит настоящая женщина!
Он фамильярно чмокнул хозяйку в щёку.
- Расцветай ещё, на радость своему гению-тунеядцу. Пока, Лешка. Но пасаран!
Тяжёлые ботинки прогрохотали по лестнице, хлопнула дверь подъезда. Спустя ещё полминуты под окном взревел, заурчал мотор "Москвича". Ящерка бегала вдоль позвоночника туда-сюда. Разрезвилась, понимаешь...
- Зря мы его отпустили, - глаза жены чуть мерцали под мохнатыми ресницами. - Неспокойно мне что-то.
- Доедет, - как можно уверенней произнёс Алексей, вновь отгоняя привязчивый морок. - На самый край, откупится от ментов, ежели до трубки дойдёт... Да на дорогах сейчас пусто, второй час ночи пошёл.
- Час, когда Зло властвует над землёй безраздельно... - тихо, словно в трансе произнесла молодая женщина.
- Да что с тобой, Юль? Ты прямо Сивилла сегодня какая-то... Ну-ка, встряхнись! Улыбнись мне, ага?
- Ага... - Юля слабо улыбнулась. - Так?
- Нет, не так!
Карие, с золотой искрой омуты глаз. Водопад каштановых волос, словно Ниагара. Губы, от которых невозможно оторваться...
- Уф... - она облизнула губы, прервав бесконечный поцелуй, грудь высоко вздымалась. - Ну что, пойдём баиньки?
- Беспременно баиньки! Архиобязательно...
И вновь долгий, бесконечный поцелуй, прервать который физически невозможно...
- Ну всё уже, всё... - она выскользнула из объятий. - Я в ванную.
- А я? Как же я?
- А ты сегодня отдельно. Я так хочу. Займись пока оборудованием алькова. Да не вздумай вытащить на свет божий то ужасное байковое одеяло!
- Да, мэм! Будет исполнено, мэм!
Развернув диван-"книжку", щедро возведённый женой в ранг алькова, Чекалов всё же не утерпел - взял в руки рацию.
- Вовк, ты где?
Пара секунд, и ответный голос, перемежаемый шелестом помех.
- Подъезжаю. Дома уже почти. Чего тебе не спится?
- Да спится, спится. Спок ночи!
Положив коробку "Имулы" на изголовье ночного столика, Алексей улыбнулся. Ну вот... Пустые страхи пугают ночью детишек. Всё будет хорошо.
Хлопнула дверь ванной, и в комнате появилась она... И все мысли разом вон из головы, остался только тонкий звон на грани слышимости, будто где-то в углу зудел комар.
- У вас есть пять минут, милорд. Пока я сушу волосы, - Юля, не стесняясь, сбросила обширное махровое полотенце, в которое была замотана, накинув вместо него халат прямо на голое тело. - После чего дама утратит всю накопленную за день страсть и будет сопеть в две дырки. Правда, устала я чего-то, - улыбка слабая, чуть виноватая.
- Я сейчас... Я мигом!
Ночной напор воды был силён, и душ вместо обычного вяло моросящего дождичка колол кожу упругими струями. Чекалов торопливо тёр себя жёсткой мочалкой, смывая следы нахальной ящерки, вознамерившейся бегать по его спине. Всё будет хорошо. Они таки сделали это... Сегодня сделали. И дальше пойдут... Всё будет хорошо. Всё. Будет. Хорошо.
Юля уже лежала в постели, укрывшись одеялом до подбородка. И коробка "Имулы" лежала рядом, прямо у изголовья. Не так, как её оставил Алексей.
- Не утерпела... - виновато улыбнулась жена, поймав невысказанный вопрос взглядом. - Дома он уже. Не злись на дуру-бабу.
- Это кто здесь дура? - возмутился Чекалов. - Это кто здесь баба? Нервишки у нас с тобой расшатались, вот что я скажу... ну-ка, подвинься...
И всё в мире стало призрачным, ненастоящим. Всё, кроме неё...
Потом, когда всё кончилось, и она уже лежала на его плече, расслабленная и умиротворённая, прижавшись всем телом - белья в постели дома Юля обычно не надевала, называя это "обидеть мужа комбинацией" - он внезапно признался:
- Юля, Юль... Сегодня, как Вовке уезжать, мне так паршиво сделалось чего-то. Знаешь, такое ощущение, будто ящерка холодная вдоль позвоночника бегает. Туда-сюда, туда-сюда...
- Хм? - она открыла глаза. - Похоже. Очень даже похоже...
Ящерка, изгнанная было контрастным душем, немедленно объявилась вновь.
- Ты о чём?
- О том же, о чём и ты. У меня были сходные ощущения. Только ещё вдобавок... впрочем, это детали.
Ночник-бра, собственноручно сработанный Чекаловым из телефонной коммутаторной лампочки (Юля не любила темноты в доме) давал слишком мало света, и глаза жены казались сейчас бездонными.
- Вы оба гении, Лёшик. И ты, и Володька. Я не для комплимента это говорю, констатирую факт. Вот только, как всякие гении, вы высокомерно игнорируете то, чего не понимаете.
Вопрос "чего именно мы не понимаем?" уже готов был сорваться с языка, но Алексей вовремя его прикусил. Чтобы не спугнуть. Когда Юля начинала говорить вот таким ровным, размеренным, слегка сонным голосом... Уж кто-кто, а Чекалов хорошо знал, что такое озарение.
- Ваш проект "Лазарус" покуда ущербен. В нём не хватает вот этого... Человек - не биомашина, Лёшик, состоящая из деталей-белков. Это верно для вирусов там, бактерий разных... Очевидно, верно и для мух. И даже для рыб и лягушек, вероятно... Но с какого-то момента, по мере усложнения организма - хлоп! - количество переходит в новое качество. Мы говорим - "человек существо духовное", мы упоминаем душу... но понимаем ли мы, что именно стоит за этим?
Её глаза чуть мерцали в полумраке.
- Что такое любовь, Лёшик? Этот мир материален, значит, и всё в нём имеет материальную основу. И любовь, да... Только не надо приплетать гормоны и прочее. Это всё бормоталово для дебилов, как ты говоришь. Вот я спрошу тебя, только не обижайся... Ведь до меня ты же знавал девушек? Не надо, не отвечай, это пока вопрос риторический. А вот вопрос по сути. Ты имел тогда те же ощущения... ну... что и сейчас, со мной?
- Ничего похожего, - совершенно искренне ответил Алексей.
- Верю. Даже не верю - знаю. Потому что и у меня... ничего похожего. Потому что это не просто секс, Лёшик. Это любовь. А ведь с точки зрения биомеханики всё то же самое - и гормоны, и отросток, и дырка...
Её глаза бездонны, как сама Вселенная.
- Не всё так просто в этом мире. Задумывался ли ты, Лёшик, отчего нам бывает грустно, когда грустит кто-то другой, и весело, когда кругом веселятся? Ведь, казалось бы, никаких объективных причин для этого нет. Не нашёл ты кошелёк, набитый купюрами, не повысили тебя по службе... А вот просто смеётся незнакомый ребёнок, и ты улыбаешься. Отчего? Вопрос...
Пауза.
- Наверное, есть в людях что-то... какой-то приёмник, позволяющий чувствовать чужую радость и боль...
- Не у всех, - не удержался от реплики Алексей. - Мы с тобой знаем массу примеров людей, абсолютно глухих и к чужой радости, и к чужой боли.
- Верно, Лёшик, есть такие примеры. Только это означает всего лишь, что тот приёмник у данного гражданина либо неисправен от рождения, либо сломан, скажем так, в процессе эксплуатации. Либо выключен волевым усилием. Ну отключил человек свою совесть, чтобы не мешала ему по жизни идти широким шагом...
Пауза.
- А бывает ещё хуже. Когда приёмник настроен неправильно, и выдаёт сигналы обратной полярности, скажем так. То есть чужая боль вызывает чувство удовольствия. Такие дефектные особи называются садисты.
Долгая пауза.
- И если бы это было всё... Есть вещи, и вовсе нам непонятные, Лёша... Ощущение неясной опасности - ладно, это ещё можно списать на "обработку отрывочной информации подсознанием, когда нет явных доказательств, достаточных для осознания". Но ведь бывает и так, что нет её вовсе, никакой явной информации, а холодок по спине... Ощущения чужого взгляда, со спины - какие такие органы чувств улавливают это? То же озарение. Вот откуда сейчас у простой русской бабы, только что мужем взятой, такая россыпь перлов? М? И я не знаю... откуда-то оно приходит, и всё. Думаю, и у вас с Володькой примерно так же, только вы, как мужчины, самоуверенно относите это к продукции собственных мозгов. Типа как компьютер вычислил... Верно, мозги тут имеют значение, и даже очень большое, но только ли они?
Теперь Чекалов боялся даже громко дышать. Не спугнуть, только не спугнуть... Вот-вот, сейчас треснет хрупкая невидимая грань, рассыплется с неслышимым стеклянным звоном, и откроется... Озарение - не пустой звук.
- Вот когда вы с Володькой учтёте всё это, поймёте суть и переведёте в компьютерные символы, это и будет Формула Настоящего Человека. А не того биоробота, коим вы его сейчас представить тщитесь...
Её глаза блеснули в полумраке неожиданно ярко.
- Впрочем, в том виде, как сейчас, ваш "Лазарус" тоже можно использовать. Ещё как можно... И лечение фенилкетонурии этой тут совершенно побочный продукт. До сих пор необходимых боевых биороботов, киллеров и прочих катов изготавливали кустарно, притом зачастую из дефектного человеческого материала - поскольку не дефектный труднее в обработке... А тут, пожалуйста - такие перспективы... Не страшно, Лёша?
- Страшно, - снова совершенно искренне признался Алексей. Потому что врать Юльке глупо.
- Вот и мне страшно... Помнишь, как вы спорили с Володькой тогда, на Новый Год? "Человек - переходная ступень от обезьяны к Богу" А всегда ли к Богу? А если к дьяволу?
Долгая, долгая пауза.
- Так что глупости это всё, что тут Володька говорил. Насчёт домика в Калифорнии и прочее... И придётся вам... нам... идти до конца. Завершить тот самый процесс перехода от обезьяны к Богу.
Алексей испытующе смотрел на жену, словно видя впервые. Понимает ли она, что сейчас сказала?
- И не смотри на меня такими страшными глазами, - чуть улыбнулась Юля. - Кто-то же должен был открыть Америку, рано или поздно. И на Луну полететь. Тут то же самое... И отчего бы этим великим человеком не стать моему мужу?
- Я знал, что моя жена невероятно умна, - задумчиво произнёс Алексей, - но чтобы настолько? Лао Цзы отдыхает...
Она тихонько засмеялась.
- Не думаю, что твой хвалёный Лао Цзы получил бы на нашем курсе "отлично" по философии, не говоря уже о красном дипломе, а вот твоя жена сумела, поди ж ты... Так что всё верно.
Она подняла голову.
- Я мало что понимаю в этом вашем аденине-гуанине, зато в людях и душах человечьих кое-что смыслю. Специалист я, Лёшик, профессионал.
Взгляд её упал на настенные часы, здоровенную пластмассовую сову, в одном стеклянном глазу которой горели цифры, означающие часы, в другом - минуты.
- Ой, уже полтретьего ночи! Давай спать, мне завтра к десяти на работу. Буду выглядеть как лахудра синюшная...
- Ты спи, спи... - Алексей заботливо прикрыл жену, поцеловал, как ребёнка. - Я сейчас...
- Хм... Опять в тетрадку мудрые мысли?
- Ну а как иначе? Ты тут такого наговорила... Такие мудрые мысли заспать, история же потом не простит ни за что!
...
Тьма колыхалась вокруг, распадаясь на неясные образы, чем-то неуловимо похожие на летучих мышей. Тьма бормотала пьяными голосами, хихикала мерзко и злорадно. В этом бормотании нельзя было разобрать ни единого членораздельного слова, и тем не менее смысл угадывался чётко и однозначно - всё равно победа будет за ней, за мерзкой реальностью, и всякое сопротивление доморощенных гениев глупо и бесполезно...
Телефон грянул, точно пулемёт, сухими трескучими очередями, разом вырывая из объятий зыбкого тревожного сна. Чекалов зашарил рукой по столику, стоявшему у изголовья, рука натыкалась на разнообразные ненужные предметы - кувшинчик с водой и стакан, книжку, очевидно, ту самую, что читала с вечера Юля, какой-то толстый журнал, шелковистый предмет дамского туалета... коробку "Имулы"... рация... значит, это звонит не Володька...
- Слушаю, - хриплым со сна голосом произнёс Алексей в трубку.
- Квартира Чекаловых? - голос в трубке мужской, молодой и напористый. - Мне нужен Чекалов Алексей Борисович.
- Да, это я, - Алексей подобрался. Юля, проснувшись, хлопала глазами, в которых сонную поволоку стремительно сменяла тревога.
- Вам знаком Белоглазов Владимир Сергеевич?
- Естественно. Что произошло? - Чекалов сел на диване, чувствуя, что нахальная ящерка, вчера вечером резвившаяся на спине, теперь добралась до сердца.
- Произошло убийство, - голос в трубке профессионально-ровен. - Гражданин Белоглазов убит. Я попрошу вас подъехать по адресу... адрес вам известен? Хорошо... Желательно прямо сейчас.
И всё, и короткие гудки. Алексей опустил трубку, беспомощно оглянулся на жену, судорожно прижимавшую одеяло к груди.
- Володька... убит, - он всё-таки смог произнести это слово чужим, деревянным голосом. Юля молча зажала ладошкой рот, глядя на мужа огромными, отчаянными глазами. - Я поеду, Юль.
Пластмассовая сова на стене таращилась стеклянными глазами, в глубине которых горели зелёные цифры - 07-13. Семь часов тринадцать минут, восьмой час утра... В памяти немедленно всплыло вчерашнее Юлькино: "час, когда Зло властвует над землёй безраздельно"... Теперь, похоже, Зло не намерено ограничивать себя определёнными часами.
- Я с тобой, - Юля принялась решительно одеваться.
- Тебе на работу...
- Там видно будет. Лёша, я с тобой.
- Юль...
- Всё, я сказала!
Таким тоном Юля говорила крайне редко. Как опытный психолог-профессионал, она твёрдо знала: если не хочешь превратить родного мужа в домашнего кота, день-деньской валяющегося на диване, мужчина в доме должен быть голова. Её вполне устраивала скромная роль шеи, умело направляющей ту самую голову.
На улице дул неровный, порывистый ветер, свистевший в голых ветвях тополей и клёнов. Февральский рассвет занимался неохотно, окрашивая небо в грязно-серый цвет, с серых фасадов домов таращились квадратные жёлтые глаза окон. И снова где-то на грани ощутимости послышался Чекалову мерзкий шипящий смех злобной реальности. "Сдавайся, человечек. Сопротивление бесполезно".
Юля, плотно сжав губы, уцепилась за его рукав, точно утопающий за спасательный круг. Ни единой слезинки не было в сухих, огромных глазах - только огонь и боль. Алексей попробовал изобразить на лице некое подобие ободряющей улыбки, но рот предательски задёргался, и Юля чуть качнула головой - не надо, не сейчас...
Извозчика удалось поймать почти сразу - какой-то частник-"бомбила", активно работающий в утренние часы, распахнул дверцу "копейки".
- Вам куда?
- Поехали, - Чекалов ввалился на заднее сиденье, втащив за собой жену. - Поехали... Я плачу, - ему всё-таки удалось правильно поставить ударение на последнем слове.
Возле крайнего подъезда дома, где обитал в последнее время Володька, стоял милицейский УАЗик, водитель-сержант лениво курил, опустив боковое стекло. Он проводил супружескую чету взглядом, ничего не сказав.
На лестнице пахло мочой и ещё чем-то непередаваемо мерзким. Алексей толкнул ногой ободранную дверь, ведущую в недра коммунальной квартиры, и очутился в мрачном коридоре, загромождённом какой-то рухлядью - от велосипедной рамы до оцинкованного корыта с изрядной пробоиной в днище. И встал как вкопанный. На полу, залитому чем-то тёмным, неровной меловой чертой был обведён контур лежащего человека. Юля издала сдавленный горловой звук.
- Чекалов Алексей Борисович, насколько я понимаю? - следователь, молодой лобастый лейтенант сидел на колченогом стуле, держа на коленях раскрытый планшет. - А вы?.. Представьтесь, пожалуйста.
- А... Ага, - милиционер принялся записывать в блокнот. - Я следователь райотдела МВД Сазонов, Николай Михайлович. Очень хорошо, что вы подъехали. Давайте будем разбираться.
Следователь принялся задавать какие-то вопросы, Алексей механически отвечал. На какие-то вопросы отвечала Юля... он не вникал. Перед глазами стояла тёмная, полузасохшая уже лужа и меловой контур.
- Простите, что? - очнулся Алексей.
- Я спрашиваю, сколько примерно выпил покойный?
- Четыре рюмки. Белого десертного вина. Не примерно, а точно... Простите, какое это имеет значение?
- Прямое. Четыре... а в граммах?
- Ну... там по пятьдесят грамм, или шестьдесят...
Следователь, склонив голову набок, внимательно рассматривал Чекалова. Как экспонат краеведческого музея. Очевидно, сам факт, что здоровые молодые мужики за ужином вместо стакана питательной и вкусной водки употребляют по каплям десертное вино, рекомендованное для детских дошкольных учреждений, был для лейтенанта чем-то сродни явлению снежного человека... или марсиан.
- Юлия Семёновна, вы подтверждаете показания вашего супруга?
- Да. Подтверждаю.
- Ладно... - следователь, вздохнув, заканчивал строчить в бумагах. - Давайте будем подписывать протокол. Прочтите и вот тут, на каждом листе...
Почерк у лейтенанта оказался что надо - ровные, чёткие, почти печатные буквы. "Около 5-00 утра гр. Чушмо А. В., находясь в нетрезвом состоянии, затеял бытовую ссору с гр. Белоглазовым В. С., также находившимся под воздействием спиртного. В ходе конфликта гр. Чушмо А. В. нанёс гр. Белоглазову В. С. ножевое ранение в область живота, от которого гр. Белоглазов В. С. скончался спустя примерно 10 мин. Бригада "скорой помощи", прибывшая на место происшествия одновременно с оперативным нарядом, зафиксировала смерть пострадавшего... Показания гражданина Чекалова А. Б..."
- Простите, вы уверены, что формулировка верна? - Алексею теперь казалось, что вместо него говорит кто-то, имеющий к гражданину Чекалову А. Б. весьма косвенное отношение. - Я имею в виду воздействие спиртных напитков...
- Ну то есть вино не является спиртным напитком, вы хотите сказать?
- Является.
- Тогда в чём дело? Заметьте, я не употребил выражение "в нетрезвом состоянии".
Больше не споря, Алексей подписал протокол. Возразить лейтенанту было нечем. Всё правильно, всё верно... Для него это самоочевидная бытовуха, пьяная драка между соседями по коммуналке. Один, находящийся под воздействием спиртного несколько более, зарезал другого... Эка невидаль...