На следующий день, вернее, утро, Пикса проснулась очень рано. Рассвет заглядывал к ней в окна, с трудом пробиваясь сквозь густую листву кустов сирени. Кусты эти росли так близко к домику, словно хотели потеснить его или скрыть совсем.
Пикса ещё немного понежилась в постели. Утро обещало быть прекрасным - она это чувствовала, и значит, грех было в такое утро сидеть дома. Пикса встала, надела своё чудесное платье с зелёными и жёлтыми точечками и вышла на улицу. Да, утро сегодня, действительно, обещало быть прекрасным: ещё не прогревшийся с ночи воздух, чуть сырой и очень свежий, хранил запах мокрой травы и сирени. Кругом было тихо-тихо...
Но вдруг чуткие уши Пиксы уловили какие-то звуки со стороны самого таинственного дома в долине. Кто-то бежал по тропинке, ведущей к деревенской лавке. В этот ранний час Пикса была ужасно рада немного поболтать о том, о сем, тем более что в этом "кто-то" она узнала кошку дядюшки Укконена. Поспешно выбежав из-за сирени, Пикса приветливо поздоровалась и спросила, куда та направляется. Кошка с готовностью отвечала, что идёт за сыром к завтраку, а заодно забежит к молочнице купить молока. При этом кошка - а она была очень любопытна, заглянула в двери пиксиного домика, и Пикса тут же пригласила её зайти, выпить чаю.
Потом они сидели за столом, пили чай с мёдом и весело болтали о всякой всячине, о чём только можно болтать в такое прекрасное утро. Напоследок Пикса уговорила Марту, так звали кошку, взять кувшин молока и букет сирени.
- Спасибо, - сказала Марта, - Большое спасибо! Особенно за сирень... и за молоко, конечно, тоже.
И, помахав Пиксе лапой, она побежала в лавку. Вскоре кошка скрылась за поворотом дороги, густые кусты не позволяли теперь её видеть. Пиксе вдруг стало как-то грустно. "Подумать только, - сказала она, садясь на ступени своего домика, - это счастливое существо живёт там, в самом таинственном доме. Представляю, какие там могут твориться чудеса!"
Да что и говорить: дом дядюшки Укконена недаром считался в долине самым таинственным, уж очень странным был его хозяин. Никто из жителей долины не мог похвастаться, что хоть раз видел дядюшку Укконена, кроме Марты, она жила со своим таинственным хозяином в огромном доме, и, уж конечно, видела его каждый день. Но Марта, обычно такая приветливая и разговорчивая, всякий раз, как только её начинали расспрашивать о дядюшке Укконене, замолкала и качала головой, отказываясь проронить хоть словечко.
Дом, в котором они жили, на самом деле не был таким уж огромным. Это был просто очень большой дом, а огромным он казался из-за многочисленных пристроек, сарайчиков и чуланов. Доски, которыми были обшиты стены, рассохлись, из щелей местами проглядывал сухой мох. По фундаменту пошли трещины. Черепица на крыше кое-где осыпалась, водосточные трубы погнулись и заржавели, побелку на фундаменте размыло дождями. Загадочный дом смотрел на мир огромным числом окон самых различных форм и размеров. Но во многих из них не было стёкол, а застеклённые выглядели, как слепые, до того они были пыльными и мутными от грязи. Только несколько окон хвастливо сверкали на солнышке: это были окна пристройки, где жили дядюшка Укконен и его кошка.
В дом можно было попасть только через одну единственную дверь. Правда, ходили слухи о множестве тайных подземных ходов, ведущих в подвалы таинственного дома, но где они, эти ходы, не знал, конечно, никто.
В пристройке дядюшки Укконена и Марты была небольшая уютная кухонька и две комнаты. В кухне на столе всегда стояло множество вазочек с цветами. Много цветов было и в спальне Марты, и в большой комнате с камином, где ночевал дядюшка Укконен. Всё лето в кухне не закрывали окна, и тёплый ветер гулял по комнатам, перебирая и покачивая синие пушистые венчики медвяницы, розовые гвоздички смолки, весёлые солнышки ромашек.
Все остальные комнаты в доме стояли пустые и заброшенные. Даже сам дядюшка Укконен нечасто отваживался туда заглянуть; даже он не знал, куда ведут здесь длинные тёмные коридоры, в какие каморки открываются скрипучие двери, и не пригнили ли ступени у деревянных лестниц. Дом был похож на лабиринт, в котором ничего не стоило заблудиться и пропасть.
А в пристройке жизнь шла себе своим чередом. Весь день с утра, пока дядюшка Укконен пропадал неведомо где, Марта хлопотала по хозяйству, а вечерами она накрывала ужин в большой комнате. После ужина дядюшка Укконен придвигал своё кресло к камину и, раскурив трубку, начинал рассказывать удивительные истории, от которых, казалось, веяло ветром дальних дорог. Историй таких знал он превеликое множество, и все они были частью его жизни.
Дядюшка Укконен был потомственный финский домовой.
Ещё совсем маленьким домовёнком он жил на старом чердаке одного дома в Хельсинки. Днём домовые, обычно, спят, а по ночам все взрослые сородичи юного дядюшки Укконена (правда, тогда его звали по-другому, так длинно, что потом он и сам не мог вспомнить своё имя) уходили на работу, маленькие же домовые выбирались через слуховое окошко на крышу и там развлекались, как умели. Иногда они бросали черепицу в прохожих, или бегали с весёленьким хохотом, от которого люди в ужасе закрывали двери и ставни. А была ещё такая игра: гоняться друг за другом, перескакивая с одного дома на другой.
Однажды, во время такой игры дядюшка Укконен настолько увлёкся, что не заметил, как оказался очень далеко от своей родной крыши.
Это место было ему совершенно незнакомо. Впереди - он даже немного испугался этого в первый момент - расстилалась непроглядная тьма без конца и края, но зато справа сияло целое море огней. Странные протяжные звуки раздавались оттуда, низкие и тревожные, огоньки расплывались и дрожали. А самым странным был запах: пахло смолой и дёгтем и ещё чем-то непонятным и незнакомым.
Потом он узнал, что в ту ночь был недалеко от моря, видел огни городского порта. С тех пор каждую ночь он убегал к морю, а когда наступило время осенних ветров и дождей, и домовятам запретили покидать крышу, тот, кто стал потом дядюшкой Укконеном, часами сидел верхом на скрипучем флюгере и с тоской глядел в заветную даль.
Вскоре взрослые заметили, что у ребёнка "чердак стал на место подвала", и на семейном совете мудрая двоюродная тётя (мудрая она была, потому что работала в библиотеке) предложила спасти его от дурного влияния уличного ветра, заперев дитя под бабушкиным присмотром, на что все прочие родичи охотно согласились. Все, но не сам будущий дядюшка Укконен, и вот, дождавшись удобного случая, он сунул в карман старую вересковую трубку, немного табаку, ржавую финку и... удрал.
Видно, далёкие предки в роду домовых когда-то были мореходами: вряд ли иначе он сумел бы добраться до морского берега за чертой города и построить плот, а потом много лет скитаться по всем морям и океанам, причаливая где-нибудь у незнакомых берегов. Он поменял имя, привык не прятаться от солнца, научился узнавать время и стороны света по звёздам, овладел и другими морскими премудростями. Его плот обрастал ракушками и водорослями в южных широтах и замерзал во льдах севера, его друзьями стали чайки и дельфины. Так прошло много лет.
И наступил день, когда дядюшка Укконен вдруг почувствовал, что устал. Некоторое время он продолжал скитаться, но не потому, что осталось на свете несколько стран, не видевших дядюшку Укконена, просто не мог как-то придумать, что ему делать дальше.
Но вот однажды неведомая река прибила его плот к берегу невдалеке от тихой деревушки. Была ночь. Почувствовав толчок, дядюшка Укконен, оставил недовязанный носок и вышел на палубу, чтобы оглядеться. Первое, что он увидел, были холмы - гигантские тёмные горбы на фоне звёздного неба, они со всех сторон окружали долину, по которой протекала река. Ветер пел над холмами, глухо шумели невидимые во тьме деревья, пели древесные феи, пела река.
Домовому-мореходу сразу стало ясно, что здесь он ещё не был. Он спрыгнул в воду, вытащил плот на берег и, немного отдохнув, решил пройтись по тропинке, ведущей к холмам.
Долина спала. В деревушке домовой не увидел ни одного освещённого окна. Тропинка кружила между камней и кустов, обогнула столбик с табличкой "не по газонам - ходить!", пересекла лужайку и кончилась прямо у крыльца огромного дома с черепичной крышей.
- Замечательно, - пробормотал себе под нос дядюшка Укконен, по пыльным стёклам и трещинам в стенах он сразу понял, что дом необитаем, - Клянусь хвостом тролля, этот дом стоит здесь не просто так. В таком старом и заброшенном доме непременно должно жить привидение.
Но привидений не было и следа. Дом был на редкость пуст, эта пустота даже показалась дядюшке Укконену каким-то намёком.
- Ну что ж, - решил он, - надо подумать.
Думал дядюшка Укконен с присущей ему обстоятельностью и неторопливостью. Уже почти рассвело, и холмы больше не казались гигантскими чёрными громадами, а на реке заплескала рыба, когда он, верный своей старой привычке разговаривать со звёздами, поднял глаза к небу и сказал: