В моей жизни никогда и ничего не происходит так, как я хочу. Правда, часто я и сама не знаю, чего я хочу, но зато я совершенно точно знаю, чего я не хочу - потому что все, чего я не хочу, постоянно само чего-то от меня хочет, и от него совершенно некуда деться, хочу я этого или не хочу. Хотя, если не слишком приглядываться к окружающему, и распаковать к чаю второй шоколадный батончик, получится, что не хочу я в этой жизни совсем немногого. Ну, например, чтобы синий костюмчик Анны Николаевны так хорошо на ней сидел. Или чтобы муж отключал мобильный по дороге с работы домой - я ведь не отключаю свой, когда мы на пол часика приземляемся с Анной Николаевной в закусочной у метро. Ну да, а если я ему не позвоню, как он узнает, что я тоже сегодня задержусь? Или чтобы мама в своих стоптанных шлепанцах и мятом халате учила меня, как носить, что носить, и постоянно желала знать, где нас всех носит.
Кстати, если бы ее саму хоть немного где-нибудь поносило. Если бы все вдруг стало, как тогда, когда шкаф с ее платьями казался мне самым волшебным местом в доме, а ее косметичка будоражила воображение сильнее, чем сказки, которые она читала мне перед сном. Если бы она вновь занялась своей жизнью, а не моей. Хотя, кажется, в детстве мне хотелось обратного. Впрочем, я ведь могу быть несколько непостоянной в моих желаниях? Потому что я - женщина, хоть и служащая.
Но вот если бы она вновь стала молодой, красивой и энергичной... и совсем чуть-чуть помогла мне по хозяйству...
Это мое хозяйство, знаете, что я вам о нем скажу - это моя гордость, мое достояние и мое достоинство. Это уж, хочет кто-нибудь или нет, моя крепость, которую я буду строить и укреплять до последней капли моего бесконечного терпения.
Эти обои для кухни, которые я со слезами заставила мужа довезти от магазина до дома. И пускай магазин на другом конце города, а у нас нет машины - ну и что? Зато на них нарисованы именно такие маленькие синие цветочки, которые очень гармонируют с моим внутренним миром, а он у меня, между прочим, цвета индиго. И Анне Николаевне они бы понравились. Этот палас, который моя упрямая дочь ленится пропылесосить под диваном. А, этот диван! Это покрывало и подушки! А эти чашки - такого смелого дизайна, что я месяц не решалась потратить на них деньги, потом месяц прятала в ящике для белья, а потом еще месяц оберегала от намерений семьи ими воспользоваться. А окна, которые я протираю летом каждые две недели! А холодильник, в котором есть все - даже пиво и мороженое! А детская комната!
Да, у моего ребенка есть своя комната. Как же иначе? И там все устроено, как надо - ламбрекены, постельное белье с картинками, полочки для книг и цветы, которые мне же и приходится поливать. Потому что мой ребенок - вздорный и упрямый эгоист под метр семьдесят ростом. И любые ежовые рукавицы снашиваются об его гиппопотамью шкуру за полчаса воспитательного процесса. И цветов он не любит. И пусть он только посмеет хоть что-нибудь сказать мне про ювенальную юстицию! В конце концов, я ведь могу и сама ее пригласить. А что?
Знаете, что он говорит? Он говорит: "Мать, я буду сегодня ночевать у друзей". Он не советуется со мной, он сам себе уже все решил. Что ему мои переживания, сомнения и волнения, что ему мой гипертонический кризис и мой жизненный опыт, можно подумать, я никогда не ночевала у подруг - он будет ночевать у друзей, они будут там слушать музыку и курить до утра. Хорошо хоть, не колоться. Только не надо передергивать, мой сын - очень неплохой мальчик. У него вполне приличные оценки в колледже. Просто он никак не хочет понять - я вовсе не против его самостоятельности, если только он согласует ее со мной.
А вообще, от чужой самостоятельности меня кидает в дрожь. От перебегающих улицу собак и детей, от молодежи с пивом, от голосов в телефонной трубке, ошибающихся телефонным номером, и голосов за дверью, ошибающихся номером квартиры. От Анны Николаевны, которая берет у меня со стола карандаши и не спрашивает. От жильцов нашего ТСЖ, недовольных суммами в их квитанциях на квартплату. От первого мужа, который, все таки организовал свой бизнес, не взирая на то, какого количества седых волос мне это стоило. От второго мужа, который вдруг покупает торт и наотрез отказывается объяснить, почему. От мамы, которая решила сварить себе кофе. От соседки, которой снова надо сто рублей. От этих... по телевизору... от которых я вообще хотела бы оказаться на обратной стороне луны, но по телевизору говорят, что на обратной стороне луны тоже есть те, кто наблюдает за нами. И я уже не знаю, где бы мне захотеть оказаться, и чего мне вообще хотеть.
Почему!? Почему они все не могут быть какими-нибудь другими!?
Ну, что им стоит. Ведь это могло быть так приятно - выйти летом из дома, и никакого опущения почек, никакой беготни по магазинам, никаких неприятностей на работе, никакого развода, никакого "зайдите в школу", никакого конца света...
В моей жизни никогда и ничего не происходит так, как я хочу.
Допустим, я хочу, чтобы меня уважали. Этого ведь все хотят. Но работая в школе этого не добиться. Если бы я послушалась маму, пока она еще хоть что-то соображала, и пошла в аспирантуру. Но я была идеалисткой и желала созидать судьбы юных. Одна такая юная живет теперь в соседней комнате и требует, чтобы к ней стучались, прежде чем войти. Судьба ее будет не лучше моей - она совершенно меня не слушает, и, какая там аспирантура, собирается работать с умственно отсталыми. "Наглядным пособием", - иногда печально шутит мой муж. Мы с ним понимаем друг друга. И поэтому давно уже спим, едим и проводи отпуск поврозь.
А многие ли еще в моем возрасте могут похвастаться мужем, который им не надоел?
Кстати - он весьма заботлив, мой муж. Потому что с его зарплатой он вполне бы мог найти себе другую жену или потребовать от меня стать домохозяйкой. Но, кажется - честно говоря, я вообще с большим трудом понимаю мужчин и детей - он нас любит. Если бы еще наша невменяемая доченька понимала своих родителей, честное слово, мы могли бы быть идеальной семьей.
Как я об этом когда-то мечтала. Муж - в летней шляпе, я - на шпильках, и наша дочка - в белом платье... Весна, вечер, запах цветов... И куда мы идем - совершенно неважно. Это неважно и сейчас, потому что мой муж ненавидит шляпы, я не могу носить шпильки, а дочь с нами не разговаривает.
Зато я научилась заключать мои мечты в рамки реальности.
Теперь, если я хочу поплакать от любви - я приобретаю любовный роман, если желаю романтики - покупаю мясо для шашлыка и заставляю семью отправиться в ближайший лесопарк, если же мне нужен покой - я проливаю корвалол, и весь дом ходит на цыпочках. И я скажу вам - мир в семье стоит тех усилий, которые на него потрачены.
Может это и немного нескромно с моей стороны, но по временам мне кажется, что мир лежит на моих плечах. Не только мир моей семьи, вообще весь мир: все эти тучные черноземы, бесконечные океаны, голодающие дети, покалеченные кошки, войны, катаклизмы, политические ситуации и вымирающие виды животных, и вообще все ужасы, о которых только пишут в интернете и говорят по телевизору, и я его несу - не отходя от экрана. И я готова нести его сколь угодно долго - если бы только не мой варикоз.
С тех пор, как умерла моя мама, мой варикоз превратился в настоящий кошмар. Еще бы. Ведь все на мне. Все хозяйство, присосавшееся ко мне хуже пиявки - вечный ремонт, отстающие обои, перегорающие лампочки, рвущаяся обувь, больные зубы. Эта дурацкая безденежная работа на почте, где целый день надо носить бандероли от приемного окна к транспортеру. Эти бесконечные марш-броски по магазинам. Эта гора грязной посуды, которую я нахожу, вернувшись домой. Эта линяющая собака и мой упрямый сын, который не хочет даже погулять с ней. Словно не он клянчил у меня эту собаку пять лет назад, когда его приятелю подарили щенка колли. Словно он вообще не мой сын, и я живу не для него. Словно он не ест все эти котлеты, не смотрит телевизор, не носит джинсы и не хочет новый ноут.
Зачем я вообще его родила? Зачем? Без мужа! Еще радовалась, что сын. Думала - вот и у меня есть мужик! На что мне его цветы к восьмому марта, если он не хочет выносить мусор? Зачем мне эта его первая зарплата, если ему еще положено ходить в школу? И что я теперь скажу на работе? Что мой сын, которому шестнадцать лет, меня содержит? И что мне скажет на это Анна Николаевна?
У Анны Николаевны каждую неделю какая-нибудь обновка. А то и две. Или целый комплект. И это, между прочим, правильно. У Анны Николаевны - вкус. Если бы не Анна Николаевна, наши сотрудницы так и щеголяли бы весь год в свитерах, футболках и джинсах. Большинство из них считает, что это совершенно не важно, как выглядит деятель науки под рабочим халатом. Но Анна Николаевна не дает нам расслабиться. Глядя на нее, я тоже время от времени что-нибудь себе прикупаю. Помаду, чулки, сумочку. И она всегда все замечает. Это приятно. Конечно, еще приятнее было, если бы все это замечал муж. Но скажу по секрету, не всякую мою покупку я готова показать мужу. Другое дело - моя мама и моя дочь. Мама всегда мной довольна, и, кроме того, она плохо видит. А дочь меня понимает.
Дочь вообще меня хорошо понимает. Иногда мне даже кажется, что она мне не дочь, а вроде подруги. Я ее люблю. Она слушает музыку по ночам, редко разговаривает с отцом и очень мало дружит с мальчиками. Иногда я совсем не знаю, что ей сказать. Она - это почти я, толко почему-то старше. И я так не хочу, чтобы она зубрила латинские названия костей, меняла судна под старушками или стирала шоферские рубашки. Поэтому на день рождения я дарю ей не косметику, которую она хотела, а хороший самоучитель английского языка. А там, глядишь, можно будет подумать и об учебе за границей, и о муже-иностранце, пусть и простеньком для начала - там о санитаре, или о шофере. Нам не до дипломатов. Моя терпеливая дочь целует меня и спрашивает, ко скольки завтра лучше позвать девочек. Ко скольки хочешь, говорю я и радуюсь, радуюсь, радуюсь, что хоть что-то она сделает так, как хочет.
Потому что в моей жизни никогда и ничего не происходит так, как я хочу.
И я не знаю, почему.
Я - женщина-служащая.
У меня дочь-подросток, неудобные но стильные туфли и остеохондроз.
А еще, иногда со мной бывает вот так. Однажды, задержавшись на работе сама не знаю почему, я выхожу на улицу, в вечерний или даже ночной сумрак. И тихо иду к метро через тени нависающих надо мной голых ветвей, или зеленых листьев, или сквозь лужицы света от фонарей. Я смотрю на ходу вверх - на звездную реку, повторяющую изгибы улицы, или на тучи, или не смотрю. Ощущаю на лице теплый ветер, дождливую морось, ледяное прикосновение снежинок.
И какая-то странная мысль вдруг приходит ко мне в голову, совершенно непонятно - откуда, о чем, зачем. Она какое-то время идет со мной, и я - забыв про все остальные мысли - медленно бездумно кручу ее в голове.
Господи, милостив буди мне, грешной.