Колунов Константин Владимирович : другие произведения.

Детское сердце

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


Детское сердце

(Драма)

  
  
  
  
  
  
  
  

Действующие лица:

   Фролов Юра - ребенок , 7-8 лет
   Фролов Юрий Николаевич - врач, 28 лет
   Татьяна Сергеевна Фролова - мать Юры Фролова, 30 лет
   Николай Петрович Фролов - отец Юры Фролова, 35 лет
   Анна Ивановна - участковый врач-педиатр, миловидная женщина, 40 лет
   Юлия Васильевна - молодая врач, коллега Фролова, 30-32 года
   Валентин - сторож в поликлинике, где работает Фролов, 60 лет
   0x08 graphic
Нина - жена Валентина, 60 лет
   Зина - медицинский регистратор, 40 лет, не замужем, дама стервозного типа, очень худая, сутулая, с острыми чертами лица, похожа на Шапокляк
   Людмила Григорьевна - мед. сестра, 60 лет
   Антонина Петровна - уборщица, 65-70 лет
  
   сотрудники поликлиники
   Первый пациент - женщина, болезненного вида, худощавая, 60 лет
   Второй пациент - женщина 40-45 лет с чудинкой
   Третий пациент - грузный мужчина 50-55 лет, бывший спортсмен
   Четвертый пациент - Катя, давняя знакомая Фролова, 28-30 лет
   Соседка семьи Фроловых - не совсем нормальная женщина, 50 лет, травница.
  

(Действие происходит в разное время, в разных местах)

ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ

Сцена 1

  

Квартира Фроловых. Юра Фролов болеет. Родители ждут прихода врача.

  
   Мать: Господи, боже мой, опять Юрочка заболел. Ну, сколько же можно!?
   Отец: Ничего, поправится. Ты температуру мерила?
   Мать: Тридцать восемь и два. Кашляет сильно. Даже не знаю, что с ним такое. Неужели опять воспаление легких? Скорей бы Анна Ивановна пришла.

(Через стенку слышен детский кашель.)

   Маленький мой! Меня каждый раз в дрожь бросает от его кашля. А сам-то он как мучается: сначала вздрогнет всем телом, потом сожмется в комочек и замрет не шевелясь. А если во сне раскашляется, то кажется, что вот-вот задохнется. Я даже иду проверять, жив ли он.
   Отец: Да, наговоришь сейчас ерунды. Итак, нервы разболтаны. Не знаешь, что делать и к кому обращаться. Каждые два месяца ребенок болеет... Только выздоровит, только с ним на лыжи встанешь как уже на следующий день температура, насморк, таблетки, микстуры и все остальное.

(Звонок в дверь)

   Мать: Наконец-то Анна Ивановна пришла

(Уходит открывать. Возвращается вместе с соседкой)

   Отец: (соседке) А вам, любезнейшая, что надо?
   Мать: Коля, это наша новая соседка. Её бабушка была знахаркой и она многому от нее научилась.
   Соседка: Николай Петрович, я только пришла с желанием помочь...
   Отец: А вы не могли бы уйти с тем же желанием?

(обращаясь к жене)

   Татьяна, я сколько раз просил не водить в дом цыганок, знахарок, колдуний, их чудодейственных бабушек, дедушек, тетушек, от которых они унаследовали свой талант.
   Соседка: Танечка, вашему мужу надо поприкладывать вот этот корешок к сердцу и к темечку.
   Отец: Пожалуйста, возьмите свой корешок и прикладывайте его к себе и к своим родственникам...

(Соседка, обидевшись, уходит)

   к любым местам, в любое время суток. Обложитесь хоть дровами, хоть кирпичами, только не лезьте с дурацкими советами в чужой дом.
   Мать: Зря ты так.
   Отец: Молчи. Прошу тебя, ради бога, молчи.

(Отворачиваются друг от друга. Звонок в дверь.

Открывает Татьяна Фролова. Заходит Анна Ивановна)

   Анна Ивановна: Здравствуйте. Опять ваш Юрочка заболел?
   Отец: Здравствуйте, дорогая Анна Ивановна. Опять Юрка.
   Анна Ивановна: Не переживайте так, Николай Петрович. Дети очень чувствительные к беспокойству родителей. И это совсем не способствует выздоровлению. Сейчас я посмотрю вашего ребенка, и наверняка окажется, что все не так плохо, как вы себе напридумали. Вспомните себя в детстве: также температурили, также кашляли.
   Отец: Нет, у Юры совсем другой кашель.
   Анна Ивановна: Поверьте мне, кашель у него не хуже и не лучше, чем у всех остальных. Ладно, пора дело делать.
   Мать: Пойдемте, я провожу.
   Анна Ивановна: Проведите, хотя в ваших двух комнатах сложно заблудится.
  

(Некоторое время их нет. Отец ходит по комнате. Пытается читать газету, пить чай.

Потом всё бросает и снова ходит. Появляется Анна Ивановна и мать Фролова Юры)

   Анна Ивановна: Как я и думала - обыкновенный бронхит.
   Отец: И ничего серьезного?
   Анна Ивановна: Послушайте, Николай Петрович. Почему вы всегда ждете чего-то страшного, неизвестного науке? У вас совершенно обыкновенный ребенок - я имею ввиду физиологию - и как все дети он болеет обыкновенными болезнями.
   Мать: А почему так часто?
   Анна Ивановна: Для зимы такое положение вещей естественно и закономерно.
   Отец: Что, правда, то, правда. Летом в деревне Юрка носится с утра до вечера как угорелый, и кроме ссадин, да комариных укусов ничего нет. Спасибо вам, Анна Ивановна, дай бог вам здоровья.
   Анна Ивановна: И вам того же.

(К матери)

   Значит в пятницу, я вас жду в поликлинике. До свидания.
   Мать: До свидания.
   Отец: До свидания. Удивительная женщина! Как ангел - появится и сразу же всё становится на свои места.
   Мать: Коля, а как она обращается с детьми! Такое впечатление, что каждый больной ребенок - это её собственный сын или дочь. У неё такие мягкие, теплые руки. Такой ласковый взгляд, такой ласковый голос. Она говорит очень нежно и в тоже время, строго и уверенно. Эх, если бы все врачи были такими.
   Отец: А ещё лучше, чтобы все люди были такими. Представляешь, как бы здорово тогда жилось на земле?

(Молчат)

   Мать: Коля, а ты не заметил, что Анна Ивановна сегодня была как-то уж слишком бледно?
   Отец: Нет, не обратил внимания.
   Мать: И Лена говорила, что видела её в аптеке.
   Отец: Что ж она в аптеку зайти не может? Хм, ерунда это всё. А кто такая Лена?
   Мать: Её соседка и моя подруга.
   Отец: Знаем мы соседок, видели сегодня.
   Мать: Ну, дай бог, чтобы всё это выдумками оказалось.
  

Сцена 2

  

Прошло две недели. Квартира Фроловой. Юра Фролов и его отец пьют чай.

  
   Юра: Пап, а мы, правда, пойдем в гости к Анне Ивановне?
   Отец: Правда, сынок.
   Юра: А что мы ей подарим?
   Отец: Цветы?
   Юра: А ещё?
   Отец: Книгу.
   Юра: Какую?
   Отец: Вот эту.
   Юра: А как она называется?
   Отец: Юра, ты уже скоро заканчиваешь первый класс. Бери сам и читай.
   Юра (читает по слогам): М.А.Булгаков "Мастер и Маргарита". Пап, а про что эта книга?
   Отец: Вырастешь - прочтёшь.
   Юра: Ну, пап, про что?
   Отец: Про то, как однажды в Москве появился дьявол с кампанией весёлых слуг. Но ничего плохого они не делали. А, наоборот, учили людей, что обманывать, воровать, грубить, хитрить, предавать нельзя. А потом дьявол помог писателю-мастеру найти любимую женщину Маргариту. И за то, что они очень любили друг друга, он подарил им возможность быть всегда вместе.
   Юра: А мама говорила, что дьявол злой.
   Отец: Нет, Юрочка, чаще всего люди бывают злыми. И, вообще, дьявола не существует.
   Юра: Значит, эта книга - сказка?
   Отец: Пожалуй, что сказка, только для взрослых.

(Входит мать Юры)

   Отец (целует её в щеку): Привет дорогая.
   Юра: Мамочка, я так соскучился по тебе.

(Мать рассеяно гладит Юру по голове)

   Отец: Что случилось?
   Мать: Анны Ивановны больше нет.

(Плачет)

   Юра: Почему нет? Я хочу, чтобы она всегда была. И я всегда буду её любить, как Мастер Маргариту.
   Отец: Юра, ложись спать.
   Юра: Не хочу, ещё рано. Мам, а ты пойдёшь с нами в гости к Анне Ивановне?
   Мать: Пойду, сынок, пойду. Ложись спать.
   Юра: Спокойной ночи.
   Мать: Спокойной ночи.
   Отец: Спокойной ночи.

(Юра уходит)

   Отец: Как это произошло.
   Мать: Анна Ивановна очень спешила на работу. А поликлиника, сам знаешь, за железной дорогой. Ну вот, электричка уже, считай, проехала, шлагбаум с минуты на минуту поднимется, а она ждать не захотела...
   Отец: Что, вперёд всех побежала?
   Мать: Да. Как раз последним вагоном её зацепило. Потом тащило до станции метров пятьсот. Люди кричали машинисту, да разве он чего услышит?

(Плачет)

   Коля я не могу, мне плохо. Что за жизнь?! Секунда, две и человек нет.
   Отец: Когда похороны?
   Мать: Завтра. Весь район собирается.
   Отец: А мы с Юркой ей "Мастера и Маргариту" приготовили. Что ж? Эта книга как библия. Положим её хоть в гроб, раз не довелось положить в руки.
  

Сцена 3

  

(Спящему Юре снится Анна Ивановна)

  
   Анна Ивановна: Здравствуй, Юрочка.
   Юра: Здравствуйте. А мама сказала, что Вас больше нет.
   Анна Ивановна: Как это нет? Куда же я денусь?
   Юра: И мы сможем придти к Вам в гости?
   Анна Ивановна: Сможете, только очень нескоро.
   Юра: Почему?
   Анна Ивановна: Потому, что я переехала в другой город. И очень надолго.
   Юра: этот город большой?
   Анна Ивановна: Большой.
   Юра: А красивый?
   Анна Ивановна: Очень красивый.
   Юра: Лучше даже чем Москва?
   Анна Ивановна: Намного лучше.
   Юра: Я тоже хочу туда.
   Анна Ивановна: Тебе ещё рано. Ты ещё должен много испытать в жизни.
   Юра: А что я должен испытать?
   Анна Ивановна: Не расскажу, а то тебе неинтересно будет жить.
   Юра: Анна Ивановна, вот вы ушли, а кто же меня будет лечить?
   Анна Ивановна: Другие врачи.
   Юра: А вы ко всем детям приходите во сне?
   Анна Ивановна: Нет, Юра. Я пришла только к тебе. Потому, что я должна передать тебе детское сердце. Оно очень хрупкое, очень слабое и может разбиться, если с ним грубо обращаться.
   Юра: А зачем оно мне?
   Анна Ивановна: Затем, что бы отдать другим людям.
   Юра: А если я отдам сердце, то как же я без него буду жить?
   Анна Ивановна: Не бойся Юрочка. Всё, что ты отдаешь, всё к тебе же и вернётся. Но только и в людях останется твоя доброта, твоя забота. Делать добро очень трудно. Но за тяжёлый труд ты получишь большую награду.
   Юра: Какую?
   Анна Ивановна: Ты получишь право жить в городе, где у всех детские сердца. До встречи, Юра.
  
  

ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ

Прошло 20 лет. Юра уже стал взрослым человеком, врачом.

Сцена 1

  

(Юрий Николаевич после приёма больных заходит в комнату,

даже, скорее, каморку, сторожа Валентина. Валентин уже приятно выпивши.)

  
   Фролов: Ох, и устал же я сегодня, Валентин.
   Валентин: Конечно. Сколько человек ты принял?
   Фролов: Почти тридцать.
   Валентин: Тридцать человек! Тут лошадь и та устала бы, а ты ещё молодой парень, Ну, ничего. Сейчас мы твою усталость растворим.

(Ставит на слегка сервированный стол бутылку водки, стакан. Наливает водку.)

   Фролов: А себе?
   Валентин: Да мне уже хорошо... Ладно. Сейчас двери закрою, веточки сполосну и угощусь рюмочкой одной, двумя, тремя. - Как получится.

(Уходит. Некоторое время Фролов один. Потом Валентин возвращается)

   Валентин: Я тут, Юрик, супчик тебе разогрел.
   Фролов: Спасибо. За что выпьем?
   Валентин: А за что хочешь.
   Фролов: За женщин пить глупо - всё равно не любят. За здоровье пить - это парадокс. За родителей? Так им лучше, что бы я трезвый был.
   Валентин: Юра, а может, просто выпьем?
   Фролов: Хороший тост. Валентин, бутербродом закусишь?
   Валентин: Давай. В моем крестьянском желудке всё сгниёт.

(Пьют. Валентин одним махом. Фролов глотками. Закусывают)

   Фролов: Пошла?
   Валентин: Пошла. А куда ей деться?
   Фролов: Валентин, давно хотел тебя спросить, а ты в армии служил?
   Валентин: Спрашиваешь! Три года! В морской пехоте! На Балтийском море! Мужики там были не такие дохляки как сейчас. А дисциплина? А чистота?
   Фролов: Три года без женщин?
   Валентин: Да, на кой чёрт там бабы? Их на берегу хватает. Я как служба закончилась - сразу домой. Там меня девчонка ждала. Погулял с ней годик. Ну, положено, гулять, и женился. Потом, конечно, развёлся, но факт супружества налицо.
   Фролов: А почему развелся?
   Валентин: Сейчас выпьем - расскажу.

(Выпивают. Валентин изрядно пьян)

   Возвращаюсь как-то домой с работы. Звоню в дверь собственной квартиры. Открывает какой-то мужик, напяливший, между прочим, на себя мои спортивные штаны и спрашивает: "Вы кто?" Я поначалу растерялся. Думаю, может не туда попал.
   Фролов: Пьяный был?
   Валентин: Нет, как сейчас. Так вот. Дверь захлопывается. Я спускаюсь вниз, проверяю номер дома. Мой дом! Опять поднимаюсь наверх. Ровно четырнадцать ступенек т.е. второй этаж. Поворачиваюсь направо. Передо мной квартира номер семь. Моя! Звоню. Выходит тот же мужик. Опять спрашивает: "Вы к кому?". Представляешь, какая сволочь!. Я ему отвечаю: "Я к Светке". "К какой такой Светке?". - "К своей жене". Знаешь, что он сказал?
   Фролов: Что?
   Валентин: Нет, говорит, у неё мужа. Я ему в лоб ка-ак дал за такие слова. Он в крик: "Света, вызови милицию". Выбегает Света. И - стерва - не ко мне идёт, а к нему. Да ещё с извинениями! "Мол, Аркадий Степанович, извините. Это действительно мой муж Валентин". Тут я почесал голову между рогов, стукнул легонько жену и ушёл к родителям. Потом Светка в ногах валялась, каялась, а я себе уже зарок дал, что с ней жить не буду. И не жил больше.
   Фролов: А Аркадий Степанович?
   Валентин: Он - дурак. Сделал ей официальное предложение, она ему ребёнка родила. А через год смылась за границу то ли с дирижёром, то ли с художником. В общем на интеллигенцию потянуло.

(Пауза. Пьют не чокаясь)

   Зато второй раз мне повезло. Взял бабу и до сих пор не нарадуюсь.
   Фролов: Рогов больше не было?
   Валентин: Может и были, только я не замечал. Кстати, Юрик, тебе тоже пора семьёй обзаводиться.
   Фролов: У меня чего-то не получается.
   Валентин: Чего у тебя не получается?.. Молчи, молчи, сейчас выпьем и расскажешь.

(Пьют)

   Фролов: А что тут рассказываете? Я люблю Юлю.
   Валентин: Которая у нас работает?
   Фролов: Её самую. Но она такая красивая, такая воздушная, такая шикарная, что я даже подойти к ней лишний раз боюсь... И вообще, меня больше заводит другое.
   Валентин (совсем пьяный): Говори.
   Фролов: Я красиво скажу. Сейчас сентябрь и ночь как будто опрокинула на нас, на наше небо корзину звёзд. Я гляжу на них и думаю: "Есть вселенные, галактики, кометы, "черные дыры"
   Валентин: Э-э-э? (Есть)
   Фролов: ... солнечная система, спутники Юпитера, кольца Сатурна, метеоры, метеориты. И всему этому холоду, всему этому огню, всей этой бездне противостоит какая-то крупица, частичка, пылинка - планета Земля! Но пылинка, переполненная любовью, злом, враждой, дружбой, счастьем, страданием. И мне становиться страшно.
   Валентин: М-м-мне тоже
   Фролов: Я понимаю как велика и как хрупка жизнь. В любой момент, любая космическая нелепость может погубить мир. Если я исчезну и ты - это пустяки.
   Валентин: Угу, ерунда.
   Фролов: Но мне обидно за Пушкина, за Моцарта, за Достоевского. Куда денется "Аппассионата"? Кто восхитится "Евгением Онегиным"? Кто перекрестится на рублёвскую Троицу? И зачем они создавались? Зачем мучались их творцы? Был бы трезвым, Валентин, ты бы понял меня.
   Валентин: Я и сейчас понимаю. Просто я чувствую и грущу. По случаю грусти предлагаю тост.

(Наливает)

   Давай выпьем за то, что бы в какой-нибудь галактике объявились, наконец, наши братья и сёстры по разуму... Что бы они спустились сюда, в эту поликлинику и сказали: Юрик, Валентин, Пушкин, Моцарт, айда за нами". И мы бы без страха сели в их летающую тарелку. Распили бы с ними бутылочку водки и рассказали бы про все земные чудеса. Короче, за дружбу миров!

(Пьёт. Падает головой на стол, засыпает)

   Фролов: Валентин, ты спишь, но разум твой не дремлет. Извини, мне пора домой.
   Валентин (сквозь сон): А я уже дома.
  

Сцена 3

  

Утро следующего дня.

Мед. регистратор, уборщица и мед. сестра неторопливо пьют утренний чай.

  
   Регистраторша: Половина девятого на часах, а Юра наш даже не появлялся. Больные уже по десятому разу подходят с одним и тем же вопросом: "Доктор Фролов ещё не подошёл?". А доктор Фролов, я думаю, вообще не собирается на работы выходить!
   Уборщица: Зина, не переживай. Может быть проспал человек или на остановке стоит, автобус ждёт.
   Регистраторша: За это время я бы пешком десять раз дошла. И, потом, интересно вы рассуждаете, Людмила Григорьевна, - проспал. Как это проспал? Почему-то я не просыпаю, а мне, между прочим, к семи тридцати надо приходить.
   Мед. сестра: Зина, он позже всех уходит.
   Регистраторша: Пусть уходит раньше.
   Мед. сестра: Так ведь больных много.
   Регистраторша: Больных. Да за Юлей он ухаживает. Хотя, на самом деле, нравлюсь ему я. Только я - простая, одинокая женщина, а она, видите ли, врач. Ох, ох,ох! Глазки большие, ножки тоненькие, волосики кудрявые, говорит нежным голоском и смотрит печально. Ангела из себя изображает, а ему и радостно.
   Уборщица: Нет, ему Оксана нравится. Он же у неё живёт.
   Мед. сестра: Не может быть! Что бы наш Юрий Николаевич жил с пьяницей? Да ни в жизнь.
   Регистраторша: Хм. Да он сам алкоголик. Увидите, сегодня опять придёт с похмелья. Я давно заметила его тягу с бутылке. У него даже шутки отдают сорока градусами. Вот на той неделе подходит ко мне и спрашивает: "Зина, почему вы сегодня такая грустная?" Я, как скромная девушка, краснею, стесняюсь что-то ответить. Он дальше: "Если хотите, я могу предложить вам лучшее средство от депрессии - спорт". И смеётся, и хохочет.
   Мед. сестра: Нет, Юра не пьяница. Я это точно знаю. Я мужчин много превидала на своём веку и разбираюсь в них. Нет, Юра не пьяница.
   Регистраторша: Скучно с вами разговаривать. Он вам улыбнётся, коробку конфет подарит, и вы готовы до драки защищать его. Всё. Лучше пойдёмте работать.
   Мед. сестра: Пожалуй что. А то увлеклись мы тут чаем и всю работу забыли.
   Уборщица: Ой! А грязи-то сколько понатаскали. Но ничего не поделаешь - осень.
  

Сцена 4

  

Тот же день за несколько часов до рассвета. Комната Фролова.

  
   Фролов: Вот, чёрт, не спится. Выпили-то совсем чуть-чуть, а голова раскалывается как после ведра. И ладно бы только голова болела, а то и душа тоже похмельем страдает. Как-то нехорошо, неспокойно мне. В детстве я боялся темноты потому, что верил в Бабу Ягу, в домового, в приведения. Сейчас от той наивности не осталось и следа. Но отчего же тогда происходит страх темноты? А может я боюсь тёмных помещений от того, что они напоминают мне могилу? Нет, какая могила?! Я же очень молод. Я хочу жить, я не умру. А всё кругом говорит об обратном.
   Что самое страшное в смерти? - Остаться одному. Вот. сейчас, меня нет, жены нет, детей нет. А так хочется к родителям, хочется к друзьям. Хочется, чтобы рядом была родная, близкая, любимая, нет, не любимая - обожаемая женщина. Хочется обнимать её. Хочется, чтобы её волосы щекотали лицо и пахли самыми тонкими и нежными духами. Хочется счастья...
   Два раза я уже пробовал себя в роли счастливчика. И кроме двух обручальных колец, двух фотографий от тех времен ничего не осталось. Остался, правда, жизненный опыт. Но зачем он нужен, если кроме недоверия он ничего не принес?
   Вот говорю о своей разочарованности в жизни, а люди смеются: "Парень, тебе ещё нет тридцати, а ты уже на всём поставил крест. С такими мыслями отправляйся в психушку или в монастырь. Там твою голову быстро приведут в порядок, если, конечно, окончательно не свихнёшься".
   Собственно говоря, люди правы. Что я видел, что я знаю, что я сделал? Хм, сначала водку не пил. Потом пил с товарищами по институту. Теперь пью с коллегами и с Валентином. Стоп. Что же получается? Моё призвание - пьянство? Нет, ребята, так не пойдет. Пусть великого целителя из меня не получится, но семью-то я создать могу. Или не могу?
   Ах, Юля, Юля, мне был рассказать всё тебе, признаться тебе в своём чувстве. Ведь я люблю. Я, действительно, её люблю! И она будет моей. Пусть она об этом пока не знает, но я завтра же подойду к ней и скажу: "Юлия Васильевна, будьте моей женой". То есть про жену скажу не сразу, сначала объясню насчет глубокого чувства, а потом сделаю предложение.

(Потягивается)

   Хорошо засыпать с такими мыслями. Ещё бы голова не болела. Впрочем, пусть болит. Любящий человек должен страдать! Любовь без страданий, как скрипка без струн: нечему будет звучать, нечего будет слушать. Да, поэт из меня никудышный.

(Укладывается)

   Не проспать бы завтра. Ничего, любовь разбудит.
  

Сцена 5

  

Тот же день. Начало десятого. Фролов сидит у себя в кабинете.

Входит Людмила Григорьевна (мед. сестра).

  
   Мед. сестра: Здравствуйте, Юрий Николаевич.
   Фролов: Да, спасибо. То есть, здравствуйте, Людмила Григорьевна.
   Мед. сестра: Можно вызывать?
   Фролов: Хорошо бы сначала чаю. Впрочем, вызывайте.

(Заходит женщина около 60 лет, выглядит на 70 лет)

   Пациент I: Здравствуйте, доктор.
   Фролов: Здравствуйте. Слушаю вас.
   Пациент I: Кашляю я очень сильно.
   Фролов: Температура есть?
   Пациент I: Нет, откуда ей взяться? Ведь я всю жизнь маляром проработала, а краски, сами знаете, такие едкие, что не приведи Господь. Вот, видно и надышалась ими за сорок лет.
   Фролов: Да, маляр - не самая полезная профессия.
   Пациент I: А что мне было делать? Ведь я одна троих детей воспитывала. Мой муж погиб, когда младшему ещё и двух месяцев не было, а старшему только четыре годика исполнилось.
   Фролов: Почему погиб?
   Пациент I: По глупости. Привычка у него была - выпьет, возьмет старое ружье, приставит к груди и кричит мне: "Мать, налей ещё сто грамм, а то застрелюсь". Вначале я боялась, а потом и внимание перестала обращать. Знала, что покричит, покричит и спать пойдет. А как-то раз пришёл он совсем пьяный и опять за ружьё схватился. А я ему возьми и скажи: "Дурак ты мой, Егор. Ружьё-то твоё отродясь не стреляло. "Ах, тож, - говорит, - не стреляло?" Приставил дуло к сердцу и пальцем ноги на курок нажал. Выстрел. Дым. Он в крови лежит. Сразу насмерть, даже попрощаться не успел. Еле-еле попа уговорили, чтоб Егора моего в церкви отпеть. Упёрся бородатый: "Самоубийцу не положено в храме божьем провожать". А я ему говорю: "Случайно он убил себя". А поп всё своё: "Руконаложение - самый страшный грех". Ну, я после смерти мужа деревню бросила и в город уехала с детьми. Взяли на работу маляром, в общежитии устроили, потто "хрущёвку" дали. Так до сих пор и живу.
   Фролов: А дети?
   Пациент I: Слава Богу здоровы, а большего и не надо.

(Заходят за перегородку, Фролов "слушает" её, потом пишет)

   Фролов: вот, что я скажу. По всей видимости, у вас астма.
   Пациент I: Точно, астма. Мне и на работе девчонки так говорят. Как быть?
   Фролов: Сдадите анализы, пропьёте лекарства, я написал какие. Больше бывайте на свежем воздухе, ингалятором пользуйтесь и кашель успокоится.
   Пациент I: Спасибо, доктор.
   Фролов: Не за что.
   Пациент I: Как же! Выслушали меня! Ведь тот доктор, который слушать не умеет, тот и лечить не умеет. До свидания.
   Фролов: До свидания. Грустную историю нам рассказали. не правда ли, Людмила Григорьевна?
   Мед. сестра: Ох, Юрий Николаевич, я таких историй за всю жизнь столько наслушалась, что если всё записать - сто томов получиться.

(Вызывает следующего пациента, заходит женщина 40-45 лет с чудинкой)

   Пациент II: Доктор, почему я должна по часу в коридоре сидеть?
   Фролов: Что же сделаешь? Каждому человеку необходимо больше уделять внимания, чем это положено законами и постановлениями.
   Пациент II: Ой, ладно. Старухи ходят от нечего делать по врачам, а вы на них время тратите.
   Фролов: А представьте, что это была ваша мама или другой близкий вам человек, или вы сами. А?
   Пациент II: Нет, но я работаю. Я очень занятой человек (шёпотом). Я могу заплатить.
   Фролов: Вот! От того, что вы можете заплатить вы и считаете себя выше остальных. Но поймите: для меня, как и для болезней, все равны. Поэтому успокойтесь и расскажите про свои болячки.
   Пациент II: Позавчера, например, сердце кололо так, что ни одно лекарство не помогало. А вчера в желудке шумело. Но основная проблема - это голова.
   Фролов: Я заметил.
   Пациент II: Вы заметили?! Я знала, что вы чудесный доктор. Мне говорили: "Он - гений, он - чародей". И теперь я вижу это сама. Доктор, простите мне мою нервозность, но если вы меня вылечите, то о вас узнает весь мир. Доктор, помогите мне.
   Фролов: Вы кем работаете?
   Пациент II: Как вам сказать? Я - специалист по лечебным минералам.
   Фролов: По камням?
   Пациент II: Совершенно верно.
   Фролов: Я вам советую попробовать целительные свойства мрамора.
   Пациент II: Белого, розового?
   Фролов: Любого.
   Пациент II: Что вы говорите!? Я не знала, что мрамор полезен. А как лечится.
   Фролов: Берёте кусок мрамора любых размеров и прикладываете к больному месту три-четыре раза в день.
   Пациент II: А к голове можно?
   Фролов: Вам можно.
   Пациент II: Доктор, спасибо. Вы - волшебник. Я сейчас расплАчусь. Простите. До свидания.
   Фролов: Всего доброго.
   Мед. сестра: Юрий Николаевич, может быть прервёмся?
   Фролов: Рановато ещё.


(Вызывают следующего. Заходит представительный мужчина 50 лет)

   Пациент III: Возмутительно! Я - заслуженный человек! Я всю жизнь отдал спорту! Я подготовил восемь чемпионов мира, а какая-то сопливая девчонка в белом халате не хочет даже меня выслушать.
   Фролов: Я не совсем понимаю, о чём вы говорите.
   Пациент III: Что тут понимать?! У меня язва желудка. Я пошёл к доктору, так как опять появились боли. Отстоял очередь, а она первым делом спрашивает: "Вы чай, кофе пьёте?" Я говорю: "Пью". Она дальше: "А острое, жареное едите?" Ем конечно, вопрос какой-то странный. Тут она взвилась: "Мол, не морочьте мне голову, научитесь соблюдать диету, а потом приходите". И выгнала!
   Фролов: Я готов вам помочь.
   Пациент III: Спасибо, доктор. Но меня поражает другое: почему так испортилась молодежь? Где их учили? Кто их воспитывал? Почему у них нет никакого уважения к старшим? Наше поколение, я вам скажу, с нынешним не сравнить.
   Фролов: Своим детям я буду говорить то же самое.
   Пациент III: Сейчас такие дети пошли, что с ними говорить бесполезно. Их, простите, надо пороть. И они для этого делают всё, рассуждая так: "Вот ещё год, другой я побуду подлецом, побуду предателем, побуду лакеем, а потом, разбогатев, начну настоящую жизнь. Да, это же смешно! Так рассуждают провинциальные девушки, собираясь в столицу на панель: "Дескать, поеду в Москву, заработаю денег, а потом с деньгами вернусь обратно, куплю квартиру, устроюсь на хорошую работу, нарожаю.
   Люди перестали думать о душе. Люди бросились строить уборные, совершенно забыв о внутреннем мире. Видите ли, в облезший сортир пустить стыдно, а в облезшую душу можно. Поймите, суета и гадость затягивают хуже болота. Не успеете оглянуться, как денёчки ваши сочтены, а ничего стоящего вами не сделано.
   Фролов: Вы всё правильно говорите, но я бы занялся вашей язвой.
   Пациент III: Бог с ней, с язвой. Мне с ней не справиться. К тому же, время поджимает. Я зайду к вам в другой раз. Из молодых вы больше всех похожи на человека. Я зайду попозже.

(Уходит. Забегает молодая женщина, приятельница Фролова)

   Фролов: О, привет, Катя.
   Катя: Привет, Юрик. Здравствуйте, Людмила Григорьевна. Я на минутку. Мне справка нужна.
   Фролов: Катя, о чём речь? Тебе я готов хоть каждый день справки писать.
   Катя: Спасибо. Как поживаешь?
   Фролов: Всё также. Жду тебя. И время от времени ты появляешься.
   Катя: Я бы к тебе каждый день ходила, но некогда.
   Фролов: Знаю, кавалеры одолели.
   Катя: Ну их. Я только тебя люблю.
   Фролов: Держи, любимая, справку. И заходи почаще.
   Катя (целует Фролова): Спасибо. Я побежала.

(Уходит)

   Фролов (вслед): Беги, беги, стрекоза. Ну, что? Теперь можно и чаю.
   Мед. сестра: Пойдемте. Я с удовольствием.

ТРЕТЬЕ ДЕЙСТВИЕ

Сцена 1

Прошло три недели. Вечер. Юлия Васильевна заходит в кабинет к Фролову.

  
   Фролов: А, Юлечка, заходи. Ты уже закончила?
   Юля: Конечно. У меня же больных не так много как у тебя. Но ты пока пиши, а я посижу, помечтаю.

(Усаживается возле окна)

   Фролов: У тебя необыкновенно красивое лицо.
   Юля: Не замечала.
   Фролов: Люди вообще невнимательны к своим лицам. Попроси любого человека описать свое тело, он без особого труда это сделает. А попроси описать лицо и он станет в тупик. Многие даже не знают, какого цвета у них глаза. А между тем, в лице сокрыт весь человек. Каждая черта лица обязательно говорит о какой-нибудь особенности характера. Недаром же искусство портрета одно из самых сложных. Уловить, схватить всю душу целиком, выявить её, убрать минутное настроение и показать главное - задача посильная только истинному гению, вроде Рембрандта или Боровиковского.
   Юля: А моё лицо тебе о чём-нибудь говорит?
   Фролов: Твое лицо напоминает мне осень.
   Юля: Холодное?
   Фролов: В человеческой красоте всегда есть доля холода. Потому, что человек знает свои достоинства и гордится ими. Только истинная красота беспристрастна. Природа тому лучший пример.
   Юля: Ты, Юра, очень правдив. И, мне кажется, это не совсем хорошо.
   Фролов: Юля, я всю жизнь борюсь с человеческими условностями. Ведь мы сами выдумали правила поведения в обществе и назвали их "правилами хорошего тона". Но эти правила только усложнили то многое, что на самом деле должно решаться просто. Сколько людей пострадало от боязни признаться в своих чувствах, от боязни высказать в слух то, что действительно прекрасно. Я имею ввиду любовь. Почему нельзя подойти к человеку и сказать: "Ты мне нравишься. Я хочу дружить с тобой. Я хочу любить тебя"? Зачем все мучения, все горести от несказанных вовремя двух-трёх слов? Будь проклят тот, кто когда-то запретил простые объяснения и заменил их на глупый ритуал ухаживания.
   Юля: Юра, ты как-то по-детски рассуждаешь. Разве можно сразу говорить о любви, не зная его характера, не зная, понравился ты ему или нет, зачастую даже не зная себя? Нет, объясняться надо потом, когда восторг пройдет.
   Фролов: О любви надо говорить сразу. Потом будет поздно. Потом будет привыкание и тоска.
   Юля: Смело, смело, молодой человек. Даже с претензиями на оригинальность. Только, дорогой мой оригинал, ни одна уважающая себя и более-менее опытная женщина не предаст никакой цены такому признанию в первобытной форме. Тебе, Юра, надо было родиться среди неандертальцев. Там такие идеи наверняка процветали. Схватил женщину за волосы, овладел ей и таким образом высказал любовь и прочие тонкие чувства.
   Фролов: Я - романтик.
   Юля: Все романтики в глубине души неандертальцы. Кстати, именно вы господа-романтики придумали письма, стихи, серенады и прочую чепуху. Вам без них скучно любить. Вы и только вы усложнили процесс взаимопонимания. Без поэм всё было бы, действительно, намного проще и надёжнее. А то, в первый день скажет, что любит, на второй день завалит исписанной бумагой, а через девять месяцев женщина рожает и всю жизнь ребенка воспитывает одна. Потому, что её поэту некогда думать о хлебе насущном. У него мысли посерьезнее, поглобальнее.
  
   Фролов: Я не ожидал от тебя такой приземлённости.
   Юля: Это не приземлённость, это - жизненный опыт. Впрочем, я надеюсь, наш спор не помешает тебе проводить меня до дома.
   Фролов: Провожу, но по дороге буду читать стихи и целовать тебя.
   Юля: Стихи-то хоть хорошие?
   Фролов: Да, очень хорошие. Мои
   Юля: Ну, чтобы услышать поэзию Фролова, я согласна даже не поцелуи. Чего не сделаешь ради искусства.

(Обнимаются. Целуются. Уходят счастливыми)

  

Сцена 2

Во время разговора Фролова и Юли регистраторша Зина звонит начальству.

  
   Регистраторша: Алло, Иннесса Яковлевна? Это Зина из регистратуры. Ваши опасения полностью подтвердились. Опять сидят в кабинете и разводят "амуры" вместо работы. Может быть, даже дошли до неприличностей.
   Что говорят? Я толком не слышу, но что-то про Рембрандта и каких-то неандертальцев. Нет, Рембрандт не был неандертальцем, он жил позже... А они их вспомнили не поймёшь к чему... Да, с ума сходят... Оба... Точно. И, главное, больных смотрят по две минуты, друг на друга уже полтора часа наглядеться не могут... Конечно, посещаемость упадёт. Да, и вылечиваемость снизится. Тем более, просидят до ночи, а завтра опять придут с опозданием. Позор для лечебного учреждения. И, самое обидное, что в Юлии Васильевне ничего такого нет, а Юрий Николаевич без ума от нёё. Помните, в прошлом году он был врач как врач. А в этом его словно подменили. Грубит, не здоровается, меня игнорирует. А завтра, глядишь, и вам нахамит. Ей-то всё равно, какого мужчину с ума сводить, а что нам человека испортила - наплевать. И так мужчин раз, два и обчёлся, а тут последнего охмуряют.
   До свидания... Нет, это я не вам. Они уходят. Под ручку...
   Естественно к Юле пойдёт ночевать... Нет, вроде не беременна. хотя, кто их знает. Сегодня не беременна, завтра беременна, послезавтра в разводе, потом опять вместе. Современная молодёжь не церемонится. Особенно девушки. Поэтому мужчинам вроде Юрия Николаевича надо общаться с женщинами серьёзными, как я, например. Мы - люди в возрасте - можем кое-чему научить. У нас в голове семья, дети, а не философия всякая. Нам хорошо объяснили, как жить, куда смотреть, чем дорожить...
   Правильно, работа прежде всего. А любовь в кабинете хорошим не закончится. Сегодня любит одну, завтра другую, а в итоге здоровье населения ухудшается, коллектив страдает, нравственность падает, преступность растет. В общем, Иннесса Яковлевна, необходимо срочно принимать меры. Сегодня допустили разговоры, а завтра задохнёмся от разврата. Они же не остановятся на пол-пути. Им только дай свободу! И порядок, выработанный годами, рухнет в одночасье.
   ... Объявите выговор?.. Хорошо... Поставите родителей в известность?.. И это правильно. Пусть родители узнают, чем их дети на работе занимаются. Я бы ещё премии лишила...А её и так им не дают?.. Вот, начальство! Знает наперед, кого казнить, кого миловать... Можно идти домой?.. Спасибо... Мне было не тяжело выполнить ваше поручение. Я даже очень признательна вам за доверие... Отметите на собрании?.. Ой, даже страшно. Вдруг мстить начнут... Хорошо, не буду боятся. До свидания, Иннесса Яковлевна. Спокойной ночи, Иннесса Яковлевна.

(кладет трубку телефона)

   Вот, доброе дело сделала. Глядишь, начнут меня уважать. Поймут, что регистратор - большой человек! Нужный человек! Незаменимый! А то всё дура, дура. А я не дура, я скрытная и наблюдательная. Эх, золотое у нас начальство.

Сцена 3

Несколько дней спустя. Фролов гуляет с Юлей по осеннему парку.

  
   Юля: Юра, а зачем ты меня сюда пригласил?
   Фролов: Ты не любишь осень?
   Юля: Нет, не люблю. А что в ней хорошего? Блеклость, сырость, тишина, холод.
   Фролов: Разве шорохи листьев, крики птиц, всплески ветра, цоканье дождя - это тишина? Разве яркие и густые краски - это блёклость? Разве свежесть переполненного запахами воздуха - это холод. Неужели ты не видишь, не чувствуешь повсеместного движения.
   Юля: Это ходит смерть.
   Фролов: Нет, это жизнь ходит по своим владениям, и готовиться ко сну, успокаивая неспокойных, уговаривая неугомонных утешая безутешных, утомляя непокорных. Жизнь обязана давать отдых своим составляющим. Иначе она не зацветёт, иначе она не запоёт.
   Юля: Очень грустно смотреть на спящую природу.
   Фролов: А на спящего человека смотреть веселее? Просто человек быстрее засыпает и быстрее просыпается, а в природе всё гораздо медленнее.
   Юля: Юра, давай поговорим о чём-нибудь другом.
   Фролов: Тебе скучно со мной?
   Юля: Нет. Просто хочется радоваться своей молодость, твоей молодости. Тому, что мы вместе. А ты всё грустишь и грустишь.
   Фролов: Прости, я не хотел показаться тебе грустным. Видимо мой характер опять даёт знать о себе.
   Юля: А какой у тебя характер?
   Фролов: Как у русской природы: переменчивый и склонный к крайностям.
   Юля: В отношении меня ты тоже переменишься?
   Фролов: Ну наша же природа всегда остаётся русской, так и я навсегда останусь твоим... Я люблю тебя.
   Юля: Ты уверен.
   Фролов: Странный вопрос. Разве можно такие вещи говорить, не будучи абсолютно уверенным? Тем более, я знаю цену словам, я знаю последствия этих слов, и просто так никогда бы их не произнес.
   Юля: Хорошо, если это действительно так... Не обижайся. В моей жизни уже не раз получались трещины от того, что я верила признаниям, и, веря, делала много глупостей. А когда постоянно натыкаешься на обман - любовные излияния воспринимаются, как желание получить тело. Ты сейчас можешь тысячу раз поклясться в верности, но пройдет полгода, год, и ты столько же раз отречёшься от сегодняшних слов. У каждого человека есть свои тридцать серебрянников, и ради них он пойдет на всё. Тем более, на такую мелочь как предательство.
   Фролов: С Иудой меня сравниваешь?
   Юля: Причём тут Иуда? Я бы хотела вернуть ту детскую наивность и доверчивость. Хотела бы это сделать ради тебя. Хотела бы забыть прошлое. Но, такое не возможно.
   Фролов: Почему же я доверяю людям? А ведь у меня было не меньше ошибок, чем у тебя.
   Юля: Не знаю. Всё зависит от характера. Ты сам говоришь, что склонен к крайностям. Может быть, я твоя очередная крайность.
   Фролов: Вот, как изменились времена. Раньше, когда мужчина говорил "люблю" женщина всё бросала и шла за ним. Теперь же - нет! Теперь надо сомневаться. Но так можно всю жизнь просомневаться и, в итоге, остаться одной.
   Юля: Лучше быть одинокой, чем беременной... Эх, Юра, Юра, как же ты ещё молод. Ты совсем не понимаешь женщин. Ты не понимаешь, как унизительно плакать над забытой рубашкой - единственным, что случайно осталось от любимого. Ты не понимаешь, как сложно всё начать заново; как стыдно перед родителями, перед подругами, которые ждали приглашения на свадьбу, а получили только слёзы. Ты не понимаешь, как слаба женщина. Ты не понимаешь, как легко убедить женщину в любви, и как потом тяжело ей узнать, что любовь закончилась. Ты не понимаешь, что где кончается любовь, там кончается и женщина.
   Фролов: Значит, мне рассчитывать не на что?
   Юля: Милый, не спеши. Прошу тебя, не спеши. Когда придёт время, я первая скажу "люблю" и первая поцелую тебя в губы.
   Фролов: А сейчас?
   Юля: А сейчас я просто тебя поцелую.
   Фролов: Юля, я тебя боготворю.
   Юля: Потом все слова, потом.

(Целуются)

Сцена 4

(Следующий день. Юля в крайне нервном состоянии вбегает в кабинет Фролова.)

  
   Фролов: Что случилось, Юля?
   Юля: Людмила Григорьевна, можно попросить вас выйти?
   Мед. сестра: Да, конечно.

(Уходит)

   Фролов: Юля, объяснись, пожалуйста.
   Юля: Ну, Юрий Николаевич! Ну, какой же ты мерзавец! Зачем ты разболтал всему коллективу о наших отношениях?
   Фролов: Я никому ничего не говорил.
   Юля: Не надо мне врать! Пять минут я закончила разговор с Иннессой Яковлевной. Как ты думаешь, о чем мы говорили?
   Фролов: Не знаю.
   Юля: Не знаешь?! А я тебе расскажу. Она объяснила мне, что ты используешь меня только для приятного времяпровождения. Что ты пытался общаться также со многими нашими сотрудницами, но получил отпор. Я догадывалась об этом. Кроме того, выяснилось, что когда тебе сделали замечание по поводу твоих ухаживаний за мной, ты сказал, что это я тебе не даю прохода. Что я просиживаю по два часа у тебя в кабинете и мешаю тебе работать, что я звоню тебе вечером и своими звонками лишаю отдыха, что благодаря мне у тебя появились неприятности дома. Говорил?!
   Фролов: Ты в своём уме?
   Юля: Боишься признаться? Трус! Трус и предатель - вот ты кто! Как только тебя прижали к стенке, ты забыл все свои клятвы. И у тебя ещё поворачивался язык говорить о какой-то любви. Ты думал, что я - наивная дурочка? Что мной можно пользоваться как вещью: захотел - взял, захотел - выкинул? Что на меня можно встать как на ступеньку, и оттолкнувшись, идти вверх? Нет! Не выйдет! Я не для того живу, что бы позволять себя так откровенно оскорблять. Я...
   Фролов: Дай мне хоть слово сказать.
   Юля: Ты уже всё своё сказал. Романтик! В осени он слышит шорохи... Никогда не изменяет... Обижается на Иуду. А кто ты есть! А кто ты есть! Ты хуже Иуды. Ты дешевле, намного дешевле продался, чем он. Но, что бы ты не очень гордился собой, знай, что я принимала твои ухаживания больше из интереса, чем из желания. Такие люди, как ты, не способны на большие чувства. Я знала это, подумала, что вдруг сейчас всё получиться иначе. Я подозревала в тебе мелкую душонку, но не хотела верить сама себе. А жаль! Очень жаль!
   Фролов: Ты не искренне меня целовала?

(Юля даёт ему пощечину)

   Юля: Вот это я, действительно, делаю искренне и с удовольствием. Если ещё раз подойдёшь, ударю намного сильнее.

(Уходит, хлопая дверью. Входит мед. сестра)

   Мед. сестра: Юрий Николаевич, что с вами? Вам плохо?
   Фролов: Людмила Григорьевна, я сейчас пойду домой.
   Мед. сестра: А как же больные?
   Фролов: Я.... сейчас... пойду... домой.
   Мед. сестра: Хорошо, идите. Но что сказать Иннессе Яковлевне?
   Фролов: Передайте ей, что она сволочь, и, что я её убью.

(Уходит)

   Мед. сестра: Ничего не понимаю. Таким я его не видела. Неужели они с Юлей поссорились? Пойду к Зина, может быть она что-нибудь знает.
  

ЧЕТВЁРТОЕ ДЕЙСТВИЕ

Сцена 1

(Неделю спустя. Регистраторша, уборщица, мед. сестра пьют утренний чай)

  
   Мед. сестра: Странно, уже целую неделю Юрий Николаевич не выходит на работу.
   Уборщица: Может заболел?
   Регистраторша: Заболел! Такие как он, не болеют. Пьет, наверное, да с девками гуляет. Пользуется тем, что они его любят.
   Уборщица: Зина, как тебе не стыдно? А вдруг у человек несчастье.
   Мед. сестра: Тем более, с Юлией Васильевной они поссорились очень серьёзно.
   Регистраторша: А пусть она его оставит в покое. Правильно, что её Иннесса Яковлевна отругала.
   Мед. сестра: Ты что, Иннессе Яковлевне рассказала об их отношениях?
   Регистраторша: Ничего я не рассказывала. Они и сама замечала. А потом, что мне оставалось делать? Вижу, парень пропадает. Юля ему проходу не даёт. Как тень за ним летает. И всё какие-то у них тайны, какие-то поцелуи. Они надушится, губки напомадит, и давай человека с пути сбивать. Он, бедный и не рад, и не знает, как отвязаться от неё. Чувствую, ко мне его душа тянется. Вот, и пришлось начальство в известность поставить.
   Мед. сестра: Зина, как же тебе не стыдно? Неужели ты не понимаешь, какую подлость ты совершила? Ты же своей болтовнёй разрушила их счастье.
   Регистраторша: Ой, какие нежности! Счастье! Да, не было у них никакого счастья. Ей бы только замуж выскочить, а за кого - всё равно. А Юрий Николаевич человек безответный. Девушка его окружила заботой, вот, он из чувства благодарности и дружил с ней.
   Уборщица: Нет, я думаю, они любили друг друга.
   Регистраторша: Вас, Антонина Петровна, вообще не спрашивают. Моете свои полы и мойте.
   Уборщица: Я и не лезу. А любовь у них была.
   Регистраторша: Тоже мне любовь. Сидели тут вечерами, потом за ручку домой шли.
   Мед. сестра: А ты видела?
   Регистраторша: Я и смотреть не хотела. Они мешали мне отчеты составлять.
   Мед. сестра: Зина, ты просто шпионила.
   Регистраторша: Знаете, Людмила Григорьевна, вы придержите язык за зубами. Про вас тоже есть что рассказать. Мы с начальством не могли допустить разрушения коллектива. Здесь лечебное учреждение, а не бордель. Если доктора начнут личной жизнью вместо работы заниматься, то через месяц придётся поликлинику закрывать.
   Мед. сестра: Зина, а Бога ты не боишься? "Мы с начальством". Причём тут ты и начальство? Хотела посплетничать? Посплетничала бы и оставила людей в покое. Совести у тебя нет.
   Регистраторша (бросает чашку): Господи, противно с вами сидеть. Чай у вас отвратительный. Сами его пейте. (Уходя) Старухи!
   Уборщица: Конечно, не такой как у Иннессы Яковлевны.
   Мед. сестра: У нас чай с сахаром, а не с подлостью. Хоть бы позвонил Юрий Николаевич.
   Уборщица: Позвонит. Куда он денется.

Сцена 2

(Вечер того же дня. К Валентину приходит Фролов)

  
   Валентин: О, Юрка! Здорово! Ты чего на работу не ходишь? Про тебя тут такое говорят.
   Фролов: Люди всегда что-то говорят, даже если они немые.
   Валентин: Ну, всё же?
   Фролов: Тоска у меня, Валентин, тоска.
   Валентин: С Юлей поссорился?
   Фролов: Да. Ты представляешь, эти сволочи наговорили ей про меня такую ерунду, что повторять стыдно. Но как она могла поверить чьим-то словам. Значит, она или не любила меня, или совсем доверчивая. Попросту сказать: дура!..
   Эх, Валентин, для меня расставание было всегда привычным финалом общения, потому, что я не терял надежды. А сейчас я расстался и с ней, и с надеждами. Значит, у меня уже ничего нет. Я уже не верю, что в этом скопище лиц я смогу отыскать хоть одно человеческое лицо, хоть одно, по-настоящему, женское.
   И меня не покидает ощущение уходящего или стоящего времени. Я не живу. Я нахожусь в ожидании. Мне кажется, что вот-вот что-то должно произойти: или плохое, или хорошее. Но и плохое, и хорошее будут крайностью чего-либо. То есть, если плохое - я умру, если хорошее - полюблю опять. И от этого напряжённого ожидания у меня тоска.
   Валентин: Юр, ничего не происходит, говоришь? И не надо! Ну их, эти изменения. А что касается любви, то ты не прав. Ведь у меня, как и у тебя, была печаль. После развода с первой женой. Маялся, помню, маялся. То с одной загуляю, то с другой. Пить начинал, потом бросал, потом опять начинал. И вдруг всё как отрезало. Нинку встретил и понял: остальные мне не нужны.
   Фролов: Влюбился?
   Валентин: Нет, просто понял, что она моя женщина.
   Фролов: Как понял-то?
   Валентин: Не знаю. Спали. Вдруг среди ночи глаза открываю, а Нинка на меня смотрит. Я сначала испугался, а потом такое тепло почувствовал. И словно кто-то шепнул: "Валентин, на тебя никто другой больше так глядеть не будет". Видно, сам Бог и шептал. А кто же ещё?
   Фролов: У меня так не будет. Я знаю.
   Валентин: Ничего ты не знаешь. Слушай дальше. После той ночи много лет прошло. Но до сих пор я вспоминаю те минуты. И, как странно получается: первую жену я добивался долго, а, бросив, сразу забыл, вторую добился легко и живу с ней по сей день. Видно тогда в первый раз я не в свою дверь ломился. Меня туда пустили, а потом разобрались, что я чужой, и выгнали. Улавливаешь?
   Фролов: Ты хочешь сказать, что я для Юли чужой?
   Валентин: Соображаешь. Кстати, она хорошо поступила.
   Фролов: Почему?
   Валентин: Знаешь, как моя мать говорила? Не давай любить себя тем, кого сам никогда не полюбишь. Она почувствовала твой настрой и решила сейчас всё прекратить, пока дело далеко не зашло. А сплетни только предлогом.
   Фролов: Думаешь?
   Валентин: Уверен.
   Фролов: Валентин, это всё хорошо. Но который раз я пытаюсь создать семью, и у меня ничего не получается. У нас неудачное поколение. Оно не способно к любви. Но бог с нашим поколением! Не будет ли следующее поколение таким? Так же весь народ может исчезнуть, ели детей отучатся рожать.
   Валентин: Ну, ты загнул. Политикой решил заняться? Лучше вздремни часок, а я пока за бутылочкой сбегаю, картошечки сварю. Выпьем по сто грамм, глядишь, и легче станет.
   Фролов: Часок я посплю...

(Укладывается)

   Валентин: Вот и славно, а я мигом.

(Уходит)

   Фролов: Хороший всё-таки Валентин человек, очень хороший.

(Засыпает. Через некоторое время приходит Валентин. Будит Фролова)

   Валентин: Юрка! Подъём... Юр, хватит лежать, дома выспишься.

(Трясет Фролова)

   Юра! Юра, ты что! Юра! Вставай, друг. Вставай, Юрка!!!

(Звонит на станцию скорой помощи)

   Алло, девушка! Быстрей! Юрке плохо!.. Что?! Умер или умирает! Быстрей, милая, быстрей!
  

Сцена 3

  

Утро следующего дня. Валентин с дежурства приходит домой.

  
   Нина: Валь, ты чего такой хмурый?
   Валентин: Отвяжись.
   Нина: Валь, ну серьёзно. Что случилось-то? С работы выгнали?
   Валентин: Юрка помер.
   Нина: Алкаш что-ли из пятого дома? Хм, нашёл из чего расстраиваться.
   Валентин: Врач наш молодой.
   Нина: Юрий Николаевич?! Боже мой! Как же так получилось? Ведь ему ещё тридцати не было. Жалко-то как!
   Валентин: Мать, ведь на моих глаза, считай, помер. Пришёл ко мне вечером грустный, грустный. Мы посидели, поговорили. Потом он прилёг отдохнуть на часок, а я за бутылкой побежал. Прихожу, он вроде спит. Я думаю: разбужу, выпьем. Стал будить, а он не дышит. Вызвал "скорую". Сказали: паралич сердца.
   Нина: Помянем?
   Валентин: Давай, мать, давай.

(Наливают)

   Валентин: За упокой раба божьего Юрия. Царство тебе небесное, Юрка. Я тебя не забуду.

(Выпивают)

   Нина: А у него, что, сердце слабое было?
   Валентин: Хорошее у него было сердце. Доброе, ласковое. Да, чего там говорить, детское у него было сердце, Нина, детское.

(Занавес)

  
  
  

2002 год.

  
  
  
   - 2 -
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"