Колунов Константин Владимирович : другие произведения.

Бог в трёх действиях

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


  
  
  
  
  
  
  
   Нам не дано предугадать,
   Как слово наше отзовется...
  
   ...............................................
  
   Природа знать не знает о былом,
   Ей чужды наши призрачные годы,
   И перед ней Мы смутно сознаем,
   Себя самих - лишь грёзою природы.

Ф.И.Тютчев

  

БОГ В ТРЕХ ДЕЙСТВИЯХ

(Пьеса - триптих)

  
   Авторское пояснение к тексту пьесы. Эпиграфы.
  
  
  
   Эпиграф первый
   Я хочу вдышаться, всмотреться, вслушаться, вжиться в каждый день своей жизни, но так,
   чтобы каждая секунда, каждое мгновение не просто остались у меня в памяти, а были
   всегда, наяву, в одном истинном
   безвременном времени.
  
  
   Эпиграф второй
  
   Все мы, в первую очередь, люди, а потом
   уже гении, так же как Христос:
   сначала человек, а потом уже Бог.
  
   Пьеса представляет собой ряд событий, происходящих в течение одних суток, но в прошлом, в настоящем и в будущем времени одновременно. Таким построением я пытаюсь обосновать следующие постулаты.
   Итак, я верю, что ничего никуда не исчезает, что все происходит всегда. Я верю, что в момент написания этих строк, мировая история начинается и заканчивается, затем вновь начинается, повторяясь бесчисленное количество раз. Для меня, как для нерожденного-живого-мертвого человека есть только представление о времени, но самого времени я не замечаю, оно проходит через меня практически бесследно. Я не знаю, сколько мне лет, так как летоисчисление придумали люди. Я не знаю, кто я, так как мою личность во многом определяют другие, каждый из которых считается человеком, но, что такое человек, доподлинно неизвестно никому. Я ничего не знаю, а только смутно ощущаю общую связь с чем-то или с кем-то большим или большим. У живого зацепок во времени нет, так как разделить время нельзя, точнее можно, но относительно живых. В абсолютном понимании прошлого, настоящего, будущего нет, и не может быть. Тем не менее, пьеса начнется, затем она получит развитие, далее, естественно, последует Final. Пьесу будут читать многие люди, в каждом она начнется, продолжится, завершится, утратив, таким образом, постепенно любые временные характеристики.
   Я заранее отказываюсь от текста, почти не принадлежащего мне. Отказываюсь не в том смысле, что отрекаюсь. А в том, что просто не могу считать его своим, хотя бы потому, что точно не знаю определение слова "моё". При написании чего-либо мной руководит мысль, а кто - мыслью? Один ответ - Бог. Если же от Бога отказаться, то надо отказаться и от мира вообще, так как без Бога мира нет, либо он бессмысленен.
   Я не только признаю Бога, не только хочу, чтобы Бог был, но и верю в него, а через него я верю в Мир, и в себя, как в часть Мира.
   Бог дал человечеству понятие времени, разделив его для удобства на три части, на три действия, но в самом Боге время едино.
   В этой пьесе я попытаюсь уловить единство Бога. Также опытным путем мне хочется познать триединство, как я его понимаю.
   Философствовать, в принципе, скучно, но мной руководит страх смерти, страх грандиозной ответственности за любой поступок, за любое слово, тем более, за любую мысль. У меня есть страх перед вечностью в любом случае, будет она для меня или нет. Страх - причина освоения огня первобытными людьми. Вот именно такой первородный страх и побудил меня коснуться времени - благодатного огня; благодатного, если использовать его по назначению. Огонь спас и спасает многих. Я тоже хочу спастись. Огонь существует. Я тоже хочу существовать.
   Так что же такое человек во времени и время в человеке? Сложно сказать, можно только представлять. Итак, представление...
  
  
  
  
  
  
  

Действующие лица и интерьеры

Сектор N1

  
   Людвиг Ван Бетховен: - плотный, коренастый мужчина среднего роста; лицо скуластое, волевое и характерное
   для человека, страдающего выраженным нарушением слуха; губы поджатые, глаза
   яркие. Из привычек можно отметить склонность к бормотанию и жестикуляции. Смех
   неприятный, "лающий". Речь не чёткая, с преобладанием динамических и темповых
   контрастов. Одет соответственно моде начала XIХ века, за исключением парика (парик Бетховен не носит). В одежде много неряшливости, неухоженности. Характер
   у композитора неустойчивый.
   Ганс, его слуга: - сварливый молодой человек, не имеющий с музыкой ничего общего, кроме своего
   хозяина.
   Домохозяйка: - требовательная, педантичная особа, являет собой немецкий практицизм в лучших
   традициях.
   Фердинанд Рис: - друг, биограф, ученик Бетховена. Обыкновенный, симпатичный господин с
   полубакенбардами, с густыми бровями, сросшимися на переносице; кучеряв. Рис мил,
   любезен, терпелив, обходителен; музыкален в достаточной степени, чтобы играть на
   очной степени, чтобы играть на рояле и от случая к случаю сочинять мрояле, и, от случая к случаю, сочинять милые вещички.
   Молодая женщина: - одна из "бессмертных возлюбленных", возможно, графиня или княгиня, то есть княжна; поэтична и чахоточна, согласно моде первой трети ХIХ века.
  
  
   Интерьер комнаты Бетховена (1-го сектора): в глубине комнаты окно*, ставни исписаны нотными знаками (одна из милых привычек Бетховена). По одну сторону от окна диван, рядом с ним ночная ваза, по другую - туалетный столик с кучей разных предметов; в центре комнаты, ближе к перегородке, отделяющей 1-й сектор от второго, расположен рояль (крышки нет или она разломана, струны, по большей части, дребезжат), дека и корпус инструмента в чернильных подтеках - Бетховен много раз опрокидывал чернильницу в рояль; некоторые клавиши напрочь выбиты. На переднем плане письменно-обеденный стол, заваленный книгами, нотами, партитурными листами, остатками еды, бутылками из-под вина, посудой и т.д., недалеко от стола пюпитр - на нем ноты произведений Моцарта и Генделя. Напротив рояля входная дверь. Любой входящий в комнату первым делом обозревает интерьер-свалку, а потом уже хозяина, если тот музицирует. В комнате также есть несколько сломанных стульев, неудобное кресло для гостей и заплеванное трюмо, что особенно раздражает хозяйку.
  
  

Сектор N2

  
   Василий Петрович: - усатая глава семейства (родные между собой называют его Отцом Василием)
   Ольга Николаевна: - жена Отца Василия
   Надя - дочь Ольги Николаевны и Отца Василия
   Леонид: - ее муж
   Денис: - брат Нади
   Диана: - девушка Дениса ("Диана" - партийное прозвище, на самом деле девушку зовут Дарья)
  
  
   Действие 2-го сектора разворачивается в комнате Нади и Леонида.
  
   Интерьер комнаты: основное, что "бросается" в глаза в комнате молодых - большая кровать и напротив нее большой плоский телевизор с огромными дополнительными колонками, то бишь, домашний кинотеатр. Особенность первая: "кинотеатр" не дает спать соседям по ночам; а чуть ли не с шести утра соседский слегка безумный мальчик, не понимающий времени суток, упражняется на пианино; играет он одним, максимум двумя пальцами - мелодии соответствующие. Особенность вторая: комната Нади и Леонида проходная, в их комнату выходит дверь "конуры" Отца Василия и дверь в коридор. Отец Василий, когда молодые громко занимаются любовью, говорит "Кхе-кхе-кхе". Леонида такая корректность со стороны тестя приводит в ярость. Особенность третья: почему-то все или почти все семейные сцены происходят в комнате Нади и Леонида, более того, каждый из домочадцев считает своим долгом заходить к ним в самое неподходящее время, например, для того, чтобы посмотреть кино, пригласить на обед, убраться в комнате Отца Василия и так далее. Наконец, четвертая особенность: в выпившем состоянии Отец Василий жутко храпит, тем самым, лишая сна всё свое чудо-семейство.

Сектор N3

   Владимир Ильич Ленин: - на момент воскрешения он выглядит тридцати - тридцатипятилетним человеком;
   невысок, худощав, крепок, хорошо сложен; лицо круглое, скуластое, брови русые,
   усы и борода рыжеватые; глаза карие; лоб высокий, близорук (поэтому щуриться)
  
   Троица ученых: - Ученый-Отец в красном костюме (или халате)
   - Ученый-Сын в белом костюме (или халате)
   - Учитель - идейный вдохновитель эксперимента по оживлению тела Ленина, в черном костюме
   (или халате)
  
   Враги Ленина - господин Грифель (враг от человечества), вечный негр-капиталист по прозвищу Black Dollar Man
   - господин Умбри* (враг от Лукавого), официальный представитель Сатаны по прозвищу My Enemy
  
   Клоны Ленина - их может быть разное количество, но в пьесе задействовано не более пяти
  
   Голограммы людей - эти люди в разное время имели разное отношение к Ленину
  
   Голограммы обывателей - это люди, для которых эксперимент по оживлению тела Ленина крайне важен
  
  
   Интерьер 3-го сектора: вдоль стен шкафы с приборами и медицинскими инструментами; по центру комнаты стол с телом Ленина, над столом огромная длинная лампа. По периметру комнаты установлены Телефоны Виртуально-Визуально Голографические (ТВГ-телефоны). Что это такое? Небольшая коробочка или трубочка, из которой появляется трехмерное (количество измерений может быть значительно большим) изображения абонента; изображение говорит, смотрит и так далее, т. е. представляет собой копию человека в электронном виде. Дверей в третьем секторе как таковых нет, зато есть лифт, доставляющий пассажиров только в эту комнату; лифт бесшумный, иногда встает между этажами или не открывает створки, провоцируя пассажиров на нецензурные высказывания в свой адрес. Надо сказать, ученые люди (основные пассажиры того лифта) тоже склонны к ненормативной лексике - ничего не поделаешь, нервы у всех одинаковые.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Несколько слов о Бетховене
  
  
   Трудно придется актеру, взявшему на себя роль Бетховена. Легче сыграть бурю, вселенную, небо, чем гения, соединяющего в себя все виды стихии, но стесненного житейскими обстоятельствами и серьезными болезнями, одна из которых, в конечном итоге, привела к глухоте в тридцать с небольшим лет.
   Однако, соматические, то есть телесные болезни ничто, когда душа поражена гордыней. О том, что Бетховен - гордец, говорят все его привычки, в большинстве своем обусловленные нездоровым характером.
   Скажу сразу, музыкальная одаренность, как и любая другая, не дает право на свободное поведение. Кроме того, разнообразные патологии духа самым прямым образом влияют на творческий процесс и его результаты.
   Возможно, проще написать симфонию, чем научиться говорить "спасибо". Еще сложнее молчать, и любить мир таким, каким застал его, любить живое и "неживое"; уважать каждого и не презирать никого. Моральные достижения не заметны для большинства людей, в полной мере их видит только Бог. Доброту, как отголосок основного качества Бога в людях, постичь сложнее, чем тысячи партитурных листов. Но и партитуры, и доброта от Бога. Кто это признает - счастлив, кто считает иначе - мучается от самого себя и от всего, что с ним происходит.
   К сожалению, как человек, Бетховен был очень несовершенен. Он часто говорил любезности (к этому обязывал век XVIII и век XIX), но еще чаще грубости и колкости. Он не стеснялся своего гнева и давал ему полную волю. Он "вспыхивал" по любому пустяку, кричал по делу и без дела, боялся обмана, мало кому доверял, подозревал всех и каждого: даже Господь Бог не удостоился его любви, наоборот, Бог, с точки зрения Бетховена, мешал ему, посылая поочередно то материальные проблемы, то недуги, то женщин, отдающихся, но не любящих, то насмешников, то клеветников-цензоров, то плохие инструменты и плохих музыкантов и так далее.
   "Я схвачу судьбу за глотку и не позволю, чтобы она меня сокрушила" - часто говорил Бетховен. Так ли это на самом деле? Приятно считать себя Создателем и Мучеником, страдающим за несовершенство мира. Но в основе совершенного страдания - любовь, в основе просто страдания - боль гордости.
   В большей степени гордость не давала Бетховену покоя, чем тугоухость. Следствием повышенного самомнения были частые переезды с квартиры на квартиру, недовольство хозяевами домов, соседями и опять бесконечные скитания; ссоры с коллегами-исполнителями, с директорами театров, с издателями, с публикой.
   По меркам своего времени Бетховен зарабатывал хорошо, но, как утверждали его современники, он не умел распорядиться заработанным; подсчеты доходов и расходов "унижали" его, ведь гении "не должны" думать о куске хлеба, его (кусок) должны приносить благодарные современники регулярно и в больших количествах. Здесь возникает вопрос: почему же непрактичность одаренного человека (то есть человека, которому уже и так дали нечто огромное) всегда прощается ему, более того всячески оправдывается, а простого человека, если он транжира и расточитель позорят, ругают, высмеивают? Да и что значит "непрактичный"? Что значит "не знающий цену деньгам"? Как это: не знать цену деньгам? Только дети и умалишенные обладают такой привилегией. Каждый взрослый человек должен знать, сколько он зарабатывает, сколько тратит и сколько должно остаться. Сам не можешь подсчитать, заведи помощника, эконома. В крайнем случае, доверься жене.
   Повторяю, творчество и быт - совместимые вещи, так как одно не может существовать без другого. Яркий пример - Иоганн Себастьян Бах. Его музыкальная литература составляет не меньшее количество листов, чем таковая Бетховена. Однако, Бах воспитывал двадцать детей, поил их, кормил, образовывал, и, обитали дети отнюдь не в коробке, не на улице, а в приличном доме. Почему так? Да потому, что Бах служил не придуманной "музе" и не Себе Великому, а Господу Богу. Служил тем, что записывал, передавал внушаемое ему святым Духом. Поэтому даже самая незначительная по объему пьеса Баха совершенна и не тленна. Как тут не вспомнить блаженного Августина: "Кто за Твое добро ищет славы себе, а не ищет тебе, тот - тать и разбойник; он подобен дьяволу, который хочет украсть Славу твою".
   Как по отношению к музыке, так и по отношению к женщинам Бетховен исповедовал право рабовладельца-единоличника. Он не допускал в женщине присутствие индивидуальности или, говоря проще, личности, а любил, точнее вожделел к тому, что соответствовало его представлению о "бессмертной возлюбленной". И не происхождение Бетховена препятствовало его вступлению в брак, а, в первую очередь, его неуступчивый характер, его пресловутая "непрактичность". С гением и во дворце не будет рая, а, тем более, в шалаше.
   Я увлекся... Увлеченность - признак необъективности.
   Актер наверняка уже думает: "Может быть, не стоит мне играть такого жуткого человека, каким выставил Бетховена господин Колунов. Сыграю-ка я лучше Гамлета, пока и ему не перемыли все косточки". Кстати, Бетховен и Гамлет во многом тождественны, но оставим сопряжения и тождества для другого случая.
   Итак, прежде всего, Бетховен - великий композитор, с чего, собственно говоря, и следовало бы начинать. Он обладал противоречивым характером, но имел "доброе расположение", то есть в основе его души прежде всего стояла доброта, проявлявшаяся в бескорыстной помощи родственникам, друзьям и не только. Не стоит забывать о том случае, когда Бетховен в числе первых откликнулся на предложение собрать деньги для младшей из дочерей И.С.Баха, находящейся в то время на грани нищеты. Разбрасываясь деньгами, Бетховен разбрасывался и рукописями своих сочинений. Он говорил: "Пока я могу работать, никто из моих друзей не должен нуждаться".
   С религиозной точки зрения Бетховен вел аскетический или, во всяком случае, полуаскетический образ жизни. Вставал в пять-шесть часов утра. Просматривал партитуры, умывался, кое-как завтракал, чаще всего яйцами, сваренными вкрутую, и вином. Кроме того, по утрам Бетховен пил кофе, но варить его надлежало обязательно из шестидесяти зерен. Во время или после завтрака Бетховен проверял текущие дела. В течение дня маэстро давал уроки, концерты, изучал опусы своих великих учителей: Баха, Генделя, Гайдна, Моцарта, и, по меткому выражению Ленина, работал, работал, работал...
   Многое из жизни действительно проходило мимо композитора, в том числе, семья и дети. Однако племянника Карла он опекал не меньше, чем, если бы тот был его собственным сыном.
   Бетховен с любовью и уважением отзывался о своих предках. Всю жизнь он хранил портрет матери. "Я был самым счастливым человеком в мире, пока говорил слово "мама" и она отзывалась на него". Лучше и глубже невозможно выразить сыновью любовь.
   Единственное чего не доставало Бетховену - это смирения. Думаю, собственное внутреннее смирение не ослабило бы напряжения, борьбы, страстности в его работах. Наоборот, Бетховен стал бы сильнее, преодолев зло гордости в себе.
   Но все происходит всегда. Возможно, сейчас Бетховен совсем другой.
   Господа Актеры, точнее, интерпретаторы личности, слово за вами, а я лишь дал несколько подсказок.

Современная семья

   Семейка, конечно, еще та: что папаша - Отец Василий, что его младший сынок Денис. Другие люди попроще, но то же с "гонором", с "нервами", с претензиями. Впрочем, основная претензия у всех одна - общая жилплощадь. Размеры ее не имеют значения: будь она хоть из двух комнат, хоть из тысячи, каждый считает, что он "там" не живет, а вынужден временно находиться. Однако ни по ходу пьесы, ни по реальному положению вещей, обретение иного жилища не предвидится. Тем не менее, мыть посуду, убирать постели, вытирать пыль, готовить никто не хочет, дескать, кому надо, тот пусть и суетится.
   Ольга Николаевна - жена Отца Василия - пытается наладить отношения между поколениями, она терпелива, вынослива, заботлива, не притязательна, но и у нее регулярно происходят "срывы": то муженек запьёт на три недели, то дочка рассориться со своим супругом, то сын в очередной раз бросит учебу или приведёт на свой диван ободранную девчонку без рода, без племени. Опять-таки, возраст у Ольги Николаевны за пятьдесят, что никак не располагает к повышенной жизнерадостности.
   Словом, "Ю la guerre comme Ю la guerre"?. Причем война носит очевидный гражданский характер, и не может быть закончена, пока одна группа граждан не отселится от другой. Перемирия случаются редко, чаще всего по недосмотру Отца Василия, случающемуся в результате передозировки им спиртными напитками (пивом, водкой). Иногда Надя в сопровождении мужа уезжает на отдых, что тоже резко улучшает атмосферу дома. Впрочем, основной камень преткновения - не в обитании сообща, а в юном порывистом Денисе. Он очень дорог Отцу Василию: папа буквально влюблен в сына, считая всех остальных его (сына Дениса) естественными врагами. Денис брезгует папашкиной любовью, стесняется ее, и пользуется ей, как неограниченным кредитом. Ольга Николаевна любит Надю не меньше, чем Дениса, но Дениса - все-таки больше. Леонид - муж Надежды - постоянно напоминает ей о таком несправедливом, губительном для окружающих, родительском фаворитизме. Понятное дело, регулярные напоминания произносятся не шепотом и не под покровом ночной темноты. Как следствие - неприкрытая вражда отца Василия и Леонида, и более завуалированная неприязнь между Леонидом и Денисом; открыто они ни разу не сталкивались и, вероятно, не столкнутся.
  
  
   _______________________________
   ?"Ю la guerre comme Ю la guerre" - на войне как на войне (с фр.).
  
  
  
   Думаю, любому актеру такая семейная драма знакома, поэтому сложностей с воспроизведением образов возникнуть не должно. Единственная просьба, представить публике Отца Василия усатым, так как усы для него - крайне важная деталь: он прячет под ними ухмылку, он говорит в них, он их расчесывает и стрижет, наконец, по его мнению, именно отсутствие усов сделало нынешнюю молодежь непригодной для великих дел. Сам он великих дел не совершил, потому что обзавелся усами после тридцати.
  

Ленин и Христос

   О Ленине человечество говорит не меньше, чем о Христе. Оно и понятно: Ленин и Христос отреклись от себя в пользу других людей - жителей всего мира. Более того, перед ними стояла одинаковая задача: достижение полного равенства, полной свободы для каждого гражданина Земли. Но Ленин учел относительную неудачу Христа, и попытался изменить мир другим способом - насильственным по отношению к немногим, и, единственно возможным по отношению к остальным - униженным, оскорбленным, угнетенным, обессиленным, бесправным. Христос воздействовал на сознание через Любовь, Ленин - через справедливое Возмездие. К Любви в божественно-человеческом смысле и к Возмездию в человеческо-божественном смысле народы оказались не готовы. Христос и Ленин хотели блага для каждой отдельно взятой личности, а отдельно взятые личности, в большинстве своем, хотели благ только для себя, но никак не для ближних. Христа распяли при жизни, Ленина после смерти, выставив его на потеху толпы, дабы она разглядывала его труп и восторгалась.
   Но толпа всегда ненавидела Пророков и Учителей. Многие ходили и продолжают ходить в Мавзолей, дабы удостовериться, что Ленин - их враг на веки вечные - действительно мертв; что он больше не будет творить добро Железной рукой. И тогда, и сейчас богачам, скрягам, бездельникам, бездарям, политикам имя Ленина не дает покоя. К Александру Македонскому, к Чингисхану, к Наполеону, к Гитлеру нет такой неприязни, ведь они - герои, завоеватели, то есть убийцы и палачи, потратившие свои жизни на "великое дело - обоснование права иметь капиталы, армии, земли за счет других, невзирая на других, презирая их и уничтожая. Ленин категорически отвергал собственность - за что был проклят даже всепрощающей Православной Церковью, так как Церковь в целом не имуща, а в частности не может существовать без значительных материальных ценностей в виде зданий, земель и прочего.
   Ленин, чье тело не в земле, беззащитен перед бесами. Ленин не может предстать перед Богом и оправдаться, пока в "храм его души" тычат пальцами, а раз в полгода перебирают по частям, заново бальзамируя, наряжая в чистый костюм и укладывая обратно в стеклянный гроб. Пока в стране есть Могила Всеобщего Обозрения - покоя и счастья жителям той страны не будет, ибо слишком велик соблазн видеть собственными глазами нетленное, пусть и не живое тело человека.
   Большой вред учению Ленина нанесли его мнимые последователи, его лжеапостолы, которые под видом ленинизма проповедовали и водворяли в практическое применение свои собственные лжеидеалы и лжеценности. Взять хотя бы Сталина - Ленин был против его кандидатуры на должность руководителя страны, но никто не послушал доживающего последние дни паралитика, передавшего свою власть, по трагическому стечению обстоятельств, чужакам, а не соратникам. Их, соратников, первых большевиков, первых ленинцев постепенно извели; многие, как и апостолы Христа, приняли мученическую смерть, да кто теперь об этом помнит и знает...
   Ленин, как и Христос, совершил великое чудо Воскрешения - Ленин воскресил Россию, другого исхода у Царской разлагающейся России не было, если не считать исходом возможное историческое небытие.
   И, возможно, сейчас нам нужен именно такой Христос - не только проповедник справедливости, но и творец ее (справедливости) в настоящем.
   Некоторые расценивают революцию 1917 года как личную месть Ленина за повешенного брата. Но это также нелепо, учитывая масштабность революционных событий, как расценивать Всемирный Потоп или Страшный Суд, как месть заранее или месть отсроченную, но лично Господа Бога за своего убитого сына.
   По сути дела, Ленин умер за всех нас, поэтому его надо похоронить воцерковленным или воскресить, чтобы дать ему еще один раз умереть.
   Как личность Ленин был весьма привлекателен. В первую очередь, он являл собой чудо аскетизма, целеустремленности, непорочности, глубокомыслия. Все, что он делал, делалось им для осуществления одной цели, которая могла быть и не осуществлена: Ленин предполагал возможность Революции, но, по его словам, революция явилась для него полной неожиданностью.
   Таким образом, Ленин приносил себя в жертву великой цели, которая могла быть реализована лишь в далеком будущем или вообще не реализоваться.
   Ленин имел прекрасную память, обладал способностью четко, афористично выражать свои мысли, был деликатен, корректен, добр, но при этом говорил: "Если вступаешь в борьбу, то не должен думать о жертвах".
   Жестокость Ленина - не более, чем легенда. Но если говорить о таком качестве, то правильней его обозначить как целенаправленную разумную объяснимую жестокость, необходимую для участия и влияния на события того времени.
   Можно сказать так: Ленин - монах и борец одновременно; монах, частично или полностью отрицающий существование Бога, но мечтающий о Царстве Небесном на Земле.
   Итак, господа, задача мной обозначена. Попробуйте воссоздать Ленина таким, каким он был, и в то же время обновленным. Не бойтесь. История вас оправдает, но люди, скорее всего, осудят. Будьте готовы к забрасыванию вас тухлыми яйцами и помидорами со всех сторон, со всех концов света.
   Пока театр сыт и буржуазен - вас будут преследовать. Когда театр станет истинно демократичным и народным, тогда ваши ноги покроет ковёр из цветов, и вам поклоняться, как героям-свободителям от засилья пошлости, рутины и лжеискусства.
   Вперед!
  

Некоторые технические пояснения, необходимые для постановки спектакля

   1. Сцена разделена на три сектора, каждый из которых символизирует собой прошлое, настоящее, будущее соответственно. События в первом, втором, третьем секторах происходят одновременно в каждом действии. Мизансцены, диалоги выстраиваются в соответствии с текстом и требованиями режиссера спектакля, с наложением друг на друга, но не в ущерб смысловому, фонетическому и зрительному восприятию.
   2. В интерьерах первого, второго, третьего секторов присутствует ряд малозаметных, на первый взгляд, деталей, но довольно важных для характеристики эпохи или персонажа. Поэтому автору кажется не лишним использование мониторов над сценой, где с помощью ТV-камер можно будет "расставить" необходимые акценты.
   3. Действие, как правило, начинается с сектора, где происходят наиболее важные события или произносится наибольшее количество реплик. В некоторых действиях последовательность секторов идет соответственно числовому ряду, начинаясь с первого.
   Но, необходимо помнить, все происходит одновременно. Это не возможно отобразить на бумаге, зато вполне реализуемо на сцене или на съемочной площадке.
   4. Освещение в секторах зависит от важности происходящих в них событий и может быть: в коричневых тонах (сепия), естественным и черно-белым. Регулировать освещение помогают прожектора - облака.
   5. Сектора условно отделяются друг от друга перегородками. Для прошлого - все будущее, для будущего - все прошлое, для настоящего есть и прошлое, и будущее, поэтому между первыми и вторым секторами перегородка прозрачная, но во время действий прозрачность ее то увеличивается, то уменьшается, а между вторым и третьим секторами перегородка темная, но по ходу спектакля в ней то появляются, то исчезают просветы разной величины.
  
  

Первое действие

(Между 5-ю и 6-ю часами утра)

СекторN1

   Освещение: сепия
   Бетховен лежит в постели в ночной сорочке без колпака, поэтому волосы всклочены, растрепаны, и голова похожа на раздерганную со всех сторон копну. Несмотря на очень раннее время, Бетховен работает - он просматривает партитуру, но ничего не дописывает.
   Через какое-то время Бетховен встает с кровати (дивана, софы), подходит к роялю, извлекает из его глубин ночной колпак, а из колпака, в свою очередь, достает яблоко, после чего головной убор летит в угол комнаты.
   Бетховен кушает яблоко рассеянно: кусает и задумывается, затем выплевывает недоеденный кусок на пол, опять слышно "хрум" и слова мысль тормозит процесс жевания. Наконец, огрызок запускается в открытое окно. Бетховен возвращается в постель, берет ноты и замирает, иногда только поправляя волосы, одеяло или почесываясь.

   Сектор N2
  
   Освещение: естественное, характерное для помещения с большим окном, в которое не без удовольствия заглядывает яркое солнце.
   Надя и Леонид спят. Неожиданно Леонид просыпается, прислушивается.
  
   Леонид: Пианино?
   Надя (спросонья): Что?
   Леонид: Я говорю, опять соседский дебил тренькает с утра пораньше.
   Надя (прислушиваясь): Нет, вроде бы тихо.
   Леонид: Послушай.
  

Слышатся отдаленные звуки пианино, именно звуки, а не какая-либо мелодия.

  
   Надя: Ну, да, опять у соседей. Лёнь, не...
   Леонид: Почему я не должен обращать внимание на такое хамство?
   Надя: А что изменится?
   Леонид (Тянется за халатом, лежащим на ночном столике. Обреченно и зло): Пойду скандалить.
   Надя: Не надо. Зачем? Он же больной ребенок.
   Леонид: Дебил. Идиот. Крети...
   Надя: Зачем ты так?
   Леонид: Извини.
   Надя (поправляет его): Прости.
   Леонид: Почему я должен... Ладно, прости. (Обнимает Надю, целует недвусмысленно)
   Надя: Отца бы не разбудить.
   Леонид: Он своим храпом полночи спать не давал. Я хочу тебя.
   Надя: Тише, тише.
  
   Из комнаты Отца Василия отчетливо раздается: "Кхе-кхе". Леонид резко поднимает голову, Надя зажимает ему рот, шепчет.
  
   Надя: Так лучше, когда нельзя громко.
  

Звуки соседского пианино. Потом тишина.

  
   Сектор N3

   Освещение: черно-белое.
   Мрачная комната-склеп. В центре комнаты находится продольно стоящий прозекторский стол. На нем лежит тело Ленина, головой к зрителям; под шею положен валик, поэтому голова чуть-чуть откинута, и лицо трупа вполне узнаваемо. Из-за плохой освещенности подробно рассмотреть лицо очень трудно - мешают блики и тени.
   В стенных шкафах справа и слева периодически вспыхивают огоньки медицинского оборудования. Периодически включаются ТВГ-телефоны. Что это такое? Поясним еще раз. Телефон Виртуально-Визуально Голографический - очень удобная вещь: перед вами появляется собеседник в объемном виде, он говорит, жестикулирует, видна его мимика, словом, создается полное ощущение присутствия абонента. Прообразом такого телефона может служить аппарат для связи, активно использовавшийся героями фильма Джорджа Лукаса "Звездные войны".
   Так вот, в комнате-склепе, сообразно с включением ТВГ-телефонов, возникают люди, так или иначе имевшие отношение к Ленину, но они - эти люди - не более, чем призраки. Они лишь напоминают, но ничего не говорят.
   Итак, будущее. Создан метод воскрешения человека по его ДНК. В ДНК дополнительно закладывают сведения о том, кем был человек до смерти, так как точно не известно - вспомнит воскрешенный человек себя или нет. Есть опасность наложения искусственно воссозданной памяти на естественную, вследствие чего, человек вообще может лишиться памяти или быть перегруженным ею. Но ученые идут на риск. Почему же ими взят для первого эксперимента Ленин? Во-первых, его тело максимально сохранилась; во-вторых, его имя известно каждому или почти каждому, в-третьих, возможность подлога маловероятна; наконец, в случае неудачи никто не пострадает, а в случае удачи вакцину бессмертия можно будет использовать повсеместно.
  

Второе действие

(Между 6-ю и 10-ю часами утра)

Сектор N1

  
   Освещение: естественное.
   В комнату Бетховена без стука входит его слуга, молча ставит на туалетный столик таз и кувшин с водой для умывания. Потом, что-то вспомнив, забирает таз обратно и выходит. Бетховен слугу не замечает, продолжая работать над партитурой. Наконец, посмотрев на часы, композитор поднимается с постели. Подходит к окну, плюется. Затем берет кувшин с водой и льет воду себе на голову. После умывания на полу образуется большая лужа, вода быстро просачивается через щели между досками. Бетховен вытирает полотенцем только лицо. Опять заходит слуга, оглядывает своего господина.
  
   Слуга (тихо): Хоть бы сегодня парик одел.
   Бетховен: Громче.
   Слуга (тихо). Громче, громче... И так кричу целыми днями. Глотки не хватит, чтобы два слова вам сказать. (Кричит): Одеваться принес, и парик.
   Бетховен (швыряет парик в угол): Пусть крысы в париках ходят - они лысые. Да помоги же, наконец. Стоит как болван.
  
   Слуга помогает Бетховену одеться, после чего получает легкий подзатыльник.
  
   Бетховен: Я же тебе запретил подавать мне парик, а ты все равно его суёшь.
   Слуга (кричит): Даже короли и князья не ходят с голой головой.
   Бетховен: Королей и князей были и будут тысячи, а Бетховен один! Запомни, дурень!
   Слуга (тихо): Знаю. Сто раз говорил. (Кричит) Завтрак нести?
   Бетховен: Я, что, по-твоему, одними гнилыми яблоками должен питаться?
  
   Пока слуги нет Бетховен подходит к роялю. Одной рукой, но фортиссимо (ff) изображает две-три музыкальные мысли. Входит слуга с кувшином и большим блюдом, на котором лежат два варёных яйца.
  
   Бетховен: Яйца вкрутую сварил?
   Слуга: Да.
   Бетховен: (Не слышит). Да или нет?
   Слуга (громче): Да!
   Бетховен: А кофе?
   Слуга идет к двери.
  
   Бетховен: Стой. Сколько зерен ты возьмешь на одну чашку?
   Слуга: Сколько положено.
   Бетховен: А сколько положено?
   Слуга: Так говорите, как будто я кофе сроду не варил.
   Бетховен (не слышит): Смотри, Ганс.
  
   Берёт с письменного-обеденного стола мешочек с кофейными зернами, высыпает зёрна на стол, отсчитывает.
  
   Бетховен: Ровно шестьдесят, ни больше, ни меньше. Вот так, глупый юноша, вот так.
  
   Слуга кивает, забирает зёрна, выходит. Бетховен завтракает, листая несвежую газету.
  
   Бетховен: Апрельская. (Раздраженно): Ап-рель-ская!
  
   Рвет газету пополам. Берёт ноты с пюпитра, изучает их. Наконец, слуга приносит кофе и визитки посетителей.
  
   Бетховен: К чорту гостей!
   Слуга (тихо): Они к нему и пришли (Кричит). Отказать?
   Бетховен: К чорту!
   Слуга: Там дама.
   Бетховен: К чорту два раза!
  
   Слуга выходит, сталкивается в дверях с домохозяйкой.
  
   Слуга: Доброго вам утра, сударыня.
   Домохозяйка: У ваших соседей снизу опять потекло с потолка. Между прочим, под вами живут весьма почтенные господа, а вы их каждое утро заливаете. Позвольте...
   Слуга: Я здесь не причем (быстро исчезает).
   Домохозяйка (к Бетховену, который наконец-таки соизволил её заметить): Позвольте вам сказать, герр Бетховен, вы самый несносный, шумный, грязный жилец. Вы ...
   Бетховен: Вот деньги за три прошлых месяца и за месяц вперёд.
   Домохозяйка: Конечно, я возьму деньги. Конечно, я не выгоню вас, но...
   Бетховен: Принесите чернил, любезнейшая.
   Домохозяйка: У вас есть слуга, я не...
   Бетховен: У князя N... сегодня концерт, мне надо готовиться.
  
   Садится за рояль, импровизирует (звучит начало 32-вариаций, с - moll, Wо0 80).
  
   Домохозяйка: Имя его светлости здесь не к месту, однако, из уважения к нему...
  
   Бетховен играет еще громче, чем начал.
  
   Домохозяйка: О, боже! Когда этот кошмар кончится?
  
   После этих слов домохозяйка выходит.
  
   Бетховен записывает случайные импровизационные мысли. Изредка подливает себе вина, но делает не больше глотка из бокала. Вспоминает про кофе, пьет его одним глотком. Пишет, играет на рояле. Проливает в рояль чернильницу, берет другую... На свет появляется новая гениальная пьеса.
  

Сектор N2

   Освещение: периодически меняется, в зависимости от количества облаков за окном.
   Молодые спят. Леонид сквозь сон бормочет: "Куплю отбойный молоток, куплю отбойный молоток". Через какое-то время Леонид в состоянии полусна выходит из комнаты, возвращается уже с шоколадкой или конфетой, садится на постель, дожевывает сладкое, запивая его водой. Поев, Леонид вставляет огромные бутафорские беруши, одна из беруш падает, Леонид поднимает ее и вкручивает в ухо повторно, затем ложится досыпать.
   Хорошо слышен мощный храп Отца Василия. Неожиданно храп прекращается. Открывается дверь, через которую Отец Василий наблюдает за молодыми. Зрители видят только фигуру персонажа и направление взгляда. Дверь закрывается, опять звучит храп, еще сильнее прежнего.
   Открывается входная дверь в комнату. Кто-то проходит к Отцу Василию, затем возвращается назад. Несколько раз в дверь стучат, но молодые не слышат стука.
   К концу действия первый раз включается телевизор - он запрограммирован на режим будильника с периодичностью, удобной всем соням: включение происходит с интервалом в 15-20 минут, без звука; звук появляется только на третий, четвёртый раз, нарастая постепенно.
  
  

Сектор N3

   Освещение: люминесцентное.
   Помещение, где находится тело Ленина, во время второго действия живет своей жизнью. Включаются какие-то лампочки, выдвигаются непонятные приборы, поднимается и опускается стол с телом, периодически из потолка и пола идет газ (возможно, для стерилизации воздуха комнаты). Но больше всего проявляют активности ТВГ-телефоны; абонентов десятки. Некоторые из них молчат, некоторые говорят, некоторые выкрикивают отдельные слова, фразы и даже лозунги. Не совсем ясно, почему ученые допустили такую кутерьму, зачем им было устанавливать оборудование для связи в операционной?
  
   Абоненты (возникая иногда, по отдельности, иногда скопом):
   - Большевик* возвращается.
   - Анархия - мать порядка.
   - Бог согласился на эксперимент, и вернул в тело Ленина его душу.
   - Товарищи! Товарищи! Где была душа: у бога? у дьявола? или нигде?
   - Хочу воскресить душу! Ученые, мать вашу, скиньтесь мне на опохмел.
   - Кого видел Ленин: бога или чёрта?
   - Кого заменит нам Вечный Ленин: Дьявола или Господа?
   - Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить! Вот так, суки капиталистические.
   - Господа, предлагаю воскресить Колумба и убить его на х...р, за открытие Америки.

Пауза.

   - А можно Базеля** опять отключить, пока он еще не совсем обессмертился?
   - Дядя, Правдист, Рихтер ***, мы с тобой! Нас легион!
   - Ленин - тиран на веки вечные!
   - Монстр!
   - Зомби!
   - "Отречемся от старого мира...".
  
  
  
   Откуда все эти люди-абоненты? Что они хотят? Или они - оцифрованные образы из памяти Ленина? Скандал, страшный скандал приготовила нам ученая троица из будущего.
  

Третье действие

(Между 10-ю и 11-ю часами утра)

Сектор N3

   Освещение: люминесцентное, но с примесями желтоватого света электрической лампочки.
   Два врага Ленина - г-н Грифель и г-н Умбри пытаются помешать движению кабины лифта, где находятся ученые.
  
   Г-н Умбри: Держите же, г-н Грифель, держите!
   Г-н Грифель: Тяжело мне, г-н Умбри, устал я.
   Г-н Умбри: Вы - темный дух Человечества - не имеете права на усталость. Ведь эти умники готовят нам безработицу, и, хуже того, забвение. Понимаете, если люди перестанут умирать, то необходимость в нас отпадет самым естественным образом.
   Г-н Грифель: Я знаю, что такое безработица.
   Г-н Умбри: Еще бы! По вашей милости миллиарды людей в нищете.
   Г-н Грифель (ехидно): Не без вашей помощи, мистер My Enemy.
   Г-н Умбри: Да уж, не без моей, мистер Black Dollar Man.
   Г-н Грифель (вытирая пот со лба): Чего я только с вами связался. Дался мне этот Ульянов-Ленин, как собаке пятая нога.
   Г-н Умбри (ехидно): Вы ему многим обязаны. А? Г-н Грифель? Как сейчас помню, зачитывался я на досуге книжками, например: "Развитие капитализма в России"...
   Г-н Грифель: (рычит). Ррр-ррр...
   Г-н Умбри (издеваясь): "Империализм как высшая стадия капитализма".
   Г-н Грифель: Ррр-ррр...
   Г-н Умбри: А чего стоит "Государство и революция"? Чудо, что за opus.
   Г-н Грифель: Ррр-ррр...
   Г-н Умбри: Но, конечно, "О нашей революции" меня просто покорила. Почитайте, рекомендую, или вы опять "Капитал" штудируете?
   Г-н Грифель: А-а-а (отпускает лифт). Чтоб вы все провалились.
  
   Г-н Умбри хватает г-н Грифеля за руку и тянет за собой под "прозекторский" стол.
  
   Г-н Умбри: Прячемся!
   Г-н Грифель: Я не с вами.
   Г-н Умбри: Лезь, кому говорят, под стол. (В сторону) Тяжело у этих афро-американцев с юмором, сказать ничего нельзя. Эх, не на пользу капиталистам вечность, не на пользу.
  

Из лифта выходят ученые.

   Ученый-Сын (Облегчённо вздыхая): Наконец-то, свобода.
   Ученый-Отец: И не говори.
  

Учитель подходит к телу Ленина и водит над ним правой рукой, подражая священникам.

  
   Учитель: In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti.* Et nunc et semper et in saecula saeculorum.** Amen.***
  
   Ученый-Сын (Ученому-Отцу, тихо): Старенький уже, одной наукой обойтись не может, обязательно поколдовать надо.
   Ученый-Отец: Очень ты остроумный сегодня.
   Ученый-Сын: Простите, Учитель, а без латыни вы никак не можете обойтись?
   Учитель: С латынью не так страшно.
   Ученый-Сын: Как сказать, у меня от ваших "in nomine Patris" мурашки по коже бегают.
   Г-н Грифель (пытается выползти из - под стола): И на меня латынь нехорошо влияет - тошнит. Пустите.
  

Но г-н Умбри силой затаскивает его обратно под стол.

  
   Ученый-Отец: Действительно, жутко как-то: люди живые - язык мёртвый.
   Учитель: Не все.
   Ученый-Отец: Что не все?
   Учитель (указывает на Ленина): Не все, батенька, живые. Есть среди нас, прошу прощения, и трупы.
   Ученый-Сын: Дело-то поправимое.
  

Г-н Умбри лягает Ученого-Сына по ноге.

   Ученый-Сын: А стол меня сейчас ударил, прямо по коленной чашечке.
   Ученый-Отец: Осторожнее.
   Учитель: Сыворотку ввели?
   Ученый-Сын: Еще на прошлой неделе. Ровно за семь дней, согласно вашему предписанию.
   Учитель: Аппаратное обеспечение проконтролировали?
   Ученый-Отец: Так точно. Дважды продиагносцировали оборудование плюс трижды провели его антисептическую предподготовку.
   Учитель: Тогда, Deo volente****, мы начинаем. (К Ученому-Сыну): Нажимайте.
   Ученый-Сын (глядя на кнопку запуска оживляющей аппаратуры): Фактически, "ядерная кнопка".
   Ученый-Отец: И последствия те же.
   Ученый-Сын: Если не страшнее.
   Ученый-Отец: Тут, pardon, не то, что Землю, Вселенную можно уничтожить.
   Ученый-Сын: Вот-вот.
  
   Пауза, во время которой г-н Умбри и г-н Грифель выглядывают из-под стола.
  
   Г-н Умбри: Задумались. Надо напустить на них страху.
   Г-н Грифель: А вы явитесь им во всей красе.
   Г-н Умбри: Не так уж я и безобразен, чтобы трех мужиков перепугать. Ох-ох, что же он делает?!
  
   В это время Учитель берет из рук Ученого-Сына пульт и нажимает "оживляющую кнопку".
  
   Учитель: Aut non temptasses, aut perfice.*****
   Ученый-Сын: Что?
   Ученый-Отец: Не понял?
   Учитель: Раньше надо было думать, а теперь надо действовать.
   Г-н Грифель: Можно уже не прятаться. Пойду напьюсь.
   Г-н Умбри: Сидеть.
  
   Троица Ученых и два Врага смотрят на тело Ленина, пока не подающее признаков жизни.
  
   Учитель: Полагаю, мы можем идти.
   Г-н Умбри: Ладно, поехали и мы с ними. Все же на лифте, а не пешком.
  
   Г-н Умбри, г-н Грифель идут за учеными в лифт. Ученые их не замечают, то ли потому, что адская парочка невидима, то ли потому, что их больше беспокоит эксперимент, чем всякие малоприятные типы.
  
  

Сектор N1

  
   Освещение: сепия
   Бетховен по-прежнему занят сочинительством. Пьеса (32-вариации c-moll Wо0 80) приобретает узнаваемые черты. Иногда Бетховен выходит из комнаты, потом снова заходит. Периодически он требует принести то чернил, то вина. Когда слуга исполняет приказание (не спеша), Бетховен желает провалиться ему к "чертям собачьим". В какой-то момент Бетховен подходит к зеркалу и плюется в него. Разобравшись, что плевок попал в зеркало, а не в окно, Бетховен злится, но быстро забывает об источнике раздражения и продолжает увлеченно творить.
  
  
  
   Четвертое действие

(Между 11-ю и 12-ю часами утра)

Сектор N2

   Освещение: яркое летнее солнце
   Активное действие в секторе N 2 начинается с ухода ученых и врагов Ленина со сцены. В комнату к молодым в буквальном смысле врывается Ольга Николаевна, но, "врывается" с пониманием, что люди все-таки спят.
  
   Надя (проснувшись от прикосновения руки матери): Что?
   Ольга Николаевна (тихо): Представляешь, Дениса в милицию забрали.
   Надя (спросонья): Почему?
   Ольга Николаевна: За участие в каком-то митинге или демонстрации.
   Надя: А ты откуда знаешь?
   Ольга Николаевна: Друг его позвонил, сказал.
   Надя: Ой, мам, надо быстрее адвоката искать. У меня есть одна девочка знакомая, но она по гражданским делам, а на них, наверное, уголовное завели.
   Ольга Николаевна: Неизвестно.
   Надя: А только нашего посадили?
   Ольга Николаевна: Не посадили еще, типун тебе на язык. Забрали всех активистов, человек тридцать-сорок.
   Надя: Ничего себе! Хотя, я думаю, отпустят. Били, не били?
   Ольга Николаевна: Трём ребятам губы разбили, одной девушке нос сломали. С Денисом вроде бы все нормально.
   Надя: А ты перезванивала, уточняла?
   Ольга Николаевна: Я толком не поняла, кто звонил: то ли Сашка, то ли Димка, голоса у них у всех так похожи. Обещали держать в курсе дела. Кошмар! Лёнька ночью опять плохо спал?
   Надя: Под утро уснул. Отец храпел как оглашенный.
   Ольга Николаевна: Я отца звала к себе спать, не идет. Диван у него плохой, неудобный, вот и храпит.
   Леонид (иронично): Пускай на нашем спит.
   Надя: Мы тебя разбудили?
   Леонид: А сколько сейчас: десять, одиннадцать? (смотрит на будильник). Почти одиннадцать. Давно уже пора вставать.
  

Надя переглядывается с матерью.

  
   Леонид: Случилось чего?
   Ольга Николаевна: Всё хорошо, Лёнечка, я пойду приготовлю завтрак.
   Леонид: Ольга Николаевна, дорогая моя теща, на вас лица нет.
   Ольга Николаевна: Ладно, шила в мешке не утаишь. Дениса в милицию забрали.
   Надя (укоризненно): Мам!?
   Ольга Николаевна: Ушла, ушла.
   Леонид: За митинг какой-нибудь очередной?
   Ольга Николаевна (уже находясь возле двери) Угу.
   Леонид: Ему давно пора завязывать с революционной деятельностью. И партию их надо распустить, а лучше разогнать.
   Надя (умоляюще): Лёня, пожалуйста.
   Ольга Николаевна (как ни в чем не бывало): Просыпайтесь ребятки. Я на кухню (уходит).
   Леонид: Дурдом.
   Надя: И мне невесело.
   Леонид: Тюрьмы нам еще не хватало до полного счастья. "А счастье где оно? Как дым. За ним - и в вечность улетим". Улетим мы когда-нибудь отсюда или нет?
   Надя: Тебе плохо? Тебя обижают? Ну, что сделаешь, если у меня такой брат, и мы вынуждены пока! жить с родителями.
   Леонид: "Пока" уже два года тянется.
   Надя: На квартиру сложно заработать, особенно по нынешним временам.
  

Входит Ольга Николаевна.

  
   Ольга Николаевна: Только отцу ничего не говорите.
   Надя: Хорошо.
   Ольга Николаевна (с просительной интонацией): Лёнечка, пожалуйста, мы без Василия Петровича разберемся. Пожалуйста.
   Леонид: Меня можно не просить, с Василием Петровичем я общаюсь редко. У нас разные взгляды... на всё.
   Ольга Николаевна: Спасибо. Минут через десять завтрак будет готов.
   Надя: Хорошо, хорошо.
  

Ольга Николаевна выходит.

  
   Леонид: Я умываться.
  
   Встает с постели, надевает халат, в это время из своей спальни-кабинета-кельи выходит Василий Петрович, он же Отец Василий.
  
   Отец Василий (ехидно). Доброе утро, молодежь.
   Надя: Доброе утро.
   Леонид: Здрасьте.
  

Леонид выходит.

  
   Отец Василий: Поругались?
   Надя: Нет.
   Отец Василий: Ну, потом поругаетесь. Денис дома?
   Надя: Нет.
   Отец Василий: А ты чего лежишь?
   Надя: Не выспалась.
   Отец Василий: Ну, досыпай. А я у вас пока телевизор посмотрю.
  

Входит Леонид.

  
   Отец Василий (к нему): Телевизор можно включить?
   Надя (встает с постели): Я тоже пойду умоюсь.
  

Выходит.

   Леонид: Угу. Но вообще-то, по утрам я привык молиться, заправлять постель и слушать тишину.
   Отец Василий: Вот как? А телевизор мы, между прочим, вскладчину покупали.
   Леонид: Это здесь не причем. Здесь...
   Отец Василий: Очень даже "причем". Впрочем, если ты запрещаешь мне им пользоваться...
   Леонид: Смотрите, Василий Петрович, смотрите. На всю громкость можете даже включить. Я вам не помеха. Я здесь приживала, примак.
   Отец Василий: Спорить не буду, факт очевидный.
   Леонид: Вы каждый день меня оскорбляете. Вы...
   Отец Василий: А вы? А вы спите по ночам.
   Леонид: Тогда о внуках не мечтайте. И не надо вырезать перочинным ножиком солдатиков и зверюшек. Опилками всю квартиру засыпали до потолка.
   Отец Василий: Я внуков не от вас жду, а от Дениса.
  

Входит Надя.

  
   Надя: Мама просила передать, что завтрак готов.
   Леонид: Писем из тюрьмы от него дождетесь.
   Отец Василий: Надька, у него с головой проблем нет?
   Надя: Лёня, ты же дал слово.
   Отец Василий: Не понял? От меня что-то скрывают? Или это заговор? Мне топор на ночь под подушку класть?
   Надя: Лёня, пойдем, пойдем, не пререкайся с ним.
   Леонид: Пойдем.
  

Уходят, держась за руки.

   Отец Василий включает телевизор, но слушает его через заранее припасенные наушники. Услышав какую-то важную новость, выходит из комнаты с мрачным и таинственным выражением лица.
  

Сектор N3

   Освещение: характерное для операционной, находящейся в режиме стерилизации.
   В комнате, где начался процесс оживления вновь появляются враги Ленина. Г-н Грифель и г-н Умбри "крутятся" вокруг тела Ленина.
  
   Г-н Грифель: Надо! Надо! Надо остановить оживление! Как же так, неуязвимые тела, безнаказанные души? Где смысл? Где справедливость? Пожалуйста, г-н Умбри, действуйте. Я готов вам помочь.
   Г-н Умбри: К сожалению, мы можем только косвенно влиять на события, любая другая тактика вопреки нашей природе.
   г-н Грифель: Но они-то тоже идут против естества.
   г-н Умбри: Ну вас, естество какое-то приплели, еще Бога вспомните.
   г-н Грифель: И всё-таки я прав.
   г-н Умбри: А вот и нет, а вот и не прав: пока человек смертен, он может делать всё, что угодно, а значит и с бессмертием экспериментировать. Вот так!
   г-н Грифель: Не согласен, триста миллиардов раз не согласен. (Машет рукой, изображая отчаяние). Короче говоря, я нажимаю кнопку.
   г-н Умбри: Ее, как я понимаю, можно нажать только один раз.
   г-н Грифель: А я попробую.
   г-н Умбри: Не упрямьтесь.
   г-н Грифель: Нажимаю.
  
   На секунду в комнате гаснет свет, г-на Грифеля пробивают разряды, похожие на разряды электрического тока, но разных цветов радуги. Свет включается.
  
   г-н Умбри: Тряхануло?
   г-н Грифель: Угу.
   г-н Умбри: Поделом вам. Здесь не охота на обезьян с духовым ружьем, здесь цивилизация и технический прогресс. Впрочем, шарахнули вас оттуда (указывает на небо).
   г-н Грифель: Ладно, потерпел. Удушить его можно?
   г-н Умбри: Он пока не дышит.
   г-н Грифель: Может ввести противоядие, то есть, выражаясь научно, антагонист сыворотке бессмертия?
   г-н Умбри: У вас, вероятно, полные карманы антагонистов бессмертия?
   г-н Грифель: У меня...
   г-н Умбри: ...и карманов-то нет, знаю, расхожая фраза.
  
   Пауза.
  
   г-н Грифель: Хорошо, попробую трюк с электричеством.
  
   Выключает свет, после чего сам начинает искриться. Загорается надпись на одном из мониторов кабинета: "Внимание! Происходит включение альтернативных источников питания". Свет включается. От отчаяния г-н Грифель мечется, как зверь в клетке, как беззубая пиранья при виде стаи вкусных рыбок.
  
   г-н Умбри: Знаете, г-н Грифель, давайте-ка я попытаюсь повлиять на его (Ленина) сознание. А? Как идейка!?
   г-н Грифель: Влиять на сознание бессознательно - перспективно. Очень! Крайне! Я полон оптимизма!
   г-н Умбри: Тем не менее, я попробую заблокировать входы для души, или хотя бы попытаюсь вызвать страх от возможности стать опять живым. Может, он самого себя испугается и не захочет оживляться.
   г-н Грифель: Удачи вам, Мессир.
   г-н Умбри: Поможете?
   г-н Грифель: Я не комедиант.
   г-н Умбри: Тогда ждите конца тьмы.
   г-н Грифель: Что делать? Только предупреждаю сразу, делать я ничего не умею. Пока жил - не научился, а теперь и не нужно.
   г-н Умбри: Это понятно. Значит так: я говорю, обозначаю понятие, имеющее хотя бы незначительное отношение к Ленину, а вы это понятие изображаете.
   г-н Грифель: И?
   г-н Умбри: И душа увидит изображаемое, вспомнит и останется там, где была.
   г-н Грифель: Таланта у меня маловато. Нужной живости, темперамента нет... Начинайте!
  
   Далее происходит своего рода предметное выражение слова, посредством пантомимы.
  
   г-н Умбри: Паралич... Киллер, то есть, наемный убийца... Предатель... Брат... Виселица... Тюрьма... Смерть... Война, точнее, гражданская война... Голод... Холод... Гидра империализма...
   г-н Грифель (совсем запутавшись): Стоп, стоп, понесло вас. Как я, по-вашему, должен гражданскую войну изображать или эту... гидру?
   г-н Умбри: Извините, увлекся.

Пауза.

   г-н Грифель: Давайте петь революционные песни? Или, если желаете, "Аппассионату" Бетховена в переложении для двух голосов.
   г-н Умбри: Зачем?
   г-н Грифель: Клин клином вышибают. Душа услышит песни, и почувствует себя не комфортно, если, конечно, она способна к ассоциациям.
   г-н Умбри: Вы с какого года пребываете в состоянии вечности?
   г-н Грифель: ... с семнадцатого.
   г-н Умбри: Совсем еще молодой, поэтому такой глупый.
   г-н Грифель: Честное слово, песни помогают. Я в одной больнице жил, в отделении для пациентов, перенесших инсульт. Заиграло как-то у нас радио известную песню "Отречемся от старого мира". Не поверите, паралитики зашевелились, подпевать начали, а двое встали с постели и закричали на весь этаж, один: "Ленин жив", а второй "Да здравствует Мировая Революция".
   г-н Умбри: Шутите?
   г-н Грифель: Нет, к сожалению, даже не приврал.
   г-н Умбри: Вы, простите, дурак. От песен он безо всякой сыворотки вскочит. Думаем, думаем.
  

Пауза.

   г-н Умбри: Знаете, г-н Грифель, пусть оживает - мы его потом уморим.
   г-н Грифель: И то дело.
  

Сектор N 1

   Освещение: сепия
   Как ни печально, но даже гениальные люди страдают от обычных болезней. Впрочем, болезнь вырабатывает терпение, а терпение - первооснова творчества.
   У Бетховена начался очередной приступ кишечной или желудочной колики. Ругаясь на чем свет стоит, он выходит, видимо, в уборную. Возвратившись, садится на пол, спиной к стене, и продолжает писать. Изредка он что-то кричит, но неразборчиво, иногда зовет слугу: "Ганс, принеси чернил, болван" или "Ганс, чёрт тебя подери, где вино?" или "Ганс, скотина, мне нужны перья и бумага". Ганс на требования хозяина почти не реагирует, только однажды он заходит, приносит все требуемое и вываливает его на письменно-обеденный стол. У Бетховена от боли нет сил, но все же иногда он подходит к роялю, играет, чаще одной рукой, очень громко (ff). Страшное зрелище - великий музыкант, который не слышит, а вдобавок еще и чем-то болен по части внутренних органов... Обыденно и скучно быть гением.
  

Пятое действие

(Между 12-ю и 15-ю часами дня)

Сектор N 1

  
   Освещение: естественное для светлого времени суток.
  
   Бетховен занят партитурой или дремлет (колики в животе прошли). Стук в дверь. Входит слуга, явно перед кем-то лебезя.
  
   Слуга (заискивая): Он не слышит вас, господин Гофман. Но он рад вам, господин Гофман. Ваши уроки очень нужны г-ну Бетховену, а ваши успехи известны всему музыкальному миру.
  
   За слугой в комнату Бетховена входит молодой человек, богато одетый, с манерами вельможного сына.
  
   Слуга (тормошит Бетховена): К вам господин Гофман.
   Бетховен: Чего тебе?
   Слуга (громче): К вам господин Гофман.
   Бетховен: Я же приказал сегодня никого не принимать.
   Слуга: Утром. Утром вы приказывали никого не принимать. А сейчас далеко за полдень.
   Бетховен: Болван.
   Слуга: (Г-ну Гофману): Мой господин изволит шутить. Он вас ждал с самого утра. Проходите к роялю. Кофе сейчас будет.
  
   Г-н Гофман садится за рояль, предварительно раскланявшись с Бетховеном.
  
   Бетховен (слуге тихо, но на самом деле громко): Ганс, не появляйся. Побью.
   Слуга (г-ну Гофману): Он шутит, он - проказник.
  

Выходит.

  
   Бетховен (не любезно): Ноты в рояле.
  
   Г-н Гофман с достоинством извлекает потрёпанную нотную тетрадь из глубин рояля.
  
   Бетховен: Знаете, выбросьте к чорту эти менуэты. Вот (подает свою рукопись) настоящая музыка.
   г-н Гофман (кричит и одновременно пишет в разговорной тетради): Господин Маэстро, прикажете играть с листа?
   Бетховен (не глядя на запись в тетради): Как хотите, можете сначала разобрать пьесу.
  
   Г-н Гофман начинает разбор "Аппассионаты" Бетховена. Получается не очень: много ошибок, много педали, а, самое главное, г-н Гофман манерничает, не понимая, что за сочинение перед ним.
   Бетховен возвращается к партитуре, но периодически прислушивается к игре ученика, каждый раз все более и более с недовольным выражением лица. Наконец, Бетховен не выдерживает, подбегает к г-ну Гофману и кусает его в плечо.
  
   г-н Гофман: Маэстро, прошу вас, не ешьте меня! Я стараюсь, я...
   Бетховен: Сударь, вы бездарь! Вы ни черта не смыслите на фортепиано.
   г-н Гофман: Простите, но здесь очень сложный текст.
   Бетховен: Позвольте.
  
   Садится за инструмент, грубо оттолкнув г-на Гофмана.
  
   Бетховен (Играет, приговаривая): Вот как надо, вот!
  
   Г-н Гофман во время игры Бетховена потихоньку выходит. Через некоторое время Бетховен останавливает игру и кричит.
  
   Бетховен: Ганс! Ганс!
  

Входит слуга.

  
   Бетховен: Этот... Как его? Заплатил?
  

Слуга утвердительно кивает.

  
   Бетховен: Тогда неси обед. Живо!
   Слуга (тихо): Только ест и бренчит.
  
   Через некоторое время, достаточно быстро, слуга возвращается и передает Бетховену приглашение.
  
   Слуга: Мадемуазель Элиза желает вас пригласить на обед.
   Бетховен: Что?
   Слуга: Мадемуазель Элиза приглашает вас на обед!
   Бетховен: Громче.
   Слуга (кричит): Элиза! Обед! Ам-ам!
   Бетховен: Пойду. От здешней стряпни у меня только колики и жжение.
   Слуга (тихо): А у меня нет.
   Бетховен (стоя в дверях): Комнату убери.
  

Выходит.

   Слуга: Вот ещё. Он будет с девицами десерты кушать, а я пыль вытирай. Нет уж, обед, так обед.

Выходит.

Сектор N 2

   Освещение: естественное.
   Леонид входит в комнату, он очень разражен. Раздражается еще больше, когда обнаруживает, что телевизор не выключен.
  
   Леонид: Ну, тестюшка, никогда телевизор не выключит.
  

Выключает телевизор, входит Отец Василий.

   Отец Василий: Ты чего убежал? Я ведь не договорил с тобой.
   Леонид (умоляюще): Пожалуйста, я занят.
   Отец Василий: И все-таки дослушай. Да! Вы должны искать себе жилье, хотя бы комнату. Не так уж и дорого она стоит.
   Леонид: Мы ищем.
   Отец Василий: Плохо ищите. Я в ваши годы...
   Леонид: О, Господи, в какие ваши годы? Вам квартиру дали бес-плат-но! От предприятия! А мы должны заплатить за каждый квадратный сантиметр. И не по государственной цене, а в десять, в пятнадцать раз дороже.
   Отец Василий: В кредит.
   Леонид: Так ведь кредит отдавать надо.
   Отец Василий: Отдадите! Вы молодые, перспективные. Не нам же с матерью его брать, тем более нам и не дадут, по возрасту не подходим.
   Леонид: Угу.
   Отец Василий: Ты, конечно, можешь сказать, что мне легко рассуждать...
   Леонид: Не сложно.
   Отец Василий: Я понимаю. Намекаете, молодой человек, на мою временную, подчеркиваю, временную незанятость? Намекаете, кстати, топорно и безо всякого на то морального и юридического права. Надьку-то твою я двадцать пять лет поил, кормил, одевал, учил, развлекал. Дениса на ноги поставил. Тебя сюда прописал. Если бы не мое согласие, тебя бы здесь не было.
   Леонид: Боже мой, какие подробности.
   Отец Василий: Оставьте бога в покое. И после всего этого, вы будете меня наставлять, вы будете меня позорить и унижать - нет, я не позволю презирать меня! Ясно?
   Леонид: Да.
   Отец Василий: Ясно?
  

Входит Надя.

  
   Надя: Пап, утихомирься.
   Отец Василий: Ох, ох, муженька обидели. Какие слабонервные птенчики! Сейчас в обмороки попадают.
   Леонид (Наде): Слово не дает сказать.
   Надя: Как будто ты отца не знаешь.
   Отец Василий: А? Что? Шептаться изволите?
  

Входит Ольга Николаевна.

   Ольга Николаевна: Вася, пойдем, ребятам переодеться надо.
   Отец Василий: Пойдем, пойдем. Он (показывает на Леонида) считает меня иждивенцем.
   Леонид: Ничего я не считаю.
   Надя: Папа!
   Отец Василий: Считает. Даже телевизор выключил, дескать, кто не работает, тот и не смотрит.
   Ольга Николаевна: Ты не выспался что ли? Или ушибся ненароком?
   Отец Василий: И не выспался тоже - у нас очень активная и бессонная молодежь. Может, Леонид, я ваши продукты ем? Или курю очень много?
   Надя: Дурдом.
   Леонид: Не то слово.
   Ольга Николаевна: Дети, не слушайте его, он не со зла.
   Отец Василий (не унимаясь): А я недаром дома сижу. Вот вы думаете, где Денис? Ага, не знаете? Хоть он (указывает на Леонида) и не дает мне телевизор смотреть, а я не просто так в экран пялюсь - я получаю информацию, что бы Вас потом своевременно информировать. И, любезные мои, сообщаю: Дениса а-рес-то-ва-ли!
  

"Любуется" произведенным эффектом.

  
   Ольга Николаевна: Удивил.
   Надя: Открыл Америку через форточку.
   Отец Василий: (в замешательстве): То есть?.. Вы знали?
   Леонид: Да, Василий Петрович, знали, но не хотели вам говорить.
   Отец Василий: Понятно. В этом доме я чужой. Я здесь не живу. Я здесь лишний, и не имею права голоса. Ясненько.

Выходит в коридор.

   Надя: Мам, может, зря мы ему сказали, что все знаем? Может, надо было удивиться?
   Ольга Николаевна: Как будто вы отца не знаете.
  

Выходит.

   Леонид: Здорово. Чудесное утро. Незабываемое.
  

Входит Отец Василий, направляется в свою комнатенку.

  
   Отец Василий: С вашего позволения, я у себя посижу.
  

Закрывается в своей комнате, звякает как будто стеклом.

  
   Леонид (тихо): За бутылку взялся.
   Надя: Думаешь?
   Леонид: А иначе с чего бы он так злился? Похмелится - успокоится.
   Надя: Вчера напился, сегодня напьется.
   Леонид: Мы за продуктами?
   Надя: Да.
   Леонид: Хорошо.
  

Выходят из комнаты. Комната пустая.

Сектор N 3

  
   Оживление - процедура, невозможная в принципе, так как нарушение или исключение из естественных законов приведет к катаклизму вселенского масштаба. Более того, оживление одного человека в любой момент человеческой истории, очевидно изменит саму историю, и не только настоящего времени, но и прошлого, и будущего.
   Но есть и другая точка зрения: а не станет ли физическое бессмертие конечным результатом эволюции?
   Может быть, изначально смерть и была нужна для развития видов, а теперь, когда виды приобрели законченную, идеальную форму, зачем умирать? Зачем Богу и Дьяволу такое количество душ? Измеряются ли души количественно? Вдруг бессмертное тело вкупе с бессмертной душой само станет Богом или Дьяволом?
   Эти вопросы следует проиллюстрировать в секторе N 3 пятого действия, или хотя пустить на экране обычным текстом, вдруг кто из зрителей знает ответ?
  
  

Шестое действие

(Между 15-ю и 17-ю часами дня)

Сектор N 3

   Освещение: искусственное.
   Тело Ленина, не только готовое к оживлению, но уже и частично оживленное, атакуют его клоны. Каждый из них считает себя истинным Лениным и не хочет признавать существование других клонов. Также они не признают оригинал, копией которого являются. Клоны "кружатся" над телом Ленина, ходят вокруг него и ссорятся.
  
   Клон 1 (другому клону): Вы, товарищ, не понимаете всей значимости происходящих событий: Вы - болванка, фальшивка, агент меньшевиков.
   Клон 2: Сами вы - "контра".
   Клон 3: А я знаю несколько иностранных языков и начинаю лысеть. Вот, посмотрите (показывает всем лысину).
   Клон 2: Да, у вас коленка вместо головы, что вы нам её суете?
   Клон 1: Не каждый с образованием - Ленин.
   Клон 4: Товарищи, давайте проголосуем. Вон то, на столе, предлагаю считать трупом, а нас - избирающимися на должность Человека Ульянова-Ленина Владимира Ильича. Кто "за"?
   Клон 3 (поднимает руку): Я!
   Клон 1 и 4: Мы категорически против.
   Клон 5: Как бестелесным субстанциям, уместно ли нам голосовать? Пусть каждый будет сам по себе и сам за себя.
   Клон 4: Анархисты к голосованию не допускаются.
   Клон 3: А я "за".
   Клон 2: Вы всегда "за". Вы - проститутка. Снимите женскую одежду.
   Клон 1(клону 3): Дух Троцкого, пошел к черту.
   Клон 3: Только что от него.
   Клон 1: Или вы Керенский?
   Клон 4: Товарищи, проявляйте гуманизм.
   Клон 5: Мы голосуем или разбегаемся?
  

Появляются г-н Грифель и г-н Умбри.

  
   г-н Умбри (клонам): Кыш, кыш, клоны - вороны.
  

Клоны исчезают.

   г-н Грифель: А ведь каждый хочет быть Лениным. Глотку готовы перегрызть друг другу. Неужели это так приятно - быть Лениным?
   г-н Умбри: Не думаю. Кстати, я только что прошелся по эпохам, соответствующим сегодняшнему дню и сделал два открытия.
   г-н Грифель: Какие же?
   г-н Умбри: Поти везде люди скандалят.
   г-н Грифель: И второе ?
   г-н Умбри: Никто не боится и не думает о смерти. Только Бетховен не в настроении, с утра такое играет - мороз по коже... и слезы.
   г-н Грифель: По коже?
   г-н Умбри: По сердцу. Но вам этого не понять. У вас и при жизни-то сердца не было, тем более, в период вечности.
  

Появляется Клон 3.

   Клон 3: Я, как дух Троцкого - Керенского, прошу: не дайте ему (указывает на Ленина) воскреснуть.
   г-н Умбри: Испарись.
  

Клон 3 испаряется.

  
   г-н Умбри: Итак, Ленин жив?!
   г-н Грифель: И вечности больше нет. Куда только Бог смотрит?
  

Г-н Грифель и г-н Умбри исчезают.

Сектор N 1

   Освещение: естественное.
   Слуга Бетховена убирается в комнате. Процесс уборки выглядит примерно так. Сначала Ганс допивает вино своего хозяина, затем собирает с письменно-обеденного стола рукописи, ноты, книги, остатки пищи в одну кучу и сваливает всё это в какой-нибудь из углов комнаты. Далее, протирает зеркало, но только для того, чтобы полюбоваться своей физиономией и произнести несколько фраз типа: "И хорош же ты собой, Ганс" или "Анна почти твоя" или "Какое дерьмо - плеваться в зеркало" и т.д. Иногда слуга двигает рояль, выламывая половицы; при этом крышка рояля нередко отваливается и с "чудесным" грохотом падает на пол. По мнению Ганса помещение чисто, если он, то есть Ганс был там с целью уборки, ибо благое намерение выше любых суетных дел. В тот день, о котором идет речь, Ганса вытолкали из комнаты. Толчками и пинками наградил его некто Фердинанд Рис - друг, ученик, почитатель и биограф Бетховена. К такому радикальному средству, как рукоприкладство, Рис прибегнул впервые. Он увидел, что Ганс хочет использовать рукопись партитуры (автограф) в качестве кулька под мусор.
  
   Ганс (обиженно): Вы незаметно вошли, вы ударили меня, а по какому, спрашивается, праву. Я здесь убираюсь, и мне решать, куда девать мусор.
   Рис: Болван, ты же скатал в кулек партитуру.
   Ганс: А она по-вашему не из бумаги и на кульки не подходит?
   Рис: Так ведь бумага бумаге рознь.
   Ганс: Правильно. Смотрите, какие широкие листы и плотные. Очень удобные...
   Рис: Выйди. На дуэль я тебя вызвать не могу, а убивать просто так не в моих правилах. Пошел вон.
   Ганс: Если из-за каждой бумажки на дуэль вызывать - никого в живых не останется, кроме Вас и еще парочки таких же вот задир.
   Рис (берется за шпагу): Нет, любезный, г-н Маэстро найдет себе другого слугу, в крайнем случае, я сам буду ему служить, но такого святотатца уничтожу.
   Ганс: Эй, эй, полегче. Даю слово, что не буду трогать бумагу. И, вот, возьмите еще (протягивает утреннюю свежую рукопись). Он сегодня полдня над ней корпел, одних чернил сколько извел.
   Рис: Уйдешь ты когда-нибудь или нет?
   Ганс: Ушел, ушел. Кофе вам принести?
   Рис: Нет.
   Ганс: Спасибо.

Выходит.

  
  
   Рис рассматривает рукопись Бетховена, подходит с ней к роялю. В более медленном темпе, чем положено, играет первые из 32 вариаций, удивляясь величию и трагизму музыки. Иногда он останавливается, задумывается. После вариаций Рис листает рукопись "Аппассионаты", из которой Ганс хотел сделать кулёк, и играет ее с неменьшим чувством удивления и восторга.
  
  

Сектор N 2

  
   Освещение: не менялось с прошлого действия.
   В комнату входит Надя, разговаривая с кем-то по телефону.
  
   Надя: Тебе везет, у тебя уже второй ребенок, а мы даже мышку или хомячка завести не можем... Да ну, что ты, никогда папа не уедет на дачу, если только летом, на месяц... Я предлагала снять квартиру, но Лёня пока мало зарабатывает... А какой смысл отказываться от моря: сэкономил, не отдохнул, а потом весь год болеешь?.. Ходили. Как будто ты чиновников не знаешь: тысячу вариантов предлагают за деньги, а бесплатно только один - ждите, ваша очередь подойдет в течение ближайшего столетия (звонок в дверь). Ой, извини, пойду открою. Давай, пока.
  
   Выходит. Возвращается с Дианой - девушкой своего брата Дениса. Диана заходит в комнату с двумя огромными чемоданами.
  
  
   Диана (продолжает разговор с Надей, начатый в коридоре). У меня не было другого выхода, Наденька, не было. Куда я пойду?
   Надя: А почему именно к нам? Почему ваша партия не предоставила вам убежище?
   Диана: Везде обыски.
   Надя: С Денисом-то что?
   Диана: Не знаю. У них забрали телефоны, домой звонить не разрешают. Сидит, короче говоря.
   Надя: Замечательно.
  

Входит Леонид.

  
   Леонид: У нас гости?
   Диана: Привет.
   Леонид: Здравствуйте.
   Надя: Лёня, это девушка Дениса.
   Леонид (коварно и подозрительно): Что в чемоданах?
   Диана: С квартиры выгнали, точнее, сама съехала.
   Надя: Лёня...
   Леонид: Что Лёня!? Какой смысл терпеть откровенное хамство? Сегодня она к нам приехала, завтра другая, а послезавтра вся их поганая партия здесь поселится? Так?!
   Диана: Пожалуйста, я не виновата. Мне Денис разрешил у вас пожить.
   Леонид (иронично): Вместо себя.
   Надя: Человек в тюрьме, надо посочувствовать.
   Диана: И мне...
   Леонид: Что?
   Диана (потупившись): Надо посочувствовать.
   Надя: Давайте пойдемте на кухню, а то папа встанет, скандалить начнет.
  

Леонид один выходит из комнаты, с силой хлопнув дверью.

  
   Надя: Чемоданы пока под кровать уберем, а потом видно будет.
   Диана: Спасибо.
  

Надя берет Диану под руку и выходит из комнаты вместе с ней.

Седьмое действие

(Между 17-ю и 18-ю часами вечера)

Сектор N 2

   Освещение: без изменений.
   Ольга Николаевна входит в комнату, направляясь к двери, за которой обитает Отец Василий.
  
   Ольга Николаевна (стучит в дверь): Вася... Вась...
   Отец Василий: Чего надо?
   Ольга Николаевна: Неудобно, что ты закрылся и спишь - телевизор хочется посмотреть.
   Отец Василий: Перехочется.
  

Выходит из своей "берложки".

  
   Отец Василий: А где эти?
   Ольга Николаевна: Ребята на кухне, тебя боятся лишний раз потревожить.
   Отец Василий: Они тут такого наговорили, особенно муж Надькин, а теперь бояться потревожить. Обедали?
   Ольга Николаевна: Обедали.
   Отец Василий: Без меня - понятное дело. Я здесь - лишний, я здесь - иждивенец, приживала, трутень.
   Ольга Николаевна: Ты ведь спал.
   Отец Василий: Значит, когда телевизор надо посмотреть - будите, когда кушать садитесь - папа потом покушает, холодное; доест, так сказать, за детьми.
   Ольга Николаевна: Вась, иди ешь, не капризничай, никто тебя ни в чем не упрекает.
   Отец Василий: Не упрекает, но дают понять, кто в доме хозяин, а кто так, навроде, предмета. Ты, - говорит, - ничего не делаешь, гвоздя не забьешь, картошки не сваришь.
   Ольга Николаевна: Тридцать лет с тобой живу - репертуар не меняется.
   Отец Василий: Кто еще с кем живет.
  

В комнату вбегает Диана, за ней Надя.

  
   Надя: Диана, Диана, пожалуйста, останься.
  

Диана вытаскивает чемоданы, садится на кровать и начинает театрально плакать.

  
   Отец Василий (указывая на Диану): Кто это?
   Надя: Мам...
   Ольга Николаевна: Вася, у нас такая проблема... такая ситуация... Дениса арестовали... вот, Диана, его девушка...
   Отец Василий: Ясно, у нас постоялец. Квартира большая, специально для гостей несколько комнат.
   Надя: Отец Вас... то есть, я хотела сказать, папа.
   Отец Василий: Ничего не надо говорить. Одну секундочку.
  

Скрывается в своей комнате, некоторое время его нет.

  
   Ольга Николаевна: Девочки, что случилось?
   Надя: Лёня Диане нагрубил.
   Ольга Николаевна: Взрослые люди - могли бы спокойно поговорить.
   Диана: Не смогли. Меня все презирают. Я - изгой, а между тем, я...
  

Возвращается свежевыпивший Отец Василий, в руках у него топор.

  
   Ольга Николаевна: Господи, боже мой!
   Диана: Радикально меня выпроваживают.
   Отец Василий (не обращая внимания на реакцию женщин): Дочь, возьми топор.
   Надя: Зачем?
   Отец Василий: И вот эту записку.
  

Передает Наде исписанный клок бумаги.

  
   Надя (читает): "В моей смерти..." - О, Господи, - "прошу винить меня самого. Все, что сделано, сделано по моей просьбе и с моего полного согласия. Число. Подпись".
   Надя: Папа, ты с ума сошел!
   Ольга Николаевна: Папа, кажется, выпил лишнего.
   Диана: Великолепная семейка. Василий Петрович, может быть, вы сначала меня... э-э-э гильотинируете?
   Надя: Не паясничай.
   Отец Василий: Милые женщины, я выпил немного, претерпевая великую боль и скорбь. Моя душа более не может пребывать в таком презираемом, нет, презренном теле. Идти мне некуда... В милиции и на суде вас оправдают, рубите...
   Ольга Николаевна (забирая топор у Отца Василия): Не позорься, Василий Петрович, не позорься.
   Отец Василий: Смерть спасет меня от позора (обнажает шею). Рубите!
   Ольга Николаевна: Знаешь, Вася, не усердствуй. Психушки работают круглосуточно.
   Отец Василий: Я знаю... я знаю, как я противен. Но и вы мне противны. Я ни в ком не нуждаюсь, тем более, в дураках и истеричках... (Пауза). Раз не убиваете, то позвольте мне побыть одному.
  

Берет у Ольги Николаевны топор, уходит в свою комнату, щелкает замком.

  
   Надя: Мама, что с папой?
   Ольга Николаевна: Не знаю, дочь, кажется, наш папа заболел от безделья.
   Диана: Мне бы позвонить.
   Надя: Лучше из коридора.
   Диана: Спасибо.

Выходит, сталкиваясь в дверях с Леонидом.

   Леонид: Чего ж вы Отца Васил..., то есть Василия Петровича тревожите. Он...
   Надя (Леониду): Пойдем, поговорим.
  

Выходит с Леонидом.

   Ольга Николаевна (пытается зайти к Отцу Василию): Вася, пусти меня... Пусти, говорю.
  

Щелкает замок, открывается дверь, Ольга Николаевна заходит к Отцу Василию, дверь закрывается

Сектор N 3

   Сложно сказать, каким образом мертвый человек перестает быть мертвым. Формальная (физическая) сторона оживления более - менее очевидна: начинается биение сердца (по - научному, сокращение сердечной мышцы), циркуляция крови по сосудам; постепенно возвращаются реакции, присущие головному мозгу и нервной системе - течение перечисленных процессов отражается на соответствующей аппаратуре и т.д.
   Вопрос в другом, в какой именно момент оживления душа возвращается в тело, и как это возвращение происходит, в чем оно выражается, измеримо ли оно аппаратурным способом? Говорят, на известной картине Гольбейна, Христос изображен в самый начальный момент воскрешения, но чтобы увидеть "зарю" в трупе, необходимо чуть ли не вплотную приблизиться к полотну. Есть свидетельство, что Достоевский именно так и сделал, после чего его отношение к "Мертвому Христу" в корне изменилось.
   Думаю, средствами театра очень не просто достичь вышеописанного эффекта. Тем не менее, с помощью грима, освещения, 3-D анимации, стереоскопических очков и прочих новшеств и не новшеств, можно сделать много.
   Главное, не слишком усердствовать и не делать акцентов на переходных сугубо физиологических или патофизиологических явлениях.
   Жизнь, гораздо сложнее, чем рефлексы, даже самые совершенные. Жизнь больше, чем ВНД (высшая нервная деятельность). Жизнь прекрасна и смерть не безобразна, поэтому подробности умирания и воскрешения необходимо преподнести на высоком эстетическом уровне.
   Итак, Ленин ожил, точнее, его возвратили к жизни люди и Господь Бог.
  

Сектор N 1

   Освещение: естественное.
   Рис так увлекся музыкой Бетховена, что не заметил его самого, когда тот вошел в комнату вперед молоденькой девушки - богатой аристократки. Бетховен и дамочка расположились в углу на диване. Через некоторое время Рис их увидел и прекратил игру.
  
   Рис (вставая): О, господин Бетховен, простите любезно, я не заметил Вас и вашей прекрасной спутницы.
   Бетховен (указывая на рояль): Продолжайте пожалуйста.
   Рис: Нет, исполнять Вашу музыку в Вашем присутствии - слишком большая честь для меня.
   Бетховен: Мой милый Фердинанд, вы единственный, кого я не вышвыриваю из комнаты, когда слышу чужую игру. Тем более, вы, а не я, хозяин этого дома, потому что вы его душа.
   Рис (Бетховену, но глядя на девушку): Вы представите меня?
   Бетховен: Я должен был представить вас графине с самого начала... (графиня делает отрицательный знак). Но не буду
   Молодая женщина: Позвольте остаться мне инкогнито.
  

Рис кланяется, затем возвращается к роялю.

   Бетховен: Г-н Рис, графине известно о моем временном физическом недостатке, но дабы не портить ваше исполнение, я прошу: передайте тетрадь и перо.
  
   Рис подает Бетховену "разговорную тетрадь", перо, чернила, после чего продолжает исполнять музыку Бетховена.
   Через некоторое время графиня вскакивает с дивана со словами.
  
   Молодая женщина: Вы забылись, господин Всего Лишь Музыкант. Я вам не пара. Прощайте.
  

Уходит. Рис останавливает музыку.

  
   Бетховен (вслух графине): Дура! Полагает себя возлюбленной Бетховена только потому, что называется графиней Renixa!
   Рис: Почему чепуха? Она так прекрасна, так молода.
   Бетховен: Графиня держит меня возле себя вот уж как седьмой месяц, а думает, будто задержала на вечность.
   Рис (осторожно): Может быть...
   Бетховен: Ни слова о помолвке.
   Рис: Почему же?
   Бетховен: Она, г-н Фердинанд, моя любовница. Понимаете? Всего лишь любовница, всего лишь музыканта. Я ненавижу её, как и всех остальных женщин. Они мелочны, трусливы и завистливы. От них только болезни и ни капли вдохновения.
  

Пауза.

   Рис: (указывая на рукописи 32-с-moll вариаций). Маэстро, вы...
  
   Бетховен: Мне было скучно, когда я писал эту пьеску.
   Рис: Почему?
   Бетховен: Потому, что она прекрасна. Неужели вы не заметили, г-н Рис, столько лет наблюдая за мной, как я скучаю, когда работаю?
   Рис: Напротив...
   Бетховен: Нет, нет, скучаю. Ибо, чем прекраснее сочинение для публики, тем оно неинтереснее для создателя. Милый друг, я зеваю, я засыпаю, я пью вино, а газеты потом кричат: "Маэстро Бетховен - гений, он создал еще один шедевр. А шедевр - это несколько бутылок "Рейнского", несколько чашек кофе, два-три пузырька чернил, ими, как вы знаете, я не столько пишу, сколько разукрашиваю свои фортепиано.
   Рис: Я полагаю и утверждаю это в своих записках...
   Бетховен (подводит Риса к роялю): Пожалуйста, утешьте меня, сделайте меня слушателем, дайте почувствовать мне, что я - гений, а мои пьесы суть величайшие творения. Ха-ха-ха (долго и скрипуче смеется). Черт возьми, как же уродуются мозги от газет. Я вас слушаю, только погромче.
   Рис: Извольте, Маэстро.
  

Играет 32-вариации с-moll.

  

Восьмое действие

(Между 18-ю и 20-ю часами вечера)

Сектор N 1

   Освещение: без изменений, разве что солнце опустилось ниже и краски в комнате чуть сгустились.
  
   Бетховен: Слушать всегда приятней, чем сочинять. Верно сказано! Впрочем, не все ноты я заметил, не все... Чертовы доктора! Чему их только учат! Вы, Фердинанд, один из немногих, с кем я пока могу изъясняться без тетрадей. Да, еще эта проклятая хозяйка научилась читать по губам. Скажешь крепкое словечко шепотом, а она в крик, дескать, г-н Бетховен, не смейте меня оскорблять. Её вопли я слышу получше оркестра.
   Рис: Я думаю, вы поправитесь. Мне рекомендовали личного доктора князя N. Говорит, лекарь одинаково прекрасно лечит как желудок, так и уши.
   Бетховен: Колики меня измотали. Не поверите, дня без них не могу прожить. Вот и сегодня до обеда крутило, кололо, резало в кишках, да так сильно, что разогнуться не мог. Еще Ганс - мой слуга, отъявленный каналья, кажется, разбавил вино протухшей водой и кофе сварил из ячменных зерен наполовину с льняными - было жирно, кисло и гадко после каждого глотка. Мерзавец!
   Рис: Быть может, следует рассчитать его?
   Бетховен: Рис, Ганс не ворует! Он болван, лентяй, ни чорта не смыслит в музыке, но рассыпь по полу золото - он сметёт его в кучу с остальным мусором и, даже не потрудится взять хоть самую малость. Нет, друг, я привязался к Гансу. Кругом жулики: в ресторанах обсчитывают, издатели стараются поменьше выплачивать, переписчики дерут втридорога, а Ганс всего - лишь бездельник и плут.
   Рис: Ваша музыка...
   Бетховен: И мелодии тащат, как жемчужины из порванного ожерелья. Вчера в театре играли из моей симфонии, а сказали будто племянника известного вам господина осенило вдохновение, и он не только сочинил дивную пьесу, но еще и оркестровал ее.
   Рис: Признаться, я удивлен вашим спокойствием.
   Бетховен: Ну, не вызывать же мне всех оркестрантов на дуэль, во главе с племянником и его вельможным дядюшкой. Совесть им укажет, кто истинный автор, а кто тать.
  

Пауза.

  
  
   Рис: Мне неудобно об этом говорить, но вас просили поторопиться с концертом.
   Бетховен: Опять?! Как они смеют мне приказывать?! Я не ремесленник! Музе сроки не назначишь.
   Рис: Зато можно требовать их (сроки) от людей. Деньги...
   Бетховен: Не вздумайте говорить со мной о деньгах... Проклятые шельмы, заплатили гроши, а смеют упрекать. Я верну им задаток.
   Рис: Вы же... Простите.
   Бетховен: Да! Я отдал это золото. Вы знаете, Рис, пока у меня есть деньги, ни один из моих друзей не будет нуждаться. Слышите, ни один! Перо и бумага всегда к моим услугам, день работы - и чья-то честь спасена. Не так ли?
  
   Рис наклоняет голову, выражая тем самым согласие.
  
   Рис: И еще вас хотели видеть во дворце. Вы нужны для...
   Бетховен (грустно): Мне больше хочется быть понятым, чем нужным, тем более, я сам ни в ком не нуждаюсь. Будь прокляты дворцы и короли! Миру нужна революция!
   Рис: Тише, тише, нас могут услышать.
   Бетховен: Пусть слушают. Наполеон потряс государства, но сам оказался мерзавцем. Я верю, что появится честный, порядочный Великий Гражданин, который даст людям свободу, землю, радость, и сам разделит с ними их счастье. Через пятьдесят, через сто, двести, триста лет это обязательно произойдет. Такова логика истории.
  

Наливает себе и Рису вина.

  
   Рис: Я могу распорядиться на счет шампанского.
   Бетховен: Шампанское - дрянь, мое вино - тоже дрянь, но оно под рукой и почти даром. Выпьем так, без церемоний, как старые друзья.
   Рис (поднимает бокал): За Вас!
   Бетховен: За вас!

Пьют, молчат некоторое время.

  
   Бетховен (подходит к роялю, наигрывает "Аппасионату"): Вы уже слышали?
   Рис (изображает удивление - это хитрость, чтобы услышать игру Бетховена). Нет.
   Бетховен: Думаю, вам придется послать за шампанским, когда вы услышите, особенно Final.
   Рис: Ваша музыка так прекрасна, что я не боюсь стать пьяницей. (Кричит). Эй, эй...
  

Входит Ганс.

  
   Рис: Вот что, любезный, принеси-ка нам свечи и несколько бутылок.
   Бетховен: У хозяйки из погреба ничего не бери.
   Ганс: Она ничего и не даст, пока вы не заплатите.
   Рис: Возьми деньги, честный человек.
   Бетховен: Дайте ему еще подзатыльник.
   Ганс (пересчитывая деньги): Вот спасибо.
   Рис: Живее, живее.

Ганс уходит.

  
   Бетховен (достает деньги, протягивает Рису): Не смейте меня угощать.
   Рис: Вы же в затруднении.
  

Бетховен буквально впихивает деньги в руки Риса.

  
  
   Бетховен: Не настолько. Уберите.
  
   Рису ничего не остается делать, как только подчиниться. Бетховен устанавливает рукопись "Аппассионаты" на рояль. Подставка для нот отсутствует, поэтому ноты подпирают книгами
  
   Бетховен (Приглашает жестом Риса к роялю): Пожалуйста, сами.
   Рис: Я надеялся услышать вашу игру.
   Бетховен (повелительно): Прошу.
  

Рис начинает играть.

   Бетховен: Чуть быстрее.
  

Рис ускоряет темп.

  
   Бетховен: Педаль слабее.

Рис ослабляет педаль.

  
   Бетховен: И не робейте, ничего сложного, ноты одна к одной - все рядом и... больше, больше звука... пожалуйста, больше звука.
  
   Рис играет "Аппассионату". Бетховен слушает игру некоторое время, а потом уходит в угол комнаты и занимается "утренней" партитурой.
  

Сектор N 2

   Освещение: смешанное - естественное плюс электрический свет.
  
   Ольга Николаевна выводит под руку хорошо выпившего Отца Василия.
  
   Отец Василий (размягченно): Я бы лучше поспал.
   Ольга Николаевна: Нет, лучше прими душ, а то сейчас выспишься, потом ночью колобродить будешь. Не спорь, Вася.
   Отец Василий: Молодежь у нас такая гнилая. Чего она к нам, старикам цепляется?
   Ольга Николаевна: Никто ни к кому не цепляется.
  
   Супруги выходят. Через некоторое время Ольга Николаевна возвращается, садится на диван, включает телевизор. Входит Надя, чуть позже Диана - Дарья.
  
   Надя: Мам, папа еле на ногах стоит. Он не нахлебается воды в ванной?
   Ольга Николаевна: Ой, дочь, ни говори. По всему дому "чекушки" и бутылки понатыканы. На секунду оставила его одного, пришла, а он еле дышит, хорошо хоть унялся, только водкой и можно его заткнуть, прости Господи.
   Диана: Сказали, что двум парням и одной девчонке носы разбили. Дениса, сказали, не трогали.
   Ольга Николаевна: Я знаю. А с кем ты разговаривала?
   Диана: С друзьями.
   Ольга Николаевна: Друзья-то у вас двоих хорошие, боевые.
   Диана: Нормальные.
   Надя (Диане): Леонид согласился, чтобы ты спала в нашей комнате.
   Диана: Я и на кухне могу.
   Ольга Николаевна: Не надо на кухне спать и здесь не надо, у меня ляжешь, слава Богу, комната большая, поместимся.
   Надя: Я хотела как лучше.
   Диана: Спасибо.

Входит Леонид с кипой газет.

  
  
   Леонид: Полюбуйтесь (раздает газеты) на братца, на сыночка, на женишка.
   Ольга Николаевна: Вот же у него синяк (показывает на фотографию), его точно избили.
   Надя: Это тень так падает.
   Леонид (тихо): От кулака.
   Ольга Николаевна (услышав "комментарий" Леонида): Я, Лёня, не желаю вам с Надей таких неприятностей, когда у вас будут свои дети.
   Леонид: Извините.
   Надя: (поправляет): Прос...
   Леонид (раздраженно): Простите, простите, простите.
   Диана: Пока Василий Петрович моется, я хочу...
   Леонид: Начинаются сопли, слезы и любовь.
   Надя: Не перебивай. Ты, как папа, он слова не дает сказать.
   Диана: Так вот.
  

Входит Василий Петрович в банном халате и в медицинском колпаке на голове.

  
   Диана: Ой.
   Отец Василий: Продолжайте.
   Ольга Николаевна: Вася, тебе чай сделать?
   Отец Василий: Начинается, другого средства от похмелья нет, только чай, молоко, кефир и теплая ванна.
   Ольга Николаевна: Не надо меня передразнивать, да еще и при детях.
   Леонид: Мы можем выйти.
   Диана: Хорошо, раз так, то я скажу при Василии... это... Петровиче... Короче говоря...
   Надя: Диана хочет сказать, что Дениса скоро отпустят.
   Отец Василий: Тюрьма работает до семи вечера? А я думал, что круглосуточно.
   Леонид: Хм.
   Диана: Нет, не совсем. Спасибо, Наденька. В общем... итак...
   Ольга Николаевна: А, кажется поняла.
   Диана: Да, я беременна.
   Отец Василий: Второй день? или час?
   Ольга Николаевна: Отец, прекрати.
   Диана: Нет, девять или десять недель, точно не знаю.
   Леонид (поет): "Мол, Русалка, все пойму,
   И с дитем тебя возьму".
   И пошла она к нему, как в тюрьму.
   Ольга Николаевна: Ну что же, хорошо. Если Дениса не выпустят, принесем справку, что его жена ждет ребенка.
   Диана: Мы не расписывались.
   Леонид: Революционерам и не надо, для них мужья и жены - социальные пережитки прошлого, для них все общество - семья, коммунна. Угу.
   Надя: А ты точно беременна?
   Леонид: Надя, Надя.
   Отец Василий: Одну минуту. Вы, Диана, как я понял, планируете прописаться здесь? Не выйдет! Пока я жив, здесь "ноги чужой" не будет. Берите своего ребенка и выметайтесь.
   Ольга Николаевна (Отцу Василию): Она же мать твоего внука.
   Отец Василий: Какая к черту мать!? Девка, дурит вас самым наглым образом, а вы уши-то и развесели.
   Леонид: Не все.
   Отец Василий (Диане). Ты местная?
   Диана: Нет.
   Ольга Николаевна: Какое это имеет значение?
   Отец Василий: Большое. Ты из деревни?
   Диана: Из поселка. Он большой, городского типа. (Кричит): Отдайте мне мои чемоданы! Зажрались вы здесь в столице!
  
   Отец Василий: (Ольге Николаевне): Слышишь, чего она говорит?
   Надя: Папа, мама, так же нельзя. Леня, скажи им.
   Леонид: Ничего не знаю.
   Надя: Как же не знаешь? Девушка пропадет без нас. А Денису мы что скажем? А если его посадят надолго?
   Отец Василий: Значит, долго просидит.
   Ольга Николаевна: Господи, какой кошмар творится у меня в доме.
   Надя: Получается, мы выгоняем родственницу?
   Диана: Я никогда вам не буду родственницей, я ведь деревенская, да и вы мне не нужны.
   Отец Василий: Скатертью дорога.
   Леонид: Ну, правда, не хорошо, не по-людски человека гнать.
   Ольга Николаевна (решительно): Тишина!
   Отец Василий: Я к себе.
   Ольга Николаевна: Иди, иди.
   Отец Василий: С удовольствием.
  

Уходит, закрывается, звенит стеклянной посудой.

  
   Леонид: Папа снимает стресс.
   Диана: В туалет у вас можно сходить, или до вокзала терпеть?
   Надя: Не говори глупостей.
   Ольга Николаевна: Тишина!
  

Диана тихо выходит.

  
   Ольга Николаевна: Хватит ссориться, хватит хамить друг другу. Давайте, лучше, телевизор посмотрим.
  
  

Сектор N 3

   Освещение: имитация солнечного света.
   Ленин внимательно разглядывает шкафы с приборами, стол, на котором он до этого лежал и прочее, относящееся к интерьеру. Неожиданно включается ТVG-телефон и в комнате возникают 3D-изображения нескольких человеческих фигур.
  
   Фигуры (не стройно, но почти одновременно): Здравствуйте, Владимир Ильич.
   Ленин: Здравствуйте.
   Фигура N 1: Мы - руководители революционных движений разных стран. Вы должны бежать!
   Ленин: Знаю. Мое воскрешение для меня не новость, у меня было время подумать о побеге.
   Фигура N 2: Здесь лифт, он управляется с центрального компьютера, но когда за вами придут - лифт временно переключат на локальную автоматику.
   Фигура N 3: Риск значительный, охранные меры беспрецедентны.
   Ленин: Тактика мне понятна. Что дальше?
   Фигура N 4: Возьмете любой из ТVG-телефонов. Где бы вы не оказались - мы сможем найти вас по радиосигналу.
   Ленин: Враги?
   Фигура N 4: Временно телефоны работают только от наших сигналов, другие удается блокировать. Берите.

Ленин отрывает от крепежа один из TVG-телефонов.

  
   Фигура N 2: Этот телефон связан с моим. Остальные аппараты начинают работу в нормальном режиме.

Фигуры N 1, 2, 4 исчезают.

   Ленин: Далее?
  
   Фигура N 2: В шахте лифта дежурят несколько бойцов сопротивления, они знают, что делать. Ваша задача - оказаться в кабине лифта одному.
   Ленин: Последний вопрос, бойцы надежные?
   Фигуры N 2: Вопрос к вам: вы - Ленин?
   Ленин: Да.
   Фигура N 3: Бойцы надежные.
   Ленин: Хм.
   Фигура N 2: Они выведут Вас из Перпетум-центра, затем перевезут на материк. Далее, телефоны начнут работать и, соответственно, я смогу дать вам нужные указания. Отключение.
  

Фигура N 2 исчезает.

  
   Ленин: История продолжается, и делает новый виток.
  

Из лифта выходит троица ученых.

Девятое действие

(Между 20-ю и 22-мя часом вечера)

Сектор N 3

   Освещение: без изменений.
  
   Ученый-Сын (растерянно Ленину): А... а... это мы вас оживили. Так сказать, в ходе эксперимента по оживлению.
   Ленин: Спасибо. Очень приятно познакомиться.
   Ученый-Сын: И как вам... у нас?
   Ленин: Замечательно.
   Ученый-Сын: А как там?
   Ученый-Отец: Вы помните смерть?
   Ленин: Нет.
   Ученый-Сын: Извините, а Бога вы видели или... не Бога?
   Ленин (лукавит): Я не помню ни процесса умирания, ни собственно состояния смерти.
   Учитель: Не мудрено - Бог себя стер.
  
   В процессе разговора троицы Ученых и Ленина обнаруживается, что их подслушивают и за ними наблюдают, а осуществляют эти маневры г-н Грифель и г-н Умбри.
  
   г-н Умбри (г-ну Грифелю): Ученые называются.
   Ученый-Отец: (Ленину): Хотелось бы обследовать вас на предмет определения состояния здоровья, точнее, двух его основных составляющих: психики и соматики.
   Учитель: Salus aegroti unprema lex medicorum. Но мы, конечно же, не считаем вас больным, а напротив.
   Ленин: Понимаю, понимаю. Я никогда не возражал против разумных действий.
   Учитель: Имейте ввиду, без нашего освидетельствования вас могут посчитать клоном или зомби.
   Ленин: Вы должны убедить общественность, что я - человек, верно?
   Учитель: Совершенно точно. Это - condicio sine qua non.
   Ученый-Сын: Погода у нас определенно хорошая.
   г-н Умбри: Как же так можно поглупеть с начала дня? Невероятно!
  
   г-н Грифель: Они не каждый день оживляют мертвых, растерялись.
   г-н Умбри: Интересно, а Бог растерялся, когда создал первого человека? Как думаете?
   г-н Грифель: Не знаю.
   г-н Умбри: Знаете, да бойтесь сказать.
   г-н Грифель: Мне земной вечности хватает, а вы хотите, чтобы к ней еще другую добавили, страшную.
   г-н Умбри: Проводить вечность на Земле, что может быть страшнее? (Смотрит на выражение лица Учителя): Вероятно, опять начнут глупости спрашивать.
   Учитель: Владимир Ильич, у вас-то есть к нам вопросы или вам все ясно?
   Ленин: В вашем мире мне только предстоит разобраться, а, покамест, давайте-ка сыграем в шахматы.
   Ученый-Отец: Разрешите хотя бы измерить биотоки мозга, кардиограмму снять, легкие послушать.
   Ученый-Сын: Интеллект-тест провести.
   г-н Грифель: Мне кажется, медицина и за миллион лет не изменится.
   Ученый-Сын (смущённо): Так положено.
   Ленин (улыбаясь): А шахматы - не показатель?
  

Ученые и г-н Умбри с г-ном Грифелем аплодируют Ленину.

  
   Учитель: Браво, браво.
   г-н Умбри: Даже я представлял себе эту сцену гораздо торжественней, а тут - банальность на банальности.
   г-н Грифель: Лучше б мы его оживили.
   г-н Умбри (наблюдая за Лениным и учеными): Потрясающе. Смотрят друг на друга и молчат.
  
   Комната темнеет и с помощью лазерного освещения делается похожей на шахматную доску. Срабатывают TVG-телефоны, но, в качестве абонентов выступают шахматные фигуры.
  
   Пешка (обращается ко всем другим фигурам): Знаете, господа, хоть мы и существуем в электронном виде, но я каждый раз вздрагиваю, когда меня насильно переставляют.
  
   Конь: Люди склонны к насилию. Они бы и на трёхмерных коней понадевали бы седла и устроили бы скачки. Вот вы, господин Король, сделайте заявление. Пускай оставят нас в покое. Зачем нам война?
   Король: Война, безусловно, дело лишнее, а вот революция не помешает.
   Ферзь: Не далее как вчера, вы, мой дражайший супруг, категорически настаивали на мире во всем мире, теперь же вам революцию подавай. Или вы хотите смешаться с черными?
   Король: Нас и так уже давным-давно перемешали.
   Ладья: Не скажите, не всех, лично я чиста.
   Пешка: Вы-то чисты? Не смешите, на той стороне два ваших близнеца угольного цвета. Или они ваши клоны?
   Ладья: Ох, народ, народ, как же ты дерзок и глуп.
   Конь: А я бы промчался в тройке или в четверке. Представляете, через все поле, бок о бок, искры из под копыт, гривы нараспашку.
   Пешка: Гривы или груди?
   Конь (Ладье): Народ у нас пеший, к обращению не привык, метафор не понимает.
   Пешка: Куда уж нам, мужичью сиволапому, мы через три клетки не прыгаем, а только тоже иногда должности получаем. А ты как был конем, так им и останешься, разве что стойло переменишь.
   Король (примиряюще): Господа, господа, тише. Ленин сделал первый ход. (К пешке): Просим Вас.
  

3-D пешка кланяется и делает шаг вперед.

Сектор N 2

   Освещение: вечернее.
   Вся семья (включая Диану) смотрит телевизор. Отец Василий на экран не смотрит, но дверь в его комнату приоткрыта, чтобы он мог слушать текст.
   Для зрителей телевизором служит большой экран, как в кинотеатре. В передаче рассказывается о безногой женщине, которая смогла преодолеть свою инвалидность и устроить жизнь по образу и подобию здоровых людей. Женщина вышла замуж за человека, с кем вместе работала в автомеханической мастерской. У такой необычной пары родился ребенок, после чего официальное брачное соглашение супругов было подкреплено венчанием.
  
   Корреспондент: Анна, я не буду задавать вам много вопросов. Ваше домашнее видео рассказало даже больше, чем можно было бы рассказать. Но все-таки: зачем человеку тело? Как вы думаете?
   Анна: Думаю, только за тем, чтобы помнить о времени. Чтобы не забывать, глядя на себя в зеркало, что жить осталось мало, а грехов, ошибок огромное количество. Например, мы с Хосе знаем - нам по тридцать пять, а нашему малышу только год - мы должны успеть воспитать его, научить преодолевать трудности, мы должны сделать из него настоящего мужчину. Когда Антонио вырастет, он поймет, что у него родители не такие, как у всех. Я боюсь того дня, когда мой сын спросит меня: "Мама, где твои ноги?". И я не знаю, хватит ли мне жизни, чтобы научить Антонио не бояться и не стесняться меня? Поэтому, мне нужно тело. С его помощью я контролирую время, отведенное мне на мои дела.
   Корреспондент: Вы счастливы?
   Анна: Да. Я могу преодолевать трудности, поэтому я счастлива. Мой padre сказал: "Анна, вот на что иной раз приходится идти Богу, чтобы дать человеку счастье - забрать у него ноги". Сначала я обиделась на padre, а потом поцеловала его руку, ведь он прав.
   Корреспондент: И последний вопрос.
   Анна: Не надо... приходите почаще в гости. Я не люблю слова "последний". Никому не известно, когда и что в последний раз. Приходите.
   Корреспондент: Спасибо. Удачи вам.
   Анна: До свидания.
  

Телевизор выключают. Пауза. Тишина.

  
   Леонид: В принципе я согласен, тело - только вспомогательный инструмент и не более того. Но я бы скорее предпочел быть несчастным здоровяком, чем счастливым инвалидом.
   Диана: Это потому, что ты ничего не знаешь о счастье.
   Леонид: Ты много знаешь.
   Надя: Можно подумать, Лёня... Хотя я знаю, ты меня не любишь. Я удобна тебе, а счастье - это девочки, много красивых девочек, а не одна единственная жена.
   Леонид: Бог с тобой.
   Надя: Со мной. А хотелось бы, чтобы он и с тобой был.
   Леонид: Сказать ничего нельзя.
   Ольга Николаевна: Говорить, конечно, можно и нужно, но только не в таком тоне.
   Диана: После таких передач жить не хочется.
   Отец Василий (выходит из своего "угла"): Не хочется или страшно?
   Ольга Николаевна: Ты, Вася, хоть бы колпачок снял, да в костюм спортивный переоделся.
   Отец Василий: Колпак я для тепла ношу, а молодежь нашу банным халатом не удивишь. Молодежь сама нас удивляет. Передача им не нравится, видишь ли, нервы она им щекочет. А вот именно такие программы вам, революционерам, иначе говоря, бездельникам и алкоголикам, и надо показывать с утра до вечера, чтобы вы, сопляки, знали и понимали разницу между истинной жизнью и просто жизнью.
   Леонид: Эвон, как вас развезло.
   Надя: Не трогай его.
   Диана: Не надо нас учить на примерах обрубков.
  
  
   Отец Василий: Что? Что!? Кто обрубок-то - она без ног или ты без совести? Да, как не стыдно так говорить? Вы с руками, с ногами родить не можете...
   Диана: Вы сами не даете.
   Отец Василий (продолжает): ... Жить не хотите, в Бога не верите, а вот он - Бог! Почему эту женщину, Анну не объявляют чудом, а ее семью - святым семейством? Какого чуда еще нужно людям?
   Диана: Ого, как батёк разошелся.
   Ольга Николаевна: Он тебе, пока во всяком случае, не батя.
   Отец Василий (продолжает): Безногие ходят, работают, рожают, занимаются любовью, счастливы! И, самое главное, живут, живут, живут, живут! А вы... Ну, вас на х... .
  

Уходит в свою комнату и хлопает дверью, да так, что стекла дрожат.

  
   Леонид (Наде): Кажется, твой папа только что сам себе доказывал...
   Отец Василий (распахнув дверь): Умирают один раз, а жить надо всю жизнь.
  

Опять хлопает дверью.

   Леонид: То есть?
   Ольга Николаевна: Василий Петрович не здоров. Не надо придавать много значения его словам.
  

Отец Василий выбегает из своей комнаты и подбегает к Наде, хватает ее то за руки, то за ноги.

  
   Отец Василий: Вот, дочь, руки есть, ноги есть, какого хрена тебе еще надо? А? Мало? Лёня, может вам надо ещё по паре ног и рук? Может вам и голов нужен десяток? И жопы одной не хватает? Ну?
   Леонид: А вы, если что, сможете дать нам недостающее?
   Отец Василий (показывает "фигу" поочередно, такой фигой в лица всех присутствующих): Фиг тебе... Фиг тебе... Фиг тебе... И тебе, Ольга Николаевна, фигушки. И мне, дураку - вот, дулю. (Далее говорит мирно, спокойно.) Спать я пойду. Про Дениса узнаете что нового - разбудите.
  

Выходит.

   Ольга Николаевна: Времени почти девять, а про мальчика-то нашего ничего и не слышно.
   Надя: Может, в "Новостях" скажут?
   Ольга Николаевна: А зачем вы телевизор выключили?
   Леонид: Простите.

Включает телевизор.

  
   Диана: Тошнит меня и голова кружится.
   Надя: Пойдем, провожу.
   Ольга Николаевна: Балкон откройте, от свежего воздуха полегче будет. И здесь надо окно открыть.
  

Надя, Диана выходят.

  
   Леонид: Я открою.

Открывает окно.

  
   Ольга Николаевна: И девочкам помоги - на балконной двери шпингалет очень тугой.
   Леонид: Знаю, знаю.
  

Выходит.

Ольга Николаевна в одиночестве смотрит телевизор, ни надеясь на благоприятные известия.

Сектор N 1

   Освещение: вечернее.
   Рис останавливает игру, заметив, что Бетховен, отложив партитуру, занят сочинительством.
  
   Рис: Я вам не мешаю?
   Бетховен: Нет, нисколько. Прости, милый Рис, сегодня я начал эти вариации и уже их ненавижу. Они вырывают из меня душу и сердце... страшная музыка.
   Рис: Вы чего-то боитесь?
   Бетховен: Вечером, Рис, вечером я начинаю бояться. Днем я понимаю себя, жизнь, людей, а вечером мне страшно. Я дрожу. Я не узнаю мир. Лучше бы в сутках не было вечеров и ночей. Как не удачно со стороны Господа прятать солнце в тьму и... человека в гроб, нет, не одного человека, а все человечество.
  

Рис, пытаясь отвлечь Бетховена от мрачных мыслей, указывает на ноты, стоящие на пюпитре.

  
   Рис: Как вам Моцарт? Этот опус я еще не слышал.
   Бетховен: Он (Моцарт) смеется над смертью, иногда страшнее самой смерти. Я его боюсь и восхищаюсь им. Моцарт страшен. Он вовремя умер, иначе бы просто спился. Без вина такой ужас, освещенный солнцем, не выдержать. И этот ужас был всегда внутри него.
   Рис: Позвольте, но ведь сочинение в С-dur?
   Бетховен: Рис, вчитайтесь.
  

Бетховен подходит к роялю и поигрывает первые такты Симфонии N 41 до-мажор "Юпитер" К 551 В.А.Моцарта.

  
   Бетховен: Слышите, слышите?
   Рис (уклоняется от ответа): Говорят, Моцарта отравили.
   Бетховен: Кто? Сальери? Почему же он тогда не отравил меня? Моцарт сам себя отравил ... своей гениальностью и сдержанностью. Ярости надо давать выход, хотя бы швырнуть стул в стену, или порвать струны на скрипке, или дать в ухо какому-нибудь прощелыге, вроде моего издателя. А он (Моцарт) все время держал себя в кандалах; только шевельнется больше обычного - цепи зазвенят, а потом снова покой, снова тишина. Но, Рис, что это за тишина!? Это могила, которой не видно из-за цветов по краям.

Рис делает очередную попытку отвлечь Бетховена.

  
   Рис: Дочери герцогини N хотят заниматься у вас.
   Бетховен: (Не слышит или не слушает Риса): Я не живу Фердинанд. Я как бы отграничен от всего земного, я только могу наблюдать, но ни в чем не могу участвовать. Зато в небо мне можно уходить сколько угодно. Но как, живя на Земле, быть в небе? Зачем мне такое земное небо? Зачем оно было Моцарту?
   Рис: Простите.
   Бетховен: Про этих расфуфыренных дур я ничего не хочу слышать. Они желают приятно провести время в кампании знаменитости, они лживы и хитры, как, впрочем, и их матушка.
   Рис: Я говорил о герцогине N и ее дочерях, а не о графине.
   Бетховен: Графинь, герцогинь, всех к чёрту!.. К чёрту!
   Рис: Но они предлагают хорошую плату.
   Бетховен: Сколько?
  

Рис пишет цифры на бумаге и показывает их Бетховену.

  
  
   Бетховен: Почему моё нутро ежедневно требует еды? Если бы не желудок... Продаюсь, как шлюха.

Пауза.

   Бетховен: Напишите им от моего имени.
   Рис: Так вы согласны?
  

Появляется хорошо выпивший Ганс с бутылкакми.

  
   Слуга: Вино прикажете подавать?
   Бетховен: Пошел вон.
   Рис: Постой. Положи, то что принёс... хотя бы под рояль.
   Слуга: У меня бы в холодке постояло.
   Рис: Твой желудок не столь холоден, чтобы хранить в нем вина.
  

Слуга молча ставит вино под рояль, смотрит на бутылки, вздыхает и уходит.

  
   Рис: А вы говорите не ворует.
   Бетховен: Не ворует, но выпивает.
   Рис (поднимаясь): Что ж, уже поздно.
   Бетховен: Спасибо, Рис, спасибо, мой друг, за вашу заботу и привязанность ко мне. Я со всеми своими пороками не стою вашего сердца.
   Рис (наклонив вежливо голову): До завтра.
  
   Бетховен, не дослушав Риса, вновь садится за рояль и продолжает заниматься вариациями. Рис, немного помедлив, выходит, тихо притворив за собой дверь.

Десятое действие

(Между 22-мя и 23-мя часами вечера)

Сектор N 2

   Освещение: вечернее

Входит Леонид.

  
   Ольга Николаевна: Ну, как? Полегче ей?
   Леонид: Угу. Намного.
   Ольга Николаевна: Во время беременности такое часто бывает. Я когда Надю ждала первые два месяца постоянно в метро сознание теряла, а когда была Денисом беременна, то ничего не ела, кроме жареной картошки; еще, правда, бананами объедалась - до сих пор на них смотреть не могу. Ужинать-то будем? Только сами готовьте, у меня сил нет.
   Леонид: Девушки вроде бы занялись. Пиццу разогревают.
   Ольга Николаевна: На сковороде?
   Леонид: Духовка не работает, микроволновка тоже.
   Ольга Николаевна (принюхивается): Пахнет хорошо. Только вредно все это жареное, печеное. Лучше бы картошки сварили, да селедочки к ней порезали.
   Леонид: Так ведь картошку-то варить надо, селедку чистить, резать. (Перебивает сам себя). Ольга Николаевна я был не прав, не стоило так вот с Василием Петровичем дискутировать.
   Ольга Николаевна: Не стоило. Тем более, он хороший человек, сложный конечно. Да, мужики в большинстве своем, все с чудинкой. Правда, последнее время не работает. Книги какие-то странные читает.
   Леонид: Вчера и мне предлагал почитать.
   Ольга Николаевна: Что именно?
   Леонид: Происхождение и лексико-фонетические особенности древнекитайской письменности. Говорит, давай вместе древнекитайский выучим и в Китай уедем в археологическую экспедицию. Там, мол - де, большие деньги платят ученым.
   Ольга Николаевна: А ты?
   Леонид: Вежливо отказался. Бездарем меня назвал. Ещё жлобом бескультурным и мещанином.
   Ольга Николаевна: Как обычно. Но помириться вам обязательно нужно.
   Леонид: Я с радостью. Может, сейчас к нему зайти?
   Ольга Николаевна: Подожди, пойду посмотрю, что он делает.
  

Подходит к двери Отец Василия, приоткрывает ее, оттуда слышится раскатистый храп.

  
   Ольга Николаевна: Вася, ты спишь?
  

Храп усиливается и резко прерывается.

  
   Отец Василий (капризно): Сначала изгоняете меня из общества, а потом пристаете. Не сплю я, думаю. Только тебе этого не понять. Ты - неразвитая женщина.
  

Ольга Николаевна прикрывает дверь в комнату Отца Василия.

  
   Ольга Николаевна: Не уверена, что сегодня стоит общаться с ним. Лучше завтра.

Входят Диана и Надя с тарелками и стаканами на подносах. На тарелках - пицца, в стаканах - сок.

  
   Леонид: Вовремя вы.
   Надя: Давайте здесь поужинаем?
   Ольга Николаевна: Один кусок надо отцу оставить.
   Надя: На всех хватит.
  

Все рассаживаются кто-куда, молча едят.

   Надя: Мамочка, пускай Диана в нашей комнате спать ложится.
   Диана: Я лучше пойду.
   Леонид: Куда?
   Надя: Да, куда? Мы же договорились, что ты у нас останешься.
   Ольга Николаевна: Делайте как знаете, ребята.
  

Леонид берет кусок пиццы, предусмотрительно оставленный для Отца Василия.

  
   Леонид: Отнесу Василию Петровичу.
   Надя: Да он же спит.
   Ольга Николаевна (вздыхает): Ладно, пусть отнесет.
  

Леонид стучится в комнату Отца Василия, услышав "чего надо?", заходит и закрывает за собой дверь.

  
   Надя: Не подерутся они?
   Ольга Николаевна: С чего бы?
   Надя: Оба такие взрывные.
   Диана: Я лучше у подружки переночую или у друга.
   Ольга Николаевна: Пожалуйста, прекрати.
   Диана: Мне неудобно.
   Ольга Николаевна: Удобно, удобно.
   Надя: Чего-то Лёнька у отца застрял?
  

Все прислушиваются, слышен тихий разговор и вроде бы как позвякивание стекла.

  
   Надя: Не напьются ли они там?
   Диана (тихо): Я бы напилась.
   Ольга Николаевна (не услышав Диану): Вряд ли.
   Диана: Можно, я покурю?
  

Ольга Николаевна и Надя смотрят на нее удивленно.

   Надя: Ты же беременна?
   Диана: Не уверена.
   Надя: Ты серьезно?
   Диана: Да. Денис сказал, что если у нас не будет детей, то на свободе ему делать нечего. А детей у меня нет и быть не может, во всяком случае, так говорят врачи.
   Ольга Николаевна: А зачем же ты нас обманывала?
   Диана: Не знаю. Я хотела жить с Дэном. Я его люблю. Извините.
   Ольга Николаевна: Ничего не понимаю. А ты, Надя?
   Надя: Мама, они поссорились, а чтобы помириться, Диана выдумала про беременность. Она думала, что беременную он её не бросит. (К Диане): Так?
   Диана: Да.
   Надя: А ему (Денису) все равно. В партии своей остался. На акцию или диверсию, не знаю как там у них это называется, пошел. Его задержали. Диана пришла к нам, так как думала, что Дениса быстро отпустят и мы их помирим.
   Ольга Николаевна: А потом?
   Диана: А потом я бы сказала правду.
   Ольга Николаевна: Так почему же ты сразу не объяснила нам все как есть?
   Диана: Боялась.
   Ольга Николаевна: Вот детки-то пошли, воспитанные на сериалах. Ладно, но Василию Петровичу пока ничего не будем говорить.
   Надя: Скандалить начнет, когда узнает.
   Ольга Николаевна: Можно подумать, он так меньше скандалит.
   Диана: Я покурю?
   Ольга Николаевна: Кури, но только в форточку. На будущее - курение в доме я не потерплю. Вместе с Василием Петровичем выходи на лестничную площадку.
   Диана: Спасибо. Телефон звонит.
  

Надя, Ольга Николаевна прислушиваются.

  
   Надя: Я подойду. Надо и к нам в комнату телефонную розетку поставить.
  

Выходит. Очень быстро возвращается, переключает телевизор и делает звук громче.

  
  
   Диктор (телеведущая): Сегодня группа необольшевиков, состоящая из нескольких десятков молодых людей и девушек ворвалась в приемную администрации президента. Захватив один из кабинетов, террористы-экстремисты, а именно так их обозначили представители силовых структур, начали выкрикивать антиправительственные лозунги и требовать встречи с главой государства. С помощью подразделений Спецназа помещение, удерживаемое боевиками, удалось взять штурмом. Активисты в количестве сорока семи человек задержаны и доставлены в ближайшие к месту происшествия отделения милиции. По непроверенным пока данным жертв среди участников штурма нет. Террористам-экстремалам, извините, экстремистам, уже предъявлены обвинения по ряду статей Уголовного Кодекса, и им грозят сроки заключения от десяти до двадцати пяти лет.
   Ольга Николаевна: О, Господи (плачет): Двадцать пять лет? За что же это?
   Надя: Глупости, ребят отпустят, они ни в чем не виноваты.
   Ольга Николаевна (плачет): Вряд ли.
  
  
   Диана: (в исступлении): Отпустят! Отпустят! Отпустят! Иначе мы устроим им революцию! Сволочи! Гады! Всех перевешаем! Твари!
  

Появляется пьяный Отец Василий и "поддатый" Леонид.

  
   Отец Василий: У меня есть серьезные знакомые. Завтра я иду в суд. Нет, на прием к генеральному прокурору.
   Ольга Николаевна (сквозь слезы): Лучше бы ты выспался как следует.
   Отец Василий: Не до сна мне, Ольга, не до сна. Если не отец, то кто его, дурака выручит?
   Леонид: Я пойду с вами, Василий Петрович.
   Отец Василий: Уважаю. Решение достойное мужчины и гражданина.
   Надя (Леониду, тихо): Ты с ним выпил?
   Леонид: Для консилиума, то есть, я хотел сказать, для консенсуса.
   Диана: А я? Что теперь со мной будет?
   Отец Василий: Рожай наследника. Мы с матерью позаботимся о вас.
   Ольга Николаевна: Понесло.
   Диана: Я пошутила на счет беременности.
   Отец Василий: Все равно рожай. Стране нужны герои. Рожай! На зло капиталистам.
   Леонид: И ты, Надежда, рожай.
   Отец Василий: Правильно.
   Ольга Николаевна: Как вам не стыдно, у нас такое горе, а вы напились?
   Отец Василий: То есть?
   Ольга Николаевна: Горе, Вася, то есть беда, несчастье.
   Леонид: Николаевна..., извините, вырвалось, Ольга Николаевна, нормально все, ситуация под контролем.
   Надя: Лёня, замолчи, ложись спать.
   Леонид: Надя, у меня стресс.
   Диана (глядя в телевизор): Бред! Бред! Какое следствие, какая тюрьма!?
   Ольга Николаевна: Надюша, принеси пожалуйста что-нибудь от сердца.
  

Слышно, как за дверью кто-то гремит ключами.

  
   Леонид: Воры или... спецназ.

В комнату входит Денис.

   Ольга Николаевна: Сынок (бросается его обнимать).
   Отец Василий: (Денису): Добрый вечер. (Далее бубнит). Я спать... Устроили комедию. Телевизор орет на всю катушку. Революцию придумали.
  

Уходит, хлопает дверью в свою келью.

  
   Диана (Денису): Мне надо с тобой поговорить.
   Ольга Николаевна: Пойдемте, ребятки на кухню. Мальчика покормить надо.

Ольга Николаевна, Диана, Денис выходят. Леонид порывается пойти за ними, но Надя его удерживает.

  
   Надя: Без тебя разберутся.
   Леонид: Хотелось бы уточнить детали.
   Надя: Сиди, сиди.
   Леонид: Имею право.
   Надя: Имеешь. Ложись спать.
   Леонид: Да, пожалуйста.
  
  
  
  
   Леонид ложится спать, Надя выключает телевизор, садится на краю кровати, достает молитвослов, читает молитвы. Тихо, только слышен матерый храп Отец Василия и приглушенные голоса Ольги Николаевны, Дианы, Дениса, доносящиеся из кухни.
  

Сектор N 2

   Всякий, кто занимался или занимается сочинительством, знает насколько это увлекательное занятие. Но одно дело любительство, а другое дело гениальное озарение и вдохновение на фоне профессионализма и ярко выраженной работоспособности. Полагаю, Бетховен знал, какого уровня музыку он писал. Более того, 32-вариации с-moll производят впечатление экспромта и, вероятно, были созданы с самым непосредственным авторским участием. От первого до последнего такта порыв и скорбь крайне сконцентрированные и сопряжены в вариациях. Впрочем, гений и быт часто переплетаются, причем настолько крепко, что диву даешься, как одно (быт) не поглотит другое (гений).
  
   Освещение: слабое, почти ночное.
   Бетховен работает над рукописью, пишет, чиркает, рвет, иначе говоря производит "эффект разорвавшейся бомбы" среди бумаг. Чернила льются на клавиши, на пол, на штаны, на камзол. Сломанные перья летят во все стороны. Мысль движется быстрее, чем рука. Бетховена это обстоятельство раздражает. Он хочет как можно скорее и яснее выразить чувства, а вынужден наполнять бутылку чернилами, чинить перья, уточнять звучание отдельных аккордов, длину пассажей, ставить динамические оттенки, помечать темповые характеристики и прочее. Импровизация, зафиксированная знаками (нотами, буквами, красками), часто лишается своей первозданной прелести, так как теряет единство и безграничность, вынужденно дробясь и подчиняясь форме, постепенно приобретая упорядоченность, ограниченность, одним словом, становясь источником информации, характеризующимся такими качествами как наглядность, предметность, доступность для других людей и прочее.
   Соседи не выдерживают "штурма" рояля и начинают стучать, колотить различными предметами в стены, в пол, в потолок.
  

Входит Ганс (заспанный, раздраженный).

  
   Слуга (Бетховену): Соседи просят позволения умереть без вашей музыки.
   Бетховен (обратив внимание на Ганса, грубо): Тебе чего?
   Слуга (кричит): Полночь скоро, а вы грохочете на весь дом.
   Бетховен (неожиданно спокойно): Возьми все мои перчатки, пройдись по квартирам и брось каждому недовольному. Я готов драться со всеми.
   Слуга: Вот еще.
   Бетховен ("накаляясь"): Тогда я достану шпагу, (делает вид, что ищет шпагу) и проткну тебя. Как ты смеешь, мерзавец, требовать от меня тишины? Пошел к черту!
   Слуга: На мансарде и то спать не могут из-за вашей музыки.
   Бетховен (свирепея): Ах, ты скотина. Пожалуй, я убью тебя табуреткой.
  
   Замахивается на слугу, тот, естественно, убегает, выражая свое справедливое возмущение образцами ненормативной лексики, бывшими в ходу в первой трети ХIХ века в немецком языке. Прогнав слугу, Бетховен возвращается к музыке. Но слуга появляется вновь.
  
   Слуга (просунув голову в дверь, кричит): Хозяйка просила вас съехать, как можно быстрее. Если съедете завтра, она вернет плату за этот месяц.
  
   Бетховен не оборачиваясь, швыряет в Ганса пустой кувшин. Кувшин разбивается, дверь захлопывается. Звучат последние такты вариаций, после чего Бетховен закрывает клавиатуру крышкой, делая это нарочито громко и несколько раз. Тишина. Длительная пауза, но музыка 32-вариаций звучит как бы эхом - несложный акустический прием, но эффектный.

Сектор N 3

   Освещение: яркое.
  
   Ленин (Учителю): Жалко, что с вами партия не состоялась.
   Учитель: Думаю, у нас еще будет для этого время.
   Ленин (тихо): Не уверен.
   Учитель (услышав): Почему же не уверены?
   Ученый-Сын (отвечает вместо Ленина): Такому замечательному шахматисту нет смысла вступать с нами в единоборство - мы слишком слабы и предсказуемы.
   Ученый-Отец: Кроме того, еще столько нерешенных и крайне важных...
   Ленин: И своевременных...
   Ученый-Отец: Да, и своевременных вопросов и задач.
   Учитель (Ленину): Удивительно, вы - первый воскрешенный вечный человек, а так быстро адаптировались.
   Ленин (лукаво): Вероятно, вечность быстрее приспосабливается к временному, чем временное к вечности.
   Учитель: Aequum est.

Пауза.

   Ученый-Отец: Полагаю, надо закончить с формальностями (Ленину): Вам нужен паспорт, и одной anamnesis morbi (истории болезни) будет недостаточно для его получения.
   Ленин: Мне бы хотелось побыть одному.
   Ученый-Сын: Законное желание.
   Ученый-Отец: Вы должны находиться под постоянным наблюдением.
   Ленин: Я настаиваю.
  

Ученые смотрят на Учителя.

  
   Учитель: Я правильно понял, вам хочется, что называется, собраться с мыслями?
   Ленин: Именно. Еще мне желательно получить письменные принадлежности.
   Ученый-Отец: У нас это не принято.
   Ленин: Фиксировать свои мысли?
   Ученый-Отец: Нет. У нас не принято пользоваться ручками и бумагой.
   Ученый-Сын: Я поясню. Вы можете произнести вслух то, что желаете записать. Но сначала нажмите вот сюда, текст появится на мониторе. Далее, если необходимо, внесите исправления. Когда текст вас полностью устроит, нажмите вот сюда. Если вы все-таки захотите его распечатать, просто скажите "печать".
   Ленин: Замечательно.
   Учитель (строго): Мы будем отсутствовать около десяти минут. Кстати, Вы испытываете чувство голода?
   Ленин: Испытываю.
   Ученый-Сын (тихо): И вечности нужна материальная пища.
   Учитель (указывает коллегам на лифт): Прошу.
  

Ученые уходят.

  
   Ленин проверяет работоспособность техники.
  
   Ленин (нажав кнопку, произносит): Декреты и манифесты. Прекрасно. Машина работает. Итак, манифест к себе. Первое. Учиться. Второе. Действовать. Третье... Нет, пока можно обойтись без террора. Отменить третий пункт.
  

Последняя надпись исчезает с экрана монитора.

  
   Далее, декрет о вечности. Первое. Каждый человек имеет право на вечную жизнь. Второе. Вечность можно тогда считать достоянием человечества, когда гражданин любой страны на
  
   собственном опыте убедиться в отсутствии смерти, как для себя, так и для окружающих. Третье. Если вечность станет достоянием человечества, то каждого человека следует признать богом. Четвертое. После окончательной победы над смертью, следует искоренить все, что может и
   будет напоминать о ней, и что может быть, и что является её следствием или продолжением. Пятое. Дабы предотвратить вечные войны между вечными людьми, следует...
  

Включается TVG-телефон, один из соратников Ленина.

  
   Абонент-соратник: У нас есть несколько минут, пока лифт разблокирован.
   Ленин: Ясно. Действую.
  
   Исчезает в кабине лифта. Через некоторое время возвращаются ученые, они в замешательстве, Ленина нигде нет.
  
   Ученый-Сын: То есть, Ленин сбежал?
   Учитель: Побег, конечно, не лучшее, что есть на свете, но иногда это единственный выход из трудного положения.
   Ученый-Отец: Abiit, non obiit.
   Ученый-Сын: И вы заговорили на латыни? Да еще в такой момент?
   Учитель: Ленин проявит себя. Переживать за него не стоит.
   Ученый-Сын: Но наша репутация?
   Учитель: Чтобы не мучить вас латынью, скажу так: всякий, кто касается вечности, на время теряет репутацию. Потом, когда-нибудь нас оправдают, а теперь... готовьтесь к худшему.
   Ученый-Сын: Ленина оживил Бог, а не мы.
   Учитель: И Богу теперь придется не сладко.
  

Эпилог

(Между 23-мя и 24-мя часами)

Сектор N 3

   Освещение: неземное.
   г-н Умбри и г-н Грифель сидят пригорюнившись на том самом столе, где совсем недавно лежало тело Ленина.
  
   г-н Умбри: Да-а, дела...
   г-н Грифель: Да уж, дела.
   г-н Умбри: Вас, я слышал, в белый цвет теперь перекрасят, лишат, так сказать, природного естества.
   г-н Грифель: И вы теперь будете в цирке умственно неразвитым детишкам фокусы показывать.
   г-н Умбри: А вы и рады.
   г-н Грифель: Нет, г-н Умбри, я не рад. Но...
   г-н Умбри: ... промолчать не можете.
   г-н Грифель: Не могу.

Пауза.

   г-н Грифель: Как же так? Страшный суд начался с воскрешения Ленина.
   г-н Умбри: Потому он и "страшный", особенно для капиталистов.
   г-н Грифель: Опять вы ёрничаете.
   г-н Умбри: К слову пришлось. Честно говоря, я тоже не ожидал такого подвоха.
   г-н Грифель: Хитростью берет.
  
   г-н Умбри: Правильно рассчитал: если всех может поднять одновременно из мертвых, то и мы все поднимемся - тут уж кто кого, а так, по одному, глядишь, не заметим, пропустим, силы-то человечки бессмертные поднакопят, и нас по-тихому изведут.
   г-н Грифель: Исподволь, исподтишка. Они это умеют не хуже нас.
   г-н Умбри: Тем более, в бессмертном состоянии... Беда. Ох, беда.
  

Пауза.

   г-н Грифель: Впрочем, есть одна идейка.
   г-н Умбри: Например?
   г-н Грифель: Чтобы не нарушить равновесие, давайте, пока не поздно, вернем смерть на Землю. Пусть нас отправят в командировку, в экспедицию. Не справимся, тогда увольняйте, а так просто я не согласен. В конце-концов у нас есть права.
   г-н Умбри: (после некоторого раздумья): Я смотрю, Вечный Негр-то похлеще Вечного Жида будет. Как придумал! Талант!
   г-н Грифель (скромно): Спасибо.
   г-н Умбри: Правда, гениальное решение!
   г-н Грифель: Тогда пойдемте на "ковер". Надеюсь, по такому вопросу нас примут вне очереди.
   г-н Умбри: Если не будет смерти, тогда и вечности не будет. Конец - света и тьмы! Какая тут очередь!
   г-н Грифель: Можно подумать, у нас бюрократы повывелись.
   г-н Умбри: Меньше разговоров, больше дела. Вызывайте лифт.
  
   Г-н Грифель вызывает лифт, после чего сектор полностью затемняется сверхъестественной темнотой.
  

Сектор N 2

   Освещение: ночник, свет от него желтый, приятный.
   Надя будит Леонида и требует, чтобы он разделся. Леонид раздевается нехотя, что-то бубнит себе под нос.
  
   Надя: Лёня, разденься.
   Леонид: Не хочу.
   Надя: Пожалуйста.
   Леонид: Не могу, устал.
   Надя: Ничего, разденешься, и отдыхай себе на здоровье.
   Леонид: Отстань.
   Надя: Не отстану.

Леонид раздевается, причитая.

  
   Леонид: Не жизнь, а каторга. Все делается по приказу. Отец Василий храпит - его не трогают, а меня тиранят. Средняя продолжительность жизни мужчины на десять-пятнадцать лет меньше таковой у женщин, а тут поспать не дают. Торжество феминизма.
   Надя (решительно): Хватит уже.
   Леонид: Ни одного ласкового слова.
  

Пауза. Слышен звероподобный храп Отца Василия.

  
   Надя: Ты бы помолился, что ли, перед сном.
   Леонид: Не хочу.
   Надя: Напрасно. Нехорошо так засыпать, утро следующего дня может не заладится.
   Леонид: С похмелья утро никогда не ладится.
   Надя: А кто тебя пить заставлял?
   Леонид: Папаша твой чудный. Пристал: выпей, выпей. Пришлось пить.
   Надя: Через силу?
  
   Леонид: Угу. Водка, зараза, такая теплая была, не вкусная. Фу!
   Надя: Надеюсь, когда мы переедем, эти спонтанные пьянки закончатся.
   Леонид: Переедем... На улицу.
   Надя: Может, нам квартиру дадут.
  
   Леонид: Мне хотя бы поспать дали, и то спасибо.
  

Из комнаты Отца Василия слышится грохот, как будто упало что-то тяжелое, громоздкое.

  
   Леонид: Отец Василий никак свалился?
   Надя: Не смешно.
   Леонид: Зато храпеть перестал. Свет выключи.
   Надя (с упреком): Пожалуйста.
   Леонид: Пожалуйста, спокойной ночи.
  

Надя выключает свет.

  
   Надя: Спокойной ночи. И поцелуй меня.
  
   Леонид что-то бурчит, слышен звук поцелуя. Тишина. Сектор N2 затемняется.

Сектор N 1

   Освещение: мягкий свет нескольких свечей.
   Бетховен стоит возле окна, кушает яблоко. Один раз плюется, хлопает ставнями. Подходит к роялю, потом к письменному столу, потом к кровати - везде ищет свой ночной колпак. Обнаружив колпак, Бетховен напяливает его на голову, смотрит на распятие, машет рукой (сокрушенно). Не загасив свечи, ложится спать, практически одетым, правда, скинув башмаки. Позже Бетховен все-таки переодевается в ночную сорочку. Ворочается. Кряхтит. Через некоторое время встает, подходит к столу, что-то пишет в партитуре, затем кладет партитуру рядом с собой, на стул, возле кровати, дабы утром не тратить времени на её поиск. Свечи гаснут по очереди.
   Сектор N1 затемняется. Комната Бетховена освещается лунным светом, который перетекает из сектора в сектор. Полнейшая, нереальная, абсолютная тишина.
  

Пауза.

   Далее, опять повторяются мизансцены 1-го действия во всех трех секторах; повторяются слова, движения, музыка - все повторяется, потому что все происходит всегда.
  

З а н а в е с.

Март-Ноябрь 2007 года, Февраль-Апрель 2008 года.

   * По желанию режиссера спектакля окно и дверь в комнату Бетховена можно поменять местами
   * Имя Умбри происходит от лат. слова umbra, что переводится как тень, двойник, ближайший любимец
   * Большевик, Базель, Дядя, Правдист, Рихтер - это некоторые из многочисленных псевдонимов - прозвищ В.И.Ленина. Говорят, их было сотни полторы, не меньше.
   * Во имя Отца и Сына и Святого Духа (с лат.)
   ** И ныне и присно и во веки веков (с лат.)
   *** Аминь (с лат.)
   **** С божьей помощью (с лат.)
   ***** Или не берись, или доведи до конца (с лат.)
   Здоровье больного - высший закон для врачей (с лат.)
   Необходимое условие (с лат.)
   Автору точно неизвестно, знаком ли был Бетховен с симфонией N 41до-мажор К 551 Моцарта или нет, тем более, автору не известно отношение Бетховена к этому творению.
   Справедливо (с лат.)
   Ушел, но не сгинул (с лат.)
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   47
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"