Долгий путь домой, эфебы...

Уэли

В себя Кан пришёл, когда уже рассвело. Голова просто раскалывалась от боли, руки были надёжно связаны за спиной, и тело, на всякий случай, было обмотано верёвкой. Рядом беспокойным сном были охвачены непобедимые подчинённые, а чуть в стороне у большого костра расположились их победители, которые с аппетитом завтракали и наслаждались беседой.

Изловчившись, Кан ногой растолкал Медиса:

- Буди остальных, дружище, есть разговор, - тихо сказал он в ответ на ворчание пастуха.

Вырванные из объятий Морфея, разведчики Ритатуя дисциплинированно выслушали очередной приказ юного своего командира:

- Мы разведчики союзной армии, которая разбила Первую Имперскую и готовится обрушиться на Вторую. Армия настолько велика, что разделилась на части. Впереди расположена лёгкая фессалийская конница, за ней в нескольких долинах сконцентрирована пехота, а тяжёлая кавалерия стоит в засаде. Фессалийцы заманивают атлантов на равнины Беотии, чтобы там прихлопнуть их, используя подавляющее численное превосходство. Я буду говорить про триста тысяч, а вы назовите любое число, какое кому нравится.

- Почему нельзя придерживаться одной численности? - поинтересовался Кэм.

- Потому, что я командир, и один знаю точное число. А вы простые подчинённые и рассказываете не то, что знаете, а то, что вам кажется. Или то, что, по вашему мнению, должно напугать неприятеля, - объяснил Афинянин. - Армией командует пророк Ритатуй. Но мы посланы не им, а Ясоном, командующим лёгкой конницы, он хочет знать точную численность Второй имперской. Сведения должны были доставить в Иолк, но где сейчас отряды Ясона можно только гадать - на старом месте нас ждать уже не будут. Валите всё на командира, я им все мозги запорошу.

Он чуть помолчал и закричал по-атлантски:

- Воды! Ради всех богов дайте воды.

- Смотри-ка, по-нашему знает! - хмыкнул самый старый из чужеземцев. - Ты когда в нас дротиками кидался, думал, что мы тебе водички нальём?

- А ты, когда в мои горы незваным припёрся, думал, что я в тебя цветами кидать буду? - съязвил Канонес Норит, остряк и проказник.

Он не мог удержаться. Он ненавидел атлантов. За то, что они собирались сделать с его сестрой, за то, что они уже сделали с Эдеей. И за то, что они отняли у него Венету.

- Не хотел цветы бросать, значит лежи связанным и без воды, - отозвался Восен.

Но один из сидящих поднялся и направился к пленным, прихватив бурдючок.

- В няньки подался, Великолепный? - хохотнули ему вслед.

- Поговори, поговори у меня! - огрызнулся Ульф, наклоняясь над Каном и приподнимая тело бурдюка. - Эти мальчишки дрались как мужчины. Если бы ты бился, как они, Гревс был бы сейчас жив. Я их положил, я их и напою, мне не жалко.

- Спаси тебя Арес, - сказал Кан, отрицательно мотая головой. - Напои сначала моих друзей. Командир может и потерпеть, - в ответ раздалось бессильное рычание Эльида. - Начни, уважаемый, с нашего льва, - добавил командир разведчиков.

К тому времени, когда товарищи Норита утолили сжигавшую их жажду, бурдючок заметно уменьшился в объёме. Кан припал к горлышку кожаного мешка, жадно хватая тёплую воду.

- Плесни на голову, если воды не жалко, - попросил он, напившись. А то гудит моя бестолковка, словно пустой котелок.

Атлант направил водяную струйку в лицо лежащему.

- Да вознаградит тебя Зевс за доброту, - сказал Кан. - Это ведь и вправду ты нас с Медисом свалил. Как тебя звать, если не секрет?

- Мне своего имени стыдиться нет причины, - спокойно ответил ветеран. - При рождении мне дали имя Ульф, я принадлежу к роду Бартоно, а товарищи кличут меня Великолепным. Объяснить, почему?

- Не дураки, сами поняли, - буркнул командир разведчиков.

В лагерь к Фермопилу их пригнали пешком, покормить не соизволили. На лошадях разведчиков, впряжённых в наскоро изготовленные волокуши, атланты привезли своих погибших.

- Вот твои призраки, светлейший! - сказал Ульф, указывая на пленников, - Один говорит по-нашему. Судя по всему, он их командир.

- Одного я упустил, светлейший, - добавил Аллит. - Командир посадил его на Дива.

Вышедший поглазеть на тех, кто сумел запугать его Белых Султанов, Фермопил откликнулся с нескрываемой подначкой:

- Раз он ушёл от самого Грега Аллита, я вообще удивлён, что туземец оседлал Дива, а не, скажем, огнедышащего дракона. Стареешь, дружище?

- Ты не понял меня, светлейший, - спокойно отозвался царь гонцов. - У них в отряде был Див Вилена Онесси; это лучший скакун империи. И сначала на нём ехал тот самый мальчишка, который понимает по-нашенски.

Фермопил осмотрел Кана с головы до пят и остался недоволен осмотром.

- Я знаю, кто такой Див, представь себе. Но я думаю, что ты, Аллит, мне морочишь мозги, пытаясь объяснить свой провал. Насколько мне известно, Дива не сумел объездить даже ты. Если поверить тебе, получается, что Дива подчинил себе вот этот дохляк. Я что - похож на кретина?!

- Он оставляет по себе неверное представление, - вмешался Восен, не давая Фермопилу времени для распаления, чему лучший из полководцев Ролоинов был подвержен с юношеских лет. - Я тоже принял его за слабака, а этот волчонок свалил меня с ног. Он опаснее всех остальных. Они подчинялись ему с риском для жизни в самой безнадёжной ситуации. Я думаю, Грег не обманывает, мальчишка мог подчинить себе Дива.

- А тебя, Великолепный, он не отвалял по земле? - с иронией полюбопытствовал Фермопил.

- Меня нет, - ответил Ульф. - А вот четверых, включая Фарфа, он уложил наглухо. Эти парни, светлейший, едва не справились с нами, а ведь их было вчетверо меньше; и против них были лучшие воины двух имперских армий!

- Накормить, напоить и заковать, - распорядился Ролоин. - Через день отправим в Муэно, корабли на подходе. А этого, - он ткнул пальцем в Афинянина, - тащите в шатёр. Пообщаемся.

Втолкнутый в жилище командующего Второй имперской, Кан внимательно осмотрелся, пытаясь по окружающей обстановке угадать, какой манеры поведения целесообразно придерживаться. Судя по тому, что убранство шатра было лишено изящества, присущего Вилену, ему предстояло иметь дело с властным солдафоном.

- Развяжите! - приказал хозяин шатра, развалившись в удобном кресле. - А вы присаживайтесь, гости дорогие. Расс, посторожи мальчишку.

Лучшие воины двух имперских армий, не чинясь, расселись у стола, заставленного блюдами и кувшинами. От Кана не укрылось свободное поведение атлантов в присутствии архистратега. "Да он, похоже, ещё и демократ в придачу!" - решил потомок достойного рода Норитов, всех, как один, сторонников монархической формы правления. Между тем, в шатёр вошли ещё двое. Один сразу направился к Великолепному и, хлопнув его по плечу, уселся рядом. А второй, внешне очень похожий на эллина, почтительно склонился перед Ролоином.

- Спроси его, откуда у него Див, принадлежавший Вилену Онесси, - велел полководец.

Пришедший повторил вопрос на родном для Кана наречии с лёгким "аканием", что означало, что он откуда-то из Беотии.

- Мы, фессалийцы, известные конокрады, - улыбнувшись, ответил Кан.

- Он не фессалиец! - переведя ответ на атлантский, добавил толмач. - Он из Аттики!

- Ну, мы, афиняне, конокрады похлеще фессалийцев, - улыбаясь ещё шире, заявил Кан на имперском наречии. - Светлейший, я к тебе в гости не напрашивался, меня сюда настойчиво зазывали. Так, может, хоть водой угостишь?

- А ты наглец, юноша! - с интересом взирая на мальчишку, Фермопил кивнул Ульфу, и тот набулькал из кувшина в чашу какой-то жидкости. - Мне нравятся храбрые люди. Смотри только, за край не переступи. Пей, и отвечай на вопрос.

Кан принял чашу и осушил её. Там оказалось сильно разбавленное вино.

- Если отвечу, сыру с хлебом дашь? - поинтересовался он, ставя посудину на стол.

Атланты захохотали. Они сами были не робкого десятка, и вымогательство пленника показалось им забавным.

- Может, и дам, - обнадёжил его Фермопил. - Ты ответь сначала.

- Боюсь, что мой ответ вам не понравится, поэтому и прошу задаток, - объяснился Кан. - Говорят, что в Империи гонцов с дурными вестями вешают, не дав ни крошки хлеба.

- Это брехня, - успокоил туземца командующий Второй имперской. - Вон, хоть у Аллита спроси. Он мне сказал, что один из ваших смылся, а я ему даже щелбана не отвесил.

- Ладно, - согласился Кан после минутного колебания, искусно отражённого на его хитрой физиономии. - Конь достался мне при разделе добычи после разгрома Первой имперской. Табуны Вилена Онесси розданы афинской коннице.

- Врёт, - убеждённо сказал Аллит, вгрызаясь в копчёный окорок, - так ему кто-то Дива и отдал!

- Так! - обречённо отметил ахеец в нехорошей тишине. - Так я и знал, что моё угощение замылят под любым предлогом. Ну и жмот же ты, Аллит! Приведите сюда Медиса - это тот мой подчинённый, что поперёк себя шире. Он расскажет обо мне много чего интересного.

Атланты переглянулись. Вопрос был слишком важным, чтобы не прояснить его досконально. Подчиняясь утвердительному кивку Фермопила, Ульф вышел из шатра и вскоре вернулся, ведя Медиса, уже закованного в цепи. Пастух хмуро взирал на окружающих, Фермопил невольно поёжился, ощутив на себе его взгляд. Но в этот миг Расс положил свою лапищу на шею афинского богатыря и заставил его склониться перед командующим Второй имперской.

- Медис, кто твой командир? - жёстко спросил Кан и взглянул на толмача; тот перевёл на атлантский.

- Ты, - хмуро ответил Медис.

- Чей я сын?

- Тенция Норита.

- Кто такой Тенций Норит?

- Тысячник и лучший воин афинской армии.

- Кто свалил Петнафса?

- Ты.

- Кто прорвал строй Белых Султанов?

- Мы с тобой! - гордо ответил Медис и, поднатужившись, выпрямился.

- Кто обратил их в бегство?

- Мы с тобой, командир!

- Ты видел спины шестого когопула, Медис?

- Мы гнали их, как овец! - чёрные, как ночь, глаза Медиса полыхнули огнём. - Здоровые были мужики, бегали быстро, но от наших коней убежать не смогли!

- Сколько я положил в этой битве?

- Больше сорока человек, если их можно назвать людьми. Люди так быстро не бегают.

- А где сегодня Первая имперская?

- Первая имперская? Какая ещё Первая имперская? - торжествующе зарычал могучий Медис. - Нет никакой Первой имперской! И Второй скоро не будет! Пророк Ритатуй ведёт полумиллионную союзную армию, и даже боги не дерзают вставать на её пути.

- Выведите его! - гаркнул Фермопил, чтобы развеять тяжёлую оторопь, охватившую ветеранов от выходки пленного.

Ульф и Восен вытолкали Медиса из шатра и передали его воинам охранной сотни. Пока они вновь не заняли места за столом, Фермопил, молча, сверлил пленного афинянина пронзительным взглядом. У Кана постепенно сложилось предположение, что командующий Второй имперской нуждается в моральной поддержке людей, которых он уважает.

- Твой подчинённый пугал нас Ритатуем и полумиллионной армией, - сказал он Кану с усмешкой. - Но ведь это чушь! Откуда в вашей стране такая уйма солдат?

Кан помялся и выговорил с усталой гордостью великого воина:

- Ты обещал меня покормить, светлейший. Я хочу предложить тебе взаимовыгодный выход из ситуации. Давай, я буду есть и одновременно отвечать на твои вопросы? Боюсь только, что мои ответы вам опять не понравятся.

- Возьми, что приглянулось! - махнул рукой Ролоин. - Так как насчёт численности вашего войска?

- Медис прекрасный воин, - с набитым ртом заговорил разведчик Ритатуя, - но он всего лишь пастух из глухого угла обширной Аттики. Для него любое войско, в котором больше пяти тысяч, считается огромным. А уж воистину огромное - вообще бесчисленным. Мой отец - великий Тенций Норит - в Афинах командует тысячей отборных воинов. От него я слышал, что после разгрома Вилена Онесси Ритатуй велел пересчитать тех, кто не пострадал или ранен легко, и может достойно пережить тяготы похода.

Тут он сам налил себе вина и присосался к чаше.

- Отец утверждает, - сказал он, оторвавшись от питья с большой неохотой, - что в строю осталось чуть больше трёхсот тысяч человек. Если быть предельно точным, то триста семнадцать тысяч, из которых тяжёлой пехоты почти двести семьдесят тысяч. Остальные - тяжёлая и лёгкая кавалерия.

- Откуда у вас столько отборной пехоты? - недоверчиво бросил Восен. - Страна у вас не больно богатая.

- А разве я говорил про отборную пехоту? - Кан с недоумением взглянул на полководца. - Я говорю про латников, а латниками у нас стала вся пехтура, поскольку даже последнему нищему досталось снаряжение воинов бывшей Первой имперской. Если старичок подразумевал гоплитов - основу строя - то их осталось сто девяносто шесть тысяч. Может, сто девяносто семь - не очень чётко помню. Вы же понимаете, что в бою чаще гибнут те, у кого полного доспеха нет, чем те, у кого он есть.

В это время беотиец нагнулся к самому уху хозяина застолья и горячо зашептал в него. Фермопил заметно повеселел и, криво ухмыльнувшись, полюбопытствовал:

- Знающие люди утверждают, что Тенций Норит действительно знаменитый воин, но гоплит, а не кавалерист. Ты как в коннице-то оказался, наглый врун?

- Очень просто, светлейший! - безмятежно откликнулся Канонес Норит. - Знающие люди могли бы вспомнить, что в фалангу ставят лишь тех, кто умеет держать строй. То есть тех, кого этому учили. А мне ещё семнадцати нет, я ещё пушок с лица не сбривал. Старшие братья, которые уже повоевали, служат в пехоте. А меня отдали в лёгкую конницу, я на коне лучше всех в семье сражаюсь. У меня вообще такое впечатление, что твой толмач, светлейший, от моего отца часто бегал - уж больно он ко мне придирается.

- Ладно, убедил, что не врёшь, - недовольно проворчал Ролоин. - Но если вами командует Ритатуй, так на кой ляд ему разведку вести? Он же ясновидящий!

- Он и вправду пророк, - охотно признался лучший разведчик Ритатуя. - А Ясон, командующий лёгкой конницей, к нашему сожалению, пророком не является. Это он нас послал, чтобы выяснить далеко ли авангард оторвался от основных сил. Успеет ли подмога придти, если он обрушит на вас свою конную армаду. Ведь наша главная задача спровоцировать тебя на рывок вперёд, где уже ждёт тебя наша пехота и тяжёлая кавалерия.

И он в деталях изложил тот расклад сил, о котором они сговорились с друзьями.

- Гонец в курсе, где стоит наша армия? - спросил Восен, отодвигая блюдо с объедками и сыто отдуваясь.

- Он не гонец, - с грустью ответил Кан. - Он посланец к невесте. Ей следует знать, что она свободна - я женился на другой...

- Я тоже думаю, что он тебе, светлейший, морочит голову, - подал голос Ульф Бартоно. - Не похож он на предателя. Впервые вижу труса и продажную шкуру, который за посторонних людей на верную смерть идёт. Он ведь, светлейший, на нас в одиночку попёр, а тут из себя шваль изображает. Он тут за кусок жратвы все секреты нам выложил, как на блюдечке, а после пленения сам к баклаге не притронулся, пока другие не напились.

- Я могу ответить на подозрения? - спросил Кан, глядя на Фермопила, и, получив утвердительный кивок, продолжил. - Во-первых, они мне не только подчинённые, но и побратимы; и бросить их - себя потерять. Во-вторых, никакой верной смерти я перед собой не наблюдал. У меня было десять дротиков с железными наконечниками, да и двадцать человек для меня не такая уж непреодолимая преграда. Мне и больше доводилось в землю укладывать. Я ж не знал, что путь мне преградит Ульф Великолепный. Но есть и ещё одна причина, позволившая мне от вас ничего не скрывать.

- Что же это за причина? - полюбопытствовал Фермопил, пристально вглядываясь в глаза лживого потомка достойного рода Норитов.

- Медис был прав: знаете ли вы всё о нашей армии, или не знаете ничего - это к делу отношения не имеет. Нас в полтора раза больше и нас ведёт пророк Ритатуй. Он расколошматит вас по любому. Как сын афинского стратега, я понимаю, что у вас есть два варианта развития событий. Либо вы ввязываетесь в драку с Ритатуем и погибаете. Либо собираете манатки и чешете туда, где Ритатуй вас не сможет достать - за море. Меня, как афинянина, устраивает и то, и другое. Плюс бесплатный добротный ужин, - Кан похлопал себя по туго набитому животу. - А то у меня больше суток крошки во рту не было.

Он помолчал и добавил:

- Я ответил на все ваши вопросы, ответь и на мой вопрос светлейший. Какова наша судьба? Что с нами будет?

- Вы станете уэлями. Будете готовить для Империи новых Белых Султанов взамен тех, которых поубивали вместе с вашим чудовищем. По-нашему " уэль" означает "смертник".

На этом познавательная беседа завершилась. Нахального туземца увели под конвоем Расса.

- Ну, что делать будем, охотнички за дивами? - поинтересовался Фермопил, облокачиваясь на стол.

- Авангард надо увести за Олений проход, - жёстко сказал Грег Аллит. - На всякий случай. А потом я сгоняю к Коринфу и проверю, правду ли говорили эти наглецы.

Когда утром авангард Первой имперской выступил в сторону Оленьего прохода, уэль Канонес Норит обратился к своим бывшим подчинённым:

- Эллада может нами гордиться, герои! Мы сделали больше, чем от нас ожидали.

- Но меньше, чем хотелось бы, - проворчал Кэм Счастливчик.

Закованные в ручные кандалы две сотни рабов мужского пола шагали в центре воинской колонны. Тут же вели и полтысячи женщин. Конница прикрывала отход.

- Мы что, бежать даже и не попытаемся? - спросил Шат.

- А у нас есть хоть какой-то шанс? - вопросом на вопрос ответил Ним. - Дай Кану время, авось, что-нибудь придумает.

- Парни, мы дали хорошую трёпку лучшим воинам Второй имперской, - спокойно сказал Афинянин. - Нам не дадут шанса, с нас не спустят глаз.

Внутри него клокотала раскалённая магма тоски и ярости, но с детских лет вбитая ответственность за порученное дело - он ведь не был любимчиком у родителей - не позволяло чувствам взять верх над долгом командира. Другого командира у разведчиков Ритатуя нет. И именно он - Кан Афинянин - обязан сохранить жизни доверившихся ему людей. В настоящее время он не видел выхода из сложившегося положения и предложил друзьям прикинуться упавшими духом мизантропами - зная неукротимую вспыльчивость Эльида и непоколебимое мужество Кэма и Медиса, он не стал им предлагать сделаться пугливыми забитыми рабами. Не выдержат роли. Одно дело, понурив голову, тоскливо пялиться под ноги, и совсем другое - вздрагивать при окрике надсмотрщика и бросаться исполнять его малейший каприз.

- Пошевеливайся, дохляк! - услышал он недовольный голос конвоира и схлопотал древком копья вдоль спины.

- Как скажешь, грозный победитель скованного человека, - проворчал он себе под нос на родном языке.

Трёхнедельное плавание к африканским берегам запомнилось Кану невыносимой скукой, разбавляемой бесконечными беседами с Медисом да трепотнёй с посменно меняющимися тюремщиками. В отличие от остальных уэлей, незамедлительно прикованных к корабельным вёслам и используемых в качестве бесплатных гребцов, двух самых опасных их них запуганный Восеном капитан ареута велел содержать за решёткой в крохотной каморке. Каморка располагалась под носовой палубой. Из неё двух афинских героев выпускали только для отправления естественных надобностей, в остальное время, в том числе и по ночам, они находились под прицелом двух копейщиков, вздрагивающих при каждом движении заключённых.

От морской болезни конные разведчики Ритатуя не страдали - верховая езда от корабельной качки практически неотличима. Да и сильного волнения за время переезда не было. В отличие от большинства эллинских корабельщиков, атланты не перебирались от острова к острову, а шли открытым простором прямиком в намеченную гавань.

Потоп уничтожил этот порт, а поднятые воды Средиземного моря надёжно скрыли руины в своей глубине. Но в Допотопные времена Картиспа была оживлённой гаванью, служившей империй перевалочным пунктом на пути к её африканским владениям. До Египта по прямой из этого порта был месяц пешего пути, декада конных переходов. Порт находился под охраной десятка дрибод и половины двадцать второго когопула, возглавляемого сорокалетним Улаганом из рода Ролоинов. Вторая половина когопула была рассредоточена по гарнизонам крупных оазисов бывших земель убнаров и ивоэриминов. Улаган в здешних краях считался вторым (после Кетля), поскольку императорам в Африке делать было абсолютно нечего. Во всяком случае, в пустынях, являющихся основными территориями здешних владений.

Под защитой военной эскадры и отборной пехоты Картиспа разрасталась год от года. Здесь селились представители богатых имперских купцов и знати, торговавших с Египтом, Шумером, Колхидой и Финикией. Здесь укоренялись торговцы продовольствием, вином и одеждой, снабжавшие солдат дополнительным рационом. Здесь множились портовые кабаки и притоны с весёлыми девицами.

Ареуты с низкой осадкой причалили к одному из трёх пирсов Картиспы. Уэлей, выходящих на сушу, пинками, тычками и матом радушно встретила портовая стража, усиленная копейщиками гарнизона.

- Ну, что, надумал, как нам освободиться? - с ехидцей полюбопытствовал Шат у Кана, когда их сбили в походную колонну.

- Не оправдал я твоих надежд, дружище, - съязвил тот в ответ. - Ищи себе другого командира!

Разведчики вяло посмеялись дружеской перепалке, за что огребли по шеям от конвойных. Их совместно с другими уэлями выстроили на пирсе. Сверху нещадно пекло африканское солнце, сбоку их тела освежал бриз, в желудках булькала утренняя похлёбка. Жизненная энергия ключом била в юных телах и подпитывала оптимизм при взгляде на будущее.

- Смотрите, к нам ветераны пожаловали, - встревожено пробормотал Кэм, предусмотрительно отвернув лицо от конвойных.

Уэли скосили глаза в сторону суши и обнаружили группу пожилых атлантов в шлемах ветеранов. Ветераны, не спеша, шагали к ним в сопровождении отряда копейщиков. Один за другим они подходили к уэлям и, тыча в них пальцами, разделяли на маленькие отрядики и уводили вглубь порта.

К афинянам подрулил высокий, очень крепенький ветеран лет шестидесяти, с двумя Звёздами Мужества на шлеме. Взгляд у него был цепкий, невзирая на демонстративную расслабленность движений.

- Это вас что ли Восен с Ульфом повязали? - спросил он скрипучим, как колесничное колесо, голосом.

- Было дело, - безучастно отозвался Кан, со старанием пятилетнего ребёнка разгребая сандалией кучки песка, нанесённого с берега на доски пирса.

- Сколько вас? - уточнил атлант, впиваясь взглядом в каждого из уэлей поочерёдно.

- Семеро, - с безнадёжной тоской в голосе откликнулся хитрый потомок честного рода Норитов. - Шаг вперёд, воины!

Разведчики дружно шагнули вперёд, сохраняя на лицах выражение понурой покорности судьбе. И командиру.

- Кого ещё можете рекомендовать, - продолжал допрос ветеран. В отличие от копейщиков, он не отскочил, когда эллины двинулись прямо на него, не схватился за потёртую рукоять меча. Он безмятежно продолжал рассматривать их, стоя на расстоянии вытянутой руки. - Мне нужны опытные бойцы.

- Ним, кого бы вы хотели включить в наш отряд? - спросил Кан, за время плавания не успевший, по причине отдельного содержания, как следует, познакомиться с товарищами по несчастью.

- Фитис, Латис, Над-Бе, присоединяйтесь! - крикнул Ним, и шеренга афинян пополнилась двумя македонцами и финикийцем, взятым в плен у берегов Фракии. Над-Бе так самозабвенно отмахивался от имперских солдат топором и обломком копья, что был удостоен направления в уэли, а не в рабы. За время плавания лихой моряк крепко сдружился с Гетидами; он понемногу говорил на полудесятке наречий, в том числе, на ахейском и атлантском. Македонцы при взятии одного из горных селений проявили себя неустрашимыми и изобретательными бойцами, долгое время сдерживали атлантов, стоя спина к спине, но оружие пришло в негодность, и их взяли живыми. Людьми они были общительными и неунывающими. Крепко сдружившись с Шатом, Нимом и Кэмом эта троица загодя грустила о расставании - на чужой земле друзей много не бывает. Поэтому предложение присоединиться к ахейцам они восприняли, если не с восторгом, то уж с радостью точно.

- Меня зовут Гаута, - сказал ветеран, с сомнением взирая на афинянина, внешне никак не подходящего на роль уэля. - А это точно, что ты Восена с ног сбил? Не брешешь?

- У нас говорят, что брешут собаки, а люди разговаривают, - безучастно ответил Кан. - Ты думаешь, меня сюда за красивые глазки прислали? Не такие уж они у меня и красивые...

Гаута задумчиво почесал переносицу, на которой сошлись его густые, чуть тронутые сединой брови.

- Вот этого с ног свалишь? - уточнил он, кивая на Медиса.

- Они мои друзья, атлант, - Кан пожал плечами, - Он упадёт, даже если я толкну его пальцем.

Ветеран подумал ещё чуток и поманил к себе самого крупного из копейщиков.

- Разрешаю тебе вздуть мальчишку, - сказал он ему, - но копьё отдай.

Атлант усмехнувшись, передал пику Гауте и шагнул к афинянину.

- Не буду я с тобой драться, дубина! - выкрикнул тот, отворачиваясь.

Копейщик левой рукой схватил наглеца за правое плечо, разворачивая к себе... и получил снизу в челюсть двумя руками, сцеплёнными в замок и утяжелёнными кандалами. Эффект был ещё более зрелищен, чем тот же приём, применённый против Клета - несчастный копейщик взлетел в воздух и рухнул в воду.

- Сам он не выплывет, - прокомментировал Афинянин этот полёт, - и покрепче него сознание теряли.

На исходе четвёртого дня караван, включавший обоз с продовольствием, десяток уэлей и отряд охраны, достиг оазиса в пустыне Муэно, где расположилась школа Белых Султанов, возглавляемая ветераном Гаутой Лебро. Взгляду Кана открылись несколько десятков домов, прячущихся от злобного солнца в узорчатой тени пальмовой рощи. Жизнь растениям, людям и изрядному стаду парнокопытных давал небольшой водоем овальной формы, обросший кустарником.

Здание школы доминировало над посёлком, как слон над стайкой зебр. Со стороны оно походило на огромный деревянный куб, однообразие которого оживлял квадратик входа, украшенный до солнечного блеска надраенными полосами меди. У ворот азартно резались в кости десяток солдат, оглашавшие тишину оазиса хохотом и криками разочарования.

- Прежде, чем вы прорвётесь к воротам, - безошибочно угадав потаённые мысли Кана Норита, сообщил Гаута, - я положу самых шустрых, а лучники добьют остальных. Копейщики, господа уэли, не более, чем средство успокоения для наместника Улагана.

- И помечтать не даст...- буркнул Шат.

За воротами уэли попали в узкий коридор, где с трудом могли разойтись два человека. В высоком потолке коридора виднелись отверстия бойниц, непролазные для взрослого воина. После продолжительного путешествия по коридору, тянущемуся, казалось, до бесконечности, уэли упёрлись в очередные двери, толщиной превосходящие входные. Копейщики, стоящие у створок, приветствовали Гауту и подняли массивный металлический засов...

Двор школы, усыпанный грязным песком, был обширен и практически пуст - лишь в дальнем конце виднелся дощатый навес, возле которого горели три костра. Под навесом на звериных шкурах и воинских плащах лежали люди.

Пока новоприбывшие осматривались, во дворе появились кузнецы, наконец избавившие их от оков. Юркий темнокожий юноша принёс чаши и котёл с жидкой кашей, наплескал её новым едокам, выдал по хлебцу на каждого и умчался внутрь здания. Уэли стояли в строю, жадно принюхиваясь к ароматам ужина и ожидая приказа разойтись.

- Я не имею обыкновения вмешиваться в жизнь уэлей, если они не нарушают порядка, заведённого мной в школе, - проскрипел Гаута, горным орлом взирая на эллинов. - Кормить будут прилично, в воде отказа не будет, но отработать и то, и другое придётся по полной. Ночью шуметь не советую - лучники стреляют на шум. Ступайте, я всё сказал.

За время, прошедшее с момента пленения, уэли волей-неволей начали понимать атлантскую речь. Однако после ухода Гауты, новоприбывшие ещё какое-то время не двигались с места - финикиец и македонцы не решались оставить новых друзей, а разведчики привычно ждали приказа.

- Ну что, воины, айда знакомиться, - предложил Афинянин и первым шагнул вперёд.

В Допотопные времена чужаков редко где встречали радушно, чаще всё было гораздо наоборот. Поэтому Медис, как самый внушительный из отряда, выступил вперёд и пошёл к навесу рядом с командиром - плечо к плечу.

Люди, лежащие под навесом, тоже поднялись и скучковались в плотную шеренгу. Впереди них, на голову возвышаясь над остальными, стоял настоящий гигант. Кроме высокого роста он обладал массивными конечностями, мощным торсом и беспредельной уверенностью в движениях и взоре. Глаза у него были карие, оттенок кожи определённо указывал на принадлежность к семитам, лицо он имел симпатичное, волосы и бороду тёмные и курчавые.

В шеренге преобладали представители африканских народностей - семиты и чернокожие, но рядом с гигантом, держась за его левую руку, толщиной сравнимую с бедром Афинянина, определённо стоял европеец. Это был седой, крепко сложенный рослый старик, с глазами, закрытыми чистой тряпицей.

Новоприбывшие остановились, не дойдя до "хозяев" пары шагов.

- Откуда нарисовались, такие красивые? - неожиданно звучным баритоном осведомился гигант. - Кто такие будете?

Вопросы были заданы на атлантском наречии. Кан, переглянувшись с остальными, ответил на том же языке:

- Как и ты, мы пленные воины, - сказал он спокойно; ему уже доводилось беседовать и с громадиной Петнафсом, и с Клетом, и с Мелеагром, а некоторых из них и укладывать наземь. - Можешь быть уверен, друг, мы не напрашивались на присоединение к вашей компании.

- Ты не ответил на мой вопрос, малец, - с укоризной покачал головой семит-богатырь.

- Ещё раз назовёшь мальцом моего командира, - внезапно подал голос Медис, - я тебя живо укорочу. Или голову оборву, или ноги повыдёргиваю.

- Он шутит, - поспешно сказал Кан, выступая вперёд и загораживая собой Медиса.

- Ничего смешного не вижу в этой шутке! - заметил гигант.

- Ты просто не знаешь, что это он меня подзуживает, - объяснил Афинянин. - Потому что отрыванием голов и выдёргиванием ног занимаюсь я, а не он.

Громадина смерил Афинянина оценивающим взглядом... и внезапно залился весёлым раскатистым хохотом, который был дружно поддержан его товарищами, за исключением старика.

- В чём соль шутки? - нетерпеливо теребил он исполина. - Над чем вы смеётесь?

- Их просто надо видеть Гедион, отпыхиваясь, ответил тот, дружески похлопывая старика по плечу.

- Гедион?! - ахнул Кэм. - Гедион Аркадский, это правда, ты, стратег?!

- Вы эллины? - заволновался старик, вытягивая руку и шаря ею перед собой. - Кто ты?

- Я коринфянин Кэмас Даретид, - Счастливчик шагнул вперёд и подал Гедиону свою руку. - Ты должен был слышать моё имя. Со мной афиняне - Медис и братья Гетиды, македонцы Латис и Фитис, уроженец Сидона Над-Бе. А командует нами младший сын Тенция Норита - Канонес по прозвищу Афинянин.

Называемые поочерёдно выходили вперёд и коротко кланялись.

- Как вы очутились здесь? - аркадский полководец жадными пальцами ощупывал лица представленных.

- Во время глубинной разведки угодили в засаду в Оленьем проходе, - спокойно ответил Кан. - Может, вы всё-таки дозволите нам прилечь? Мы, между прочим, с утра на ногах.

- Конечно, конечно, - торопливо проговорил Гедион, делая приглашающий жест, - все уэли братья, мы рады вам! Но рассказывайте, рассказывайте! Неужели атланты дошли уже и до Македонии?

Новички улеглись на песок, азартно заработали хлебными "ложками".

- Не тревожься стратег, - сказал Кант на атлантском наречии, чтобы его поняли все присутствующие, - армию, взявшую Аркадию, под Коринфом сумела остановить союзная армия. Мы разведчики её главнокомандующего Ритатуя Брети. Нас послали приостановить движение Второй Имперской, там нас и взяли.

- Вот как, - задумчиво промолвил старец. - Значит их вдвое больше, чем я видел. Послушай, а почему у тебя такое странное прозвище? Ведь в вашем отряде почти все афиняне.

- Потому что мощь города великой Афины ясно видна при вступлении в бой нашего командира, - внезапно сказал Ним, отложив опустевшую чашу. - Если б вы видели в деле этого воина, вы поняли бы всё сразу. Так драться может лишь афинянин с большой буквы. Мы гордимся тем, что нами командует этот юноша, - он на несколько мгновений умолк, знаком попросив не перебивать этот монолог, затем продолжил. - И хотя он младше любого из нас, мы считаем его своим старшим братом. И готовы перегрызть горло любому, на кого он укажет.

С минуту под навесом слышался лишь треск костровых головёшек. Тишину нарушил негромкий голос Кана.

- Ним, дружище, не останавливайся, прошу тебя! Обожаю грубую, безудержную лесть! Я готов слушать её сутками! - он обвёл взглядом ошарашенных уэлей и добавил. - Не верьте, ой, не верьте Ниму, братцы! Каждый второй из этой банды головорезов испробовал на мне - невинном афинском юноше - свои самые дурные наклонности! Меня пытались запугать, переломать кости, а вон тот, - тут он ткнул обличающим пальцем в сторону Кэма, - под угрозой лишения жизни принудил сделать предложение своей родственнице!

- Я тебе нос откушу, балаболка! - Счастливчик метко запустил в него чашей.

- Во - видали?! - торжествующе хохотнул Афинянин, ловко отражая налёт пустой посудины. - Стратег Гедион, прозвище мне дали фессалийские конники, вместе с которыми мы потрепали конный когопул атлантов, других-то афинян в отряде не было. А распространению способствовал стратег Кэнт Аркадец, командир правого фланга союзного войска, мой добрый знакомый.

- Кэнт жив?! - уточнил Гедион. - Но он ведь моряк, кормчий! Как он взялся командовать пехотой?

- Как я понял, вокруг его команды сплотился сборный отряд пелопонессцев, сумевших отбиться от Первой Имперской, - ответил Кан. - Вождём они признают Кэнта, а в бою ими руководит бывший сотник микенской армии Герт. Кэнт прислушивается к его советам. Живы и твои земляки. Тин, он командует объединённым флотом, а его сын Орит, один из наших друзей...

Спать в эту ночь уэли легли поздно. В беседе эллины узнали, что каждому из них предстоит преподавать рукопашный бой и фехтование выпускному курсу Белых Султанов - восемнадцатилетним атлетам, прошедшим начальное обучение, и нуждающимся в ознакомлении с методиками боя различных племён и народов.

- Почему же нас называют смертниками? - удивился Шат. - Вполне приличная работа. Не табунщик, конечно, но всё таки...

- Одиннадцать месяцев ты будешь обучать Боевых Петухов всему, что знаешь и умеешь, - глухим от горечи голосом отозвался Гедион, - а месяц они будут испытывать на тебе то, чему ты и я их научили. Поэтому очень всем советую перенимать мастерство друг у друга и у начальника школы; живее будете.

- А я рекомендую озаботиться приобретением защитных средств, - добавил гигант, - потому что по завершению обучения, вашим ученикам разрешат вас убить. Причём они буду вооружены до зубов, а вы практически безоружны. Завтра Гаута устроит вам испытания; постарайтесь перенять его излюбленные приёмы, у него есть чему поучиться.

Кан представился Гауте, как мастер борьбы и кулачного боя - обучать врагов богатой коллекции приёмов Тенция Норита он не собирался. Управляющий школы предложил ему померяться силами, и Афинянин добросовестно отметелил ветерана, применив познания, усвоенные на уроках гимнасия.

- Неплохо, - отметил начальник школы, вставая с песка и покряхтывая. - Каждый месяц будешь обучать Петухов новому приёму. И вот этому тоже.

Старик стоял к Афинянину левым боком; внезапно его правый кулак вылетел из-за головы и врезался юноше в переносицу. Кан рухнул, как подкошенный.

Рутина тренерской работы стартовала с появлением обучаемых - четырёхсот атлантских "детдомовцев" двенадцати племён. Парни были сильны, разворотливы и не по-юношески свирепы. На своих невольных преподавателей они смотрели глазами зверёнышей; во время отработки приёмов лупили друг дружку без малейшего сочувствия. Тренировки продолжались весь световой день с коротким перерывом после обеда. Этот перерыв Кан и предложил использовать для обучения уэлей.

- Мы готовим собственных убийц, - сказал он в ответ на недоумение Геракла. - Они будут превосходно знать лучшие приёмы Нима и Кэма, а ты - нет. Вот они тебя и ухлопают, можешь мне поверить на слово. Чтобы выжить, мы должны знать больше своих учеников!

- Он правильно говорит, - подал голос стратег Гедион. - Учитывая то, что мы вояки опытные, отработка приёмов у нас займёт минимум времени. Я готов показать свои излюбленные "фишки".

Рассказ Геракла

Спустя три месяца Кан усвоил хитрости борьбы и фехтования всех своих товарищей. Наиболее ценные "жемчужины" он получил от Гедиона, смертельно-стремительных египтян Хестена и Солта и от шумера Геракла. Очень образованного для Допотопных времён гимнасиста Кана Норита племенная принадлежность Геракла сильно озадачивала.

- Если мои преподаватели мне не врали, - обратился он к гиганту однажды вечерком после ужина, - земли шумеров лежат вдалеке, как от Средиземного моря, так и от здешних мест. Объясни нам, дружище, как тебя угораздило оказаться в Ливии? И почему тебя зовут Гераклом? Это ведь эллинское имя...

Поджав ноги калачиком, великан сидел у костра и сосредоточено орудовал иголкой. Дело в том, что сегодня ему повезло, он сумел стянуть у охраны медное кольцо - монету низшего достоинства имперских земель и сейчас он использовал его для создания защитной накидки, которой ему служила потрёпанная шкура воистину гигантского льва. Любой металл, который ему удавалось добыть, он пришивал к шкуре с внутренней стороны. То же касалось и кусочков кожи, и шерстяных клочьев. "Я этим гнидам легко не дамся", - приговаривал он при этом с грозной весёлостью.

- История эта грустная и очень долгая, - отозвался Геракл на расспросы Афинянина.

- Да мы, в общем-то, никуда и не торопимся, - заметил Ним, пуская по кругу кувшинчик с водой.

Геракл окинул взглядом людей, собравшихся у их костра, и великодушно пожал плечами:

- Если народ просит, тогда ладно. Родился я в славном городе Уруке в семье, принадлежащей к одному из самых знатных родов. Один из моих предков был родственником самого грозного из шумерских царей - знаменитого силой и храбростью Гильгамеша, - он откусил нитку, аккуратно расправил шкуру и, удовлетворённо вздохнув, продолжил. - Когда я родился, все были поражены моими габаритами и решили наречь меня именем Гильгамеша. Так что перед вами, друзья мои, легендарный победитель львов и быков Гильгамеш Урукский, - он одарил присутствующих церемониальным наклоном кудрявой своей головы. - С детства наслушавшись сказаний о подвиге своего тёзки, в юношеские годы я поставил перед собой цель - сравняться славою с ним, а затем и превзойти. Шат, будь добр, передай мне кувшинчик.

Один из братьев Гетидов протянул Гераклу упомянутую посудину, гигант сделал из неё пару глотков и вернул её со словами:

- Благодарю тебя, ты настоящий друг, Шат!

- Это Эльид, - уточнил Кан. - Шат сидит слева от Гедиона. Я прав Эльид?

Эльид, молча, кивнул и в свою очередь присосался к кувшину.

- Я тебе это припомню, командир! - пообещал Шат.

- Поговори, поговори у меня! - отозвался Кан. - Гильга... как бишь тебя?! В общем, продолжай, Геракл, не отвлекайся!

Геракл фыркнул и с весёлым осуждением покрутил головой, никого не испугав своим наигранным негодованием - за время, прошедшее с их знакомства, эллины узнали, что гигант хорошо воспитан и дружелюбен, а также обладает удивительным для своей свирепой наружности чувством юмора. "Знаешь, если бы моих братцев Гифона и Торита собрать воедино, из них бы получился отличный Геракл", - сказал однажды своему несбывшемуся шурину его несбывшийся зять. При этом дерзкие учащиеся школы и высокомерные воины охраны в присутствии шумера почитали за благо держаться предельно скромно. Причиной этому были два инцидента. Расхрабрившемуся вояке, что посмел ткнуть его копьём в нижнюю часть спины (скажем так), великан внимательно посмотрел в глаза и спокойно сказал: "На этот раз прощаю. В следующий раз вырву твой корень и заставлю сожрать. Касается всех". А в группу наиболее злобных курсантов он запустил самым здоровым из них, сбив с ног четверых, после чего оглядел оставшихся и поинтересовался: "Ещё недовольные есть?! Если да - подойдите поближе".

- Для того, чтобы превзойти моего великого тезку я много времени уделял наращиванию мускулатуры, - продолжил великан свой неспешный рассказ. - И совсем запустил уроки счёта, письма и музыки. У нас в аристократических кругах принято не только метко секирой рубиться, но и балладу на кифаре сбацать... только это всё не для меня - спорт и пиры вот что мне грело душу.

- Хорошее дело! - поддержал шумера Кэмас Даретид, гвардеец коринфского тирана. - Я вот тоже бывало... а чо сразу за плечо дёргать?! Ты, Медис, не забывай о своих возможностях!

- А ты рассказчика не перебивай, - вежливо заметил бывший киферонский пастух.

- Благодарю, - кивнул Геракл Медису. - И вот однажды случился со мной пренеприятнейший случай. Лежу это я, значит, у себя в спальне после зажигательной ночи, в которой всего было в избытке: и танцев, и доступных девиц, ну и вина конечно. И настолько с избытком, что к утру моя бедная головушка готова была разлететься на дюжину кусков. Зову, это, я слугу, чтобы принёс чего-нибудь подлечиться, а вместо него является учитель игры на кифаре и начинает орать про то, что мой батюшка грозится выгнать его из дому и потребовать назад жалованье за последние два месяца. Потому как я, дескать, пропускаю уже шестое занятие подряд, и отстал от своих сверстников, как черепаха отстаёт от боевой колесницы. Нашёл время приставать со своей музыкой, когда у меня в черепушке и так ивоэриминские тамтамы барабанят на всю катушку! Я ему по-хорошему говорю, чтобы шёл он себе к нехорошей матери и возвращался не раньше, чем жареный петух прокукарекает. А он возьми, да и запусти в меня своей кифарой...

Геракл горестно вздохнул и огляделся вокруг костра в поисках сочувствия у товарищей по несчастью.

- Ты кифару-то поймать успел? - полюбопытствовал Кан, в которого разными предметами разные люди бросали довольно часто.

- Если бы успел, разве б я здесь оказался? - вопросом на вопрос ответил шумер, успешно демонстрируя свою принадлежность к семитскому этносу. - Этот несчастный угодил своей штуковиной прямиком в мою больную бестолковку. Я и подумать не успел, как кифара полетела обратно, а у музыканта голова оказалась хрупкой, будто глиняный кувшин,... - он растерянно развёл руки и, помолчав, продолжил с виноватыми нотками в голосе. - Человек он был из уважаемой, но незнатной семьи, кроме того шишка от удара кифары у меня была впечатляющей. Только поэтому меня не отдали в лапы палачей, а изгнали из Урука. После недолгих скитаний по Шумеру я решил, что судьба даёт мне великолепный шанс превзойти предка, но для этого надо переместиться в менее многолюдные места.

- А с чем это связано, если это не секрет? - поинтересовался Шат.

- Мой тёзка, в частности, знаменит тем, что голыми руками валил наземь племенных быков и удавливал львов, - пояснил Геракл. - Ну, быков-то я ещё в ранней юности опрокидывал, а вот львов в наших краях уже лет сорок, как не встречалось. Корабельщики в один голос твердили, будто эти кошки водятся в верховьях Евфрата - моей родной реки. Вот туда я и отправился. Пока добирался до нужного места, растерял всех своих спутников - уж больно долог путь оказался, не всякому по плечу. Но я и один представлял собою неплохую охотничью экспедицию, - Геракл гордо вскинул голову, но внезапно ссутулился. - Понимаете, братцы, снаряжение у меня было не совсем воинское. Конечно, был у меня и меч, и колчан стрел, но лук был настолько мощен, что после каждого выстрела требовалось менять тетиву. Он рвал их, как нитки.

- А зачем ты приобрёл такую несуразицу? - удивился Солт. - Ты что, на носорогов собирался охотиться?

- Вроде того, - подтвердил гигант, досадливо пощёлкивая кулаком в ладонь; от этого постукивания звук был такой, будто человека средних размеров с размаху пинали по голому телу. - В степях, где мне предстояло охотиться, деревьев практически нет. Для того чтобы добыть пропитание на плоской равнине такому человеку, как я, антилоп приходиться бить за несколько стадиев - ближе не могу подобраться. Стрелок я меткий, поэтому мои стрелы величиной с добрый дротик насквозь пробивали бычков за пятьсот шагов. Но при щелчке по рукавичке тетивы разлетались как птички! Это меня и сгубило. Льва я добыл, как видите, да такого, какого и моему знаменитому предку забороть было не зазорно. Свернул ему шею, как цыплёнку. Эта зверюга житья не давала пастухам - ночи не проходило, чтоб она не унесла бычка или корову. Тамошние жители уже собирались меня старейшиной сделать, но не повезло - наткнулся я в степи на разведку атлантов.

Геракл вновь протянул длинную, как мачта, руку за кувшинчиком, жадно припал к его широкой горловине. Кан остро почувствовал волнение шумера, ему было знакомо это чувство - у него также начинало пересыхать во рту, когда он вспоминал свою промашку в Оленьем Проходе. У него были преданные друзья, и их беззаветная верность ещё острей заставляла его переживать свою чудовищную ошибку.

- Мы все совершали ошибки, Геракл, - сказал он ободряюще, - не стыдись, мы слушаем тебя, брат!

- Атлантов было всего два десятка, - благодарно кивнув афинянину, продолжил шумер, - и я решил, что разгоню их, как лев козье стадо. Мой лук после первого выстрела в очередной раз вышел из строя, однако атланты не спешили забрасывать меня копьями. Они взяли меня в круг, а навстречу вышел мужичок лет пятидесяти, низкорослый и худой, как моя жизнь. "Ты-то куда лезешь, задохлик?!" - подумал я и саданул его дубиной. Той самой дубиной, которой сбил с ног вот эту зверюгу, - гигант похлопал ладонью по львиной шкуре. - Однако дед ушёл от моего удара, и, подпрыгнув, ткнул меня пальцем под локоть. Чую, правая рука повисла плетью, а скотина, что её обездвижила, стоит и скалится мне прямо в лицо. Ну, я и врезал ему прямо в харю слева... и лишился второй руки. А потом этот ханурик взвился в воздух и пнул меня двумя пятками сразу - в подбородок и переносицу. Очнулся я только под вечер, обмотанный верёвками, наподобие клубка. Уже потом в Муэно мне объяснили, что взял меня лучший боец Империи Доп по прозвищу Железный Палец. Этот старичок, голыми руками по пятьдесят человек в бою уханькивает. Насмерть! И то, что я в живых остался - своего рода случайность; ему таких великанов убивать ещё не приходилось, кости у меня оказались слишком твёрдые для его ударов. А добивать он счёл излишним; ему за меня два железных кольца дали. Гедион, я могу им рассказать, почему меня - Гильгамеша Урукского зовут Гераклом? Ты не возражаешь?

- Я не возражаю, Геракл, - тихо ответил аркадский стратег. - Это хорошая история. Кроха добра и уэлям полезна. Может быть, им - особенно.

- Когда я говорил, что ваши ученики постараются вас убить, я не шутил и не запугивал, - сказал Геракл. - Но есть у атлантов одна приманка, одна наживка, которая удерживает уэлей от восстания. Последние сорок уэлей, оставшихся в живых после резни, получают отсрочку и живут ещё год. А те, кто остался в живых три года подряд, получают свободу и переводятся в столицу Империи Атлантис с зачислением в имперскую гвардию - Золотой когопул. Я живу в плену третий год, потому что с моими габаритами мне не составляет трудности оказаться в числе самых живучих. Внимание на нашего Гедиона я обратил сразу, слепой уэль - это настоящая диковина! Но никто не сомневался, что боя ему не пережить, его и зрячие-то не все выдерживают. Утром, когда Боевые Петухи накинулись на нас со всех сторон, я привычно уже принялся за дело совместно со знакомыми уэлями, которые, как и я, участвовали в бойне второй раз. Мы успешно сопротивлялись, всё шло, как задумано, и вдруг я увидел Гедиона.

Геракл обнял слепца за плечи, тот дружески боднул его головой в грудь.

- Гляжу, а слепец то наш режется в первом ряду, размахивая тупым мечом и крышкой от котла. И всё у него, как у зрячего - своевременно уклоняется от клинков, пинками валит с ног Петухов, - Геракл обвёл взглядом слушателей, выдержал драматическую паузу и, понизив голос, продолжил рассказ. - Но тут на него навалились два здоровенных выпускника. Один ухватил его за крышку, а второй принялся осыпать градом ударов, да таких, что старика мотало из стороны в сторону...

- Злобный Танатос заглянул мне прямо в глаза, - неожиданно вступил в разговор Гедион. И хотя глазницы мои пусты, я увидел его с пронзительной чёткостью. И так мне горько стало пропадать в рабском звании, что я, не помня себя от обиды, позвал на помощь своего сына Геракла, погибшего при обороне Аркадии. И Геракл пришёл мне на помощь, - дрогнувшим голосом сказал старик, - враги разлетелись в стороны, как горошины, брошенные в стену. С тех пор у меня вновь появился сын.

- А я стал Гераклом, - подытожил свой рассказ шумерский богатырь.

Битва у Чёрного Камня

Очередной день тренировок подошёл к концу. Наблюдая за тем, как невольники разбирают свой вечерний рацион, Гауда, как бы, между прочим, обронил:

- Набирайтесь сил, уэли. С завтрашнего дня начнёте экзаменовать своих выпускников. Посмотрим, чему вы их научили.

У костра, возле которого смертники собрались поужинать, Геракл, как самый опытный, дал такое наставление:

- Бояться этих зверёнышей нам, матёрым зверюгам, не пристало - мы знаем и умеем гораздо больше, чем они. Беда одна - их много и они регулярно меняются. Поэтому берегите силы, больше, чем они. Беда одна - их много и они регулярно меняются. Поэтому берегите силы, братцы, не почитайте за унижение проиграть несколько схваток. Их задача - измотать вас к моменту решающей битвы. И ещё запомните накрепко: если какая-то группа ведёт себя слишком агрессивно, убейте её лидеров. Каждый из нас имеет право уничтожить двух учеников - считается, что реальная опасность быть убитыми приучает Петухов к разумному поведению в будущих сражениях, сбивает лишнюю самоуверенность.

- Больше двух убивать нельзя, - дополнил Гедион, - поэтому пользуйтесь этой привилегией разумно. В крайнем случае.

Первые дни учебных боёв прошли вполне буднично: тренерский состав уверенно дубасил курсантов; рукопашники кулаками, фехтовальщики - шестами и тупыми мечами. Но к середине второй недели начала накапливаться усталость от восьмичасовых поединков. Только нечеловечески выносливый Кан да богатырски могучие Геракл и Медис, как ни в чём не бывало, выходили на спарринги с шуточками, остальные жизнерадостность утрачивали на глазах.

Через две недели Над-Бе убил первого курсанта:

- Не выспался сегодня, - объяснил он друзьям свой срыв. - Дай, думаю, первые два часа пофилоню. Вторым был самый здоровый из группы, злой, как погонщик ослиного каравана. Вот я ему мечом глотку и перешиб. Остальные больше кругами ходили, чем в рубку вступали, так что ко второй группе я слегка восстановился. И вот что я понял, друзья: они же сопляки, в смертельных боях пока не бывали, и их можно запугать.

Постепенно эту уловку использовал каждый из уэлей, но в середине четвёртой недели озлобленные гибелью друзей курсанты расхрабрились и начали одерживать верх над вымотанными преподавателями. На Геракла разом набросилась целая группа, включавшая восемнадцать воспитанников. Он, конечно, управился со всеми, но пропустил два удара тупым мечом и кое-как совладал с острым желанием перебить нахалов до единого...

Кану было легче других. Благодаря своему отходчивому характеру, он не воспинимал атлантских выкормышей, как настоящих врагов. Умом понимал, что готовит опасных вояк, но судьбы Белых Султанов настолько походили на его собственную, что в глубине души он даже жалел этих зверёнышей, лишённых родительской и девичьей любви, насильно загнанных в ряды разбойной солдатни Атлантиса. Курсанты, в свою очередь, отвечали признательностью преподавателю, относящемуся к ним по-человечески, они относились к нему, как к обычному спарринг-партнёру.

Отношения испортились в последнюю неделю "экзаменационной сессии", когда Кан получил от старого аркадского полководца настоящий втык.

- Ты почему не используешь своё право на смерть учеников? - жёстко спросил его Гедион. - Добреньким за чужой счёт быть легко! Сегодня ты им жизни сберегаешь, а через три дня они твоих собратьев-уэлей убивать станут. Ты-то, Афинянин, конечно же, отобьёшься. А Над-Бе отобьётся? А Солт, а Фитис? И после боя, на земле Эллады появится на двух атлантских гвардейцев больше. Кого они прикончат, Афинянин? А вдруг твоего брата, твою любимую или твою сестру? Одним словом, чтобы к сегодняшнему же вечеру в нашей школе на двух Петухов стало меньше! Понял меня, гоплит?!

- Понял, стратег! - отозвался гоплит афинского войска Канонес Норит по прозвищу Афинянин.

До обеда он сражался с уже прореженной группой. Восемнадцать поединков: градом сыплющиеся удары руками, ногами и головой.... Он предпочитал уворачиваться и контратаковать в корпус, сбивая дыхание противникам. Так было проще; так было легче - время поединков затягивалось, противники быстро слабели, и вырубить их было простым вопросом желания. В смысле, когда пожелаешь.

Очередь второй группы наступила после обеда. Кан загодя выбрал себе жертв. Одной из них был хитрый, хорошо обучившийся курсант, доставивший немало неприятностей Фитису, Латису и Гедиону. Второй - здоровенный негр, для характеристики которого специально была придумана поговорка "сила есть - ума не надо!" От этого амбала крепко досталось Шату, Солту, Над-Бе и Ниму. А Латиса он дважды сбивал с ног.

Ушлого ловкача афинян вызвал на поединок в третью очередь. Чтобы сбить с себя подозрение в преднамеренном убийстве будущего гвардейца Империи, ему пришлось пропустить болезненный удар в ухо.

- Ах ты, сука! - завопил Кан и со всей своей львиной силы саданул жертву в грудную клетку, сломав ей рёбра напротив сердца. - Я вам покажу, ишаки, как преподавателей побеждать! - продолжал разоряться он, пока захлёбывающегося кровью курсанта утаскивали за пределы внутренней площадки школы. - Я вас, ишаки, всех в песок закопаю!

Гаута прекратил присмотр за поединками в группе Геракла и переместился поближе к Нориту. Поэтому пришлось применять вторую хитрость, вспоминая которую, Кан страдальчески морщился несколько дней подряд. Оставив амбала напоследок, сын лучшего афинского поединщика сделал вид, что предыдущие схватки вымотали его совершенно. И обрадованный здоровяк принялся лупить преподавателя под восхищённые выкрики группы.

- Гаута, останови его! - отчаянно взывал к директору школы хитроумный протеже Ритатуя. - Я отдаю ему победу, скажи, чтоб перестал!

Атлант, прищурившись, хладнокровно наблюдал за избиением нахального уэля; губы его брезгливо кривились в усмешке. И тогда Кан резко сблизился с амбалом и воткнул ему средний палец в левую глазницу, достав до мозга. И рухнул рядом с бьющимся в агонии телом.

- Как у тебя ловко всё получается, - задумчиво сказал ветеран, когда ахеец счёл возможным подняться. - А, может, ты просто хитёр, мальчонка?!

- Хитрость - это женское оружие, - страдальчески кривясь, отозвался Кан. - Я понимаю, тебе очень хотелось, чтобы ваш выкормыш насмерть забил сына моего отца. Потерпи немного, воин, авось ваши щенки управятся всей стаей с таким волком, как я. Но, предупреждаю, что я не гарантирую такого исхода - меня Ульф с Восеном кое-как повязали, а мне всегда хотелось посмотреть знаменитый Атлантис. Там правда есть дома в пять этажей?

- В Атлантисе есть всё! - хмуро ответил ветеран. - Тебя вот только там не хватало!

- В Атлантисе есть всё! - хмуро ответил ветеран. - Тебя вот только там не хватало!

Кан промолчал - он был юн, но уже намертво усвоил, что угрозы, типа: "Рано или пздно, но я там буду. И не один я!" - лучше держать при себе. По крайней мере, находясь во власти тех, кто может кардинально помешать их осуществлению.

- Гедион, поговорил бы ты с Гаутой, - отыгрался он на аркадском полководце. - Вы оба ветераны, так решите уже между собой что мне делать: давить Петухов или быть заклёванным вами!

- Шат, - спросил Гедион, - говорят, ты в Норита камешками кидаешься?

- Ну, командир решил таким способом реакцию улучшать, - оправдывающимся тоном сообщил Непоседа. - А мне что? Мне не жалко. Отчего бы в командира булыжником не запустить? Об этом каждый подчинённый мечтает...

- Вот и запусти в него булыжником, чтоб старшим не дерзил, нахальный мальчишка! А то, понимаешь, повадились щебёнкой швыряться...

Устало жующие вечерний рацион уэли слегка повеселели - эти ахейцы своими шуточными разборками сначала сильно напрягали своих собратьев, но когда до иноземцев дошло, что эти словесные битвы не всерьёз, а понарошку, они стали забавлять всех.

- Уверяю тебя, стратег, - со вздохом ответствовал Шат Гетид, - я бы с великим почтением исполнил твоё пожелание, но Ним назначил командира старшим братом и обещался его обидчику горло перекусить. А Ним у нас человек упёртый: сказал, что перекусит, значит так и сделает.

- Не боись, Нима я возьму на себя, - успокоил Шата шумерский гигант, забрасывая в пещеру рта последний кусок хлеба.

- Эльид, - лениво сказал Ним. - Эльид, меня, кажется, хотят обидеть.

- Р-р-р-р! - отозвался Молчун, на мгновение оскалив крепкие белые зубы.

- Аробист! - безмятежно продолжил Ним.

- Р-р-р-р! - откликнулся мастер ножевого боя.

- Шат! - не отступался Ним.

- Ну, р-р-р-р! - вздохнув и виновато пожав плечами, сказал Непоседа. - Брат всё-таки!

Следующим утром Белые Султаны облачились в полный доспех и, окружив своих вчерашних преподавателей, тронулись в путь. На исходе четвёртого дня путь завершился в жерле несработавшего вулкана, вход в которое был отмечен огромным и чёрным, как тьма Тартара, валуном. Каменная тропа, по которой одновременно шагали в ряд три человека, круто опускалась на песчаную площадку, огороженную обрывистой каменной стеной высотой около полустадия.

- Мрачноватое место, - невольно ответил Кан. - А что это там за выступ?

- Это долина Чёрного Камня, - охотно отозвался Геракл. - Здесь каждая песчинка хранит предсмертные стоны уэлей. А с выступа за резнёй изволит надзирать господин Улаган Онесси, наместник имперской Ливии. Эх, добраться бы до этого упыря!

- Можно попробовать, - мягко проговорил. - Если уговоришь уэлей подчиняться моим приказам, я что-нибудь придумаю интересное.

Жерло вулкана имело вид неправильной восьмёрки, большая петля которой располагалась непосредственно у входа, более тесная соединялась с ней проходом шириной в полстадия; каменный выступ, к которому вела насыпная дорожка, высился справа от выхода.

- Сколько, по-твоему, от выхода до выступа по прямой? - уточнил Гедион.

Шат, последнее время исполнявший обязанности "глаз" полководца, насупил брови, прикидывая расстояние.

- Стадия три или чуть больше, - наконец выдал он результат визуального исследования.

- Им придётся бежать по кругу, - усмехнулся Кан, угадавший ход мыслей аркадского полководца. - Петухи не поймут, что происходит, и перекроют подступы к тропе.

- Добудьте мне три связки дротиков, и я ручаюсь - руки у лучников будут трястись, - внезапно сказал Эльид и, отвечая на изумлённый взгляд Геракла, добавил. - Я, дружище, тоже разведчик, и не самый плохой.

Сборный отряд уэлей из двадцати школ пустыни Муэно свой бивуак разбил в центре большой площадки. У десяти огромных костров стояли, сидели и лежали четыреста прекрасных бойцов из десяти племён и народов. Возле центрального, самого большого костра собрались те, кто уцелел в прошлогодней резне - самые сильные, самые опытные, самые везучие из всех обречённых на смерть воинов. Если бы каждый бился не за себя, их следовало бы именовать гвардией уэлей.

Речь держал Геракл:

- Вы все знаете брата Гедиона, - мягко звучал его мелодичный баритон. - Я не стану расписывать его боевое мастерство, потому что здесь все великие воины. Но он слеп, а, значит, ему благоволят бессмертные боги - другой бы погиб при первом же столкновении.

- Допустим, что он настоящий любимчик богов, хотя, если бы это было правдой, он не оказался бы в проклятой Муэно, - недоумённо проговорил высокий и статный критянин Идумей, подобно Гераклу, в третий раз пришедший в Долину Чёрного Камня. - Но, допустим, ты прав. И что? Ты это к чему?

- Не торопи меня, братишка! - Геракл протестующе вытянул в его сторону руку с растопыренными пальцами, толстыми, как огурцы. - Быстроте языка я всегда предпочитал быстрый взмах меча. Нам спешить некуда. Наш брат Гедион очень удачливый человек. Он один выжил из жителей своего города. Он прыгнул в пропасть, держа под микитки двух Петухов. Петухи - вдребезги, а он жив. Он один из нас - сорока лучших воинов Ойкумены, хотя он слепой, как крот. А теперь я перехожу к главному. Как выяснилось, наш брат Гедион не только великий воин и любимец богов. Он один из самых знаменитых полководцев Эллады. Брат Гедион - это Гедион Аркадский, Идумей! Ты должен был про него слышать.

- Я слышал о нём. Брат Гедион, я рад, что ты именно тот самый Гедион, который расколошматил набег киприотов и микенское войско. Что дальше, Геракл? - не удержался критянин.

- У него есть план сражения с Улаганом, но он нуждается в нашей поддержке. Он требует риска лично от нас.

Над костром воцарилось раздумье, сопровождаемое чутким безмолвием.

- Пусть говорит, - безмолвие спугнул голос ассирийца Импала, могучего воина из знатного рода Астаритов.

Опершись на руку Геракла, старый Аркадец поднялся на ноги и пригладил ладонью растрепавшуюся бороду.

- Здесь собрались не просто опытные убийцы, - тихо сказал он. - На протяжении года мы были опекунами нашим молодым братьям, мы были для них примером. Старшими в семье уэлей. Учитывая наши сплочённость, мощь и богатый опыт, мы почти наверняка уцелеем в завтрашней резне. Мы - их наставники, выживем, а они умрут. Не знаю, как вам, а мне противен такой исход. Если мы считаемся их старшими братьями, значит, мы должны стать их опорой в бою.

- Это и есть твой план сражения? - усмехнулся один из "старичков" - стройный и широкоплечий иудей Ваарис.

- Нет, - спокойно ответил Гедион. - Но мой план станет успешным, когда у наших братьев будут нормальные оружие и доспехи. И то, и другое им добудете вы. Кто-то из вас при этом погибнет.

- Расскажи, что ты собираешься делать, когда мы вооружим наших младших братьев, и мы решим, достоин ли твой план наших жизней, - подал голос ивоэримин Цити - седой чернокожий здоровяк, выживший уже дважды.

И Гедион в деталях изложил свою задумку. Выслушав аркадца и задав ему несколько уточняющих вопросов, на ноги поднялся Импал.

- Я водил отряды нашего царя в бой с вавилонцами и эламитами, - сказал он веско. Под моим началом ходило до пяти тысяч воинов. И я знаю, что способен правильно оценить план сражения. Я - Импал Астартит утверждаю, что уловка Гедиона Аркадского может сработать. Вы знаете мои возможности, братья. Я запросто войду в число сорока последних и в третий, и в четвёртый раз. Я скажу больше того - руководитель нашей школы Сина сегодня шепнул мне, что готов снабдить меня щитом и настоящей секирой, если я пообещаю ему двадцать железных колец - треть годового жалованья воина Золотого Когопула. И пока я не услышал план нашего брата Гедиона Аркадского, я был готов принять предложение одного из злейших наших врагов. Но завтра я с наслаждением плюну в морду этому торгашу, потому, что плевать я хотел и на роскошь Атлантиса! Я хочу домой. И я верю, что Гедион сумеет доставить меня туда!

- Это если тут не сдохнешь, - уточнил Ваарис.

- Я могу погибнуть здесь, - величественно наклонил голову Импал, но мои земляки принесут мою добрую славу к порогу моего дома, к трону царя Ниневии, - он посмотрел иудею прямо в глаза. - Ты встанешь рядом со мною, брат?

- Я что - похож на козла отпущения?! - огрызнулся тот. - Конечно, встану!

Утром уэлей покормили очень слегка - расходовать продовольствие на тех, кому осталось жить от силы пару часов расточительно даже для богатой империи. После завтрака выдали оружие - тупые клинки и ветхие щиты. А потом со всех сторон на уэлей надвинулась сияющая доспехами стена Белых Султанов.

С каменного выступа, расположенного на высоте двенадцати локтей, побоищем командовал наместник Улаган - сорока двух лет от роду, принадлежавший к правящему роду Онесси, но не блиставший ни тактическим талантом Вилена, ни стратегическим умением Фермопила. Триста копейщиков и двести лучников личного отряда наместника занимали позицию у нижней части выхода на поверхность. Заведующие школами и их копейщики командовали своими выпускниками, находясь непосредственно в их рядах.

Первое, что сделали уэли в ответ на наступление противника, так это попытались прорваться в сторону малой долинки. Сумей они добиться этого, об окружении смело можно было забыть - лучшие воины десяти племён и народов перекрыли бы проход, и одни боги ведают, какие потери понёс бы выпуск текущего года! Улаган совсем не мечтал об очередной выволочке за нерадивость, а уж об опале не мечтал вовсе. Поэтому выпускники пяти школ - почти тысяча человек была своевременно переброшена для укрепления строя со стороны малой долины.

Уэли, выстроившиеся кольцом, встали на месте, приготовившись каждый бороться за собственную жизнь. Во всяком случае, так показалось вражескому командованию.

Кан, прикрытый щитом, сплетённым из пальмовых ветвей, занял место в первом ряду. По левую руку от него стоял могучий македонец Артемий, по правую - дориец Исвар с длинными и цепкими, как у орангутанга, ручищами. Дальше виднелись, соответственно Геракл и Медис. Лучшие из лучших встали в первом ряду, чтобы обеспечит товарищей нормальным оружием. Они выхватывали выпускников из строя и перебрасывали во второй ряд, где Петухов лишали доспехов и жизни.

Медис переправил в тыл шестерых врагов, Геракл восьмерых... стремительный, как гепард, хитрый, как лис, и могучий, как царь зверей, Канонес Норит по прозвищу Афинянин добыл для разделки чёртову дюжину Белых Султанов. При этом он дважды спас жизнь Исавру и трижды - Артемию. Уворачиваясь от взмахов до бритвенной остроты наточенной бронзы, блокируя попытки ударов ногами, он вдруг понял ярость малыша эдейца, его испепеляющую жажду убийства атлантов:

- Крысы! Крысы! - рычал он в лицо своим бывшим ученикам, втыкая им пальцы в глаза и в горло, перерубая ладонью гортани и вбивая в мозги носовые хрящи.

Он многому научился в этот страшный год. В том числе, и ненависти. Куда подевался добродушный и смешливый, как первоклассник, ленивый весельчак?! Атланты добились своего - это они вырастили и воспитали грозу имперской военщины, непримиримого борца с Атлантисом. Его безуспешно пытались втянуть вглубь строя - демон, разбуженный имперской бесчеловечностью, не желал отрываться от кровавого пира.

И тогда мудрый Ним ввёл в дело не менее страшного демона...

- А, ну, пусти меня, жадная сволочь! - внезапно услышал разъяренный Норит.

И вперёд, отшвырнув его, протиснулся до зубов вооружённый Эльид, лишённый своих любимых дротиков, а стало быть, свирепый, как сам Арес, которого он призывал во всю глотку, обрушив на Петухов проливной дождь могучих ударов. Поневоле отлучённый от боя Кан намеревался вернуться, но был остановлен безапелляционным приказом стратега Гедиона:

- Гоплит Норит, ко мне!

Жесточайшими мерами вбитая дисциплина заставила Афинянина повиноваться беспрекословно - ведь он был гоплитом десятка Фидия Норита, сотни Априкса, и этим всё сказано.

- Гоплит Канонес Норит прибыл, стратег! - гаркнул он, вытягиваясь в струнку перед величавым слепцом, на широких плечах которого по-хозяйски устроился Шат.

- Умойся, гоплит, и подбери снаряжение по размеру, - велел Гедион. - Благодаря вам, герои, у нас есть выбор.

Кан оглядел себя, брезгливо поморщился и старательно умылся, потом влез в панцирь, застегнул под подбородком ремешок шлема с вырванными перьями и принял щит.

Щит! Впервые за последний год он вновь обрёл ощущение безопасности, принадлежности к единению воинов фаланги. В строй привычно встал гоплит непобедимой афинской армии Канонес Норит.

- Ну что, все вооружены? - спросил полководец армии уэлей пустыни Муэно.

- Да, стратег, - чётко, как положено воину, ответствовал Шат Гетид. - Мы готовы.

- По местам! - зычно, точно боевая труба, взревел Гедион. - Даёшь Улагана!

- Даёшь Улагана! - взвыла толпа уэлей, молниеносно перестраиваясь в треугольник.

И этот плотный строй, проламываясь сквозь ряды Белых Султанов, пошёл в сторону выступа, на котором, остолбенев от оторопи, едва не подавился жарким воздухом Долины Чёрного Камня наместник Улаган Онесси.

- Охрана, ко мне! - завопил он, справившись с удушьем. - Лучники, на выступ, копейщики, занять подходы!

- Они клюнули! Они клюнули, Гедион! - свесившись к самому уху полководца, негромко сообщил Шат. - Твой план удался.

- Ахайя! Ахайя! - загремел над полем битвы громоподобный голос Гедиона. - Даёшь Улагана!

- Ахайя! Ахайя! Даёшь Улагана! - ещё не веря своему счастью, ответил командиру отряд уэлей, и перестроился в третий раз.

Это был всё тот же треугольник, но в этот раз его острие было направлено к выходу из долины, и вершину его составили лучшие из лучших. Продолжая, на словах, домогаться наместника Ливии, отряд смертников рванулся к свободе. Им нужно было хотя бы на пару минут ввести в заблуждение Улагана, чтобы опытные вояки не успели перехватить подъём к выходу.

Первым шёл Импал, слева за ним двигался Идумей, справа - Кан. Кандидатура Афинянина долго обсуждалась на Совете уэлей, решающими стали мнения Геракла и Гедиона, давших гарантии высокой квалификации сына Тенция Норита. Он легко поспевал за ассирийским богатырём и постепенно начал подозревать, что не настолько уж он великий воин, насколько его расписывал добросердечный сын шумерского народа. Однако для выпускников школ Муэно Импал и впрямь был неуязвимым тараном, пробивающим их ряды, словно острый кинжал кусок парного мяса.

- Режь Петухов! Режь! - уэли в третий раз поменяли свой боевой клич.

Одна их мечта уже сбылась - они овладели боевым оружием и наконец, могут без ограничений убивать ненавистных выкормышей Атлантиса, от которых за месяц натерпелись больше, чем достаточно. И, исполняя свою первую мечту, они уверенно двигались к осуществлению второй - к обретению пьянящей, сладкой, как плоды финиковой пальмы, свободы.

И Кан Норит, младший сын великого Тенция, обратившись в острие тарана, с хрустом пробивал брешь в плотных рядах Боевых Петухов. Он задавил в себе ярость кровожадного монстра, он стал холоден и собран, словно клинок чёрной бронзы. Он шёл по трупам, безмятежно глядя в глаза очередной жертве. И свирепые гвардейцы Империи при встрече с этим холодным взором, внезапно ощущали предательскую дрожь в коленях.

- Импал, подъём уже совсем рядом, - предупредил Кан старшего своего товарища. - Я могу прорваться в тыл отступающим и отрезать им путь наверх. А то ведь ещё коней угонят, не приведи Посейдон! Предупреди кого-нибудь из своих, чтоб прикрыли тебя, а Петухи бы не поняли.

Через минуту Ваарис, вызванный Импалом, занял место Афинянина, а тот встал с ассирийцем плечом к плечу.

- Давай! - выкрикнул Импал, отшвырнув в сторону своего противника.

И разведчик Ритатуя, словно лось сквозь подлесок, рванул в образованную щель. Ему нужно было пробить всего восемь рядов. И он прошиб их в неистовом рывке, работая ногами, щитом и рукоятью меча. Вырвавшись на оперативный простор, он взбежал на треть подъёма, чтобы не пришлось отражать наскоки с фланга, и обернулся к преследующим его Петухам.

- А-а, привет, Гаута! - возглавлявшего атаку ветерана он встретил нехорошей усмешкой. - Решил посостязаться с Ульфом Бартоно, старая рухлядь?! Смотри сюда, развалина, это называется "двойная обманка"!

Первой обманкой был полувыпад мечом, отражая который, ветеран опустил меч ниже пояса; второй обманкой стал ложный замах правой ногой, который Гаута отразил щитом... и остался открыт для клинка Кана Норита. Пробить панцирь с полувыпада было сложно, поэтому Афинянин вонзил клинок в незащищённое горло атланта. И тут же прикрылся щитом от стрел, полетевших со стороны выступа с беснующимся Улаганом. Четыре резких толчка угодили в щит, дважды щёлкнуло по шлему...

В следующий момент стрельба прекратилась, поскольку в атаку на Афинянина пошли очнувшиеся от оторопи Белые Султаны. Было их двенадцать, но учитывая тесноту тропы подъёма, больше двоих одновременно бой вести не могли, а два Боевых Петуха для одного Норита угрозы не представляли.... Буквально через две-три минуты отряд уэлей соединился со своим юным авангардом.

Впереди всех наверх рванул Эльид... его радостный вопль знающим людям дал понять, что, во-первых, он обзавёлся своим любимым оружием, и, во-вторых, что из табунщиков от него никто не ушёл. Через пару минут самый меткий из копьеметатель изо всей союзной армии возник у Чёрного Камня, нагруженный тремя связками дротиков.

- Геракл, беги! Я прикрою! - раздался его громовой голос.

Шумер, отступавший последним, в последний раз взмахнул дышлом, позаимствованным из колесницы невезучего наместника Муэно, и в десяток гигантских скачков достиг поверхности пустыни. Его глазам предстали уэли, спешно седлающие коней и запрягающие их в повозки. А ещё его взору предстали два афинянина - юный Норит и Медис, мужчина во цвете лет, подпирающие руками Чёрный Камень.

- А, ну, подсоби! - распорядился командир разведчиков Ритатуя.

От страшного строенного толчка самых сильных из многих десятков уэлей камень покачнулся, сдвинулся с места и, вальяжно набирая скорость, покатился навстречу Боевым Петухам, рьяно преследующим своих вчерашних преподавателей. Вопль ужаса сменился воем боли и бессильной ярости.

- Да ты воистину страшный человек, как я погляжу! - Геракл только головой покрутил.

- Боевые Петухи Первой Имперской бегали от нас с командиром, как от вида Горгоны Медузы, - похвастал Медис.

- Предлагаю побеседовать на скаку, - сказал Кан. - Геракл, ты верхом ездить умеешь?

- Пытался выучиться, - хохотнул гигант. - Только кони подо мной не то, что бегать, стоять не могут. Так что я на колеснице проедусь, с вашего позволения, господа афиняне.

Колесницы уже были готовы. Геракл взошёл на ту, где расположились Импал и Гедион. А Медису и Кану осёдланных коней подвели Ним и Кэм.

Отряд из трёхсот семидесяти уэлей умчался в пустыню, оставив атлантам дюжину ослов, воды и продовольствия на два дня. Горячие головы предлагали забрать с собой всё, но Импал, Геракл и Цити воспротивились этому.

- Какими бы скотами ни были наши враги, бросить их без воды в Муэно значило бы опуститься до их скотства, - строго сказал ивоэримин, обведя взором лица товарищей. - Я не скот, и не скот, и не верю, что мои братья превратились в атлантов.

- Ох, и языкастые, вы, ивоэримины! - демонстративно вздохнул свирепый Кэмас Даретид. - После долгого общения с афинянами я уж, было, полагал, что более жуликоватого племени в жизни не встречу. И вот - на тебе! Меня - воина и уэля, у которого единственная сестра с атлантами в рукопашную ходит, уболтать имперцам жизнь сохранить! На это даже Эльид не способен!

Эльид укоризненно покачал головой, за него нахальному Кэму ответил Аробист:

- Обидно слышать такое, коринфянин! Разве не Афинянин уговорил тебя быть смиренным и не пытаться устроить побег? А поскольку мы зачислили его в старшие братья, он по праву должен быть хитрей Эльида. Я прав Эльид?

Эльид кивнул и улыбнулся.

Свой путь отряд уэлей наметил в сторону ближайшего оазиса, в котором ивоэримины обещали воду и продовольствие. Главное было оторваться от изрядно потрёпанного, но по-прежнему многочисленного отряда Улагана. В дороге бывшие - уже бывшие - смертники разделились по национальному признаку, самым многочисленным отрядом сделался, естественно, эллинский, включавший македонцев и фракийцев. Что вовсе не удивительно, учитывая то, что активные военные действия Империя вела именно на Балканах.

Командиры, избранные национальными отрядами, добровольно признали главенство Гедиона. А командиром эллинов внезапно оказался шумерский богатырь.

- Как такое могло случиться? - недоумевали Солт и Хестен, узнавшие об этом от Кана.

- А по знакомству, - весело ответствовал Афинянин. - В карьере самое главное - вовремя записаться в родственники к главнокомандующему. Это я, балбес-недоучка, решил породниться с рядовым Счастливчиком. А ведь к моей сестре сватался сынишка самого Ритатуя. Был бы я умней, сейчас командовал бы тысячей гоплитов, а не шестёркой раздолбаев, которые субординацию ни в обол не ставят! Возьмите, к примеру, Непоседу...

- А давай тыне будешь брать Непоседу к примеру, - предложил Ним. - А то ведь мы тебя из родни в раз вычеркнем. У нас - Гетидов это запросто!

- Кто бы сомневался! - подал голос весёлый Счастливчик. - А вот мы - Даретиды, роднёй не разбрасываемся. Мотай на ус, командир!

Хмельные от солнца, от безопасности и свободы, вчерашние уэли ворвались в оазис, охраняемый сотней атлантов. Уцелеть у имперцев не было никаких шансов. Их было меньше, и против них сражались преподаватели Белых Султанов, облачённые в доспехи Белых Султанов. Атланты сначала ничего не поняли, когда люди в гвардейской форме, вместо того, чтобы представиться и потребовать то, что им нужно, с радостным рёвом обрушились на них, а потом не осталось времени понять что-либо.

Обед был роскошным: густая похлёбка, заправленная копчёным мясо, пшённая каша, сдобренная тем же, и груда спелых фруктов. Ну, и, разумеется, по две чаши вина из подвалов Атлантиса. А потом состоялось общее собрание, на котором Гедион, как председательствующий, и как организатор освобождения, поставил перед присутствующими два вопроса: о названии отряда и о программе дальнейших действий.

- Большой оазис мы удержать не сможем, - уточнил он, - а бегать по маленьким не сможем тоже - нас слишком много. Кроме того, большинство нашего отряда составляют люди, у которых на Родине идёт война. Нам хотелось бы принять в ней участие. У кого есть какие предложения?

- У меня есть предложение, - в тишине, объявшей лениво-задумчивые ряды бывших уэлей. Послышался густой басище Цити.

Ивоэримин вышел в круг и спокойно оглядел лица товарищей.

- Атланты захватили наши земли, - сказал он гордо, - но не сломили нашего боевого духа. Отряд, возглавляемый сыном великого вождя Ивоэ Нессом, продолжает борьбу с захватчиками. Я знаю, где их найти. Объединившись с Нессом, мы обретём серьёзную силу, сможем отвоевать значительный кусок территории и удержать её. А кто захочет уйти, тому мы поможем добраться домой.

- Где гарантия того, что ивоэримины примут нас, как друзей? - подал голос известный скептик Ваарис. - Не окажется ли так, что нас попросту обчистят до нитки? И что, Сатана вас подери, я сказал такого потешного?!

- Хотел бы я посмотреть на того, кто попытается нас обчистить! - отозвался Шат. - Я голосую за предложение Цити.

- Кто за объединение с ивоэриминами, - сказал Гедион, - поднимите клинки. Командиры, считайте.

- Такой необходимости нет, - спокойно ответил Шат. - Против только Ваарис, да Импал с Гераклом.

- У вас, братья, есть другое предложение? - уточнил аркадский стратег.

- Мы просто друга поддержали, чтоб ему не одиноко было, - пророкотал Геракл. - прошу слова по второму вопросу.

Он занял место ивоэримина, по-хозяйски прошёлся вдоль рядов своих соратников, посматривая на них, словно орёл на соколиную стаю.

- Когда кругу старейших я предлагал отдать власть брату Гедиону, я сказал, что ему благоволят боги. Ответьте мне, братья, прав ли был я?

- Прав! - пронеслось по рядам воинов. - Ты был прав, Геракл! Слава Гедиону! Слава Гераклу!

- Благодарю вас, братья! - церемонно склоняя голову, и прикладывая к гигантскую свою пятерню к сердцу, сказал шумер. - А сейчас я хочу спросить вас вот о чём: а нас с вами разве боги не любят?! Разве мы обрели бы свободу, не будь мы любимцами богов?! Предлагаю отныне называть наш отряд Любимцами Богов и никак иначе!

Ответом шумеру был ликующий рёв и бряцанье клинков о бронзу щитов.

- Слава богам! Слава Гедиону! Слава Гераклу! - звучало в жарком воздухе каменистой пустыни Муэно.

И от того, что крики эти звучали на атлантском наречии, суть решения не изменилась ни на песчинку.

На четвёртый день каменистая пустыня Муэно начала уступать свою сущность горячим пескам пустыни Ахарис. Стало ещё жарче. Солнце не просто обжигало. А прокаляло насквозь организмы людей, привыкших к прохладным морским бризам. Отряд трогался в путь едва ночной мрак сменялся предрассветным сумраком и становился на днёвку сразу после восхода. За это время лошади успевали преодолеть расстояние в дневной переход гоплитов. Хорошо знающие пустыню ивоэримины точно рассчитывали переходы между оазисами, своевременно пополняя запасы воды и пищи, поэтому поход на поиски союзника. Исключая сумасшедшую жару, протекал во вполне приемлемых условиях.

- Вообще, жить в пустыне, оказывается, тоже можно, - философски обронил однажды Ним, осушив полную чашу студёной воды и обтирая лицо мокрым полотенцем.

- В принципе, можно, конечно, - согласился на удивление покладистый Кэм Даретид, - но я всё-таки предпочитаю приморье. Отплывешь, бывало, на стадий от берега.... Солнце жарит, как заботливая повариха, а вода прохладная-прохладная, и волны качают тебя, словно заботливая нянюшка.... Гадство - я уже год не купался!

Миролюбие дерзкого гвардейца из Коринфа объяснялось двумя вескими причинами. Во-первых, он плотно пообедал, и спорить было попросту лень. А, во-вторых, затевать перебранку с таким мастером клинка, каким был Ним Гетид, мягко говоря, было не очень умно.

- В ручье, что протекает возле нашего Паратоса, не больно-то расплаваешься, - вздохнул кто-то из братьев Гетидов, судя по двум кинжалам, висящим у него на поясе, это был Аробист. - Вода в нём ледяная, кроме того, он мелкий и быстрый, как олень. А до моря день пешего пути или пять часов езды.

- Так что? Вы плавать совсем не умеете? - удивился Кэм.

- Селяне, пахари... - подал голос ехидный горожанин Кан Норит, который на правах старшего родственника и командира, Нима Гетида совсем не боялся.

- Вообще-то мы табунщики, - наставительно поправил командира Шат. - Будешь дразниться, я на тебя Гедиону нажалуюсь. А, учитывая то, что старик без меня шагу ступить не может...

- Я всё понял, грозный Шат, и признаю свои ошибки! Обязуюсь впредь именовать вашу четвёрку исключительно табунщиками, - почти искренне взмолился Афинянин, но тут же добавил. - А я-то, балбес, считал вас воинами!

Окружающие довольно заржали. Эльид попытался лягнуть Торопыгу. Но тот привычно увернулся и с искренним интересом спросил Кана:

- Скажи, командир, поведай нам великую тайну своей жизни: как ты с таким-то языком до шестнадцати лет дожил?! Неужели во всём городе великой Афины не нашлось людей , которые могли бы тебя пришибить?!

- Не нашлось, дружище! - приветливо отозвался Кан. - Желающих, не скрою от тебя мой любознательный друг, было больше, чем достаточно. Но я с детства был великим героем, непобедимым единоборцем...

- У него было два закадычных подельника - Леон и Кул, - уточнил улыбающийся Кэм. - А эти парни вдвоём нашего Медиса б не испугались. Да вы их знаете!

Шат, поднатужившись, встал на колени, поднял глаза к белому небу Африки и торжественно произнёс:

- Если великий Гермес будет милостив к нам и поможет вернуться в родные края. Клянусь, что остолопы, способствовавшие сохранению жизни этого пустомели, мне за это ответят!

А вот это уже было неправильно. Непоседа заболтался и переступил дозволенную черту - в Допотопные времена к понятиям дружбы и родового единения относились с предельной серьёзностью.

- Шат, братишка, - негромко окликнул охальника Канонес Норит, - у нас с тобой сейчас есть два выхода. Или ты убедишь меня и окружающих в том, что ты оговорился. Или я вынужден буду вступиться за моего брата Леона и закадычного друга Кула Изолида. Они немало потрудились, защищая меня от вражеских кулаков и ножей, от литапастовских телохранителей и атлантских гоплитов. Пришла пора и мне выступить на их защиту.

Топропыга затравленно огляделся. Окружающие старательно рассматривали изъяны посуды, одежды, однообразие песчаного горизонта...

- Кан, - охрипшим голосом вымолвил дерзкий Шат, - ты меня неправильно понял. Я просто неудачно пошутил. Поверь, я не причиню вреда ни Леону, ни Кулу, если они сами не станут причинять вред мне, моей семье, тебе, Кэму и Медису. И Венете Даретиде, конечно.

- А вот это мне очень даже по нраву! - весело отозвался Афинянин. - Если зазнайка Кул теперь попытается мне пинка отвесить, я знаю, кто за меня вступится! Если раньше я издевался над окружающими, но старался не дразнить своих подельников, то сейчас я смогу развлечься и за их счёт!

- В смысле? - удивился Кэм. - Ты думаешь, они вдвоём с Торопыгой не справятся?

- Да неужели ж остальные Гетиды останутся в стороне?! - объяснил Кан, толкая локтем в бок повеселевшего Эльида. - Нет, братцы, правда, вы действительно не умеете плавать?

- Умеем, - успокоил его Аробист. - Только не в море, а в реке. К волнам мы непривычные.

Исполняя привычную роль конного разъезда, передового боевого охранения, разведчики Ритатуя за время пути крепко сдружились с ивоэриминами Цити и Гапином. Первый из них был пожилым атлетом, в кудрях которого оловянными пружинками высвечивалась редкая седина, а второй был атлетом молодым, смешливым и дерзким, как Шат. Со своим излюбленным оружием - копьём он плёл такие кружева фехтовального мастерства, что Эльид сначала всё порывался забросать его дротиками, а потом стал его преданным спарринг-партнёром.

Больше всего в новых друзьях эллинов поражала волчья неутомимость бега. Эти чернокожие следопыты легко держались рядом с бегущими рысью лошадьми, нахально игнорируя тяжесть полного воинского доспеха. Кэм, как самый тренированный среди ахейцев в воинском беге, однажды на спор продержался рядом с неграми сорок минут, но не больше, в то время, как ивоэримины запросто бежали на протяжении трёх часов. От них афиняне многое узнали о стране, об обычаях и образе жизни ивоэриминов.

- Я был телохранителем великого царя Ивоэ, - признался друзьям Цити. - В жизни не встречал я более великодушного и щедрого человека. Мы берегли его не ради богатства и славы, а от радости, что наполняла наши сердца в его присутствии. Он был настоящим силачом, рядом с ним я выглядел слабым мальчиком, хотя и был старше его.

Восходящее солнце своими лучами коснулось кожи ливийцев, окутав их силуэты мягким тёмным сиянием. Кан, как заворожённый, наблюдал за этим свечением, оба ивоэримина показались ему на минуту призраками былой мощи их славного народа.

- Что случилось с вашим вождём? - спросил он, когда морок растаял в ослепительном сиянии Гелиоса.

- Атланты захватили его при взятии нашей столицы, - сделавшись мрачней грозовой тучи, ответил Цити. - Говорят, что в славном и честном бою он уступил лучшему имперскому воину. Как имя этого героя мы не знаем, но атланты называли его не то Блещущим, не то Блистательным... как бы я хотел встретиться с ним и посчитаться за великого Ивоэ!

- А как он выглядит, ежели не секрет? - заинтересовался Кэм, обменявшись с афинянами многозначительными взглядами.

Пожилой атлет с недоумением пожал могучими плечами:

- С виду ничего особенного: чуть выше Кана, сухощавый, но на шлеме две звезды из драгоценных камней.

- Бартоно. Ульф Бартоно, так зовут вашего обидчика, - задумчиво проговорил Канонес Норит по прозвищу Афинянин. - Имперские ублюдки кличут его Великолепным. Если ты выведешь нас к истокам Хапи, а Над-Бе доставит нас на Родину, то я до упора разберусь с этим воякой. У нас с ним личные счёты, а я уже не эфеб!

Негры переглянулись с видом полной и беспросветной безнадёжности.

- Ты хочешь сказать, что сумеешь справиться с человеком, одолевшим самого великого воина ивоэриминов? - осторожно, стараясь не обидеть юного друга, уточнил Гапин.

Эльид крепко хлопнул его по плечу тяжёлой своей рукой и промолвил с полной убеждённостью:

- Открою тебе великую тайну, Гапин: если командир сказал, что разберётся с вашим обидчиком, значит так и будет. Афинянин такими обещаниями не разбрасывается! - и добавил в ответ на изумлённо открытый рот Гапина. - Ты, наверное, думал, то я только дротики умею связывать? Вынужден тебя разочаровать, брат, слова я тоже связывать умею. Только лень.

- Эх, и почему в слове "лень" столько звуков?! Да, Эльид?! - ухмыльнулся Счастливчик.

Эльид кивнул и улыбнулся в ответ.

Мятежный отряд ивоэриминов Любимцы Богов обнаружили в одном из оазисов Ахариса. Был этот островок благополучия в гибельных песках пустыни не очень велик; источник воды с трудом заполнял каменную чашу искусственного происхождения диаметром чуть больше восьми локтей. Заботливые ливийцы устроили над источником жизни беседку из ветвей, нарезанных в пальмовой рощице, которая насчитывала две сотни стволов.

Постороннему человеку найти тайную базу повстанцев было практически невозможно - её надёжно скрывали искусственные барханы, закреплённые на месте плетнями из пальмовых же стволов. Но Цити вывел к воротам этой песчаной крепости уверенно, словно к порогу родного дома. Навстречу разведке тут же выдвинулось боевое охранение - полсотни чернокожих воинов, укрывающихся заострёнными сверху и снизу , точно овсяные зёрна, щитами. Ивоэримины ощетинились копьями, лучники сноровисто зашли с фланга...

- Грамотные, - одобрительно фыркнул Кэм, с демонстративным миролюбием опуская щит и вздёргивая к небу копейное острие.

Разведчики Ритатуя последовали примеру опытного Счастливчика, а Цити вышел вперёд и бросил оружие наземь. В строю послышались удивлённые возгласы. Один из чернокожих воинов стремительно улепетнул за барханы...

- За вождями, - пояснил Гапин, облокачиваясь на круп коня, на котором гордо восседал его друг Эльид.

Конь укоризненно покосился на нахального ивоэримина, но промолчал - приятель хозяина всё-таки, копытом дать в лоб не получится. Эльид промолчал тоже - даже коню понятно, куда умчался посланец. Стоит ли слова попусту тратить?

Кан внимательно осматривал ряды чернокожих, автоматически отмечая их слабую строевую выправку. Фаланга была недостаточно плотной, в бою каждый из ивоэриминов будет сражаться в одиночку без гарантированной поддержки соседей и воинов второй шеренги. Скорей всего, удара афинских гоплитов здешний отряд бы не выдержал.

- Ребята крепкие, слов нет, - подтвердил Счастливчик, перехватив оценивающий взгляд командира, - а тактическое умение - дело наживное. Если подружимся, поправим.

Пока ахейцы обменивались видами на боевое содружество с хозяевами пустынных земель, на дороге появилась колоритная троица, приковавшая к себе всеобщее внимание, исключая лучников, разумеется. Лучники бдили, держа наготове длинные камышовые стрелы.

В центре троицы выступал молодой негр в накидке из львиной шкуры и набедренной повязке из драгоценного египетского полотна. Его осанка была воистину царской, и именно она, а не золото ручных и ножных браслетов укрепляла каждого в мысли о том, что перед ним владыка народа. В руке он держал копьё с золотыми кольцами на древке и навершием из чёрной бронзы.

Справа от вождя степенно вышагивал седой, как олово, старец, чьё тело было украшено множеством шрамов, а голову венчал золотой ободок с плюмажем из страусиных перьев. За пояс старца, двигавшегося с лёгкостью юноши, был заткнут топорик с длинным черенком.

Третьим в группе был юный великан, ростом уступавший, пожалуй, только Гераклу. Он шёл слева от вождя, с великолепной безмятежностью улыбаясь во весь рот. На плече это воплощение юношеской беззаботности и мужской мощи несло полированную дубину из чёрного дерева. Кожа у него была несколько более светлой, чем у окружающей.

От внимательных глаз Афинянина не укрылась попытка Цити обратиться к великану, как, впрочем, и поспешность, с которой старик предотвратил её.

- О чём они говорят? - спросил Кан чернокожего приятеля.

- Салинас - наш старейшина, допрашивает Цити где он пропадал и почему привёл с собой атлантов. Цити рассказывает о наших намереньях и просит разрешения представить нас вождю Нессу - сыну великого Ивоэ. Салинас дозволяет, но предупреждает, что настаивает на разоружении пришельцев, ивоэримины опасаются предательства и дорожат жизнью вождя.

- Передай Цити, что мы согласны, - спокойно сказал Кан, спрыгивая с коня и отцепляя от пояса ножны. - Если понадобится, мы с этаким войском и безоружными справимся, - пояснил он своё решение на эллинском наречии. - Шат, предупреди наших.

Гапин произнёс короткую фразу, Кан автоматически запомнил её звучание. Приступив к экстренному изучению очередного языка.

Когда по бархану, потревоженному конскими копытами разведки, разлилось ослепительное блистание доспехов Любимцев Богов, разведчики уже были представлены вождю ивоэриминов Нессу, которому они отдали почтительный поклон, и их старейшине Салинасу. Юный гигант был именован телохранителем вождя.

- Ле, - ослепительно улыбаясь, представился он.

От него веяло сокрушительным спокойствием осадного тарана и добродушием непобедимого поединщика, непобедимость которого признана всеми.

- Гапин, переведи, - попросил приятеля Медис, с ревнивым восхищением взирая на чёрного богатыря. - Друг Ле, в полной ли мере владеешь ты искусством борьбы?

- Разумеется, владею, - перевёл ответ чёрный любимец Богов. - А что?
- Мне хотелось бы испытать свои силу и умение в дружеском поединке с тобой, - объяснил бывший киферонский пастух.
- Да легко, когда пожелаешь, - весело согласился телохранитель вождя, и поудобней перехватил свою дубину, загородив Несса от громыхающей бронзой колонны бывших уэлей.

Несс повелительно отодвинул защитника в сторону и величавым жестом руки приветствовал группу из тридцати ивоэриминов, выступивших вперёд и склонившихся перед вождём народа.

- Вы можете присоединиться к землякам, братья! - послышался спокойный голос Гедиона.

И соплеменники влились в ряды обитателей пустыни. За ними к сплоченному отряду не спеша, приблизились предводители Любимцев Богов. Они были торжественно представлены Нессу и Салинасу. Переговоры продолжались недолго - усиление отряда обещало грандиозные дивиденды, и вожди ивоэриминов оказались достаточно умны, чтобы не уклоняться от их получения. Пришельцы были допущены в оазис и плотно позавтракали совместно с аборигенами.
За завтраком Цити подробно рассказал соплеменники о школах уэлей и о битве у Чёрного Камня. Гапин переводил на атлантский, Кан старательно вслушивался в звуки незнакомого наречия. Почти незнакомого - кое-какие слова и фразы он уже выучил за время общения с ивоэриминами.
- Гедион, Цити рассказывает про тебя, - обратился он к стратегу. - Ты бы встал, пусть союзники познакомятся с нашим спасителем. Импал, сейчас он возглашает славу тебе, представь свою особу на обозрение. Медис, Геракл, а это уже про нашу проделку! Подъем! Тут он повернулся к Ле, восседающему неподалёку, и, старательно выговаривая звуки африканского наречия, предостерёг молодого богатыря:
- Я видел, как ты отнёсся к предложению Медиса, дружище. А зря - его обучали лучшие борцы двенадцати племён и народов. Будь осторожен.

Ле ему понравился сразу - он был добродушен и ответственно относился к своим обязанностям.
- Ты полегче с ним, братишка, - попросил Кан киферонского силача. - Хозяев обижать нехорошо.
- Ага. Могут отомстить, - с невинным выражением на своей плутовской рожице добавил Шат.
Простодушный Медис внимательно осмотрел будущего соперника, пожал плечищами и проговорил с сомнением:
- Вроде, на злопамятного не похож...

Поединок состоялся вечером, когда раскаленное солнце пустыни скрылось за западной стеной лагеря. По согласованию с хозяевами, гости взялись продемонстрировать свои умения. Эльид метнул в цель три дротика так, что их наконечники, впившись в неё, тесно сомкнулись, составив равносторонний треугольник. А четвёртый дротик вонзился в центр треугольника. Геракл копьём за тридцать шагов насквозь пробил щит Белых Султанов, а Импал четырьмя страшными ударами секиры перерубил вкопанный в песок столб толщиной в торс взрослого мужчины. Кочевник Ваарис продемонстрировал хозяевам и друзьям основы джигитовки, поочерёдно подобрав с песка щит, меч и шлем на полном скаку. Выступающий после него Арабист лихо сплясал опасный, как змеиный укус, танец с двумя кинжалами; клинки во время танца то скользили между пальцев Гетида, то ходили колесом, то порхали в воздухе; и всё для того, чтобы в следующее мгновение поучаствовать в очередном стремительном выпадесвоего владельца.
Финалом показательных выступлений стало построение ахейцев в плотную боевую фалангу, ощетинившуюся копьями и практически полностью закрытую щитами так, что лучше не подступаться. Короткие команды, отдаваемые Гедионом, изменяли очертания этой броненосной сколопендры за считанные секунды.
- Мы можем научить ивоэриминов нашему умению, - заявил аркадский стратег, завершив выступления приказом разойтись.
И только после этого в центр арены, образованной вооружёнными людьми, вышел Медис в набедренной повязке. Он отдал почтительный, но полный внутреннего достоинства, поклон вождям объединённого войска и кивком головы пригласил присоединиться к нему чёрного великана.

- Помни о том, что я говорил! - крикнул Кан на местном наречии и добавил на эллинском. - Не сломай ему ничего, братишка!
Несмотря на то, что макушкой Медис доставал ивоэримину до ключицы, крепостью торса и ног он не уступал ему ни на крупицу, а мускулатура рук была развита, пожалуй, и больше. Разница в росте каждому из участников поединка диктовала свою манеру борьбы: Ле старался использовать подсечки и зацепы, а Медис пытался прорваться на короткую дистанцию, чтобы провести приём с применением корпуса.

Зрелище затянулось; поначалу азартные зрители притомились следить за осторожными действиями борцов.
- Поверни его! - не выдержал Кан, сам не раз применявший эту уловку в схватках на вечерних улицах Афин.
Киферонский богатырь, услышав подсказку, автоматически поймал левой рукой правую кисть противника, дёрнул его на себя; затем правой рукой ухватил правый же локоть Ле с внутренней стороны и поддёрнул ещё. В результате двух этих рывков ивоэримин повернулся к Медису спиной. Не медля более ни мгновения, афинянин обхватил соперника за пояс и, поднатужившись, бросил его на песок. Дальнейшее было делом техники - оглушенный падением, ивоэримин не сумел достойно противостоять Медису, уложившему его на лопатки.
- Помоги ему подняться! Помоги ему встать, Медис! - голос командира прорвался к победителю сквозь радостные воплиЛюбимцев Богов и стоны разочарования отряда Несса.
Пастух нагнулся и протянул руку поверженному великану; тот, чуть помедлив, ухватился за неё и лихо вспрыгнул на ноги. Они обнялись, легонько охлопывая спины друг другу; зрители отметили этот поступок одобрительным гулом.

Утр принесло объединённому отряду заслуженный отдых - тысячу воинов в пустыне не так-то просто атаковать; для этого нужна настоящая прорва продовольствия и озеро воды. У ивоэриминов хватало и того, и другого. Однако у командования были грандиозные замыслы: местные намеревались отвоевать свои южные провинции, примыкающие к Нубии, пришлые - прорваться к Великому Хапи, чтобы отплыть по домам.

Для осуществления этих планов существовала однако исключительно опасная преграда - южные провинции ивоэриминов занимали войска Улагана. Сколько именно, было известно плохо. На военном совете, объединённого отряда ивоэриминский лазутчик по имени Рин утверждал, что насчитал больше двенадцати тысяч копейщиков.

Разведчики Ритатуя, призванные на совет с правом совещательного голоса, усомнились в словах местного шпиона.

- Насколько у тебя свежие данные? - уточнил их командир.

- Я вернулся только вчера, - ответил Рин, снисходительно посматривая на мальчишку, старательно изображающего военспеца.

На вид ему было чуть более тридцати лет, рослый, как большинство ивоэриминов, благодаря плотному телосложению, он производил впечатление очень опасного человека. Кану Рин не понравился с первого взгляда, поскольку вёл себя крайне высокомерно и обладал тяжёлой походкой гоплита, а не бесшумной поступью истинного разведчика. Этот лопух, по мнению Канонеса Норита, лазутчика, диверсанта и террориста, профессионализмом явно не блистал, а потому его сведения нуждались в проверке.

- Как такое возможно? - вопросил он, обращаясь по преимуществу к своим вождям. - По словам Гауты, половина когопула охраняет порт, остальные копейщики разбросаны по гарнизонам сорока оазисов. Мы прошли по восьми из них и выбили около двух тысяч атлантов. Ещё полтысячи вместе с Улаганом плетутся за хвостами наших коней, отставая, как минимум, на неделю. Да вдвое больше осталось охранять школы уэлей. Так что, следуя правилам математической науки. В худшем случае нам будут противостоять около семи тысяч атлантов, разбросанных на территории в десять дней пешего пути. Ты ничего не напутал, друг Рин?

- Тебе ли, бледный мальчуган, подвергать сомнению слова человека, который на собственном брюхе исползал всю ивоэриминскую землю?! - пренебрежительно фыркнул Рин. - Что ты вообще понимаешь в разведке?!

- Вообще-то Кан Афинянин лучший разведчик моей страны, - подал голос хмурый Медис. - За ним числятся такие дела, про которые песни слагают. Благодаря ему, наши воины уничтожили конный когопул Первой Имперской армии, обратили в бегство когопул Белых Султанов; это благодаря его придумке, Чёрный Камень сделался красным от крови атлантов и Боевых Петухов. Кану Афинянину всего семнадцать лет, но уже сегодня на его счету столько наших общих врагов, сколько тебе, друг Рин, дай Арес, набрать до конца жизни. Поэтому поубавь-ка спеси, а то я за себя не отвечаю.

Пренебрежительный взор ивоэриминского лазутчика, нехотя, перекочевал на могучую фигуру Медиса.

- Ты угрожаешь мне, пришелец? - удивился он с вызывающей усмешкой, расползшейся по лицу, словно чёрная мамба под ногой носорога. - Ты пришёл ко мне в дом, набил утробу моей едой и посмел угрожать мне? Ивоэримину?

В напряжённой, как боевой лук, тишине, обрушившейся на собрание после слов Рина, внезапно послышался спокойный голос Геракла:

- Медис не угрожает, друг Рин. Он шутит.

- Ничего смешного не вижу в этой шутке. Может, ты мне её объяснишь, - огрызнулся лазутчик.

- Ты просто не знаешь, что на самом деле Медис Кана подзуживает, - хохотнул гигант. - Потому что отрыванием голов и выдёргиванием ног занимается вовсе не он, а именно бледный мальчуган!

Первым смех исполина поддержал Ле, следом присоединились все остальные. Несс крепился дольше других - он старательно соблюдал важную невозмутимость вождя, но не выдержал - прыснул в кулак. Взглядом, которым объект шуток наградил Норита, можно было запросто вскипятить воду в котле. И Кан понял, что с этим человеком помириться не получится, поэтому он отбросил ненужный ныне язык дипломатии.

- Я предлагаю произвести ещё одну разведку и перепроверить данные Рина, - сказал он твёрдо. - Если прав я, а не он, то уж с семью-то тысячами обычных копейщиков мы как-нибудь справимся. Даже если к нам не присоединятся повстанцы, которых великий Несс и мудрый Салинас могут поднять на восстание против захватчиков.

- Одного слова сына великого Ивоэ довольно, чтобы за ассегаи взялось десять тысяч мужчин! - горделиво расправив плечи, заявил Салинас. - Мы готовы к походу, друзья! - тут он спохватился и, склонив голову в сторону молодого вождя, добавил. - Только прикажи, владыка!

Несс переглянулся со своим телохранителем, перевёл взгляд на Афинянина и внезапно дружески подмигнул ему:

- Решено! Ты, Кан, произведёшь разведку со своей командой, а ты, Гапин, будешь им проводником. Кстати, у меня ещё сохранился кувшин с вином нашего злейшего врага Улагана, последний из тех, что вы подарили , друзья, моим воинам. Не пора ли его распечатать, а то вечер нынче что-то прохладный...

Прохладный! Жар от раскалённого песка уползал медленней виноградной улитки... Вместо того, чтобы подогреваться не самым лучшим вином Ойкумены - ему ведь доводилось отведать хиосского - Кан предпочёл хлебнуть свежей водички, а заодно промочить ей хитон и хламиду. Компанию ему составил Ле - настолько же не большой любитель спиртного, насколько велик был сам. Его крепко заинтересовал звучный эллинский язык, и юный великан каждую свободную минуту использовал для его изучения и бесед на нём. Кан в свою очередь охотно вступал в разговоры с телохранителем вождя, практикуясь в ивоэриминском.

- Слушай, друг, - спросил он ливийца, тщательно выговаривая щекочущие звуки чужого языка, - этот Рин, он откуда?

- Из какого-то дальнего оазиса, - отмахнулся Ле, - из самой глухомани. А что?

- Слишком уж правильно болтает по-имперски, - намекнул Кан, - и на разведчика похож мало - повадка другая. Да ещё и врёт в придачу...

- В словах Рина сомневаться не принято - себе дороже, - хмыкнул юный великан. - Он человек опасный.

- На твоём месте я прислушался бы к этому совету, - раздалось вдруг из-за ближайшей пальмы.

Вслед за репликой из-за дерева появился и её декламатор; к удивлению разноцветных собеседников, им оказался сам Рин, вроде бы оставшийся испить винца. Он вальяжно прошёл вперёд и занял место между озерком и жаждущими прохлады молодыми воинами.

- Дай пройти, - сказал ему Кан.

Он не чувствовал беспокойства. Непоколебимая уверенность в собственных силах выросла и укрепилась в афинском мальчике за последние двенадцать месяцев. За это время он не встретил никого, кто сумел бы одолеть его - даже нечеловечески могучий Геракл проигрывал ему фехтовальные поединки. Он уже не боялся повторной встречи с Ульфом Великолепным, он мечтал о ней. И опасный Рин на этом фоне представлялся ему крупной зелёной мухой, жужжание которой досаждает чуткому уху прирождённого разведчика, а укус может чесаться несколько часов к ряду; настоящей же опасности от неё ждать смешно.

- Твой слух, как я погляжу, настолько же плох, как и твои математические способности, - сказал он проигнорировавшему его просьбу ивоэримину. - Я говорю, дай пройти.

- А то что? - насмешливо скалясь, заинтересовался Рин и плюнул под ноги Афинянину.

- Рин, не нарывайся, - предупредил Ле, начиная сердиться. - Кан наш друг и гость.

- Ты хотел сказать, что он трепло, зазнайка и интриган, но врождённая вежливость ивоэримина не позволяет тебе высказать ему правду в глаза? - уточнил чернокожий нахал.

Он ведь не знал, с кем связывается! Он искренне полагал себя зубастей Кула, Орфея, Шата и Гифона и не ведал, насколько глубоко заблуждается в своих предположениях...

- Но ты-то, конечно же, не таков! - фыркнул доблестный сын ещё более доблестного Тенция Норита, и его же систематическая жертва порок за приступы безудержного зубоскальства. - Ты ведь не имеешь счастья принадлежать к доблестному народу ивоэриминов! Да, Рин?! А кто ты вообще-то: нубиец, убнар или просто засланец?

В последнем слове Афинянин сделал небольшую ошибку, возможно. Он ещё не совсем досконально изучил ивоэриминское наречие... Но Рину хватило и этого:

- Во всяком случае, я тот, кто встречает противника лицом к лицу, а не скатывает на него камни из-за угла! - в бешенстве заорал Рин, плюнув в лицо Афинянину и хватаясь за меч.

Он так и не понял, с кем завязал смертельную ссору - высоко подпрыгнув, Кан поймал плевок на пятку правой ноги и с острым чувством освобождения от накопившегося раздражения размазал его об лоб наглеца. Удар был молниеносен и короток - Рин упал ничком. "Перестарался", - на миг мелькнуло в мозгу у афинского гоплита, но радость избавления от досаждавшего бузотёра отбросила осторожную мысль в невообразимые дали.

- Готов, - сказал Ле, наклонившись над упавшим в тщетной попытке уловить его дыхание. - Не хотел бы я оказаться в числе твоих врагов, Афинянин.

- А тебя никто и не заставляет становиться моим врагом, дружище, - ответил Кан. - Вообще-то я человек дружелюбный, но меня целый год учили убивать голыми руками; вот и научился. Я надеюсь, ты подтвердишь, что покойный сам затеял ссору?

- И за это ты меня не убьёшь? Да? - ухмыльнулся чернокожий великан.

Кан Норит, известный в Афинах сорванец и хитрюга, на ухмылку приятеля ответил понимающей усмешкой и за годы семейного воспитания выстраданной истиной:

- Поверь на слово, дружище, правду говорить легко и приятно.

Разбирательство было коротким и объективным, учитывая, что свидетелем защиты на блиц-суде выступал телохранитель вождя ивоэриминов, крупный специалист по защите во всех смыслах. А ещё потому, что в набедренной повязке погибшего была обнаружена загадочная медная пластинка с выбитыми на ней изображениями. И в этих изображениях, по словам грамотных Импала и Геракла, на добротном атлантском языке было приказано оказывать предъявителю всемерное содействие и выполнять все его требования. Был ли усопший предателем, внедрённым атлантским агентом, или просто добыл табличку в одной из своих вылазок, спрашивать оказалось не с кого, поэтому дело замяли, а Афинянина оправдали вчистую.

А потом был поход вглубь Ливии, смена жарких песков пустыни на плоскую доску саванны, лишь кое-где испятнанную островками деревьев. Здесь царствовали львы, в кустах беспредельничали леопарды, а гиены ржали, точно подвыпившая солдатня. По пути к объединённому отряду примкнуло около трёх тысяч ивоэриминов, поступивших в обучение к Любимцам Богов. Через полмесяца жестокой муштры из них удалось сколотить фалангу, которая в боях с атлантами проявила себя сплочёнными грамотным подразделением. Во всяком случае, новички достойно поддержали яростный натиск своих учителей и отряда Несса.

Одним словом, за какую-то неделю половина интервентов была выкошена подчистую, и восставшие вышли к верховьям Голубого Нила. К этому времени Ле основательно сдружился не только с Каном, но и с его добровольными подчинёнными. Строительством кораблей эллины занялись под руководством опытного Над-Бе и трёх его соплеменников.

Учитывая то, что транспортировать по реке предполагалось около трёхсот воинов и полсотни коней, командиры решили, что необходимо иметь четыре корабля.

- Каждый, кто попадёт на землю Кемта, - рассказывал Ваарис, чьё племя кочевало в непосредственной близости от Египта и платило дань фараонам, - считается законной добычей египтян, его обращают в рабы незамедлительно. Не верите мне, спросите у Солта. Поэтому запас продовольствия необходимо брать на весь путь. Воды, слава Яхве, в Ниле хватает.

Поскольку квалифицированной помощи корабелам ни ивоэримины, ни разведчики Ритатуя оказать не могли, они взяли на себя обеспечение строительства продовольствием и древесиной. Иначе говоря, были направлены на лесозаготовки с попутной охотой. В один из таких походов экспедиция, включавшая сотню местных жителей и полсотни Любимцев Богов, в числе которых присутствовали Геракл, Медис, Ле и команда Кана, встретила на своём пути огромный валун.

Этот камушек по размерам почти не уступал пресловутому Чёрному своему "коллеге". Возлежал он в центре лужайки с аккуратно выкошенной травой; кустарниковая поросль была безжалостно ликвидирована...

- Памятный знак? - полюбопытствовал Шат, обращаясь к Цити.

- Скорей, заметка на память, - отозвался ивоэримин, любовно поглаживая каменюку своей жёсткой ладонью, натёртой рукоятью меча и древками ассегаев. - Под этим валуном своего нового хозяина ожидают меч и лук Фериксдаля, героя давних времён, исполина и мудреца, родоначальника вождей ивоэриминов. Тот, кто в одиночку откатит в сторону обелиск, станет обладателем чудо-оружия, кто не сумеет - станет посмешищем у окружающих.

Ниспровергатели Чёрного Камня переглянулись и сошлись в живой треугольник - даже ради обладания чудо-оружием они не хотели терять друзей.

- Бросим жребий? - предложил Кан, срывая три жёстких стебля степной травы и укорачивая один из них. - Цити, дружище, будь судьёй в нашем споре.

Чернокожий к порученному делу подошёл со всей серьёзностью - отвернулся, перемешивая и выравнивая стебли. Как много, порой зависит от длины обычной травинки, читатель!

- По каким правилам у вас тянут жребий? - уточнил у Цити предельно корректный Геракл.

- По старшинству, - ответил ивоэримин. - Не тяни время, дружище - тяни жребий!

Геракл ждать себя не заставил - он протянул свою лапищу и осторожно вытащил одну из крайних травинок. Она оказалась совсем короткой.

- Везёт же некоторым! - проворчал Медис.

Ни он, ни Афинянин не сомневались в возможностях своего друга, и Геракл не обманул их уверенности - от страшного толчка, которым он приветствовал обелиск, тот откатился на полдюжины шагов, еда не придавив Гапина, увлёкшегося зрелищем отрицания легенды. Под камнем обнаружился вкопанный в сухую землю ящик из чёрного дерева. Из ящика новый владелец извлёк три промасленных кожаных свёртка.

В одном из них хранились стрелы, величиной мало уступающие дротикам, в другом составной лук из рогов гигантской антилопы и толстые тетивы, сплетённые из конского волоса. А в третьем свёртке восхищённые зрители увидели огромный меч из воронёного железа с рукоятью слоновой кости настолько большой, что даже Геракл смог взяться за неё двумя руками.

- Дайте простор, - попросил зрителей восхищённый гигант и, когда они поспешно расступились, взмахнул над головой клинком так, что рассекаемый воздух откликнулся волчьим воем, крутанул им и выписал пару "восьмёрок". - Ах, да и только! - воскликнул он.

- Этим мечом Фериксдаль обезглавил носорога, напавшего на его жён, и пополам разрубил чудовищного льва, вырвавшегося из подземного царства Габулу, - гордо заявил Цити.

Новый владелец упёр острие клинка в землю, рукоять упёрлась ему в подбородок:

- Медис, дружище, теперь ты не сердишься на меня? - спросил он.

- Ладно, проехали! - обречённо отозвался богатырь Ойнейской филы, на мгновенье представив, насколько нелепо он смотрелся бы с оружием такой величины. - Ты лук-то сможешь натянуть, урукский выскочка?

Старательно протерев тулово лука и его рога подолом своего хитона, Геракл тщательно осмотрел грозное оружие Фериксдаля и не обнаружил в нём повреждений. Все три тетивы были снабжены петлями; выбрав самую надёжную, на его взгляд, шумер накинул одну из петель на нижний рог, упёр его в дно ящика и плавно, без рывка, согнул огромный лук. Далось это ему не без труда, однако тетива заняла надлежащее место...

- Стрелу! - распорядился владелец древнего оружия, и в голосе его прозвучал раскат грозового грома.

- Раскомандовался... - проворчал Ним, но стрелу подал.

- Не спеши, дружище! - Гапин вовремя перехватил руку великана. - Наруч надень!

Геракл натянул на левое предплечье браслет из носорожьей кожи, завязал ремешки и вскинул натянутый лук над головой.... Стрела скрылась в линялой голубизне африканского небесного свода, и вернулась на счёт "пятнадцать", до середины зарывшись в землю саванны.

- И тетива цела! - воскликнул гигант, запрыгав на месте, точно ребёнок, вне родительского присмотра ставший обладателем мешка сластей.

"Великий Зевс, да ведь ему двадцать третий год, он же всего на год старше Фидия!" - внезапно осознал всю сущность Геракла мудрый Канонес Норит.

- Я поздравляю тебя, дружище! - растроганно сказал он и обнял могучий торс великана, похлопав его ладонями по спине. - Больше тебя никакой Доп не обидит!

- Это точно! - расхохотался Геракл и тоже хлопнул Афинянина по плечу, произведя этим такой звук, будто деревянной доской шлёпнули по бревну - плечо юного Норита крепостью не уступало мозолистой лапище шумера.

Узнав о возвращении в мир древнего оружия, ивоэримины преисполнились к гостям ещё большего почтения. И с удвоенной энергией кинулись помогать этим могущественным воинам строить сооружения, которые унесут их как можно дальше от гостеприимной ивоэриминской земли.... Поэтому корабли получились просторными, крепкими и красивыми. Вёсел, по настоянию запасливого и предусмотрительного Над-Бе, заготовили по два комплекта для каждого корабля. Щедрые ивоэримины снабдили отплывающих союзников и материей на паруса, и продовольствием, и емкостями для хранения воды. Погрузка продолжалась три дня, и на третий день произошла крайне странная история.

Узнав о том, что Ле изъявил желание присоединиться к иноземцам, принять участие в войне с атлантами в Элладе, Салинас неожиданно всполошился и попытался отговорить его, а, когда это не удалось, привлёк на подмогу авторитет вождя. Троица, включавшая Несса, Салинаса и Ле, уединилась и провела длительные переговоры, которые закончились тем, что юный богатырь вышел из переговорной хижины с упрямо насупленными бровями и застывшим лицом. Он решительно направился к кораблю, на котором расположились его афинские друзья и Геракл, забрался на него и уселся в кормовом отсеке трюма, обвив руками свою эбеновую дубину, словно самую любимую на свете девицу. На попытки разведчиков выяснить что произошло, он ответил оглушительным молчанием.

- В чём дело? - спросил Кан у Цити. - Почему ваш старейшина противится отъезду Ле?

- Дай слово, что никто из моих соплеменников от тебя не узнает моего ответа, - жёстко потребовал тот, - потому, что я раскрою тебе страшную тайну нашего отряда.

- Говори смело, дружище, ты же знаешь, я умею хранить страшные тайны.

Пожилой атлет нагнулся к самому уху Норита и прошептал, озираясь по сторонам:

- У великого Ивоэ в живых остался не единственный сын. Несс - младший, но от главной жены. А Ле - старший, но не от соплеменницы, а от пленной египтянки. Салинас боится потерять запасного наследника Ивоэ, запасное знамя нашего народа. Ле узнал об этом только сегодня.

Благодарно хлопнув приятеля по плечу, Кан обнял Гапина и, забравшись на корабль, молча сел рядом с чернокожим великаном. Разведчики привычно продублировали манёвр командира и затеяли неторопливый разговор о предстоящем путешествии.

- Плаванье будет опасным и долгим, Ле, - негромко сказал Афинянин. - Для человека, который никогда не видел моря, корабельная качка хуже испытания огнём. Если ты передумаешь ехать с нами, мы поймём и не осудим тебя, друг, - он сделал короткую паузу и добавил на ивоэриминском наречии. - А за твоего отца мы отомстим с избытком.

Ле медленно повернул лицо к юному эллину и ответил, ровно выговаривая слова:

- Договорились. Но пока вы мстите за моего отца, кто-то же должен мстить и за вас. Это я беру на себя.

Корабли отчаливали от построенного причала под приветственные крики собравшейся толпы, в которой смешались воины, женщины и ребятня. Тёплые воды Великого Хапи подхватили грузные суда и неспешно понесли их к устью. С заходом солнца влажная духота уступила место сырой прохладе...

- Счастливчик, ты, кажется, жаловался на невозможность искупаться, - напомнил Кан, развязывая набедренную повязку. - Айда, побултыхаемся!

- Давай, давай, побултыхайся! Накорми крокодилов! - подал голос Хестен, приветственно салютуя храбрецам чашей с разведённым вином. - Они этого ждут - не дождутся!

Родом Хестен был из Нижнего царства - южного египетского государства, столица которого располагалась в городе Фивы, поэтому был он несколько темней своего соплеменника Солта, копейщика Северного царства. В спокойные времена два Египта охотно воевали друг с дружкой, однако при малейшей внешней угрозе дальновидные фараоны объединяли силы и давали иноплеменникам дружный отпор.

- Интересно, - сказал Кан, заново облачаясь в "кальсоны" Допотопного мира, - а где-нибудь в вашем Ниле крокодилы не водятся?

- В Дельте их нет абсолютно, - охотно сообщил Солт, чокаясь с Хестеном. - Они акул ужасно боятся.

Пограничная стража Южного царства появилась на третий день плавания. Две лодки из стеблей папируса, заполненные лучниками и копейщиками, которые привычно прикрыли щитами и себя, и стрелков, попытались взять на абордаж флагман эскадры Любимцев Богов.

- Не вздумайте останавливаться! - в один голос завопили Солт и Хестен.

И корабль с гордым именем "Гроза морей", презрительно отпихнул нахальные судёнышки выставленными наружу мощными вёслами. То же самое проделали и остальные корабли, проникшиеся духом неповиновения, явственно продемонстрированным их флагманом. Потом эскадра резко взвинтила скорость, подключив к силе ветра и течения усилия гребцов, и ушла от преследования погранцов.

- С сегодняшнего дня переходим на осадное положение, - распорядился Над-Бе и объяснил несведущим друзьям. - Египетские лучники за двести шагов из нас ёжиков сделают. Это - обычные лучники. А хорошие стрелки сделают то же самое за пятьсот шагов! Кто не хочет стать ёжиком, над бортами не появляться, а на мачту лазать только в полном доспехе!

За день вёсла на воду пришлось спускать трижды - лодок с каждым разом становилось всё больше. В конце концов, флагман эскадры, наведённый бестрепетной рукой Над-Бе, на полном ходу протаранил парочку особенно приставучих лодчонок и был удостоен громогласных проклятий и тучи стрел вдогонку. Впрочем, проклятья быстро умолкли после того, как идущие за флагманом "Венец Астарты" и "Непотопляемый", пустили ко дну лодки с наиболее горластыми экипажами.

Ночью решено было к берегу не причаливать, а продолжать путь. Выспавшийся Над-Бе принял командование над двадцатью охранниками, расставленными вдоль бортов, и повёл корабль, ориентируясь по звёздам. Кормчие остальных кораблей вели свои суда за масляными светильниками, запаленными на кормовых площадках, так что всё обошлось без аварийных ситуаций.

Утром друзья попрощались с Хестеном и ещё двумя египтянами, добравшимися до родных мест - они тихонько соскользнули на берег, нагруженные богатой добычей. Солт уходить отказался - его манили дальние просторы чужеземья, он всегда мечтал посмотреть, что находится за Дельтой Великого Хапи.

- Когда мы подойдём к Дельте, - сказал Солт, - берега рукавов Хапи сблизятся настолько, что до наших бортов можно будет докинуть копья. У правителя приграничного нома появится возможность преградить нам дальнейший путь. Нужно договориться.

- Заплатить лично правителю нома? - спросил Геракл, имеющий богатый опыт в нарушении законодательства.

- Даже не думай! - испуганно вскинулся египетский Любимец Богов. - У тебя нет столько денег, чтобы смутить номарха. А от малой мзды он откажется, опасаясь немилости того, чьё имя не произносят.

- Чем мы можем прельстить вашего вельможу в таком случае? - Афинянин на совещание втёрся без приглашения, но ни у кого не возникло желания отправить нахального мальчишку куда подальше. - Если он боится немилости фараона, может, следует его припугнуть разрушениями, которые мы запросто учиним, если понадобится.

- Ты чью страну разрушать собрался, ахей?! - грозно вопросил копейщик северного нома Солт. - Ты на мою страну свои ручонки не задирай!

Афинянин осторожно выставил перед собой пустые ладони:

- У меня и в мыслях не было причинять вред твоей земле, брат, - проговорил он тоном, каким смиренный подчинённый отвечает на начальнический нагоняй. - Но ваш вельможа этого не знает. Мы его просто напугаем, продемонстрировав свою боевую мощь.

Египтянин поиграл желваками на своём медном от загара лице, нахмурил брови и после короткого раздумья выговорил тихо и чуточку удивлённо:

- А ведь это и впрямь может сработать. Тот, кого нельзя называть, не простит номарху больших потерь. Строительство усыпальницы Живого бога нуждается в значительных денежных потоках, и если у номарха не найдётся требуемой доли, я даже боюсь представить, что с ним станется, - он перевёл свой повеселевший взор на Кана и добавил. - У меня есть забавная идейка...

Когда гвардия номарха Ахетатона, погрузившись на колесницы, выкатила навстречу кораблям, подходящим к перегородившим рукав Дельты Нила папирусным корабликам, с борта "Грозы морей" раздался пронзительный крик:

- Господин Ахетатон, дружина Любимцев Богов хочет побеседовать с тобой! Они грозят предать огню нашу землю, если ты откажешься от разговора! И они исполнят свою угрозу, потому что твои воины не смогут им воспрепятствовать.

- Кто ты такой, чтобы хулить воинство Северного нома?! - донеслось в ответ.

- Ты неправ, господин! - прозвучало с корабля. - Я не дерзаю поносить воинство, к которому ещё недавно имел честь принадлежать. Я копейщик Солт, захваченный атлантами год назад. И я знаю, о чём говорю, потому что сегодня я худший в дружине Любимцев Богов. Проверьте мои слова, соплеменники! Я не желаю зла нашей земле, но не смогу его остановить!

Номарх Ахетатон окинул вопросительным взглядом лица своих помощников. Большинство сотников согласно кивнули головой - пограничники привыкли реально оценивать вражеские возможности и ценить жизни солдат. Совсем недавно, буквально вчера когопулы Фермопила вволю погуляли по здешним краям, вторичного погрома допускать никому не хотелось.

- Ну, ладно! - крикнул Ахетатон, удостоверившись в поддержке большинства. - Как мы можем проверить твои слова, копейщик?!
- Очень просто, господин, - донеслось с корабля. - Вели своим лучникам скинуть тетивы, чтобы наши воины смогли выстроиться для обозрения. И выберите слабейшего для единоборства с сильнейшим бойцом нашего нома. Но я уверяю тебя, господин, результат мне известен загодя. Я слабейшего одолею, все другие воины нома - никогда!

Лучники охотно обезвредили свои смертоносные орудия, с любопытством наблюдая за развитием событий. Их черноволосые головы издалека походили на осетровую икру, густо намазанную на тонкий ломтик медно-коричневого хлеба из щитов первого ряда копейщиков. Ни египтяне, ни ассирийцы, ни эллины бутербродов с чёрной икрой не пробовали, говоря кстати...

Избавленные от возможности ознакомиться с искусством стрелков пограничного нома, Любимцы Богов выстроились у борта в одних набедренных повязках. И сделано это было с совершенно определённой целью - на фоне бойцов, украшенных рельефной мускулатурой и впечатляющими шрамами, Кан Афинянин смотрелся особенно блекло...
- Твой взор по-прежнему верен, а разум остр, господин, - Солт почтительно развёл руки, когда указующий перст Ахетатона остановился напротив командира разведчиков.

- Это что? Он считает меня слабейшим, что ли?! - чистосердечно возмутился гоплит знаменитой сотни Априкса.
- Меньше трёпа, больше дела! - язвительно усмехнулся Счастливчик. - Может, тебя пара пинков воодушевит, мальчишечка?!
Испуганно отшатнувшись от обнаглевшего Кэма, Кан спрыгнул на берег. Следом полетели щит, шлем и меч в ножнах, а спустя пару мгновений, рядом с ним приземлился и Солт. Египтянин был облачен в полный доспех и смотрелся очень даже воинственно. Тем не менее, он отдал Ахетатону низкий поклон.
- Господин, - произнёс он, выпрямившись, - как уроженец Дельты и копейщик пограничного нома, я до сих пор защищаю интересы своей Родины. Мне не хотелось бы, чтобы кто-то из моих соратников погиб в поединке с этим мальчуганом. Я просто не знаю среди наших воинов того, кто с ним справится. Прикажи, чтобы схватка была безоружной.

Ропот, пронесшийся за спиной Ахетатона, дал понять, что воины Дельты оскорблены этим предложением. Они что - шутки приехали шутить за двадцать схенов?! Учитывая, что схен равнялся двадцати ахейским стадиям, получалось очень неблизко, и по солнцепеку...

- Кан, братишка, против тебя выпустят фехтовальщика, - сообщил Солт, не дрогнув. - Ты сможешь просто обезоружить его?
- Постараюсь, - обнадежил его Афинянин. - Не дурак, понимаю, что к чему.
Он лихо нахлобучил шлем на голову, взял щит и, подхватил из высокой сочной травы клинок, развернулся к египетскомупоединщику. Перед ним оказался плотный широкоплечий меченосец ростом немного выше его. На первый взгляд было ему около тридцати лет, держался он уверенно, двигался мягко, по-кошачьи вкрадчиво.

Оказавшись в пределах досягаемости, египетский поединщик спрятался за щитом. По рассказам Хестена и Солта, Афинянин знал, что здешние щиты выстругиваются из дерева, что они гораздо легче кожаных щитов Боевых Петухов, покрытых сплошной бронзовой пластиной. План схватки созрел автоматически...
В горячем воздухе нильской Дельты раздалось жужжание гигантского шмеля - этот звук издал клинок Афинянина, косо направленный в голову меченосца. Тот молниеносно убрал её под щит. И зря - потому что выпавший из поля зрения Любимец Богов наступил ему на ногу и всем весом ударил щит в щит, повалил противника на землю и прижал его. А меч в мгновение ока выкрутил из руки и приставил к горлу.
- Скажи этеру, что если бы его ягнёнок поднял щит, я просто сломал бы ему ногу, - весело проинформировал он Солта. - Передай ему мой ценный совет - удар в голову надо отражать клинком, а не изображать из себя черепаху.
- Это мне и без тебя известно, - рыкнул египтянин и спросил Ахетатона. - Может быть, ты велишь моему приятелю освободить Менесфа, господин, или позволишь его покончить - у Любимцев Богов это запросто; сущие звери, говоря откровенно...
Повинуясь повелительному жесту египетского вельможи, Кан освободил поверженного противника и обратился к собрату с просьбой перевести его слова, предназначенные для сановника.
- Царь, - начал он, отдав короткий поклон, исполненный уважения к собеседнику и самому себе, - наш брат Солт прославился среди Любимцев Богов непревзойденной меткостью при метании копий. Мы любим твоего копейщика, - в этом месте речи переводчик внутренне покраснел от гордости и польщенности, что, впрочем, внешне никак не отразилось на его почерневшем от загара лице. - Наш брат Солт много рассказывал о красоте и богатстве своей родины, своей земли, и мы обещали ему не чинить ей вреда. Есть ещё одна причина нашего миролюбия. Вырвавшись из когтей нашего общего с тобою врага - атлантов, мы спешим на родину, чтобы продолжить битву с Фермопилом Ролоином. Нам не нужны ни богатства Северного царства, ни продовольствие, ни ваши прекрасные женщины, клянусь! Но если вы принудите нас к сражению, царь, мы забудем об уважении к нашему брату Солту и вспомним о том, что мы - лучшие бойцы двенадцати народов. Одного убитого Любимца Богов будет довольно, чтобы предать смерти твоё войско, твоих родственников, а твою землю - огню и разрушению. Пропусти нас, и мы уйдём, чтобы сторицей отомстить атлантам за их бесчинства

- Уймись! - резко прикрикнул на разошедшегося Афинянина египтянин Солт. - Что делать - решать не тебе, мальчишка! - и, переходя на родной язык, пояснил правителю нома. - Я напомнил мальчику, кто он такой. Тебе достойней говорить с нашими вождями, чем выслушивать дерзости от слабейших.

Переговоры завершились к обоюдному удовольствию - египтяне в качестве отступных получили двадцать железных колец с клеймом Атлантиса, а Любимцы Богов - свободный проход в Средиземное море. И через трое суток солёные волны приняли на свою грудь корабли освобождённых смертников. Прощанье ахейцев с критянами и семитами, которых критяне обязались доставить домой, было бурным, но коротким - слишком долго ждали они встречи с родной землёй. Над-Бе и Геракл решили пойти в Элладу, поскольку первый командовал эскадрой, а второй обрёл не только друзей и подчинённых, но и названного отца.

После трёхнедельного плавания, украшенного двумя лёгкими штормами, корабли Любимцев Богов столкнулись с эскадрой союзного флота, спешащей на поддержку Тину. От моряков Гедион узнал, что пелопонессцы оттеснили войска Вилена к Аркадии, и что они уверены в скором окончании войны - Аристарх настроен решительно, а атлантов осталось не больше двух когопулов. Гедион велел пристроиться к эскадре, идущей в Мессению. Там, на месте нынешнего порта Каламата располагалась разрушенная атлантами Годрия - крупная морская крепость, где сконцентрировался флот Тина. Оттуда Любимцы Богов должны были передислоцироваться в лагерь союзной армии Пелопонесса.

Встречу двух знаменитых на всю Элладу аркадцев описать оказалось проще простого.

- Где твои зоркие глаза, стратег Гедион? - воскликнул Тин, крепко обнимая старика.

- На развалинах нашей Аркадии, - жёстко ответил тот. - И я намереваюсь их вернуть. И те, и другие.

Чуть в сторонке Кан знакомил Геракла с Оритом:

- Дружище, позволь тебе представить вот это большое дерево. Оно называет себя Гераклом и пристроилось в сыновья Гедиона, а тот назначил его нашим сотником. Медиса и Кэма тебе представлять не нужно. Сотник, а это наш названный братишка Орит. И хотя он приходится родным - заметь, родным сынишкой архистратегу союзного флота Тину, одновременно он ещё и славный друг, и отважный рубака.

- Не обижайся на Афинянина, Геракл, - Орит осторожно пожал громадную ладонь шумера, - он известное трепло. Его даже розги не сумели исправить. А мы, выходит, с тобой земляки?

- Ле, а ты чего в сторонке жмёшься, как бедный родич? - воскликнул Кан. - Орит, это Ле, наш большой друг и сын великого героя Ливии.

- Кан и Медис упоминали о тебе в наших беседах, - бережно выговаривая чужие слова, сказал юный великан. - Рад нашему знакомству.

- А не закатить ли нам пирушку по этому случаю? - деловито предложил Счастливчик. - Чур, гости не проставляются! Я не жадный, я единственный кормилец в семье, - пояснил он на всякий случай.

И все сделали вид, что поверили...

Схватка с Носорогом

В отличие от Вилена, Фермопил принадлежал к роду потомственных полководцев, и армией командовать умел и любил. Элладе сказочно повезло, что у неё был гениальный Ритатуй, но даже ему пришлось напрячь все свои мозговые извилины, чтобы затравить Носорога, располагающего почти двухсоттысячной армией, натасканной на победоносных схватках с фракийцами, македонцами и фессалийцами.

Позиционная война затянулась на год. Атланты неохотно сдавали равнинку за равнинкой, ущельице за ущельем, их приходилось буквально выталкивать в Македонию. Фессалийцы не сумели удержать свою страну, Вторая Имперская дошла до Беотии, прежде чем союзная армия неожиданным рывком обрушилась на три когопула, отрезала их от основных сил и уничтожила поголовно. Фермопил бросил на выручку конницу, но она не сумела прорваться сквозь бронированные ряды гоплитов и едва унесла копыта после флангового удара тяжёлой конницы Афин и Фив, долго ещё огрызаясь на наскоки фессалийских наездников.

Больше таких огрехов Фермопил не допускал. Чтобы заставить армию захватчиков убраться на север, Ритатуй применил стратегический маневр, раз за разом отрезая Вторую Имперскую от моря. Разграбленные территории не в состоянии были прокормить полчища атлантов, продовольствие доставлялось морским путём, и угроза остаться без харчей заставляла атлантов отходить к следующему порту. Набравшиеся боевого опыта ахейские войска уверенно исполняли замыслы своего гениального полководца.

Видя, что его явно переигрывают, Фермопил после долгих размышлений решил сделать ставку на генеральное сражение. Выбрав поле, изрезанное оврагами, утыканное скалами и каменными зубцами, выглядывающими из земли, он выстроил свою пехоту в две линии, часть конницы распределил по флангам, большую же её половину отвёл в резерв. И отдал приказ о начале наступления.

Предупреждённые дозорными о суматохе в стане врага, союзные войска облачились в доспехи. С учётом того, что на позициях его армии поле предполагаемой битвы сужалось, Ритатуй разделил её на три линии. Первую составили ополченцы, подкреплённые фракийцами. Им надлежало остановить вражескую атаку и продержаться до ввода в действие второй линии атлантов. Во второй линии стояли царские дружины, Священный Фивский отряд и лучшие тысячи ополченцев. Именно они должны были контратаковать атлантов и потеснить их. В этот момент предполагалось ввести в действие третью линию, составленную из вчерашних легковооружённых ополченцев. Доспехи носить они уже научились, но держать строй ещё не умели, поэтому использовать их предпочитали тогда, когда строй противника порушен, когда всяк начинает защищать собственную жизнь.

Фессалийскую конницу Ритатуй отправил на фланги, а тяжёлую кавалерию сконцентрировал позади левого фланга третьей линии. В этом роде войск у ахейцев было численное превосходство, и архистратег намеревался воспользоваться этим всецело, на всю катушку. Фессалийские наездники атаковали первыми. После яростной получасовой стычки они оттеснили вражескую кавалерию за вторую линию. После чего часть из них продолжила сражение с коллегами из Атлантиса, а другая часть навалилась на фланги пехоты той же второй линии.

К тому времени авангарды успели ввязаться в кровопролитную сечу; союзники сумели остановить врага и даже чуточку потеснить его. Вмешательство второй линии Второй Имперской приостановило ахейский успех - потрёпанные войска первой линии просочились сквозь строй и начали приводить себя в порядок: утолять жажду, поправлять доспехи, подтачивать клинки, смывать пот, струящийся по лицу, отправлять в тыл серьёзно раненных солдат и строить уцелевших.

- Ловко! Ловко! - оценил вражеский маневр архистратег союзной армии, после чего тут же распорядился вступить в бой ударной линии своего воинства.

- Не рано ли? - усомнился в отцовском решении смышленый Мариарх Брети.

- Нам не оставили выбора, - объяснил Ритатуй, неспешно потягивая вино из чаши, предупредительно наполненной Сарамом. - Но у нас есть третья линия, это наша главная неожиданность для Фермопила (выражение "наш главный козырь" в Допотопные времена не существовало по причине отсутствия карточных игр; да и самих карт, говоря откровенно).

В генеральном сражении с Первой Имперской афинские кузнецы и оружейники потеряли не только Адаманта, но и больше трёхсот человек убитыми. Поэтому тысячу Адаманта, лишившуюся своего командира, расформировали, и оставшимися в живых укрепили отряды Изолия и Тенция Норита. Сотня Априкса пополнилась Адамантидами, чему десяток Норитов был чрезвычайно рад.

Сегодня сыновья двух афинских поединщиков стояли плечом к плечу в рядах второй линии, обмениваясь мнениями о предстоящей битве. В победе не сомневались ни те, ни другие; поэтому обсуждалась, в основном одна тема: что конкретно делать с Ликом, если он снова попытается съехать с катушек. Завершилась она тем, что подросший и чуток заматеревший Эдеец предложил вообще не допускать его к битве.

- А я так и знал, что этим всё кончится! - торжествующе выкликнули одновременно Леон Норит, Кул Изолид и Алам Адамантид.

- Если сейчас кто-нибудь вякнет, что я всегда стремлюсь смыться с поля битвы, мы с Торитом его лавровый венок отдадим на растерзание Эвридике, - предупредил малыш.

- Поверь, и в мыслях такого не было! - простонал Алам, корчась от смеха.

И тут трубы провозгласили атаку. До первой линии было чуть меньше стадия; доспешная пехота преодолела это расстояние за полминуты, сдвоив ряды для того, чтобы дать возможность бойцам авангарда просочиться в тыл. Ударили в копья, навалились щитами и пошли ломить не успевший разогреться вражий строй. Командиры, оповещённые о наличии у противника резервной линии, растолковали рядовым о нежелательности индивидуальных и локальных прорывов - врага следовало опрокидывать исключительно на большей части строя.

Усилия конницы на флангах привели к тому, что вторая линия атлантов в атаку пошла, слегка сузившись, поэтому ударная группировка ахейской пехоты получила превосходную возможность обхватить её с трёх сторон, что она и проделала с большим удовольствием. Фессалийцы же переключили своё внимание на авангардную линию, приходящую в себя после первой стычки.

Зная о затяжном характере сражения, о том, что прорыва совершать не придётся, Эвридика стрелы свои расходовала экономно, спуская тетиву лишь в том случае, когда кто-нибудь из членов десятка попадал в затруднительное положение. Венета храбро тыкала копьём из второго ряда. Вся тяжесть сумасшедшего боя легла на плечи семерых мужчин десятка, трёх из которых в мирное время к фаланге и близко бы не подпустили ввиду малых лет. Тем не менее, они крепко держали строй, дружно напирали на супротивника и чаще других пачкали клинки вражьей кровью.

Ахейцы явно одолевали, и Фермопил попытался вновь поменять линии. Но когда авангардная группа слилась со сражающимися в единое целое, сотники союзной армии, повинуясь оговоренному звуку воинских труб, бросили в первый ряд лучших своих бойцов, и смешали ряды, вклинившись во вражеский строй в дюжине мест сразу. Началась сеча, в которой дело решали уже не строевая подготовка, а сила и боевые умения каждого отдельно взятого бойца.

В свою очередь, придвинув авангардную линию к сражающейся, Ритатуй вызвал к себе фракийского вождя Элиота и стратега тяжёлой конницы Литапаста - у него появилась перспективная идея, удачное исполнение которой должно было повлиять на атлантов, как мухобойка на жадные жужжащие липучки.... Через полчаса фракийские воины, выведенные из фаланги в отдельный отряд, обошли левый фланг Второй Имперской и ударили ему в тыл. К ним присоединились фессалийские всадники Ясона.

И Фермопил понял - сейчас или никогда! Он бросил на фракийцев остатки конного когопула, второй целью назначив правый фланг союзной фаланги. Однако навстречу имперской коннице выкатилась союзная тяжёлая кавалерия, и после ожесточённого, но непродолжительного столкновения обратила атлантов в бегство. Всё было кончено. Фермопил не кинулся бежать только потому, что эскадра ареутов с продовольственными припасами должна была прибыть лишь через два дня, и эти дни нужно было как-то продержаться вблизи от морского побережья.

Лучше всего для прикрытия подходил двенадцатый когопул Белых Султанов, и Фермопил Ролоин вывел гвардейцев из боя. Под защитой элитной пехоты командование Второй Имперской совершило классический марш-бросок и перебазировалось в Олений Проход, без зазрения совести бросив остальных на растерзание ахейцам. И эллины своего не упустили. Когда левый фланг атлантов обратился в бегство, ахейская пехота пустила в действие третью - резервную линию, которая окружила и добила тех, кто осмелился сопротивляться. И только для десятка Фидия эта операция не прошла бесследно. Меняясь местами с плоховато обученными резервистами Ритатуя, усталые Нориты замешкались и оставили без прикрытия Венету. Почувствовавшие слабину атлантские пехотинцы оттеснили от девушки её соратников и насели на неё с трёх сторон. Венета билась храбро и для девушки предельно достойно - около минуты она отражала вражеские нападки вполне успешно и даже умудрилась полоснуть мечом по руке замешкавшегося десятника, но не успела достаточно быстро вскинуть над головой щит и пропустила сначала один, а потом и второй удар по шлему. Шлем выдержал, но сознание прекрасной корифянки помутилось, картинка окружающего мира поплыла перед глазами, клинок и щит стали невыносимо тяжёлыми, ноги ослабели, будто она вновь очутилась в объятиях своего любимого Кана, который женился на другой. И сейчас она, кажется, поняла, на ком...

- Кан, я иду к тебе, милый! - выкрикнула она, зубами вцепляясь в жилистую руку атлантского копейщика, попытавшегося вырвать щит у оглушённой воительницы.

- Ему придётся подождать тебя, пока живы его друзья! - услышала она хриплый голос, и укушенный копейщик повалился под ноги коринфянки с разрубленной головой. - Прикрой мне спину, красавица! Ко мне, Леон! Ко мне, Гифон!

Свирепый, точно голодный леопард, Кулион Изолид обрушился на атлантов со всей яростью, на которую был способен. Заносчивый красавчик в эту минуту обратился в преданного друга убитого захватчиками весельчака и острослова Кана Норита, в его мстителя, в бесстрашного защитника его вдовы. В эту минуту он не был красив, он был прекрасен и страшен одновременно. Каштановые пряди волос, выбившиеся из-под шлема, разметались по лицу. Синие глаза смотрели грозно и зорко. Могучая рука молниеносно и точно направляла тяжёлый клинок в цель.

Он продержался минуту. Всего минуту. Но за это время Нориты прорвались сквозь вражеский строй и прикрыли Венету. Венету прикрыли, Кула - не успели, дротик, вылетевший из-за плеча рубившегося с ним атланта, ужалил сына Изолия в горло, впившись между верхним краем панциря и полоской ремня от шлема под подбородком. Захлёбываясь кровью, он успел прохрипеть: "Встречай, братишка!" - и закрыл свои синие очи.

Взбешённый Леон набросился на атлантов, точно лев на отару. Его громовой боевой клич заставил копейщиков Второй Имперской шарахнуться во все стороны. Следом за обезумевшим от горя Леоном во вражий строй вломилась сотня Априкса, выкрикивая зловещий рефрен: "За Изолида! За Изолида!" И эта свирепая, ослеплённая жаждой крови, атака обратила в бегство дерзких солдат Атлантиды. Они драпали от кузнецов, как волчья стая от лисицы, заражённой водобоязнью, прямо под копыта и клинки фессалийской конницы...

На преследование Фермопила Ритатуй отрядил отборную пехоту - конницу Боевые Петухи встречать умели. Да и негде ей было развернуться в Оленьем Проходе - стометровый коридор между отвесными скалами и морским прибоем двенадцатый когопул перекрыл наглухо. Не насытившиеся местью за сына Изолия тысячи афинских кузнецов настояли на участии в похоронах Второй Имперской. Бок о бок с царской дружиной Эгея и Меласа Фивского подошли они к месту пленения разведчиков Ритатуя...

И встали, как вкопанные. Потому что в центре блистающего бронзой и позолотой строя Белых Султанов стоял могучий Расс, личный телохранитель Фермопила. Желающих вступить в схватку с таким атлетом было очень немного. По правде говоря, почти никого. Один всё же нашёлся:

- Я здесь, крысы! - в межвойсковом пространстве разнёсся вдруг звонкий мальчишеский голос, и перед атлантским строем возник Ликаон Эдеец, последний мужчина мёртвого города. - Командир, мама, сестрёнка, я иду к вам! Я иду к вам, ребята!

Швырнув щит в лицо Рассу, малыш накинулся на него, размахивая двумя кинжалами, но был отброшен встречным ударом щита. Удар был настолько силён, что Лик буквально взмыл в воздух и в грохоте доспехов рухнул под ноги эллинской фаланге.

- Детей бить ты ловко умеешь! - красавец Мелеагр бережно поднял оглушённого Эдейца и передал его в заботливые руки Венеты и Эвридики. - Посмотрим, как ты управишься со взрослым ахейцем!

В его освобождённые руки бойцы Священного Фивского отряда вложили страшное оружие - оглоблю от колесницы. Держа её на отлёте, Мелеагр широкими шагами двинулся на Расса, остановившись лишь на мгновение, чтобы обернуться и сказать эллинам:

- Ну, чего стоим? За мной, марш!

Воины Священного отряда ринулись вперёд, двое из них прикрыли Мелеагра от летящих в него копий...

- Я тебя отучу детей бить, чувырло атлантское! - рычал племянник Меласа, охаживая богатыря оглоблей.

Расс прикрывался щитом и пытался пустить в ход меч, но не успевал - грозное орудие калидонского царевича слишком часто обрушивалось на него, отбрасывая назад, левая рука онемела от столкновений с боевой древесиной. И однажды не успела вскинуть щит над головой.... На голову упала импровизированная дубина Мелеагра. Могуч был телохранитель командующего Второй Имперской - шея любого другого после такого удара лопнула бы в трёх местах, никакой шлем бы не спас, а Расс только пошатнулся, вскинул руки, пытаясь удержать равновесие. И пропустил второй удар. А потом и третий, сваливший его с ног.

- Он твой, малыш! - крикнул калидонец, обращаясь к Лику. - Пусть это будет уроком атлантским невежам!

Бой затянулся. Хотя ахейцы довольно уверенно прорывались в центре строя, Белые Султаны по-прежнему хладнокровно держали свои позиции. Они плотной и толстой - в сто рядов - пробкой заткнули Олений Проход. А другие десять тысяч гвардейцев спешно грузились на эскадру ареутов, доставивших продовольствие бывшей Второй Имперской.

И когда эллины всё-таки прорвались сквозь истончившийся вражеский строй, Фермопил Ролоин дружелюбно помахал рукой свирепым туземцам с борта корабля, замыкающего отход эскадры.

- Я достану тебя, трусливый поросёнок, даже если для этого мне придётся прийти в Атлантиду! - орал ему вослед залитый кровью Леон, по вине Второй Имперской потерявший обоих друзей детства. - Верните этого пса! Верните! - и, убедившись, что ненавистный чужеземец, обрекший его на одиночество, улизнул от справедливого мщения, грозный сын Тенция Норита зарыдал в голос.

Ему всё-таки было всего восемнадцать.... И всего семнадцать лет было Венете Даретиде, которая тоже осталась одна по милости Фермопила Ролоина. Поэтому никого особенно не удивило, когда прекрасная коринфянка крепко обняла рыдающего Леона и расплакалась тоже... Они оба были так одиноки!

Конец войны, начало мира

Лагерь пелопонессцев протянулся вдоль верховья реки Пасиса, в те времена гораздо более полноводного, нежели нынче. Остатки Первой Имперской расположились километрах в десяти восточней развалин Аркадии, занимавшей тогда место будущего Пилоса. Силы были примерно равны, если не считать присутствия ветеранов, дававших некоторое преимущество захватчикам.

Аристарх опасался этого обстоятельства и медлил с решающим сражением, предлагая дождаться возвращения афинян. Кэнт опасался прибытия подкреплений к Вилену и настаивал на немедленной генеральной битве, но у него не хватало бойцов, чтобы переубедить коринфских стратегов. Поэтому прибытие такого полководца, как знаменитыйГедион, таких вояк, как Любимцы Богов, придало Пелопонесскому союзу и сил, и решимости.

Гедион потребовал три дня для отдыха своим воинам. Сам же он намеревался использовать это время на восстановление зрительной памяти тех мест, где придётся дать бой. Таким образом, пока Кан, Кэм и остальные Гетиды вовсю пользовались гостеприимством Кэнта Аркадца, Герта Щитоносца и красавицы Миданы, Шат, сопровождая ослепшего полководца, объехал половину государства Аркадия.

- Мне, похоже, не удастся мечом позвенеть, - поделился он своим опасением однажды вечером, яростно терзая зубами кусок разогретой баранины. - Старик без меня скоро по нужде сходить не сможет.

- Не горюй, Непоседа, - утешил брата Аробист. - Атлантов за тебя есть кому постругать, твоя задача - правильно Гедиона сориентировать, вовремя виленовские сюрпризы заметить и донести.

- Непоседа, непоседа! - хмыкнул Шат, устало помотав головой. - Если дела и дальше пойдут такими же темпами, скоро мне присобачат другое прозвище, вроде Лентяя или Засони. Но вообще я вам вот что скажу, братцы: у Гедиона феноменальная память. Стоит ему понять, где он находится, как он сам тебе расскажет, что ты видишь вокруг. А из этого следует...

- ... что однажды ночером в час Быка люди в доспехах Боевых Петухов снимут имперские пикеты. Так? - с надеждой предположил Ним, впиваясь в брата пронзительным взором.

- Умеешь ты человеку эффект испортить, всезнайка! - буркнул Шат. - Но за это я тебе отомщу. И месть моя будет страшна и унизительна! Эльид, Аробист, и ты, Кэм, учтите, вы просто попали под горячую руку, а рассчитаться за все их провинности я хотел только с Всезнайкой и командиром...

- Вообще-то я молчал, как рыба в жаровне, но раз ты такой мстительный, то второй эффект тебе испорчу уже я, - подал голос Кан. - Нас что - на левый фланг ставят?

- Ну, кому-то же надо и на левом краю плюхаться, пока великий Шат распоряжается войсками Южной Эллады, - скромно согласился Торопыга.

Всё произошло так, как и предрекал проницательный поводырь грозного слепца. Под покровом ночи Любимцы Богов, облачённые в доспехи шестого когопула, сняли дозорных по всей протяжённости атлантского лагеря и заняли место авангарда на левом фланге, укрепив отряд иритов. Армия Пелопонесского Союза на позиции пешего броска вышла порядно, чтобы не переполошить спящих захватчиков топотом всей массы тяжёлой пехоты.

Удар южан был страшен. Передние ряды скорым шагом миновали ближние костры и углубились в лагерь почти на стадий, резня началась только после этого. Ветераны сорганизовались быстрей других, но против них действовали Любимцы Богов, для которых старые вояки Атлантиса были не угрозой, а раздражающим фактором. Каждый из них, проведя успешный выпад, в очередной раз убивал своего ненавистного начальника школы уэлей. Сладкая, нескончаемая расплата за годы рабства - вот чем была для них битва с атлантами. Обученные лучшими бойцами и Империи, и десяти других народов, Любимцы Богов не знали себе ровни.

- Геракл, дружище, давай ударим на шатёр Вилена! - предложил Кан, выныривая из сутолоки боя и стряхивая наземь струйку крови с клинка. - Онесси трусоват, и если он почувствует угрозу собственной жизни, он даст тягу, солдатнёй будет командовать некому. Если хочешь, я даже пойду в голове клина.

Сотник Любимцев Богов отвлёкся от созерцания боя, внимательно выслушал друга и молниеносно принял решение:

- Эй, Ле, замени меня! Любимцы, слушаться ливийца, как родного батюшку! - гаркнул он, затем спросил деловито. - Афинянин, кого возьмём с собой?

- Шутишь?! - изумился Кан. - Идти надо всем, иначе не прорвёмся. Ириты с атлантами дерутся с прошлого года, они продержатся до начала паники. Решайся, баобаб тугодумный, ты ведь Гедиону сына замещаешь, он тебя под суд не отдаст.

- Ладно, уболтал, обезьян языкастый! - исполин фыркнул, будто носорог средних размеров. - Любимцы, даёшь Вилена!

Услыхав знакомый девиз, бывшие уэли сноровисто сплотились в клин, вершиной которого стала великанская фигура Геракла с двуручным мечом. Второй ряд образовала пара из Ле и Кана, третий заняли по краям Кэм Счастливчик и Ним Гетид, прикрывающие бывшего копейщика пограничного нома Египта...

- Даёшь Вилена! - привычно уже взревели Любимцы Богов и ломанулись к шатру командующего Первой Имперской, с треском и грохотом продираясь сквозь ряды ветеранов.

Двуручный меч Геракла и чудовищная дубина Ле нашли себе достойную поддержку в клинке младшего мужчины семьи Норитов, Ним и Кэм тоже не дремали, копьё Солта вносило свою лепту в продвижение отряда. Вскоре Вилену Онесси стало предельно ясно, что остановить приближение клина врагов, обряжённых в доспехи шестого когопула, не получается. Ему, конечно же, не хотелось вторично возвращаться в Атлантис побитым, но познакомиться с гигантом, словно пёрышком, размахивающим полутораметровым чёрным мечом, ему хотелось значительно меньше.

И миг настал - командующий Первой имперской армией, светлейший Вилен Онесси приказал повернуть колесницу и переместить его драгоценную персону в порт Аркадии. Туда, где под охраной эскадры из десяти дрибод ждал его персональный ареут, снаряжённый со всей роскошью, приличествующей знатности императорского рода. Охранная сотня осталась сдерживать Любимцев Богов, лишь несколько лучших воинов на всякий случай захватил с собой осторожный Вилен.

- Он уходит, Геракл! - взвыл Канонес Норит, начисто срубая голову десятнику охранной сотни и отшвыривая щитом одного из его подчинённых, вознамерившегося отплатить за смерть командира. - Не дадим уйти крысе! Добудь колесницу!

- Держи, - согласился гигант, одним ударом покончив с колесничим сотника свиты Вилена и вышвырнув с колесницы самого сотника. - Кто с нами?

- Братцы, прикройте нам спину! - бросил Кан Гетидам и Кэму, запрыгивая на боевую повозку, где уже разместились два великана - смуглый и чернокожий. - Солт, ты колесницу водить умеешь?

Египтянин, молча, сгрёб поводья и, дико взвизгнув, сорвал лошадей с места; соратники едва удержались на ногах, когда он выполнил крутой вираж, и колесницу занесло на повороте. Их было четверо, и они не сомневались, что стоят целой сотни. Беда была в другом - выехав за пределы атлантского лагеря, они потеряли из виду преследуемых - светоносный титан только-только выводил свою упряжку из небесной конюшни. Ехать приходилось осторожно, вслушиваясь в звуки, производимые колесницей Вилена. Правда, и беглецам темнота мешала не меньше.

- Знаешь тех, кто прикрывает Онесси? - поинтересовался шумер, облокачиваясь на передний поручень боевой повозки. - Ты ведь ходил в знакомцах у светлейшего...

- Можно сказать, в любимцах, - подтвердил Кан, присев на боковую скамейку вместительной колесницы сотника; осторожная езда позволила ему чуточку расслабить напряжённые мышцы ног. - Пока лучшего коня у него не увёл, - тут он коротко хохотнул. - Вот тут он на меня обиделся, совершенно разочаровался в моей достойной личности. И подослал провокатора, который обвинил меня в предательстве. Я этому аспиду славно заехал по клыкам, но он уполз, и сегодня прикрывает крысу. Зовут его Клетом, ростом он с нашего ивоэримина и дерётся не хуже. Второго носорога кличут Ассолом, он Клету не уступит ни в чём. Третий в свите светлейшей крысы его дружбан Флик, командир Боевых Петухов Первой Имперской. В деле его не видел, ничего сказать не могу. А вот четвёртого, Ульфа Бартоно по прозвищуВеликолепный я не уступлю никому - у меня с ним личные счёты. Даже если он меня убивать станет, пока я жив - его не трожьте!

Внезапно на полном ходу колесница рыскнула вбок - одна из лошадей забилась в судорогах, рухнув на землю; из её шеи торчало древко прекрасно известного Кану дротика.
- Сможешь ответить тем же? - жадно спросил он у Солта. - Ты же талантливый копьеметатель!

Египтянин, молча, спрыгнул с повозки и отбежал на десяток шагов по диагонали - вперёд и вправо. Его копье, пущенное умелой рукой, пронзило утренний сумрак Эллады. И, похоже, не только полумрак, если судить по конскому воплю и атлантской ругани.

- Держи крыс, не дадим перепрячь лошадей! - взвыл Афинянин, как единственный представитель хозяев страны. - Вилен, мы уже рядом! Это я - твой старый знакомый. Встречай долгожданного гостя, я вернулся!
Атланты не успели обрезать постромки раненной лошади. Опасаясь, погони, они добили второго коня и развернули колесницу поперёк дороги. За этой импровизированной баррикадой двумя столбами утвердились личные телохранители Вилена.
- Геракл, дружище, вы с Солтом этих малышей одолеете? - поинтересовался на бегу сын Тенция Норита.
- Ты что - посмел во мне усомниться, наглая рожа?! - хмыкнул гигант, окружая себя гудящей полусферой из мельтешащего вороненого железа.
- Арес меня упаси! - ухмыльнулся Кан, огибая сцепившихся с атлантами друзей. - Как управитесь, догоняйте - нам помощь лишней не будет. Наддай, Ле, покажи, на что способнылегконогие ивоэримины! - добавил он, обращаясь к сыну великого Ивоэ.

И тут же пожалел о своей подначке - огромный негр и вправду помчался вперёд с такой быстротой, что Кан едва не потерял его из виду. Исправил эту ситуацию громадина Флик, уверенно сорвавший первый рекорд по бегу в Допотопные Времена. Под его ударами чернокожий богатырь вынужден был даже слегка отступить. Здоровенная дубина, вместо того, чтобы гвоздить командира Боевых Петухов, вынужденно исполняла роль единственного щита, в то время как щит Флика с заточенным наружным краем систематически использовался в качестве второго клинка.
- Я всё равно его завалю, - сообщил юный великан подбегающему другу, чей лексикон он впитал при изучении эллинского наречия. - Этот бегемот от меня не уйдёт, так что чеши дальше, братишка. Кстати - можно мне его целиком съесть? Или другим тоже оставить?
Как будет сказано ниже, слабым местом Афинянина была не голова, как у большинства человечества, а ноги - бегал он всегда неважно. Именно это в детскую пору нынешнего великого воина и служило причиной регулярных порок - другие огольцы успевали смыться после своих "подвигов", а Канонес - отнюдь не всегда. Вся надежда в пешей погоне за светлейшим Виленом Онесси у Кана зиждилась на том, что командующий Первой Имперской скорее всего бегает ещё хуже.

Да, по сути, так оно и было - жирная пища, неразведенное вино и излишества в общении со слабым полом закономерно привели к тому, что даже в своих чисто декоративных доспехах Вилен выдохся уже совершенно. Верный солдатскому долгу, Ульф Бартоно пытался тащить командующего, уцепившись за пояс, но через два стадия тот просто рухнул наземь, судорожно втягивая прохладный воздух и носом, и ртом одновременно.

- Я остановлю их, светлейший, - Ульф успокаивающе выставил ладонь правой руки к самому носу Вилена. - А ты, когда отдышишься, продолжай путь. Единственное, о чём прошу, ждите меня на кораблях до полудня. Если не появлюсь, можете уходить. Но я появлюсь, светлейший, друзья не зря назвали меня Великолепным, - с этими словами он двинулся навстречу погоне, на ходу извлекая из чехла дротик с железным навершием...

От первого броска Афинянин увернулся, второе копьецо отразил клинком меча - на щит и доспехи надеяться было бессмысленно, поскольку наконечники седого железа, выкованные Тенцием Норитом, бронзу пронзали, словно листья репейника.

- Кончай деревяшками кидаться, Великолепный! - крикнул младший мужчина семьи Норитов, набегая на ветерана. - В твоём-то возрасте пора оставить детские забавы!

- Надо же - до чего приставучий! - фыркнул первый герой атлантского воинства, разглядев своего противника. - Со смертью играешься, мальчик - в этот раз могу и не пощадить.
- А нам, смертникам, такие игры вполне привычны, - просто ответил Кан, обрушивая на голову Ульфа удар чудовищной мощи.
Тяжёлый и сверхпрочный меч из чёрной бронзы затрещал, встретив точно такой же на своём гибельном пути. Противники пошли по кругу, обмениваясь молниеносными сокрушительными ударами.В скорости и реакции они не уступали друг другу, атлант был опытнее, ахеец, не взирая на вопиюще юный возраст, сильней. Через полчаса фехтовальной карусели оба соперника остались без щитов, изрубленных на куски. В левой руке у атланта появился ивоэриминский топорик, ахеец довооружился кинжалом.
Именно теперь, пройдя смертельную школу уэлей, в течение нескольких месяцев сражаясь в элитной группе Любимцев Богов, обретя искусство атлантских вояк и десятка других народов, Кан сумел в полной мере оценить потенциал Великолепного Ульфа Бартоно. Ни один из сотни оттренированных, освоенных в бою приёмов не позволил ему достать ветерана, он находил достойную отгадку на любую из уловок ахейца.

С другой стороны, и Ульф столкнулся со столь же неразрешимой задачей - юный противник крутился, словно поток порожистой реки, и обладал тем же напором. Всё шло к тому, что верх одержит тот, кто сохранит больше сил. Кан успел хорошенько отдохнуть перед походом и разогреться в бою. Ульф страдал от похмельной жажды, ему не удалось выспаться, поскольку попойка в шатре Вилена закончилась затемно, а пробуждение наступило почти сразу после того, как он сомкнул веки. Похмельный синдром в соединении с классическим недосыпом шансы лучшего бойца Атлантиды заметно снижались по сравнению с лучшим бойцом Эллады.
В тот момент, когда Ульф этот факт наконец осознал, его топорище разлетелось на две очень неравные половинки, в очередной раз встретившись с чёрной бронзой меча. А вследующий миг оба меча сошлись над левым плечом Афинянина и разлетелись на куски - молекулярные связи самого прочного сплава Допотопных Времен слишком долго подвергались испытанию. Вот и распались.
С кинжалами в руках соперники затанцевали, обмениваясь выпадами и уклоняясь от вражеского металла. Солнце взошло над морскими просторами, прижигая лучами напряжённые тела, заглядывая в глаза бойцов, следящие за каждым движением визави, и выбивая слёзы из них. Ульф спешил, подмога к его противнику могла прийти в любое мгновение, поэтому он рискнул сблизиться и пошёл в решительную атаку. Железный нож, когда-то отнятый им у Кана, перерубил кинжал ахейца, оставив его безоружным, но Афинянин тут же применил когда-то столь восхитивший Медиса бросок через бедро и выбил оружие у атланта.

Они вскочили, готовясь к рукопашной схватке.

- Что ты прицепился ко мне, нахальный мальчишка?! - выплюнул вместе с выдохом Ульф Бартоно. - Убью ведь.

- Это мы ещё увидим, кто кого, - пропыхтел в ответ юноша. - Я тут ивоэриминам твою голову обещал за расправу над их царём.

- Не понял! - Великолепный с недоумением пожал плечами. - У нас был честный поединок, Ивоэ на меня зла не держал. Мы простились по-дружески, обменявшись рукопожатием. Вы там с ливийцами ничего не напутали?

- Ну, тогда за Олений Проход мне ответишь, - охотно сообщил Афинянин.

- Я что ли на вас там напал? - изумился атлант. - Я что ли вас пытался лошадьми потоптать? Или за то отомстите, что убить вас не позволил? Удивительная благодарность, нечего говорить! Ты мне ещё за воду счёт предъяви... - и, шагнув вперёд, он одновременно ударил ахейца правой рукой в лицо и правой же ногой в голень.

Голень Норит убрал, а кулак принял на шлем, резко наклонив голову. Его медные по цвету и крепости пальцы врезались в горло атланту, но не сумели пробить броню шейных мышц, кроме того Ульф успел слегка смягчит жестокость выпада, откинувшись назад. Кулачный бой покатился по той же схеме, что и фехтовальная схватка. Противники мутузили друг дружку со всем прилежанием, выплёскивая свои обширные познания на конечности и лица, лишённые броневой защиты.

Первым снова не выдержал спешащий на отплытие атлант:

- Что-то жарковато нынче, Афинянин, - выдохнул он, отбежав на несколько шагов. - Раз пошла такая пьянка, может, схватимся без доспехов? А то мы до бесконечности будем кулаками махать, зря нервы мотать. Скидывай панцирь, парнишка, тебя разве родители не наставляли, что в чужом разгуливать стыдно? - и он первым расстегнул ремни панциря.

- Слышать такое от человека, кидавшегося в меня моими же дротиками, тыкавшего в меня моим же кинжалом, просто удивительно! - хмыкнул Кан, разоблачаясь. - Твои упрёки поразили меня в самое сердце, дружище! Я просто готов провалиться сквозь землю. Но сначала туда я налажу тебя.

Они схлестнулись снова, осыпая противника градом ударов. Здесь было на что посмотреть! И удары пяткой с разворотом на триста шестьдесят градусов, и тычки щепотью по болевым точкам, и страшные удары локтями, под которыми рёбра хрустели, словно свежевыпавший снег под уверенной ступнёй законного владельца страны. То и дело нагревшийся воздух Пелопоннеса пронзал то стон, то болезненный вскрик, а то и крепкое бранное слово. Если судить по эпитетам, щедро раздариваемым в этой схватке, в ней сошлись заведомые извращенцы, сыновья неразборчивых в сексуальных контактах женщин, дети собачьих самок, представители стайных пород животного мира.

Эти откровения с большим интересом выслушивали Геракл и Ле, уютно расположившиеся между местом грандиозного поединка и дорогой на Аркадию. Спустя некоторое время, к ним присоединились Гетиды и Кэм, усталые, но довольные. Завидев Великолепного, они тут же схватились за оружие, Гераклу стоило немало усилий отогнать их от дерущихся. Зато потом они в полной мере увлеклись зрелищем боя, будучи сами крупными специалистами в этой сфере.

- А он и вправду великолепен, - вынужденно признал Счастливчик, наблюдая за тем, как не юный уже атлант высыпает на его друга и почти что родственника ворох комбинированных ударов. - Я бы уже лежал. Эльид, братишка, ты бы дротики держал наготове, мало ли что...

- Он великолепен, - спокойно ответил Молчальник, демонстративно откладывая своё излюбленное оружие подальше, - да, великолепен. А командир - велик, Афинянином его прозвали недаром! - и после короткой паузы он добавил с вызывающей безмятежностью. - На крайний случай, его сотник добьёт. Ты ведь справишься с измотанным ветераном, Геракл? Или нет?

- Смотря с каким, - как все поистине могучие люди, шумер был добродушней сытого битюга, - с этим - не знаю. А ты, о, великий кидатель копьец?

- Ты знаешь, сотник, меня тоже терзают сомнения. Командир тоже покидать дротики не дурак, но Ульф от двух его бросков увернулся...

- Если что, - успокоил друзей прямодушный сын Ивоэ, - я с ним справлюсь, можете не волноваться, - и с недоумением уставился на покатывающихся от хохота ахейцев.

- Ле, братишка, не нужно воспринимать всерьёз трепотню этих головорезов, - улыбнулся Геракл. - Они привыкли шутов из себя корчить; наверняка от командира своего заразились.

Разведчики Ритатуя с сомнением в глазах переглянулись между собой, после чего Ним промолвил негромко, весьма осторожно:

- Шутов нам, конечно, строить привычно.... Но ты уверен, Геракл, что именно из себя?

Основательно избитый Кан совсем, было, отчаялся уложить ветерана. Его шатало, как гуляку после варварского употребления неразведённого напитка из плодов виноградной лозы, а в голове прочно поселилась лишь одна мысль о том, как славно было б прилечь. Противник практически не уступал ему в реакции, и самые костоломные удары он успевал смягчить едва заметными уклонами, отшатываниями, а то и блокировкой.

И когда он совсем уже готов был потерять сознание от переутомления и боли во всём теле, в памяти, точно вспышка, возникло воспоминание о коварном приёме Гауты. В следующее мгновение он развернулся к атланту левым боком, и когда тот в очередной раз побрёл в атаку, выбросил из-за головы свой разящий кулак, угодивший Великолепному в переносицу сверху вниз вторыми фалангами пальцев. Ничуть не меньше измученный сначала боем, а потом и потасовкой, атлант без памяти рухнул плашмя, навзничь. А рядом с ним свалился в отключке и его победитель, растративший в последнем рывке свои последние силы.

Очнулся Кан не сразу - сознание упорно не желало возвращаться в подвывающее от ушибов тело. Поэтому когда его всё же заставили открыть глаза, первое, что он произнёс, была никем не понятая претензия:

- Ну что вам ещё надо, липучки?! Дайте человеку спокойно уйти к Аиду!

Оторопевшие друзья и соратники растерянно переглядывались, пока онемевший от хамства потенциального зятя Кэм Даретид не вышел из ступора.

- Ах, ты ж скотина безрогая! - рявкнул он, отвешивая командиру увесистую оплеуху. - Что надо, говоришь?! А кто мою сестру в жёны взять клялся?! Разлёгся тут! Подъём, и в храм шагом марш, пока я тебе уши не отгрыз! Сначала - в храм, к Аиду - только потом; если хорошо попросишь, я тебя к нему сам отправлю.

- А чего сразу драться-то?! - простонал Афинянин, с трудом поднимаясь на ноги. - Мало меня били что ли? Расплодились людоеды.... Один Флика съесть собирается, второй родственникам уши откусывает.... Оп-па, так ты живой, оказывается?!

Последние слова были адресованы Ульфу Бартоно, бессильно повисшему в руках двух гигантов из Урука и Оа. Переносица лучшего воина Атлантиды распухла, вокруг неё, словно карнавальная маска, растеклась густая синева.

- Живой, - прохрипел Великолепный. - Но, думаю, ненадолго... Ты ведь этому людоеду мою голову обещал? - тут он, поморщившись, кивнул в сторону Ле. - А что? Он на Ивоэ крепко похожий.

- А при чём тут мой славный отец? - полюбопытствовал юный богатырь, поддерживая атланта под мышку.

- При том, что Ульф Бартоно, в которого ты вцепился своей клешнёй, и есть тот самый атлант, что погубил Ивоэ, - устало вымолвил Кан. - Но он утверждает, будто твой отец простил его и даже поздравил с победой.

- Вам этого не понять, малыши, - высокомерно молвил Бартоно. - Ивоэ был великим воином, даже если он проиграл, у него хватало благородства оценить чужое искусство.

- А у тебя нет, похоже, - Счастливчик протянул атланту флягу с разведённым вином. - Кан Афинянин тебя одолел в честном поединке. Друзей на помощь не звал, оружия у нас не требовал, а ты его малышом обзываешь, в благородстве ему отказываешь...

Запрокинув к синему небу синее своё лицо, атлант жадно присосался к фляге. Утолив первую лютую жажду, он посмотрел в глаза Кану.

- Если бы я не опасался, что мои поздравления будут приняты за попытку подлизаться, я был бы готов принести их Афинянину. Юноша, ты лучший из тех, кого я встречал в своей жизни. Ты победил меня в честном бою, и по законам войны, я признаю тебя моим хозяином, а себя твоим пленником и рабом. Я обещаю всюду следовать за тобой и служить тебе своим умением, своей работоспособностью и своим разумением, - произнёс он торжественно и, спустя несколько мгновений, добавил. - Если ты, конечно, не велишь предать меня смерти.

Томительную тишину, воцарившуюся после этой короткой речи, нарушил усталый голос лучшего отныне воина Ойкумены Канонеса Норита по прозвищу Афинянин:

- Достойная речь и разумные предложения, Великолепный. Но, понимаешь, какая штука вырисовывается: я год был рабом и поклялся себе и друзьям, что никогда не опущусь до того, чтобы сделаться рабовладельцем. Мне рабы не нужны. С другой стороны, отпустить тебя в Атлантиду, означало бы вернуть Империи практически непобедимого воина, чего я тоже допустить не могу. Жить в качестве свободного человека у нас в Элладе тебе тоже не удастся - атланта в тебе признает каждый...

- А давайте примем его в отряд Любимцев Богов, - предложил Ним. - Пока страсти не утихли, после войны он с годик рабом поприкидывается, а потом объявим его вольноотпущенником. Если захочет. Заодно наших ребят в рукопашке поднатаскает - это будет ему трудовая повинность. Нас в уэли отправил, вот пускай и сам инструктором повкалывает.

- Про мои людоедские привычки, как я понял, все уже и забыли, - послышался почтительный, но непреклонный голос сына великого Ивоэ. - Мне что теперь, от него и откусить не позволят?

Атлант невольно дёрнулся в попытке освободиться, но в нынешнем состоянии вырваться из рук Ле и Геракла он был явно не в силах. Молодость - великая богиня, великая энергия, великое состояние души и тела. Молодое тело Кана Афинянина со скоростью Дива восстанавливало силы, он быстро приходил в обычное своё состояние афинского озорника.

Заметив знакомые искорки в глазах своего сослуживца и командира, Кэм поспешил прийти на помощь развеселившемуся ивоэримину:

- Ле, я советую тебе подавить людоедские инстинкты, пока не поздно! Ты ведь знаешь Афинянина. Это ведь он хозяин Великолепного, и я уже догадываюсь, какую именно часть его тела он позволит откусить. Уверен - тебе не понравится. А если понравится, Гедион тебя из лагеря выгонит - он же не видит, кто к нему и зачем подкрадывается!

И все, включая Ле, разразились освобождающим хохотом. С этой минуты Ульф Бартоно стал полноправным воином отряда Любимцев Богов.

Медис и Шат, конечно, поиграли в принципиальность, но быстро смирились. Дело оставалось за малым - прочесать Аркадию в поисках атлантских беглецов и дезертиров.

Гедион наконец сумел исполнить свою мечту - он обрёл руины родного города и смог оплакать место гибели своего родного сына Геракла. Любимцы Богов присутствовали при встрече своего командира с родными местами и с союзным флотом, пришедшим в порт Аркадии после разгрома атлантской армады.

Сотни кораблей под свежим дыханием Зефира, туго наполнившим их паруса, выбросились на прибрежный песок, а величавые триеры с низкой осадкой приткнулись к каменным пирсам, погрузившим свои длинные руки в глубокую синеву Эгейского моря. И первой из них причалила знаменитая триера "Синий дельфин", с борта которой на пристань сошли Тин, Ковл, Энох и Орит, разодетые в лучшие свои наряды.

С важной неторопливостью шагали они к развёрнутому строю лучших воинов сухопутной армии союзников, но официозное торжество было самым варварским способом нарушено - маленькая девчушка с оглушительным воплем обогнала руководство флота и бросилась на шею одному из Любимцев Богов, выкрикивая на атлантском наречии только одно слово "отец".

- Так это твой корабль мы ко дну пустили? - поинтересовался Тин, когда ритуал торжественной встречи был благополучно исполнен.

- Мой, - ответил ему ветеран, на плечах которого по-хозяйски устроилась Гелла.

- Так кто ты такой, вражище, если посмел подставить вместо себя сотника охраны Флика? - нахмурил брови знаменитый кормчий. - Погоди, дай сам угадаю! Кто-нибудь из "столпов когопулов", я полагаю?

- "Кто-нибудь"! - фыркнул Афинянин. - Перед тобой лучший воин Второй Имперской Ульф Бартоно, стратег!

- А ещё он спас нас с Миданой, - подал голос Орит, протягивая руку Бартоно и крепко пожимая его ладонь. - Я тебе рассказывал, папа.

- Мы в расчёте, раз вы сберегли мою дочку, друзья, - проговорил атлант и отдал короткий поклон. - Эта баловница - единственный родной мне человечек, хотя она и ахеянка. У каждого воина должен быть кто-то, кто любит его, а не боится. Афинянин вон меня не боится, но этого мало, - и он дёрнул Геллу за ножку.

Девочка звонко расхохоталась и крепко ухватила опекуна за волосы, она явно была довольна разворачивающимися перспективами. А перспективы были следующими - афиняне рвались в родную Аттику, Кэм собирался тоже побывать в её столице, повидаться с сестрой и только потом заняться делами в Коринфе. Геракл и Ле выразили желание сопровождать друзей. Финикийцы согласились подбросить афинян в Пирей, а македонцев с дорийцами - в Македонию. И только Солту решать не пришлось ничего - погибший от руки Ассола, он был торжественно сожжён вместе с десятком других своих товарищей, нашедших смерть в Ночной Битве.

За время плавания Гелла успела перезнакомиться со всеми на корабле, всех перетормошить, всех повеселить. Девочка от природы была весёлой, общительной, доверчивой и добросердечной. Год, проведённый в окружении военных моряков, не ожесточил и не разбаловал её. Хотя, по словам Орита, аркадцы охотно выполняли все её желания, но Тин сумел ограничить морскую сентиментальность рамками воспитательного процесса. А поскольку девочек ему воспитывать ни разу не приходилось, из Геллы получился послушный, но лукавый и озорной бесёнок. Ну, и, согласно присказке про двух дальнозорких рыбаков, Гелла тут же накрепко пришвартовалась к своему более старшему собрату. А он, имевший опыт общения с младшей сестрёнкой, охотно пошёл ей навстречу - девочка забавляла его; рядом с ней он вновь становился не опасным, как голодный тигр Любимцем Богов, а довоенным озорником и баламутом.

- Если бы кто-нибудь рассказал мне, что вот этот шалопай и пустобрёх обвёл вокруг пальца Вилена и Фермопила, и выиграл поединок с одним из "столпов когопулов", я такому брехуну в глаза бы плюнул, - растерянно проговорил Ульф, слушая болтовню своей питомицы со своим "хозяином". - Но поскольку это я сам утверждаю, то плеваться не в кого, да и не получится.

- Ты становишься философом, Великолепный, - важно прокомментировал его слова один из братьев Гетидов, вместе с атлантом, шумером и ивоэримином сидевших на палубе. Судя по тому, что за время беседы этот юноша уже несколько раз поменял позу, им был Непоседа. - Но я готов помочь тебе в разрешении этой проблемы...

- В смысле, в глаза ему плюнешь ты? - уточнил Геракл, заинтересовано перекатываясь со спины на бок. - Очень мне хочется на это посмотреть. Давай, действуй, дружище!

Но Шат действовать не спешил, он вместо этого глубоко и печально вздохнул:

- Братики родимые, меня, кажется, хотели обидеть...

- Р-р-р! - как по команде, оскалились "братики", а с ними за компанию и Кэм Счастливчик.

- Извиняй, дружище, но я поклялся защищать Гетидов от любого противника, - добавил коринфянин, покаянно разводя руками, и крикнул во весь голос. - Командир, срочно беги сюда, мы Гераклу м-м-м... лицо бить собираемся!

- Хорошее дело! - донеслось с кормы, где Кан и Гелла щёлкали орехи и мешали рулить кормчему корабля. - Начинайте пока без меня! Сестрёнка, не нужно спешить - мы его потом лежачего попинаем.

- Что я в жизни сделал не так?! - воззвал к небесам не на шутку опечалившийся атлант. - Почему Кецалькоатль позволил, чтоб меня пленила шайка балаболов дошкольного возраста?!!

- Потому что сначала тебя ахейская девчушка пленила, - сказал Ле, известный душелюб и людовед, и дружески прохлопал по плечу удручённого Ульфа Бартоно.

Пирея - порта Допотопных Афин Любимцы Богов достигли на вторые сутки к вечеру, отметив это событие шумной пирушкой в одном из портовых кабачков, после которой финикийцы сами на корабль дойти не сумели, взгромоздив эту непосильную задачу на плечи дорийцев и македонцев, более привычных к необузданному употреблению вина. На прощанье афиняне и их друзья вынужденно дали безоговорочное обещание посетить Финикию, потому что они, безусловно, уважают, как саму эту страну, так и всех её подданных, находящихся в пределах видимости.

Следует напомнить читателю, что Допотопные Афины располагались значительно ближе к линии морского прибоя. Сегодня на месте этого мегаполиса плещут горячие волны, бьются о берег морской, а нынешний город наученными горьким опытом ионийцами выстроен на таком расстоянии от границы владений буйного Посейдона, что никакой потоп до него не дотянется. В прежние времена портовые причалы и крепостные стены разделяло не больше двух километров, вдоль дороги, ведущей к акрополю, там и тут виднелись загородные дома афинян - богатые и не очень.

На эту дорогу колесница Геракла, везущая трёх иностранных вояк и воспитанницу грозного Ульфа Бартоно, выехала значительно позже полудня - негоже было являться в гости к суровому Тенцию, не приведя себя в порядок после вчерашнего. Афиняне и Кэм Даретид сопровождали боевую повозку верхом на привезённых из Ливии атлантских скакунах. Доспехи Белых Султанов были аккуратно сложены в багажные тюки. Геракл накрыл хитон своей броневой львиной шкурой, Ле - такой же, только обычной и меньших размеров, все остальные ограничились цветными плащами драгоценного египетского льна.

Прохожие поспешно уступали дорогу этой блестящей процессии, принимая вчерашних уэлей за свиту знатного этера, взявшего в плен одного из неудачливых завоевателей - Кан был прав, атланта в Ульфе узнавали сразу. Ле с удовольствием правил колесницей - этому искусству он обучился буквально неделю назад, и ещё не накатался досыта. На правах местного обитателя Кан взял на себя обязанности экскурсовода и с гордостью человека, носящего прозвище Афинянин, знакомил друзей с достопримечательностями столицы Аттики.

Его распирало счастье, а непонятное волнение тревожило душу. Хотелось гнать коня во весь опор, чтобы как можно скорей обнять прекрасную коринфянку, мать и сестру, потискать в дружеских объятиях братьев, похвастать перед отцом подвигами, упрочившими славу достойного рода Норитов, и богатой добычей. Тревожило же незнание судьбы членов семьи. Всё-таки атланты противник серьёзный, кто знает, что произошло за год с членами их геройского десятка....

- А вот здесь мы с Леоном и Кулом встретили четырёх охламонов из Пандионской филы, - рассказывал он, вспоминая детские приключения, казавшиеся верхом дерзости и отваги. Это пока не отведал безумной толкотни строевого сражения. Сегодня их "героические подвиги" выглядели забавными и беззлобными развлечениями. А ведь когда-то победа над малолетними "пандионцами" считалась среди афинских гимнасистов воистину грандиозной битвой. Помнится, именно тогда Леон успел перехватить руку подлого ловчилы Пентея, целившего подобранной каменюкой в затылок младшему брату. Одни боги ведают, что было бы с Каном, не приди он на помощь....

Ворота акрополя были раскрыты настежь - афинянам некого стало опасаться. Их грозная армия навела такого шороху своими победами, что никому и в голову не придёт попытаться напасть. Отвечать ведь придётся. Но два десятка воинов царской дружины всё-таки бродили окрест двух башен, между которыми располагались сами ворота. В проходе стояли пятеро, открывая доступ за городскую черту лишь тем, кто заплатит за провоз товара. Таможенный взнос принимали два этера, входившие в ближнюю свиту Эгея. Появление Кана и его спутников не вызвало у них особых эмоций, но за проход в город с Ульфа и Ле потребовали двойную плату.

- Атлантов нам тут ещё не хватало! - прорычал один из этеров, когда Кан посмел полюбопытствовать, с чем связаны такие санкции. - Их место на сельских полях, а не среди победоносных горожан девы Афины! И на черномазого нечего мне указывать - сколько таких видали мы среди Боевых Петухов!

- Видел он, - пробурчал себе под нос неукротимый Счастливчик. - Небось, слыхал от кого-то...

- Они двенадцатый когопул в Оленьем Проходе рвали, чужеземец, - гордо поправил коринфянина проходивший мимо разносчик воды.

И разведчики Ритатуя поняли, что узнать им предстоим ещё немало. Виды города Афины потрясли, как простодушного Ле, всю жизнь созерцавшего пески, да хижины пустыни, так и Геракла, родной город которого был втрое меньше. В Уруке на праздники людей собиралось столько же, сколько в будние дни слонялось по улицам столицы Аттики. И только Ульф, пару-другую раз посещавший Атлантис, к многолюдству родного города своего хозяина отнёсся равнодушно - видал он карликов и покрупнее.

Перехватив скучающий взор атланта, Кан чуточку обиделся за провинциальность своего города и счёл нужным добавить ему значимости:

- После полудня у нас обычно прячутся от зноя. Вечером на улицах будет не протолкнуться.

- Нашёл чем хвалиться, Афинянин, - спокойно ответил ему мудрый атлант. - Города славны не многолюдством, а доблестью их сыновей. Тебя породили Афины, а меня - деревня, в которой больше полутысячи человек вместе с рабами не набиралось. Мои соотечественники никогда не забудут афинян - вот что главное.

- А здесь, кажется, живут кузнецы, - безошибочно определил улицу оружейников Кэм Счастливчик. - Уж больно жарко стало.

В бронзовый век человечества молотом кузнецы махали в двух случаях - когда ковали железо и медь; последнюю чаще. Бронзовые изделия ковались крайне редко, в основном, они создавались методом литья. Но в одном кузнечные слободы Допотопных и более поздних времён имели принципиальное сходство - высокую температуру производственного процесса.

- Вообще-то у нас обычно гораздо жарче, - ответствовал Кан, спрыгивая с коня, и самозабвенно барабаня кулаком, в добротные ворота третьего справа двора. - Праздник какой-то, наверное...

- Кто там? - послышался испуганный женский голос.

- Открывай, Барута, это я! - отозвался Кан.

- Кто ты, юноша?

- Я - это младший сын твоего хозяина, сидонка! Передай Висе, что её братик, как и обещал, живым вернулся.

Ответом возвращенцу в отеческий дом был придушенный писк и торопливые удаляющиеся шаги, а через минуту раздался топот множества ног. Калитка распахнулась, и на улицу вывалилась мужская часть семьи Норитов, Изолий с сыновьями, Адамантиды и сотник Априкс.

- Гоплит десятка Фидия Норита, сотни Априкса Канонес Норит прибыл, тысячник! - браво гаркнул Кан. - Докладываю: я живой и вернулся домой с друзьями и богатой добычей! Здравствуй, отец, привет, дядюшки Изолий и Априкс, здорово, друзья и братцы!

- А ну, стоять, - Тенций хладнокровно пресек попытку сына броситься ему на шею. - Ты где целый год болтался, пока мы атлантам хребет ломали?

- Мы занимались тем же самым в Ливии, тысячник, - от группы Любимцев Богов отделился Кэм Даретид. - А неделю назад сбросили в море остатки Первой Имперской. Поверь, мы тоже не филонили. Где моя сестра, Норит?

- Стойте, где стоите! - выражением лица Тенция Норита можно было с успехом не только песчаник, но и известняк дробить, гранит бы делать из этаких лиц. - Где дротики?

Кан протянул руку назад, Ульф вложил в неё чехол...

- Да тут ни один наконечник не испачкан! - воскликнул Леон, осмотрев связку. - Они все чисты!

Торит хмуро смотрел под ноги, Гифон и Фидий отводили взгляды. Каждому, было прекрасно заметно, что всем им крайне неловко. Исключая Тенция и Леона.

- Ты больше не Норит, - сурово сказал Тенций. - Верни кинжал и отправляйся туда, откуда припёрся.

- Ты это серьёзно, отец? - не веря своим ушам, вымолвил Афинянин, присмотрелся внимательней и понял, что да, всерьёз.

На душе стало горько и пусто - человек без родни в Допотопные Времена был никем. Всякий мог безнаказанно обидеть изгоя, унизить его. И никто не заступится, никто не пойдёт свидетелем в суд, а судья изгоя априори считает виновным...

- На, забери свой ножик, - резко сказал он. - Верните мою любимую, и мы в расчёте.

- Нету здесь твоей любимой, - жёстко ответил Леон, выступая вперёд. - Венета Даретида с сегодняшнего дня перед Олимпийцами моя законная жена. И у тебя на неё нет никаких прав. У тебя, Счастливчик, тоже, но тебя, как нашего родственника мы пустим на свадьбу. А ты, изгой, проваливай прочь!

Кан во все глаза смотрел на Леона и не узнавал своего друга и любимого брата-заединщика. Перед ним стоял совершенно незнакомый головорез, чужой, как атлантский язык. И в глазах этого чужака, словно синеватые осколки слюды, тускло мерцали острые шилья злобы.

- Да ты оказывается хуже атланта, эфеб, - растеряно проговорил Афинянин, разводя руки. - Атланты лишили меня свободы, а ты - семьи и любимой. На, крыса, забери ещё мою жизнь! Зачем она мне теперь?! - и он шагнул к Леону, раздирая на груди хитон.

Братоубийство в Допотопные Времена считалось таким грехом, за который демоны мести эриннии сводят людей с ума и превращают жизнь в прижизненный ад. Поэтому никто из друзей Афинянина не успел среагировать на молниеносный выпад Леона. Успел не друг, а вчерашний враг - хлёсткий удар каменного кулака Великолепного Ульфа Бартоно мигом отправил в нокаут любимого сына Тенция Норита, а Геракл, Ле и Медис, зловеще поигрывая мечом, булавой и дубиной, преградили путь взыскующим мести ахейцам.

- Сотник, ты свидетель, они напали первыми! - крикнул Кэм. - Я гвардеец Аристарха, Коринф встанет за нас в любом суде.

- У Кана есть семья, Нориты! - добавил молчальник Эльид. - Мы признали его старшим братом, а за нами Ойнейская фила.

Замерший от неожиданности происходящего Кан вдруг почувствовал нежные пальцы, сомкнувшиеся на его запястье...

- Пойдём отсюда, Афинянин, - попросила Гелла, умоляюще заглядывая в глаза своего товарища по шалостям. - Пойдём скорее, а то отец их всех поубивает. А ему нельзя - у него всё тело болит, он во сне охает, не переставая.

Повинуясь настойчивости не по-детски встревоженной девочки, Кан взобрался на колесницу. Любимцы Богов тут же расхватали коней, и вымелись с улицы оружейников.

- Ну, и куда теперь? - голос Геракла был серьёзен, на самом донышке его звучали басовитые нотки сочувствия. Он ведь и сам был изгоем, ему как никому другому были знакомы ощущения растерянности, обиды и опустошённости. Его тяжёлая рука мягко опустилась на плечо афинского юноши. - Не грусти, брат, ты не одинок, мы тебя не бросим. Отныне мы - твоя семья.

Кан бросил взгляд окрест и понял, что их отряд очутился на агоре. Там, откуда он отправился в свой славный и страшный поход. Война принесла ему достаток, уверенность в себе и славу, но отняла любимую и родных. Проклятая война! На секунду его разум заволокло безумие мести - он тяжёлым взором упёрся в фигуру атлантского солдата, виновника сегодняшних его бед и автоматически потянулся за мечом...

Но жаждавшая оружия ладонь наткнулась на пушистую голову Геллы, Кан машинально погладил её каштановые локоны, и наваждение схлынуло.

- Мы вернулись из похода, но до сих пор не дали отчёта о своих делах нашему архистратегу, - вытолкнул он из себя, физически ощущая сухость слов, высыпавшихся из пересохшего горла, точно частицы камня, отлетающие от точильного диска. - Я знаю, где живёт Ритатуй...

Сказать, что Ритатуй удивился, было бы откровенной неправдой - он обомлел, когда Сарам впустил в мегарон лихих его порученцев, у Мариарха так челюсть до пола отвисла, Кану пришлось её тихонько на место подправить.

- Хайре, стратег! - сказал он, вытягиваясь во весь рост. - Разведчики прибыли. Потерь нет, ушибленных - много. Командир группы гоплит Канонес по прозвищу Афинянин.

- Стоять вольно! - скомандовал архистратег союзной армии и добавил. - Сарам, стол накрыть. Мариарх, вино принеси лучшее, разговор предстоит долгий. Парни, располагайтесь, ка у себя дома.

- Здесь не все, дядюшка Ритатуй, - сообщил Афинянин. - По дороге домой мы подцепили ещё четверых. Думаю, они тебе понравятся.

Беседа закончилась ближе к полуночи. Завершали её Кан, Ритатуй, ну и Шат, разумеется. Перед тем, как отправиться на боковую, полководец задал последний вопрос:

- Почему ты изменил форму доклада, малыш?

Кан допил кубок до последней капли и, впившись в глаза Ритатуя взором кремнёвой остроты и твёрдости, сказал жёстко, словно отрубил:

- Леон Норит женился на Венете Даретиде. С тех пор я уже не Норит, семья собиралась меня убить. Да не вышло.

- Утром договорим, потому что это всё меняет, - загадочно проворчал этер Брети.

За завтраком речь пошла о планах на жизнь. Гетиды пригласили своих соратников в родное село Паратос, расположившееся в горах севернее Афин километрах в двенадцати, а Медис внёс предложение о ведении совместного хозяйства.

- Мы можем выращивать овец или коз, денег у нас достаточно, - сказал пастух. - А командир, как я понимаю, достаточно сведущ в кузнечном деле, чтобы взяться за него. Свой кузнец Паратосу очень даже пригодится. Есть у нас на окраине одно славное местечко...

- Дядюшка Ритатуй, - Кан просительно взглянул на полководца, - у нас к тебе дело личного характера. Я для Норитов ломоть отрезанный, но Кэму с сестрой встречу надо устроить. Нам больше не к кому обратиться...

- Я позабочусь об этом, - кивнул Ритатуй. - А вас в свою очередь хочу попросить не расслабляться. Не исключено, что скоро мне вновь понадобится ваше боевое умение. Кстати, малыш, я долго ещё твоего демона содержать буду?! Конюхи жалуются, что уже третье стойло в щепки разносит.

Встреча Кана со своим драгоценным другом и транспортным средством маленькую Геллу привела в совершеннейший восторг. Девочка даже устроила маленькую овацию, звонко хлопая в ладошки и подскакивая от переизбытка чувств. Старательно прогладив бархатную кожу серого скакуна на боках и могучей шее, Кан осмотрел копыта и бабки. Конь был здоров, конюхи Ритатуя, видать, мужчины были храбрые и за скакуном смотрели прилежно.

- Так ты, хозяин, и вправду оседлал Дива, - ветеран только головой покрутил, когда юноша вспрыгнул на легенду Атлантиды, словно кот на завалинку. - Я, конечно, допускал такую возможность, но верилось слабо. Теперь, по крайней мере, не так досадно, что и я тебе проиграл.

- Ты меня задолбал, Великолепный! - изрёк сверху лихой владелец Дива. - Ещё раз хозяином обзовёшь, я Медиса и Ле попрошу тебе морду набить! Они-то меня командиром кличут, так что приказ выполнят со всей пунктуальностью. У них на это и личные причины имеются. Да, Медис?

- А как же! - подал голос киферонский пастух, многозначительно поглаживая подбородок, обросший короткою бородой. - Я ему припомню грязную подошву, которой он порядочных людей в лицо лупит! Однако не мешало бы, командир, и Геракла к этой забаве подключить - ты ведь хочешь, чтобы это мы Ульфу морду набили, а не он нам. Я прав?

- Балабол на балаболе,.. - проворчал атлант, безнадёжно махнув рукой.

- Не понял! - дружно подали голос немногословный Аробист и молчальник Эльид.

- Похоже, Великолепный, ты половину отряда против себя настроил, - хохотнул развеселившийся Кан. - И помочь тебе может только кто?

- Неужели командир? - предположил ветеран.

- Пра-а а-вильно! - подтвердил Кан. - Сестрёнка, на лошадке прокатиться хочешь?

Село Паратос плотно облепило один из отрогов Киферона, точней, подошву одной из его гор. Встречать великолепную кавалькаду Любимцев Богов сбежались все его обитатели - около трёхсот человек. Медис и Гетиды считались местными знаменитостями, поэтому радостные вопли толпы разогнали даже орлов, привычно паривших над пашнями в поисках грызунов. На Геракла и Ле селяне глазели почтительно и чуточку боязливо, а на Ульфа с ярко выраженным злорадством. К врагам в Допотопные времена относились ничуть не лучше, чем в нынешние. Что касается Геллы, то она вовсю наслаждалась встречей, сидя верхом на скакуне, вызывающем восхищённые ахи земледельцев, в новеньком хитоне, с цветочным венком на кучеряшках, она приветливо, словно царица, махала паратовцам одной ладошкой, второй цепко держась за гриву Дива. Див недовольно косил своим яростным глазом, но попыток цапнуть объект недовольства за загорелую коленку не предпринимал.

Кан в сельчанах ничего, кроме недоумения не вызывал - степенным крестьянам из окрестностей Афин было категорически непонятно почему именно этот ничем не выдающийся мальчишка разъезжает на невообразимо роскошном скакуне.

- Медис, он кто? - полюбопытствовал один из присутствующих.

- Порученец Ритатуя и наш командир, - сообщил ойнейский богатырь, склоняясь в седле и прикрывая рот широченной своей ладонью. - А ещё он хороший кузнец, нам стоило больших трудов заманить его в наше село.

Информация стремительным голубем разнеслась по толпе, что добавило встрече ещё одну волну позитива. Кэм не вызвал никаких расспросов, поскольку выглядел он обычным крепким парнем, каких в крестьянских семьях Эллады было вполне предостаточно. Счастливчик с интересом осматривался вокруг, старательно примечая хорошеньких девушек. В Коринфе он считался перспективным женихом, и беззастенчиво пользовался своим положением.

Отец близнецов, как обычно, пропадал на выпасе конских табунов, так что встречать их выбежала матушка - пожилая статная женщина с тёмными заплаканными глазами и осунувшимся лицом. Сегодня очи её сияли радостью и туманились недоверием одновременно. Известие о возвращении сыновей застало её за дойкой коз, она мечтала, чтобы это оказалось правдой, но богатые юноши, чёрные от загара, верхами на породистых скакунах так не походили на её скромных и весёлых парнишек, что сомнение ядовитой змеёй вгрызалось в лучик надежды.

И только тогда, когда они спрыгнули с лошадей у их скромного дома, а один из этих щёголей, улыбаясь во всю ширину запылённого лица, вымолвил стандартную фразу дерзкого Шата: "Мамуля, я б чего-нибудь съел!" она поняла, что это её мальчики. Что они живы. Что они вернулись домой и нуждаются в ней....

- Мам, ну ты чего?! - Ним подхватил пошатнувшуюся Илону и крепко обнял её. - Встречай своих героев, мы так скучали без твоих оладушек и воркотни. Мы ж пол Ойкумены прошли, чтобы твой голос услышать! Посмотри, каких гостей мы с собой привели!

Геракл и чёрный, как рабская доля, Ле вежливо поклонились хозяйке и от имени всех гостей преподнесли ей золотой браслет, утыканный разноцветными камешками, и невесомый отрез тончайшего египетского полотна. Растерянная селянка - назвать жену лихого табунщика крестьянкой было бы не только неправильно, но и оскорбительно где-то - пригласила пришельцев под кров своего скромного дома, жалобно сетуя на то, что угостить таких видных горожан ей практически нечем. Кроме ячменных оладушек, столь расхваленных её безответственными, но любимыми сыновьями.

- Никакие они не безответственные, тётушка Илона! - вступился за своих подчинённых командир разведки. - Гетиды, мои названные братья, были самыми удалыми кавалеристами в Союзной армии, их появление на поле битвы приводило врага в панический ужас. Они ни разу не нарушили приказа командиров, даже Шат, - Непоседа при этих словах скептически ухмыльнулся.

- Я понимаю, что названных братьев принято защищать, - улыбнулась Илона, сноровисто замешивая тесто на всю ораву, - только война уже две недели как закончилась, а эти бродяги только сегодня соизволили заявиться к родному порогу! Я все слёзы выплакала!

- Они не виноваты, тётушка, - Кан не собирался оставлять побратимов в роли терпил. - Архистратег Ритатуй отправил нас в Ливию на помощь соплеменникам Ле. Не верите мне - спросите его.

- Ваши сыновья очень помогли моему народу, - вежливо поклонившись, сообщил чёрный богатырь и протянул хозяйке большущее оловянное блюдо с мелко порубленными кусками ягнёнка, которого они с Медисом только что сторговали у старосты Паратоса, Медис приволок полный котёл воды. - Мы били атлантов плечо к плечу.

- О чём они беседуют? - спросил Кэма Ульф, ни бельмеса не понимающий на древнегреческом.

- Командир врёт про то, что в Ливию нас отправил Ритатуй, - объяснил Счастливчик, саркастически усмехаясь. - Вот уж никогда б не подумал, что он служил в третьем когопуле Первой Имперской!

- Вы меня всю жизнь этой стычкой попрекать будете что ли?! - проворчал ветеран, в целях успокоения и самозащиты привлекая на колени маленькую тиринфянку, и та строго погрозила пальчиком бестактному коринфийцу.

- Годик-другой потерпеть придётся, - обнадёжил атланта шумер. - Ахейцы - они такие злопамятные...

- Умеешь ты человека утешить, - Ульф только головой покрутил. - Я на вас, злыдни, командиру рапорт подам!

После обеда Медис потащил всех взглянуть на местечко, где он предлагал соорудить общее подворье. Для этого Любимцам Богов пришлось вскарабкаться по дороге, ведущей на перевал, около полукилометра. Местечко и впрямь оказалось многообещающим - под внушительным каменным карнизом красовалась ровная площадка с трёх сторон обрывающаяся в пропасть. Даже не очень искушённому в фортификации Афинянину было предельно ясно, что если четвёртую сторону замкнуть каменной стеной, их маленький, но грозный гарнизон сможет уберечь это местечко от войска любой численности. А в Допотопные времена подобное соображение при строительстве жилья учитывалось в наипервейшую очередь. Немаловажным обстоятельством было и наличие источника, прозрачнейшая вода которого тонкой струйкой низвергалась в пропасть...

- На мысль о совместном житье меня навели вот эти штуки, - сообщил Медис, подходя к группе плоских камней, лежащих в центре площадки. - Смотрите - вот этот, повыше, можно использовать вместо стола. А эти, которые пониже, будут или ложами или скамейками. Здесь хватит места для двадцати человек, если Геракл и Ле помогут мне передвинуть каменюки вот таким образом, - и богатырь Ойнейской филы показал что именно и куда передвигать.

Любимцы Богов в задумчивости осторожно чесали затылки - слишком часто в последнее время им приходилось задумываться. В принципе, идея Медиса им вполне импонировала - слишком много связывало их, трудно было представить, что, проснувшись поутру, ты не встретишь знакомые лица, а в случае опасности не почувствуешь плечом дружеского плеча. Допотопные времена даже в мирные дни не всегда бывали безопасными.

- Есть одна задачка, которую вам придётся решить, прежде чем принять окончательное решение, - сказал многоопытный Ульф - старейший в этой молодёжной группе. - Кто будет разбирать разногласия, возникающие в любой семье? Кто будет ведать хозяйством?

После короткого размышления Кан решительно выступил вперёд:

- Братцы, - сказал он негромко, - война окончена, и я снимаю с себя обязанности командира разведки. Я хороший оружейник и неплохой кузнец. Всё, что я заработаю, я готов отдать в общий котёл, если вы согласитесь взять на обеспечение Ульфа и Геллу; Великолепный будет помогать мне, а Гелла - тётушке Илоне. Я считаю также, что матери моих названных братьев одной будет сложно обиходить такую ораву, как наша, поэтому ей нужно пригласить помощницу со стороны. Кто против?

- Продолжай, - пророкотал Геракл.

- Среди нас есть пастухи и табунщики, поэтому я предлагаю завести стадо баранов и два-три косяка лошадей. Гетиды займутся выращиванием коней на продажу под командой своего отца, а все остальные займутся отарой и охотой. Торговые дела и повседневное расходование средств предлагаю передать Медису - он у нас самый хозяйственный. Серьёзные покупки будем обсуждать сообща. А разбор конфликтов надо поручить Ле - он царский отпрыск, ему подчиняться будет не зазорно. Геракл и Медис обеспечат выполнение решений нашего чёрного судьи, если что, - Кан обвёл вопросительным взглядом друзей и, получив одобрение, выраженное наклонением голов, продолжил. - Медис и Геракл прикинут, сколько денег понадобится на все дела. Скинемся поровну, за родителей взносы не платятся, за Геллу тоже. Долю Ульфа внесу я, - тут он впервые после ссоры с семьёй улыбнулся со своей обычной иронией, - раз уж это я имел неосторожность затащить его в нашу геройскую банду. Кэм, дружище, ты с нами или вернёшься домой?

Все присутствующие, как по команде, повернулись к коринфийцу, пронзая его требовательными взорами, будто он давным-давно просрочил выплату гигантской задолженности. Поёжившись под этим ментальным натиском, Счастливчик хмуро вымолвил своё веское слово:

- Посмотрим, - и неспешно расшифровал его. - Если мне позволят видеться с сестрой, я, конечно, примкну к вам, братцы. Иначе мне будет трудно жить здесь - боюсь сорваться и натворить глупостей, а меня-то Нориты прихлопнут с большой охотой и без проблем; я всё-таки Счастливчик, а не Великолепный.

Молчальник Эльид не поленился сделать пару шагов, чтоб положить на плечо коринфянину свою не знающую промаха руку и промолвить с неожиданной для него теплотой:

- На всякий случай знай, Счастливчик, мы будем скучать по тебе.

- Ну, после чуда, какое мы только что удостоились лицезреть, ты будешь самым распоследним негодяем, если посмеешь покинуть нас, - подал голос неугомонный Шат. - Не трусь, дружище, мы не позволим тебя убить. Мы сами всех убьём. Да, Канонес?

- Временами я начинаю понимать отчаяние Ульфа Бартоно! - проворчал Геракл.

Спустя две недели после этого разговора площадка под каменным козырьком обросла крепостной стеной, в которую со стороны пропасти были встроены кузня, кухня и несколько домов, в которых разместились Кан с Кэмом и атлант с Геллой; Гетиды в полном составе; Ле с Гераклом и Медис с отцом. Конюшня и овечий загон спрятались под скальным навесом.

В этот день с утра Кэм Даретид вместе с Мариархом Брети укатил в город, а Кану принесли первый заказ - у старосты Оксигена напрочь износились ободья повозки, на которой он возил на рынок оливковое масло. Задача была несложная, но хлопотная, и Кан вместе с Ульфом прекрасно справились с ней. Самым трудным в работе оказалось не плавить металл, не загибать его по нужному диаметру, не прибивать его к колёсам, а отгонять от горячего металла любознательную тиринфянку и отвечать на бесконечные вопросы табунщиков свободной смены.

Под вечер Кан передал Оксигену восстановленную повозку в обмен на серебряную монету, по стоимости равную пяти курицам и пучку моркови. Тётушка Илона позвала его к столу, за которым уже расположились полдюжины членов его нынешней семьи. С гор дул свежий ветерок, напоенный ароматами альпийских лугов. Ополоснувшись в тазу с подогретой водой, Кан насухо вытерся льняным полотенцем и с чувством собственной значимости зашагал на ужин. Сегодня он впервые заработал себе пропитание, никого не убив. И ему от этого было спокойно и радостно - Кан Афинянин ненавидел войну, он всю жизнь мечтал быть кузнецом.

- Командир! Ребята! Я не верю своим глазам! - услышал он из ворот радостный мальчишеский вопль и увидел бегущего к ним Лика Эдейца, следом за которым шагал хмурый, как декабрьский вечер, Кэм Счастливчик, брат Венеты Нориты.

Сердце защемило со страшной силой, но он сумел взять себя в руки и открыл объятия счастливому Лику со словами:

- Ну и где тебя носило, дорогая пропажа?!