Он был в гостях у знакомых своих друзей, у молоќдой пары, невзирая на вопиющую молодость, уже обзаведшейся парой же симпатичных карапузов, заќбавно тормошащих и без того шумных гостей.
Люди в компании собрались самые разные. Единственное, что объединяло их со Степановым - все они занимались реальным делом, людей искусства среди них не наблюдалось. И слава Богу! Степанова временами уже мутило от круговерти непризнан-ных и полупризнанных гениев, от выскочек, навязчиво проталкиваќющих свои литературные шедевќры, удивительно похожие на жвачќку многоразового пользования, от мрачных и многозначительных принципиалов, с упорством, досќтойным мирного применения, строчащих эпохалки исключиќтельно "в стол".
Возможно поэтому, оказавќшись за пределами их склочного круга, он сегодня "набрался" больше обыкновенного. Обыкноќвенно же Степанову вполне хваќтало трёх-четырёх рюмок чего поќкрепче или двух-трёх фужеров вина. "Для запаха, - говаривал он в ответ на приставания собутыльќников. - Дури своей хватает".
Да, дури Степанову было не занимать - мог еще поделиться, если попросят, но наружу она прорывалась в безобидной форме врождённой дурашливости, не только не отталкивающей, а придающей даже определённый шарм его мрачноватому внешнеќму виду. В обычной жизни одеждой ему служил темно-серый коќстюм и рубашка приглушённого тона. Зачастую с галстуком. Хотя галстуки Степанову мешали жить, душили его свободную личность, но директор фирмы, где он зараќбатывал себе на хлеб насущный, требовал, чтобы его главный экоќномист выглядел по полной форќме - хотя бы на деловых перегоќворах. Люди отчего-то больше доверяют партнёрам, облечёнќным в стандарт, а стандарт без галстука оставляет ощущение фиги в кармане: незакомплексо-ванности, а значит, и необязаќтельности.
Воспитанная с годами привычка к деловому "мундиру" постеќпенно перетекла и на "выходную" одежду: Степанов начал чувствоќвать себя крайне неловко, облаќчаясь во что-нибудь яркое. Яркоќго требовала жена - редактор одќного из довольно известных изда-тельств: "Ты выглядишь, как наёмный убийца", - твердила она из месяца в месяц.
При мысли о жене Степанова передёрнуло, а рука автоматичесќки потянулась к стакану. Он любил поговорить, если держался в норме, но стоќило чуточку перейти за грань, слова, будто зайцы, разбегались в разные стороны, и их становилось трудно собирать в стаю. Другое дело - мысли: даже совсем забыќтые, они выбирались наружу и устраивали в мозгу настоящую давќку, стараясь пробиться вперед. Пьяный Степанов предпочитал молчать и внимательно слушать собеседников.
Вокруг него сплетничали наќсчёт губернатора и его отношений с одной из министров подконтрольного ему правительства. Потом ругали президента страны и его образ действий на мятежном Кавказе. Степанов навязчиво молчал, хотя в своё время изрядно поколесил по этоќму региону на броне и с "Каќланей" наперевес, и скаќзать ему, было много что. Между тем разговор неожиданно переќпрыгнул на темы морали и ни с того, ни с сего свернул на браќзильские телесериалы.
Половина собравшихся - в осќновном мужчины - склонялись к тому, что в жизни таких навороќтов днём с огнём не сыщешь. Друќгая половина, по преимуществу принадлежавшая к прекрасному полу, очень эмоционально отстаќивала право автора на концентќрацию действий и страстей в максимальных масштабах, неприкрыто намекая на неполноценность оппонентов по части чувственноќго авантюризма.
- А вот пусть Олег нас и рассуќдит! - на плечо Степанову опусќтилась тяжёлая ладонь Виталика Хохлачёва, старинного его друга и однокурсника. - Он у нас почти писатель, ему виднее.
Степанов хотел отшутиться, но зайцы-слова лукаво подмигивали ему из дальних кустов, не проявляя ни малейшего желания выстќраиваться в остроумную фразу типа: "в искусстве специалисты все, кто им не занимается". Или какую-нибудь другую. И это было крайне противно. Потому что трезвый Степанов говорил много, но о других; а пьяный мало, но про себя.
О наболевшем и откровенно.
- Авторов сериалов, будь моя воля, я расстреливал бы без суда и следствия, - медленно заговоќрил Степанов, тяжело глядя в экќран выключенного телеприёмниќка. - Они сполна используют свои права, забывая о правах нашего брата - зрителей.
- Наших прав никто из них наќрушить не в силах, - вмешалась хозяйка квартиры, задорно встряхивая роскошной причёской в поќлемическом запале. - Кто не хоќчет - пусть не смотрит. Вот и все!
- Но вы-то смотрите, - уточнил Олег, - и с этим я ничего не могу поделать. Виталик, ты помнишь Пушистую?
- Ещё бы! Самая красивая девќчонка на курсе, но гордячка такая, что не подступись! У них в горах с "этим делом", - Хохлачёв изобраќзил плотоядную улыбку завзятоќго ловеласа, - очень серьёзно. Зарезать могут.
- Мы встретились с ней четыќре года назад, - Степанов переќвёл взгляд на лицо однокашника, и тот смешался. - Не знаю, как всё произошло, но что произошло - это точно. Влюблённостей у меня всегда хватало, но чтобы так... Поќнимаете, с "этим делом" у них действительно строго; по некотоќрым признакам она испытывала ко мне тоже, что и я к ней. Но ведь признаки к сердцу не прижмёшь... Он немного помолчал, собирая подходящие слова: компания поќдобралась культурная, на лексиќкон, полноценно выражающий обуревавшие его чувства, перехоќдить было никак нельзя.
- Почти полгода мы проводили вместе всё свободное время. Конќчилось тем, что я предложил ей руку и сердце - так, кажется, приќнято выражаться в кино? А кино она обожаќла. Зря, право, ты дёрнул меня за язык, Виќталька!
- Она была помешана на кино, - повторил он. - Её угнетала обыденность. Больше всего в жизни она ценила яркий поступок. "Знаешь, - сказала она, когда я бросил сердце к её ногам, - я сильно привязалась к тебе в последнее время. Но любовь ли это, разобрать не могу. Сделаем вот что..."
Короче, еще до нашей встречи у неё накопилось два с небольшим месяца отпуска и отгулов, которые она намеревалась использоќвать для поездки домой - в Кабарќдино-Балкарию. Мой вопрос она обдумает там. Если не умрёт чувство - она пошлёт мне письмо.
"Не дави на меня, - предупредиќла она. - Попробуй только позвоќнить или приехать - всё будет кончено сразу!" Была осень, на улице стояла несусветная слякоть. И я не хотел, чтобы моя любимая запомнила наш город таким. Поќезд уходил глухой ночью. Я при-хватил на проводы бутылку шамќпанского, апельсины и букет роз.
Хрустальные фужеры выпросил в доме неподалеку от вокзала. Мы забрались на веранду детского сада и провели головокружительный вечер при колеблющемся свете свечи. Романтика выплескивалась через край.
Он остановился и залпом опоќрожнил фужер, смачивая переќсохшее горло. Вокруг молчали.
- В конце недели я уехал в Пермь по делам фирмы, - сказал Олег, опустив глаза в стол. - Предупредил секретаршу босса о письме, оставил телефон гостиќничного номера. Четверо суток, проведённых вне кабинета, высуќшили меня, будто воблу. Вернувќшись, обнаружил на столе полдюќжины почтовых пакетов, но искоќмого не было. Знаете, сердце как будто встало на место: впереди ведь было достаточно времени. Но время прошло, а письма всё нет. Целую неделю я мотался между аэро- и железнодорожным вокзалами, карауля её прибытие с охапкой цветов. Наконец не выќдержал - позвонил. Трубку взяла её мать. Узнав, кто у телефона, очень сухо дала мне понять, чтоб я навечно забыл это сочетание цифр. Я настаивал. Тогда к телеќфону подошла моя любимая, и всё повторилось из слова в слово, заќвершившись короткими гудками,
- Что случилось? Заканчивай, если начал! - потребовал Хохлачёв
- Письмо. Точней, телеграмма. Её вручили ночному сторожу, а он сделал её закладкой для порножурнала. И уборщица выбросила его на помойку вместе с закладќкой. А было там всего три слова: "Приезжай скорее. Согласна".
- Откуда ты знаешь, что, там было написано?
- Пушистая пришла два дня назад, мы выяснили то давнее недоразумение. .
- Так она здесь? Что ж ты расќселся, скотина! - взвился Виталик. - Едем!
- Прошло два года, Виталька, - не поднимая взгляда, отозвался Степанов. - Ты знаешь, я терпеть не могу свою жену, но у меня сын. И будь я проклят, если он вырастет без отца.