Аннотация: Первая симпатия. Первые душевные переживания. Первая потеря. Чувство мальчика к смертельно больной девочке.
Первое Чувство
Тогда я учился во втором или третьем классе, не помню точно, а жили мы в большом 4-этажном доме, в древнем городе Смоленске. Как и вся ребятня, ходил в школу, зимою играл в снежки, а летом купался в местных прудах. Моя мама преподавала в местном пединституте, а отец был штурманом военного бомбардировщика и все время куда-то летал. У меня было два брата, старший оканчивал школу, а младший ходил в детский сад. В нашем доме жили в основном семьи офицеров, связанные с авиацией - летчики, штурманы, борттехники и т.д., так что родители знали почти всех наших жильцов.
Однажды я услышал, как они говорили о новых наших соседях с третьего этажа. Я бы не обратил на этот разговор внимания, если б они несколько раз не упомянули об их дочке, которая была больна какой-то неизлечимой болезнью. Мне еще запомнилось, как они не раз называли болезнь белокровием. Но как может быть у человека белая кровь, я не понимал, ведь мне неоднократно разбивали нос, и я твердо знал, что кровь у всех красная и липкая. Так мы и жили, и каждый занимался своим делом. Больную девочку никто из моих друзей не видел, не ходила она в школу, и мы даже не знали, сколько ей лет.
Однажды, придя из школы, я увидел озабоченную маму, которая сказала мне, что приходили родители этой девочки и просят меня и моих друзей прийти к ним в воскресенье на день рождения их дочки. Вся наша ватага жила в этом же доме, только в других подъездах, и весть о дне рождении была встречена без энтузиазма, так как мы ее совсем не знали, но мысль, что там будет обязательно что-то вкусное, решило этот вопрос в пользу нашего согласия.
В воскресенье меня одели во что-то нарядное, дали в руки какой-то подарок, и я поднялся на этаж выше и позвонил в дверь. Дверь открылась мгновенно, и я увидел молодую, невысокого роста женщину, которая мне ослепительно улыбалась. Она пригласила меня войти и повела в комнату, откуда уже раздавались голоса моих друзей. Войдя, я сразу увидел именинницу, которая полусидела, полулежала на большой кровати, вокруг нее было много всяких игрушек, а в руках она держала маленького плюшевого щеночка. Нас познакомили, девочку звали Лена. Она резко выделялась среди нас, и я не сразу понял чем. Только спустя некоторое время я мог четко сказать, что она была такая же белая, как моя белая рубашка, и на ее худеньком лице все место занимали глаза. Они были не только большими, а еще какими-то внимательными и притягательными. В них хотелось смотреть и смотреть.
День рождения прошел весело, было много вкусной еды и огромное количество шоколадных конфет. И мы даже привыкли к тому, что девочка так ни разу и не встала. Когда мы расходились, Лена попросила меня заходить к ней, если будет время, ведь я живу рядом, а ей совсем не с кем поговорить. Так мы подружились, и часто после школы я шел к ней и рассказывал обо всех происшествиях в нашем дворе.
Вскоре мои друзья даже стали обижаться на меня за то, что я много времени провожу с девчонкой, а не с ними. Но мне так хорошо было рядом с ней, что я не обращал внимание на их обиды. Я все время поражался ее взгляду, взгляду взрослого человека, да еще такому теплому и понимающему, и мне хотелось все говорить ей в эти глаза и говорить. Я ей рассказал, что уже несколько дней не хожу в школу, так как родители с утра отправляют меня в магазин, который находился в нашем доме, и я занимал там очередь за хлебом, а его могли привезти в любой момент, но обычно привозили лишь после обеда. Я покупал два батона, больше в одни руки не давали, и приносил домой. А вчера от нечего делать разглядел там все консервные банки, среди которых были в основном консервы с крабами. А рядом стояли бочки, почти с меня размером, с красной и черной икрой, а с красной даже две. И так там вкусно пахло колбасой, что не было сил терпеть, так хотелось ее попробовать.
Мы с ней говорили всегда долго, до тех пор, пока не приходили мои родители и не забирали меня делать уроки. И так продолжалось много времени. Но иногда дверь их квартиры открывала ее мама и говорила, что к Лене сегодня нельзя, и я уже знал, это означало, что скоро ее повезут в военный госпиталь и будут делать ей переливание крови. Тогда я просто ждал, когда загорится свет в ее окне и можно было бы опять увидеть и погрузиться в теплоту ее взгляда.
Как правило, к тому времени, накапливались разные истории, и я ей с удовольствием их рассказывал. Особо забавный случай произошел с участием моего старшего брата. Мы отправились всей семьей за грибами, и когда брат потянулся за очередным подосиновиком, то увидел змею и так заорал, что находившийся рядом отец подумал, что она его укусила и давай ее топтать своими большими резиновыми сапогами. Только потом разобрались, что брат просто испугался. Но когда пошли дальше, никто не заметил, как брат эту полумертвую змею положил в свою корзину и прикрыл ветками. А на следующий день он ее в банке принес в школу, чтобы показать ребятам и напугать девчонок, но на первом уроке его вызвали к доске, и пока он отвечал, змея выбралась из банки и поползла. Первой ее увидела учительница и так закричала, что в панике весь класс за секунду выскочил из помещения, и все спрятались напротив, в мужском туалете, и сидели там до тех пор, пока не появился директор.
Шуму было много, и моему брату сильно попало, его чуть не исключили из школы, а мне было его жалко, он ведь меня всегда защищал. Лене стало жалко меня, и она, вдруг взяв мою ладонь, погладила ее своей теплой рукой. Такого со мной еще не происходило, и я весь покраснел и надолго замолчал. Мне так не хотелось, чтобы она убирала свою руку. Но тут за мной пришла мама, и я отправился делать уроки. Так наши встречи и продолжались.
Мы никогда не говорили с Леной про ее болезнь, про кучу всяких таблеток, которые она регулярно пила, и про то, что она будет делать завтра или через месяц. Друзья немного посмеивались надо мной и за спиной пели: "Тили-тили- тесто, жених и невеста", - но в глаза боялись сказать и обидеть, так как у меня был старший и заботливый брат, а это уже серьезный аргумент в дворовых распрях.
Приближался день рождения моей мамы, и я с удовольствием рассказывал Лене, какой это большой будет праздник. Он проходил всегда одинаково - мама шла на рынок и покупала так кролика, потом тушила его с картошкой и сама делала торт, который все называли "наполеон". Пекла в духовке коржи, а крем заставляла делать меня, от чего я не отказывался никогда. Мне давали сгущенку и сливочное масло, еще вроде яйца, и я должен был все это превратить в густую однообразную массу. Когда ею проливали коржи, то всегда что-то оставалось, и это была моя добыча. Если были братья, я мог с ними поделиться, а если они в это время гуляли, все было мое. Если бы Лена знала, рассказывал я ей, какая это все-таки вкуснотища, и я обязательно ее в этот раз угощу.
В последнее время Лену все чаще и на более продолжительный срок увозили в госпиталь, и родители на кухне стали поговаривать о надвигающейся беде в их семье. Но я как-то не замечал ничего, даже подавленности ее мамы, и хотел только быстрее увидеть Лену вновь.
Однажды мои родители уехали в санаторий, отцу положено было каждый год проходить курортное лечение, и они с мамой нас оставляли на попечительство соседей. Теперь я мог больше времени проводить с Леной, надеясь, что она, может быть, еще раз возьмет мою ладонь в свои руки.
Мне казалось, что последнее время она немного печальнее смотрит на меня, вроде хочет сказать что-то грустное, но не решается. И я старался рассказывать ей все время веселые истории. Одна из них была про моего младшего брата, который вместо того, чтобы самостоятельно дойти до детского сада, туда не пошел, а старший брат, который всегда из окна его провожал, сразу понял, что наш младший братишка что-то придумал. Старший брат искал его во дворе и округе целый день, но так и не нашел, пока тот самостоятельно не выбрался из лопухов, в которых просидел голодным на корточках целый день. А потом старший брат лупил младшего, его же штанами, бегая за ним вокруг круглого стола в нашей гостиной. Мне было смешно смотреть на эту беготню и жалко младшего братишку, но я понимал, что он получил наказанье по заслугам. Лена тоже улыбалась, слушая эту историю, и мне особенно приятно было видеть ее веселое лицо и эти большущие, смеющиеся, живые глаза.
Потом она вдруг стала серьезной и попросила меня сесть к ней поближе, на кровать. Я сел так близко, что почувствовал запах ее тела. Это был какой-то радостный весенний запах, так пахнет на цветочной поляне или утром в лесу. И у меня почти закружилась голова. Она тихо спросила, если ее вдруг не станет, буду ли я ее вспоминать. Мне как-то стало нехорошо, и я молчал. Тогда она обняла меня и поцеловала в щеку, и так же тихо попросила, чтоб я ее не забывал. Было почему-то грустно и ей и мне впервые с момента нашего знакомства, и я сказал, что пойду домой.
В следующие дни мы встречались и безостановочно болтали обо всем, как бы боясь остановиться, не наговорившись досыта. Я ей рассказывал про жизнь во дворе, школе, а она мне про прочитанные книги. В ее комнате стоял большой книжный шкаф, в котором было невообразимое количество книг, в том числе и прочитанных уже Леной. Она очень живописно рассказывали про путешествия, животный мир, исторических полководцев и про многое другое. Она так много знала, что я всегда чувствовал себя неучем рядом с ней.
А тем временем Лене на глазах становилось все хуже, хотя ее мама все-таки пускала меня к ней по-прежнему, до самого последнего дня, когда ее вновь повезли в госпиталь. Я был сильно огорчен ее отъездом и даже поплакал у себя в комнате.
Лены не было уже много дней, но я не решался спросить у ее мамы, когда она появится. И буквально на следующий день я увидел маму Лены всю в черном. Проходя мимо меня, она остановилась, помолчала и, достав из кармана, протянула мне ее любимую игрушку, маленького плюшевого щеночка. И одними губами добавила: "Лены больше нет". Во мне что-то сломалось, я бросился домой, лег на постель и так лежал до самого вечера, не вставая.
Вечером у меня поднялась температура, и я несколько дней провалялся дома. Выходить на улицу или идти в школу не хотелось, да и вообще не хотелось никого видеть. В последующие несколько недель моя мама, приходя с работы, вытаскивала меня на лыжную прогулку, несмотря на то, что был уже вечер. Там при свете звезд и луны я катался до полного изнеможения. А поздно вечером, когда я уже лежал с закрытыми глазами, она приходила в мою комнату и долго сидела на постели, нечего не говоря, а только гладя мои волосы. Когда она уходила, я зарывался в подушку и безостановочно, бессильно плакал, вспоминая Лену, ее запах, теплые руки и печально-притягательные глаза. Так было и вчера, и позавчера, так будет, наверное, и завтра.