Коломин Дмитрий Евгеньевич : другие произведения.

Чат

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


  

ЧАТ

повесть

   . . . . . , . . . . . . .
   . . . . . .
   . . . . . . . . . ,
   . . . . . . . . !
   втор)
  
   Какие-то противоречивые чувства и странные мысли овладели им, и, обнимая ее, девушку с которой познакомился несколько часов назад с одной только целью - развлечься с ней, он все время размышлял, находясь в том состоянии, когда, сделав выбор и первый шаг за ним, все еще сомневаешься в его правильности, а одолевающие сомнения становится гораздо труднее оправдать, чем объяснить.
   Или это ему просто казалось - то, о чем он думал - а на самом деле мысли в голове остановились на старой неразгаданной загадке, застопорились и не могли протолкнуться ни назад, ни вперед, к истине, которую он чувствовал, но в размытых очертаниях подсказанных интуицией не мог понять.
   - Здесь так душно, Вов, - сказала Ольга и прильнула к нему - невысокому, среднего роста парню девятнадцати лет с длинными русыми волосами - по детски свесив голову ему на плечо. Он втянул ноздрями запах пива и сигарет от ее белого пуловера и улыбнулся, опустив ладони на ее покатые бедра.
   - Может, пойдем уже отсюда? - спросила она.
   - Рано... еще.
   Он машинально прижал ее к себе и нечаянно коснулся губами ее уха. Она думала, он что-то скажет, но Вовка молчал.
   В этот момент "медляк", под который они плавно кружились где-то в центре зала, бесцеремонно оборвался на середине припева и ди-джей стал что-то кричать в микрофон. Сегодня был какой-то особенный день, праздник, и он спешил всех поздравить.
   - Так давайте же вместе, дружно! - выкрикнул он и включил одну из тех хитовых песен, от которых Вовку через несколько минут начинало мутить.
   - Что он делает, этот баран! - вспылил он и нехотя расслабил свои руки. Ольга высвободилась из его объятий. В этот момент он словно очнулся и пришел в себя.
   "И чего я себе голову забиваю? - подумал он, и губы его растянулись в усмешке. - Как будто заняться нечем. Вот олух!"
   - Не злись, Вов.
   - Что? А? - Он не понял, к чему она это сказала, уже забыв о своем выкрике. - Может, на улицу выйдем? Подышим воздухом. Здесь жарко стало.
   - Пойдем ко мне, - сказала она и посмотрела ему в глаза, которые в полумраке танцевального зала казались абсолютно черными. В них весело мерцали разноцветные блики огней, и она не рассмотрела в них тоску, с которой он смотрел на нее, еще не в силах побороть юношескую робость.
   Вовка ответил не сразу. Он колебался, и сказать "пойдем" не решался. По его лицу Ольга догадалась, о чем он думает, и была польщена этой скромностью. Она сама взяла его за руку.
   В этот субботний вечер почти вся местная молодежь собралась в ДК. Здесь были и те, кто учились в Городе и приехали домой на выходные, и те, кто после школы поступили в местный техникум, ныне именуемый уже институтом. И не смотря на первый час ночи, в зал одна за другой вваливались подвыпившие компании, вливалась в общее веселье с криками и шумом под ритм заводных ударных и голоса модных поп-звезд.
   Ди-джей громко поздравил кого-то с днем рождения, в зале завизжали девчонки, и заиграла, наверное, уже тритий раз за вечер, известная песня.
   Вовку кто-то толкнул сзади, он налетел на Ольгу, и вместе они едва не упали.
   - Осторожнее! - вызывающе крикнул он, но так и не понял, кому именно. Пол задрожал от оглушительных ударных и топота ног.
   Ольга обольстительно улыбнулась ему и положила руки на плечи. Ей было все равно, какая играет музыка, она могла танцевать медленный танец под любую мелодию.
   "Главное то, что у тебя в голове".
   От ее страстного взгляда, у Вовки вспотела спина. Несколько долгих секунд она не отводила от него взгляда своих затуманенных хмелем глаз.
   "Может, действительно пора? - подумал он, начиная сдаваться - И чего тянуть, если она сама меня пригласила?"
   Он обнял ее, и они медленно закружились под быструю композицию, привлекая некоторое внимание окружающих. Грудь Ольги прижалась к его груди, Вовка нарочито теснее льнул к ней и прижимался своей щекой к ее щеке.
   В такие моменты он мог думать только об одном, и эта мысль не давала ему покоя. Ольга покачивала бедрами, на которых лежали его ладони, и проницательно, смотрела ему в глаза, точно пытаясь угадать некую тайну, таящуюся в недрах его души.
   Когда кто-то вот так смотрел Вовке в глаза, он чувствовал необходимость что-то надо сказать, но слов не находилось, и он молчал и даже не улыбался. Ее длинные вьющиеся волосы рассыпались на тонких плечах, ее белый пуловер соблазнительно подчеркивал стройные формы.
   "Сейчас бы еще пивком догнаться..." - подумал он.
   - Ну, чего ты молчишь? - спросила она.
   Каждый раз, чтобы что-то сказать, она притягивала его к себе и кричала в ухо.
   - Не знаю, - ответил он. - Сказать нечего.
   Ольга улыбнулась. Глаза у нее светились - она была пьяна.
   - Если нечего сказать, говори просто так. А то становится скучно!
   - Просто так? - передразнил Вовка. - Не люблю болтовню. Толка никакого нет. А вообще, если хочешь, пойдем отсюда.
   - Если я хочу? А ты разве нет? - И она нахмурила брови, прищурив глаза, и отяжеленные тушью ресницы почти скрыли их блеск от него
   - Наверное, тоже хочу... Не знаю...
   Они стали проталкиваться к выходу. Вовка шел сзади, держа ее за талию. В это время еще какая-то молодая компания, которую Вовка знал плохо, заходила в зал. Пьяные девки висели на руках у парней и истерично посмеивались. Что-то кричала им вслед бабушка Ада - контролер, и сучила кулаками. Вид у нее был свирепый. Она изрыгала проклятия, говоря, что каждого "сучонка" прекрасно запомнила.
   - Ты посмотри, что творится, - хихикнула Ольга.
   Они обошли бабушку Аду стороной и прошмыгнули за дверь. Билеты они и сами не покупали, и поэтому побоялись попасться грозному контролеру под горячую руку. Над ней все посмеивались вокруг и в тоже время побаивались, обходили стороной.
   Старуха посмотрела вслед удаляющейся компании, которая так нагло прошла мимо нее, предъявив два билета за четверых, фыркнула, брызнув слюной, и села на стул рядом с входной дверью. В зал она никогда не заходила, и если "зайцу" удавалось прошмыгнуть мимо нее, он мог спокойно веселиться до конца дискотеки. Домой баба Ада уходила в первом часу ночи.
   Когда она садилась, ощупывая стул жилистыми руками, чтобы не рухнуть мимо, Вовка и Ольга уже прошли мимо нее. У входа в ДК еще толпилось несколько человек - те, кого все-таки поймала за шкирку баба Ада и выдворила на улицу. Они терпеливо дожидались, когда она соберется домой.
   - Вован, ты уходишь? - спросил один прыщавый парень, докуривая "Дукат".
   - Угу, - буркнул в ответ Вовка.
   Ему хотелось пройти незаметно, чтобы не отстать от Ольги.
   - Дай билетик, браток, а? - ощерился прыщавый.
   Его звали Сашка Ежов. Он приехал из какой-то деревни учиться на механика и жил в общаге. Вид у него был отвратительный, своей физиономией он походил на кролика из-за узких глаз и двух передних желтых от курева резцов. И была у него такая манера, всегда что-нибудь клянчить, то сигаретку, то спичек, то вот как сейчас поганый билетик. И хотя он прекрасно понимал, что уловка с билетиком не пройдет - баба Ада помнила в лицо всех, кто зашел - он клянчил его у каждого выходящего.
   - Какой билет? - огрызнулся Вовка.
   Ольга посмотрела на него удивленно. У Вовки свело судорогой конечности. А смотреть на Сашку Ежова было противно, особенно на его желтые зубы. - Я без билетов хожу.
   - А-а! - протянул Сашка.
   - А тебя что, выперли? - усмехнулся Вовка.
   - Еще чего, я Костика жду, - наверное, соврал Ежов.
   - Ты его видел?
   - Нет.
   - Так он уже там. - Вовка кивнул на ДК.
   - Да ладно!
   - Я тебе говорю.
   В это время из клуба вышло еще несколько человек, и Ежов поспешил узнать, не собирается ли из них кто-нибудь домой. Воспользовавшись моментом, Вовка догнал Ольгу и обнял ее за талию.
   - Гад проклятый, - тихо сказал Вовка, когда они прошла мимо церкви и вышли на темную без единого работающего фонаря улицу.
   - Ты о ком? - спросила Ольга.
   - Да так.
   - Мы идем ко мне?
   - Давай. Только пивка захватим.
   Весь вечер Вовка ждал этого предложения. А теперь, добившись его, медлил в сладостном предвкушении. Они зашли в круглосуточный магазин, и у сонной продавщицы в домашнем халате купили две "полторашки" пива "Красный восток".
   - Хорошая сегодня погода, да? Ветра нет, - сказала Ольга.
   - Гм... да, вроде, - согласился Вовка. Он держал полторашки под мышками и смотрел Ольге в затылок. Он рассматривал несколько снежинок, которые застряли в ее выбившихся из-под шапки волосах, и думал.
   - Вот и пришли, - сказала Ольга через несколько минут, доставая ключи. Она открыла дверь и прошла в темный, пахнущий краской коридор. - Вот веник, стряхни с ботинок снег.
   Вовка рассеянно уставился на общипанный веник, который протянула ему Ольга, потом поставил пиво на пол и смел с обуви снег.
   - Проходи.
   В квартире сильно пахло едой. В длинной прихожей на протянутых веревках сушились простыни и наволочки. Из кухни доносилось бормотание радиоприемника, который никогда не выключали.
   Ольга включила свет и сняла пальто.
   - Вешалка сзади, - сказала она.
   - Ага.
   Он посмотрел на нее, стараясь понять, что же он сейчас чувствует. Весь жар, ощущаемый им на дискотеке, начинал куда-то исчезать, выветриваясь вместе с хмелем. Он подумал, что надо скорее выпить пива и расслабиться. Вовка признался себе, что немного струхнул перед Ольгой. Она была уже непохожа на ту, которую он обнимал на дискотеке, и глаза ее так не горели, как полчаса назад.
   - Пройди в зал, только тихо, - сказала Ольга шепотом. - Славика разбудишь.
   И тут Вовка вспомнил то, что ему весь вечер не давало покоя, постоянно донимало, сверлило какой-то неприятной тревогой. Он совершенно забыл о том, что Ольга уже мать, у нее растет сынишка, совсем еще кроха. А ведь он знал об этом, ему кто-то рассказывал, не то Матвей Ураганов, не то Борька Ушков - его однокашники.
   "Славика разбудишь".
   Мысль об Ольгином сыне огорчила Вовку, и он понурил голову. Ольга сказала "Подожди" и зачем-то ушла на кухню; он остался один. В комнате было чисто, ни пылинки вокруг, ни соринки, все блестит, все сверкает, аккуратные ситцевые занавесочки висят на окнах, белая скатерть на столе, несколько фотографий в рамочках висят на стене с какими-то стариками. У дивана лежали в раскрытой коробке черные туфли, на плечиках висела белая шелковая блузка. Вовка сел на жесткий диван и взял пиво. Открутил крышку и сделал несколько больших глотков.
   "Пиво дрянь, - подумал он и посмотрел на бутылку, - старое, наверное".
   Потом вернулась Ольга и принесла старый магнитофон "Романтик". Такой старый, что Вовка засомневался, заиграет ли эта развалина. Она поставила его на стол и сунула штепсель в розетку.
   - А как же Славик? - спросил Вовка и подумал, ему-то какая разница!
   - А мы тихонечко, так, что он и не услышит. А вообще, он у меня музыку любит, - сказала она и улыбнулась. - Ты его видел?
   "Откуда!" - подумал Вовка, раздражаясь, а вслух сказал:
   - Нет еще.
   - Тогда пойдем, покажу. - Ольга, забыв о "Романтике", взяла его за руку (ладонь у нее была горячая и влажная от еще не впитавшегося детского крема) и повела за собой в спальню.
   Она осторожно отворила дверь и вошла. Вовка за ней. И сердце у него как-то предательски заколотилось - а вдруг разбудим, тогда весь вечер покатится в тартарары! Ольга на цыпочках подошла к манежу и поманила его пальцем. Он нерешительно подошел к ней.
   Мальчик, свернувшись калачиком, спал в манеже и шевелил во сне губками. Он был толстячком, Ольга ласково называла его "Пухлик". Вовка подумал, что он очень похож на мать.
   - Ладно, идем, - прошептала Ольга и вышла из спальни.
   Он видел, как светились ее глаза, когда она смотрела на Славика, и угадал в этом блеске материнскую гордость. Он впал в отчаяние.
   Затем она искала какую-то любимую кассету (наверное, целую вечность), а Вовка сидел на диване, потягивал дрянное пиво и злился.
   - Сейчас найду, сейчас, - говорила Ольга каждый раз, когда выдвигала новый ящик.
   Вовка зевнул и посмотрел на часы. Половина второго. Какая скука.
   Ольга стояла к нему спиной, и он принялся разглядывать ее, начиная с головы и опускаясь ниже по шее, спине, до поясницы и ее бедер. Под просвечивающей тканью блузки он разглядел бретельки ее бюстгальтера, и в нем загорелось то самое желание, которое обуревало им на дискотеке.
   - Сейчас найду, - сказала опять Ольга и повернулась к нему боком с новым ящиком.
   Эти слова словно вернули Вовку в реальность. Он тряхнул головой и поправил волосы. Потом открыл вторую бутылку с пивом, но не сделал даже глотка. Вовка икнул и поставил ее обратно на стол. Нет, пива хватит.
   - Вот она! - сказала она радостно, держа в руках кассету.
   - Наконец-то, - вздохнул Вовка.
   "Ну и дурак же я", - подумал он.
   Ольга включила музыку, настроила громкость так, чтобы не разбудить Славика и повернулась к Вовке. Ему сразу стало как-то страшно, и вся смелость куда-то исчезла. Все мужество в нем растаяло словно лед, только он подумал:
   "Все!"
   - Выключим свет? - спросила она и, не дожидаясь его ответа, нащупала кнопку выключателя. Свет погас.
   Вовка так и сидел на диване, не в силах пошевелиться. Он судорожно искал в себе остатки того, что чувствовал на дискотеке, но не находил и это бесило его. От напряжения он вспотел.
   Ольга расстегивала блузку и смотрела на него. В глазах ее опять появился озорной огонек, который так его раззадоривал еще час назад.
   "А ведь она мать, - думал Вовка. - Она старше меня на четыре года! У нее растет сын!"
   Он вздрогнул, когда она к нему прикоснулась.
   - Ты чего? - спросила она.
   Он не ответил. Она стояла над ним уже без блузки. Потом села ему на колени.
   - Ну же, - сказала Ольга и положила руки на его плечи.
   Вовка потянулся расстегнуть застежку бюстгальтера на ее спине. Раньше он представлял себе этот момент, боялся, что не сможет справиться с замысловатым приспособлением, придуманным специально для того, чтобы оттягивать нужный момент. Но она поддалась, и он почувствовал, как бюстгальтер упал ему на колени и что-то теплое и мягкое прижалось к его груди - Ольга потянулась его поцеловать.
   Вовка дотронулся до ее гладкой кожи, провел рукой по спине, и желание стало к нему возвращаться.
   Вот то, чего он так ждал, и перейти к этому оказалось не так-то сложно.
   Но неожиданно в спальне расплакался Славик, как будто он обо всем догадался. Ольга вскочила, кое-как натянула на себя блузку и ушла его успокаивать.
   Вовка выругался в полголоса и встал. Этот крик все как ножом отрезал. Он стоял посреди зала и чувствовал странное угрызение совести за то, что едва не произошло здесь минуту назад.
   "А если бы он не заплакал?" - подумал он.
   Вовка вышел в прихожую и стал быстро обуваться. Он знал, что скоро, может еще перед тем как он, вернувшись домой, ляжет спать, станет жалеть и ругать себя за этот поступок. Поэтому он торопился.
   - Ты куда? - спросила Ольга, когда он уже натягивал шапку. Она застегивала свою блузку и смотрела ему в глаза. А он смотрел на ее белую грудь, исчезающую за тонкой тканью блузки.
   - Прости, - выдавил Вовка, желая скорее провалиться сквозь землю, сгореть на месте, чем стоять перед ней и видеть ее полуголую и растерянную.
   "По-свински, по-свински же поступаешь!" - думал он.
   Но чтобы не растягивать этой минуты, он открыл дверь и быстро вышел.
   Выходя, Вовка подумал, что все-таки правильно поступил, по-мужски, и Ольге самой, наверное, стало легче. Ни к чему это, когда у нее уже сын растет. И он вспомнил сонные детские глазки в темной комнате и маленькие, тянущиеся к маме ручонки.
   Он медленно шел по улице, смотрел себе под ноги и пытался побороть пивную икоту. У ДК было тихо, дискотека кончилась час назад.
  
   * * *
  
   Подходя к дому, Вовка посмотрел на свои окна - два черных квадрата на третьем этаже. Все уже спали. Он зевнул и повернул к подъезду. Но, заходя, увидел чью-то фигуру в темноте под самыми окнами. Кто-то с баллончиком с краски, старательно выписывал на стене какие-то площадные надписи. Вовка остановился, нахмурясь, и присмотрелся внимательнее. Это был подросток, примерно его же возраста, невысокий. Кто именно, Вовка не мог понять из-за мрака. Вовка натянул на голову капюшон и вынул из карманов руки, осторожно приближаясь к "художнику". Тот что-то бормотал себе под нос, выписывая букву за буквой. Вовка уже догадывался, какое слово он дописывал. Когда до него оставалось каких-то три-четыре шага, Вовка бросился на него и что есть силы, толкнул его в спину. Парень вскрикнул от неожиданности и, выронив баллончик, ударился об стену и повалился на землю. В следующий момент, Вовка уже исчез в своем подъезде, бегом поднялся на третий этаж и вошел в квартиру.
   "Будет знать", - подумал он, расстегивая пуговицы на рубашке. Он быстро разделся, забрался под одеяло и закрыл глаза. Но заснул не сразу. В голове еще долго гудело и стучало.
   Он все думал об Ольге, о ее сыне, о том, как вдруг собрался и ушел, немало ее удивив. Она, наверное, подумала - ненормальный какой-то, весь вечер на шаг не отходил, а дошло до дела, так сразу и убежал.
   - Может, я испугался? - сказал в тишине Вовка.
   В своей комнате он не побоялся бы признаться себе. Замечая за собой привычку лгать самому себе, он искренне пытался от нее отвязаться и старался говорить с собой на чистоту.
   - Нет, не испугался, - заключил он, поразмыслив минуту.
   Все из-за ее ребенка. Как-то странно и глупо вышло. И чувство теперь на душе неприятное, от стыда, наверное.
   Вовка перевернулся на другой бок, к стенке.
   "Надо будет извиниться перед ней, когда увижу", - подумал он.
   "Или не стоит? Может, нам обоим лучше забыть об этом недоразумении?"
   Подумав еще немного, Вовка решил, что все-таки лучше забыть.
   Он полежал еще немного, не смыкая глаз, и тяжело вздохнул. А сон все не шел, не смотря на усталость. И день-то сегодня (или уже вчера) был таким длинным. Он встал в шесть утра, чтобы к семи сходить на рынок и забрать машину, которую оставлял там на ночь. Потом ездил к бабушке, отдал ей подушки, чтобы она набила их пухом. После обеда приезжали квартиранты - отец и дочь, Вовка решил, что это евреи - вместе с человеком из агентства. Они осмотрели комнату и остались, вроде как, довольны, если только не врали. Сказали, что если не найдут ничего удобнее (им все хотелось поближе к центру), то обязательно въедут сюда. После обеда Вовка ездил в Университет. Но он не нашел нужного преподавателя - кафедра вообще была заперта - и вернулся домой. А потом до самого вечера просидел за компьютером в каком-то новом чате, познакомился с одной забавной девушкой (он надеялся, что это была девушка) величавшей себя Kisoy. Вовка нашел в незнакомке интересного собеседника - они три с лишним часа говорили о серьезной проблеме - дискриминации мужского пола и растущей эмансипации женщин в современном мире. Он нашел своим взглядам достойного противника. Вовка ударился в историю и литературу, отыскивая кое-какие занимательные факты для аргументации своих убеждений, спорил горячо и отчаянно, как заядлый спорщик и неизвестно к чему бы они пришли в итоге (ясно, что не до компромисса, с его-то характером), если бы им не помешали. Пришли Виталик с Ромкой и все испортили. Он договорился с Kisoy "встретиться" завтра и продолжить спор. Kisa согласилась. Она призналась, что и сама устала и глаза режет от монитора.
   Вмести с Виталиком и Ромкой, который уже с трудом держался на ногах и готов был нарваться на драку с любым встречным, они пошли на дискотеку, а там каждый отчалил к своей компании. У входа в ДК Вовка встретился с Ольгой. Он не знал о ней почти ничего, так, случайно запомнил от кого-то ее имя и решил познакомиться. Он заглянул ей в глаза, и мужское чутье подсказало, что этот вечер может закончиться очень даже не плохо.
   Они разговорились...
   ... Вовка лег на спину и посмотрел в потолок. В ушах уже не гудело, не свистело, но ему казалось, что комната медленно-медленно вращается вокруг него. Его подташнивало.
   Внезапно он понял, почему не может заснуть. Он встал и нетвердой походкой, как можно тише, чтобы не разбудить мать, пошел в туалет. По пути наткнулся на кресло, но успел за него ухватиться и не упасть. Подняв крышку унитаза, он поморщился и смело сунул два пальца в рот... После этого сразу полегчало - на желудке. Вовка прополоскал рот, вытер лицо грубым полотенцем и вернулся в постель.
   Через несколько минут он заснул.
  

* * *

  
   Gott: Как дела?
   Kisa: В порядке!!!!!!! Настроение просто класс!!!!!! Я сегодня получила права, представляешь? Сдала вождение!!!!!!!!!
   Gott: Рад за тебя. А у меня что-то не очень.
   Kisa: Почему???
   Gott: Сам не знаю... Может все из-за этих евреев. (Все-таки, это точно евреи).
   Kisa: Какие еще евреи??? Ты о чем, Gott???
   Gott: Я тебе разве не говорил? Мать сдает комнату моего брата, он сейчас в Чечне служит. Вот, сегодня приехали квартиранты, сказали, что согласны у нас комнату снимать. Сегодня вечером свои вещи привезут. А мне от этого как-то не по себе.
   Kisa: Ты имеешь что-то против евреев???
   Gott: Нет, нет, нет! Ты меня не правильно поняла! Мне что еврей, что татарин, что русский - по барабану. Я не об этом.
   Kisa: Тогда выражайся ясней, please.
   Gott: Ладно. Дело в том, что это КОМНАТА МОЕГО БРАТА. (((Так понятно выражаюсь?))) Вот, что не дает мне покоя, Kisa, понимаешь? Он там сейчас воюет, а мать его комнату сдает. Мне там каждая вещь дорога!
   Kisa: А-а-а! Теперь понят-т-тно!!! А зачем тогда сдаете, если так дорога???
   Gott: Матери деньги нужны... не буду распространяться.
   Kisa: Как хочешь, baby, мне все равно. Ну, как на счет нашего вчерашнего спора? Готов? Может продолжим.
   Gott: Нет, сегодня я не готов, Kisa, настроения нет.
   Kisa: Ну ты и зану-у-у-да!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
   Gott: Давай как-нибудь в следующий раз? Завтра, например.
   Kisa: Не знаю. Я может, занята буду. Подумаю. А вообще, у меня завтра день рождения! Вот! Поздравь меня и поцелуй!
   Gott: ПОЗДРАВЛЯЮ! И целую тоже. Всего-всего тебе.
   Kisa: Пасибо, кролик!!! Ты пушистый.
   Gott: Ну, так как насчет завтра?
   Kisa: Нет, давай лучше через недельку во вторник. Вечером часиков в шесть. Раньше не могу.
   Gott: Давай, только не забудь.
   Kisa: Не забуду. Но мне все равно обидно. У меня весь вечер свободный, заняться нечем, а у тебя, видишь ли, НАСТРОЕНИЯ нет!!!!!!!!!!
   Gott: Ну вот, приехали квартиранты. Их сейчас мать встречает.
   Kisa: Как они выглядят?
   Gott: Обычно. По-моему это отец и дочь. Отец в черной шляпе, с бородой. Дочери лет тринадцать. Глаза не поднимает, молчит. Ну и тоска!
   Kisa: Я тебя понимаю. Ладно, до вторника. Не забудь только, в ШЕСТЬ!!!!!!!
   Gott: Не беспокойся. Пока.
  
  

* * *

   - Сегодня тебе звонила какая-то девушка, я сказала, ты еще спишь, - говорила, Вера Сергеевна, мать Вовки. Это было утром, он сидел сонный за столом, вертя в руках нож, она стояла у плиты, помешивая ложкой овсяную кашу в алюминиевой кастрюльке.
   - Ну и ладно... - протянул Вовка и зевнул, не прикрывая рта.
   - Это не Настя, я бы ее голос узнала.
   - Угу. - Он смотрел на немного сутулую от постоянного чтения спину матери, ее широкие от природы плечи, короткую шею и хвостик, в который она постоянно забирала волосы.
   По образованию мать была журналистом, она окончила институт, несколько лет работала в газете, потом диктором на радио, но не нашла общего языка с начальством и ушла работать в библиотеку. Сама она всю жизнь очень любила литературу и мечтала с детства приучить Вовку к чтению, но он оказался далек литературного наследия во всех своих проявления. Если и занимался он чем-то серьезно, так это механикой, а последний год еще и компьютерами. Вера Сергеевна смирилась с этим давно и уже не старалась угодить сыну книгой, или билетом на спектакль. Но учился Вовка все же в Педагогическом университете, на филологическом факультете, которого так не любил.
   Еще в одиннадцатом классе перед ним встал пугающей проблемой серьезный вопрос: куда пойти дальше? Тогда еще Вовка ничем особенно не занимался, не увлекался и не ломал голову такими глобальными вопросами. Когда пришел момент, наконец, определиться, он растерялся, засуетился и стал наугад выбирать знакомые университеты, поддаваясь стадному чувству вместе со сверстниками, которые выбирали дорогостоящие факультеты. Он хотел быть экономистом, юристом, и больше всего боялся пойти на механика в свой родной технарь. Вовка даже сердился на мать, когда она заикалась о такой перспективе. О филфаке он тогда еще совсем не думал. Тогда и слово "филолог" было ему известно только из диплома амтери. Это мать предложила ему такую возможность, когда он сокрушенно смотрел на скромный список профессий, на которые пошел бы учиться с удовольствием в одном столбике и те, на которые он сможет поступить, исходя в основном из финансового положения семьи. Вера Сергеевна сказала, что этот вариант надо оставить на случай, если не повезет с остальными вузами. "На филфак ты поступишь, есть у меня одна знакомая - поможет, тем более, что парень ты у меня не глупый", - сказала она. Но получилось так, что Вовка целиком переключился на этот запасной вариант и еще за восемь месяцев стал готовиться к вступительным экзаменам.
   - Так Настя или нет? - переспросила мать.
   - Нет, мам, нет!
   "Еще бы она позвонила, - подумал Вовка, - Должна три диска с фильмами. Посеяла, наверное, где-нибудь или отдала подругам, а теперь на глаза третью неделю не появляется".
   - Ничего не передала, сказала что перезвонит. А себя не назвала, трубку бросила.
   - Перезвонит, так перезвонит.
   - Готово. - Мать наложила ему каши, сверху на овсяную горку положила большой кусок сливочного масла.
   - Ма! Я же просил! Куда мне столько этого масла.
   - Хватит. Ешь. Так кто тебе мог позвонить?
   - Я откуда знаю!
   Вовка недовольно нахмурил брови и посмотрел в свою тарелку - масло растекалось желтыми струйками от большого квадратного куска. Каша была густой и напоминала теперь извергающийся вулкан с кипящей желтой лавой.
   - Ты уже взял вопросы к экзамену? - спросила Вера Сергеевна, садясь напротив сына.
   - Нет еще.
   - Так чего ты тянешь? У тебя две недели осталось, а ты еще учебники в руки не брал.
   - Мам, отстань, я сам разберусь.
   - А если не сдашь? А?
   - Мам!
   Вера Сергеевна замолчала.
   В соседней комнате, которую снимали евреи, послышалась какая-то возня. Дверь открылась и в прихожую вышла девочка, черноволосая с необыкновенно белым лицом - может быть от того таким белым, что вся одежда на ней была черная - платье, колготки.
   - Лиза, хочешь каши? - спросила Вера Сергеевна у девочки.
   Та улыбнулась, но отрицательно замотала головой и, застыдившись, юркнула обратно в комнату.
   - Милая девочка, да Вов? - улыбнулась мать.
   Вовка ничего не ответил. Он ел, все еще раздраженно супя брови.
   - И надолго они к нам? - спросил он, имея в виду квартирантов.
   Вера Сергеевна сразу поняла, о ком он говорит - сын очень надавил на это "они".
   - Пока заплатили за пол года, а там поглядим, - ответила мать. - Купим тебе куртку зимнюю, а мне сапоги. У меня и подметка отваливается. Ты видел?
   - Блин, полгода! - Вовка бросил ложку и возмущенно посмотрел на мать. - Не нужна мне эта долбанная куртка. Я сам заработаю!
   - Тише, тише! Услышат!
   - И хорошо, может, съедут тогда, - горячо проговорил Вовка, но уже в полголоса.
   - Ох, и чего ты к ним прицепился? - вздохнула мать.
   - Мне до них дела нет. А Степка вернется... если он увидит? Ма? Степка?
   Тут Вовка осекся и подумал, что зря сморозил о брате. Мать сразу помрачнела и серьезно посмотрела на сына.
   - Перестань, Вова, - только и сказала.
   Он посмотрел на кашу, уже не чувствуя аппетита, но все равно продолжал есть, чтобы еще сильнее не расстроить мать. Несколько минут она сидела молча и смотрела куда-то в пол, сжимая в руках влажное полотенце, потом отложила его в сторону и доела остывающую кашу.
   Когда Вера Сергеевна мыла посуду, а Вовка допивал кофе, она сказала, тихо, почти шепотом, чтобы не услышали квартиранты:
   - Степа еще через год вернется. Ты сам знаешь. Еще только через год. По контракту И... больше, пожалуйста, не упрекай меня по поводу этого.
   - Угу, - ответил Вовка. Ему хотелось сказать "прости", но он не смог, чувствуя, как пылают уши. "И чего это я ляпнул!" - подумал он, допил кофе в два глотка и быстро вышел из кухни.
  

* * *

  
   Позавтракав, Вовка поехал в Университет. Надо было увидеть Карпа Анатольевича, доктора филологических наук, которому писал курсовую работу и отчитаться о проделанной работе.
   Ехать надо было в Нижний Новгород. Вся дорога, от дома до вузовской стоянки занимала минут сорок зимой и около получаса летом. Вовка слушал радио, какие-то новые песни, и все время думал о брате, Степане. Ему представлялось его крупное веснушчатое лицо с дугообразными бровями и карие глаза, прямой нос и полные губы почти всегда с сигаретой, круглые щеки и овальный подбородок с ямочкой. Друзья называли Степку "потешным", кто-то даже считал это его прозвищем. С виду он был простодушным парнем, немного глуповатым и упрямым. Но все поняли, как сильно заблуждались на счет Суркова, когда Степка записался контрактником в Чечню. Он ушел воевать; его взяли снайпером. Все знали, что он отличный стрелок, в "Тире" все призы были Степкины и на "Зарнице" его, помнится, всегда отмечали как самого талантливого стрелка, потому что стрелял он на вскидку, почти не целясь, и попадал в десятку, в самое яблочко. Но кто мог догадаться, что Степка Сурков пойдет так далеко? Его никто не тянул за уши, он вызвался сам. Сказал, что с его способностями и образованием больше чем там, ему не заработать. Да, действительно, на войне платили не плохо. Но если учесть то, чем там рискуют...
   Вовка считал, что за деньги воевать подло, он пытался отговорить брата, но тот ничего не хотел слушать.
   - Я буду воевать за Россию, свою страну, - отвечал Степка, видя, что Вовка не унимается.
   - В этой войне замешана одна политика... Это грязная война.
   - Хватит, Вовик, отвянь. - Он сказал это так, точно Вовке не дано было понять его, а он не желал ничего объяснять. Решение его, выбор тоже его и никто не мог ему помешать.
   - Ну скажи честно, тебе же все равно на чьей стороне быть, правда? - не унимался Вовка.
   Вовка вспомнил, как Степка посмотрел на него, как улыбка мелькнула на его лице, и он сказал с каким-то презрением, не сомневаясь, что его все равно не поймут:
   - Честно, так все равно. Это мой выбор. Кем здесь я стану? А? Не знаешь, так молчи.
   Степка собрал свои вещи и вышел из комнаты. Вовка остался один, и еще долго сидел на постели брата и даже не вышел с ним попрощаться на улицу. Но он слышал, как плакала мать, когда машина отъехала.
   "Его выбор", - подумал Вовка. В ту минуту он ненавидел брата.
   - Ну и черт с тобой! - сказал он и ударил кулаком подушку.
   Каждый раз, когда он вспоминал последний разговор с братом, ему становилось не по себе. Становилось гадко на душе, противно, как на улице в ненастную погоду, когда ботинки промокают насквозь от слякоти под ногами, льет дождь и дует промозглый ветер.
   Через две недели после того, как уехал Степка, Ромка, хороший друг Вовки, сказал, что поступил бы на месте его брата так же.
   - Он правильно сделал, соображалка работает, - говорил он.
   Они прогуливались по улице, пили пиво. Тогда была осень, сухая и терпкая как лето.
   - Неужели? - удивился Вовка. Почему-то от Ромки он этих слов не ожидал.
   - Конечно. Тут и думать нечего. Я поехал бы, стрелять бы умел.
   - Дурья башка! Идиот, ты даже понятия не имеешь, что там творится. - Вовку вдруг разобрала злоба, ему даже захотелось ударить Ромку, дабы образумить его. Но тот ухмыльнулся и сказал, что пусть уж каждый останется при своем мнении, а спорить нечего. Но Вовка уже не мог остановиться.
   - Нет, подожди, ты скажи, почему, по-че-му?
   - А что, у самого чайник не варит? - усмехнулся Ромка. - Там перспективки есть. Война, дельце-то денежненькое. А здесь че? Здесь нихрена!
   - Попал бы туда, посмотрел бы я на тебя, - зло усмехнулся Вовка. - А языком трепать горазд.
   - А ты че думаешь, я испугался бы чтоль?
   - Очень может быть, только я не об этом.
   - А о чем?
   - Да ну тебя!
   Ромка усмехнулся.
   - Я тебя спорить не заставляю. Просто сказал, что твой брат умно сделал, и я его за это уважаю. Не за то, что он отважился в Чечню пойти. Нет. А за то, что выход нашел из этого захолустья. Понимаешь хоть?
   - Да ну тебя! Слушать тошно.
   Вовку уже хотел скорее отвязаться от Ромки, он дождался, когда они дошли до перекрестка, где пути их расходились, и сказал, что пойдет домой. Он шел быстро, опустив голову и никого не замечая вокруг. Кто-то с ним поздоровался, он не ответил.
   И сейчас в машине, Вовка испытывал то же самое, что и в тот вечер: злость и раздражение на Ромку и на брата. В большей степени на брата. Ромка только болтовней и ограничился, а Степка служил уже пятый месяц. Он не бросил слов на ветер, как все остальные.
   "Интересно, он уже убивал?"
   Недавно Степка прислал письмо и несколько фотографий. Он не любил писать, поэтому письмо получилось очень маленьким, сухим, он писал о какой-то ерунде и только в конце обмолвился, что с ним все в порядке. Что конкретно он хотел этим сказать, осталось не ясно. "В порядке", значит, пока еще не воевал, или "в порядке", то, что значит, он уже привык и понял, как это делается?
   На фотографиях он улыбался, держа в руках снайперскую винтовку, и было видно, что фотки старые, снятые в Грозном.
   Брат прислал письмо только с одной целью - сообщить, что жив. Для матери это значило все и, конечно же, он думал, только о ней, запечатывая конверт.
   "Ну и дурак, ну и дурак..." - мысленно твердил Вовка и каждый раз, повторяя слово "дурак", ударял ладонью по рулю.
   Иногда, вот так ругая про себя брата и сетуя на его поступок, Вовка останавливал себя и спрашивал тишину вокруг, а почему он так злиться? Из-за того, что он сам еще ничего не добился, или из-за тоски по Степке?..
   Вовка включил радио и постарался не думать больше об этом. Одни и те же мысли день за днем разъедали мозг как кислота. Он тряхнул головой, поправил сбившиеся на лоб густые волосы и подумал, где бы припарковаться; он уже подъезжал.
  

* * *

  
   Доцент кафедры русской литературы Карп Анатольевич Греков держал в руках тонкую методичку, которую внимательно разглядывал блестящими линзами круглых очков, за которыми его глаза казались неестественно маленькими. Он не читал, а скорее оценивал методичку. На его столе стояло еще несколько стопок таких же бргощур, свежих, перетянутых бечевой веревкой, еще только привезенных из типографии.
   - А, Вова, заходи, - казал Карп Анатольевич, увидев студента в дверях.
   - Здравствуйте, - Вовка прошел к столу доцента, держа в руках исписанные листы бумаги - дополнения к курсовой работе, которые еще не обсуждались с Грековым. - Я вот принес еще кое-что. Хотел чтобы вы посмотрели.
   - Давай, давай, посмотрим. - Карп Анатольевич помахал перед лицом Вовки методичкой. - Посмотри, это тебе может пригодиться. Для пятых курсов, но тут кое-что есть и по твоей теме. Моя статья. Возьми одну.
   - Спасибо. - Вовка взял из его рук методичку и полистал. - Дома почитаю.
   - Ладно. Ну, давай, чего ты там принес?
   Вовка протянул доценту свои записи.
   - Опять ты неразборчиво как написал. Вова, Вова... Ладно. Это я дома почитаю внимательно, изучу. - И он положил листы на стол.
   - Вы сами не любите, когда на компьютере набрано.
   - Да, не люблю. Оставь это для других. Почерк тоже несет в себе большую информацию. Вот, хотя бы, глядя на твой... Гм... писал быстро, наклон слишком сильный, буква "в" у тебя разная, пишешь ее то печатной, то прописью... Здесь стал мельчить, что и в очках не разобрать... Тут немного покрупнее и размах пера изменил. Какой вывод? Торопился, хотел скорее отписаться и заняться своими делами. Я читаю и за мыслями твоими слежу. Где-то ты уверенно пишешь, зная, что не врешь - и почерк у тебя уверенный, прямой. Для не опытного глаза разница не большая, но я-то ее хорошо вижу, знаю уже. А где-то начинаешь врать, выдумывать околесицу, каждое слово выписываешь медленно, нажим увеличиваешь, с трудом подбирая следующее. Тут надо читать повнимательнее. Много чего еще в почерке заложено. Наука целая. По одной только точке можно целую характеристику о человеке написать, знаешь об этом?
   Вовка отрицательно покачал головой, смущенный тем, что Карп Анатольевич сразу, еще и не читая, назвал его работу отпиской.
   - Ну ладно. Давай к делу. Вопросы у тебя какие-нибудь есть? Непонятно что?
   - Да понятно, вроде, все.
   - Да-да, и не тяни. Напишешь хорошую курсовую, порекомендую тебя Наталье Григорьевне, пойдешь в аспирантуру.
   - Спасибо...
   Вовка и сам еще не знал, хотел он в аспирантуру или нет? Он еще не определил, что она для него - еще год учебы, возможность "покосить" от армии или способ продолжить образование. Боязнь стать обыкновенным учителем в захудалой школе его городка подтолкнула однажды поговорить об аспирантуре с Карпом Анатольевичем и доцент отнесся к этому серьезно.
   - Ладно, сейчас посмотрим. По ходу работы и вопросы появятся. Давай начнем...
  

* * *

  
   Chertenoc: Давно тебя не слышно, ты где пропадал, чува-ак?
   Gott: Дела были. Мне с тобой побазарить надо, давно тебя искал.
   Chertenoc: О! Ты у нас занятой человек. А у меня дома такой прикол. Матуха с ума съехала, купила где-то календарь, на нем Басков, представляешь, БАСКОВ! И повесила эту хрень на кухню, у холодильника. Я с ней поскандалил, сказал, что сорву, к чертовой матери, это убожество. Не, ну ты прикинь? Я эту жирную рожу и так переносить не могу, а теперь она мне и аппетит будет портить.
   Gott: Ладно тебе, не грузись.
   Chertenoc: Фигня, конечно, чувак, но все равно...
   Gott: Во-во!
   Chertenoc: Кстати, тебе еще нужен переводчик? У меня есть Socrat Personal v. 4.1. Могу тебе перебросить.
   Gott: Хорошо, давай.
   Chertenoc: Ты был в субботу на концерте "Скинов"?
   Gott: Нет.
   Chertenoc: Как, ты же собирался?
   Gott: Настроения не было. (Да и денег тоже).
   Chertenoc: Это ты зря. Говорят, веселуха была ништяк.
   Gott: А сам-то чего не пошел?
   Chertenoc: Чувак, я же тебе говорил - меня в городе не было, в Москву с батей катался. Так о чем ты со мной хотел потолковать?
   Gott: Об одном дельце. Ты мне как-то раз говорил, что у тебя есть знакомые, которые трубами занимается. Ты еще с ними знаешься?
   Chertenoc: Да, конечно. Ты чего, трубу сменить хочешь? Так нет базара. Это легко.
   Gott: У меня ее вообще нет. Мне и не надо. Тут дело серьезнее.
   Chertenoc: Так это нам встретиться надо и с глазу на глаз...
   Gott: Ты думаешь нас кто-нибудь прослушивает (или подсматривает)?
   Chertenoc: Нет конечно... Ладно, говори, что у тебя там на уме?
   Gott: Просто подвернулась не плохая возможность подзаработать. Мне не одна "труба" нужна, а как можно больше, понимаешь?
   Chertenoc: ??????????????????? ПО ПОНЯТНЕЕ, ЧУВАК?!!
   Gott: Встретиться нужно. Ты же нижегородский, а? В чем проблема?
   Chertenoc: Обязательно встретимся. Но понимаешь... ты мне хотя бы картину обрисуй яснее. А то заикнулся, а теперь молчишь.
   Gott: Ладно, ладно. Ты говорил, что твои ребята занимаются "этим", у них "трубы" есть и не одна-две, как получится, и постоянно и много. Черт, ты секешь, о чем я?
   Chertenoc: Секу, секу, чувак. Ты не волнуйся. Да, так и есть. Я тебе говорил, что Сугроб сам скупает их на Г*** и М***. Сам он по карманам не лазит, сам понимаешь. Я так понимаю, у тебя есть предложение?
   Gott: Я пока не знаю. Может быть.
   Chertenoc: Ну? Чего замолк?
   Gott: Думаю. Ты расскажи-ка по подробнее, как он это дело сбывает?
   Chertenoc: Кто, Сугроб? Ну, у него система отлаженная, сам понимаешь, чувак, трубы расходятся моментально. И если ты хочешь его заинтересовать, у тебя должно быть достойное предложение. Доходит, а?
   Gott: Сколько через его руки проходит, скажем, за неделю?
   Chertenoc: Штук пятнадцать, бывает и больше. Это старая информация. Надо уточнить. Он же расширяется.
   Gott: И у него они, ясное дело, долго не задерживаются.
   Chertenoc: Сам понимаешь. Сугробу этого не надо. Поскорее сбыть и деньги на руку. Система простая. А охотников на дешевую вещь всегда много. Ладно, хватит, теперь выкладывай, чувак, что ты задумал? Я прямо заинтригован, как Донцовой! (Я у нее тут один такой романчик прочитал интересненький, могу посоветовать).
   Gott: Спасибо, не надо. Мне на филфаке чтения хватает. А мое предложение таково. Мой дядя магазин бытовой автоматики открыл в Л*. Я подумал, трубы можно сбывать через его магазин, это выгоднее, так как в магазине цена на них подскочит.
   Chertenoc: Это долго.
   Gott: Ну и что? Вы же за "бесценок" трубы раздаете. Так и скажи своему Сугробу.
   Chertenoc: Он это прекрасно понимает, чувак. Ладно, я ему передам. Но ничего не обещаю.
   Gott: Отлично. В пятницу в то же время.
   Chertenoc: Идет.
  

* * *

  
   День за днем пролетела неделя и опять наступила суббота. Вовка постепенно привыкал к квартирантам и даже немного подружился с Лизой. Она всегда была молчаливой и робкой, но уже улыбалась ему. Ее отец постоянно где-то пропадал, он уходил рано утром и возвращался поздно. Вовка слышал, как он тихо разувался в прихожей, снимал свой плащ и проходил в комнату, где спала Лиза. Иногда они шепотом разговаривали, и в ночной тишине Вовка мог расслышать, о чем они вели разговор. Девочка жаловалась, что ей очень скучно одной, а он ее успокаивал, прося, чтобы она еще немного потерпела. А пока работа не позволяла ему возвращаться пораньше. Потом Вовка узнал, что мать Лизы тяжело больна и лежит в больнице. В воскресенье они собирались сходить и навестить ее. Днем Вовка писал курсовую. Он окружал себя книгами и седел за компьютером по несколько часов, пока в глазах не начинало рябить от мерцания монитора. Он целиком погружался в работу, и время летело незаметно. Мать, возвращаясь из школы, не отвлекала его. Из жалости она много времени занималась Лизой, называя ее очень славной девочкой. Вера Сергеевна никогда не воспитывала дочерей, судьба наградила ее сыновьями и теперь в ней проснулась вдруг эта материнская любовь, видимо еще не исчерпавшая своих резервов. Она собиралась серьезно поговорить с Лизиным отцом, но ни как не могла его застать. Лиза помогала ей на кухне, чистила картошку, лук, крутила мясо. Потом они все вместе садились за стол и ужинали.
   - Как курсовая? - спросила мать, убирая со стола. Лиза, складывала тарелки в раковину и так осторожно, как будто держала в руках фамильный фарфор.
   - Введение закончил. Теперь Анатольевичу понравится, - сказал Вовка, зевая. Он посмотрел на часы. Стрелки показывали без четверти семь.
   - Хорошо, - сказала мать, заметив, что сын смотрит на часы. - На дискотеку собрался? Вернешься под утро, как в прошлый раз?
   - Не знаю еще. - Он налил себе крепкого кофе и отрезал толстый кусок батона. - Подай сыр.
   - Куда ты кофе-то на ночь глядя?
   - Мое дело.
   - Ты только со спиртным, там, по осторожнее, - сказала мать и нахмурила брови. Ей очень не нравились эти дискотеки в ДК. Она была наслышана о драках и хулиганствах, которые там творятся, и боялась, как бы сын не оказался в них замешан.
   - Мам! - сердито сказал Вовка. - Хватит.
   - И со шпаной не связывайся. Слышал, что с Прониным случилось на прошлой недели?
   Вовка, конечно же, слышал. Ваньке Пронину кто-то, (наверное, его же дружки, с которыми он распивал разбавленный спирт), проломил голову поленом. Он остался жив, но в череп ему вставили металлическую пластину и дали инвалидность. Он еще лежал в больнице, и выписывать его не собирались.
   - Слышал, - буркнул недовольно Вовка. - Но это не в ДК было, сама знаешь.
   - А какая разница? - возмутилась Вера Сергеевна и всплеснула руками, едва не задев полотенцем кухонную люстру. - Это было тоже на дискотеке.
   - А я и посуду помыла, - робко сказала Лиза, все это время молча слушавшая напряженный разговор взрослых.
   - Вот умничка. Ну, беги к себе в комнату. Мы с тобой потом вышиванием займемся, - Вера Сергеевна с материнской лаской погладила ее по голове. Лиза улыбнулась и убежала в комнату. - Как жалко, что меня не родилось ни одной дочери. Сколько с вами мучений!
   - Ну вот, - вздохнул Вовка, готовясь выслушать очередную длинную нотацию. Чаще всего ему приходилось выслушивать их в субботу. Раньше Вовка думал, что мать бесилась из-за дискотек, против которых она не раз высказывалась вслух, но потом ему пришла в голову и другая мысль. Вера Сергеевна изливала еще и все свое скопившееся напряжение за неделю. Она каждый день видела в школе подрастающее на смену им поколение и приходила в отчаяние оттого, что не могла противостоять ему, образумить. И Вовка становился жертвой ее порывов почти каждую неделю, повторяющихся с механической регулярностью. Он подумывал, что это психологическая защита матери, и не мешал ей выговориться.
   - Я в отчаянии, я в отчаянии, - причитала она, теребя в руках полотенце, - все мои слова, как об стенку горох. Да же ты, ты, Вова, которого я воспитывала сама, не всегда слушаешься меня, не понимаешь моей материнской тревоги. Тогда что говорить об остальных, которых мне приходится учить? А как жалко Ванечку, я же учила его! С кем он связался? С подонками, каких у нас не мало бродит по улицам. И что теперь? Теперь инвалид до конца жизни.
   И так продолжалось еще минут десять, потом Вера Сергеевна замолчала, села на табуретку, расставив локти на столе и посмотрела на сына. Так она приходила в себя. После всего сказанного ей становилось легче. Она чувствовала, что в понедельник сможет снова пойти в школу учить, учить, учить.
  

* * *

  
   Выпив кофе, Вовка ушел в свою комнату и включил музыку. Он лежал на диване, не зная где задержать взгляд, и поэтому глядел в потолок и размышлял о планах на вечер. Идти на дискотеку ему не хотелось, но других подобных заведений в городе не было. Это обычное субботнее развлечение уже давно потеряла ту изюминку, которая могла заставить его подняться с дивана, причесаться, одеться, надушиться и пойти в ДК. Чем чаще он ходил в клуб, тем скучнее там было. Слушать одни и те же песни, которые обновляются, наверное, раз в полгода, бессвязные вопли подвыпившего ди-джея - ужасно надоело. В последнее время Вовка появлялся ДК только благодаря Ромки и Виталику - они почти за уши тащили его с собой. Но сегодня Вовка решил никуда не идти. Вчера он взял две видеокассеты в прокате, но так и не посмотрел их. И Вовка подумал, что будет очень даже не плохо посидеть перед телевизором часиков так до трех ночи, а потом идти спать и завтра пролежать в постели до обеда. Мысль ему понравилась, и он остановился на ней.
   Но в половине девятого ему позвонили. Мать подошла к телефону и громко позвала его из прихожей. Это была Ольга. Он даже не сразу узнал ее голос - говорила она тихо, как будто стесняясь.
   - Оль, так это ты чтоль? - неуверенно спросил он, когда она уже спросила, собирается ли он сегодня в ДК.
   - Да, а ты меня не узнал?
   - Нет, у тебя такой голос... - Вовка и сам смутился. Тут еще мать стоит и слушает. - Мам, ну чего тебе?
   - Да ничего, - ответила она и ушла.
   - Это я не тебе, Оль.
   - Я поняла.
   Она ответила и замолчала. Он даже не слышал ее дыхания в трубке, а связь была чистая, такая, словно она рядом. Возникла не ловкая пауза. Вовка хотел спросить, ради чего, собственно, она позвонила, неужели хочет с ним встретиться? Но он не знал, как об этом спросить, мысли путались и не могли отлиться в подходящую форму.
   - Я тебе сам позвонить хотел, - соврал он, краснея, - думал извиниться...
   - А! Да ничего, все в порядке, - И Ольга усмехнулась, даже постаралась рассмеяться, но получилось слишком натянуто, и она осеклась. - Это из-за Славика, да? Я поняла.
   - Нет, нет! Причем здесь он, - горячо возразил Вовка, пораженный тем, что Ольга раскусила его.
   - Ладно. Забудь об этом. Так ты сегодня идешь в ДК?
   - А ты? - машинально спросил он.
   - Не знаю.
   - Я, честно говоря, не собирался сегодня никуда, - сказал Вовка. - До последнего момента. А сейчас... даже не знаю.
   И он вспомнил ее тонкие плечи, ее шею, грудь - хорошо развитую, упругую - ее аромат и в нем опять загорелось желание как и на прошлой неделе. Она же сама позвонила ему! Сама!
   - ...Если ты пойдешь, я тоже. Даже так, точно приду. Вот.
   Она пообещала прийти и они договорились о времени. В своей комнате Вовка минут пять стоял перед зеркалом и внимательно с дотошностью косметолога рассматривал свое лицо. Кожа была относительно чистой, не считая незаметного красного пятнышка на лбу от угря, который он выдавил еще две недели назад.
   Последнее время он с особой тщательностью следил за кожей лица, три раза в день (если не забывал) умывался с мылом, покупку которого доверял только себе, пользовался дорогим лосьоном и недавно купил специальные салфетки, которые, как говорят, превосходно очищают поры. И хотя Вовка от природы не был обезображен обилием прыщей и угрей (как Виталик например), он полагал, что добился такого эффекта благодаря предпринятым мерам. Ему доставляло огромное удовольствие рассмотреть каждый сантиметр своего лица, критически хмурить брови, когда ему что-нибудь не нравилось и объявлять войну каждому появившемуся прыщу. На этот раз он остался доволен осмотром, после этого он взял расческу и причесал густые волосы. Вся его леность, с которой несколько минут назад Вовка думал о фильмах, куда-то исчезла - он уже целиком был в предвкушении вечера.
   Только об одном он себя умолял - не совершить той же ошибки, что и на прошлой неделе, второго шанса может уже и не быть.
  

* * *

  
   В девять часов за ним зашли Ромка с Виталиком. Они даже не звонили, не предупреждали о том, что зайдут, а проходя мимо, по привычке, и Вовку тащили с собой, хочет он этого или нет. Вовку на этот раз уговаривать не пришлось. Он был уже готов и вышел на встречу к друзьям при всех регалиях. Он одел новые джинсы-стрейч, обтягивающую хлопковую маечку, очень сексуально сидевшую на молодом стройном теле и свитер, который он собирался в ДК снять и повязать на бедра.
   - Ты куда собрался? - спросил Ромка. - Мы за тобой, на дискачь.
   - Так идем, - усмехнулся Вовка, завязывая последний шнурок.
   - А надушился-то, надушился! - весело сказал Виталик. Он был самым младшим среди Ромки и Вовки. Только в сентябре ему исполнилось восемнадцать. Он стоял, уперев руки в бока, и энергично работал челюстью, стараясь переживать жевательную резинку.
   - У тебя свидалка с кем-то? С кем? - спросил Ромка, ехидно улыбаясь.
   - Какая разница?
   Они вышли на улицу и пошли в Центр, туда, где магазины работали круглосуточно. Центром называли центральную площадь и маленький парк. Дом Культуры был там же.
   - Щас за пивком сначала, у тя деньги есть? - спросил Ромка.
   - Не для вас, - сказал Вовка.
   - А у меня сегодня голяк, ребя, - сказал Виталик. У него никогда не было денег. Для убедительности он похлопал себя по карманам.
   - Эй, так не интересно! Давай немного пивка, Вован!
   - Не знаю... - заколебался Вовка.
   - Давай!
   - Ну если немного...
   - Ну!
   Вовка посмотрел на часы и подумал, что время у него еще есть. Они зашли в бар, взяли пива. Виталик робко предложил взять что-нибудь покрепче, но из-за отсутствия денег права голоса он не имел.
   - Новости от братка какие есть? - спросил Ромка, когда они сели за столик. Он снял куртку и расстегнул несколько пуговиц на рубашке. В баре от накуренного было душно, запах стоял тяжелый, прожженный. Кондиционирование было слабым и осуществлялось только сквозняком через открытую форточку и дверь.
   - Да, он письмо прислал недавно, - ответил Вовка.
   - Ну и как у него дела?
   - Жив еще.
   - А он там этот... снайпер что ли? - спросил Виталик, который был не в курсе дел. Вовка не любил разговаривать о брате, а Ромка знал больше остальных только из-за своего любопытства. Нравилось ему до ужаса совать нос в чужие дела, особенно когда своих нет.
   - Да, да, - ответил за Вовку Ромка и сделал большой глоток пива. - Так чего писал-то, подробнее можно?
   - Нет, - резко ответил Вовка, - смени тему, а?
   - Ну ладно.
   Рядом с ними за соседним столиком сидела другая компания из шести человек. Они вели себя шумно, громко разговаривали, смеялись так, что дрожали оконные стекла и ни на кого не обращали внимания. Охранников в баре не было, а с продавщицами мало кто считался. Один из этой компании привлек внимание Вовки. Это был Ванька Скворцов - местный хулиган, один из тех, кто никогда не ходит по улицам один, а только в сопровождении дружков. Они приставали к девчонкам, избивали их парней, набрасываясь всей гурьбой. Их побаивались в округе и обходили стороной. И редко кто-нибудь из тех, кто попадался под их горячие руки, писал заявление в милицию. Это считалось позорным, недостойным даже для самого слабого и запуганного.
   Виталик, например, на собственном опыте знал, что такое оказаться у них на пути. Года три назад он возвращался из школы, когда к нему подошел Скворцов и попросил отойти за угол. Виталик знал, что обычно делают "за углом", и отказался. Скворцов постарался заставить его силой, разбил ему нос, и Виталик с трудом сумел унести ноги, пока не подоспели его компания.
   Но в этот момент внимание Вовки привлек разбитый нос Скворцова и содранная щека, уже зарубцевавшаяся и покрывшаяся темной коркой. От этого его узкое, монголовидное лицо с узкими глазками и резко обозначенными скулами казалось еще противнее чем обычно. По некоторым его репликам Вовка догадался, что разговор ведется именно об этих отметинах на его лице.
   - Мне бы урода этого найти... - говорил он сиплым, прокуренным голосом, потирая пустую стопку грязными пальцами.
   - Не ссы, найдем, - сказал один из его дружков, Лешка Баранов, долговязый парень с грубыми, почерневшими от машинного масла руками.
   - Он куда хоть побежал, помнишь? - спросил Еремин, самый маленький и худой в их компании, с грозным выражением на лице.
   - Давай еще возьмем водочки, бобы есть?
   - У меня червонец. - Баранов достал из кармана измятую купюру и положил на стол.
   - У меня только три рубля, - сказал Еремин. - Мать сегодня все карманы вывернула, бляха, все выгребла вместе с сигаретами.
   - О, у меня еще пятерка, - сказал Ежов, который с недавнего времени везде стал появляться в компании с Барановым. Не без жалости он положил монету к остальным деньгам.
   Вовка, наблюдая за ними, усмехнулся про себя, думая, что у этих парней нет других разговоров, кроме бесконечного выяснения отношений, разбирательств по поводу того, кто прав, кто виноват, кому и где забить "стрелку". Они любили похвастать друг перед другом, часто вспоминали о том, что творили вчера и смеялись до кашля. Многим из них спиртное "башню срывало конкретно", они становились неуправляемыми, опасными.
   - Так куда он убежал? - переспросил Еремин, не дождавшись ответа на вопрос.
   - Да вроде в подъезд... хуй знает, - ответил Вано угрюмо. - Не помню.
   И тут Вовка, вдруг, догадался, что говорят о нем. Он вспомнил, как неделю назад, возвращаясь от Ольги, сильно толкнул какого-то отморозка в спину, когда тот хотел что-то написать на стене у подъезда. Уже на следующее утро он забыл об этом и ни разу не вспомнил за неделю. Оказывается это был Скворцов. Знал бы Вовка об этом раньше... Ему стало как-то не по себе, и он побледнел, представив последствия, которые могут из этого вылиться.
   - Эй, Вован, ты куда засмотрелся? - спросил Ромка. - На этих, чтоль, отмороженных?
   Вовка посмотрел на Ромку и взял пиво.
   - Ты слышал о Пронине? Ну, ему кто-то башку проломил? - спросил Ромка.
   - Слышал, - ответил Вовка. - Мне мать сегодня об этом втирала.
   - Говорят, это Скворцов его. Если так, решетки ему не избежать. Хорошо бы его упекли, да?
   - Да уж, - кивнул Виталик, припомнив старую обиду. - А за что у него брательник сидит?
   - Ты че, не слышал? За воровство. - Ромка понизил голос, косясь на своих соседей. - Я те потом расскажу, не здесь.
   Когда они выпили пиво, Вовка посмотрел на часы и решил, что пора идти. Ольга если еще не пришла, то должна подтянуться с минуты на минуту. Они вышли из бара.
  
   Баба Ада опять ругалась, когда они подходили к ДК. Она стояла у дверей и потрясала правой рукой в сторону какого-то парня, стоявшего в стороне и немного смущенного тем, что попался у всех на глазах. Кто-то выкрикивал в его адрес скверные шуточки, а он огрызался как раненая собака. Местные острословы поговаривали, что если ты захочешь почувствовать настоящий адреналин, попробуй пройти бесплатно на субботнюю дискотеку.
   Вовке несколько раз удавалось проскользнуть мимо бабы Ада, но это выходило по чистой случайности, когда ее кто-нибудь отвлекал. Когда она выходила из себя из-за какого-нибудь пронырливого подростка, то так увлекалась, ругая его, что не замечала происходящее вокруг. Именно так на прошлой недели Вовка с Ольгой проскочили мимо нее.
   Был и еще способ не платить те несчастные десять рублей за билет, которые заставляли многих по несколько часов толпиться перед входом и обмениваться скользкими шуточками с собратьями по несчастью - это заплатить самой бабе Аде. Раньше она брала деньги молча, совала их в карман, даже не пересчитывая, если ей не совали мелочь за целую компанию, и пропускала. Но, говорят, об этом узнала администрация, и баба Ада получила хорошую взбучку. Теперь деньги она не брала. Теперь приходилось или прямиком идти в кассу и покупать билет у очаровательной студентки с экономического факультета, которая подрабатывала здесь по пятницам и субботам, или выжидать удобного момента, чтобы прошмыгнуть мимо грозного контролера.
   Сегодня Вовка сразу купил билет и прошел в ДК, а Ромка с Виталиком остались у входа. К десяти часам в зале было достаточно людно, здесь уже во всю веселились и танцевали и кресла, тянувшиеся вдоль стен, все были заняты. Вовка встретил Ольгиных подруг, но они сказали, что не видели ее здесь, а, значит, она еще не приходила. Вся атмосфера вокруг казалась ему ужасно скучной оттого, что уже давно приелась и потеряла цвет, он переминался с ноги на ноги, начиная потеть, и хмурил брови, поглядывая на часы. Время шло, появились и Ромка с Виталиком, которые хоть немного развлекли его болтовней.
   Вовка внезапно почувствовал, что его обманули, над ним посмеялись, как над дурачком, лохом, и он пришел к своеобразному выводу - таким образом Ольга отомстила ему за прошлую субботу. Он мысленно ругал ее за коварность, ругал себя за свою наивность и простоту, и думал, как теперь быть. Рядом веселились охмелевшие Ромка с Виталиком, они подтрунивали над ним, приглашали "кадрить" девчонок.
   - Отвалите, уроды, - огрызался Вовка. Его уязвленное самолюбие бунтовало в нем и кипело как смола.
   - Как тебе та? - спросил Ромка Виталика и указал на невысокую брюнетку, танцующую в кругу своих подруг-ровестниц.
   - Ты че, у нее задница какая-то квадратная! - сомнительно покачал головой Виталик с видом невозмутимого эксперта.
   - Правда? Ну а та, - Ромка разглядел еще одну девушку, татарочку-первокурсницу, с которой был немного знаком.
   - Доска доской, не-е! - протянул Виталик.
   Вовка, глядя на них, покачал головой.
   - Сам ты доска! - крикнул Ромка. - Придурок, она класс!
   - Доска!
   - Ладно, а вон те двое как?
   Виталик подумал и хлопнул себя по коленям.
   - Две подруги: монстр Франкенштейна и пузатый карлик в гриме!
   - Ну ты и придурок, Виталя, ну ты и придурок! - Ромка всегда возмущался, когда он браковал симпатичных, по его мнению, девчонок, но все равно прислушивался к его словам. В этот раз он уже начинал злиться.
   Потом Виталик увидел знакомую компанию и стал описывать каждую девчонку, которую знал:
   - Машка ваще не в моем вкусе и одевается как клоун, Лерка - фифти-фифти, с ней можно, но я бы не стал... Сашка красавица только когда накрасится. Ты видел ее без макияжа? Не советую. У Ксюхи... у нее всегда ладони влажные... она потеет.
   - Заткнись, урод, сказал Вовка и хмуро посмотрел на друзей. - Давайте лучше за пивком еще сходим.
   - Мне это нравится. Давай, - сказал Ромка и похлопал его по спине, подталкивая к выходу. - Хоть один дело говорит!
   Пиво можно было купить прямо в ДК, не выходя на улицу. Полгода назад в клубе во время дискотек и других не менее прибыльных мероприятиях администрация во главе с предприимчивым директором организовала в холле минибар, составив тем самым неоспоримую конкуренцию круглосуточному ларьку, который работал тут же неподалеку. Вовка расщедрился и купил друзьям по бутылки крепкого пива "Балтика".
   Не пропадать же вечеру...
   Вовка пропил с Ромкой и Виталиком все карманные деньги, так перебрал, что к двенадцати часам его вырвало. Было весело. Они познакомились с какими-то девчонками, танцевали с ними. Вовка обнимал какую-то пышку, хихикающую ему в плечо, а он, ничего не соображая, задирал ее юбку и смеялся... Виталик что-то кричал ему о том, что надо "догнаться", Ромка поддерживал друга. И они "догонялись".
   А потом Вовка едва успел выскочить из клуба, почувствовав неладное в животе, и подбежать к ближайшему сугробу. Ему стало плохо и он подумал, что здорово перебрал, только когда его вырвало, а желудок от конвульсий сжался в пульсирующий комок. Руки и ноги ломило, в голове все крутилось, а в ушах звенела сирена противоалкагольной сигнализации.
   В самый нужный момент ни Ромки, ни Виталика рядом не оказалось. Они потеряли к нему интерес, как только карманы его опустели и, подцепив каких-то новых девок, ушли в бар. Вовка упал в снег и пролежал бы, наверное, очень долго, чувствуя, как снег за его шиворотом тает и растекается по спине холодными капельками воды, если бы ему не помогли. Он кого-то благодарил, плел чепуху, говорил, что собирается пойти к Ольге, как только полегчает на желудке, выяснит с ней отношения. Когда он разлепил отяжелевшие веки, рядом никого не было. Он держался за пожарную лестницу у ДК и покачиваясь, громко икал в одиночестве.
   - Как хреново, надо же, - удивленно произнес он, когда осознал где находится и почему ему так плохо в животе. Отыскав в карманах перчатки, он натянул их на коченеющие от мороза руки и, пошатываясь, поплелся прочь. Ноги сами понесли его куда-то, и он только подчинился им. Главное сейчас было не упасть. Он думал только об этом, сосредоточился на ходьбе, машинально считая шаги до десяти и начиная с начала, а иногда просто подбадривая себя, задавая ритм тихими словами "левой, левой, левой".
   Вовка бродил долго, петляя по знакомым улицам и переулкам, но сколько прошло времени он не знал. За то время, пока он фланировал по городу, ему полегчало и в голове прояснилось. Мысли, наконец, упорядочились, и он подумал, куда теперь идти. Первым, самый простой ответ был "домой, куда же еще?", но когда он посмотрел по сторонам, то вспомнил об Ольге. Она жила рядом, в первом микрорайоне. Неделю назад они проходили по этой же улице, когда шли к ней.
   "Зайду-ка к ней прямо сейчас", - подумал он и захотел посмотреть на часы, но их на руке не оказалось. Вовка удивился, икнул, посмотрел снова, но часы не появились. Остался только красный след на запястье от узкого ремешка. Часы остались где-то в снегу у ДК, навсегда потерянные для него.
   Особого повода жалеть часики не было, они были простенькие, кварцевые. Они не имели памятной ценности, но Вовке все равно стало жалко часы, больно уж привык он к их большому круглому циферблату и фосфоресцирующим стрелкам, тоже крупным, которые легко было рассмотреть даже не поднимая руки. И мать обязательно взъестся, если узнает. Не нравилось ей очень, когда он приходил домой пьяным. Он даже подумал вернуться к ДК и поискать часы в снегу, но передумал. Пыльцы и так уже от холода не гнуться.
   Но от пьяной затеи зайти к Ольге Вовка не отказался. Он посмотрел на ее темный дом, один угол которого выхватывал из темноты фонарь, и медленно пошел к нему, думая, что сказать Ольге, когда она откроет дверь. Но когда он остановился перед Ольгиными дверями, он заколебался. Вокруг было темно и тихо, чем-то дурно пахло. Он потянул руку к звонку, но потом отдернул ее и спрятал в теплый карман.
   "Сколько же сейчас времени? - подумал он, - час, два, а может третий уже?"
   Он тяжело вздохнул и опять икнул. В животе скрутило, и он поморщился.
   "И чего я к ней в таком состоянии... Домой надо... спать".
   И отказавшись от глупой затеи, он развернулся и спустился по лестнице. После теплого подъезда на улице Вовка почувствовал себя еще неуютнее и ускорил шаг.
   "Сколько же я так шатаюсь?" - пронеслось у него в голове, и он позавидовал всем, кто сейчас в своих мягких постелях видит седьмой сон.
  

* * *

   Kisa: Привет, пушистым!!!
   Gott: И самым веселым привет!
   Kisa: Ну, как настроение? У меня супер! Вчера в Москву ездила к родным. Думала со скуки умру от бесконечной болтовни тети - она у нас так-к-кая тос-с-скливая, просто ж-жуть. Спросишь, сколько соли надо добавить в суп, а она начнет демогогствовать часа полтора. Но познакомилась с такими парнями, хочешь расскажу, как я провела время?
   Gott: Если честно, то нет. И еще, что это еще за слово такое "демогогстоввать", нет такого!
   Kisa: Филолог чертов! Есть!
   Gott: Нет, не спорь со мною.
   Kisa: Есть!!!
   Gott: Нет и все. Давай сменим тему.
   Kisa: (((Есть!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!)))
   Gott: С тобой бесполезно спорить.
   Kisa: (обиженно) Тогда и не спорь. И вообще, ты колючий.
   Gott: Я не хотел тебя обидеть. Профессиональная привычка.
   Kisa: Я не об этом. Не захотел меня даже выслушать. Противный!!!
   Gott: Ладно, ладно, рассказывай, если хочешь. Но пока ты наберешь шесть строк о том, как чудесно провела время в Москве, я сорок минут буду ждать!
   Kisa: Ой, ой, ой! А как там твои квартиранты?
   Gott: Нормально. Живут. Я к ним привыкаю. С девочкой немного познакомился, она не плохая, только какая-то запуганная. Слова силой не выдавишь. А отец ее все время где-то пропадает. Уходит рано, приходит за полночь. Ладно, не буду тебя грузить.
   Kisa: Ничего, в отличие от некоторых я умею ждать. А у меня на душе кошки скребут. Не знаю как быть. У меня с парнем размолвка. Он иногда такой! такой НЕВЫНОС-С-СИМЫЙ, что мне хочется ему лицо расцарапать!!!!!!!
   Gott: Ты же говорила у вас все в порядке? Я думал у вас любовь-морковь.
   Kisa: Я тоже думала. А теперь не знаю. Он упрямый мудак, если упрется на своем, его краном не сдвинешь. Скажет "нет", как из кирпича выложит. Ему, видите ли, не нравится, что мне мои бывшие одноклассники звонят. Ревнует!
   Gott: Его можно понять. Чего ты так кипятишься?
   Kisa: Он хочет Сашу (моего одноклассника) найти и по-го-во-ри-ть с ним, а я сказала, что не позволю ему.
   Gott: Какие глупые ссоры. Мне смешно.
   Kisa: Не смейся, мне плохо.
   Gott: Ты его любишь?
   Kisa: Думала, что люблю. А теперь злюсь на него.
   Gott: Вот спрашиваю тебя о любви, а сам думаю, как это глупо и БАНАЛЬНО. "Любовь" - само это слово банально, ты согласна? Это плод человеческой фантазии, живущий в книгах и воображении романтиков. Этим словом называют даже крохотное влечение к человеку противоположного пола. (Я не говорю о любви между родственниками). Что для тебя такое ЛЮБОВЬ?
   Kisa: Эй, ты расфилософствовался, дружок! Давай лучше продолжим наш старый спор. Помнишь женскую эмансипацию и мужскую дискриминацию?
   Gott: Нет, этот спор исчерпал себя и я не знаю, что сказать тебе. Ответь лучше на мой вопрос о любви.
   Kisa: Любовь она есть, тут и спорить думаю не стоит. Ты же не спросишь меня, есть ли солнце? Подними голову и посмотри. Она от природы. Недавно представляешь, прочитала книгу, Джека Лондона "Мартин Идеен". Главный герой хорошо понимал это чувство. Любовь, говорил он, это естественное влечение одного человека к человеку противоположного пола. Только это ВЛЕЧЕНИЕ в прочесе эволиции превратилось в очень утонченный, очень сложный механизм, который уже не назовешь ЖИВОТНЫМ инстинктом. Теперь это ЛЮБОВЬ. Как-то так он выразился. Точно не помню.
   Gott: Нет, я говорю о любви не с точки зрения биологии. Меня интересует любовь двух душ. Она существует? Думаю нет или я никогда не любил. Иногда я просто болел. Видел девушку, она мне нравилась, и чем больше я о ней думал, тем сильнее она овладевала моими мыслями. А потом все проходило. Все.
   Kisa: Была любовь и ушла. Она очень не постоянна.
   Gott: Что за бред "Была... и ушла". А по моему, во мне всего на всего говорил голос матушки-природы. Это плоть зовет меня к другой плоти. Слышала о китайской философии? Слышала о гармонии, когда две противоположности ищущие друг друга сливаются в одно целое? И Фрейд прав, все сводится только к этому. Ты и примером своим только укрепила мою позицию. Иденовское толкование любви не подходит к тому толкованию, о котором говорил я.
   Kisa: Да ну тебя! Неужели тебе приятно так думать?
   Gott: Это уже другой вопрос Kis. Никому из людей не приятно и они придумали слово "любовь".
   Kisa: А по-моему ты просто запутался. Сильно запутался. Просто слово это - "любовь" затаскали, затерли, как старые перчатки, которые от носки потеряли цвет. Вот и слово это полиняло. Но чувство это как было, так оно и осталось. Может, ты влюблен?
   Gott: Я??? В кого? С чего ты взяла?
   Kisa: Ты такую горячку порешь, как будто оправдываешься передо мной - представительницей ЖЕНСКОГО (если ты не понял) пола. Сказал бы сразу в чем дело. О ком думаешь?
   Gott: Тебе показалось. Я тебе свою философию выложил, а ты к чему все свела. Вот она, бабская логика.
   Kisa: Как хочешь. Можешь не говорить. Но я с тобой всегда была откровенна. Мы даже не видим друг друга. Чего таить.
   Gott: Ладно! Ладно! Скажу все как есть. Сам еще не знаю, что происходит. Может это просто мое раненое самолюбие кричит, не знаю. Но сейчас мне плохо и все время думаю о НЕЙ. Ты же на психолога учишься, так объясни. Для меня все просто.
   Kisa: По поему это бестолковый разговор. Откуда я знаю, что ты чувствуешь. Ты и знаешь ЕЕ, наверное, пару дней. Конечно, это может быть простым увлечением. Ты мог стать жертвой женского флирта. Она кокетка?
   Gott: Мне так не показалось. И вообще... (я даже краснею) у нее уже ребенок.
   Kisa: А папаша где?
   Gott: А хрен его знает. Смылся. Ребенок, по-видимому - это результат секса без презерватива.
   Kisa: И чего тебе от нее надо? Неужели ты тоже КОБЕЛЬ? Тогда мне и разговаривать с тобой пр-ротивно!!!!!!!!
   Gott: Нет. Как раз наоборот. (Надо же, я выкладываю перед тобой все карты, никогда бы не подумал, что буду говорить о таком!) Я не хочу ей навредить. Но она как заноза в мозгу. Мне кажется, это борьба во мне между "Я-идеальным" и "Оно". "Я-идеальное" говорит, что ты не можешь переспать с ней, так как она мать, ты сам потом возненавидишь себя за это, перестанешь мало-мальски уважать. И все такое в самых куртуазных тонах. А "Оно" шепчет в другое ухо обратное. Говорит, а не плевать ли тебе, что эта самка, извини за выражение, потом о тебе подумает? Раз она сама этого хочет. Раз она сама приглашает тебя к себе домой. И ты этого хочешь, потому что это природа, это инстинкт, это сама ЖИЗНЬ кипит в тебе, а какие-то идиотские устои мешают, встают барьерами на твоем пути. Вот так мне кажется. Вот такие сомнения терзают меня.
   Kisa: Я могу дать тебе только один совет - подожди. По своему опыту скажу, это самый верный способ проверить свои чувства и даже более того - подготовить их к более серьезным отношениям. Я со своим хахалем долго не тенятничела, а теперь он раздражает меня все больше и больше.
   Gott: Спасибо. Я подожду. Торопиться мне некуда. Да и дел много.
  

* * *

  
   Когда выходные прошли, Вовка взялся за работу. Он корпел над курсовой, решив покончить с ней как можно скорей и заняться подготовкой к экзаменам.
   Потом в его планы на неделю входило съездить к дяде Славе и подробнее потолковать над его предложением. Дело, которое он предлагал, рискованное, но не настолько, чтобы от него отказаться. В его успехе он не сомневался. Даже если бы этот Сугроб отказался с ним сотрудничать, он знал к кому обратиться еще. Дядя Слава обладал незаурядным талантом и Вовка давно отметил одно очень ценное качество в этом человеке - прозорливость. Раз он уверен, что дело пойдет, значит оно пойдет. Даже по самому пессимистичному прогнозу в убытке они не останутся. А по негласному договору между ним и Вовкой в случае открытия нового отдела по продаже сотовых телефонов, его племянник в отсутствии дяди Славы будет заведовать в магазине. Кроме того, будет стоять у прилавка. Это сулило постоянный заработок. Без конца тянуть деньги из матери казалось уже невыносимым. Вовка давно переживал из-за того, что в свои девятнадцать лет еще сидит у нее на шее.
   Если бы отец жил с ними ... тогда, может быть, Вовка размышлял бы иначе. Но он ушел четыре года назад к другой женщине и обзавелся новой семьей. Мать крутилась как могла, скромных алиментов сварщика не хватало даже на самое скромное существование. Поэтому, с тех пор как отец оставил их, Вовка со Степкой все чаще думали о том, как бы поскорее начать зарабатывать самим, дать матери вздохнуть спокойно. Они пообещали друг другу, что не будут сидеть сложа руки. Степка выбрал ужасный путь, страшный, но он первым выполнил данное обещание, так называемый братский обет. Вовка осуждал брата, когда он еще только говорил о своем намерении, осуждал, когда он уехал, но в тайне уважал его, чувствуя себя беспомощным иждивенцем.
   В финансовом отношении семье стало легче без Степки. Прокормить два рта легче, нежели три. Но денег все равно не хватало (мать жаловалась, что ей не в чем ходить, сапоги у нее порвались, а в старом пальто было стыдно показаться на улице) и Вера Сергеевна пригласила квартирантов. Она никогда не заставляла Вовку искать работу, наоборот, просила его выучиться, получить высшее образование, а уже потом думать о деньгах. И он не перечил ей, зная, что поступить так же, как Степка он уже не мог - второго удара мать бы уже не перенесла. Работу, которую могли предложить в городе не вселяла уверенности в завтрашнем дне, он мог устроиться каменщиком на стройку или кочегаром в котельную и всю ночь до утра бросать в топку уголь и задыхаться от пыли и дыма. С такой работой об учебе нечего было и думать. А магазин решал эти проблемы. Он смог бы, наконец, совместить до сих пор несовместимое - работу и учебу. Кто помешал бы ему заниматься прямо в магазине? Дядя Слава поставит за прилавок компьютер, и все будет тип-топ.
   В понедельник Вовка ездил в Университет, встретился с Карпом Анатольевичем и узнать его мнения по поводу "Введения", которое он сдал в прошлый раз. Они долго разговаривали, но Вовка все время витал где-то в облаках и почти не слышал слов доцента. Он думал об Ольге, переживая странные эмоции, волнами обуревающие его. Он то сердился на нее, краснея от злобы, то оправдывал ее и думал, как можно встретиться с ней. Карп Анатольевич заметил его рассеянность. Он покачал головой и сказал, что они поговорят, когда "у студента будет свежая голова". Вовка извинился и быстро вышел из кафедры.
   Всю дорогу домой он продолжал думать об Ольге, ее образ не выходил из головы, он пытался четко воспроизвести ее лицо в памяти, но всегда в нарисованном портрете не хватало какой-то чертерточки, абриса. Он не мог угадать, чего именно он не видит, и оттого хотел увидеть ее еще сильнее. Было в лице Ольги что-то необыкновенное, чего он не замечал у других девушек. Он сделал это открытие внезапно, когда подъезжал к дому. Да, было в ее лице что-то неуловимое, но достаточно яркое, чтобы запомниться сразу. Тогда еще Вовка подумал, почему никто другой не заметил этого до него. Он хотел понять, почему ее бросил тот парень, от которого она забеременела, почему оставил ее одну растить сына. Он был не местный и, закончив, техникум уехал. С тех пор о нем никто ничего не слышал. Во всяком случае, Вовка. Он и видел-то его всего пару раз и то мельком. Только познакомившись с Ольгой, он стал припоминать этого неприметного прыщавого паренька с длинными руками, невысокого и сутулого. Только Ольга разглядела его в серой толпе и сочла достойным для... Вовка брезгливо поморщился, и его самолюбие тоскливо заныло.
   Да как она могла?! С этим заморышем! Увидеть бы его сейчас! И у него зачесались кулаки. А теперь у нее рос сынишка, славный мальчуган, слава богу, внешне похожий на мать. У него были ее вьющиеся волосы, ее разрез глаз, нос, такой же курносый и тонкий. "Пухлик" ласково называла его Ольга. В его лице тоже было нечто такое, что Вовка никак не мог нарисовать в портрете Ольги, такое же необыкновенное, но придающее лицу необъяснимую прелесть.
   Иногда бывали такие моменты, когда Вовка жалел, что он не поэт. Когда в душе его клокотало, горело и бушевало он, беспомощно шаря в темноте, не отыскать нужных слов, форм, чтобы описать то, что он видел перед глазами. В тот вечер у Ольги, видя ее розовощекого мальчугана, был именно такой момент.
   В четверг Вовка виделся с дядей Славой. Он серьезно поговорили о деле. Было решено готовить в магазине новую витрину для телефонов. В городе начинали устанавливать новую сотовую вышку, и спрос на мобильные телефоны должен был подняться. Это понимали и их конкуренты, но к достижению своей цели они шли другими путями - а это требовало гораздо больше времени. Дядя Слава сказал, что он сумел уладить все проблемы с чиновниками, и ему "позволили" торговать товарам без лицензии. Известным жестом - потирая большой палец с указательным - он показал, как добился таких результатов.
   - Дело за тобой, - сказал дядя Слава.

* * *

  
   Chertenoc: Чувак, как дела?
   Gott: Отлично. Ну, ты разговаривал с Сугробом. Мне медлить некогда.
   Chertenoc: Базарил, базарил. Он вроде как с тобой хочет поговорить. По чату конечно же.
   Gott: Когда? Мне надо как можно быстрее. Как он вообще оценил мое предложение? Что ты ему сказал?
   Chertenoc: Все как ты и говорил. В принципе, он согласен. Ему выгоднее будет работать с тобой. Но это опасно. Ты можешь поговорить с ним завтра. В одиннадцать вечера равно.
   Gott: Отлично. Сколько труб у него бывает за неделю не спрашивал?
   Chertenoc: Он мне не сказал. Завтра тебе все станет известно. Только, вот что я скажу тебе, Сугроб - чувак серьезный. Не шути с ним. Лады?
   Gott: У меня и в мыслях нет. Меня интересует долгосрочное сотрудничество.
   Chertenoc: Это хорошо. Так я ему о тебе и сказал. Но я бы с ним дела не имел.
   Gott: Почему??? Может подставить.
   Chertenoc: Нет, он без причины на такое не пойдет. У него простые интересы. Но слишком серьезно ко всему относится. Он и мне-то чуть по ушам не надавал, когда узнал, что я с кем попало на такие темы базарю. Так что, будь на чеку.
   Gott: Учту. Значит завтра в одиннадцать.
   Chertenoc: Да, вот еще что, запиши числа 8-24-13-2-11. Он напишет тебе первые три числа, а ты должен будешь продолжить.
   Gott: Хорошо. До скорого.
  

* * *

  
   В пятницу Вовка позвонил Ольге. Всю неделю он водил себя за нос, вел с собой жутко длинный диалог в оправдание своей, как выражался Ромка, "дикой коматозности". А потом он поднял трубку и набрал ее номер. Он давно нашел его в справочнике и записал на клочок тетрадного листа, но воспользовался им первый раз. Те несколько секунд, пока в трубке нотой Ля тянулись гудки, он чувствовал, как нервно покалывает в кончиках пальцев, сжимающих трубку. Он не думал о том, что сказать ей. Задаваясь этим вопросом всю неделю, он приходил к выводу, что звонить не стоит вообще. Он постоянно загонял себя в тупик и нашел выход лишь в спонтанном звонке.
   - Алло... - У нее был тихий усталый голос и он подумал, что она, наверное, только что пришла с работы и еще не успела перевести дыхание.
   "А не бросить ли трубку?" - мелькнула трусливая мысль, и Вовка рассвирепел на себя за слабость.
   - Это я, Оль! - почти со злостью выкрикнул он.
   - Ой, кто это? - Он подумал, что испугал ее и заторопился поскорее представиться. И правда, как она могла узнать его по такому возгласу.
   - А, Вова, привет, - ответила она. Вовка не почувствовав в ее голосе радостные нотки. Он был целиком в себе. Щеки его горели, трубка обжигала ухо.
   - Привет, как дела?
   Он стал задавать традиционные вопросы, которые возникали в его голове, думая, о чем же он всю неделю хотел ее спросить, но ни одна мысль не вязалась, и слова застревали в горле. Он совсем запутался в обрывках фраз, бешено метающихся в его голове. Он выдавил из себя еще пару вопросов типа "Че делаешь?" и "Как настроеньеце?", а потом преглупо попрощался и бросил трубку.
   Он был в ярости. Показать себя таким идиотом! Проходя мимо зеркала, он остановился и замер в изумлении. Кожа у него стала красной, лоб и волосы, струящиеся вдоль лица, мокрые. Он чувствовал как колотило в его ушах, как щипало кожу, как пот струился по спине и подмышками. Постояв так несколько секунд, он, вдруг, вспомнил, о чем так хотел спросить Ольгу: "Пойдет ли она в субботу на дискотеку?" Он хлопнул себя по лбу и упал в кресло.
   Он позвонил, выставил себя дураком и ничего не добился. Что она теперь подумала? Покрутит пальцем у виска и только. Какое ей до него дело? У нее столько проблем, столько дел. Утром - встает на два-три часа раньше него - ведет сына к матери, потом спешит на работу на швейную фабрику, возвращается вечером и хлопочет по дому. Одна. Какое до него ей дело?
   А то, что было у них однажды можно назвать только мимолетной слабостью уставшей женщины.
   Женщины! Вовка с благоговением произнес это слово и устыдился от мысли, что мужчиной себя он еще не рискует назвать. Настоящим мужчиной, который не висит на шее матери, который зарабатывает сам. Вот Степка - другое дело. Он только своим поступком пятикратно доказал, что он настоящий мужчина.
   Вовка почувствовал себя усталым, он лег на диван, включил телевизор и заснул под успокаивающую болтовню диктора какого-то футбольного матча.
   Проснулся он от голоса матери. Он не расслышал ее слов и подумал, что она как обычно зовет его к ужину, но оказалось, его кто-то спрашивал по телефону.
   - Ромка чтоль? - спросил он, когда Вера Сергеевна протянула ему трубку.
   - Нет, - ответила она и ушла на кухню.
   Оказалась, звонила Ольга. Он оторопел, узнав ее голос.
   - Ты не заболел? - спросила она его, когда представилась. - У тебя был такой голос... Я даже не узнала тебя.
   - Может быть, - ответил он тихо, чтобы мать не услышала его из кухни. - Есть немного.
   - Мне показалось, ты сердишься на меня.
   - Я? За что?
   - Я же не пришла тогда...
   - А! Это ерунда. - Сейчас ему было действительно все равно.
   - Я не могла. У Славика температура поднялась. Мы всю неделю были в больнице. У него и аппетит пропал, совсем не ел. Сейчас, слава богу, все хорошо. Я и сама чуть не заболела.
   Вовка тотчас понял, почему у нее был такой слабый голос, когда он позвонил ей. А сейчас она силилась говорить просто, как семнадцатилетняя девчонка, не отягощенная материнскими заботами. Ему это польстило - она делала это ради него.
   - Понимаю... А в эту субботу?
   - Не знаю... Мне последнее время надоели эти дискотеки.
   - Да ладно! Я тебя и видел-то там всего пару раз за последний год.
   - И все равно ничего не изменилось. Пары раз достаточно. Может... так встретимся?
   Она предложила это сама и опять поставила Вовку в неловкое положение. Он не привык к такой инициативности и робел от подобных предложений.
   - Давай. Я зайду за тобой. А когда? - выдавил он.
   - Славик уже спит. Сейчас.
   Вовка посмотрел на часы. Пятнадцать минут восьмого.
   - Через двадцать минут буду.
   Уходя, он едва не поругался с матерью из-за того, что "неизвестно куда" уходил, не поужинав. Но ссоре помешал квартирант, появившейся в прихожей. Вовка воспользовался возникшим замешательством Веры Сергеевны и выскользнул за дверь. Но он был недоволен, что из дома пришлось уйти в такой спешке, толком не приведя себя в порядок и, самое главное, не взяв с собой денег. Это последнее обстоятельство заботило Вовку даже сильнее чем первое. Без денег, он чувствовал себя скованно.
  
  

* * *

   Ольга пригласила его войти. Он боялся снова оказаться в ее квартире и почувствовать то же самое, что чувствовал две недели назад, но отказаться не посмел и вошел. Ольга стояла перед ним в цветастом махровом халатике и улыбалась. А руки ее по локоть были в мыльной пене. Только одно это обстоятельство раздосадовало Вовку - она еще не готова и занимается стиркой, когда полчаса назад они договорились о встрече. Неужели она снова предложит ему остаться здесь. К этому он еще не был готов.
   - Ой, Вов, извини, не успела. Сейчас, я быстро! - сказала они, и исчезла в комнате.
   Вовка знал, что значит женское "сейчас", когда она еще в халате и без макияжа. Но с другой стороны она даже не пригласила его войти, и это немного обнадеживало.
   Ольга уложилась в пятнадцать минут и предстала перед ним как раз в том виде, в котором он хотел бы ее видеть. Она одела пальто, которое особо подчеркивало ее тонкую фигуру, вязаную шапочку и они вышли на морозный воздух.
   - А сегодня холодно, - сказала она.
   - Одиннадцать градусов, - ответил он.
   Он осторожно взял ее за руку и почувствовал как ее ладонь, облаченная в кожаную перчатку, пожала его кисть. Ольга о чем-то заговорила и так увлеченно, что он все время слушал только ее. Он благодарил ее за то, что она не устраивала неловких пауз и не ставила в неловкое положение обоих. Потом разговорился и Вовка и как это обычно бывает, разговор тривиальный, но такой легкий, что Вовке хватало смелости подхватить его.
   Время пролетело незаметно. На улицах стало пустынно. Фонари освещали им дорогу, по которой они ходили взад-вперед, а на облачном небе кое-где показывались белые точки звезд.
   Потом Ольга предложила зайти к ней на чашечку чая. Она сказала, что ему надо немного отогреться, прежде чем идти домой. Вовка согласился. Когда они пришли, она поставила чайник на плиту и прибавила громкость у радио.
   - Как я замерзла, - говорила она, рассматривая раскрасневшиеся на тепле тонкие пальцы. - Не помню, когда я последний раз столько гуляла.
   Вовка что-то ответил ей, и она рассмеялась.
   - Ладно, мне пора, уже поздно, - сказал он через пол часа.
   - Позвони, - сказала она, провожая его в прихожую.
   Одеваясь, Вовка подумал, что не плохо бы, выходя, поцеловать ее в щечку, но потом засуетился, завертелся и вышел, забыв о своем намерении.
   "Надо же", - подумал он, услышав, как щелкнул за спиной замок, и стал быстро спускаться по лестнице. Настроение у него было слишком хорошим, чтобы разозлиться на себя.
  

* * *

  
   Sugrob: 8-24
   Gott: 13-2-11 Доволен? Я это, я.
   Sugrob: У тебя есть какое-то конкретное предложение? Chertenoc ничего не напутал?
   (Gott подробно описывает свое предложение Sugrob(у))
   Sugrob: Если все так, как ты говоришь, это дельце можно хорошенько обделать. Сейчас у меня на руках "труб" нет, но недели через две (если ничего не толкать по дешевке) около двадцати - двадцати пяти появится.
   Gott: Отлично. Две недели как раз хватит, чтобы все подготовить в магазине.
   Sugrob: А как там с ментами дела обстоят?
   Gott: Можешь не беспокоиться. У дяди все под контролем.
   Sugrob: Мне нужны твои точные данные. Я проверю.
   Gott: Об этом поговорим позже.
   Sugrob: Первая партия будет пробной. Если дело пойдет - сработаемся.
   Gott: А то! Мобильники в нашей "деревне" только начинают входить в моду. А в город многим в облом катиться. Да и дороговато здешним ребятам. Да я уверен, все будет тип-топ.
   Sugrob: Посмотрим.
   Gott: Значит, поговорим недели через две. Там виднее будет.
   Sugrob: Да.
  

* * *

  
   Он был ошеломлен, слушая историю Ольги. Он даже сам не понял, как они заговорили на эту тему. Он случайно заговорил о ее бывшем парне, а потом она продолжила сама. Они шли по тротуару, Вовка держал ее руку и смотрел себе под ноги. Вдоль тротуара росли высокие березы, запорошенные снегом, и росли они так близко друг к другу, что ветви их переплелись, спутались и, прихваченные морозом, искрились, когда они проходили мимо фонарей.
   - Здесь об этом почти никто не знает, - говорила Ольга. - Только мои подруги. Они были на похоронах. Мы собирались пожениться, в загс заявление подали. Два месяца оставалось, я уже беременной была, но тогда об этом еще не знала.
   - Оль, можешь не рассказывать мне об этом, - тихо сказал Вовка. Он все время думал, зачем она так откровенничает с ним. Неужели она готова полностью перед ним раскрыть душу, чтобы не было никаких тайн.
   - Нет, я расскажи... Разреши.
   Он опустил голову и стал смотреть на квадратные носы ботинок.
   - Я упала на него, когда мы перевернулись. Мотоцикл разлетелся вдребезги. От удара я потеряла сознание, помню только как меня стряхнуло... Очнулась только в больнице. У меня был перелом обеих рук и так еще несколько ссадин. А Максим... через четыре дня умер. Вот... Здесь никто ничего не знал, поэтому и потекли слухи, что он меня бросил, уехал к себе в деревню. Мне за него обидно было - Максим не таким был, чтобы над ним смеяться. Но на сплетни я внимания не обращала. Пускай старухи языки чешут, у них любимое удовольствие - покудахтать. А потом Славик родился. Врачи удивлялись, что он нисколько не пострадал после аварии. Чудо. Чего говорить, с ребенком забот стало больше, от многого пришлось отказаться. Я больше не думала о прошлом. Мама меня поняла, она мне здорово в первое время помогла, да и сейчас помогает.
   - Да-а, - протянул Вовка. На душе у него стало скользко и сыро. Он продолжал держать Ольгу за руку, но теперь делал это механически, совсем не чувствуя тепла ее ладони, которое раньше ощущал даже через пуховую варежку. Ему надо было поразмыслить, переварить сказанное.
   Они погуляли еще с полчаса. Разговор не клеился. Говорить о ерунде никому не хотелось. Вовка поскорее проводил Ольгу домой, и они расстались.
   Он шел домой на автомате, слушал свое учащенное дыхание и думал, как бы скорее оказаться в теплой постели. Он прошел через городскую площадь, прошел мимо недавно отреставрированной церкви на свою улицу и сбавил шаг.
   "Эти поганые сплетни, - досадовал он, - эти поганые сплетни... Надо же как. Толпа идиотов. А я думал он ее бросил, кинул... Я сам был в толпе. Сплетни... И от кого я это услышал? От Витальки? Ромки? Кого из них? Услышу если, кто б этом трепаться будет... Эх если только услышу!"
   - Вован!
   Он остановился и оглянулся. У банка под фонарем стоял Ежов. Он курил "примку" без фильтра и смотрел на Вовку.
   - Чего тебе? - ответил Вовка.
   - Вован, поговорить надо. Давай отойдем, а? - сказал Ежов и бросил окурок в сторону. Он спрятал руку в кармане, не поздоровавшись.
   - Со мной? - Вовка удивился. Какой может быть с ним разговор? Ежов такое отродье, что и стоять-то рядом с ним противно, не то что говорить. Да и тон его удивил Вовку - раньше он так не наглел.
   - Да. Давай, отойдем, а? - сказал Ежов.
   - Ну, давай, - согласился Вовка и посмотрел по сторонам. Вокруг никого не было видно. Ему все это очень не понравилось.
   Ежов повернулся к нему спиной и пошел к перекрестку, где повернул к улице, где даже асфальта не было. Там было темно, и только желтый свет из окон домов немного разбавлял мрак.
   Он сделал несколько шагов и услышал за штабелем сосновых досок чьи-то голоса. Ежов был не один. Вовка не удивился, когда понял это. Вот почему этот недоносок вел себя так смело.
   "Тогда кто там? Странно. Будут разборки, я в этом уверен", подумал Вовка, сделав еще два шага. Ежов уверенно шагал перед ним. В это время кто-то громко засмеялся и Вовке показался знакомым этот голос. Он подумал, а не повернуть ли назад? Если придется драться - а скорее всего придется - силы будут неравные. Но Вовка не мог отважиться на бегство, не хотелось упасть в грязь лицом перед самим собой. От злости у Вовка сжались кулаки, и ему захотелось двинуть Ежова по затылку.
   "Не упасть в грязь лицом, не упасть в грязь лицом, - передразнил он себя, - потом этот же Ежов будет своими ботинками бить тебе по харе!"
   Он увидел перед собой несколько фигур во тьме, вокруг которых плясали красные точки. Они курили и смотрели на него. Фонарь, который остался далеко за спиной Вовки, позволял им разглядеть его лицо.
   - Привел, - сказала одна из темных фигур во мраке, красный огонек дрогнул, полетел вниз и, ударившись об землю, рассыпался в искрах. Вовка узнал голос Скворцова.
   "Как же сразу я не догадался!" - пронеслось в его голове.
   Инстинктивно Вовка потянул руку поздороваться с каждым. Ему ответили холодным рукопожатием. Пока они, таким образом, обменивались любезностями, все молчали. Вовка из-за проклятого фонаря не видел лиц, из-за этого он чувствовал себя особенно неловко.
   - Ну ты, урод! - вдруг вскрикнул кто-то во мраке и в следующий момент Вовка почувствовал крепкий удар в грудь. Он отшатнулся, сделал два шага назад, но не успел опомниться, как кто-то ударил его с боку. Потом он услышал довольный смех Ежова.
   - Вы чего? - возмущенно крикнул Вовка, теряя равновесие. Следующий удар по лицу ослепил его яркой вспышкой перед глазами. Его повалили на землю, и он стал отчаянно сопротивляться. Вовка почувствовал, что перед ним кто-то стоит, и изо всех сил ткнул ногой наугад. Кто-то ахнул. В следующее мгновение Вовка получил еще несколько ударов. Он перевернулся на живот, прикрывая голову. Сопротивляться было уже бесполезно. Он ждал новых "тычков", но бить его перестали.
   - Ну-ка встань! - услышал он.
   Вовка ошалел от злобы и стиснул кулаки, но вставать не торопился.
   - Ванек, дай я ему! Этому гондону не жить, бля, я ему!- Вовка узнал голос Еремина. Он пошарил под собой рукой и нащупал что-то твердое. Камень!
   - Да я ему, давай я, пидеру! - рыкнул Борисов.
   - Погодь! - сказал Скворцов - Санек, - обратился он к Ежову, - ну-ка, врежь-ка ему! Давай!
   - Я? - Ежов немного струсил, но тот час взял себя в руки.
   - Ну давай, бля! - Еремин грубо подтолкнул Ежова к Вовке.
   Вовка в это время встал на ноги, пряча за спиной камень. Он смотрел на Ежова с угрозой и тот не решался занести на него кулак. Он сплюнул кровь из разбитой губы и поморщился от невыносимой рези под заплывающим глазом.
   Наконец, Ежов стал приближаться к Вовке, от которого уже не ожидал сопротивления. Они встретились глазами и Сашка довольно улыбнулся, замахиваясь. Но Вовка успел увернуться от удара, уклонившись корпусом в бок, и когда кулак Ежова пролетел мимо его виска, он ударил его камнем. Ежов охнул и упал навзничь.
   - Ну, сука! - крикнул Еремин, перескочил через Ежова и ударил Вовку в грудь. Но Вовка даже не почувствовал боли. Он даже подумал с удивлением: "И чего все боятся этого слабака, разве это удар?" А в это время его кулак уже летел к Еремину, прямо в его зубы. Когда тот отпрянул, он развернулся и бросился убегать.
  

* * *

   <...>
   Kisa: Как, у тебя предки в разводе?
   Gott: В разводе. Я что такого, не такая уж и редкость.
   Kisa: В том то и дело - у меня тоже! У нас много общего, бедняга.
   Gott: И давно они у тебя?
   Kisa: Два года уже. Папка живет у бабушки, а мы с мамкой вместе. Он иногда приходит, но в последнее время все реже и реже. Мне его посещения только в тягость.
   Gott: Почему?
   Kisa: Не знаю. Вообще не понимаю, зачем он приходит. Он у меня чудаковатый. Мне с ним поговорить не о чем, сидим как идиоты и так неловко становится. Другое дело мать, мы с ней нашли общий язык.
   Gott: А почему они у тебя развелись?
   Kisa: Мать захотела. Они никогда не ладили. Отец-то ладно, он не цеплялся к ней никогда, а она его "пилила" будь здоров! И зарплата у него "не таккая" и семья... В общем такая вот ерундень. Характерами вроде как не сошлись.
   Gott: И как ты к этому отнеслась?
   Kisa: Да спокойно, как еще.
   Gott: Странно. А мне было плохо. Когда отец ушел, нам всем было хреново.
   Kisa: Расскажи, как это у тебя было? Он что, пил?
   Gott: Нет, нет, не в этом дело.
   Kisa: А что же тогда, ну расскажи!!! Почему так вышло?
   Gott: В наших историях ничего общего, но они обе банальны. Отец нашел другую женщину. Не решусь сказать, что полюбил. Я ее видел и... в общем вряд ли он ее любит, но что-то его к ней тянет. Родители сначала нам ничего не говорили. Но мы со Степкой догадывались - что-то не так. Они и разговаривать как-то по-другому стали, смотреть друг на друга, потом и спать в разных комнатах. Отец уходил в зал и спал на диване. Включит телевизор, как будто что-то смотрит, но в спальню уже не возвращался. А в один прекрасный день ушел. Ничего нам не сказал - собрал вещи и смылся, пока мы были в школе. Оказывается, они с матерью еще заранее обо всем договорились, она дала ему развод. С тех пор... ну... эх... так и живем.
   Kisa: Грустно, кролик. Мы с тобой братья по несчастью, жертвы родительской легкомысленности. Они когда-то натворили дел, а мы теперь, их детки, расхлебываем. Грустно. И... (((если честно))) я плакала, когда папка ушел. Сразу я побоялась сознаться. Никому бы такого не сказала, но раз уж ты со мной откровенно, то и я буду... Это потом я привыкла без него, а сначала... Ну, ты понимаешь меня.
  

* * *

   Некоторое время он просто шел и ни о чем не думал. Мысли в голове словно застыли, и Вовка не представлял себе куда идет. Но постепенно оцепенение, в котором он находился, начинало его отпускать. Кровь медленно остывала в жилах. Он почувствовал сначала тонкую, а потом и резкую, все нарастающую и пульсирующую боль под правым глазом. Засаднили ободранные костяшки на правой руке (это он врезал Еремину по зубам, хреновому недоростку, который выделывался больше всех). За такой удар Вовка готов был вытерпеть боль. Хорошо, если Еремин зубов недосчитался.
   Вовка улыбнулся, и опухшая скула напомнила о себе покалыванием.
   Некоторое время он шел, весь погруженный в себя, стараясь определить, где что болит. Но опыт подсказывал, что только к утру, он узнает обо всех тычках, сыпавшихся на него, припомнит каждый кулак, угодивший по нему. Но только к утру, не раньше.
   На автомате Вовка мчался домой, но когда уже подходил к подъезду увидел в окнах квартиры свет - мать еще не спала. Он посмотрел на часы - второй час ночи - и остановился в нерешительности. Что скажет мать, увидев его в таком состоянии? Опять истерика, крик, проклятия. "Пронину башку проломили, не известно еще как отделается! И ты хочешь, и ты!" Вовка поморщился, помялся с ноги на ногу и стал чувствовать пробирающий мороз.
   "Надо что-то решать", подумал он и внезапно решил идти к отцу. Не раздумывая, он посеменил прочь. До отца было минут пятнадцать ходьбы. Вовка решил дойти за десять и ускорил шаг. Но, дойдя до перекрестка, он остановился и посмотрел на пустынную дорогу впереди, проходящую мимо банка, церкви и упирающуюся в Молокозавод. Там могли быть Скворцов и его дружки. Они могли шляться по улицам всю ночь и Вовка свернул налево, к больнице. Путь был в обход и Вовка перешел на легкий бег. Холодно становилось невообразимо, посыпал мелкий снег, твердый и острый, как перемолотое стекло.
   Подходя к дому отца, он посмотрел на окна. Свет не горел.
   Он осторожно позвонил и стал ждать. Дверь могла открыть и Марина, поэтому Вовка немного отошел назад, спрятав лицо во мраке. Конечно, она удивится увидев его, а с таким лицом еще и испугается. Но еще из сеней Вовка узнал сухой кашель отца, заядлого курильщика, и расслабился.
   - Вова! - Отец был в халате и в тапочках. В его голосе было удивление, но никак не досада или неприязнь. Он сделал шаг назад, освободив проход.
   - Привет, па, - сказал Вовка и вышел из тени, пригибая голову, чтобы отец не сразу заметил его синяки.
   - Проходи, проходи быстрее. Ветер-то какой!
   Он закрыл за Вовкой дверь, они поднялись по крепкой, выкрашенной лестнице и вошли в дом.
   - Ну, ты, парень даешь. Это что?.. - он увидел расплывающийся синяк на лице сына и улыбнулся. - Теперь понятно. Ну, проходи, вон, на кухню. Сейчас чайку с тобой. Ты как?
   - Нормально. - Вовка прошел в маленькую кухоньку, желтую от света лампочки, сел на мягкую табуретку и положил локти на стол, пригнув голову. - Поцапался тут с одними после дискотеки. Бывает. Мать не хочу расстраивать. Ты знаешь ее...
   Андрей Ильич поставил на плиту чайник.
   - Правильно сделал, что пришел ко мне. Давно тебя не видел.
   - Да. Все не получалось... - соврал Вовка, стараясь понять, почему же он в самом деле так давно не приходил к отцу? Они всегда умели находить общий язык, общались легко, как друзья. Ему казалось, что за то время, пока они не виделись, отец постарел. Лицо у него казалось каким-то болезненный с сероватым оттенком кожи. Появились новые морщинки на лбу и вокруг глаз. Он стал щуриться больше прежнего из-за слабнущего зрения. Как ни старался он выглядеть бодрым, Вовка увидел, как ему не здоровится. И Вовка пожалел, что пришел.
   - Сейчас что-нибудь придумаем, - сказал отец, рассматривая синяк. - Это еще не гематома. Ничего страшного.
   - Да знаю я... Ерунда.
   - Есть у меня одно средство, к утру опухоль исчезнет, - сказал отец и ушел в зал. Он принес два небольших пузырька с какой-то мазью. Кончиком чайной ложки он взял немного из обеих, перемешал и аккуратно смазал синяк темной смесью.
   - Через полчаса повторим, и все пройдет, - сказал он.
   Когда тихонько засвистел чайник на плите, отец разлил чай, достал батон, сливочного масла и варенья из черной смородины.
   - Как у вас там дела, как мать? - спросил он.
   - Да все как обычно... Только... мать теперь Степкину комнату сдает квартирантам. А так, ничего не изменилось.
   - Квартирантам, говоришь. Денег не хватает.
   - Как всегда.
   Андрей Ильич посмотрел на дымящийся чай и тяжело вздохнул, размешивая сахар.
   Несколько лет назад, когда отец еще жил с ними, один его старый друг, Антонов, сделал Андрею Ильичу выгодное предложение, отказаться от которого казалось просто грешно. Но для этого необходимо было переехать в Город, продать дом и купить квартиру там. Работа была серьезной, но главное, хорошо оплачиваемой. Антонов был уверен, что Андрей Ильич согласится несомненно, даже расцелует его от восторга. Кому бы не хотелось вот так сменить рутину маленького городка на новую жизнь в мегаполисе? Вера Сергеевна очень обрадовалась, в Городе у нее была вся родня. Вовка со Степкой тоже были не против. Жалко, конечно, оставить всех друзей, но в Городе столько перспектив для самореализации, а они уже тогда начинали подумывать об этом, как и все их знакомые сверстники. Но Андрей Ильич отказался от предложения. Он ответил, что не готов к этому и для него лучше, если все останется по старому. Никто его не понял. Его слов сразу не расслышали. Антонов переспросил, Андрей Ильич повторил. Тогда старый друг развел руками и уехал. Что тогда началось! Вере Сергеевне сделалось дурно. Хотели вызывать скорую, но она быстро пришла в себя. Лица на ней не было. Она никак не могла поверить, что муж ее отказался "от Такой Возможности", и просила себя ущипнуть. "Скажи, почему, почему, почему?" - кричала она и Андрей Ильич, понимая, что никакие объяснения помочь не смогут, только пожимал плечами.
   Вовка долго не мог понять отказа отца. Только через несколько лет он узнал правду, когда из города пришла весть, что Антонова осудили и приговорили к пяти годам условного заключения. А директора его фирмы посадили на три года. Вовка так и не узнал, чем "таким незаконным" занималась фирма, в которую приглашали отца, да это уже и не имело значения. Главное отец знал об этом с самого начала. Нельзя сказать, что Андрей Ильич был "болезненно честным", как говорила мать, человеком. Просто деньги для него никогда не были всем. Он часто повторял об этом, и невозможно его было переуверить. Вера Сергеевна билась над ним, но тщетно. А потом они развелись. А если бы они продолжали жить вместе, портя друг другу и без того не простую жизнь, Вера Сергеевна сочла бы его прозорливым, как своего брата Колю. Но не в том суть. Андрей Ильич отказался от предложения Антонова по другим соображениям.
   "Деньги, это еще не все, далеко не все" - Вовка вспомнил слова отца. Когда Андрей Ильич говорил это в детстве, он верил ему. А теперь сомневался, не мог определиться, как определились Степка или Ромка, которые знают, чего хотят.
   "Может быть, поэтому я так давно не приходил к отцу, - подумал Вовка. - Боялся? Неужели боялся?"
   - А как у тебя с учебой? - спросил отец.
   - Да все в порядке.
   - Это хорошо. Как, болит еще? - Он посмотрел на синяк.
   - Щиплет немного.
   - Позже еще смажем.
   - Марина спит?
   - Спит. Я сказал ей, что это ты. Он приболела немного... - Он задумался на минуту, потом одним глотком допил чай и сказал: - Я тебе постелю в зале, на диване. Если хочешь, смотри телевизор, или видео...
   - Спасибо. Я сразу спать... - сказал Вовка, вставая из-за стола.
   - Мне на прошлой неделе письмо пришло от Степана.
   - Письмо? - Вовка так и подскочил на табуретке. - И что, что пишет? Ты бы видел, что он матери пишет, ничего толком не скажет. Мы ничего не знаем.
   - Это он специально так, - сказал отец. - Мать не хочет зря волновать. Ей главное знать, что жив, здоров, руки писать есть.
   - Дай мне его, па.
   - Сейчас принесу.
   Андрей Ильич принес тонкую папку, в которой хранил в письма, телеграммы, открытки. Письмо от Степки было на самом верху. Вовка схватил конверт, немного измятый и неровно разорванный с одного края и посмотрел на неровный почерк брата. Потом вынул сложенный вчетверо тетрадный лист и стал читать.
  
   "Здравствуй отец. Ты знаешь, я письма писать не умею, да и не люблю. Пишу только потому, что надо. Матери письмецо уже запечатал. Теперь взялся писать тебе. Это последняя возможность, а там не знаю, когда получится. Ничего рассказывать не буду, но ты был прав, здесь страшно. Вспоминать не хочется, наоборот, не знаю, как не думать об этом, забыть... хотя еще рано, неизвестно что будет через неделю, да что там говорить, завтра еще как в тумане. Все может за несколько минут измениться. Если бы мог, то напился бы сейчас...
   Свету если увидишь, передавай ей привет, скажи, у меня все нормально, еще не долго осталось, а там свидимся. Скажи о незабудках помню... Так и скажи, о незабудках. Она поймет. Не забудь, пожалуйста. Скажи, я целую ее, люблю. Сам написать ей не буду, не могу. Объясни ей, постарайся уж. Марине тоже привет. И всем там.
   У нас здесь сейчас напряженно, тихо и напряженно. Где-то в лесу снайпер сидит, постреливает гад, покоя не дает. Жители деревни перепуганы, при виде нас замирают. Мы их не трогаем, но и спину не подставляем. От них чего угодно можно ожидать. Даже дети смотрят на нас с угрозой. А три дня назад Сашка Назаров наступил в лесу на "лягушку". Но ничего, обошлось. Ребята помогли. Скоро мы из деревни уйдем, вот только достанем этого снайпера и махнем дальше. Он нам все дело портит. А пока есть свободная минута, вспоминаю дом, целую крестик, который мать подарила. Я его не снимаю. Только вот цепочку порвал, теперь он у меня на шнурке..."
   Дочитав, Вовка бережно свернул письмо и засунул его обратно в конверт. На душе сделалось тяжело, он долго молчал.
   - Ну, идем спать, - сказал отец.
   Они прошли в зал. Андрей Ильич принес из спальни простыню, подушку и одеяло.
   - Я сам постелю, спасибо, пап, - сказал Вовка, растроганный заботой отца.
   - Ладно... разберешься. Я матери сейчас позвоню, успокою ее.
   - Ага.
   Андрей Ильич взял с журнального столика сигареты и ушел в туалет. Вовка разобрал диван, лег. Расслабившись, он острее почувствовал боль в теле, но теперь она совсем не занимала его. Он долго думал о брате, потом закрыл глаза и стал засыпать.
   "Это его выбор, его путь. У меня свой. Тогда чего я так маюсь? Непонятно. Дядя Коля... этот Sugrob... они другие... совсем другие... Спасибо Скворцову, хоть он и подонок, но сделал сегодня полезное дело, вправил мне мозги. Без него я не пришел бы сегодня к отцу".
  
   Он уже спал, когда Андрей Ильич смазал его синяк второй раз.
  
  

* * *

  
   Kisa: И чего ты надумал? По-моему, времени еще мало прошло.
   Gott: Время больше не имеет значения. Наоборот, я его теряю в бесконечных размышлениях.
   Kisa: Но потом будет подло поворачивать назад, ты ведь понимаешь?
   Gott: Прекрасно. И я не собираюсь никуда поворачивать.
   Kisa: Не слишком ли это большие амбббиции???
   Gott: Нет, просто я так решил. Она мне действительно нравится, по-настоящему нравится. Я намерен поговорить с ней на днях. А она уж сама решит, что ей нужно.
   Kisa: Даже не знаю, что и посоветовать тебя, Gott.
   Gott: Мне не нужно больше советов. Я все решил сам.
   Kisa: Здорово. Я Ей даже завидую, той девушке. Мой хахаль, когда я ему сказала, что у нас все кончено, заржал, козел, и ушел. Ты представляешь??? )))) А тебе ни сколечко не страшно? Сам понимаешь, о чем я.
   Gott: Немного да. Это всегда так, перед такими решениями. Мандраж. Но мне кажется, что за последние три недели я стал взрослее. Многое для себя понял и, наконец, кое в чем определился. Олю мне хочется видеть каждый день, ее сына я уже не боюсь. Вчера был у нее весь вечер. Он классный мальчуган, и смеется так...
  

* * *

3.03.2004 год.

Конец.


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"