Знала Алёна, что сделала для Ивана всё, и что этого мало слишком. Где помощи искать? Кто совет даст? Никто… Она одна. Пусто вокруг. По спине пробежал тоскливый озноб. Подошла Алёна к берёзке, что у самой воды росла – ноги не держат, опустилась к подножию белого стана:
– Впусти, берёзонька…
Прильнула мокрой щекой к гладкой, прохладной бересте и сразу поплыла в водовороте белом, всё скорее, скорее. Голову обнесло, сердце зашлось обморочно… Почудилось вдруг, что неодолимо затягивает её водоворот, тащит в глубь бездонную… Не помнила Алёна, как толкнулась от ствола, вытолкнула себя из кружала. Воздух схватила, будто правда из глыби вырвалась, сердце колотилось в испуге непонятном – что увидать успела в той тёмной глубине, куда тянуло её, как в омут бездонный? Ничего в памяти не осталось… И вдруг вскинулась Алёна, порывом надежды подхваченная. Омут! Вот средство! Хоть ещё не срок к Русалочьему омуту идти, но лишь на него Алёнина надёжа последняя. Опасная. Отчаянная.
Сердце ещё пуще заколотилось, от страха руки похолодели – ведь столько ходит рассказов жутких про омут этот. Алёна быстро на ноги поднялась, чтоб даже тень сомнения не успела коснуться её. Да может ли она впустить в своё сердце колебание, когда, может быть, это единственное и последнее средство, что спасёт Ивана?! Пусть вдесятеро страхов прибудет, разве остановят они её? И уж совсем другая забота наперёд вышла – как Ивана-то одного без пригляду оставить? А что её пригляд… Много ли полезен?
В избушку вернулась, склонилась над ним, в бледное безжизненное лицо всмотрелась с мукой сердечной.
– Любый мой… я скоро… только дождись…
Наклонилась низко, губами едва слышное дыхание поймала, прикоснулась своими губами к его, сухим и горячим. Сглотнула слёзы, ещё раз окинула взглядом лицо любимого. «Ах, если б могла я от смерти тебя заговорить…» Повернулась и вышла быстро.
Боялась Алёна, что заплутает в ночных лесах – в темноте-то всё иным представляется, ночь-оборотень меняет всё. Да и не была Алёна ни разу у того омута, даже с Велиной к нему не ходила, хоть вроде все дальние и ближние тропинки вдвоем ни по одному разу истоптали. Однако, почему-то Велина говорила в твёрдой уверенности, что к омуту Русалочьему провожатых не надо, когда время придёт, Алёна его легко отыщет. Но в том-то и дело, что не пришло время. Или пришло? Настигнет ли её опять в жизни такая нужда, как сейчас?
Совсем одна осталась Алёна, никогда доселе не чувствовала она себя так одиноко, даже посреди осенней стылой ночи. А уж наедине с лесом и вовсе чувствовала себя так, как в окружении добрых знакомых. Нынче же не то было. Царил над миром тяжёлый мертвящий дух. Ровно жизнь остановилась и время застыло. Даже луна отказалась Алёне спутницей быть – поспешно закатилась, задёрнулась плотными, тёмными облаками, будто сроду не висела над землёю круглым фонарём, никому под ноги на тропинки ночные не светила. Глубокий, плотный мрак завладел миром, и кажется, ничего кроме него и не было боле: леса стояли, будто немые – филин не ухнет, волки не взвоют, даже листья не залепечут. Живности лесной ночной Алёна как-то и не боялась. То ли верила, что невредима будет, то ли страха бесполезного до себя не допускала. Дороги не только не знала, но и не видела – то через луга бежала, то вдруг в чащобе сплетённой оказывалась и рвалась напролом, оставляя на сучках клочья одёжи. Куда рвалась, бежала куда? А в ту сторону, куда глядеть опасались, ежели об Русалочьем омуте речь заводилась. Вот в ту сторону теперь и торопилась Алёна.
Как ни сбилась, кружить не начала – подивиться можно. Только вдруг, сквозь тяжёлые, колючие еловые ветви продравшись, очутилась на узкой полоске берега.
Лежал перед Алёной омут. Недвижная водяная гладь лоснилась странным маслянистым блеском. Показалось Алёне, что это чёрный глаз, и смотрит он на неё с холодным бесстрастием, без удивления и любопытства. Спине холодно стало, так, будто кто сзади встал, и стужей от него тянет, и дыхание чужое столь промозгло, как осеннее ненастье. Так потянуло оглянуться, нестерпимо просто, тогда Алёна вперёд себя толкнула, шагнула к кромке берега, к самой воде.
– Вот, пришла я до сроку. Беду свою тебе принесла и надежду последнюю. О помощи молю. Пособи, надоумь…
Не всплеснёт вода, и даже камыши молчат – всё запечатано страхом, оцепенело, и только она один на один не то с омутом лесным, не то с чем-то живым и непостижимым.
Алёна на колени опустилась.
– Прости, не гневайся, что тревожу в неурочный час, только мне больше не к кому. Горе дорогу указало. Откликнись на мольбу мою, услышь и помоги. Научи, как спасти мне Ивана?
Алёна – вся слух, всеми чувствами своими ловит малейший знак ответа. Только нет ответа.
– Веда! Госпожа моя! К тебе зову! – себя не помня, роняет отчаянные слова Алёна. – Если любимого спасти не могу, зачем мне дары твои?! Куда сила моя делась? Знаю, много прошу и отплачу, чем пожелаешь, что спросишь. Помоги! Не испытывай меня так страшно! Неужто Яринова свора в благополучии пребывать должна, неужто доброму да светлому нет уж места в этом мире?!
Падают отчаянные слова в воду, свинцовыми горошинами тонут… А отклика нету. Безысходность сжала сердце Алёнино – всё зря. Придумала она себе, будто нашла для Ивана последнее средство. С какой готовностью обманулась… Опустилась Алёна на траву и впервые дала волю отчаянию и слезам. Плакала долго и горько. Потом лежала без сил, будто со слезами вся жизнь из неё излилась – так бы и осталась насовсем тут лежать…
К чему вернётся? Вдруг не дождался её Иванко? Или ждёт? Обещалась ведь скоро! Тяжело поднялась Алёна – вот теперь точно вся беда на ней одной повисла, никто разделить не захотел. Склонилась над омутом – воды в лицо плеснуть. Странная блёстка взгляд притянула. Как будто монетка серебряная лежит на дне и сквозь толщу тёмной воды блестит. А говорили, что у омута дна нет. Мол берега сразу круто вниз обрываются, а насколько – кто знает. Рассказывали, что случаи были, когда искали в омуте утопленников. Да не достали никого ни разу, даже дна не цепляли, зря только воду длинными шестами да баграми месили. Что никого не отдал омут, и значит все вот там, под чёрной водой. Придумали, может быть, про Русалочий омут? Вот же, монетка сверкает. Или звёздочка? Алёна потухшие глаза подняла, но не нашла средь облаков звёздочки, которая в омут гляделась, да и не шибко старалась найти.
Зачерпнула ладошкой воду и тут вспомнила, что склянку ведь с собой прихватила, чтоб воды омутовой домой принести. Наполнила Алёна бутыль, заткнула кукурузной пробкой, в сумку холщовую сунула - и в бутыли мельком блёстка сверкнула.