Весна на пороге зимы - особое время года. Апрель, беспощадный месяц, грохотал штормами, бился в гранит границы земли. Каждую ночь море нещадно набрасывалось на берег, оставляя вдоль тусклой полоски пляжа намеки на дни творения - медузу, рыбий хребет или панцири крабов; возвращало дары - обглоданные до блеска кости деревьев, кусок весла, бессильный обломок ржавой пружины, оснастки чужих мертвецов.
По утрам побережье окутывал туман. Его тугие щупальца, подхваченные бризом, скользили по краю воды, карабкались по камням к маяку, и дальше, к скалам. Во влажном воздухе бухта расплывалась, словно плохой фотоснимок. На пляже, среди островков же-сткой травы жались друг к другу старые лодки, облепленные ракушками и плетями водо-рослей и похожие на гигантских трилобитов, явившихся из глубин сумрачного девонского моря. Порой, в непрестанном мареве, казалось, что они и вправду перебираются с места на место, и тогда я не мог с полной уверенностью сказать, что это всего лишь шутки тумана и воображения...
Дом у моря я снял еще летом. Меня интересовала обитавшая неподалеку колония мор-ских игуан - удивительных ящериц, которых Мелвилл не без оснований назвал 'странной аномалией диковинной природы'. 'Популярная Наука' как раз заказала серию акварелей этих загадочных рептилий. Конечно, с легкостью можно было взять в качестве натуры фо-тографии и чучела из музея Естественной Истории, но я абсолютно убежден - настоящий анималист не имеет права на подобные полумеры. Чтобы нарисовать животное надо по-нять его характер, заглянуть ему в душу, а много ли можно увидеть в стеклянных глазах?
Игуаны, надо отдать им должное, по достоинству оценили мое рвение, и работать с ними оказалось настоящим удовольствием. Я еще не встречал более внимательных на-турщиц: они были готовы часами неподвижно лежать на окатываемых волнами камнях, игнорируя нахальных крабов, ползающих прямо по их спинам. К осени набралась внуши-тельная подборка эскизов, однако меня не покидало ощущение незавершенности работы, и я продолжал лазать по скалам, в поисках сюжета, который бы наилучшим образом за-кончил цикл. В итоге, поскользнувшись, я рассадил руку, и надолго лишился возможности рисовать.
Этот досадный инцидент имел и другие, гораздо более неприятные последствия. Пус-тяковая, на первый взгляд, рана загноилась, рука распухла, и почти неделю я провел в по-стели, в горячечном бреду. По ночам, когда ветер неустанно бился в оконные стекла, в тщетной попытке попасть в дом, я метался на влажных простынях, безуспешно пытаясь уснуть. Несмолкаемый рокот прибоя навевал странные видения панцирных рыб и гигант-ских аммонитов - доисторических чудовищ, затаившихся в толще вод, и подозреваю, я был не далек от истины. Видимо, уже тогда доктор Северин начал свои опыты.
Северина я знал давно, но знакомы мы не были. В кругах, что вращались вокруг Науч-ной Академии, он был известен едва ли не каждому, в первую очередь из-за скандала с механическим кальмаром. Тогда, основываясь на последних достижениях механики и ви-висекции, доктору удалось сделать почти невозможное - создать живое существо и быть может вплотную подойти к разгадке творения. Не спорю, он был талантливым ученым, гением, но его методы вызывали глубокое отвращение. Собаки и обезьянки, выпотрошен-ные без анестезии ради пары желёзок это только пол беды. Я слышал от некоторых спе-циалистов, что в создании кальмара использовались и человеческие органы. Кажется, именно тогда вивисекция была объявлена вне закона. По слухам, когда все это открылось, Северин бежал в Южную Африку, где в секретной лаборатории продолжил заниматься запрещенными экспериментами. Признаться, я удивился, встретив его в поселке.
Северин жил по соседству, в покосившемся особняке с выбитыми стеклами. На улицу доктор практически не выходил, и долгое время я был уверен что дом необитаем, пока Густав Гаспар, смотритель маяка и поэт, не рассказал о хозяине. А спустя пару дней я и сам увидел Северина, прогуливающегося на заднем дворе.
День был солнечный и теплый, но доктор был одет в тяжелый плащ из плотной проре-зиненной ткани, застегнутый на все пуговицы. Мне сложно объяснить, но было в Севери-не что-то отталкивающее, из-за чего, встречаясь с ним, хотелось перейти на противопо-ложную сторону улицы. Что-то, что лишь подчеркивалось ассиметричными чертами лица и блестящей, болезненно желтой кожей. Острое горло вздымалось с каждым вдохом. Се-верин ходил по кругу, беззвучно шевеля губами.
Продолжалось это около часа и закончилось нелепым и жутким образом. На край за-бора тяжело опустилась толстая бронзовка. Доктор тут же шагнул к жуку и схватил, креп-ко сжав двумя пальцами. Некоторое время он разглядывал его, и вдруг положил в рот и старательно разжевал. Я был в шоке.
Как рассказал мне Густав Гаспар, Северин объявился в поселке пару лет назад и выда-вал себя за отошедшего от дел ветеринара. Кое-кто из местных жителей даже обращался к нему за помощью, но подобная практика быстро прекратилась, после того как он без вся-кого наркоза отрезал лапу коту прямо на глазах изумленной хозяйки. И нисколько не со-мневаюсь, что за закрытыми дверьми Северин занимался и другими мерзостями, которые в его представлениях назывались 'наукой'. Густав Гаспар, как-то нашел на пляже мерт-вую игуану со следами хирургического вмешательства - ненужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто стоит за этим.
Северин действительно проявлял интерес к ящерицам. Несколько раз я видел его ря-дом с колонией, обычно поздно вечером. В это время игуаны особенно ленивы, поймать их не составляет труда и доктор пользовался этим. С помощью длинной удочки с нейло-новой петлей на конце он стаскивал их с камней, каждый раз он унося с собой одну или две рептилии. Страшно подумать, ждало их в лапах чудовищного вивисектора.
Чувствуя некоторую ответственность за игуан, я пытался проследить их дальнейшую судьбу, но мне так и не удалось узнать, для чего они понадобились Северину. А после не-удачного падения, я и вовсе был вынужден прекратить свои детективные изыскания.
Когда рука перестала болеть, я попытался вернуться к работе, но было еще рано. Так что я просто гулял по пляжу, наблюдая за игуанами, собирая раковины и интересные кам-ни и по большому счету изнывая от безделья. В один из таких дней, кажется в четверг, и началась история с рыбами.
В то утро меня разбудил пронзительный лай прямо под окнами. Я где-то читал, что со-бачий лай входит в пятерку самых раздражающих звуков, опережая даже скрип мела по грифельной доске, в данном же случае налицо была попытка побить все рекорды. Я вы-глянул в окно.
Открывшаяся картина носила отпечаток нездорового гротеска. Окно моей спальни на втором этаже выходило во двор, за которым начинался огород госпожи Феликс. Разделял их невысокий кирпичный забор, увитый сухим плющом - эта граница и послужила сце-ной. Актеров было всего двое: смотритель маяка Густав Гаспар и Лобо, старый пудель госпожи Феликс, но их вполне хватило, чтобы разыграть самый нелепый фарс из тех, что мне доводилось видеть.
Собака срывалась на визг. Сознаюсь, при всей моей любви к животным, Лобо не вы-зывал у меня симпатии: грязное, неопрятное и чертовски склочное создание, упивающееся собственной безнаказанностью. У бедняги был паралич задних лап, поэтому передвигался он, на плетеной тележке с колесами от детского велосипеда, но надо признать, с порази-тельной ловкостью. Лобо обладал удивительным даром появляться в самый неподходя-щий момент лишь затем, чтобы вас облаять, а то и вцепиться в ногу. К сожалению, ни у кого не поднималась рука проучить подлого пса, а жалобы, обращенные к хозяйке, наты-кались на стену полнейшего непонимания. Сейчас Лобо с торжествующим видом возвы-шался над своей добычей - ботинком Густава Гаспара.
Самого хозяина обуви я заметил не сразу. Сначала я увидел ноги, торчащие над забо-ром подобно беспокойной букве 'V'. На ветру трепыхался полосатый носок. Присмот-ревшись, я сообразил что Густав свесился с забора вниз головой, в лучших традициях Бе-лого Рыцаря. Одной рукой он опирался о землю, в другой сжимал корявый сук, которым пытался подцепить ботинок. Пестрая гавайская рубашка сползла чуть ли не до подмышек. Лобо, прекрасно сознавая свое превосходство, держался вне досягаемости палки и явно издевался. Он то и дело переносил ботинок с места на место, но так, чтобы у Густава ос-тавалась надежда дотянуться до него. Стараясь перехватить обувь и рискуя свернуть себе шею, несчастный смотритель извивался словно угорь, благо сам был длинным и тощим. Признаться, мне было непонятно, что же мешает Густаву слезть с забора и попросту от-нять башмак, но видимо на то были свои причины.
Развязка этой пантомимы наступила совершенно внезапно. Густав вытянулся и исхит-рился воткнуть сук между спицами. Собаки, насколько я помню, лишены мимических мышц, однако на морде у Лобо появилось выражение крайнего недоумения. Он умолк. Густав неторопливо слез с забора, поднял ботинок. Пудель попытался отползти.
Именно тогда выяснилось, что я не был единственным, свидетелем этой сцены. Не ус-пел Густав занести руку, как в доме госпожи Феликс распахнулось окно и в темном про-еме возникло бледное, перекошенное от злобы лицо хозяйки. Я чужд предрассудков, но положительно уверен в том, что ведьмы существуют. И госпожа Феликс - одна из них. И дело, пожалуй, не в обширной оккультной библиотеке, составлении гороскопов и гадании на Таро. Важнее поразительное и нелепое убеждение госпожи Феликс в том, что ее все ненавидят.
На смотрителя обрушился такой поток брани, что Густав поспешил ретироваться. Он перемахнул через забор, что-то поднял с земли и заковылял к моему дому. Госпожа Фе-ликс не унималась: если бы ей хватило сил, в смотрителя полетели бы тарелки и цветоч-ные горшки, или, если хотите, жабы и змеи.
Смотритель тяжело дыша ввалился в дом, держа в одной руке ботинок, а в другой мя-тую жестянку из под краски. По раскрасневшемуся лицу струился пот. Густав попытался плечом стряхнуть запутавшуюся в бороде травинку.
Он обреченно взмахнул ботинком. Посочувствовав смотрителю, я предложил ему ро-му, но, как ни странно, тот отказался. Он был сильно взволнован, и как выяснилось, при-чиной тому были отнюдь не Лобо с госпожой Феликс. Гораздо важнее оказалась его ут-ренняя находка. По словам Густава, ничего подобного он не встречал, хотя за свою жизнь насмотрелся всяких диковинок. Он протянул мне жестянку, наполовину заполненную во-дой. Но предосторожность была излишней - три рыбки, что болтались на поверхности, судя по всему, давно сдохли. От удивления я даже присвистнул. В отличие от смотрителя, эти создания были мне знакомы - рыбы из рода Argyropelecus, иначе известные как топо-рики, маленькие монстры, достойные кошмаров Лавкрафта. Трудно представить рыбу с более мрачной внешностью: тело, сжатое с боков так, что выпирает скелет, выпученные глаза, задумчиво устремленные вверх и вечно угрюмое выражение огромного рта. Я пре-красно понимаю смятение Густава - на топорика невозможно смотреть без содрогания.
Прежде я видел топориков исключительно в музее Естественной Истории - желтуш-ных призраков застывших в формалине. Но обитают они на таких глубинах, что шансов быть выброшенными на берег у них практически нет. Находка меня крайне озадачила. И кто бы мог подумать, что эти рыбки окажутся лишь предвестниками чудовищного и таин-ственного нашествия?
На следующий день Густав нашел уже больше десятка топориков, и что самое удиви-тельное, некоторые рыбки были живыми. Жуткие уродцы бессильно бились на песке и, по словам смотрителя, их обходили стороной даже крабы. Правда, в дальнейшем я не заме-чал подобной щепетильности. К концу следующей недели бухта буквально кипела чайка-ми и крабами, собравшимися наверное со всего побережья на жуткое пиршество, но их все равно не хватало, чтобы справиться с неожиданным обилием глубоководных тварей.
Хотя топорики оставались в большинстве, вскорости к ним присоединились и другие не менее поразительные создания: удильщики, мелампиды, хаулиоды и гигантуры, ги-гантские креветки и крылатые осьминоги - бухту заполонили самые невероятные чудища. Казалось, море вдруг решило разом выдать все свои тайны. Тем не менее, мои попытки найти объяснение феномену не увенчались успехом. Я тщетно пытался сопоставить это явление с фазами луны, магнитными бурями, землетрясениями и вспышками на солнце, но не находил связи.
Надо сказать, именно тогда мучавшие меня призрачные видения девона окрепли и превратились в навязчивую идею. Свою роль сыграл тяжелый запах гниющей рыбы, про-никавший даже сквозь плотно закрытые ставни, но как выяснилось впоследствии, дело было не только в этом. По ночам я подолгу не мог уснуть, ворочался, преследуемый кош-марными фантомами оскаленных пастей, клешней и щупалец. Сон приходил лишь под утро - странное зыбкое состояние, полное туманных образов и чудовищ. Просыпаясь, я никак не мог избавиться от ощущения, что превращаюсь в доисторического моллюска, быть может аммонита.
Я совсем забыл про игуан. Наверное, со времен Биба, еще никому не выпадал шанс так близко познакомиться с обитателями бездны, и я не собирался его упускать. Вместе с Гус-тавом мы расчистили небольшой участок пляжа и соорудили навес из жердей и куска ста-рого брезента. Кроме того, смотритель притащил ржавый железный лист, на который мы стали складывать находки. Все свое время я проводил в этой импровизированной студии и, невзирая на боль в руке, делал зарисовки морских чудовищ.
Как ни странно, нашествие совсем не заинтересовало доктора Северина. С тех пор как оно началось, я ни разу не видел доктора на пляже. Подобного безразличия я никак не ожидал. Похоже, вместо науки доктор вдруг решил заняться строительством - именно та-кие мысли возникли, когда Северин начал покупать камни.
Началось это где-то спустя неделю после того, как Густав нашел первых рыбок. К то-му времени на заднем дворе Северина выросла гора щебня, высотой мне по пояс. В кам-нях не было ничего особенного - самый обычный известняк, и я не придал этому значе-ния. Но через пару дней камней стало раза в два больше и доктор определенно не соби-рался останавливаться на достигнутом.
Однажды возвращаясь вечером с пляжа, я увидел, как перед домом ученого остано-вился маленький грузовик. Не знаю, что меня удержало, но вместо того, чтобы пройти мимо я, неожиданно для самого себя, спрятался за корявым деревом у забора госпожи Фе-ликс. Грузовик просигналил и вскоре появился Северин. Я никогда не видел доктора та-ким взволнованным. До грузовика он почти бежал, размахивая руками. Из кабины вылез водитель, но Северин не обратил на него внимания. Перегнувшись через бортик, доктор схватил горсть щебня. Лицо его переменилось. В этот момент он напомнил мне Сильвера над сокровищами Флинта - того и гляди, начнет хохотать и посыпать себя камнями, слов-но золотыми монетами. По всей видимости, только присутствие водителя грузовика удержало его от столь бурного проявления чувств. Северин бережно положил камни об-ратно и принялся рыться в щебне. Наконец он откопал булыжник размером с апельсин и уставился на него с таким благоговением, что мне стало не по себе. Он заговорил, обра-щаясь, как мне показалось, совсем не к водителю. Слов я не разобрал. Северин прижал камень к уху и замер.
Все это было настолько загадочно, что я не сразу услышал предательское поскрипыва-ние за спиной, а когда спохватился, было поздно, и зубы Лобо сомкнулись на лодыжке. Вскрикнув от боли, я выскочил из укрытия, но пробежав несколько метров, споткнулся и растянулся прямо у ног Северина. Эскизы разлетелись во все стороны. Лобо разразился радостным лаем. Я был готов придушить наглого пса. Медленно подняв голову, я встре-тился взглядом с Северином. Сочувствия я не увидел, скорее наоборот - доктор был явно раздражен моим внезапным появлением. Мне даже стало обидно. Я начал молча собирать рисунки. Однако, доктор выказал неожиданный интерес к моим работам и поднял бли-жайший листок. Я насторожился.
- Мешкорот, - наконец сказал доктор. - Нет, не то. Еще не то...
Он отбросил рисунок и, повернувшись к водителю, принялся отдавать распоряжения по разгрузке камней. Я не стал задерживаться.
В тот вечер доктор меня порядком разозлил, но, отбросив эмоции, я был вынужден признать, что Северин вел себя весьма необычно. Все-таки не каждый день встречаешь человека, который разговаривает с камнями. Знал я одного парня, у которого была внуши-тельная коллекция садовых жаб из терракоты. Каждую субботу он расставлял их на зад-нем дворе и читал вслух Диккенса. Но у меня язык не поворачивается назвать Северина эксцентриком. Чудаки не режут по ночам ящериц, чтобы посмотреть, как они устроены и что там стоит исправить. У них хватает юмора и такта радоваться миру такому, какой он есть. Оставалось только смириться с очевидным - Северин сошел с ума. Слетел с кату-шек, как метко выразился Густав Гаспар, выслушав рассказ о выходке доктора.
Последующие события, впрочем, вынудили на время забыть о Северине. Причиной стала самая потрясающая находка с начала нашествия. По странному стечению обстоя-тельств, случилось это на следующий день после встречи с доктором.
Утро выдалось пасмурным и холодным. Всю ночь шел дождь, к рассвету выродив-шийся в колючую морось, и выходить из дома в такую погоду совсем не хотелось. К тому же я почти не спал: к моим собственным кошмарам неожиданно решил присоединиться Лобо. Жуткий пес определенно решил свести меня с ума и пол ночи выл так, что даже спрятав голову под подушкой, я не мог избавиться от этих отвратительных звуков. В ито-ге наутро я чувствовал себя окончательно разбитым, и добраться до пляжа мне стоило не-малых усилий.
Смотрителя я заметил только походя к навесу. Он стоял по колено в воде и тащил что-то к берегу. Его добыча была довольно тяжелой - Густав шел с трудом, постоянно оста-навливаясь и переводя дыхание. Волны захлестывали его по пояс, норовя сбить с ног, но Густав не отступал. Гавайская рубашка вздымалась на ветру, словно парус жизнерадост-ной яхты. Увидев меня, он замахал рукой, и я поспешил на помощь.
Вдвоем мы выволокли на песок крупную рыбу, размером и весом с невысокого чело-века. Несмотря на то, что солнце было скрыто облаками, плотная чешуя отливала синим металлом. Не веря своим глазам, я смотрел на рыбу, забыв обо всем на свете. У меня в го-лове словно взорвалась бомба, кажется так писал профессор Смит, которому впервые вы-пала честь встретиться с этим созданием. Латимерия, рыба-целакант, живое ископаемое, чудовище из прошлого...
Густав устало сел на землю, раскуривая огрызок сигары.
- Это же надо, - сказал он. - Рыба с ногами...
Я рассеянно ответил, что это плавники, но Густав замотал головой.
- Мне не понять эту рыбу, Бог ее вне пределов моего Бога. Шекспир ну или кто еще. Я начинаю понимать, что он имел в виду.
На мгновение смотрителя скрыли клубы густого дыма. Сидя над таинственной рыбой, он был похож на Челленджера в зените славы.
- Кстати, - заметил он. - Я уже видел подобную тварь, но никак не думал, что она су-ществует на самом деле. Тут у одного парня есть чучело - всегда думал, что это подделка. Умный парень, но со странностями. Пару лет назад он сделал железный шар, чтобы спус-каться под воду, и смотреть, как там рыбы живут. Думаю вас надо познакомить.
Я перевел взгляд с латимерии на Густава.
- Ты говоришь о батисфере? У вас здесь есть батисфера?
- Ну да. А что в этом такого?
Моя бурная радость весьма озадачила Густава. Но я не мог сдержаться - батисфера да-вала такие возможности, о которых я даже не мечтал. Теперь разгадка нашествия рыб бы-ла близка - я ничуть не сомневался, что ответ нужно искать на глубине. Кроме того, я смог бы завершить работу над циклом для 'Популярной Науки' и нарисовать игуану под водой - когда на горизонте появилась батисфера, я сразу понял, какого рисунка не хвата-ет. Осталось уговорить этого парня на серию погружений. Было решено, что как только я закончу с латимерией, мы немедленно отправимся к нему.
Создателя батисферы звали Людвиг Планк и жил он на другом конце поселка. Дом изобретателя я опознал с первого взгляда: во дворе валялись шестерни, велосипедные це-пи, трубки, ржавые моторы и совсем уж непонятные железные конструкции. Пробрав-шись через этот хлам, Густав постучал в дверь и, не дождавшись ответа, предложил прой-ти в мастерскую.
Мы направились к небольшому сараю. Из приоткрытой двери доносился тихий гул, время от времени заглушаемый гудками и позвякиванием. Я боялся представить, что за таинственные механизмы скрывались за этими звуками - от человека, построившего бати-сферу, можно было ждать чего угодно. Густав толкнул дверь, и мы вошли. Впрочем, я тут же остановился в восхищении.
Почти весь сарай занимал макет железной дороги, настолько большой и сложный, что в голове не укладывалось, как он функционирует. По сути, это была целая фантастическая страна, смыслом существования которой была перевозка грузов. Миниатюрные леса, поля и горы - все было оплетено густой сетью рельс. Разводились стрелки, поднимались и опускались шлагбаумы, перемигивались семафоры. Не менее десятка крошечных составов куда-то спешили, ныряли в туннели и карабкались по горам из папье-маше, замирали на станциях и вновь устремлялись в свой бесконечный путь. На искусственной траве паслись пластмассовые коровы и динозавры.
- Людвиг! - крикнул Густав. - Ты здесь или как?
Из-за горы, поразительно похожей на Фудзи, выглянула растерянная физиономия.
- Да, я...
В это мгновение раздался пронзительный звонок - половинки разводного моста не ус-пели соединиться, и над рекой из эпоксидной смолы повис состав.
- Парарам, - мрачно констатировал Густав. - А ведь катастрофа. Число жертв пока не известно.
- Сам вижу, - нахмурился Людвиг, и щелкнул выключателем. Поезда замерли.
- Мы тут по твою жестянку, - сказал Густав. - Ту самую, чтобы за рыбами смотреть.
- Нам нужна батисфера..
- Батисфера? - переспросил Людвиг, выходя из-за макета. - Это из-за тех рыб, что за-полонили пляж?
Людвиг был невысоким и щуплым. Видимо стесняясь ранней лысины, он носил кепку с прозрачным козырьком, отчего его лицо имело странный зеленоватый оттенок.
- В точку, - сказал Густав. - Сегодня я выловил рыбу с ногами...
- Латимерию.
Некоторое время Людвиг нервно грыз ноготь на мизинце.
- Нет, я так и знал, что этим все кончится. Когда рыбы только появились, я сразу понял - понадобится моя батисфера. А вы уверены? Без погружения никак не обойтись?
Батисфера лежала на заднем дворе за горой деревянных ящиков, кое-как укрытая кус-ком брезента. Людвиг стянул полог, и чудо техники предстало предо мной во всей красе. Стальной шар чуть более полутора метров в диаметре сиял полированными боками и тя-желыми медными болтами. На меня уставились мрачные глаза-иллюминаторы из толстого кварцевого стекла. В этом взгляде было что-то запредельное, я почти чувствовал скры-вавшийся за ним вечный холод морских глубин, где в непроглядной тьме живут самые не-вероятные и чудовищные создания.
- Точная копия той, что была у Бартона и Биба. - с гордостью сказал Людвиг, похлопав по крошечному люку. За его спиной Густав корчил рожи, своему отражению на блестя-щей поверхности. Я осторожно провел рукой по холодному железу.
- И сколько было погружений?
Людвиг виновато улыбнулся.
- Вообще-то...
- Да ни одного не было, - перебил его Густав.
Я удивленно посмотрел на Людвига. Тот пожал плечами.
- Между прочим, это чертовски опасно. Бездна полна монстрами, кто знает, что встре-тится на глубине?
- Тут ты прав, - сказал Густав. - Видел я вчера одну тварь - образ как из ада. Сплош-ные шипы и зубы. Тем парням, что сочиняют страшные истории, стоило бы на нее взгля-нуть.
Я замотал головой.
- Глупости. Какое создание сможет нанести вред батисфере?
Густав нахмурился.
- Левиафан? Тот зверь морской кого из всех творений, всех больше создал Бог в пучи-не водной? Мильтон.
Меня порой поражала фантастическая начитанность Густава, всплывавшая в самые неожиданные и неподходящие моменты и совсем не вязавшаяся с его обычной манерой разговора.
- Некоторые рассказы о морских чудищах звучат, конечно, нелепо, - назидательно ска-зал Людвиг. - Но еще более глупо, не принимать их в расчет, планируя погружение. Я провел небольшой опыт, думаю, вам стоит посмотреть.
Он провел нас на кухню. Посреди стола сверкал чистотой круглый аквариум. Внутри, на большой раковине с задумчивым видом сидел красный краб. Людвиг достал свинцовый шарик на леске и начал опускать в воду. Краб насторожился. Глаза на толстых стебельках внимательно следили за приближающимся грузилом. Неожиданно он рванулся и вцепился клешней в леску. Людвиг разжал пальцы, шарик опустился на дно. Краб изучил его и обиженно уставился на нас через стекло.
- Ну, это еще ни о чем не говорит, - наконец сказал я. - В море нет настолько больших крабов, чтобы напасть на батисферу.
- Одно из погружений закончилось как раз подобной встречей, - заметил Людвиг. - К тому же, гигантские раки на самом деле обитали в океане. И я подозреваю, что они до сих пор там плавают. Как латимерия.
- Гигантские раки? - встрепенулся Густав. - Я тут, кстати, видел огромного рака. Во сне. Думаете сон вещий?
Людвиг поежился.
- Надеюсь, нет.
Он постучал по стеклу. Краб демонстративно отвернулся. Людвиг вздохнул.
- Фактов подтверждающих, что в океане обитают еще не известные науке чудовища слишком много. Например, не далее чем в прошлом месяце у острова Кенгуру поймали креветку размером с автомобиль. А семиметровые личинки угрей? Каких же размеров должна быть взрослая особь?! Гигантские кальмары с каждым годом становятся все больше и больше. Еще совсем недавно считалось, что пятнадцать метров это предел, а сейчас уже есть свидетельства существования спрутов тридцатиметровой длины. Акульи зубы размером с ладонь...
- Я бы не назвал это фактами.
- Хорошо, - Людвиг хлопнул ладонью по столу. - У меня есть доказательства.
Он провел нас комнату, заваленную разнообразным хламом. Раковины, шестеренки, африканские маски, инструменты, пустые аквариумы, сломанные модели поездов и само-летов валялись на полу, пылились в углах и на многочисленных полках. Со шкафа на это печально взирала латимерия с отломанным плавником. Людвиг долго копался среди ве-щей и, наконец, достал видеокассету.
- Сейчас все сами увидите. 'Тайны Бездны' - один из лучших фильмов Академии...
- Мне больше нравится про сумчатого волка, - сказал Густав, садясь на пол. - Там меня снимали.
- В отличие от сумчатого волка, - сказал я. - Я уже видел 'Тайны'. Что-то не припом-ню там никаких чудищ.
- Просто не внимательно смотрели.
Людвиг включил старый телевизор и некоторое время мотал фильм в обе стороны в поисках нужного места.
- Это здесь...
На экране куда-то ползло жизнерадостное оранжевое создание. Голос за кадром за-нудно вещал о трудностях жизни плоских червей. Ничего чудовищного в этом существе, размером с мизинец я не видел.
- Вот оно! - Людвиг нажал на паузу. Изображение замерло, покрывшись беспокойной сеточкой помех. Людвиг подскочил к телевизору.
Признаться, я не сразу понял, что так привлекло изобретателя. Но, в конце концов, я разглядел на заднем плане неясный силуэт. С равной вероятностью это могла быть и тень скалы, и рыба кажущаяся огромной из-за рефракции света, и неведомое морское чудови-ще.
- Видите, - Людвиг ткнул пальцем в дрожащее изображение. - Вот глаз, вот плавник...
- Левиафан, - с восхищением сказал Густав.
- Все может быть, - я пожал плечами. - Но я бы не стал делать скоропалительных вы-водов.
- Да ну его, - Густав махнул на меня рукой. - Дальше-то что?
Людвиг нажал на кнопку и фильм продолжился. Спустя секунду план переменился, таинственная тень исчезла. Я задумчиво смотрел на оранжевого червя, продолжавшего свой путь так, словно никаких монстров не существовало. Возможно, он был прав, но в контурах чудовища Людвига, я уловил что-то удивительно знакомое, неразрывно связан-ное с моими кошмарами, и я никак не мог понять что.
- Батисфера - не подводная лодка, если что, уплыть не получится. И вы до сих пор ду-маете, что погружение необходимо?
Я повернулся к изобретателю.
- Я в этом уверен.
Тем временем голос диктора неожиданно изменился. Я взглянул на телевизор и замер с раскрытым ртом. С экрана смотрело знакомое скуластое и злое лицо.
- Это же Северин!
- А ведь и правда! - воскликнул Густав. - Не знал, что его тоже в кино снимали. Сде-лай погромче.
Доктор рассказывал о том, как мало мы знаем о тайнах океана, и что справиться с ни-ми сможет лишь пытливый ум истинного исследователя. Не за горами создание новых средств познания глубин, которые откроют перед человечеством новые горизонты...
- Пытливый ум, - фыркнул Густав. - Это он про то, как котов и ящериц резать?
- Почти, - кивнул я. - Думаю, он имеет в виду механического кальмара. Изначально его создавали как раз для подводных исследований.
- Жуткий тип, - поежился Людвиг.
Некоторое время все молчали. На экране Северина сменили танцующие кальмары - зрелище забавное и прекрасное.
- Вспомнил я одну историю, - вдруг сказал Густав. - Один человек в Девонпорте играл тюленями на виолончели. Так вот, они в его сторону даже головы не поворачивали.
Он внимательно оглядел присутствующих и расхохотался.
- Проверка на чувство юмора, - выдавил он сквозь смех. - Правда мало кто ее прохо-дит...
- Хорошая шутка, - согласился Людвиг. - Пожалуй, такая же хорошая как те кальмары.
- Об этом я и говорю. Я тут подумал - беда Северина в том, что он не умеет довольст-воваться простыми шутками. Вот вскрыть череп и набить мозги шестеренками - это, по-жалуйста, как раз в его духе. Ничуть не удивлюсь, если рыбы на пляже - его рук дело.
Я уставился на смотрителя. Признаться, столь очевидная мысль просто не приходила мне в голову. Если Густав прав, то с погружением нельзя медлить. Кто знает, что затеял Северин? Если для своих целей доктору понадобится взорвать мир, он не промедлит ни секунды.
Мои доводы окончательно убедили Людвига. Было решено, что погружение состоится через неделю - за это время изобретатель подготовит батисферу, закупит кислород и на-тронную известь.
Дни перед погружением тянулись утомительно долго. Ожидание в конец измотало ме-ня. Я перестал бывать на пляже: рисовать мертвых рыб, когда скоро мне предстояло уви-деть их в родной стихии, казалось глупым. К тому же нашествие, по непонятным причи-нам, пошло на убыль. Уже в четверг Густав нашел всего-навсего десяток топориков и све-тящихся анчоусов, что не шло ни в какое сравнение с прошлой неделей.
Оставив рыб, я снова стал следить за Северином, дабы понять какую роль он играет в этой истории. К сожалению, доктор не спешил выдавать свои тайны. За неделю я видел его лишь дважды, когда приезжали новые машины с камнями. К этому времени гора из-вестняка была уже выше моего роста. Северин не делал особого различия между камнями разных партий. Все ссыпалось в общую кучу, и только несколько самых крупных образ-цов доктор уносил в дом. Если нашествие устроил Северин, то причину надо было искать именно среди его булыжников, но я, признаться, не видел никакой связи. В один из вече-ров я даже стащил несколько камней из кучи, и дома изучил их со всей внимательностью. Стоит ли говорить, что я так и не нашел ничего необычного?
Мучавшие меня кошмары приутихли, а после двух спокойных ночей я решил было что они вообще прекратились. Однако я поспешил - в ночь перед погружением они вспыхну-ли вновь с неожиданной яркостью.
Весь вечер я не находил себе места. Томительное ожидание мешало сосредоточиться. Бумага, краски, карандаши и кисти лежали на столе, готовые к предстоящему приключе-нию. Я то и дело перебирал их, проверяя все ли в порядке. Чтобы чем-то себя занять, я попытался упорядочить свои рисунки, но бросил это дело на полпути. Пробовал читать, но отложил книгу уже на второй странице. В результате мне ничего не оставалось, кроме как отправиться спать.
Но сон не шел. Завернувшись в одеяло, я представлял погружение, выдумывая самые невероятные встречи и ситуации. Я почти видел огни рыб, проносящихся за толстыми стеклами иллюминаторов, оскаленную пасть рыбы-дьявола, полет гигантского ската и кошмарного адского вампира. Истории Биба и Маракота, Кусто и Аронакса перемешались в моей голове, и я уже не мог отличить фантазии от реальности.
Я так и не понял когда уснул. Просто в какой-то момент вдруг осознал, что на самом деле нахожусь под водой. И что я не человек. Сильное, закованное в твердый панцирь те-ло доисторической рыбы рассекало теплые воды девонского моря. Нас было много. Я не мог повернуть голову, но знал что рядом сотни, тысячи таких же безымянных рыб - ибо время еще не пришло, и никто не дал нам имен. Мы кружились в ослепительных лучах солнца четвертого дня.
Тень поднималась из глубин - неторопливо, уверенно. Я не видел ее, но почувствовал всем телом, почувствовал мощь и злобу. Мне стало страшно. Я заметался, пытаясь вы-рваться, уплыть, спастись, но натыкался на других рыб. Именно в этот момент под нами разверзлась пасть, блеснули клыки. Изо всех сил я рванулся наверх...
И с криком сел на кровати. Сердце было готово выпрыгнуть из груди, я задыхался. Одеяло комком лежало на полу. Ветер яростно дребезжал стеклами. Я начал считать вслух. Я узнал то чудовище - это был монстр из фильма. Левиафан.
Было около пяти часов утра. Бледно-голубая луна пряталась меж рваных облаков, не-решительно выглядывая сквозь просветы. С улицы доносился скрип тележки Лобо - по-хоже собаке тоже не спалось. Я оделся и вышел из дома.
Было холодно. По земле ползли липкие клочья тумана, забираясь под куртку, словно пытаясь согреться. Спрятав замерзшие ладони в рукавах, я обошел вокруг дома. Из-за за-бора пару раз тявкнул Лобо, как мне показалось без особого энтузиазма. В доме госпожи Феликс громко хлопнула дверь. Некоторое время я всматривался в ту сторону, но разгля-деть что либо сквозь туманную дымку не представлялось возможным. Лишь на мгновение на пороге появился расплывчатый силуэт, который я принял за хозяйку, но тут же порыв ветра развеял мираж.
Сам того не замечая я направился к дому Северина. Еще издалека я заметил, что в окне горит свет, что было несколько странно, учитывая время. Пару раз я прошел мимо дома, не решаясь подойти ближе, и посмотреть, что же там происходит. Но все же удалось со-браться, и как можно тише я отворил калитку. Под ногами неестественно громко зашур-шали камни; я остановился. Сердце было готово выпрыгнуть из груди, и лишь огромным трудом удалось убедить себя, что это только мерещится. На цыпочках я подошел к окну и заглянул внутрь.
Комната была небольшой. С потолка на витом шнуре свисала единственная лампочка, и ее тусклый свет лился на длинный металлический стол. Стены комнаты тонули в полу-мраке, но я разглядел, что они были обклеены изображениями китов, спрутов, гигантских рыб и морских змеев. Легкий ветерок колыхал старинные гравюры, фотокопии и грубо вырванные страницы книг и журналов, отчего казалось, что эти таинственные создания переплывают с листка на листок, живут своей собственной непостижимой жизнью. 'Кни-га Рыб, - подумал я. - Главное, не промочить ноги'.
Северин, по счастью стоял ко мне спиной. На столе перед ним лежала игуана, вспоро-тая от горла до хвоста. Рядом были аккуратно разложены внутренности. Ящерица дергала лапками, но я не мог сказать, были ли это остаточные рефлексы, либо она действительно была еще жива. Зная доктора я все-таки склоняюсь к последнему. Крышка черепной ко-робки была срезана, и Северин длинным пинцетом пытался приладить какие-то проводки прямо к обнаженному мозгу. Мне стало дурно и страшно. Едва удержался от того, чтобы не закричать.
Присмотревшись, я увидел еще несколько ящериц - в огромных колбах у стены. Все рептилии были тщательно препарированы, внутренние органы перемешались с проводами и непонятными приборами. Они беспомощно извивались, скреблись лапками по стеклу. Огромные, исполненные ужаса глаза ящериц следили за доктором.
Северин прикрепил провод парой тонких булавок и взялся за скальпель. Игуана задер-галась. Доктор крепко сжал горло ящерицы, и держал до тех пор, пока она не утихла. За-тем он медленно срезал полоску ткани и отбросил в сторону. Северин облизал скальпель и воткнул в разрез еще один провод.
Провода соединяли ящерицу со старинным граммофоном на дальнем конце стола. Широкий раструб был заполнен камнями, и слегка прогнулся. Хотя пластинки не было, доктор быстро закрутил ручку. Игуана выгнулась дугой и раздался тихий, еле слышный гул. В этот момент я почувствовал, что камни под ногами завибрировали. Не все вместе, а каждый по отдельности. Я отвернулся от окна, и увидел, что вся куча ходит ходуном, а над ней... Я в ужасе попятился. Над камнями сгущался туман, принимая странные, рас-плывчатые очертания огромной, чудовищной рыбы...
Резко заболели виски. Задыхаясь, я прижался к стене. Голова была готова взорваться. Мир таял на глазах и вместо корявых деревьев я уже видел колышущиеся стебли водорос-лей, меж которых скользили неведомые мне рыбы, и казалось еще чуть-чуть и я сам при-соединюсь их таинственному хороводу. Призрачные аммониты проплывали прямо сквозь меня, рядом шевелились гибкие стебли морских лилий. А издалека донесся тихий ответ-ный гул.
Все прекратилось так же внезапно как началось. Холодный ветер швырнул в лицо горсть водяных капель. Фантомы растаяли, и я понял, что лежу на земле, барахтаясь и из-виваясь в несуществующей воде. Опираясь на стену, я поднялся и снова заглянул в окно. Северин складывал инструменты в эмалированный поддон. Игуана похоже умерла - всего мастерства вивисектора было недостаточно, чтобы заставить ее выдержать подобные пыт-ки. Доктор вырвал провода и брезгливо бросил ящерицу в ведро.
Пятясь вдоль стены, я вышел на улицу, и вернулся домой. Первым делом пропустив две приличные порции джина, я не раздеваясь забрался под одеяло и попытался прийти в себя. Хотя алкоголь немного согрел, меня била крупная дрожь. Мысли разбегались, слов-но боялись сложиться в общую картину. Конечно, не было никаких сомнений, что за все-ми загадочными видениями и явлениями стоит Северин, но что за мерзость он затеял, я даже не представлял. Уснуть я не смог.
Как бы то ни было, к утру мне удалось немного прийти в себя. Есть совершенно не хо-телось, но я заставил себя позавтракать - день предстоял тяжелый, после чего отправился к Людвигу. Густав уже подогнал грузовик, на который погрузили батисферу, закрепив ме-таллическими тросами. Надо сказать, после ночных кошмаров, меня начали одолевать со-мнения. Я уже не испытывал прежнего энтузиазма перед погружением, но отступать было поздно. Людвиг с Густавом тоже выглядели неважно. Мы почти не разговаривали, огра-ничиваясь деловыми замечаниями.
Закончив с погрузкой, мы поехали к морю. Лишь подъезжая к дому Северина, Густав не выдержал и прервал молчание.
- У меня дурные предчувствия, - сказал он. - Боюсь, плохо все кончится. Мне при-снился сон. Странный и страшный. Снилось, что я какой-то осьминог, живущий в ракови-не. Плаваю я себе в море и тут...
Его рассказ прервал пронзительный визг. Словно из воздуха, из лоскутьев тумана пе-ред грузовиком возникла госпожа Феликс.
- Проклятье! - Густав ударил по тормозам.
Машина резко остановилась, и тут же звонко пропел лопнувший трос.
- Проклятье!
Мы выскочили из кабины. Госпожа Фелик яростно лупила по грузовику зонтиком, за ее спиной заливался Лобо, но никто не обращал на них внимания. Взгляды были прикова-ны к батисфере. Тяжелый шар медленно, с достоинством завалился на бок, и вдруг со-рвался и покатился к дому Северина. Дорога шла под уклон, и, разогнавшись, батисфера снесла забор и с грохотом врезалась в груду камней. Я уставился на разбитый иллюмина-тор.
- Ну, вот и поплавали, - сказал Густав.
Мы осторожно подошли к батисфере. Сейчас, она больше походила на голову испо-линского водолаза, сраженного неведомым рыцарем. Из под корпуса выползала струйка маслянистой жидкости, растекаясь по камням.
В этот момент из дома выскочил Северин. Признаться, мне стало жутко от одного его вида. Лицо доктора перекосила страшная гримаса, волосы торчали во все стороны. Я по-пятился, залепетав нелепые оправдания, про лопнувший трос и возмещение убытков. В воспаленных глазах сверкнула злоба. Он бросился к камням и упав на колени принялся разгребать кучу под батисферой, крича что-то про точную настройку и годы работы.
- Все в порядке? - спросил я.
- В порядке? - визжал Северин. - Я потратил годы, на то чтобы создать и настроить фонограф. Он уже был у меня в руках...
Я был озадачен. Обернувшись на Густава с Людвигом, я увидел то же недоумение.
- Смотрите, что вы наделали!
Северин бережно достал из камней стеклянный цилиндр, заполненный желтой жидко-стью, которая сочилась из большой трещины. Одну из тех колб, что я видел ночью. Игуа-на извивалась внутри, путаясь в проводах и собственных внутренностях. С ужасом я смотрел на бьющееся сердце. Сейчас, при свете дня она выглядела гораздо ужаснее и про-тивней - ящерица распухла, блестящая чешуя выцвела и отслаивалась, осыпаясь на дно цилиндра. От колбы отходил толстый кабель, исчезая среди камней.
Я судорожно сглотнул.
- Что это? - раздался за спиной дрожащий голос Людвига.
Северин криво усмехнулся.
- Хотите сказать, что это было? Приемник фонографа. Лучший из всех, что мне уда-лось сделать. Без него все бессмысленно.
- Фонографа?
- ДА! - Северин со всей силы швырнул колбу в батисферу. - Фонографа! Думаете, все это просто так? - он схватил горсть камней. - Думаете его можно поймать на удочку?
Я медленно кивнул. Все стало на свои места. Стоило бы догадаться, что в своей гор-дыне Северин не станет размениваться на мелкую рыбешку. Это для нас топорики и хау-лоиды были чудом, для Северина они ровным счетом ничего не значили. Доктор тем вре-менем продолжал:
- Я сделал кальмара, но на эту наживку он не клюнул. Для него это было слишком мелко. И тогда я понял - он придет только на зов равного себе. И кто же это? Он сам! Я потратил годы на то, чтобы вновь зазвучала его песнь. Песнь миллионы лет заключенная в камне, с тех времен, когда он безраздельно владел пучиной. Я построил эту машину, фо-нограф. Я смог прочитать звуки, скрытые в тверди. Я провел сотни экспериментов, чтобы найти животное способное стать лучшим приемником. Я нашел его песнь, и вот когда он был почти у меня в руках... Теперь все начинать с начала.
- Да не слушайте вы их, господин Северин, - заверещала госпожа Феликс. - Я все сама видела. Они каждую ночь ходили, камни ваши воровали. Это они специально сделали - вам помешать хотели. У них аура черная, я в кристалл смотрела. Как прознали, что я знаю об их замыслах коварных, так чуть не убили. Чудом спаслась...
Северин даже не взглянул на нее. Он разжал пальцы, камни упали на землю, и тут же в руке доктора сверкнул скальпель. Он шагнул ко мне, но в этот момент Густав со всей си-лы ударил его в челюсть. Северин упал и Густав быстро наступил ему на ладонь.
- Ублюдок, - прошипел он. - Сумасшедший ублюдок.
Он вырвал скальпель. Северин корчился среди камней и бормотал что-то бессвязное. Густав схватился за провод и резко потянул, вырвав из груды камней еще одну колбу. Удар ботинка оборвал мучения игуаны.
- Ты хоть представляешь, кого ты хотел разбудить? Просто большую рыбу?
Я бросился к дому Северина. Распахнув раму, я влез в окно и принялся выкидывать на улицу колбы с ящерицами - около дюжины, кажется. Густав с Людвигом тут же их разби-вали. Северин тихо скулил. Госпожа Феликс поспешила скрыться.
Когда мы закончили, Густав устало прислонился к батисфере. Его руки тряслись. Он поднял один из булыжников и криво усмехнулся.
- Я видел во сне эту тварь...
Смотритель, передал мне камень. На шершавой поверхности отпечатался трилобит.
Начал накрапывать дождь.
К вечеру погода окончательно испортилась. Море разбушевалось не на шутку. Тяже-лые тучи висели низко, почти сливаясь с волнами. Молнии вспыхивали почти ежеминут-но. Косой дождь неистово барабанил в окна.
Мы сидели в каморке под маяком и пили теплый ром. Прижавшись лбом к холодному стеклу, я смотрел на море. Волны вздымались, тянулись к небу с непостижимой яростью, и за каждым новым валом мне чудился Левиафан. Бесконечно древнее чудовище, всех тварей завершенье.
Неожиданно мое внимание привлек огонек, вспыхнувший на пляже. Присмотревшись, я понял, что это свет фонаря. На пляже определенно кто-то был. Но только полный безу-мец решился бы выйти к морю в такую погоду.
- Северин!
Выскочив из маяка, мы побежали к пляжу. Дождь хлестал по щекам. Я тут же вымок до нитки, но не обратил на это внимания. Ветер валил с ног. Я падал, раздирая колени и ладони, но вскакивал и продолжал бежать. Если это действительно был доктор, а в этом я не сомневался, медлить было нельзя.
Как мы добрались, я не помню. Просто бег внезапно прекратился и мы, задыхаясь, ос-тановились перед доктором. Северин возился с моторной лодкой, скидывая в нее непо-нятные приборы. Из-за бортов выглядывала труба граммофона, заполненная камнями - остатки чудовищного фонографа. Северин нас не заметил. Должно быть, поломка меха-низма окончательно подкосила ученого. Печать безумия маской застыла на его лице.
- Доктор! - заорал Густав.
Северин резко развернулся, вскинув руку. В свете молнии блеснул пистолет. Гром за-глушил выстрел. Людвиг дернулся, схватился за плечо и медленно осел на песок. По ру-башке изобретателя расползалось темное пятно. Мы с Густавом бросились к нему. Люд-виг растерянно переводил взгляд с меня на смотрителя.
- Я умру?
- Черта с два, - огрызнулся Густав.
- Ну что? - хохотал Северин - Кто еще хочет меня остановить? Есть желающие?
Он выстрелил в воздух. С каждой молнией лицо доктора вспыхивало бледно-зеленым светом. Густав выругался. Северин навалился на лодку, но смог лишь слегка сдвинуть ее.
- Вы двое, - он ткнул в нашу сторону револьвером.
- Доктор одумайтесь, - прокричал я. - Это безумие... Самоубийство.
- Заткнись! - взвизгнул Северин и снова выстрелил в воздух. Людвиг вздрогнул.
- Бесполезно, - покачал головой Густав. - Он окончательно свихнулся.
- Быстрее!
Северин забрался в лодку. Вместе с Густавом мы смогли столкнуть ее в воду. Суде-нышко билось на волнах, словно предчувствуя скорую катастрофу.
- Доктор, - я все еще пытался образумить Северина. - Это же верная смерть...
- И что ты знаешь о смерти?
Холодный ствол уперся мне в лоб. Лицо доктора очутилось совсем рядом. Я посмот-рел ему в глаза, но не увидел ничего, кроме пустого всепоглощающего безумия. Губы ученого скривились в жуткой усмешке. Мне стало страшно.
Я так и не понял, почему Северин не выстрелил. Совершенно неожиданно он опустил пистолет и бросился на корму. Я попятился. Северин истерично дергал за шнур, заводя мотор, и где-то попытки с пятой ему это удалось. Разрезая волны, лодка устремилась в море.
Мы выбрались на берег. Людвиг был совсем плох. Скорчившись на песке, он беззвуч-но шевелил губами.
- Держись парень, - наигранно бодро сказал Густав. - Еще никто не умирал от дырки в плече.
Людвиг улыбнулся. Мы подняли его и медленно пошли к маяку. Напоследок я обер-нулся. Лодка Северина упорно боролась с волнами, и отступать он не собирался. Густав проследил за моим взглядом.
- Бедняга. Все-таки простых шуток ему было мало.
Я до сих пор не могу точно сказать, что произошло в следующее мгновение. Была ли это большая волна, или же Северин действительно разбудил Левиафана и тот явился на зов. Над лодкой нависла огромная тень и обрушилась, увлекая за собой суденышко. Лодка исчезла. Я всматривался в бушующее море, тщетно силясь хоть что-нибудь разглядеть среди беснующихся вод. На долю секунды мне показалось, что над волнами промелькнула голова, но тут же очередной вал накрыл ее и Северин скрылся там, где скверну жжет пу-чина.