Христианская проповедь почти всегда терпела неудачу, когда она пыталась обратиться к языческим народам и убедить массы. Но, как правило, она добивалась успеха, когда привлекала на свою сторону вождей. (Ж. Ле Гофф)
Выбор веры. Цена случайности. Креститься или исчезнуть. Становление Вселенской церкви. Союз трона и алтаря. Императоры-теологи. И снова о воле случая. Где и когда крестился Владимир? Русский вариант православия. Кадровые проблемы. Государство над государствами. Союз православия и язычества.
1. ВЫБОР ВЕРЫ
Византийская культура сама по себе была, во всяком случае, не худшей основой для дальнейшего культурного развития, чем культура римско-немецкая... (М. С. Грушевский)
Создавая настоящий очерк, автор невольно ощущал себя сапером, идущим по минному полю. Действительно, задача представить материал так, чтобы, сохраняя историзм изложения, не задеть чувства верующих и остаться в рамках налагаемых пресловутой политкорректностью ограничений, казалась ему неразрешимой, поскольку при этом невозможно обойти вниманием многие нелицеприятные факты из истории Церкви, причем факты зафиксированные в официальной церковной историографии(!). В один момент возникла даже малодушная мысль отказаться от обсуждения данной темы. Однако без понимания особенностей православия в целом и особенностей русского православия в частности совершенно невозможно понять не только историю Евразийской империи, но и ее настоящее, да и сам наш рассказ о принятии христианства на Руси превратился бы в простое перечисление событий, дат и имен. Так что по зрелому размышлению автор все же не стал избегать разговора на столь "деликатную" тему, но попытался "разделить ответственность" за некоторые исторически объективные, но порой весьма острые выводы и обобщения с мэтрами исторической науки, что и обусловило наличие в настоящем очерке большого количества прямых цитат. (При этом автор ради сохранения объективности старался "предоставить слово" историкам различной идеологической ориентации1.)
Летописи ведут начало христианства на Руси с легендарного посещения Андреем Первозванным днепровских склонов в районе будущего Киева. Но поскольку в достоверности пребывания апостола на территории Руси сомневаются даже многие православные историографы, то за точку отсчета мы примем приезд епископа из Константинополя во времена Аскольда и Дира2 и, конечно же, крещение по греческому обряду княгини Ольги, вокруг которой и сформировалась первая христианская община.
Итак, отметим: с самого начала своего существования киевская община состояла не из "униженных и угнетенных", как это было в Римской империи в период зарождения новой религии, а включала саму правительницу и ее ближайшее окружение. Возможно, именно это обусловило одну из наиболее характерных особенностей Русской православной церкви - то, что она с первых лет своего существования является неотъемлемой частью государственной машины. Во всяком случае, если в Римской империи христианство распространялось "снизу", испытав на себе почти три столетия жестоких гонений, а объявивший его официальной религией Константин лишь узаконил тот факт, что большая часть населения исповедует новую религию, то на Руси все обстояло с точностью до наоборот. Там православие было введено "сверху", а его первыми неофитами стали представители военно-торговой верхушки крупных городов.
Если не вести речь о каком-то "озарении свыше", то, размышляя о причинах, побудивших ревностного сторонника кровавого культа Перуна Владимира решиться на этот революционный шаг, следует ответить на два вопроса:
1. Почему киевский князь отказался от старой веры?
2. Почему в качестве новой веры он выбрал именно православие?
И поскольку цепь предшествующих событий остается для нас неизвестной, то в поисках ответа нам остается лишь обратиться к аналогиям из политической жизни соседних стран.
Ответ на первый вопрос, казалось бы, очевиден - к X веку язычество полностью исчерпало себя, все больше и больше уступая позиции наступающим христианству и исламу: "Древние верования устойчивы, но пассивны, они могут только защищаться, что и обрекает их на исчезновение"3. Правда, есть одно отнюдь не маленькое "но": это все ясно историкам и социологам XIX-XXI веков. А вот обладал ли подобным пониманием Владимир или перед нами один из ярких примеров исторической случайности, которая иногда может кардинальным образом изменить ход истории в противовес "исторической закономерности"?
Для обоснования этой "крамольной" мысли приведем в качестве примера ситуацию, сложившуюся в те же времена в Центральной Европе, где славянские племена столкнулись с западноевропейским "Drang nach Osten". Одни из них, такие, как поляки и чехи, приняли христианство, другие остались верны язычеству. Причем ничем иным, кроме случайности, сделанный выбор объяснить невозможно, ибо в дошедших до нас исторических источниках нет никаких указаний на какие-либо рациональные причины, помешавшие князьям полабских славян принять исторически "правильное решение". Равно как ничто прямо не указывает и на причины, по которым в середине IX века крещение именно по католическому обряду принял весь чешский и моравский "истеблишмент", а в 966 году польский король Мешко I. Не нашедшие верного ответа на "исторический вызов", полабские славяне не смогли создать единого государства под флагом монотеистической религии и исчезли не только с политической, но и с этнографических карт Европы, а Польша и Чехия существуют и поныне, являясь составной частью единого западноевропейского культурно-исторического и экономического пространства.
Что же касается мотивов, по которым киевский князь предпочел православную веру, то таковыми могли быть:
а) прозелитизм Византии, стремящейся установить культурно-идеологический, как минимум, и в перспективе политический контроль над Русью, и встречное желание Владимира с помощью "религии новой, культурной, с ее богатым содержанием, выработанными формами, крепкой иерархией, религии, что должна была опираться, как на свою подпорку, на княжескую власть" сцементировать нарождающуюся государственность4;
б) желание Владимира опереться на значительную часть представителей торгово-военной верхушки Киева, которые уже исповедовали христианство;
в) стремление амбициозного правителя... следовать мировой моде, поскольку к тому времени практически все соседние страны уже отказались от язычества;
д) сочетание в той или иной пропорции всех или нескольких вышеупомянутых мотивов с житейской прозорливостью и политической интуицией Владимира, а также с все тем же "озарением".
Не исключено, что главную роль здесь сыграли даже не политические, а вполне житейские личные обстоятельства. В 987 году император Византии Василий II обратился к Владимиру за военной помощью против подступавших к Константинополю мятежников. Киевский князь согласился, но потребовал выдать за него сестру императора Анну, что автоматически поднимало его "рейтинг" как в глазах соседних правителей, так и в глазах собственных подданных. А далее... Далее версии происходящего расходятся (подробнее об этом ниже), но вполне вероятно, что Анна сама или с подачи брата поставила условием своего согласия на брак принятие Владимиром христианства. Чего здесь было больше? Пресловутой grand politik или простого нежелания христианки связывать свою судьбу с язычником, становясь лишь одной из жен в его "гареме"? Естественно, этого мы уже никогда не узнаем, но логика подсказывает, что здесь политический и религиозный мотивы ничуть не противоречили друг другу.
В поисках ответа на вопрос, почему Владимир выбрал православие, не следует полностью полагаться на эмоционально насыщенное летописное сказание, отличающееся "полемической окраской, желанием охулить все веры, кроме православной", и которое, по мнению
В. О. Ключевского, "очевидно, не принадлежит начальному летописцу, а вставлено в свод его составителем"5. И в самом деле, при выборе новой веры два из четырех возможных вариантов, приведенных в ПВЛ, вряд ли вообще рассматривались Владимиром. Иудаизм был официальной религией враждебной Хазарии, а мусульманство запрещало употребление спиртных напитков, что было разумно в условиях жаркого климата южных стран, но совершенно не подходило для Руси с ее холодными долгими зимами и устоявшимися традициями употребления горячительных напитков, в частности, на совместных пиршествах князя и его дружины. Исламское вероучение к тому же "не могло соперничать с христианством по самой отдаленности своей"6. Так что реально было не четыре, а всего лишь два кандидата на роль новой официальной веры (православие и католицизм), и именно между двумя ветвями христианства развернулась "борьба за души" киевской элиты.
1. Цитируются как православные Л. Н. Гумилев, А. В. Карташов, С. М. Соловьев, так и критически настроенный по отношению к православию, да, вероятно, и ко всем другим религиям, вследствие своей марксистской направленности, Н. М. Никольский.
2. Аскольд (Оскольд) и Дир - согласно более чем лояльной Рюриковичам "Повести временных лет", бояре Рюрика, осевшие в Киеве и самовольно захватившие там власть. "Быть может, само предание о том, что Аскольд и Дир были члены дружины Рюриковой, явилось вследствие желания дать Рюрикову роду право на Киев". (Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Т. 1. С. 132.) По другой версии, они являются последними представителями старинного княжеского рода, правившего Киевом и полянами со времен Кия, Щека и Хорива. Убиты преемником Рюрика Олегом. Со времен В. Н. Татищева в историографии распространено мнение, что Дир - это всего лишь прозвище Оскольда.
3. Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая степь. Москва: Товарищество Клышников, Комаров и Ко совместно с издательством "Лорис", 1992. С. 180.
4. Грушевський М. С. Iсторiя України-Руси. Київ: Наук. думка, 1991. Т. 1. С. 510.
5. Ключевский В. О. Курс русской истории. Москва: Мысль, 1987. Ч. 1. С. 98.
6. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Т. 1. С. 172.
Для того, чтобы ознакомиться с особенностями ислама и иудаизма Владимиру вовсе не надо было приглашать мулл и раввинов из дальних стран - служители культа этих религий наверняка имелись в центре дальней торговле Киеве.
2. ИЗ ИСТОРИИ ЦЕРКВИ
Христианское государство и церковь - одно и то же. (Т. Гоббс)
Здесь, думается, следует сделать небольшое отступление и поговорить об истории непростых взаимоотношений православия и католицизма. Для этого нам придется перенестись в IV век, когда на Никейском (325 г.) и Константинопольском (381 г.) вселенских соборах были утверждены основные догматы тогда еще единой христианской церкви, а также ее главные организационные структуры. Оставим в стороне богословские тонкости, поговорим о "земном". Если Никейский собор ознаменовал собой начало перехода христианства из положения гонимой веры в официальную религию Римской империи, то на Константинопольском соборе этот процесс был завершен. Была создана жесткая церковно-бюрократическая структура из пяти главных епископств с центрами в Риме, Константинополе, Александрии, Антиохии и Иерусалиме. Именно в таком порядке по степени важности и почитания перечислялись эти кафедры, и именно этот порядок вызвал первые трения между Римом и Константинополем. Трения эти, впрочем, не имели никакого отношения к теологическим вопросам, а касались сугубо земных "грешных" дел, а именно - распределения властных полномочий. Дело в том, что утвержденный на Никейском соборе порядок кафедр был иным: после Рима, первым епископом которого христианская традиция считает самого апостола Петра, шла Александрия, а сразу за ней Антиохия и Иерусалим. Что же касается Константинополя, то в 325 году он еще носил название Византий и был столицей империи лишь в планах императора Константина.
Однако после обретения Константинополем столичного статуса (330 г.) переселившиеся в новую столицу императоры не пожелали оставить Второй Рим на положении церковной провинции. Поэтому одними из главных задач созванного в 381 году императором Феодосием собора было утверждение высокого статуса Константинопольской епархии и ставленника императора Григория в качестве ее епископа. Обе они были успешно решены, но даже для того времени не вполне корректными методами - на собор "забыли" пригласить западных епископов... Отсюда, собственно, и берут свое начало первые, но далеко не последние "недоразумения" между Римом и Константинополем.
Кроме высокого статуса столичной кафедры, Константинопольский собор фактически закрепил ставший впоследствии традиционным для православия "союз трона и алтаря", что можно наблюдать и в настоящее время. А одним из "пионеров" процесса прямого и грубого вмешательства государства в церковную жизнь можно считать все того же Феодосия, который занимался не только организационными, но и каноническими вопросами. Так, в 380 году он со свойственной ему солдатской прямотой разрешил богословский спор между сторонниками никейского и арианского1 вариантов христианства: "К жителям города Константинополя. Желаем, чтобы все народы, какими правит власть нашей милости, следовали той религии, которую божественный апостол Петр передал римлянам... и исповеданием которой прославляются первосвященники Дамасий и Петр, епископ Александрии, муж апостольской святости, чтобы мы все, согласно апостольскому установлению и евангельскому учению, верили в одно Божество Отца и Сына и Св. Духа, при равном величии их и благочестивой Троичности (sub рагiсi Majestate et sub pia Trinitate)".
"Христианам, повинующимся этому закону, повелеваем прилагать к себе имя кафоликов. Прочих же дерзких и безумствующих присуждаем нести бесчестие еретического учения. Собрания их не должны называться церквами. И они сами будут подвергнуты наказаниям не только по божественному осуждению, но и по нашему повелению, принятому по небесному внушению - quam ex coelesti arbitrio sumpserimus"2. (Да, тут не поспоришь с Т. Гоббсом, написавшим, что "в христианском государстве никто, кроме суверена, не может знать, что есть и что не есть слово божье"3.)
А вот как, например, выглядел процесс поставления на кафедру первого епископа новой епархии: "Издан был приказ ο передаче омиями4 в руки Григория кафедрального храма 12 апостолов и св. Софии. На другой день волнение дошло почти до мятежа. A император решил вести скромного провинциала Григория в храм св. Софии самолично. Столичные гарнизоны встали шпалерами, сдерживая народ. Враждебные зрители усеяли все окна и балкончики и тогда уже двух- и трехэтажных константинопольских домиков, деревянных, как и до последнего времени. "Храм, - описывает обстановку сам Григорий, - окружен был воинами, которые в вооружении и в большом числе стояли рядами. Туда же, как морской песок и туча, стремился, непрестанно увеличиваясь, весь народ с гневом и стоном на меня, с мольбами обращаясь к императору"5. Картина эта больше напоминает знакомому с реалиями экономической жизни на постсоветском пространстве читателю рейдерский захват предприятия, нежели возвышенное духовно-религиозное действо. Впрочем, не более "духовности" наблюдалось и в Риме, где несколькими годами ранее борьба за епископскую кафедру переросла в ожесточенные вооруженные столкновения между сторонниками двух претендентов.
Однако установленное Феодосием "церковное согласие" было непродолжительным, и новые коллизии в мире восточного христианства не заставили себя долго ждать. На рубеже IV-V веков разгорелся конфликт между Александрийским патриархом, на стороне которого выступил сам император, и архиепископом Константинополя Иоанном Златоустом, закончившийся низложением и изгнанием одного из трех наиболее почитаемых в православии святителей6. А вскоре предметом ожесточенной дискуссии стал вопрос о том, считать ли Марию Богородицей, или, как вполне логично, на наш взгляд, полагал Константинопольский патриарх Несторий, только лишь Христородицей. В соответствии с его аргументацией, представительница рода человеческого, земная женщина не могла родить Бога: Мария родила человека, который впоследствии воспринял Божественную природу. Впрочем, уместно напомнить, что вера не строится на логике...
Но не только борьба за "чистоту веры" двигала участниками спора. "Когда александрийские монахи отрапортовали своему папе Кириллу ο богословском шуме в столице около Нестория, Кирилл почувствовал себя достаточно вооруженным для нападения. Доказать богословскую некомпетентность и еретичность выученика Антиохийской школы, свергнуть его со столичного трона и провести туда дружественного Александрии кандидата, повторить весь цикл борьбы своего дяди Феофила против Златоуста стало для него увлекающей боевой задачей, которой Кирилл отдался со всей страстностью и богословским вдохновением"7. Вопрос разбирался на созванном императором Феодосием II Третьем Вселенском Соборе, который состоялся в 431 году в Эфесе. Силы сторон оказались примерно равны, а сам Собор протекал в очень накаленной обстановке. Достаточно сказать, что сторонники и противники Нестория не только заседали раздельно, т.е. фактически провели два параллельных Собора, но и предали на них друг друга анафеме. Обеспокоенный очередным церковным расколом, император не только призвал стороны к компромиссу, но и фактически настоял на нем, распорядившись арестовать под разными предлогами некоторых делегатов как с одной, так и с другой стороны, что стало решающим аргументом в пользу заключения "мировой". Спустя два года было принято Согласительное вероисповедание, однако перемирие длилось недолго: "Как только александрийцы с антиохийцами подписали соглашение 433 г., начались новые драмы на той и на другой стороне. Там и здесь нашлись крайние и непримиримые вплоть до расколов, подогретых давлениями и репрессиями со стороны государственной власти. B антиохийском округе взяли свое начало, без участия и вины самого Нестория, приверженцы крайностей его доктрины"8.
Ереси подтачивали церковные устои и в дальнейшем. Некоторые из них быстро и незаметно сошли на нет, павликианство послужило идеологической основой для ересей катаров и богумилов, а монофизитство привело к церковному расколу. Отдельно стоит выделить движение иконоборцев, сотрясающее в течение почти полутора столетий не только Византийскую империю, но и империю Каролингов. В этом конфликте, длящемся едва ли не с момента зарождения христианства, но имевшем до этого достаточно мирную "хроническую" форму, принял самое деятельное участие император Лев III. Именно он своими указами 726-730 годов превратил в гражданскую войну теологический спор между иконоборцами-малоазиатами (напомним, что и в двух других монотеистических религиях, возникших на Ближнем Востоке - исламе и иудаизме, изображение людей в культовых сооружениях строжайше запрещено) и иконопочитателями, представленными в основном греками, болгарами, иллирийцами.
Как говорится, благими намерениями вымощена дорога в ад. Реформы Льва III, задуманные с целью борьбы с идолопоклонничеством (а именно в качестве идолов воспринимали иконы иконоборцы, руководствуясь библейской заповедью "не сотвори себе кумира... не поклоняйся им и не служи им") и "оздоровления" церковной жизни в целом, стоили империи многих людских, территориальных, материальных и имиджевых потерь, а также привели к безвозвратной утрате многих памятников искусства. Усилилась и напряженность в отношениях императора и патриарха с римскими папами, решительно вставших на сторону иконопочитателей. Что же касается итога конфликта, то в результате все вернулось на круги своя...
Продолжали ухудшаться отношения Рима и Константинополя и в дальнейшем. Речь, правда, шла в основном не о теологических, а о "территориально-административных" вопросах. Рим продолжал поддерживать притязания Александрии на второе место в архиепископской иерархии, спорными оставались и вопросы подчинения ряда пограничных епархий. Но главным камнем преткновения оставался вопрос о "полномочиях" восприемников апостола Петра. Константинопольские патриархи соглашались считать римских пап лишь первыми среди равных, в то время, как те претендовали "на абсолютное первенство". "В итоге греки увидели в претензиях Рима не церковное учение ο полномочиях апостола Петра, а теократическое извращение или грехопадение западного образца, когда в варварской средневековой Европе ее воспитательница и руководительница папская власть стала и политической универсально-имперской властью над всей вселенной, чего не могли допустить греки. У них была миропомазанная церковью, теократически законная, христианская, императорская власть, с которой авторитет церковный был сгармонирован, слажен, согласован по теории симфонии. Власть же Рима оснастила себя теорией двух мечей, т. е. претендовала на то, чтобы раздавать полномочия и византийским василевсам, что было для греков несносной и оскорбительной ересью"9.
Мы не случайно уделяем столь много внимания вопросам церковной истории. На самом деле, это всего лишь попытка плавно подвести читателя к выводу о том, что к моменту выбора Владимиром веры между католической и православной церквями не существовало никаких антагонистических богословских противоречий. (Как, собственно, нет их по большому счету и в настоящее время, да простят меня теологи с обеих сторон.) Обе церкви строго придерживались Никео-Константинопольского символа веры, а разделяющие единый христианский мир догматические отличия возникли гораздо позже. Так, учение о непорочном зачатии Девы Марии начало утверждаться в католицизме не ранее XII века, окончательно было принято в XVII веке, а догматически оформлено лишь в 1854 году. Еще один католический догмат, решительно отвергаемый православием, - о чистилище, формировался на протяжении XIII-XV веков. Догмат о непогрешимости папы был принят еще позже - в 1870 году, а догмат о Взятии Пресвятой Девы Марии в небесную славу (лат. Assumptio Beatае Mariае Virginis), т. е. о телесном вознесении Богородицы, вообще наш современник по историческим меркам - принят в 1950 году. И лишь расхождение в вопросе о том, от кого исходит Святой Дух (от Отца и Сына - католицизм, только от Отца - православие), можно с известными допущениями считать современными принятию христианства на Руси.
Поэтому вполне возможно, что перед нами один из тех моментов истории, "когда качаются весы", и стоило Владимиру принять крещение не по греческому обряду, а по "западноевропейскому", то все могло бы... Но, не будем гадать, поскольку наше повествование - все же о реальной, а не альтернативной истории. Скажем только, что шансов завоевать сердца и умы населения и, прежде всего, правящих кругов у католицизма на Руси было не меньше, чем в соседних с ней Польше, Чехии и Венгрии. Более того, именно западное христианство (при всей, разумеется, условности этого термина для характеристики христианства в IX веке) успело проникнуть в ряды пришедших на Русь викингов, а, возможно, было принято и их знаменитым предводителем: "Сам Рюрик, если верно его отождествление с Рориком Ютландским, был крещен в Майнце в 826 г., и в его окружении, как следует из жития святого Ансгария, были христиане"10.
А старания историков православной направленности обосновать выбор Владимира некой высшей политической прозорливостью, ниспосланной едва ли не с небес, с одной стороны, похожи на попытки подогнать решение задачи под известный ответ, а с другой - являются наложением гораздо более поздних идеологических конструкций на события X века. Прими Креститель западноевропейский вариант христианства, то впоследствии легко нашлось бы не меньше обоснований его "дальновидности и мудрости", позволивших Руси "вписаться в европейский оркестр" или даже стать одним из его дирижеров.
Логично заключить, что на выбор Владимира все же повлияли не небесные, а гораздо более прозаические земные факторы. Вполне возможно, например, что при разгроме язычества он мог опереться на существовавшую в Киеве со времен его бабки Ольги православную общину. Нельзя не учитывать также, что в те годы именно Византия являлась политическим, экономическим и культурным лидером Европы, а Рим по сравнению с огромным блистательным Константинополем выглядел всего лишь скромным провинциальным центром. Византия была и главным торговым партнером днепровских русов.
Вдобавок в ход событий опять вмешался случай. Ольга, судя по ее даже изрядно отлакированной биографии, была женщиной весьма прагматичной и, скорее всего, вовсе не испытывала того пиетета перед византийским православием, который ей будет позднее приписан. Как и всякий государственный деятель, она искала и альтернативные варианты, предоставляющие возможности для политического маневра, поэтому в 959 году отправила посольство к королю Германии Оттону I с просьбой прислать церковную миссию. Так, прояви германский король чуть больше расторопности, то, возможно, границы католической Европы были бы сейчас совсем иными, несмотря на все уверения апологетов православия и русского "особого пути" в некоем Божественном предначертании. Но епископ Адальберт прибыл в Киев только спустя два года, когда властные полномочия уже начали переходить от Ольги к ее повзрослевшему сыну Святославу, а тот, оставаясь убежденным язычником, был ярым противником и православия, и католицизма. В результате миссия Адальберта закончилась неудачей, а сам он едва избежал гибели на обратном пути11.
Однако на тот момент все это было малосущественно для подавляющего большинства принявших крещение киевлян и уж, тем более, для тех жителей периферии, которые еще долго продолжали сохранять приверженность к язычеству. Основная масса населения (не только Руси, но и всей Европы, не подозревала, что между римским и греческим христианством есть хоть какие-то принципиальные отличия. Примечательно, что даже много лет спустя один из самых просвещенных людей того времени правнук Крестителя Руси Владимир Мономах будет просить митрополита Никифора I разъяснить, в чем же все-таки эти отличия заключаются.
Можно, конечно, вслед за Л. Н. Гумилевым попытаться связать начавшийся раскол с некими ментальными отличиями католического и православного "суперэтносов": "Христианство в X-XIII вв. разделилось на римское и греческое исповедания и перестало представлять единство, хотя вряд ли проблема filioque была известна провансальским баронам или малоазийским акритам. Ведь латыни не знали ни те, ни другие. Непримиримость их лежала не в сфере теологии, а в этнопсихологии. Только поэтому так называемые религиозные войны приобретают такой трагический размах..."12. То, что такие различия существовали уже в те времена - несомненно. Вызывает вопрос другое: были ли они столь глубоки, и дошло бы дело до ожесточенных межконфессиональных войн, если бы церковные иерархи с обеих сторон не приложили руку к дальнейшему расколу христианства?
Но, как бы там ни было, реформы Григория VII, задуманные как способ избавить Церковь от верховенства светских властей и от их вмешательства в церковные дела, пришлись как раз на вторую половину XI века и закончились разделением на "клириков и мирян, Бога и кесаря, Папы и императора. Это решение было полностью противоположно тому, к которому пришло православное христианство в Византии, где правил и кесарь, и Папа в одном лице..."13.
Впрочем, противоположность эта была относительной и характерной, скорее, для периода феодальной раздробленности. По мере усиления светской власти, что в Европе, что на Руси, монархи все в большей мере вмешивались в дела церкви, и в итоге в обоих мирах трон занял главенствующее положение по отношению к алтарю. Отличия заключаются, скорее, в другом: одной из наиболее выразительных черт русской православной церкви была и остается ее строгая ортодоксальность. Если в католической, а затем в католическо-протестантской Европе крепла привычка к исследованию, аргументированию и рационализации, неразрывно связанная с развитием экономики (не случайно ratio на латыни означает и счет, и разум), то на Руси подобное "вольнодумство" считалось, как минимум, предосудительным.
Итак, можно констатировать, что власти Византийской империи принимали деятельное участие в делах церкви, начиная от формирования "кадровой политики" и финансирования и заканчивая вопросами теологии, с первых дней существования христианства в качестве официальной религии. Причем, скорее всего, вопросы теологии их интересовали не столько сами по себе, сколько в качестве удобного предлога для постоянного вмешательства в церковную жизнь, что привело в итоге к установлению примата светской власти над духовной, государства над церковью.
Возможно, именно это обстоятельство, расцененное Владимиром как безусловное преимущество, и обусловило его выбор?
-------------------------------------------
1. Арианство - в IV веке боролось с никейством за право быть официальной религией Римской империи. Признанное в 325 году ересью, отнюдь не сразу сдало свои позиции и долгое время оставалось наиболее популярным среди христиан, продержавшись у германских народов вплоть до VI века. Одними из основных постулатов арианства были отсутствие коллективной ответственности перед Богом и исключительно личный характер общения человека с ним. Богослужение в арианстве велось на национальных языках. Основатель течения Арий считал, что "Христос не Бог, а первый и совершеннейший из сотворенных Богом существ, Он выше всех ангелов и архангелов, но ниже Бога Отца". (Карев А. В., Сомов К. В. История христианства. URL:
4. Омийство - близкое к арианству (если не вдаваться в богословские тонкости, его можно считать одной из разновидностей арианства) религиозное учение, также претендующее на роль "главного и единственно правильного". Запрещено императором Феодосием.
5. Гоббс Т. Богово и кесарево, подчинение религии государственной власти. URL: http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/bogoslov/SocRelig/_01.php
6. Карташев А. В. Вселенские Соборы.
URL: http://www.klikovo.ru/db/book/msg/4859
7. Там же.
8. Там же.
9. Там же.
10. Мусин А. О. О распространении Христианства в Древней Руси IX-XIV вв. Исторический вестник. 2000. No 6.
Напомним, что с такой идентификацией летописного Рюрика согласны не все историки.
Ансгарий (801-865 гг.) - "Апостол северных народов", первый епископ Гамбурга, впоследствии епископ Бремена, сыгравший важную роль в распространении христианства в Северной Германии, Дании и Швеции.
11. Вводя христианство, местные правители стремились организовать церковь на своих землях как автокефальный институт во главе с митрополитом или архиепископом, а это, в свою очередь, шло вразрез с планами как православного патриарха, так и католического папы. Согласно В. Г. Вернадскому, Ольга обратилась к Оттону I лишь после того, как Константинополь отверг ее претензии. Впрочем, не нашла она понимания и у "недальновидного" германского императора. (Вернадский Г. В. Киевская Русь. Тверь: ЛЕАН, Москва: АГРАФ, 1966. С. 40-50.)
12. Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая степь. С. 380.
Этнопсихология (психология народов, психологическая антропология, сравнительно-культурная психология и т. п.) - изучает этнокультурные особенности психики людей, психологические характеристики этносов, а также психологические аспекты межэтнических отношений. Тесно связана с психологией, биологией, лингвистикой, социологией, экологией, этнографией, языкознанием и др.
13. Ле Гофф Ж. Рождение Европы. Санкт-Петербург: Александрия,2008. С. 98.
3. С НЕБА НА ЗЕМЛЮ
Смена религии и для одного человека - грандиозная ломка психики, но она больше, когда речь идет о целом народе (этносе) с неизмеримо устоявшимися традициями культуры и быта. И тем не менее смена языческих культов мировыми религиями повсеместна, хотя детали этого процесса различны. (Л. Н. Гумилев)
Поговорим теперь не о мотивах, а о фактах, и начнем с места и даты крещения. Хотя, как было сказано выше, автор придерживается церковно-канонической версии - "Киев, 988 год", но только потому, что, по его глубокому убеждению, точная датировка не имеет принципиального значения для дальнейшего хода исторического процесса. Однако... неожиданно выяснилось, что этот, казалось бы, частный вопрос древнерусской истории вдруг актуализировался в начале XXI века в свете последних событий, связанных с Крымом. Современные имперские власти, пытающиеся обосновать свои территориальные претензии, подняли на щит альтернативную версию крещения Владимира в крымском Херсонесе (Корсуне) во время успешного похода 987 года. Согласно ей следует, что князь крестил киевлян, будучи уже христианином, а Херсонес (читай - Севастополь) и Крым являются "сакральными центрами русского народа"1.
В этой связи уместно вспомнить высказывание Л. Н. Гумилева: "Обстоятельства крещения Владимира крайне запутанны, ибо авторы источников преследовали не цели истинности, а свои партийные интересы"2. О том же писал и М. С. Грушевский: "Летопись комбинирует разные пересказы, разные выводы и мотивы крещения Владимира, громоздит одни на вторые так, что одно другому противоречит. Уговоры греческого миссионера, несмотря на все аргументы, которые должны были бы привести Владимира к крещению, - заканчиваются ничем, поскольку Владимир переносит дело на совет бояр, а от этого совета исходит решение пробовать веры через посольства. Посольства собирают все аргументы о преимуществах греческой веры, но все кончается новой оценкой бояр, которая возвращает дело назад в пункт, который сам по себе мог бы решить вопрос - ссылаются на пример мудрой Ольги... Исходя из этого, поход на Корсунь мог иметь значение только как простой способ осуществить уже твердо принятое решение (например, в старом житии Владимир просит Бога "дать" ему этот город, чтобы оттуда найти попов и учителей христианства "на всю землю"). Однако из дальнейшей истории похода выясняется, что никакого определенного решения у Владимира нет; в рассказ врываются мотивы из тех версий, где корсунский поход, очевидно, служил Провидению способом привести Владимира к христианской вере, независимо от его намерений и планов: он уклоняется от крещения до последнего, однако болезнь и чудесное исцеление приводят его, наконец, к кресту"3.
Впрочем, может быть, мы зря подозреваем летописца в непоследовательности и политической ангажированности? Возможно, он просто стремился эмоционально передать нам ощущение напряженной атмосферы, в которой происходило принятие важного государственного решения, когда правитель желал опереться на мнение народа (в данном случае ближайшего окружения/дружины), а "народ", в свою очередь, пытался понять, какой ответ будет угоден первому лицу государства? Отсюда и бюрократические проволочки, привлечение "экспертов", обращение к опыту прежних правителей, обсуждение вопроса по второму кругу...
Что же касается самой "корсунской легенды", гласящей, что киевский князь принял православие именно там, на территории древнего Херсонеса, и возвратил только что взятый город в обмен на руку византийской царевны Анны, то ее несоответствие действительности установил еще А. А. Шахматов4. К слову, по мнению Л. Н. Гумилева, это "еще раз доказывает преимущество получения информации для эмпирического обобщения не из первоисточников, а из монографий, где сведения летописей прошли горнило строгой исторической критики"5.
С этой гумилевской сентенцией можно соглашаться или не соглашаться, но то, что православные авторы, тщательно отредактировавшие летописи, умолчали о значительной части эксцессов, связанных с распространением новой веры, несомненно. Даже те сообщения, что все же дошли до нас, свидетельствуют о том, что никакого "триумфального шествия" не наблюдалось. "Ненасильственное сопротивление", когда Владимиру для спасения душ не желающих креститься киевлян пришлось прибегать к "административным мерам", было описано в ПВЛ. А вскоре последовало и насильственное - в традиционно мятежном Новгороде, где попытка ввести христианство натолкнулась на единодушное сопротивление горожан, вступивших в уличные бои с великокняжеской дружиной. Эти драматические события, оставившие след в русском языке в виде поговорки "Путята крестил мечом, а Добрыня - огнем", в той или иной форме повторятся и в других русских землях. Сопротивлялись крещению не только "низы". И в княжеском окружении было немало противников христианской веры, не без оснований полагавших, что она будет способствовать политической экспансии Византии.
1. Путин В. В. Послание к Федеральному собранию. РИА Новости. URL: http://ria.ru/politics/20141204/1036533683.html#ixzz3QLRg9coY
2. Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая степь. С. 180.
3. Грушевський М. С. Iсторiя України-Руси. Т. 1. С. 503-504.
4. См.: Шахматов А. А. Разыскания о древнейших летописных сводах. Санкт-Петербург, 1908. С. 133-161.
5. Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая степь. С. 180.
4. РУССКОЕ ПРАВОСЛАВИЕ ДО МОНГОЛЬСКОГО НАШЕСТВИЯ
На киевского князя пришлое духовенство переносило византийское понятие о государе, поставленном от бога не для внешней только защиты страны, но и для установления и поддержания внутреннего общественного порядка. (В. О. Ключевский)
"Административными мерами", а иногда и прямым военным принуждением, сопровождалось распространение православия на Руси и в дальнейшем. Процесс протекал достаточно медленно даже в центре великокняжеских владений. Например, находившийся в полутора сотнях километров от Киева Чернигов был крещен лишь через четыре года, а Смоленск и вовсе в 1013 году, т. е. через четверть века после крещения Киева. Еще дольше сопротивлялась "периферия" (кривичи, радимичи, вятичи), где язычество было идеологической основой местного сепаратизма. В свою очередь христианство было знаменем "имперского строительства" - греческие священники с крестом при силовой поддержке дружинников с мечом, не только спасали души заблудших, проповедуя новую религию, но и требовали во имя этой религии подчинения киевскому князю1.
Теперь остановимся на вопросе кадрового обеспечения. Если проблема с митрополитом и епископами была решена достаточно просто: их прислали из Константинополя, то вопрос со священнослужителями низшего звена встал весьма остро. Некоторое количество священников было у киевской православной общины, кроме того, "Владимир привел из Корсуня тамошних священников и священников, приехавших с царевною Анною. Но всего этого числа было недостаточно для крещения и научения людей в Киеве и других местах, и вот есть известие, совершенно согласное с обстоятельствами, что присланы были священники из Болгарии, которые были способны учить народ на понятном для него языке; есть даже известие, что и первые епископы, и даже митрополит Михаил были из болгар"2. Однако большинство первых священников и монахов прибыли на Русь из Византии. С течением времени в рядах приходского духовенства и монашества образовался весомый процент прошедших церковное обучение местных людей, но митрополиты и епископы по-прежнему назначались Константинополем и, за немногими исключениями, из греков3.
Нелишне будет отметить, что отправленные на проповеди в тогдашнюю Terra incognita (для находящихся в центре мировых политических и религиозных процессов ромеев далекая Русь должна была выглядеть именно так) миссионеры вряд ли принадлежали к лучшим представителям греческого духовенства. "В далёкую и тёмную скифскую митрополию шли не лучшие греки. Они были равнодушны к местным нуждам и заботились о том, чтобы высылать на родину побольше денег, чем мимоходом кольнул им глаза новгородский владыка XII в. Иоанн в поучении своему духовенству. Уже в то время слово грек имело у нас недоброе значение - плута: таил он в себе обман, потому что был он грек, замечает летопись об одном русском архиерее"4. На Русь поехали лишь оказавшиеся по каким-либо причинам не у дел "излишки" византийского клира, скорее всего, уступавшие своим более успешно устроенным коллегам и в грамотности, и в религиозном рвении. А излишки эти были велики: десятки тысяч монахов и около шести тысяч епископов5. И именно этот "человеческий фактор" во многом определил своеобразный характер русского православия, как средневекового, так и наследующего ему современного.
К вопросу своеобразия русского православия мы еще вернемся, а пока расскажем о том, как была организована вошедшая в константинопольский патриархат новая киевская митрополия. Во-первых, она сразу же оказалась под жестким контролем Константинополя: если по каноническим правилам патриарх утверждает митрополитом кандидата, представленного собором местных епископов, то митрополита Руси патриарх назначал лично. Более того, в нарушение всех существующих правил таким способом часто назначались также и епископы6. И, хотя в обществе раздавались голоса против такого положения, оно было в значительной степени выгодно местному духовенству, поскольку обеспечивало ему относительную независимость от княжеской власти. Что же касается общего количества епархий на Руси и времени их возникновения, то дошедшие до нас исторические источники позволяют с уверенностью утверждать лишь то, что по мере усиления региональных центров их количество по вполне понятным причинам возрастало. А вот церковная историография достаточно уверенно разрешает данный вопрос, сообщая такую последовательность образования первых епархий: Владимирская на Волыни (988 г.), Новгородская, Черниговская, Белгородская, Ростовская (992 г.); с 1005 года известна Туровская епархия, с 1054 года - Переяславская, с 1068 года - Тмутараканская, с 1072 года - епархии Порога, Холма и Юрьева (на Роси). В дальнейшем появились и другие епископства: Полоцкое (1105 г.), Смоленское (1128 г.), Владимирское (1213-1214 гг.), Перемышльское (1219-1220 гг.), а затем и Галицкое (первая половина XIII в.)7.
Отметим, что с первых же лет своего существования на Руси в качестве государственной религии православная церковь стала своего рода государством в государстве, занимая по мере ослабления княжеской власти все более прочные позиции во многих областях общественной жизни. "...На неё возложено было много чисто земных забот, близко подходящих к задачам государства. Она является сотрудницей и нередко даже руководительницей мирской государственной власти в устроении общества и поддержании государственного порядка"8. Кроме того, согласно церковному уставу Ярослава Мудрого, "церкви была предоставлена широкая юрисдикция над всеми христианами, в состав которой входили дела семейные, дела по нарушению святости и неприкосновенности христианских храмов и символов, дела о вероотступничестве, об оскорблении нравственного чувства, о противоестественных грехах, о покушениях на женскую честь, об обидах словом. Так церкви предоставлено было устроять и блюсти порядок семейный, религиозный и нравственный"9. Церковь активно участвовала и в законотворчестве, в области гражданского, и, прежде всего, церковного права, приспосабливая в своих интересах византийские нормы к местным условиям.
Со второй половины XI века усиливается и антикатолическая пропагандистская активность русской православной церкви. Так, в "Слове о христианской и латинской вере" Феодосия Печерского утверждается, что "последняя хуже еврейской; если придется дать латиняну воду или пищу, необходимо потом помыть сосуды и очистить их молитвой"10. Осуждали православные иерархи и династические браки с "погаными латинянами". Впрочем, реальная политика далеко не всегда вписывается в строгие идеологические рамки - и древнерусские князья продолжали вступать в брачные и военные союзы с католическими правителями.
1. Никольский Н. М. История русской церкви. Москва: ООО "Изд-во АСТ", 2004. С. 12.
2. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Т. 1. С. 178.
3. Первая попытка освободиться от полного подчинения Константинопольскому патриарху была предпринята в 1051 году Ярославом Мудрым, когда собором епископов митрополитом был поставлен Илларион Киевский. Впрочем, скоро все вернулось на круги своя: не позднее 1054 года Илларион был вынужден отойти от дел, а митрополию возглавил прибывший из Константинополя Ефрем. В 1147 году была совершена вторая попытка, когда воспользовавшись церковной неразберихой в Византии, киевский князь Изяслав Мстиславич ставит на кафедру Климента Смолятича. Результат был таким же неудачным, поскольку значительная часть духовенства не признала полномочия Климента. С 1156 года во главе митрополии вновь стояли греки.
4. Никольский Н. М. История русской церкви. С. 21.
5. Там же. С. 21.
6. Там же. С. 22-23.
7. Фомина Т. Ю. Епископская власть в домонгольской Руси: постановка проблемы. URL: http://cyberleninka.ru/article/n/episkopskaya-vlast-v-domongolskoy-rusi-postanovka-problemy
8. Ключевский В. О. Курс русской истории. Ч. 1. С. 256.
9. Там же. С. 256.
10. Цит. по: Геллер М. Я. История Российской империи. Москва, 1995. URL: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Geller/Gell_01.php.
Пусть все подчиняются властям, потому что всякая власть от Бога, и все существующие власти поставлены Богом. (Павел: Послание к Римлянам, глава 13)
В нашем повествовании о становлении православной церкви на Руси невозможно обойти вниманием весьма неоднозначный момент в ее истории и не рассказать об особенностях деятельности православного клира, и, прежде всего, его верхушки, в период ордынского ига. Начнем с того, что идеология христианства, сакрализирующая власть и закрепляющая в сознании паствы среди всего прочего безусловную покорность и подчинение, отнюдь не была тайной для монголов. (Одно из течений христианства - несторианство было широко распространено у многих народов Великой Степи: тюркютов, хазар, половцев, каракитаев, кереитов, меркитов, найманов, уйгуров, карлуков, киргизов. Более того несторианами были многие ханши и ханские сановники.) И поэтому Чингизиды вполне обоснованно рассчитывали на лояльное отношение православной церкви к установленному ими "новому порядку", видя в ней если и не идеологического союзника, то, как минимум, пособника, или, скажем еще более осторожно, непротивленца. Во всяком случае, жертвы среди православного духовенства во время Кипчакского похода были единичными, а после его окончания православным иерархам удалось быстро наладить хорошие отношения с правителями Орды, став наряду с русскими князьями надежными столпами установленного монголами "нового порядка".
При этом публичная молитва духовенства о ханах, внушающая массам мысль о необходимости подчинения их власти, могла быть и вполне искренней. С одной стороны, представители церковной верхушки нашли на бескрайних просторах нового государства "непаханое поле" для прозелитизма: "В Орде едва ли даже и была одна какая-нибудь господствующая религия - по всей вероятности, там господствовала смесь всяких верований средней Азии. Отсюда объясняется религиозный индифферентизм монголов. В своей Ясе (книге запретов) Чингис-хан велел уважать и бояться всех богов, чьи бы они ни были. В Орде свободно отправлялись всякие богослужения, и ханы сами участвовали при совершении и христианских, и мусульманских, и буддийских обрядов, уважали и духовенство всех вер. Разорение русских святынь, жестокости против христиан во время нашествия на Русь нимало не противоречили этой веротерпимости, проистекая из обычной азиатской манеры вести войну"1. Сами же монголы до принятия ими ислама были весьма индифферентны в религиозных вопросах. (Примечателен ответ хана Мунке на предложение французского посла принять христианство: "...Все люди обожают одного и того же Бога, и всякому свобода обожать его как угодно. Благодеяния же Божии, равно на всех изливаемые, заставляют каждого из них думать, будто его вера лучше других"2.)
С другой стороны, откровенно враждебные отношения Золотой Орды и Римского престола могли для православных иерархов служить своего рода гарантией от проникновения католицизма на находящиеся под контролем монголов территории. "...Церковники очень подозрительно следили за переговорами антитатарской группировки князей с папской курией, видя в союзе с католическими государствами реальную угрозу своим доходам и привилегированному положению"3. Поэтому нет ничего удивительного в том, что вскоре после установления "ига" началось активное проникновение православия на земли Золотой Орды.
Уже в 1261 году в Сарае основывается православная епархия, которая помимо удовлетворения духовных потребностей многочисленных русских пленных, занималась пропагандой православия среди населения Золотой Орды, а также играла роль некого коммуникатора между русскими и ордынскими правящими кругами. Кроме того, небезосновательно предположение, согласно которому пользующиеся доверием хана сарайские епископы (достаточно сказать, что в 1278 году Феогност даже ездил от имени хана во главе посольства в Константинополь, где через императора и патриарха пытался связаться с египетскими мамлюками) не только сообщали князьям и высшему духовенству сведения об обстановке в ставке или об отношении хана к тому или иному князю, но и влияли на эти отношения4.
В 1267 году митрополит Кирилл III получил от великого хана тенгрианина Менгу-Тимура ярлык, который ограждал православную церковь от произвола ордынских чиновников и освобождал клир от любых налогов: "От даней и пошлин освобождались также братья и дети священнослужителей, которые жили с ними не в разделе. Церковные земли и угодья, церковные люди, вещи, книги, иконы и прочее объявлены неприкосновенными; запрещено под страхом злой смерти хулить православную веру5.
Мало что изменило в отношениях православной церкви и ордынского правительства принятие в Орде ислама. Даже ревностный мусульманин Узбек, яростно боровшийся с религиозным инакомыслием у себя в Орде, счел благоразумным не вмешиваться в религиозную жизнь на Руси, продолжая одаривать православную церковь все новыми привилегиями. От нее требовались лишь две вещи: искренне молиться за благополучие хана и усердно внушать населению, что всякая власть от Бога. Судя по всему, церковь успешно справлялась с поставленной задачей. Во всяком случае, ее отношения с золотоордынскими ханами были гораздо ровнее и прочнее, чем у вечно враждующих между собой князей. Тем не менее, при всех хороших отношениях этих двух жестких иерархических структур подчиненное положение православной церкви не вызывает сомнения: при вступлении на кафедру каждый новый русский митрополит должен был ехать за ярлыком в Орду.
Росло и благосостояние русской церкви. Освобожденная от налогов, она сама исправно взимала десятину, а сверх того имела возможность в то неспокойное время служить для князей и бояр либо своеобразным оффшором, либо надежным "швейцарским банком". Первая попытка ордынских ханов покуситься на "святая святых" - церковные доходы произошла только в 1342 году, спустя столетие после нашествия Батыя. Тогда приехавший в Орду к новому хану Джанибеку митрополит Феогност вместо привычного ярлыка, подтверждающего освобождение церкви и ее служителей от любых фискальных платежей, получил жесткое требование уплаты налогов на общих основаниях. Феогност был подвергнут сильному давлению, возможно даже пыткам, однако закончилось все благополучно и для него, и для всей структуры православной церкви. Финал истории, несомненно, вызовет вполне определенные аналогии у читателей: митрополит раздал шестьсот рублей разным "сильным людям" и уехал в Москву с заветным ярлыком...6
Подводя итоги, следует признать, что монгольское нашествие, принесло православной церкви на Руси, пусть это и "звучит непатриотично", несомненную пользу. Будучи в непосредственном подчинении у хана, она не только обрела политическую независимость от князей, но и стала своего рода государством над государствами7.
--------------------------------------
1. Знаменский П. Учебное руководство по истории Русской Церкви. Санкт-Петербург: Синодальная типография, 1904. С. 70.
2. Карташев А. В. Очерки по истории Русской Православной Церкви. Санкт-Петербург: Библиополис: Изд-во О. Абышко,2004. Т. 1. С. 293.
3. Каргалов В. В. Внешнеполитические факторы развития феодальной Руси. Москва: Высшая школа, 1967. С. 144.
4. Полубояринова М. Д. Русские люди в Золотой Орде. Москва: Наука, 1978. С. 25
5. Знаменский П. Учебное руководство по истории Русской Церкви. С. 71.
Это самый ранний из сохранившихся ханских ярлыков.
6. Скорее всего, причиной "этого наезда" были не гонения на православие а обычное стремление к обогащению.
Однако сам факт такой попытки может свидетельствовать об отходе правителя Орды от установлений Ясы, а также о его финансовых затруднениях.
7. Достаточно вспомнить и ее активное, а по мнению многих историков, определяющее влияние, на исход борьбы московских и тверских Рюриковичей, а также "регентство" митрополита Алексия после смерти отца Дмитрия Донского.
6. ОТ ТЕНГРИАНСТВА ДО ИСЛАМА
Узнав же власть духовенства над совестию людей, вообще усердных к вере, моголы старались задобрить его, чтобы оно не возбуждало россиян противоборствовать игу татарскому и чтобы хан тем спокойнее мог повелевать нами. (Н. М. Карамзин)
Средневековые источники не позволяют нам в полной мере воссоздать картину религиозной жизни в Великой Степи в целом и в государстве Джучидов в частности в доисламский период. Несомненно, что кроме традиционного для кочевников тенгрианства1 среди ее жителей были распространены и другие верования - христианство (несторианского толка), буддизм, иудаизм, ислам, проникающие в Степь либо с караванами купцов, либо с беженцами, подвергшимся религиозным гонениям у себя на родине.