Историк должен отделить истину от лжи, достоверное от сомнительного, сомнительное от того, чего вовсе нельзя принять. (Й.-В. Гете)
История или политика? Колонизация европейская и славянская. Немного об агрономии. Деньги, крест и меч. Крестовые походы в Прибалтику. Опасность подлинная или мнимая? Конец Ордена меченосцев. Две битвы. О волшебной силе киноискусства. Пруссы. Из Палестины в Прибалтику. Лесные витязи из "Древнего Рима". Союзники или противники.
1. А БЫЛ ЛИ "НАТИСК"?
История - это политика, опрокинутая в прошлое. (М. Н. Покровский)
А теперь посмотрим, что происходило на северо-западных границах Руси, где, как гласит один из мемов имперской истории, воспользовавшись ослаблением русских княжеств после монгольского нашествия, немецкие и шведские крестоносцы, за спиной которых стояла папская курия..., а вот далее мнения историков-имперцев расходятся. Одни из них утверждают, что речь шла только о покорении Новгородско-Псковской земли, другие - приписывают крестоносцам более глобальные планы, заявляя, что над Русью нависла угроза полного подчинения католической Европе и потери национально-культурной самобытности. Однако, расходясь в частностях, имперские историки и политики едины в своем изображении всего западного мира в качестве извечного врага миролюбивой Руси. Справедливости ради, отметим, что и европейские бойцы идеологического фронта пугали обывателей подобными "страшилками" относительно извечных агрессивных устремлений "русских варваров" и в качестве доказательств коварных замыслов Империи вспоминали то о начатой Иваном Грозным Ливонской войне, то о некоем "Завещании Петра I"1, то о планах России овладеть черноморскими проливами.
Насколько справедливы эти взаимные обвинения, обмен которыми продолжается и в наши дни? Думается, что на все сто процентов, хотя сторонам вряд ли стоит инкриминировать друг другу какую-то "изощренную злонамеренность" - логика геополитики неумолима, и правители государств вынуждены руководствоваться ею вне зависимости от своих симпатий и антипатий. (Ничего личного!) Но вот вопрос о том, что вдохновляло пришедших в Прибалтику на рубеже XII-XIII веков европейских "конкистадоров" - масштабный "геополитический дух", или же ими двигали приземленные прагматические мотивы, остается открытым.
В поисках ответа вспомним еще об одном известном фразеологизме, прочно въевшемся в сознание жителей Империи - небезызвестном "Drang nach Osten". Этот термин, употреблявшийся для обозначения немецкой экспансионистской политики "расширения жизненного пространства" за счет "исконно" славянских земель, впервые появился в панславянской публицистике в середине XIX века. Позднее этот мем "приглянулся"... немецким националистам, приспособившим его для оформления своей идеологической доктрины и сделавшим из него руководство к действию. Однако, если отвлечься от идеологической составляющей, а понимать под этим понятием вызванное демографическим давлением стремление западноевропейцев расширить свой ареал, то это сразу же переведет наш разговор в другое, более конструктивное русло.
Дело в том, что подобные стремления свойственны всему роду человеческому. В истории каждого этноса зафиксировано, как минимум, одно переселение, и в этом плане славянские племена ничуть не уступают германским. В V-VI веках славяне заселили земли центральной Европы, оставленные отправившимся в масштабный "дранг" на территорию Римской империи германцами ("Drang nach Westen"), проникли на Балканы ("Drang nach Süden"), а затем предприняли "Drang nach Norden-Osten", дойдя до берегов Ледовитого и Тихого океанов.
Многие их этих переселений сопровождались жестокими войнами, геноцидом, ассимиляцией уцелевших, однако никто из имперских историографов не торопится обвинять славян в столь неполиткорректных деяниях. Не будем этого делать и мы - винить далеких предков в отсутствии толерантности и несоблюдении правил Гаагской и Женевской конвенций бессмысленно, равно как и выдвигать подобные обвинения в адрес двигавшихся на восток Европы немецких переселенцев. Значительно продуктивнее попытаться понять, что побуждало людей покидать родные места и отправляться на освоение новых земель.
Собственно, никакого "бинома Ньютона" здесь нет - причины следует искать в плоскости демографии и экономики. Демографическая ситуация в средневековой Европе подробно описана в работах европейских медиевистов, а мы лишь скажем, что, начиная с X века, ее население неуклонно росло. (Считается, что демографическому взрыву способствовало начавшееся в X веке очередное "глобальное потепление", так называемый средневековый климатический оптимум, создавший благоприятные условия для ведения сельского хозяйства.) Именно этот рост, за которым не поспевали ни интенсификация сельскохозяйственного производства, ни внутренняя колонизация, и привел к движению колонистов: "В густонаселенных районах Рейнланда, Фландрии или Англии рост населения медленно, но верно вел к сокращению среднего размера крестьянского надела и сводил на нет перспективу получения такого надела в будущем. Зато в той части Европы, которая лежала восточнее Эльбы, а также в Испании времен Реконкисты свободная земля еще оставалась"2. Ожесточенные войны в междуречье Эльбы и Одера X-XII столетий протекали с переменным успехом, но в итоге завершились поражением полабских племен. Их земли были включены в состав Священной Римской империи, сами полабы ассимилированы, а волна европейской колонизации покатилась дальше на восток. (Любителям порассуждать об "исторической справедливости" мы напомним, что немцы вернулись на свои "исконные" земли, которые славяне заняли в ходе Великого расселения.) Впрочем, часто "натиск на восток" носил мирный характер - многие восточно-европейские владетели сами приглашали из западноевропейских стран ремесленников и крестьян, надеясь с их помощью поднять экономику своих стран. Такая мирная колонизация докатилась даже до Поволжья и юга Украины, куда во второй половине XVIII века по приглашению Екатерины II переселилось несколько десятков тысяч немецких колонистов.
Европейскую колонизацию, идейным знаменем которой было распространение католичества, условно можно разделить на "феодальную", "крестьянскую" и "городскую". Все они были вызваны ростом населения, но имели свои особенности, без учета которых невозможно понять ни отличия прибалтийского "Drang nach Osten" от среднеевропейского "аналога", ни дальнейшего хода истории региона. Но прежде чем перейти к освещению этой темы, совершим короткую экскурсию в еще более давнее прошлое.
Историки на сегодняшний день не располагают достоверными сведениями о времени появления в Прибалтике финно-угорских и балтских племен. Предположительно, первыми проникли в этот регион мигрировавшие из-за Урала финно-угры, которые, смешавшись с автохтонным населением, положили начало эстам, ливам и води3. А со II тысячелетия в Прибалтику приходят выделившиеся из индоевропейской общности балты, начавшие постепенно "выдавливать" финно-угров на север и северо-восток.
С началом Великого расселения ближайшими соседями балтских и финно-угорских племен стали славяне. По мере продвижения на север и северо-восток они, в свою очередь, либо "сдвигали" финно-угров и балтов в сторону побережья, либо ассимилировали их. Новый импульс славянская колонизация получила после образования древнерусского государства - теперь потестарные финно-угорские и балтские племена, несмотря на всю свою воинственность, были не в силах на равных противостоять лучше вооруженным и более организованным дружинам русов. Если же говорить конкретно о Прибалтике, то движение в регион восточных славян началось задолго до появления там европейских крестоносцев. Еще в 1030 году Ярослав Мудрый предпринял успешный поход на эстов, основал город Юрьев (Тарту, Дерпт) и обложил данью окрестные племена. Летописи не дают ответа на вопрос о том, стремились ли Рюриковичи к каким-либо территориальным приобретениям в регионе. Возможно их устремления ограничивались полюдьем, собрав которое, княжеские дружины "быстро возвращались обратно, не оставляя кого-нибудь, чтобы представлять власть православных князей или православную веру"4, - задача полного покорения воинственного населения региона была не по плечу даже единой Руси.
Дальнейшие "межэтнические контакты" прибалтийских племен и славян проходили в форме взаимных набегов. При этом Новгород воевал на северном побережье Финского залива с местными племенами и на южном - с эстами, Полоцкое княжество стремилось сохранить контроль над землями в нижнем течении Западной Двины, а галицко-волынские князья воевали с ятвягами и литвой. Боевые действия протекали с переменным успехом. Так, в 1061 году эсты не только сожгли Юрьев, но и появились под стенами Пскова, где, однако, потерпели поражение от соединенных псковско-новгородских войск. В 1133 году русские вновь взяли Юрьев, а в 1176 году эсты осадили Псков. В 1179 году "Мстислав собрал новгородское войско и, сочтя его, нашел 20000 человек; с такими-то сильными полками вошел он в Чудскую землю, пожег ее всю, набрал в плен челяди и скота..."5. Не менее жестокими были и псковичи: "В 1190 году чудь снова пришла ко Пскову на судах по озеру, но и на этот раз псковичи не упустили из нее ни одного живого. Юрьев был снова захвачен чудью и снова взят новгородцами и псковичами в 1191 году, причем по обычаю земля Чудская была пожжена, полону приведено бесчисленное множество..."6. Не выбиваются из общего ряда и ожесточенные войны XII-XIII веков русских и польских княжеств с ятвягами, завершившиеся полным исчезновением этого племени с этнографической карты Прибалтики.
В свете этих событий традиционное сочувствие имперских историков прибалтийским народам, "попавшим под железную пяту крестоносцев", больше похоже на обиду хищника, у которого более удачливый конкурент в самый последний момент увел из под носа желанную добычу. Она достанется империи гораздо позже (при Петре I), а в дебюте этого противостояния успех сопутствовал "европейскому миру".
1. "Завещание Петра I" - скорее всего подделка начала XIX века, содержание которого, тем не менее, достаточно точно отражает геополитические планы Российской империи. Эти планы на самом деле никогда не были секретом для всех причастных к большой политике европейцев, поскольку определялись не волей Петра и его преемников, а логикой геополитики.
2. Бартлетт Р. Становление Европы: экспансия, колонизация, изменения в сфере культуры. Москва, 2007. С. 142.
3. Эсты - финно-угорский народ, проживавший в средние века на территории нынешней Эстонии. Эсты считаются предками современных эстонцев.
Ливы - финно-угорский народ, проживавший в средние века на побережье Рижского залива. К настоящему времени практически полностью ассимилированы латышами.
Водь - в пошлом достаточно многочисленный, а в настоящее близкий к полной ассимиляции финно-угорский народ.
4. Урбан В. Тевтонский орден. Москва: АСТ: АСТ МОСКВА:ХРАНИТЕЛЬ, 2007. С. 129.
5. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Москва: Мысль, 1988. Т. 2. С. 578.
6. Там же. С. 616-617.
2. СЕВЕРО-ЗАПАДНЫЙ "ФРОНТ"
Вот погодите, поганые дикари: скоро станете нашими счастливыми верноподданными. (К. Чапек)
Первые представители этого "европейского мира" (язычники-викинги не входили в него) появились на восточных берегах Балтики в начале второй половины XII века, когда одно из самых процветающих на тот момент в балтийских водах купеческое сообщество Висби1 организовало регулярную торговлю в устье Западной Двины. Сюда вниз по реке, одной из главных торговых артерий Восточной Европы, спускались русские купцы с воском и мехами, увозя в обратном направлении немецкие ткани и железо. Местные ливы также вносили свой вклад в товарооборот, прежде всего столь ценимым по всему миру балтийским янтарем.
Вслед за купцами появились миссионеры. Чтобы донести свет "истинной веры" до погрязших в язычестве ливов, около 1180 года на борту купеческого корабля в Ливонию прибыл Мейнард - католический монах из северогерманского города Бад-Зегерберг. Успехи проповедника были должным образом оценены: в 1186 году архиепископ Бремена2 возвел Мейнарда в сан епископа новой, миниатюрной на тот момент, епархии, а уже в наши дни (8 сентября 1993 года) католическая церковь канонизировала миссионера.
Не заставила себя ждать и экспансия военная - в 1198 году Бертольд Шульте (преемник Мейнарда) прибывает в устье Западной Двины со значительным отрядом, чтобы основать в этом стратегически важном пункте город-порт. Пытавшиеся помешать захватчикам ливы, были разбиты, но и сам Шульте погиб в бою. Его миссию продолжил Альберт Буксгевден3, основавший в 1201 году Ригу, а в 1202 году - "Братство воинов Христа", более известное в исторической литературе под именем Ордена меченосцев4. И уже в следующем году новая организация приняла боевое крещение. Однако на первых порах ее противниками были не местные племена, не Новгород или Псков, а Полоцкое княжество, в основе процветания которого был контроль над водным путем по Западной Двине.
Стремясь восстановить контроль над устьем реки, Владимир Полоцкий вторгся в земли ранее плативших ему дань, а теперь попавших под протекторат крестоносцев, ливов. Поначалу полоцким войскам сопутствовал успех: они захватили замок Икскюль - первое немецкое поселение в Прибалтике. Однако дальнейшие военные действия протекали для Владимира куда менее успешно, поскольку общая ситуация и расклад сил в регионе был не в его пользу. Во-первых, раздробленное на уделы Полоцкое княжество к началу XIII века пришло в упадок, во-вторых, через Ригу в Прибалтику прибывали все новые и новые "воины Христа", а в-третьих, на сторону меченосцев перешел один из ливских вождей Каупо, крещенный Мейнардом еще в 1191 году и позднее совершивший в сопровождении Альберта поездку в Рим через Германию. После этого "рекламного тура" новообращенный католик вернулся в свои земли возведенным в дворянское достоинство ревностным приверженцем "европейских ценностей".
Здесь надо сказать несколько слов о католической ассимиляции. В отличие от ассимиляционных процессов потестарной эпохи, проходящих по стандартной схеме - истребление мужчин и захват в плен женщин, она была, так сказать, гораздо более "гуманной". Трудно однозначно ответить на вопрос, послужила ли тому смягчающая нравы христианская проповедь, или дело было в нарождающихся капиталистических отношениях, когда стало невыгодно убивать потенциальных работников и налогоплательщиков, но факт остается фактом - католическая ассимиляция, претендующая прежде всего на душу, а не на тело, чаще всего оставляла побежденным язычникам возможность сохранить свои жизни и даже имущество. (Несмотря на жестокий характер войн при покорении тех же полабских славян и пруссов, речь может идти все же о культурной ассимиляции, а не о геноциде.) Более того, приняв католичество, неофиты интегрировались в огромный "западный мир" со многими его заманчивыми возможностями. Естественно, в первую очередь эти возможности открывались перед племенной верхушкой, но ведь и решение воевать или сотрудничать с католическим миром принимали в конечном итоге именно вожди. Как бы там ни было, союз меченосцев и ливов состоялся, позволив малочисленным отрядам ордена не только удержаться в устье Даугавы, но и начать планомерное расширение захваченной территории.
Необходимо заметить, что эти отряды и в самом деле были малочисленны. Если в крестовых походах на Ближний Восток участвовал цвет европейского рыцарства во главе с монархами и их ближайшими вассалами, то на восточных берегах Балтийского моря оказывались мелкопоместные дворяне в сопровождении немногочисленной вооруженной челяди. Да и они зачастую были лишь своего рода "сезонниками", приезжавшими "на заработки" в весенне-летний период, чтобы с наступлением зимы покинуть этот дикий край и вернуться с захваченной добычей на родину5. Поэтому "армии" крестоносцев в Прибалтике зачастую исчислялись... несколькими десятками рыцарей и примерно таким же количеством арбалетчиков. Пехоту же составляли принявшие католичество и вступившие в союз с меченосцами ливы и латгалы, племенные вожди которых постепенно влились в состав формирующегося остзейского дворянства. (Например, Каупо стал родоначальником известного рода Ливенов.)
Но вернемся к борьбе Полоцка и ордена. Пытаясь ликвидировать главный форпост крестоносцев в Прибалтике, Владимир в 1206 году потерпел неудачу при осаде Риги, затем меченосцы захватили два полоцких удела в Ливонии - Кукейносское и Ерсикское княжества, а еще одна проигранная война 1212 года заставила полоцкого князя окончательно отказаться от каких-либо прав на ливонские земли. Практически одновременно начинается война меченосцев и союзных с ними ливов и латгалов против отказывающихся принимать католичество эстов. Одно из решающих сражений состоялось в 1217 году под Вильянди. Эстонцы были разбиты, а их вождь Лембиту погиб.
Через год поучаствовать в колонизации Прибалтики решили датчане, не желающие отставать от своих северогерманских соседей. Их большое войско (по скромным прибалтийским меркам, оно было действительно большим, так как насчитывало не менее тысячи человек) во главе с самим королем высадилось на южном берегу Финского залива. На месте высадки немедленно началось строительство крепости, получившей у местного населения название Taani-linn - "датский замок". (Крестоносцы будут называть его Ревель, а русские - Колывань.) В следующем году к строящемуся городу подошло ополчение эстов, которые попытались сбросить вражеский десант в море, однако в упорной, протекавшей с переменным успехом битве они были разбиты. В итоге север Эстонии оказался под властью датчан, а потерпевшие два тяжелых поражения эсты были вынуждены обратиться за помощью к своим злейшим врагам - Пскову и Новгороду.
Попытались принять участие в дележе эстонских земель и шведы, но они были не так удачливы, как меченосцы и датчане. Поначалу, правда, им удалось захватить крепость Лихула и поставить там свой гарнизон, однако затем воинственным эстам с острова Эзель (Сааремаа) увернуть крепость обратно, перебив в ходе штурма всех находящихся в ней шведских воинов. После этой неудачи шведы переключились на завоевание южных областей Финляндии, а вновь на территориях современных Эстонии и Латвии они появились лишь во второй половине XVI века, когда Балтийское море начало превращаться в "шведское озеро".
А война в Прибалтике не стихала. В 1221 году эзельцы при поддержке материковых эстов едва не захватили только что построенный датчанами Ревель. Спустя год городу пришлось выдержать еще одну осаду - на этот раз большого русско-эстонского войска. Еще через год материковые эсты подняли восстание, которое было поддержано сильной новгородской армией. Однако крестоносцам, несмотря на значительный численный перевес врага, удалось удержать ситуацию под контролем. Более того, тогда же они овладели Вильянди, а в 1224 году после длительной осады - Юрьевом - последним центром сопротивления меченосцам в материковой Эстонии. (В ходе штурма летты и ливы, составившие значительную часть орденского войска, проявили после захвата города образцово-показательную жестокость:
"...за немцами ворвались летты и ливы и началась резня: никому не было пощады, русские долго еще бились внутри стен, наконец, были истреблены; немцы окружили отовсюду крепость и не позволили никому спастись бегством"6.)
Захватив Юрьев, крестоносцы вышли на границу с Новгородской республикой, которая, по мнению официальной имперской историографии, была их следующей целью. Однако в процессе дележа захваченных земель возникли серьезные трения между союзниками-компаньонами, что едва не привело к войне между меченосцами и датчанами и задержало, по мнению Л. Н. Гумилева, их продвижение на восток. Тем не менее, "над Русью нависла постоянная угроза... Новгород, зажатый шведами, датчанами и немцами, ждал своей участи"7. Думается все же, что Л. Н. Гумилев "несколько драматизирует ситуацию" в угоду разделяемой им евразийской концепции извечного противостояния Запада и Востока. А поскольку эта тема более чем актуальна и в наши дни, остановимся на ней подробнее.
1. Висби (Висбю) - главный город находящегося в самом центре Балтийского моря острова Готланд. Известен с рубежа IX-X веков как центр балтийской торговли, перевалочная база между ганзейскими городами и Новгородом. До возвышения Любека играл ведущую роль в Ганзейском союзе.
2. Основанное в 1186 году ливонское (с 1201 года - рижское) епископство первоначально подчинялось архиепископу Бремена. С 1255 года приобрело статус архиепископства, включавшего в себя три ливонских и четыре прусских епископства.
3. Брат Альберта Иоганн положил начало одному из самых известных дворянских родов остзейских немцев.
4. Собственно говоря, официального названия у ордена не было, а мем "меченосцы" связан с изображением красного меча на плащах его рыцарей.
5. Урбан В. Тевтонский орден. С. 135
6. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Т. 2. С. 621.
7. Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая степь. Москва: Товарищество Клышников, Комаров и Ко совместно с издательством "Лорис", 1992. С. 341.
Подзолистые почвы - тип почвы, сформировавшийся под хвойными и смешанными лесами умеренного пояса на бескарбонатных породах вследствие развития подзолистого процесса. Содержат 1-4% гумуса, малоплодородны.
Большой Энциклопедический словарь
Вначале попытаемся определить, действительно ли интересовали рыцарей-крестоносцев (мы говорим о реальных людях XIII века, а не о неких выдуманных историками-пропагандистами персонажах) "необъятные просторы" Северной Руси, сравнив западноевропейский "Drang nach Osten" на славянские земли в междуречье Эльбы и Одера и аналогичный процесс на восточном побережье Балтийского моря.
Западноевропейская колонизация славянских земель в центральной Европе во многом была обусловлена наличием там больших массивов годных для обработки, но пустующих земель. "В восточную Прибалтику такого наплыва не было, и переселенцы составляли там незначительное меньшинство, включая "представителей светской и церковной знати, слоя бюргеров и малую толику сельских жителей"1 - подавляющую часть ищущих лучшей жизни крестьян-колонистов и значительную часть бегущих от "ужасов майората"2 младших отпрысков рыцарских семейств вместили земли между Эльбой и Одером. Кроме того, восточнее Одера существовали и другие районы крестьянско-феодальной немецкой колонизации, почвенно-климатические условия которых явно превосходили прибалтийские (Силезия, Трансильвания). Если же принять во внимание, что эти земли не нужно было отвоевывать у проживающего там населения (наоборот, они предоставлялись местными правителями на льготных условиях), то становится понятно, почему лишь "малая толика" крестьян-переселенцев оказалась в Прибалтике.
Условия для земледелия на северных территориях Руси, где такие же, как и в Прибалтике, малопродуктивные подзолистые, болотистые и в лучшем случае дерново-подзолистые почвы3 сочетались с куда более суровым климатом, были еще более сложными. В ХIХ очерке мы подробно остановимся на особенностях земледелия в данном регионе, а здесь только напомним, что главнейшим условием для поддержания феодального хозяйства является наличие у крестьян возможности не только прокормиться самим, но и произвести некий прибавочный продукт, позволяющий феодалу содержать и вооружать себя и своих слуг. И если почвенно-климатические особенности Прибалтики, где сельским хозяйством, как и ранее, занималось в основном местное население, позволяли пусть с трудом, но все же выполнять это условие, то на севере Руси земледелие балансировало на грани рентабельности4, и содержание поместной конницы (феодального ополчения) оставалось одной из главных внутриполитических проблем. (Ее удалось решить лишь Петру I... путем окончательной ликвидации поместного войска.) Эти аргументы дают достаточные основания для вывода о том, что необозримые просторы Северной Руси "псов-рыцарей"5 не интересовали.
Впрочем, даже если бы такая заинтересованность была проявлена, то сил для военной экспансии у крестоносцев явно недоставало. Им не без труда удалось покорить разобщенные и враждующие друг с другом прибалтийские племена, но шансов на успех в военном противостоянии с Новгородом, Псковом и стоящим за ними Владимиро-Суздальским княжеством у малочисленных рыцарей не было. Русские войска не уступали (или практически не уступали) своим европейским противникам по сумме боевых качеств, но при этом имели значительный численный перевес. Невольными союзниками русских являлись прусские племена, постоянно поднимающие восстания, а также стремительно усиливающаяся Литва. Ее непрекращающиеся войны с тевтонско-ливонскими рыцарями (по большей части успешные в XIII веке), не позволяли последним сконцентрировать значительные силы против Новгорода и Пскова. А после того как Северная Русь превратилась в часть Монгольской империи, вопрос о сколько-нибудь масштабной, пусть даже по прибалтийским стандартам, агрессии Ливонского ордена в этом направлении отпал сам собой. Во время Кипчацкого похода году западные рыцари ощутили на себе силу монгольских войск6, и мысль нападать на земли монгольских данников вряд ли могла показаться им здравой.
Малочисленность европейских переселенцев в Прибалтике была тем обстоятельством, которое позволило местным племенам сохранить себя в качестве этнической целостности, в отличие от полабских славян и пруссов. Их интеграция в "европейский мир", проходившая, естественно, под идеологическим знаменем западного христианства, привела не к тотальному онемечиванию, а к появлению трех новых народов: латышского, литовского и эстонского. Ни этноцида, ни тем более геноцида, вследствие массового переселения колонистов из Западной Европы, в Прибалтике не было и быть не могло. Еще в меньшей степени ассимиляция грозила населению русских княжеств, обладавших не только устоявшейся государственностью, но и надежным "идеологическим щитом" в виде православной веры. А реальная угроза с Запада была преимущественно военно-политического, а не "цивилизационного" или идеологического характера, поскольку исходила не от католической Европы, а от языческой малонаселенной Литвы, что исключало превращение восточных славян в литовцев. Впрочем, тема непростых отношений Литвы и Империи еще не раз возникнет в нашем исследовании, а мы пока вернемся к описанию событий, последовавших вслед за падением Юрьева.
1. Бартлетт Р. Становление Европы: экспансия, колонизация, изменения в сфере культуры. С. 127.
2. Майорат - порядок наследования недвижимого имущества, при котором оно целиком переходит от наследодателя к старшему сыну. В среде аристократии приводил к появлению целого слоя "младших сыновей", вынужденных выбирать между военной или духовной карьерой. Младшим детям крестьян оставалось либо нищенствовать, либо уходить в монастыри, либо переселяться на неосвоенные земли.
3. Дерново-подзолистые почвы - подтип подзолистых почв, формирующихся в подзоне южной тайги. Наиболее плодородные из всех подзолистых почв, однако все же малопригодны для товарного производства зерна.
4. Наименее благоприятными для земледелия были как раз условия Новгородской земли. Показательно, что нехватка хлеба была важным внутри- и внешнеполитическим фактором жизни Новгорода на протяжении всей его истории. Город во многом зависел от подвоза зерна из Владимиро-Суздальской земли даже в урожайные годы, а в неурожайные эта зависимость становилась абсолютной. И угроза ввести "продовольственное эмбарго" зачастую оказывалась для свободолюбивых новгородцев куда более страшной, чем великокняжеские армии.
5. Еще один мем, введенный в обиход К. Марксом и ставший популярным после выхода на экраны фильма "Александр Невский". Историкам неизвестна какая-либо атрибутика Ордена, связанная с видом Canis lupus familiaris.
6. По некоторым сведениям, рыцари Тевтонского ордена участвовали в битве при Легнице, но даже если это не соответствует действительности, то уж ее результаты руководству ордена были, естественно, известны.
4. КОНЕЦ ОРДЕНА МЕЧЕНОСЦЕВ
Почти непрерывная внутренняя вражда и скучные тяжбы перед Императорами и папами составляют в течение более двух веков главнейшее содержание внешней и внутренней истории Ливонии.
Ф. Г. Бунге
Взяв Юрьев и завершив этим завоевание материковой части Эстонии, европейские конкистадоры, совершенно неожиданно для историков-идеологов и вполне ожидаемо для историков-прагматиков, напрочь "забыли" о своей высокой цивилизационной миссии распространения католицизма и "европейских ценностей", и начали деловито делить добычу. Меченосцам удалось даже "прихватить" владения Дании в северной части Эстонии, что, естественно, превратило это сильное королевство из союзника ордена в его противника. Одновременно обострились противоречия рыцарей меча со своим сюзереном - Рижским архиепископом: "лишь только орден меченосцев окреп до некоторой степени, главное его стремление было направлено на то, чтобы освободиться от епископской зависимости". (Кроме прочих ленных обязанностей, орден меченосцев "подлежал суду епископа, а именно его духовной, так и светской юрисдикции. Последнюю епископ имел не только над магистром, но и над всеми лицами, принадлежащими к ордену, как орденскими братьями, так и другими жителями орденских областей - над последними, впрочем, только во второй инстанции, так как в первой инстанции их судьей был орденский магистр"1.)
Помимо необходимости уладить внутренние разногласия, крестоносцам предстояло решить еще две задачи. Первой и более простой, но, тем не менее, потребовавшей значительного напряжения сил, была задача ликвидации гнезда пиратов на острове Сааремаа. Из населенных эстами земель непокоренным оставался только этот балтийский аналог карибской Тортуги. (Другими подобными центрами пиратства на Балтике были в то время острова Готланд и Рюген, а также... Новгород.) Пираты с Сааремаа, прозванные эстонскими викингами, с успехом воевали с викингами скандинавскими и "параллельно" совершали морские набеги на сопредельные побережья, в том числе и на принадлежавший Дании южный берег Швеции. Ответные экспедиции 1206, 1220 и 1222 годов не принесли крестоносцам успеха, и лишь после похода 1227 года им удалось утвердиться на острове.
Карта 8. Земля девы Марии
(Глядя на карту Terra Mariana2, можно составить представление о степени угрозы Новгороду и Пскову, не говоря уже обо всей Руси, со стороны столь аморфного, раздираемого противоречиями едва ли не с самого начала своего существования государственного образования. Забегая вперед, скажем, что в XIV-XV веках, когда Псковская республика после обретения полной независимости от Новгорода в войнах с Ливонией была предоставлена сама себе, она вела их, как минимум, на равных, очень часто являясь не обороняющейся, а атакующей стороной. Не менее успешно отражала "западную угрозу" и Новгородская республика - временами в одиночку, временами при поддержке владимиро-суздальских великокняжеских дружин).
Второй, и, как показали дальнейшие события, куда более сложной, задачей, было окончательное покорение продолжающих оказывать сопротивление куршей, земгалов, жемайтов3 и разгром поддерживающих их литовцев. К ее решению подключилась и римская курия: объявленный папой Григорием IX крестовый поход должен был привлечь на помощь немногочисленным меченосцам рыцарей из Европы. Однако на сей раз военная удача отвернулась от ордена: 22 сентября 1236 года, когда армия меченосцев и их союзников - ливов, латгалов, эстов, а также приехавших на средневековое "сафари" рыцарей из Европы, возвращалась из успешного, как казалось, набега вглубь Жемайтии, в местности Сауле ее окружили численно превосходящие силы упорно не желавших "европеизироваться" жемайтов и земгалов. После ожесточенного боя "рыцарское" войско потерпело ужасное по меркам данного театра военных действий поражение - был убит магистр и половина рыцарей (всего 48 человек!) ордена. Согласно Новгородской летописи, в этой битве принимал участие и псковский отряд, который... сражался в рядах крестоносцев (!) и был практически полностью уничтожен.
Результатом этого разгрома явилось решение Григория IX включить Орден меченосцев на правах великого ландмейстерства в Тевтонский орден4. (Показательно, что до этого меченосцы более шести лет досаждали своим товарищам по Drang nach Osten просьбами о слиянии, однако знаменитый магистр тевтонских рыцарей Герман фон Зальца неизменно давал отрицательный ответ, считая меченосцев людьми "ищущими прежде всего личной корысти, а не общего блага".)
Отсюда следуют несколько выводов, которые совершенно противоречат официальной имперской истории:
1. В действиях "европейских агрессоров" не только не прослеживался какой-либо единый замысел, но зачастую даже отсутствовала элементарная согласованность.
2. Расклад сил в регионе не сводился к противостоянию "плохих" крестоносцев с "хорошими" аборигенами и "еще более хорошими" русскими - при определенных обстоятельствах стороны вполне могли находить общие интересы.
3. Количество рыцарей-меченосцев было в действительности небольшим. При всем уважении к военному мастерству меченосцев сомнительно, что несколько десятков братьев-рыцарей, несколько сотен пехотинцев и, максимум, одна-две тысячи не вполне надежных ситуативных союзников из прибалтийских племен могли представлять "смертельную" угрозу для Новгородской земли.
1. Бунге Ф. Г. Орден меченосцев. URL: http://annales.info/ balt/small/bunge.htm
Орден меченосцев по замыслу его основателей должен был выступать в роли военной силы епископа, обеспечивающей ему спокойное владение завоеванными землями и перспективу дальнейшего их расширения.
2. Terra Mariana - "Земля девы Марии". Официальное название Ливонии, состоящей в XIII веке из орденских владений, Рижского архиепископства, Курляндского епископства, Дерптского епископства, Эзель-Викского епископства и принадлежащего датскому королю Эстонского герцогства. (В середине XIV века Дания продала Эстонское герцогство Ордену.)
3. Жемайты (жмудь) - этническая группа в составе литовцев, населяющая историческую область Жемайтия.
Упорно отстаивали свою национальную самобытность в течение продолжавшихся более двух столетий войнах с
Тевтонским орденом, а затем в противостоянии с официальным Вильно, усиленно насаждавшим в Жемайтии христианство. Жемайты, ревностные язычники последними из европейских народов приняли христианство.
Жемайтия - регион на северо-западе Литвы, ограниченный с юга нижним течением реки Неман, а севера рекой Вента. В XIII-XV веках имела важнейшее стратегическое значение, так как отделяла территорию собственно Тевтонского ордена от владений его филиала в Ливонии. Вследствие этого военные действия на территории Жемайтии практически никогда не прекращались, при этом политика литовских князей по отношению к жемайтам часто граничила с прямым предательством. Достаточно отметить и передачу Миндовгом Жемайтии "в дар" Тевтонскому ордену, и совместные военные действия против нее крестоносцев и Витовта в 1402 году. Окончательно вошла в состав Великого княжества Литовского по Мельнскому миру 1422 года в качестве отдельной автономной единицы - Жмудского староства.
4. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Москва: Мысль, 1988. Т. 3. С. 124.
5. ДВЕ БИТВЫ
Новгородцы любили видеть Александра в челе дружин своих; Но недолго могли ужиться с ним как с правителем...
С. М. Соловьев
Непосредственное обращение к источникам, как правило, разочаровывает непосвященных.
И. Н. Данилевский
Тем временем наше повествование плавно подошло к событиям 1240-1242 годов, когда, по мнению официальной имперской науки и ряда историков евразийской ориентации, в битвах на Неве и Чудском озере решалась судьба Древней Руси и чуть ли не всего православного мира. Попытаемся разобраться, справедлив ли подобный взгляд или перед нами всего лишь очередная идеологема?
Следуя хронологии, начнем с Невской битвы. Это было далеко не первое столкновение Руси и Швеции1, да и по своим масштабам оно вряд ли могло претендовать на особое внимание к себе со стороны прагматично мыслящих историков. В наиболее древнем из дошедших до нас общерусском своде - Лаврентьевской летописи... вообще не упоминается ни Невская битве, ни какие-либо войны 40-х годов XIII века со шведами. Примечательно, что подобное же молчание хранят и шведские хроники, из чего можно сделать либо вывод о том, что либо никакой битвы в устье Невы не было, либо, что она по своим масштабам и последствиям была рядовой пограничной стычкой, оставшейся без внимания хронистов. А если сделать поправку на склонность средневековых авторов к преувеличениям, то и при прочтении Новгородской первой летописи Старшего извода (наряду с "Житием" - первым письменным упоминанием о Невской битве), перед читателем возникает картина достаточно заурядной пограничной стычки, какими изобилует вся средневековая история Руси. И лишь агиографическая "Повесть о житие и храбрости благоверного и великого князя Александра" представляет нам картину эпической битвы, в которой юный защитник православия победил несметные полчища некоего безымянного короля из "страны Римской из Полуночной земли".
Нелегко дать однозначный ответ на вопрос о том, что же произошло летом 1240 года на заболоченных берегах Невы? Столкновения русских и шведов в этом ключевом с точки зрения геополитики районе продолжались вплоть до основания Санкт-Петербурга, и для дальнейшего повествования необходимо внести ясность в данную проблему. Мы не можем принять версию о том, что десант шведов (если он и в самом деле был!) являлся "северным крылом" европейского "крестового похода", главной целью которого был захват Новгородской земли (или даже всей Северной Руси) и обращение ее населения в католичество. Начнем с того, что объявленный папой Григорием IX в 1237 году "крестовый поход против Руси" -не более чем пропагандистская выдумка. На самом деле имело место всего лишь письмо архиепископу Упсалы с призывом начать поход против отступников-тавастов2. Но гораздо важнее то, что для осуществления столь масштабного проекта Швеция в то время просто не обладала достаточными ресурсами. (При упоминании этого государства перед глазами любителей истории невольно возникает карта "Балтийской империи" эпохи Густава Адольфа, но в действительности в первой половине XIII века территория Швеции состояла всего лишь из нескольких провинций.)
Угрозу штурма Новгорода небольшими силами десанта мы также оставляем на совести историков-идеологов - отнюдь не факт, что окруженные естественными водными преградами мощные дубовые стены города с многочисленными и хорошо вооруженными защитниками оказались бы по зубам даже монголам, успей они подойти к нему весной 1238 года. Что уж говорить о малочисленном скандинавском экспедиционном корпусе! По нашему мнению, шведская экспедиция, повторимся, если таковая и в самом деле была, преследовала совсем другие, никак не связанные с "борьбой цивилизаций" задачи. Не Новгород, а контроль над устьем Невы - одной из ключевых точек в балтийских "торгово-геополитических" раскладах -вот, какая цель стояла перед шведской экспедицией. По Неве ганзейские купеческие корабли проникали в Ладожское озеро, а затем поднимались по Волхову до торговой столицы Руси. Успех мероприятия позволил бы шведам установить контроль если не над всей ганзейской торговлей с Русью (со второй половины XII векаэта сверхприбыльная монополия перешла от викингов к Ганзе), то над весьма существенным ее сегментом - торговле с Новгородом. Далее шведы могли выбирать между двумя приятными альтернативами - самим стать монопольными посредниками в ганзейско-русской торговле или получать деньги с помощью экстраординарных торговых пошлин. Причем достижение этой цели представлялось на первый взгляд делом несложным: для этого не требовалось ни большого войска, ни кровопролитных масштабных сражений, ни длительных изнуряющих осад хорошо защищенных крепостей -неукрепленное безлюдное устье Невы охранялась лишь дозорами пограничной стражи.
Предлагаемая вниманию читателей версия событий, на взгляд автора, достаточно непротиворечиво объясняет:
1. Небольшое количество участников шведского десанта, перед которыми стояла задача не завоевывать Новгородскую республику, размеры которой намного превышали размеры самой Швеции, а всего лишь построить небольшую крепость на месте будущего Петербурга.
2. "Неторопливость" их предводителя, персонажа многих русских летописей и школьных и учебников истории "ярла Биргера3", который по Л. Н. Гумилеву, "уверенный в победе, не спешил с наступлением, из-за чего потерял темп"4.
В пользу этой версии говорит и то, что, потерпев поражение, шведы не оставили попыток добиться поставленной цели. Вот как об одной из них рассказывает С. М. Соловьев: "Шведы, однако, не отстали от своего намерения и в 1300 году вошли в Неву с большою силою, привели мастеров из своей земли и из Италии и поставили город при устье Охты, утвердили его твердостию несказанною, по словам летописца, поставили в нем пороки и назвали в похвальбу Венцом земли (Ландскрона); маршал Торкель Кнутсон, правивший Швециею в малолетство короля Биргера, сам присутствовал при постройке Ландскроны и оставил в нем сильный гарнизон с воеводою Стеном. Против такой опасности нужно было вооружиться всеми силами, и вот в следующем году сам великий князь Андрей с полками низовыми и новгородскими подступил к Ландскроне: город был взят, раскопан, гарнизон частию истреблен, частию отведен в неволю..."5. Увы, никто не присвоил сыну Александра титул Невский (или, если быть точнее, Охтинский), хотя, на этот раз масштаб шведской угрозы был ничуть не меньшим, чем шестьюдесятью годами ранее. Впрочем, в повести повести конца XVII века "О зачале царствующего града Москвы" Андрей Александрович Городецкий, как и его брат Даниил, вообще никак не связанный с Новгородом, именуется именно так, что говорит о том, что прозвище "Невский", возможно, связано не с военными победами, а с владениями князей в Новгородской земле.
Но вернемся в 40-е годы XIII века. Согласно имперской историографии, еще более знаковым событием явилась знаменитая победа Александра Невского над немецко-эстонским (да-да, именно так) войском, одержанная им на льду Чудского озера. У жителей бывшего СССР представление об этих событиях было сформировано не столько школьными учебниками, сколько впечатлениями от просмотра шедевра выдающегося советского кинорежиссера С. М. Эйзенштейна "Александр Невский". Фильм был снят в 1938 году и выдержан во вполне "евразийском духе": появляющийся в одном из начальных эпизодов монгольский посол представлен в нейтрально благожелательном свете, а душераздирающая сцена, в которой крестоносцы бросают псковских младенцев в огонь, наоборот, была призвана показать зрителю жестокость западных завоевателей.
Автор долго колебался, уместно ли ему делиться с читателями своими личными впечатлениями от просмотра "Александра Невского", и терзался сомнениями по поводу допустимости подобных вольностей в рамках исторического исследования. Конец нерешительности положило неожиданное открытие - один из авторитетнейших современных специалистов по истории прибалтийских крестовых походов американский ученый
Вильям Урбан, просмотрев этот фильм, привел его в качестве примера искажения истории в своей книге "Тевтонский орден"6.
Любопытно, что после подписания в 1939 году пакта Молотова - Риббентропа и трансформации Германии из "исторически геостратегического противника" в ситуативного союзника, фильм Эйзенштейна немедленно исчез из советского кинопроката и был возвращен на экраны только после 22 июня 1941 года. Но вернемся из киноистории в историю реальную.
Остановимся вначале на проблеме определения масштаба и значения этого сражения, вошедшего в имперскую историю под названием "Ледовое побоище". Консолидированное мнение научного сообщества по данному вопросу не выработано, споры продолжаются до сих пор. Большинство историков, следуя усвоенной с детства канонической версии, считают его эпическим сражением, предотвратившим "окатоличивание" населения Северной Руси и спасшим его от физического или, по крайней мере, от культурного уничтожения. Другие же утверждают, что это была ничем особо не примечательная битва, которая уж никак не превосходила по количеству задействованных в ней сил битву при Сауле или состоявшееся в 1234 году сражение на Омовже (Эмбахе), когда отец Александра Ярослав Всеволодович нанес крестоносцам весьма чувствительное поражение. (Возможно, один из наиболее драматических эпизодов фильма "Александр Невский", в котором закованные в броню немецкие рыцари проваливаются под подтаявший весенний лед Чудского озера, взят сценаристами именно из описания битвы на Омовже в Новгородской первой летописи Старшего извода: "Пошел князь Ярослав с новгородцами и со всей областью и с полками своими на немцев под Юрьев, и стал князь, не дойдя до града с полками, и пустил своих людей в зажитие. Немцы же из города вышли... и бились с ними... и помог Бог князю Ярославу с новгородцами... и как стали на речке Омовже немцы ту обломишася, истопе их много..."7, поскольку ничего подобного при описании Ледового побоища ни эта, ни другие летописи нам не сообщают. Еще большее недоумение вызывает у историков свидетельство Ливонской рифмованной хроники о том, что "с обеих сторон убитые падали на траву...", заставляя задаваться вопросом, где и при каких обстоятельствах на самом деле проходила битва8.)
Таким образом, вопросы: "...Была ли эта победа столь великой? Явилась ли она поворотным моментом в русской истории? Или это просто митрополит Кирилл9 или кто-то другой, написавший "Житие", раздул значение победы Александра, чтобы скрасить в глазах своих современников последовавшее раболепствование Александра перед татарами?" остаются по-прежнему без убедительных ответов10. Зато мы можем проследить историю создания заказных мифов - историко-политических "сочинений на заданную тему", благо материалов для этого в распоряжении историков-прагматиков более чем достаточно.
Как и в случае с Невской битвой, обратимся к летописным свидетельствам. В Ипатьевском списке отсутствует вообще какое-либо упоминание о войне 1240-1242 годов, а близкая по времени создания белорусско-литовская Никифоровская летопись описывает ее одним предложением: "И приехал Александр в Новгород и взял с новгородцами Попарью (так в рукописи, очевидно, называется Копорье) и немцев избил"11. Немногословна и Лаврентьевская летопись: "Великий князь Ярослав послал сына своего Андрея в Новгород Великий в помощь Александру на немцев. И победив за Плесковом на озере, и взяв много пленных, возвратился Андрей к отцу своему с честью"12. Еще раз обратим внимание читателей, что это - описание всей "масштабной войны" Новгорода с Ливонским орденом, а не одного лишь ее вероятного эпизода - сражения на льду Чудского озера (или на траве его берегов). Между тем все указанные источники очень подробно описывают монгольское нашествие, что является косвенным, но весьма убедительным показателем того, какое значение современники придавали этим событиям.
А вот летописи непосредственных участников конфликта значительно информативнее. Вот какое описание Ледового побоища содержится в Новгородской первой летописи Старшего извода: "Князь Александр и новгородцы поставили полки на Чудском озере, на Узмени, у Воронья камня; и наехали на полки немцы и чудь и пробились свиньею сквозь полки, и была сеча ту великая немцем и чуди... помог Бог князю Александру; а немцы тут "падоша", а чудь обратилась в бегство; и, гнавшись (за ними), били их семь верст по льду до Субольеческого берега; и падет чуди без числа, а немцев 400, а 50 взяли в плен и привели в Новгород"13.
Как видим, в этом описании нет никаких утонувших рыцарей и никакого засадного полка. Эти "художественные" подробности появятся на страницах исторической и научно-популярной литературы значительно позже, в... 1937-1938 годах, и с тех пор будут с завидным постоянством перекочевывать из одной книги вдругую (включая даже фундаментальные труды по военной истории!)14. Невольно напрашивается вопрос: уж не под влиянием ли сценаристов "Александра Невского"? И если ответить на него утвердительно, то тогда перед нами уникальный случай, когда художественная правда вытесняет и подменяет правду историческую, и не сценарий исторического фильма пишется на основе научных работ, а научные работы начинают воспроизводить сценарий фильма15. Впрочем, чего только не бывает в Имперской историографии. Например, с легкой руки Л. Н. Гумилева в 1988 году в историографию внедрился красочный "факт" усыновления Александра Невского Батыем16 (из чего, соответственно, органически вытекает и "побратимство" Александра и Сартака). "На самом деле, ни один русский, восточный или западноевропейский средневековый источник не сообщает ни об усыновлении Александра Невского Батыем, ни о побратимстве Александра Невского с сыном Батыя Сартаком. О желании Батыя сделать русского князя своим приемным сыном писал лишь А. А. Югов в своем романе "Ратоборцы"17, а не удосужившийся ознакомиться с первоисточниками Л. Н. Гумилев придал художественному вымыслу писателя
XX века статус исторического факта XIII столетия18.
1. Они продолжались с X до начала XIX века, когда Империя завоевала Финляндию.
2. Тавасты - западная ветвь финских племен.
3. Биргер Магнуссон (?-1266) - крупный шведский феодал, с 1248 года ярл и фактический правитель страны.
4. Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая степь. С. 353. Согласно современным представлениям, ярлом в то время был двоюродный брат Биргера Ульф Фасе. Однако какое бы имя ни носил предводитель шведского войска, спешить ему, если исходить из "торгово-экономического характера" экспедиции, и в самом деле было некуда.
5. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Т. 3. С. 194.
6. Урбан В. Тевтонский орден. С. 157.
7. ПСРЛ. Санкт-Петербург: Типография Эдуарда Праца,1841. Т. 3. С. 49. Не лишне отметить, что столь же велики были шансы провалиться под лед у русских дружинников, чье защитное вооружение весило ничуть не меньше, чем доспехи европейских рыцарей. О наличии у новгородцев "железного полка", способного противостоять "великой свинье", сообщает и летопись, описывающая сражение под Раковором. (ПСРЛ. Т. 3. С. 60).
Американский историк Дональд Островски считает, что информация о "провалившихся под лед рыцарях" проникла в более поздние источники из описания в ПВЛ состоявшейся в 1016 году решающей битвы между Ярославом и Святополком: "и вступили на лед и обломился с ними лед". (Donald Ostrowski Alexander Nevskii"s. Battle on the Ice: The Creation of a Legend (англ. Russian History/Histoire Russe. 2006. Vol. 33, no. 2-3-4. P. 304-307).
8. Ливонская рифмованная хроника. Цит. по Караев Г. Н. Ледовое побоище 1242 года. Москва: Рипол Классик, 2013. С. 213.
Несмотря на многолетние поиски, место, где состоялась битва, так и не было обнаружено.
9. Кирилл III (?-1281) - знаковая фигура имперской истории. Церковный и политический деятель, доверенное лицо и ближайший соратник Даниила Галицкого (хранитель печати, епископ Хелма). С 1243 года был фактическим, а с 1247 года после утверждения патриархом Константинопольским официальный главой Киевской митрополии. После избрания Кирилл не остался в разоренном Киеве, не вернулся к Даниилу, а... отправился во Владимир к якобы политическому антагонисту Даниила Александру Ярославичу. Умелый дипломат, ведший успешные переговоры с самыми разными политическими партнерами: Венгрией, Римской курией, Золотой Ордой. Внес значительный вклад в укрепление церковной организации. Будучи главой русской церкви в течение 34 лет, Кирилл III смог завоевать полное доверие всех правящих в это время монгольских ханов, выхлопотав во время своих неоднократных поездок в Орду широкие привилегии для православной церкви. Литератор, участвовавший в создании жизнеописаний Даниила Галицкого и Александра Невского.
До него именем Кирилл известно два митрополита: Кирилл I, сведений о котором сохранилось лишь в Киево-Софийском помяннике (предположительно находился на кафедре в период между 1039 и 1051 годами) и Кирилл II (занимал кафедру в 1224-1233 годах).
10. Феннел Дж. Кризис средневековой Руси: 1200-1304. Москва: Прогресс, 1989. С. 145.
14. Вероятно, начало было положено в брошюре Козаченко А. И. Ледовое побоище. Москва: Гос. изд-во полит. лит., 1938.
15. Первый вариант, созданного П. А. Павленко и С. М. Эйзенштейном сценария "Александра Невского" был опубликован журнале "Знамя" No 12 за 1937 год под названием "Русь". Сценарий вызвал резкую критику со стороны историков. Например, М. Н. Тихомиров озаглавил свою разгромную рецензию - "Издевка над историей". (М. Н. Тихомиров. Древняя Русь. М., Наука, 1975. С. 375-380.) Сценарий фильма был подработан с учетом критики (на роль консультанта был приглашен основатель и первый руководитель Новгородской археологический экспедиции А. В. Арциховский), однако в итоге историзм фильма по-прежнему оставлял желать много лучшего. Впрочем, повторимся, для создателей, а, главное, заказчиков фильма, гораздо важнее был не историзм, а идейно-пропагандистская составляющая киноленты...
16. Гумилев Л. Корни нашего родства. Известия. 1988. 12 апр.
17. Югов А. А. Ратоборцы. Минск, 1986. С. 343.
18. Кучкин В. А. Русь под игом: как это было? Москва: Панорама,1991.