Колганов Андрей Иванович : другие произведения.

После потопа Часть 2 - Обычная жизнь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Жизнь наших героев налаживается. Но борьба за существование еще отнимает много сил от обычной жизни...


После потопа

книга вторая

Обычная жизнь

______________________________________________________________

Пролог

  
   Из записных книжек Виктора Калашникова:
  
   - "Почему-то недавно вспомнилось, как после уничтожения банды Коменданта мы хоронили четверых погибших в том бою. Тогда на братском кладбище в Рыбаково насчитывалась 61 могила. И все погибли в бою или от ран. Потом, к счастью, нам не пришлось столько воевать. Но все-таки сейчас, когда я оглядываюсь на прошедшие семь лет, я вижу, как много ребят мы потеряли. Из трех с половиной сотен первых Рыбаковских коммунаров, пришедших с нами из Города, сейчас осталось всего сто девяносто восемь человек. Из старших возрастов большинство полегло в боях.
   Теперь военные мускулы коммуны ослабли. Мы должны кормить почти шесть сотен малышей. Все силы тратим на производство нефтепродуктов, чтобы обменивать на продовольствие, да кое-как подлатываем рассыпающиеся машины. На охрану территории людей едва хватает. Впрочем, после того, как мы разделались с Комендантом, крупные банды нам уже не докучали. Но мелких стычек хватало. Теперь у нас почти что мир. Они не трогают нашу территорию, мы не лезем к ним. Да и тронуть нас мудрено. Все же у нас танки, самолеты и вертолеты. Мы тогда вовремя спохватились и смогли собрать по полям сражений в радиусе полусотни километров вокруг Города практически все мало-мальски пригодное для восстановления тяжелое вооружение, так что после нас остался только металлолом или стрелковые мелочи. Ни одна банда с тех пор не может потягаться с нами в технической оснащенности. Да что банда! Мы и с армией северного нашего соседа готовы побороться: кто - кого...
   ...Мы надеялись, что Большая Земля нам поможет. Но там и до сих пор дела идут наперекосяк. На третьем году обосновалось было в Городе представительство Правительства. Из Питера несколько раз пришли танкеры с горючим и суда с кой-какими товарами. А теперь это представительство занято только тем, что охраняет само себя, да несколько кварталов Города поблизости - вот и вся от него польза. Да и что они могут сделать, если в России, что ни год, то какой-нибудь вооруженный конфликт.
   Была у меня надежда, что державы, оставшиеся в стороне от конфликта, - скандинавы, Австралия, Новая Зеландия, Япония - чем-нибудь, да помогут. Пусть на кабальных условиях, но помогут. Не тут-то было.
   Упадок мировой торговли погрузил эти страны в кризис. У нас под боком, в Прибалтике, дело дошло до настоящей гражданской войны. А на Востоке вспыхнула Вторая Великая Тихоокеанская война между Китаем и японо-австралийской коалицией, которая теперь уже распалась...
   Теперь им самим бы кто помог. А мы тут перебиваемся, как сможем. Несмотря на все напасти, налаживается кое-какая торговлишка - с поляками, с литовцами, иной раз от шведов кое-что доходит. Обмениваемся продовольствием, вторсырьем, наша коммуна торгует нефтепродуктами. Банда, засевшая в Ясногорске, контролирует добычу янтаря и приторговывает им. В общем, жизнь как-то идет..."
  
   Калашников захлопнул тетрадь со своим дневником и некоторое время сидел неподвижно, глядя в окно, на зеленые сосны, шумевшие под ветром, да на серое апрельское небо. Погода для этого сезона стояла прохладная, из затянувшей весь горизонт пелены туч то и дело начинал капать мелкий дождик. В дверь постучали.
   "Не заперто!" - машинально бросил он, погруженный в свои мысли.
   "Дежурный по гарнизону капитан Пяльцин! Товарищ майор, разрешите доложить?"
   Виктор повернул голову к вошедшему. У дверей стоял Генка Пяльцин, один из немногих уцелевших рыбаковских коммунаров-старшеклассников. Теперь он, конечно, давно уже вышел из школьного возраста, был женат, имел четверых детей и командовал отдельным бронетанковым батальоном, дислоцировавшимся в Зеленодольске, в котором была сосредоточена половина имевшихся у рыбаковцев видов бронетехники. В составе батальона была рота боевых машин пехоты, рота танков и ремонтно-эвакуационный взвод. Колесные бронетранспортеры входили в состав двух пехотных рот, а самоходные артиллерийские установки вместе с четырьмя реактивными установками залпового огня и двумя минометными батареями образовывали артиллерийский батальон. Экипажи и расчеты всех этих видов тяжелого вооружения поглотили людские ресурсы коммуны и на собственно пехоту осталось совсем немного людей. Да еще десятка два ребят, после потерь, понесенных людьми из погранотряда Айтуллина в боях у Народного, пришлось отдать в пограничники... Виктор вздохнул.
   На Генке красовалась полевая камуфляжная форма с капитанскими погонами. За короткий период более или менее регулярных связей с Большой Землей воинские единицы рыбаковских ополченцев получили официальный статус, а их командиры были аттестованы на офицерские звания. Сам Калашников был теперь майором, а их сосед - пограничник Зият Айтуллин поднялся до полковника, будучи утвержден в должности командира Северо-Западной Земландской сводной территориальной дивизии (куда входила и Рыбаковская сводная бригада, как она теперь именовалась). Айтуллин оставался также и представителем Верховного комиссара Федерального правительства в области.
   Кроме Айтуллина, подобным статусом обладали командир Восточной Земландской сводной территориальной дивизии и командир Южной отдельной сводной территориальной бригады. Во всех этих воинских единицах существовали (или были созданы заново) крупные пограничные отряды. Однако даже вместе с батальоном охраны Верховного комиссара, дислоцировавшимся в северных районах Города, они полностью контролировали в общей сложности едва ли треть территории области. Bпрочем, крупные бандформирования были рассеяны, и вылазки вооруженных групп с сопредельных территорий также пресекались.
   Последней крупной стычкой была попытка прорыва на территорию области с юга, из Польши. Тогда только соединенными силами Южной дивизии (понесшей основные потери и превратившейся после этого в бригаду), Восточной дивизии и подкреплений белорусских союзников, ударивших нападавшим во фланг и тыл, удалось отразить вторжение. Рыбаковская бригада тоже участвовала в этих боях, но только своей авиационной группой (к двум вертолетам и экраноплану морской разведки добавилось еще два мощных Су-37 и три легких гражданских самолета разных типов, переделанных в штурмовики).
   Надо сказать, что и на долю Северо-Западной дивизии тоже выпали нелегкие испытания, когда она своими силами нанесла удар по литовцам, оккупировавшим Народный. Успех был достигнут за счет внезапности удара. Казармы литовцев ночью были скрытно окружены и на них обрушился шквал огня. Их подкрепления не смогли преодолеть Большую Реку, еще на подходах к мосту попав под удар артиллерийской засады. У причала был захвачен сторожевик (один из шести, составлявших костяк ВМС Литвы), а другой потоплен огнем безоткатных орудий. Это был чувствительный удар, на который литовцы ответили длительным артиллерийским обстрелом Народного. Но сил на вторую оккупацию у них уже не нашлось - в стране шла вялотекущая гражданская война.
   Пяльцин тогда командовал танковой ротой, которую использовали в той же роли, что и самоходки - чтобы растрепать в пух и прах резервный батальон литовцев на том берегу. Литовцы, конечно, пытались отвечать, но Сухоцкий настолько удачно руководил боем, заставляя танки и самоходки бить только с закрытых позиций и постоянно менять расположение, четко корректируя их огонь с новых позиций, что потерь артиллерийская группа не имела.
   Воспоминания неясной чередой промелькнули в сознании Виктора, он тряхнул головой, отгоняя видения прошлого, и произнес:
   "Слушаю".
   "Состав с нефтью благополучно прибыл из Залесья в Город. Оттуда только что получена радиограмма".
   "Происшествия были?"
   "В одном месте восстанавливали поврежденный путь. Но нападения не произошло".
   "Пронесло, значит, на этот раз", - задумчиво пробормотал под нос Калашников. - "А как у нас с полевыми работами? Я имею в виду, с поставками горючего для крестьян и кооперативов, и с организацией охраны на это время?"
   Пяльцин бодро отрапортовал:
   "График поставки горючего составлен, наливники выделены, группы охраны сформированы и проинструктированы, боевые машины из состава моего батальона для дежурства назначены".
   Калашников покачал головой, в которой поблескивало немало седых прядей:
   "Смотрите... А то будет как в прошлом году, когда в Пуликово увели у нас из-под носа две цистерны с соляркой!"
   Пяльцин промолчал, считая ниже своего достоинства пускаться в оправдания, затем промолвил:
   "Есть еще новости. Мильченко передал. По его информации, какие-то катера, - предположительно, литовские, - несколько раз крутились по ночам у буровой платформы, правда, на почтительном расстоянии. Вообще, он полагает, что литва активизировала разведку вдоль морского побережья".
   "Плохо!" - отрывисто бросил Виктор, сразу посерьезнев. - "Из-за посевной мы вряд ли сможем усилить патрулирование берега. А если с севера и вправду готовят какую-нибудь пакость? В лоб они уже не полезут - ученые. Да и сил у них сейчас не густо. Пакость же какую-нибудь сотворить исподтишка - с них станется". Он дернул щекой и сказал:
   "На буровой ведь у нас два крупнокалиберных пулемета?"
   "Один, но в бронированной башне от БТР".
   "Надо бы поставить еще один. Да подкинуть им туда гранатомет - и не разовый, а РПГ-16 или РПГ-29. Распорядись немедленно. И еще - все-таки оторви от себя еще троих бойцов и поставь там круглосуточное наблюдение на опорах у самой воды".
   Уже через два дня информация Сергея подтвердилась. Целая флотилия катеров, поддерживаемая сторожевиком, в предрассветных сумерках, с моторами, работающими тихонько, на пониженных оборотах, пыталась подобраться к буровой. Часовой вовремя поднял тревогу. Началась суматошная пальба, и литовские катера, уже не скрываясь, рванулись на полном ходу к буровой. Однако когда крупнокалиберные пулеметы разнесли в щепки один из катеров и серьезно повредили несколько других, когда сумерки прорезал огненный след противотанковой ракеты (впрочем, не поразившей никакой цели), литовцы почли за благо отойти. Ретировалась и черная надувная лодка с подвесным мотором, с которой трое аквалангистов уже собрались было подобраться к опорам, чтобы заминировать их.
   Напоследок сторожевик стал обстреливать буровую из 57-мм пушки, успев нанести ей порядочный ущерб. Однако вскоре сторожевик (гордо именовавшийся в литовском флоте фрегатом ) вынужден был больше заботиться о собственном спасении, нежели об атаке на буровую. Поднятый по тревоге экраноплан выскочил на несколько секунд из-за береговых дюн, обстрелял самое мощное судно литовцев и тут же скрылся. На этом сражение по существу закончилось. Очередь из авиационной пушки повредила управление, и сторожевик вынесло на мель. Узнав об этом, Калашников поднял последний имевшийся у него в Зеленодольске резерв - два отделения пехотинцев - и через 2 часа сторожевик, оказавшийся под прицелом самоходки пограничников, был брошен командой и занят пехотинцами, подобравшимися к нему на шлюпке.
   Над морем вставало солнце, окрашивая песок пляжа и дюны в розоватые тона. День обещал быть солнечным и теплым.

Глава 1. Побег в неизвестность

   ...Сельцо наше, Прямоторовка, лежит километрах в 8 от моря, как раз на пути между Ясногорском и янтарным карьером. Нельзя сказать, что с этим делом нам шибко повезло. Ясногорские бандиты, забравшие под себя янтарный карьер, нередко заглядывали к нам в Прямоторовку по пути из Ясногорска в поселок Солнечный Камень и обратно. Не то, чтобы это сильно увеличивало наши тяготы, вроде всяких поборов (хотя, конечно, бандиты, проезжая, что-нибудь да прихватывали сверх обычной дани). Просто от бандитов только и жди какого-нибудь непотребства. Да и неудобств лишних хватало.
   Особенно не повезло охотникам нашим. Охотой в здешних лесах можно было немало добавить к пропитанию - дичи хватало. После того, как край обезлюдел, живности расплодилось в достатке. Да бандиты строго-настрого запретили деревенским иметь огнестрельное оружие. Кто жил от них подальше, рисковали нарушать запрет. А прямоторовским приходилось держать ухо востро. У кого находили ружьишко - беда. Хорошо, просто изобьют до полусмерти. А то пристрелят под горячую руку, да семью разорят! Так за последние годы двое селян расстались с жизнью. Ну, правда, один сам был виноват. Он вместо ружьишка на охоту с автоматом ходил.
   Так что охотились теперь прямоторовские только со всякими допотопными самострелами, да капканы ставили. А ружьишки (у многих ведь они были, прежде-то за них не взыскивали) кто выбросил от греха, а кто схоронил подальше да понадежнее. И то сказать, патроны-то к ружьям достать сделалось и вовсе невозможно. Те, что жили у границы, иной раз ухитрялись выменять толику боеприпасов у контрабандистов - польских ли, литовских ли. Да в Зеленодольском районе у тамошних крестьян по немалой цене можно было чуток прикупить - ну, так за теми была немалая воинская сила, что и говорить. Можно свои патрончики и продать повыгоднее... Прямоторовским же опять не повезло - к ним контрабандисты не захаживали, а в Зеленодольский район пробираться - можно и голову сложить. Не жаловали Ясногорские-то тех, кто от них в другие края податься захотел.
   В тот майский день на Прямоторовку накатила новая напасть. Заявились в село трое бандитов, да на легковом автомобиле. Последние годы прямоторовские наши изредка видели только грузовики, на которых приезжали Ясногорские. Тут же и слепому было видно - не простая братва заявилась, раз у них резина целая и чистый бензин есть, чтобы на "Опеле" разъезжать!
   И потянуло эту троицу на баб. Надо же такому случиться, что нарвались они на дочку старосты, Петровича. А у того немецкая винтовка была припрятана. Ну, и не стерпел мужик. Ухлопал враз тех двоих, что его дочку прямо у калитки поймали да разложили. А третий мигом протрезвел, в машину чисто угорь нырнул - и ходу. Тут Василий Коменский, пришлый, что после войны из города пришел, тоже из хаты выскочил, да начал по "Опелю" из ружья палить. Да только пустое! Ушел тот, на "Опеле". После этого все и началось...
  
   Василий Коменский залез в подпол и стал лихорадочно выгружать оттуда всякие мешочки да свертки. Настя и ее мать взирали на него с недоумением.
   "Чего смотрите!" - с досадой воскликнул Василий. - "Все, конец. Теперь бандиты всех нас со света сживут! Только я за дешево жизнь свою не отдам. А вы уходите! Немедленно, пока не поздно!"
   "Никуда я не уйду" - тихо, но твердо сказала мать. - "Если и помирать, то все равно вместе. А ты, Настя, в любом случае уходи. Убить тебя, может, и не убьют, да как бы не пожалеть потом об этом... Бандиты - они есть бандиты... Измываться будут".
   "Нет, и я с папой!" - воскликнула Настя, уцепившись за мамину руку.
   "Уходи" - устало произнес отец. - "Я бы и сам ушел, да куда с моей ногой. Да и надоело от этой мрази прятаться. А ты уходи. Тебе жить надо".
   Насте стало не по себе от той безнадежной тоски, которая явно сквозила в словах отца. Но тут он быстро переменился, стал деловитым и торопливым.
   "Я их встречу с ружьем. И другие мужики, кто вместе с Петровичем пойдет, тоже. Остальным одна дорога - бежать, если они на милость бандитскую не рассчитывают. А эти гады, чую, злы сейчас без меры. Так что переодевайся, мать тебе провиант в дорогу насобирает, - и в путь. Пойдешь на Восток, может, повезет тебе, доберешься до Зеленодольска. Там тоже вооруженной рукой правят, но, слыхивал я, без такого разбою, что у нас творится. Пойдешь лесом, Ясногорск обходи как можно дальше. Пробираться будешь рано утром и в вечерних сумерках. Тогда в лесу на бандитов не наткнешься. Ночью спи, днем отсиживайся", - скороговоркой объяснял отец.
   "Карту я тебе дам. Пойдешь без оружия, с одним ножом. Если на кого нарвешься, то увидят ствол - пристрелят сразу ("хорошо, если пристрелят" - подумал про себя Василий, - "а то еще и надругаются, если разглядят, что девчонка"). После Комсомольского Курорта можешь выходить к берегу. Там все равно леса жиденькие, все больше поля. Но и там идти только по утрам и поздно вечером. И вот что - ты в Зеленодольск пока не заходи. Заправляют там всем из Рыбаково, что на полуострове. Давай прямо туда. Лучше уж прямо с главарями дело иметь, чем с мелкой сошкой".
   Настя подобрала выброшенный отцом из подпола почти новый камуфляж и начала переодеваться, поминутно всхлипывая и шмыгая носом. Мать кинулась на кухню, собирать снедь. Вскоре вещмешок с сухарями, куском копченой свинины, двухлитровой пластмассовой бутылкой парного молока был готов. Отец добавил туда банку мясной тушенки, невесть как сохранившуюся за семь лет, нацепил Насте на пояс кожаный ремень, на котором болтались ножны с десантным ножом.
   "Ну, с богом", - сказала мать, опускаясь на грубо сколоченный табурет, и утирая рукавом глаза.
   Настя всхлипнула громче, и тут с околицы послышался шум мотора.
   "Беги!" - крикнул отец, хватая Настю за плечо. - "Через огороды - к лесу! И не останавливайся! Не вздумай сюда возвращаться! Нас больше нет - поняла? Хочешь, чтоб мы умерли спокойно - останься жива! Делай, как я сказал!" - он торопливо поцеловал дочку и вытолкнул ее в дверь, с силой хлопнув ладонью по спине.
   Настя бежала к лесу, всхлипывая, и постоянно оглядываясь. Минут через десять за ее спиной хлопнул выстрел, затем еще один, затем раздался треск автоматной очереди. В деревне, как казалось девочке, разворачивалось целое сражение, хотя на стороне селян били по бандитам шесть ружей, одна автоматическая винтовка, да еще четверо рискнули выйти против вооруженного автоматами врага с самострелами.
   Селяне прозевали момент, когда машины с бандитами подъезжали к Прямоторовке. Однако на улочках села грузовик попал под обстрел и был подбит. Было убито и ранено несколько бандитов, которые, не ожидая вооруженного отпора, спокойно сидели в кузове. Однако на каждое ружье ответили по меньшей мере два автоматных ствола. Бандиты взяли под прицел хаты, из которых отстреливались поселяне. А затем по окрестностям разнесся звук, которого уже много лет не слышали в этих местах - загрохотал крупнокалиберный пулемет, установленный на бронетранспортере. Тугой, гулкий звук ударил в уши, отдавался эхом от близкого леса. Настя упала и в страхе прижалась к земле.
   Лишь через четверть часа, когда стрельба стала заметно реже, а грохот пулемета прекратился, она нашла в себе силы поднять голову и оглянуться. Над селом поднимался дым от четырех или пяти огромных костров. И одним из этих костров был ее дом. Настя зарыдала, не вставая с земли, ее кулачки бессильно стучали по сухой прошлогодней траве. Потом она встала и сделала шаг в сторону горевшего дома, затем еще один...
   Над головой ее взвизгнула пуля. Девочка затравленно оглянулась на звук одиночного выстрела, и увидела вдали, метрах в пятистах, силуэт человека с автоматом у изгороди их участка. Он был хорошо виден на фоне пылавшего дома. Настя несколько секунд смотрела туда, потом бросилась бежать к деревьям, до которых оставалось десятка два шагов. Сзади грохнул второй выстрел, и пуля взвизгнула уже почти над самым ухом. Настя бросилась наземь, затем вскочила, и через несколько мгновений уже петляла между сосенками, скрывшими ее от обстрела.
   Настя долго и безутешно плакала, сидя на еще не просохшей лесной земле. Затем она приподнялась, скинула с плеч вещмешок, и, порывшись в нем, отыскала и развернула карту. Вскоре она уже вышла к какому-то едва заметному заросшему проселку и двинулась примерно на восток. Местами приходилось продираться через сплошные заросли кустов, практически перекрывавших лесные просеки, а один раз она вышла к довольно хорошо сохранившемуся асфальтированному шоссе, быстренько пересекла его, и снова скрылась в лесу.
   К концу дня Настя подошла к небольшой речушке, вдоль которой тянулся заброшенный, но некогда хорошо укатанный и даже сохранивший местами следы щебеночного покрытия проселок. Судя по карте, и речка, и дорога выводили прямо к Ясногорску. Настя явно забрала слишком близко к городку, где обосновались бандиты. Девочке вовсе не улыбалось попасть туда. Она отыскала поваленное дерево, переброшенное через ручей, и перебравшись через широкую болотистую пойму, стала выбираться на крутой склон холма, поросшего сосняком. На березовом подросте, местами покрывавшем склон, только-только начали разворачиваться первые листочки.
   Там, на этом холме, девочка и заночевала, натаскав сухих листьев и веток, достав из вещмешка толстый свитер домашней вязки, который она натянула под камуфляжную куртку, и положив вещмешок под голову. Спала она плохо - и от холода, и от преследовавших ее ночных кошмаров. Ей все время снились то отец с матерью, запертые в горящем доме, то бандиты, от которых она безуспешно пытается скрыться.
   За второй день она приблизилась к Комсомольскому курорту, обогнула его с юга, ориентируясь на старый маяк, изредка выглядывавший из-за леса на побережье восточнее поселка, и стала сворачивать к морю. Пока на ее пути не встретилось ни души. Лишь по дороге к морю ей попался заброшенный хуторок, где она и решилась заночевать. В полузавалившемся колодце ей удалось набрать довольно сносной воды в пустую бутылку из-под молока и поужинать сухарями и кусочком копченой свинины, запивая все это сырой водой.
   Ночью ей снова вспоминался отец. Тогда ей только исполнилось семь лет, и она заканчивала первый класс. Над городом страшно грохнуло, взрослые сразу стали озабоченными и неприветливыми. Отец спешно велел собираться, и они на следующее утро поехали на машине к знакомым, в Прямотровку - "подальше от радиации" - повторял тогда отец.
   Войну Настя не помнила. Да и не задела она те лесные места, где стояло село. Отзвуки сражений слышались вокруг: южнее, ближе к Городу, севернее, где стоял вертолетный полк, восточнее, где были радиолокационные посты, и западнее, у самого побережья.
   Потом отец хаживал в те места, и кое-что из его рассказов она запомнила. В тех походах отец и нарвался на противопехотную мину. Он успел заметить проволочную растяжку, когда уже зацепил ее ногой. Осколки впились в левую ногу, а один раздробил колено. На счастье отца, с ним было еще двое прямоторовских мужиков. Кое-как они доволокли его до дому. Местный фельдшер извлек осколки. Ногу удалось сохранить, но она не гнулась и причиняла боль при ходьбе.
   Своей школы в Прямотровке не было, та, что в Солнечном Камне, закрылась. Да вскоре стало и не до школьных занятий. Отец сам учил Настю школьным предметам, по старым учебникам, что отыскались у прямоторовских ребятишек...
   Так, за воспоминаниями, Настя, наконец, уснула. Проснувшись рано поутру, Настя вышла на берег и двинулась в путь вдоль моря. Сначала идти было нелегко - берег был завален большими валунами, и перебираться с одного на другой было не просто. Девочка боялась поскользнуться и сломать ногу - помощи тут ждать было не от кого. Но вскоре между валунами стали попадаться ровные песчаные участки, а затем берег и вовсе стал целиком песчаным. Справа от нее возвышался крутой обрыв, поросший деревьями и густым кустарником. Там, меньше, чем в полутора километрах от этого обрыва, судя по карте, должен был быть поселок Пуликово.
   Девочка все шла и шла, пока стрелки на отцовских часах не приблизились к восьми. В это время все крестьяне были уже давно на ногах, и хотя на морском берегу делать им было, в общем, нечего, Настя побоялась оставаться на совершенно открытом пространстве и, забравшись по крутому откосу (который стал уже заметно пониже) наверх, устроилась там в прибрежных зарослях на отдых. Где-то впереди должен был быть поселок Ястребки 2-е, а за ним - и 1-е. Так было написано на карте рукой отца.
   Эти поселки Настя миновала поздно вечером, также по берегу моря. Не доходя до Зеленодольска, она устроилась ночевать в прибрежном лесу. Рано поутру, погрызя сухарей - на этот раз всухомятку, поскольку пригодной для питья воды найти не удалось - она собралась в дорогу. Но когда первые лучи предрассветного, еще невидимого солнца позолотили небо, она разглядела далеко впереди, на полосе песчаного пляжа, сразу три человеческих фигурки - и, не раздумывая, бросилась в прибрежные дюны.
   Зеленодольск тоже пришлось обходить ночью. Она благополучно пробралась вдоль местами подмытой морем и обрушившейся бетонной набережной, над которой мрачным силуэтом возвышалось чудом еще державшаяся причудливая бетонная коробка на осевших и покосившихся бетонных колоннах (когда-то это был ресторан, смотревший широкими окнами на море). Настя миновала целую на вид погранвышку, и, осторожно приблизившись к сильно разрушенному домику пограничного поста, решила остановиться там на ночевку. Впереди, до Рыбаково, предстояло миновать только один населенный пункт - Сосновое.
   Мимо Соснового Надя шла на утренней заре. И хотя домики поселка выходили чуть ли не к самому морю, не было видно ни души. Поселок выглядел явно заброшенным. Лишь у пирса, рядом с высоченным маяком, были привязаны три лодки. "Вряд ли они тут болтаются с самой войны", - поежившись от нехороших предчувствий, подумала Настя, и ускорила шаг. Быстро ступать по песку было весьма нелегко, и она вскоре не на шутку разогрелась. Однако, вопреки опасениям, ей так никто и не встретился.
   За Сосновым Настя не сразу почувствовала себя свободнее, и зашагала, озираясь поминутно на домики, остававшиеся за спиной. Минут через пять она устроилась на отдых, забравшись в ложбинку между дюнами, защищавшую от прохладного утреннего ветерка, и сама не заметила, как уснула. Проснувшись, она обнаружила, что уже около одиннадцати часов. Майское солнце в ясном небе начинало уже чувствительно пригревать прикрытую от ветра песчаную ложбинку. Настя, прежде, чем двинуться в путь, сняла с себя камуфляжную куртку и затолкала ее в вещмешок, оставшись лишь в плотной армейской рубахе защитного цвета, под которую была надета трикотажная футболка.
   Еще через пять минут она расстегнула ворот и закатала рукава, а потом подошла к кромке воды - ополоснуть лицо. Умывшись, прополоскав рот и даже сделав несколько глотков солоноватой балтийской воды (поскольку пресной у нее с собой уже не было), она собралась снова тронуться в путь, ведь дорога предстояла неблизкая. И вдруг она обнаружила, что в нескольких шагах от нее стоит человек, одетый лишь в шорты, перешитые из камуфляжной формы, и пристально ее разглядывает.
   "Эй, парень, откуда ты? Кто такой?" - повелительно спросил человек. Настин камуфляж и армейское кепи, под которое были заправлены ее косички, вводили его в заблуждение. Человек не держал в руках оружия. За спиной или на поясе у него тоже ничего не было. Настя решилась. Выхватив нож, и уперши его рукоятью в правое бедро, как показывал отец, она медленно двинулась на человека. - "С дороги!" - грозно зашипела она сквозь зубы, стараясь изобразить на лице возможно более зверское выражение.
   Приблизившись к противнику, Настя бросилась вперед. Человек неуловимым движением ушел в сторону и оказался у нее за спиной. Девочка почувствовала, что обе ее руки блокированы мощным захватом, и попыталась вырваться из этого захвата, резко ударив каблуком тяжелого ботинка по голени мужчины, а когда это не помогло, с силой двинула ему по босым пальцам. Тот шумно и резко выдохнул, потерял равновесие, они оба свалились на песок, но своих объятий мужчина не разжал, стараясь вывернуть ей плечи назад.
   Настя извивалась, стараясь ухватить своего противника зубами за руку, и одновременно пыталась дотянуться до него ножом, который она все еще сжимала в блокированной руке. Мужчине это, похоже, надоело, и он резко усилил захват. Настя ощутила боль в ребрах и плечевых суставах, у нее потемнело в глазах...
   Но тут захват неожиданно ослабел.
   "Ты что, девчонка?" - почему-то шепотом спросил мужчина.
   Отрицать это было глупо и Настя мотнула головой вместе с косичками (кепи свалилось в пылу борьбы, что ее и выдало):
   "Ну и что? Пусти!"
   "Я тебя отпущу, а ты меня ножичком... Зачем на людей с ножом-то кидаешься, а?"
   "Не стой на пути!" - досадливо воскликнула Настя.
   "Да я тебя, вроде, и не держал. Куда шла-то?"
   "Куда, куда... Не твое дело!"
   Мужчина усмехнулся:
   "Да уж. В том направлении ведь некуда идти, кроме как в Рыбаково".
   "А хоть бы и так!"
   Тарахтенье лодочных моторов прервало занимательный диалог. Мужчина прислушался на минуту, а затем бросил себе под нос:
   "Это наши, сосновские, на рыбалку собрались. Поздновато что-то". Потом он замолчал, повертел головой и неуверенно пробормотал:
   "Что-то не то... Это не от пирса... Это с севера... Часом не литва ли?"
   Он вдруг расцепил объятия, вскочил и потянул растерявшуюся девочку за рукав:
   "В дюны, быстро! Сейчас тут пальба начнется!"
   Девочка, подчинясь повелительным интонациям в его голосе, последовала за ним. В дюнах обнаружилась кучка одежды и покоившийся на ней автомат, который мужчина тут же подхватил.
   "Скатывайся вниз, за дюну, и не поднимай головы!" - махнул он рукой, плюхнувшись на песок и выползая на гребень дюны. - "Это литовские рейнджеры, устраивают набег за бензином, а заодно и за угрем копченым. Они никого не щадят!"
   Мужчина метнул взгляд влево. Так и есть, рейнджеры повторяют ту же тактику, что принесла им успех прошлый раз. Несколько катеров идут прямо к пирсу, чтобы оттуда пулеметным огнем загнать рыбаков в дома. Из каменных домов можно довольно долго отстреливаться. Но вторая группа литовцев высаживается, немного не доходя поселка, и через дюны собирается пройти им в тыл, чтобы подавить очаги сопротивления связками гранат и огнем из противотанковых гранатометов. И тогда можно будет спокойно опустошить склады и коптильни, и с добычей уйти восвояси.
   Через минуту его автомат застучал короткими очередями - как раз по той группе, что должна была пойти в обход. С моря загрохотали ответные очереди. На Настю сверху посыпались срезанные пулями обломки веток. Только тут она заметила, что все еще держит нож в руке, и торопливо сунула его обратно в ножны на поясе.
   Минут через пять застучали очереди и со стороны Соснового. Бывший противник Насти сменил магазин и продолжал стрельбу короткими, скупыми очередями. Но вот вдали ударил необычайно громкий выстрел и тут же оглушительно громыхнуло у Насти над самой головой. Она инстинктивно вжалась в песок, едва успев зажмурить глаза. Когда звон в ушах поутих, она, почти не поднимая головы, стала старательно счищать налипший песок с лица, одновременно прислушиваясь.
   Автомат встреченного ею мужчины молчал. Девочка осторожно подняла голову. Мужчина, лежа ничком, медленно сползал по песку вниз.
   Настя подскочила к нему. Голова мужчины была в крови. Он глухо простонал сквозь зубы:
   "Зацепило..."
   У Соснового продолжалась перестрелка.
   "Надо уходить..." - все так же сквозь зубы простонал мужчина. - "Могут сюда нагрянуть... А я почти все патроны расстрелял..." - Он сделал попытку встать, довольно уверенно оперся на руки, приподнялся, но его тут же шатнуло в сторону и он повалился на бок.
   Настя закинула его левую руку себе на шею (в правой он сжимал автомат, пытаясь опираться им на песок) и стала поднимать. Мужчина с некоторым усилием встал. Настя почувствовала, что при каждом движении его качает из стороны в сторону, да так, что она сама едва удерживалась, чтобы не упасть вместе с ним.
   "Одежду забыл!" - воскликнула она, обернувшись на камуфляж, зеленовато-пестрой кучкой брошенный на песке.
   "Брось!" - процедил мужчина. - "Ноги надо уносить".
   Надя не стала возражать, но несколько раз оглянулась на оставленную одежду. Как это так? В Прямоторовке она привыкла беречь каждую тряпочку (ни новой одежды, ни тканей достать было почти невозможно - только через десятые руки, у контрабандистов, за непомерную плату), а тут почти новую форму бросать?
   Мужчина, по-прежнему шипя от боли сквозь сжатые зубы, и болезненно жмурясь, указывал дорогу. Кровь заливала ему лицо, ветки царапали по обнаженному телу, но он не обращал на это внимания, с трудом переставляя непослушные, заплетающиеся ноги. Спустившись с дюн, они попали в сосновое редколесье и идти стало немного легче. Тем не менее, когда они достигли шоссе, шедшего вдоль всего полуострова, Настя уже взмокла от напряжения. С большим трудом перебравшись через придорожные кюветы, они вновь стали углубляться в лес. Но этот был уже преимущественно лиственный, заполненный высоким кустарником и густым подростом.
   Мужчина направлял ее, ориентируясь по каким-то ему известным приметам. Шли они чуть ли не напролом. Но вот кустарник расступился и снова началось сосновое редколесье. Вскоре Настя увидела асфальтированную дорожку, а затем и неприметный одноэтажный серый кирпичный домик, архитектурой своей напоминавший большой сарай.
   "Ну вот, недолго осталось..." - прошептал мужчина.
   Настя подтащила его к крыльцу.
   "Ключ... в шортах... в правом кармане" - голос мужчины явно слабел.
   Настя пошарила рукой в шортах. Ключ действительно оказался там, прикрепленный цепочкой к поясу шортов. Кое-как девочка вставила ключ в замочную скважину и открыла дверь.
   "Вперед и направо... кухня... там... аптечка" - мужчина едва шевелил губами. Настя почувствовала как обмякло и внезапно потяжелело его тело. Ей стоило большого труда в несколько приемов доволочь мужчину до небольшого диванчика на кухне и кое-как пристроить его там.
   После нескольких минут поисков аптечка отыскалась. Настя обнаружила там перекись водорода и бинты. Там же нашлись и ножницы. После нескольких секунд раздумий девочка стала выстригать волосы вокруг раны на голове, а затем, прикусив нижнюю губу, полила на рану перекисью водорода, и стала неумело бинтовать, приговаривая:
   "Потерпи... Ну, потерпи, пожалуйста!"
   Но мужчина лишь глухо стонал, почти не шевелясь и не открывая глаз. "Может, ему водки дать?" - подумала Настя, вспомнив, как мать вливала полстакана водки в раненого отца, находившегося в беспамятстве, когда его принесли из леса мужики, как она с усилием расцепляла его судорожно сжатые зубы.
   Оглядевшись вокруг, она увидела холодильник, который издавал едва слышное мерное урчание.
   "Работает!" - удивилась Настя. И лишь затем до нее дошло - "Значит, тут и электричество есть! Не врали, стало быть, про Зеленодольских-то..."
   Но размышлять было некогда. Она распахнула дверцу холодильника, ярко осветившегося изнутри, и окинув взглядом полки, заполненные продуктами, увидала в дверце бутылку с прозрачной жидкостью и недвусмысленной надписью на этикетке. Схватив с кухонного столика рюмку из прозрачного стекла на изящной длинной ножке, она, торопливыми пальцами кое-как отвинтила пробку и плеснула в рюмку прозрачную жидкость. Принюхавшись, Настя окончательно удостоверилась - "водка!"
   Голова мужчины завалилась вбок, и сам он медленно сползал набок по спинке диванчика. Настя подхватила голову и сунула рюмку к стиснутым зубам:
   "Пей! Ну пей же!" - чуть не плача, прикрикнула она. Мужчина, видимо, еще не полностью утратил сознание. Челюсти его чуть разжались, и Настя, проливая половину жидкости ему на подбородок и на грудь, другую половину все же залила в рот. Мужчина закашлялся и с трудом разлепил закрытые глаза. Кашлянув еще несколько раз, он просипел:
   "Погоди... Оставь... Не трогай... Посижу пока..." Затем, сделав несколько глубоких вздохов, он снова произнес прерывистым, но уже не таким сиплым голосом:
   "Сейчас знобить начнет... Принеси одеяла... из комнаты".
   Настя выглянула из кухни в коридор. Хм, из комнаты... Да тут их вон сколько! Заглянув в несколько дверей, она, наконец, увидела большущую кровать с двумя одеялами, и неловко схватив их в охапку, потащила на кухню.
   С помощью Насти мужчина осторожно изменил свое положение с сидячего на лежачее. Настя навалила на него сверху одеяла и лишь потом сообразила - "подушка же нужна!"
   Она кинулась обратно в спальню и принесла большую белую подушку, пристроив ее под голову мужчины, который снова стал впадать в полузабытье.
   "Автомат!" - вдруг выкрикнул мужчина, резко оторвав голову от подушки, а потом со стоном опустившись обратно. - "Где автомат?"
   Настя пошарила глазами по кухне, затем выглянула в коридор. Оружие лежало там, у самой входной двери. Настя осторожно взяла автомат за ремень и принесла его на кухню. Мужчина прошептал:
   "Стрелять умеешь?"
   "Нет", - растеряно промолвила Настя.
   Но мужчина никак не отреагировал. Он опять впал в забытье.
   Настя просидела рядом с ним до позднего вечера. Изредка мужчина приходил в себя, и в один из таких моментов он попросил Настю достать из аптечки упаковки с одноразовым шприцем и иглами, ампулы с надписью "Цофатомин" и "Тримекаин". Непослушными руками он развел лекарство и вколол сам себе в бедро.
   Лишь когда за окном стало совсем темно, Настя почувствовала голод. Она почему-то не решилась зажечь какой-нибудь свет. Почти на ощупь она обнаружила на кухне в полотняном мешочке несколько больших ломтей довольно свежего серого хлеба. В холодильнике, который, по счастью, был с подсветкой, она разыскала половинку поджаренной дикой утки и две вареных картофелины. Какие-то консервы и продукты в заграничных упаковках девочка трогать побоялась. Утолив голод, она решила устроиться на ночь тут же, на кухне, подле раненого. Отыскав на вешалке в коридоре две куртки и ватник, она свалила их на половик у диванчика и, свернув из одной куртки нечто вроде подушки, улеглась на ватник, прикрывшись второй курткой, как одеялом.
   Спать таким образом было не очень-то удобно, но уж не хуже, чем прежде в лесах. Настя то и дело просыпалась, чтобы проверить, что с мужчиной, который стонал и ворочался на диване. Под утро Настя забылась глубоким сном, но проснулась довольно рано. Косые лучи восходящего солнца били в кухонное окно. Девочка встала и осмотрелась на кухне.
   Газовая плита. Раковина и кран. Как в городском доме. Неужели все это работает? Она повернула кран газовой плиты и услышала тихое шипение и слабые щелчки. Настя тут же судорожным движением закрыла кран снова, хотя по краям конфорки уже заплясало голубоватое пламя. Через несколько секунд, решившись, она снова открыла кран. Снова раздалось шипение, щелчки, и девочка заметила маленькую искру, мелькнувшую у конфорки. И тут же вокруг нее образовалась голубая корона пламени. Настя взялась за чайник. Он был наполовину заполнен водой и девочка сунула его на зажженную конфорку.
   Через несколько минут чайник весело загудел. Настя оглянулась на диванчик. Мужчина полусидел, опираясь локтями на подушку, и смотрел на нее открытыми глазами.
   "Выкарабкался", - хрипловато пояснил он. - "Рана, в общем-то, пустячная. Контузило слегка, да крови много потерял. Теперь быстро оправлюсь". Помолчав немного, он спросил:
   "Как тебя зовут, спасительница?"
   "Настя", - откликнулась девочка.
   "А меня - Сергей. Сержант разведвзвода первого батальона Рыбаковской сводной бригады в отставке Сергей Мильченко", - лихо отрапортовал он.
   "А почему в отставке?" - не удержалась и полюбопытствовала Настя.
   "Долгая история. Я теперь как бы вольный стрелок. Ты-то как здесь очутилась?".
   Девочка на мгновение закусила губы, потом нехотя проговорила:
   "Я из Прямоторовки..."
   "Это что за Прямоторовка? Это аж за Ясногорском, что ли?"
   "Ну да... Бандиты дом пожгли, папка с мамкой там остались... Он отстреливался..." - сбивчиво пробормотала она.
   "Что ж им неймется до сих пор!" - в сердцах воскликнул Сергей. - "Надоело воевать, мочи нет..." - устало добавил он. - "Сколько народу полегло за эти годы". - Он машинально попытался покачать головой, но поморщился и замер, стиснув зубы.
   "Что делать собираешься?" - чуть погодя, спросил Сергей.
   "Не знаю. Когда бандиты нагрянули, отец сказал - беги в Рыбаково". - Девочка посмотрела на Сергея, как бы ища у него совета.
   "Верно сказал", - ответил тот. - "В других местах похуже будет. У нас все-таки закон и твердая власть. Вот только проводить я тебя не смогу".
   "Сама дойду!" - беспечно дернула плечом Настя.
   "Есть проблемы..." - протянул Сергей. - "Первое дело, опять рейнджеры могут налететь с литовской стороны. От них уйти мудрено, это тебе не бандиты, эти пострашнее будут. Они мин в лесу понаставили. Зверья от этих мин погибло много. Если же на них самих нарваться, то уж лучше сразу на мину наступить.
   А другое дело - не очень-то в Рыбаково нынче чужаков жалуют. Полтора года назад вот так пришел пацан пятнадцатилетний. Оказалось - от Ясногорской братвы. Он пытался вертолеты взорвать, да столкнулся с Сухоцким. Майор его остановил, но и сам на пулю нарвался. Еле выжил, теперь хромает сильно, рука левая едва двигается, и совсем ослаб. Так что на чужих теперь сильно косятся..."
   Настю, конечно, совсем не обрадовал этот рассказ. Кто такой Сухоцкий, она не знала, но вдруг ее вовсе в Рыбаково откажутся принять? Что тогда? Куда податься?
   "Ты что пригорюнилась?" - спросил Сергей. - "Тебя ведь отсюда никто не гонит. Живи пока. Еды хватит, места - тоже. От бандитов при случае отобьемся - не впервой".
   При последних словах девочка несколько скептически посмотрела на полулежащего взрослого мужчину с головой, перевязанной окровавленными бинтами.
   "Обижать не буду", - хмыкнул Сергей, по-своему истолковав ее взгляд. - "Стрелять научу... А для начала, - вон дверь в чуланчик, возьми-ка там тряпочек да очисти автомат от песка. Сейчас я тебе покажу, как он разбирается".

Глава 2. Почем нынче соль?

  
   Юрий Сухоцкий не сидел в кресле, а приседал рядом с ним, держась за спинку правой рукой и закусив губы. На лбу у него выступили капельки пота. Когда телефон, стоявший на столе, настойчиво зазвонил, Юрий выпрямился, морщась от боли, и протянул руку к телефону, пытаясь успокоить тяжелое дыхание.
   Звонил Мильченко. Его номер был зарегистрирован четыре года назад довольно странным образом: Мильченко вызвал связистов из Зеленодольска и показал им телефон, установленный на сосне близ шоссе. Конечно, когда телефон был подключен, от этой сосны был протянут кабель еще куда-то (скорее всего - недалеко), но никто точно не знал - куда именно, и где же Мильченко на самом деле пользуется телефоном. Впрочем, никто не знал и того, где же Сережка сейчас живет.
   "Слушаю", - выдохнул Сухоцкий.
   "У меня, как всегда, для вас дополнительные хлопоты. Хотел вас еще неделю назад потревожить, но меня маленько зацепило при стычке с литвой. Они опять за рыбкой и бензином в Сосновое наведывались"
   "Мне известно" - нетерпеливо перебил его Сухоцкий.
   "Ну вот, - не обращая внимания на реплику, продолжал Сергей, - на этот раз их, правда, шуганули, и шуганули крепко. Надеюсь, больше не полезут".
   "Так, а в чем же тогда хлопоты?" - поинтересовался Юрий.
   "А хлопоты в том, что перед самым боем натолкнулся я на девчонку четырнадцати лет. Зовут Настя, и притопала она аж из Прямоторовки. Отца и мать у нее убили бандиты..."
   "Прямоторовки?" - перебил Сережку Сухоцкий. - "Это что, на Ясногорской территории? Опять?" - он не пояснил своего вопроса, но в голосе его ясно слышались недовольные нотки.
   Мильченко прекрасно понимал, в чем дело, но отступать не собирался.
   "Когда меня взрывом гранаты по голове шарахнуло, эта девчонка меня на себе из боя вытащила, пока литва меня не добила. Так что я ей жизнью обязан", - повысив голос, произнес он. - "И кроме того, не надо думать, что я только из-за этого размяк. Ты меня недооцениваешь. Я тут только что нанес визит в Прямоторовку. Все совпадает".
   "Что совпадает?" - по-прежнему недовольным тоном буркнул Сухоцкий.
   "Она в самом деле из Прямоторовки. В самом деле Настя Коменская. Ее отец и мать на самом деле сгорели в доме, подожженном бандитами во время перестрелки", - подчеркнуто суховато отрапортовал Мильченко.
   Сухоцкий вздохнул.
   "Пойми меня, Сережка, я же не та пуганая ворона, что каждого куста боится. Я же не за себя беспокоюсь. Если ее в коммуну принимать, надо же быть уверенным... Но тебе я вполне в этом вопросе доверяю. Приводи ее в Зеленодольск, в Совет, я сегодня буду здесь до конца дня".
   Мильченко оглянулся на Настю, с нетерпением ожидавшую окончания разговора, и бросил: "Собирайся!"
   А что ей было собираться? Свитер да смена белья в вещмешке. Через несколько минут Сергей вывел из гаража маленький двухместный автомобильчик, усадил в него Настю, а еще через пятнадцать минут они уже притормозили у заставы перед въездом в Зеленодольск. Впервые за последние семь лет девочка проехалась в автомобиле, попала пусть и в небольшой, но в город. Машина катилась по асфальтированным и по мощеным улицам между рядами каменных домов, и остановилась у здания, над крыльцом которого развевался трехцветный российский флаг.
   "Здравствуй, Сергей!" - окликнул его с крыльца молоденький часовой с автоматом, с любопытством разглядывая выходящую из машины Настю. - "Проходи, майор тебя ждет".
   Так началась для Насти новая жизнь.
   Она стала учиться в Зеленодольской школе. Проверив ее знания, учителя определили ее в пятый класс, поставив перед ней задачу - за год не только овладеть программой пятого класса, но и подготовиться сдать экзамены экстерном за шестой, чтобы сократить разрыв со своими сверстниками. А по окончании седьмого ей предстояло сдавать экстерном за восьмой.
   В Рыбаково она так и не попала. Теперь там из первого состава коммуны жило не больше полусотни человек, еще десятка три пришлых, да сотни две ребятишек. В поселке оставались лишь детский комбинат, куда входили ясли, детсад и школа, рыболовецкая бригада, полевая и животноводческая бригада, бригада лесхоза, бригада нефтяников, обслуживавшая единственную буровую в двенадцати милях от побережья, ремонтные мастерские - и все. Из взрослых состояла группа самообороны - небольшой резерв пограничников полковника Айтуллина. Отряд пограничников, развернутый до двух рот за счет регулярных пополнений призывниками, превратился в профессиональный воинский контингент. Это была большая сила - ведь ядро ее составляли около пятидесяти тридцатилетних, еще довольно молодых, но уже матерых обстрелянных мужиков, вооруженных до зубов.
   Большая же часть коммунаров перебралась в Зеленодольск. В городке были сконцентрированы основные воинские силы ополченцев, помимо школы, действовали филиалы университета и технического училища, офицерские курсы, исследовательская лаборатория, работал нефтеперегонный завод, ремонтно- механический завод, автохозяйство, цех по производству стройматериалов, мясоперерабатывающий цех, маслобойка...
   Немалое число коммунаров обосновалось и в Городе. Они, вместе с несколькими тысячами беженцев, вернувшихся с востока области, восстановили часть городских предприятий, электростанцию, ввели в строй небольшой кусочек портового хозяйства, обеспечивали железнодорожное движение на юг - к полякам, на север - к Зеленодольску, и на восток - до самой литовской границы. Калашников к этому времени оставил военную службу и преподавал в университете, объединявшем в себе медицинский, педагогический, гуманитарный и политехнический факультеты, готовившие для области специалистов - учителей, врачей, экономистов, инженеров.
   Рота коммунаров составляла не главную воинскую силу в Городе. Однако все признавали их авторитет и все отряды ополченцев в Городе подчинялись командованию Северо-Западной сводной Земландской территориальной дивизии. Только батальон охраны представительства Федерального правительства был особняком.
   Авторитет коммунаров объяснялся достаточно прозаично. В их руках были ресурсы нефтепродуктов, что заставляло считаться с ними не только местных лидеров, но и соседних поляков, и литовцев, покупавших у них бензин, керосин и солярку. У литовцев было немного своей нефти, и свои нефтеперерабатывающие мощности, но после того, как почти совсем прервались поставки сырой нефти из России, и сгорел нефтеперерабатывающий завод в Мажейкяй, им явно не хватало. Кроме того, Северо-Западная дивизия - люди Айтуллина и ополченцы, костяк которых составляли ветераны Рыбаковской коммуны - была самой хорошо вооруженной, обученной и дисциплинированной воинской силой на добрые полторы сотни километров вокруг.
   Однако Настя узнала обо всем этом далеко не сразу. В школе она стала специализироваться по биологии, а в старших классах получила широкую специализацию "медсестра-ветеринар-агроном". Военную подготовку она получила по двум специальностям - "санинструктор" и "снайпер". Летняя практика проходила у нее в кооперативе недалеко от Зеленодольска - в поселке Ястребки-I. Лишь в последнем классе ей довелось побывать в Городе проездом. Ее и еще двух школьников отправили в мае вместе со старым ветеринаром к пограничному пункту на железной дороге у польской границы - принимать партию свиней, купленных в Польше в обмен на бензин.
   Пассажирский поезд до города ходил только дважды в неделю - по вторникам и пятницам, отправляясь в 9 часов утра. Поэтому отправились на грузовом. Настя быстро позавтракала в столовой вместе с несколькими подругами по интернату, где жило примерно три десятка детей - сирот и еще несколько ребятишек, родители которых временно работали вне Зеленодольска - в Городе и на нефтепромыслах. Когда она подошла к старенькому зданию железнодорожного вокзала, из-за которого виднелся хвост состава, готового к отправлению, ее окликнул рослый, плечистый и светловолосый парень с изящными чертами лица:
   "Эй, Настюха! Мы уже здесь! Поторапливайся!"
   Настя ускорила шаг, и, подойдя к ожидавшей ее небольшой группе, остановилась и вежливо поздоровалась:
   "Доброе утро!" - и добавила, поглядев в глаза высокому парню, окликнувшему ее, - "Здравствуй, Николай".
   Настю нисколько не смущал тот факт, что предстоит возиться со свиньями. К крестьянской работе она давно уже привыкла. Да и не свиньи ее больше всего занимали в этой поездке. С ней вместе ехал Николай Мурзин - одноклассник и предмет ее тайных воздыханий. Впрочем, она не особенно скрывала своего отношения к нему, и Колька воспринимал это вполне благосклонно. Хотя он, крепкий парень с красивой фигурой, имевший начальные военные специальности "разведчик" и "артиллерист-заряжающий", не был обойден благосклонностью девчонок, Настя не без оснований рассчитывала на его ответное внимание.
   Пока поезд из нескольких вагонов во главе с маневровым тепловозом тащился около часа от Зеленодольска до Города, Настя, развалившись рядом с Николаем на мешках с зерном, с любопытством глядела через полуоткрытую грузовую дверь на пробегавший мимо пейзаж. Когда поезд подошел к Ольховке, показались развалины станционного здания и множество обгоревших стволов деревьев, часть из которых была в беспорядке повалена и переломана. Былое пепелище уже покрылось травой, а между черных стволов поднимался молодой подрост.
   Они быстро миновали этот участок, и неясные грустные мысли, мелькнувшие было у Насти в голове, быстро рассеялись. Она так и не промолвила вслух ни слова. Колькины руки обнимали ее за плечи, губы то и дело касались шеи. Большего себе он, в присутствии еще двух человек, находившихся в вагоне, не позволял.
   На полуразрушенном Южном вокзале они задержались. Поезд к польской границе шел отсюда только на следующий день. Железнодорожники поместили их в своем доме, стоявшем неподалеку от порта, примерно в километре от вокзала. Дома рядом с вокзалом хранили на себе следы старых разрушений, и восстанавливать их так, чтобы они стали пригодны для жилья, было бы хлопотно. А это дом стоял в ложбинке недалеко от реки и был в довольно приличном состоянии. Там было много пустых квартир, и вся ветеринарная команда, забравшись пешком на шестой этаж, заняла две двухкомнатные квартиры.
   В кранах была вода - правда, только холодная, которая подавалась из большущего бака, установленного на крыше. Но можно было сообразить и горячую. На кухнях были установлены шедевры конструкторской мысли инженеров Города - угольно-дровяные печи, обеспечивавшие одновременно приготовление пищи, нагрев воды, а зимой - еще и водяное отопление. Дым выводился по металлическому коробчатому дымоходу, обшитому асбесто-цементными плитами, в большую кирпичную дымовую трубу, пристроенную недавно к зданию. Проблема была лишь в том, чтобы поднять вручную уголь из подвала на шестой этаж.
   Как-то так само собой получилось, что старый ветеринар Матвей Сергеевич и самый младший в их команде - восьмиклассник Ленька, заняли одну из квартир, а Настя с Николаем - другую. Вскоре Колька притащил из подвала два ведра угля и дрова на растопку и уже через полтора часа Настя с удовольствием плескалась в горячей ванне. Затем ванну занял Колька.
   Они поужинали вместе захваченными с собой из Зеленодольска продуктами, а потом молча смотрели из окна, как падают последние отблески закатного солнца на Реку, на высокий готический собор на острове, и на стоящие у берегов суда - когда-то сиявшие белоснежными надстройками, а сейчас там и сям тронутые обширными пятнами ржавчины ...
   Когда Колька принялся целовать ее, а потом понес на руках на единственную в квартире большую двуспальную кровать, Настя почти не упиралась. Утром, увидев ее сияющую физиономию с синеватыми тенями под глазами, Матвей Сергеевич только едва заметно качнул головой, да неопределенно хмыкнул в усы, отводя глаза в сторону.
   Состав, который они встречали на границе, состоял в основном из вагонов с углем, и тащил его старенький паровоз. Лишь один вагон был крытым и там были нагружены всякие тюки и ящики, и отгорожен загон, где теснились, суетились, пихались, похрюкивали и повизгивали десятка три подсвинков.
   Все животные оказались здоровыми. Матвей Сергеевич подписал таможенные документы и они вместе с составом, устроившись на тюках в единственном крытом вагоне, рядом с подсвинками, тронулись в обратный путь. На этот раз им предстояло задержаться в Городе на несколько дней. Настя с Матвеем Сергеевичем должна была обеспечить ветеринарную инспекцию нескольких расположенных на окраинах Города и восточнее него животноводческих ферм, поставлявших часть своей продукции в Зеленодольский район, да еще и проконсультировать крестьян-единоличников. Николай же на это время оставался в Городе. В его обязанности входила приемка ремонтировавшегося здесь, в депо, маневрового тепловоза для обслуживания ветки на Комсомольский Курорт.
   Настя, после первой ночи, проведенной вдвоем с Колей, целую неделю так и не имела возможности остаться с ним наедине. Лишь на четвертый день она с Матвеем Сергеевичем ненадолго заскочила в Город. Отправившись пообедать в столовую железнодорожников при вокзале, она с замиранием сердца обнаружила там Николая. Но тут же ее радость потускнела. Взгляды и улыбки, которыми обменивался ее возлюбленный с раздатчицей, стройной, но довольно мясистой девицей лет двадцати - двадцати двух, показались ей достаточно двусмысленными, или, точнее, недвусмысленными. Заметив Настю, Николай искренне ей обрадовался и бросился навстречу, крепко стиснув ее в объятиях и поцеловав. Ласковые слова так и слетали с его языка, одно за другим:
   "Настена, солнышко! Как же я тебя заждался! Без тебя все тут скучно, дни тянутся, как резина. Дай-ка я на тебя насмотрюсь... Какая ты стала румяная, на сельских-то харчах. Прямо кровь с молоком. Так и хочется укусить!" - он шутливо потянулся к ее щеке зубами.
   Вроде бы реального повода для расстройства не было, но настроение у Насти не поднималось. Узнав, что она тут же должна снова отправиться в поездку на фермы, Николай как-то потускнел. Выходя из столовой, Настя обернулась. И снова девушке почудилась сальная улыбка, адресованная нежданной сопернице.
   Лишь через восемь дней Настя, наконец, возвращалась в Город, чтобы на следующее утро отправиться обратно в Зеленодольск. К дому, где они квартировали, подъехали лишь поздно вечером - газогенераторный грузовичок чихал и пыхтел, пару раз по пути заглох, и никак не желал тянуть быстрее, чем километров сорок в час. Шофер всю дорогу бубнил себе под нос, жалуясь на нехватку запчастей, на то, что резина вот-вот полетит, и латать ее уже больше невозможно, а новой взять неоткуда... Подъехав к дому, грузовик чуть не зацепил жиденькую мачту воздушного кабеля, по которому в дом подавалось электричество.
   Шофер, высадив их, развернул грузовик, негромко чертыхаясь, и укатил восвояси. Матвей Сергеевич прошел к себе в квартиру, а Настя потянула дверь той, которую она занимала вдвоем с Николаем. Замки в дверях давно бездействовали из-за отсутствия ключей, а кое-где были просто вырваны с мясом. Настя прошла в темный коридор, подумав, что Колька, вероятно, давно лег спать.
   Но уже в коридоре ей послышалось из спальни шумное частое дыхание. Еще не успев осознать до конца, что происходит, она распахнула ведущую в спальню дверь. Там, в полумраке, она разглядела сплетающиеся на широкой кровати два обнаженных тела, движущиеся в едином ритме. Колькину голову с золотистыми кудрями она не могла спутать ни с чьей иной...
   Настя не помнила, как вылетела из подъезда. Ноги сами понесли ее по пустынным улицам. Она бродила безо всякой цели долго. Настя не отдавала себе отчета - сколько. Слезы непрестанно текли по ее щекам, и она уже почти перестала размазывать их судорожно сжатыми кулачками. Ей и раньше не давала покоя чересчур вольная манера поведения Николая, который, не таясь, оказывал знаки внимания всем знакомым и незнакомым девушкам. Настя в общем-то подозревала, что Николай - не самый надежный кандидат в верные мужья. Но вот так, всего через какую-то неделю после того, как она отдала ему свою девственность... Время шло, а обида продолжала душить ее с прежней силой.
   "Стой! Кто идет?"
   Настя не сразу среагировала на этот оклик.
   "Стой, стрелять буду!" - следующий окрик был громче и злее.
   Девушка машинально замедлила шаги и остановилась. Происходящее доходило до нее как будто как сквозь сон.
   "Кто такая? Документы!" - к ней приблизилась пара патрульных. Увидев, что перед ними плачущая девчонка, они чуть смягчились.
   Настя непослушными руками извлекла командировочное предписание.
   "Так", - глубокомысленно изрек старший, внимательно изучив бумагу, и тут же спросил - "А тут тебе что понадобилось? Да еще среди ночи?"
   Настя огляделась вокруг. Неподалеку в темноте мрачной глыбой возвышалось старое административное здание, которое занимало представительство Федерального Правительства. Перед входом горел единственный на всю округу фонарь, слегка подсвечивающий лениво обвисший трехцветный флаг.
   "Ничего не понадобилось..." - пролепетала девушка.
   "Тогда и нечего по улицам шастать!" - по-прежнему сурово заявил старший. - "Где остановилась?"
   "В общежитии железнодорожников".
   "Так какого же ты... В общем, давай топай туда, и по ночам больше не шляйся!" - подытожил патрульный.
   Настя не стала вступать в пререкания. Она молча кивнула, повернула назад, в том направлении, откуда пришла, и торопливо зашагала прочь. Однако, не зная Города, не помня улиц, по которым она брела в темноте, не замечая ничего вокруг, она лишь продолжала плутать без толку и цели. Уже под утро, уставшая и продрогшая, она уселась на лавочку в каком-то большом сквере и задремала, поеживаясь в полусне от холода, и то и дело просыпаясь.
   Утреннее солнце разбудило ее, но у Насти не хватало ни сил, ни решимости, чтобы встать и уйти. Вскоре мимо нее на занятия прошла небольшая группа студентов (остальные попадали в учебные аудитории прямо из общежития, расположенного в том же здании). Какой-то уже немолодой человек обратил внимание на ее осунувшееся, опухшее от слез лицо. Он присел на лавочку рядом с ней и участливо спросил:
   "Девушка, что с вами? Могу ли я вам чем-нибудь помочь?"
   Настя отрицательно помотала головой и непроизвольно всхлипнула.
   "И долго ты здесь сидишь?" - поинтересовался мужчина.
   Настя не ответила, шмыгая носом, и пытаясь носовым платком как-то привести лицо в порядок.
   "Вот что", - решительно сказал мужчина, - "пойдем со мной в университет, я тебя напою горячим кофе, придешь в себя, и все расскажешь". - Он взял вяло упиравшуюся девушку за плечо и повел за собой. - "Как хоть тебя зовут, можешь сказать? Вот меня зовут Виктор Калашников. А к тебе как обращаться?"
   "Настя" - еле слышно сказала девушка.
   В то время, когда Калашников разбирался с Настей, Сергей Мильченко уже давно покинул окрестности Города. Его заинтересовали странные слухи, распространившиеся в Зеленодольском районе. С востока области вдруг перестала поступать соль, и пошли разговоры, что всю соль теперь везут в Польшу. В экономическом управлении Зеленодольского Совета не знали ничего наверняка. Из телефонного разговора со знакомым офицером из командования Восточной дивизии удалось уяснить лишь то, что "в тех местах беспорядки", и заверения в том, что порядок на соляных копях будет скоро восстановлен.
   Столь скупая и неопределенная информация озадачила Мильченко. И, плюнув на свое прежнее занятие, - осторожный отстрел по одному Ясногорских бандитов, - он отправился на восток. Мильченко решил передвигаться не таясь, под видом торговца свинцовым ломом, добытым из старых автомобильных аккумуляторов. Свинец пользовался спросом для зарядов к ружьям, разбитые машины с негодными аккумуляторами еще можно было отыскать кое-где в глухих уголках области, и потому его путешествие не должно было вызвать сомнений.
   Ехал Сергей, конечно, не без оружия - с охотничьим гладкоствольным полуавтоматом, на который у него имелось разрешение, выписанное честь по чести комендатурой Города. Да и сам он представлялся городским жителем, и в справке городской комендатуры был обозначен адрес дома, который он действительно обжил несколько недель назад, чтобы иметь в Городе базу на случай вылазок на восток. Та, что была у него на северном полуострове, да и другие, располагались далековато от восточных и центральных районов области.
   В заплечном мешке армейского образца лежало у него килограммов двадцать свинцового лома - и в кустарно изготовленных слитках, и просто выломанного из старых аккумуляторов. Машину, он, разумеется, брать не стал - подобрать более или менее исправную машину было еще можно, но откуда это у простого торговца могут быть средства на бензин да на резину? Мильченко отправился в путь на поезде, шедшем от Города на восток до литовской границы. Железнодорожные пути в районе Каунасского узла, разрушенного ядерным ударом западных союзников, еще не были восстановлены после Последней войны, и сквозное движение в Белоруссию, и дальше, на Большую землю, не было открыто.
   Первые неожиданности начались уже в пути. В Новогвардейске, когда поезд остановился на станции, в вагон зашел вооруженный патруль. По три человека с автоматами наизготовку заняли позиции у обоих выходов, еще трое прошли вглубь вагона и один из них объявил:
   "В связи с созданием особой Центральной экономической зоны введена таможенная пошлина за проезд по территории зоны. Пошлина уплачивается в порядке компенсации за обслуживание железнодорожного сообщения и охрану железнодорожных путей, пассажиров и грузов".
   Поскольку нормального денежного обращения на территории области не было, не могло быть и денежных ставок пошлины. Проще говоря, патрули отбирали у проезжающих некую произвольную долю их имущества, а взамен выдавали коряво сработанную расписку, правда, на бланке и с печатью. Хотя у многих пассажиров было оружие, и в крепких выражениях по адресу сборщиков пошлин недостатка не было, никто не решился оказать сопротивление.
   Патрульные лишь усмехались в ответ на брань, и миролюбиво замечали время от времени - "мы люди подневольные, что нам прикажут, то мы и выполняем". Вещмешок Сергея похудел примерно на полтора-два килограмма свинца. Это, конечно, был грабеж, но грабеж в меру. Из-за такого никто не стал бы затевать боевые действия или вовсе отказываться от поездок по железной дороге.
   В поезде много говорили о новых порядках, что завели в Центральной территориальной дивизии. Довелось услышать Сергею кое-что и о соляных копях. Однако ясности это почти не внесло. Можно было лишь догадаться, что теперь поселок у копей не подчиняется командованию Восточных, и соль они оттуда больше получить не могут.
   Доехав до Беляховска, Сергей сошел и стал узнавать на привокзальной площади, как ему отыскать попутный транспорт до соляных копей. Один из водителей грузовиков, стоявших неподалеку от почти совершенно разрушенного здания вокзала, охотно откликнулся на вопрос Сергея, как доехать до поселка, близ которого добывают соль:
   "Знаю я туда дорогу. Ездил. Только теперь туда без толку соваться".
   "Так соль позарез нужна!" - воскликнул Мильченко. - "Я не обижу, ей-богу, не обижу".
   "Эх, сынок", - вздохнул немолодой водитель, - "я же тебе человеческим языком толкую - поедешь по шерсть, а вернешься стриженый. Бандиты нынче там".
   "А хоть бы и бандиты", - не унимался Мильченко, - "соль- то все равно нужна. Не съедают же они всю ее сами! Хоть по какой цене, а может, и выменяю что-нибудь".
   "А вот не выменяешь", - назидательно промолвил пожилой шофер, - "они, сказывают, всю эту соль, что добудут, вывозят куда-то".
   "Куда же?"
   "Чего не знаю, того не знаю. Врать не буду".
   На том разговор и закончился. Пришлось Мильченко искать постоялый двор. Лишь через пару дней удалось ему устроиться на подводу, что шла в деревеньку, расположенную не слишком далеко от соляных разработок. Прибыв на место, он, однако, тут же покинул деревеньку, и углубился в лес, где, внимательно оглядевшись по сторонам, достал тщательно спрятанную карту. Этой картой - снятой на цветном ксероксе копией карты Генерального Штаба - Мильченко очень дорожил. Да и не пристало простому торговцу таскать с собой такие подозрительные предметы.
   Ориентируясь по карте, Мильченко к вечеру вышел к нужному ему поселку. Там уже погасли огни, было тихо, и лишь время от времени перелаивались собаки. Сергей забрался поглубже в молодые сосновые заросли недалеко от опушки ближнего леса, снял с плеч притороченный поверх вещмешка спальный мешок, наломал и нагреб в одну кучу соснового лапника - благо, погода стояла не дождливая, - и устроился на этой лежанке, упаковавшись в спальник.
   Утром Мильченко мысленно поздравил себя с тем, что не решился на ночь глядя переться в поселок. Вид у поселка был угрожающий. Вокруг него вилась колючая проволока в три кола, а кое-где виднелись неплохо замаскированные дерево-земляные огневые точки. На улицах поселка и при въезде в него заметны были вооруженные патрули.
   Сергей устроился на опушке поудобнее, вооружился небольшим, но мощным биноклем, и приступил к наблюдению. К середине дня его старания были вознаграждены. Сразу после полудня ворота в высоком заборе, ограждавшем строения соляных разработок, открылись, и оттуда выехали несколько грузовиков. Они пропылили по проселку не так далеко от Сергея, и тот сумел разглядеть, что головная и замыкающие машины везут в кузове не менее, чем по десятку вооруженных людей, а остальные грузовики везут мешки - вероятно, с солью.
   Нового оказалось не так много. Соль действительно вывозят, и вывозят под охраной. Ни в том, ни в другом, не было ничего необычного. Необычное состояло в том, что Восточные потеряли над солью контроль, и теперь ее вывозит и охраняет кто-то другой. Кто? Бандиты? Но что это за банда, что сумела потеснить Восточную дивизию? И куда теперь девается добытая соль?
   Мильченко, передвигаясь поначалу лесом, вышел на проселок, ведущий в юго-западном направлении, и отправился по следу автомобильных шин. Несмотря на сухую майскую погоду, земля на дороге еще не совсем просохла, и рисунок протекторов отпечатывался на ней местами весьма отчетливо.
   "Куда они могут везти соль? Вряд ли дальше, чем за сотню километров. Самое большое - за сто пятьдесят. Ну в крайнем случае - за двести. Вполне можно выследить их и без собственного транспорта", - рассуждал про себя Мильченко. Однако его замыслы вскоре были существенно поколеблены. Километров через десять грузовики свернули с проселка на асфальтированное шоссе, и теперь их маршрут уже нельзя было проследить прежним способом - по отпечаткам покрышек.
   Однако Сергей не собирался сдаваться. Выменяв в близлежащей деревне кой-какие продукты (заодно и его свинцовый груз похудел), он устроил наблюдательный пункт у ближайшей развилки. На следующий день колонна грузовиков с солью проследовала по шоссе мимо него, никуда не сворачивая. Сергей встал и отправился вслед за ними. Время от времени выставленные на перекрестках посты проверяли у него документы и содержимое вещмешка. Понять, кому подчиняются эти посты, было трудно - все были одинаково вооружены и одеты в обычную камуфляжную форму без знаков различий. Одно пока было ясно - это не Восточные, у которых знаки различия на обмундировании были бы обязательно. А это значило, что грузовики удаляются все дальше от зоны, контролируемой Восточными, и углубляются в сектор, где хозяйничают Центральные.
   "Неужто Центральные решились оттяпать соляные копи у Восточных?" - подумал Мильченко. - "Ведь за такие дела Восточные могут и за оружие взяться".
   На следующий день эти опасения получили наглядное подтверждение. В середине дня, когда Сергей размашистым шагом двигался по шоссе, окруженному со всех сторон смешанным лесом, позади него послышалась стрельба. Судя по едва доносившимся звукам, бой шел примерно в десятке километров. Одиночные выстрелы перемежались короткими очередями из автоматического оружия. Сергей на всякий случай подался на обочину и встал за одну из старых могучих лип, которыми еще с немецких времен было обсажено шоссе.
   "Патроны жгут - не жалеют" - автоматически отметил про себя Мильченко, прислушиваясь к звукам перестрелки. В эти звуки через какое время ворвалась гулкая дробь крупнокалиберного пулемета, но после того, как вдали несколько раз крепко громыхнуло, пулемет замолк. - "Никак гранатометы бьют?" - подивился Мильченко. - "И кто же в кого? И чья взяла?". Но вопросы пока оставались без ответов.
   Вскоре мимо него к месту стычки пронеслись два грузовика с вооруженными людьми, а впереди них - БТР-70. Еще часа через полтора его догнала колонна. Три изрешеченных пулями грузовика с грузом соли тащились на буксире за другими, уцелевшими, а замыкал колонну тот самый бронетранспортер... Центральные, хотя и сильно потрепанные, все же взяли верх.
   Через несколько дней Мильченко окончательно разобрался, куда шли транспорты с солью. Они миновали зону, которую и ранее контролировали Центральные, и повернули по шоссе на юг. Шоссе проходило мимо деревни, на окраине которой стоял пост. Сергей в который раз предъявил вещи и документы.
   Двое патрульных заинтересовали Сергея. Прежние, - люди опытные, и действовавшие четко, - были одеты в камуфляжную форму. Эти же были одеты во что попало. Старший (не по возрасту, а по манере держаться) был одет в темно-зеленую куртку из плотной и крепкой синтетической ткани и линялые серые джинсы. Второй был также облачен в куртку, вроде ветровки, из тонкой хлопчатой ткани, сильно потрепанную, неопределенно-коричневатого цвета, из-под которой виднелся свитер крупной вязки, и в старые армейские галифе, давным-давно, уже задолго до Последней войны, не употреблявшиеся в войсках. "Откуда только он такое старье выкопал?" - мелькнула у Сергея мысль.
   Однако, несмотря на подобный наряд, действовали они даже более сноровисто, чем патрули на шоссе. Те исполняли военную рутину. Эти вели себя так, будто в любой момент ждали выстрела в упор. Старший вышел к обочине с автоматом наизготовку, не спуская с проверяемого цепкого взгляда, а его напарник, тоже вооруженный автоматом Калашникова, занял позицию немного поодаль, за сосной, четко взяв Сергея на мушку. Стояли они так, чтобы в случае чего не перекрыть друг другу линию огня.
   Несмотря на то, что и у этих вояк знаков различия не было, дисциплина у них у всех была крепкая. Никто еще не попытался отобрать у Мильченко его ружье, никто не покушался на груз свинца. Старший поста, плечистый высокий мужчина с пышными усами, выглядевший немного постарше Сергея, вернул ему документы и произнес:
   "Ну, ступай с богом".
   Сергей уже который раз слышал от таких патрульных упоминания о боге, замечал, что кое-кто из них крестился. Это его заинтересовало, и он, не слишком задумываясь над возможными последствиями, бросил:
   "Бог-то бог, да сам не будь плох".
   "Оно верно", - сурово заметил старший, - "да все ж и о боге забывать не след. Ведь все беды наши оттого, что бога в душе позабыли!"
   Звучало это, на первый взгляд, довольно искренне. И тут Мильченко решился:
   "А не найдется, милый человек, у тебя места в хате, чтобы путнику переночевать?"
   "Отчего не найтись", - медленно, почти нараспев, произнес старший. - "Отчего не найтись", - повторил он, - "вот сменюсь через час, и провожу тебя до хаты. А покуда - вон, лавочка, посиди, передохни. Издалека, небось, идешь?"
   "Издалека", - вздохнул Мильченко, присаживаясь на лавку, - "от самого Беляховска. И все пешком".
   "А как торговля?"
   "Пустое!" - махнул рукой Сергей. - "Сменял вот только свинец на продукты, чтобы самому не оголодать. А настоящей торговли нету".
   "А на что же ты, Сергей, к примеру, для настоящей торговли свой свинец сменять хотел?" - не отставал старший.
   "Да как звать-то тебя?" - перебил его Мильченко.
   "Моя вина, не представился, как положено", - ответил старший. - "Зовут меня Егор Никитович, ратник сельского ополчения".
   "Менять свинец мне заказано только на соль. А ее-то и нет ни у кого. В Беляховске раньше всегда можно было разжиться - и там нету!"
   "Верно", - степенно кивнул Егор Никитович, - "теперь соль велено только на богоугодные дела пускать".
   "И что это за дела?" - полюбопытствовал Мильченко.
   "А про то старшие знают. Нынче соль строго по норме выдают. А остальное, значит, на важные дела надобно" - назидательно сказал старший. Его напарник за все время этого разговора не проронил ни слова.
   Когда Егора Никитовича с напарником сменила другая пара патрульных, Сергей отправился с ним в хату. Войдя в рубленный бревенчатый дом, он осмотрелся, заметил в углу иконы, и, вспомнив, как Егор поминал бога, сам неспешно перекрестился на образа и поклонился в сторону красного угла, а потом - хозяину.
   "Желаю здравствовать сему дому, и хозяину, и домочадцам его" - произнес Мильченко.
   "Благодарствую", - ответил хозяин, и, не удержавшись, сказал полувопросительно-полуутвердительно, - "а ты, вижу, бога все же не забыл".
   "Чего греха таить", - вздохнул Сергей, - "не очень-то я раньше о боге вспоминал. А все же без веры люди ведь хуже зверья становятся".
   "Это ты точно сказал", - закивал головой хозяин, - "хуже зверья. Столько мерзостей творят - тьфу, сказать противно. Истреблять таких надо без жалости".
   Сергей на короткое мгновение прищурился, но моментально овладел собой.
   "Да, некоторых бы отправить куда следует, за грехи свои расплачиваться полной мерой, глядишь, тут и дышать полегче станет", - не очень определенно поддакнул он.
   "Вот и преподобный наш, отец Афанасий из Славьгорода, так говорит. Очистить, говорит, надо землю от бесов в людском облике, чтобы люду православному легче жилось. Воздаяние, говорит, нам за то, что уклонились от путей Господа нашего. А потому исправить надо грехи, нами содеянные, вернуться к богу, а с упорствующими - не церемониться".
   "Куда уж дальше-то церемониться", - снова поддакнул Сергей.
   "За верой нашей - сила", - разгорячился Егор, - "и мы нехристям покажем. Никто судьбы своей не избегнет, нечестивцы. Но мы не крови жаждем", - спохватился он, - "кто покается, да веру не на словах только примет, к Господу и к правде его лицо свое обратит, - тех мы примем, как братьев своих. И воцарится тогда повсюду божья благодать".
   Не отрываясь от разговора, Егор скинул куртку, сапоги, подошел к небольшому деревянному шкафчику, и открыл его ключом. Сергей увидел в шкафу ружейную стойку на три гнезда. Два гнезда были пустыми, а в одном стояла охотничья двустволка. Пока хозяин аккуратно ставил в стойку свой автомат, предварительно отомкнув от него магазин, да отсоединял от пояса подсумок и ножны со штык-ножом, Сергей успел рассмотреть внутренность шкафчика получше. На полочке над стойкой виднелась коробка охотничьих патронов без верхней крышки. "Штук двадцать", - прикинул про себя Сергей. Рядом лежали два запасных магазина к АК, подсумок, и стояли четыре коробки патронов к автомату.
   Сергей был поражен. Оружие сейчас имели почти все. Но обычно у деревенских жителей автоматы были редкостью. Чаще встречались охотничьи винтовки или гладкоствольные ружья. За десяток с лишним лет, прошедших с окончания Последней войны, запасы патронов поистаяли, новых поступлений было мало, да и любая власть (а особенно бандиты, верховодившие во многих местностях) не жаловала владельцев мощного автоматического оружия, нередко конфискуя его. Иной раз автомат мог стоить его владельцу и головы. Впрочем, Калашниковых, как самой распространенной модели, на руках было все же немало, но вот патроны... Полтора-два десятка патронов были нормой, владелец полного запасного рожка мог считать себя богачом. А тут, у какого-то, судя по всему, простого ополченца, - четыре коробки! Откуда такое богатство?
   Тем временем хозяйка проворно накрыла на стол нехитрую снедь и, не произнося ни слова, удалилась в соседнюю комнату. Егор Никитович перекрестил стол и вымолвил:
   "Благослови, Господи, нашу трапезу".
   Сергей перекрестился одновременно с хозяином и принялся за еду.
   Утром их разговор имел продолжение.
   "Смотрю я на тебя", - говорил хозяин, поливая на дворе Сергея, обнаженного до пояса, холодной водичкой из ведра, - "мужик ты вроде крепкий, да и не бестолковый. Чего же ты эту беспутную торгашескую жизнь-то ведешь? Осел бы на земле. Дело это святое, и порядку у земли больше. Жизнь тут открытая, честная..."
   "Так ведь кормлюсь я с торговли", - оправдывающимся тоном откликнулся Сергей, принимая из рук Егора Никитовича полотенце. После секундного молчания, утерев лицо, он добавил - "Земля что. Земли много - бери да работай. Да только одному с пустого места землю поднимать - пуп надорвешь. А в деревнях не очень-то охотно чужаков принимают".
   "А ты к нам иди", - предложил Егор. - "У нас крепких ребят, вроде тебя, привечают. Нам такие нужны, что бога еще не забыли".
   Сергей закончил вытираться и пристально посмотрел на хозяина. Тот слегка улыбнулся, с хитринкой прищурив глаза:
   "Я смотрю, ты с ружьецом ходишь..."
   "Без ружья в нашем деле никак", - спокойно заметил Сергей.
   "И хорошо им владеешь?" - продолжал Егор.
   "При нужде справлюсь. Патроны-то зря палить никак нельзя", - ответил Мильченко.
   "Вот я и говорю - иди к нам", - настойчиво произнес Егор Никитович.
   "К вам... Это подумать надо. Так вот все бросить - и к вам? Серьезные дела с кондачка не решают", - покачал головой Сергей и спросил - "Вот ежели, к примеру, я у вас в деревне решу осесть, какую мне тут жизнь надобно вести будет, а?"
   "Какую жизнь?" - повторил его вопрос хозяин. - "Да самую обыкновенную, по-христиански жить будешь. Приходи перво-наперво к нашему приходскому старосте, - да я сам тебя к нему сведу. Землю тебе дадим, хату пустую найдем, женим тебя, чтоб все по-людски было, а потом и новую хату срубить можно". - Помолчав немного, он добавил - "Само собой, в ратники определим. Дела у нас для ратников много. Ну и, понятно, проверить тебя надобно будет - каков ты в деле, и правда ли ты за веру нашу православную до конца пойдешь. Сам понимаешь, нам ошибиться нельзя".
   "Эх, Егор Никитович!" - в сердцах воскликнул Сергей. - "Надоело мне перекати-полем жить. Ни кола, ни двора, ни жены... Вот вернусь в Город, с долгами рассчитаюсь, да махну пожалуй, к тебе. Уж больно душевный ты человек!" - И добавил уже более жестким, суровым тоном - "А коли до дела дойдет, буду не хуже прочих".
   Расстались они лучшими друзьями. Сергей направился по шоссе обратно на север, к железной дороге. Но, когда деревня скрылась из виду, он свернул на проселок в лес, и, сделав изрядную петлю, обогнул деревню и через три часа уже шагал по дороге к польской границе, размышляя о ратнике Егоре с его нарочитым богопочитанием и с подделывающемся под старину говором, об отце Афанасии из Славьгорода, с его чересчур уж зажигательными проповедями (если верить словам Егора Никитовича)...
   "В Славьгороде обязательно надо будет побывать, обязательно. С отцом Афанасием познакомиться. Но прежде надо проследить до конца маршрут соли. Маршрут идет на юг, и скорее всего, везут ее к полякам, только вот пока неясно - на что же ее меняют. Видно очень им нужно это что-то, если ввели жесткое нормирование. Похоже, дела тут какие-то нечистые" - думал по пути Сергей. - "А если дела нечистые, то близко меня не подпустят. Вокруг наверняка охрану выставят", - додумал свою мысль Сергей и свернул с шоссе в лес. Отыскав полузаросшую просеку, идущую параллельно шоссе, он двинулся по ней, внимательно оглядываясь по сторонам и прислушиваясь.
   И все же он почти проглядел засаду. К его счастью, на вторые сутки своего пути на юг он вовремя заметил впереди себя одинокого путника. Время от времени его спина с ярко-синим рюкзаком за плечами мелькала среди кустов и молодого подроста шагах в ста впереди. Мильченко не хотел случайных встреч и увеличил дистанцию, зашагав помедленнее. Так прошло около часа, как вдруг до ушей Сергея донесся отдаленный, тихий, но отчетливый окрик "Стой!".
   Сергей замер, затем тихо опустился на землю и медленно- медленно стал перебираться на четвереньках с просеки поглубже в лес. - "Если тут в лесу выставлены посты, значит, впереди что-то любопытное. Если они не хотят туда никого подпустить, значит туда мне и нужно!" - подумал он.
   После долгих блужданий по лесу Сергей убедился, что охрана не выставлена вокруг какого-нибудь места. Это был, скорее, заслон, перекрывавший путь к польской границе. Лишь одно смущало Сергея - ведь группировка Центральных, как он знал, не контролировала ни одного участка на польской границе. Однако новый конвой грузовиков с грузом соли, прошедший по шоссе на юг, заставлял думать, что речь все же идет об обмене с поляками.
   Мильченко удвоил осторожность. И не напрасно. Еще один заслон, скрытно расположившийся в лесу, он обнаружил в последний момент. К счастью, он увидел двоих парней в камуфляже раньше, чем они его. Сергей замер и плавным, но быстрым движением опустился на землю. Один из парней осторожно повернулся в сторону насторожившего его шороха, однако высокие стебли прошлогодней пожухлой пижмы, густо росшей на просеке, да ветки кустов помешали ему разглядеть Мильченко.
   Сергей лихорадочно обдумывал ситуацию. Малейшее движение могло выдать его, а устраивать тут стрельбу в его планы не входило. Сидеть неподвижно? Но сколько времени? До темноты?..
   Сидеть пришлось именно до темноты. Четыре часа Сергей лежал неподвижно, и лишь уверившись в том, что дозорные уже ничего разглядеть не смогут, - а приборов ночного видения он у них не заметил, - он медленно-медленно пополз в обход. Когда ночь стала сменяться серыми предрассветными сумерками, Сергей почувствовал, что лес кончается. Он уже не полз, а двигался короткими перебежками от дерева к дереву, от одной группы кустов к другой. Здесь, вблизи опушки, ему почудились неясные человеческие голоса.
   Впереди, возможно, замаячила цель его путешествия. В просвет между кустами ему открылись обычные длинные бараки армейских складов, обнесенные двумя рядами колючей проволоки. Между этими рядами время от времени прохаживались часовые. Судя по той тщательности, с которой прикрывались подступы к этому объекту ("а может, и не к этому?" - скептически возразил сам себе Мильченко - "может, это не тот, что мне нужен, а тот где-то поблизости?"), на опушке тоже могли быть выставлены секреты. Чтобы не нарваться на один из них, Сергей решил не менять пункта наблюдения. Мощности его бинокля хватало на то, чтобы достаточно хорошо разглядеть территорию складов.
   Ждать пришлось долго. Сергей внимательно сверился с картой - судя по всему, он находился у самой границы, а эти склады, вероятно, когда-то принадлежали пограничникам. - "Но эти места и сейчас контролирует Южный погранотряд! Значит, контролировал... Еще одна новость. Если все это - дело рук Центральных, они заварили очень скверную кашу" - думал Сергей. Только часа через два после полудня послышался шум машин, а затем показались и сами грузовики, подошедшие со стороны границы. Это были шесть больших трейлеров.
   Все они были поданы задними бортами к складам. Двери складов отворились и на пять трейлеров начали грузить мешки. "Соль?" - Сергей все еще не был уверен. А шестой... А с шестого, напротив, стали разгружать какие-то ящики и заносить в двери склада. Вокруг трейлера и склада было выставлено вооруженное оцепление.
   Мильченко подкрутил наводку бинокля на резкость, чтобы получше разглядеть, что же именно привезли поляки в обмен на соль. Видно было не идеально, но достаточно хорошо, чтобы узнать разгружаемые ящики. Это были стандартные армейские металлические патронные короба. А кроме них, с трейлера сгружали продолговатые предметы, в которых Сергей опознал укупорки выстрелов к ручному противотанковому гранатомету.
   "Все, здесь больше делать нечего", - Мильченко спрятал бинокль и осторожно двинулся в обратный путь. Надо было обязательно дойти. Все увиденное и услышанное могло означать только одно - Центральные готовились воевать.
  

* * *

  
   "...Оставьте меня в покое!.. Нет, мне никто не может помочь!... Как он мог! Как он только мог!.." - Настя снова уткнулась носом в подушку, судорожно вцепившись в нее пальцами. Плечи ее вздрагивали от рыданий. Калашников терпеливо ждал, пока девчонка успокоится.
   Виктору Калашникову пришлось потратить целый день, пока, наконец, через упорное молчание, через слезы и сопли, через бессвязные выкрики, он все же сумел кое-как добраться до сути дела. Немалых трудов стоило и накормить девчонку. Но все-таки ему удалось понять, кто она такая, догадаться, что ее гложет обида на своего парня - чем-то он ее здорово достал (Калашников так и не смог уяснить до конца - чем), и, главное, узнать, где она в Городе остановилась и кто у них старший. Когда под вечер измученная Настя заснула, Виктор отправился к Матвею Сергеевичу.
   Там ему удалось понять чуть побольше в этом деле. Матвей Сергеевич места себе не находил после исчезновения Насти Коменской, и сумел выпытать кое-что у ее соседа по комнате, буквально приперев его к стенке. Николай, после недомолвок и запирательств, все же нехотя предположил, что Настя могла застать его с другой девушкой (не уточняя при этом - в каком виде).
   Узнав от Калашникова, что с Настей в общем все в порядке, Матвей Сергеевич вздохнул с облегчением. Но перед ним встала новая проблема - Настя категорически отказывалась возвращаться с ними в Зеленодольск, чтобы не сталкиваться больше с Николаем. Виктору пришлось взять эту заботу на себя.
   Калашников собирался в Зеленодольск, чтобы проверить подготовку к весенней сессии в тамошнем филиале университета, и решил прихватить с собой Настю. Он созвонился с Зеленодольском, начав прямо со своего друга Сухоцкого, объяснил тому ситуацию, и рассказал о своем решении. Юрий в ответ рассказал ему кое-что о Насте. Виктор вновь попытался вывести девушку из состояния тупого безразличия.
   "Пойми", - убеждал он ее, - "подлецов в нашей жизни еще хватает. И что же, при каждом столкновении с такими надо из-за них ломать себе жизнь? Тебе же надо сдать выпускные экзамены, закончить образование!"
   "Не хочу... Ничего не хочу..." - упрямо бубнила под нос Настя.
   "А я хочу?!" - почти закричал в ответ Калашников. - "Ты что себе воображаешь, я тут десять лет надрываюсь, сначала под пулями, потом недорослям науки преподаваючи, - и все ради удовольствия, наконец, Анастасии Коменской сопли вытирать, объясняя ей по программе для дошкольников, что такое хорошо и что такое плохо! Всю жизнь мечтал!"
   "Вот и оставь меня в покое", - продолжала бубнить упертая девчонка.
   "Не дождешься", - с едва уловимым оттенком злорадства произнес Виктор. - "Если хочешь баклуши бить, от экзаменов отлынивая, придется тебе круглые сутки слушать мои нравоучения".
   Настя вскочила с дивана и направилась к выходу. Калашников загородил ей дорогу.
   "Силой будете держать, да? Все равно убегу!" - теперь уже в ее голосе звучал надрыв.
   "Хорошо", - вдруг неожиданно легко согласился Виктор. - "Давай так: ты сейчас сядешь на диван и выслушаешь меня еще в течение пяти минут. Если после этого ты захочешь уйти - удерживать не буду. Договорились?"
   Настя, поколебавшись, вернулась обратно на диван.
   "Итак, тебя предал человек, которому ты хотела верить. Так?"
   Настя кивнула чуть заметным движением головы.
   "А теперь ты собираешься поступать так же, как он. Только он предал тебя одну, ты же собираешься предать многих".
   "Неправда!" - воскликнула Настя. - "Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое!"
   "Просто!.." - хмыкнул Виктор. - "Просто оставили в покое... Так ты это представляешь. Хорошо... Но ведь Николай тоже не собирался тебя предавать. Он тоже просто захотел весело провести время".
   "Это совсем другое дело!" - запальчиво возразила девушка. - "Он же знал, что делает, что это значит для меня..."
   "А ты не знаешь, что значит твое желание?" - иронически прищурился Калашников. - "Какие мы наивные! Ладно, объясню. Десятки учителей работали больше трех лет, чтобы выучить тебя чему-то. Многие десятки людей работали, чтобы кормить-поить, обувать-одевать тебя. Они надеялись, что все это не напрасно. И тут оказывается, что нашей Насте на них наплевать. Наплевать на Матвея Сергеевича, который сутки себе места не находил. Наплевать на меня. Она их, видите ли, об этом не просила. И они все могут со своими надеждами валить в трубу, потому что Насте Коменской так захотелось... Может быть, я сказал неправду? Тогда возражай!"
   Настя сидела слегка пристыженная, понимая, что Калашников, во всяком случае, говорит искренне. Однако упрямство и самолюбие не позволяли ей признать себя виноватой.
   "Да, вы все обо мне заботились, учили, воспитывали. Все верно. Но что же поделать? Значит, не получилось из меня то, что вам нужно. И никто тут не виноват", - продолжала упрямиться она.
   "Никто не хотел делать из тебя что-то. Нам всем хотелось бы лишь одного - чтобы ты стала взрослой, способной отвечать за свои поступки, и способной питать хотя бы толику уважения к людям, которые тебя окружают. Не больше. Нам вовсе не нужны от тебя слезы благодарности или признания в неоплатном долге пред нами. Достаточно и того, чтобы ты походя не перечеркивала сделанное другими из-за мелочного каприза", - мягко сказал Калашников.
   "Мелочного каприза?!" - щеки девушки вспыхнули, она была готова вскочить с дивана.
   "Да", - веско произнес Виктор. - "Чужое горе никто не измерит. И нет в медицине надежных лекарств от душевной раны. А вот отказываться от экзаменов - это мелочный каприз. Или не так?"
   Настя сидела на диване молча, ничего не отвечая. Лишь на следующий день, уже в автомобиле, следовавшем в Зеленодольск, она спросила Калашникова:
   "А если бы я вчера наотрез отказалась вас слушать, что бы вы тогда сделали?"
   "Вызвал бы патруль и сдал бы тебя под трибунал за попытку дезертирства", - спокойно ответил Виктор.
   "Нет, серьезно?" - не унималась Настя.
   "А я и говорю серьезно. С шестнадцати лет ты военнообязанная. Область по-прежнему на военном положении. Так что с дезертирами церемониться не приходится. Или ты думаешь, с тобой будут до сорока лет только в игрушки играть?" - столь же спокойно пояснил Виктор.
   Настя умолкла, слегка ошарашенная этими словами.
  

* * *

  
   В Славьгороде Мильченко столкнулся с вещью, с которой доселе был знаком лишь по книгам. В центре города, на площади, шумел многолюдный митинг. Командующий Центральной территориальной дивизией выступал перед огромной -едва ли не в тысячу человек - толпой.
   "...И что мы видим вокруг себя? Разорение, хаос, бандитизм. Область разорвана на соперничающие между собой военные клики, которые не способны навести порядок даже на той территории, которую они, якобы, контролируют! Да и чем они лучше бандитов? Те же поборы с населения, особенно с крестьян. Тот же произвол, опирающийся на вооруженные шайки. Тот же упадок нравов, разрушение семьи, безнадзорные дети, которых запихивают с глаз долой в приюты.
   А в довершение всего землица, с которой мы все кормимся, да нужный инвентарь, расхватаны всякими пришлыми городскими людьми. Они ж и не знают толком, что значит земля-кормилица! Нет, надобно землю в настоящие руки отдать, нашим справным мужикам! Верно я говорю?" - оратор сделал картинную паузу, явно ожидая одобрения толпы.
   И толпа не обманула его ожиданий:
   "Верно!" - пронеслось над площадью. - "Мужикам землю, а не баламутам всяким!".
   "Мы пришлым да городским вовсе не враги. Все ведь люди. Да тут и средь нас немало городских. И с земли никого сгонять не собираемся. Но на земле работать должен природный землероб, а не случайный человек кое-как ковыряться. А коли ты из города хочешь на землю сесть, - милости просим! Но сначала будь добр, поклонись мужику, честь по чести, пройди ученичество, потрудись в работниках у настоящего крестьянина. Верно?" - снова обратился командующий к толпе.
   "Верна-а-а!" - с еще большим энтузиазмом всколыхнулась толпа. - "Пущай в работничках походют!" - заливисто выкрикнул молодой голос, перекрывая гомон толпы.
   Невысокий подтянутый человек лет сорока пяти в полувоенном костюме без знаков различия сделал короткую паузу, переводя дух.
   "Тимофей Алексеевич Боковлев, бывший капитан медицинской службы, ныне командующий Центральной территориальной дивизией. Фактически признан Федеральным правительством, но в должности и в звании официально не утвержден. Тем не менее именует себя генералом", - вспомнил Мильченко.
   "Так что же, братья? Будем терпеть все это, ожидая, что само образуется? Или будем надеяться, что главы военных клик вдруг образумятся? Хватит!" - он рубанул ладонью воздух. - "Десять лет ждали. Хватит!"
   "Хва-а-атит!" - дружно подхватила толпа.
   "Не крови мы хотим, не войны!" - громко взывал оратор. - "Одного мы лишь желаем - защитить таких же работников-землепашцев, как мы, тех, кто хочет жить с нами по нашей правде, от беззаконников, которые присвоили себе право на поборы и угнетение, которые захватывают да раздают пришлым неумехам землицу нашу родную. Сплотимся же, православные, и постоим за свою правду, за себя и за други своя!"
   С митинга Сергей отправился в Новый храм, где ожидалась проповедь отца Афанасия. То, что он услышал там, его не удивило. После всего испытанного за последние дни он был уже готов к чему-то подобному.
   Отец Афанасий был еще молодой, примерно тридцатилетний человек, стройный, высокий, с роскошной черной шевелюрой и бородой, с густым глубоким голосом.
   "О милосердии я взываю", - начал он свою проповедь. - "Будь каждый милосерд к страждущим, к чадам господним, к заблудшим овцам из стада его. Просвети их! Огради их от соблазна и искуса!"
   Голос отца Афанасия зазвучал громче и в нем зазвенел металл:
   "Чада господни брошены ныне на растление безбожникам. Церкви в упадке. Семья в небрежении, разврат же процветает. Пост и молитва забыты.
   Кто же сеет неверие, кто толкает к небрежению святой церковью? Чужаки пришлые, без роду без племени, да гордецы городские, что мнят себя умнее всех прочих. Одни мирские соблазны у них на уме. Спасение души отринуто, и взяли верх плотские страсти. Однако же без спасения души нет и плотского спасения, и кто погубит душу свою, тот сам погибнет, а кто встанет на путь истинной веры, обретет спасение".
   Голос становился все крепче, и звучал уже не с драматическим надрывом, но грозно.
   "Вкруг нас множатся страдания людские. И что же? Не помощь мы видим от сильных мира сего, а гонения. Люд православный, в ком не затухла божья искра, кто вспомнил о вере нашей, ждет участь первых мучеников христианских. Их не допускают прислониться к божьей церкви, не дают соединиться с общинами православных единоверцев".
   Отец Афанасий перевел дух. Голос его зазвенел с новой силой.
   "Что остается нам? Вспомним слова Христовы - "не мир я вам принес, но меч". Мы меча сами не поднимем. Но кто поднимает руку на братьев наших, пусть запомнит - каждый из нас готов стать клинком в деснице господней!
   Чада мои возлюбленные! Коли позовет нас труба архангельская, встанем все, как один, под стягом брата Тимофея, и сокрушим безбожников!"
   Несмотря на некоторую туманность рассуждений и "брата (или генерала) Тимофея", и отца Афанасия, Сергей догадывался, какова подоплека этих речей. Центральные начали потихоньку отщипывать кусочки территории, контролируемой другими, и стремятся соблазнить собственное население перспективой прихватить побольше плодородной земли да заиметь работничков. Заодно, для верности, под эту ползучую экспансию подводится религиозная подкладка.
   Уже захвачены у Восточной территориальной дивизии соляные копи. Уже захвачен у Южного погранотряда участок у польской границы. Продолжается захват хуторов и деревень, лежащих вокруг территории Центральных. И чтобы закрепить эти захваты, сколачиваются отряды, пропитываемые религиозным фанатизмом, и накапливаются боеприпасы. Сергей почувствовал, как в области снова запахло войной.

Глава 3. Пятерка

  
   В Зеленодольске Калашников провел две недели, натаскивая Настю перед экзаменами. Он был озабочен главным образом тем, чтобы загрузить ее как следует, чтобы девушка не слишком отвлекалась на собственные горести. Опасался он и возможных ее встреч с Николаем, которые вполне могли снова выбить Настю из колеи. Вопреки его опасениям, Настя дошла до экзаменов без происшествий. Да и сами экзамены она с грехом пополам сдала. Виктор вздохнул было с облегчением.
   Но уже на следующий день, когда Настя в компании одноклассников решила отметить торжественное событие, нехорошие предчувствия Калашникова сбылись. В компании оказался Николай.
   Едва войдя в дом, где происходила вечеринка, и выйдя из прихожей в гостиную, Настя заметила, что среди гостей мелькнуло знакомое лицо. Увидев Николая, девушка замерла. Сердце екнуло, и забилось чаще. Она покачнулась, прислонившись к дверному косяку, горло ее перехватило спазмом. Николай заметил направленный на него взгляд и поднял глаза. Веселая улыбка, с которой он обнимал за плечи сидящую рядом девчонку, сползла с его лица, сменившись тревожным выражением, как только он узнал Настю.
   Настю уже не терзало былое сожаление, что такой видный парень, к которому льнуло ее сердце, оказался для нее потерян. Теперь она ясно видела, что от него и не приходилось ожидать какого-либо чувства верности. Но обида, нанесенная тем майским вечером в Городе, вспыхнула с новой силой. Затянувшаяся было душевная рана вновь открылась.
   Через несколько мгновений, вновь обретя дыхание, Настя, ни на кого не глядя, оттолкнулась от косяка и пошла к выходу, не обращая внимания на недоуменные возгласы подруг. Кто-то из них пытался догнать ее и остановить, но она лишь молча вырвала руку и выскочила за дверь. Нет, она не отправилась бродить бесцельно по Зеленодольску и проливать безутешные слезы. Глаза ее были сухими. Но когда Калашников увидел ее, вернувшуюся домой гораздо раньше, чем он ожидал, он на мгновение прикусил губы.
   Настей овладело безразличие. Она не отмалчивалась, не упрямилась, не рыдала и не закатывала истерик. Но на его вопросы она отвечала односложно, слова слетали с ее губ с каким-то механическим, безжизненным выражением, а на лице была написана лишь тупая покорность судьбе - и ничего более. Виктор испугался.
   Психиатр Зеленодольской клиники, которого Калашников пригласил к себе будто бы как знакомого на чай, высказал после своего визита простое и достаточно категорическое суждение:
   "Не сумеете встряхнуть, разовьется аутизм. Она замкнется, перестанет реагировать на окружающее. Тогда прогноз будет паршивый. Очень паршивый".
   Калашников в отчаянии бросился к своему лучшему другу, Юрке Сухоцкому.
   Юрий велел ему немедленно приходить в Совет, сразу же после его телефонного звонка, едва услышал его взволнованный голос. Калашников кратко обрисовал ситуацию. Сухоцкий вздохнул:
   "Понимаешь, дело-то ей найти - не фокус. И загрузить ее можно выше головы. Да вот встряхнет ли это ее? Так и будет тянуть лямку, ни на что не реагируя, ни во что особо не вникая... А Надька моя с детским домом и так зашивается, ее уже ни на какие больше подвиги подписать невозможно. Может, Таню Гаврилину побеспокоишь?"
   Калашников нервно мотнул головой:
   "Сколько раз тебе говорить - нет у меня с нею связи. Как она год назад с Мильченко ушла, так и пропала. Сережку расспрашивать бессмысленно. Он говорит только - она в Городе, жива, здорова, детей воспитывает. Ну и что мне с его слов - я и сам почти все время в Городе!" - Виктор подавил вздох, нервно сжимая пальцы. - "Допросить бы его с пристрастием, да как его за хобот-то взять?"
   Виктор замолчал на несколько секунд, потом рубанул воздух ладонью:
   "Что толку рассуждать - если бы, да кабы. Ты же знаешь, она и раньше не особенно-то ко мне прислушивалась. Родила мне троих, а даже в дом ко мне не захотела перебираться. Надо нам тут, на месте, решение искать. Пропадет же девчонка!"
   "Ладно, я тебе из рукава решение не выну", - немного раздраженно ответил Сухоцкий. - "Буду думать. И ты думай, с людьми поговори".
   "Поговорю..." - вздохнул Виктор и встал с места, понимая, что разговор окончен.
   После ухода Калашникова Юрий несколько минут нервно покусал губы, но ничего подходящего в голову так и не приходило, и он засел за текущие дела. Рабочий день уже подходил к концу, когда вдруг зазвонил телефон внутренней спецсвязи.
   "Откуда бы это?", - тревожно подумал Юрий. - "Если из штаба... Не стряслось ли что опять с литовцами? Или нападение на нефтепромыслы?"
   Подняв трубку, он сразу узнал голос Сергея Мильченко.
   "Привет, Юрий! У меня важные новости".
   "Выкладывай!" - все еще обеспокоенный, бросил Сухоцкий. Сережка редко приносил приятные известия.
   "Я тут совершил интересное турне по области. Все соль пытался купить".
   "И как, купил?" - чуть насмешливо спросил Юрий.
   "Нет. Нету нигде соли. Даже в Беляховске нет".
   "И это все новости?" - несколько успокоившись, спросил Сухоцкий.
   "Нет, это вообще не новости. Подлые дела творятся на Восточной магистрали. Этот хмырь, командир Центральных, подбирает всю тамошнюю братву под себя. Они прочесывают окрестности, подбирают все остатки оружия. К ним перебегают люди из Восточной дивизии и Южной бригады. Вся центральная часть области уже под контролем этой группировки. Они отбили соляные месторождения у Восточных, - вот почему соли нет, - стали взимать пошлину за проезд по железной дороге, захватили кусок южной границы и там во всю торгуют с Польшей - запасают боеприпасы. Мелкие бандгруппы стали подозрительно часто крутиться вокруг нефтяных вышек в Залесье. Их разведка несколько раз наведывалась в Город".
   "И что ты предлагаешь? Опять воевать?" - в сердцах бросил Юрий.
   "Я не предлагаю. Четыре дня назад они совершили налет на стоянку бронетехники Южной бригады. Две бронемашины увели, остальные пожгли с обеих сторон в ходе боя. В тот же день они подбили из засады танк Восточной дивизии. А позавчера я собственными глазами видел группу с гранатометом в засаде у шоссе близ Ольховки. Я их спугнул, но сам едва ноги унес".
   Сухоцкий коротко выматерился, потом буркнул - "извини, это к тебе не относится".
   "Я не предлагаю воевать", - повторил Мильченко. - "Но чтобы нас не втянули в новую войну в очень невыгодных для нас условиях, надо, во-первых, всю тяжелую технику и авиацию взять под усиленную охрану. Эта новая группировка - буду называть ее для краткости по-прежнему - Центральная - явно стремится сначала выбить у своих противников тяжелое оружие. Бронетехники у них самих маловато, вот и стремятся уравнять шансы. Но одной охраной тут не обойтись. Надо им хвост маленько прищемить, чтобы не лезли".
   "Так это все равно война!" - раздраженно выпалил Сухоцкий.
   "Это смотря как к делу подойти. Если ты мне дашь пяток ребят, я их одену в обычный камуфляж без знаков различия, поднатаскаю, и мы осторожненько будем Центральных пощипывать, чтобы им стало не до походов на Город или на Залесские нефтепромыслы. Будем выбивать главарей, нападать на склады боеприпасов, вообще устроим им веселую жизнь". - Быстро, на одном дыхании проговорив все это, Мильченко замолчал.
   Юрий тоже молчал некоторое время, обдумывая сказанное. "Ладно", - сказал он наконец, - "трех, ну, может, четырех человек я, пожалуй, дам. Может, из этой затеи что и выйдет".
   "Ребят подбери не самых хилых, но не из разведки. Чтобы не было разговоров - куда это, мол, разведчиков послали, то да се... Жду их второго июня близ станции у Комсомольского курорта, у известных тебе складов, там, где, помнишь, на первом году нас твоя Надька с пулеметом здорово выручила. Дашь им задание - скажем, обследование западной оконечности Земландского полуострова для уточнения карты радиационного загрязнения". - Сережкин голос в телефонной трубке на мгновение замер. - "О нашем разговоре - больше никому ни слова. Даже Калашникову. Об активизации Центральных - предупреди, а о моем плане, пожалуйста, молчок. По телефону больше связываться не будем. Со старшим группы передай, когда и на какой волне ваша радиостанция будет меня слушать. Связь кончаю".
   "Да, а откуда же ты звонишь? Это же спецсвязь!" - спохватился Сухоцкий.
   "Много будешь знать - скоро состаришься!" - весело ввернул Сережка и в трубке зазвучали короткие гудки.
   Сергей уже не был уверен в надежности телефонной связи. Поэтому говорил он с Сухоцким из подвала здания Зеленодольского Совета, подключившись к линии спецсвязи напрямую.
   "Если у Ольховки уже была засада, то действовать придется немедленно". - Теперь Юрий уже сам схватился за телефон спецсвязи, соединяясь со штабом дивизии. Нужно было переходить на усиленный режим охраны.
   Людей Сережке Сухоцкий решил подобрать сам, чтобы не было лишних разговоров. Но кого послать? Все специалисты на счету. Офицеров и действующий резерв ополченцев использовать невозможно - там вообще людей катастрофически не хватает, да и слишком очевидно. Придется посылать мальчишек первого призыва, только с начальной подготовкой.
   "О! Коменская!" - вдруг мелькнуло у Юрия в голове. - "У Мильченко она про все забудет. Этот сорванец им такую жизнь устроит - мало не покажется. Тем более, что им, похоже, под пули лезть придется. Там будет не до несчастной любви".
   Сухоцкий крутанулся на кресле и потянулся к компьютеру. Несколько щелчков мышкой, мелькание цветных таблиц, и вот:
   "Коменская Анастасия... Год рождения... Место рождения... Коммунарка с ... года... Гражданская специальность - биолог (медсестра-агроном-ветеринар)... Начальная военная подготовка - санинструктор, снайпер..."
   "Годится", - решил Сухоцкий. - "Санинструктор им не помешает. И для прикрытия подходит, и вообще". - Юрий снова снял телефонную трубку и позвонил Калашникову.
   "Виктор?" - его голос был сух и официален.
   "Это ты, Юрка?", - несколько удивленно переспросил Калашников.
   "Здесь Сухоцкий", - так же сухо отозвался Юрий. - "Передай бойцу допризывного резерва Анастасии Коменской, что штаб территориальной дивизии приказывает ей явиться завтра в 8.00 в комендатуру Зеленодольского гарнизона для получения мобилизационного предписания".
   "Вас понял", - по прежнему удивленно отозвался Калашников. - "Но... ведь для нее срок призыва будет только осенью?"
   "Тебе могу сказать - обстановка накаляется, и мы потихоньку, скрытно вынуждены начинать досрочный призыв. Решение будет принято не сегодня-завтра. Для нее же будет лучше, если все будет официально и безо всяких предварительных разъяснений", - несколько мягче добавил Сухоцкий. - "До свидания, Виктор".
   В 8.00 Настя, еще немного сонная, но уже приобретшая способность соображать, стояла рядом с тремя незнакомыми молодыми парнями перед дверью комендатуры. Через минуту к дверям подошел Сухоцкий в полевой офицерской форме и, бросив часовому - "это ко мне" - провел всю четверку в здание. Там, в кабинете военного комиссара Зеленодольского района, он объявил им:
   "Сегодня будет подготовлен и подписан приказ военкома о досрочном призыве вас на действительную военную службу. Однако проходить ее вы будете не в нашем гарнизоне, не в погранотряде и не в ополчении Города. У нас остро не хватает людей, а необходимость заставляет провести детальную разведку радиационной обстановки западнее Города. Для этой цели мы формируем отдельную группу. С завтрашнего дня вы поступите в распоряжение старшего группы, вашего командира.
   Приказываю: сегодня до 14.00 подготовить одежду, смену белья, обувь и предметы личной гигиены для работы в полевых условиях. В 14.00 явиться сюда же, для получения карт, сухого пайка, личного оружия и для краткого инструктажа. О приказе не болтать! Вопросы есть? Вопросов нет. Свободны до 14.00".
   Настроение Насти вовсе не изменилось после получения этого приказа. Она приплелась домой и бесцветным голосом спросила Калашникова: "Вы не поможете мне собраться?"
   "Куда?" - удивился Виктор. После телефонного звонка Сухоцкого он понемножку начал догадывался, что затеял его друг, но весьма приблизительно, еще не представляя себе деталей.
   "Для работы в полевых условиях", - так же, без интонаций, пояснила Настя. - "Смена белья, одежда, обувь. Паек дадут".
   "Так", - быстро произнес Виктор, - "а что, форму вам не выдадут?"
   "Не знаю", - равнодушно пожала плечами девушка, - "приказано одеваться в свое".
   "Тогда берешь свою плотную хлопчатобумажную куртку, джинсы, кроссовки на ноги и одну пару на смену, фланелевую рубашку, две футболки. Смену белья сама сообразишь". - Он подумал немного и добавил - "Паек пайком, а возьми-ка ты с собой шоколад и глюкозу с аскорбинкой. Я тебе соберу пакетик".
   В 14.00 четверка снова собралась перед зданием комендатуры. Все трое ребят дружно бросали на девушку быстрые взгляды, что ее, впрочем, никак не волновало, даже не раздражало. Глядят? Ну и пусть глядят.
   Из дверей выглянул какой-то офицер в лейтенантских погонах и жестом пригласил их внутрь. На этот раз разговор состоялся в каптерке.
   Лейтенант проверил содержимое их вещмешков:
   "Имя? Фамилия?"
   "Боец Галактионов! Алексей..."
   "Вот что Алексей, - вторая куртка и мясная тушенка, тем более, что в стеклянной банке, - лишнее. Оставить здесь. Ясно?"
   "Ясно... Так точно!" - поправился высокий, немного грузноватый Галактионов, тряхнув пшеничным чубом.
   "Так... Сойдет... А что здесь?"
   "Шоколад и глюкоза", - равнодушно бросила Настя.
   "Имя? Фамилия?"
   "Боец Коменская. Анастасия", - так же равнодушно ответила девушка.
   "Годится, Анастасия", - слегка передразнивая ее равнодушный тон, заключил лейтенант.
   Следующим был рюкзак крепко сбитого паренька с грубоватым лицом.
   "Так... Здесь порядок. Имя? Фамилия?"
   "Боец Виталий Захария!" - четко отрапортовал паренек.
   Лейтенант только кивнул в ответ.
   "Следующий!... А это что тут у нас? Одеколон? Лишнее. Два свитера? Лишнее. Носовые платки? Да вы куда собрались? Имя? Фамилия?"
   Невысокий щуплый паренек густо покраснел, косясь на кучу вещей, которую лейтенант выгреб из его рюкзака:
   "Таланкин... Боец Таланкин Константин. Это мне все мама положила!" - произнес он извиняющимся, чуть не плачущим голосом.
   Лейтенант осмотрел его критическим взглядом с головы до ног и заявил:
   "Что маму слушаетесь - хорошо. Но с сегодняшнего дня извольте привыкать к самостоятельной жизни, обо всем думать самому, за все отвечать самому и за маму не прятаться! Ясно?"
   "Так точно!" - выдохнул Таланкин.
   "Теперь получите личное оружие. Воевать вам в проекте не намечается, поэтому оружие только для самозащиты. Боец Галактионов!"
   "Я!" - чуть замешкавшись, откликнулся Алексей.
   "Вы у нас стрелок-гранатометчик. Ну, гранатомет вам ни к чему, а автомат мы вам дадим. Получите, проверьте номер и распишитесь. Вот ремень, подсумок, три снаряженных магазина".
   "Боец Коменская!"
   "Я!"
   "Вы у нас санинструктор-снайпер. Снайперская винтовка там опять же ни к чему. Держите пистолет Стечкина и к нему два снаряженных магазина. И ремень с кобурой. Вот еще вам сумка с медицинской укладкой. Проверьте номер и распишитесь в журнале выдачи. Проверьте укладку сумки и также распишитесь".
   "Боец Захария!"
   "Я!"
   "Так, вы у нас механик-водитель и радист. Вам тоже пистолет Стечкина, два снаряженных магазина и ремень с кобурой. Плюс к тому УКВ-радиостанция. Радиус действия - 40 км. К ней один запасной аккумулятор. Сверьте номера и распишитесь".
   "Боец Таланкин!"
   "Я!"
   "А-а-а, так это вы у нас дозиметрист. Тогда получайте: пистолет Макарова, две запасные обоймы, ремень с кобурой, радиометр-рентгенметр, запасные аккумуляторы к нему, командирский планшет, журнал наблюдений, комплект карт, цветные карандаши "Тактика". Все проверьте и распишитесь".
   Затем лейтенант открыл какую-то коробку и полез в нее рукой:
   "Каждому получить еще и индивидуальный медицинский пакет с противорадиационными средствами. За пакет распишитесь вот тут".
   Когда последняя подпись была поставлена, лейтенант объявил:
   "Сухпаек получите в соседней комнате. Да, боец Таланкин, сегодня же карты радиационной обстановки поднять - слегка оттушевать лесные массивы, водоемы и реки, показать цветом источники, обозначить названия населенных пунктов. Карта Генштаба у вас в комплекте есть, возьмете все сведения оттуда. Завтра всем явиться к 6.30 на платформу железнодорожной станции. Вольно, исполняйте!"
   Вечером, в доме у Калашникова, Настя окончательно укладывала свой нехитрый багаж перед сном. Когда она положила рядом со своей кроватью ремень с кобурой, в которой лежал только что полученный пистолет, в ее глазах что-то мелькнуло. Она опустилась на колени, вытащила из-под кровати небольшой чемодан, раскрыла его, и, недолго порывшись в нем, извлекла на свет брезентовый ремень, к которому были подвешены кожаные ножны с десантным ножом. Через несколько минут эти ножны вместе с ножом перекочевали на ремень с кобурой.
   Виктор смотрел на это с некоторым удивлением. Настина история в подробностях была ему неизвестна. Хотя девушка и рассказывала ему, что она пришла в коммуну из Прямоторовки, где ее родителей убили бандиты, присутствие десантного ножа в личных вещах совсем еще молодой девушки было довольно необычным. Однако Калашников быстро сообразил, что с этим ножом связаны какие-то давние воспоминания, и даже обрадовался, что в его подопечной проявились хоть какие-нибудь чувства, кроме пугающего его тупого безразличия, из которого она так и не выходила последние двое суток.
   На следующее утро в 6.30 Настя исправно явилась на платформу у железнодорожной станции. Там уже стоял Виталий Захария, нисколько, казалось, не смущенный ни ранним утром (заставлявшим Настю то и дело позевывать и сонно щуриться), ни утренней прохладой (заставлявшей Настю, которой было лень доставать куртку из рюкзака, то и дело поеживаться). Виталий, не стесняясь, в упор разглядывал Настю, которая игнорировала столь пристальное внимание и лишь время от времени косилась на него с ироничным прищуром. Через несколько минут подошел Галактионов, а сразу вслед за ним, запыхавшись, прибежал Таланкин.
   Юрий Сухоцкий появился неожиданно. Никто не видел, как он подошел. Лишь Настя почему-то вдруг оглянулась и увидела Сухоцкого, который стоял в двух шагах у них за спиной.
   "Боец Галактионов! Боец Таланкин! Каждому - по выговору за опоздание".
   "Есть выговор..." - смущенно пробормотал Алексей.
   "Есть выговор..." - как эхо, повторил за ним Костя Таланкин.
   "Времени на торжественное принятие присяги перед строем у нас нет" - продолжал подполковник. Он достал несколько листков бумаги и раздал их новобранцам. - "Повторяйте за мной..."
   Когда фраза за фразой присяга была произнесена, Сухоцкий вытащил авторучку:
   "Каждый поставьте под текстом присяги фамилию, дату, и подпись".
   Уладив формальности с присягой, подполковник произнес:
   "Получите свои военные билеты и командировочные предписания" - и он достал из командирского планшета пачку документов. Когда бумаги были вручены, он добавил - "Старшим группы до прибытия под начало вашего командира назначается боец Захария".
   "Есть!" - ответил Виталий.
   "Вручаю вам конверты N1 и N2. Конверт N1 вскроете по прибытии в Комсомольский. Конверт N2 вручите нераспечатанным вашему командиру".
   "А кто будет наш командир?" - спросил Захария.
   "Тот, кто встретит вас в пункте, указанном в конверте N1", - пояснил Сухоцкий. - "Ровно в 7.00 вас заберет мотодрезина и доставит в Комсомольский. До подхода дрезины старшему группы еще раз проверить одежду, оружие и снаряжение бойцов. Выполняйте!"
   Виталий придирчиво осмотрел обувь, ремни, оружие, содержимое вещмешков и рюкзаков, заставил подтянуть ремни и подогнать лямки. Затем обратился к Сухоцкому, вытянувшись перед ним по стойке "смирно":
   "Товарищ подполковник, разрешите доложить?"
   "Докладывайте".
   "Оружие и снаряжение в порядке. Группа к выходу на задание готова. Докладывает старший группы боец Захария".
   "Хорошо", - кивнул Сухоцкий. - "Боец Коменская!"
   "Я", - Настя повернулась к подполковнику.
   "Правила дезактивации помните? Схемы применения противорадиационных препаратов помните?"
   "Так точно, помню".
   "Поверю вам на слово. Учтите, там можно нарваться на сильно зараженные участки. Так что от вас будет зависеть здоровье, а не исключено, что и жизнь ваших товарищей. Может быть, даже больше, чем от автомата Алексея", - Сухоцкий чуть улыбнулся.
   "Я постараюсь", - не по уставному ответила Настя.
   "Вольно", - Юрий махнул рукой. - "Боец Захария! Когда встретите командира, передашь по рации сигнал - тройка, тройка, тройка. Рация уже настроена на нужную волну. Дальнейшая связь - только по приказу командира. Ясно?"
   "Так точно", - отозвался Захария.
   "Тогда - до свидания и счастливого пути!". - Сухоцкий козырнул, повернулся кругом и зашагал прочь от станции. Его мысли были не столь бодрыми, как его слова. Все-таки он посылал этих необстрелянных птенцов совсем не на прогулку и даже не на учения...
   Дрезина подошла в назначенное время. Ее вел неразговорчивый пожилой железнодорожник в старой камуфляжной форме, места перепачканной машинным маслом. Он неодобрительно косился на компанию совсем еще сопливых, с его точки зрения, ребятишек, уже получивших в руки оружие.
   Дорога на Комсомольский всем ребятам была знакома. Доводилось по ней ездить и Насте. Но ни один из них еще не доезжал до самого Комсомольского. Если по пути до Пуликово все в основном клевали носом и лишь изредка посматривали сонными глазами по сторонам, то проехав этот поселок, сразу оживились и стали внимательнее рассматривать окружающий пейзаж.
   Железная дорога сначала шла полем, затем нырнула в лесок, где пересекла глубокий, заросший черной ольхой овраг, на дне которого тек ручей. Затем дорога снова пошла среди лугов, перемежающихся рощами. Справа по ходу мотодрезины вдали за деревьями мелькнула верхушка маяка, что стоял у Комсомольского, но почти сразу же после этого дорога вновь пошла лесом, и маяк скрылся из виду. Вдоль полотна почти непрерывно тянулись заросли дикой малины и ежевики.
   Вскоре слева показались заброшенные, частью почти целые, частью ободранные окрестными жителями домики на бывших садовых участках, оплывшие валы - остатки старинного немецкого стрельбища, а потом стала видна и железнодорожная ветка, подходящая к Комсомольскому от Города. Впереди уже виднелись дома, здание станции, платформы и станционные склады. Дрезина замедлила ход и остановилась, не доезжая станционного здания, близ которого стояло несколько телег с впряженными в них лошадьми и одна тележка на пневматическом ходу, запряженная здоровенным битюгом с густой длинной гривой .
   Высадившись на платформу, ребята наперебой поблагодарили молчаливого железнодорожника, который буркнул что-то в ответ, и столпились вокруг Виталия.
   "Витька, не тяни!" - не выдержал Галактионов.
   "Чего - не тяни?" - переспросил тот.
   "Да вскрывай конверт-то!" - Алексей нервно переминался с ноги на ногу и теребил правой рукой ремень автомата, закинутого за спину.
   "Не дергайся. Никуда этот конверт от вас не денется", - с этими словами Захария нарочито медленно вытащил конверт из- за пазухи и так же неторопливо вскрыл его.
   В конверте на листе бумаге была грязноватая ксерокопия карты Комсомольского, на которой красным карандашом был обозначен маршрут, а в углу листа - более подробная схема каких-то строений, возле одного из которых был поставлен карандашом красный крестик.
   Ребята несколько минут разглядывали карту, тесно сгрудившись вокруг нее и чуть не отпихивая друг друга плечами. Затем Захария не очень уверенно произнес:
   "Ну, вроде бы все ясно..." - и, перейдя на более уверенный и властный тон, - "Слушай мою команду! В колонну по одному, по росту, становись!".
   Суетясь и толкаясь, Настя, Алексей и Костя разобрались по росту.
   "За мной, шагом - марш!" - и глянув с досадой, как ребята безбожно путают ногу, упавшим голосом бросил - "не в ногу!.."
   И четверка пошла по улицам Комсомольского. Едва они отошли метров сто от станции, имевшей мало-мальски обжитой вид, как им стали попадаться свидетельства запустения и разорения. Недалеко от станции чернели развалины сожженного нефтехранилища, ржавели покореженные емкости из-под горюче-смазочных материалов. Дальше шли дома, имевшие совершенно заброшенный вид - выбитые окна, заросли бурьяна вокруг, непомерно разросшийся кустарник под окнами, вылезающий на дорожки, едва угадывающиеся в густой траве.
   Поворот на шоссе, указанный на карте, было мудрено пропустить - шоссе было неширокое, но добротное, обсаженное по обеим сторонам старыми массивными деревьями. Такими были в этих местах большинство шоссе, построенных еще при немцах. Ребята вслед за Виталием свернули направо и двинулись по шоссе. Вдоль этой дороги тянулись какие-то здания, видно, некогда принадлежавшие воинским частям. Здесь печать запустения была еще более отчетливой. За заборами торчали полуразрушенные бараки с сохранившимися кое-где остатками крыши, с пустыми глазницами окон. Рядом с ними, усугубляя зрелище развала, торчали местами посреди бурьяна и кустарника остовы и отдельные узлы каких-то машин.
   Затем строения стали реже, дорога пошла среди травянистых пригорков, на которых кое-где росли высокие и толстые старые деревья, пересекла вившийся между ними небольшой ручеек. Наконец, невдалеке от шоссе показалось и место, обозначенное на карте как конечный пункт их маршрута. Немного на взгорочке стояло здание, когда-то бывшее магазином - на нем даже сохранилась вывеска. А за ним торчало здание склада.
   Ориентируясь по схеме, нарисованной в углу карты, Захария повел ребят во двор магазина.
   "Вроде бы здесь..." - неуверенно произнес он, оглядываясь. Вокруг никого не было.
   "Дай-ка карту, Сусанин!" - и Галактионов нетерпеливо рванул карту у него из рук. Посмотрев на нее с минуту, он таким же неуверенным голосом подтвердил:
   "Да, должно быть, здесь..."
   Ребята еще поозирались по сторонам, но вокруг было тихо и пустынно.
   "Ну, старшой, что делать-то будем?" - спросил Алексей Галактионов.
   В этот момент позади них раздался тихий свист, но когда они резко обернулись на звук, то поначалу никого не увидели. Лишь когда свист повторился, уже заметно громче, Настя обратила внимание на крышу склада. Послышался мягкий стук и ребята обнаружили шагах в четырех от себя, почти у самой стены склада, только что спрыгнувшего прямо с крыши высокого крепкого мужчину не старше тридцати лет, в легкой куртке из плащевой ткани и в серых джинсах, с небольшим рюкзачком за спиной. Оружия, во всяком случае, на виду, у него не было.
   "Ну, здорово, воинство! Кто здесь старший?"
   Настя во все глаза смотрела на этого человека, с которым судьба ее столкнула более трех лет назад. Но вспыхнувший было в ее глазах интерес быстро погас.
   "Старший группы боец Захария!" - отрапортовал Виталий. - "Приказано вручить вам" - и он протянул незнакомцу конверт N2.
   Тот взял конверт, опустил его в карман, не распечатывая, и проговорил четко и раздельно:
   "Я - сержант Сергей Мильченко. Принимаю вашу группу под свое командование" - и затем уже раскованнее, нараспев произнес - "Да-а, первый блин явно комом. А если бы на крыше сидел совсем не тот, кого вы ждали? Вы даже на свист меня не сразу обнаружили!"
   Ребята пристыжено молчали.
   "Ладно, ладно, не падайте духом. Дело поправимое - всему научитесь. Ну, а теперь посмотрим, что там пишет Сухоцкий?" - и с этими словами Мильченко извлек и надорвал конверт из плотной коричневой бумаги.
   "На самом деле тут большая часть предназначена вам, а не мне. Приказом по Северо-Западной территориальной дивизии создается отдельная боевая группа в составе... Ну, состав вы и так знаете. Командиром назначаюсь я. Боевую задачу также получите от меня".
   "У нас задание - радиационная разведка!", - с некоторым вызовом выпалил Костя Таланкин. Мильченко поднял на него глаза и некоторое время молча сверлил его тяжелым, исподлобья, взглядом.
   "Во-первых", - разомкнул он наконец губы, - "при обращении к старшему по званию нужно сначала испросить разрешения, назвав себя по званию и по фамилии. Во-вторых, при обращении нужно указывать воинского звание того, к кому обращаетесь".
   Таланкин смущенно молчал, потом промямлил - "Виноват, гражданин сержант".
   "В-третьих, у вас имеется письменный приказ?"
   "Нет", - ответил за всех Захария, - "у нас есть только командировочные предписания".
   "И что там сказано?"
   Виталий развернул предписание:
   "...Командируется для действий в составе отдельной группы для выполнения заданий командования".
   "Так", - подытожил Сергей, - "у вас письменного приказа нет. А у меня есть. Прошу личный состав ознакомиться".
   Все потянулись к бумаге, которую сержант Мильченко достал из конверта у них на глазах. Там действительно стояла печать штаба Северо-Западной территориальной дивизии и подпись подполковника Сухоцкого. После пунктов, оповещавших о формировании отдельной боевой группы, о ее составе, о назначении сержанта Мильченко их командиром, шел туманный и в тоже время недвусмысленный пункт:
   "Боевые задачи группы определяются ее командиром, который подчиняется непосредственно начальнику штаба дивизии и подотчетен только ему".
   "Вот так!" - Мильченко вынул приказ у них из рук, щелкнул невесть откуда взявшейся зажигалкой, - "а кто-то, кажется, хотел покуситься на полномочия начальника штаба подполковника Сухоцкого и потребовать у меня отчета?".
   Приказ ярко вспыхнул и быстро догорел дотла. Сергей растер пепел носком ботинка по земле.
   "У кого радиостанция?"
   "У меня", - сделал шаг вперед Виталий.
   "Так чего же ты ждешь? Три тройки в штаб!"
   Захария слегка покраснел, выдернул маленький передатчик из чехла на поясе, включил питание, отщелкнул панельку микрофона... Когда в головном телефоне раздался голос дежурного по штабу, Захария четко, раздельно произнес - "Тройка, тройка, тройка" - и когда дежурный в ответ произнес - "принято" - выключил рацию и вновь спрятал ее в чехол.
   "В одну шеренгу - становись!"
   Ребята подравнялись по росту. Захария теперь оказался предпоследним, между Настей и Костей Таланкиным. Сержант устроил перекличку, чтобы уяснить, кто есть кто, а затем зычным голосом произнес:
   "Слушай мою команду! За мной, по одному, интервал - четыре шага, бего-о-ом - марш!"
   И Мильченко побежал легким, пружинистым шагом. Четверка потянулась за ним. Ребята быстро вошли в ритм бега. Вскоре они уже пересекли железнодорожные пути Зеленодольской ветки и начали углубляться по едва заметному, сильно заросшему проселку в лес, держась южного направления
   Не прошло и четверти часа, а бежать уже стало тяжело. Алексей Галактионов откровенно сдавал, едва держался и Костя, Настя ухитрялась поддерживать заданный ритм на последних остатках самолюбия...
   "Ша-гом!" - вдруг скомандовал сержант, когда Алексея повело из стороны в сторону и он замедлил бег, хватаясь рукой за горло, и пригибаясь, а Таланкин уже ухитрился отстать на добрые два десятка метров. Настя тоже была уже готова остановиться и упасть на землю.
   Тяжело дыша, четверка поплелась за свои командиром, пытаясь успокоить дыхание, и совладать с сердцем, выскакивающим из груди. Так, шагом, они протопали еще с полчаса, постепенно успокаиваясь и приходя в норму.
   "Бего-о-м, марш!"
   На этот раз бойцы начали выбывать из строя уже минут через шесть-семь.
   Мильченко обернулся, покачал головой и крикнул:
   "Шагом! Шагом, доблестное воинство..."
   Минут десять шли молча. Также внезапно, как он отдавал команды переходить на бег и на шаг, сержант скомандовал:
   "Привал!"
   Усевшись на обочинке лесного проселка, сбросив с ног кроссовки, и растянувшись на траве, бойцы отдыхали. Дав им немного поваляться в полном безделье, Сергей бросил:
   "Слушайте сюда".
   Ребята стали нехотя приподниматься и поворачивать головы в его сторону.
   "Я немного введу вас в курс дела. Радиационной разведкой мы, конечно, заниматься будем и вполне всерьез. А еще мы будем разведывать возможные запасы оружия и боеприпасов в прежде необследованных западных районах. Но и это не главная наша задача. Главная будет посложнее. И нам предстоит прежде всего как следует подготовиться к ее выполнению. А сейчас вы очевидным образом не готовы".
   "А что за задача?" - поинтересовался Таланкин.
   "Задача будет вам поставлена не раньше, чем вы будете готовы к ее выполнению", - отрезал Мильченко. - "Или когда обстоятельства вынудят", - произнес он уже тише, почти что себе под нос. - "Времени на подготовку у нас не более двух месяцев. А может, и того не будет. Так что не обижайтесь - гонять буду и в хвост, и в гриву".
   После короткого привала Сергей снова поднял свою группу:
   "В колонну по одному - становись! За мной - шагом марш!"
   И они все четверо снова двинулись за сержантом. Когда прошло минут пятнадцать, Мильченко обернулся и крикнул:
   "Бегом марш!"
   На этот раз он задал менее изнуряющий темп, бежал легко, почти трусцой. Ребята опять смогли продержаться не более четверти часа. Галактионов бежал, спотыкаясь, его шатало из стороны в сторону. Таланкин все чаще стал переходить с бега на шаг и все больше и больше и отставал.
   Сержант бегом переместился в хвост колонны и подхватил Костю под руку:
   "Бежать! Бежать, я сказал!" - он силой потащил Таланкина вперед, заставляя того принимать темп бега. Затем подошла очередь Галактионова.
   На какое-то время эти усилия возымели действие и бег продолжался еще три-четыре минуты. Когда Настя почувствовала, что окончательно сдает, что ее легкие разрывает, словно когтями, что рот полон противной липкой слюны, которую она не успевает сплевывать, а ноги перестают повиноваться, она услышала долгожданное - "Ша-гом!"
   Теперь четверка не шла, а плелась, кое-как переставляя ноги.
   "Подтянуться!" - прикрикнул Мильченко. - "Держать интервал, равнение в затылок!"
   С грехом пополам четверка подравнялась и пошла более или менее нормальным шагом.
   Ребята уже не глазели по сторонам. Дорога шла то лесом, то краем поля, то взбиралась на холмы, то спускалась в лощину.
   То вдали, то поблизости время от времени показывались домики близлежащих селений, иногда вполне обжитые, а чаще заброшенные.
   Время пешего перехода тянулось, казалось, бесконечно. Солнце уже давно стояло высоко в небе и довольно чувствительно грело, несмотря на прохладный ветерок. Рюкзаки за спиной налились тяжестью, а их лямки немилосердно оттягивали плечи. Поясные ремни со всем, что на них навешано, больно врезались в тело. Четверка, разгоряченная бегом и длинным пешим переходом, начала расстегивать воротники рубах, закатывать рукава. Это, однако, мало помогало. Алексей Галактионов то и дело перебрасывал автомат с одного плеча на другое. Костя Таланкин и вовсе решил стащить с себя рубашку.
   Это поползновение Мильченко пресек в зародыше:
   "Боец Таланкин! Отставить!" - грозно прикрикнул он и добавил - "Не хватало мне еще хворых-простуженных. Нам болеть нельзя, нам надо задание выполнять!"
   Хотя у каждого на запястье были часы, ребята потеряли счет времени. Они не знали, куда они идут, и насколько далека цель их передвижения. Сергей Мильченко, однако, время от времени поглядывал на часы и, наконец, объявил:
   "Полдень уже миновал. Большой привал на обед!"
   Все повалились на траву буквально там, где стояли. Однако сержант не дал им разлеживаться:
   "Э-э, так не пойдет!" - твердо заявил он. - "Прежде всего надо уйти с дороги и найти поляночку, недоступную для наблюдения с проселка. Боец Захария!"
   "Я!" - отозвался Виталий, с видимым усилием вставая.
   "Быстренько отыщи подходящую полянку для привала".
   Захария, сбросив с плеч вещмешок, поплелся выполнять приказание. Меньше, чем через пять минут он вернулся.
   "Есть поляночка. Совсем рядом".
   Поляночка оказалась вполне ничего. С десяток шагов в поперечнике, она была с трех сторон окружена молодой сосновой порослью метра полтора высотой и практически недоступна для наблюдения с дороги.
   "Так, Виталий. Бери Алексея и Костю, заготовьте сушняк для костра, вырубите стоечки и перекладину для котелка. У вас, я вижу, котелков нет?"
   "Так точно, нет", - подтвердил Захария.
   "Ложек с собой тоже нет?"
   "Нет".
   "Тогда воспользуемся моим котелком, а ложки... Боец Коменская!"
   "Я!" - отозвалась Настя.
   "Пойдем, Настя, я покажу, где набрать воды, а сам тем временем придумаю что-нибудь насчет ложек".
   Примерно в полусотне шагов от места привала за деревьями блеснула гладь озерка.
   "Ну-ка, Настя, сообрази - где мы находимся?"
   Настя напрягла память и стала рассуждать вслух:
   "Двигались мы... примерно на юг... значит, в сторону Города. Прошли километров пятнадцать-двадцать, во всяком случае, не больше. Озера в этих местах... да это же... наверное..." - она замялась в нерешительности, боясь со своим ответом попасть впросак, - "Колосовецкие пруды?"
   "Точно. А который из них?" - снова задал вопрос Сергей.
   Настя помнила по карте, что самый большой, нижний пруд, лежал западнее железной дороги, а между железной и шоссейной дорогами находился верхний пруд, чуть поменьше. Они, кажется, все время держались восточнее железной дороги... Нет, постойте... Вроде бы недавно они пересекли железку, а потом и шоссе... Нет, нет! Железку не пересекали. Только шоссе.
   "Верхний!" - выпалила Настя.
   "Молодец", - похвалил Мильченко, затем вытянулся и официальным тоном произнес - "От лица службы выношу благодарность за хорошие навыки ориентирования на местности!"
   "Служу Родине, гражданин сержант!" - также вытянувшись по стойке "смирно" ответила Настя.
   "Давно мы с тобой не виделись", - заметил Сергей. - "Уже тому больше трех лет, как ты меня из дюн на себе вытаскивала? Да, здорово ты подросла..."
   "Ну, так уж и на себе", - слегка смутилась Настя. - "Вы тогда своими ногами шли. А я все гадала - узнал или не узнал? Я- то вас сразу признала, как только на крыше увидала".
   "Я тоже, как вашу четверку увидел, сразу смотрю - знакомое лицо. Подошли поближе - ба, что за встреча! Да это же Настюха!" - Мильченко широко улыбнулся, затем сразу посерьезнел, - "Ну ладно, с воспоминаниями пока закончили. Нужно притащить воду. В самом озере лучше не бери, тут должен быть ручеек, в него впадающий, - зачерпнешь оттуда". - И Сергей протянул ей свой котелок.
   Пока Настя носила воду, Мильченко отстегнул от пояса топорик, срубил небольшую осинку, сделал два кротких обрубка и расщепил каждый из них вдоль пополам. С этими заготовками он вернулся на полянку и там принялся торопливыми сноровистыми движениями вырезать из них ложки.
   Тем временем котелок с водой был уже подвешен над весело гудящим костерком.
   "Ребята!" - поднял голову сержант, - "там, на берегу озерка, вроде щавель растет. Наберите-ка для заправки супа несколько пучочков. Настя покажет, где".
   Когда вода закипела, Сергей заправил варево щавелем, добавил немножко соли, а затем принялся достругивать ложки. Некоторое время спустя он засыпал туда имевшуюся у него с собой домашнюю лапшу и спросил:
   "Тушенка имеется?"
   "Так точно!" - опять за всех ответил Виталий.
   "Нужно вывалить в супчик одну баночку. Будет сразу и первое, и второе".
   Когда суп был готов, Сергей вручил каждому по деревянной ложке, а Насте отдал свою, алюминиевую - "Хлебайте!"
   После обеда, когда костер был погашен, а котелок вычищен и вымыт, ребята растянулись на траве.
   "На отдых еще двадцать минут", - объявил сержант, - "и в путь". Затем он спросил:
   "Всем, наверное, хочется узнать, куда и зачем мы идем?"
   "Хочется! Конечно, хочется!" - не по уставному, наперебой загалдели ребята.
   "Объясняю ближайшую задачу. Мы идем на тренировочную базу, расположенную западнее города. И всем, конечно, хочется знать, почему не едем по железной дороге, а отправились на своих двоих?"
   Все дружно подтвердили, - "да, интересно было бы узнать, зачем мы этот кросс бежали".
   "Ну, положим, не бежали, а бежим", - уточнил Сергей. - "А причин две. Первая и главная - на базу нам лучше попасть без посторонних глаз. Хотя специально скрывать наше пребывание там мы не будем, все же лучше, чтобы об этом знали поменьше. Вторая причина - времени на тренировки нам и так не хватает. Поэтому считайте, что мы их уже начали. На этом пока все".
   Второй привал Мильченко, вопреки ожиданиям ребят, организовал в деревне. Часов около семи вечера, когда солнце уже стало прятаться за макушки деревьев, а тени заметно вытянулись, вся пятерка вошла по уже пыльному проселку в деревню. Сергей подошел к одному из домов и, когда на лай цепного кобеля из дома выглянул хозяин, спросил запросто:
   "Здорово, хозяин! Не накормишь ребяток? Нас тут пятеро", - и добавил, - "Солью заплачу".
   "И вам желаю здравствовать!" - лицо хозяина, до того суровое и неприступное, при упоминании о соли значительно смягчились. - "Ступайте в хату!"
   Пока хозяйка хлопотала у плиты, Мильченко, как старший, вел беседу с хозяином. Для начала сошлись, что весь ужин обойдется им в стакан соли. К слову сказать, у Мильченко с собой больше и не было. Затем, видя, что хозяин не слишком удовлетворен состоявшимся торгом, Сергей извлек на свет пачку чая и промолвил:
   "А это прими от нас в подарок".
   Глаза хозяина блеснули. С чаем давно уже было куда хуже, чем с солью. Чай доходил только контрабандой, очень редко, и неимоверно дорогой.
   "Благодарствую", - степенно ответил он, не удержался, понюхал пачку, глубоко вздохнул и тут же убрал пачку в шкафчик под ключ. - "Сами-то откуда будете?" - наконец полюбопытствовал он, возвращаясь к гостям.
   "Посланы из Зеленодольска. Имеем задание провести проверку радиационной обстановки в окрестностях Города" - охотно ответил Сергей.
   Хозяин понимающе кивнул:
   "И как, велико ли здесь радиоактивное заражение?"
   "Здесь-то?" - сержант улыбнулся. - "Костя, продемонстрируй!"
   Таланкин принялся расстегивать футляр хитрого прибора.
   "Да чего же ты в хате-то? Давай во двор хоть выйдем!" - предложил Мильченко.
   Гурьбой вывалились на двор. Таланкин посмотрел на стрелку, слегка подрагивающую на шкале, и сказал:
   "13 микрорентген в час. Даже ниже среднего естественного фона по области. Хорошее место, чистое".
   "Ну вот, хозяин", - похлопал мужика по плечу Мильченко, - "можешь ни о чем не беспокоиться. До вас эта зараза не достала".
   На ужин хозяин выставил каждому по миске вареной картошки и по хорошему шматку сала.
   Когда вся пятерка поела, Мильченко скомандовал:
   "Подъем! На выход!" - И, поклонившись хозяину и хозяйке, пояснил:
   "Нам еще до Города добраться".
   "Добрый путь!" - напутствовал их хозяин от своей калитки.
   Сергей вывел пятерку на шоссе и некоторое время они шагали по асфальту. Но когда вдали, на фоне предзакатного неба, уже отчетливо обрисовались фабричные трубы и радиомачты, Сергей снова свернул направо, на проселок. К цели своего путешествия группа подошла уже в сумерках. Солнце село, и темнота быстро опускалась на лес. Миновав полуразрушенную металлическую ограду с косо висящими половинками решетчатых ворот, Мильченко подвел пятерку к мосту, переброшенному через ров с чернеющей в поздних сумерках водой. Надо рвом мрачно стояли приземистые стены из темного кирпича, буквально вросшие в холм, покрытый кустарником и деревьями. Стены были прорезаны узкими черными щелями бойниц.
   "Вот в этом форте будет теперь наша тренировочная база", - пояснил Мильченко.
   Ребята повалились на железные койки в комнате, освещенной лишь одной свечой, с окном, плотно занавешенным шторой. На койках были матрацы, и тонкие шерстяные одеяла. На матрацах были свежие простыни, а на одеялах пододеяльники. Подушки были заправлены в наволочки. Мильченко успел подготовиться к приему гостей.
   Наутро, когда Мильченко поднял свою группу в 6.30, новое место обитания не показалось ребятам таким мрачным, как накануне. Светило утреннее солнце, зелень была яркой, вода во рву блестела. После утренней зарядки умылись, приготовили еду, позавтракали, вымыли посуду и отправились на тренировки.
   Мильченко получил "свой" форт четыре года назад, оборудованным в расчете на пребывание по меньшей мере взвода бойцов - какое-то время тут размещался склад вооружения и боеприпасов гарнизона Города. Здесь был душ на двенадцать рожков, столько же умывальников, кухня с двумя плитами, туалет. Везде было смонтировано новое оборудование и сантехника. Отремонтированная часть казармы состояла из четырех комнат на восемь человек каждая. В результате Насте досталась отдельная комната. Но удобства недолго занимали ребят. Тренировки сразу же отодвинули все остальное на задний план.
   Сергей гонял свою группу с утра до вечера. Они бежали трехкилометровый кросс к старому немецкому стрельбищу и там тратили патроны в количествах, которые по опыту их начальной военной подготовки представлялись немыслимо расточительными. Первые дни ребята, едва отдышавшись после кросса, и держа оружие непослушными руками, которые буквально ходили ходуном, не могли попасть даже в мишень, не то что в "десятку". После стрельб еще кросс - уже на шесть километров - и после него занятия рукопашным боем. Стоить ли говорить, что в первые две недели тренировок никто из юных бойцов так и не смог одолеть шестикилометровую дистанцию, не переходя время от времени на шаг.
   После обеда некоторое время занимались чисткой оружия, изучением различных образцов вооружений и боевой техники. Затем снова выходили из форта, занимались ориентированием на местности, закрепляли навыки рукопашного боя, проводили тактические занятия. Иногда сержант позволял им поплавать в прозрачной воде рва, опоясывавшего форт - но тоже не просто так. Отрабатывались навыки плавания под водой, на скорость, метание ножа из воды. Ближе к вечеру возвращались, готовили ужин, после ужина мыли посуду и после короткой прогулки вокруг форта ложились спать. Раз в неделю перед ужином разогревали воду и в две смены принимали душ - сначала Настя, потом все остальные.
   Время от времени Мильченко выводил их к какой-нибудь деревне и там, у всех на виду, они занимались проверкой радиационной обстановки. Так прошел месяц.
   Нельзя сказать, что за этот месяц Настя воспрянула духом. Но она и не замкнулась в себе, не отгородилась от остальных стеной отчуждения. Высокие нагрузки, сосредоточенность на тренировках сделали свое дело - прошлые горести, обиды и душевные раны понемногу затягивались, ныли все реже и не так болезненно. Хотя все изрядно уставали, Настя нередко ловила на себе изучающие взгляды ребят. Виталий частенько пытался с ней заговорить, пуская в ход галантные комплименты. Пару раз его примеру пытался последовать и Галактионов. Но девушка оставалась равнодушна к этим попыткам, разбивавшимся об стену ее холодности.
   Сержант же, казалось, вовсе не обращал на Настю никакого внимания. Точнее сказать, внимание его было достаточно пристальным, но касалось оно только тренировок и мелочей быта. Сергей опекал Настю, пожалуй, даже плотнее, чем прочих, но никаких проявлений его мужского интереса к ней при этом не чувствовалось.
   Мильченко понемногу прощупывал сильные и слабые стороны ребят, старался разобраться в их характерах и судьбах. Вечерами их беседы нередко затягивались довольно надолго. И в результате не только Сергей лучше узнавал свою группу, но и сами ребята постепенно знакомились друг с другом.
   Витька Захария был родом из Зеленодольска. После войны его семья перебралась в близлежащие Ястребки и занялась
   крестьянским трудом. Многие из крестьянских ребятишек в эти годы вовсе не посещали школу, но родители Виктора, как люди по происхождению городские, отправили его учиться, как только на второй год после войны Рыбаковская коммуна открыла в Зеленодольске школу. Витька ежедневно совершал почти полуторачасовые пешие переходы из поселка в школу, а затем обратно. И это при том, что от крестьянских трудов его тоже никто не освобождал. Неудивительно, что эта жизнь закалила его и выковала самостоятельный характер.
   И Таланкин, и Галактионов были беженцами. Таланкин жил в Народном, во время войны и послевоенного лихолетья потерял почти всех близких, кроме матери и младшей сестренки. Отец Таланкина погиб в стычке с бандитами на третьем послевоенном году. После временного захвата Народного литовцами его семья перебралась в Зеленодольск. Работы хватало, и Костя жил так же, как и прочие его сверстники - учился в школе, получал профессионально-техническую подготовку, проходил трудовую практику, начальное военное обучение.
   Алексей Галактионов был родом и вовсе не из здешних мест. Родители его имели маленькую торговую фирму и оказались в начале войны в Городе по своим коммерческим делам, прихватив с собой маленького Алешку. Война заставила их двинуться на восток, но, как и множество других беженцев, они попали под ракетно-бомбовые удары, наносившиеся по транспортным магистралям, и, чудом уцелев, попытались пробраться в незатронутую войной Литву. До Литвы они не дошли, а после долгих скитаний и попыток прижиться в разных селах, в конце концов осели в Зеленодольске.
   Настя долго отмалчивалась, но потом в довольно скупых словах все же поведала о том, что привело ее из Ушакове в Зеленодольск.
   Рассказывал о себе и сержант. Хотя история Рыбаковской коммуны была ребятам в общих чертах известна, рассказы Сергея были захватывающе интересны. Он знал множество интересного про смертельную борьбу коммунаров с огромной бандой Коменданта, некогда целиком захватившей Город и державшей в страхе половину области, про схватки с литовцами, про сражение Восточной дивизии на польской границе. Особенно внимательно слушали ребята его рассказы о недавних разведывательных рейдах на крайний восток и запад области...
   Тем временем Мильченко менял содержание тренировок. Они стали обучаться вождению автомобиля, минно-подрывному делу, отрабатывали разведку объектов, внезапные нападения и отход, действия из засад, учились нести боевое охранение...
   Сергей разбивал их на пары - одна изображала охранение, другая - диверсантов, и они старались перехитрить друг друга. Потом роли менялись.
   Насте пришлось вспомнить свою вторую военную специальность. Сергей постоянно следил за тем, как она совершенствует свои навыки в снайперской стрельбе. Иногда ей часами приходилось лежать в каком-нибудь болотце, среди комаров, ожидая, когда Сергей на мгновение покажет мишень, которую надо поразить с первого выстрела. Особенно тяжело оказалось учиться вести снайперскую стрельбу не из винтовки Драгунова, а из тяжеленного и здоровенного противотанкового ружья, весившего без малого семнадцать килограмм, и дававшего такую отдачу, что, казалось, вывихнется плечо.
   "Ничего", - подбадривал ее сержант, - "зато пулю из этой штуки ни один бронежилет не удержит. А новых крупнокалиберных снайперок у нас нет".
   Время от времени Мильченко выводил группу далеко на запад, где действительно встречались зоны сильного радиоактивного загрязнения. Там они проводили детальные замеры уровней радиации и подробно наносили обстановку на карты. Сводная карта уровней радиоактивного заражения Земланда становилась все точнее и точнее.
   Это были места самых жарких боев Последней войны, и, поскольку большинство охотников до сих пор отпугивал высокий уровень радиационного загрязнения, здесь можно было неплохо пополнить запасы вооружения, боеприпасов, амуниции. Однако такая работа требовала больших физических усилий - летом в защитном комплекте и так было нелегко провести хотя бы час, а ведь приходилось собирать оружие, заниматься его дезактивацией, затем тащить его на себе, проводить дезактивацию своих защитных костюмов и одежды...
   Сергей регулярно слушал радиосообщения Сухоцкого из штаба. Сам он на передачу не выходил, лишь изредка развертывая рацию где-нибудь подальше от "своего" форта и передавая в эфир - "тройка, тройка, тройка" - сигнал, что все в порядке. Но девятнадцатого июля обычные, в меру тревожные, в меру спокойные сводки из штаба Северо-Западной дивизии сменились категорическим приказом Сухоцкого:
   "Приступай немедленно!"
   "Что случилось?" - заволновался Мильченко, впервые переключив рацию на передачу.
   "Две наших деревни перешли под контроль Центральных. Позавчера подбит из засады патрульный БТР, двое наших погибло. Сегодня утром внезапным налетом захвачен и разграблен склад боеприпасов на северо-восточной оконечности Города. Один часовой убит, двое тяжело ранены".
   "А нефтепромыслы?"
   "К счастью, нам удалось перехватить вооруженный отряд неизвестной принадлежности на подступах к Залесью. Позавчера был бой, потери примерно равные".
   "То есть вы их не разбили?"
   "Не разбили. Нет ни одного пленного".
   "Понял. Приступаю. Связь кончаю".

Глава 4. Первый бой

  
   БТР-80, шурша колесами по асфальту, быстро бежал вдоль портовых сооружений на Запад. Позади остался суматошный день сбора, проверки, подгонки и погрузки амуниции, боеприпасов, снаряжения, продуктов. Теперь на город упали густые сумерки. Впереди, по правую руку, еще догорала красивая малиновая полоска июльского заката, отороченная желто- оранжевым, затем каким-то неуловимым зеленоватым цветом, быстро переходившим в густо-синий и затем - в темно-лиловый бархат, уже ночной, на котором начали проступать первые блестки звезд.
   Сержант сам сидел за рулем, остальные расположились на жестких скамеечках десантного отделения. Через окошки впереди толком мало что можно было разглядеть. Гораздо лучше было видно, если прижаться глазом к бойнице, но оттуда вид открывался только сбоку, да и сидеть в таком положении было неудобно - и шея затекала, и нет-нет, да стукнешься лицом о броню.
   Вот бронемашина уже выскочила за пределы Города. Порт закончился, слева за Рекой еще можно было разглядеть силуэты громоздких корпусов судоремонтного завода. Вдруг БТР притормозил и свернул налево, съезжая с шоссе и пересекая прибрежный пустырь.
   "Куда это мы, а, Витек?" - почему-то шепотом спросил Алексей Галактионов.
   "Я знаю не больше твоего", - так же шепотом ответил Захария, - "вот, к реке свернули".
   "А зачем?"
   Никто не успел отреагировать на этот вопрос. Машину чувствительно тряхнуло, и она, с ходу снеся обветшавший, но все еще довольно прочный дощатый забор, покатилась к самой воде. Ребята ухватились кто за что, чтобы удержать равновесие. Захария вцепился Насте в плечо, а другая его рука как бы невзначай легла ей на грудь. Девушка резким движением сбросила руку, одновременно выкручивая ее за кисть. Виталий непроизвольно издал короткий приглушенный стон.
   "Я тебя случайно не зашибла, Витенька?" - участливо спросила Настя.
   Захария недовольно хмыкнул, но промолчал. В этот момент БТР плюхнулся в воду и легонько закачался на едва заметной речной волне. Под днищем его что-то загудело, и он медленно поплыл, рассекая воду своим тупорылым корпусом.
   "Куда это мы поплыли?" - на этот раз вопрос вырвался у Кости.
   "Скажут", - вставил Захария армейское словечко нарочито мрачным голосом.
   Бронемашина долго пересекала реку, под ногами у ребят уже набралось на два пальца воды, но вот эта переправа закончилась, и БТР, задрав нос, начал выбираться на противоположный берег. С этой стороны забора не было и ломать его не пришлось. После долгого пути по кочковатому заболоченному пустырю, машина вышла на асфальтированную дорогу, оставив позади, по левую руку, высокие стены цехов бездействующего судоремонтного завода, использовавшегося разве что как склад металлолома, да и то изредка.
   Скорость заметно возросла. БТР снова шел по шоссе, удаляясь от реки, но уже на другом берегу и в противоположном направлении - на юго-восток. Теперь уже всем стало ясно, что Сергей решил сделать большой крюк, чтобы обогнуть Город с запада и выбраться на его дальнюю южную окраину, не проезжая через городские кварталы и не огибая город с севера и востока. Пока бронемашина шла через безлюдные, совершенно не населенные места.
   Дальнейший путь было очень трудно определить. В ночной тьме, не подсвечивая дорогу даже подфарниками, сержант, нацепив на голову прибор ночного видения, вел БТР какими-то глухими проселками. Вроде бы общее направление держалось на юг, а там - кто разберет? Дорога не раз делала повороты, и ребята быстро потеряли ориентировку.
   Машина остановилась лишь тогда, когда лес вокруг начал уже отчетливо проступать в довольно светлых предрассветных сумерках, а ребята совершенно осоловели от долгой ночной тряски по дорогам и недосыпания.
   "К машине!" - раздалась громкая команда Сергея. Бойцы повыпрыгивали из люков на броню, и с брони прыгали на землю. Когда все четверо выстроились у машины в одну шеренгу, Мильченко начал говорить:
   "Сегодня мы приступаем к выполнению задания, к которому я вас готовил почти два месяца. Теперь я могу сообщить вам многое.
   Первое. Не признанное Федеральным правительством вооруженное формирование, именующее себя Центральной территориальной дивизией, от позиции более или менее соблюдаемого нейтралитета в отношениях с военно-административными единицами на территории области, перешло к агрессивным действиям. Командование Центральных объединяет вокруг себя мелкие бандгруппы, подкупает и перетягивает на свою сторону отдельные подразделения законных вооруженных сил, перехватывает дороги, захватывает поселения и предприятия. Назревает крупномасштабный военный конфликт.
   В последние дни обстановка резко обострилась. После серии нападений на склады вооружения и парки бронетехники на территориях, контролируемых Восточной дивизией и Южной бригадой, Центральные совершили ряд налетов на патрули нашей дивизии и попытались совершить нападение на Залесские нефтепромыслы, которое было с большим трудом отражено.
   Нашим товарищам угрожает возможность быть втянутыми в затяжные и интенсивные боевые действия. Наша задача - сорвать планы Центральных путем дезорганизации их тыла, и не допустить их перехода к серьезным агрессивным действиям против Северо-Западной территориальной дивизии".
   Сергей оглядел притихших, посерьезневших ребят и продолжил:
   "Мой первый приказ: военные билеты и командировочные предписания - уничтожить. Ни при каких обстоятельствах противник не должен обнаружить ни малейшей связи между нами и Зеленодольском".
   Мильченко вырезал ножом кусок дерна, сложил в получившейся ямке все документы боевой группы, разорвал и поджег их, а когда маленький костерок догорел, растер пепел и вновь пристроил на место дерн.
   "Следующий приказ - выгрузить из машины все снаряжение, и после этого замаскировать БТР".
   На выполнение этой задачи потребовалось значительно больше времени. Когда снаряжение грудой ящиков, коробок, мешков и мешочков, зачехленных стволов разного вида и назначения высилось рядом с БТР, сержант отобрал несколько ящиков и упаковок, кивнул на них троим парням и приказал:
   "Забираем все это и идем делать захоронку. А ты", - он повернулся к Насте - "хватай свою СВД и карауль тут".
   Лишь примерно через полтора часа все четверо вернулись обратно. Мильченко осторожно выглянул на прогалину, за которой виднелся из-за кустов уголок бронетранспортера. Никого. Он поднял руку, останавливая троицу, шедшую за ним, снял с плеча автомат, аккуратно щелкнул переводчиком, снимая его с предохранителя, и медленно-медленно двинулся к бронемашине, - не прямо, а огибая прогалину по широкой дуге. Никого. Ни звука, ни шороха.
   Когда Сергей уже подошел почти вплотную к БТР, за его спиной раздался звонкий девичий голосок:
   "Товарищ сержант!"
   Мильченко сначала заученным движением крутанулся вокруг своей оси, разворачивая ствол автомата в сторону источника звука, одновременно приседая, перенося тяжесть тела на отставленную ногу и уводя корпус в сторону, и лишь затем медленно выпрямился, опустил немного автомат и со вздохом сказал:
   "Не шути больше так, Коменская!"
   Настя спрыгнула с ветки дерева метрах в двух с половиной над землей, закинула свою самозарядную снайперскую винтовку за спину. Губы ее были обиженно поджаты.
   "Товарищ сержант! Дозор ведь надо было нести скрытно..."
   Мильченко слегка кивнул:
   "Это верно. Мой промах. Надо было самому тебя окликнуть. На будущее всем нам наука". - Помолчав немного, он произнес - "Ну что, бойцы, понесли следующую партию груза".
   Сделав две захоронки в радиусе около километра от бронетранспортера, и наскоро позавтракав, пятерка двинулась в путь ("на восток" - прикинула Настя), навьюченная, как верблюды, оставшимся снаряжением. Шли долго и тяжело, пока, наконец, далеко за полдень не остановились на обеденный привал. Но и после этого привала пришлось протопать еще почти с десяток километров, пока Мильченко не приказал устроить последний тайник.
   С собой взяли не так много (хотя в итоге получился приличный груз) - сухой паек на две недели, патроны, гранаты, взрывчатку, оружие, санитарные пакеты, легкие куртки и непромокаемые спальные мешки. На каждом были надеты тяжелые бронежилеты (титановые пластины и слой кевлара), а у пояса пристегнуты стальные каски.
   Настя повесила на плечо свою СВД, к которой Сергей дал немецкий оптический прицел и прибор ночного видения. Скептически посмотрев на десантный нож, висевший у нее на поясе, он пробормотал:
   "Ножом ты, вроде, научилась работать... Но все равно, тут мужская рука нужна. Лучше возьми-ка вот этот", - и он протянул Насте узкий обоюдоострый клинок, напоминающий стилет. В основе своей это был обычный офицерский кортик Златоустовского завода. Но Сергей сам заточил его, перековал ему гарду и вместо неудобной граненой пластмассовой рукояти сделал витую ручку из кожаного шнура. Когда Настя стала примеряться, как же прикрепить ножны этого кортика к ремню, Сергей пояснил:
   "Крепи не на пояс, а на внешнюю поверхность левого предплечья. Рукоятью в сторону кисти. Эластичным трубчатым бинтом. Под камуфляжную рубаху. Ножны не бери, а чтобы не поранить руку - вот, подложи обрезок офицерского ремня". - И, когда она последовала его совету, заметил:
   "А нож тоже у себя оставь. Пригодится. Стилетом же сучья резать не будешь... да и мало ли что".
   На спине Алексея Галактионова красовался тяжелый гранатомет РПГ-16 и укладка на четыре противотанковых гранаты, а на поясе - пистолет Стечкина. Костя Таланкин был вооружен АК-74С, и, кроме того, нес груз взрывчатки. Витя тащил на себе пулемет ПК и три коробки со снаряженными патронными лентами.
   У самого сержанта в руке оказался странный автомат, которого Настя, да и никто из ее товарищей, раньше не видели. Довольно длинный и относительно тонкий ствол (не толще, чем у "Калашникова") не вязался с толстенным коробчатым магазином и довольно массивными деталями казенной части. Заметив недоуменный взгляд Насти и любопытствующие взоры парней, Сергей пояснил:
   "Автоматическая винтовка "Шило" под усиленный подкалиберный игольчатый патрон. Хорошо дырявит бронежилеты с близкой дистанции. А с дальней, если потребуется, их Настя будет дырявить из своего ружьеца, которое мы тут только что схоронили".
   Кроме винтовки, Сергей имел мощную радиостанцию, какие-то приборы наблюдения и пистолет Вальтер Р-38.
   Перед тем, как тронуться в путь, Сергей достал из планшета и развернул на примятой траве карту.
   "Смотрите сюда. Ставлю первую боевую задачу. Вот здесь", - он ткнул в карту кончиком карандаша, - "находится крупная перевалочная база боеприпасов Центральных. Наша задача:
   Первое. Скрытно, - а не так, как до сих пор шли, - выйти к складу. Предупреждаю, у склада, помимо сильной охраны, еще и двойное кольцо выдвинутых постов. Затем надо разведать расположение и систему охраны объектов, составить план действий и обеспечить ликвидацию складов. Желательно сделать это во время выгрузки, чтобы напугать поставщиков".
   "А кто поставщики?" - спросил Костя.
   "Поляки", - коротко ответил Сергей.
  

* * *

  
   Для Сухоцкого настали тяжелые времена. Он целыми днями напряженно думал, как растянуть свои малые воинские силы для охраны множества объектов, оказавшихся под угрозой вылазок Центральных, как обезопасить поселения, находившиеся в зоне ответственности Северо-Западной дивизии, от проникновения засылаемых Центральными агентов, угрозами и посулами подбивавших людей перейти под руку Тимофея Боковлева. А тут появилась новая забота - беженцы из Литвы.
   Столкновения на литовской стороне между сторонниками нескольких политических клик, боровшихся за власть, сильно ослабили северного соседа, когда-то, в результате Последней войны, внезапно превратившегося в грозную силу. Теперь там стало едва ли не хуже, чем в области сразу после войны. Мелкие бандитские группы и более крупные отряды, претендовавшие на то, чтобы зваться законной властью, кто безудержно, кто с оглядкой, но обирали население. Рейнджеры, еще пару лет назад беспокоившие дерзкими налетами, были втянуты в эту междоусобицу. Даже погранохрана осталась у литовцев лишь кое-где, да и то - так, для видимости.
   Казалось бы, тому, что угроза литовских притязаний отошла в сторону, хотя бы на время, можно было только радоваться. Но вместо регулярной армии, которая, будучи пару раз крепко битой, запомнила урок, появилось множество мелких бандитских шаек, отличавшихся тем, что у них был притуплен даже инстинкт самосохранения. Они проникали в область вслед за беженцами и доставляли немало неприятностей.
   На полуострове пограничники Айтуллина крепко держали кордон, да там осталась и маленькая литовская застава. А вот в районе Народного дела обстояли куда хуже. И по уцелевшему мосту через Большую реку, и на лодках в Народный потянулись беженцы. И среди них, маскируясь под спасающихся от невзгод мирных литовцев, проникали бандиты, тут же приступавшие к исполнению своего ремесла - грабежам да разбоям.
   В один из приездов Виктора Калашникова в Зеленодольск Юрий пожаловался другу на новую напасть. Совет Виктора оказался неожиданно кстати:
   "Нет достаточных сил?" - переспросил он. - "А ты перейми у бандитов их тактику".
   "Как это?" - не сразу понял Сухоцкий.
   "А так. Создай пару-тройку маленьких групп, замаскируй их под литовских поселян. Пусть садятся бандитам на хвост, выслеживают их и уничтожают на литовской территории. Если найдутся добровольцы, можешь заслать в Литву вооруженных беженцев с той же целью. Они знают свои места, людей, могут помочь".
   Юрий чуть не хлопнул себя по лбу с досады. Как же это он сразу не сообразил! Ведь своими же руками не так давно собрал подобную же группу для Мильченко!
   Жену Сухоцкого, Надежду Бесланову, беспокоили другие заботы. В ее детском доме прибавилось сирот, пришедших с беженцами. И хотя прибавление было небольшое, но постоянное. Каждые две-три недели в списках детдома прибавлялась строчка, а то и больше. К счастью, помещений хватало, да и с продовольствием дело обстояло довольно сносно. А вот людей не хватало. Каждая пара и рабочих, и солдатских рук была на счету.
   Тем не менее, несмотря на эти заботы, жизнь продолжалась. И не такая уж плохая жизнь. На крестьянских и кооперативных полях созревал урожай, университет принял новых студентов, школы готовились к очередному учебному году, в Городе заработал секретный цех по переработке золотосодержащего лома, и были добыты первые 800 граммов этого металла. А в порту уже снаряжалось судно для броска в Швецию - только оттуда можно было получать электронные компоненты для компьютеров и приборов, и только в обмен на золото и серебро. Конечно, шведы приняли бы и лом цветных металлов - меди, олова, цинка - но их и самим крайне не хватало.
   Сухоцкий остро чувствовал свою ответственность за судьбу этого островка более или менее налаженной жизни - одного из немногих после Последней войны. Весь мир куда-то сдвинулся за прошедшие годы, и радио время от времени доносило тревожные вести с других уголков планеты. Почти всюду - кризисы, конфликты, распад государств, бандитизм, эпидемии, голод... То же самое, что творится у соседей, в Литве и Польше. То же самое, что творится за пределами зоны ответственности Северо- Западной дивизии и здесь, на этом клочке российской земли.
   Поэтому разговор Юрия Сухоцкого с Виктором Калашниковым касался не только беженцев и бандитов.
   "Ты думай, как хочешь", - убеждал Виктор своего друга, - "а я убежден, что другим путем этих проблем нам не решить. Да, сил мало, да, людей не хватает катастрофически, да, еще один военный конфликт нам совсем ни к чему. Но нет другого решения - или область будет объединена под единой властью, и все ее жители будут действовать заодно, и все наши ресурсы - и военные, и экономические, - будут объединены в один кулак, - или все, что достигнуто, истает в бесплодных междоусобицах".
   "Тебе хорошо планы строить!" - горячился от сознания собственного бессилия Юрий. - "Тут не знаешь, как от Боковлевских наскоков отбиться, а тебе область подавай! Что мне, объявить всеобщую мобилизацию, поднять все четыре тысячи боеспособного населения и двинуть в завоевательный поход? Ты представляешь, с чем мы после такого похода останемся?!" - он едва не схватил Виктора за грудки.
   "Остынь, подполковник!" - полушутя бросил Калашников. - "Никаких походов! Конечно, сначала надо с Центральными разобраться. А вот потом по всей территории области надо провести выборы, избрать законные органы власти и уж тогда эту власть осуществлять последовательно и настойчиво".
   "Кто же нам даст эти всеобщие выборы провести? Хотя бы в том же Ясногорске? Тамошняя братва, что ли?" - Сухоцкий дернул плечом. - "А если Восточная дивизия откажется?"
   "Начнем с получения санкции Федерального правительства. Или их представители тут только для декорации сидят? Пора бы их на что-нибудь путное приспособить", - ответил Виктор.
   "Говоришь ты красиво". - не уступал Юрий, - "но сначала надо, действительно, Боковлева укоротить. Тогда можно и опять на эту тему побеседовать. Только, боюсь, и тогда будет не ко времени, и не по силам". - Сухоцкий помолчал немного. Молчал и Виктор Калашников.
   "Ладно", - вновь заговорил Юрий - "мне сейчас надо кем-то охрану Залесских нефтепромыслов усилить. Эх, людей не хватает!" - Он ударил ладонью себя по колену. - "Вот, наскреб полтора десятка человек, два прибора ночного видения. Пришлось с аэродрома в Днепровке отделение взять. А что делать?"
   Калашников немного помедлил, потом подал совет:
   "Попробуй перехватить пути отхода налетчиков".
   Сухоцкий вспылил в ответ:
   "Думаешь, я сам не догадался? Говорят же тебе русским языком: нет у меня людей, чтобы и промыслы охранять, и засады на путях отхода ставить!" - Досадливо махнув рукой, он надолго замолчал...
  

* * *

  
   Восемнадцать километров, оставшихся пятерке до цели, преодолевали почти полные сутки. Сержант вел их странными зигзагами, ежечасно, а то и чаще, останавливался и шнырял вокруг, только после этого разрешая возобновить движение. Ночевали в лесу, не разводя костра и регулярно сменяя часовых. То ли удвоенная осторожность Мильченко, то ли везение сыграли в этом свою роль, но вся пятерка уже на следующий день видела с опушки леса в ярких золотистых лучах послеполуденного солнца ту же группу кирпичных сараев за колючей проволокой, которую рассматривал Сергей почти три месяца назад.
   Впереди, шагах в пятидесяти, время от времени парами проходили патрули.
   "Нам еще повезло", - еле слышно прошептал Мильченко, "что у них собаки только на территории складов. Если бы патрули разгуливали с собаками, нас бы уже засекли".
   Патруль обходил склады по внешнему периметру примерно раз в полчаса. Внутри, вдоль колючей проволоки, часовые располагались по одному через каждые сто метров. По одному часовому было выставлено и у дверей складов. Кроме того, три человека дежурили в КПП у ворот, и дежурная смена охраны располагалась в небольшом домике метрах в 30-40 от КПП.
   Когда на землю опустились ночные сумерки, Сергей сказал:
   "Ловить нам тут больше нечего. Как только мы попадем за проволоку, а то и раньше, собаки поднимут лай. Еще через две- три секунды нас обнаружат часовые. Поэтому действовать будем не столько скрытно, сколько дерзко. Приказываю:
   Как только начнется разгрузка машин с боеприпасами, выжидаем подходящий интервал между проходами патруля и где можно - перебежками, а где нельзя - ползком, но максимально быстро, выдвигаемся к проволоке. Захария и Таланкин режут проволоку штык-ножами. За минуту до этого я и Коменская снимаем ближайших часовых, а Галактионов берет под прицел домик охраны. В течение этой минуты, конечно, поднимется стрельба. Не обращая на нее внимания, проходим на территорию складов и занимаем позиции для боя. Утром укажу прямо на местности, где чья позиция.
   Задачи боя - Захария прижимает и отсекает своим пулеметом дежурную смену караула. Галактионов должен расстрелять из гранатомета склад с боеприпасами, открытый для погрузки, а после этого - подошедшую машину с боеприпасами. Коменская прикрывает меня и Таланкина. Да, Настя, не забудь утром снять ночной прицел с винтовки. Мы с Костей пробиваемся к ближайшим складам и минируем их. Как только мы отходим от складов, начинают отход все остальные. Мы с Таланкиным - в арьергарде, Коменская нас прикрывает издали, Галактионов и Захария обеспечивают прорыв через внешнее кольцо охраны. Но пулеметные патроны при отходе зря не жечь - у нас их негусто, а каждый раз путешествовать к тайникам мы не можем.
   Если потеряем друг друга при отходе - контрольное место встречи - здесь". - Он ткнул пальцем в точку на карте. - "Вот, где отмечен родник".
   Сержанта очень волновал исход предстоящего боя. Как сработают его ребята в своем первом настоящем деле? Не оплошают ли? Впрочем, в том, что хотя бы в чем-нибудь, да оплошают, он был уверен. Но вот как им удастся преодолеть самый сложный барьер - начать убивать людей, которые, в общем-то, им лично ничего плохого не сделали, и о которых им трудно думать как о ненавистных врагах, подлежащих беспощадному уничтожению? Не дрогнет ли рука? А ведь в бою это может означать смерть, и смерть, быть может, не одного человека...
   Сержант не зря отказался от надежды на внезапность. С самого начала эта внезапность была утеряна. Когда до проволоки осталось еще метров пятнадцать, их заметил часовой, видневшийся под дощатым грибком по правую руку. Он сначала наблюдал за подозрительным шевелением травы, а затем сорвал ремень автомата с плеча. Часовой не слишком торопился стрелять, пытаясь надежно поймать нарушителя в прорезь прицела. И все же Мильченко едва успел опередить его автоматную очередь. Одиночный хлопок - и игольчатая пуля пробила кевларовый бронежилет, камуфляж, и порвала аорту.
   "Вперед!" - уже не скрываясь, заорал Сергей. - "Перебежкой - к проволоке! Коменская, не упусти часовых!"
   Настя, опершись на локти, стала лихорадочно ловить в оптический прицел пост охраны с левой стороны. Но перед глазами почему-то поплыли неясные зеленоватые силуэты.
   "Черт! Забыла снять ночной прицел!" - Настя лихорадочными, суетливыми движениями стала отмыкать прибор ночного видения и кое-как затолкала его в специальный подсумок на поясе. Тем временем застучали короткие автоматные очереди, и над их головами с противным свистящим шорохом пролетели пули. Заработал пулемет Захарии, за ним ударил автомат Таланкина.
   Настя, наконец, снова вскинула снайперскую винтовку. Но ближайшие двое часовых уже были скошены огнем ее товарищей. Сергей и Костя прекратили стрельбу и уже резали проволоку. Захария длинными очередями лупил по домику охраны, не давая никому высунуться. Однако издали к месту перестрелки уже бежали часовые с других постов. Коменская поймала одного из них в оптику, плавно совместила светящиеся точки коллиматорного прицела и нажала на спуск. Винтовка дернулась; изображение в прицеле лихорадочно заметалось. Когда же она восстановила равновесие ствола, часовые по прежнему короткими рывками спешили к месту схватки. Их число не уменьшилось.
   "Слишком резко рвешь за спуск!" - крикнул, на мгновение обернувшись к ней, сержант. - "Задержи дыхание и тяни с усилием, но плавно!"
   Настя постаралась сосредоточиться и на этот раз сделать все так, как ее учили. Вот опять светящиеся точки совместились на силуэте человека с автоматом, прижавшегося к стене склада. Ее палец на спусковом крючке начал движение и тут пуля с тупым звяканьем задела по краю ее стальной каски. Девушка вздрогнула и пуля из ее винтовки снова прошла мимо.
   Лишь третьим выстрелом она сумела поразить цель.
   Тем временем Таланкин уже сменил рожок.
   Продвинувшись вперед, за проход в колючей проволоке, всего на десяток шагов, он отстреливался, вжавшись в землю и почти не поднимая головы. Мильченко опередил его всего на три-четыре шага. Он беспрерывно перекатывался с места на место после каждого одиночного выстрела. До ребят донесся его крик:
   "Меняйте позиции, вашу мать! Подстрелят!"
   Вместо того, чтобы последовать его совету, Настя вдруг неожиданно для самой себя поднялась на колено, хладнокровно прицелилась и уложила на землю еще одного охранника. Буквально через минуту еще один неосторожно поднявший голову стрелок получил от нее пулю в лоб. И тут ее саму с силой ударило в грудь, опрокидывая на землю.
   Витька, лежавший поблизости, не отрываясь от своего пулемета, окликнул ее:
   "Настя! Жива?"
   "Жива..." с натугой просипела Настя, прикусив губу от боли. Но, похоже, бронежилет выдержал, хотя снаружи явственно были видны два входных отверстия.
   Бой продолжался. Насте удалось снять еще одного автоматчика. Теперь по ним вел огонь всего один, да еще стреляло трое или четверо издали, откуда-то со стороны КПП. Алексей и Костя рывком продвинулись вперед, вслед за сержантом. Через минуту первый раз заговорил гранатомет Галактионова.
   С оглушительным грохотом и яркой вспышкой граната вылетела из ствола, и мелькнув огненным хвостом, впилась в один из грузовиков, стоявший у открытого склада. Еще раз грохотнуло, мелькнуло пламя и в воздух поднялась туча белой пыли.
   "Не в соль стреляй, мазила! В боеприпасы!" - заорал, надрывая горло, Сергей.
   Выпустив две гранаты почти что впустую, Алексей все же всадил третью в стену того самого склада с боеприпасами, куда их сгружали с польского грузовика. Внутри шумно ухнуло, у сарая подпрыгнула крыша и из под нее рванулись в разные стороны дымные струи, подсвеченные изнутри тусклым пламенем. Еще до этого сержант и Таланкин сумели прикрепить по заряду взрывчатки у вентиляционных окошек двух других кирпичных бараков.
   "Отбой!" - крикнул Мильченко. - "Отходим, как договорились!"
   Настя перебежками стала двигаться к опушке, после каждого броска оборачиваясь и посылая одну или две пули по преследователям. Костя, Алеша и сержант постепенно догоняли ее. За их спинами рвались патроны, гранаты и снаряды, разнося стены кирпичных складских сараев. Осколки то и дело взвизгивали в воздухе над их головами.
   Галактионов вскоре вырвался вперед и, как и было приказано перед боем, пошел вместе с Витькой, следя за тем, чтобы группа не нарвалась на посты внешнего оцепления. Когда Настя уже достигла опушки, а Таланкину и Сергею оставалось до нее метров двадцать, воздух угрожающе загудел у них над головами, а слева, со стороны дороги, ведущей к складам, раздался гулкий солидный стук крупнокалиберного пулемета. Это бил по налетчикам подошедший БТР Центральных, дежуривший на шоссе, на посту у самой границы.
   Ребята, вжавшись в землю, отчаянно работали локтями и коленями, пытаясь быстрее доползти до спасительных кустов. Но им наперерез уже бежал десяток автоматчиков.
   "Настя! Уходи немедленно!" - прокричал Сергей, и, видя, что она не двигается, снова закричал, - "Уходи, зараза! Выполняй приказ!"
   Настя вскинула винтовку, почти не целясь, трижды выстрелила в приближавшихся врагов, опустошив магазин своей СВД, вскочила и бросилась в частый лесной подрост.
   Автоматчики залегли на короткое время, беспорядочно стреляя ей вслед, но ее уже не было видно.
   Пробежав по лесу со всей возможной прытью минут десять, Настя притормозила и, немного отдышавшись от быстрого бега, попыталась сориентироваться - как же выйти к точке встречи? Она стала медленно осматривать лежащую вокруг местность, двигаясь зигзагами. И вдруг за ее спиной раздался резкий окрик:
   "Стоять! Не оборачиваться! Брось оружие! Руки вверх!"
   Настино сердце чуть не остановилось, ноги стали ватными, спина покрылась липким холодным потом. Она сделалась противной самой себе, ощутив, как по ноге сбегает теплая струйка. Рука, державшая СВД, разжалась, и винтовка упала на траву.
   "Дура! Слепая! Трусиха!" - обзывала Настя саму себя, слыша, как сзади чуть слышно зашуршали кусты и легкими шагами через небольшую прогалину в лесу к ней кто-то приближается. Когда ей в спину уперся ствол, она вздрогнула.
   "Теперь тихо, без резких движений и прочих глупостей расстегни ремень и брось его на землю!"
   Настя подчинилась. Непослушные пальцы долго возились с пряжкой, но вот ремень вместе с подсумками, флягой, котелком и десантным ножом упал в редкую траву. Неизвестный подцепил его ногой - девушка краем глаза заметила мелькнувший носок то ли сапога, то ли ботинка, - и отшвырнул его в сторону. И в тот же момент кусты у прогалины почти что прямо перед ней раздвинулись и она увидела сержанта.
   Тут же ее за шею обхватила крепкая мужская рука, к спине прижалось чье-то тело, а на плечо лег ствол автомата, почти касаясь ее щеки.
   "Стоять! Бросьте оружие!"
   Рядом с сержантом появился Костя. Вид у него был совершенно обалдевший. К счастью, незнакомец не открывал огонь, надеясь, видимо, взять всех троих живьем. Настины руки, до того поднятые вверх, опустились, но нападавший не обратил на это внимания, - его взгляд был сосредоточен на двоих противниках, не спешивших разоружаться.
   Вдруг сзади раздались еще шаги, они приблизились и уже другой голос крикнул:
   "Бросить оружие! Ну! Что было сказано? Через пять секунд открою огонь!"
   "Второй! Ребята же пропадут из-за меня!" - огнем обожгла девушку мысль. Надо было действовать. Но как?.. Кортик! Подарок сержанта!
   Настя медленным движением сунула пальцы правой руки в левый рукав камуфляжной рубахи (оторванная в горячке боя
   пуговица позволяла манжету широко распахнуться), неловкими пальцами нащупала вытяжную петлю, потянула, затем резко рванула кортик наружу, на ходу перехватывая рукоять всей ладонью, и ударила узким клинком позади себя, стараясь угодить в живот.
   Ей повезло. На нападавшем был короткий бронежилет, не закрывавший живот полностью, и ей посчастливилось направить клинок под нижний край бронежилета. Мужчина охнул, захват его резко ослабел, и Настя рванулась на свободу, одновременно выкручивая клинок из его тела и отскакивая в сторону.
   И тут же коротко грохотнула автоматическая винтовка сержанта. Второй противник, которого не заслоняла Настя, получил две пули в грудь, странно жалобно вскрикнул, пошатнулся и мешком осел на землю. Больше выстрелов не было. Настя обернулась. Схвативший ее мужчина в камуфляжной форме и бронежилете, но без каски, стоял, полусогнувшись и прижимая левую руку к низу живота. Между пальцами левой руки виднелось немного крови. Ствол автомата, сжатого его судорожно сведенными пальцами правой руки опустился, но тут же стал выравниваться. И тогда ударил одиночный выстрел у нее из-за спины. Мужчина вздрогнул, покачнулся и рухнул лицом вниз.
   Настя медленно отвела взгляд от убитого, потом посмотрела на стилет в своей руке. По лезвию была размазана чужая кровь. Девушка разжала пальцы, отдергивая руку в сторону, оружие скользнуло вниз и клинок немного под углом беззвучно вошел в мягкую лесную землю. Настя резко согнулась и судорожно прижала обе руки к животу.
   "Ты что, Настюха?" - воскликнул Костя. - "Что с тобой? Ты ранена?"
   Тело Насти дернули отчаянные спазмы, поднимавшиеся из глубины живота. Рот ее раскрылся, издал сиплый, клокочущий звук, и содержимое ее желудка рванулось наружу. Спазмы сотрясли ее еще, и еще, и еще раз...
   "Оставь", - устало бросил Мильченко, придерживая кинувшегося было к Насте Таланкина.
   "Так ей же плохо!" - воскликнул Костя.
   "Оставь", - еще раз повторил Сергей. - "Первый убитый недешево обходится".
   "Первый?" - несколько удивленно переспросил Костя. - "Но я же сам видел, она не меньше троих уложила..."
   "А ты пробовал человека вот так, ножом, собственной рукой?" - Таланкин промолчал в ответ. - "Вот то-то", - покачал головой Сергей.
   К их счастью, эти двое оказались единственным постом из внешнего оцепления, встреченным во время отхода. Через два часа вся пятерка собралась у родника.
   Первым делом Мильченко спросил:
   "Ранений нет? Попадания в бронежилеты были?"
   У Насти и у Алексея оказалось по несколько попаданий в бронежилеты. У Кости, кроме того, оказалась легко задета правая рука. Лишь Захария не имел ни царапины, только на каске у него появилось две внушительных вмятины.
   Сержант приказал снять бронежилеты и камуфляжную форму. Сквозных пробоин не было ни одной, но попавшие пули и осколки оставили после себя обширные кровоподтеки. Насте пришлось сделать перевязку Косте Таланкину, а остальным, включая и себя, сделать компрессы от ушибов. Пока, полураздетая, она занималась собой, ей не раз приходилось замечать пристальный глаз Витьки Захария, уставившийся на ее временами почти совсем обнажавшуюся грудь. Она не стала смущаться, прикрываться, или протестовать, а лишь пару раз ответила ему злым прищуром исподлобья.
   Впрочем, и другие ребята тоже не оставляли ее своим вниманием. Костя Таланкин смущенно отводил глаза в сторону, всякий раз, когда она замечала его неподвижный, остановившийся взгляд, направленный на нее. Галактионов же лишь изредка скашивал глаза в ее сторону, но и его взгляд был достаточно недвусмысленным. Как и раньше, это ее мало трогало.
   Не заметила она лишь мимолетного взгляда сержанта, умело спрятанного за полуприкрытыми веками. Не могла она и прочесть его мысли, хотя мысли остальных достаточно ясно читались Настей по их лицам. А в мыслях была немалая досада из-за того, что вся троица парней так откровенно пялится на Настю.
  

"Выписка из протокола N...

заседания Высшего экономического Совета

Северо-Западного округа

  
   СЛУШАЛИ: об утверждении директора восстановительных работ на Целлюлозо-бумажном комбинате N3.
   ПОСТАНОВИЛИ: назначить директором восстановительных работ на Целлюлозо-бумажном комбинате N3 Андриевского Николая Алексеевича.
  
   Исполнительный секретарь Высшего экономического Совета (подпись)"
  
  

"Выписка из протокола N...

заседания Объединенного Исполкома районных Советов

Северо-Западного округа

  
   СЛУШАЛИ: об утверждении главного редактора окружной газеты "Балтийский Вестник"
   ВЫСТУПИЛИ: 1. Член Объединенного Исполкома, представи- тель Зеленодольского районного Исполкома, Начальник штаба Северо-Западной сводной территориальной дивизии подполковник Ю.Сухоцкий с предложением назначить главным редактором "Балтийского Вестника" Наталию Львовну Шварцман. Выступающий охарактеризовал Н.Шварцман как способную журналистку, имеющую опыт выпуска газеты Зеленодольского филиала Университета и работы главным редактором газеты "Зеленодольская правда".
   2. Член Объединенного Исполкома, представитель Городского Исполкома, ректор Университета Слободзейский Анатолий Устинович выступил с поддержкой предыдущего предложения, заявив, что знает рекомендуемую не только как способного журналиста и опытного руководителя, но и как искреннего, честного человека.
   ПОСТАНОВИЛИ: утвердить главным редактором окружной газеты "Балтийский Вестник" Наталию Львовну Шварцман.
   ГОЛОСОВАЛИ: из 16 присутствовавших членов объединенного Исполкома подано голосов "за" - 14, "против" - нет, "воздержались" - 2.
  
   Секретарь Объединенного Исполкома (подпись)
  

Из Областного государственного архива

  
   "Все мы, - я не исключаю и себя, - показали очень плохую работу. Очень плохую", - повторилоМильченко глуховатым голосом, не скрывая досады. - "Дали себя обнаружить - раз. Медленно резали проволоку, и медленно выдвигались к складам - два. Пулеметных патронов сожжено чересчур много. Снайпер наш стрелял очень ненадежно. Гранатометчик - тоже: из трех противотанковых гранат только одна достигла цели. Взаимодействие - ни к черту. Потеряли друг друга, едва не оставили Настю в лапах охраны..." - сержант тяжело вздохнул. - "В общем, в следующий раз будем планировать операции гораздо тщательнее, будем обсасывать каждую деталь. Пока мы все живы лишь благодаря невероятному везению".
  
   Цветник - Канарейке
   Подтверждаю исполнение первого. Потерь нет, эффективность - 0,3. Сообщите заключение по текстам.
  
   Канарейка - Цветнику
   Тексты подтверждаю. Начинайте распространять немедленно.
  
   Канарейка - Старцу
   Начинаем работу по согласованным текстам. Приступай к операции "Еретик".
  
   Сухоцкий - Мильченко
   Нефтепромыслы под угрозой. Залесская ветка перехвачена.
  

Из архива

Главного управления тайных операций

Федеральной секретной службы

  
   Когда сержант свернул радиостанцию, вся пятерка представляла собой довольно жалкое зрелище. Перебинтованные там и сям, без бронежилетов и касок, неимоверно уставшие после отпустившего их, наконец, напряжения первого боя, они вповалку лежали на лесной подстилке, а рядом с ними как попало было брошено их оружие. Лишь Захария время от времени приподнимал голову и напряженно поглядывал по сторонам.
   "Ну-ну", - укоризненно покачал головой Сергей, - "нельзя так расслабляться, бойцы". - И, помедлив несколько секунд, негромко крикнул:
   "Подъем! В ружье! Бегом - марш!"
   Стряхивая с себя оцепенение, ребята торопливо похватали гимнастерки, каски, оружие, кривясь от боли, стали натягивать на плечи лямки рюкзаков.
   "А куда бежать-то?" - недовольно проскрипел Галактионов.
   "Отставить!" - махнул рукой Мильченко. - "Даю вам пять минут, чтобы привести в порядок обмундирование, подогнать оружие и снаряжение!"
   "Злой ты, сержант" - усталым голосом бросил Костя Таланкин. - "Ну зачем ты так?"
   "А мне добрым быть нельзя", - немного раздраженно отозвался Сергей. - "Я вас пожалею, так противник не пожалеет. Отсюда уходить надо. И срочно. То что вы устали, что у вас всякие царапины, что масса переживаний - за это вам противник поблажек не даст. Ясно?"
   Ответом ему было угрюмое молчание.
   "А коли ясно, то за мной, бегом - марш!"
   Уже на бегу Настя, приблизившись к сержанту, полушепотом произнесла:
   "И все же ты зря с ребятами так. Мог бы сначала все объяснить, а не орать сразу - в ружье!"
   "Разговорчики, боец Коменская!" - раздраженно отмахнулся Мильченко, ритмично дыша на бегу.
   "Ну сам посмотри, чудак!", - не унималась Настя. - "Один Витька кое-как еще тянет, а остальные вот-вот в сосны лбами начнут втыкаться".
   "Ша-гом!" - скомандовал Сергей и тут же отрезал - "Боец Коменская, за неуставное обращение к командиру - выговор и наряд вне очереди!"
   "Есть выговор и наряд вне очереди!"
   "Да чего ты к ней привязался?" - сурово вымолвил Виталий. - "Не над кем больше власть показать?"
   "Кто-то собрался мою власть оспаривать?" - нехорошим голосом тихо спросил Мильченко. Захария промолчал. - "Нет?" - Все продолжали молчать. - "Так вот запомни, Витек. Будете меня слушаться не за страх, а за совесть - тогда, может быть, кто-нибудь из нас и вылезет живым из этого переплета. Не будете - передохнем все безо всякой пользы для дела. Кто этого до сих пор еще не усвоил, может катиться на все четыре стороны. Бегом - марш!"
   И пятерка потрусила вслед за своим командиром.

Глава 5. Операция "Еретик".

  
   "Так, ребятки, слушайте новый боевой приказ", - произнес Мильченко, выключив рацию, сняв с головы наушники и наматывая на них соединительный провод. - "Придется пройти километров тридцать на восток вдоль польской границы. Идти надо скрытно - встречи с Центральными, да и с бойцами Южной бригады в наши планы не входят. Когда придем на место, поставлю задачу. Все ясно?"
   "Так точно!" - немедленно отозвался Виталий. "Пока ясно..." - протянул вслед за ним Таланкин.
   "А раз ясно, тогда аккуратненько ликвидируем следы нашего пребывания здесь, затем ноги в руки - и в путь!"
   Тридцать километров пятерка преодолела меньше, чем за двое суток. Шли лесами, старательно обходя стороной деревни и хутора, не приближаясь и к проселкам. Обходили на всякий случай даже явно брошенные дома и селения. Питались всухомятку. Лишь один раз, в глухой чаще развели жиденький костерок и похлебали горячий супчик из концентрата. На ночевку расположились в спальных мешках на подстилке из веток и травы. Погода стояла пасмурная, но без дождей. Было не очень жарко, хотя с вечера забираться в спальный мешок не хотелось - тепла хватало и так. К утру, однако, становилось довольно прохладно и рассвет все встроили уже тщательно упакованными.
   Во время переходов шли почти все время молча, лишь изредка перебрасываясь короткими фразами. Даже на привалах, утомленные переходом, болтали довольно скупо. Лишь вечером, перед сном, разговоры затянулись надолго.
   "Чего это мы все по лесам крутимся?" - бурчал Захария. - "Надо бы рвануть прямо на Славьгород, да и хлопнуть Боковлева. И все дела!"
   "Прыткий какой", - с ехидцей отзывался Таланкин. - "Прямо на Славьгород... Хлопнуть Боковлева..." - Костя хмыкнул, по лицу его блуждала полуулыбка. - "Мы вон сунулись на склад, и то едва ноги унесли. Боковлева-то, небось, почище охраняют - просто так не подступишься!" - Было заметно, что Костя недолюбливает Захарию, отчасти завидуя его силе, сноровке, самоуверенности, а отчасти будучи уязвлен едва уловимым, но все же пробивающимся наружу оттенком презрительной снисходительности, с которой Витек общался со своими менее сильными и нахальными товарищами.
   "Подобраться к Боковлеву можно", - задумчиво проговорил сержант. - "Но вы, ребята, не обижайтесь, я вам прямо скажу - идти сейчас на охоту за Боковлевым с такими орлами, как вы, я уж точно не стану. Малость пообтешетесь, пообстреляетесь - тогда, может быть, и вернемся к этому разговору".
   Бойцы замолчали. Мильченко понаблюдал некоторое время за едва тлеющими угольками костра.
   "Товарищ сержант", - вдруг тихонько окликнула его Настя, - "а вы все так и живете один?"
   Серегей внутренне напрягся. Не рассказывать же при всей группе историю своих запутанных отношений с Танькой Гаврилиной, подругой его командира?
   "Так и живу один", - скупо ответил он.
   Видя его нежелание идти на откровенность, Настя умолкла.
   На второй день, когда солнце уже начало постепенно клониться к закату, то и дело прорываясь сквозь поредевшие тучи и бросая свои золотистые лучи на зеленый лес, шедший впереди Алексей Галактионов остановился и поднял левую руку. Мильченко медленно приблизился к нему. Настя вытянула шею и посмотрела вперед, по ходу движения. А, кажется, ясно. Там, между деревьями и кустами едва заметной строчкой тянулась колючая проволока.
   Впереди оказалось проволочное заграждение в два кола, старое, с проржавевшей проволокой на полусгнивших кольях.
   "Запретная зона", - пояснил сержант. И добавил - "Была когда-то. Сюда нам и надо. Проволоку не резать, не дергать, найти более-менее свободный проход. Таланкин - вправо, Захария - влево!"
   Через несколько минут был найден участок с повалившимися колами и пятерка проследовала дальше. Не прошло и получаса, как группа уперлась в густые заросли кустов и, осторожно раздвигая ветви, с трудом продиралась вслед за Сергеем, теперь шедшим во главе пятерки. И вот уже он встал на месте и поднял руку. Это опять оказалась проволока.
   Однако на этот раз проволока была уже почти совершенно съедена ржавчиной - до такой степени, что распалась на отдельные, не связанные между собой кусочки, среди которых едва ли отыскался бы хоть один длиннее трех метров. И висела эта проволока не на колах, а на когда-то светло-серых, но побуревших от времени бетонных столбиках, испещренных многочисленными трещинами и сколами, местами разбитых, с торчащей ржавой арматурой, поваленных или совсем вывороченных из земли.
   "Теперь близко", - тихо выдохнул Сергей.
   Целью их путешествия оказался странный холмик. Из земли, покрытой прелой листвой, сквозь которую пробивались
   многочисленные побеги самой разнообразной зеленой растительности, торчали обломки массивных железобетонных плит. Здесь бетон имел скорее не бурый, а темно-серый оттенок.
   "Стой! Снять вещмешки! Оружие в руку!" - скомандовал Мильченко. "Я иду первым, Захария - замыкающим". - И с этими словами Сергей лег на землю у самых бетонных обломков, перевернулся на спину, ухватился за торчащую арматуру руками и стал подтягивать свое тело в дыру между обломками.
   Когда сержант совсем скрылся в этой дыре, за ним последовал Костя Таланкин. Из дыры послышался шум, затем голос Мильченко произнес:
   "Прыгай прямо вниз! Я подсвечу фонариком".
   Когда Настя передала пролезшему внутрь Галактионову вещмешки и снаряжение, а затем проделала тот же путь, она очутилась на бетонном полу, покрытом небольшими обломками разных размеров и мелкой бетонной крошкой. В желтоватом пятне света, образованным ручным фонариком, перед ней виднелся темный прямоугольник стальной двери, покрытой шершавым слоем ржавчины. Когда Виталий последним приземлился на пол рядом с ребятами, Сергей Мильченко шагнул вперед. В руке его мелькнул ключ, который с удивительно мягким звуком повернулся в замочной скважине. Сергей распахнул дверь:
   "Прошу!" - и он сделал галантный приглашающий жест с полупоклоном.
   За дверью оказались ступени вниз, затем еще одна такая же дверь. За ней - голые бетонные стены, такие же пол и потолок коридора, уходящего куда-то во тьму. Мильченко пошарил рукой по стене, повернул какой-то выключатель и под потолком зажглись три продолговатые лампы в металлической обрешетке. Дальний конец коридора по-прежнему был погружен во тьму.
   У одной из стен стали видны какие-то ящики, коробки и... Настя совсем не ожидала увидеть такие вещи здесь. На двух больших ящиках армейской зеленоватой раскраски у самой стены блистал полированной цветной пластмассой довольно мощный копировальный аппарат. Рядом с ним на подобном же нагромождении ящиков возвышался небольшой компьютер.
   "Алексей, Виталий, Костя!" - торопливо произнес Мильченко. - "Пошарьте вон там, в дальних ящиках. Там должно хватить, чтобы довести количество боеприпасов до носимого комплекта. Действуйте!"
   Он обернулся к Насте:
   "А ты, Коменская, пока я тут буду возиться, разыщи-ка мне коробки с бумагой".
   Сергей принялся подсоединять куда-то провода, затем подтащил ящик и уселся на него перед компьютером. Экран засветился. Пальцы сержанта забегали по клавиатуре.
   Тем временем Настя, согнувшись, пыталась разобраться в хаотическом нагромождении самых разных предметов, пока, наконец, не обнаружила среди этих упаковок, ящиков, коробок и мешков несколько коробок с бумагой.
   "Сколько бумаги нужно?" - спросила она, разгибаясь.
   "А сколько есть?" - отозвался Мильченко.
   Настя окинула свою находку взглядом:
   "Тут три коробки".
   "Полных?"
   "Нет".
   "А пачек тогда сколько?"
   "Десять... нет, одиннадцать пачек... по пятьсот листов".
   "Так", - протянул Сергей, - "это если по половинке, то получится. А одиннадцать тысяч. Это даже много. Ксерокс на первых тысячах сдохнет. Тащи пять пачек сюда, а там посмотрим".
   Мильченко поставил Настю у копировального аппарата и показал, как загружать бумагу:
   "Твое дело - следить, чтобы бумага не кончилась. Как первая кассета опустеет, машина перейдет на вторую. А ты тем временем в первую кассету заправишь бумагу. Поняла?"
   "Так точно!" - ответила Настя.
   И машина с гудением начала выплевывать лист за листом.
   Когда трое ребят разобрались с боеприпасами, они подошли к сержанту.
   "Товарищ сержант", - отрапортовал Захария, "боеприпасы к автомату, пулемету, гранатомету, винтовке СВД, а также ручные гранаты подобрали до нормы".
   "Отлично", - бросил Мильченко, не отрывая взгляда от копировального аппарата. - "А теперь доставайте ножички и разрезайте листовки пополам. Видите, тут на одном листе два текста?"
   Ксерокс начал капризничать уже после первой тысячи. Когда счет подошел к двум, машина окончательно выдохлась и встала. Никакие попытки Мильченко заставить ее нормально работать успеха не принесли.
   "Ладно", - махнул он рукой, - "до завтра отдохнет, глядишь, снова заработает. Лишь бы порошка хватило. Заночуем здесь. Первые два часа наверху караулит Галактионов, за ним - Таланкин, потом я и Захария".
   Мильченко прошел с фонариком вглубь коридора и быстро вернулся, держа в руке ручной пулемет Калашникова с примкнутым коробчатым магазином на сорок патронов.
   "Держи, Алексей. А то с пистолетом в случае чего не много навоюешь. Пристрелян он, боюсь, неважно, но пугануть из него можно как следует. Среди обломков дота позицию не занимай, возьми немного в сторону".
   Ребята постелили на голый бетонный пол листы картона от пустых коробок и расположились на них в своих спальных мешках. Было тепло и немного душно, поэтому в спальные мешки залезли, сняв верхнюю одежду. Кровоподтеки от ударов пуль, попавших в бронежилет, еще побаливали, и Настя долго не могла найти удобной позы. Но усталось взяла свое и вскоре она крепко уснула.
   Ночь прошла спокойно. Никого не интересовал затерянный в лесу совершенно разбитый и заплывший землей дот времен второй мировой войны. Наутро, как и надеялся
   Мильченко. копировальный аппарат снова заработал. Но его хватило только на тысячу с небольшим листов, после чего на панели управления замигал оранжевый индикатор "add toner".
   "Порошок кончился", - меланхолически констатировал Мильченко и отключил машину.
   Еще почти два часа ушло на то, чтобы аккуратно разрезать пополам уже отпечатанные листовки. Пока Настя вместе со всеми орудовала свои] остро отточенным десантным ножом, она успела едва ли не наизусть выучить короткий текст листовки:
  
   "Соотечественники! Православные!
   Безрассудные вожди и ложные пастыри увлекают вас на путь, где вас и ваши семьи не ждет ничего, кроме войны и разорения.
   Не верьте, когда в слепой гордыне вам говорят, что вокруг вас - одно греховодничество и нечестие. Другие греховны ровно настолько же, насколько и вы сами.
   Не верьте, что иные власти терзают люд свой всяческими утеснениями и поборами. Бывали мы в иных землях, и поборов там не боле, чем у нас. Спросите лучше, куда соль подевалась? А мы ответим - ее меняют у поляков на боевые припасы.
   Так что же, говорят нам, что к богу надобно вернуться, а сами патроны копят? О благодати говорят, а сами норовят под себя новые селенья подмять! Лоб же из-за них под пули опять мы подставляй? Нет, не желаем мы таких поводырей. Ответ наш один - долой!

Вольные люди"

  
   Когда работа над листовками была закончена, Сергей сказал:
   "Теперь начинается самое трудное. Надо проникнуть в Славьгород и Красногвардейск, в крупные селения, и распространить там листовки. Не плохо бы и в поезда кое-что подбросить. Для этого надо обзавестись какой-нибудь одежонкой, не так похожей на форму регулярных войск, как у нас. Да и документы надо раздобыть соответствующие, лучше - подлинные, выданные командованием Центральных".
   Он помолчал немного, оглядел ребят, ждущих продолжения, и уже более жестким голосом раздельно произнес:
   "Первое. Сегодня выходим в направлении на Славьгород. По пути организуем нападение на патрули Центральных - по меньшей мере на два. Наша задача - не убивать, поскольку толку в этом никакого нет, а обзавестись документами и одеждой, соответствующей тому, что они обычно носят.
   Второе. В лесу под Славьгородом устраиваем временную базу и оттуда группами по два-три человека совершаем вылазки с целью распространения листовок. Конкретные задачи буду
   ставить на месте".
   Этой осенью были впервые заключены контракты с литовскими крестьянами на поставку продовольствия в обмен на топливо. С поляками такие контракты заключались уже в течении двух последних лет. Литовцы обзавелись красивыми бумагами с печатями и подписями, на которых значилось:
  

Топливный сертификат N ...................

  
   Настоящим удостоверяется, что Паулюс Нормантас (Paulus Normantas) имеет право на получение 200 (двухсот) литров дизельного топлива с Зеленодольского районного склада ГСМ N2 на основании договора контрактации посевов N ___ .
  

Начальник

Управления снабжения аграрного комплекса

Северо-Западного округа (подпись)

  
   Что касается поляков, то с их крестьянскими ассоциациями и с сельскими общинами в преддверии уборочной страды были заключены еще и договора о ремонте и обслуживании сельскохозяйственной техники. Продовольствие было нужно позарез - взрослых рабочих рук не хватало.
   Тем важнее было не допустить бандитских вылазок против нефтепромыслов в Залесье и в тоже время не дать разгореться в области пламени большой войны...
   Нападения на патрули оказались проще, чем Насте представлялось. Пока патрульные проверяли документы у Сергея Мильченко, в открытую шедшего по шоссе, остальная группа скрытно окружала патруль, Сергей внезапно блокировал ближнего к нему патрульного, прикрываясь им от напарника, из- за кустов и деревьев выскакивали четверо вооруженных людей в касках...
   Патрульные сдавались, практически не пытаясь оказать сопротивления.
   Однако две первые удачи, видимо, создали у ребят ложное впечатление легкости. С следующим патрулем все получилось гораздо хуже.
   Для начала оказалось, что патруль состоял не из двух, а из трех человек. Больше того, подойдя вплотную, Мильченко заметил у одного из патрульных, похоже, старшего, портативную рацию. Он решил не рисковать и, выждав, когда группа приблизится, подал условный знак отмены операции, громко произнеся:
   "Вообще-то, надо сказать, я тороплюсь".
   И тут, к его ужасу, из ближайших кустов вылез Галактионов с пистолетом Стечкина в руках, а из противоположного кювета поднялся Таланкин с автоматом. Старший развернул ствол в сторону Кости, заполошно крикнув - "Огонь!"
   Сержант бросился на ближайшего патрульного, сбив его с ног, и сам нырнул вслед за ним в кювет, выхватывая из-за пояса "Вальтер" и стреляя в старшего. То ли он не попал, то ли пулю задержал бронежилет, но старший не упал, а пригнулся и тоже нырнул в кювет.
   Затрещал автомат оставшегося на ногах патрульного, захлопал "Стечкин" Алексея, грохотнул короткой очередью автомат Кости Таланкина. Зашевелился патрульный рядом с Мильченко, оправляясь от удара, отправившего его на землю. Раздумывать было некогда. Сергей всадил ему пулю в голову, а следующим выстрелом снова попытался достать старшего, уже громко бубнившего что-то в рацию. Опять неудача. Он, похоже, уловил движение руки с пистолетом и резво перекатился в сторону. Однако рука Мильченко последовала за ним и с четвертого или пятого выстрела старший, уже вскинувший автоматный ствол, уткнулся носом в землю.
   Раздался тугой хлопок СВД, сразу вслед за ним - длинная пулеметная очередь, и последний патрульный, вертевшийся волчком на шоссе, посылая короткие автоматные очереди в разные стороны, остановился и медленно завалился набок. Над шоссе и над лесом повисла тишина.
   Мильченко вскочил на ноги, тревожно озираясь.
   "Все целы?"
   Костя Таланкин стоял на обочине и потирал рукой грудь, глядя прямо перед собой. По лицу его текла кровь. На дорогу выскочили Настя и Витя. - "Ну, хоть эти целы!" - подумал Сергей и поглядел в другую сторону. Там, у самых кустов, лежал на спине Галактионов.
   "Жив?" - воскликнул Мильченко с надеждой.
   "Жив..." - просипел Алексей сквозь закушенные губы, медленно приподымаясь на локте правой руки, все еще сжимая "Стечкин". Левый рукав его камуфляжной рубахи обильно пропитывался кровью.
   Таланкин отделался легко - два новых кровоподтека на груди под бронежилетом и слегка задетая пулей щека. Алексею досталось больше. Его бронежилет принял целую очередь. Три пули настолько глубоко пробили пластины из титанового сплава, что прорвали слой кевлара и вонзились сантиметра на полтора в тело. А в левое плечо он получил одно сквозное пулевое ранение и одно - касательное.
   "Настя, быстро! Перевязку, антисептику, антибиотики!" - воскликнул Сергей.
   "Сама знаю!" - беззлобно огрызнулась Настя, уже вспарывая Алексею рукав своим десантным ножом.
   "Быстрее! Уходить надо! Этот успел по рации что-то передать!" - не унимался сержант.
   "А если он идти не сможет?" - недовольно отозвалась Настя, бинтуя Лешке руку.
   "Не сможет - на себе понесем", - уже спокойнее ответил Мильченко. - "Уходить все равно надо".
   Когда Настя закончила перевязку, сержант скомандовал:
   "Костя, бери гранатомет, Витек - вещмешок, а я возьму укладку с гранатами. Настя, помоги Лехе идти, если что, и давайте в лес. Неровен час - нагрянут по нашу душу".
   Шли долго и медленно. Приходилось часто останавливаться, давая раненному Алексею передышку. Он не жаловался, а только шумно сопел носом. Однако из сил он выбивался довольно быстро, его начинало пошатывать, ноги заплетались. К вечеру Алексею стало хуже. Поднялась температура, передвигался он уже с большим трудом.
   "Наше счастье, что нету у них таких сил - лес прочесывать", - качал головой Мильченко. - "Тогда не уйти бы нам. А теперь можно тут передохнуть. Караулить, впрочем, надо в оба глаза. Совсем ни к чему в нашем положении на патруль нарываться. Если выйдут на нас патрули Центральных - класть на месте без разговоров".
   Класть, однако, никого не пришлось. Через три дня напряженного ожидания Галактионову стало получше и пятерка потихоньку возобновила движение к Славьгороду. Не доходя города километров семь-восемь, стали на привал в красивом лиственном лесу.
   "Здесь и будет наш временный лагерь", - объявил Сергей. - "Выходить с листовками будем парами: один распространяет, второй прикрывает. Алексей пока будет охранять лагерь. Вылазки делаем днем. Ночью, - что в деревнях, что в Славьгороде, - сразу собаки лай поднимут".
   "А как же мы днем листовки раздавать будем? Или расклеивать? Ночью собаки, а днем-то нас любой засечет за этим делом!" - недоумевал Костя Таланкин.
   "Если бы мы были уверены, что население нас поддерживает, ночью бы было в самый раз. Собаки что! Ведь не на каждом же у них углу патрули?" - заметил Алексей, левая рука которого все еще покоилась на перевязи. ^
   "Да", - кивнул Мильченко, - "но только тут можно легко нарваться на какого-нибудь фанатика из ополченцев - они себя ратниками кличут. Так что придется выходить днем. А чтобы не нарваться, мы листовочки наши ни клеить, ни раздавать не будем".
   "А как же тогда?" - не унимался Таланкин.
   "Очень просто. Берем картонную трубку от малой дымовой шашки, скручиваем листовки трубочкой и засовываем туда. С одного конца прилаживаем вышибной заряд. Между листовками и зарядом надо засунуть пыж - кружок, вырезанный из картона. Укрепляем трубочку в удобном месте, ставим взрыватель с замедлением минут на десять-пятнадцать, и сматываемся. Вот и все. Единственная трудность - не нарваться на патруль до того, как работа сделана. Ясно?"
   "Так точно, ясно", - отозвался Таланкин. Остальные молча кивнули.
   "А раз ясно, сейчас я покажу, как эту штуку мастерить, потом раздам каждому по пять трубок - и за работу".
   ...Надежда Бесланова (носившая теперь фамилию Сухоцкая) стояла на крыльце Зеленодольского детского дома. Через ее руки прошли многие ребятишки, в лихую годину Последней войны и послевоенных неурядиц потерявшие своих родителей. Иные из них уже стали взрослыми и даже обзавелись собственными детьми. Но хотя война минула более десяти лет назад, она расшатала жизнь настолько сильно, что поднятые ею волны хаоса с каждым годом вздымались все выше и выше, угрожая захлестнуть с таким трудом отвоеванные людьми островки мирной жизни.
   Вот и сегодня поток беженцев из охваченной мятежами, бессмысленным противоборством претендентов на власть и обычным бандитизмом Литвы принес в Зеленодольск еще двоих сирот. Их привезли ополченцы из Народного - там, несмотря на численность населения, раза в четыре превышающую число жителей Зеленодольска, возможности детского дома были исчерпаны. В Народном хватало пустующих домов, но не хватало людей, согласных на эту работу. Почему же хватало их в Зеленодольске?
   Надежда знала ответ.
   Сегодня, придя в здание Зеленодольского районного Совета, она зашла в отдел народного образования, поздоровалась с дежурным и взяла трубку телефона.
   "Дежурный офицер младший лейтенант Тацинский слушает!"
   "Вы не могли бы пригласить к телефону Елизавету Ахметовну?"
   Надежда подождала немного, пока в трубке не послышался голос жены полковника Айтуллина.
   "Лиза? Это Надя Сухоцкая. У нас тут проблемы... В общем, надо созывать заседание женской секции Совета Коммуны. Оповести наших в Приморском и в Рыбаково, а я соберу Городских и здешних".
   Да, коммунары давно уже разъехались из Рыбаково кто куда, но коммуна продолжала существовать. И количество ее членов не уменьшилось. Хотя в самом Рыбаково их осталось всего лишь несколько десятков, но в Зеленодольске и окрестностях было не менее четырех сотен, да в Городе около семисот человек. Были коммунары и в деревнях, и даже в Народном была ячейка коммуны (по традиции именовавшейся Рыбаковской) в полсотни человек. Коммунары не скрывали своей организации, и большинство жителей Северо-Западного округа знало о ее существовании, хотя не все толком могли объяснить, что из себя представляет Рыбаковская коммуна.
   Через три дня в Зеленодольске собрались четырнадцать женщин.
   "Подруги! Сестры! Скажу вам честно - даже десять лет назад, когда я с пулеметом в руках дралась против банды Коменданта, засевшей в Городе, мне не было так тяжело". - Так начала свое выступление Надя Сухоцкая. - "Тогда мы верили, что вот еще одно, последнее усилие - и справедливость восторжествует, и наладится мирная жизнь. Теперь у меня нет такой уверенности. Нет, наши собственные дела наладились. Но не все зависит от нас. Вокруг все шатается. Спокойствия и порядка гораздо меньше, чем его было до войны".
   Она подавила охватившее ее волнение и стала говорить немного менее запальчиво, но все так же энергично.
   "Область все еще раздирается на куски всякими авантюристами. У южного и северного соседа господствует бандитский произвол. Ну ладно, Польша. По ней каток войны прошелся не меньше, чем по нам. Но Литва почти не пострадала - и вот, там полыхает пламя братоубийственных стычек, которым нет конца". - Надежда Сухоцкая остановилась, перевела дыхание, и, собравшись с мыслями, перешла к главному.
   "Вот вы, небось, думаете, я сейчас начну жаловаться - дескать, неурядицы вокруг, беженцев полно, сирот прибывает, не справляемся, помогите нашему детскому дому. Так? Верно, помощь нужна. Но не это главное, ради чего я вас всех собрала. Я ведь не только директор детского дома, я еще и постоянный член Совета Коммуны. И я хочу сказать следующее - пока принципы, на которых построена наша коммуна, не станут достоянием всех вокруг нас, толку не будет. А будет толк только тогда, когда и остальные смогут опереться на те же устои, которые придают стойкость нам".
   Елизавета Айтуллина бросила с места:
   "Я обеими руками была бы за! Но как ты этого можешь достичь?"
   "Я вижу только один путь - создавать ячейки коммуны за пределами округа. Это путь медленный и трудный, но единственно надежный..."
   После долго и бурного заседания Надя пришла домой поздно. На этот раз, вопреки обыкновению, Юрий уже ждал ее дома. Правда, сам он вернулся из штаба лишь незадолго до нее и сейчас замедленными движениями, как будто нехотя, расстегивал портупею.
   Поцеловав мужа, Надежда протянула ему листок бумаги:
   "Ознакомься".
   "Что это?"
   "Женская секция выносит вопрос на Совет Коммуны".
   Сухоцкий внимательно прочел резолюцию женской секции, промычал что-то, потом расцепил зубы и промолвил, обращаясь к жене по девичьей фамилии:
   "Ну, ты даешь, Бесланова!"
   Он помолчал немного, потом добавил:
   "Вы как будто сговорились... С неделю назад и Калашников меня донимал похожей утопией. Всеобщие выборы, объединение области, то да се..."
   "Выборы?" - Надежда вскинула брови. - "Пожалуй... Но не раньше, чем влияние нашей коммуны распространится по всей области, и всем станет ясна наша правда. Тогда и на выборы можно идти, и область объединить". Она замолчала и больше не возвращалась к этой теме.
   Утром из детского дома она позвонила в Город.
   "Университет? Деканат гуманитарного факультета, пожалуйста". Когда ее соединили, она попросила:
   "Пригласите Виктора Калашникова"...
   ...Тимофей Боковлев был обеспокоен. Вроде бы все было послушно его генеральской воле. Он - командир дивизии Центральных, и с этим все вынуждены считаться, даже Федеральное правительство. И до сих пор все шло, как намечалось. За этот год захвачены соляные копи, склады на южной границе, у соседей выбито немало боеприпасов и шесть единиц бронетехники, да на шесть деревень приросла сфера контроля Центральной дивизии. Но вот появились шероховатости.
   Вроде и невелики проблемы. Что к Северо-Западным будет подступиться тяжело, он и так знал. Первые налеты были не очень удачны? Ну и что же, зато прощупывается их оборона. Силы у них немалые, но не бесконечные же! Все же одну из их деревень удалось подмять под себя, хотя из другой пришлось уйти. И склад боеприпасов в Городе хотя и не захватили, а все же поковыряли серьезно.
   И все бы это было ничего, да появились откуда-то заботы на своей собственной территории. Склады на южной границе атаковал большой, вооруженный до зубов диверсионный отряд неизвестной принадлежности. Три складских барака взлетели на воздух. Четыре нападения на патрули за две недели. А теперь еще эти листовки! Вместе с ними объявились и запрещенные к распространению "Городская газета" и "Балтийский вестник", которые раньше привозили с запада. Тоже та еще зараза. . .
   Самое паршивое, что распространителей поймать не удалось. Они придумали какую-то дьявольскую штуку: она взрывалась, и нате - все вокруг засыпано листовками. Лишь один раз патрули углядели какого-то подозрительного типа,
   который что-то прилаживал у забора в Красногвардейске. Они конечно, закричали - "стой, руки вверх". Тип задал деру, патрульные - за ним. Стрельнули пару раз вдогонку, а им из проулка - автоматная очередь в упор. Так и ушли, гадюки...
   Отец Афанасий был обеспокоен не менее. Неприятные вести приносили приходские старосты. Народ распустился. Казалось было, что вот, утверждается вера, и все смотрят пастырю своему в рот, ловят каждое его слово. Нет, находятся дерзкие, говорят, можно и без священников веру блюсти. А один заявил, что бога в душе своей надо сперва искать, а потом уж в храме. Да и тех, кто к вере так и не обратился, немало еще, ох, немало.
   Но все то заботы обычные. Теперь же с иной заботой хлопоты прибавились. Пророчица некая объявилась. И поначалу вовсе не чувствовал отец Афанасий беспокойства. Ну ходит блажная бабенка по деревням, и проповедует. В проповедях тех ничего страшного не углядывалось - да примерно те же слова, что сам отец Афанасий провозглашал с амвона не раз. Милосердным, дескать, надо быть, от страстей плотских бежать, веру блюсти, братьям свои единоверным воспомоществовать всячески. И привечали ее в деревнях. Церквы-то, почитай, только в Славьгороде да в Красногвардейске. А бабенка, видать, божье слово душевно выговаривала.
   Да, но вот только с недавних пор странное стали доносить. Что бабенка эта, прозывавшаяся пророчицей Татианой, нехорошее стала проповедовать. Что пастыри наши больше не о спасении души заблудших заботятся, а о том, как паству стричь. Что начальники над народом о мире да милосердии говорят, а сами камень за пазухой носят, и ради корысти своей готовы народ свой в бедствия ввергнуть. И что вовсе уж скверно, нашлись у нее подражатели, иные из которых завели крамольные, еретические речи. Самозванцы, дескать, нами правят, а пастыри самозванные священства не достойны, да и с богом без посредства попа говорить можно, ибо бог в душе, а не в обрядах. И прочее в том же духе.
   Потеребил отец Афанасий свою роскошную курчавую, черную, как смоль, бороду, да и решил сходить на поклон к наибольшему человеку, к Тимофею Алексеевичу Боковлеву.
   Боковлев принял священника сразу. Выслушав его жалобы, он помолчал минуту, потом покачал головой:
   "Чует мое сердце, кто-то воду мутит с дальним прицелом. Нападения, листовки эти, да еще твоя пророчица. Бьюсь об заклад, этим всем один кукловод движет. А пророчица твоя, сдается, это пока единственная ниточка к тому кукловоду. Так что спасибо, отец, за рассказ. Надо будет эту блаженную Татиану тихонечко, без шума, взять, да и тряхнуть как следует. Глядишь, из нее что интересное и посыплется".
   "Хорошо бы!" - горячо поддержал его отец Афанасий. - "А то эта блажная народ смущает, против властей восстанавливает".
   "Только вот поймать ее как? Есть у нее постоянное пристанище?"
   Отец Афанасий развел руками:
   "Ничего о сем не слышал. Как люди мои говорят, сегодня она там, завтра здесь. В городах ни разу не объявлялась, все по деревням".
   "Так как же ловить?" - недовольно дернул щекой Боковлев. - "Пока в одну деревню людей пошлешь, глядь - а она уж в следующей".
   "А я тебе, сынок ("сынок" был старше "отца" едва ли не в полтора раза), списочек дам", - ласково пообещал Афанасий.
   "Какой еще списочек?" - буркнул предводитель Центральных.
   "А старосты приходские точно доносят, в каком селении та пророчица побывала, да какого числа. На карту поглядеть, и видно будет, в какие деревни она может направиться, а куда стопы не повернет, ибо уже побывала там днями. По одному и тому же месту ходить она не будет - незачем, да и подаяние скуднее".
   "Ясно", - бросил командующий дивизией, - "тащи свой списочек".
   "А он у меня как раз с собой. Не угодно ли взглянуть?"
   Засады были посланы в несколько деревень с наказом - брать живьем и по возможности без шума, не на глазах у деревенских...
   "...О любви к ближнему проповедуют, а сами оружье копят, и в одних супротив других злобу исподволь возбуждают" - пророчица печально покачала головой. - "А в чем перед Господом вина тех же чад Господних, что под другим начальством живут? И за то на них с мечом идти?" - она вопросительно поглядела на слушателей. - "Какая же в том справедливость, скажите по совести? Разве ж мало нынче сирот, чтобы еще новых плодить, да души христианские губить?"
   Бабы сочувственно заохали и закивали головами, мужики молча поджали губы.
   "Против соблазнов греховных нас наставляют, а кто в Славьгороде бывает, может поглядеть, какие хоромы себе обустроил батюшка наш Афанасий, да какую жизнь он там ведет" - продолжала Татьяна. - "Матушки у него нет, а посчитать, сколько баб у него в дому перебывало, да и не по одной зараз, - пальцев на руках не хватит. Срам один. В грехе живет, а еще пастырем зовется!"
   Помолчав, один из мужиков помоложе спросил:
   "А чего нового на свете слыхать?" - Седобородый старик осуждающе посмотрел на молодого и прыткого, но смолчал.
   "Хорошего-то мало слышно", - горестно ответила Татьяна. - "Вона, в Озерках, что к северу, схоронили троих молодых мужиков. Сказывают, послали их с большим отрядом в чужую землю, против Зеленодольских. Ну, и поубивали народу с обеих сторон. А толку в том что? Только похороны по деревням. Опять в семьях работников не досчитаются..." - она горестно всплеснула руками.
   Бабы собрали пророчице в дорогу нехитрую снедь. Завязав ее узелком, поклонившись миру, перекрестившись да пробормотав слова благословения (разобрать можно было только "да пребудете с миром..."), пророчица вздохнула и промолвила:
   "Хорошо тут у вас, можно сказать - истинная благодать, да пора мне уже в иные селения, к иным людям слово божие нести. Прощайте на том", - и она повернулась и споро двинулась по пыльному проселку под палящим августовским солнцем. Легкий ветерок изредка колебал подол ее длинного темного платья, да концы белого платка, повязанного на голове.
   "Идет!" - громко прошептал один из тройки патрульных, сидевших в засаде среди молодого елового подлеска у самой дороги. Он оторвал от глаз бинокль и добавил:
   "В точности она - как староста по рации описал".
   "Будем брать", - веско сказал крепко сколоченный мужик в камуфляже, сидевший на траве, держа автомат между колен. - "Ты", - он ткнул пальцем в наблюдателя, - "остановишь ее. Сразу укладывай носом в землю и тщательно обыскивай. Даром что баба, и что блажная. Приказ от самого генерала идет. Сказано было, баба эта не простая, с двойным дном. Лопухнешься, а ну как у нее за пазухой между сисек ствол припрятан?" - он строго погрозил пальцем улыбнувшемуся было молодому патрульному.
   "Ты заляжешь в кювете с автоматом наизготовку. Да не лежи у него за спиной, а зайди сбоку, чтобы он тебе эту бабу не заслонял. Будешь, значит, напарника страховать. Коли эта баба бежать вздумает, или за оружие схватится, бей по ногам. Не вздумай на поражение стрелять, яйца откручу - медленно- медленно! Приказ - только живьем. Понял?" - и он снова погрозил молодому, на этот раз кулаком. - "Я же прикрою вас из ельничка. Маловероятно, но вдруг ее тоже кто-то со стороны страхует?"
   "Правильно, старшой!" - одобрил его рослый и плечистый молодой человек в щеголеватой летней курточке из тонкой шелковой ткани и джинсах, сидевший на маленьком пеньке чуть поодаль, свободно свесив с колен руку с длинноствольным пистолетом "Доретта". - "А я с другой стороны за этим присмотрю".
   Татьяна миновала огороды и поля за околицей, приблизилась лесная опушка и вот уже дорога нырнула в лес. Увидев впереди на дороге человека в камуфляже с автоматом, она не удивилась - патруль. Потом в ее сознании шевельнулось сомнение: второй раз она уже на этой дороге и раньше поста здесь не было. Впрочем, мало ли по какой причине решили поставить? Но все же... Где второй патрульный? - Мысли ее закрутились все быстрее и быстрее.
   А-а, вон чуть поблескивает на солнце грязно-зеленая каска и виднеется вороненый ствол автомата на фоне пожухлой желтовато-зеленой травы на обочине. Залег в кювете. К чему бы это? Предосторожность в ответ на участившиеся нападения? Может быть... Но и самой надо быть настороже.
   Когда до патрульного осталось шагов пять, он направил на нее ствол автомата и резко скомандовал:
   "Стой! А ну, носом в землю!"
   Теперь стало ясно - это по ее душу. Она вовсе не желала смерти парням, которые, собственно, и не собирались ее убивать. Но попасть в плен, на допрос? Она живо вспомнила события десятилетней давности, "полковника" Галаньбу, прапорщика Панасенко и толпу братков... А вдруг она снова не выдержит и предаст своих друзей? Не-е-т, что угодно, только не плен! Стрелять, царапаться, грызть зубами - только не плен!
   Ее мысли понеслись вскачь в бешенном темпе.
   Если дернуться резко, то, конечно, один выстрел она выиграет. Но сразу же полоснет тот, из кювета. Татьяна опустила узелок со снедью, бросила посох и медленно, будто недоумевая, опустилась на землю, лицом вниз, пробормотав растерянно:
   "Ты что это, сынок?.."
   "Руки в стороны!" - прикрикнул патрульный, заходя сзади и приблизившись на два шага.
   Татьяна еще не успела лечь, стоя на коленях, полупригнувшись к земле. Патрульный не ожидал столь внезапного рывка. Перед его глазами мелькнуло темное пятно платья, раздался негромкий хлопок, мало похожий на выстрел.
   Что-то остро кольнуло его в грудь под бронежилетом и свет потух в его глазах.
   Второй патрульный дернул стволом автомата, ловя в прицел внезапно ушедший в сторону силуэт женщины, а когда увидел взметнувшуюся руку с пистолетом, нажал на спуск. Прогрохотала короткая неприцельная очередь, но стрелок не успел поправить прицел.
   "Гюрза" в руке Татьяны еще дважды плюнула едва заметным дымком и в каске второго патрульного образовалась аккуратная дырочка. Все? Таня с усилием сдержала порыв вскочить и бежать с этого места как можно дальше. Вдруг есть еще кто-то, кого она пока не разглядела?
   Она слегка приподнялась и тут же, как будто в ответ на ее мысли, из молодого ельничка у дороги ударила дробь автоматной очереди. Пули прошли, казалось, впритирку над ее головой. Она вжалась в дорожную пыль, разворачиваясь в сторону выстрелов. Над ельничком плыл сизый дым. Автомат коротко тявкнул еще раз, взбив фонтанчики совсем рядом с ее головой и грубый голос крикнул:
   "Брось пушку! А то следующей очередью разнесу башку!"
   Татьяна тут же трижды выстрелила на голос. Тишина. Ни ответных выстрелов, ни окриков. Татьяна рискнула и чуть приподнялась. Ничего. И тут молодой голос за ее спиной почти ласково произнес:
   "А пушку все-таки брось".
   И она почувствовала, как к ее затылку прижался ствол. "Черт! Прости, господи..." - машинально подумала Татьяна. - "Как же я шагов не услыхала, глухая тетеря!" - Делать нечего, она разжала пальцы и пистолет упал в дорожную пыль. Тут же тупой удар по затылку воспламенил в ее глазах яркие цветные пятна...
   Когда Татьяна вновь ощутила ноющую боль в голове, а сквозь с трудом разомкнутые веки в глаза хлынул болезненно- яркий свет, имевший како-то странный оттенок, и перед глазами возникло расплывающееся и колеблющееся изображение реального мира, тот же молодой голос поинтересовался:
   "Ну что, оклемалась, пророчица? Вставай, убогая, пойдем к машине, прокатимся. Тут недалеко".
   Татьяна не собиралась торопить события, стараясь, насколько это возможно, придти в себя и обрести способность соображать и действовать. Раздраженный ее медлительностью, молодой здоровяк ухватил ее сильными пальцами за плечи и рывком поставил на ноги. Она покачнулась - больше для виду, чем от сильного головокружения - но все же удержала
   равновесие. Так, руки скованы за спиной, на запястьях - стальные браслеты, но ноги свободны. Ноги - тоже оружие. Этот молодой нахал еще пожалеет, что не подумал об этом.
   Через несколько минут впереди, в сосновом редколесье, показался небольшой открытый "джип". Таня пошатнулась, запнулась о сосновый корень, и упала на землю, неловко поворачиваясь на спину, шагах в полутора от большой сосны.
   Молодчик, шедший сзади нее, несколько раздраженно облегчил душу матерком и наклонился, чтобы уже испытанным способом вновь поставить ее на ноги. Это была грубая ошибка, и теперь Татьяна смогла ею воспользоваться.
   Удар сомкнутыми ногами в живот бросил молодчика спиной о сосновый ствол. Он (молодчик, конечно, а не ствол) был достаточно крепок и уже немало бит, чтобы не потерять сознание от такого удара и даже довольно быстро восстановить равновесие. Однако этих мгновений хватило Татьяне, чтобы одним резким рывком, выгибая тело на мостик, вскочить на ноги, и ровно на те же мгновения задержалось движение его руки с пистолетом. Когда ствол "Доретты" снова глянул на Таню, а палец потянул за спусковой крючок, она уже нанесла по оружию резкий, сильный и точный удар ногой.
   Пистолет выстрелил, Татьяне ожгло болью левый бок, но она лишь хрипло простонала сквозь стиснутые зубы и вложила всю свою силу, всю свою боль, весь свой страх и всю свою ненависть в новый удар ногой. Он пришелся молодчику в пах.
   Тупая, но мощная и "всепоглощающая боль заставила рослого крепыша непроизвольно чуть пригнуться и следующий удар носком жесткого остроносого дамского полуботинка под ухо погасил его сознание. Он уже не почувствовал, как еще один такой же удар в височный шов погасил его сознание почти окончательно. Не желая рисковать, Татьяна опустилась на колени, отчаянно изгибаясь, кое-как подхватила упавшую на землю "Доретту" скованными сзади дрожащими руками, и, сумев дотянуться стволом до головы своего недавнего конвоира, нажала на спуск...
   "Упокоился раб божий", - еле слышно прошептала она, и лишь после этого подтянула к груди согнутые в коленях ноги, до боли выгнула назад спину и продела ноги сквозь скованные руки. Теперь руки в наручниках оказались впереди, а не за спиной. Нашарив в сумочке на поясе убитого ключ от наручников, она, все также дрожащими от навалившейся усталости руками, после долгих безуспешных попыток все же сумела разомкнуть браслеты. Ключи от машины тоже нашлись у молодого человека. "Ну что же, спасибо за "джип" и за "Доретту". Конечно, моя "Гюрза" с глушителем была получше, но не возвращаться же..."
   И сразу же у Тани мелькнула другая мысль - нет, именно возвращаться. "Гюрза" с глушителем на месте расправы с патрулем достаточно много скажет командованию Центральных о том, с противником какого рода они столкнулись. Нет, лучше заставлять их мучиться догадками, не зная, какая из них ближе к истине, как можно дольше. Татьяна оторвала подол своего платья, туго перетянула рану под левой грудью, изо всех сил стараясь не обращать внимания на все усиливающуюся боль, остро колющую в ребрах при каждом вдохе, и на кровь, быстро пропитывающую платье. Она лишь набросила сверху куртку, снятую с убитого. Затем Таня рванула с места "джип" и почти сразу крутанула руль влево, направляя машину к месту первой схватки.
   Таня не знала, что старший патруля успел сообщить по рации, что пророчица обнаружена и они приступают к задержанию, что к месту засады уже выехала конвойная группа. Они разминулись меньше, чем на минуту. Конвойные со своей машины еще успели поглядеть на едущий навстречу "джип", увидеть за рулем молодого паренька в персикового цвета шелковой курточке и зеленой стальной каске, у них еще успели в голове шевельнуться неясные подозрения, которые почти сразу же получили подкрепление, когда они заметили двоих убитых патрульных на дороге и в кювете. Но было уже поздно. Бешено мчавшийся джип было не догнать на стареньком изношенном грузовике. Поднятая "джипом" пыль медленно оседала на придорожные деревья и кусты.
  
   Старец - Канарейке (копия - Цветнику)
   Операция "Еретик" прервана попыткой захвата службой безопасности Центральных. Расконспирации не произошло. Жду дальнейших распоряжений.
  
   Цветник - Канарейке
   Операция "Еретик" прекращена. Потерь нет. Жду ваших указаний по Старцу
  
   Канарейка - Старцу
   Поступаете в распоряжение Цветника
  
   Канарейка - Цветнику
   Используйте Старца по своему усмотрению. Ваше направление - Север.
  
   Цветник - Старцу
   Встреча на пятом маяке плюс восемь. Ничего не предпринимать.
  
   Сухоцкий - Мильченко
   Кольцо вокруг нефтепромыслов сжимается. Не можем восстановить движение по Залесской ветке. Почему нет сообщений?
  

Из архива

Главного управления тайных операций

Федеральной секретной службы

Глава 6. Прелестная купальщица за работой

  
   Татьяна не долго гнала "джип" по лесному проселку. Она понимала, что встреча с ближайшим патрулем, снабженным рацией, может окончиться для нее плохо. Хотя за поясом у нее торчала "Гюрза", способная продырявить бронежилет, а на сиденье валялся автомат с двумя запасными рожками, и без боя она сдаваться не собиралась, ее ведь могли подстрелить и неожиданным огнем из засады. Однако и "джип" бросать не хотелось. В голове шумело, боль в боку, подстегиваемая каждой рытвиной, донимала все сильнее, по лицу струился пот... И в таком состоянии тащиться пешком до ближайшего тайника, где найдется, чем обработать рану?
   Она попыталась сообразить, как можно подобраться возможно ближе к тайнику, не выезжая на крупные магистрали, где торчали посты Центральных. Вроде можно, но надо дважды пересечь шоссе. Рискнуть? Она решила рискнуть. Татьяна не знала о том, что отдан приказ выставить посты на всех дорогах, где она может появиться. На ее счастье, она продолжала гнать на предельной скорости, сцепив зубы и постанывая от боли, и благодаря этому подъехала к перекрестку раньше, чем та машина, которая подвозила патрульных. Кольцо оцепления сомкнулось уже за ее спиной...
   "...Тихо!" - строго приказал Сергей, выводя пятерку к опушке леса. - "Здесь уже близко, могут услышать. И не высовываться! Отсюда - только по-пластунски".
   Когда Сергей глянул в бинокль на поселок рядом с соляными копями, то особых изменений он не заметил. Та же колючая проволока, те же дерево-земляные пулеметные гнезда, тот же КПП у ворот на въезде. Только вот еще добавился пост на шоссе примерно в километре от КПП.
   "А если и здесь - наружное кольцо? И посты - не только на шоссе, но и в лесу?" - подумал он. Да, с этой возможностью надо считаться.
   "Наша задача", - тихо произнес он, обращаясь к остальной группе, - "установить время выхода конвоя и его состав. Штурмовать укрепленный поселок мы не будем. Наша цель - конвой. И брать его будем при выезде на шоссе. Там - кратчайший путь к территории Восточных. Туда и будем отходить после операции".
   Расстелив карту, Мильченко водил по ней карандашом:
   "У самого поселка нападать глупо. Конвой тут же получит подкрепления. У выезда на шоссе - пост, но не простой, а сдвоенный - шесть человек. К тому же там у них хорошо
   оборудованное пулеметное гнездо, окопчик, а в лесу еще и БТР стоит. Без шума с ними не разобраться, а шум перед нападением на конвой нам ни к чему. Поэтому местом операции выбираю бывший хутор Калинковичи - вот здесь. Перед хутором дорога уходит в лощинку между двумя холмами, почти безлесными, на одном из которых стоит хутор. Ну, там уже хутора нет - так, обглоданный домишко и сарай рядом".
   Сергей аккуратно сложил карту в планшет и оглядел ребят:
   "Вопросы есть?"
   "На месте разберемся", - деловито промолвил Виталий Захария.
   "Правильно. Сейчас выйдем на место и там все организуем".
   На месте Сергей сразу облюбовал холм напротив хутора. Хорошее место - полно кустов, к холму примыкает лес. А за хутором - поле, уйти некуда. Да и слишком очевидно - позицию в доме занимать.
   "Так, хлопцы", - сказал Сергей, взобравшись на вершину холма, - "теперь дело ясное. Бить супостата будем отсюда". Поглядев на часы, он добавил - "До подхода конвоя остается еще часа полтора. Успеем". - И он принялся отдавать распоряжения.
   "Для начала возьмите каждый рацию с головными телефонами", - и он достал из своего вещмешка маленькие наушнички и первым нацепил их Таланкину, сидевшему на траве рядом с ним. Ближе к середине августа снова стало жарко, и Костя Таланкин выглядел довольно смешно в большом бронежилете, надетом прямо на майку. Теперь к этому виду добавились еще наушники. От левого наушника к уголку рта отходила тоненькая дужка микрофона. Мильченко вспомнилось его довоенное детство, парни и девчонки, ходившие с похожими наушниками плееров, только без микрофонов.
   "Командовать буду через эти штуки, открытым текстом. Вряд ли нас кто будет подслушивать, а даже если и так - это не имеет значения. По сигналу "отбой" все уходим за гребень холма - и дальше в лес. Я отхожу последним. На случай непредвиденных обстоятельств точка сбора - триангуляционная вышка! Вон она над лесом торчит", - и он показал рукой на восток, где тянулась волнистая поверхность лесного моря.
   "Мы с Таланкиным сейчас пойдем заряды ставить для головной бронемашины. Аккурат там, где дорога снова в лес втягивается, мы им поперек шоссе деревце положим. Твоя задача, Алексей, самая сложная. Как рука-то, не подведет?" - он испытующе поглядел на Галактионова.
   "Не должна", - мотнул головой тот, и в доказательство несколько раз сжал и разжал левую кисть.
   "Смотри! Задача у тебя и вправду сложная. Когда будет остановлена головная машина, ты должен всадить гранату в замыкающий БТР - и сразу меняй позицию. По обратному скату холма быстренько перейдешь к голове колонны и выведешь из строя головной БТР. А то он со своим пулеметом житья нам не даст. Понял?"
   "Так точно", - отозвался Алексей. - "Разрешите позиции присмотреть?"
   "Шагай. Да смотри, чтобы с первой позиции надежный отход был за гребень холма. Не дай бог, вылезешь на открытое место на переднем скате. Могут и подстрелить", - предупредил его сержант и обратился к Вите:
   "Твоя задача, Захария, не менее сложная. Как только рванет перед головным БТР, сразу, длинными очередями, выводи из строя замыкающий грузовик, бей по двигателю, и сразу - по кузову, пока они оттуда не повыпрыгивали. Затем берись за следующий. По тебе, конечно, тут же начнут садить изо всех стволов, включая крупный калибр. Поэтому выбери себе несколько позиций и меняй их почаще. Выбирай места так, чтобы с позиции на позицию можно было перебираться скрытно".
   "Ясно. Разрешите выполнять?"
   "Выполняй".
   Затем Сергей повернулся к девушке:
   "Теперь о твоей роли в этом деле. Когда ребята займутся головным БТР и замыкающими машинами, ты возьми на прицел тех, кто сидит в кабинах остальных грузовиков. Когда их выбьешь - работай по обстоятельствам. Особое внимание - тем, кто пытается командовать, или сильно мешает огнем. Себе тоже подбери запасную позицию, а лучше парочку - не надо давать им пристреляться".
   "Поняла", - кивнула Настя.
   В 12.20 на дороге послышалось урчание моторов. Через минуту-другую стала видна пыль, поднятая колонной. Еще через несколько минут колонна втянулась в лощину между холмами.
   Грохот взрыва был не слишком сильным. Перед головным бронетранспортером накренилась и рухнула зеленой кроной на дорогу большая сосна. Почти сразу после этого где-то в хвосте колонны раздался гораздо более громкий и гулкий выстрел гранатомета. Бой начался.
   Настя услышала в наушниках голос Мильченко:
   "Алексей, торопись! Эта сволочь так и лупит без остановки из башенного!"
   Действительно, головной БТР бил длинными очередями с короткими интервалами по гребню холма. В интервалах же, когда грохот крупнокалиберного пулемета на несколько секунд стихал, бывали слышны менее громкие очереди пулемета Захарии. Витек, то и дело меняя позиции, методически расстреливал сгрудившиеся в лощине грузовики.
   Настя тоже не теряла времени даром. Аккуратно ловя в оптику своего СВД очередную цель, она плавно нажимала на спуск. После выстрела она перекатывалась в сторону и переползала к другому кусту. Вокруг все грохотало, пули с противным звуком проносились рядом, то и дело задевая ветки кустов.
   Гулко грохнул второй выстрел из гранатомета, затем третий. Стук башенного пулемета оборвался. Но пальбы все равно хватало. Краем глаза Настя заметила Сергея, который бил короткими очередями из ручного пулемета, захваченного им с собой с последней базы. Его автоматическая винтовка была приторочена у него за спиной.
   Магазин СВД опустел как-то внезапно. Настя забыла про подсчет патронов, и вместо очередного выстрела затвор сухо щелкнул. Быстрым движением руки размазав по лицу пот, заливавший глаза, она сменила магазин и снова вскинула винтовку.
   Охрана соляного конвоя, понеся заметные потери, тем не менее, вовсе не считала бой проигранным. Из-за подбитых грузовиков и дымившихся бронемашин били их автоматы и пулеметы, стараясь прижать нападавших к земле, а часть бойцов короткими перебежками уже выбралась на склон холма. Они упорно ползли по нему вверх, прячась между кустами, стремясь сблизиться с противником, и, по крайней мере, заставить его уйти с гребня, лишив выгодных позиций и возможности обстреливать конвой.
   "Настя!" - раздался в наушниках голос сержанта. - "Твоя цель - пулеметчики! Алексей! Выходи из боя!"
   Настя почти сразу сообразила, почему Галактионову дан такой приказ - гранаты он ведь расстрелял, а из пистолета Стечкина на такой дистанции много не навоюешь. Она привычным движением нашаривала оптикой вражеского пулеметчика. Вот он...
   Через несколько минут в наушниках зазвучал громкий голос:
   "Отбой! Отходим в такой последовательности - Настя, Костя, затем я, затем Витек. Виталий, отходишь - плюс пять минут. Я прикрою. Пока прижимай пулеметом тех, кто лезет на холм".
   Настя нырнула "рыбкой" из-за куста, служившего ей укрытием, к другому кусту, перекатилась по земле, затем переползла через гребень холма и перебежками двинулась к лесу. Оказавшись среди деревьев, она негромко позвала:
   "Алексей! Леха!"
   "Тут я", - почти сразу откликнулся Галактионов шагов с десяти. Через минуту-другую, тяжело дыша, на опушку влетел Таланкин.
   "Настя! Ты где?" - встревожено крикнул он, шаря глазами по сторонам.
   "Да не кричи ты так!" - недовольно отозвалась Настя. Костя глянул на нее глазами побитой собаки. Девушке на несколько мгновений даже стало жаль его.
   Шли минуты, но ни сержанта, ни Витька все не было.
   Никто из них не знал, что в составе конвоя находилось отделение службы безопасности Центральной дивизии, присланное из Славьгорода. И когда колонна была остановлена и обстреляна, а охрана завязала бой, все шесть бойцов этого отделения ползком и перебежками отдалились от колонны и стали по широкой дуге обходить холм, где засели нападавшие.
   Когда Мильченко уже собирался вслед за Костей перевалить за гребень холма, он уловил с правой стороны у подножия едва заметное движение в траве. Насторожившись, он прижался к земле. Так и есть - в траве кто-то двигался. И не только у подножия - чей-то силуэт мелькнул недалеко от кустов, за которыми бил короткими очередями пулемет Виталия.
   Все три магазина ручного пулемета, с которым Сергей вступил в этот бой, были уже пусты. Он стащил со спины свою автоматическую винтовку "Шило" и стремительным броском перебрался поближе к Виталию. Его бросок встретила короткая автоматная очередь шагов с тридцати, но, кажется, ни одна пуля его не зацепила. Он же заметил бледные вспышки выстрелов, вскочил на колено и, поймав взглядом вороненый ствол автомата противника, вскинул винтовку и трижды нажал на спуск, сразу же перекатившись в сторону.
   "Витек! Противник сзади - справа!" - закричал он.
   В ответ ему уже грохотали сразу три или четыре автоматных ствола. Били скорее на звук, нежели прицельно, и также на звук ответил им длинной очередью пулемет Захарии.
   "Витек, за гребень! Не давай им приблизиться к лесу!" - снова закричал сержант, посылая пулю за пулей на звук выстрелов и на шевеление в кустах. Здесь кусты росли так густо, что трудно было обнаружить своего противника визуально.
   Витек, слава богу, был еще цел. Заученным прыжком и последовавшим кувырком через голову, не выпуская из рук пулемета, он преодолел дистанцию, отделявшую его от гребня холма, и тут же короткой перебежкой ушел за обратный скат. Почти сразу его пулемет вновь загрохотал длинной очередью.
   Настя вместе с Алексеем и Костей выскочила к самым крайним соснам, пытаясь разглядеть, что же творится на холме. Но вот показался Захария со своим пулеметом. Он залег и стал методически бить вдоль склона, съедая остатки пулеметной ленты. Вслед за ним через гребень холма перевалил и сержант. И он тоже, встав на колено, открыл огонь вдоль склона в правую сторону. Лишь тогда ребята заметили неясное движение среди кустов и в траве на склоне. Настя первой вскинула свою винтовку. Оптика позволяла лучше присмотреться к неясному движению в кустах. Ага, вот, кажется, один... Точно, виден край каски и чернеет сквозь зелень вороненый ствол автомата. Так, подведем перекрестье пониже каски, повыше автомата - и, задержав дыхание, плавно тянем за спусковой крючок...
   С трех выстрелов Настя уложила по меньшей мере одного из числа новых игроков, так неожиданно появившихся на сцене. Но в этот момент через гребень холма перескочили трое или четверо бойцов из охраны конвоя, убедившихся, что никто больше не поливает их сверху свинцом. Таланкин опомнился и полоснул по гребню автоматной очередью.
   "Захария, дуй к лесу! Тут больше искать нечего!" - крикнул Сергей. Ему приходилось вертеться во все стороны, посылая в наседавшего противника пулю за пулей. Короткими зигзагами между кустов он начал смещаться вслед за Витькой к лесу, не переставая время от времени огрызаться выстрелами.
   "Бегом!" - зазвучало у всех в наушниках. - "Захария впереди, я замыкающий. Вперед!"
   Как ни велико было желание командира спецотделения выполнить приказ самого Тимофея Боковлева - в случае нападения на соляной конвой вцепиться в диверсионно-террористическую группу и не отпускать ее, вязать боем до подхода подмоги, - он не спешил соваться в лес. Троих своих людей он уже потерял. Если бы не тяжелый бронежилет, то и самого бы уже вытаскивали из боя. Охраны конвоя осталась едва ли половина, и в лес их явно не заманишь. Пока были под огнем, отбивались довольно храбро, и даже лезли вперед. Но в лес, самим себя под пули подставлять?..
   Конечно, сообщение по рации они дали. Диверсанты явно уходили к зоне контроля Восточных, держа путь на восток, почти прямо на Беляховск. Но до этой зоны - еще километров семь, а там посты. Пусть их там и перехватывают...
   Мильченко, однако, не повел группу на восток. Едва он убедился, что противник, углубившись в лес шагов на двадцать, и маленько постреляв им вслед для успокоения совести, от преследования все же воздержался, как им был отдан приказ повернуть.
   "Короткая остановка!" - крикнул он. - "Настя, перевяжи мне правую руку. Зацепило сильно... И Витьку перевяжи. У него весь рукав в крови".
   Настя наспех замотала раны бинтами. У Захарии ранение было сквозное, у сержанта пуля засела неглубоко под кожей. Но возиться с ней было некогда.
   "Поворачиваем на на юго-запад и бегом -- марш!" - скомандовал Сергей.
   Там, конечно, тоже были посты и патрули, но все же ждали их в этом направлении гораздо меньше. Пока Центральные, спешно перебрасывая подкрепления, пытались замкнуть довольно жиденькое кольцо вокруг предполагаемого местонахождения группы, пятерка уже миновала главное шоссе, не столкнувшись с патрулями, и продолжала углубляться в леса, уходя все дальше к польской границе и одновременно смещаясь к западу.
   Ни "дивизия", насчитывавшая едва ли больше тысячи бойцов, ни сельские ратники, которых было еще меньше, не смогли бы эффективно прочесать эти леса. Так что Настя имела возможность обработать раны получше и удалить пулю сержанту, просто взрезав ланцетом кожу.
   Пятерка благополучно вышла к своим захоронкам и пополнила боеприпасы и снаряжение. Консервы и сухой паек уже порядком поднадоели, но на этой территории соваться в деревни было опасно. Как следует нагрузившись и боеприпасами, и оружием, и продуктами, и еще всякой всячиной, практически без передышки они двинулись на север.
   На это раз перед ними стояла более сложная задача. Надо было пересечь Реку, протекавшую по области с востока на запад и делившую ее территорию почти ровно пополам. Единственный на многие километры вокруг шоссейный мост через Реку у Беляховска был им как раз по пути, но находился в зоне контроля Центральных и тщательно охранялся.
   "Чтобы форсировать реку, нам нужен грузовик. Вообще любой автомобиль или даже тележка на пневматических шинах", - заявил Мильченко на привале, когда до Реки оставалось не более пяти километров.
   "Я понимаю, что на БТР можно переплыть реку. Но на грузовике?" - Захария скептически пожал плечами.
   "Не на грузовике, а на надутых автомобильных камерах!" - пояснил сержант. - "Для этого надо подстеречь автомобиль, подбить его из засады, не продырявив колеса, отвести его поглубже в лес и быстренько размонтировать шины. Все ясно?"
   "Вот теперь ясно", - ответил Виктор.
   "На всякий случай засаду устроим поближе к Реке, но достаточно далеко от моста, чтобы не всполошить тамошнюю охрану стрельбой. Да и переправляться в виду моста нам не следует - легко заметить".
   Одиночный автомобиль ждали полдня. За это время мимо них однажды проехала крестьянская повозка на пневматических шинах, но на нее Мильченко решил не нападать. Наконец, показался грузовик, который развозил смену караульных на посты вдоль шоссе. В его кузове сидело шесть человек с оружием.
   Испытанным приемом поперек дороги взрывом уложили большую сосну, и грузовик поневоле затормозил. Винтовки сержанта и Насти ударили по кабине, автомат Кости и пулемет Виктора - по кузову. Буквально за две минуты все было кончено.
   Выбросив трупы из кабины и из кузова, пятерка устроилась в грузовике. Мотор завелся, и машина свернула на ближайший лесной проселок. Но вот с колесами пришлось повозиться. Набор инструментов в грузовике оказался далеко не комплектным. Домкрата не было. Тем не менее и эта задача была решена - грузовик спустили в небольшой овражек и он опрокинулся набок. Это позволило размонтировать два колеса (одно из них сдвоенное). К счастью, в кабине нашелся насос, что позволило выпустить из автомобильных камер воздух и нести их по лесу в сложенном виде.
   "Бензин из грузовика слить, автоматы привести в негодность, патроны забрать", - скомандовал Мильченко напоследок, и пятерка двинулась к Реке.
   Около девяти вечера солнце уже склонялось к закату, но сержант медлил. Камеры были вновь надуты, на них сверху постелены ветки и переправляемый груз, места для переправы выбраны. Сергей выжидал того момента, когда будет еще достаточно светло, чтобы легко ориентироваться при переправе, но в тоже время и достаточно темно, чтобы их сложнее было обнаружить. Патрули были лишь на дорогах и на мосту, а случайных прохожих в такое время суток ожидать не приходилось. Впрочем, мог объявиться какой-нибудь местный житель на лодке, решивший порыбачить на вечерней зорьке. Но от всех случайностей застраховаться невозможно.
   Когда на северо-западе малиновая закатная полоса уже совсем потускнела, а лес перестал отбрасывать длинные черные тени и целиком погрузился в послезакатные сумерки, сержант произнес одно слово - "пошли!"
   Настя подошла к своей автомобильной камере, лежавшей у самой кромки берега шагах в пятнадцати от остальных и, прячась за прибрежными зарослями ивняка, быстро разделась, свернула одежду в узел, положила ее на свой груз, сверху пристроила снайперскую винтовку. С большим облегчением она положила туда же тяжеленное противотанковое ружье, с которым она уже порядком намаялась за время пешего перехода. Поеживаясь от вечерней прохлады, она зашла в еще довольно теплую воду, осторожно стащила за собой покрышку и, оттолкнувшись ногами от дна, поплыла.
   Сержант переправлялся в паре с Лехой, Витек - с Костей.
   Настя медленно продвигалась вперед. Течение потихоньку сносило ее камеру влево, значительно сильнее, чем остальные, которые плыли, подгоняемые усилиями сразу двух пловцов.
   Витя негромко, но властно шепнул Таланкину:
   "Берем левее".
   "Зачем?" - не понял тот.
   "Там вылезать будет лучше" - объяснил Захария.
   Их камера ткнулась в берег почти одновременно с Настиной, метрах в пяти справа от нее. Костя, вылезши на берег, повернул голову налево и сразу увидел, как белеет сквозь ветви ивняка обнаженное тело Насти, вытаскивающей свою камеру на берег. Он безотчетно сделал шаг в ту сторону, затем еще один и еще, стараясь, однако, не вылезать из-за прикрытия ветвей.
   В конце концов его отделяли от девушки едва ли два шага. Настя, почувствовав чей-то пристальный взгляд, обернулась, и увидела Таланкина, почти уже не скрытого прибрежными кустами. Он смотрел на нее неподвижным взглядом, тяжело дыша полуоткрытым ртом. Настю это раздосадовало и развеселило одновременно. Она выпрямилась и также уставилась на него в упор, нисколько не прикрывая своей наготы.
   "Ну что, боец, первый раз бабу голую увидел?" - насмешливо спросила она его.
   Костя внезапно покраснел, и в тот же момент его крепко ухватила за плечо рука Виктора.
   "А ну, пошел отсюда! Нашел себе, понимаешь, развлечение", - и с этими словами Захария сильно шлепнул его ладонью по голой спине. Костя промолчал, лишь судорожно облизнув губы, повернулся и скрылся в ивняке.
   Теперь уже Виктор, улыбаясь, разглядывал в упор обнаженную Настю, небольшими медленными шагами приближаясь к ней. Та в ответ с вызовом глядела ему прямо в глаза, не отступая. "Красивая ты девчонка", - тихонько проговорил Витек, затем остановился, прислушался, коротко хмыкнул и повернул обратно, к своим вещам. Сзади ясно слышались чьи-то шаги. Настя на всякий случай подхватила СВД.
   "Всем быстро одеться, собрать груз, камеры продырявить, выпустить воздух и забросить подальше в реку. Точка сбора - пятнадцать метров выше по реке", - отрывисто скомандовал Мильченко, уже одетый в футболку и камуфляжные штаны, но еще босиком. Сержант, посмотрев на голую спину удаляющегося Виктора, едва заметно дёрнул щекой-, быстро скользнул взглядом по застывшей в неподвижности Насте, бросил - "выполняйте, Коменская" - повернулся и исчез в ивняке.
  

"Распоряжение

полномочного Представителя

Федерального правительства России

N ___ 202...г.

  
   ...3. В связи с проявлениями вооруженного бандитизма в Северо-Западном округе временно прекратить рейсы гражданской авиации между аэропортом Смеляково и аэропортом Шереметьево.
   4. Объединенному Исполкому районных Советов Северо- Западного округа организовать регулярное (не реже одного раза в месяц) морское сообщение между Городом и С.-Петербургом.
   5. Командованию (полковник З.Айтуллин) обеспечить охрану кораблей, совершающих рейсы по маршруту Город - С.-Петербург...

(копия)

  
   Приказ N_
   командующего Северо-Западной сводной территориальной дивизией
  
   В соответствии с распоряжением полномочного Представителя Федерального правительства России N от ____ 202... г.
   приказываю:
   1. Командиру Городского сводного батальона народного ополчения выделить для охраны корабля, совершающего рейсы по маршруту Город - С.-Петербург, следующие силы и средства:
   стрелков со штатным вооружением и боеприпасами - 12
   гранатометчиков со штатным вооружением и боеприпасами - 2 расчета
   операторов переносного зенитного ракетного комплекса со штатным вооружением и боеприпасами - 2 расчета
   стрелков башенного пулемета БТР-60 - 4
   боеприпасы к башенному пулемету БТР-60 - 2 боекомплекта
   2. Командиру бронетанкового батальона Земландской сводной территориальной бригады выделить со склада две исправные башни от БТР-60 с установленными в них крупнокалиберными пулеметами.
   3. Начальнику ремонтно-эвакуационной службы дивизии обеспечить по согласованию с начальником судоремонтного цеха установку двух башен от БТР-60 на корабле, выделенном для совершения рейсов по маршруту Город - С.-Петербург.

Командующий

Северо-Западной сводной

территориальной дивизией

полковник

З.Айтуллин

  
   Представитель Федерального правительства в области настаивал на организации рейса корабля на Большую Землю не только потому, что это давало дополнительные возможности для товарообмена с Большой Землей. В условиях прекращения авиационного сообщения с Земландом морской путь, в случае чего, мог служить и для эвакуации представительства...
  
   От реки шли на северо-запад чуть больше суток, а на весь путь ушло на этот раз почти четыре дня.
   Когда шедший впереди сержант остановился и произнес - "ну, вот мы и прибыли", - Настя, утомленная переходом, автоматически сбросила с себя здоровенный рюкзак, скинула с плеч покоившееся там на свернутой куртке тяжеленное противотанковое ружье, порядком измотавшее ее за эти дни. Однако, приученная к дисциплине, она не опустилась тут же в изнеможении на землю, как это сделал остановившийся прямо перед ней Алексей.
   Она окинула взглядом небольшую лесную полянку, на которую они вышли, и замерла в изумлении. На пенечке, подстелив что-то под себя - то ли курточку, то ли пиджачок, сидела блондинка с вьющимися волосами до плеч, одетая в светло-голубую полупрозрачную блузку с короткими рукавами и коротенькую гофрированную синюю юбочку, и с олимпийским спокойствием полировала себе ногти крохотной пилочкой.
   Мильченко подошел к ней, разводя руки в стороны. Блондинка коротко бросила, - "Привет, Серега!", - и добавила, не отрывая взгляда от своих пальцев - "Не вздумай лапать. У меня бок еще не зажил".
   "А что случилось?" - встревожился Мильченко.
   "Так", - кокетливо пожала плечиком блондинка, - "не сошлись во мнениях с одним молодым человеком. Он меня хотел к Тимофею Алексеевичу пригласить, но не очень-то вежливо".
   "Да говори толком, Танька!" - досадливо воскликнул Сергей. - "Рана серьезная?"
   "Да ну", - она тряхнула своими тщательно вымытыми волосами - "касательное ранение грудной клетки. Пуля прошла навылет. Слегка ребра зацепило", - тем же весело-небрежным тоном продолжила блондинка. - "Одним словом, парень оказался лопух, хотя и надоедливый".
   "И что ты с ним сделала?" - несколько успокоившись, поинтересовался сержант.
   "Дала по яйцам", - без тени смущения пояснила блондинка, - "а потом из его же "Доретты" продырявила ему башку. Вот", - и в руке у блондинки оказался странный длинноствольный пистолет. Настя могла побиться об заклад, что молодая женщина ниоткуда его не вытаскивала. Он как бы сам собой вдруг прыгнул ей в руку.
   "Ладно, кончай баловать!" - Сергей снова посерьезнел. - "Твои перехваты Канарейка расшифровала. Работы нам будет - выше головы".
   "А что там было-то?", - полюбопытствовала блондинка, которую сержант назвал Таней.
   "В основном мусор", - махнул рукой Мильченко, - "но есть сообщения и как будто прямо для нас. Во-первых, в направлении Залесска Центральные подтягивают бронетехнику. Надо бы с ней разобраться. Во-вторых, через шесть дней куда-то сюда, предположительно - в отряд, который действует на Залесском направлении, прибудет высокое начальство. Надо готовить встречу".
   "Маршрут известен?" - быстро спросила Таня, с надеждой глядя на Мильченко.
   "Нет", - вздохнул тот, - "да и не поедет Боковлев по магистральному шоссе после всего нашего шума. Окольными путями отправится. Придется выследить здешний отряд Центральных и ждать там".
   "Это же самоубийство!" - потеряв свое наигранное спокойствие и веселость, выкрикнула Таня. - "Ты знаешь, сколько сил у них в отряде?"
   "Нет. Наши данными не располагают. Но не меньше полусотни".
   "Полусотни..." - криво усмехнулась Татьяна. - "Только за последние два дня по шоссе на Залесск проследовали около шестидесяти бойцов, пять бронетранспортеров, одна БМП и два танка. Да еще на грузовиках что-то везли, помимо боеприпасов. Не то минометы, не то безоткатные орудия, не то еще что".
   Мильченко снова вздохнул. Центральные сосредоточили здесь едва ли не главные свои бронесилы. Да, напасть на колонну с охраной человек двадцать-двадцать пять, у которых два БТР были самым грозным о]3ужием, они смогли. Но и то ведь - растрепали, но не уничтожили, сами едва ноги унесли. А тут? Тут не один к пяти будет, а хорошо, если один к двадцати. Да еще брони сколько... Положат удачно один снаряд - и, считай, группы нет. Но он не стал делиться своими невеселыми мыслями, а спросил:
   "Куда шли, не установила?"
   "Одно могу сказать - Кирсановку они миновали и прошли по шоссе дальше" на север , - ответила Таня.
   "Ладно", - вдруг встрепенулся Сергей, - "о делах потом. Сначала мы тут лагерь разобьем, устроимся, а потом и делами займемся. Да, разреши тебе представить..." - и он познакомил ее с каждым бойцом своей группы.
   Настя осторожно пожала маленькую ручку с тоненькими пальцами, ответившую ей неожиданной железной хваткой, глянула в спокойные глаза Тани и широко улыбнулась, изо всех сил стараясь не уступить этому прямо-таки нечеловечески мощному пожатию. Таня улыбнулась в ответ и разжала свои тиски.
   "А ты ничего", - весело промолвила она, - "держишься..."
   Лишь на третий день лихорадочных поисков Сергей Мильченко натолкнулся на расположение отряда Центральных. Это было нечто среднее между полевым лагерем и хорошо оборудованным батальонным опорным пунктом. Центральные использовали старые каменные дома брошенного селения, окопав их до самых окон, заложив оконные проемы мешками с песком и превратив дома в мощные огневые точки. Вокруг было
   отрыто множество окопов, ходов сообщения, оборудованы позиции для минометов, окопы для бронетехники, блиндажи, пулеметные гнезда...
   Но людей там оказалось немного - гораздо меньше, чем ожидалось. Причина этого стала ясна на следующий день. Мильченко еще с вечера организовал непрерывное наблюдение за отрядом. Наблюдательные посты заняли все подходы к этому опорному пункту. Ночью слышались звуки отдаленной перестрелки. А под утро к опорному пункту подошли две довольно большие пешие колонны. В каждой из них можно было заметить немало наспех перевязанных ранейных со свежими пятнами крови, расплывающимися на бинтах. Нескольких человек несли на импровизированных носилках из жердей, покрытых камуфляжными куртками. Да, вместе с ними отряд как раз насчитывал около сотни человек.
   Под вечер, во временном лагере группы, который оказался расположен примерно в трех-четырех километрах от отряда Центральных, прямо на бережке маленького лесного озерка, которых было немало в этих местах, Мильченко сообщил о своем решении:
   "Другого шанса у нас может и не быть. Поэтому непременно следует атаковать кортеж Боковлева сразу при подъезде к расположению отряда. Это должен быть молниеносный и эффективный огневой налет. По исполнении акции - сразу отходим, иначе нам не вырваться. Слишком уж их тут много".
   "Да, но мы не знаем, откуда именно он подъедет!" - немедленно возразила Таня Гаврилина. - "Если же на каждом проселке ставить наблюдателей, то некому будет осуществлять сам налет".
   "Придется рисковать и ставить засаду при самом въезде в опорный пункт Центральных", - заявил Сергей.
   "Но там же по меньшей мере три въезда! На каждый по два человека - этого явно мало", - не унималась Татьяна.
   "Ну, северный можно исключить..." - неуверенно протянул Сергей.
   "Это с какой же стати? Может, он именно его и выберет, чтобы нас запутать?" - агрессивно возражала Гаврилина.
   "Я бы предложил поступить иначе", - вдруг вмешался в разговор Захария. - "Я бы дождался, когда он приедет, когда соберет командиров, и тогда - накрыл бы всех сразу!"
   "Заманчивая идея", - довольно ехидно заметила Гаврилина, - "был бы у нас взвод самоходок, не было бы ничего проще".
   Неожиданно для самой себя Настя в том же тоне заметила:
   "Ага, они бы своим грохотом распугали бы всех за полкилометра, и не в кого было бы стрелять".
   "Куда ни кинь, все клин", - меланхолически резюмировал Таланкин.
   "Постойте, не суетитесь", - снова заговорил Мильченко, - "пожалуй, Захария прав, - это единственный способ. Дождаться, когда он соберет совещание, - ведь какое-нибудь совещание он должен же собрать! - и ударить".
   "Чем ударить-то?" - вскинулась Гаврилина.
   "У нас одна возможность - использовать снайпера". - Сержант выразительно посмотрел на Настю.
   "Нас близко не подпустят к отряду!" - продолжала настаивать Гаврилина.
   "Если удастся подойти на полкилометра - можно стрелять", - промолвил Мильченко. - "А сегодня я подобрался ближе".
   "Наверняка, если прибудет Боковлев, они выставят вокруг своего расположения дополнительные посты, и выдвинут их достаточно далеко. Безопасностью у него не круглые дураки занимаются". - Гаврилина не желала сдаваться.
   "А мы все-таки попробуем", - жестко ответил Мильченко, и стал ставить задачу, давая понять, что дебаты закончены. - "С завтрашнего утра занимаем позиции по периметру опорного пункта Центральных. Настя, как только приедет Боковлев, и попадет в поле зрения твоего прицела - стреляй. Если соберет совещание - тем лучше. Не соберет - снимай одного. Работать будешь не с СВД, а с противотанковым ружьем - у него дальность прямого выстрела больше. Сейчас же проверь оптику. Даю тебе два выстрела, после чего мы начинаем работать изо всех стволов. Работаем максимум три минуты, после чего отходим в лагерь. Здесь будет место сбора. Запасная точка встречи - здесь". - Мильченко показал на карту. - "Это заброшенное лесничество в шестнадцати километрах от главной железной дороги".
   Сергей свернул карту, пробормотал, - "ну, с этим пока все", - встал и скомандовал:
   "Галактионов - в караул, остальным даю полчаса, чтобы искупаться, сменить одежду и приготовить все к завтрашнему делу".
   Гаврилина отправилась купаться вместе с Настей, разделась, но в воду далеко не заходила - ее тело под грудью было перебинтовано, и с левого бока на повязке виднелись засохшие бурые пятна крови. Слегка ополоснувшись, она вылезла на берег, вытерлась и оделась.
   "Я поброжу тут немного, а ты пока купайся", - бросила Таня и медленно пошла вдоль берега.
   Неподалеку слышался шум и плеск, который производили купающиеся ребята. Настя, отплыв подальше и первернувшись на спину, увидела, как они ныряют с берега в воду шагах в двадцати от нее. Она развернулась, поплыла обратно к тому месту, где оставила вещи, и, нащупав ногой дно, стала выбираться на берег. Вдруг почти прямо за ее спиной громко плеснула вода.
   Настя обернулась как раз в тот момент, когда Витька, вынырнув рядом с ней из воды, бросился мимо нее к берегу, с шумом расплескивая воду. Выскочив на бережок, он подбежал к ее одежде и остановился, повернувшись навстречу Насте и глядя на нее в упор чуть насмешливым взглядом. Та решила игнорировать эту наглую выходку и направилась прямиком к своей одежде.
   "Отойди!" - коротко бросила она Витьке, нахально стоявшему у нее на пути.
   "Да куда ты торопишься?" - удивился он. - "Кроме того, так тебе гораздо больше идет", - он сделал рукой неопределенный жест и вдруг неожиданным движением схватил ее за оба запястья. Она рванулась, но безуспешно - хватка его была очень сильной.
   "Тише, тише, не рвись!" - громко зашептал Витек. - "Не бойся, не обижу. Вот увидишь". - Он пытался справиться с ее сопротивлением и притянуть поближе к себе.
   Настя не желала кричать и звать на помощь. Молча она продолжала попытки вывернуться из мощного захвата Виктора. Однако они ни к чему не привели. Тогда Настя ослабила сопротивление, неожиданно улыбнулась, нарочито обмякла, позволила Витьку прижать ее к своему телу и резким ударом всадила колено ему в пах.
   Захария издал короткий сдавленный стон, непроизвольно согнулся, но не расцепил своей хватки. Однако теперь Насте удалось резким рывком выкрутиться из слегка ослабевшего захвата. Его охватила слепая ярость, он разогнулся и бросился на девушку, тут же получив короткий встречный удар в нос. Это не успокоило его, но слегка отрезвило. Витек остановился, встал в боевую стойку и неожиданно ловко нырнул прямо на кучку настиной одежды. Прекатившись в сторону, он снова вскочил на ноги, но теперь в его руке блеснул настин десантный нож.
   Неизвестно, чем кончилось бы дело, но тут Настя сделала круглые глаза, уставившись на какую-то точку у него за спиной, и коротко выпалила - "сзади!".
   "Врешь, меня на дешевку не купишь", - усмехнулся Захария и медленно двинулся на Настю, оттесняя ее к кустам. Внезапная резкая боль пронзила его правую руку от локтя до запястья, рука онемела и едва удержала нож. Он стремительно развернулся в сторону нового противника. Перед ним, нехорошо улыбаясь, стояла Таня Гаврилина. Не успела еще его рука приобрести прежнюю чувствительность, как она ударом ноги вышибла нож из онемевших пальцев.
   "Ну, петушок, иди сюда!" - ласково позвала она. Краем глаза Захария уловил, что Настя идет с ним на сближение. Вздохнув с досадой, он снова развернулся, в два прыжка достиг берега и столкнулся лицом к лицу с сержантом, стоящим в воде по пояс.
   "Решил развлечься?" - голос Сергея был спокоен.
   "Не твое дело!" - грубо выкрикнул Витька и, подняв тучу брызг, нырнул вбок, вдоль берега, обходя сержанта.
   "С вами все в порядке?" - спросил Мильченко, обращаясь к Тане и лишь мимолетно скользнув взглядом по обнаженной Насте.
   "В порядке, в порядке! Плыви, соколик, не засматривайся!" - ответила ему Таня и махнула рукой. Сергей, не говоря больше ни слова, оттолкнулся и поплыл к середине озерка.
   "Каков нахал!" - покачала головой Таня. - "Тут дамы не одетые, а он прется себе, как ни в чем не бывало! Никакого воспитания".
   "Ты о ком это?" - заинтересовалась Настя, откладывая в сторону полотенце и натягивая на себя футболку.
   "Как о ком?" - удивилась в ответ Таня. - "О нахале этом, о Сережке".
   "А-а. Я думала, ты про Витьку".
   "Про него что говорить! Тут все ясно. Музейный экспонат - реликтовый образец пещерного человека. Их таких дурь только тяжелыми предметами выбить можно", - заключила Гаврилина.
   Настя немного странно посмотрела на нее, но не стала ничего говорить, хотя ее так и подмывало ляпнуть несколько слов поперек. Она вовремя сообразила, что между этой женщиной и Сергеем лежат какие-то давние, непонятные и неизвестные ей отношения. Но все же она была не согласна с Татьяной. Никакой Мильченко не нахал. Если другие ребята то и дело при случае откровенно пялились на нее, а то и пытались заигрывать - особенно Витька, который так и пер напролом, - то сержант вел себя очень корректно. Даже слишком корректно.
   Как будто перед ним не вполне симпатичная молодая девчонка, а пустое место. Боевая функция...
   С шести часов утра группа Мильченко стала выходить на позиции. Сержант указал каждому его сектор, а конкретную позицию они выбирали самостоятельно. Однако с Настей сержант отправился сам.
   Рев двигателей раздался около полудня. На опушку, там, где из леса выходил один из проселков, на полном ходу выскочила боевая машина пехоты, за ней - юркий открытый "джип", следом - еще одна БМП. Не сбавляя скорости, они пронеслись к опорному пункту Центральных. Настя хорошо видела, как бээмпэшки прикрыли "джип" своими бортами, как из люков десантного отделения выскочила вооруженная охрана в черной форме, и Боковлев, которого она знала только по устным описаниям сержанта, лишь на мгновение мелькнув между своими людьми, скрылся в одном из домиков опорного пункта.
   Ночная темнота уже опускалась на лес, а Боковлев так и не показался. Мильченко, используя те же радиостанции с маленькими наушниками, что и при атаке на соляной конвой, скомандовал "отбой".
   Когда вся группа, с большими предосторожностями пробиравшаяся по лесу, собралась в лагере, было уже начало двенадцатого. Сергей тихо произнес:
   "Меняем замысел. Нападаем через час. Все берут приборы ночного видения, и по моему сигналу атакуем опорный пункт с пяти сторон. Задачи будут такие", - и он принялся перечислять:
   "Таня, пойдешь со своими двумя пистолетами. Наденешь черные колготки и черный свитер. Твоя задача - пробраться как можно ближе к дому, где сейчас Боковлев, и приблизиться к нему на дистанцию огня из "Гюрзы". Маловероятно, но в панике все может быть.
   Я и Алексей идем с разных направлений с гранатометами. Наша задача - обстрелять тот же самый домик, чтобы выкурить оттуда Боковлева.
   Захария идет со своим пулеметом, Костя возьмет мой ручной. Ваша задача - стрелять и попадать. Больше ничего.
   У Насти задача прежняя".
   Настя, сидя на большой разлапистой сосне, стоявшей на опушке, глядела в ночной прицел, установленный на противотанковом ружье, и различала лишь неясные зеленоватые силуэты и ослепительно-зеленые вспышки выстрелов. - "Как же я узнаю Боковлева?" - с тревогой подумала она. Однако это оказалось не самым сложным.
   Это была страшная ночь. В опорном пункте грохотал бой. Нападение было неожиданным. Враг появился в ночи, невидимый, неуловимый - только вспышки выстрелов отмечали его присутствие. Но, несмотря на безлунную ночь, эти выстрелы удивительно точно ложились в цель.
   Издали бой был даже в чем-то красив. Пунктиры трассирующих пуль и огоньки, плясавшие у дульных срезов оружия, веселым фейерверком расцветили опорный пункт. Однако искры этого фейерверка жалили смертельно. Центральные были напуганы, но не растеряны, и не ударились в панику. Они быстро сообразили, что нападающих немного, и старались отвечать на каждую вспышку выстрела плотным огнем, искупавшим невозможность точного прицеливания.
   В ночной прицел было видно, как у дверей домика появилось сразу несколько человек Издалека можно было догадаться, что они образовали кольцо, внутри которого - только один человек. Тот самый.
   Настя упорно пыталась поймать его в тонкое перекрестье зеленоватых штрихов. Нет, только голова изредка мелькает между голов охраны. Ну, что ж... Вот он, момент! Приклад с кожаной подушечкой с силой ударил в плечо, зеленоватый силуэт головы в прицеле резко дернулся и пропал, ушел куда-то вниз. Теперь - уносить ноги.
   "Всем - отбой!" - крикнула Настя в микрофон, отсоединила прицел от ружья, убрала прицел в подсумок, а ружье сбросила вниз, тут же скользнув вдоль ствола за ним следом.
   "Всем - отходить!" - продублировал ее слова Сергей. - "Алексей! Оставшиеся гранаты - по бронецелям!"
   В опорном пункте взревел мотор БМП и гусеничная машина, раскачиваясь и подпрыгивая на неровностях почвы, выскочила на открытое пространство, и, не разбирая дороги, на скорости почти в 70 км/час рванула к лесу. Через десяток-другой секунд она скрылась за черной стеной деревьев.
   Другой повезло меньше. Огненно-хвостатый след гранаты прочертил ночную тьму, и впился в башню боевой машины. Когда перестрелка затихла, в опорном пункте тремя кострами горели подожженные бронемашины и танк.
   В лагере собрались все. Как ни удивительно, никто не был даже сколько-нибудь серьезно ранен. Только Таня Гаврилина появилась с залитым кровью лицом, но и то пояснила - "разодрала лоб об сук, когда бежала".
   Главный вопрос был - решена ли задача?
   Настя отвечала неуверенно:
   "Вроде бы попала..."
   "Что значит - вроде бы?" - недовольно переспросил Сергей.
   "Я выстрелила - он упал. Больше я его не видела", - стараясь сдержать эмоции, сухо доложила Настя.
   В разговор вмешалась Таня Гаврилина:
   "Я тоже видела. Там было шагов пятнадцать. Мне удалось снять двоих из его охраны, но самого было никак не достать. Пуля ударила в голову, он упал, охрана его подхватила, засунула в БМП - и ходу. Вот и все", - она пожала плечом.
   "Ладно. Подробности узнаем потом. А сейчас надо сматываться", - подвел итог обсуждению Сергей.
   Не мешкая, двинулись на юг. Мильченко поторапливал группу:
   "После такого дела нам на хвост постараются сесть обязательно. Всех поднимут. А если у них розыскные собаки есть..." - он про себя чертыхнулся. Не подумал он об этом. Нет ничего, чтобы сбить собак со следа.
   Однако досталось им не от собак.

Глава 7. Пятерки больше нет

  
   Сергей Мильченко еще не знал, что по их следу идет небольшой, но хорошо подготовленный отряд. Его командир был достаточно опытен, чтобы и без помощи розыскных собак обнаружить след шести человек в лесу. Поначалу, когда Сергей держал высокий темп движения, преследователи никак не могли их настичь. Но направление движения группы Мильченко уже было известно в штабе Центральных. И на вероятном направлении их отхода выставлялись многочисленные посты и засады.
   Обнаружить преследователей Сергею помог случай.
   Подойдя к реке, они натолкнулись на рыбачью лодку и успели переправиться до того, как к берегу подошли их преследователи. И снова начался изнуряющий пеший марш, прерванный лишь на короткую, около шести часов, ночевку. В предрассветном тумане группа начала бросок через обширную, заболоченную пустошь, кое-где покрытую кустарником, на ней встречались небольшими группы ивовых деревьев, обычно росших по краям небольших болотцев или окружавших маленькие озерца. Сергей то и дело поторапливал своих бойцов, тревожно оглядываясь по сторонам. Но вот, наконец, проделав полуторакилометровый путь по открытому пространству, группа достигла опушки леса.
   Сержант решил дать своим людям отдых, а заодно и осмотреться. Туман над пустошью уже расползался, и восходящее солнце начало золотить верхушки деревьев далекого, но с каждой минутой все лучше различимого леса, из которого они недавно вышли. Все было спокойно.
   Когда группа, подстегнутая приказом Сергея, была готова вновь двинуться в путь, он в последний раз окинул взглядом пустошь. Стоп! Кажется, что-то блеснуло на солнце... Или показалось?
   Сергей поднял свой цейссовский бинокль и стал внимательно разглядывать противоположную опушку. О, черт! Наблюдатель! Сколько же их там? Двое? Да, видно двоих. А скольких не видно?
   Как будто для того, чтобы ответить на сомнения Сергея, на опушке стали появляться подсвеченные утренним солнцем фигурки. Четыре... Семь... Одиннадцать человек шли через пустошь, вытянувшись в колонну по одному и сохраняя дистанцию не меньше пяти метров друг от друга.
   "К бою!" - отдал приказ сержант. За ними охотятся? Ну что же, охотники сами могут превратиться в дичь.
   Однако командир преследователей был не прост. Не дойдя метров восемьсот до опушки, колонна стала перестраиваться в стрелковую цепь. И эта цепь растягивалась все больше и больше, и вот уже интервалы в цепи достигли едва ли не двух десятков шагов.
   Неудобно, конечно. Но все равно внезапное открытие огня дает преимущество. - "Стрелять только по моей команде!" - негромко приказал Мильченко, указав каждому бойцу конкретную цель. Ну, вот сейчас они подойдут поближе...
   Преследователи внезапно залегли и начали передвигаться вперед .короткими перебежками. Сергей сдержал подступившую злость. - "Отходим!" - коротко бросил он. - "Бегом - марш!"
   Изнуряющий бег закончился короткой передышкой, когда группа достигла другого края леса. Здесь Сергей развернул рацию, чтобы сообщить о своем положении.
  
   Цветник - Канарейке
   Операция "Центральный-1" осуществлена. Результат неопределенный. Потерь нет. Противник ведет непрерывное преследование. Отхожу на юго-запад.
  
   Канарейка - Цветнику
   "Центральный-1" тяжело ранен. Уводите группу, сохраняйте людей. Помощь могу оказать только за пределами Центральной зоны.
  
   Канарейка - Цветнику для Старца
   (Текст не расшифрован. Вероятно, личный шифр Канарейки).
  

Из архива

Главного управления тайных операций

Федеральной секретной службы

  
   Свернув радиостанцию, Мильченко скомандовал подъем, и все шестеро осторожно стали выдвигаться на опушку. Снова предстоял бросок через открытое пространство. Но не успел отряд выйти с опушки, как среди деревьев хлопнул одиночный выстрел, затем загрохотала автоматная очередь, а потом началась беспорядочная суматошная круговерть, где было неясно, кто в кого стреляет, где свои, а где чужие...
   Таня Гаврилина заметила противника на несколько мгновений позже, чем он ее, но успела выстрелить первой. Именно этот выстрел разорвал лесную тишину, и гулкое эхо очередей и одиночных выстрелов пошло гулять по опушке.
   Настя била из своей СВД навскидку, плюнув на оптический прицел. Она услыхала громкий крик Мильченко:
   "Отходим вдоль опушки на запад!"
   Минут через десять все шестеро сбились довольно плотной группой и, продолжая отстреливаться, перебежками смещались все дальше к западу. Однако противник не желал упускать добычу. Боевики Центральных пытались зайти со стороны леса, чтобы выдавить группу на открытое пространство. В довершение всего послышался гул мотора и к опушке подошел БТР, а вдалеке показался еще один.
   Огненной кометой мелькнула реактивная противотанковая граната, и тяжелый стук крупнокалиберного башенного пулемета оборвался.
   "Молодец Лешка!" - успела подумать Настя, лихорадочно меняя магазин.
   Но вот подошел поближе второй БТР и снова раздался стук крупнокалиберного пулемета. На мгновение скосив глаза в сторону, Настя увидела, как Галактионов с колена прицеливается в надвигающуюся машину из своего гранатомета. И тут длинная очередь башенного пулемета настигла его, развернула боком и швырнула наземь. Было видно, что его тело разорвано пулями чуть ли не пополам.
   При виде этого зрелища Настя замерла на мгновение. Из оцепенения ее вывел истошный крик Сергея:
   "Отходим! За мной, бегом - марш!"
   В сердце Мильченко впервые шевельнулся страх. Группа могла погибнуть у него на глазах. В рядах молодых ребят, ответственность за жизнь которых он взял на себя, образовалась первая брешь. Первый погибший. И кто знает, сколько еще отпущено остальным? А главное, Сергея охватил страх за одну, вполне определенную, конкретную жизнь. Не за свою.
   Через четверть часа изнурительного бега стрельба позади них отдалилась, а еще через четверть часа и вовсе смолкла.
   "Кажется, оторвались", - мелькнуло у Насти в голове. Беспорядочно шатаясь от усталости и дыша с надсадным хрипом, она механически переставляла ноги. Но бегом это уже нельзя было назвать. И все-таки на этот раз они действительно оторвались. Теперь, после гибели Галактионова, их снова было пятеро.
   Шли почти без привалов, жевали сухой паек на ходу, запивая водой из фляг. Развести костер было невозможно - с неба непрерывно капал противный мелкий дождь, все в лесу отсырело, да и останавливаться надолго было нельзя.
   Мильченко, скрепя сердце, жестким голосом подгонял валившихся с ног бойцов:
   "Мы должны успеть взять патроны из тайника. Иначе в следующей же стычке расстреляем остаток боеприпасов. Надо успеть туда раньше Центральных, иначе нас возьмут голыми руками!"
   Настя, не чувствуя под собой ног, плелась в колонне сразу следом за Таней Гаврилиной. Та тоже тащилась из последних сил, ее заметно пошатывало, она то и дело останавливалась на мгновение, будто натыкаясь на невидимое препятствие, а затем, с видимым усилием делая шаг вперед, продолжала свой путь. Ребятам было не легче. Даже всегда демонстрировавший завидную выносливость и упорство Витька Захария, казалось, израсходовал весь свой запас прочности. Он шагал по-прежнему ритмично, не останавливаясь, не спотыкаясь, не пошатываясь из стороны в сторону, как Костя или Алексей. Но если бы кто- нибудь заглянул ему в лицо, то убедился бы, что это дается Виктору последним усилием воли.
   И они успели. Штыками взрыли промокшую от дождей мягкую землю, извлекли наружу коробки с патронами, упаковки с сухим пайком, лекарства. Разрытый тайник по приказу Мильченко замаскировали опавшими листьями и ветками. На исходе августа в лесу было уже немало пожелтевшей листвы, местами покрывавшей землю пока еще редким, не сплошным ковром.
   На коротком привале Сергей сразу же заставил Таню принять антибиотики.
   "У тебя явно поднимается температура", - заметил он, - "а у нас впереди очень трудные дни. Потребуются все наши силы для того, чтобы благополучно оторваться и выйти к своим".
   Гаврилина покорно проглотила таблетки, нехотя пожевала шоколад.
   "Всем - получить у меня и принять экстракт лимонника", - громко произнес Сергей. - "Это вас немного взбодрит. Нам надо сделать еще один бросок, до нашего БТРа. А там поедем с ветерком".
   И группа, все пятеро уцелевших, снова двинулась в путь, топая кроссовками по раскисшей земле. Шли, сторонясь дорог и даже заброшенных проселков. Мильченко специально выбирал места поглуше. Но вот сплошная полоса леса закончилась, и вновь было необходимо форсировать открытые пространства. Хуже того, здесь совсем неподалеку были и населенные места. Однако им в любую минуту могли вновь вцепиться в хвост. Нельзя было даже ждать темноты. Надо было спешить.
   Сержант глубоко вздохнул несколько раз, успокаивая часто забившееся сердце и заговорил негромким голосом:
   "Форсируем поля прямо сейчас. Передвигаться будем перебежками, по одному. Первым пойдет Захария, затем Таланкин, за ним - Гаврилина, за ней - Коменская. Я - замыкающий. Перебегать будем от одного укрытия к другому. Непрерывно вести наблюдение. Всем надеть наушники, включить портативные рации. Готовы? Витя, вперед!"
   Один за другим ребята перебегали к расположенной неподалеку группе кустов. Настя тем временем медленно осматривала поле через оптический прицел своей винтовки.
   "Гражданин сержант!" - от волнения воскликнула она совсем по-уставному. - "Там, вдали, справа, - кони". - И добавила встревожено - "Кажется, на них кто-то едет".
   Сергей тут же навел в эту сторону бинокль.
   "Всем внимание!" - тихонько сказал Мильченко в микрофон. - "Справа виден конный патруль! Ускорить движение!" - И еще тише, отведя микрофон в сторону и прикрывая его рукой:
   "Настюха, милая, пошла!"
   Сержант перебежал последним. К этому времени Виктор успел продвинуться вперед на несколько перебежек и был уже посреди поля. За ним по очереди подтягивались остальные. Так, еще одна перебежка. Мильченко благополучно шлепнулся на землю рядом с Настей.
   "Давай, родная, давай, не задерживайся!"
   Настя вскочила и в несколько прыжков достигла заплывшей и заросшей травой канавки, пересекавшей поле. И тут Сергей увидел выезжающий из-за группы деревьев, слева, всего в двух сотнях шагов, еще один конный патруль, насчитывающий шесть всадников.
   "К бою!" - закричал он, уже не сдерживая голос. - "Слева, двести, группа всадников! Огонь!" - И он сам вскинул свою винтовку.
   К счастью, спеша замкнуть кольцо, противник все же не успел перебросить сюда другие силы, кроме двух конных разъездов. Пулемет Захарии быстро уравнял шансы, превратив почти всех конных в пеших, а кое-кого уложив в траву навсегда. Под грохот автоматных очередей пятерка рывками смещалась все ближе к черневшему впереди еловому лесу, пока, наконец, вся целиком не втянулась под его мрачные своды.
   Свой последний выстрел Настя сделала уже из глубины леса, послав пулю в слишком ретивого преследователя, ясно очерченный силуэт которого показался в просвете между деревьями. Однако их ждало разочарование. Ельник стал редеть, и быстро перешел в опушку, заполненную низкорослым еловым, сосновым и осиновым подростом. Опушка переходила в болотистое поле, на дальнем конце которого виднелись заросли тростника и высилось несколько голых древесных стволов.
   Мильченко остановился в нерешительности, достал из планшета карту, развернул... Через несколько секунд он воскликнул:
   "Надо взять левее! Пошли!"
   Свернув влево, группа вышла на поле, узкой полосой уходящее на юго-восток. Прямо перед ними поле чуть поднималось едва заметным пологим бугорком, а затем плавно понижалось к востоку.
   Настя вдруг остановилась, вскинув руку:
   "Стой!" - крикнула она.
   "В чем дело?"
   "Кажется, я слышу шум моторов".
   "Все равно, вперед, к лесу!"
   Они прошли еще несколько десятков шагов, поднимаясь на вершину плоского бугорка. Теперь шум моторов слышался уже отчетливо. Но напрягать слух не было никакой необходимости - от леса, пересекая поле наискось, двигалась стрелковая цепь, позади которой, легонько переваливаясь на кочках, ползли три бронетранспортера.
   "Назад!" - заорал сержант. - "Бегом!".
   Им снова пришлось скрываться в том ельнике, из которого они совсем недавно вышли, и вкладывать последние силы в отчаянный марш-бросок. Пущенные им вдогонку с большой дистанции несколько пулеметных и автоматных очередей не причинили никому вреда. Но путь на юг, к их бронетранспортеру, опять был отрезан.
   Видя, что южное направление для них закрыто, Сергей решил повернуть на северо-запад, и прорываться прямо к Городу. Им везло - в них ни разу не удалось вцепиться крупным силам Центральных. Но в стычках с патрулями таяли боеприпасы, пополнить которые было неоткуда. Хуже того - при попытке очередной раз выйти на связь Сергей обнаружил, что в последней стычке радиостанция в его заплечном мешке безнадежно разбита пулями. Теперь уже не приходилось надеяться на то, что им навстречу из Города вышлют отряд на помощь.
   За неполную неделю скитаний под дождем двое уже довольно серьезно простудились - Таня и Костя явно температурили. Группа вот уже которые сутки шла по лесам, не имея возможности обсушиться и обогреться, приготовить горячую пищу. Ребята обросли щетиной, одежда обтрепалась и была вся вывожена в грязи.
   Мильченко матерился про себя. Прорваться к своему загодя укрытому и замаскированному БТРу так и не удалось. А как было бы хорошо рвануть отсюда с ветерком на броне!.. Топай вот теперь на своих двоих.
   Когда до Города оставалось около пятнадцати километров, Сергей малость приободрился.
   "Осталось немного!" - бросил он через плечо своим товарищам. "Еще километр - и выходим к мосту, на шоссе. Там уже начинается наша зона. Место там открытое, и чтобы напоследок не рисковать, дождемся темноты, наденем приборы ночного видения - и вперед".
   Но они не вышли к мосту. Когда все пятеро выдвинулись с опушки и пошли по влажному от ночной сентябрьской росы лугу, внезапно в темноте, со стороны насыпи шоссе, заплясали яркие вспышки и раздался характерный грохот очередей из нескольких стволов автоматического оружия.
   "К опушке!" - заорал Мильченко.
   Но вдоль опушки, с восточной стороны, наперерез им шла еще одна группа. Оставался единственный путь - обратно вглубь леса, на юг. Снова, огрызаясь короткими очередями и одиночными выстрелами, группа отрывалась от своих преследователей, не давая пощады своим натруженным ногам, сердцу и легким.
   Еще одна попытка пробиться к Городу, на этот раз к южным предместьям, закончилась также, как и предыдущая.
   К концу следующего дня Тане стало совсем плохо. На очередном коротком привале она приблизилась к Мильченко и зашептала ему на самое ухо:
   "Сережка... Я больше не могу идти. Бросьте меня, я как-нибудь сама выберусь. А вы давайте вперед, к Городу".
   "Что за глупости!" - возмущенно зашипел Сергей. - "Будем выбираться вместе!"
   "Нет. Я на вас повисну, как гиря. Без меня вам будет легче. А мне одной тоже будет легче спрятаться от патрулей и выбраться к Городу. А иначе мне проще просто застрелиться, чтобы вас не связывать. Понял?" - голос Тани был слабым, но решительным.
   "Дура!" - не сдержался Сергей.
   "Сержант Мильченко!" - голос Тани Гаврилиной внезапно окреп. - "Приказываю вашей группе следовать далее самостоятельно!"
   "Слушаюсь, гражданин лейтенант", - нехотя пробормотал Сергей.
   "Бойцам скажешь - у меня свое задание. И не дуйся ты так, глупыш. Удачи тебе!", - уже мягче бросила Гаврилина и одним касанием поцеловала его растрепанные вихры на макушке.
   Когда через четверть часа группа скрылась в лесных сумерках, чтобы снова совершить попытку прорыва кольца, которое явно сжималось, Таня с трудом встала и побрела в сторону Города напрямик. Из оружия у нее с собой осталась одна "Гюрза", в обойме которой было всего четыре патрона. Автомат, рюкзак с остатками сухого пайка и сменой белья она бросила, две ручные гранаты и один рожок с десятком автоматных патронов отдала Сергею.
   Вскоре Таня вышла на просеку, затем просека привела ее к полю. Было еще довольно темно, но вдали ясно различалась цепочка деревьев, тянувшихся по обочинам шоссе. Выйдя на поле, Таня довольно быстро натолкнулась на дренажную канаву. После секундного раздумья она спрыгнула в нее и побрела вперед по колено в воде.
   Берега дренажной канавы местами поросли кустарником, который позволял ей значительную часть пути оставаться недоступной для наблюдения. Меньше, чем через час, она достигла шоссе. Собравшись с силами, она поползла к высокой насыпи, выползла на обочину, и, чуть успокоив тяжелое дыхание, перекатилась к противоположной стороне дороги. Сердце ее бешено колотилось, и каждый его удар отдавался болью в висках и в затылке. Боль ударяла в затылок и при каждом резком движении. Горло саднило, в груди что-то хрипело и хлюпало, мешая дыханию.
   По другую сторону шоссе тянулись группы деревьев, кусты, а дальше к западу шли небольшие участки леса. Таня встала на ноги и снова двинулась по направлению к Городу. Вскоре лес стал погуще, скрывая ее от постороннего взгляда.
   Таня брела в темноте, почти не разбирая дороги, то и дело цепляясь за низкие сучья и ветки, спотыкаясь о коряги и узловатые корни, выпиравшие из земли. Несколько раз беспорядочные блуждания выводили ее совсем близко к шоссе, и тогда она снова подавалась вглубь леса.
   В очередной раз, когда ноги вынесли ее к шоссе, она услыхала шепот. Остановившись, она стала прислушиваться.
   "Да не пойдут они по шоссе!" - тихо уверял чей-то хрипловатый, видно, прокуренный, баритон.
   "Тихо ты!" - цыкнул на него густой, солидный бас. - "По шоссе-то, скорее всего, не должны бы. А если вздумают пересечь, зайдя с юга? Не то еще вздумают по нахалке прямо по дороге прорваться, рассудив, что мы от них такого не ждем? Так что смотри в оба. Да назад поглядывай, как бы от Города какие гости не наведались! Мы же, считай, почти в их угодья влезли".
   Таня, стараясь двигаться как можно тише, стала обходить пост, забирая все дальше в лес. Дождя не было уже почти целый день, но в лесу по-прежнему было сыро. Можно было поскользнуться на каких-нибудь мокрых сучьях. Ее пошатывало, она уже потеряла ориентировку и не могла сказать, в какую сторону двигается. Лицо и все тело ее горели, было жарко, становилось все труднее и труднее дышать. Она то и дело останавливалась, чтобы передохнуть.
   Сколько прошло времени - она не знала. Машинально она переставляла ноги, хотя ей нестерпимо хотелось прилечь на мокрую холодную землю и забыться. Все чаще она натыкалась на деревья, все чаще падала, споткнувшись или поскользнувшись, и со все большими усилиями поднималась и снова шла вперед. Ей мерещились какие-то звуки, какое-то движение в лесу. Когда она останавливалась, осматривалась и прислушивалась, наваждение исчезало и она продолжала движение.
   В очередной раз налетев лицом на низкую ветку, она поморгала глазами. Стало как будто светлее. Начинались предрассветные сумерки. Таня разглядела перед собой ровный ряд крупных деревьев.
   "Шоссе?" - подумала она, - "Я снова вышла к шоссе?"
   Вдруг между темными столами деревьев ее глаза уловили движение каких-то зыбких теней.
   "Пост!" - мелькнула мысль в ее сдавленной болью голове. - "Я сделала крюк и снова наткнулась на пост. Или мне опять кажется?"
   Но нет, тени мелькали все ближе, и все отчетливее доносились их голоса. Вспыхнул луч мощного фонаря, заплясал рядом с ней и уперся прямо ей в лицо. Неуклюже плюхнувшись на землю, Таня закусила губы от ломящей боли в голове, и рванула из кобуры "Гюрзу".
   Поймав в прорезь едва видимого в густых сумерках прицела яркое пятно фонаря, и стараясь унять дрожь в непослушных руках, она нажала на спуск. Выстрел! Фонарь продолжал шарить рядом с ней. Мимо!..
   Осталось три патрона. Но враги уже совсем близко, они что-то кричат. Нет, она им в руки не дастся! Таня еще сильнее закусила губы и постаралась не целиться тщательнее, а бить навскидку, на этот раз в приближающиеся темные силуэты.
   Загрохотали выстрелы. Она резко переводила пистолет на очередного противника, оказавшегося в поле зрения. Второй! Третий!.. Или четвертый?..
   Нет, живой она им в руки не дастся. Что угодно, только не плен! Таня прижала пистолет к виску и нажала на спуск...
  
   "Я думаю, вы не хотите, чтобы ваше общество стало замкнутым кружком специалистов для решения узкопрофессиональных вопросов. Здесь уже говорилось о том, что общество одной из своих важнейших задач считает пропаганду биологических знаний, с тем, чтобы привлечь как можно больше способных талантливых молодых людей к делу развития биологической науки. Как же этого достичь?
   Хочу предложить вам путь медленный, трудоемкий, но, как мне представляется, единственно надежный. Общество должно взвалить на себя заботу о пропаганде прикладных биологических знаний, позаботиться о ликвидации биологической безграмотности, действуя рука об руку с нашими санитарными и агрономическими службами. И вот когда до всех окрестных жителей не только дойдет ваше слово, но когда ими будет почувствована и конкретная польза от ваших занятий биологией, вот тогда желающих посвятить себя этому делу вы найдете достаточно.
   Когда каждый крестьянин будет хоть немножко агрономом, каждый горожанин - фельдшером или санитарным врачом, тогда престиж биологической науки будет стоять высоко.
   Сейчас, в условиях острой нехватки людских ресурсов, надо продолжить взятый нами курс на отказ от узкой специализации, и на овладение по меньшей мере одной-двумя смежными, а может быть, и не смежными профессиями. Для учащейся молодежи этот принцип уже проводится в жизнь. Биологическое общество могло бы внести вклад в расширение профессионального кругозора взрослых специалистов.
   И, наконец, о науке. Пока мы не можем выделять средства местного самоуправления на чисто теоретические изыскания, на фундаментальные научные исследования. Но это вовсе не значит, что от них надо отказаться. Наоборот - прерванная Последней войной преемственность в развитии фундаментальной науки должна всеми силами восстанавливаться. И Биологическое общество может сыграть здесь не последнюю роль..."
  

Из стенограммы выступления

Виктора Калашникова

на Учредительном собрании

Земландского Биологического общества

  
   Еще через четверо суток блужданий по лесам группа, уменьшившаяся до четырех человек, вышла к берегу залива.
   Определившись по карте, Сергей сказал:
   "Дело плохо. Боюсь, они специально нас загоняли сюда, чтобы прижать к берегу и уничтожить. Остается один выход - найти плавсредства и уйти от них по заливу".
   Судьба, казалось, наконец смилостивилась над ними. К вечеру они обнаружили небольшое поселение на берегу и разглядели несколько лодок, вытащенных на песчаный берег.
   "Как стемнеет, тихонечко берем лодку, отходим от берега подальше и идем на север. За ночь должны успеть догрестихпб Города", - решил Мильченко.
   Поднявшийся к ночи ветер и дождь сделали их задачу более легкой. Никто не помешал группе спустить лодку на воду, провести ее через полосу прибоя и вывести в залив. ^алЗнкин и Захария первыми сели на весла и лодка медленно пошла на север.
   Ветер и дождь становились все сильнее и сильнее. Порывы ветра, налетавшего северо-востока, бросали им в лицо водяные брызги. Вскоре все в лодке вымокли до нитки. А ветер все крепчал. Он мешал продвигаться вперед, да к тому же все время норовил снести лодку к юго-западу. Мильченко то и дело посматривал на светящийся компас и тихонько чертыхался сквозь зубы.
   На веслах стали меняться чаще - главным образом, чтобы погреться. Да и дал^нкин явно сдавал - дыхание его было хриплым, лоб - горячим, и вскоре он уже не выдерживал на веслах более десяти минут.
   Никто, кроме сержанта, не следил за тем, сколько прошло времени. Ночь все никак не кончалась, но вот, вроде бы, непроглядная чернота стала сменяться предрассветной серостью. И тут раздался возглас Насти Коменской:
   "Земля! Впереди по курсу - земля!"
   Дождь к этому времени почти совсем затих и сквозь серую мглу, вглядевшись, Настя уже смогла различить неясную темную полоску. Через несколько минут Сергей буркнул:
   "Да, земля. Это Травяные острова".
   Вскоре лодка подошла к одному из этих островов.
   Плоские, почти совершенно лишенные деревьев и кустов, покрытые лишь высокой густой травой, они были делом рук человеческих. Еще в Первую мировую войну в тяжелейших условиях, в голоде, холоде и сырости их построили русские военнопленные. Острова почти непрерывной цепью тянулись вдоль канала, прорытого по дну мелководного залива от самого Города до военно-морской базы и крепости, прикрывавших выход из залива в море. Раньше этот искусственный фарватер, позволявший крупным судам заходить в Город, страдал от постоянных песчаных заносов. Чтобы защитить русло морского канала, и были построены искусственные острова. В годы Второй мировой войны немцы расположили на них орудия береговой артиллерии, приспособленные для кругового обстрела. Но их погибель пришла не с моря.
   "Высаживаемся здесь!" - скомандовал сержант. - "Передохнем малость - и по прямому пути в Город. Тут уже не заблудимся".
   На ровной площадке рыжела ржавчиной какая-то странная боевая машина. Рядом с нею в траве можно было различить желтоватые черепа и крупные кости разрозненных скелетов.
   "Это зенитный комплекс Тунгуска-М" - пояснил Захария. - "У нас в Днепровке и в Смеляково такие стоят, на охране аэродромов".
   "Тут, вроде, на аэродром не похоже", - заметила Настя, оглядываясь по сторонам. Невдалеке виднелось еще два похожих силуэта, задравших в небо свои скорострельные автоматические пушки.
   Пройдя несколько десятков шагов, группа поняла, что же охраняли эти зенитки. Из земли выступал невысокий, в половину человеческого роста, холмик. В его склон были врезаны бетонные ступеньки, ведущие вглубь, в облицованный бетоном узкий проход.
   Бетон казался старым, побуревшим, изъеденным временем.
   "Похоже, еще немецкая постройка", - покачал головой Сергей.
   Но дверь, которую они разглядели в глубине, была явно более современной. Они почти не заржавела, и лишь чуть скрипнула, открываясь, когда Мильченко потянул ручку на себя.
   За дверью оказался совершенно пустой бетонный коридор, заканчивающийся через два десятка шагов такой же дверью. Пустоту коридора нарушал лишь довольно целый скелет, лежавший на полу.
   Вторая дверь не желала поддаваться также легко, как и первая. Судя по всему, она была заперта. Внимательно осмотрев ее, Мильченко покачал головой:
   "Да-а, пулеметом ее, пожалуй, не вскроешь...".
   Настя перебила его:
   "Слушай, командир, надо бы костерок развести. Неровен час, все воспаление легких подхватим. На такой сырости это очень даже просто. Вон как Костю развезло".
   Мильченко тут же возразил:
   " Ага, и по дымочку Центральные нас тут же засекут! Кроме того, из чего ты собираешься костерок разводить? Тут дров поблизости не видно, а если и найдутся, то совсем сырые".
   Таня собиралась сказать ему что-то в ответ, как вдруг закрыла рот и прислушалась. В тишине над заливом явственно разносилось тарахтение подвесных лодочных моторов. Безо всякой команды все высыпали наружу. Три лодки, шедшие вдоль островов, вырисовывались в серой туманной мгле.
   "Ложись!" - громко зашипел Сергей. - "Может быть, они нашу посудину не заметят. Но если подойдут к острову, Витя, берешь самую дальнюю, Костя - ту, что поближе, а мы с Настей - ту, что пристанет к берегу. Сколько у кого патронов?
   Первым откликнулся Захария:
   "Штук семьдесят осталось, не больше".
   За ним подал голос Таланкин:
   "Почти полный рожок. Пяти или шести не хватает".
   Настя виновато буркнула:
   "А у меня всего две штуки".
   "Витя!" - позвал Мильченко. - "Твои ей как раз подойдут. Уступи девушке хотя бы пяток патронов".
   Захария молча перекатился поближе и начал выдергивать патроны из пулеметной ленты, передавая их Насте. Когда она набила полный магазин, Сергей скомандовал:
   "Хватит! А теперь потихоньку расползайтесь в стороны".
   Вскоре стало очевидно, что одна из лодок явно намеревается пристать. Это была настоящая шлюпка с подвесным мотором в которой, как и в двух других, сидело восемь вооруженных человек.
   "Огонь по моей команде!" - стараясь понизить голос до шепота, произнес Сергей.
   Когда шлюпка ткнулась носом в берег, сержант поправил прицел и выстрелил. Вслед за ним грохнул выстрел заранее прицелившейся Коменской и тут же загрохотали стволы остальных двух ребят. Подвесные моторы шлюпок взревели, наращивая обороты, и понеслись к островку.
   Из первой лодки успели выскочить на берег и залечь в высокой траве пятеро. Огонь из Витькиного пулемета повредил двигатель другой лодки, она застопорила ход, и теперь Витька, тщательно прицеливаясь, расстреливал ее короткими, по 5-7 патронов, очередями.
   Таланкин стрелял не столь успешно. Кого-то он, наверное, зацепил, но лодка полным ходом подскочила к островку, и из нее выскочили на берег шесть человек. Еще один остался в шлюпке, устроившись за здоровенной шестиствольной авиационной пушкой, установленной на кустарно сработанном треножнике. Эта 20-мм автоматическая пушка начала выплевывать из себя совсем короткие очереди, которых, однако, было достаточно для того, чтобы буквально выкашивать траву там, куда они попадали.
   "Отвечать одиночными!" - закричал Мильченко.,
   Патроны у всех были на исходе. У Виктора из пулемета торчал огрызок ленты едва ли с десятком патронов. Настя стреляла скупо - пока она израсходовала всего четыре патрона и три из них легли точно в цель. Таланкин вообще не стрелял - у него еще оставалось почти пол-рожка и он берег патроны, не видя как следует противника, залегшего, как и они сами, в высокой траве.
   "Отходим вглубь острова!" - снова крикнул Сергей. Может быть, удастся найти более выгодную позицию и преследователи, которых осталось уже ровно десять, побоятся идти на сближение? Да и от огня автоматической пушки лучше бы уйти подальше.
   Пока Захария и Таланкин перебегали все дальше от берега, Настя и Сергей скупыми одиночными выстрелами сдерживали тех, кто пытался приподняться из травы, чтобы повернее прицелиться. Затем и они стали по очереди перебегать вслед за остальными, прикрывая друг друга.
   Бросившись в траву рядом с сержантом, Настя, еще не успев перевести дух, показала ему рукой куда-то в глубину острова.
   "Ты что?"
   "Там... там... какие-то... сооружения", - наконец вытолкнула из себя слова Настя.
   Мильченко осторожно, почти не приподнимая головы, вгляделся. Да, у самой земли видна какая-то тонкая бетонная полоска, а за ней - холмик, вроде того, в котором они обнаружили ход под землю. В любом случае, за бетоном укрытие понадежней, чем за травой.
   "Внимание всем! Перебежкой - за мной!" - и Сергей в несколько прыжков достиг бетонного края.
   Это оказалось странное сооружение - вроде бетонной сковородки правильной круглой формы, метров десять в диаметре, - обнесенное бетонной стенкой около метра высотой. За эту стенку один за другим попрыгала вся четверка. В середине сковородки находилось также круглое бетонное возвышение со вделанными в него массивными металлическими деталями, изъеденными коррозией. Бетон был старый, видимо, как и все сооружения здесь, относящийся к периоду Второй мировой войны. Думать над назначением этого сооружения было некогда. Главное, что с его противоположной стороны зиял черным зевом вход, ведший куда-то вниз.
   Мильченко, пригибаясь, перебежал к этому входу. Так и есть - вниз ведут ступеньки, а на дверном проеме вовсе нет никакой двери - только остатки металлических навесов торчат из бетона.
   "Внимание! Ко мне - перебежкой по одному! Я прикрываю!"
   Сергей спустился по ступенькам и встал на колено, так, что наружу торчала только голова в каске и ствол его автоматической винтовки. Ребята быстро пересекали открытое пространство и скатывались по ступенькам вниз. Когда осталось совершить перебежку только одному Таланкину, по периметру бетонной сковороды внезапно возникло из травы сразу четыре или пять фигур с автоматами.
   Стволы загрохотали одновременно. Сергей сделал навскидку два выстрела, а Костя, крутясь на одном месте, веером рассыпал очередь вокруг себя. И в этот момент на бетон шлепнулись два зеленоватых яйцевидных металлических предмета.
   "Ложись! Гранаты!"
   Костя успел шлепнуться на бетон за мгновение до того, как почти слитно громыхнуло два взрыва. Мильченко тоже едва успел нагнуть голову. Осколки с визгом срикошетировали от бетона где-то совсем рядом с ним.
   Подняв глаза, Сергей заметил фигуру с автоматом на самом краю "сковороды", вскинул свою винтовку, и в тоже мгновение очередь с противоположной стороны ударила в Таланкина, как раз пытавшегося в этот момент подняться.
   "Может быть, бронежилет выдержал?" - мелькнула надежда у Сергея. Он поймал взглядом новую цель, рывком переместил ствол оружия, и в этот момент едва не оглушила очередь. Грохот был страшный, вся бетонная сковорода заполнилась визгом рикошетов - бандиты успели притащить из лодки авиационную пушку. Тело Кости неестественно затряслось под градом 20-мм снарядов.
   Мильченко дважды выстрелил, расходуя последние патроны. Стрелок, наводивший авиационную пушку, упал лицом вниз. Сергей бросил свою винтовку и побежал в бетонный тоннель, перепрыгивая через ступеньки.
   "Это я, Мильченко!" - крикнул он, опасаясь, как бы кто из ребят не нажал с испугу на спуск. Через десяток метров тоннель свернул. И вовремя. За спиной дважды грохнули взрывы ручных гранат.
   Сергей резко затормозил, прижался спиной к углу бетонного коридора и достал из подсумка единственную имевшуюся у него ручную гранату.
   "Подойдешь к углу - вперед не суйся! Сначала гранатой" - донесся до него близкий шепот.
   "Правильно!", - отметил про себя Мильченко, взял гранату левой рукой, выдернул чеку, затем правой вытащил "Вальтер", и, катанув гранату по полу за угол, дважды выстрелил в ту сторону из пистолета, чтобы заглушить звук, издаваемый металлическим корпусом гранаты, перекатывающейся по бетону. Через три секунды за углом рвануло.
   Сергей не стал дожидаться результатов, а побежал дальше вглубь коридора. Метров через тридцать коридор сделал еще один поворот, в глаза ему бросился рассеянный дневной свет, а на этом свету - темные силуэты.
   "Ребята! Не стреляйте!" - еще раз крикнул он. - И, приблизившись, добавил упавшим голосом - "Костя убит".
   В этот момент у него за спиной раздался оглушительный взрыв и в спину ему ударила воздушная волна.
   "Это не ручная граната. Это из противотанкового гранатомета саданули!" - решил Сергей.
   "Все наверх! Занимаем оборону. Я держу выход из подземелья". - Отдав приказ, сержант подумал - "У меня семь патронов в пистолете, у Насти пяток в винтовке, у Витьки - едва ли десяток в пулемете. А сколько осталось преследователей? Наверное, семеро, в лучшем случае - шестеро". - И он еще раз подтвердил свой прежний приказ - "Стрелять только одиночными!"
   Лишь произнеся эти слова, он сообразил, насколько глупо они звучат. У него самого и у Насти оружие и так бьет одиночными. А бить одиночными из пулемета...
   Не успев додумать эту мысль, он услышал автоматную очередь, затем еще одну. И тут же в звук автоматной пальбы ворвался другой звук - густой, рокочущий звук вертолета. Подняв голову, Мильченко увидел совсем близко зеленую винтокрылую машину со знакомым бортовым номером. Она медленно опускалась на землю, воздушный поток от винта разгонял волны по колеблющейся под этим потоком высокой траве. И вот уже из дверного проема выпрыгивают в травяные волны солдаты с автоматами, в одинаковой камуфляжной форме с погонами...
   "Не дайте им уйти!" - заорал Сергей во всю мощь своих легких, стараясь перекричать шум вертолетного мотора, когда цепь солдат подошла поближе. - "У них авиационная пушка!"
   Настя лишь мельком глянула на вертолет и снова прижалась к окуляру оптического прицела. Вот они, гады, бегут назад, к шлюпкам. Поймав в прицел спину одного из бегущих, она плавно потянула за спуск. Фигура в оптическом прицеле качнулась в сторону и пропала.
   "Все, Настя", - Сергей тихонько положил ей руку на плечо. - "Для нас этот бой окончен".
   Он встал и вытянулся перед подошедшим к ним офицером:
   "Гражданин подполковник! Разрешите доложить!"
   "Вольно, сержант. Докладывайте".
   "Докладывает сержант Мильченко. Группой под моим командованием за период конец июля - август совершены три диверсии в расположении противника, ряд мелких нападений на патрули, отпечатано и распространено более трех тысяч листовок. Потери - двое убитых. Лейтенант Гаврилина покинула группу четыре дня назад, отдав нам приказ действовать самостоятельно, и о ее местонахождении в данный момент сведений не имею". - Затем Сергей вздохнул и промолвил, мотнув головой, - "Плохой из меня вышел командир. Не уберег ребят. И задание не выполнил".
   "Это ты зря", - ровным голосом ответил Сухоцкий, - "ясно же было, что без потерь такое дело не обойдется. Да, кстати, Гаврилину мы нашли".
   "Как она?" - немного оживился Сергей.
   "Жива. Правда, подобрали мы ее в бреду, почти в беспамятстве. Она даже стреляла в нас, а потом сама пыталась застрелиться. К счастью, магазин у ее "Гюрзы" был уже пуст. Да и наших она зацепила только одного, в руку".
   "Слава богу", - вздохнул сержант.
   "И задание свое вы, думаю, выполнили. Налеты на нашу территорию за последние две недели практически прекратились", - добавил Сухоцкий.
   "Жаль, Тимофея Боковлева мы так и не достали", - все еще продолжал сокрушаться Мильченко.
   "Ну это как сказать", - улыбнулся Юрий. - "По донесениям наших агентов, у него страшно изуродовано лицо - раздроблена скула, кости носа, исковеркана верхняя челюсть. И правой рукой он теперь практически не владеет".
   "Так он после этого совсем на нас разъярится!" - возразил Мильченко. - "Боюсь, как бы он теперь напролом не пошел. Так что пока с ним не рассчитаюсь окончательно, спокойно спать не буду".
   И тут в разговор вмешалась Настя, до того стоявшая чуть поодаль:
   "Это мой промах. Мне и исправлять".
   Мильченко ничего не ответил на это, а лишь коротко промолвил:
   "Надо найти Таланкина".
   Они двинулись вслед за наступающей цепью автоматчиков. Таланкин лежал лицом вниз на бетонной сковороде, но не там, где его настигли пули. Кровавый след на бетоне показывал, что он каким-то непостижимым образом сумел проползти пять или шесть.
   Сергей и Настя первыми подскочили к нему. Мильченко осторожно перевернул Костю на спину. В него попал только один 20-мм снаряд, но огромная рваная дыра его бронежилете ясно говорила о том, что жизни в этом теле быть не может. Однако веки Кости затрепетали и чуть приоткрылись, а губы, на которых пузырилась розовая пена, еле слышно прошептали:
   "На... стень... ка..."
   Умирающий, казалось, только и ждал этого момента, чтобы израсходовать свои последние силы на ее имя и затихнуть навсегда. Первый раз за последние три месяца Настя заплакала.
  

Глава 8. Беглец

  
   Мильченко, доставив двух своих уцелевших бойцов в госпиталь, сам отправился вместе с Сухоцким в штаб гарнизона. Вызывающая активность Центральных уже ни для кого не была секретом. Их боевики стали часто проникать к окраинам Города, нередкими стали и их рейды в сельскую местность. О боевых столкновениях в Залесье тоже знали все.
   "Судя по тому, что мы знаем, у Центральных две основных цели. Первая - Залесские нефтепромыслы и нефтеперегонный завод под Зеленодольском. Вторая - материальные ресурсы Города. Пока они применяют тактику рейдов и налетов. Но в любой момент они могут навалиться большими силами и постараться отгрызть и удержать какой-нибудь солидный кусок", - говорил Юрий Сухоцкий собравшимся офицерам ополченцев и командирам отрядов городской самообороны.
   "Ну, на Город они вряд ли полезут", - заметил офицер с погонами старшего лейтенанта, командир роты ополченцев (он был из числа рыбаковских коммунаров). - "Для обороны Города мы можем выставить в общей сложности четыре роты с тяжелым вооружением. А в случае прямой агрессии можно рассчитывать и на батальон федералов".
   "Думаю, если их непосредственно не зацепят, они вряд ли станут встревать в то, что считают нашими внутренними разборками", - покачал головой Сухоцкий. - "Однако Город, действительно, крепкий орешек. Чтобы его штурмовать, им придется бросить сюда всю свою дивизию. А Боковлев не пойдет на это, пока не будет уверен в успехе. Что ему может дать такую уверенность?" - Юрий сделал паузу и оглядел присутствующих, затем продолжил:
   "Здесь для Центральных возможны два варианта. Первый - они постараются нанести удары по нашим аэродромам и уничтожить авиацию, а также выбить у нас заранее, при помощи диверсий, как можно больше тяжелого вооружения. Второй - обзавестись немалым количеством собственного тяжелого оружия и в особенности эффективными противотанковыми и зенитными средствами. Один вариант, конечно, не исключает другой".
   Старший лейтенант недовольно поджал губы:
   "Это значит, что мы можем принимать лишь пассивные меры охраны нашей боевой техники, а инициатива будет принадлежать Центральным! И рано или поздно они все равно сумеют учинить нам какую-нибудь пакость, или соберут достаточно сил и средств, чтобы обеспечить себе перевес. Надоих упредить, перехватить инициативу! Иначе мы заранее обрекаем себя на риск поражения".
   "Вы правы. Но следует хорошо продумать характер упреждающих мер. Ведь начинать полномасштабную превентивную войну для нас крайне нежелательно. Поэтому надо быть весьма осмотрительными. В одном могу вас уверить - я немедленно обсужу возможность активного противодействия Центральным с полковником Айтуллиным. Самостоятельно же пока попрошу вас ничего не предпринимать". - И подполковник Сухоцкий обвел присутствующих внимательным взглядом.
   На крыльце Мильченко обратился к Сухоцкому:
   "Гражданин подполковник, не сможете подбросить меня до госпиталя?"
   "Садись!" - Юрий кивнул на БТР, оборудованный как командно-штабная машина.
   Внутри у них состоялся краткий обмен мнениями:
   "Как ни крути, а мне надо доделать начатое", - твердо произнес сержант.
   "У тебя осталось всего два человека, да и те измотаны до предела
   "Должны справиться. Надо, в конце концов, /пресечь вылазки на Зеленодольском и Залесском направлениях. Да и с этим гадом Боковлевым надо рассчитаться".
   "Такими силами не потянешь. А людей я тебе больше не дам".
   "Сказал - обойдусь, значит - обойдусь", - отрезал Сергей. - "Беру три дня на отдых, а на четвертый выхожу в район севернее Красногвардейска и начну свободную охоту. Буду отлавливать и уничтожать небольшие группы, рвать связь, нападать на склады, перемещаясь по большой территории. Им будет не до рейдов в нашу зону!"
   "Смотри. Ты командир, тебе решать".
   "Я решил".
   На восьмой день после этого разговора командование Центральных было встревожено радиосообщениями о некоем сумасшедшем бронетранспортере, который мчался в ночи через их территорию от польской границы и по пути расстреливал все встреченные посты. Бронемашина мчалась по шоссе и, судя по направлению, следовала прямо к мосту через Реку. На подходах к мосту утром была выставлена засада с несколькими гранатометами. Но сумасшедший бронетранспортер все не показывался, хотя с последнего разгромленного им поста, находившегося километрах в десяти не доезжая моста, уже минут сорок назад передали, что они обстреляны с неизвестной бронемашины, прошедшей мимо них на большой скорости, и что из шестерых караульных три человека у них убиты, а двое ранены.
   Внезапно позади засады, где-то в районе Реки, послышался гулкий стук крупнокалиберного пулемета. Оказалось, что этот самый бронетранспортер свернул с шоссе, вышел к Реке метрах в восьмистах ниже моста и стал переправляться, открыв по мосту огонь прямо с реки. Был выведен из строя грузовик, остановившийся перед КПП, разбит джип охраны, сильно повреждено караульное помещение, несколько человек, успевших спрятаться за мощные стальные опоры моста, были все же ранены рикошетами.
   Усиленные поиски лишь на следующее утро привели к тому, что примерно километрах в двадцати северо-западнее моста злополучный БТР был обнаружен. Но когда к нему прицепили мощный трехосный грузовик, чтобы отбуксировать в расположение Северного территориального батальона, раздался сильнейший взрыв. В результате четыре человека было убито, еще пятеро получили ожоги и ранения разной степени тяжести, а грузовик и БТР превратились в груды обгорелого металлолома...
   Сергей Мильченко понимал, что настойчивые попытки его группы, уходя от преследования, прорваться к Городу, не могли не навести командование Центральных на вполне определенные подозрения относительно принадлежности этой группы. Именно поэтому он избрал столь странный маршрут движения к цели. Следовало хоть на время сбить противника с толку. Кроме того, ему хотелось забросить к предполагаемому месту действий как можно больше грузов - оружия, снаряжения, боеприпасов.
   И теперь, навьюченные сверх всякой меры, трое бойцов упорно шли в направлении Залесья. Первую захоронку сделали километрах в десяти от брошенного БТР. Затем заложили еще два тайника. К этому моменту бойцы и сам сержант совершенно выбились из сил.
   Когда маленькая группа замаскировала последний тайник и удалилась от него примерно на часовой переход, солнце стояло еще высоко в небе. Но Мильченко остановил группу, скомандовав:
   "Привал! Отдыхаем до утра".
   Все, не исключая и Сергея, повалились на землю, едва сбросив с себя навьюченный груз и оружие. Только к вечеру, когда в лесу легли густые черные тени, а золотистые лучи солнца лишь местами поблескивали, пробиваясь сквозь густые кроны деревьев, уже местами тронутые желтым, Мильченко решил, что полностью расслабляться все же нельзя. Надо до темноты заняться хотя бы ужином. А то шагали весь день без обеда, и живот подводит...
   "Подъем!" - негромко крикнул он. - "Витя - за дровами, и костер за тобой. Настя, принеси воду и займись продуктами. А я посмотрю, что тут вокруг делается".
   Сергей не слишком беспокоился о том, что костер их выдаст. Выяснять, чей костер дымит в лесу, попрется, пожалуй, только специальная поисковая группа, посланная по их душу. Да и то - не на ночь глядя.
   Мильченко вернулся к месту привала как раз в тот момент, когда Виктор свалил в кучу принесенный сушняк и стал обустраивать место для костра. Осмотром сержант остался доволен. Хороший лесок, не очень густой, но вокруг, под деревьями, множество молодых сосенок, которые удачно прикрывают их от случайного взгляда. Да и сухо здесь, что нечасто бывает в тутошних лесах. Еще два-три километра к северу, и таких сухих мест, пожалуй, больше и не сыскать.
   Настя почуяла его приближение довольно издалека.
   "Кто идет?" - раздался ее негромкий оклик.
   "Мильченко. А что у нас планируется на ужин?" - сразу обратился он к Насте.
   "Как обычно. Суп из концентрата. Правда, на сегодня еще копченая грудинка осталась на второе. Мы ее с вермишелью сделаем. И чаек заварим", - пояснила Настя.
   "Добро". - Сергей повернулся к костру, который уже начал заниматься. На двух рогатинах покоилась перекладина, на которой были подвешены два котелка с водой.
   "Так, и здесь порядок", - бросил Мильченко, более всего довольный тем, что в его отсутствие Витька не попытался опять проверить Настю на прочность.
   После ужина Сергей приказал переместиться хотя бы метров на двести в сторону от кострища. Если даже в лес кто и сунется, то не выйдет на них сразу, а отыщет сначала остатки костра. Будет время приготовиться к встрече гостей...
   Устроившись на новом месте, Сергей достал свою карту и сказал:
   "Слушайте задачу на завтра. Здесь", - он ткнул в карту карандашом, - "примерно полтора километра севернее Кирсане"ки|, находится опорный пункт Центральных. Ну, мы уже там побывали, так что места вам знакомые. Наша задача - разведать маршруты движения отрядов противника, совершающих рейды на нашу территорию, и перехватывать их непременно до выхода в зону ответственности Северо-Западной дивизии. Уничтожить мы такие отряды, конечно, не сможем, но вот нанести им урон, демаскировать, сообщить о направлении выдвижения своим и, таким образом, лишить их рейд внезапности - вполне посильные для нас задачи. Поэтому приказываю:
   Завтра подъем в 5.00. К 6.30 мы должны выйти к опорному пункту Центральных и занять позиции для наблюдения. Где именно - определим на месте. Завтрашний день целиком отводится под наблюдение. Каждый действует самостоятельно. С собой берем только суточный паек, бинокли и автоматы для самообороны. Остальное маскируем наоставляем здесь. Каждый берет рацию, но на связь выходить только в экстренных случаях. Все ясно?"
   "Так точно", - почти хором ответили Витя и Настя.
   "Тогда - отбой. Всем спать".
  
   "...И вот, мы видим как та же самая зараза поднимает голову в Смоленской области. Все громче и громче с высоких трибун, даже в самой областной администрации, раздаются голоса, что Смоленск без Москвы проживет, что незачем отдавать Москве доходы от торговли с Литвой, Белоруссией, Украиной. Уже выставляются на дорогах незаконные региональные таможенные посты, исправно собирающие дань с торговцев и вообще всех проезжающих. Уже поговаривают о введении в обращение собственной валюты - "смоленского петушка"...
   Но особенно тревожными стали сведения о разбухании численности вооруженных отрядов так называемой самообороны, формально подчиненных местным властям, а фактически слушающихся лишь собственных командиров, о возведении вдоль границ области опорных пунктов, о росте бандитизма, порожденного бесконтрольным расползанием оружия. Только-только был наведен относительный порядок в этом деле, и вот опять не редкостью стали автоматные очереди по вечерам, как в первые годы после войны.
   Настораживает и то, что внутренние конфликты в администрации кое-кто склонен рассматривать под углом противостояния "местных патриотов" и "московских ставленников", что вовлеченные в конфликты чиновники и бизнесмены начинают говорить языком угроз и недвусмысленно бряцать оружием.
   Неужели послевоенные междоусобицы ничему не научили? Неужели Федеральный центр опять будут провоцировать на применение силы?..."

Передовая статья

из еженедельника

"Федеральный Вестник"

  
   Тимофей Боковлев был вне себя от злости. Сначала его молодцы опозорились, упустив террористов, нанесших ему жестокую рану. А ведь на поиск и захват были брошены лучшие силы! Несколько раз террористам вцеплялись в хвост, но каждый раз они уходили. Все, что группа захвата смогла предъявить в свое оправдание - один убитый боевик. Кто он такой, кем и откуда прислан - так и осталось загадкой. Когда же на заливе пропала поисковая группа на трех шлюпках, многое стало яснее. Не иначе, как террористов прислали из Города и они получили оттуда подкрепление.
   Ну что же, они поплатятся. Не сразу, но поплатятся. Не такой дурак Боковлев, чтобы самому, очертя голову, соваться в петлю. О, он устроит в Городе большой погром! Но не сразу, не сразу. Сначала будет создан перевес сил...
   А вот с этим никак не получалось. После разгрома приграничного склада' надолго застопорилась торговля с поляками. Потом эти рейды террористов. Из-за погони за ними пришлось прервать операции на Залесском направлении. Теперь вот операции возобновились - и сразу пошли неприятные известия. Трижды неизвестные совершали налеты на отряды, выходившие на задания.
   Действовали сначала одинаково. Нападение из засады небольшими силами (если отбросить в докладах явные преувеличения, боевиков было примерно шесть-семь человек - поменьше, чем предыдущая группа), короткий огневой контакт и стремительный отход. Потери бывали не слишком велики - несколько убитых и раненых. Но каждый из подвергшихся нападению отрядов натыкался затем, вблизи Залесских нефтепромыслов, на подготовленную встречу. Это подтверждало худшие опасения Боковлева. Боевики - не группа местных бандитов и мятежников и даже не просто отряд Северо-Западной дивизии. Это специально подготовленная разведывательно- диверсионная группа. И как бы не та же самая, что напала на него?!
   Ну что ж, он найдет, чем ответить. Нет, не в Залесье. Он поднимет целый полк (полками в дивизии Боковлева гордо именовались отряды самое большое в две с половиной сотни человек), усилит его бронетехникой и совершит внезапный для всех налет на аэродром в Смеляково и сожжет всю их авиацию. Как ни велика там охрана, а отбиться от полка им не удастся! Это война? Ну и пусть! Без авиации шансы по меньшей мере уравниваются. Но сначала он все же должен выследить и ликвидировать эту занозу. А для это надо вывести в рейд группу- ловушку...
  
   Мильченко - Сухоцкому
  
   В опорный пункт Центральных прибыло еще четыре единицы бронетехники и пополнение численностью до взвода. Рейды на Залесские нефтепромыслы прекращены. Замечена разведка в западном - юго-западном направлении. Предполагаю перенацеливание на другой объект, возможно - аэродром Смеляково. Рекомендую временно перебазировать авиацию в Днепровку.
  

Из архива

Главного управления тайных операций

Федеральной секретной службы

  
   Лихорадочно обдумывая сложившуюся ситуацию, Сергей так и не мог придти к какому-либо решению. Четыре раза они нападали на отряды противника, и предупреждали своих о готовящемся налете. Но что делать теперь? Рейды небольшими группами противник прекратил. А у него как раз теперь доведена до ума хорошая заготовка... Но Центральные теперь стали осторожны - явно готовят какую-то широкомасштабную пакость. Как ее предупредить?
   Ребята день и ночь ведут наблюдение за опорным пунктом. Напасть на него? Ну, подобьют они две или три бронемашины, или даже танк, выведут из строя десяток-полтора врагов. Остановит ли это Боковлева? Уничтожить склад боеприпасов? А что это за склад, так, - одни слезы. Наблюдение установило, что практически весь боезапас загружен в имеющиеся здесь три танка и пять боевых машин пехоты. Бойцы тоже носят с собой по три- четыре автоматных рожка. Даже если уничтожить склад, это не помешает рейду.
   Сжечь запасы горючего? Но заправки в боевых машинах вполне хватит на рейд. Туда и обратно - не более сорока километров. Однако... Если противник действительно планирует удар по Смеляково, то это - война. Айтуллин ни за что не оставит такое без ответа. А раз начнутся боевые действия, танки не обойдутся одной заправкой. Боеприпасы Центральные могут оперативно перебросить из Красногвардейска или из Славьгорода. А вот с бензином и соляркой у них туго. Легально они ничего от нас не получали, только через третьи руки. Резервы у них, конечно есть, но они не решатся начать, пока эти резервы не будут доставлены... Значит, решено. Ударим по складу горючего.
   Пока Мильченко обдумывал этот замысел, в наушнике тоненько запищал Настин голосок:
   "Из лагеря в направлении Залесска вышла колонна".
   Сергей со всей возможной быстротой помчался к лагерю. Когда он уже почти достиг его, микрофон снова ожил. Настя доложила:
   "Колонна миновала мой НП. Движутся по дороге N4".
   В ответ сержант негромко бросил в микрофон:
   "Всем внимание! Марш-бросок до второго, нет, отменяется, - до третьего основного рубежа на дороге N4. Готовность - 25 минут".
   Он подбежал к тщательно замаскированному тайнику, извлек из него вещмешок, пристроил его за спину, потуже подтянув лямки, и побежал ровным широким шагом. Тяжелый груз мешал бежать, и Мильченко пришел к рубежу последним. Хорошо, что он заранее позаботился разметить на карте все возможные маршруты движения противника и рубежи засад на этих путях. Были обозначены и точки сбора, так что искать друг друга не пришлось.
   Задыхаясь от быстрого бега, Мильченко выпалил:
   "Скорее... развешивайте гостинцы у дороги... да получше маскируйте в кронах... чтобы провода не торчали".
   Виктор с Настей принялись устраивать на сучьях деревьев "гостинцы", как назвал их сержант. Это были обычные мешочки с кусками пластиковой взрывчатки, на которую несколькими слоями была насыпана мелкая речная галька и каждый слой обмотан бинтами. Во взрывчатку были воткнуты электродетонаторы с подсоединенными проводами.
   "От одного заряда до другого оставляйте метров 10-15!" - крикнул Мильченко, чуть отдышавшись.
   Ребята развесили все восемь принесенных Сергеем "гостинцев", а он закрепил провода на стволах деревьев так, чтобы они не бросались в глаза. Осень еще была ранняя, и хотя на земле лежало уже немало золотистой, красноватой и просто пожухлой листвы, но и кроны деревьев были все еще довольно пышными.
   "По местам! К бою!"
   И вовремя. Не прошло и трех-четырех минут, как уже стал слышен шум приближающейся колонны противника. В этом случае Мильченко решил избрать несколько необычную тактику. Он расположил своих бойцов прямо в кюветах, метрах в тридцати дальше по ходу колонны от того места, где были установлены заряды. Он приказал сразу после их подрыва открывать интенсивный огонь вдоль дороги.
   На этот раз Настя была вооружена ручным пулеметом, Захария - все тем же своим ПК, более мощным, чем ручной пулемет Калашникова, а у сержанта был тяжеленный автоматический гранатомет "Пламя", стрелявший крупнокалиберными патронами осколочного действия.
   Сначала все шло так, как и задумал Мильченко. Когда колонна человек в двадцать пять - тридцать поравнялась с развешенными на деревьях "гостинцами", Мильченко резко повернул ручку подрывной машинки и дорога скрылась в дыму разрывов и поднятой ими мелкой дорожной пыли.
   Тут же длиной очередью ударил Настин РПК.
   "Рано", - подумал сержант, - "еще и не видно-то как следует".
   Но в то же мгновение он сообразил, что Настя ведет огонь не вдоль дороги, а в сторону, в направлении соснового редколесья. Там, всего шагах в двадцати, мелькнули между деревьев несколько фигур. Сергей тут же скосил глаза в противоположную сторону.
   "Справа!" - предостерегающе крикнул он, но Захария уже развернул свой тяжелый пулемет и секунду-другую спустя патронная лента, извиваясь, быстро поползла в казенник, а пулемет стал отплевываться гильзами.
   Похоже, их брали в клещи. Надо было отходить, но прежде, чем скомандовать отход, сержант прицелился, и его "Пламя" минуты две вело беседу частыми громкими хлопками, посылая один за другим увесистые осколочные снарядики в сторону едва оправившегося после взрыва отряда противника. Затем он все же крикнул:
   "Отбой! Первым отхожу я, Витя прикрывает! Уходим влево!"
   Слева огонь противника был послабее, и Мильченко, послав туда несколько выстрелов из "Пламени", нырнул в придорожные кусты. Вскоре Настя присоединилась к нему. Она продолжала сдерживать короткими очередями левую группу преследователей, а Мильченко прикрывал огнем Виктора, пока тот перебегал проселок.
   Маленькая группа соединилась, и огрызаясь огнем в разные стороны, стала вдоль дороги отходить на северо-восток - в единственном направлении, еще не перекрытом противником. Они еще не знали, что атакованная ими колонна вся целиком нацелена на поиск и уничтожение их самих, что механизированная группа усиленного полка Центральных уже двинулась на предельной скорости на Смеляково, получив сообщение, что диверсанты противника скованы боем.
   Однако и противник многого не знал. Он не знал, в частности, что Сухоцкий поверил доводам Мильченко, и вот уже почти неделю держал возле Смеляково в засаде целый батальон, поснимав людей отовсюду, откуда смог, стянув в окрестности аэродрома почти всю артиллерию, и перебазировав большую часть авиации в Днепровку, а оба вертолета перекинув на секретную запасную площадку...
   Стремительными перебежками тройка уходила на север, но преследовали не собирались отставать. Уже все трое были ранены - Захария и Настя легко, а у Мильченко было прострелено правое плечо, и "Пламя" пришлось отдать Виктору, а затем вовсе бросить, когда был;, израсходована последняя граната к нему. Сергей мог лишь отстреливаться из пистолета левой рукой. Чувствовал он себя паршиво, и оттого был необычно злым. Он замирал в лесных зарослях, подпускал противника поближе, и лупил из "Вальтера" на шорох, на малейшее шевеление в кустах.
   Они не замечали, сколько времени продолжалась эта изнурительная гонка. Пока им удавалось только одно - не дать преследователям взять себя в кольцо, и не дать им насесть себе на хвост одновременно всеми силами, что сделало бы огневое превосходство противника чересчур уж большим. Но вот к северо-западу вдруг загрохотало, застучало, заухало, а потом и завыло на страшные голоса.
   "Пулеметы, минометы, самоходки... а вот и "Градом" плеснуло" - определил для себя Мильченко. Теперь они уходили краем леса, изо всех сил стараясь не дать преследователям вытолкнуть себя на обширный луг. Над лесом вдали уже стали подниматься клубы черного дыма.
   "Черт, нужели все-таки на Смеляково напали?" - воскликнул Витек, отрываясь на мгновение от своего пулемета.
   "Нет", тут же отозвался Сергей, - "до Смеляково километров десять, а то и двадцать. А это горит в пяти-шести, не дальше.
   "Похоже, наши их на подступах встретили", - поддержала его Настя. Однако их собственное положение становилось все сложнее. Настю зацепило уже второй раз, - и на этот раз, к счастью, по касательной, но потеря крови не придавала ей бодрости. Мильченко чувствовал себя все хуже и хуже. Вдобавок в последней обойме его пистолета оставлось всего три или четыре патрона, у Виктора из его ПК торчал жалкий огрызок ленты на три десятка патронов, а Настя уже бросила свой РПК и теперь маялась от досады, переживая свою никчемность.
   Из этих переживаний ее вывел негромкий шепоток сержанта:
   "Мнится мне, что уже с полчаса, как по нас бьет всего четыре ствола", - и, тяжело вздохнув, добавил, - "попробовала бы ты, Настюха, зайти к ним в тыл, уравнять шансы..."
   Настя с готовностью подчинилась, лишь бы не болтаться без дела под пулями.
   Боец Центральных, стоявший на одном колене за большой ольхой, был очень хорошо виден. Плавным, неторопливым, скользящим шагом Настя приближалась к нему сзади. Вряд ли автоматчик услышал что-то, скорее, почувствовал присутствие за спиной, и, когда до него оставаясь два-три шага, начал оборачиваться. Девушка, не раздумывая, отчаянно нырнула вперед, не дав ему окончательно развернуться, и кубарем покатилась вместе с ним по траве. Удар кортика распорол ему левую руку, от локтя до плеча, но не лишил способности сопротивляться. Он пытался зажать руку с кортиком, нанесшую ему удар, и на какое-то время это ему удалось.
   Настя оказалась с ним лицом к лицу. Чисто рефлекторно она впилась ему зубами в щеку и резким движением сумела высвободить руку. Последовала серия не очень сильных, но резких ударов, пришедшихся противнику в бедро и в пах. Автоматчик взвыл, выплевывая отборную матерщину, и тут Настя нанесла ему два удара уже более осмысленно, в низ живота, с поворотом, как учил ее Мильченко. Противник обмяк и отвалился в сторону. Сдерживая тошноту, Настя вытерла кортик о сырую траву, сунула его в ножны, закрепленные на предплечье, подхватила автомат убитого, деловито проверила магазин. Примерно половина. Оба магазина в подсумке оказались пусты, однако нашлась одна граната.
   Почти тут же она пошла в дело. Ориентируясь на скупые очереди другого автоматчика, Настя подобралась поближе и метров с десяти довольно точно уложила гранату ему под ноги. Счет не только сравнялся - теперь их было трое против двоих. Правда, к Центральным могли подойти и подкрепления, а вот им помощи ждать было пока неоткуда. Вероятно, так же рассуждали и двое бойцов Центральных, оставшиеся в живых. Но они решили не ждать этих подкреплений, а, оценив неблагоприятное соотношение сил, присоединиться к своим сами, спешно покинув место перестрелки.
   Теперь тройка имела возможность оторваться от преследования и уйти на свою территорию. Но Мильченко решил иначе.
   "Десять минут на то, чтобы подобрать боеприпасы, какие найдем, и - на восток!" - скомандовал он.
   Еле волоча ноги, группа двинулась на восток. На троих имелось два АКМ (по десятку патронов на каждый) и "Вальтер" сержанта с последним патроном в стволе. Грязные бинты, пропитанные кровью, украшали всех троих.
   "Наша задача", - сипловато пояснил Мильченко, с усилием делая очередной шаг, - "выйти к нашей старой захоронке под Славьгородом. Там лекарства и оружие. Тогда мы сможем снова действовать".
   Этот марш на Славьгород длился целых одиннадцать дней. Страшно хотелось есть. Остатки сухого пайка, бывшего у них с собой, прикончили быстро. Один раз Захария подстрелил утку и ее зажарили в перьях. Другой раз набрели на какой-то заброшенный хутор и выкопали пару десятков меленьких выродившихся картофелин, которые испекли в золе. Ночевали на земле, накидав подстилку из соснового лапника и пожухлой травы на почву, согретую костром. Несмотря на конец сентября, было еще довольно тепло, и ночи обходились без заморозков.
   До захоронки добрались вконец измученные, последние четыре дня подкрепляя свои силы только малюсенькими кусочками седого от древности шоколада. Три дня восстанавливали силы и подлечивали раны. Им и на этот раз повезло - все ранения были касательными, а у Мильченко - сквозное, и хирургического вмешательства не требовалось. Однако и ждать, пока раны окончательно затянутся, Сергей не захотел.
   "Их надо остановить. Желательно - навсегда", - жестко сказал он, хотя никто и не возражал.
   Бензохранилище на окраине Славьгорода было устроено основательно. Никаких тебе огромных цилиндрических цистерн, возвышающихся друг подле друга. Масса небольших емкостей и просто бочек, прикопанных землей. Вокруг - два ряда колючей проволоки, посты охраны через каждые пятьдесят метров, да постоянно шныряющие вокруг патрули.
   "Выстрелом из гранатомета этот склад не сожжешь. Даже если заложить несколько зарядов - и то будет мало толку", - подытожил Мильченко результаты разведки.
   "Тут нужна установка залпового огня или хотя бы минометная батарея", - вздохнул Витек.
   "Н-е-ет", - протянул сержант, - "конечно, "Градом" этот склад можно здорово расковырять, но все равно - весь не сожжешь!"
   "Напалмовые бомбы", - вдруг прервала молчание Настя.
   Сергей взглянул на нее с некоторым удивлением.
   "Это дело", - согласился он. - "Но авиации у нас в подчинении нет. Ни Айтуллин, ни Сухоцкий не позволят поднять авиацию. И они правы - если будет сделан авианалет, Боковлев тут же бросит свои орды на Северо-Западный округ. Вместе с ратниками это больше полутора тысяч штыков. Мы им, конечно, свернем шею. Но вы представляете, сколько крови прольется?". - Немного помолчав, он добавил, - "Да я и не помню, чтобы у нас на складах напалмовые бомбы водились..."
   "Тогда надо заложить взрывчатку к каждой емкости", - не унималась Настя.
   "Ты что?" - Захария даже привстал и покрутил пальцем у виска. - "Там же сотни три емкостей! Устанешь их все минировать. Да и кто тебе даст?"
   "А может, и дадут..." - вдруг задумчиво произнес сержант...
   "Нет, без начальника склада ни капли топлива отпустить не могу!" - торопливо кричал на бегу полноватый низкорослый человек, одетый в странную помесь камуфляжа и парадного офицерского мундира. Он подскочил к посту, охранявшему главный въезд на склады, и, продолжая отчаянно жестикулировать, повторил, - "без начальника складов не могу! Начальник в Славьгороде, до вечера не вернется".
   "А на хрен нам твоя горючка", - развязно произнес крепкий молодой мужик, по виду - старший, спрыгивая на землю с подножки грузовика, - "у нас приказ - расставить у каждой емкости таблички. Ну, там, вместимость, наличие на данный момент, дата заполнения, подпись...".
   Он ухватился за борт грузовика, поставил ногу на колесо, подтянулся и достал из кузова табличку, укрепленную на массивной металлической трубе.
   "Вот, полюбуйтесь. Имею инструкции - снабдить каждую емкость табличкой и объявить вам под роспись, чтобы данные заполнялись ежедневно, дважды - перед началом рабочего дня и в конце. Велено навести порядок. Говорят, скоро Сам с инспекцией собирается нагрянуть" - он заговорщически понизил голос почти до шепота.
   Мильченко с тревогой наблюдал, как полноватый разглядывает приказ, сработанный сержантом по образцу требования на выдачу горючего, которое нашлось в бензовозе, перехваченном вчера группой на дороге к складу. Однако все обошлось. Полноватый вздохнул, пробормотал под нос, - "только начальства нам тут и не хватало", - и еще с одним вздохом вернул приказ Сергею.
   "Часа за четыре, думаю, управимся", - бросил Мильченко. - "Прикажи, чтобы пропустили машину, - не таскать же нам три сотни этих шестов с табличками на себе!"
   Пока все трое усердно забивали металлические трубы с прикрепленными к ним табличками вплотную к емкостям с горючим, их не покидало чувство тревоги. У каждого с собой было лишь по пистолету, спрятанному под одеждой, и если бы их самозванство было вдруг разоблачено, им пришлось бы туго. Так что пот со лба они то и дело утирали не только от усердной работы.
   Наконец, уже далеко за полдень, работа была закончена.
   "Эй, хозяин, распишись вот тут, что работа выполнена!" - окликнул Мильченко полноватого. И, получив долгожданную подпись, скомандовал своей группе - "По местам!"
   Отъехав всего километра три от складов, сержант вдруг остановил машину.
   "Ты чего?" - встревоженно спросил Захария, только-только вздохнувший с облегчением по завершении опасной миссии.
   "У нас в трубах пластиковая взрывчатка и химические взрыватели с замедлением примерно на восемь часов. Прошло только часов пять с половиной - шесть. А ну как, хватившись подбитого нами бензовоза, решат проверить, все ли в порядке на складах? А ну, как вернется начальник, узнает про таблички, да запросит по телефону Славьгород, от греха подальше? Рации у них там вроде не видно, но чем черт не шутит..."
   Мильченко снова завел мотор и стал осторожно съезжать на заросший лесной проселок.
   "В общем, так. Первым делом рвем связь, и ставим засаду на шоссе. Два часа надо продержаться - чтобы никто лишний не попал туда и не поднял тревогу".
   Тем временем начальник складов, который был вовсе не в Славьгороде, а у знакомой бабы в соседней деревне, уже вернулся на ввереный ему пост и во-всю распекал своего заместителя, одновременно раздавая направо и налево строгие распоряжения. "Ох, неспроста связь прервалась, чует мое сердце, - неспроста!" - выкрикивал он с истеричными нотками в голосе. - "И таблички эти... Вы, дурни, уши развесили, а молодцы эти часа четыре тут шастали по всему складу из конца в конец, все разглядывали..." - Начальник повернулся к своему заместителю:
   "Ты, чудило на букву "эм", что ж ты до простой вещи своим чугунком не доварил - снять трубочку и позвонить по начальству? Так мол и так, действительно ли вы присылали таких-то и таких-то... А ну, как это разведгруппа? А вслед за ней нагрянут гости посерьезнее? Ты что, не слыхал, как у нас теперь диверсанты орудуют?" - голос начальника перешел почти на визг. Достаточно испугав самого себя, он прокашлялся, стараясь вернуть себе внезапно севший голос, и сипло выкрикнул:
   "Начальник караула! Немедленно поднять в ружье всех, кто есть в наличии, занять оборону согласно боевому расписанию, выслать патрули на удаление до полукилометра! Быстро!"
   Мльченко встревоженно поглядывал на часы. До взрывов оставалось минут десять. Впрочем, точность химического взрывателя была не столь велика, чтобы можно было рассчитывать время срабатывания до минуты.
   "Надеюсь, что эти молодцы, сообразив, что именно у них взрывается, не кинутся героически выдергивать трубы с табличками из земли..." - пробормотал Мильченко сквозь зубы.
   Первый взрыв негромко хлопнул в отдалении через шесть минут. Через полминуты раздался следующий. А потом с неровными интервалами в несколько секунд зазвучал почти непрерывный треск.
   "Как на праздничном фейерверке", - подумал Мильченко. Его команде такие сравнения в голову не приходили. За свои пять-шесть лет довоенной жизни они не успели побывать на фейерверках, а потом настали времена, когда праздненства остались лишь воспоминанием прошлого, - для тех, конечно, у кого такие воспоминания были.
   В Славьгороде было объявлено военное положение. Тимофей Боковлев не без оснований полагал, что профессионально проведенная диверсия на бензохранилище - лишь пролог к решительным действиям против его зоны. Он был взбешен, уязвлен, испуган... Но на совещании своего штаба он выглядел спокойным, хотя, приглядевшись, можно было заметить, что его прямо-таки душит злоба.
   "Центральные показали нам свои зубы. Сначала засада под Смеляково, теперь бензохранилище. Зубы у них острые. Теперь нам против их танков и авиации выставить нечего. Накопить запас горючего, необходимый для серьезных боевых действий, мы сможем не скоро" - говорил Боковлев, изредка подергивая своей изуродованной щекой.
   "Зубы у них острые", - повторил он, и продолжил, слегка повысив голос. - "Но ничего, мы у них прыти поубавим. Горькая правда в том, что открытого сражения нам против них не выиграть. А вот измотать их мы можем". - Тимофей еще повысил голос, и в нем явственно зазвучал властный металл:
   "С завтрашнего дня половину наличных сил делим на группы в пять-семь человек и ставим им задачу - проникать в Северо-Западный округ, где только смогут, и сеять там разрушения и смерть. Кого встретят - убивать. Резать связь, поджигать дома, посевы, леса, склады, резать и угонять скот, отравлять колодцы, - уничтожать все, до чего только можно дотянуться. Пусть попробуют остановить одновременно пятьдесят отрядов!"
   Злорадная усмешка исказила и без того страшное после тяжелого ранения лицо Боковлева.
   "Сокращение контингента в своей зоне компенсируем за счет призыва ратников", - произнес он уже спокойнее. - "У меня все. Приступайте к выполнению немедленно".
   Тимофей вышел на крыльцо штаба в плотном кольце охраны, вдохнул прохладный сыроватый осенний воздух, щелкнул крышкой золотого портсигара, достал оттуда сигарету "Данхилл" - страшную редкость, призрачное воспоминание о довоенных временах, - и с наслаждением затянулся терпким дымом, глядя на багровые отблески заката на темнеющих облаках. Это была его последняя затяжка. Бронебойная пуля калибра 14,5 мм с металлокерамическим сердечником вошла ему в середину лба, и вышла через затылок, пробив стальную дверь штаба позади Боковлева. Вслед за ней на дверь фонтаном хлынули осколки черепной коробки и кровавые ошметки. Одновременно заговорили два пулемета Калашникова, сметая свинцовым ливнем тех, кто сгрудился на крыльце.
   Через минуту над Славьгородом повисла тяжелая тишина. Она почти тут же взорвалась треском автоматных очередей, хлопками пистолетных выстрелов. Многочисленная охрана, которая далеко не вся полегла под внезапным огневым налетом, открыла беспорядочную стрельбу. Но покушавшиеся уже покинули свои позиции. Короткое замешательство позволило им уйти достаточно далеко, захватить грузовик, и, выжимая из латанного-перелатанного дизельного мотора все возможное, мчаться по шоссе на восток.
   "Лишь бы не полетели покрышки", - преследовала Мильченко неотвязная мысль. И они таки полетели. Но лишь тогда, когда их отделяло от Славьгорода уже около сорока километров и даже с исправным автомобилем ехать дальше, чтобы на ближайшем посту нарваться на выстрел из гранатомета, стало слишком рискованно. Последний пост, который они проскочили, встретил их заполошным автоматным огнем, и продырявленные покрышки быстро превратились в лохмотья, а грузовик завилял по шоссе, сев на диски и скрежеща ими по асфальтовым выбоинам. Затем вслед им полетела ручная граната.
   Два пулемета группы быстро охладили пыл патруля. Однако все трое опять были ранены. И на этот раз их везение кончилось. Витьке Захарии пуля вошла в миллиметре края бронежилета под левую ключицу, и он не мог пошевелить немеющей левой рукой. Любая попытка сделать малейшее движение отдавалась страшной болью в плечевом суставе. Самое страшное было в том, что самостоятельно извлечь засевшую неизвестно где пулю они не могли.
   Сержант получил касательное ранение головы, у него была прострелена левая кисть, а осколок гранаты оставил рваную рану на наружной поверхности правого бедра. Каждая рана сама по себе была не слишком опасна, но Мильченко с каждой минутой терял все больше крови.
   Насте повезло больше других. У нее были лишь небольшие осколочные ранения левого плеча, да взрыв гранаты заставил ее неловко слететь с подножки грузовика: она зацепилась ногой, и с размаху приложилась спиной и затылком об асфальт. Ее тошнило, и немилосердно кружилась голова.
   "Ничего, уйдем", - простонал сквозь зубы Захария, тряхнув чернявой головой без каски. - "В ноги никто не ранен. Уйдем".
   Конечно, они попытались уйти. Их настигли уже километров через пять. Подпустив группу преследователей поближе, троица открыла внезапный огонь почти в упор. Самонадеянность преследователей обошлась им дорого. А Мильченко получил возможность еще два часа брести со своими людьми по лесу, уходя на северо-восток, подальше от сел, опорных пунктов, гарнизонов и патрулей. И подальше от своих, от медицинской помощи.
   Через два часа Захария, шедший в молчании, сцепив зубы, вдруг коротко сказал, как плюнул:
   "Похоже, скоро сдохну".
   "Рано умирать собрался", - попробовал урезонить его сержант.
   "Нет, я не о том. Силы на исходе. А концы я раньше, чем через сутки, не отдам" - процедил, не расцепляя зубов, Витька.
   Настя молчала. Она просто уже не воспринимала ничего вокруг, и, отчаянно борясь с одолевавшими ее тошнотой и головокружением, была полностью сосредоточена на том, чтобы передвинуть ногу и сделать еще шаг. А потом суметь передвинуть другую и сделать еще один...
   "Человек" - вдруг тупо пробормотала она.
   "Какой человек?" - всполошился сержант, оглядываясь на нее.
   "Тут лежит".
   Сергей подскочил к ней, нащупывая рукой рубчатую рукоять "Вальтера".
   Перед Настей на самом деле лежал человек. Изможденный вид, смуглое лицо, заросшее щетиной, сильно потрепанная одежда, почти что лохмотья. А на одежде - несколько больших пятен свежезапекшейся крови.
   Веки лежащего затрепетали и приоткрылись.
   "А... Нашли все-таки", - еле слышно прошептал он, с трудом шевеля губами. - "Так пристрелите сразу, чего там... Все меньше мучиться".
   "Мы не люди Боковлева" - резко отозвался Сергей. - "Мы из Рыбаковской коммуны".
   И Настя, и Захария с удивлением уставились на сержанта. Потом Настя еще раз посмотрела на лежащего человека, присела рядом с ним и распорола штанину, пропитанную полузасохшей кровью. Нога, в которой виднелось по меньшей мере три входных пулевых отверстия, распухла, и приобрела багрово- синий оттенок. Настя положила руку на лоб раненного. У него был сильный жар.
   "Что с ним, Коменская?" - тревожно спросил Мильченко. Настя подняла на него взгляд, закусила губу и едва заметно покачала головой. Сержант все понял.
   "Я из лагеря..." - прошептал умирающий.
   "Из какого лагеря?" - удивился Сергей.
   "Тут, недалеко... был лагерь беженцев Восточного округа... Я работал на биостанции Академии Наук... Там еще были... Из Атлантического института... и другие..." - он замолчал, собираясь с последними силами, и зашептал снова.
   "Центральные... захватили лагерь... вместе с соляными копями... до них тут километра два. И сделали, как фашисты... концлагерь... настоящий. Всех отправили на соляные копи... Я вот бежать пытался... Лучше так, чем в лагере гнить... Там наших... еще человек двести осталось... недолго осталось..."
   Губы его остановились, а глаза так и остались открытыми, неподвижно глядя в серое октябрьское небо.
   "Ученых - на соляные копи?", - Настя прикусила губу, потом отпустила ее. "Точно, как фашисты!".
   "Готовьтесь, ребята", - негромко произнес Мильченко после недолго молчания, обдумав что-то и приняв решение. - "Идем в последний бой. Все равно, - еще час ходу и нас можно будет брать голыми руками. А тут... Есть шанс. Может, не напрасно ляжем. Хоть кого-нибудь, да освободим".
   "Ты что, на соляные копи решил напасть?" - спросил Захария. "Как это там? Безумству храбрых поем мы песню, так, что ли? Да там же гарнизон в полсотни человек, не считая внутренней охраны!"
   "Мы не знаем расположения постов, огневых точек, казарм. Мы не знаем, где лагерь" - поддержала Витьку Коменская. - "И разведать уже не успеем".
   "Под забором соляных копей нас искать не будут. По крайней мере, ближайшие полсуток - точно. А мы именно там и засядем. До темноты как раз успеем оглядеться", - возразил Мильченко.
   "Командуй, сержант", - чуть поджала губы Настя. - "Помирать, так с музыкой". - Но смотрела она невесело.
   Мильченко на этот раз пришлось работать одному. И он сработал как надо - без единого звука. Когда все трое караульных на главных воротах замолкли навсегда, Мильченко крадучись приблизился к БТРу, стоявшему у ворот, рывком распахнул люк, и оглушил сонного механика-водителя.
   "Захария!" - громким шепотом позвал он. - "Давай, подсажу! Лезь на броню. Я - в башню, Настя - за водителя. Коменская, заводи мотор, и полным ходом - к казарме караульной роты. Витек, не давай им высунуться, поливай из ПК, хоть как-нибудь, одной рукой, а я буду лупить из башенного. Подъедем поближе, я добавлю "Шмелем". Потом - к лагерю..."
   ...Остатки караульной роты бестолково расходовали патроны в ночную темноту, когда БТР, обстреляв охрану, смял ограждение из колючей проволоки. Из бараков выглянуло несколько любопытных голов.
   "Кто умеет обращаться с оружием?" - громко воскликнул Мильченко. К бронемашине потянулись люди, - кто медленно, с опаской, а кто - почти бегом. Мильченко бросил первым подбежавшим три автомата.
   "Ваша задача - захватить грузовики и погрузиться в них. Человек по тридцать в них влезет. Еще десятка полтора мы можем взять в БТР. Кто не влезет - придется пешком. Курс - на северо-запад, к Залесским нефтепромыслам. Здесь километров девяносто по прямой. Торопитесь!".
   Бронемашина и три автоматных ствола, которые получили лагерники, огрызались несколько минут, пока толпа людей, еще плохо понимавших происходящее, гроздьями облепляла грузовики. Охрана превосходила их численно, однако, ошарашенная дерзким нападением, не решалась подняться в атаку. Тем не менее во время погрузки пострадало немало людей, попавших под автоматные очереди, время от времени прошивавшие борта грузовиков.
   Но вот они тронулись с места и пошли вслед за БТР к северным воротам. Очереди башенного пулемета БТР разогнали троих караульных и все шесть грузовиков беспрепятственно выехали на дорогу. БТР пристроился в хвост колонны и вся она, набирая скорость, двинулась на северо-запад.
   Разъяренные бойцы Центральных, горящие желанием отомстить за своего командира, и за безнаказанные диверсии, настигали колонну на нескольких легковых машинах. Захария обнаружил преследователей, когда, клюя носом, едва не слетел с брони, встрепенулся, приподнял голову, и в предрассветном сумраке увидал в полукилометре позади себя на шоссе, делавшем здесь плавный поворот вдоль опушки леса, кавалькаду из семи или восьми легковушек.
   "Коменская, стой!" - истошно завопил он. - "Все из машины! Сейчас они по нас из гранатометов ударят!"
   БТР резко затормозил. Люди неуклюже выбирались из машины, а со стороны легковушек уже затрещали первые неприцельные автоматные очереди. Мильченко ответил из башенного, явно зацепив одну из легковушек, которую повело в кювет и опрокинуло на бок. Затем подобная же участь постигла и другую. Но остальные подскочили уже метров на двести, и огненный хвост противотанковой гранаты прочертил воздух, скользнув в нескольких сантиметрах над башней бронетранспортера.
   Сергей выскочил на броню и кубарем скатился на землю. Вовремя. Следующая граната превратила БТР в чадный костер.
   "Огонь по машинам!" - закричал сержант. - "Надо выбить машины, чтобы они не смогли преследовать грузовики!"
   Два пулемета упорно стучали короткими очередями, стараясь вывести из строя оставшиеся легковушки. Тем временем Центральные перебежками подтягивались все ближе, а их огонь становился все точнее и настойчивее. А на шоссе, натужно воя изношенными моторами, показались два грузовика.
   Захария, собрав последние остатки своей воли и упрямства, пытался не потерять сознание. Его пулемет какое-то время продолжал огрызаться, заглатывая остатки ленты, а затем замолчал. Вместе с последним патроном силы оставили Витьку, и он провалился в горячечное полузабытье. Через минуту замолчал и пулемет сержанта. Настя, выставив руку с пистолетом Стечкина, ждала, когда Центральные подойдут поближе. Достал свой "Вальтер" и Сергей.
   "Что делать будем, Сережа, милый?" - пересохшим от страха ртом прошептала девушка, пододвигаясь поближе к Мильченко. Тот не успел ответить. Противотанковая граната, сверкнув огненным хвостом, рванула совсем рядом, и сержант едва успел накрыть Настю собой. В спину ему ударили взрывная волна, осколки, комья земли. Бронежилет выдержал, но незащищенные конечности и шея приняли в себя несколько мелких кусочков металла. Тело пронзила боль, и, уже теряя сознание, он услышал череду близких разрывов.
   "Накрыли..." - мелькнул в угасающем сознании слабый проблеск мысли, и Мильченко провалился в темноту. Лишь боль осталась с ним, свидетельствуя, что тело еще живет.
   "Сережа! Не умирай, Сережа!" - отбросив пистолет в сторону и вцепившись в сержанта обеими руками, Настя истошно кричала, не обращая внимания на грохот боя, визг пуль и осколков. Она не замечала ни вертолетов, засыпавших шоссе неуправляемыми ракетами, ни сожженных ими автомашин, ни десанта автоматчиков, двинувшихся добивать разгромленного противника.
  
   Старец - Канарейке
  
   Группа совершила нападение на соляные копи. Освобождено около двухсот человек заключенных с принудительных работ. На захваченных грузовиках и БТР они движутся в сторону Залесска. Центральные организовали преследование. Группа выполняет роль арьергарда и не может оторваться. У них недостаток вооружения и боеприпасов. Все трое серьезно ранены. Нужна немедленная помощь, иначе гибель группы неизбежна.
   (открытый текст)
  

Из архива

Федеральной службы безопасности

  
   Энергично подталкивая в спину автоматчика с санитарной сумкой через плечо, к ним бегом приближалась Таня Гаврилина, то и дело поправляя сбивающиеся на бегу лямки заплечного мешка с радиостанцией. Санитар опустился на колени рядом с Настей и поднес к носу Мильченко откупоренный пузырек с нашатырем. Веки Сергея чуть затрепетали, потом шевельнулись губы.
   "Сереженька!" - снова вскрикнула Настя и прильнула к его губам.
   "Приподними ему голову!" - жестко приказала Гаврилина. - "Сама санинструктор, должна соображать!".
   Настя послушно исполнила приказание. Веки сержанта снова задергались и, наконец, приоткрылись.
   "Ты что это учудил, сержант?" - строго спросила Гаврилина. - "Решил геройски голову сложить? Кой черт тебя на штурм соляных копей потянуло?"
   "Там... люди..." - еле слышно зашевил губами Мильченко.
   "Понятно, что люди, а не ежики!" - хмыкнула Таня. - едва успела подмогу запросить. А ты хорош - все в группе ранены, оружия и боеприпасов - кот наплакал, радиостанцию угробил, и на тебе - пошел на штурм! Ладно, Калашников сообразил, что за вами догляд нужен, и послал меня. А не то..." - Татьяна умолкла, осторожными движениями расстегивая на Сергее бронежилет.
   Рядом уже укладывали на носилки хрипло дышавшего в беспамятстве Захарию.

Эпилог

   Вот так группа Мильченко закончила свой последний рейд. Из первоначального состава группы уцелели лишь двое. Если бы я не послал для подстраховки Старца, дело могло бы кончиться и вовсе печально. Но главное было сделано. Машина захватов, запущенная Боковлевым, рассыпалась.
   В бывшие владения Тимофея Боковлева тут же вцепились Восточная дивизия и Южная бригада. Однако наша Северо-Западная дивизия успела раньше. Славьгород и Красногвардейск оказались под нашим контролем в тот же день. Впрочем, Восточные и Южные тоже заняли приличные куски территории, вернув свои прежние потери и прихватив кое-что в придачу. Эти территориальные изменения были зафиксированы договором о военно-административном делении области.
   Было согласовано решение об амнистии всем бойцам Центральной дивизии и ратникам. Более того, было объявлено, что они могут поступать на военную службу и в ополчение без ограничений. Тем самым удалось свести к минимуму число тех, кто после краха имперских замыслов Боковлева занялся вульгарным бандитизмом.
   Одним из важнейших решений, принятых после этих событий, было соглашение о проведении выборов на всей территории области и о восстановлении в Городе областных органов гражданской власти. Военная же по-прежнему оставалось разделенной между соответствующими командованиями, считавшимися в прямом подчинении федеральным военным властям.
   Северо-Западный окрруг, сумевший сосредоточить у себя основные кадры специалистов и образовательные учреждения, выразил готовность поделиться ими со всеми остальными округами. А вместе с нашими специалистами в округа пришли и ячейки Рыбаковской коммуны. Вторые выборы в областное народное собрание показали, что коммунарам население доверило сорок три места из ста двадцати. От Северо-Западного округа две трети избранных были членами коммуны.
   Больше того. Через несколько лет первые наши ячейки появились в Литве и Польше...
   Мильченко с Настей перебрался сначала в Народный, а затем, с группой литовских беженцев, перешел в Литву и осел в Клайпеде. Я долго поддерживал с ним связь, пока не началась вторая Прибалтийская гражданская война. Мильченко возглавил один из батальонов Клайпедской самообороны, а затем сведения перестали поступать. Лишь через восемнадцать лет я узнал, что Мильченко с боями прошел до самого Таллина, а оттуда каким-то образом перебрался в Швецию. Об этом стало известно только тогда, когда от него из Швеции поступил большой груз комплектующих к электронному оборудованию и партия дизельных двигателей.
   Сейчас Мильченко живет с Настей под Зеленодольском со своими двумя детьми - при их бурной жизни больше они завести не смогли. Ребятишки их уже давно взрослые...
   Я часто наведываюсь со своими детьми в Гдыню, в столицу Польской Республики Северного Поморья. Там могила их матери, Тани Гаврилиной. Старец погиб совершенно нелепо Задание было уже выполнено, когда во время шторма она бросилась спасать тонущего ребенка и не выплыла. Лет ей тогда было уже немало, видимо, сердце подвело.
   Вчера в Областном Народном собрании бурно дебатировался вопрос об отправке добровольческого полка на Большую Землю. Большинством голосов предложение было отклонено. А дела там паршивые. Федеральная власть разваливается. Но своим полком мы положение не исправим, зря только людей положим. Я побывал там недавно. Федеральная власть пытается удержать положение силой, но это не лучшая политика...

Из дневника Виктора Калашникова (копия)

Архив Федеральной службы безопасности

  
   Молодой человек в изящном штатском костюме захлопнул архивную папку и посмотрел на пожилого человека с полковничьими погонами, сидевшего по другую сторону стола.
   "Откуда у вас этот дневник?" - немного удивленно спросил он.
   "Калашников передал нам весь архив организации "Птичье озеро" вместе с архивом Земландского управления Федеральной службы безопасности. А вместе с архивом и свой дневник", - пояснил пожилой полковник.
   "Птичье озеро?" - молодой недоуменно приподнял брови.
   "Да, Витя, так называлась разведывательная организация, основанная твоим дедом, пока на Земланде не было создано официальных структур службы безопасности и разведки". - Полковник говорил монотонно, как терпеливый учитель, объясняющий не очень способному ученику что-то совсем тривиальное. - "Твой дед сделался настоящим профессионалом в этом деле. Мы до сих пор..." - тут полковник осекся и улыбнулся с заговорщическим видом.
   "Мне ваши секреты ни к чему", - улыбнулся в ответ молодой человек. - "Я не разведчик, и даже не журналист. Я всего лишь историк".
   "Ну, историки тоже порой бывают весьма любопытными..." - пробурчал полковник. "Так я могу использовать этот дневник?"
   "Можете, можете..." - так же недовольно пробурчал пожилой. - "Мы снимем вам копию. Но не советую вам тащить его с собой. На любой границе могут возникнуть вопросы, а вслед за ними - и неприятности".
   "Я лечу самолетом" - возразил молодой.
   "Вот как? Но ведь регулярного сообщения давно уже нет! Или вы пристроились к военным?" - поинтересовался полковник.
   "Не совсем так", - улыбнулся молодой человек. - "Это, скорее, военные пристроились ко мне".
   "Как это?" - полковник совершенно искренне удивился.
   "Да вы же знаете!", - немного снисходительным тоном бросил молодой. - "У нас же обязательное совмещение профессий. Я ведь не только историк. Я еще и пилот. Это я вел самолет, доставивший сюда делегацию Балтийского Союза".
   "Ладно", - промолвил полковник,поднимаясь из-за стола, - "сейчас я сниму вам копию дневника".
   "А могу я попросить вас еще об одной услуге?"
   "Это о какой?" - пожилой полковник остановился в дверях и обернулся.
   "Вы часом не знаете, купила ли Аннушка масло?"
   Столь странный вопрос нисколько не смутил полковника.
   "Не только купила, но уже и разлила", - не промедлив ни секунды, ответил он.
  
   Конец второй части

Оценка: 6.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"