Гриша - самодеятельный автор, друг литературной юности Олега Петровича.
Карамбиев Симон Дарионович - профессиональный поэт.
Таджики - четыре человека в тюбетейках.
Амодест - мрачный драматург.
Дармодьелов Сергей Артемьянович - знаменитость.
Ионесса Калабердыева - профессиональная поэтесса.
Человек в кожаном пальто - сотрудник серьезной организации.
Рабочие - люди, работающие не только головой.
Действие первое.
Кабинет главного редактора. Чистота и пустота стола. Молчаливое согласие телефонов. Заоконный мрак медленно перетекающий в розовощекое утро.
Стук в дверь.
Голос из-за двери: - Ах, да... никак не могу привыкнуть.
(Дверь открывается, входит главный редактор Олег Петрович. Он одет в черное пальто в руках кожаный портфель.)
Олег Петрович (ставит портфель на стол): Кому-то я должен был позвонить иф ай нот мистейкен разумеется. (Снимает пальто.) Или кто-то мне должен был позвонить если хи нот мистейкен. (Вешает пальто на вешалку.) А если мы оба мистейкен, тогда кто из нас должен был позвонить? Кто есть кто - одним словом. Однако... я кажется вспомнил.
(Открывается дверь и в кабинет заглядывает секретарша.)
Секретарша: Олег Петрович, доброе утро. К вам тут посетитель.
Олег Петрович: Как уже? Так рано.
Секретарша: Говорит, вы обрадуетесь.
Олег Петрович: Ну, я еще чаю не пил.
Секретарша (шепотом): По-моему у него бутылка коньяка.
Олег Петрович: Ладно, впускайте.
(Дверь широко распахивается и в кабинет, отталкивая секретаршу, входит человек непонятной национальности с большим бумажным свертком подмышкой.)
Человек непонятной национальности: Олег Петрович! Олег Петрович - это ты!
Олег Петрович: Я.
Человек непонятной национальности: Ну тогда ты меня узнал!
Олег Петрович: Очень рад, но кажется я вас не помню.
Человек непонятной национальности: Ну как же не помнишь?
Когда часы на башне били
По небу планер пролетел
Его зенитчики подбили
Но летчик в нем остался цел.
Олег Петрович (недоуменно): Зенитчики?
Человек непонятной национальности: Ну,... ну.
Олег Петрович (делая серьезное лицо): Вы по какому поводу?
Человек неопределенной национальности: Вот это уже другое дело.
(разворачивает сверток и достает из него три толстых тетради)
Олег Петрович: Да...
Человек непонятной национальности: А помнишь, Олег Петрович, как мы сидели за одним большим столом.
Олег Петрович: И?
Человек непонятной национальности: А Михаил Сергеевич...
Олег Петрович: Михаил Сергеевич? Подождите, вы из какого города. Из Нижне-Паровозинска?
Человек непонятной национальности: Ну, - так как же?
Олег Петрович: А Михаил Сергеевич - это тот самый Михаил Сергеевич?
Человек непонятной национальности: Ну разумеется!
Олег Петрович: Гриша!?
Гриша: Гриша!
Олег Петрович: Ну, садись, садись, а я сразу и не узнал. Столько лет прошло. Как сейчас помню - Михаил Сергеевич, ты, Вася, Маша...
Гриша (садится на стул): А помнишь, Михаил Сергеевич сказал однажды, что во всех нас что-то есть, и только в тебе одном чего-то нет?
Олег Петрович: Михаил Сергеевич был хороший шутник.
Гриша: Нет, нет - он всегда говорил правду.
Олег Петрович: Говорят, он умер?
Гриша: Да ходят слухи.
(Дверь приоткрывается, заглядывает секретарша.)
Секретарша: Олег Петрович, вам стаканы принести?
Олег Петрович: Да, пожалуйста, с чаем.
(Дверь закрывается.)
Гриша: Я тут тебе, кстати, роман привез. Напечатаешь по старой дружбе?
Олег Петрович: Роман?
Гриша: Вот смотри, какое красивое название "Вымысел господина М. Зубного врача и просто хорошего человека."
Олег Петрович: И про что роман?
Гриша: Про зубного врача.
Олег Петрович: Хм...
Гриша: Вот, я сейчас прочитаю начало, слушай.
(Открывает тетрадку и читает.)
"В то лето пациентов было немного, - в основном, скупые на рубль старушки, да связанные военнообязанные.
Петру Лексеичу было скучно. Истосковавшиеся по большой, настоящей, работе руки слабо ныли, требуя занятия, и он, вдруг, неожиданно для себя увлекся резьбой по дереву. Фигурки получались разные: страшные чудовища с клыками и ушами до пят, добродушные лохматые слоны, девушки с лицами от Модельяни, а также многочисленные грибы, которых он называл "мои мухоморчики" и расставлял во множестве комбинаций на подоконниках своего обширного кабинета. "Для утешения пациентов", - так объяснял он свое увлечение медсестре, не позволявшей себе подобных расслаблений даже в часы летнего безделья.
Все текло мерно и неторопливо случавшиеся события никак на обещали той ситуации в которую никуда не поспешающий Петр Лексеич, вдруг, перетек в одно непривычно прохладное августовское утро."
(Дверь открывается и в кабинет заходит секретарша. В ее руках поднос с чаем и бутербродами.)
Секретарша: Вот ваш чай, Олег Петрович, а на закуску я вам бутербродиков наделала.
Олег Петрович: Спасибо, Маруся, давай-ка, Гриша чаю попьем.
(Секретарша, поставив поднос на стол, уходит.)
Олег Петрович: Чай "Липтон" вкусен и сладок...
Гриша: Разбавит душевный осадок!
Или: Изгонит душевный упадок!
Еще можно: Устроит душевный порядок!
Олег Петрович: Может тебя в рекламный отдел взять?
Гриша: Нет, я романы пишу.
Олег Петрович: Романы это хорошо, но у меня, вот, специалиста по рекламе нет.
Гриша: Хочешь, еще почитаю?
Олег Петрович: Давай почитай, только мне позвонить нужно.
(Дверь приоткрывается, заглядывает секретарша.)
Секретарша: Олег Петрович, к вам поэт Карамбиев.
Олег Петрович: Блин! Скажи, что я чай пью.
Секретарша: Он говорит, что он на минутку, и что это очень важно.
Олег Петрович: Ну ладно, впускайте.
(В кабинет входит поэт Карамбиев.)
Карамбиев: Олег Петрович, мне плохо.
Олег Петрович: Почему, мы ведь вас взяли в номер.
Карамбиев: Теперь я не хочу.
Олег Петрович: То есть как?
Карамбиев: Калабердыева - дура!
Олег Петрович: И?
Карамбиев: Вы только послушайте!
(Звонит телефон. Олег Петрович хватает трубку.)
Олег Петрович: Да, да. Я вам только что хотел позвонить, нет - правда, на самом деле, я не шучу, я действительно хотел позвонить, я вас не обманываю и вы зря обижаетесь...
(Карамбиев, не обращая внимания на разговор Олега Петровича, достает из кармана скомканный листок бумаги, разворачивает и читает.)
Карамбиев: Когда я слышу грома громыханье
То плачу я и плача не стыжусь.
Поскольку знаю, что без Состраданья
Пропала вся Сияющая Русь.
И вижу я, - просторы бесконечны,
В которых конь ногою не ступал,
Поскольку трактор, как Мучитель вечный
Своим когтем всю землю испахал!
Олег Петрович: Симон Дарионович, нельзя ли потише, я по телефону разговариваю.
Карамбиев: Потише? Пожалуйста. (Обращаясь к Грише.) А что пишет эта Калабердыева:
Когда была девчонкой молодою
В полях я бегала
И пряталась в лесах
Но вот, однажды, встретилась с тобою
И поняла, что много потеряла...
Ах!
Гриша: Хотите, я вам роман почитаю?
Карамбиев: А, правда, Калабердыева дура?
Гриша: Не знаю, я ее плохо знаю.
Карамбиев: А хорошо и не надо достаточно одного стихотворения.
Была я очень умной в детстве,
Но неумелою в кокетстве.
Что в результате получилось?
До тридцати не омужилась.
Гриша: Весело.
Карамбиев: Вот именно! И меня помещают рядом с ней. Я ведь серьезный поэт, мне вообще при публикации нужно определенное одиночество. А тут, - мало что в подборке так еще рядом с Калабердыевой. Стыдно, неуместно и неудобно. Просто позор какой-то.
Олег Петрович (в телефонную трубку): Ну слава богу все хорошо. До свидания. (Кладет трубку на аппарат.)
Карамбиев: Ну и что вы про меня скажите?
Олег Петрович: Давайте завтра.
Карамбиев: Вы это бросьте, Олег Петрович, вам сегодня номер подписывать.
Олег Петрович: Неужели! (Хватается руками за голову. Дверь приоткрывается, в кабинет заглядывает секретарша.)
Секретарша: Олег Петрович, к вам таджикская делегация, говорят назначено.
Олег Петрович: Вот видите, Симон Дарионович, у меня работа!
Карамбиев (неожиданно соглашаясь): Хорошо, я через полчаса зайду.
(Уходит.)
Гриша (кивая в сторону двери): Он поэт?
Олег Петрович: Ага, национальная гордость.
(Дверь открывается. В кабинет входят четыре человека в тюбетейках. У двоих в руках народные музыкальные инструменты. Посредине кабинета они останавливаются. Двое начинают играть музыку, один петь, и один переводить.)
Песня: Кылдыр мылды ару ару кылды.
Перевод: Как ты понял, мы прибыли издалека.
Песня: Тылды мару мару тылды.
Перевод: Но мы знаем, что ты наш друг.
Песня: Ракул ракул ылды алла.
Перевод: О солнечный зайчик на твоем правом веке.
Песня: Тунжун ару ару тунжун.
Перевод: Ты славный рыцарь, ты - батыр!
Гриша (шепотом): По-моему это постмодернисты.
Олег Петрович: Граждане, давайте поговорим о деле.
(Музыка прекращается.)
Переводчик: Сейчас мы будем с вами ругаться.
Певец: Былдыр.
Переводчик: Слово - мысли голова.
Олег Петрович: Я что-то вас не понимаю.
(Певец достает из-за пояса кинжал и проводит им на уровне горла.)
Певец: Былдыр.
Гриша: Ну, точно постмодернисты.
Олег Петрович: А! Кажется я понял. Вам нужно не в журнал, а в посредническую фирму. Она у нас на первом этаже помещение арендует.
(Люди в тюбетейках молча уходят. На прощание певец снимает с себя тюбетейку и одевает ее на Олега Петровича.)
Певец: Былдыр.
Олег Петрович: До свидания.
(Дверь за певцом закрывается и почти сразу же снова открывается. В кабинет входит толстый мрачный мужчина, маленького роста.)
Олег Петрович: А! Здравствуйте, Амодест! (Грише тихо.) Это наш драматург.
Амодест: Олег, там эта твоя дура ведет себя как свинья!
Олег Петрович: Она наверно пошутила.
Амодест: Ничего себе. У меня спичек нет, а она шуточки.
Олег Петрович: Амодест,- вот тебе спички. (Грише тихо.) Гриша дай спички.
Гриша (также тихо): Я не курю.
Олег Петрович: Сейчас мы дадим вам спички.
(Открывает один за другим ящики письменного стола и ищет спички. Амодест подходит к окну и с мрачным выражением лица смотрит на улицу.)
Амодест: Не погода, а говно.
Олег Петрович (роясь в нижнем ящике):Да с погодой нам не повезло.
Амодест ( не оборачиваясь): Вообще все говно.
Олег Петрович (доставая коробок из ящика): Да.
Амодест: А сегодня в особенности.
Олег Петрович: А вот и спички!
(Амодест подходит к Олегу Петровичу.)
Амодест: А спички-то плохие. (Берет коробок.) Вот так всегда, на одном говне и держимся.
(С мрачным лицом уходит из кабинета.)
Гриша: Это он о чем в последней фразе.
Олег Петрович: Не знаю. Не получается что-то, вот и переживает. Давай лучше, Гриша, чай пить.
Действие второе.
Кабинет главного редактора. К входной двери прислонен стул. На нем сидя спит Гриша. Олег Петрович сидит за столом и перебирает бумаги.
Олег Петрович (в полголоса): Вот если взять вот эту... и вот в этом месте ее сократить, то будет, то будет...Э-э-э... А если обрезать Петрушевича, мы его все равно в прошлом номере печатали... да на четыре страницы, тогда вот... иллюстраций сюда не надо, вот и в результате получается... вот почти и все...
Гриша (вздыхает во сне): О-ох.
Олег Петрович: А-ах.
Олег Петрович: Спит. (Откладывает в сторону бумаги и достает из верхнего ящика стола пачку писем.)
Олег Петрович: Ага (Раскрывает первый попавшийся конверт, достает письмо и читает.)
"Мерзкий вы должно быть человек, говоря другими словами непорядочный. Я просил вас ответить на мое письмо по возможности полно и обстоятельно. Вы же ответили мне всего пятью словами: "Эта тематика наш журнал не интересует". Извините, но это хамство. В данной ситуации я был бы должен ответить вам радикальными мерами, но я просто пишу вам второе письмо."
(Олег Петрович откладывает письмо в сторону и поворошив пачку выбирает большой желтый конверт. Достает из конверта письмо и читает): "Любимый, пишу тебе преодолевая непреодолимые расстояния разделяющие две наши страждущие души. Ты чувствуешь, как мое неутомимо бьющееся сердце хочет и мечтает быть приближенным к другому подобному предмету. Не надо лишних слов объясняющих глупости именуемые именем и фамилией, - это всегда лишние."
(Олег Петрович вздыхает, рассеяно смотрит мимо всего и отложив письмо в сторону распечатывает третий конверт. Достает из него письмо и читает): "В наше сложное и многоплановое время трудно найти человека для которого дело и честь не простые звуки. Говоря о вас мне так и хочется сказать - друг. (Олег Петрович втягивает в свои легкие большое количество воздуха.) Нужно что-то делать, иначе количество перейдет в качество." Бу-бу-бу (пропускает абзац Олег Петрович.) Видя в вас нашего соратника. А-а ( Олег Петрович пропускает еще примерно абзац.) Предлагаю вступить Вам... М-м? в число членов нашей организации". (Олег Петрович бросает письмо в сторону окна. В дверь стучат.)
Олег Петрович (в пол голоса): Я сейчас сейчас.
Голос секретарши: Олег Петрович, можно у вас Дармодьелов посидит?
Олег Петрович: Можно, только нужно Гришу отодвинуть.
(Олег Петрович встает из-за стола и с помощью секретарши отодвигает стул вместе с Гришей в центр комнаты. Секретарша уходит и возвращается с инвалидным креслом на котором покоиться лысый старичок с большими глазами, горящими безумным огнем.)
Секретарша: Олег Петрович, не забудьте, что у нас конференция в два, то есть через сорок минут - как вы понимаете. Он пускай посидит здесь, а я пойду вскипячу воду для графина.
Олег Петрович: Маруся, ты меня извини, но про что у нас конференция?
Секретарша: Про пятьдесят лет Дармодьелова в нашем журнале.
Олег Петрович: Хорошо, я постараюсь.
Секретарша: К сожалению, Олег Петрович, вы обязаны. Вы ведь у нас теперь главный редактор и должны выступать на всех плановых мероприятиях.
Олег Петрович: Какая жалость.
Секретарша: Не переживайте все у вас получиться.
Олег Петрович: Был бы этому рад.
(Секретарша уходит. Олег Петрович стоит между Гришей и Дармодьеловым и поочередно смотрит то на одного то на другого. Гриша спит, а Дармодьелов не отрываясь рассматривает что-то на кончике своего носа.)
Олег Петрович (негромко, останавливая взгляд на Дармодьелове): Как же у него имя отчество? То ли Армян Саранян, то ли Саранян Тараньян.
Дармодьелов (отчетливо): Сергей Артемьянович.
Олег Петрович: Извините.
Дармодьелов: Ничего, я привык. У вас тут попить есть чего-нибудь.
Олег Петрович: Только чай.
Дармодьелов: Наверное холодный?
Олег Петрович: Холодный.
Дармодьелов: А я люблю горячий.
Олег Петрович (в сторону двери): Маруся.
Дармодьелов: Она ушла.
Олег Петрович: Куда?
Дармодьелов: Воду для графина кипятить, для моего юбилея.
Олег Петрович: Ах да... М-м... Давайте я в буфет что ли сбегаю?
Дармодьелов: Хорошо, сбегайте. Только без сахара и без пирожков. Я ни того ни другого терпеть не могу.
Олег Петрович: Я быстро.
Дармодьелов: Надеюсь.
(Олег Петрович убегает. Дармодьелов перестает рассматривать кончик своего носа, и неожиданно ясным взором смотрит на Гришу.)
Дармодьелов: Молодой человек.
(Гриша спит)
Дармодьелов (громче): Молодой человек!
Гриша(зевая): А-а-а!
Дермодьелов: Молодой человек, что вы думаете о современной литературе?
Гриша (открывая глаза): Чего?
Дармодьелов: Так я и думал.
Гриша(зевает и оглядывается по сторонам): Что случилось О...(замечает Дармодьелова) Это вы дедушка.
Дармодьелов: Это я дедушка.
Гриша: Хотите, я вам роман почитаю?
Дармодьелов: Читайте если не жалко.
Гриша: Хорошо (встает со стула и берет со стола тетрадку). С какого места читать?
Дармодьелов: А с какого хотите.
Гриша: Я тогда начну вот с этого, где про любовь.
" Однажды, уже после описанных странных событий, Петр Лексеич сидел у себя дома за длинным обеденным столом и пил кофе. На улице было прохладно. Недавно прошел дождь, и в открытую фортку терпко веяло поздней летней растительностью.
Когда Петр Лексеич совершал очередной растянутый глоток сопровождаемый причмокиванием, в котором, не было ничего пошлого и низменного, а только возведенное в ранг ежедневной торжественной молитвы возвышенное поклонение богу аппетита, в дверь позвонили.
- Интересно, - подумал Петр Лексеич, прерывая свой бесконечный глоток примерно по середине, что так неприятно, - Что бы это могло быть? Звонок повторился. Теперь он был не робким и коротким, как в первый раз, а жестким и продолжительно требовательным."
Дармодьелов: Молодой человек.
Гриша: Что?
Дармодьелов: Вы это хотите напечатать?
Гриша (не совсем уверенно): Ну, Олег Петрович мне обещал посодействовать.
Дармодьелов: Это молодой что ли? Этот конечно может. Сейчас актуально про царей писать.
Гриша: про каких царей?
Дармодьелов: Ну, Петр Лексеич, это царь?
Гриша: Нет, зубной врач.
Дармодьелов: Да уж. Когда слышишь - "Зубной врач", ты пожалуйста не плачь.