Кокоулин А. А. : другие произведения.

Точка (начало)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   Воды на этаже опять не было.
  Ни холодной, ни горячей. После поворота вентиля с холодной водой раздавалось обнадеживающее шипение, после поворота вентиля с горячей не раздавалось ничего. Это говорило о том, что холодная, возможно, будет к полудню, а горячую, пожалуй, уже стоит перевести в категорию "мечты несбыточные".
   Искин устало повозил по зубам сухой зубной щеткой и сплюнул в раковину. Плевок застыл у горловины мутно-белым бугорком на потрескавшейся голубой эмали.
   Искин вздохнул и закрутил вентили. Вытер рот сухим полотенцем.
  В осколке приклеенного к стене зеркала отразились высокий лоб и серые, вздыбившиеся волосы. Чтобы заглянуть себе в глаза, Искину пришлось привстать на носки.
   М-да.
  Глаза были мутные, с краснотой лопнувших сосудиков. Ни желания жить, ни легкости, ни проблеска надежды. Тьфу!
   Огорченный Искин покинул общий санузел.
  У номера его ждал высокий, всколоченный Баль. Он работал на рефрижераторе - развозил мороженую рыбу с завода по окрестным магазинчикам. Длинные ноги его перекрывали коридор, упираясь носками туфель в противоположную стену.
  - Привет, - сказал Искин.
  - Ага, - сказал Баль.
   Он убрал ноги и дождался, пока Искин, со второй попытки попав ключом в замочную скважину, откроет тонкую фанерную дверь.
  - Ты ко мне? - спросил Искин.
   Баль пожал плечами, но молча вошел следом, распространяя слабый запах рыбы. Серый утренний свет дышал сквозь жалюзи. Искин бросил полотенце на спинку драного кресла и сел на продавленную кровать.
  - Так что?
   Баль запустил пятерню в свою пышную шевелюру.
  - Ты мог бы пойти со мной?
  - Опять?
   Баль отвел глаза и кивнул.
  Искин вздохнул, наклонился и вытянул из-под кровати чемодан из местами облезшей коричневой кожи. Собственно, это было все, с чем он три года назад появился в городе.
   В чемодане лежали пиджак, лосьон, подтяжки, томик Эмиля Лензаки и несколько рубашек с коротким и длинным рукавом.
  - Где ты их только находишь? - спросил Искин, доставая одну из рубашек.
  - На улице, - сказал Баль.
  - Это я понял.
   Рубашка оказалась с волнистым узором по животу. От воротника пахло мылом. Искин застегнул пуговицы.
  - Вечером она была нормальная, - сказал Баль.
  - Или терпела.
  - Я разбираюсь, она была нормальная, - упрямо повторил Баль.
  - Хорошо, - согласился Искин, сняв полосатые пижамные штаны. - И сдать ее санитарной службе ты не хочешь. Она здешняя?
  - Нет.
  - Ты знаешь, что это противозаконно?
   Баль вдруг широко, щербато улыбнулся.
  - Идут они в задницу!
  - Ясно.
   Искин, прикрыв одеялом бледные ноги, стянул мятые брюки со стула.
  Пока он одевался, Баль широкими шагами напряженно мерил узкую комнатку. Размеры помещения были таковы, что своими движениями водитель рефрижератора, казалось, заполнял весь его объем. Всюду были его локти, его колени, его волосы и его нос. Тело его, упакованное в джинсы и жилет, перемещаясь, существовало, по всей видимости, сразу в добром десятке точек пространства.
   У Искина заболели глаза.
  - Подай мой биопак, - попросил он, протягивая сквозь петли на поясе брючный ремень.
  - А где он?
   О, благодать, Баль на мгновение остановился, и комната перестала плыть и обрела привычные бледно-желтые цвета.
  - В шкафу на нижней полке.
  - Понял.
   Баль развернулся к шкафу - массивному фанерному сооружению, подпоркой справа которому служили несколько толстых бюллетеней городского статистического бюро. Скрипнув дверцей, он ушел в нутро шкафа с головой.
  - Здесь что-то сдохло.
  - Это старый запах.
  - Понятно. Мерзость. Ага, - Баль, вынырнув, показал Искину толстый, размером чуть больше ладони планшет с матовым экраном, - нашел.
  - Замечательно, - сказал Искин.
   Он принял биопак, поиграл утопленными в корпус кнопками, проверил заряд и дождался надписи "ready" на экране.
  - Все, можем идти.
   Баль шагнул в коридор. Искин вышел следом, провернул ключ в замке. По лестнице они спустились на два этажа вниз.
   Хорошо, что рано, подумал Искин, прислушиваясь к непривычной тишине. Было, пожалуй, около пяти утра. Никто не ревел, не пел, не кричал, не звенел бутылками, не крушил мебель и не слушал музыку, выкрутив басы.
   Плечи Искина покрылись мурашками.
  Тусклые лампочки через каждые три метра освещали растрескавшиеся половые плитки и сиреневые стены, разрисованные корявыми черно-белыми граффити и исписанные непристойностями. Правда, встречались и вполне невинные надписи. Например, "Каждый второй четверг месяца я люблю Шакьяруни".
   Судя по припискам, кривым столбиком сползающим книзу, Эдварда Шакьяруни, раздающего социальные карточки, в этот день любили многие.
   Баль схватил Искина за локоть.
  - Леммер, пообещай мне.
  - Что пообещать?
  - Что ты ее вылечишь.
   Искин остановился.
  - Я сделаю все, что смогу. Но если девчонка на третьей или четвертой стадии, ее придется сдать санитарной службе. По крайней мере, там есть наноплон.
  - А у тебя нет? - с надеждой спросил Баль.
  - Нет.
   В номере у Баля вовсю крутил лопастями вентилятор на разлапистой штанге. Горели ночник под красным абажуром и плафон под потолком. Пахло табаком и лимонами. На столике под вентилятором шелестел страницами еженедельник "Вильмар". Одна, две, три женские задницы, рекламирующие женское нижнее белье.
   Искин подумал, что производители мини и бикини будут проталкивать свою продукцию даже во время апокалипсиса.
   Хотя вот он, апокалипсис.
  Девчонка лежала на Балевой кровати. Локти. Колени. Прозрачные трусики. Небольшая грудь.
   Искин подсел к изголовью, сбросив подушку и простыню.
  Девчонка едва дышала. Он оттянул ей веко, изучая голубоватый глазной белок, тронул жилку на шее. Мимоходом подумал: красивая. Нос, губы.
  - Воды.
  - Чего? - очнулся застывший Баль.
  - Вода у тебя есть? Хотя бы минеральная?
  - Сейчас.
   Баль рванул в угол к компактному холодильнику. Мало у кого в номере был холодильник.
  Искин взял девчонку за руку. Рука была согнута под углом и напряжена. Под кожей на предплечье и у бицепса проглядывали нехорошие, темные бугорки. Искин легко провел по одному пальцем - ребристо.
   Если не третья стадия, то очень близко к третьей.
  - Вот, - Баль сунул Искину маленькую пластиковую бутылку "аквановы". - Как она?
  - Не знаю. По внешним признакам - плохо.
  - Лем...
  - Я сделаю все, что смогу, - сказал Искин, перебивая и сердясь. - Мне нужно больше света, есть что-то еще?
  - Фонарь, - сказал Баль.
  - Тащи.
   Баль поволок стул к антресолям над входной дверью.
  - Встанешь напротив, - сказал Искин, дергая магнитные присоски из биопака, - и светишь сверху, не сбоку, а сверху.
  - Я понял.
   Какая-то железка грянула на пол из-под Балевой руки.
  Искин вздохнул и больше не отвлекался. Биопак выдавил на экран зеленые строчки меню. Сканирование. Анализ. Терапия.
   Искин прилепил девчонке присоски под левую грудь, над пупком и справа на ребра. Последнюю, на длинном шнуре - на коленную чашечку.
  - Баль!
  - Все, я готов, готов!
   Баль косматой тенью проскользнул мимо, обежал кровать. Помедлив, у антресолей грохнулся стул. Искин поморщился.
  - Свет-то дашь?
  - Уже! - Баль выставил руки, направляя пластиковый конус фонаря отражателем вниз.
   Щелк.
  Живот девчонки растаял в белом световом круге.
  - Держи так, - сказал Искин.
   На самом деле, необходимости в фонаре не было никакой. Но пусть Баль держит - по крайней мере, не мешает и не может разглядеть, что делает сам Искин.
   Такие вот секреты.
  Биопак был старый, фирмы "Моллер", с модифицированной и битой прошивкой. Рухлядь. Ни частоту не держал, ни длительность магнитонного облучения. Говорить о захвате юнитов и вовсе не приходилось. Максимум, что он мог, это идентифицировать степень юнит-заражения. Впрочем, Искин на глаз оценивал быстрее.
   Хо-хо. С паршивого биопака - сканирования клок.
  - Повыше, - сказал Искин Балю.
  - Тяжело, - пожаловался Баль, перехватывая фонарь.
   Световой круг сместился девчонке на лицо, проявив жилки на виске и на шее.
  - Баль, я работаю. Свет верни.
   Фонарь качнулся, и слепящее пятно прыгнуло обратно на худой живот.
  - Глаза режет.
  - Режет - не смотри.
  - А как держать?
  - Молча.
   "Моллер" пискнул, объявляя о готовности. Искин плеснул девчонке воды на живот, на грудь, на лицо, мокрой рукой подлез к спине, огладил и запустил сканирование. Ребристые бугорки с первым же микроимпульсом нырнули под кожу, ушли, как рыбы на глубину.
   Значит, все же не третья, вторая.
  Несколько секунд были заполнены посапыванием Баля и щелчками процентного расчета. Искин глотнул воды и сам, наблюдая, как вибрируют смоченные участки.
  - Она говорила тебе, откуда она? - спросил он приятеля.
  - Хохдойч.
  - Мы все тут из Хохдойча, - язвительно сказал Искин. - Фьер из Хохдойча, Малик из Хохдойча, я, извини, тоже из Хохдойча. В последнее время, видишь ли, из Хохдойча бегут.
  - Она больше ничего...
  - Но зовут-то хоть как?
  - Это... Она сказала, что ее зовут Стеф.
  - Стефания, наверное.
   Искин протянул руку и убрал прядку волос, сползшую на лицо девчонки со лба. Легкое дыхание мазнуло по пальцам. Вряд ли есть даже восемнадцать.
  - Баль, тебе стоит оторвать член, - сказал Искин.
  - Лем, мы по обоюдному согласию, - произнес Баль. - На Роварри и Бушелен девчонки и помоложе стоят. Десять марок. Пять марок. Кто-то согласится и за одну.
  - Я не читаю тебе мораль, я просто высказал мысль вслух.
  - А-а...
  - Свет держи.
   Биопак завершил сканирование и вывел на экран голосхему.
  Искин сразу заметил две колонии - одну у сердца, другую - у правого плечевого сустава. Колонии были небольшие - до тысячи юнитов. Не маскировались. Едва видимые цепочки отходили от них к легким и предплечьям. Нервные узлы не были пока перехвачены целиком, но тонкая кривая игла пунктиром скользила от ключицы к шейным позвонкам.
   Впрочем, он думал, что будет хуже.
  - Колонии не развитые, - сказал Искин Балю, - так что шансы есть.
  - Лем... - произнес Баль.
  - Что?
  - Я сказал девчонке, что смогу ее вылечить.
   Искин, щурясь, поднял голову.
  - Повтори.
  - Она бы не пошла со мной, если б я не сказал ей, что у меня есть приятель-медик...
  - То есть, ты решил попользовать и ее, и меня?
   Баль замотал головой, и фонарь запрыгал в его руках.
  - Лем, я, честно, хотел, как лучше. Я думал, и ее спасу, и ты... ну, перестанешь казнить себя. С работой всякие вредные мысли уходят. Ну, когда занят...
  - Время - лучший лекарь.
  - Что?
   Искин скрипнул зубами.
  - Свет держи, придурок!
  - Я держу, Лем, держу.
   Искин раздраженно передернул плечами. Нашел ведь, что под руку говорить! Самую глупость. В сущности, конечно, Баль - добрый парень. Даже слишком. Но если о нем, Леммере Искине, поползут слухи...
   Придется съезжать.
  - Так, теперь замри, - сказал Искин.
  - Совсем?
  - Не дыши вообще.
   Он подставил биопак ближе к свету, разглядывая голосхему. Экран бликовал.
  Значит, две колонии. Третью колонию юниты сейчас пробуют организовать в продолговатом отделе головного мозга.
   Ну, да, при переходе со стадии на стадию носитель обездвиживается.
  Юниты, конечно, битые. Девчонку, наверное, неудачно привили. Привили бы удачно, никуда бы она из Хохдойча не сбежала.
   Или, подумал Искин, она как раз удачно сбежала, и на границе ее превентивно облучили.
  Еще вопрос, что из нее попытаются сделать юниты в силу своих крохотных спекшихся мозгов. Да, запускать такое нельзя.
   Ему вспомнилось, как Рамбаум говорил про первые, тестировавшиеся в городских школах программы. Бехандлунг. Общая обработка. Прививка лояльности. Муттершафт. Материнство. Женщина-матка. Зольдатен дер Хаймат. Солдаты Родины. Мужчины-воины.
   Чем стал Хохдойч сейчас, страшно и представить.
  - Свети на правую сторону.
   Баль послушно сместил фонарь.
  - Я устаю, Лем, - пожаловался он. - Мы можем прерваться?
  - Пять минут, потом перерыв, - сказал Искин.
   Он прилепил девчонке под грудь выпуклый овал электромагнитной ловушки и, активируя, накрыл его ладонью.
  - Теперь свети на лицо. Скажешь, когда она откроет глаза.
   Вторую ловушку Искин разместил у правой ключицы. Она моргала красным светодиодом, отвлекая на себя внимание.
  - Даю разряд.
  - Я сдохну сейчас, - выдавил Баль, начиная опускать руки.
  - Держи фонарь! - крикнул ему Искин и присовокупил несколько непечатных слов, которые чудесным образом выровняли световое пятно.
   "Моллер" хлопнул впустую. Запахло озоном. Искин надавил на первую ловушку, заставляя ее тонкими канальцами прорасти к сердечной мышце.
   Увеличенный участок голосхемы показывал темные, незавершенные соты юнитов, налипшие на стенки желудочков и окружающие легочную артерию и аорту. Не было сомнения, что часть юнитов проникла в миокард и добралась до клапанов.
   Ну, это понятно. Контроль жизненно-важных органов. В целом ведь ничего плохого.
  Искин, сосредотачиваясь, выдохнул. От локтя по предплечью в ладонь потек холод, будто мелкий лед по реке. Несколько секунд было терпимо, потом рука онемела, а после появилось ощущение, будто она промерзает насквозь, вглубь, от эпителия к костям.
   Боль была жуткая.
  - С-свет, - выдавил Искин, и Баль вновь сдвинул световой круг.
  - Прости.
  - Убью, с-с-с... сучонок.
   Кожа девчонки побелела под пальцами.
  Пять, четыре, три, повел счет Искин, стараясь, чтобы не дергалось, не плыло лицо. Черт-те что Баль подумает. Два... И ведь подумает, если увидит...
   Он закусил губу.
   Один!
  Импульс ушел, и рука мгновенно сделалась горячей. Экран биопака покрылся рябью помех. Индикатор электромагнитной ловушки позеленел.
  - Глаза! - заорал Баль.
  - Что глаза? - спросил Искин.
  - Один глаз дрогнул!
  - Ясно. Свет выруби.
  - Блин!
   Баль погасил фонарь, и какое-то время комната перед Искиным мерцала в режиме стробоскопа, то пропадая, то появляясь углами, окном, холодильником.
   Он закрыл и открыл глаза. Стало полегче.
  Ловушка под ладонью мелко подрагивала - изнутри ее бомбардировало умерщвленными юнитами. По магнитным каналам, как сок через соломинку, колонию затягивало в накопитель. Хотя здесь, конечно, вряд ли можно было говорить о смерти. Какая у квазижизни смерть?
   Соты на голосхеме медленно распадались.
  - Я покурю? - спросил Баль.
  - Окно только открой, - сказал Искин.
  - Знаю.
   Долго впустую щелкала зажигалка.
  - Что ты там? - спросил Искин.
  - Хрен ли, все в пятнах, сигареты не вижу. И руки будто чужие. Тут еще совмести одно с другим. Этот твой фонарь...
   Баль наконец закурил. Запах дешевого табака усилился.
  - Чем ты там травишься? - спросил Искин.
  - "Даншин слим", кажется.
  - Это чьи?
  - То ли корейские, то ли иранские. Похрен.
   Баль ссутулился у подоконника. Смолы и никотин - наше все.
  Пользуясь свободой от чужих глаз, Искин добил колонию повторным, пусть и ослабленным импульсом. Вяло пытающиеся самоорганизоваться соты распались окончательно. Часть юнитов, не захваченная ловушкой, растворилась в крови. Бугорки-накопители всплыли было снова, но под пальцами Искина промялись и безобидной белесой солью просочились сквозь поры.
   Что ж, это хорошо. Половина дела.
  Искин, снимая напряжение, потряс рукой. Где-то внутри нее, вокруг лучевой кости, рушилась сейчас выстроенная магнитонная спираль и тут же создавалась новая. Пять минут на все про все, и папа, мои маленькие, снова будет готов на подвиги.
   В глазах слегка плыло, то ли он все же пересмотрел на свет фонаря, то ли импульс потребовал приличное количество энергии.
  - Баль, у тебя есть что поесть? - спросил Искин.
  - Девчонке?
  - Мне. Или сделай сладкий кофе.
   Баль выдохнул дым и выбросил окурок в окно.
  - Окей, масса.
   Он любил странные словечки.
  Пока хозяин комнаты заливал в миниатюрный чайник "акванову" и ставил его на крохотную электрическую плитку, Искин запустил "Моллер" на повторное сканирование. На тридцати процентах биопак подвис, и вылечило его только извлечение аккумулятора. Пришлось отрывать присоски и проводить процедуру активации по-новой.
   Кстати...
  Искин отлепил от девушки отработавшую ловушку. Колония мертвых юнитов казалась серым узором, нанесенным на стенки прозрачного колпака.
  - Лем, тебе сколько ложек? - спросил Баль. - Сахарозаменителя у меня мало, если что.
  - Три. Все равно - три.
   Баль с кряхтением полез в шкафчик.
  - Умеешь ты...
   Искин отвернул колпак, вскрыл и высыпал его содержимое в рот. Мертвецы имели вкус пыли, но чуть кислили на языке. Что ж, скоро он узнает, есть ли в них что-то полезное. По крайней мере, станет известно, какая версия была поставлена девчонке изначально. Ходят слухи, что Хохдойч вовсю использует бегущих из страны, как шпионов. Причем люди и не подозревают, что собирают, систематизируют и делятся информацией с Гаусхоффеном или Кель-центром.
   Может, и здесь так?
  Перегрузившийся биопак пискнул. Запустилось сканирование. Семь процентов. Двадцать два процента...
  - Лем.
  - Что? - поднял глаза Искин.
  - Кофе.
   Баль сунул ему чашку с дымящейся черной бурдой.
  - Синтетика?
  - Ха! Я настоящий кофе уже года три как не видел!
  - В "Ла Форже" за десять марок можно побаловать себя крохотной порцией, - сказал Искин, подув на кофе.
   Баль присвистнул.
  - Хрена себе!
  - Меня тут угостили на прошлой неделе. Если бы я что-то разобрал...
   От сладости кофе Искин слегка поплыл. Миг счастья был острый, резкий. Вспыхнул вселенной и тут же сжался обратно в ничто. У Искина даже появилось поганое чувство, будто его хирургически изъяли. Без анестезии.
   Чик скальпелем...
  Господи, маленькие мои, умеете вы сделать папе больно! Поманили и убили. Искин вздохнул и глотнул снова.
   Нет, уже не то. Впрочем, и хорошо.
  - Влей девчонке воды немного, - сказал он Балю.
  - Куда? - раскрыл глаза Баль.
  - В рот, господи!
  - А!
   Баль зачем-то поболтал бутылку, затем наклонился над так и не пришедшей в сознание девчонкой. Вода полилась мимо губ на постель.
  - Баль! - остановил друга окриком Искин.
  - У нее зубы сжатые.
  - Лей осторожно.
  - Понял.
   Баль присел на кровать.
  - И голову приподними, - сказал Искин, медленно вращая за спиной потихоньку отходящей рукой.
  - Лем, ты меня как за маленького...
  - А с тобой так и надо. Облагодетельствовал девчонку...
  - Лем.
   Глаза Баля, круглые, зеленоватые, обиженно моргнули.
  - Ладно, извини, - сказал Искин, наблюдая как друг неуклюже водит горлышком бутылки по губам несчастной. - Напоил?
  - Ага.
  - На грудь плесни еще.
   Пальцы Баля, закручивающие колпачок, замерли.
  - Ей?
  - Нет, мне! Я шучу.
  - Так ей?
  - О, Баль, Генрих-Отто, да!
   Вода плеснула.
  - Лем, я туплю, я не нарочно туплю, ситуация - сам видишь, - принялся извиняться Баль, вытряхивая из бутылки последние капли.
  - Ты отдохнул? - спросил Искин, отставляя чашку на прикроватную тумбу.
  - В каком смысле?
  - В смысле, способен опять держать фонарь?
  - Да, Лем, тут без вопросов.
  - Сейчас держать придется меньше. Но, возможно, понадобится еще. Потом я бы на месте девчонки все же зарегистрировался.
  - Лем, я ей скажу.
   Искин повел биопаком в сторону, проверяя стабильность голосхемы, затем остановился, поднял голову.
  - Баль, я не волшебник. Достаточно остаться десятку стабильных юнитов, и через год или через два они девчонку снова колонизируют. Черт знает, что выскочит из битой программы.
  - Но если они битые, то, возможно, и не размножатся.
  - Возможно, - Искин откалибровал схему, разглядывая пузырчатый нарост колонии, одним усиком прилепившийся к лопатке, а другим - нырнувший в легкое. - Но, знаешь, это же Хохдойч-робофабрик. Биотроника юбер аллес. Ну, встанет она на учет, по-моему, ей же лучше.
  - А ты? - спросил Баль, поднимая фонарь.
  - Что - я?
  - Ты почему не встал на учет?
  - У меня - особая история, - отмахнулся Искин. - Длинная, безрадостная и полная цензурных вставок.
   Баль хмыкнул.
  - Ну, да, это у всех так.
  - Что, все бежали из Шмиц-Эрхаузена?
   Баль побледнел.
  - Лем, ты не рассказывал...
  - Я и не бежал. Просто, Генрих мой Отто, мне сорок два. А девчонке - семнадцать-восемнадцать. Или вообще - шестнадцать. И она - никто. Она вряд ли, даже неосознанно, могла куда-нибудь вляпаться. Максимум - фигурирует в общем списке, который: "Хохдойче штаатсполицай просит экстрадировать на родину следующих лиц, заподозренных в незаконном пересечении государственной границы..." и так далее. Ей будет достаточно заполнить форму об угрозе политического преследования, и никто ее обратно не вышлет. Для меня же, мой дорогой друг, в противовес ей, Хохдойч - это богатое на взаимное неприятие друг друга прошлое.
  - Ну, Лем, я же это... - виновато пробубнил Баль. - Если ты говоришь, что надо, так я ей скажу.
  - И постарайся быть убедителен, - наставил палец Искин.
  - Постараюсь, - кивнул Баль.
  - И денег что ли... - Искин, порывшись в карманах, выудил несколько мятых банкнот в одну марку. - Дай ей от себя и от меня тоже.
  - Лем...
  - Дай, дай. Тощая же, как... И вообще - срам один, - сказал Искин, бросив взгляд на полупрозрачные трусики. - Может, приоденется.
  - Я лучше ей на блошином рынке что-нибудь подберу.
  - Ну, или так. Все! - Искин мотнул головой, показывая Балю на место у кровати. - Вставай на точку, свети.
  - Руки мои, руки, - со вздохом сказал Баль, поднимая фонарь.
   Вспыхнул свет.
  Протягивая пальцы к ловушке, Искин случайно задел сосок. Сделалось неловко. Он подсел ближе, жмурясь, окунулся в конус света.
  - Посвети девчонке на лицо.
  - Понял, - сказал Баль.
   Свет сдвинулся. Искин, сосредотачиваясь, зажмурился, накрыл ловушку ладонью с немеющими пальцами.
   Холодно. Очень холодно. Больно!
  Ах! Отдача от импульса, казалось, встряхнула внутренности. Искин дернулся, подбив затылком конус фонаря.
  - Лем...
  - Держи! Выше!
  - А че ты дергаешься?
  - Биопак пробивает. Получал разряд когда-нибудь?
  - А-а.
  - Бэ.
   Свободной рукой Искин, кривясь, встряхнул "Моллер", по экрану которого бежали серые полосы ряби. Изображение восстановилось. Колония под правой ключицей распалась, частью уже втянувшись в ловушку. Хвостик, уходящий в головной мозг, сиротливо обвивал сухожилие. Нет, что-то с хвостиком не так.
   Искин хлопнул девчонку по щеке. Голова свободно мотнулась. Сквозь губы струйкой стекла вода.
   А вот это плохо.
  - Лем...
   Голос Баля был испуганным.
  - Что? - спросил Искин, оттягивая веко лежащей.
  - Она жива?
  - Тьфу на тебя! - На всякий случай Искин прижал два пальца к сонной артерии девчонки и ощутил слабое биение. - Фонарь погаси.
   В номере несмотря на включенные ночник и плафон сделалось темно.
  - Так что? - отступил, взмахнул руками Баль. - Почему она еще не очнулась?
  - Там отросток, - сказал Искин. - Проводящие юниты с функцией субконтроля. Их замкнуло на текущую задачу, когда я разрушил колонии.
   Он отлепил ловушку. Зеленый светодиод мигнул и погас.
  - А текущая задача?
  - Стазис. Для ввода оперирующей программы. Грубо говоря, искусственно вызванная кома. Видимо, какой-то рассинхрон. Если, конечно, это не самовольство юнитов. Они, как мы знаем, битые. Раньше программирование носителя начиналось с пятой стадии. Но...
   Искин спрятал ловушку в карман и с усилием потер лицо ладонями. Кисть правой руки предсказуемо ныла.
  - Это лечится? - спросил Баль.
  - Да все лечится, - раздраженно ответил Искин. - В стационаре. С наноплоном и магнитонным ускорителем. Специалистами. Под стократным увеличением. Так, дай я подышу.
   Он отодвинул Баля с пути и шагнул к окну, дернул защелку.
  Шум ветра и далекие гудки электропоездов ворвались в комнату. С минуту Искин смотрел на не работающий светофор на углу, на мешки с мусором, сложенные горой на тротуаре, на вытертые полосы пешеходного перехода и одинокого, удаляющуюся вихляющей походкой в сторону Кронеберг-штрассе человека.
   Серое утро делало мир серым, и только небо отваживалось розоветь.
  - Лем... - произнес Баль.
  - Помолчи, - поднял палец Искин. - Мне надо подумать.
  - Я тогда сварю еще кофе.
  - Да.
  - "Акванова" последняя.
   Искин не ответил.
  Что можно сделать... Вообще, можно ли?
   Зашумел чайник. Обернувшись, Искин нашел Баля сидящим в изголовье у девчонки с ладонью у нее на лбу. Трогательно. Отец и дочь. Словно бы. А на самом деле... Почему Баль все время ищет девчонок на стороне, интересно? Самоутверждается или боится нормальных отношений? Впрочем, в нашем ненормальном мире...
   Не то.
  Искин захлопнул окно.
  - Как там кофе?
  - Сейчас будет.
   Баль поднялся. Искин, словно часовой на посту, сменил его у кровати. Красная полоса протянулась от окна на треть стены. Светало.
   Баль заколдовал у плиты. Стукнула чашка.
  - Посидишь полчаса внизу? - попросил приятеля Искин.
   Спина Баля напряглась. Ложка, полная сахарозаменителя, повисла в воздухе.
  - Я могу и здесь.
  - Я хочу кое-что попробовать, - сказал Искин, - но эта вещь, знаешь, не для чужих глаз. Она немного противозаконная.
  - Я могу в коридоре, - сказал Баль.
   Ш-ш-ш - посыпался сахарозаменитель.
  - Внизу.
  - Это что, вещь из твоего прошлого?
  - В том числе и поэтому.
  - Кофе, - Баль поставил чашку на тумбу впритык к выпитой. - Ты постарайся, Лем, пожалуйста.
   Он снял с вешалки тонкую куртку, позвенел чем-то в карманах и вышел в коридор. Искин, подождав несколько секунд, подступил к двери и щелкнул замком. Он, конечно, подставляется, но ладно, к дьяволу. Пусть будут технологии майд ин Хохдойч. Страшные, запретные, тайные. В сущности, правда ведь. Ди меншлихе фабрик ин Киле.
   А рядом Шмиц-Эрхаузен, милый, пасторального вида концентрационный лагерь.
  Опрокинув в себя кофе, Искин сел, достал ловушку, потряс ею, как отец в детстве тряс перед ним жестяной баночкой с монпансье.
   Мертвые юниты звенели едва слышно.
  Попробуем на совместимость? Другого все равно ничего не остается. Отросток заклинило, восстановиться структура не сможет, накопители он раздавил и вообще почистил хорошо. Брать вещества из клеток юниты вряд ли обучены. Впрочем, встроенные в нейронные цепочки, жить они будут долго.
   Выход?
  Искин вскрыл ловушку и высыпал серую пыль на поверхность тумбы. Пальцем придал сходство с горкой с мини-кратером на вершине.
   Выход в том, чтобы передать им прямой импульс. Или, если получится расшифровать коды, забрать к себе в семью. Да, да, в папочку. Но это маловероятно. Юниты в носителях - маленькие автономные государства с периодически сменяемыми паролями доступа. Кажется, у Берлефа из "Научной практики" была мысль сделать их управляемыми из одного центра, но обнаружилось, что сигнал должен быть чудовищной силы, к тому же возникала проблема помех и обратной связи. Не ясно было и то, как будут реагировать юниты разных модификаций.
   На заседании высокой комиссии при Рудольфе Кинбауэре было решено сделать программирование носителя индивидуальным, а вот разовую активацию производить посредством коротких передач по радиоволнам или волнам высокой частоты.
   М-да...
  Искин обмакнул мизинец в остатки кофе и, капнув в ямку, приложил ладонь. Коже сделалось щекотно.
   Не сахароза, фруктоза, но маленьким мерзавцам почти все равно.
  Досчитав до десяти, он отнял ладонь и не без некого трепета обнаружил под ней пустоту, ровную, крашеную горизонталь. Вот сорванцы!
   А старичок "Моллер" пусть полежит в сторонке.
  Искин напрягся, и голосхема ясно выстроилась у него в голове. Ключица, клювовидно-ключичная связка...
   Ноготь указательного пальца заострился, вспенился серым на кромке.
  Закрыв глаза, он осторожно прижал его над грудью девчонки. Голосхема укрупнилась, поймала в фокус ключичный участок, нацелилась на проникший внутрь верткий, гибкий волосок.
   Мягко, потихоньку...
  Юниты надстраивали цепочку, используя останки колонизаторов, и неумолимо двигались к отростку. В один момент усик заскользил было в сторону, к легкому, к артериальной ветви, но Искин подавил самоуправство.
   Не отвлекаемся!
  Стыковка прошла гладко, и часть юнитов, прилипая, тут же поползла выше. Отросток не отреагировал на соединение, и слабые электрические команды не заставили его ожить. Собственно, не очень-то и хотелось. Вернее, хотелось, но если не достучаться...
   Искин, посчитав, что проглоченные юниты уже разобраны, мысленно сформировал запрос о версии и спецификации, кодировал его в нескольких разных форматах и послал по цепочке как тест сбойного участка.
   Ответ пришел неожиданно оперативно.
  Среди мусора случайных символов и массивов чисел и текста перед веками всплыла короткая строка: "SuA/f.06.153.m.KF". Первые три буквы означали: Sabotage und Alarm. Маленькую "f" следовало читать как "frau". Далее шел тип унификации и версия юнитов, наличие вложенных модификаторов и место производства.
   KF. Kiele-Fabrik.
  Иногда в названии прибавляли "m". Человеческая. Меншлихе.
   Ни жарко, ни холодно. Но Искин все же усмехнулся, и память на мгновение услужливо вернула его в облицованное розовыми кафельными плитками помещение, уложила в койку с громоздкими ящиками аппаратуры в изголовье, пристегнула и наполнила свод черепа вибрацией, идущей от штамповочных автоматов за стенкой.
   Тох-тох-тох-тох. Пауза. И снова - тох-тох-тох-тох.
  Тьфу! Пришло не спросясь. Искин мотнул головой и сосредоточился. Раз у нас некая квази-мертвечина, мы ее, конечно, сковырнем. Пожертвуем несколькими десятками нейронов и будем надеяться, что они восстановятся. А куда деваться?
   Плохо, что импульс сильный не дать. Было бы оборудование...
  Впрочем, подумал Искин, вряд ли здесь решились бы на такую операцию. Скорее всего, от греха подальше отвезли девочку в какой-нибудь закрытый институт. Даже не потому, что операция сложная. Не сложная при хорошем навыке. Но с этими программируемыми юнитами все теперь дуют на воду. Как бы чего...
   Памятна Сальская область, когда все ее население в тридцать восемь тысяч человек вдруг единодушно решило присоединиться к Хохдойчу.
   А тот с распростертыми объятиями принял. Волеизъявление народа, господа! Хохдойч никогда не выступал против народа! И мы никому не советуем делать это. Сальская область издавна известна своими родственными и деловыми связями с округом Оберпфальц земли Байренц, поэтому, руководствуясь государственными, гуманитарными и, в первую очередь, демократическими принципами, федеральный канцлер не может отказать и всемерно приветствует этот чистосердечный порыв...
   Жертв было всего четыре. Три оставшихся безымянными пограничника, неожиданно прибывшие на пропускной пункт по переводу из Кельдице, и глава отдела службы безопасности области полковник Иосип Карпчек, который застрелился в собственном кабинете.
   Кстати...
  Искин, уже готовившийся дать импульс, задумался. Может, все же ничего не трогать? Сколько лет прошло? Шесть. Юниты, получается, редкий хлам. На нем, помнится, вразнобой испытывали сто десятые и сто двадцатые версии. А тут - сто пятьдесят третья. В Киле должны были добраться до сто пятидесятой версии где-то за год. Кинбауэр тогда взял жуткий темп. Значит, что мы имеем? Правильно, какое-то старое, издыхающее дерьмо, наверняка накопившее в массивах мусора и некорректных срабатываний.
   Интересно, где девчонка их подхватила? Не триппер все-таки.
  И тогда, похоже, он не соврал Балю насчет того, что юниты через определенный промежуток времени могут запустить программу повторного развития колоний.
   Девиз Кинбауэра был: "Автономизация и многократное дублирование".
  Это уже после его непонятной смерти (утонул в ванной), возобладал принцип специализации и исходной массы.
   Что ж... Поехали!
  Искин скрипнул зубами, ощущая, как проникает в кости предплечья холод разряжающегося импульса.
   Ух. Электрическая волна ушла по выстроенному мостику. Пальцы отнялись. Ноль, один, два... Девчонка неожиданно вздрогнула и открыла глаза. С одной стороны, это было хорошо. Это означало, что юниты в продолговатом мозге утратили регуляторные функции. Плохо было другое.
   Дьявол!
  Секунду они смотрели друг на друга. Только не кричи, мысленно взмолился Искин.
  - Я - друг, - сказал он.
   Девчонка кивнула и в следующий момент двинула ему коленом в диафрагму. Удар получился сильный и точный. Искин потерял дыхание и, потянув за собой биопак, грохнулся на пол. Плямкнули вакуумные присоски. Сквозь облако черных и зеленых мушек Искин разглядел, что пациентка шустро скатилась с кровати в противоположную сторону, определив ее естественным барьером.
   Какая м... молодец.
  - Вы кто?
   Голова ее показалась над взбитым одеялом. Искин посипел и кое-как смог ответить:
  - До... доктор.
  - Друг Бальтазара?
  - Кого?
  - Бальтазара.
   Искин зашевелился, напоминая самому себе перевернутого жука, и сел. По конечностям растекалась ватная слабость.
  - Его зовут Генрих-Отто Баль.
  - Но Баль - это же уменьшительное от Бальтазара?
   Глаза у девчонки были зеленые и бесхитростные, большие, наивные, с желтоватым ободком по краю радужки.
  - Нет, Баль - это Баль.
  - Он меня обманул?
   В этом вопросе было столько искреннего удивления, что Искин заподозрил, что девчонка жила то ли в интернате, то ли в месте, напрочь отрезанном от окружающего мира.
  - А вы ему сказали ваше настоящее имя?
   Девчонка кивнула и потащила к себе одеяло.
  - А про обстоятельства, вынудившие вас... ну, в общем...
   Искин, вздохнув, умолк.
  - Лем! Лем, ты все? - поскребся в дверь Баль.
  - Почти, - сказал Искин, оставаясь сидеть.
  - Откроешь?
   В окно брызнуло солнце. На серых обоях напротив проступил тонкий розовый узор. Они, оказывается, были с узором.
  - Вы ему откроете? - шепотом спросила девчонка.
  - Это все-таки его комната.
  - Но если он не Бальтазар, то, может быть, и комната не его?
  - Увы. Как ты себя чувствуешь?
   Девчонка наклонила голову.
  - Хорошо, но я не помню, что было ночью.
  - Ночью случилось то, что юниты попытались вывести тебя на третью стадию.
   Искин вздохнул и поднялся. Девчонка смотрела на него стеклянными глазами. Удивительный желтоватый ободок.
  - И что?
   Ее голос дрогнул.
  - Где тебя привили? - спросил Искин. - Просто эта зараза довольно старая, ее, конечно, можно подхватить и случайно...
  - Лем!
   Теряя терпение, Баль навалился на дверь плечом. Фанера, опасно треща, на мгновение выгнулась внутрь.
  - Не открывайте! - отчаянно прошептала девчонка.
  - Не глупи.
   Щупая себе живот, Искин прошаркал к двери. Поворот замка явил косматого Баля, который брал короткий разбег от коридорной стенки.
  - Ты все? - спросил он, опуская ногу.
  - Не совсем, - сказал Искин, давая Балю пройти.
  - Я думал, у тебя что-то случилось.
  - Случилось, - кивнул Искин, закрывая дверь за приятелем. - Девчонка врезала мне поддых.
   Баль хохотнул.
  - Ты, наверное, полез ей в трусы.
  - Никуда он не лез! - Девчонка поднялась из-за кровати, прижимая одеяло к груди. Лицо у нее было злым. - Он меня спас!
  - Вот, - показал на нее Искин.
  - Молодец! - Баль хлопнул его по плечу. - А говорил, что не получится. Стеф, я обещал тебе медика...
  - Ты - врун! - выкрикнула девчонка.
  - Не понял, - нахмурился Баль и перевел взгляд на Искина.
   Тот развел руками.
  - Ты говорил, что тебя зовут Бальтазар! - сказала девчонка. - А сам - Генрих-Отто!
  - И что это меняет? - громко спросил Баль. - Хоть канцлер Штерншайссер!
   Искин подумал, что их голоса хорошо слышны через стены. Сейчас проснутся Скавенсены, а у них дети, поднимется рев, и утро, а за ним и день полетят насмарку.
   Или нет, Скавесены выехали неделю назад, у них нашлись дальние родственники где-то на юге, ближе к Венгрии.
  - А где моя одежда? - девчонка наклонилась, пытаясь разглядеть пол перед кроватью.
   Одеяло при этом движении завернулось, открывая Искину кроме всего прочего ягодицу, просвечивающую через прозрачную ткань.
  - Лем, сдвинься, - сказал Баль.
   Он вынудил Искина сделать шаг в сторону. Лем, оказывается, закрывал собой низкий стульчик, на котором зеленым комком лежала короткая юбка.
  - Лови!
   То ли Баль не рассчитал парусность, то ли после удержания фонаря у него кардинально сбился прицел, но юбка, не долетев, опустилась на край кровати. Искин нагнулся подбросить ее поближе, но не успел - девчонка прыгнула, будто оголодавший за пайком. Мелькнули пятнышки сосков.
  - Вы бы хоть отвернулись!
  - Вообще-то мы переспали, - заметил Баль. - А Лем и так видел тебя всю, пока ты лежала в отключке. Я светил.
  - Уроды.
   Девчонка встала и, глядя в стену, натянула юбку. На щеках у нее выступили красные пятна.
  - Вот, - Баль протянул ей пятимарковую банкноту с одним из давно почивших усатых кайзеров и три мятых марки Искина.
  - А за стриптиз?
   Искин подобрал биопак, мимоходом проверив, не треснул ли корпус, и намотал на ладонь провода присосок.
  - Лем, у тебя есть еще марка? - спросил Баль.
  - Нет.
  - А где мои лифчик и блузка? - девчонка, прикрыв грудь рукой с банкнотой в пальцах, опустилась на колени, чтобы заглянуть под кровать.
  - Да не здесь, - сказал Баль, дергая щекой, - с другой стороны.
  - Ну ты и вонючка!
  - Да я-то чего?
  - Ничего!
   Девчонка, фыркая, перебралась через кровать. Блузка у нее оказалась простая, серая, с вырезом и с серебряным значком у ворота.
  - Ну, все, я пошел, - сказал Искин.
  - Постойте, я с вами!
   Хлопнув дверью, недавняя пациентка выбежала за ним и забрякала висящей на ремешке истертой сандалией. Искину пришлось остановиться, чтобы дать ей привести обувь в порядок.
  - Куда ты сейчас? - спросил он.
  - К вам! - самонадеянно заявила девчонка.
  - Я же друг обманщика, - сказал Искин.
   Веский, как он надеялся, довод не возымел действия.
  - Но сам-то вы не обманщик!
   Девчонка посмотрела на него снизу вверх своими желтовато-зелеными глазами. Интересно, почему-то подумалось Искину, они светятся в темноте? Она была ниже его на пол-головы. Лицо почти детское. Пожалуй, ей не было и шестнадцати.
  - Надеюсь, что нет.
  - Вот видите, - девчонка подхватила его за руку, - вы где живете, выше этажом?
  - Двумя, - сказал Искин, давая увлечь себя к лестнице.
  - Если вы меня покормите, я расскажу вам, где меня привили.
  - В общежитии нет воды.
  - Это не важно.
  - Это важно, - возразил Лем.
  - А вот и нет! - Девчонка показала ему спрятанную в подмышке бутылку. - Сперла у вашего Бальтазара-Отто.
  - Генриха-Отто. Я уже сомневаюсь, стоит ли тебя приводить к себе в комнату.
  - Но вы же не сделали мне ничего плохого!
  - Я даже не знаю, кто ты и откуда.
  - Велика беда! - девчонка развернула Искина к себе и подала ладонь. - Стеф. Я с улицы герцога Вады, ну, пока я там обитаюсь.
  - Леммер. Лем Искин.
  - Ну, вот и познакомились! - Стеф энергично потрясла Лемовы пальцы. - Теперь можете меня вести без всякой боязни.
  - Это еще не факт.
   Они одолели лестничный пролет.
  - Я не буду вас соблазнять, не беспокойтесь.
   Искин фыркнул.
  - Вот уж чего я не боюсь.
   Глаза у Стеф расширились.
  - Вы - импотент?
  - Нет.
  - Любите мальчиков?
   Искин с трудом откашлял воздух, застрявший в горле.
  - Что за глупости тебе лезут в голову?
  - Просто я вообще-то пользуюсь успехом, - сказала Стеф. - Все говорят, что я красивая. Правда, платят все равно мало.
  - А лет тебе сколько?
   Девчонка поболтала бутылкой в воздухе.
  - А угадайте!
   Они наконец вышли в родной для Искина коридор. Было все еще тихо, но за дверью номера, который неделю назад заняла семья из трех братьев и сестры, кажется, постанывали и скользили ступнями по полу.
   Искин вдруг подумал, что сестра эта, может статься, вовсе и не сестра.
  - Тебе шестнадцать, - сказал он, останавливаясь у своей двери.
  - Не-а! Но горячо.
  - Значит, тем более, мне не нужны твои специфические услуги, - Искин прозвенел ключами, вставил выбранный в скважину. - Ты хоть предохраняешься?
   Он провернул ключ.
  - А вы?
   Стеф толкнула дверь и первой очутилась в комнате.
  - Ой, у вас бедненько, - разочарованно протянула она, покрутив головой.
  - А ты что думала?
   Искин смотрел, как Стеф топчется на месте, изучая узкую кровать, шкаф, стол с электрической плиткой и несколько стульев, на спинке одного из которых висел больничный халат.
  - Я думала, раз доктор, то богатый. У нас в Кинцерлеерне был доктор Гинке, так он был толстый и весь розовый, с пушистыми усами, и дом у него был почти как у бургомистра или ландрата. Всех девочек водили к нему на общие осмотры, и у него в прихожей висела голова лося. А еще были ковровые дорожки и много хрусталя. И у него была борода.
  - У доктора Гинке?
  - Нет, у лося.
  - Так ты из Кинцерлеерна? - спросил Искин и, подумав, закрыл дверь на защелку.
  - Нет, из деревни по соседству.
   Искин нахмурился.
  - Я не помню, чтобы программу внедрения юнитов проводили через местных или частным образом практикующих докторов.
   Стеф плюхнулась на стул.
  - А я и не говорила, что меня привили там.
   Она подвигала крохотную салфетку, поставила бутылку воды и отвернулась к окну, подложив кулак под щеку. В вырезе блузы закрулилась грудь.
  - Ясно, - сказал Искин, совершенно не представляя, что делать дальше.
   К девяти ему надо было в Альтшауэр-клиник, его ждали Берштайн и семьдесят пять марок за вчерашний прием.
   Он сел на кровать и принялся расстегивать рубашку.
  Солнце дышало в окно. Снизу послышалось клацанье и вздох механизма - видимо, подъехал мусоросборщик.
   Стеф повернула голову.
  - Дурацкая рубашка, - сказала она.
  - Возможно, - Искин бросил рубашку на подушку и, наклонившись, вытянул чемодан.
  - Вы помните, что обещали меня покормить?
  - Включи пока плитку. Она долго нагревается.
  - А что будем есть?
  - Беженцам дают в основном пайки от Ассоциации борьбы с голодом. Это порошковые супы и каши, поэтому я и говорил про воду. Надо обязательно иметь сколько-то воды.
   Искин достал светло-синюю рубашку с коротким рукавом.
  - Да, эта лучше, - оценила Стеф. - А у вас есть кастрюля или миска? Или вы совсем бедный-бедный доктор?
  - Посмотри в шкафу. Вся посуда там.
  - Оригинально. Да вы чудик!
   Створка шкафа хлопнула, приоткрыв коричневое нутро, разделенное ребрами полок.
  - Ф-фу!
   Стеф отпрянула, зажимая нос. Затем с отвращением вытянула из шкафа ковшик с длинной ручкой.
  - Это какая-то пропитка, - сказал Искин. - Пока шкаф закрыт, запаха не чувствуется. А на свету, видимо, начинают испаряться какие-то летучие соединения.
  - Ха! Там просто что-то сдохло.
  - Нет. Можешь проверить.
  - Вот еще!
   Стеф закрыла створку и для верности надавила на нее плечом. Через секунду ковшик звонко брякнул дном о плитку.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"