- Ёрпыль-гон! - страдальчески воскликнул Рыцек. - Уже началось!
Они протиснулись к изгороди. Рыцек перелез через жердины. Эльгу дед Пихтя поднял на руки и опустил уже внутри двора.
Кафаликс выхаживал по притоптанной земле, важный, усатый, в синих штанах, служебном длиннополом сером мундире и в синем же колпаке с полями.
- Всякому, кто пойдёт под руку мастера, кранцвейлер Края назначает содержание в тридцать эринов в год! - произнёс он.
В толпе ахнули. Сумма, наверное, была большая. Но Эльга ничего не понимала в эринах и всё пыталась рассмотреть стоящих поодаль мастеров. Потеющий на солнце кафаликс шагал как заведённый, словно специально мешая взгляду.
- Пусть покажут мастерство, - сказал кто-то из толпы.
- Конечно, - кивнул кафаликс, остановившись.
В это мгновение Эльга разобрала, что мастеров к ним приехало четверо. Не трое, как она сначала подумала, а четверо. Мужчины-мастера стояли, образовав кружок, в ожидании, когда их представят. Женщина же словно пряталась за ними. Она даже отвернулась вбок, и её лицо показалось Эльге печальным. В ногах у женщины лежал большой серый сак, похожий на гусеницу.
- Я представляю вам Эльмура Изори, - торжественно произнёс кафаликс, предваряя слова движением руки, - мастера боя.
Один из мастеров, крепкий, с голым торсом, мужчина лет сорока вышел вперёд. Он не стал играть мускулами или кувыркаться, показывая свои силу и ловкость. Он обвёл собравшихся серыми, глубоко посаженными глазами и спросил неожиданно низким голосом:
- Кто хочет попробовать?
- Ну, я, - сказал дядя Вовтур.
Он был большой, на голову выше мастера Эльмура. Плечи как булыжники, руки как кузнечные клещи. На бритой голове - белый рубец.
Детей отогнали от участка изгороди, да и сами взрослые подались в стороны. А дядя Вовтур, освободившись от короткой куртки, встал напротив мастера в пяти шагах, чуть присел и сжал пальцы в кулаки.
- Нападать?
Мастер боя сузил глаза и кивнул.
- Нападай, - он вытянул руки и соединил ладони.
- Эх-ха!
Дядя Вовтур ринулся вперед, но ладони мастера Эльмура чуть отклонились в сторону, и его соперник неожиданно для себя запнулся и упал на правое колено.
Толпа выдохнула.
- Видела? - толкнул Эльгу Рыцек.
Глаза его блестели как монетки. Сам он пытался скопировать стойку мастера.
- И ничего особенного, - сказала Эльга.
Дядя Вовтур в это время поднялся на ноги и, уважительно качнув головой, обернулся к глазеющим:
- Ну же, поддержите меня!
Народ тут же закричал:
- Вперед, Сильф! Покажи ему, Вовтур!
Девчонки рядом с Эльгой захлопали в ладоши.
- Вот, это дело! - сказал дядя Вовтур, подмигнул и бросился на неподвижно стоящего мастера.
Тот качнул ладонями, но дядя Вовтур ловким движением ушел от этого жеста в сторону. Бросаясь то вправо, то влево, он смог приблизиться к Изори на два шага, но тут пальцы мастера боя толкнули воздух, и дядя Вовтур, будто мягко стукнутый гигантским кулаком, отлетел обратно к ограде.
Под весом спины его звонко треснула жердина.
- Ёрпыль-гон!
Рыцек подпрыгнул от охвативших его чувств.
Дяде Вовтуру помогли подняться, кто-то похлопал его по плечу.
- Можешь взять деревяшку, - сказал мастер Эльмур.
Он разъединил руки и расположил их одну над другой, словно защищая грудь от удара. Эльге показалось, что воздух перед его руками слегка поплыл, как бывает, если смотреть над пламенем костра или очага.
- Так-таки и могу? - сказал дядя Вовтур.
Одним движением он выдернул треснувшую жердь из ограды и переломил ее о колено. Обломок, оставшийся в его ладонях, напоминал размером увесистую дубину.
- Так могу?
- Можешь, - улыбнулся одними губами мастер боя.
- А то был у нас в прошлом годе...
Дядя Вовтур подшагнул к противнику. Рыцек весь сжался пружиной в ожидании, словно это на него, а не на мастера боя наступал односельчанин.
- ...так тоже говорил, что мастер. А копьем его нельзя, кулаком его нельзя... Только и мог стрелы отводить.
Дядя Вовтур ударил дубиной почти без замаха, но и такой удар, наверное, должен был сломать Изори плечо.
Только вот дубина словно повстречалась с невидимым камнем.
Дядю Вовтура развернуло от отдачи, народ загудел, Рыцек, заголосив, выпрыгнул вверх, к небу и солнцу.
- Да!
Мастер боя отступил на шаг, подставляя другое плечо.
Эльга же разглядела, что женщина-мастер что-то выкладывает на плоской дощечке. Разноцветные кусочки ложились на дерево, а женщина, искоса поглядывая на дядю Вовтура, то и дело запускала в сак руку и долго, задумчиво что-то перебирала.
Странно, да? Эльга даже губу закусила от любопытства.
Мастер боя тем временем отбил второй удар дяди Вовтура так же легко, как и первый. Дубина треснула.
- Хочешь нож? - спросил мастер Эльмур.
- Брать? - повернулся к толпе дядя Вовтур. - А то вроде ничего мастер.
- Бери! - крикнули от ограды.
- Только не поранься! - добавил кто-то.
Народ грохнул хохотом, дядя Вовтур показал нырнувшему за спины зубоскалу могучий кулак. На солнце надвинулось небольшое облачко, и цвета дня потемнели, порыв ветра сбил серую челку мастеру боя на глаза.
Какой-то клочок выскочил у женщины-мастера из-под пальцев и, подхваченный потоком воздуха, полетел через двор. По пути он увернулся от кинутого дяде Вовтуру ножа и, кружась, спланировал прямо к Эльге.
Девочка подставила ладонь. Клочок лег в нее зеленоватой бабочкой. Это оказался сливовый лист, мягкий, с красной полоской посередине. Он подрагивал, как живой.
Эльга подняла голову - женщина-мастер смотрела на нее, чуть хмурясь, с некоторым напряженным ожиданием. Бледное лицо, светлые брови и светлые, зачесанные за уши волосы. Пальцы вынутой из сака руки сжимали пустоту.
И Эльга решилась.
- Куда? - успел крикнуть ей вслед Рыцек.
Но поздно.
Она оттолкнулась от ограды и, зажав в кулачке лист, чтобы не выпорхнул, побежала мимо вновь сошедшихся мастера боя и дяди Вовтура. Вернуть сливового беглеца почему-то показалось очень важным.
Кто-то за спиной вскрикнул, Рыцек, конечно, помянул Ёрпыль-гона, бойцы вдруг быстро надвинулись на Эльгу, замахали руками, задышали, запыхтели, втиснули ее в тесное пространство между собой, льдисто сверкнул нож.
- Ой!
Эльга, предчувствуя нехорошее, закрыла глаза. Но ее вдруг, будто скользкую рыбку из пальцев, выдернуло вон, нож исчез, в щелку между ресницами сквозь дрожащий свет проломилось и пропало лицо Эльмура Изори. Что-то треснуло, вскрикнул от боли и, кажется, упал на землю дядя Вовтур.
Ах, башмаки сами понесли Эльгу прочь! Опомнилась она только в конце двора, пойманная тонкой рукой женщины-мастера.
- Вот дурёха! - сказал кто-то из мужчин.
- Зачем бежала? - строго спросила женщина. - Жизнь не дорога?
- Тетенька, я это...
Эльга подала ей сливовый лист.
Женщина усмехнулась. Вблизи она была старше и противней, чем если, щурясь, смотреть от изгороди. Жёсткое лицо прорезали морщины. В светлых глазах не пряталось ни ласки, ни улыбки, одна ожесточенная пустота.
- Тебя же сейчас чуть не убили.
- И что? - Лист задрожал в пальцах. - Вам разве не нужно?
- Глупенькая.
Женщина-мастер опустила ладонь в сак и под сухой шорох извлекла целый пук самых разных листьев - и дубовых, и ольховых, и смородиновых, и березовых, и мелких брусничных.
И сливовых тоже.
- А теперь, - с середины двора зычно возвестил кафаликс, - встречаем мастер-лекаря Крапина Гампелина!
Оглянувшаяся Эльга увидела, как обозвавший ее дурехой мастер, сменяя Эльмура Изори, степенно идет к поверженному, тяжело вздымающему глыбу плеча дяде Вовтуру. Тюрбан, коричневый халат, остроносые сапоги.
- Здравствуйте, дорогие мои, здравствуйте!
Мастер-лекарь поклонился людям.
- Зовут-то как? - услышала Эльга сбоку и не сразу сообразила, что обращаются к ней.
- Вам же все равно, - сказала она женщине, наблюдая, как мастер Гампелин, кружа, пассами вправляет дяде Вовтуру выбитый сустав.
Выглядело это еще страшнее, чем битва с мастером Изори.
- Может быть, все равно, а, может быть, и нет, - женщина склонилась над своей доской. - Но если не хочешь...
- Эльга.
- Хм... - качнулась женщина. - Непростое имя. Ну-ка, посмотри. Только честно скажи: что видишь?
Она развернула доску.
Эльга ахнула. На слегка ошкуренном дереве, на желто-белом фоне один к одному тесно примыкали листья, изгибались, сцеплялись зубчиками, складываясь в необычное, темно-зеленое, коричневое, с фиолетовыми жилками, очень узнаваемое лицо. Дядя Вовтур получился у женщины словно живой, губастый, веселый, улыбающийся, казалось, немного подожди, замерев, - и он расхохочется листьями или подмигнет.
Женщина-мастер чуть-чуть, уголками губ, позволила себе улыбнуться.
- Ты хочешь этому научиться?
Девочка закивала так часто, что у нее, наверное, должна была отвалиться голова. Во всяком случае, все поплыло перед глазами.
- Знаешь, - сказала женщина, - это не очень благодарное занятие. Это не мастерство боя. И вообще...
- Тогда зачем вы этим занимаетесь? - спросила Эльга.
Толпа у изгороди разразилась радостными криками, приветствуя вставшего дядю Вовтура. Плечо у него снова сидело нормально, а не торчало бугром. Мастер Крапин Гампелин повел его к односельчанам.
- Кому снять головную боль? - спрашивал он громко. - Выправить вывих? Выдавить свищ? Все можно!
К нему уже тянули руки желающие.
Женщина-мастер смотрела на него со странным выражением лица.
- Вы тоже могли бы стать лекарем, - сказала ей Эльга.
- Нет, - женщина поправила на доске несколько листьев. - Моя судьба - здесь, в таких портретах. Знаешь, что мне говорила мой наставник? Не важно, чем ты пытаешься овладеть. Важно достичь в своем деле совершенства.
- А вы достигли? - спросила Эльга.
- Нет. Это не так быстро происходит.
- А почему листья?
Женщина пожала плечами.
Мастер-лекарь вернулся к ним, в конец двора, по очереди прижав ладонь ко лбу тети Амины и деда Фантиля, а также повозившись с локтем Дорка Диггеса.
- А сейчас, - объявил кафаликс, - мастер осенних листьев Унисса Мару.
- Иди к своим, - сказала женщина девочке и, подхватив сак и несколько дощечек, направилась к поставленному кафаликсом стулу.
Сев, она долго перебирала дощечки на глазах у притихшего народа, словно дожидаясь, когда Эльга проскользнет мимо нее к изгороди.
- Ёрпыль-гон! - Рыцек затряс Эльгу за плечи. - Куда ты побежала? Мастер боя из-за тебя дяде Вовтуру плечо повредил!
- А мастер-лекарь починил!
- Дура!
- Тихо вы! - цыкнул на малышню дядя Вовтур, скособочившийся рядом на чурбачке.
- Я делаю портреты, - сказала женщина-мастер, мазнув взглядом поверх голов. - Портреты из листьев. Из разных листьев. Они не простые, они поднимают настроение, служат для памяти, приносят мир в дом.
- И все? - разочарованно протянул кто-то.
- Не только. Портрет посложнее возьмет на себя беду, - Унисса огладила пустую доску. - Кто хочет получить портрет?
- Я, - сказал дядя Сарыч.
- И я, - сказала тетушка Тельгин.
Женщина-мастер попросила желающих выйти вперед и какое-то время, запустив руку в сак, молча их разглядывала.
Листья сыпались на землю.
Затем Унисса Мару провела над доской ладонью и бросила на нее целый лиственный ворох, будто крупу в котел. Часть листьев сдуло, но большинство задержалось, прилипло, выгибаясь и трепеща краями. Желтые, красноватые, темно-зеленые, серебристые. Женщина принялась приминать их и складывать, пальцы ее работали быстро-быстро, заставляя доску отзываться легкими звуками: пум-пум-пум. Где-то отрывались кусочки, где-то подгибались черенки, где-то лиственная мякоть, сдавленная, давала белесый сок.
Эльга заметила, что на среднем пальце мастера специально выращен и подпилен ноготь, которым делались надрезы или удаление кромок. Ноготь жил словно сам по себе, безошибочно очерчивая границы портрета.
Тетушка Тельгин несмело подступила к мастеру, приняла портрет, развернула к себе. Несколько мгновений ее глаза скользили по доске, по листьям, мучительно не зная, за что зацепиться. Затем тетушка Тельгин расхохоталась.
- А ведь я, верно, я!
Лицо ее расцвело румянцем.
Похохатывая, недоверчиво качая головой, она вернулась с доской к изгороди, и там тоже заохали, засмеялись, заговорили вразнобой, разглядывая портрет.
- А лет-то тебе убавили!
- А грудь прибавили!
- Ах, веселая!
Тетушка Тельгин, хвастаясь, пустила мастерство по рукам. Листья трепетали, листья смотрели в мир насмешливо и открыто. Было совершенно удивительно, как в этом пятнистом узоре можно что-то разглядеть. Но стоило чуть тронуть доску, и улыбка тетушки Тельгин расцветала на ней, а выше проступали и ольховый нос, и глаза из мелких лодочек чебыча, и темная, сливовая прядка волос.
Унисса между тем уже работала над портретом дяди Сарыча, мрачного, недавно схоронившего свою жену селянина. Сарыч супился и тревожно тискал штаны на коленях.
Мастер отбирала для него листья темные, суховатые, ломкие, складывала, проводила ногтем, будто ножом по горлу.
Сарыч кхекал.
Кафаликс подошел, молча, сдвинув колпак, заглянул через плечо и также молча отправился к вынесенному из гостиницы столу с пуншем.
- Что ж... - Унисса Мару сдула с доски лишнее. - Принимайте.
Дядя Сарыч сделал шаг вперед и застыл.
- Вы, наверное, зря это, госпожа мастер, - произнес он глухо. - Передумал я. Если позволите, то не надо мне...
Унисса сощурилась.
- Ты сейчас хочешь оскорбить меня, селянин?
Сарыч, побледнев, замотал головой.
- Что вы, мастер!
- Тогда бери свой портрет, - ледяным голосом сказала Унисса.
Народ за изгородью притих.
Дядя Сарыч, поникнув, мелкими шажками приблизился к мастеру осенних листьев и принял из ее рук доску.
- Посмотри, - все тем же, не допускающим пререканий тоном скомандовала Унисса.
Сарыч повернул доску.
Лицо его дрогнуло, в глазах блеснули слезы. Несколько мгновений он оглаживал дерево ладонями, боясь коснуться листьев, затем прижал его к груди.
- Госпожа мастер...
Дядя Сарыч упал перед Униссой на колени.
- Встань, - сказала ему Унисса, и Эльге захотелось вцепиться ей в светлые волосы - в голосе было больше железа, чем в хорошем ноже.
Дяде Сарычу и так плохо! - чуть не крикнула она. Но дядя Сарыч послушался мастера и поднялся. Щеки его были мокрыми.
- Благодарю, госпожа.
- Иди, - сказала ему Унисса.
Дядя Сарыч кивнул и так с портретом на груди, тихий и светлый, вышел за изгородь, мимо людей, к своему дому.
Мастер осенних листьев забросила лямку сака на плечо.
- Если кто хочет учиться у меня, буду рада.
Она уже повернулась, чтобы идти в конец двора, к мастерам-мужчинам, но замерла, посмотрела через плечо на дядю Вовтура:
- А ты чего ждешь? Видел же, что я и твой портрет сделала.
Дядю Вовтура подбросило с чурбачка.
- Ну, я это... - он старательно прятал глаза от Униссы - словно то в траве, то в обломке жерди натыкался на что-то важное. - Я не против, конечно...
Эльга выпучила глаза на дядю Вовтура - необычно скованного и несмелого, а вдобавок еще и густо покрасневшего.
- Ладно, - улыбнулась Унисса и всему народу объявила: - Вечером приходи.
Эльга от возмущения набрала в рот воздуха да так замерла, как жаба на болоте. Ясно почему вечером! У дяди Вовтура жены нет.
- Это же вообще! - шепнула она Рыцеку.
- Взрослое дело, - пожал плечами тот.
- Но она мастер!
Эльга оглянулась, ища поддержки, но люди смеялись, переглядывались, а кто-то даже хлопал глупо хихикающего счастливчика по плечу. Эльге захотелось провалиться в самое пекло, так ей стало стыдно за дядю Вовтура.
- А теперь, - громко возвестил кафаликс, - встречайте Тарзема Ликко, мастера животных и птиц!
Высокий худой мужчина поклонился народу и развел руки. На них тут же сели сойка и маленькая, гнездящаяся у коньков крыш пугливая кычка.
Эльга слушала вполуха, что мастер выводит мышей, кротов и лечит скотину.
Ей хотелось то ли разреветься, то ли залезть куда-нибудь в колючие чепчуйник или малинник, чтобы царапинами на руках и лодыжках уравновесить то, что наглость и простота мастера осенних листьев сделали с ее душой.
Ну как так можно?! - думалось Эльге. Другие люди что, не люди для нее? Тот же дядя Сарыч... Подумаешь, она что-то из листьев складывает! Другие и то более полезные мастера.
Она пролезла через ограду на улицу и побрела домой.
- Завтра! - нагнал ее голос кафаликса. - Все дети до четырнадцати лет, желающие обучаться мастерству, смогут выбрать мастера! Тридцать монет родителям! Контракт с кранцвейлером Края Дидекангом Руе! Тридцать эринов!
Эльга прижала к ушам ладони.
Мать, ходившая к отцу на поля, встретила ее длинной, гибкой вицей и руганью.
- Ты на кого двор бросила? А? Тебя кто отпустил? Свиньи забор подрыли, у несушек воды нет, посуда не вымыта!
Вица, со свистом взрезав воздух, нашла Эльгину спину.
- Ай! - вскрикнула Эльга. - Я все сделаю, мамочка.
Она обежала врытую поилку. Мать погналась, придерживая подол длинного платья, потому что проступок был серьезный и одного шлепка прутом для учения непутевой дочери было недостаточно.
- Стой! Стой, Эля! Я тебе!
- Мамочка, я все поняла!
Эльга пронеслась сквозь хлев, кисло пахнущий животным теплом, перескочила через ягодные грядки и спряталась за высоким домашним крыльцом. Отставшая мать появилась из темноты пристройки и, выглядывая Эльгу, остановилась в воротах.
- Эля!
Вица стегнула ни в чем не повинную створку.
- Все равно получишь у меня!
Эльга прижалась к боковым чурбакам, стараясь сделаться как можно незаметнее.
- Что, - спросила мать, - нашлось что-то более важное, чем работа по хозяйству? Ну же, поделись, доченька. А я послушаю.
Из-за угла дома вышла коричнево-рыжая курица и остановилась, глядя на девочку бессмысленными глазами.
- Брысь! - шепнула ей Эльга.
- Не думай, что я забуду, - приближаясь, сказала мать.
Дура-наседка пялилась, поворачивая глупую голову.
- Пошла! - Эльга, стянув с головы платок, замахнулась им на курицу.
Наседка кудахтнула.
- Вот ты где!
Мать закрыла всякий свет, нависнув сверху. Курица, как исполнившая свой долг, удалилась, высматривая что-то в рыхлой земле.
- Мастера! - крикнула Эльга, зажмурившись. - На постоялый двор прибыли мастера!
Ни удара вицей, ни чего другого не последовало.
- Вот как.
Мать опустилась на ступеньки. Старое дерево скрипнуло под тяжестью ее тела. Она была не то удивлена, не то пришиблена новостью. Эльга покинула свою прятку и осторожно присела рядом. Материна рука неуверенно, вслепую огладила ее волосы.
- Значит, хочешь идти в мастера?
Эльга сначала мотнула головой, а затем кивнула.
- Я не могу тебе запретить, - с неживой улыбкой сказала мать. - И отец не может. Это давнее правило. Но мастерство... Мастера - одинокие люди.
- Я буду вас навещать, - сказала Эльга.
- Конечно. - Мать вздохнула. - Конечно, будешь. Пока это не станет тебе в тягость.
- Вот еще! Может, меня и не возьмут вовсе.
- Может быть... - мать потеребила прядки у Эльги за ухом, странным, пустым взглядом уставившись на крышу дровяного сарая. - Ты уже выбрала, каким мастером хочешь стать? Переучиться будет уже нельзя, знаешь?
- Совсем-совсем?
- Да.
Мать повернула к себе Эльгино лицо, вглядываясь в него с непонятной жадностью.
- Я хочу стать мастером осенних листьев, - произнесла Эльга, вдруг осознав, что да, именно это и является ее самым искренним, самым страстным желанием.
Несмотря на то, что Унисса Мару - мерзкая и грязная женщина.
Утром Эльгу разбудил отец, серьезный, хмурый, в чистых штанах, рубахе и короткой куртке с вышивкой. Тронул за плечо, убрал прядку со лба.
- Одевайся, - сказал он. - Скоро идти.
На краю кровати ее ждало платье, которое она до этого одевала всего раз, на свадьбу старшей сестры.
Эльга здорово удивилась, когда обнаружила, что и сестра, живущая на другом конце деревни, тоже здесь, причем не одна, а с мужем. Так что завтракали торжественно, впятером. Вместо каши был пирог и половина жареной курицы.
Ели тихо, сестра Тойма шмыгала носом, и у Эльги сложилось впечатление, что она присутствует чуть ли не на собственных поминках.
Ей стало тревожно, и она сказала:
- Вы что? Я же не умерла!
Мать улыбнулась ей, подложив ладонь под морщинистую щеку. Отец хмыкнул. Тоймин муж почему-то замер с куриной костью в зубах, а сама Тойма выдавила дрожащим голосом:
- Конечно, нет, милая, конечно, нет.
- Я буду к вам приходить! - сказала Эльга. - Я обещаю!