Кокоулин А. А. : другие произведения.

Секретарь. Глава 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 4.78*10  Ваша оценка:

   Объявление было странным.
  "Господин Мёленбек ищет секретаря (муж) на постоянную работу. Круглосуточно. Проживание и питание. Вознаграждение по собеседованию".
   И ни телефона, ни адреса электронной почты.
  Господин Мёленбек, похоже, не признавал ни того, ни другого, разместив нижней строчкой лишь короткое пояснение: "Шевцова, 33".
   На Шевцова, 33 располагался бывший купеческий особняк, он же бывшая школа, бывший "Заготсбытснаб" и бывшее отделение Пенсионного фонда.
   Это была северная оконечность города, после особняка дорога тянулась на несколько километров в никуда, к еще в советские времена заброшенному щебеночному комбинату, от которого, дай бог, один железный остов и остался. По сторонам от дороги в бесчисленных канавах и рытвинах стыли бетонные кольца и затхлая болотная вода, на взгорках пробивался ивняк, а метрах в ста пятидесяти на бесхозном кочковатом поле кособочилась щелястая сараюшка с провалившейся крышей.
   Автобусы до Шевцова, 33, не доезжали, разворачиваясь кварталом раньше, и надо было идти мимо давно немытого фасада какой-то полудохлой фабрики, а дальше - краем пыльного скверика, местами огороженного фигурной решеткой.
   Жижа сразу сказал Лёшке, что это не вариант.
  Жижа сказал, хрен знает, что за объявление, на лохов расчет, и фамилия - иностранная, иностранцы сейчас все скупают, суки, только нормальные вообще-то секретаршу заводят, а от приглашения секретаря голубизной за версту тянет. И еще это - "круглосуточно". Знаем мы, что за "круглосуточно" скрывается. И кофе в постель, и сама постель.
   Жижа был нормальный пацан, только языком трепал много.
  Лёшка, впрочем, и сам чего-то подобного опасался, но маманя насела так, что хоть с песней и в петлю. Талдычила с утра до ночи: когда работу найдешь? когда работу найдешь? Уже чуть ли не выгнать грозилась.
   А тут и проживание, и питание. Все от мамани дальше.
  Тем более, он же не слепой, все эти штучки голубиные ему известны, шарфики там, пальцы холеные, улыбочки, коньячок, "а не присядете ли поближе". Фиг его извращенцы удержат. И отчитаться перед маманей будет чем, ездил, мол, искал.
   Можно, конечно, было устроиться продавцом на рынок или в ларек, ему предлагал Сивый, но это же, блин, край, конечная остановка, чужой товар, чужие деньги, все мимо тебя. И так до старости. Ну, пиво халявное разве что.
   А у Лёшки - голова.
  Хитровыделанные мозги, как говорил отец еще в детстве. До седьмого класса его и в школе считали способным мальчиком. Особенно хвалили литераторша и историк. За воображение и смелость в импровизации. Первая была в восторге от сочинения по Тургеневу, второй держал за образец доклад по Древней Греции с ее богами, титанами и бедными жителями.
   Затем...
  Затем учеба потеряла смысл. Он полгода просидел с младшими сестрой и братом в своей комнатке, как в окопе. Маманя воевала с отцом, и взрывы ежевечерней ругани были сродни бомбежке. "Ты мне всю жизнь!.." - кричала маманя. "Все вы суки такие...", - пьяно отвечал отец. То гремел, то затыкался телевизор. Что-то падало, разлеталось на кусочки. Маманя вскрикивала, отец рычал раненым медведем. Сосредоточенные атаки перетекали в панические отступления, минуты затишья сопровождались плачем и бубнежом: "Руку на кого... на кого руку...".
   Внутри у Лёшки все натягивалось и дрожало, свою песню требовательно тянул мочевой пузырь, но выйти из комнаты в коридор, а оттуда в туалет было страшно до чертиков. Там бухали отцовские сапоги, там белели осколки разбитой жизни, там можно было увидеть, во что превращаются люди, жившие до того семьей. Динка засыпала быстро, ей не было и шести, а Ромке было девять, и всю боль и страх Лёшка вымещал на нем.
   Чтобы Ромка не ревел, он щипал его и душил подушкой. "Заткнись, заткнись!" - шипел он. Брат пытался сопротивляться, но Лёшка был сильнее. "Спи, спи, спи!". "Я маме пожалуюсь!" - глотал слезы Ромка. "Ей не до тебя", - отвечал Лёшка. И присовокуплял к ответу тычки и шлепки ладонями.
   Это приносило облегчение.
  Затем был развод, который оставил мамане сестру и Лёшку, а Ромку почти стер из их жизни. Они еще виделись, но как-то совсем коротко, то в кинотеатре, то в центральном городском сквере, то на рынке. Брат вытянулся, стал тощий, под глазами затемнели подозрительные круги. На вопросы, как там с отцом, Ромка, облизывая губы, отвечал, что нормально, он к нему в душу не лезет, денег дает, компьютер купил. И даже Ромкина учеба ему побоку.
   Маманя пахала на двух работах.
  Лёшка кое-как переполз из восьмого в девятый, Динка осенью должна была пойти во второй. В мире, в стране, в жизни людей все как-то устаканивалось; перебродив, поправлялись мозги, из души уходили черные краски, появлялись прыщи и смутные желания.
   А еще хотелось денег.
  У мамани они все были "под учет", лишней сотни не выпросишь, иногда приходилось занимать на пиво у Макарыча или у Жижи, а подработка попадалась все какая-то мелкая, стыдная, то флаеры раздавать, то чай фасовать. То есть, для совсем безголовых. Хотелось чего-то умного, финансовых комбинаций, хитрых ходов, холодной расчетливости. Блин, может быть, даже чего-то незаконного, афер, как в "Друзьях Оушена". Или как в "Уолл-стрит". Эх, Лёшка часто представлял себя Чарли Шином в этом фильме.
   Но секретарем, в сущности, устроиться тоже было бы не плохо.
  Бывший купеческий особняк отгораживался от улицы жестяными листами, покрашенными в тошнотворный зеленый цвет. На свежую краску прилипли листья, травинки, грязь и застыли шершавыми узорами. Решетчатые ворота открывались внутрь. Во дворе было пусто, потрескавшаяся бетонная дорожка вела мимо спиленных тополей к низкому крыльцу под покосившимся фронтоном-козырьком. Фронтон держался на двух облупленных колоннах. Одна была разрисована граффити.
   Да уж... То ли господин Мёленбек не считал нужным уделять внимание внешнему виду (хотя иностранец же!), то ли только что въехал.
   Или просто жмот, подумал Лёшка.
  У крыльца стояла урна, и он выплюнул туда жвачку. Затем пригладил волосы, осмотрел рукава куртки - вроде чистые, нагнувшись, отряхнул штанины. Каже...
   Лёшка замер, едва начав разгибаться.
  У края нижней ступеньки, спрятавшись за булыжник, лежала костяная пластинка - полукруг, изрезанный значками, размером с две фаланги пальца.
   Когда Лёшка поднял её, оказалось, что у пластинки есть выступ, в котором просверлены дырки для ношения на шнурке или на цепочке.
   Амулет? Медальон?
  Значки бежали по дуге с обеих сторон, непонятные, полустёртые, частью похожие на скандинавские руны, а частью - на древнерусские буквицы.
   Лёшке сразу подумалось, что это что-то морское, северное, может быть, самого Мёленбека, фамилия-то подходящая. Кость желтоватая, наверное, бивень моржовый или там ещё что. Вполне возможно, что предки нынешнего хозяина особняка ходили в море на промысел. На драккарах. Нет, на кноррах.
   Лёшка сунул пластинку в карман.
  Если господин Мёленбек скажет, что потерял дорогую вещь, Лёшка, так и быть, отдаст ему костяшку. Покажет, что честный и все такое. А если не скажет, то мало ли кто обронил. А вдруг - ценная вещь? Тогда и самим пригодится.
   Лёшка взлетел на крыльцо, вытер ноги о тряпку, растянутую у порога, и постучал в дверь. Тоже вот, звонок не удосужились подвести.
   Он подождал, пытаясь расслышать шаги.
  Холодок скользнул между лопаток к шее. Страшновато. А ну как скажут, иди, мол, мальчик, отсюда, нам дети, типа, не нужны.
   И плевать, что в объявлении ни фига про возраст не сказано.
  Лёшка выдохнул и потер вспотевшие ладони о джинсы. Он, может, как раз по возрасту и годится. Психика гибкая, голова ясная.
   Он заметил мазок грязи на кроссовке, оттер его, а когда поднял глаза, увидел перед собой мужчину лет пятидесяти, бородатого, полнощекого, в странном, похожем на камзол коричневом платье с шитьем золотой нитью по вороту. На ногах у мужчины были коричневые же панталоны, белые гольфы и черные туфли с пряжками, на пальцах - кольца и перстни, с уха свисала цепочка с моноклем.
   Оригинально, подумал Лёшка.
  - Здравствуйте, - сказал мужчина, слегка налегая на "а".
   Он чуть сдвинул густые брови, ожидая ответной реакции.
  - А-а... Здрасьте, - Лёшка протянул руку. - Я по объявлению.
  - Да? - Мужчина с сомнением посмотрел на Лёшкину ладонь. - Что ж, прошу.
   Он отступил, пропуская юношу в дом.
  Лёшка еще раз вытер ноги и ступил в бывший купеческий особняк. Мужчина бесшумно закрыл за ним дверь. Звонко щелкнул замок.
   Лёшка явно застал то ли ремонт, то ли приготовления к нему. Стены прихожей были ободраны до штукатурки, кое-где еще висели клочья серых обоев. Стояли заляпанные краской козлы. На деревянной, похожей на самодельную вешалке одиноко висел синий халат. На вытертом линолеуме расплывались следы сапог гигантского размера.
   Всему этому стыдливо подмигивала из-под потолка маломощная лампочка.
  - Электричество, - указывая на лампочку, с непонятным значением произнес мужчина. - Прошу за мной.
  - Кроссовки снимать? - спросил Лёшка.
  - Не надо.
   И опять длинная, театральная "а".
  За прихожей открылся разбегающийся двумя рукавами в стороны коридор в стенных панелях и пластиковых коробах. Светили плафоны. Прямо напротив входа поблескивали стеклянными вставками раздвижные створки, но Лёшкин проводник уверенно свернул направо, затем налево и остановился у массивной двери, которая по одному виду тянула тысяч на тридцать.
   С резьбой. С завитушками. С металлическим кольцом в центре.
  Мужчина покопался в камзоле, выудил ключ, напомнивший Лёшке ключ черепахи Тортиллы, и, сдвинув незаметный язычок, вонзил ключ в прорезь.
   Поворот - и внутри двери ожил хрипящий и жужжащий механизм, раздалось несколько щелчков, объявляющих освобождение пазов от засовов, затем появилась щель, которую мужчина, надавив плечом, тут же превратил в полноценный проем.
  - Садитесь на стул.
   Лёшка кивнул.
  Помещение, в которое они вошли, блестело лакированным деревом. Лёшка такими и представлял себе настоящие кабинеты. Приглушенный свет, массивный стол, кресло с высокой спинкой, лампа под прозрачным абажуром, плотно зашторенные окна и коричневый с желтым мохнатый ковер на полу. Стены из темных деревянных плашек и светлых резных панно. Кушетка коричневой кожи. Бюро.
   Маленький, почти детский раскладной стульчик, поставленный в центре комнаты, совершенно выбивался из общего стиля.
   Мужчина пошевелил шторы, поправил подушечку на кушетке и забрался за стол. Открывая и закрывая ящички, он смотрел, как Лёшка пытается приспособиться на узком сиденьи.
  - Вы имеете представление о профессии секретаря? - спросил мужчина.
  - Конечно, - кивнул, замерев, Лёшка. - Записывать, назначать или отменять встречи, организовывать этот... рабочий процесс.
   Мужчина пригладил бороду.
  Кресло под ним скрипнуло. Он включил лампу, щурясь, повозил по столешнице ногтями, затем принялся перекладывать выставленные на стол предметы. Предметов было много, при перемещении они непонятно стукали, звякали, шуршали, серебряно поблескивали и даже скрипели. Наконец мужчина удовлетворился наведенным порядком среди вещей и поднял на Лёшку глаза.
  - Я - Солье Мёленбек, - сказал он. - И я несколько иное понимаю под словом "секретарь". Мне нужен не просто человек с памятью или организаторскими способностями, мне нужен человек, умеющий хранить секреты.
  - Я могу, - сказал Лёшка, чувствуя сухость в горле, - я умею хранить секреты.
   Мёленбек снова что-то переставил на столе.
  - Вы уверены?
  - Уверен, - кивнул Лёшка. - Были случаи.
  - Какие? - спросил Мёленбек.
   Он встал из кресла и, обогнув стол, остановился в метре от юноши.
   - Ну, - сказал Лёшка, - я не выдал Жижу... то есть, Женьку Журавского, приятеля, когда он разбил окно...
  - И все?
   Мёленбек смотрел с живым интересом. В правой руке его появилась тонкая, метровой длины трость, обжатая металлическими кольцами.
   Лёшка моргнул.
  - Было ещё. Мне только сразу не вспомнить.
  - Как меня зовут?
   Наконечник трости уперся соискателю вакансии в грудь. Кажется, он был даже обит заостренным железом.
  - Солье Мёленбек, - сказал Лёшка, чуть морщась.
   Мужчина улыбнулся, но глаза его, черные, слегка навыкате, остались холодны.
  Трость ушла в сторону, металлические кольца поймали отблеск лампы, а выскользнувший из трости клинок, сверкнув, прикоснулся кончиком к Лёшкиной шее.
  - Спрошу еще раз, - сказал Мёленбек. - Как меня зовут?
   Лёшка свёл глаза, разглядывая тонкую полоску стали, протянувшуюся от руки владельца бывшего купеческого особняка, к нему под подбородок.
   Сейчас как порежет сонную, подумалось ему, и ага...
  В животе сделалось холодно и пусто. Там, где лезвие прикасалось к коже, кажется, уже закровило - чудилась струйка, сбегающая за ворот рубашки.
   Сглотнёшь - и труп.
  - Солье Мёленбек, - выдавил Лёшка одними губами.
   Мёленбек чуть сощурился, повёл носом и убрал клинок обратно в трость. Движение получилось ловкое, отработанное. Вжик! - и шею под подбородком уже колет лишь фантомное острие.
  - Вот видите, - сказал Мёленбек, с ленивой грацией возвращаясь за стол, - вы дважды выдали мое имя и предали своего приятеля.
  - Так вы же сами...
   Лёшка привстал со стула.
  Вон они как работают! Сначала спрашивают, а потом в ответы по макушку макают. Он потрогал шею - крови не было.
  - Вы ещё слишком неопытны, молодой человек, - сказал Мёленбек, вновь занявшись передвижением предметов. - Думаю, вам стоит попытать удачи в другом месте.
   Урод, подумал Лёшка.
  - Так это значит, не подхожу? - выпрямился он.
  - Мне кажется, у вас нет достаточных способностей.
   Лёшка сунул руки в карманы куртки.
  - Знаете... - Пальцы его вдруг нащупали костяной полукруг. - Вы, наверное, всё теряете. Сейчас, может быть, вы теряете хорошего работника.
   Мёленбек кивнул, не отрывая глаз от своих игрушек.
  - Будете выходить, наглый мальчишка, не забудьте посильнее хлопнуть дверью, - сказал он скучным голосом.
  - А еще, - Лёшка куснул губу, - это тоже, наверное, ваша потеря.
   Шагнув к столу, он бухнул пластинку между похожим на горный хрусталь темным кристаллом и оплавленной оловянной фигуркой, отдаленно напоминающей человеческую.
  - Молодой че... - возмутился было мужчина, но на полуслове умолк, и Лёшка, уже развернувшийся к двери, озадаченно наклонил голову.
  - Откуда? - услышал вдруг он.
   В голосе Мёленбека скользила взволнованная хрипотца. А вот фиг, мы уже учёные. Лёшка крутнулся на каблуке.
  - Секрет.
  - Подойдите, - сказал Мёленбек.
   Лёшка, сутулясь и шмыгая носом, подошёл.
  - Возьмите хельманне в руку.
  - Что?
   Взгляд Мёленбека стал напряжённым.
  - То, что положили на стол, возьмите обратно в ладонь.
  - Это не ваше?
  - Просто возьмите.
   Лёшка шевельнул плечом.
  Пальцы, помедлив, сошлись на пластинке, подхватили её. Она оказалась тёплой. Мёленбек чего-то ждал.
  - Что? - спросил Лёшка.
  - Сожмите, - попросил Мёленбек.
   Лешка сжал.
  - Как думаете, - наклонил голову Мёленбек, - кому мог принадлежать данный предмет?
  - Моряку. Или китобою.
  - Хм... Как вас зовут?
  - Алексей. Алексей Сазонов.
  - Хорошо, Алексей, соберитесь. Если хотите получить работу секретаря, постарайтесь представить этого человека, - сказал Мёленбек и откинулся в кресле.
   В глазу его появился монокль, ладони вцепились в подлокотники. Стеклышко монокля преломило золотой ламповый свет.
  - Вы серьёзно? - спросил Лёшка.
   Мёленбек кивнул - голова у него словно по ниточке прошла вниз и вверх.
  - Ну, я, конечно, могу...
   Лёшка закрыл глаза.
  Уж за воображение-то он был спокоен. Если бы в жизни нужно было только воображать! Сила мысли - это вам не какое-то там...
   Итак. Владелец хиль... хель... костяшки, в общем.
  Лёшка подышал, настраиваясь. В муаровой темноте за веками почему-то возникли седые усы и запорхали себе бабочками. Бяк-бяк, бяк-бяк. Вполне самостоятельные усы. Живые, воздушные. Только что с ними делать? Нужно-то лицо.
   Лёшка напрягся. Если, допустим, представить китобоя...
  К усам почему-то тут же добавилась борода, похожая на бороду Мёленбека, и запорхала с усами уже дуэтом. Тьфу!
   Север, холодно, люди ходят... э-э... в шкурах. В парках ходят! С меховыми капюшонами!
  - Алексей, - раздался какой-то натужный голос Мёленбека, - пожалуйста, опишите мне...
  - Сейчас.
   Лёшка сжал пластинку крепче. Подушечка пальца поползла по значкам. Неровности резьбы цеплялись за кожу.
   Лицо, неожиданно проявившееся на внутренней стороне век, продержалось долю секунды и погасло. Оно было болезненно-худое, небритое, и показалось почему-то лицом мертвеца. Серовато-зеленым.
   Лёшка обнаружил вдруг, что дрожит.
  - Алексей, - напомнил о себе Мёленбек.
  - Да-да.
   Лёшка отёр вспотевшую ладонь о бедро, перевернул костяшку. Лицо всплыло снова, и его удалось рассмотреть подробнее. Глаза теперь были раскрыты, и они оказались мутновато-серые, колючие.
  - Это человек, мужчина лет сорока, - заговорил Лёшка. - Худой, щеки это... втянутые. Скулы видны. Нос узкий, такой... костистый, что ли. Волосы чёрные, жесткие. Глаза серые, небольшие. На правой щеке шрам, почти до носа. Словно саблей пришлось, горизонтально. Одно ухо какое-то неправильное. Может, обрезанное? На плече... значок-татуировка, то ли птица, то ли змея на лапах.
  - Штессан, - выдохнул Мёленбек.
   Лёшке почудилось, что воздух в кабинете колыхнулся, карнизные кольца жалобно звякнули, а сквозь шторы плеснуло солнцем.
   Он осторожно разожмурился.
  Маленьким золотым кружком сиял из глубины кресла монокль. Но вот мужчина пошевелился, и монокль погас.
   Подавшийся к столу Мёленбек был бледен, борода казалась мокрой. И дышал он косым ртом неровно, со всхлипами, словно до того изо всех сил сдерживал дыхание.
  - Хорошо... хорошо... - взгляд его медленно прояснялся. - Ты можешь идти, Алексей.
  - Не угадал, да?
   Поджав губы, Лёшка понёс пластинку к столу.
  - Нет, - выставил ладонь, проскользив рукой по столешнице Мёленбек, - оставь хельманне себе, это теперь твоё.
   Голос его был устал.
  - До свиданья, - сказал Лёшка.
  Надо было вообще наврать, подумалось ему. Типа, нос орлиный, одноглазый. Хромой. Всё равно бы не прокатило.
   Костяшку дал...
  Он окинул кабинет взглядом. Хорошо тут, наверное, задницу просиживать. Потолок вон весь в этих... в лепнине. Сел, поплёвываешь.
   Ну и ладно.
  - Алексей, - произнёс Мёленбек, когда Лёшка уже взялся за дверную ручку, - завтра... жду тебя в девять утра.
   Лёшка не поверил своим ушам.
  - Вы серьёзно?
  - Иди уже. Да.
  - Так я взят?
  - Взят.
  - А зарплата?
  - Завтра, - сказал Мёленбек, - завтра обговорим.
   Он показался Лёшке обессиленным.
  - А у вас...
  - Иди, - разозлился Мёленбек. - Или я передумаю.
   И Лёшка поспешил хлопнуть дверью.
  Уже снаружи, за зелеными листами ограды радость прорвалась наружу, и новоиспеченный секретарь замолотил руками по воздуху, несколько раз подпрыгнул и проорал: "А-а-а!". Далекий прохожий на перпендикулярной Шевцова улице Гусака обернулся и, наверное, хмыкнув, продолжил идти по своим делам.
   Мало ли сумасшедших?
  Пыльный скверик распахнул объятья. Лёшка по тропинке обогнул тёмный пруд, под ноги попалась пластиковая бутылка, и, конечно же, понесся футбол. Рамос на Иньесту, Иньеста в край на Роналду, немного не точно, но на пути встало дерево, это, извините, помог судья, теперь обратно, ага, Роналду на Ибрагимовича, Ибра грудью скидывает на Иско...
   Шар-рах!
  Бутылка, срикошетив, улетела в сторону.
   Оле-оле! Это Алексей Сазонов от души приложился к мячу и забил победный гол! Какое будущее у парня, какое будущее! Это же прямая дорога в секретари!
   Лёшка, хохотнув, достал костяшку.
  Хельманне. Он поводил пальцем по значкам. Ножом вырезали? Надо будет по интернету проверить. Наверное, что-то вроде нэцке японских. Только норвежское. Или шведское. Или еще чьё-то. Датское.
   И мамане позвонить.
  Лёшка затолкал хельманне поглубже в карман джинс, а из нагрудного курточного извлек простенький мобильник.
   Ничего, скоро он себе нокию купит. Или айфон.
  Все сдохнут от зависти. Даже Сивый со своим навороченным "китайцем", который и швец, и жнец, и телевизор.
  - Мам, привет.
  - Да?
   Голос мамани был насторожен. Лёшка в последнее время только деньги клянчил. Наверное, она думает, что он и сейчас позвонил по этому поводу.
   Интересно, сколько Мёленбек платить будет?
  - Да? - повторила маманя. - Алексей, не молчи.
   Лёшка взъерошил волосы на макушке и выпалил:
  - Мам, я на работу устроился.
  - Что? Когда?
  - Сегодня. Я уже собеседование прошёл.
   Лёшка выбрался из скверика и мимо серо-желтого фабричного корпуса зашагал к остановке.
  - Какое собеседование?
  - Обычное. По объявлению.
  - Погоди-погоди, - растерялась маманя. - Это где? Как?
  - Всё, не кипешуй, - Лёшка подпустил в голос взрослости. - Вечером всё расскажу. Там, вполне возможно, что с жильем и питанием.
  - А сколько... - попыталась выяснить маманя.
   Но Лёшка сказал:
  - Вечером, - и отрубил связь.
   Полчаса тряски в старом автобусе, пропахшем кожзамом и разогретым металлом, и - здравствуй, родной микрорайон. Типовые девятиэтажки, поликлиника, забегаловка-павильон "Аист", ржавые задницы гаражей.
   Сквозь зелень посаженных во дворе лип проглядывало солнце, ещё не жаркое, весеннее. Неделя до лета, а оно все никак не могло раскочегариться. Пора бы.
   В небе медленно таял инверсионный след.
  Жижа сидел на скамейке у подъезда с ярко горящей надписью "Игровые автоматы" и считал мелочь. Всей мелочи было четыре монеты. Что там считать?
  - Хай, - сказал Лёшка.
  - А-а, ты, - оторвал взгляд от ладони Жижа. - Как твоё ничего?
   Они стукнулись кулаками.
  Жижа, то есть, Женька Журавский, парнем был высоким и пухлым. А еще медлительным и непрошибаемо спокойным. Из-за комплекции и склада характера его сначала звали Слоном, а когда он отрастил длинные волосы, то Мамонтом.
   "Жижа" была кличка только для своих, которыми Женька признавал лишь Тёмку Гладилина да вот Лёшку.
  - Съездил я на Шевцова, - сказал Лёшка.
  - И как? - Жижа аккуратно сложил монеты в карман куртки.
   Лёшка выдержал драматургическую паузу. Тьфу, блин, драматическую. На Жижу она, впрочем, не подействовала. Мамонт, он мамонт и есть. Толстокожий. Женька спокойно лупал глазами и ждал.
   Пантомима, ага.
  - Взяли, - сказал Лёшка.
  - Чего-о? - не поверил Жижа.
  - Того, - Лёшка подвинул приятеля на скамейке и сел. - И штуку одну дали.
  - В смысле, тысячу? Всего-то!
  - В смысле, вот.
   Лёшка раскрыл ладонь с пластинкой.
  - Что за хрень? - склонился Жижа, разглядывая. - Кость, да?
  - Малая берцовая.
  - Я серьёзно.
  - Не знаю. Думаю, моржовый клык.
  - Народное творчество. Резьба.
   Жижа подцепил хельманне толстыми пальцами. Помял, пошкрябал грязным ногтем, понюхал и даже - Лёшка скривился - лизнул.
  - Точно, кость. Слушай, - загорелся Жижа, - может, это как в фильме про эти, блин... такие костяные фигурки редкие.
  - Нэцке?
  - Во-во. Представь, сколько такая штука стоит.
   Лёшка забрал хельманне из рук Жижи.
  - Ага, так мне спанталыку её и отдали.
  - Ну, отдали же. А этот... работодатель - нормальный? Иностранец?
  - Получше нас русский знает. Но какой-то... - Лёшка вспомнил уколовший шею клинок. - В общем, со странностями. В камзоле ходит.
  - Хе, у них у всех бзики, кто богатые. Когда денег много, можно и в камзоле ходить. И голым тоже можно. У меня вон батя вечно в трусах по квартире ходит.
  - Он у тебя богатый?
  - В том-то и дело, что нет, - помрачнел приятель.
   Они помолчали.
  Говорить вроде и не о чём больше. Фильмов нормальных в торрентах не прибавилось. В игры Жижа не играл, ни в "Старкрафт", ни в "Баттлу". До футбола ещё четыре дня.
  - Ну, ладно, почапал я домой, - поднялся Лёшка.
  - Ага, - ссутулился Женька. Шмыгнул носом. - У тебя сотки нет? До пятницы.
   Взгляд его стал просительным.
  Сотенная у Лёшки была. Но Жижины "до пятницы" вовсе не означали именно до пятницы, по крайней мере, это могла быть и следующая пятница, и пятница через месяц, а там или долг забудут, или сам Жижа забудет, попробуй его переубеди, что занимал.
   И все же врать Лёшка не стал.
  - Есть, - сказал он. - Но это на телефон бросить надо.
  - А-а, - протянул Жижа, - телефон - это святое. У самого четыре рэ на счету. Ладно, бывай.
   Они снова стукнулись кулаками.
  Лёшка проскочил перед тормознувшим "опелем" к ограде какого-то раскопа с трубами, затем по мостику перебрался к своей девятиэтажке.
   Сестру он застал захлопывающей квартирную дверь.
  Рядом с ней пританцовывала такая же плотненькая, невысокая подружка, то ли Катя, то ли Люба. Браслетики, резинки, шапочка с пумпоном.
  - Эй-эй, - поймал Динку Лёшка, - ты куда это?
  - Гошу кормить!
  - Какого Гошу?
  - Морскую свинку, тупой!
  - Чего?
  - Тупой!
   Сестра вырвалась, показала язык, и они с подружкой, крича: "Сдрисни, сдрисни навсегда!", побежали вниз по лестнице. В щель между пролётами было видно, как мелкают курточные фиолетовый и темно-синий рукава.
   Шмакодявка.
  Лёшка открыл дверь, прямо в ботинках (вроде ж чистые) прошлепал на кухню. Кастрюля с супом стояла на плите, правда, уже чуть тёплая.
   Динка, как всегда, поев, посуду за собой не вымыла, бросила грязную тарелку в раковину, где уже дожидались воды и губки два стакана из-под томатного сока, блюдце, салатница и штук пять ложек.
   Стрекоза, блин. По ушам надавать.
  Лёшка зажег конфорку под кастрюлей, сбросил куртку на свободный стул, достал и нарезал хлеб. Хлеб кончался, после нарезки осталась лишь толстая горбушка, сунутая обратно в хлебницу. И всё. Надо было Динке сказать, чтоб сбегала. На свинку у неё, видите ли, время есть, а на домашнюю работу...
   Лёшка подступил к окну. Во дворе было пусто. По телефону что ли набрать? Впрочем, ему-то хватит. Остальные должны думать своей головой, хотят они хлеба или нет. Он им не нанимался вообще-то.
   Под клекот закипающего супа Лёшка сходил в туалет, затем в прихожей наконец освободился от обуви. Синий носок на правой ноге прорвался. Большой палец с желтоватым ногтем застенчиво выглянул в дыру.
   Ну и фиг с ним. Лёшка пошевелил пальцем. Это путь к свободе.
  Супа он набухал себе целую миску, пол-кастрюли не пол-кастрюли, но около трети точно поместилось. От супа пошел одуряющий жирный пар. Упаковка сметаны из холодильника лишилась сначала ярлычка из фольги, а затем и уместившегося на ложку содержимого. Теперь кусманчик сливочного масла...
   Глотая слюну, Лёшка плюхнул сметану, размешал. По побелевшей поверхности супа поплыли масляные кружки, со дна поднялись и затонули кубики картофеля, мясные волокна, вермишелины и дольки обжаренного лука.
   Сейчас бы, конечно, ещё кинцо какое-нибудь забойное.
  Несколько секунд Лёшка раздумывал, не пойти ли с миской в большую комнату, к телевизору, но потом решил не заморачиваться. Это ж стул туда притащи, хлеб на блюдце положи, для блюдца ещё маленькую табуреточку притарань. Ковёр, блин, не заляпай.
   Ах-х! Первая ложка обожгла горло, вкусовым залпом выстрелила в язык и в нёбо, прокатилась, провалилась в желудок. Взорвалась теплом!
   Шрапнелины пота проступили на лбу.
  Уф-ф! Лёшка выдохнул, выложил хельманне и, глядя на вырезанные значки, уработал суп в какие-то пять минут.
   Суп - хлеб, хлеб - суп.
  В значках виделись странные слова. "Гку" и мягкий знак на конце. "Ако" с перевернутой на другой бок "к". "Хизм" с латинской "и". И то ёще как читать.
   Осоловев, он погонял ложкой одинокий картофельный кубик по эмали и отодвинул миску. Всё, не лезет. Живот раздулся, как барабан. Жизнь хороша, и жить хорошо. Сейчас бы всё это запить сладеньким...
   Да, и в интенет выйти.
  Лёшка выполз из-за стола, брякнул миску в раковину (Динка не вымыла, и он не будет), включил электрический чайник и поплелся в свою комнату.
   После развода сестра с маманей стали спать в зале, а детская на законных основаниях отошла к нему. На двери комнаты висел календарь с Кобейном за прошлый год. Над Кобейном выгибались вырезанные по трафарету буквы. "Mans territory".
   Стильно. Ясно чьё.
  Шкаф светлого дерева встретил Лёшку на входе. Пара расшатанных стульев, жмущихся к стене по другую сторону, приняли футболку. Кровать. Продавленное кресло. Заваленная к окну пирамида книжных полок. Это ж с ума сойти, как они с Динкой и Ромкой умещались здесь втроём. Спали у друг друга на головах.
   Лёшка прилег на кровать, уставясь сонным взглядом в стену над полками. Обои надо, конечно, менять. Что-то они своей убогостью вызывают лишь рвотные позывы. Цветочки, блин. То ли дело в углу с компьютерным столом - все заклеено плакатами "Металлики", Мэнсона и "Агаты Кристи", заплетено проводами, и колонки висящие классно смотрятся.
   Он икнул.
  Телефон вывалился из заднего кармана. Ха-ха, лишнее из организма выходит. Кстати... Лёшка лениво полистал контакты в меню телефона. Чтобы выбрался нужный, пришлось дважды надавить на кнопку. Дерьмо уже, а не мобила, не сразу даже срабатывает.
   Первым делом - новую.
  - Алло, Тёмка, ты онлайн?
   В ухо ударил какой-то инфернальный рёв, затем рёв перекрыл выстрел из дробовика, звякнули гильзы.
  - Кто? - спросила мобила напряженным голосом.
  - Лёшка Сазонов. Ты от кого там отстреливаешься?
  - Не поверишь, набежало тварей...
   Несколько секунд телефон гремел взрывами, хрипел, шипел и выпускал грохочущие очереди в пространство.
  - Умри, сдохни тварь! - крикнул кому-то Тёмка, затем простонал и сказал уже в трубку: - Всё, мочканули меня. Чего тебе, браза?
   - Вопрос есть, - сказал Лёшка. - Про хельманне что-нибудь слышал?
  - По буквам, браза, по буквам.
  - Хель-ман-не.
   Тёмка хохотнул.
  - Фигня - вопрос. Хелл - ад. Мани - деньги. В общем, адские деньги. Учи английский, браза.
  - Достал ты со своим бразой. Это костяшка такая. Полукруглая. На деньги не тянет. И говорится не так. Е на конце.
  - О, ну так выйди в сеть, злобный браза, и посмотри. У меня здесь ад и демоны, - сказал Тёмка и отключился.
   Друг называется.
  Лёшка с великой неохотой покинул кровать и перебрался за стол. От нажатия кнопки старенький компьютер загудел, словно пошёл на взлёт. Монитор выдал настройки биоса. Лёшка подпёр щеку ладонью. Блин, сейчас ждать ещё пока разогреется.
   Он выгреб бумажки из-под клавиатуры, которых что-то много скопилось за две недели. Ряд цифр - код к демке, не поймешь уже какой. Оставить? Выкинуть? Лёшка скривился. Ладно, пусть полежит ещё. Каракули, в которых можно разобрать лишь "перья ястреба" и "прах" - это, кажется, рецепт из "Скайрима". "Скайрим" он, впрочем, уже удалил. Ходишь, бродишь, бред какой-то. Ну, рецепт... Лёшка скомкал бумажку. Адью.
   Экран, мигнув, выдавил полоску виндосовской загрузки.
  Давай, давай, тормозуха. Так. На следующей бумажке были записаны несколько чисел в столбик. Сумма набегала под двадцать с лишним тысяч. Что за сумма? Откуда? Ещё тысяча зачеркнута. А-а, Лёшка шлёпнул себя по лбу, это он как раз конфигурацию нового компа прикидывал, на замену кряхтящему сейчас драндулету. Видеокарточка, оперативка в четыре гига, блок питания пятисотваттовый.
  - Эй, драндулет, - щёлкнул ногтем Лёшка по потемневшему экрану.
   Помедлив, тот осветился снова - и серо-стальной имперский дирижабль с белеющей под брюхом гондолой поплыл заставкой рабочего стола. На цельнометаллическом, усеянном заклепками каркасе с мелодичным звуком возникли разноцветные ярлычки программ и приложений.
   Дирижабль звался "Das Reich".
  Эх, Лёшка не отказался бы от полёта на таком монстре. Стильные обводы, простота и целеустремленность. Моща!
   Ладно. Бумажки - в сторону, он их после досмотрит.
  Вызов окошка интернет-соединения, заедающей "мышкой" курсор на кнопку "соединить", нажимаем, проверка пароля-пользователя, поехали.
   Файрфокс автоматом загрузил страницу с торрент-сайтом.
  Лёшка пробежал взглядом столбик свежих и относительно свежих релизов. Какая-то лажа всё. Кто-то от шибкого ума ещё додумался разом штук десять аудиокниг выложить. Так они и шли, Достоевский за Шолоховым, Пьюзо за Хейли, Сара... Сарамаго за Толстым. В столбик. И ведь качают эту фигню...
   Так, новая страница.
  Лёшка забил "хельманне" в строку поиска. Ввод. Побежала по кругу полоска обработки запроса. Ждём-с.
   Скорость интернета была аховая, маманя раскошелилась лишь на минимальный тариф, и то он месяца два упрашивал. Ещё и провайдер попался дохлый, то есть связь, то нет, фиг ли, на таком тарифе. Ничего-ничего, прищурился на медлительную полоску Лёшка, будет и на его улице праздник.
   О-па! Вниз экрана наконец-то поползли ссылки.
  Увы, "хельманне" в длинном списке не было. Зато присутствовали Хуан Хельман, аргентинский поэт, Мартин Хеллман, американский криптограф, и писательница Лилиан Хеллман. Ещё имелся майонез Хеллман, логистическая контора, алгоритм и, кажется, модельер.
   Похоже, о костяшке никто ничего не знал.
  Лёшка поменял поисковик, но и в "яндексе", и в "бинге" с "хельманне" было туго. Может он все-таки расслышал не так? Да нет, с дикцией у господина Мёленбека всё было в порядке. Хельманне. Это не жи-ши и не "парашют" какой...
   А камзол, конечно, на дядечке чудной, подумалось ему, словно из шестнадцатого или семнадцатого века. Тронуться можно, если господин Мёленбек в таком платье на автобусе в центр ездит. Впрочем, вряд ли он пользуется общественным транспортом. Люди его типа передвигаются исключительно на представительских авто. "Ягуар", мерс эс-класса, бэха седьмая.
   Правда, даже разбитой "лады" ни во дворе особняка, ни на обочине у ограды замечено всё-таки не было.
   Лёшка поколупал на мониторе застывшую каплю кофе. Интересно, конечно, чем дядечка занимается. И что ему нужно в нашем городке, какой-такой бизнес. Вдруг получится в долю войти? Тем более, мужик, видно, серьёзный. Холодное оружие имеет.
   Лёшке вспомнился блеск легко извлечённой из трости шпаги. Рука сама потянулась к горлу. Ощупала - даже царапины нет. Кстати...
   Он забил в строку поиска "Мёленбек".
  Через минуту оказалось, что название Мёленбек носят несколько городков и деревенек Германии и Бельгии, а также два футбольных клуба, только с "о" вместо "ё" - Моленбек. Голяк, в общем. Наверное, если и есть информация о Мёленбеке и хельманне, то не всякому хрену с горы она доступна. А кто надо, тот знает.
   Лёшка зевнул. От вглядывания в мелкие буковки на мониторе стало здорово клонить в сон. Он переполз обратно на кровать. В сонном мозгу закрутилось: хорошо бы тысяч пятнадцать для начала получать, а потом и двадцать. И через месяц прибавки попросить. Наверное уж не обувью с нашей обувной фабрики торговать будем.
   Конечно, если костяшками, то ну его нафиг. Костяшки, блин, счастья.
  Задремать получилось всего на час - Динка, видимо, досыта накормив свинку Гошу (чтоб он лопнул!), вернулась домой и на полную громкость врубила телевизор.
  - Посмотри, какая у меня скорость!
   Мультики.
  Феи. Пони. Лилипуты. Говорящие медведи, пингвины и дельфины. Плюс Винни Пух. Спасибо милым кабельным каналам.
  - Это я просто пошутила!
   Лёшка нахлобучил на голову подушку, но тоненькие голоса персонажей сверлили мозг почище дрели. Он повернулся на один бок, на другой, вынырнув, посмотрел, закрыта ли дверь в комнату. Закрыта. Обить, что ли, звукоизоляцией?
   Нет, не вытерпел.
  - Ты, блин, малолетка! - Прошаркав в зал, Лёшка отвесил сестре подзатыльник. - Чё, глухая совсем?
   Он вырвал пульт из пальцев у Динки и, давя на кнопки, убил звук в ноль.
  - Дурак! Отдай! Там у Пинки Пай проблемы! - Динка заскакала вокруг него, пытаясь схватить за руку.
  - Вымоешь посуду, отдам, - Лёшка сел на диван и переключил канал. - Поняла?
  - Урод!
   Динка неожиданно больно ударила его кулачком в живот.
  - Блин! - рассердился Лёшка. - А если я так?
   Он швырнул сестру в угол комнаты, к промятому креслу - только ноги мелькнули.
  - И куртку сними.
  - Сам сними!
   Динка сложилась у кресла и заплакала.
  Лёшка сделал вид, что подвывания его не касаются, и принялся гонять обеззвученные картинки. Комбайны. Площадь. Паучок на паутине. На душе было противно. Не, ну доводит же! Маленькая, маленькая, а костяшки острые. Сама сначала нарывается...
   Он посопел.
  - На свой пульт. Только звук убавь, ясно? Я вообще-то спал.
  - А я знала?
   Зарёванная Динка встала с пола и, всхлипывая, взяла пульт. Мутная слезинка, щекоча кожу, застыла на щеке. И не смахнет ведь.
  - Но посуду вымоешь, - сказал Лёшка.
  - Я уже вымыла давно!
   Динка зло освободила одну руку из рукава. На экране телевизора вновь забегали разноцветные большеглазые пони.
  - Что случилось?
  - Нет времени объяснять...
   От придурочных голосов Лёшка утопал на кухню. Карликовые лошади, казалось, напевая, скакали по пятам. Очень хотели дружить.
   Его миска лежала в раковине с девственным кантом, обозначающим изначальный уровень, по который был налит суп.
  - Эй, что за дела? - крикнул Лёшка. - Ты не всё вымыла!
  - Это твоё! - отозвалась из комнаты сестра.
   Точно, блин, вырастет телезомби с понями в голове. Вот маманя намучается. А к посуде он принципиально даже пальцем не притронется. Не мужское.
   Лёшка поискал глазами оставленное на столе хельманне.
  Костяшки не было. Прикольно. Он заглянул под стол, охлопал куртку на стуле, подвигал сметану, солонку и сахарницу.
   Так, он ел, значки рассматривал.
  Лёшка крутнулся на пятках. У плиты нет, под крышкой, поварёшкой нет, в хлебнице нет. Куда ещё он мог засунуть?
   В брюках... в брюках нет.
  - Дина!
  - Что?
  - Где? - Он влетел в зал, сжав пальцы в кулаки. - Где костяшка?
  - Какая?
  - Блин! - Лёшка развернул сестру от телевизора. - Не ври мне! Лежала на столе.
  - Такая желтоватая, как половинка монетки, с выступом? - прищурилась Динка.
  - Сейчас как дам по лбу! - замахнулся Лёшка.
  - Дурак! - Динка втянула голову в плечи. - Я же просто убедиться.
  - Где она?
  - Выкинула. В мусорное ведро.
  - Какого же...
   Лёшка кинулся обратно на кухню.
  Мусорное ведро, вынутое из-под раковины, показало непрезентабельное нутро. Конфетные обёртки, комья спитого чая, мятые салфетки, сосисочный целлулоид, пустая упаковка из-под сока, картофельная шелуха.
   Лёшка брезгливо отогнул жирную газетную страницу, перепачканную непонятно в чём. Смотри, не смотри - нет костяшки. Не на дно же Динка её затолкала? Хотя из вредности...
   Наклонив ведро, он постучал по боку.
  Мусор, мешаясь, перетёк. Мелькнул осколок разбитой маманей чашки. Остро пахнуло скисшим молоком.
  - Блин!
   Лёшка, передёрнувшись, швырнул ведро на место.
  Руки - под струю горячей воды. Каплю "Фэйри" растереть, чтобы слабый яблочный запах напрочь перебил молочную кислятину.
   Бэ-э-э. Так ведь и блевануть можно.
  А была ли там вообще хельманне? Говнюшка, блин!
  - Дина, убью сейчас!
   Он появился в зале, злой, с мокрым лицом. С телевизора, казалось, за ним с интересом наблюдала фиолетовая пони.
   Динка сунула руку в карман куртки.
  - На!
   Хельманне стукнула Лёшке в грудь и упала в ладони.
  - А по балде? - подскочил он к сестре.
  - А-а-а! - заныла Динка. - Я не думала, что это твоё!
   Собираясь защищаться, она отклонилась и согнула толстенькие ноги в коленях. Серые, вытертые пятки колготок нацелились ему в живот.
   Вот действительно дать бы ей!
  Лёшка постоял над Динкой, медленно наливаясь злостью. Сестра жмурилась, ожидая экзекуции. Из-за одного этого скукоженного личика хотелось её ударить. Я же тупой, как она тут сказала. Значит, сила есть, а тупизна - пофиг.
   Лёшка выдохнул, поймал Динку за ногу и скинул с дивана на пол.
  - Мама! - пискнула та.
  - Ешё раз, - наставил он на неё палец, - и мама тебе не поможет. Ясно?
  - Дурак, - Динка осталась сидеть на полу. - Я всё расскажу.
  - Давай-давай.
  - Я тебя не боюсь.
  - Неужели?
   На Лёшкином лице появилась хищная улыбка. Он наклонился к Динке и шлёпнул ее ладонью по голове. Даже палец отбил о заколку.
   Сестра снова заревела.
  Это справедливо, подумал Лёшка, возвращаясь к себе в комнату. Она сама дура. Делает всё назло, а потом ревёт!
   Её пони, наверное, учили же не воровать?
  Хельманне оказался измазан в одном месте шоколадом. Лёшка, поплевав, счистил пятно валявшимся на полу грязным носком. Ну вот, нормально. Он поискал глазами, куда бы засунуть костяшку - между книжек, на колонку или в шкаф. Тайники были сомнительные. Между книжек видно, в шкафу маманя вечно роется, прибираясь, да и вообще комната, пожалуй, не самое надежное место. Такие вещи, как и деньги, носить нужно на себе, во внутренних карманах или в поясной сумке.
   Но в сумке, блин, тоже как напоказ.
  Лёшка выдвинул ящик стола, свалил туда бумажки. Был бы, конечно, у ящика замок... Ха, подумалось ему, чё я парюсь? Принесу на работу, оставлю там. Хрен кто возьмёт подарок хозяина. Сразу шпагой в горло!
   Он повозил "мышкой" по коврику, выводя монитор из спящего режима. В "Баттлу" что ли погонять? Всё равно делать нечего. Сейчас вроде подтормаживать не должна, это вечером фиг на сервера пробьёшься.
   Или во двор? Взять на сотку пива, найти Жижу, потрепаться обо всём. Под пиво разговор лёгкий. Хотя сотку жалко, подкопить бы.
   Эх, "Баттла"!
  Тёмка-то, наверное, в "Дум"-третий рубится. Или в "Адские врата Лондона". Или в приставочную какую бредятину. Но круче командной баттловской зарубы все равно ничего нет. Не придумано просто.
   Лёшка прислонил хельманне к основанию монитора - на удачу.
  Режим "Assault". Свободный немецкий сервер. Зимняя карта. Ожидание. Понеслась!
   До прихода мамани ему удалось набить под сотню фрагов, самому умереть раз семьдесят, одной гранатой прихлопнуть троих, проклясть неожиданный фриз и четырежды за заход шлепнуть одного и того же чела. Нереальный ржач! Лёшка подумал: во чел где-нибудь у себя в Германии бесится!
   Маманя притаранила с работы торт, не бог весть какой, в смысле, местной кондитерской фабрики, но зато полуторакилограммовый. С розочками из крема.
   Динка, конечно, сразу под крылышко и жаловаться, что и бил её Лёшка, и мультики смотреть не давал, и миску в раковине оставил. Банку варенья и бочку печенья ей за это. Ну и подзатыльник получит в будущем.
   Маманя, впрочем, в этот раз спустила дело на тормозах, вздохнула только, посмотрела на Лёшку, притопавшего на кухню, взглядом "Когда ума наберёшься?". А он чё - морду кирпичом, плечами пожал, за стол сел и тарелку к торту подвинул.
   Затем и чайник вскипел.
  Маманя торт нарезала, разложила. Динка сразу в крему умазалась, ну чистый Винни-Пух в гостях у Кролика. Сидит, лыбится.
   Маманя позвякала ложечкой в стеклянной чашке. Чаинки взвихрились и осели.
  - Ну, рассказывай. Куда взяли?
   Лёшка как раз рот набил.
  - На Феффова...
  - Куда?
   Лицо у мамани сделалось как мешком огретое. Морщинки прорезались. Одна, озабоченная, возникла над переносицей. Не поняла маманя Лёшкиных слов. Так тут ведь прожевать дать надо. И запить.
   Протолкнув кусок в горло, Лёшка хлебнул чая.
  - На Шевцова.
  - Это на бывшую швейную? - всполошилась маманя. - Там разве что-то?.. Я думала, закрылась она. А кем взяли?
  - Блин, мам! - раздражился Лёшка. - Что я, швея что ли? И нет там на фабрике никого!
  - Швея! Швея! - показала пальцем Динка.
  - А куда же? - растерялась маманя, механически шлепнув сестру по руке.
  - В особняк. Где раньше контора была пенсионная.
  - И что там?
  - Не знаю, - сказал Лёшка. - Я по объявлению в "Горожанине" пришёл, там ремонт, мужик-иностранец в кабинете принимает, Мёленбек фамилия...
  - Швед?
  - Не понятно. Ну, он меня посмотрел и взял.
  - Кем?
  - Секретарём. Личным.
  - Мама, мам, - заканючила Динка, - а дай салфетку, у меня все руки липкие...
  - Дина, что ж ты такая... - маманя, привстав, выдернула белый бумажный квадратик с пластикового стаканчика. - Тебе уже надо самой...
   Пока сестрины пальцы оттирались от крема, Лёшка дохомячил свой кусман, и тот тяжело опустился в желудок. Уф! Добавить что ли? Правда, чая на самом дне. Кто нальёт? Вставать как-то влом, честное слово.
  - Ну, всё, - маманя отпустила Динкину руку, - беги.
  - Я с вами хочу!
  - Тогда молчи, - маманя погрозила Динке пальцем. - Лёш, что-то мне не верится. Как-то так сразу раз, и взяли.
  - Блин, - сказал Лёшка, - ты же сама хотела, чтобы я устроился.
  - Далеко... - маманя задумчиво подпёрла щеку ладонью, как-то странно посмотрела на Лёшку, улыбнулась вдруг. - Повзрослел.
  - Я тогда второй кусман возьму? - спросил Лёшка и, не дожидаясь разрешения, полез к торту ложкой.
  - А сколько платить будут?
  - Завтра выясню. Думаю, прилично.
  - У тебя ж опыта нет.
  - Говорю же, что подошёл. Мёленбеку может такие, как я, и нужны. Я ж головастый. Там ещё, возможно, кормить будут и до выходных комнату дадут.
   Маманя недоверчиво качнула головой.
  - Какой-то счастливый билет.
  - Ну! - сказал Лёшка.
  - Так, - маманя хлопнула по столу ладонью. - С первой зарплаты половину на общее хозяйство.
  - Ага, разбежался!
  - Лёш, это не обсуждается. Тебе обувь нужна? За свет, за квартиру, за интернет твой как рассчитываться будем? А продукты? Ты думаешь, всё это из воздуха возникает?
  - Это мама покупает! - крикнула Динка.
  - Ага! - заорал в ответ Лёшка. - Накинулись! Раньше-то как-то справлялись! А тут стоило только сказать...
  - Лёш, - примирительно произнесла маманя, - мне и так трудно...
  - Ещё бы! Отца выперла!
   Маманя моргнула.
  - Лёш, что ты...
  - Ничего, - Лёшка схватил блюдце с тортом. - Я у себя поем.
  - И торт тоже мама купила! - крикнула Динка.
   Защитница, блин.
  Денег ещё нету, а они уже поделили - свет, газ, унитаз. Лёшка хлопнул дверью комнатки. У него вон - компьютер. Мобила в планах.
   Уродство.
  Было противно и тошно. Так и виделось, как маманя в конце, зажмурившись, склонилась над чашкой, а Динка, обнимая, прижалась к ней сбоку.
   А ведь это ему как раз следовало бы обидеться!
  Но женщинам же надо уступать, вперёд, вперёд, только после вас, сначала вы, потом мы, вы же слабый пол...
   Лёшка куснул торт.
  Сладость склеила губы и едва не вызвала спазм в горле. Чашка осталась на кухне, вода - там же, но хрен он туда потащится.
   Ничего, можно и всухую. По крему проскользит.
  Лёшка посглатывал липкую слюну, затем, давясь, доел торт. А вот назло! Чтобы знали, что он и без воды проживёт. И вообще без всего. Обижайтесь, сколько хотите, кисните себе на кухне. Ему это без разницы.
   Отрыжка чуть не разорвала рот.
  - Ыр-ра-а.
   Лёшка вытер руки о лежащую на стуле футболку (всё равно не первой свежести) и снова забрался за компьютер. Прислушался, работает ли телевизор в большой комнате. Ну, понятно, работает. Ещё бы! Важно же показать, что он не прав, а потом можно и сериалы посмотреть дебильные, и новости.
   Кривясь от сладости на языке, Лёшка проверил почту на мэйловском ящике. Кроме трех писем с "потрясающе выгодными предложениями только для Вас!" ничего на адрес не упало. Письма, блин, сразу "delete".
   Зато в мэйл-агенте в статусе "онлайн" была Любка Добрянко, и Лёшка настучал ей на клавиатуре стандартное "Привет! Как дела?". Ответ пришёл быстро: "Всё норм. А у тебя?". Лёшка несколько секунд соображал, действительно ли Любке интересны его дела, затем написал: "Устроился на раб. Прощай шкл".
   Любка долго не отвечала, поэтому Лёшка, почесав затылок, дописал: "Скрасишь вечер рабочего человека?". Он не то чтобы пылал к длинноногой рыжеволосой однокласснице какими-то чувствами, но... В общем, не отказался бы, да.
   Кино. Кафе. Пососаться.
  Глаза большие, губы классные, фигурка уже оформившаяся.
   Минут пять он ждал сообщения, затем статус "онлайн" у Любки пропал. Ну, не очень-то и хотелось. С соткой - какое кино?
   А вот завтра...
  Нет, очень интересно, чем это можно заниматься в их городке, чтобы иметь своего секретаря? Лесом торговать? Оргтехникой? Может, рядышком пройдёт федеральная трасса и надо успеть скупить земельные участки?
   Вообще, наличие секретаря как бы подразумевает интенсивную деятельность. Встречи, разъезды, переговоры. Лёшка подумал, что с первых денег может быть придётся покупать деловой костюм. Джинсы и толстовка с образом секретаря, пожалуй, не вяжутся. Тут даже мобильник на второй месяц отодвигается. А ещё, блин, ботинки. Секретарь в костюме и кроссовках - вообще вынос мозга.
   Не, мамане с первой зарплаты точно ничего не обломится. Разве что с третьей только. И то не половину, он за себя готов как раз третью часть отдать. А чё, справедливо, семья-то из трёх человек. Вдруг он и столоваться дома не будет.
   Засада, конечно, если пахать придётся допоздна, прощайте тогда футбол, пиво, Жижа с Тёмычем, часы у компа. Впрочем, до этого ещё надо дожить. А то какая-то мрачная картинка рисуется. Хрен он перерабатывать за так будет!
   Лёшка посидел на сайтах с приколами и анекдотами, засмотрел короткие смешные ролики с животными, поржал. Особенно с обезьян, катающихся на кабанах под "Погоню". Прикольно. Вот обезьянам житуха - чуть что, и на кабана. Нас, пожалуйста, вон до того баобаба. Эх, прокачу! Блин, из какого фильма фразочка?
   Сладость одолела вконец.
  Лёшка приоткрыл дверь и с грязным блюдцем прошёл в кухню. Маманя даже не обернулась, а Динка, лежащая в пижаме на разложенном и заправленном простынёй диване, покрутила пальцем у виска.
  - Рынки замерли в ожидании статистики из-за океана, - бубнил телевизор. На экране дикторшу в районе бёдер протыкала ось ординат. - Акции "голубых" фишек...
   Ведь намертво въелось: ось абсцисс - ось ординат.
  Миска из-под супа так и лежала в раковине немытая. Ну, всё, блин, холодная война. Напоказ оставили. Ну-ну.
   Лёшка добавил к миске блюдце. А вот вам диверсионная закладка, мина.
  Он потрогал теплый бок чайника, отхлебнул через носик кипячёной воды, покатал её во рту, морщась от противного привкуса. Постоял, глядя сквозь занавесивший окно тюль в подсвеченный фонарями вечер.
   И сдался.
  Блин, достали! Он сцепил зубы и включил воду. Как будто я крайний! Понапридумывали обязанностей и сидят там, телевизор смотрят.
   Ещё попросят меня, суки.
  Лёшка от души пролил губку "фэйри", пожамкал и окунул руку в набравшую воды миску. Пена повалила как манка из сказочного горшка. Он повозил губкой по стенкам, хотя ни черта видно не было. Ну да ладно, пена умная, сама знает, что растворять, что нейтрализовывать. Ещё немного "фэйри" на блюдце, и тоже пусть жрёт.
   Подождав секунд десять, Лёшка слил воду.
  Почти чисто. Сполоснуть только. Он подставил миску под горячую струю. Повернуть одним боком, затем другим. Всё!
   Руки - о брюки.
  - За собой вымыто, - сообщил он, направляясь в свою комнату.
   Маманя не ответила. И не посмотрела.
  Лёшка нарочито громко хлопнул дверью. Ну и отвалите все. Он плюхнулся на кровать, содрал с ног носки, распулял их - один в занавеску, другой под кресло. Подумал, неплохо бы на книжную полку еще закинуть. Висел бы, пах, как символ независимости. Впрочем, устраивать стрельбу по корешкам было лень.
   Поднявшись, Лёшка вырубил компьютер и, забрав в ладонь хельманне, снова лёг. Пальцы поползли по значкам. Надо будет спросить у этого Мёленбека, что хоть значки значат-то. И вообще поинтересоваться - какая ценность, кому, если что, можно продать. Или это типа медали, молодец, герой, заслужил?
   Лёшка зевнул. Потом вспомнил, что завтра ему где-то в семь, нет, в семь тридцать надо встать, и зашарил по кровати в поисках телефона.
   Мобильник обнаружился под подушкой.
  Лёшка выставил в настройках будильника время и добавил функцию повторного сигнала через пятнадцать минут. Теперь мёртвого подымет. Утром ещё наковырять бы в шкафу что-нибудь поприличнее, тут, конечно, маманя бы помогла, мятое погладила, если что. Но, блин, сунься к ней сейчас, ага...
   Лёшка подтянул стул и выложил и хельманне, и телефон на сиденье. Выдрался из брюк. Ладно, на фиг всё, время к одиннадцати, потрындеть не с кем, можно и подушку придавить. Может, он и сам в семь проснётся. Хорошо бы завтра не облом, а то скажет ещё Мёленбек: "Гуляй, мальчик, я передумал", во задница наметится...
  
   Проснулся Лёшка под грохот ударных и горланный крик латиноса.
  Телефон надрывался от зажигательной самбы и, кажется, даже подскакивал. Где тут долбанная клавиша-то? Ага...
   Лёшка отбросил телефон как дохлую, задушенную тушку и рухнул обратно на кровать. О, блаженство. Блин, снилось же что-то... Нет, сон уходил, оставляя смутное видение то ли пустыни, то ли высохшей равнины. Сухой ветер, былинки. Черная скала вдалеке.
   Эх, жалко, если это было что-то героическое!
  Дракона - бамс! Орка - тык! И в тревожный закат...
   Жижа такие истории любит. По его словам, мы вообще существа многомерные, и живём во множестве параллельных миров копиями, отражениями самих себя. А сны, получается, как бы пробой, случайный доступ к альтернативной жизни.
   Ах, чёрт!
  Лёшка вскочил, едва не опрокинув стул. В конце концов, не просто так самба играла. Хочешь опоздать в первый рабочий день? Ноу проблем. Только работодатель - мужик серьёзный, вжикнет по горлышку да прикопает за забором. Шпага есть - проверено. Ну и забор тоже есть. Машины нет, потому что хрен знает, какой участок понадобится.
   Лёшка натянул джинсы.
  Галопом по европам. Комната, коридор... Блин! Туалет, как назло, оказался занят.
  - Нельзя! - пискнула оттуда Динка, едва он дёрнул ручку.
   Шмакодявка.
  То дрыхнет до десяти, то вдруг встала ни свет ни заря... Не удивительно, если даже из вредности встала. Услышала самбу и на унитаз!
  - Мам, привет, - сунулся Лёшка в кухню.
  - И тебе, Лёша, - безжизненным голосом сказала маманя.
   Волосы у нее были собраны в пучок на макушке, от этого открытое лицо казалось заострившимся и сосредоточенно-жестким. Ещё эти пятна на щеках. Маргарин на бутерброды маманя намазывала, словно перерезала им горло. Деловито и без эмоций.
   Лёшка даже испугался.
  - Мам, ну ты чего? Давай, получу зарплату, тогда и поговорим?
  - Хорошо, - согласилась маманя.
   Но взгляд её обошёл Лёшку по высокой дуге.
  - Мне бы ещё рубашку погладить... которая с коротким рукавом... - сказал он.
  - Это ты сам.
  - Блин! - сорвался Лёшка. - Что, мне нельзя уже попросить? Что ты меня прессуешь?! Я миску вымыл? Вымыл! Задрали все уже! Всем всё надо. А я? Меня спросили, что нужно мне?!
   Маманя, мелко покивав, принялась лепить на бутерброды кружки вареной колбасы. Розовые до невозможности.
  - Ты уже взрослый, Лёш, можешь всё сам.
   Короткий взгляд - как "наждачка".
  Ну, спасибо хоть, что заметила. Не столб, сын всё-таки стоит.
  - В футболке пойду! - крикнул Лёшка уже по дороге обратно в свою комнату. - И бутерброды твои нахрен!
   Не удержался - грохнул пяткой в туалетную дверь.
  - Мама! - подала изнутри голос Динка.
  - Засеря! - ответил Лёшка.
   Приличная футболка у него была всего одна, стильная, чёрная, с рисунком-логотипом из пьяных цветных квадратиков на левой стороне груди. В прошлом месяце выклянчил. Ничего, скоро он сам себе и футболку, и водолазку...
   В нижнем ящике шкафа нашлись новые носки, китайские, с иероглифами. Нормально на раз. Под душ бы что ли. И по нужде. Или хотя бы морду лица сполоснуть.
  - Э-хе-хейя! - заорал телефон.
   Ударные, маракасы, что там еще?
  Лёшка торопливо выключил будильник, спрятал мобильник в карман джинс, в другой карман сунул хельманне. Как бы и всё. Время - семь сорок пять. Пять минут до остановки, полчаса, может, минут сорок автобусом. В общем, он ещё успеет купить молока в ларьке, сотка, конечно, гуд бай, но, блин, так и загнуться от голода недалеко.
   С каменным лицом Лёшка шагнул в прихожую, надел куртку.
  В туалете раздался клекот спущенной из бачка воды. О, наконец-то! Это ж, блин, пятнадцать минут на стульчаке. Десять-то точно. Торта, зараза, вчера нажралась, куда только влезло. Щеки отъела как у хомяка.
  - Брысь! - Лёшка отвесил подзатыльник появившейся сестре.
  - Дурак!
   Справив нужду, Лёшка сполоснул в ванной руки и поплескал воды на лицо.
  - Я, может, ночевать не приду, - буркнул он в кухню.
   Маманя пожала плечом.
  - Хорошо.
   Ну и ладно!
  На улице было ветрено. Целофановый пакет задумал пролететь мимо кустов сирени, но застрял в ветвях и поник, слабо шелестя, белым пораженческим комом.
   Обойдемся без бутербродов! Вообще обойдусь без всего.
  Лёшка дотопал до угла дома, ёжась от холода, заползающего в рукава и за шиворот. Молочный ларек был открыт, на узкой белой губе прилавка стояли пластиковые ящики с кефиром и сметаной. Полная продавщица бегемотихой ворочалась в тесном пространстве, расставляя товар по полкам.
  - Можно молока? - Лёшка запустил над кефирно-сметанным изобилием ладонь с зажатой в пальцах банкнотой.
  - Нельзя! - отрезала продавщица, поворачиваясь спиной. - У меня приёмка.
  - Мне всего один пакет.
   Обведенный сиреневыми тенями глаз, всплыв, оценил размер купюры.
  - Сдачи нет.
  - Да блин!
   Лёшка стукнул кулаком по ящику.
  - Молодой человек! - взвыла бегемотиха.
   Но Лёшка уже развернулся и в обход дома зашагал к остановке. В голове стучало: эх, надо было опрокинуть, узрела бы, гадина, сюрприз.
   Остановка пустовала. Шелестели приклееные к столбам объявления. Рекламный плакат морщился через треснувшую витрину. Лёшка, наклонившись, потёр кроссовок ребром ладони, стирая грязь. Вчера стирал, сегодня... Где пачкаются? Вообще-то, подумал, про одежду и обувь сказано ничего не было, так что нормально. Вдруг тоже этот... камзол выдадут? Он представил себя в камзоле. Еще ручкой так, как у средневековых французов принято. Мадемуазель, же не па... Сильву пле... Жижа слева, Тёмка справа. Шляпа с перьями. Тысяча чертей! Впрочем, не Жижа, а Евгений де Портос, Тёмка - тот, ясно, Арамис, он, так и быть, возьмёт на себя роль благородного Атоса недоутопившего свою графиню де ля Фер.
   Автобус, подъехав, пшикнул створками.
  Лёшка поднялся внутрь, показал водителю ученический проездной и сел на свободное место, благо, их было до фига. Полупустой автобус покатил через весь город. Растрёпанное, сонное, красное со сна солнце карабкалось в небо по окнам домов. Лёшка смотрел на фасады, на зарождающуюся суету дня, на фигурки людей, которых быстро относило куда-то назад, в прошлое, на вывески и деревья. Записанный на пленку голос перечислял остановки: поликлиника, универсам, улица Революции, кладбище.
   Часы на телефоне показали восемь пятнадцать, потом восемь двадцать.
  - О! Откуда, чел, и куда?
   На соседнее место плюхнулся Димка Шверник, парень из параллельного класса, с которым Лёшка года три назад ходил в шахматный кружок.
   Кружок, впрочем, не просуществовал и четырех месяцев. Виктор Сергеевич, дядька хоть и пожилой, но классный, вел его каждый четверг в подвальчике дома у самой школы, но скоро заболел, надолго слег в больницу, а заменивший его то ли студент, то ли аспирант в шахматах был ни бум-бум. Типа, лошадью ходи...
  - Привет! - Лёшка хлопнул ладонью по ладони. - А ты куда?
  - На сельскохозяйственный, - Димка мотнул головой, словно шею ему стягивала удавка. - За мясом, за треской, за зеленью.
  - А я на работу.
  - Подработка? А где?
  - Ага, подработка! - фыркнул Лёшка. - Постоянка! Взяли по объявлению.
  - Без опыта?
  - Двигаться нужно, Димон, двигаться.
  - И без протекции?
  - Я же говорю - по объявлению!
  - И кем?
   Лёшка выдержал паузу.
  - Пока секретарь. А там видно будет. Может, в долю возьмут.
  - Не фиг тебе повезло! - восхитился Димка. - За меня словечко не замолвишь?
  - И кем я тебя возьму?
  - Помощником секретаря.
  - Ага, обоих и выпрут. Мне поначалу наглеть никак нельзя.
  - В бизнес что ли податься? - с тоской произнёс Димка. - А то денег нет ни хрена. Знакомый пацан шебуршит, до тридцатки, говорит, натекает.
  - Ага, это же не мешки ворочать.
   Димка скривился.
  - Это-то понятно.
  Автобус затормозил, створки разошлись, впуская шелест листвы, воркование голубей и шарканье подошв. Бетонное крыльцо у сводчатого здания рынка усердно проливал водой усатый азиат в синем халате.
  - Ладно, пошёл я, - подал руку Димка.
   Он соскочил на тротуар, створки закрылись.
  Лёшка проверил хельманне через ткань джинс: забыл, блин, похвастаться.
   Забор бывшего купеческого особняка был всё также тошнотворно-зелен, зато внутри, за решетчатыми воротами, появился небольшой огороженный загончик, уставленный соломенными, будто для стрельбы из лука щитами, а слева узкой полосой кто-то соорудил клумбу с чёрной, голой еще, без ростков землёй.
   Лёшка объявился на Шевцова, 33, на десять минут раньше назначенного срока, звонить не решился и поэтому от нечего делать стал маячить перед окнами, меряя двор шагами. Крыльцо в ширину - четыре шага, дорожка до ворот - двадцать один. И тополевые пеньки - один, два... семь. И никто ведь не выглянет, не позовёт. Господину Мёленбеку, похоже, видеокамеру под козырек пришпилить недосуг.
   Лёшка с великим трудом дождался, когда часы на телефоне вымигают восемь пятьдесят восемь. Ну, пока он достучится, пока откроют...
   Фух, первый рабочий день!
  Он вытер подошвы о резиновый коврик, сменивший тряпочный половичок. Обживается иностранец. В животе нервно зашевелилась какая-то колкая гадина. Костяшки пальцев выбили по дереву затухающую дробь. Услышат? Или сно...
   Дверь распахнулась, не дав Лёшке додумать.
  Но открыл её не Мёленбек. Несколько мгновений они смотрели друг на друга - Лёшка и смутно знакомый мужчина в широких серых штанах и пропущенной через ремень куртке без рукавов, надетой прямо на голое тело.
   Пронзительные серые глаза, костистый нос, ниточка зажившего шрама.
  - Проходи, - сказал мужчина так, словно они недавно виделись.
  - Я новый секретарь, - сказал, вдруг оробев, Лёшка.
  - Я вижу.
  - Мне господин Мёленбек...
  - Я знаю.
  - Обувь...
  - В обуви.
   Обои в коридоре были ободраны окончательно. Стояли бидоны с краской. Короткий участок стены был уже покрашен в густой желтый цвет.
   Лёшка снял куртку.
  - Солье! - крикнул мужчина, направляясь в глубь дома. - Здесь твой парень пришёл!
   По бедру его постукивал короткий кинжал в ножнах.
  Реконструкторы они что ли? - подумал Лёшка. Там трость, здесь кинжал. Любители средневековья? Он двинулся вслед за мужчиной, поневоле копируя его легкий пружинистый шаг.
  - Солье!
  - Иду.
   Господин Мёленбек появился из раздвижных дверей комнаты прямо напротив прихожей. Коричневый камзол он сменил на светлую куртку с прорезанными рукавами, но золотое шитьё присутствовало и здесь, на плечах и на манжетах. Под курткой белела сорочка. Грудь украшала цепь. Узкие панталоны одуванчикового цвета опускались до щиколоток. Обувь Лёшка не рассмотрел. Может, и босиком был господин Мёленбек, с него станется.
  - Сюда, Алексей.
   За раздвижными дверями прятался длинный обеденный стол, покрытый белой скатертью. Вокруг стола тянули овальные спинки стулья. По бокам, слева и справа, стояли громоздкие буфеты темного дерева, за дверцами выпуклого стекла полыхал гранями хрусталь и синели тарелки. Комната оказалась сквозной - ещё две раздвижные двери Лёшка обнаружил напротив. В узком простенке поблескивали стрелками массивные напольные часы, беззвучно качался маятник. Ближе к комодам четыре тонкие колонны - по две с каждой стороны - поддерживали потолок, с которого низко к столу свешивалась люстра в четыре лампочки.
   Стол был сервирован на трёх человек. Три тарелки, три вилки. Стоял графин с чем-то красным. В глубокой чаше с рисунком прятались картофелины. Горкой лежал хлеб, порезанный крупными кусками. В целофановом пакете зеленели огурцы.
  - Садитесь, Алексей.
   Господин Мёленбек, посвежевший со вчера, отодвинул стул с краю, сам сел во главе, а мужчина, встретивший Лёшку, занял место от Мёленбека слева. Несмотря на размеры стола, они расположились достаточно тесно, почти локоть в локоть.
   Рот у Лёшки наполнился слюной.
  - Можно? - спросил он.
  - Пожалуйста, - Мёленбек широким жестом обозначил, что всё, что на столе, можно есть.
   Лёшку не надо было долго упрашивать. Привстав, он наколол себе варёную картошину, затем ещё одну, затем разжился огурцом и цапнул горбушку.
  - А соль есть?
  - Есть, - кивнул Мёленбек и, повернувшись, достал солонку с буфета.
   Лёшка посолил.
  Не бог весть какой, конечно, завтрак, сплошная сухомятка. Маслицем бы смазать или сметанкой. Но, впрочем, и так ничего. Хотя иностранцы о своём персонале могли б и получше заботиться. Скопытится так персонал.
   Лёшка откусил картофелину.
  Мёленбек посмотрел на него со странной улыбкой и хмыкнул в бороду.
  - Что ж, - потерев ладони, сказал он мужчине, - давай, Штессан, и мы.
  - Ште...
   Лёшка замер. Картофелина встала в горле.
  О только сейчас вспомнил, где видел это худое лицо, этот шрам. А вон и бледная татуировка на плече - птица-змея на трёх лапах.
   Получается, когда держал хельманне, он что, угадал по-настоящему?
Оценка: 4.78*10  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"