- Когда-то на мое озеро прилетали лебеди... - Последнее время Вир начал говорить сам с собой. Нет, не от одиночества и не от сумасшествия, просто порой понимаешь, что лучшего собеседника не найдешь. Он подошел ближе к краю воды своего озера, с трудом присел на корточки и начал наблюдать за головастиками. Поверхность воды была затянута ряской, лишь в середине поблескивало темное переливающееся пятно. Раньше, когда прилетали лебеди, вода была чище, но они, похоже, забыли про это место. Теперь и камышей стало больше, и тины. Для Вира озеро было самым красивым; целые дни он проводил около воды, сидя в кресле-качалке, а вечером, когда луна начинала любоваться собой в идеальной глади, когда ему начинали подмигивать звезды, а светлячки начинали им подражать, он шел домой и садился писать рассказы. На его странности все перестали обращать внимания, понимая, что старость - угнетающее состояние.
Вир еле поднялся с корточек, порылся в кармане, достал кусочек хлеба и, разломав его, бросил в озеро, прямо в середину, где не было ряски. Там тут же весело заплескались мальки. Он покачал головой, развернулся и пошел к дому. - Как мало нужно для счастья этим маленьким обжорам. - Опять самому себе сказал Вир. Дом встретил его прохладой, в комнатах царил полумрак, хотя на улице вовсю светило солнце. Сегодня Виру не хотелось сидеть у озера. Голова была слишком тяжела от тягостных мыслей, и ничего не помогало отвлечься. Не разуваясь, он зашел в свою комнату. Вдоль одной стены стоял стеллаж с книгами на разных языках. На тех же полках стояли старые фотографии родных, его самого и его собак. Вир остановился напротив фотографии с огромным серым догом, взял ее в руки и какое-то время разглядывал пожелтевшее черно-белое изображение.
Воспоминание: Амикус.
Асфальт был мокрый. Он отражал оранжевый и желтый свет фонарей, красные огни габаритов других машин и искрился под лучами ярких фар. Лобовое стекло методично, туда-сюда, протирали дворники; лужи то и дело взрывались под колесами авто, обдавая брызгами соседние машины и редких прохожих. Быстро ехать было опасно, поэтому Вир держался крайнего правого ряда, стараясь не мешать более смелым и неосторожным водителям. Фонари монотонно отсчитывали расстояние, покрываемое им, как вдруг возле одного он заметил собаку, достаточно большого размера, медленно провожающую головой проезжающие мимо автомобили. Вир включил "аварийку", остановился и вышел из машины. Собака его заметила, повернула к нему голову с торчащими ушами-лопухами, с которых стекала вода, и лениво забила хвостом, замешивая грязь. Вир подошел поближе и, положив ладони на колени, чуть нагнулся к псу:
- Ну что, дружок? Холодно тебе? Как же ты тут оказался? Потерялся что ли?
Собака приподняла брови, напрягла уши и сильнее завиляла хвостом.
- Поехали со мной... - предложил Вир. - Тебе у меня хорошо будет.
Он очень любил собак и не мог смотреть на несчастных, голодных, брошенных зверей спокойно. Увидев таких страдальцев, Вир всегда покупал им еды, брал домой или пытался найти бывшего хозяина. Часто собаки были уже старыми или больными, им оставалось жить немного, но он никогда не отрекался от них и хорошо ухаживал за беднягами до их последней минуты.
На этот раз в огромной лопоухой собаке Вир узнал дога. Большие собаки были его слабостью. Поэтому он, не задумываясь, позвал пса к себе. К его удивлению, собака покорно встала с грязи, грузно отряхнулась от воды и подошла к Виру. Она заглянула в его глаза, а потом, как Виру тогда показалось, расплылась в широкой улыбке.
Вир постелил тряпку, и похлопал по сидению, призывая пса запрыгнуть в автомобиль. Тот послушно залез внутрь и разлегся. Теперь пришлось открыть все окна, потому что они сразу запотевали от горячего дыхания дога. Он был настолько велик, что занял все сидение, а голову положил на окно.
Дома Вир накормил собаку, вытер досуха и положил ей теплый зеленый коврик на пол рядом со своей кроватью. Разглядев еще по лучше пса, Вир понял, что дог был еще молоденьким, только что вышедшим из щенячьего возраста. У него была гладкая, холеная, серая шерсть, умная, благородная морда, стройное, подтянутое тело. Заметно, что собака не была бродягой.
- Как же мне тебя назвать, дружок?- Рука Вира мягко легла на голову собаки и медленно провела ото лба до затылка. Собака внимательно посмотрела на него и слабо ударила хвостом об пол.
- Друг...- задумчиво произнес Вир. - Амикус... Тебе нравится имя Амикус? С латинского языка это означает "друг".
Дог приподнял голову и еще пару раз вильнул хвостом.
- Вижу, что нравится! Значит, я буду звать тебя Амикусом.
Прошла осень, наступила зима. Огромный участок Вира завалило снегом, дома было уютно и тепло. По вечерам он разжигал камин и садился за печатную машинку. Амикусу очень нравилось смотреть, как Вир печатает, потому он сразу приходил, ложился рядом с рабочим столом и внимательно, как кошка, следил за руками Вира. За окошком бесшумно падал снег, потрескивал огонь в камине, на столе горела желтая лампа и тишину нарушали лишь монотонные удары букв об бумагу. Когда Вир уставал печатать, он надевал теплую куртку, валенки, шапку, и они с Амикусом шли гулять по необъятному заснеженному и заросшему елями, дубами и березами участку.
Одним таким вечером Амикус попросился на улицу в самый разгар работы Вира. Вир удивился, но выпустил собаку на улицу, сказав ему, что сам пока не пойдет, мол, надо дописать главу. Амикус вильнул хвостом и вышел. Вир вернулся за рабочее место и продолжил печатать. Уйдя в работу с головой, он вспомнил об Амикусе лишь через четверть часа. Было странным, что собака не просилась обратно домой. Вир подошел к окну, пытаясь разглядеть Амикуса в темноте, наконец, глаза привыкли, и он увидел два силуэта поодаль, на фоне белого снега. Одним из силуэтов был дог, а второй был ему не знаком. Он напоминал огромную птицу, превышающую размеры собаки. Птица почти сразу заметила Вира, стоящего в окне, расправила крылья и, сделав пару мощных взмахов, скрылась за макушками высоченных елей. Амикус спокойно отправился к дому.
"Видимо, я заработался..." - подумал Вир, потирая глаза.
После этой странной встречи все как-то вернулось на свои места. Амикус по-прежнему ложился рядом с Виром, когда тот работал, потом они выходили гулять, и Вир постепенно забыл этот случай. Зима кончилась, участок постепенно начал одеваться в ярко-зеленые тона, защебетали птички и высохли лужи. В очередной раз после долгой работы они вышли гулять. На улице уже было темно, дул приятный южный ветерок, светила яркая круглая луна и куковала кукушка. Обойдя участок по периметру, они вышли на ту самую полянку, куда прилетала птица. Вдруг Амикус ускорил шаг, обогнал Вира и встал перед ним. Вир сначала даже не заметил этого маневра, так как было темно, но, подойдя почти вплотную к собаке, он резко остановился и уставился на дога. Амикус смотрел прямо в глаза, без угрозы, насторожив свои уши. Затем он сделал шаг к Виру, а потом мягко поднялся и положил ему свои передние лапы на плечи. Вир продолжал стоять как вкопанный, будто зачарованный, Амикус смотрел на него... В какой-то момент Вир понял, что ничего не видит кроме собачьих преданных глаз, и он ни как не мог отвести взгляд...
Прошла вечность, проведенная в темноте, без мыслей, страхов и боли, без ощущения, что ты жив. Но время не любит понятие "вечность", потому всегда пытается вогнать его в рамки. Вот и на этот раз в этой вечности появилось время, прошла самая первая минута, за ней вторая... Вернулись мысли, затем страх, затем желание жить. И тут Вир открыл глаза. Он лежал на ковре из мягкой травы, где-то над головой шелестели деревья, светило солнце и дул приятный теплый ветерок. Прямо над ним нависала большая морда Амикуса, терпеливо ждущего его окончательного пробуждения.
- Ну здравствуй, Вир! - сказал Амикус.- Хорошо, что я сел тогда к тебе в машину, моя интуиция меня не подвела.
Вир открыл, было, рот, но от удивления не смог ничего сказать.
- Я рад, что нашел тебя!- Амикус расплылся в своей широкой искренней улыбке.
- Может, когда-нибудь встретимся, дружок... - он тяжело вздохнул и слабо улыбнулся. Поставив изображение дога обратно, Вир перевел взгляд на стоящую рядом фотографию, из которой сурово смотрели черно-белые лица и лишь одно, загорелое, обаятельное лицо расплылось в немного хитрой улыбке. Это был он сам, лет пятьдесят назад. Вир покачал в очередной раз головой, протянул руку и перевернул фотографию изображением к книгам. У соседней стены тоже стоял шкаф с литературой, только поменьше. Вир подошел к нему и посмотрел наверх; там, наверху стоял довольно большой орел, однажды выточенный им из дуба. У птицы были наполовину расправленные крылья, как будто она собиралась взлететь.
- Прости меня, я не сумел... все это было зря. Скоро я умру, и никто ничего не узнает. - Эта фраза была адресована орлу. Орел, похоже, отвечать не собирался; Вир, опустив взгляд, отошел к кровати и лег.
Весну Вир не любил. Поэтому, меньше проводил время на улице, сидел дома перед телевизором, писал книги. Дома всегда была одна и та же погода: всегда горела настольная лампа, было ни тепло, ни холодно, время всегда шло по-своему. Иногда казалось, что оно остановилось, и тогда он снимал с полки одну большую черную книгу с золотыми страницами и с застежкой на кнопочку, расстегивал застежку, открывал ее и водил грубыми пальцами по пустым страницам. Вир пролистывал всю книгу, лист за листом; со стороны казалось, что он читает, но страницы не хранили в себе никакой информации, на них не было ни одной буквы, ни одной картинки. Закрыв толстый переплет, Вир мог еще долго сидеть в своем старом кресле и смотреть в одну точку. Затем, книга отправлялась обратно на свою полку. Каждый раз он удивлялся тому, что эту книгу никто никогда не читал, точнее не мог прочитать. Каждый, открыв этот раритет, с искренним изумлением несколько минут смотрел в пустые страницы, потом тер глаза и молча откладывал книгу в сторону. Да, ее никто никогда не смог прочесть, никто во всем мире, никто, даже Вир.
"Неужели все люди обречены на такой скучный и бестолковый конец? Каждый имеет свою неповторимую судьбу, накапливает огромное количество нужных и ненужных знаний, с каждым в жизни происходят беды и радости, кто-то творит, кто-то всю жизнь посвящает работе, о любой жизни можно написать интересную книгу. Каждого человека обуревает уйма эмоций, каждый делает какие-то открытия для себя, а кто-то для всех... Так неужели все так одинаково заканчивают?! - он перевернул золотую страницу. - Старый человек живет своим прошлым, своими воспоминаниями и с этим ничего поделать невозможно". Перебирая поблескивающие на свету лампы страницы, Вир уходил в себя на столько, что казалось, он спит с открытыми глазами. На самом деле, он также не видел ни одной буквы, ни одной картинки, но какие-то далекие воспоминания, связанные с этой таинственной книгой, позволяли ему отрекаться от всякого времени, желаний, он уносился куда-то далеко, куда-то в другое измерение.
Жизнь текла, время неумолимо отсчитывало годы, а теперь дни Вира. С каждым днем ему все сложнее становилось подниматься с кровати после ночи, проведенной без сна, все чаще он впадал в глубокую меланхолию. Он перестал писать рассказы, все, что посчитал нужным донести до этого мира, Вир уже донес. Одно не оставляло его: он не донес главное знание, и поэтому считал свою жизнь прожитой зря; он не смог выполнить свое главное предназначение. Но самой тяжелой ношей было то, что Вир отлично знал: наш мир рухнет в тот же момент, как кровь остановится в его жилах.