Команда шла дорогой через просторный высокоствольный бор, который кое-где перемежался подъёлышем и тонкими березками.
Небо то и дело хмурилось и сыпало прохладной моросью. Казалось, что весь поход мы так и проведем в ненастную погоду, вдыхая влажный воздух, глядя в промозглые лесные дали.
Наконец, мы добрались до Устья Юшута, и расположились на стоянку в молодом сосняке, что поднялся на соседнем холме.
Вдоль Юшута и ИЛЕТИ раскинулись просторные поляны и прогалы, только тут мы почувствовали, что морось прошла, а в воздухе появился свежий студеный запах приближающихся снеговеев.
Торопко налетел верховой ветер, тряхнул ивняки и умчался на восток - за Кленовую гору. Всё снова стихло, и только небо начало темнеть, густеть и наливаться сизо-соловым цветом. Огромная туча навалилась на лесной край с запада, она росла и грудилась, припугивая чащи прохладным дыханием и легковесной крупкой. Голый пойменный лес знобко поёжился - листопадник сорвал с него яркие одежды, и теперь надо покориться студеной непогоде...
Вдруг поречный воздух побелел, наполнился непонятной густотой, заречные дали пропали словно за легкой кисеёй. Сизобокая Туча разродилась первым снегом! Ближние чащи сразу посинели, мир притих и погрузился в глубокое молчание. Поляна насторожила слух, а прошлогодняя трава убелилась и спрятала свои пестринки и желтые маковки.
Сперва в воздухе кружились одинокие снежинки, потом горсточки, а затем настоящие хлопья. Снегопад густел так быстро, что, казалось - сама туча, бредущая через леса и реки, волочит своим подолом по прибрежным рощам. Илеть растворилась в топкой пелене...
Мы быстро растянули тенты в сосняке и разожгли небольшой костёр. Из-под тента удобно было наблюдать, как хлопья наполняют позднюю осень и готовят дорогу зиме. А потом я решил прогуляться по Юшуту, и пофотографировать первый снег.
Устье Юшута (у местных - Слитие) заволокло пеленой так, что противоположенный берег Илети еле просматривался. Чащи загустели, отдалились, их отражения в воде стали зыбкими и расплывчатыми. Первый вкрадчивый шаг зимы полностью изменил картину природы, лишь изредка налетал проворный сквознячок и качал снежные завесы. А за ними прятался заброшенный летний брод через речку. Снегопад шёл мерно, широко, во весь размах неба, на сколько хватало взора. Ближняя опушка буквально за несколько минут накинула на себя белую шаль.
Протока Юшута стремительна несла свои воды, снежинки бесследно пропадали в ней. Прибрежная тропинка уже спрятала свою грязную спину, и отпечатала на себе первые следы. Нет, осень так просто не сдаётся - сквозь белизну первоснежья на тропе сероватым пятном выделяется мокролужина.
Пороша шла легко и беззвучно, казалось, это сам воздух падал седенькими складками, обнимая глинистые берега, коряги и топлёнки. Словно бел-лебедь взмахнул крылом - Природа нарядилась пухом и перьями сказочных небесных птиц.
Вдоль Юшута я зашел в лес, в нем было заповедно-тихо и убаюкивающе-дрёмно, только протока не поддавалась снеговейным чарам, плескалась на перекатах и звенела серебряным голосом, мол, не страшен ей самый лютый мороз - никакой стуже и льду не одолеть вечного движения воды.
Чу! Шорох с еловой верхотуры - рыжий зверёк кинулся винтом по стволу к вершине. Я подобрался поближе и попытался снять лесного верхолаза. Но проказница-белка не давалась, она уже выкунела к зиме, то есть сменила сероватый наряд на рыжую обновку, и ловко пряталась в кроне от непрошенного гостя. Ещё пара прыжков - и она пропала в хвойной гуще из вида.
А снег уже пошёл валом, без просвета и продыха. Лес онемел и оглох сразу на два уха, ельникам залепило дозорные очи, и только пойменные ольшаники сторожили текущую речку, которая спешила к скорому свиданью с другой марийской красавицей - Илетью. Природа обновлялась, она как-то посвежела и раздобрела, было совсем не холодно, и от первого снега чудился запах капустного листа. Снежинки летели так плотно, что лицо и руки, чудилось, ощущали легчайшее прикосновение порхающих мотыльков.
На первом повороте Юшута из-под каменистой горы били роднички, над ними высилась огромная пихта, которая словно бородой обросла мохом, даже вблизи чудилось, что это былинный лесовик притаился в урёме, мол, только так можно переждать долгую зиму.
В небольших бочажках и омутах таяли и появлялись отражения деревьев: липы, осины, березы, ольха... Дымчато-опаловые тени стволов мелькали в текущих струях, ломались, трескались как лучинки, а потом собирались во едино. Обнаженные лиственные чащи нараспашку, без валенок утопали в снегопадном кружеве. Темные и молчаливые ельники стояли гордо и ко всему безучастно.
Вдруг в обезлиственной рощице будто огонёк засветился - маленький кустик клёна горел золотистым цветом, словно волшебный фонарик! Может, ветер-листодер не добрался до него, а может, и сама осень сберегла его до такой поздней поры, когда уже поблекли буйные листопадные краски. И стоит он в лесу всем на удивление, встречает первый снег, и напоминает мне о той чудесной поре, когда Природа горела и переливалась багрецом, золотом и самоцветами. Пройдет совсем немного, и этот клёночек заметет вьюгами, укутает сугробами, убаюкает метелями, но надеюсь, что следующей весной встречу его ещё более нарядным и роскошным.
Я поднялся в гору и вышел на торную лесную дорогу. Снегопад чуть-чуть потерял силу, и в небе проглядывались отроги пролетающих туч. Потом тучи снова смыкались и с небес сыпались мириады снежинок. Придорожный лес поседел, а дорога коричневой прошвой уводила в даль. Шли последние часы поздней осени. По дороге я вышел к другому повороту Юшута.
С высокого яра открывалась речная пойма вверх и вниз по течению. Песчаные отмели желтели и прятались от снега в темнеющей воде. Сосны нахлобучивали заячьи шапки набекрень, а еловые лапы одевали новые рукавицы. Юшутское старичье терялось в сизой туманной дымке. Таёжные дали таинственно обмирали от неслыханной тишины. Снег глушил все шорохи и звуки - с яра даже не слышалось течение реки. Наступила небывалая тишь, казалось, что она росла и росла, объяла собой землю, лесной край, поднялась до седых северных облаков.
За какой-то час тропы, трава, валежник покрылись чистейшим пухом, ветви, сучки, хвоинки приняли снежный покров. Взгляд упивался непривычной белизной, воцарившейся в мире. Пороша на моих глазах убелила пёструю холстину чернолесья. Казалось, что ещё немного, и в природе останется только два цвета: белый и черный, а там, где они перемешаются - серый...
Я шёл молодой сосновой рощицей, наугад, почти не разбирая дороги. Снег всё валил и валил, зелёная хвойница собирала себе снежинки и хлопья, кое-где и можжевельник примерял горностаевую мантию. А вот к старой боровине примостился муравейник, недвижный и спящий, все окна и двери заперты в самодельной избёнке, а хозяева спят. Еще час такого снегопада - и муравейник окажется под свежей периной сугроба.
Вдруг слышу приглушённые голоса и запах костра - вот наш лагерь, Команда уютно обустроилась под тентами, затеяла жаркий костер из смолистых дров, а в котелке уже что-то варилось. Тенты, как экраны, удерживали тепло огня, так что у костра было гораздо теплее и суше чем снаружи. Сидя на поваленной лесине и глотая густой травяной чай, приятно было наблюдать за снегопадом. Он то прореживался, словно открывал белые ставни в таёжную даль, то снова густел, будто из прохудившегося облака выметалось всё подчистую.
Снова налетел ветер-вершинник, соловая туча махнула снегопадным крылом и стала уходить на восток, снежная завесь отворилась - появились небесные прогалы. Беру фотик и выбегаю из-под тента, внезапно появляется река, заречный лес, Кленовая гора - вихри снеговеев уже на таёжном горизонте - там видна огромная седая туча, которая, уходя прочь, волочит за собой снежную мережу. За одно мгновение Природа снова преобразилась - наступила настоящая зима. После непогоды лес засиял первозданной красотой и величием. Заречные чащи казались нарисованные чёрным карандашом на белой бумаге, кое-где рисунок был слегка припудрен мелом.
Илеть после снегопада стала настоящей красавицей, укутанной в шубы и песцовые меха. В небе открылись окошки - просинцы, облака едва порудели, наступало время заката. В текущие воды гляделось уже не чернолесье, а побеленные боры, дубы в светлых доспехах и оснеженные берега. Роскошные виды открывались в речных долинах, темная вода только подчеркивало великолепные наряды марийского леса. Рассеивалась сквозная дымка - во всю ширь открывалась улыбающаяся лазурь. Илетские воды следом посинели, отражая в себе оранжевые края облаков.
Ночь предстояла ясная и холодная, народ пошёл по сосняку заготавливать сушняк.