Кошка упала с карниза. Упала во вторник, 14 числа, 1989 года. Около трех по полудни последний коготь не выдержал вес и остался висеть без своей владелицы.
Как заметили очевидцы, тут же сбежавшиеся потыкать в нее палками, она была еще жива. Медленно шевелила кончиком хвоста, задумчиво глядела в пустоту и тяжело дышала. Медленно, ненужно медленно струйка густой, темной крови стекла на промерзшую землю. И быстро, совершенно невозможно быстро отчаянное облачко пара покинуло свое пристанище.
Как заметили очевидцы, кошка скончалась в течении четырех минут по приземлении. Кончик серого, неприметно-скромного хвоста неуверенно поглядел по сторонами, дернулся в испуге и замер...
В кошке настала полная, глухая тишина. Последние инерционные механизмы с гулом сошли со шлейфов, не оставив после себя даже эха.
Все внутри кошки погрузилось в тишину... Неслышно остановились часы... Стих ветер, будивший нас своим надрывным вопросом: "Помнишь?... Помнишь?... Помнишь?..."
Мы перестали замечать дни и года... Казалось, с того трагического вторника ничего не происходило уже сотню лет...
"Мама? Мама, ты слышишь? Мама! Мамочка!!!"
Невозможно передать вашими, да и нашими словами то, что увидели мы тогда в глазах друг друга. Только ветер, лишь он один непременно сможет, я знаю, передать... непередаваемое...
Прошла еще сотня лет... 99 из них мы смотрели друг другу в глаза... Год - молчали...
Падал первый снег... Он падал уже наверное в семнадцатый раз...
Очевидцы уже давно разбрелись по школами, работам, могилам... И вот, казалось уже никого нет на этом свете, кто мог бы поведать миру о том вторнике, о ней, о нас... Казалось, что не отступит уже никогда это щемящее чувство потерянного когтя...
Мы перестали есть... Перестали есть еще позавчера... В день, когда наша мама умерла...
Падение, как непременная стадия бытия, неприятная, но неотменная для всех дышащих, прошла гулко и незаметно... Кошка почти не помнила ее... До падения ли в эти зимние и предзимние дни?.. Когда так тихо, так нежно кружат мысли о прошлом в хороводе снежинок, когда так зябко, и в тоже время одурманивающе тянутся коготки и лапы, серые, скромно-неприметные лапы... Все это очень приятно, уютно, вы не находите?
Сердечный день клонился к низу... И сердце, непоспевая за ним, казалось падало в бездну заката, очарованно и безумно-восторженно наблюдая движение за иллюминаторами глаз... И все же не было тех чувств, не было точно, тех чувств, что так искусно пугают ночами людей. Бедные, они так привыкли верить этим химерам... Глядя на закат, на последние лучи его, в отчаянии кричавшие людям о ее существовании, кошка философски-задумчиво шевелила хвостом и искренне, от все своей необъятной души жалела их, этих больших, печальных детей... О, она с радостью подарила бы им свое тепло! Всем-всем, без исключений! Она окутала бы их своей, казалось, безграничной шубкой, свернулась вокруг них клубком, и затянула бы песнь песней, ту самую, которую она, нежно баюкая их, урча, напевала им в детстве...
Какими же маленькими, смешными и доверчивыми были они тогда!!! Какими нежно-любящими, преданными и непоседливыми!!! Кошка была мудра, поэтому обиду на годы, а уж тем более на детей чрева своего, ей и не думалось держать... Эта мысль не существовала там, где родились они...
Дети растут, дети забывают... Что-то тревожит их еще ветряными, ненадежными ночами... Что-то, чего они не понимают, что-то до того нежное и знакомое, что они не позволяют вспомнить себе...
"Милые мои, как замерзли вы! Как устали..."
Кошка упала с карниза. Упала во вторник, 14 числа, 1989 года. Около трех по полудни последний коготь не выдержал вес и остался висеть без своей владелицы.
Снег уставился пустыми глазами в тоскливую обреченность теперешнего существования...
Медленно и аккуратно танцевали снежинки, забыв о снах...
И только беспокойный, отчаянный и обезумевший от горя ветер, отвергая мысль о смирении, стенал: