Вечерело... Стиснув зубы, Алексей продирался сквозь плотное дорожное движение. Подъехав наконец-то к дому, он неодобрительно нахмурил брови. На месте, где он обычно парковал машину, стоял сверкающий никелем внушительный Линкольн Навигатор, на подножке которого с отсутствующим видом сидел долговязый парень в чёрном костюме с туго завязанным галстуком и сигаретой в зубах. Выйдя на ведущую к дому дорожку, Алексей грозно взглянул на парня, но разгромная тирада тут же застряла у него в горле. Парень посмотрел на него так, словно он был пустым местом, не более. Алексей даже мог поклясться, что наглец посмотрел сквозь него на крыльцо его дома. Развернувшись на каблуках, он зашагал к двери, которую открыл его пятилетний сын Артур. Ворча на ходу на жену и на интернет, которым, как он думал, она опять была занята, Алексей прошёл в зал.
У них был гость. Широкоплечий мужчина, стриженный по-мальчишески коротко, одетый в тёмно-синие рубашку и брюки и чёрный кожаный пиджак, сидел на их просторном диване спиной к нему и держал на коленях его девятимесячную дочку Сашу, единственного в мире ребёнка, на которого был готов молиться Алексей. Саша, как всегда, крепко держащая двумя ручонками половинку огромного румяного яблока, пыталась разделаться с ним, призывая на помощь все свои силы и совсем недавно прорезавшиеся несколько зубиков. Рома, старший брат Саши, чинно катал по ковру на полу новую машинку, а жена гремела на кухне кофейными чашками. При виде отца Саша радостно запрыгала на коленях у незнакомца, одарив Алексея самой лучезарной улыбкой из своего запаса. Мужчина поднялся, и, приветливо улыбнувшись, протянул ему руку: "Здравствуйте... Максим, приятно познакомиться".
Алексей словно получил удар в солнечное сплетение. Покачнувшись, он нащупал рукой стену, чтобы не упасть, и невольно зажмурился, ибо разум отказывался верить увиденному. От догадки, молнией сверкнувшей в мозгу, засосало под ложечкой. Зелёные глаза, пухлые губы, улыбка, словно освещающая мягким светом всё лицо... Его дочь была похожа на незнакомца, как две капли воды. Обманывать себя не стоило, да и способен на это здесь был бы только последний идиот... Перед ним был отец Саши. Её настоящий отец. И совсем ненужным показалось объяснение, донесшееся до него сквозь шум крови в ушах, словно сквозь гул самолётных турбин: "Алексей, я приехал забрать своего ребёнка и, если она не будет против, свою любимую женщину. Она возьмёт с собой, кого захочет и что захочет. Да, и спасибо, что смотрел за моей дочкой, как за своей собственной. Спасибо...".
Добравшись на ватных ногах до дивана, Алексей рухнул на него и, через силу открыв глаза, взглянул на Максима. Улыбка на лице Максима испарилась, он не ждал от Алексея какого-либо ответа и лишь изучающе смотрел ему в лицо. В душе Алексея закипел страшный гнев на Максима, на жену, и даже на ребёнка, продолжавшего сражаться с яблоком. "Ле... Лера... Лера!!!",- дрожащий голос сорвался на крик, кулаки инстинктивно сжались. Сейчас он покажет и этой стерве, и этому самоуверенному выскочке, стоящему перед ним... Покажет, что значит издеваться над ним. Но во всём ведь она виновата, она, Лера, и никто больше. Его тихая, если не сказать запуганная, супруга... Поступить так с ним, любящим мужем и лучшим в мире отцом! И это после всего того, что он сделал для неё?! А Саша? Это ребёнок, который уже стал для него почти всем в этой жизни, не его?! И где, когда успела забрюхатеть эта сука?!
Вышедшая из кухни на крик жена мгновенно оценила ситуацию и остановилась на пороге, закрыв ладонью то ли глаза, то ли почти уже исчезнувший синяк на скуле. Она опустила голову, опущенные уголки губ подрагивали в ожидании бури, которая вот-вот должна была здесь разразиться.
"Не кричи",- мягкий голос Максима, как ни странно, производил отрезвляющее действие: "Не буди во мне мои первобытные инстинкты. Перед тобой мать твоих детей... И моего ребёнка тоже". Алексей, взглянув в лицо Максиму, внезапно почувствовал странную опустошённость, детскую беспомощность, даже равнодушие по отношению ко всему происходящему. А ведь его образцовая семья оказалась лишь химерой, которой он себя лелеял из года в год, его мужское самолюбие, которое он тешил, часто поколачивая зазнавшуюся жену, было раздавлено железной волей человека, стоящего перед ним.
"Солнышко, ты со мной? Я выхожу...",- повернулся Максим к Лере: "Правда, если даже ты останешься здесь, он тебя больше пальцем не тронет. Если да, то собирай детей и выходи, Ахмат ждёт". Обращаясь к Алексею, он продолжил: "Я бы не хотел оказаться на твоём месте... Но ты больше всех виноват в том, что произошло. Этот ребёнок, может быть, будет жить на другой улице, а может быть, в другом городе или же в другой стране. Как бы там ни было, я сообщу тебе адрес, день недели и часы, в которые тебе можно будет её навещать. Если ты захочешь... А твоя жена сделает свой выбор сама". Он направился к двери.
"Лера...",- выдавил из себя Алексей: "Не уходи с ним... Не надо, не оставляйте меня одного. Пожалуйста..."
Максим круто обернулся на пороге. Алексей собрал силы и поднял глаза на жену, всё ещё стоявшую у дверей кухни. Взгляды обоих мужчин, спокойный и ожидающий у одного, смертельно напуганный и молящий у другого, обратились к ней. От мыслей, вихрем проносившихся в голове, Леру бросило в холод. Вся жизнь её, кадр за кадром, прошла перед глазами за доли секунды, показавшиеся ей столетиями, так что эта умная не по годам женщина удивилась, подняв глаза, и застав Максима и мужа такими же, какими они были, казалось, вечность назад. В ней что-то изменилось, и пусть она пока не осознавала, что именно, но это что-то уже властно вело её вперёд и вкладывало нужные слова в её уста.
Максим, за нос которого упорно пыталась ухватиться Саша, впился взглядом в лицо Леры, стараясь понять происходившее в душе женщины. Обретая в его глазах давно утраченную веру в себя, она повернулась к мужу, который, закрыв лицо ладонями, обречённо ждал решения своей участи. Лера твёрдыми шагами пошла к Максиму, взяла на руки Сашу, и, не глядя, бросила: "Лёшка... Вон из моего дома!". Ошарашенный Алексей взмолился: "Куда я без вас, Лера, ты что?! А дети?". "Куда хочешь... К родителям... Сёстрам... На скамейку в парке... Но вон, и сейчас же!". Открыв было рот для возражений, Алексей взглянул в глаза этой ставшей уже совсем незнакомой ему женщины и отказался от дальнейшего сопротивления. Он был сломлен. Проводив взглядом уходящего мужа, Лера подняла глаза на Максима: "Солнце... Уходи и ты... Тебе-то путь в этот дом не заказан никогда, но лишь как мать твоего ребёнка я с тобой не пойду. У меня ведь их ещё двое... Ты им-то отцом станешь? Подумай над этим... А потом мне скажи, ладно? А Сашка, так она будет знать, кто её отец, я об этом позабочусь... Всё, уходи".
Огонь, загоревшийся в глазах Максима при первых словах Леры, сменился мягким светом. "Солнышко", - произнёс он с трудом: "Солнышко, ты же знаешь, что вы для меня значите... Я тут буду, рядом. Если найду себе домик на вашей улице... Или на соседней... А сейчас и правда пойду". Потянувшись у ней, он нашёл мягкие тёплые губы, и почти незаметная мучительная судорога пробежала по лицу, когда он приложился дрожащими губами к чистому лбу ребёнка.
Выйдя на крыльцо дома, Максим поднял глаза к небу и всей грудью вдохнул чистый холодный воздух. Ночь струила запах цветущей сирени и чего-то ещё. Опустив голову, он увидел Ахмата, вопрошающе смотревшего на него и докуривавшего очередную сигарету. Тут же его внимание привлекла поникшая фигура, сидевшая на краю крыльца. Это был Алексей. Почувствовав на себе посторонний взгляд, он поднял голову и взглянул на Максима. Неожиданно даже для самого себя, повинуясь то ли чувству уважения к поверженному сопернику, то ли просто мужской солидарности, Максим сел рядом и протянул ему сигарету. Дрожащий огонёк зажигалки на секунду озарил сначала растерянное лицо жадно и неумело затягивающегося Алексея, а потом усталое лицо Максима, и двое мужчин молча задымили, пуская дым в звёздное небо.