Аннотация: Рассказ о мальчике, увы, из неблагополучной семьи, который хотел поздравить маму с Восьмым марта...
МАМИН ДЕНЬ
"Мишка, можно я у тебя посижу немножко?" - спросил я и зажмурился. Это случайно получилось, но я вдруг смертельно испугался, что он меня не пустит. Я знал, что, несмотря на то, что мы учились в одном классе и жили в соседних подъездах, Мишкина мама меня не любит. И мою маму тоже. И с Мишкой мы... и не дружили, и не враждовали, а так. Никак. Но мне было очень важно посидеть у Мишки хотя бы два часа.
Мишка смотрел на меня насуплено. Он явно не знал, как поступить. И, скорее всего, если бы его мама была дома, он бы и не пустил. Точнее, его мама не пустила бы. Но мама ушла в гости. И папа тоже. "Мишка, мне надо маме открытку сделать, - заторопился я. - А у нас там это... народу полно, ну, гостей, она же увидит! А у меня всё с собой - и картонка, и клей, и бумага всякая, и фломастеры... Можно?"
Мишка посопел, но все же впустил меня. "А че, просто купить открытку не мог, что ли?" - усмехнулся он. "Да я сам лучше сделаю", - сказал я и почувствовал, как вспотели ладони. У меня был такой заискивающий тон, что самому сделалось противно. Мишка прекрасно знал, что у меня просто не было карманных денег. И я засел за кухонный Мишкин стол, на самый уголочек.
Я так трудился над этой открыткой. Наверное, это было коряво. Наверное, это было смешно. Но я знал, я предвкушал, как мама обрадуется. Я даже выпросил у соседки по лестничной площадке (очень вредной девчонки) немного цветной гофрированной бумаги. Она фыркнула презрительно, но вынесла мне ее. И двумя пальчиками через порог передала. Я так обрадовался, что, кажется, даже забыл сказать спасибо. Наверное, она больше ничем со мной не поделится... Но я так торопился. Я знал, что надо обязательно успеть. Обязательно. И чтобы был сюрприз. Ведь восьмое марта уже сегодня, уже сейчас, оно уже идет, а я еще только клепаю свой подарок. В следующий раз я просто сделаю загодя, вот и все. Как я раньше, дурак, не подумал.
"Мишка, ну как?" - робко спросил я про свое творение. Он посмотрел и помолчал. "Дебильно, - сказал он. - Как в детском саду". Наверное, я изменился в лице, потому что Мишка как будто проснулся и посмотрел на меня каким-то человеческим, живым взглядом. Словно увидел меня в первый раз. "Да ладно, че ты, сойдет, - буркнул он. - Нормальная открытка. А я своей маме... ну, купил, короче. А лучше бы сделал, наверное". И он смутился. А мне уже было не до Мишки, я очень торопился успеть подарить свой подарок. "Спасибо, Мишк, пока!", - прокричал я уже из прихожей и прогрохал вниз все четыре этажа.
"Мам! С восьмым марта!" - закричал я, размахивая своей дебильной открыткой. И уже у порога своей незапертой квартиры понял, что не успел.
Было очень накурено - так, что у меня сразу заслезились глаза. Тетя Шура резала колбасу, а дядя Сережа поддерживал маму, склонившуюся над кухонной раковиной. Она меня даже не увидела. "Малец, ты бы это, - сказал какой-то незнакомый дядька с противной рожей. - Вали погуляй. Поправится немножко мамка, и того... подаришь открытку свою".
Он нагнулся под стол, пошуршал пакетом, и поставил на стол еще бутылку водки. Дядя Сережа включил воду и стал умывать маму. "Ой, плохо", - сказала мама чужим голосом, и тут я не выдержал. Я выскочил из квартиры, но не смог уже бежать дальше. Почему-то ноги не послушались меня. Я первый раз на себе почувствовал, что значит выражение "ватные ноги". Я рвал эту открытку на две, на четыре, на восемь, на сто восемь частей, сидя на полу. Я плакал и думал, что я завтра скажу Мишке в школе, когда он спросит у меня, обрадовалась ли мама моему подарку. А еще я думал, что очень люблю маму и ненавижу восьмое марта.